рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

От экспрессивности к ее истокам

От экспрессивности к ее истокам - раздел История, Раймон Арон этапы РАЗВИТИЯ Проблему Логического Или Научного Изучения Нелогиче­ских Поступков Можно Схем...

Проблему логического или научного изучения нелогиче­ских поступков можно схематически изобразить следующим образом, как это сделал Парето во второй главе «Трактата по общей социологии»:

Поставив целью логически изучить нелогическое поведе- н ние, мы путем непосредственного наблюдения познаем только поступки, например В, и выражения чувств — С, «которые по-, рождают часто моральные, религиозные и иные теории». Пек-, хическое состояние субъектов — А — не поддается непос­редственному анализу. Таким образом, проблема ставится так: как объяснить С и В, особенно В, т.е. поступки, в то время как мы непосредственно не постигает А, т.е. состояние духа?

«Явно выраженное и свойственное людям стремление при­нимать нелогические поступки за логические побуждает »мх считать В следствием «причины» С. Таким образом, устанавли­вают прямую связь СВ вместо косвенной связи, вытекающей из двух отношений AB и АС. Иногда связь СВ действительно существует, но это случается не так часто, как думают. Одно и то же чувство, побуждающее людей воздерживаться от по­ступка — В (отношение AB), — подталкивает их к созданию те­ории — С (отношение АС). Например, некто испытывает отвра­щение к убийству (В) и воздержится от него, но скажет, что бо­ги карают за убийство, а это уже теория (С)» (ibid., § 162).

Интерпретаторы, следовательно, стремятся объяснить по­ступки теориями, объяснить В с помощью С. Но тогда они ста­новятся жертвами склонности людей к рационализации, или,


говоря языком Парето, к логизации. Обманутые присущим лю­дям инстинктом к резонерству, они думают, что их поступки точно определяются доктринами, тогда как в действительности если что и определяет одновременно поступки и проявления чувств, так это А, т.е. психическое состояние или чувства.

Так или иначе, вся первая часть «Трактата по общей социо­логии» представляет собой анализ, иногда кругообразный, свя­зей между А, С, В или В, С, А и рефлексию по этому поводу. В самом деле, по мнению Парето, А, в сущности, детерминирует С и В. Поведение людей в гораздо большей степени зависит от их психического состояния, или чувств, чем от доводов, к кото­рым они прибегают. Между тем нельзя исключить, что С, т.е. теории, имеют определенное влияние на В. Убедившись в своих идеях, люди кончают тем, что действуют рационально. А дейст­вуя рационально, исполняя ритуал, они в конце концов подтвер­ждают верность тех самых идей, с помощью которых они начи­нали объяснять свои поступки; так что налицо влияние В (по­скольку В — ритуальное действие) на С (доктрину). Влияние В на С — это поистине влияние, на которое намекает совет: «Пейте святую воду, и вы в конце концов станете верую­щим», — совет, представляющий собой упрощенное или не ло­гически-экспериментальное толкование влияния обряда на веру.

Треугольная фигура указывает на то, что следует подробно рассмотреть три серии связей: воздействие психического со­стояния одновременно на проявление чувств и поступки, вто­ричное воздействие экспрессивности на поступки, а также вторичное воздействие поступков на экспрессивность, т.е. на теории, идеологии.

На другой, более развернутой фигуре видно, что Парето учитывает не только состояние духа —: А и экспрессив­ность — С, но и два других фактора: культ — В и поступки, на этот раз именуемые D.

«В определенном аспекте можно уподобить религиозный культ — В, теологию — С. И то и другое порождается опреде­ленным психическим состоянием — А».



 


«Рассмотрим некоторые поступки — D, зависящие от психи­ческого состояния — А. Культ — В — непосредственно воздей-


14 Зак. № 4



ствует не на D, а на А и, таким образом, косвенно на D; точно так же он влияет на С, а С, наоборот, влияет на В. Здесь может иметь ,место также прямое влияние CD. Влияние теологии — С на А обычно довольно слабое, следовательно, оно очень слабое и относительно D, поскольку воздействие CD тоже обычно сла­бое. Итак, обычно совершают серьезную ошибку, предполагая, что теология — С есть причина поступков — D. Часто высказы­ваемое положение: «Этот народ поступает так, потому что он верит в то-то» — редко верно; почти всегда оно ошибочно. Про­тивоположное положение: «Народ верит в это, потому что так поступает», — обычно заключает в себе больше истины, но оно слишком категорично и частично ошибочно. Верно, что верова­ния и поступки не самостоятельны, но их зависимость заключа­ется в том, что они суть две ветви одного дерева.

До нашествия богов Греции прежняя римская религия не имела теологии — С, она сводилась к культу — В. Но культ — В, — воздействуя на А, сильно влиял на поступки — D — рим­ского населения. Более того, если есть непосредственное от­ношение BD, то оно представляется нам, современным людям, явно абсурдным. Но отношение В — А — D, напротив, могло быть в некоторых случаях очень дельным и полезным римско­му населению. Вообще, теология — С — оказывает йа D|6o-лее слабое влияние, чем на А. Итак, серьезная ошибка?: — стремление определять общественную ценность религии, при­нимая во внимание единственно логическую и рассудочную ценность теологии. Несомненно, что если последняя становит­ся абсурдной до такой степени, что сильно воздействует на. А, то тем самым она будет сильно действовать и на D. Но так®й случай представляется редко: людям удается заметить неле­пость, прежде ускользавшую от них полностью, лишь когда они в ином психическом состоянии — А.

Эти наблюдения относятся ко всякому виду теорий. Напри­мер, С — теория свободы торговли; D — практическое приме­нение этой теории в стране; А — психическое состояние, вы­зываемое в основном экономическими, политическими, соци­альными интересами индивидов и обстоятельствами, в кото­рых они живут. Непосредственная связь между С и D обычно очень слаба. Воздействие на С с целью изменения D приносит лишь незначительные результаты. Наоборот, изменение А мо­жет отразиться на С и D. Следовательно, их изменение будет заметно одновременно, и внешний наблюдатель может поду­мать, что изменение D вызвано изменением С, но более глубо­кое исследование покажет, что D и С непосредственно не за­висят друг от друга и что оба зависят от общей причины А.

Теоретические рассуждения — С, — следовательно, не­посредственно не годятся для изменения D; косвенно они мо-


гут способствовать изменению А. Но для этого нужно прибе­гать скорее к чувствам, нежели к логике и к результатам опы­та. Мы передадим этот факт некорректно — а именно слиш­ком категорично, — но ярко, утверждая, что с целью воздей­ствия на людей умозаключения следует трансформировать в чувства.

В наше время в Англии практика свободы торговли — В, — продолжавшаяся многие годы, оказала влияние на состоя­ние — А (интересы и пр.) и укрепила, следовательно, это пси­хическое состояние; она, таким образом, противодействовала введению протекционизма» (ibid., § 165—168).

Применяя этот элементарный и фундаментальный анализ, паретовская социология может следовать двумя путями. Один из них можно назвать индуктивным, это путь, избранный Па-рето в «Трактате». Второй — дедуктивный, которым пойду я.

Индуктивный путь сводится к исследованию того, как в ис­тории понимались или не понимались, искажались и скрыва­лись учения, нелогические поступки, как люди пришли к поня­тию нелогического поступка и как они не склонны теоретизи­ровать по этому поводу, ибо человек, рожденный резонером, предпочитает думать, что его поведение логично, определяется теориями, и не любит признаваться себе в том, что подвластен чувствам.

Затем, после исторического исследования интерпретации нелогических поступков, Парето проводит научный анализ те­орий, перекрывающих опыт. Он изучает метафизиков и тео­рии, которые обосновывают существование объектов, непо­стигаемых логически-экспериментальным методом. Например, доктрины естественного права, стремящиеся определить, чем должно быть право независимо от времени и места, выходят за пределы опыта, сводящегося лишь к наблюдению за тем, что есть, и к дедукции на основании наблюдаемых фактов. Па­рето посвящает также главу многочисленным псевдонаучным теориям. После этих трех промежуточных глав, составляющих около трехсот страниц, он приступает к тому, что окажется самым главным в теории нелогических поступков, а именно к изучению остатков] и производных.

Второй путь— тот, который Парето называет дедуктивным и о котором он говорит в начале 6-й главы, посвященной ана­лизу остатков, как о пути, отличающемся следующим достоин­ством: он непрерывно раскрывается при изложении. Этот путь заключается в непосредственном переходе если не к психиче­скому состоянию, то по крайней мере к реальности, близкой к психической, к составлению классификации остатков, т.е. проявлению чувств и основной причине нелогических поступ­ков. Таким образом, речь идет об исследовании того, что мож-


но выяснить об А, зная, что психическое состояние или чувст­ва непосредственно нам не даны. Поскольку мы непосредст­венно знаем только выражение чувств, культовое поведение, то каким образом можно прийти от экспрессивности к ее при­чинам, от теорий или поступков к чувствам и состоянию духа, которое их детерминирует?

Метод Парето сводится к изучению множества проявлений чувств, теорий, курьезного поведения, разновидностей религи­озного культа, магии или колдовства и к установлению того, что если эти виды поведения различны и, вероятно, заключают в себе нечто вроде анархического изобилия, то при более вни­мательном анализе они обнаруживают определенную устойчи­вость. Например, мы констатируем, что во всех, самых разных цивилизациях люди связывали с некоторыми цифрами, днями, местностями благоприятное или зловредное значение. Ска­жем, считают, что число 13 приносит несчастье. Если в пятни­цу состоится обед на 13 персон, дела пойдут плохо, а если этот обед на 13 персон назначен на пятницу 13-го числа, слу­чится катастрофа. Все мы знаем об этих феноменах, вызываю­щих улыбку, но это не мешает тому, что хозяйка дома воздер­жится от устройства обеда на 1 3 персон не потому, лто она восприимчива к этому суеверию (разумеется!), а потому,г^то она не может исключить, что кто-то из приглашенных опасает­ся пагубного характера числа 1 3 или пятницы 1 3-го числа. Из­вестно также, что не следует зажигать три сигареты одной и той же спичкой. Говорят, возникновение этого суеверия свя­зано с войной в Трансваале. Буры, пользовавшиеся в то время симпатией мирового общественного мнения, имели репутацию исключительных стрелков. Когда они в третий раз подряд заме­чали в стане своих врагов слабый огонек сигареты, их выстрел был столь точен, что курильщик неизменно уничтожался.

Я не уверен в том, что такова подлинная причина пагубно­сти третьей сигареты, зажженной от одной и той же, спячки, но передаю стиль Парето, ведущего речь об одном из нелоги­ческих феноменов, примеры которых встречаются во всех об­ществах. Объединяет все эти примеры склонность приписы­вать благоприятное или зловредное значение (по непонятным причинам) цифрам, дням, местностям или обстоятельствам. Я утверждаю — по непонятным причинам; Парето сказал бы оп­ределеннее — по причинам бесконечно обновляемым, меняю­щимся от общества к обществу. Всегда находится псевдологи­ческая причина для объяснения того, почему такое-то место нельзя посещать, почему такая-то цифра предвещает несча­стье и почему такое-то обстоятельство есть признак надвигаю­щейся катастрофы.


Итак, можно различать два элемента наблюдаемого фено­мена: постоянную часть, которая будет обозначаться буквой «а» (не путать с большим «А», символом психического состоя­ния), и переменную часть «Ь».

Постоянная часть -— это склонность людей к установлению отношений между явлениями, числами, местом и счастливыми или несчастливыми значениями, к приданию каким-нибудь фактам значения символа или показателя.

Переменный элемент — это соображения, за которые де­ржатся люди в каждом случае, чтобы подтвердить данные от­ношения. Сегодня благодаря прогрессу западного рационализ­ма объяснения часто утрачены, но обычно в большинстве об­ществ находят оправдание групповой деятельности. Последняя есть постоянный элемент феномена, а объяснительная тео­рия — его переменный элемент.

Приведем другой пример: почти во всех обществах люди, кажется, испытывают отвращение к тому, что зовется убийст­вом, но в разные эпохи и в разных обществах они будут объ­яснять или оправдывать отказ от убийства разными мотивами. В некоторых случаях скажут, что Зевс запрещает преступле­ние, в других — что всеобщий Разум не допускает покушения на человеческое достоинство. Запрет обосновывается разными теориями, но есть константа: отказ от определенного поведе­ния, и причиной отказа служит психическое состояние или чувство. Конкретным феноменом, доступным наблюдению, вы­ступает повсеместный отказ от убийства — и оправдание его с помощью соперничающих теорий. Именно наблюдатель пу­тем анализа устанавливает различие между этими оправда­тельными теориями, представляющими анархическое разнооб­разие, и постоянными элементами феноменов, которые доста­точно часто повторяются^ так что можно составить их общую классификацию. Так как не очень удобно повторять: «постоян­ный элемент конкретного рассматриваемого феномена» и пе­дантично обозначать этот элемент буквой «а», мы будем впредь говорить об остатке для обозначения того, что я только что рассматривал. Оба понятия — остатка и производной, — выведенные, такИ!^ образом, аналитическим путем, суть две основные категории, составляющие остов первой части «Трак­тата по общей социологии».

Уточняя, что собой представляют остатки, Парето пишет:

«Элемент «а» соответствует, может быть, некоторым инс­тинктам человека или, лучше сказать, людей, поскольку «а» не существует объективно и у всех людей разный; и, вероятно, потому что он соответствует этим инстинктам, он почти посто­янен в феноменах. Элемент «Ь» соответствует работе, проде­ланной разумом с целью выявления причин элемента «а».


Именно поэтому он более вариабелен, т.к. отражает работу фантазии... Но если элемент «а» и соответствует некоторым инстинктам, то он далек от постижения их всех. Это заметно даже на. том пути, который был найден. Мы анализировали рассуждения и искали постоянную часть. Таким образом, мы смогли обнаружить только инстинкты, порождающие рассуж­дения, и не встретили на своем пути инстинктов, не охвачен­ных рассуждениями. Остаются, следовательно, все естествен­ные желания, вкусы, склонности, ^ среди социальных факто­ров тот очень важный вид, который именуют интересами» (ibid., § 850—851).

Этот небольшой отрывок из «Трактата по общей социоло­гии»— один из самых важных. Парето принадлежит к тем ав­торам, которые изъясняются тем более кратко, чем значитель­нее рассматриваемая проблема, и тем более многословны, чем проще и понятнее для читателя предмет. Неистощимый на примеры и иллюстрации, Парето необыкновенно лаконичен, когда касается основных частей своего учения. Два нижесле­дующих обзаца дают ключ к его интеллектуальной системе. Они показывают две важные вещи.

Во-первых, остатки — это не чувства или психическое со­
стояние. Они посредники между чувством, неведомым нам île-
посредственно и, может быть, даже опосредованно, и прояв­
лениями чувств или поступками — между С и В. ч

Во-вторых, остатки относятся к инстинктам человека, но не охватывают всех инстинктов, т.к. используемый метод позво­ляет обнаружить лишь те из них, которые' порождают рассу­дочную деятельность.

В классификации четырех типов нелогических поступков третий род определяется формулой «да — нет», наличием не субъективного, а объективного отношения средств к целям. Третий род нелогических поступков охватывает привычные поступки инстинктивного типа, не порождающие рассудочной деятельности, теорий, оправданий. Если исходить из экспрес­сивности, теорий и оправданий, имея цель добраться до остат­ков проявления инстинктов, то можно обнаружить лишь те ин­стинкты, которые порождают рассуждения. Значит, помимо остатков есть желания, вкусы и склонности.

По-моему, хотя Парето не установил четкой связи между третьим родом нелогических поступков и терминами «аппети­ты», «вкусы» и «склонности», в сущности речь идет об одном и том же феномене. Если мы пристрастны к какому-то кушанью столь долго, что не философствуем по этому поводу и ограни­чиваемся удовлетворением своего вкуса, может, конечно, воз­никнуть объективная связь между средством и целью, но при отсутствии всякой оправдательной теории и рассудочной дея-


тельности наблюдение не сможет обнаружить наш вкус на ос­новании экспрессивности и иных симптомов. Зато если мы строим изощренные теории относительно превосходства ки­тайской кухни над французской или наоборот и, кроме того, если мы придумываем усложненные теории о связях между гурманством и гигиеной тела, то мы переходим от третьего к четвертому роду нелогических поступков, характеризуемому формулой «да — да» без соответствия объективной цели субъективной. В этом случае социолог паретовского типа смо­жет добраться до некоторых остатков; если же мы ограничи­ваемся едой, мы остаемся вне поля изучения.

Три термина — «аппетиты», «вкусы» и «склонности», — по-моему, очень близки и должны пониматься в своих обычных значениях. Аппетит — это желание определенной вещи. По­скольку индивид пристрастен к определенной вещи и удовлет­воряет свой аппетит безоговорочно, без споров и объяснений, неуместно задаваться вопросом об остатках. Точно так же вкусы суть предпочтения, а склонности — тенденции. Опреде­ленное желание, предпочтение, тенденция — таковы будут от­носительные различия между аппетитами, вкусами, склонно­стями. Как правило, эти три термина характеризуют поведение человека, поскольку оно есть поиск определенного блага, бо­лее или менее определенных удовольствий. Эти аппетиты, вкусы и склонности сравнимы с инстинктами животных с той оговоркой, что у людей они преобразованы, переработаны развитием цивилизации, стали многообразными до такой сте­пени, что утратили приспособительный характер, которым от­личается, по-видимому, в большинстве случаев так называемое инстинктивное поведение животных.

Из сферы остатков Парето исключает также и интересы. Понятие интереса вытекает из экономического анализа — первой области исследований автора «Трактата по общей со­циологии». По Парето, интерес проистекает из осознания це­ли, к которой стремится индивид. Интересом, к тому же чаще всего вызывающим логическое поведение, служит максималь­ное увеличение количества денег. Наряду с экономическим может быть политический интерес. Человек, стремящийся к захвату власти, ведет себя заинтересованно, его поведение от­личается от нелогического поведения, определяемого остатка­ми. При социологическом синтезе мы должны будем прини­мать во внимание не только остатки, но и поведение, опреде­ляемое в своей основе инстинктами, аппетитами, вкусами, склонностями и интересами.

Для полноты анализа остается выяснить отношение между остатками и состоянием психики, или чувством (А). Парето иногда выражает свои мысли так, словно остатки и чувства


совпадают. Однако, вне всякого сомнения, в своих размышле­ниях он делает двойное различие. С одной стороны, остатки располагаются гораздо ближе к поступкам или экспрессивно­сти, чем чувства, поскольку они обнаруживаются с помощью анализа этих поступков или экспрессивности. С другой сторо­ны, остатки — не конкретные реальности, а аналитические по­нятия, созданные наблюдателем для объяснения феноменов. Нельзя видеть или постигать остатки, как видят стол или даже как испытывают чувство. Парето, впрочем, категоричен в этих вопросах: «Нужно быть внимательным и не путать остатки (а) ни с чувствами, ни с инстинктами, которым они соответству­ют. Остатки (а) суть проявления этих чувств и инстинктов, как повышение столбика ртути в термометре есть показатель по­вышения температуры. Только с помощью эллипса, сокращаю­щего речь, мы утверждаем, например, что остатки, помимо ап­петитов, интересов и т.д., играют основную роль в установле­нии общественного равновесия. Так, мы говорим, что вода за­кипает при 100°. Законченными положениями будут следующие: „Чувства или инстинкты, соответствующие остат­кам, помимо тех, которые соответствуют аппетитам, интере­сам и т.д., играют основную роль в установлении обществен­ного равновесия. Вода закипает, когда теплотворное сюстой-ние достигает температуры, обозначенной 100°по шкале Цельсия"» (ibid., §875).

Наконец, определим, что есть главное для точного понима-^ ния той мысли, что остатки суть аналитические понятия, пред­назначенные для социолога, а не для психолога. Парето утвер* ждает, что изучение самих чувств относится к компетенции, психолога, а не социолога. Остатки, конечно, соответствуют· кое-чему в природе или в поведении человека, но это кое-что определяется аналитическим понятием, созданным для пости­жения функционирования общества. В §§879—884 Парето да­ет интересное сопоставление словесных корней, до которых доходит филолог, и остатков, до которых доходит социолог1. Согласно этому сопоставлению, остатки суть общие корни большинства видов поведения или экспрессивности. Как тако­вые они, следовательно, отличаются тем же абстрактным ха­рактером, что и корни слов, которые, не будучи конкретными величинами, тем не менее не вымышлены, т.к. они постижимы.

3. Остатки и производные

Теория остатков приводит к классификации, которая пред­ставляет собой нечто вроде теоретического анализа природы человека, предназначенного для социологов. Парето выделяет


прежде всего шесть классов остатков, затем в каждом клас­се — роды, наконец, некоторые роды он делит в свою очередь на виды. Наиболее значительное вычленение — вычленение следующих шести классов, отличающихся разнообразными значениями и масштабностью:

— первый класс — «инстинкта комбинаций»;

— второй — «незыблемости агрегатов»;

— третий — «потребности проявления чувств во внешних дей­
ствиях»;

— четвертый — «остатков, относящихся к социальности»;

— пятый — «целостности индивида и его зависимостей»;

— шестой — «сексуальных остатков».

Бросается в глаза, что в некоторых классах слово «оста­ток» представлено в самом определении, тогда как в других используется термин «инстинкт» или «потребность». По-види­мому, эти шесть классов гетерогенны и имеют разную значи­мость. Самые важные — первые два класса: они одни или поч­ти одни будут рассмотрены во второй части «Трактата», когда речь пойдет о синтезировании.

1. Первый класс образован из остатков, соответствующих ин­стинкту комбинаций. Определяя его, Парето использует термин «инстинкт», который отсылает нас к тому, что есть самое глубокое в человеке, по ту сторону остатков, к чув­ствам. Инстинкт комбинаций в самом общем плане есть склонность к установлению связей между идеями и веща­ми, к извлечению следствий из провозглашенного принци­па, к правильному или неправильному рассуждению. Имен­но благодаря инстинкту комбинаций, человек есть человек с его делами, экспрессивностью, теориями, доказательства­ми и вдобавок с «Трактатом по общей социологии» как не­избежными, но. явно констатируемыми следствиями инс­тинкта комбинаций.

Инстинкт комбинаций включает в себя в качестве одной из своих разновидностей «потребность в логическом развитии». Таким образом, он лежит в основе интеллектуального про­гресса человечества, развития разума и цивилизации. Самые блестящие общества, не обязательно при этом самые мораль­ные, — те, где в изобилии остатки первого класса. По мнению Парето, Афины V в. до н.э., Франция начала XX в. суть обще­ства, переполненные остатками первого класса. Их было мень­ше в Спарте и в Пруссии XVIII в. Заметны политические по-


следствия, вызываемые изменением числа остатков первого класса.

Класс «инстинкта комбинаций» распадается в свою очередь на несколько родов. Первый, самый простой и самый абстрак­тный, — «инстинкт комбинаций вообще», т.е. без детализации. Второй — «инстинкт комбинаций сходных или противополож­ных вещей». Большинство магических действий заключают в себе комбинации этого типа. Третий определяется как «таин­ственная власть некоторых вещей или некоторых дел». Чет­вертый назван «потребность в объединении остатков», пятый — «потребность в логическом развитии», шестой — «вера в дей­ственность комбинаций».

Пятый род — «потребность в логическом развитии» — ох­ватывает большинство остатков, определяющих производные. Эта потребность в логическом развитии и объясняет бесконеч­ное обновление теорий и прогресс наук.

Отсюда понятно, что логическое поведение может также
определяться остатками, которые сами суть проявление инс­
тинктов или чувств. Первопричиной логического поведения
могут быть чувства, если, осознавая связи между средствами
и целью, субъект действия в состоянии предвидеть последст­
вия используемых им средств и установить корреляцию ме|к-
ду субъективным и объективным отношениями. ·'

Отметим и то, что один и тот же истинкт комбинаций мол
жет быть, таким образом, первопричиной и нелогического по­
ведения, например магии, и того, что составляет признак лога;
ческого поведения, т.е. науки. ■ ' г

2. Второй класс остатков составляет противоположность пер­вому. Если инстинкт комбинаций есть то, что мешает чело­веку раз и навсегда ограничиться одним способом деятель­ности или одним обществом, стимулируя беспрерывное развитие знаний и бесконечное обновление верований^ то незыблемость агрегатов, которую Парето не называет инс­тинктом, сравнима с инерцией. Это склонность людей к поддержанию сформировавшихся комбинаций, к отказу от изменений и к согласию с императивами.

«Некоторые комбинации составляют агрегат из частей, крепко соединенных в некое тело, которое в конце концов приобретает индивидуальность, сходную с индивидуальностью реальных существ. Эти комбинации часто можно узнать по свойственным им признакам, отличающим их от простого пе­речисления частей... После создания агрегата зачастую возни­кает некий инстинкт; он с переменным успехом противодейст­вует тому, чтобы объединенные таким образом вещи раздели­лись, а если разделения нельзя избежать, он старается его


скрыть, сохраняя видимость агрегата. В общих чертах можно сравнить этот инстинкт с механической инерцией. Он проти­водействует движению, заданному другими инстинктами. От­сюда проистекает важное общественное значение остатков второго класса» (ibid., § 991, 992).

Второй класс образует, таким образом, с первым контраст­ную пару. Обе эти основные тенденции имеют непосредствен­но постигаемое общественное значение. Одна содействует из­менению и обновлению, другая — стабильности и сохране­нию, Одна побуждает к строительству интеллектуальных кон­струкций, другая — к стабилизации комбинаций. Парето замечает, что революции легче изменяют власть имущих, идеи, с помощью которых те управляют, и в известных случаях ор­ганизацию общественной власти, чем нравы, верования и ре­лигии. Дело в том, что все, относящееся к нравам, институту семьи и религиозным верованиям, составляет сущность обще­ства и поддерживается «незыблемостью агрегатов». Насиль­ственные преобразования, навязываемые политиками, натал­киваются на сопротивление остатков второго класса.

Как и для остатков первого класса, Парето устанавливает классификацию разных родов остатков второго класса. В част­ности, он различает незыблемость отношений между живыми и мертвыми или между покойником и вещами, которыми тот владел всю жизнь. Как правило, связи между людьми и связи людей с местностями суть типичные примеры остатков, пере­ходящих в остатки класса «незыблемость агрегатов». Тот факт, что столько обществ хоронят мертвецов вместе с их собственностью, иллюстрирует надежность связей между че­ловеком и вещами, которые ему принадлежали. Точно так же здесь может иметь место^незыблемость отвлеченного понятия. Те, кто говорит о Человечестве, Прогрессе или Истории, дви­жимы остатками второго класса, принадлежащими к роду «не­зыблемость отвлеченного понятия», или «персонификация». Если утверждают, что Прогресс чего-то требует или что Право заставляет, и если всерьез принимают абстрактное слово, при­давая значение прописной букве, значит, действует остаток незыблемости агрегатов, побуждая нас обращаться с абстрак­цией как с реальностью, персонифицировать идею и в резуль­тате приписывать персонифицированным абстракциям волю.

Третий и шестой классы остатков самые простые и излага­ются Парето наиболее кратко.

3. Третий класс назван «потребность обнаружения чувств во внешних действиях». Эта потребность выражается ритуаль­ным действием, например аплодисментами, предназначен­ными для выражения благосклонности. Не во всех обще-


ствах аплодируют, чтобы показать согласие; жесты или шу­мы, посредством которых обозначается согласие или несог­ласие, варьируются от общества к обществу. Разнообразие этих феноменов представляет собой переменную часть (Ь), между тем как общая часть (а), или остаток, есть более или менее большая потребность демонстрации чувств. Парето намечает только два рода третьего класса, один из которых — просто потребность действовать, проявляющаяся в комби­нациях, а второй — религиозная экзальтация. Без какого-либо труда можно представить себе во всех прежних или современных обществах бесчисленные обстоятельства, при которых свободно удовлетворяется потребность выраже­ния чувств. В наше время благоприятные возможности для этого представляют спортивные зрелища и политические демонстрации.

4. Последний класс в Паретовой классификации остатков — «сексуальные остатки». Здесь мы оказываемся на рубеже инстинкта, т.е. реальности, которая как таковая не входит в сферу изучения социологии. В классификации остатков нет места инстинктам в чистом виде. Поэтому Парето,пишет: «Простое сексуальное желание, хотя речь идет, ни мнДго ни мало, о человеческом роде, не должно нас здесь зани­мать» (ibid., § 1324). Те формы поведения, которые управ­ляются сексуальным инстинктом, таким образом, не входят в сферу социологического анализа, но социолога интересу­ют некоторые разновидности поведения, связанные с сек­суальными остатками. «Мы должны изучать сексуальный остаток рассуждений и теорий. Обычно этот остаток и чув­ства, от которых он ведет свое происхождение, встречают­ся в огромном множестве феноменов, но они часто скры­ты, особенно у современных людей» (ibid.).

В качестве своих любимых мишеней Парето избрал пропа­гандистов целомудрия. Он ненавидел ассоциации и людей, вы­ступавших против непристойных публикаций и вообще за пу­ританские нравы. На десятках страниц излагается то, что Па­рето окрестил «добродетельной религией», связанной с сексу­альными остатками дополнением, противопоставлением или отрицанием. Этот пример помогает осмыслить понятие остатка и связь между инстинктами и остатками. Поскольку люди удовлетворяют свои желания, они не интересуют социолога, если только они не вырабатывают философию или мораль по­ведения, относящуюся к сексуальности. Поэтому в разделах, посвященных остаткам шестого класса, одновременно ставит­ся проблема добродетельной религии и собственно религий,


т.к. все вероисповедания приняли и преподали определенную установку по отношению к сексуальности2.

5. Четвертый класс — «остатки, относящиеся к социально­сти», — Парето определяет так:

«Этот класс образуют остатки, относящиеся к обществен­ной жизни. Сюда можно включить и те, что относятся к дис­циплине, если допустить, что соответствующие чувства укреп­ляются жизнью в обществе. Здесь примечательно то, что все домашние животные, за исключением котов, когда они были на свободе, жили сообществом. Вместе с тем общество невоз­можно без дисциплины, и, значит, у социальности и дисципли­ны непременно есть точки соприкосновения» (ibid., § 1113).

Четвертый класс — остатков, относящихся к обществу и дисциплине, — как-то связан, следовательно, со вторым — «незыблемость агрегатов». Но дефиниции у них разные, и они различаются по некоторым пунктам.

Разные роды, выделяемые Парето, позволяют конкретизи­ровать этот класс остатков. Первый род — «отдельных об­ществ». Парето намекает на то, что все люди склонны созда­вать ассоциации, в частности добровольные, внешние по отно­шению к первичным группировкам, в которые они непосредст­венно интегрированы. Эти ассоциации постепенно порождают чувства преданности и лояльности, укрепляющие их бытие. Простейший пример — спортивное общество. В годы моей мо­лодости парижане делились на сторонников «Рейсинг клаб де франс» и сторонников «Стад франсэ». Даже тех, кто не зани­мался никаким спортом, объединяла стихийная привержен­ность либо «Рейсингу», либо «Стаду». Клубный патриотизм приводил многочисленную публику на матчи, в которых высту­пали эти команды. Пример одновременно ироничный и серьез­ный. Добровольные ассоциации сохраняются только благодаря преданности своих участников. Лично я по непонятным причи­нам сохранил верность клубу «Стад франсэ». Когда его фут­больная команда встречается с футболистами «Рейсинга», по­беда «Стада» приносит мне некоторое удовлетворение. Ника­кого логического^ обоснования этой преданности я не нахожу. Но в ней я усматриваю пример привязанности к отдельным обществам и из этого делаю вывод о том, что я наделен многи­ми остатками четвертого класса.

Второй род, которого касается Парето, — «потребность еди­нообразия». Эта потребность, бесспорно, одна из самых рас­пространенных и самых сильных у людей. Каждый из нас скло­нен считать, что его образ жизни — наилучший. Ни одно обще­ство не может существовать, если оно не навязывает своим членам определенного образа мыслей, определенной веры, оп-


ределенного способа действий. И именно потому, что любое общество считает обязательным тот или иной образ жизни, оно также стремится преследовать отступников. ' Потребность еди­нообразия есть остаток, который вызывает столь частые в исто­рии гонения на диссидентов. Впрочем, склонность к преследо­ванию еретиков свойственна как верующим, так и свободомыс­лящим. Атеисты, презирающие священников, и рационалисты, изобличающие суеверия, обнаруживают эту потребность еди­нообразия, продолжающую существовать в коллективах, офи­циальной догмой которых является свобода веры. Как психо­аналитики говорят о ловушках комплексов, так и Парето мог бы говорить о ловушках остатков.

Третий род характеризуется феноменами «сострадания и жестокости». Отношение между этим родом и другими остат­ками, связанными с социальностью, не· столь ясное, как в предыдущих случаях. Фактически Парето анализирует чувства сострадания в себе, перенесенные на другого, инстинктивное отвращение к страданию вообще и обоснованное отвращение к напрасным страданиям. Он имеет в виду, что не восприни­мать страдания других нормально и что доброжелательность должна побуждать нас уменьшать по мере возможности стра­дания других. Но чувство сострадания может стать чрезмер­ным, считает он и клеймит демонстрируемую судами того вре­мени снисходительность в отношении анархистов и убийц. Все чаще его ирония адресуется гуманистам, которые в конце кон- v цов думают лишь о страданиях убийц, а не их жертв. «Бес­спорно, что уже в течение века вплоть до настоящего времени кара за злодеяния постоянно ослабевает. Не проходит и года, чтобы не появлялись новые законы в пользу правонарушите­лей, тогда как существующие законы все чаще применяются судами и присяжными с поблажкой. Таким образом, создает­ся впечатление, что сострадание по отношению к преступни­кам растет, между тем как сострадание по отношению^к их жертвам ослабевает» (ibid., § 1133). Раздутый гуманизм — од­на из любимых мишеней Парето. Свою критику он оправдыва­ет тем, что зачастую злоупотребления мягкосердечием и со­страданием предшествуют бойням. Когда в обществе утерян смысл коллективной дисциплины, близка революция, которая вызовет переоценку ценностей. На смену слепому сострада­нию слабости придет безразличие к страданиям других, распад дисциплины вызовет появление сильной власти. Парето, ко­нечно, не расхваливает насилие, он стремится показать, что каждая из двух крайностей — раздутый гуманизм и жесто­кость — опасна для общественного «равновесия. Лишь взве­шенная позиция может предохранить от несчастий. «Сущест­вам сильным, деятельным, знающим, чего они хотят, и способ-


ным остановиться на том конкретном месте, достичь которого они считают полезным, присуще чувство разумного отвраще­ния к ненужным страданиям, — пишет он в начале раздела, где четко и кратко излагается его моральный кодекс. — Инс­тинктивно субъекты правления отлично понимают разницу между этой разновидностью сострадания и предшествующей. Они уважают, ценят, любят сострадание сильных прави­тельств; высмеивают и презирают сострадание слабых прави­тельств. По их мнению, сострадание второго вида — низость, сострадание первого вида — великодушие. Термин «ненуж­ное» в данном случае субъективен: он обозначает чувство то­го, кто им пользуется. В одних случаях очевидно, что опреде­ленные вещи объективно не нужны обществу, но в большин­стве других остается сомнение, и социология еще далеко не настолько развита, чтобы разрешить этот вопрос. И все-таки был бы ошибочным вывод о вероятной и отдаленной возмож­ности какой-нибудь пользы от перенесенных страданий. Нуж­но принимать решение сообразно большей или меньшей веро­ятности. Разумеется, абсурдно утверждать, будто убийство на­обум сотен людсй может быть полезным, потому что среди них может находиться будущий убийца. Но возникает сомне­ние и по поводу тех умозаключений, к которым часто прибега­ли, чтобы оправдать охоту за ведьмами: среди них, как утвер­ждали, было много заурядных преступниц. Возможно, сомне­ние оставалось бы, если бы не было кое-каких средств, чтобы отличить соблазнительницу от истерички, которая верит, что общается с дьяволом. А поскольку такое средство существует, сомнение исчезает и перенесенные страдания объективно на­прасны. Здесь не место для дальнейших соображений, уводя­щих от темы остатков ji переключающих наше внимание на проблему логических поступков» (ibid., § 1144).

Четвертым родом является «склонность вызывать на себя зло ради блага других», или, говоря обычными словами, само­отверженность^ заставляющая индивидов жертвовать собой ради других. В учении Парето самоотверженность есть нело­гический поступок. А вызванные определенным интересом действия, в которых субъект комбинирует средства с целью получения максимального самоудовлетворения, суть логиче­ские поступки. Это наблюдение показывает, что назвать по­ступок нелогическим не значит его обесценить. Это значит просто сказать, что детерминант поступка выражает чувства, чаще всего не совсем понятные даже его субъектам. Однако, добавляет пессимист Парето, не следует считать, что предста­вители господствующего класса, которые принимают сторону подначального класса, непременно действуют в соответствии со склонностью вызывать зло на себя ради блага других. Цель


буржуа, примыкающих к революционным партиям, часто со­стоит в приобретении политических или финансовых выгод. Заинтересованные лица, они разыгрывают комедию бескоры­стия. «Сегодня промышленники и финансисты обнаружили, что могут приобрести выгоду, присоединившись к социали­стам. Видя, как промышленники и банкиры, располагающие миллионными богатствами, требуют «социальных законов», можно подумать, будто ими движет любовь к ближнему и, воспламененные этой любовью, они горят желанием раздать свои богатства. Но будьте особенно внимательны к тому, что случится после принятия «социальных законов», и вы увидите, что их богатство не уменьшается, а возрастает. Так что они со­всем ничего не дали другим: наоборот, они на этом кое-что за­работали» (ibid., § 1152).

Наверное, вожди революционных партий редко бывают полными циниками, потому что невозможно жить, раздваива­ясь. Человек, проповедующий революционные учения правого или левого толка, кончает тем, что верит в них, только бы обеспечить равновесие и душевное спокойствие. Но это от­нюдь не говорит о том, что он одержим только любовью к се­бе подобным. Он может быть жертвой своих остатков и про­изводных: остатков, подталкивающих его к политическерй карьере; производных, которые создают у него иллюзию того, что он из чистого идеализма избирает тактику, благоприятную ч для реформ или революции.

Следующий род, пятый, чувства, связанные с иерархией, т.е% почтительное отношение подчиненного к начальнику, благо­склонность и покровительство — переходящие в господство и надменность — начальника к подчиненному, одним словом, чув­ства, испытываемые друг к другу членами коллектива, находя­щимися на разных уровнях иерархии. Ясно, что иерархическое общество не могло бы существовать, если бы подчиненных не принуждали повиноваться и если бы те, кто командует, не были вынуждены требовать от подчиненных повиновения и одновре­менно проявлять к ним благосклонность. «Ощущения иерархии как со стороны низших, так и со стороны высших наблюдаются уже среди животных, они широко распространены и среди лю­дей. Представляется даже, что общества, достигшие опреде­ленной степени сложности, не могли бы существовать без этих чувств. Меняются принципы иерархии, но она остается в обще­ствах, которые формально провозглашают равенство индиви­дов. Здесь складывается нечто вроде временной феодальной зависимости, в которую попадают разные политики, от великих до самых мелких» (ibid., § 1153).

Последний род остатков, на котором очень настаивает Па-рето, образован совокупностью феноменов аскетизма. «У лю-


дей наблюдается особый вид чувств, не имеющих подобия у животных. Они побуждают индивидов налагать на себя лише­ния, воздерживаться от удовольствий без какой-либо личной пользы, поступать наперекор инстинкту, подталкивающему живые существа стремиться к приятному и избегать неприят­ного. Такова сущность феноменов, известных под именем ас­кетизма» (ibid., § 1163). Парето не любит аскетов. Он высмеи­вает их и смотрит на них со смешанным чувством удивления, негодования и восхищения. Наш объективный социолог теряет свою беспристрастность, когда пишет об аскетах.

Следуя своему методу, Парето рассматривает аскетизм — от учреждений спартанцев до христианских мистиков и про­тивников равнодушной к общественной проблематике литера­туры или литературы сугубо увеселительной — и заключает, что многообразные феномены содержат в себе общий эле­мент, константу — страдания, налагаемые людьми на самих себя. Парето дает аскетизму определение, которое воскреша­ет в памяти дюркгеймовскую философию. Люди неизбежно вынуждены подавлять многие свои желания, будучи не в со­стоянии удовлетворить их все. Природа вложила в людей столько желаний, что средства для их удовлетворения всегда недостаточны. Чувства, подчиняющие желания дисциплине, подобные склонности к самоотверженности или самопожерт­вованию, общественно полезны. Но когда эти чувства получа­ют чрезмерное развитие, они приводят к аскетизму, который уже не полезен человеку, а в глазах социолога предстает как патологическая форма дисциплины желаний. «Акты аскетизма суть большей частью поступки, имеющие остатки, неотдели­мые от общественной жизни; они сохраняются таковыми, ког­да перестают быть полезными. Или же это такие поступки, ко­торые обрели силу, уносящую их за пределы той сферы, где они были полезными. Остаток аскетизма должен быть поме­щен, следовательно, среди остатков, имеющих отношение к социальности, и часто представляет гипертрофию чувств соци­альности» (ibid., §.1171).

Большинство родов остатков четвертого класса, если от­бросить крайние формы сострадания и аскетизма, выполня­ют консервативную социальную функцию. В этом плане ос­татки четвертого класса связаны с остатками второго класса, т.е. с остатками незыблемости агрегатов. Когда Парето во второй части книги прибегает к анализу чувств или остатков, которые одновременно варьируются в истории, он помещает остатки четвертого класса вместе с остатками второго клас­са, располагая вместе чувства религиозного и социального консерватизма. Незыблемость «религиозных агрегатов» спо­собствует сохранению религий; чувства, связанные с иерар-


4 хией, способствуют сохранению социальных структур. Меж­ду тем их сходство неполное. Сострадание и аскетизм могут быть социально вредными.

6. Пятый класс определяется как «целостность индивида и его зависимостей». Парето добавляет: «Совокупность чувств, называемых интересами, того же свойства, что и чувства, которым соответствуют остатки данного класса. Значит, в крайнем случае данная совокупность должна относиться к этому классу, но ее значение для общественного равнове­сия столь огромно, что полезно ее рассмотреть отдельно от остатков» (ibid., § 1207).

Поскольку индивид стихийно побуждаем стремлением к приятному, логично поступает тот, кто хочет получить макси­мум удовольствий и рационально сочетает средства, преследуя эту цель. Таким образом, если желание могущества нормаль­но, то политик, коварно соединяющий разные средства для за­хвата власти, поступает логично. Интересы, вытекающие из стремления к богатству и влиянию, следовательно, выступают причиной и детерминантом многих логических поступков. Ос­татки целостности индивида и его зависимостей суть предста­вители в нелогической сфере того, что в логической сфере представляют интересы. Другими словами, когда индивид éa-моутверждается эгоистично с помощью остатков и чувств, он^ ведет себя нелогично, между тем как он поступает логично, стремясь приобрести богатство и власть.

Не все роды пятого класса остатков на деле легко согласу­ются с общей концепцией. Второй род, «чувство равенства у подчиненных», легко понять, т.к. это чувство побуждает под­чиненных требовать равенства с начальниками. Оно есть ком­пенсация чувств, связанных с иерархией и повелевающих при­мириться с неравенством. Это остаток, проявлением которого служит общее требование равенства. Но «это чувство нередко оказывается защитой целостности индивида, принадлежащего к низшему классу, и способом его перевода в высший класс. Не обязательно, чтобы индивид, испытывающий данное чувст­во, осознавал различие между действительной и мнимой целью. Вместо собственного интереса он выдвигает интерес общественного класса просто потому, что это обычный способ самовыражения» (ibid., § 1220)3.

Третий род можно также в случае необходимости подвести под общее определение: он понимается как «восстановление целостности посредством действий, относящихся к субъектам, испытавшим беспокойство». Парето размышляет о феноменах, которые можно было бы обозначить общим термином «обряды , очищения»: будучи религиозным действом, они могут существо-


вать и в других сферах. Во Франции в начале нашего века, когда Гюстав Эрве в эпоху революционного экстремизма, прежде чем стать во время войны 1914 — 1918 гг. ультрапатриотом, печатно заявил о необходимости «вывалять знамя в дерьме», многие сочли эти слова кощунственными по отношению к свя­щенному символу, и по стране прошли многочисленные демон­страции очищения. Это типичный пример остатков, ведущих к восстановлению целостности посредством действий, относя­щихся либо к виновному субъекту, либо к объекту — жертве вол­нения. Понятие бесчестия есть во всех религиях. Последние — от тотемизма и до нынешних религий спасения — знают обря­ды, призванные очистить верующих от грехов или бесчестных дел. По мнению Парето, эти обряды характеризуют и остатки, побуждающие индивидов к утверждению или восстановлению целостности самих себя и своих зависимостей.

Первый род — «чувства, контрастирующие с нарушениями общественного равновесия». Они побуждают индивидов ка­рать тех, кто совершил поступок, противный императивам об­щества и общественным представлениям о справедливости и несправедливости. Остатки пятого класса обязывают членов любого общества к догматическому толкованию требований справедливости. Когда совершено зло, остатки целостности индивида проявляются как желание санкций, возмущение и преследование.

Остатки пятого класса имеют разные общественные значе­ния. Если речь идет о втором роде, чувстве равенства у подчи­ненных, пятый класс предстает противоположностью четвер­того. Чувства новизны или протеста противодействуют чувст­вам консерватизма или созвучны им. Благодаря второму роду пятый класс остатков сближается с первым, классом «инстин­кта комбинаций». Но, с другой стороны, первый и третий роды скорее связаны с четвертым классом. Это скорее чувства кон­серватизма, чем новизны. Трудность точного определения об­щественного значения четвертого и пятого классов приводит к тому, что эти классы почти исчезают во второй части «Тракта­та», т.е. в синтезе. Итак, двумя классами, играющими главную роль, выступают-классы «инстинкта комбинаций» и «незыбле­мости агрегатов»; четвертый класс — «остатков, относящихся к социальности» — чаще всего связан со вторым.

Необходимость столь детальной типологии остатков лучше всего объясняется во второй части «Трактата». Но уже сейчас видно, как важна она для учения Парето. Классификация ос­татков и производных есть учение о природе челове 'а, прояв­ляющейся в общественной жизни. Различные классы остатков соответствуют группам чувств, которые фиксируются в исто­рии во всех обществах. По мнению Парето, классы остатков


меняются мало. Иначе говоря, человек, определяемый таким образом, в основном не меняется. Утверждение, что человек в сущности не меняется, несовместимо с тезисом о приблизи­тельном постоянстве классов остатков. В этом источник песси­мизма мыслителя. Если идея прогресса и убеждение в воз­можности преобразования человеческой природы характери­зуют левое направление, то Парето, несомненно, принадле­жит к правым.

Производные — это переменные элементы системы, обра­зуемой поведением человека и его словесным сопровождени­ем. Говоря языком Парето, они представляют собой эквива­лент того, что обычно именуют идеологией или оправдатель­ной теорией. Это разные словесные средства, с помощью ко­торых отдельные индивиды или группы придают видимую логику тому, что на самом деле ею не обладает или обладает не в той мере, в какой субъекты хотели бы в это верить.

Анализ производных в «Трактате по общей социологии»
включает несколько аспектов. В самом деле, можно рассмат­
ривать словесное поведение субъектов с точки зрения логики
и показать, как и когда они ее нарушают. Вместе с тем мож^о
сравнивать производные с экспериментальной реальность^о,
чтобы увидеть дистанцию между представлением субъектов
действий о мире и миром, каков он есть на самом деле. v

Парето далеко не сразу приступает к сличению производ­ных с логикой и экспериментальной реальностью в тех главах* которые предшествуют изложению теории остатков. Лишь пЪг еле классификации остатков он переходит к производным, но под определенным углом зрения. Он изучает их главным обра­зом «субъективно, с точки зрения силы убеждения, которую они могут иметь».

Слушая на собрании оратора, утверждающего, будто всеоб­щая мораль запрещает казнь приговоренного к смерти, Можно рассматривать его речь с точки зрения логики и судить, в какой мере нанизываемые одно на другое положения последователь­ны; можно сличать эту речь, т.е. идеологию всеобщей морали, с миром, каков он есть; наконец, можно слушать оратора и спра­шивать себя; почему его суждения убеждают аудиторию. Со­циологическое исследование выясняет, каким образом люди используют психологические, логические или псевдологиче­ские методы, чтобы увлечь за собой других. Идя этим путем, Парето приходит к выделению четырех классов производных.

Первый класс — «простые утверждения», образцом кото­рых может служить обращение матери к ребенку: слушайся, потому что нужно слушаться. Будучи ребенком, родителем или


солдатом, каждый слышал формулу: «Так надо, потому что так надо». Производная первого класса действенна, если «надо, потому что надо» говорится надлежащим тоном и надлежащим лицом. Межличностные отношения определенного типа спо­собствуют тому, что производная простого утверждения до­стигает своей цели.

Второй класс можно проиллюстрировать материнским по­велением: ты должен слушаться, потому что этого хочет папа. Говоря абстрактно, это убеждение авторитетом — «Philosophus dixit». Он позволяет заменить Аристотеля мысли­телем, модным сегодня; речь всегда будет идти о производ­ных, черпающих силу убеждения в авторитете определенных лиц, традиции или обычае.

Между тем, если отцовского авторитета недостаточно, мать прибегнет к третьему классу производных и будет ссылаться на отца Фуеттара (сказочный персонаж, которым пугают детей. — Прим. ред.) или на Деда Мороза. Иначе говоря, производные могут опираться на чувства или принципы, основываться на юридических или метафизических сущностях и взывать к воле сверхъестественных существ. В этом случае они черпают силу убеждений из «согласия с чувствами или принципами». Когда Парето сортирует третий класс производных по родам, он по­следовательно перечисляет чувства, индивидуальные и коллек­тивные интересы, юридические сущности (например, Право, Справедливость), метафизические сущности (Солидарность, Прогресс, Человечество, Демократия), все сущности, которые постоянно проявляются в производных, и, наконец, сверхъ­естественные сущности. Производная делает убедительными утверждения, императивы или запреты, пробуждая соответст­вующие чувства, указывая на связь между предположениями и существующими интересами или ссылаясь на предполагаемую во­лю абстрактной сущности или сверхъестественного существа.

Четвертый класс составлен из производных, черпающих си­лу убеждения из «вербальных доказательств». «Вербальные производные — результат применения неопределенных, со­мнительных, двусмысленных терминов, не согласующихся с ре­альностью» (ibid., §|154 3). Например, такой-то режим объявля­ется демократическим, потому что он функционирует в интере­сах народных масс. Это положение сомнительно вдвойне. Что называть демократией? Что такое функционировать в интере­сах масс? К разряду вербальных доказательств относится боль­шинство политических речей. Следует добавить, и Парето это понимает, что речь, содержащую только логически-экспери­ментальные доказательства, публика, конечно, не слушала бы даже в аудитории. Парето иронизирует по поводу нелогическо­го характера производных, но повторяет, что он нисколько не


желает, чтобы манера поведения людей была логически-экспе­риментальной, когда они занимаются политикой: это было бы невозможно и неэффективно. В 10-й главе «Трактата», посвя­щенной производным, он характеризует, часто очень метко, те методы, которыми пользуются политики или субъекты дейст­вий для убеждения, вовлечения, соблазна, — одним словом, психологические приемы воздействия. Парето задолго до Гит­лера писал, что одно из самых эффективных средств убежде­ния слушателей или читателей — многократное повторение одно­го и того же: «Повторение, не имея ни малейшего логически-экс­периментального значения, стоит больше наилучшего логиче­ски-экспериментального доказательства. Повторение особенно действует на чувства, изменяет остатки; логически-эксперимен­тальное доказательство действует на разум, в лучшем случае оно в состоянии изменить производные, но слабо воздействует на чувства. Когда правительство или какая-нибудь финансовая власть требует от преданных им газет защищать их достоинст­во, знаменательно, что те часто прибегают к далеко не лучшим доводам, используя самые худшие вербальные производные ав­торитета и т.п. Но это не беда, напротив, иногда полезно; в осо­бенности если производная настолько проста, что все, даже са­мые невежественные, могут понять ее и бесконечно пойторАть» (ibid., § 1749). Так же задолго до Гитлера он сказал, что ва^ны не рациональность или логичность в мыслях, а умение создать впечатление; что есть слова, оказывающие магическое влияние на толпу, что надлежит, следовательно, употреблять эти слова, даже — и особенно — если в них нет четкого смысла. С тех пер этот способ совершенствовался. И психологи, вдохновленные психоанализом или Паретовой психологией, более точным об­разом проанализировали способы насилия над толпой4. Теория производных Парето — вклад в психологию межличностных и межгрупповых отношений в сфере политики.

Эти четыре класса производных легче уяснить посредством логически-экспериментального метода. Последний оперирует не голословными утверждениями, а согласованностью между положениями и наблюдаемыми фактами. Он взывает не к ав­торитету традиции или отдельного лица, а к результатам опы­тов, установленным закономерностям. Он обязан пользоваться строго определенными терминами и не манипулировать поня­тиями сомнительного значения.

Положения, которые Парето считает логически-экспери­ментальными, в целом не согласуются с нашими чувствами. Но такой разлад иллюстрирует коренное различие между научны­ми истинами и чувствами людей, и в этом нет ничего удиви-


тельного. Экспериментальные или научные истины не слиш­ком значимы в жизни человека, и в известном смысле можно было бы устранить их раз и навсегда как второстепенные. Ло­гически-экспериментальные положения представляют реаль­ные интересы только для немногочисленной категории людей, предпочитающих истину выгоде, что встречается в обществен­ной или экономической сфере редко.

Уточняя таким образом характер логически-эксперимен­тального и ненаучного мышления, Парето приходит к опреде­лению возможных связей между его собственной и Контовой концепциями познания.

Логически-экспериментальное мышление, считает он, в ка­честве отправной точки рассматривает экспериментальные факты и благодаря им восходит к псевдоэкспериментальным принципам. Когда им пользуются люди просвещенные, оно мо­жет достигнуть третьей фазы, фазы чувственных или метафи­зических абстракций, абстрактных формул, из которых авто­ры выводят все следствия, какие им нравятся. И наконец, в некоторых случаях оно может достигнуть самой удаленной от экспериментальных фактов четвертой фазы — персонифика­ции чувственных или метафизических абстракций. Зато у не­культурных людей меняется расстановка третьей и четвертой фаз. Обращение к собственным силам или к божеству для них ближе к экспериментальным фактам, чем чувственные или ме­тафизические абстракции. «Нет нужды в огромной-работе во­ображения, чтобы наделить другие существа волей и идеями, обычно наблюдаемыми у человека. Гораздо легче представить себе Минерву, чем абстрактный разум. Легче понять Бога Де­калога, чем категорический императив» (ibid., § 1533). По­следняя категория людсй даже в наших обществах может, впрочем, остановиться на второй фазе псевдоэксперименталь­ных принципов и обходиться без чувственных или метафизи­ческих абстракций и персонификаций.

Обозначим эти три состояния (а), (Ь) и (с). Парето пишет: «Мы уже знаем, что эволюция не следует в одном-единствен-ном направлении^ что, следовательно, гипотеза о народе, ко­торый из состояния (с) переходит в состояние (b), a затем в состояние (а), не будет соответствовать реальности; но чтобы подойти к реальному феномену, мы можем начать с этой гипо­тезы и затем дополнить ее соображениями, которые прибли­зят нас к реальности. Если, таким образом, гипотетически на­род проходит последовательно три состояния — (с), (Ь), (а), — то из этого следует сделанный нами вывод о том, что множе­ство совершаемых нелогических поступков (с) и их элемен­тарных объяснений постепенно создадут персонифицирован­ные, а затем, посредством абстракций, метафизические объяс-


нения... До настоящего времени никогда не было не только це­лого народа, но и значительной части населения, достигшей та­кого уровня, чтобы давать исключительно логически-экспери­ментальные объяснения, и, таким образом, пребывающей в со­стоянии (А), когда люди неукоснительно применяют только логически-экспериментальный метод. Поистине не дано пред­видеть, случится ли когда-нибудь такое. Но если мы рассмат­риваем ограниченное, даже очень ограниченное число просве­щенных людей, можно сказать, что в наше время есть люди, приближающиеся к этому состоянию (А), и поэтому может так случиться — хотя способов доказательств нам недостает, — что в будущем большинство людей полностью достигнут этого состояния» (ibid., § 1534).

И немного далее Парето комментирует: «Гипотетический феномен, перед этим рассмотренный применительно ко всему населению, был отмечен с грехом пополам О. Контом и со­ставляет основу его знаменитой теории фетишистского, теоло­гического, метафизического и позитивного состояний. Он рас­сматривал эволюцию, которую можно было бы назвать сход­ной с эволюцией (с), (Ь), (а), (А)» (ibid., § 1536).

Сегодня просвещенные люди, если они не логически-экс­
периментальные люди в Паретовом смысле или не позитиви­
сты в Контовом смысле, прибегают к чувственным или мета­
физическим абстракциям. Так, Дюркгейм пользуется идеей,
общества как принципом, с помощью которого появилась воз­
можность вывести моральные или религиозные императивь}.
Чувственные абстракции Парето эквивалентны, следоватедь-
но, понятиям, которые Конт называл метафизическими. На­
против, те, кто предпочитает персонификации абстракциям,
находятся еще на уровне теологического мышления, а те, кто
знает только псевдоэкспериментальные факты и принципы,
смешивая наблюдаемые факты с вымышленными объяснения­
ми, по Конту, в сущности фетишисты. „.

Тем не менее между замыслами Парето и Конта огромная разница. По Конту, эволюция человека, несмотря на отдель­ные задержки, продвигалась вперед от фетишизма к позити­визму, проходя теологическую и метафизическую стадии, тог­да как, по Парето, эти четыре образа мышления нормально взаимодействуют на разных уровнях во все времена. Еще се­годня есть люди, не преодолевшие фетишистский или теологи­ческий способ мышления. Следовательно, для всего человече­ства нет обязательного перехода от одного типа мышления к другому. Закон трех состояний был бы верен, если бы все на­ши современники мыслили логически-экспериментально, но ничего подобного нет. Логически-экспериментальный метод охватывает лишь крайне ограниченную сферу мысли сегод-


няшних людей. И нельзя даже вообразить, что он может под­чинить себе все мышление отдельных индивидов или обществ. Значит, нет перехода от одного типа к другому в виде единст­венного и необратимого процесса, а есть определяемые обще­ствами и классами, преходящие колебания относительного влияния каждого из этих способов мышления.

Мы вправе констатировать только очень медленное расши­рение сферы, охватываемой логически-экспериментальной мыслью, о чем свидетельствует расцвет естествознания. Се­годняшнее человечество отводит больше места логически-экс­периментальному методу, чем в прошлые эпохи. Но с одной стороны, этот прогресс окончательно не определился, а с дру­гой — нельзя даже в воображении продолжать его до беско­нечности. В сущности, немыслимо общество, которое было бы целиком подчинено логически-экспериментальному мышле­нию. Действительно, логически-экспериментальная мысль ха­рактеризуется согласованностью между обдуманными связями и объективной последовательностью и не предполагает опре­деления целей. Однако люди не могут жить и действовать, не задаваясь целями, которые выдвигаются практикой, отличной от научной. Больше того, чтобы люди поступали логично, нуж­но, чтобы ими двигал разум, который обеспечивал бы паралле­лизм последовательностей мыслей и реальных событий. А ведь биологическая природа человека такова, что его поведе­ние не может всегда мотивироваться рассудком.

«Остатки» и «производные» —- слова, произвольно выбран­ные для обозначения феноменов, выявленных путем индуктив­ного анализа. С помощыо конкретных производных, скажем форм поведения людей, анализируются проявления чувств, ка­ковыми служат остатки, и псевдорациональные оформления, каковыми оказываются производные5.

Остатки не должны, значит, рассматриваться в качестве конкретных и автономных реальностей. Отдельные формы поведения человеку редко объясняются одним остатком. Их классификация не претендует на завершенность. Она просто подразумевает основные тенденции поведения людей и вмес­те с тем направленность их чувств. Тем не менее она сама по себе имеет огромное значение, т.к. доказывает, что пове­дение структурировано, а его мотивации не анархичны. Она свидетельствует о внутренней упорядоченности природы че­ловека и о том, что можно обнаружить какую-то логику в нелогически-экспериментальном поведении людей, живущих в обществе.


Умопостигаемая структура остатков включает в себя шесть классов, из которых четыре основных можно характеризовать следующими терминами: «комбинация»,

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Раймон Арон этапы РАЗВИТИЯ

LES Eacute TAPES DE LA PENS Eacute E SOCIOLOGIQUE... Gallimard Paris... РаймонАрон этапы РАЗВИТИЯ Общая редакция и предисловие д ф н П С Гуревича Перевод с французского Москва...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: От экспрессивности к ее истокам

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

РАЗВИТИЯ
социологической мысли Общая редакция и предисловие д.ф.н. П.С.Гуревича Перевод с французского Москва ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА «ПРОГРЕСС» «УНИВЕРС»

ШАРЛЬ ЛУИ МОНТЕСКЬЕ
Я счел бы себя счастливейшим из смертных, если бы мог излечить людей от предрассудков. Предрассудками я называю не то, что мешает нам познавать те или иные вещи, а то, что мешает нам познавать сами

Зак. № 4 33
Вместе с тем нет сомнения в том, что именно занимает цен­тральное место в его труде «О духе законов», ибо, как мне представляется со всей очевидностью, основу замысла этого труда составляет, к

Неизбежными недостатками общественной гармонии, крайняя услож­ненность которой не защищает ее от злоупотреблений.
Этого привычного убеждения будет, однако, недостаточно, чтобы сдержать анархические претензии, если чувство, способное их оправ­дать, не получит в то же время определенного нормального удов

E. Sellière. Auguste Comte. Paris, Vrin, 1924.
КАРЛ МАРКС Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего... Общество, если даже оно напало на след естественного закона св

Зак. № 4
Наоборот, азиатский способ производства, кажется, не со­ставляет этапа в западной истории. Поэтому комментаторы Маркса без устали спорили о том, един или не един историче­ский процесс.

Зак. № 4 193
развитие производительных сил ни в коей мере не устраняет право на собственность и что теоретического противоречия между производительными силами и производственными отно­шениями не существует

АЛЕКСИС де ТОКВИЛЬ
Кто ищет в свободе не свободу, а что-то другое, рожден быть слугой. Алексис де Токвиль Имя Токвиля обычно не фигурирует среди зачинателей социологии. Такая недооценка крупн

Работы по теме в целом
J.-J. Chevallier. Les Grandes Œuvres politiques. Paris, Armand Colin, 1949. FJ.C. Heamshaw, éd. The Social and Political Ideas of some Representative Thinkers oi

СОЦИОЛОГИ И РЕВОЛЮЦИЯ 1848 ГОДА
Когда я приступаю к поискам той действительной причины, которая вызывала падение правящих классов в разные века, разные эпохи, у разных народов, я отлично представляю себе такое-то событие, такого-

Зак. № 4 289
стало быть, в том, что исполнительная власть подчиняет себе общество» (Соч., т. 8, с. 208). Налицо очень проникновенное описание двусмысленного положения (класс и некласс) массы крест

ЭМИЛЬ ДЮРКГЕЙМ
Человеческие страсти пасуют только перед лицом нравственной силы, которую они уважают. При недостаточности авторитета подобного рода господствует право сильного, и явное или скрытое состояние войны

Элк. № 4 385
6. Социология и философия Немало было сказано о том, что под названием социологии Дюркгейм представил социальную философию, что он был скорее философом, чем социологом. Бесспорно, Дюр

ВИЛЬФРЕДО ПАРЕТО
Проблема организации общества должна решаться не декламациями вокруг более или менее смутного идеала справедливости, а только научными исследованиями, задача которых — найти способ соотнесения сред

Произведения Вильфредо Парето
«Le Traité de sociologie générale». Paris, Payot, 1933. «Fatti e teorie». Florence, Vallechi, 1920; «Transformazioni délia democrazia». Milan, Corbacci

Работы о Максе Вебере
R. Aron. La Philosophie critique de l'histoire. Essai sur une théorie allemande de l'histoire. Paris, Vrin, 1964. R. Aron. La Sociologie allemande contemporaine. Paris

Карл Маркс
1. Социально-экономический анализ капитализма........................... 152 2. «Капитал»..................................................................................................

Алексис де Токвиль
1. Демократия и свобода................................................................................ 227 2. Американский опыт............................................................

Эмиль Дюркгейм
1. «О разделении общественного труда» (1893) ....................... , 315 2. «Самоубийство» (1897)........................................................................ 326 3.

Макс Вебер
1.Теория науки '................................................................................................. 489 2. История и социология..............................

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги