рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Жизнь капитана Инглэнда

Жизнь капитана Инглэнда - раздел История, Всеобщая история пиратов   Эдвард Инглэнд Служил Помощником Капитана На Шлюпе, Который Ш...

 

Эдвард Инглэнд служил помощником капитана на шлюпе, который шел с Ямайки и был захвачен капитаном Уинтером[106], пиратом, после того поселившемся на Провиденсе; с какового времени Инглэнд командовал шлюпом, занявшись тем же достославным ремеслом. Удивительно, как человек хороших понятий мог дозволить увлечь себя сим образом жизни, который столь унижает натуру человека и ставит его на один уровень с дикими зверями лесными, кои живут и промышляют слабейших ближних своих. Преступление сие столь огромно, что включает в себя почти все иные, как убийства, грабеж, воровство, неблагодарность и т. д.; и хотя эти люди делают пороки свои привычкою, ежедневно в них упражняясь, все ж они настолько не в ладах с собою, что размышление по поводу их чести, справедливости или смелости воспринимают как оскорбление, кое должно караться лишением жизни того, кто его совершает. Инглэнд был одним из тех людей, кто, кажется, обладает столь многим благоразумием, что оно должно бы научить его лучшим поступкам. У него доставало добрых склонностей и не было недостатка в храбрости. Он не был алчен и всегда чуждался дурного обращения с пленниками. Он удовлетворился бы умеренным грабежом и не столь зловредными проделками, если б товарищей его можно было довести до такого же умонастроения, но над ним обычно брали верх, и раз уж он был вовлечен в сие отвратительное сообщество, он принужден был партнерствовать во всех их подлых начинаниях.

После того, как остров Провиденс заселен был английским правительством, а пираты сдались по амнистии Его Величества[107], капитан Инглэнд отплыл к африканскому берегу, где захватил несколько кораблей и судов, в числе которых у берегов Сьерра-Леоне взял сноу «Кадоган», приписанный к Бристолю, капитан же его, некий Скиннер, бесчеловечно убит был несколькими из пиратской команды, кои недавно еще были его собственными людьми и служили на названном судне. Как следует полагать, между ними произошла какая-то ссора, так что Скиннер счел подходящим удалить сих товарищей на военный корабль и в то же время отказался выдать им их жалованье. Вскоре после того они нашли способ дезертировать с военной службы и, нанявшись на шлюп в Вест-Индии, были захвачены пиратами, доставлены на остров Провиденс и плавали по той причине с капитаном Инглэндом.

Лишь только Скиннер сдался пиратам, ему было приказано явиться к ним на борт в своей шлюпке, что он и сделал, и первым, кто попался ему на глаза, оказался старый его старшина шлюпки, который уставился ему в лицо, будто злой гений, и приветствовал его таким манером:

– А, капитан Скиннер! Вы ли это? Вот кого я желал увидеть; я пред вами в великом долгу, и теперь уплачу за все вашею собственною монетой.

У бедняги все поджилки затряслись, когда обнаружил он, в какую компанию попал. И он устрашился грядущих событий, ибо имел к тому достаточно оснований; потому что рулевой тут же позвал своих сообщников, схватил капитана и крепко привязал его к брашпилю, и там они забросали его стеклянными бутылками, кои изрезали его ужасающим образом. После чего они гоняли его кнутом по палубе, покуда не устали, оставаясь глухими ко всем его мольбам и посулам. И наконец сказали они: поскольку он был хорошим командиром своим людям, то умрет легкой смертью; и тогда прострелили ему голову. Они взяли со сноу немного вещей, но само судно и весь его груз отдали Хоуэллу Дэвису, помощнику капитана, и оставшейся части команды сноу, как будет позднее изложено в главе о капитане Дэвисе.

Капитан Инглэнд захватил корабль под названием «Жемчужина» (капитан – коммандер Тизард), на который поменял свой шлюп, приспособил его для пиратских целей и заново окрестил, наименовав «Ройял Джемс», на коем и захватил несколько кораблей и судов различных стран у Азорских островов и островов Зеленого Мыса.

Весной 1719 г. бродяги вернулись к Африке и, начиная от реки Гамбия, поплыли вдоль всего побережья. И между нею и мысом Корсар захватили нижеперечисленные корабли и суда.

Пинк «Орел», под командованием капитана Риккетса, приписанный к Корку, захвачен 25 марта, имея на борту 6 пушек и 17 человек команды, из коих 7 сделались пиратами.

«Шарлотта» капитана Олдсона, из Лондона, захвачена 26 мая, имея на борту восемь пушек и 18 человек команды, из коих 13 сделались пиратами.

«Сара» капитана Станта, из Лондона, захвачена 27 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 3 сделались пиратами.

«Бентворт» капитана Гарденера, из Бристоля, захвачен 27 мая, имея на борту 12 пушек и 30 человек команды, из коих 12 сделались пиратами.

Шлюп «Олень» капитана Силвестра, из Гамбии, захвачен 27 мая, имея на борту 2 пушки и 2 человека команды, и оба сделались пиратами.

«Картерет» капитана Сноу, из Лондона, захвачен 28 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.

«Меркурий» капитана Мэгготта, из Лондона, захвачен 29 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.

Галера «Робкий» капитана Крида, из Лондона, захвачена 17 июня, имея на борту 2 пушки и 13 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.

«Элизабет и Кэтрин» капитана Бриджа, с Барбадоса, захвачена 27 июня, имея на борту 6 пушек и 14 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.

Пинк «Орел», который держал путь свой на Ямайку, и «Сару» – в Виргинию, и «Олень» – в Мериленд, они отпустили, но «Шарлотту», «Бентворт», «Картерет» и галеру «Робкий» предали огню, а «Меркурий» и «Элизабет и Кэтрин» приспособлены были под пиратские корабли. Первый теперь носил название «Месть королевы Анны» и был отдан под командование некоему Лэйну, второй же был назван «Летучим Королем», а капитаном на нем назначили Роберта Сэмпла. Сии двое оставили Инглэнда у побережья и направились в Вест-Индию, где взяли несколько призов, почистились и починились, и в ноябре поплыли в Бразилию. В тамошних водах они захватили несколько португальских кораблей, учинивши великое множество бед и ущерба, но в самый разгар их предприятий португальский военный корабль, обладавший превосходными мореходными качествами, явился к пиратам весьма нежеланным гостем и пустился за ними в погоню. «Месть королевы Анны» убежала, но малое время спустя погибла на сем побережье. А «Летучий король», сочтя себя уже погибшим, выбросился на берег; на борту его было в ту пору 70 человек, 12 из которых было убито, а остальные пленены. Из числа пленных португальцы повесили 38, из коих 32 были англичане, трое – голландцы, двое – французы, а один – их собственной нации.

Инглэнд же, спускаясь далее вдоль побережья, захватил галеру «Петерборо» из Бристоля капитана Оуэна и «Победу» капитана Ридаута. Первую он удержал у себя, последнюю же ограбил и отпустил. На рейде мыса Корсар они увидали два парусника, стоявших на якоре, но прежде чем могли достигнуть их, те подняли якоря и подошли близко к крепости мыса Корсар. То были «Видах» капитана Принса и «Джон» капитана Райдера. Пираты на это устроили брандер из судна, которое недавно захватили, и попытались сжечь их, будто они были обычные враги, и если бы даже сие подействовало, то пираты не смогли бы извлечь для себя ни фартинга пользы. Но поскольку из крепости по ним слегка постреливали, они убрались и поплыли далее, к рейду Видаха, где обнаружили другого пирата, капитана Ла Буше[108], который, явившись в оное место до прибытия Инглэнда, парализовал торговлю и весьма разочаровал тем своих собратьев.

После того афронта капитан Инглэнд направился в гавань, почистил и поправил свой корабль и приспособил для пиратских деяний «Петерборо», который наименовал «Победа». Пираты жили там в великом буйстве и распутстве сколько-то недель, позволяя себе вольности с негритянками и свершая столь возмутительные поступки, что дошли до открытой вражды с туземцами, из коих они нескольких убили, а один из их городов предали огню.

Когда же пираты вышли в море, то стали голосовать, какой путь им избрать далее, и поскольку большинство их стремилось в Ост-Индию, они проложили свой курс соответственно тому желанию и в начале 1720 года прибыли на Мадагаскар. Они оставались там недолго, но, набравши воды и провизии, отплыли к Малабарскому берегу – прекрасной и плодороднейшей из ост-индских земель, что принадлежит Могольской империи, но непосредственно подчиняется собственным своим князьям. Земля сия простирается от Канарского берега до мыса Коморин и находится между 7°30»> и 12° северной широты и примерно на 75° восточной долготы, считая от Лондонского меридиана. Исконные туземцы – язычники, но среди них ныне обитает много магометан, кои заняты торговлей и обычно богаты. На том же побережье, но в области, лежащей далее к северу, расположены Гоа, Сурат, Бомбей, где устроили свои поселения англичане, голландцы и португальцы[109].

Сюда наши пираты пришли, свершив путешествие вкруг половины земного шара, подобно тому, как псалмопевец сказал о бесах: «Окружили меня… как лев, алчущий добычи и рыкающий»[110]. Они захватили несколько местных кораблей – остендеров, сиречь индийцев, и одно европейское – голландский корабль, которым заменили один из своих, и затем возвратились на Мадагаскар.

Там они отрядили нескольких человек из команды на берег с палатками, порохом и дробью, дабы заготовить свиней, оленины и прочей такого рода свежей провизии, кою в изобилии предоставляет остров, и тем пришла в голову прихоть отыскать остатки команды Эвери, которая, как они знали, поселилась где-то на острове.[ – – ]В соответствии с тою прихотью часть из них странствовала несколько дней, не собрав об оной команде никаких известий, и с тем принуждена была вернуться, впустую потратив усилия, ибо те люди осели на другой стороне острова, как было отмечено в главе об Эвери.

Приведя в порядок свои корабли, они оставались там после того недолгое время и поплыли к Иоганне. Повстречав два английских корабля и один остендер, выходящие из той гавани, один из них они после отчаянного сопротивления захватили, подробности какового действия пространно изложены в нижеследующем послании, писанном капитаном того корабля из Бомбея.

 

Письмо капитана Макрэ из Бомбея от 16 ноября 1720 года

 

Мы прибыли на Иоганну(остров недалеко от Мадагаскара) 25 июля, под конец дня, вместе с «Гринвичем»; войдя туда, дабы дать нашим людям отдохнуть, мы обнаружили 14 пиратов, кои явились в каноэ с Майотты, где получил пробоину в днище и погиб пиратский корабль, к которому они принадлежали, направлявшийся от побережья Гвинеи в Ост-Индию, а именно – «Индийская королева», грузоподъемностью в двести пятьдесят тонн, о двадцати восьми пушках, на борту было 90 человек под командою капитана Оливера де Ла Буше. Они сказали, что оставили капитана и 40 человек из их команды строить новый корабль, дабы исполнить свой дьявольский замысел. Мы же с капитаном Кирби, рассудив, что было бы большою услугою Ост-Индской Компании уничтожить такое гнездо разбойников, 17 августа около восьми часов утра уже готовились с этою целью к отплытию, как обнаружили два пиратских корабля, держащих курс в бухту Иоганны – один о тридцати четырех, а другой о тридцати пушках. Я немедля явился на борт «Гринвича», где, казалось, весьма усердствовали в приготовлениях к бою, и вскорости покинул капитана Кирби, обменявшись с ним обещаниями стоять друг за друга. Затем я отдал швартовы, поднял паруса и послал вперед себя две шлюпки, дабы они подтащили меня вплотную к «Гринвичу», но тот, оказавшись на открытой волне и подгоняемый бризом, счел за лучшее припустить от меня прочь. Увидевши это, остендер, бывший с нами в компании, о 22 пушках, поступил подобным же образом, хоть капитан и уверял от всего сердца, что вступит в бой вместе с нами; и думается мне, он оказался бы на высоте и сдержал данное им слово, если бы капитан Кирби сдержал свое. Около половины первого пополудни я несколько раз призывал «Гринвич», дабы тот приблизился и помог нам, и давал ему сигнальный залп, но тщетно. Ибо – хоть мы и не сомневались, что он присоединится к нам, поскольку он, удалившись на лигу от нас, положил корабль в дрейф и наблюдал, – все же и он, и остендер бесчестно бросили нас и покинули в схватке с варварами и бесчеловечными врагами, с их черными и кровавыми флагами, развевавшимися вокруг нас, не оставив даже призрачной надежды избежать того, чтобы быть изрезанными на куски. Но Бог, в благом Своем провидении, предопределил иначе. Ибо, невзирая на их превосходство, мы вели бой с ними обоими на протяжении трех часов, за каковое время больший из них получил несколько ядер между ветром и водою[111], что заставило его держаться позади меньшего, дабы устранить течь. Второй же, прилагая все возможные усилия, чтобы взять нас на абордаж, более часа пытался подгрести к нам на веслах[112]длиною в половину нашего корабля; но по милости фортуны мы разнесли все их весла ядрами на куски, что воспрепятствовало им и вследствие того спасло наши жизни.

Около 4 часов, когда большая часть офицеров и матросов, несших службу на юте, была убита или ранена, больший корабль стал со всяческим усердием сближаться с нами и, еще находясь на расстоянии целого кабельтова, осыпал нас частыми бортовыми залпами; и, не надеясь более на то, что капитан Кирби придет к нам на помощь, мы попытались спастись, бежав на берег. И хотя осадка наша была на четыре фута больше, чем у пиратов, Богу угодно было, чтобы они крепко засели на мели, тогда как мы счастливо миновали ее по высокой воде; так их вторично постигло разочарование при попытке взять нас на абордаж. Здесь у нас случилась еще более ожесточенная схватка, чем прежде. Все мои офицеры и большинство матросов вели себя с неожиданною храбростью, а поскольку мы, к тому же, имели значительное преимущество, будучи обращены бортом к его носу[113], мы причинили ему великий ущерб, так что, явись тогда капитан Кирби, мы бы, полагаю, захватили обоих, ибо один из них уже был точно наш. Но второй пиратский корабль (который все еще обстреливал нас), видя, что «Гринвич» не выказывает намерений помочь нам, послал своему сообщнику в подкрепление три шлюпки, полные свежих людей. Около пяти часов вечера «Гринвич» явственно взял курс прочь в открытое море, оставив нас отчаянно бороться за жизнь в самых челюстях у Смерти; приметив сие, второй пиратский корабль, который был на плаву, произвел разворот и зашел против ветра под нашу корму. Поскольку к тому моменту многие из моих людей были убиты или ранены[114], и более нельзя было надеяться, что разъяренные варвары-победители не перебьют нас всех поголовно, я приказал единственное, что оставалось: садиться в баркас под прикрытием дыма наших пушек. Таким образом, к семи часам, кто на лодках, а кто вплавь, большинство из нас смогло достигнуть берега. Когда же пираты поднялись на борт, они разрезали на куски троих наших раненых. Я, вместе с немногими моими людьми, со всею возможной поспешностью направился в Кингстаун, что был в двадцати пяти милях от нас, куда прибыл на следующий день, полумертвый от усталости и потери крови, ибо был тяжело ранен в голову мушкетною пулей.

В том городе я узнал, что пираты объявили среди местных жителей награду в 10 000 долларов за то, чтобы выдать меня им, на что многие согласились, хотя и знали, что на моей стороне король и все здешние власти. Тем временем я велел распространить известие, будто я умер от ран, что сильно уменьшило их ярость. Дней десять спустя, порядком оправившись и надеясь, что злость наших врагов почти прошла, я стал размышлять над безрадостным положением, в кое мы были низвергнуты, будучи в месте, откуда не имели надежды найти пути домой, причем все мы, с позволения сказать, были наги, ибо не имели времени прихватить сменную рубашку или пару башмаков.

Я получил дозволение взойти на борт пиратского корабля и заверения в безопасности, ибо некоторые из их главарей знали меня, а кое-кто из них и плавал со мною, в чем я усмотрел великое преимущество; потому что, невзирая на все обещания, некоторые из них разрезали бы на кусочки и меня, и всех, кто не пошел к ним, когда б не главный из их капитанов, Эдвард Инглэнд, и несколько других, кого я знал. Они собирались сжечь один из своих кораблей, который мы так сильно искалечили, что он был уже непригоден для их надобностей, и приспособить вместо нее «Кассандру»[115]. Но я столь искусно менял галсы, что к концу встречи они подарили мне упомянутый разбитый корабль, который был голландской постройки, назывался «Фантазия» и имел грузоподъемность около трехсот тонн, а сверх того 129 тюков одежд, принадлежавших Компании[116], хотя из моей одежды не вернули мне ни клочка.

Они отчалили 3 сентября. Я же, имея временные мачты и те ветхие паруса, что они мне оставили, перенес сие действие на 8-е, когда и отплыл, имея на борту 43 человек с моего корабля, включая 2 пассажиров и двенадцать солдат, и только 5 тонн воды. И после 48-дневного перехода 26 октября я прибыл сюда, почти нагой, изголодавшийся, вынужденный ограничиваться пинтою воды в день и почти отчаявшийся когда-либо увидеть землю, поскольку между побережьем Аравии и Малабарским берегом мы попали в штиль.[ – – ]Наши потери составили тринадцать человек убитыми и 24 ранеными; мы же, как нам говорили, истребили от девяноста до ста пиратов. Когда они нас покинули, их было на двух кораблях около трех сотен белых и 80 черных. Я убежден, что если бы наш напарник «Гринвич» исполнил свой долг, мы бы уничтожили оба и заработали две тысячи фунтов для наших владельцев и себя самих[117]; в то время как из-за его дезертирства ему, по справедливости, следовало бы вменить в вину потерю «Кассандры». Я доставил все доверенные мне тюки в торговый дом Компании, за что губернатор и консул распорядились выдать мне вознаграждение. Наш губернатор, мистер Бун, который чрезвычайно добр и любезен со мною, распорядился доставить меня домой этим пакетботом; но вместо меня поплывет капитан Харви, который заручился сим обещанием ранее, поскольку прибыл с караваном. Губернатор обещал мне путешествие по стране, дабы помочь возместить мне убытки, и желает оставить меня при себе, чтобы в следующем году вернуться домой вместе[118].

 

 

Конечно, капитан Макрэ, подвергался великой опасности, идучи на борт корабля пиратов, и вскорости уже раскаивался в своей доверчивости; ибо, хоть они и обещали, что его особе не будет причинено никакого вреда, обнаружилось, что слову их нельзя доверять. И должно предполагать, что лишь отчаянные обстоятельства, в которых, как воображал капитан Макрэ, он находился, могли возобладать над ним так, чтобы он отдал себя и своих товарищей прямо к ним в руки, возможно, не зная, как сильно туземцы сего острова преданы английской нации. Ибо около двадцати лет назад капитан Корнуолл, коммодор английской эскадры, помог им в войне против другого острова, под названием Мохилла, за что они с тех самых пор передавали все доходные должности в их распоряжение. Сия преданность столь велика, что породила поговорку: «Что англичанин, что иоганнец – все едино».

Инглэнд склонен был покровительствовать капитану Макрэ; но притом великодушно дал тому понять, что его интересы не находят среди пиратов поддержки, и что они сильно раздражены сопротивлением, какое он, Макрэ, им оказал, и он боится, что едва ли сможет защитить его. Посему он присоветовал Макрэ успокоить и укротить нрав капитана Тейлора, малого самого варварского склада, ставшего всеобщим любимцем среди них не по какой иной причине, но потому лишь, что был большею скотиною, нежели остальные. Макрэ делал, что мог, дабы умягчить сию бестию, и попотчевал его горячим пуншем. Невзирая на то, они пребывали в смятении, решая, покончить ли с ним или нет, когда случилось событие, обернувшееся к пользе бедного капитана: детина с устрашающими бакенбардами и деревянной ногою[119], обвешанный пистолями, как туземец из «Альманаха»[120]дротиками, перемежая пустословие божбою, заявляется на ют и спрашивает, чертыхаясь, кто здесь будет капитан Макрэ. Капитан ожидал, по меньшей мере, что сей детина станет его палачом.[ – – ]Но когда он приблизился, то, ухватив его за руку, поклялся: мол, будь он проклят, как он рад его видеть! И покажите мне того, – продолжал он, – кто осмелится задеть капитана Макрэ, ибо он будет иметь дело со мною. И все так же, со многими проклятьями, заявил ему, что он честный парень и что он прежде с ним плавал.

Сие положило конец спорам, а капитан Тейлор так ублаготворен был пуншем, что согласился, чтобы старый пиратский корабль и множество тюков с одеждою были отданы капитану Макрэ, и с тем заснул. Инглэнд же посоветовал капитану Макрэ со всею поспешностью убираться, а не то сей зверь, пробудившись, может пожалеть о своем великодушии. Каковому совету капитан и последовал.

Столь упорно блюдя интересы капитана Макрэ, капитан Инглэнд тем самым обрел себе многих врагов среди команды; они считали такое хорошее обхождение несовместимым со своею политикой, ибо оно выглядело как попытка заручиться покровительством, на каковом фоне их собственные преступления казались бы еще тяжелее. Посему, когда прошел слух, то ли мнимый, то ли истинный, что капитан Макрэ снаряжает против них силы Компании, он вскоре был низложен[121], сиречь смещен со своего начальственного поста, и высажен с тремя сторонниками на остров Маврикий. Вообще на сей остров грех было бы жаловаться, если бы тамошние крестьяне накопили какой-то достаток, что предоставило бы им некоторые виды на процветание в будущем. Ибо он изобилует рыбой, оленями, кабанами и прочей дичью. Как утверждает сэр Томас Герберт, у этих берегов есть кораллы и серая амбра[122]; но я полагаю, что голландцы не покинули бы их, если бы там можно было найти много сих товаров. В 1722 году он был вторично заселен французами, у которых был форт на другом острове по соседству, называемом Дон Маскарен, куда заходили за водою, лесом и припасами французские корабли, направляясь в Индию или обратно, как наши и голландцы заходят на остров Св. Елены и мыс Доброй Надежды. С того острова капитан Инглэнд и его товарищи, соорудив маленькое суденышко из брошенных бочарных досок и старых обломков дильса[123], переправились на Мадагаскар, где ныне существуют милостью некоторых своих собратьев, кои обеспечили себя лучше, нежели они.

Пираты же силою удержали у себя нескольких офицеров и матросов из команды капитана Макрэ и, исправив повреждения, нанесенные их такелажу, отплыли в Индию. Накануне дня, когда должно было подходить к берегу, они завидели к востоку от себя два корабля, кои на первый взгляд похожи были на английские, и велели одному из пленников, бывшему у капитана Макрэ офицером, выдать им секретные сигналы, принятые меж кораблями Компании, причем капитан грозил разрезать того на фунтовые куски[124], если он немедля не выполнит приказа; он же, не в силах того сделать, принужден был терпеть их глумление, доколе они не поравнялись с теми двумя и не обнаружили, что это мавританские[125]суда, перевозящие из Маската лошадей. Они перевезли капитана и купцов к себе на борт и подвергли пыткам, и обыскали корабли, дабы обнаружить сокровища, так как считали, что те идут из Мокки; но были разочарованы в сих ожиданиях, а наутро, завидев сушу, а у побережья лавирующую эскадру, пришли в замешательство, не зная, как распорядиться пленными. Отпустить их значило сделать свой поход явным и тем провалить его, потопить же людей и лошадей вместе с кораблями (к чему многие из них склонялись) было бы жестоко, посему они избрали нечто среднее: встали на якорь, сбросили за борт все паруса купцов и срубили у тех до половины по одной из мачт на каждом судне.

Пока они стояли на якоре, будучи весь следующий день заняты откачиванием воды, один корабль из упомянутой эскадры приблизился к ним, подняв английский флаг, на что пираты выкинули красный кормовой флаг, но в переговоры ни те, ни другие вступать не стали. Ночью они оставили маскатские суда, дождавшись ветра с моря[126], снялись с якоря и взяли курс на север, следуя за тою эскадрой. Поутру, около четырех часов, как раз когда те поднимали паруса, ибо ветер задул с берега, пираты приблизились к ним, но не остановились, а, ведя беглый огонь изо всех своих больших и малых пушек, прошли сквозь всю эскадру. Когда же рассвело, они просто оцепенели от ужаса, охватившего их всех, ибо то был флот Ангриа[127]; и могли думать лишь об одном: бежать ли иль по-прежнему следовать за ним? Они сознавали, что силы их недостаточны, ибо имели на обоих кораблях не более 300 человек, и 40 из них – негры; помимо того, на «Виктории» тогда работало четыре насоса, и к тому времени она бы уже неизбежно затонула, если б не ручные насосы и несколько пар подпорок, кои доставлены были с «Кассандры», чтобы выручить «Викторию» и укрепить ее корпус. Но, наблюдая безразличие эскадры, склонились к тому, чтобы следовать за нею, а не бежать, и сочли, что лучший способ спастись – это взять врага на испуг[128]. Итак, когда ветер задул с моря, они подошли с подветренной стороны примерно на пушечный выстрел, так, чтобы большие корабли эскадры были у них по носу, а остальные за кормой; сии последние они приняли за брандеры. И те, что были по носу, ушли от них в открытое море, обрезав шлюпки[129], и им не оставалось ничего более, как следовать тем же курсом всю ночь, что они и сделали, и наутро обнаружили, что те исчезли из виду, кроме одного кеча и немногих галиватов (род небольших судов, в чем-то похожих на средиземноморские фелуки и несущих, как и те, треугольные паруса). Они стали подходить с наветренной стороны, и, заметив сие, команда кеча переправилась на борт галивата, самый же кеч подожгла; другой оказался достаточно проворен и удрал. В тот же день они погнались еще за одним галиватом, направлявшимся с грузом хлопка из Гого в Каликут, и захватили его. Сих людей они расспрашивали об эскадре, полагая, что те должны к ней принадлежать. И хотя те уверяли, что с тех пор, как покинули Гого, не видали ни одного корабля, ни даже лодки, и весьма истово молили о милости, пираты сбросили весь их груз за борт, а им самим сжали суставы тисками, дабы исторгнуть признание. Но поскольку те бедняги были совершенно несведущи, кем и чем могла быть сия эскадра, то не только принуждены были претерпеть эту пытку, но на следующий день, поскольку свежий восточный ветер изорвал паруса галивата, посажены были всею командою в шлюпку с одним только триселем, без провизии и всего с четырьмя галлонами воды (половина коей была соленая); и затем их оставили так в открытом море выкручиваться как придется.

Дабы прояснить эту историю, может статься, было бы уместно сообщить читателю, кто такой Ангриа и что это была за эскадра, которая так низко себя повела.

Ангриа – знаменитый индийский пират, владеющий значительными силами и территориями, который учиняет постоянное беспокойство европейской (и особенно английской) торговле. Резиденция его – Колаба, в считанных лигах от Бомбея, а еще он владеет островом в виду этого порта, благодаря чему ему часто представляется возможность тревожить Компанию. Было бы не такою неодолимою трудностью подавить его, когда бы не мелководье, препятствующее военным кораблям подойти близко. И лучшее из искусств, в коих он преуспел, – подкуп министров Могола ради получения протекции, когда он находит врага слишком могущественным.

В 1720 году[130]бомбейская флотилия, состоящая из четырех грабов (корабли, построенные Компанией в Индии и имеющие три мачты, а вместо бушприта – нос, как у гребной галеры, грузоподъемностью около 150 тонн; укомплектованы офицерами и вооружением, подобно военным кораблям, для защиты и охраны торговых путей) – «Лондона», «Ченду» и еще двух, а с ними галиваты, кои помимо экипажей несли до 1 000 человек, дабы обстрелять и разгромить Гайру[131]– форт на Малабарском берегу, принадлежащий Ангриа, – что заранее обречено было на неудачу, – возвращалась в Бомбей и, как бы в возмещение, наткнулась на пиратов при обстоятельствах, кои были изложены выше. Капитан Аптон, коммодор сей флотилии, проявив чрезмерную осторожность, воспротивился мистеру Брауну (который был генералом) – дескать, кораблями нельзя рисковать, ибо у них нет приказа губернатора Буна вступать в бой во время плавания; а кроме того, они не имели такового намерения, когда выходили. Так упущена была благоприятнейшая возможность истребить пиратов, что разгневало губернатора, и он передал командование флотилией капитану Макрэ, коему отдан был приказ немедля преследовать пиратов и вступать в бой, где бы он их ни встретил.

Вице-король Гоа, коему помогала бомбейская флотилия Британской Компании, в следующем году попытался ослабить резиденцию Ангриа – Колабу, высадив восемь или десять тысяч человек, причем в тех морях была тогда английская военная эскадра; но, рассмотрев хорошенько фортификации и потеряв часть своей армии из-за болезней и тягот военной службы, благоразумно убрался восвояси.

Я возвращаюсь к пиратам, кои, бросив на произвол судьбы людей с галивата, решили держать путь на юг; и на следующий день между Гоа и Карваром услыхали несколько пушечных залпов, что заставило их встать на якорь и выслать на разведку шлюпку, каковая вернулась около двух часов ночи с известием, что на рейде стоят на якоре два граба. Они снялись с якоря и поспешили к бухте, пока не рассвело (что дало бы грабам возможность заметить их), и прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как те встали под защитою крепости Индиа Дива[132], вне их досягаемости. Это тем более пришлось пиратам не по вкусу, что они нуждались в воде, и некоторые даже высказались за то, чтобы этою ночью сделать высадку и захватить остров, но, поскольку сие не снискало одобрения большинства, они пустились далее на юг, и следующим на своем пути захватили у рейда Оннора крошечную посудину, всего с одним голландцем и двумя португальцами на борту. Они послали одного из них на берег, к капитану, известить того, что если он снабдит их водою и свежею провизией, то получит свой корабль обратно. И капитан прислал своего помощника Фрэнка Хармлесса с ответом, что если пираты переправят ему его собственность через отмель, он согласится на их требование; предложение сие, как полагал помощник, обусловлено было тайным умыслом, и, поскольку их мнение довольно близко было к мнению Хармлесса (который весьма честно вел с ними переговоры), они решились искать воду на Лаккадивских островах. Итак, отослав оставшихся членов той команды на берег, с угрозою, что капитан сей – последний человек, к которому они проявляют снисхождение (по причине столь неучтивого обращения), они направились прямо к островам и за три дня достигли их. Где, будучи извещены людьми с менчей[133], кои они захватили (а с ними – коменданта Канварского[134]рейда), что дно меж ними не держит якорей, и ближайший подходящий остров – Мелинда, они послали на берег шлюпки посмотреть, есть ли там вода и живет там кто-нибудь или нет; кои, к их удовлетворению, возвратились с ответом, viz., что там изобилие хорошей воды и много домов, брошенных, однако, мужчинами, которые с приближением кораблей бежали на соседние острова и оставили одних женщин и детей охранять друг друга. Женщин они захватили по своему варварскому обычаю для удовлетворения похоти, а чтобы отомстить мужчинам, вырубили кокосовые деревья и подожгли несколько домов и церквей (полагаю, построенных португальцами, которые прежде останавливались здесь по пути в Индию).

Пребывая на том острове, они потеряли 3 или 4 якоря из-за каменистости дна и свежести ветров и, наконец, принуждены были уйти оттуда по причине сильнейшего шторма, бросив на берегу семьдесят человек, черных и белых, и большинство бочонков с водой. Десять дней спустя они вновь возвратились к острову, погрузили свою воду и взяли на борт людей.

Провизии у них было до крайности мало, и они решили на сей раз посетить своих добрых друзей-голландцев в Кочине, которые, если верить этим разбойникам, никогда не преминут снабдить джентльменов их профессии. Через три дня плавания они достигли траверза Телличери и захватили небольшое судно, принадлежавшее губернатору Адамсу, а шкипера того судна, Джона Тоука, доставили к себе на борт весьма пьяным, и он сообщил, что капитан Макрэ снаряжается в поход, чем поверг их в буйную ярость.

– Ну и негодяй! – говорили они. – Мы обошлись с ним столь учтиво, что дали ему корабль и другие подарки, и после того он вооружается против нас же! Следовало бы его вздернуть. Но раз мы не можем выказать свое негодование ему, давайте вздернем сих собак, его людей, кои желают ему добра и сделали бы то же, будь они свободны.

Рулевой же сказал:

– Если б сие было в моей власти, – и шкиперов, и офицеров кораблей я бы с этой поры прихватывал с собою, только чтобы помучить. Ч[ерт бы подра]л этого Инглэнда!

Оттуда они направились к Каликуту, на рейде коего попытались захватить большой мавританский корабль, но пушки, установленные на берегу, будучи разряжены по ним, их остановили. Мистер Лэсинби, один из офицеров, служивших под началом капитана Макрэ, силою удержанный пиратами, находился в то время под палубой, и капитан пиратов вместе с рулевым велели ему присматривать за гика-брасами, в надежде (ибо они на то рассчитывали), что выстрел сразит его, прежде чем они дадут ему свободу, и допытывались, по какой причине его там не было до сей поры. Когда же он стал оправдываться, пригрозили при подобном небрежении застрелить его; после чего последний, взявшийся увещевать их и требовать высадить его, как то было обещано, на берег, получил немилосердные побои от рулевого. У самого же капитана Тейлора, ставшего ныне преемником Инглэнда, а потому имевшего привилегию проделать сие лично, не было на то возможности, ибо у него были искалечены руки.

На следующий день похода они поравнялись с голландским галиотом, направлявшимся в Каликут с грузом известняка, и на него посадили капитана Тоука и отослали его, и некоторые матросы ходатайствовали за Лэсинби, но тщетно, ибо, как заявили Тейлор и его сторонники, если мы отпустим сию собаку, которая слышала наши замыслы и решения, то расстроим все столь тщательно обдуманные планы, а особенно касаемые поддержки, которой мы ищем ныне у голландцев.

Всего день спустя они прибыли к Кочину, где послали с рыбачьим каноэ письмо на берег. И после полудня, дождавшись бриза со стороны моря, встали на якорь на рейде, салютовав форту 11 залпами с каждого корабля и получивши в ответ то же количество залпов: доброе предзнаменование того радушного приема, который они здесь нашли; ибо ночью к ним подошла большая лодка, до отказа нагруженная свежей провизией и крепкими напитками, и с нею слуга (некоего влиятельного горожанина), по имени Джон Трампет. Он передал, что им надлежит немедленно сниматься с якоря и плыть далее на юг, где их снабдят всем, что им потребно, будь то корабельные припасы или провизия.

Прошло совсем немного времени, как к борту пристало еще несколько каноэ с черными и белыми горожанами, кои без устали оказывали пиратам всевозможные любезности во все время их стоянки. Так, Джон Трампет доставил им вместительную шлюпку, груженую араком[135], более которого ничто не могло бы их возвеселить (было его там около 90 леджесов[136]), а еще 60 мешков сахару; подношение, думается, от губернатора и его дочери, пираты же отдарились, послав ему в ответ прекрасные настольные часы (украденные на корабле капитана Макрэ), а ей – большие золотые карманные часы, – как бы в залог того, что намереваются щедро расплатиться.

Когда все привезенное было на борту, они расплатились с мистером Трампетом к полному его удовлетворению – а насчитано было на шесть или семь тысяч фунтов стерлингов, – проводили его троекратным «ура» и 11 пушечными залпами с каждого корабля, и пригоршнями бросали ему в шлюпку дукаты, дабы шлюпочная команда сцепилась из-за них.

Ветер тою ночью был слаб, так что с якоря сниматься не стали, и наутро Трампет разбудил их видом новой партии арака и ящиков со штучными тканями и готовым платьем, прихватив с собою также местного сборщика податей. В полдень, когда эти двое все еще были на борту, пираты заметили на юге парус и, снявшись с якоря, пустились в погоню. Но поскольку тот был в выгодном для себя удалении от берега, то успел пройти севернее их и бросил якорь вблизи от форта Кочин. Вышеупомянутые джентльмены уверили их, что с ними не станут связываться, если они захватят то судно даже под самою крепостью, домогаясь купить его, когда оно еще не попало к ним в руки, и советовали идти к берегу, что они храбро и сделали, намереваясь взять его на абордаж. Но когда они подошли к своей дичи на один или два кабельтова и были близко от берега, форт выпалил из двух маленьких пушек, чьи ядра упали рядом с их носом, и они немедленно убрались с рейда, неторопливо направились к югу и ночью бросили якорь на прежнем месте, где Джон Трампет, соблазняя их немного задержаться, сообщил им, что через несколько дней мимо должен пройти очень богатый корабль, коим командует брат генерал-губернатора Бомбея.

Этот губернатор[137]– воплощение иностранной власти. Какие неудобства и унижения должны претерпевать подданные под началом такого правителя, который способен пасть до столь предательских и низменных средств, как сношения и торговля с пиратами, ради собственного обогащения! Определенно, такой человек не остановится ни пред какою несправедливостью, дабы возместить или сколотить состояние. У него под рукою всегда найдется argumentum bacillum[138], и стоит ему захотеть, как за половину времени, потребного на отыскание доводов в пользу противного, он убедит вас, что обман и притеснение – это и есть закон. То, что он использует в сей грязной работе посредников, отражает его чувства вины и стыда, но никоим образом не умаляет преступления. Джон Трампет был орудием; но, как говорила Собака из басни, хоть и по другому случаю: что делалось по приказам хозяина, то – поступки хозяина[139]. Я не мог не задуматься в этой связи, что за подлое правительство было у Санчо Пансы[140]: его не только лишили всех привилегий, но он действительно почти голодал; у него почти каждый день отнимали пропитание, исключительно под предлогом сохранения здоровья его превосходительства. Но правительства различны.

Кое-кто из пиратов стоял за то были, чтобы отправиться от Кочина прямо к Мадагаскару. Другие считали, что было бы вернее крейсировать, пока не удастся захватить судно, груженое припасами, и таких было большинство, а посему они повернули к югу и через несколько дней увидели у берега корабль; но, поскольку он стоял с наветренной стороны от них, они не могли подойти близко, пока ветер дул с моря, ночью же, при благоприятном ветре, они разделились, направившись один к северу, другой к югу, задумав запереть его между собою. Но, к своему удивлению и противу ожиданий, с наступлением дня вместо дичи обнаружили совсем рядом с собою паруса пяти больших кораблей, кои, тут же давши пиратам сигнал приблизиться, повергли их в крайнее замешательство, особенно тех, что были на корабле Тейлора, ибо напарник его находился поодаль (по меньшей мере, в трех лигах к югу); они устремились друг к другу и объединились, а затем сообща во весь дух устремились от этой эскадры, коей, как они решили, командовал капитан Макрэ, испытав смелость которого, они были бы рады избежать еще одной попытки.

Погоня длилась три часа, и поскольку эскадра не настигла их, за исключением одного граба, помрачневшие лица их вновь прояснились, тем более, что весь остаток дня стоял штиль; а ночью, дождавшись ветра с берега, они устремились прямо в открытое море, и наутро к великому своему облегчению обнаружили, что вся эскадра пропала из виду.

Избежав сей опасности, они вознамерились провести Рождество (Рождество 1720 года) в попойках и беззаботности, и придерживались того решения три дня самым распутным и разгульным образом, не только поедая, но транжиря попусту свои запасы свежей провизии столь гнусно и неосмотрительно, что, сговорившись затем направиться к Маврикию, они во время того перехода сидели на пайке в одну бутылку воды на человека per diem[141]и не более двух фунтов говядины с горсткой риса на десять человек в день; так что, если бы не течь в корабле (который они однажды чуть не покинули, и поступили бы так, не будь у него на борту некоторого количества арака и сахара), большинство из них погибло бы.

В таком состоянии около середины февраля они прибыли на остров Маврикий, залатали обшивку и подремонтировали «Викторию» и 5-го апреля отплыли вновь, оставив на одной из скальных гряд таковую ужасную надпись: «Покинули сие место 5 апреля, дабы идти на Мадагаскар за лаймами[142]», и это, по меньшей мере, означало (как то принято у юристов и деловых людей), что любое посещение того места в их отсутствие должно быть оплачено. Однако поплыли они не прямо на Мадагаскар, а на Маскаренские острова, и столь удачно, как только могли того желать разбойники: по прибытии, восьмого числа, они обнаружили стоявший на якоре португальский корабль о семнадцати пушках, большая часть которых сброшена была за борт, мачты потеряны, и весь он столь искалечен был жестоким штормом, в который попал под 13° южной широты, что стал добычею пиратов после весьма малого сопротивления или вовсе без оного – добычею действительно великолепной, ибо в руки к ним попал Конде де Эрисейра, вице-король Гоа, который пустился в сей бесплодный поход против Ангриа, индийца, а еще на борту были другие пассажиры; сии последние, поскольку они не могли не ведать о сокровищах, бывших на корабле, утверждали, что одних только бриллиантов здесь было на сумму от трех до четырех миллионов долларов.

Вице-король, который в то утро взошел на борт в надежде, что корабли сии английские, взят был в плен и принужден платить выкуп. Но, приняв во внимание его большие убытки (поскольку приз отчасти был его собственностью), они после некоторых колебаний согласились принять 2 000 долларов и высадили его и прочих пленников на берег, посулив оставить им корабль, на коем они смогли бы выбраться отсюда, ибо остров сей, как считалось, не в состоянии был прокормить столь большое число людей. И хотя пираты узнали от них, что с подветренной стороны от острова находится остендер (ранее бывший галерой «Грейхаунд» из Лондона), который они благодаря тому захватили, и имели удобный случай исполнить столь разумную просьбу, однако же послали тот остендер с частью своих людей на Мадагаскар, дабы те разнесли весть об их успехе и заготовили мачты для приза; и немного спустя последовали за ними сами, нимало не заботясь о страдальцах, кои везли с собою на португальском корабле 200 мозамбикских негров.

Мадагаскар – остров, больший, чем Великобритания, основная часть коего располагается внутри тропика Козерога[143], и лежит он к востоку от восточного берега Африки. Он изобилует всякого рода провизией, быками, козами, овцами, домашней птицей, рыбой, сладкими лимонами, апельсинами, тамариндом, финиками, кокосами, бананами, воском, медом, рисом; а еще, коротко говоря, хлопком, индиго и любыми другими природными дарами, к разведению коих приложили усилия и имеют понятие, как с ними управляться. У них есть также эбеновое дерево – твердое дерево наподобие фернамбукового[144], из которого они делают себе копья; также каучук нескольких видов, эфир, драконова кровь[145], алоэ и т. д. Что самое неудобное, это многочисленные стаи саранчи на суше и крокодилы, или аллигаторы, в реках. Сюда, в бухту Св. Августина, корабли иногда заходят за водою, когда избирают по пути в Индию внутренний пролив и не собираются останавливаться у Иоганны. Наконец, мы могли изучить наблюдения шестого кругосветного путешествия, предпринятого Ост-Индскою Компанией, кои подтверждают то, что ниже говорится относительно течений вообще; что в этом внутреннем проливе, или канале, северные и южные течения сильнее всего там, где пролив уже, а когда пролив опять становится широким после пересечения линии экватора, слабеют и изменяют направление течения по различным румбам компаса.

Со времени открытия сего острова португальцами в 1506 году Р. Х. европейцы, и в особенности пираты, умножили там расу темных мулатов, хотя пока еще малочисленную в сравнении с туземцами, каковые суть негры, с курчавыми короткими волосами, деятельные и прежде представлявшиеся злобными и мстительными, ныне же – сговорчивыми и общительными, может быть, благодаря одолжениям и щедротам в виде одеяний и крепких напитков, кои они время от времени получали от тех парней, что живут с ними в как нельзя более дружеских отношениях, и любой из них может в минуту собрать под своим началом охрану хоть из 2, хоть из 300. Поддерживать сии отношения в интересах самих же туземцев, ибо остров разделен между мелкими правителями и вождями, и осевшие здесь пираты, коих ныне значительное число, причем каждый имеет собственную маленькую крепость, могут получить перевес, какую бы сторону они ни вздумали принять.

Когда Тейлор пришел туда с португальским призом, то обнаружил, что остендер сыграл с их людьми злую шутку, ибо команда его воспользовалась их пьянством, дабы восстать против них, и (как они потом слышали) повела корабль в Мозамбик, откуда губернатор направил его в Гоа.

Придя сюда, пираты почистили «Кассандру» и разделили награбленное, получив по 42 мелких бриллианта на человека, либо покрупнее, но меньше, соответственно их величине. Один невежда, или же весельчак, который получил лишь один бриллиант при том дележе, ибо по ценности он был приравнен к 42 маленьким, очень роптал на судьбу, а после и пошел и разбил его в ступке, и божился потом, что его доля лучше, чем у любого из них, поскольку он разбил его, сказал он, на 43 осколка.

Те, кто не склонен был подвергать риску свои шеи, имея в карманах 42 бриллианта, помимо прочих сокровищ, покончили с разбоем и остались у своих старыми знакомыми на Мадагаскаре, согласно всеобщему соглашению, что старожилы принимают всех. Поскольку у остальных теперь не было резонов иметь два корабля, а «Виктория» протекала, ее сожгли, люди же (столько, сколько захотело) перешли на «Кассандру» под командование Тейлора, коего мы должны оставить на время строящим планы: идти либо в Кочин, дабы отделаться от бриллиантов с помощью своих старых друзей-голландцев, либо в Красное или даже Китайское море, дабы избежать военных кораблей, чье присутствие где-то поблизости словно отдавалось у них в ушах неотступным сигналом тревоги, – и дать маленький отчет, соразмерный нашим возможностям, о той эскадре, которая прибыла в Индию в начале 1721 года.

Будучи в июне на мысе Доброй Надежды, коммодор получил письмо, оставленное ему губернатором Мадраса, которому о том отписал губернатор Пондишерри – французской фактории[146]на Коромандельском берегу, с важным сообщением, что пираты, во время написания оного письма, были весьма сильны в индийских морях, насчитывая одиннадцать парусов и тысячу пятьсот человек, но что многие из них ушли к тому времени к берегам Бразилии и Гвинеи; другие осели и укрепились на Мадагаскаре, Маврикии, Иоганне и Мохилле; и что другие на корабле под названием «Дракон» захватили под Конденом[147]большой мавританский корабль, шедший из Индии в Мокку, имея на борту тринадцать лакхов[148]рупий (т. е., 1 300 000 полукрон), каковые пираты, поделив награбленное, сожгли свой корабль и приз и спокойно осели среди своих друзей на Мадагаскаре.

Отчет содержал и некоторые другие сведения, кои мы изложили прежде.[ – – ]Коммодор Мэтьюз[149], получив сие известие и будучи преисполнен рвения к службе, за которую взялся, поспешил к тем островам, как к местам, обещавшим наибольшую надежду на успех; на Св. Марии можно было б завлечь Инглэнда, обещая тому покровительство, если бы он сообщил то, что знал о «Кассандре» и остальных пиратах, и помог вести судно. Но Инглэнд был осторожен и полагал, что сие означало бы сдаться на милость победителя, так что они подняли на борт пушки с сожженного корабля «Джадда», и после того военные корабли рассеялись по разным плаваниям и походам, что, как полагали, скорее прочего принесет успех, – однако тщетно. Тогда эскадра пошла к Бомбею, где обменялась с фортом приветственным салютом[150], и вернулась домой.

Пираты – я имею в виду тех, что на «Кассандре», капитаном коих был теперь Тейлор, – оснастили португальский военный корабль и решились еще на один поход в Индию, невзирая на богатства, которые уже накопили. Но, готовясь к отплытию, они услышали о 4 военных кораблях, которые идут за ними в те моря, а потому изменили свои намерения, поплыли к африканскому материку и стали в маленькой бухте под названием Делагоа, недалеко от реки de Spiritu Sancto[151], на Мономотапском берегу, под 26° южной широты. Они считали, что место сие безопасно, учитывая, что эскадра никоим образом не могла получить о них сведений, поскольку там нет сообщения по суше и не ведется никакой торговли по морю с Мысом[152], где, как полагали военные, они должны были находиться. Пираты пришли туда ввечеру и были застигнуты врасплох несколькими выстрелами с берега, ибо не знали ни о каких укреплениях либо европейских поселениях в этой части света. Итак, ночью они бросили якорь в отдалении от берега, а наутро, заметив маленький форт с шестью пушками, устроили набег на него и разгромили.

Сей форт построен был и заселен Голландскою Ост-Индскою Компанией[153]за несколько месяцев до того, для какой цели, я не знаю, и оставлено в том месте было полтораста человек, каковое число затем сократилось до трети из-за болезней и несчастных случаев, и ни разу за все то время они не получали никакого подкрепления или потребных вещей; так что 16 из тех, что остались, по их нижайшей просьбе, были приняты на борт к пиратам, и все остальные получили бы такое же одолжение (сказали пираты), будь они кто-нибудь другой, а не голландцы. Я упоминаю сие как пример неблагодарности со стороны пиратов, кои столь многим обязаны были соотечественникам тех несчастных за поддержку.

Здесь они оставались около четырех месяцев, занимаясь кренгованием обоих кораблей и исполняя свой отвлекающий маневр в целях безопасности, пока не истребили всю провизию, а затем вышли в море, оставив после себя немалое количество муслина, ситца и тому подобного добра полуголодным голландцам, что позволило тем совершить выгодную сделку со следующими пришлецами, коим они обменяли его на провизию по цене три фартинга за английский ярд.

Они покинули Делагоа в самом конце декабря 1722 года, но, не придя к соглашению, куда и как направиться, решили разделиться, так что те, кто ратовал за продолжение такого образа жизни, взошли на борт португальского приза и взяли курс на Мадагаскар, к своим друзьям, с которыми, как я слышал, они теперь поселились; а остальные взяли «Кассандру» и отплыли в испанскую Вест-Индию. Военному кораблю «Русалка» случилось тогда быть в конвое[154]неподалеку от материка, лигах в 30 от тех пиратов, и он мог бы пойти и напасть на них; но на совещании с хозяевами, чью безопасность он должен был блюсти прежде всего, было решено, что охрана каравана сослужит лучшую службу, нежели уничтожение пиратов, и коммандер с неохотою вынужден был от того воздержаться. Он послал на Ямайку шлюп с донесением, доставивший его в Ланстон[155]с опозданием всего на день или два, ибо они как раз перед его приходом сдались со всеми своими богатствами губернатору Порто-Белло.

Здесь они осели, дабы тратить плоды своего бесчестного промысла, разделив между собою награбленное и украденное у людей разных наций, без малейшего угрызения совести или раскаяния, убаюкивая свою совесть тою отговоркою, что другие люди делали бы то же самое, имей они такую возможность. Могу сказать лишь, что если б они знали, что в то же время творили в Англии начальники Управления Южных морей и начальники тех начальников, они, конечно, использовали бы это пятно для своего оправдания. viz., что, какие бы разбойничьи деяния они ни совершали, они могут быть совершенно уверены, что они не самые большие подлецы, какие живут на свете.

Трудное дело – совершить подсчет злодейств, совершенных этой командою за пять лет, коих гораздо больше, чем награбленное ими, ибо они часто топили или жгли захваченные суда, если то отвечало их настроению или обстоятельствам, иногда чтобы не допустить передачу сведений, иногда потому, что на кораблях не оставалось достаточно людей, чтобы управлять ими, а в иных случаях из буйства или потому, что они были недовольны поведением шкипера; по любой из сих причин достаточно было молвить слово, и корабли вместе с грузом шли на дно моря.

Со времен своей сдачи испанцам, как мне сообщали, часть их покинула те места и рассеялась кто куда; восьмеро из них нанялись примерно в ноябре прошлого года на один из шлюпов асьенто[156]Компании Южных морей[157], выдав себя за потерпевших кораблекрушение, добрались до Ямайки, а оттуда уплыли на других судах. Я знаю также одного из них, который нынешней весною прибыл с того острова в Англию. Говорят еще, что капитан Тейлор приобрел испанский офицерский патент и командовал военным кораблем, который недавно напал на английские тендеры с сандаловым деревом в Гондурасском заливе.

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Всеобщая история пиратов

Всеобщая история пиратов... Чарлз Джонсон Даниэль Дефо Всеобщая история пиратов...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Жизнь капитана Инглэнда

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Жизнь капитана Эвери
  Не бывало средь отважных искателей приключений человека, который вызвал бы в свое время столько разговоров, как капитан Эвери. Вокруг него поднято было много шума, как теперь вокруг

Жизнь капитана Мартела
  Теперь я перейду к пиратам, кои возникли после заключения Утрехтского мира[41]; в военное же время пиратству не нашлось места, ибо все те, кто питал склонность к приключениям, наним

Жизнь капитана Тича
  Эдвард Тич по рождению был бристольцем[53], а в конце французской войны[54]какое-то время ходил близ Ямайки приватиром; и хотя он часто отличался своею храбростью и личным мужеством

Жизнь майора Боннета
  Майор был джентльменом, пользовавшимся хорошей репутацией на острове Барбадос, где он владел крупным состоянием и пользовался всеми преимуществами гуманитарного образования. Исходя

Жизнь капитана Вейна
  Чарлз Вейн был одним из тех, кто завладел серебром, поднятым испанцами с затонувших во Флоридском заливе галеонов[158], и находился на Провиденсе (как уже упоминалось ранее), когда

Жизнь капитана Рэкхэма
  Сей Джон Рэкхэм, как говорилось уже в предыдущей главе, был старшиной-рулевым в команде Вейна, покуда она не разделилась и Вейн не был низложен после того, как отказался пойти на аб

Жизнь Мэри Рид
  Теперь нам должно начать историю, полную удивительных поворотов и приключений; я имею в виду историю Мэри Рид и Энн Бонни по прозвищу Красотка, как в действительности звали этих дву

Жизнь Красотки Энн
  Поскольку решил я быть более обстоятельным в описании жизней двух этих женщин, нежели жизней прочих пиратов, долг правдивого историка побуждает меня начать с самого ее рождения[176]

Жизнь капитана Дэвиса
  Капитан Хоуэлл Дэвис родился в Милфорде, в графстве Монмут, и еще мальчиком взят был в море. Последний рейс из Англии он совершил на сноу «Кадоган» из Бристоля под началом коммандер

Описание островов Сан-Томе, Дель Принсипи и Аннобоно
  Поскольку португальцы были великими умельцами в мореплавании, а также и первыми европейцами, кои торговали и селились на берегах Африки, так же как и вокруг нее до самой Индии, и сд

Вергилий. Георгики, II. 150 – 151. Пер. с лат. С. Шервинского).
Знание произведений крупнейшего римского поэта-эпика Публия Вергилия Марона (70 – 19 гг. до н. э.), начиная еще со средних веков, входило в т. н. тривиум – обязательный минимум гуманитарного образо

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги