Проза В.П. Астафьева

Важнейшая особенность творчества В.П.Астафьева -- слияние личностного с общей жизнью, глубинная причастность к народному бытию. Его произведения отличаются цельностью, автобиографичностью, лиризмом. В каждом из них поставлена сложнейшая проблема: человек и мир, человек в мире. Творя по канонам русской классики, А утверждал вечную связь человека и природы, но его творчество шире «деревенской прозы». Наряду с его изумительными книгами "Ода русскому огороду", "Последний поклон", "Царь-рыба", в историю русской литературы вошли и "Пастух и пастушка","Зрячий посох", «Затеси», «Людочка», относящиеся к «военной прозе» и к другим темам.

Какова концепция человека у писателя? Он находит комбинацию в современной жизни двух типов русской классики – «естественного» и «маленького» человека. Это его добрые, терпеливые и совестливые герои, обычно близкие к природе -- бабушка, Аким, офицеры из ранних пасторалей, милиционер Леонид Сошнин, Людочка, Данила Солодовников из последних произведений. Они-то и запомнились читателям прежде всего. По мнению писателя, современная русская нация, утратив свою национальную идею, сохранила свои исконные черты: «терпеливость, выносливость»[268]. Вместе с тем, по мнению А, много размышлявшего о тайнах русской души, русский человек -- «бездна, где столько тьмы и света»[269]. Есть у А и характерные для «деревенщиков» типы хранителя народных устоев, ребенка и «вольного человека», присутствует и ситуация возвращения к родным пенатам интеллигента, переехавшего в город из деревни.

Мировоззрение. Патриотизм и морализаторство, отстаивание консервативных этических ценностей (прежде всего трудолюбия); противоречивость, обусловленная эпохой, выработавшей его характер.

Любовью к русской земле и русскому народу пронизаны "Последний поклон" и «Царь-рыба». Привязанность к «малой родине» проявилась и в прозе и в завещании писателя: Астафьев просил, чтобы не переименовывали его родное село («Пусть имя мое живет в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут достойны оставаться в памяти людей»)[270].

Вместе с тем этот патриот-почвенник высказывался за единое всемирное государство и всемирный единый язык, иначе европейские, славянские нации будут сметены огромными мусульманским, китайским, негритянским мирами[271].

«Трудно найти еще такого же пламенного реакционера, защищающего вечные консервативные ценности от современной цивилизации. Разве его "Людочка", "Кража", "Конь с розовой гривой" и даже "Печальный детектив" это не горькое повествование о том, что теряет человек, разрывая с традициями своего народа? Вот уж кто никогда не был ни космополитом, ни интернационалистом в своей художественной прозе, <…> что и прорывалось в его рассказах и письмах», -- утверждает Бондаренко. Справедливы ли эти слова? Защитником консервативных ценностей А являлся, а реакционером не был, иначе в годы перестройки этот почвенник-вольнодумец не стал бы антикоммунистом, а он им стал, так как считал коммунизм наносным явлением в истории России [272].

«Чего вы дергаетесь? Работы нет? -- – Работы на земле, между прочим, полно», -- утверждал А в одном из своих последних интервью[273]

Эстетика. Приверженность традициям реализма в раннем и зрелом творчестве, усиление натуралистичности в последних произведениях. В них у этого наследника Тургенева появляется даже табуированная лексика. А-писатель стремился воспитать литературных последователей. «Он, может быть, был одним из немногих известных писателей, который умел и желал дружить с молодыми соратниками», -- вспоминает Бондаренко, которому повезло: его открыл на совещании молодых писателей А и поддерживал его творческие начинания.

Виктор Петрович Астафьев родился в 1924 г., скончался в 2001 г. в с.Овсянка Красноярского края. Он прошел трудную жизненную школу: детский дом, учеба в ФЗО, в 1942 г. ушел добровольцем на фронт, затем ранение, работа грузчиком, составителем поездов, чернорабочим, слесарем, литейщиком, сотрудником газеты. Первый рассказ на тему войны ("Гражданский человек", позднее "Сибиряк") написал в 27 лет, не имея среднего образования. Единственными его университетами была жизнь и двухгодичные Высшие литературные курсы в Москве.

Первая книга Астафьева - сборник рассказов "До будущей весны" (Пермь, 1953). Рассказ остался главным жанром в эпическом творчестве писателя. По мнению Астафьева, рассказ ближе всего стоит к живописному народному слову. Малые эпические формы у Астафьева объединяются в циклы. Таковы "Затеси" (сборник лирических миниатюр), "Последний поклон" и "Царь-рыба", имеющие подзаголовки "повествование в рассказах" (ср. с “повествованием в отмеренных сроках” у Солженицына). Циклизация рассказов или повестей - один из способов образования жанров повести или романа в русской литературе 60-80-х гг. Из нескольких повестей созданы романы Ю.Бондарева "Берег", А.Битова "Пушкинский дом". Как и у Астафьева, у Бондарева и Битова повествование объединяется с помощью главного, как правило, автобиографического героя. В "Последнем поклоне" (1968-1978) это мальчик Витя Потылицын (фамилия бабушки писателя). С появлением рассказов этого цикла критика стала относить А к «деревенщикам».

"Последний поклон" - самая заветная книга Астафьева: о нем самом, о его детстве, о родителях, бабушке и дедушке, людях сибирской деревни Овсянки. Принципом циклизации рассказов является здесь ведущая тема развития личности, познающей людей и окружающий мир. Эпически масштабный колоритный образ бабушки героя Катерины Петровны, хранительницы народных устоев, к концу повествования вырастает в символ народной России, нации. А исповедь героя становится исповедью его поколения.

Как и у многих современников Астафьева, в его творчестве особое развитие получил жанр повести. Повести "Где-то гремит война" (законченный фрагмент из "Последнего поклона", где показано завершение отрочества Виктора Потылицына в трудную зиму 1941-1942 гг.), "Звездопад" (1960-72), "Пастух и пастушка. Современная пастораль" (1967; 1989) - история молодого челове­ка, переживающего суровые испытания в условиях войны. В этих социально-психологических повестях человек очерчен конкретно-исторически; сильны лиризм и напряженность монолога, в кото­ром сливаются голоса автора и героя, т.е. возникает, по М.М.Бах­тину, двуголосое слово. "Я люблю родную страну свою... В яркие ночи, когда по небу хлыщет сплошной звездопад, я люблю бывать один в лесу, смотрю, как звезды вспыхивают, кроят, высвечивают небо и улетают куда-то. Говорят, что многие из них давно погасли еще задолго до того, как мы родились, но свет их все еще идет к нам, все еще сияет нам" ("Звездопад"). В повести "Пастух и пастушка" Астафьев слил воедино реалистическое повествование с особенностями романтического письма, традицией сентиментализма и условностью, символикой, идущими от культуры Древней Руси. Названия трех глав повести «Бой», «Свидание», «Успение» напоминают своей обобщенностью названия древнерусских икон.

"Царь-рыба" (1972-1975, Государственная премия СССР 1978) не собственно повесть, но и не цикл рассказов. Это произве­дение эпической формы, вобравшее в себя большой жизненный материал: быт обитающих на великих сибирских реках и в лесах рыбаков и охотников, заброшенных поселков и умирающих деревень, браконьеров, геологов, сельской интеллигенции. Но главное в произведении - философско-нравственные и социально-нравственные проблемы. Повествование в "Царь-рыбе" объединяет в себе разные жанрово-стилевые начала: поэтичные зарисовки северной тундры и сибирской тайги, красивых рыб и цветов (в «Затесях» и птиц, одна из затесей называется «Сойки не стало»), напоминающие стихотворения в прозе; иные главы написаны в жанре охотничьего рассказа и повествуют о промысловой охоте в тундре ("Бойе"), о поединке человека с медведем или рыбой. В произведении есть и сатирические очерки о браконьерах, и лирический рассказ о брате повествователя Коле, рано изработавшемся и ушедшем из жизни, и остросюжетное в духе Д.Лондона повествование о таежной робинзонаде главного героя Акима и спасенной им студентки Литинститута москвички Эли.

Картина мира. Это человек в природе и социуме, пантеизм. Подобно М.Пришвину и В.Шишкову, Астафьев показывает взаимоотношения человека с природой, но находит свой поворот проблемы. Мир природы в изображении Астафьева "прекраснейший и грозный", существовавший тысячи лет до человека. В «Затеси» «Свеча над Енисеем» с помощью метафоры березка-свеча сакрализуется природа.

1. Как и Айтматов, Астафьев обращает внимание прежде всего на моменты дисгармонии в этих взаимоотношениях, на то, что современный человек хищнически, не по хозяйски истребляет природную среду: "Нам только кажется, что мы преобразовали все, и тайгу тоже. Нет, мы лишь ранили ее, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем. Но страху, смятенности своей не смогли ей передать, не привили и враждебности, как ни старались. Тайга все так же величественна, торжественна, невозмутима. Мы внушаем себе, будто управляем природой и что пожелаем, то и сделаем с нею. Но обман этот удается до тех пор, пока не останешься с тайгою с глазу на глаз, пока не побудешь в ней и не поврачуешься ею, тогда только внимешь ее могуществу, почув­ствуешь ее космическую пространственность и величие" [Астафьев, 1989, с.186]. Ср. с затесью «Ночное пространство», где нарисована ночь в тайге, тишь, красота. Писатель полемизирует тем самым с горьковско-платоновской концепцией человека-преобразователя и покорителя природы.

2. Природа в "Царь-рыбе" не только врачеватель человеческих душ, именно в природной среде, как точно заметила В.А.Апухтина, проявляется истинная суть человека, возможно, скрытая "в обычных условиях человеческого общежития" [Статьи о русской литературе, с.430].

Героев произведения можно разделить на две группы: "с одной стороны - люди, страстно влюбленные в природу (повествователь, Аким, бескорыстные инспекторы рыбнадзора), с другой – бездуш­ные потребители природы: "транзисторщики пустоглазые", браконьеры (Командор, ссыльный бандеровец рыбак Грохотало, "образцовый" Игнатьич и др.) и современные супермены, подобные Гоге Герцеву" [см.: А.П.Герасименко // Метченко и др., с.55]. Последним даровано авторское наказание в виде гибели их самих (Герцев) или их близких (Командор).

3. Как Пришвин и Айтматов, Астафьев заостряет родственную связь человека с миром природы благодаря творчески обработанным в "Царь-рыбе" русским и эвенкийским поверьям и заговорам. В рассказе "Бойе" художественно выразительна легенда о шаманке, напоминающая предание о прекрасной тунгуске Синиль­ге из романа Шишкова "Угрюм-река". Легенда имеет нравственно-философский смысл: борьбу за охотника Кольку ведут силы зла (шаманка) и добра (дух погибшей собаки Бойе, и после смерти спасающий своего хозяина). Таким образом нельзя признать спра­ведливым следующее утверждение В.К.Сигова: речь здесь идет не о мистике [Сигов].

4. Как раз напротив: природный мир в представлениях Астафьева наделен и мистическим началом и своеобразным нравственным чувством, "справедлива, мудра, терпелива наша природа", - уверяет писатель. (В затеси «Худого слова и растение боится» медуница, оскорбленная хозяином, перестает расти и вновь тянется к солнцу после того, как он попросил у нее прощения.) Уничтожение человеком животных, птиц, рыб оправдано лишь тогда, когда он добывает необходимую для поддержания существования пищу, защищает свою жизнь, мстит за павшего (так Аким убивает медведя, задравшего ни в чем не повинного напарника героя). А удача на охоте или рыбной ловле даруется не только сильным, мужественным и умелым, но также и тем, чьи души не отягчены большими грехами. Это ярко показано в одной из наиболее сильных в идейном и художественном отношениях глав - рассказе, который дал название и всему произведению - "Царь-рыбе".

В этом рассказе, внешне напоминающем знаменитый рассказ Э.Хемингуэя "Старик и море", исход поединка могучего красавца-осетра, метонимически замещающего всю сибирскую природу, и браконьера Игнатьича определяется давним заветом, слышанным Игнатьичем от дедушки: "<...> ешли у вас, робяты, за душой што есь, тяжкий грех, срам какой, варначество - не вяжи­тесь с царью-рыбой, попадется коды - отпушшайте сразу. От­пушшайте, отпушшайте!.. Ненадежно дело варначье" [Астафьев, с.269].

Отличие от Хемингуэя в этой сцене состоит в обостренном чувстве нравственности, проблеме преступления и наказания. Молнией мелькнуло в памяти Игнатьича воспоминание о надру­гательстве, которому он подверг в молодости свою невесту Глаш­ку Куклину, и теперь за него следует возмездие от лица природы, которая "тоже женского рода". Гигантский осетр, мечта всей жизни любого рыбака, израненный самоловом, все же срывается с крючков и уходит в пучину Енисея. ""Иди, рыба, иди! Поживи сколько можешь! Я про тебя никому не скажу!" - молвил ловец, и ему сделалось легче. Телу - оттого, что рыба не тянула вниз, не висела на нем сутунком, душе - от какого-то, еще не пости­гнутого умом, освобождения" [там же, с.272-273]. Чудом уцелев­ший Игнатьич навсегда расстанется с браконьерством. "Таким об­разом, ситуация с царь-рыбой воспринимается и как притча о вине, расплате и спасение через покаяние", - пишет А.П.Гера­сименко [Герасименко, с.157].

Каждый из браконьеров несет свое наказание. Драматична и история младшего брата Игнатьича Командора, потерявшего горя­чо любимую дочь, красавицу и умницу Тайку, задавленную пья­ным шофером, "браконьером на колесах”, “нажравшимся бормо­тухи” (“У Золотой Карги”).

Идея произведения - в изображении того невосполнимого урона, который приносят браконьеры, того, как "пакость и забава может перерасти в немилосердное избиение природы". В таком избиении участвует и положительный герой произведения, "при­родный" человек Аким.

"Где выход? В чем спасение? В разумном использовании "лесной кладовой", в мудром хозяйствовании, которое должно начисто исключить браконьерство. Старинный поселок Боганида, теперь совсем забытый, оставленный людьми, изображен в повествовании как полюс коллективности, разумной энергии, объединявших людей. Автор не идеализирует прошлое, не обходит взглядом бедность, скученность людей в бараках, но он восхищается дружелюбием, уважением человека, одухотворенно­стью труда. На Боганиде, в атмосфере артельности и трудолюбия, начинал свою жизнь Аким ("Уха на Боганиде").

Все положительное в характере Акима закладывалось любя­щей матерью, в большой семье братьев и сестер ("касьяшек". - Т.Д.), в окружении простых, трудолюбивых, знающих свое дело людей. Возможно, не только память, но чувства благодарности и любви к матери оберегали Акима в годы одиночества, оставались опорой существования. "Подарила ему братьев и сестер, тундру и реку... чистое небо... звуки ветра, белизну снега, табуны птиц, рыбу, ягоды, кусты, Боганиду и все, что есть вокруг, все-все подарила она! Удивительно до потрясения! Надо любить мать, жалеть ее и, когда она сделается старенькая, не бросать, отблагодарить добром за так вот просто подаренную жизнь..."

На этой основе формируется у Акима чувство коллективизма - качество, с точки зрения Астафьева, высокое, творческое и необходимое для общественного человека: "... Мир - это артель, бригада, мир - это мать, которая, даже веселясь, не забывает о детях... мир и труд - вечный праздник жизни!" Восторженный и романтический характер такого восприятия свойствен Акиму.

Герою присущи мечтательность, детская чистота и наив­ность, свойственные, по мысли Астафьева, всем русским (с об­разом Акима связана и другая важная проблема произведения - проблема русского характера). "Все мы, русские люди, до ста­рости остаемся в чем-то ребятишками, вечно ждем подарков, сказочек, чего-то необыкновенного <...>" ("Капля") [Астафьев, с.181]. В то же время вся жизнь Акима – непрестанный труд, порой на пределе человеческих сил. Астафьевские положительные герои Аким и Тая наделены "крепкой сибирской натурой", и их беды, по мысли писателя, состоят в плачевном состоянии нашего общества, в котором утеряна христианская нравственность, важная духовно-нравственная скрепа. А в целом писатель приемлет характерную для “деревенской прозы” концепцию "природного", или «естественного» человека (ср. с Беловым и Распутиным).

В "Царь-рыбе" резко критически воссоздан иной тип – инди­видуалиста-геолога Гоги Герцева, одиноко возвышающегося над толпой и гибнущего в конце концов в сибирской реке ("Конечно, Ницше", - думает Эля, читая дневники Гоги). Астафьев полемизирует здесь с ницшеански-горьковской концепцией богочеловека и свободного человека, воплотившейся в творчестве раннего Горького, т.к. не приемлет силу, основанную на бого­борчестве ("Я сам себе бог!" - заявляет Гога [Астафьев, с.398]). Поэтому его Аким и вступает в конфликт с Гогой. Однако феномен человеческой силы в последующих произведениях Астафьев трактует иначе. В романе "Печальный детектив" (1986) и рассказе "Людочка" (1989) этот феномен получает положительную оценку.

Разоблачительный пафос Астафьева проявился в полную силу в произведениях 80-90-х гг., вызвавших широкий полемический отклик (Большакова А. С.48). В эти годы в русской литературе формируется новая “натуральная школа”. Возникает литературная “чернуха” как своего рода беллетризированная публицистика на прежде запретные темы. “Парадоксальность этой прозы состоит в том, что ее художественное значение гораздо меньше, чем роль, сыгранная ей в культуре первых лет “перестройки”», — справедливо отмечают Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий (Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Т.3. С..81).

Эта проза возродила интерес к “маленькому человеку”, к “униженным и оскорбленным” — мотивам, формирующим уходящую в XIX век традицию возвышенного отношения к народу и народному страданию. Однако, в отличие от литературы XIX века, “чернуха” 1980-х гг. показала народный мир как концентрацию социального ужаса. Самым непосредственным воплощением этой темы стал мотив насилия (там же). Издевательства, убийства и самоубийства, изнасилование — эти ситуации в высшей степени характерны для “чернухи”. Они и образуют сюжетную основу “Печального детектива” “Людочки” и «Пролетного гуся». В поздних произведениях А. меняются картина мира и человека. Теперь это проклятый мир и человек.