МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ Бюджетное
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
БАШКИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
НЕФТЕКАМСКИЙ ФИЛИАЛ
Р.М.Насибуллина
Практикум по истории отечественного государства и права
(IX-XIX вв.)
СОДЕРЖАНИЕ
Введение............................................................................................................... 3.
Тема 1. Русская правда............................................................................... 3
тема 2. псковская судная грамота. 43
тема 3. судебник 1497 года.................................................................... 80
тема 4. артикул воинский. краткое изображение процессов и судебных тяжб 100
ТЕМА 5. УЛОЖЕНИЕ О НАКАЗАНИЯХ УГОЛОВНЫХ И ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ…………………………………………………124.
ВВЕДЕНИЕ
Традиционной для нашей дисциплины учебной формой остаются семинарские занятия. Именно они позволяют студентам усвоить первоначальные навыки работы с юридическими текстами, формируют у них навыки юридического мышления, применения норм права к конкретным ситуациям, в том числе путем их толкования.
Материал курса истории отечественного государства и права чрезвычайно обширен и информативен. Студенты имеют возможность непосредственно изучить как древнейшие тексты правового характера, которые представлены в семинаре, посвященном Русской правде, так и документы Нового времени. Таким образом, студенты, изучая историю, постигают азы многих отраслевых дисциплин, прежде всего, гражданского, уголовного, конституционного (государственного), административного и судебного права.
Для лучшего усвоения материала курса важную роль играет метод анализа и самостоятельного моделирования студентами конкретных ситуаций, регулируемых правом.
Студенту, который готовится к семинарскому занятию, необходимо:
изучить текст соответствующего документа, поскольку приводимые в рекомендациях статьи являются лишь примерами, а поиск всех статей, регулирующих тот или иной вопрос, составляет задачу студента;
запомнить специфические юридические термины, встречающиеся в документе;
выявить содержание юридически значимых положений документа и соотнести их с отраслями права;
соотнести правовые положения документа с историческим контекстом;
выявить моменты эволюции отдельных отраслей права по сравнению с предшествующими эпохами.
Настоящий практикум включает темы, план и методические указания к семинарским занятиям, документы Древнерусского государства и периода феодальной раздробленности, законы периода образования и развития Русского централизованного государства, документы периода становления абсолютизма (конец XVII – начало XVIII века). Тексты законов по первоисточнику в данный сборник не включены, т.к. в хрестоматиях, имеющихся в библиотеке университета, эти документы имеются. Все издаваемые документы объясняются и подробно комментируются. В комментариях показаны различные точки зрения по спорным вопросам, с тем, чтобы студент мог сам выбрать убеждающее его решение, так как по первоисточнику студенту-первокурснику самостоятельно дать комментарий к статьям представляет некоторую сложность
Тема 1: «Русская Правда»
1. Общая характеристика Русской Правды. Ее значение в истории русского права.
2. Правовое положение населения по РП.
- феодалы (состав, личные и имущественные права);
- зависимые люди (холопы, закупы, смерды);
3. Гражданское право:
- система договоров
- наследственное право
4. Преступление и наказание:
- понятие преступления, формы вины, соучастие, рецидив, стадии совершения преступления, виды преступлений;
- виды и цели наказаний
5. Процессуальное право:
- органы осуществляющие правосудие
- форма процесса, общая характеристика
(предварительные следственные действия - гонение следа, заклич, свод);
- доказательства
Методические указания.
При анализе текста Русской Правды следует обратить внимание на то, что она вбирает в себя как нормы обычного права, так и обобщенную судебную практику, княжеское нормотворчество. Следует уметь охарактеризовать основные этапы внешней истории памятника, знать, что подразумевается под списком Правды, Протографом. Невозможно ограничиться знакомством лишь с одной из известных редакций Русской Правды, поскольку эволюция текста этого памятника отражает становление представлений о праве в древнерусском обществе, а также рост вмешательства государства в дела общества. Показателен в этом отношении институт кровной мести и его регулирование в Краткой (ст. 1, 2 Академического списка) и Пространной (ст. 1, 2 Троицкого списка) Правде.
Важной характеристикой состояния права является правовой статус личности. В праве рассматриваемого периода доминирует представление о свободном индивиде («муже») как субъекте правового общения. Нужно разбираться в социальной дифференциации древнерусского общества и ее основаниях, уметь охарактеризовать правовое положение отдельных групп населения в Киевской Руси. В рамках семинара обсуждаются особенности правового положения (личные и имущественные права) приближенных к князю людей, бояр, купцов, ремесленников, свободных людей, зависимого населения (смердов, закупов), а также холопов.
При анализе норм Русской правды, отражающих развитие гражданского права, следует обратиться, прежде всего, к основным институтам вещного права. Русская правда не оперирует современными терминами гражданского права, так что приходится воспользоваться методом их актуализации.
Необходимо уяснить, какие объекты вещных прав получают защиту в Русской правде (ст. 33, 34, 72, 75 и др. Пространной редакции). Рассматривая систему обязательств, следует исходить из принятого в современном гражданском праве различия между обязательствами, возникающими из договоров, и обязательствами из причинения вреда.
Необходимо обратить внимание на систему договоров (купля-продажа (ст. 38 и др. Пространной ред.), личный найм (ст. 110), заем (ст. 48. 55, 56), хранение (поклажа) (ст.49), подряд (ст. 97), перевозка (ст. 54) и форму их заключения. Пространная редакция уделяет внимание ряду существенных условий договора: особый интерес представляет договор займа под проценты и регулирование в Русской правде размера и порядка взимания процентов (реза). Важно обратить внимание на установление сроков исполнения договоров, условия отсрочки исполнения. В ходе семинара изучаются также особенности наследственного права в Древней Руси (по закону и по завещанию). При этом следует обратить внимание на ограниченные возможности завещателя распорядиться своим имуществом (ст. 90-95 Простр. Ред.).
При обращении к уголовному праву актуализируется современное понятие преступления, состава преступления. Необходимо обратить внимание на то, каким термином обозначалось преступление и что под ним подразумевалось. Русская правда знала лишь одну значимую характеристику индивида (субъекта) - полное отсутствие статуса свободы, которая исключала применение государственной санкции в отношении такого лица (ст. 46 Пространной ред.). Представление о формах вины (субъективной стороне) в этот период только начинает складываться (ст. 3, 6 Пространной ред.). Объективные обстоятельства совершенного деяния (объективная сторона) также определенным образом учитывались судом (ст. 26 Простр. Ред.). В качестве объекта преступления выступали не только предметы материального мира, но и такие категории, как честь физического лица, мужчины или женщины. Следует обратить внимание на отсутствие среди упоминаемых в Русской правде объектов защиты государства[1]. Соответствующие статьи Русской правды необходимо обнаружить и уметь истолковать, выявив тем самым систему предусмотренных в документе преступлений (ст. 1, 27, 33, 40 и др. Простр. ред.). Необходимо также уяснить специфику предусмотренной Русской правдой системы наказаний, где центральное место занимает штраф (ст.5, 23, 45 и др. Простр. ред).
Наконец, следует отметить характер судебного процесса по Русской Правде, запомнив, что состязательный (обвинительный) процесс является древнейшей формой. К судебному праву следует отнести вопросы об органах, осуществляющих правосудие (ст. 46, 66 и др.), процессуальных действиях, в том числе позволяющих установить отвечающую сторону (заклич (ст. 32), свод (ст. 35), гонение следа (ст. 77), видах доказательств, судебных пошлинах.
ПРАВДА РОСЬКАЯ
КОММЕНТАРИЙ
Статья 4
Статья является логическим продолжением предшествующей. Удар мечом в ножнах или рукоятью меча рассматривался также как оскорбление. Этим обусловлен и столь высокий штраф (ср. ст. 6: за отнятие пальца – 3 гривны).
Утяти, утнеть – ударить, ранить, отсечь.
Статья 8
Особо выделяет Правда Ярослава оскорбление, выражавшееся в повреждении бороды и усов. Статья содержит только указание на размер штрафа за это действие. Понятно, что здесь подразумеваются и условия, при которых можно осудить обидчика (они изложены в ст. 2: необходимо иметь или свидетеля, или соответствующее знамение).
Статья 12
В какой-то степени статья является продолжением предыдущей. Если в ст. 11 речь идет о незаконном укрывательстве чужого челядина, то в ст. 12 говорится о незаконном пользовании имуществом. Для законодателя здесь важен лишь сам факт незаконного пользования, поскольку кража коня каралась особо (кража коня рассматривается в статьях Правды Ярославичей – ст. ст. 28, 31 Краткой Правды).
Статья 16
В статье описывается свод – процесс, при помощи которого отыскивается недобросовестный владелец вещи. Статья говорит о частном случае, когда предметом свода является челядин. Процесс свода, выработанный еще в древнейшие времена, был, видимо, достаточно хорошо урегулирован обычаем, поэтому мы не встречаем в Русской Правде подробного описания свода. В статье содержатся исключения из общего правила: свод ведется истцом до третьего покупателя. Далее его должен вести уже добросовестный покупатель, передав истцу своего челядина (ср. ст. 38 Пространной Правды).
Пояти, поняти – взять, принять, поймать, схватить.
Скот – зд. деньги (ср. ст. 38 Пространной Правды).
Статья 18
Статья говорит о повреждении чужого имущества. Ее первая часть регулирует случаи, когда испортивший вещь желает оставить ее у себя. В таком случае собственнику вещи возвращается ее цена. Во второй части говорится о случае, когда сломанную вещь хотят вернуть собственнику помимо его воли. В этом случае цена вещи все равно должна быть возмещена.
Правда уставлена руськои земли...
Вторая часть Краткой редакции Русской Правды (начиная со ст. 19) носит в литературе название Правды Ярославичей (к ней относят первые три, восемь или двадцать две статьи). В литературе существует своеобразное, хотя и не очень убедительное мнение (Б. Д. Греков), что эта часть Русской Правды посвящена правовой регламентации жизни княжеской вотчины, ее охране от посягательств извне, в частности от свободных общинников, оказывающих сопротивление феодалам. Позднее положения этого закона были распространены и на другие феодальные владения.
И. Я. Фроянов считает, что в принятии Правды Ярославичей участвовали представители общины. На съезде Ярославичей, помимо князей, присутствовали наиболее именитые княжеские дружинники – наместники Киева и Вышегорода. И. Я. Фроянов утверждает, что они представляли интересы общины, земства и что «киевская и вышегородская общины через своих представителей оказались сопричастны к составлению Правды Ярославичей»21 [Фроянов И. Я. Киевская Русь .., с. 41].
Более точной будет, пожалуй, все же иная характеристика Правды Ярославичей. Эта часть Русской Правды посвящена охране феодальной собственности и жизни лиц, служащих князю, находящихся в той или иной форме зависимости от него, а также имущества и личности других феодалов.
Приметати 1) прикидывать, подбрасывать; 2) отдавать, уступать.
Статья 28
Статья устанавливает штрафы за похищение или истребление княжеского скота. Здесь же упоминается и о коне смерда. Вряд ли разница штрафов за коней князя и смерда вызвана только различным их использованием: княжеский – военный, смердий – пахотный, как полагает А. А. Зимин. Скорее всего, закон ставит княжеское имущество под большую охрану по сравнению с имуществом смерда. Однако сама постановка вопроса о коне смерда в статье, касающейся имущества князя, говорит, во-первых, о наличии собственного хозяйства смерда, в хорошем состоянии которого заинтересован и князь, и, во-вторых, о роли коней смердов в ополчении.
Статья 29
Рассматриваемая статья устанавливает размер штрафа за увод, похищение холопа. Нельзя не обратить внимания, что размер этого штрафа значительно превышает размер штрафа за убийство холопа.
Статья 30
Статья кажется выпадающей из общего смысла закона. Правда Ярославичей говорит в первых статьях о наказании за убийство слуг князя, затем за похищение имущества с княжеского двора. Статья о кровавом муже вклинивается как раз в статьи о похищении имущества. Вряд ли она представляет более древнее установление, как считает А. А. Зимин. Скорее всего, здесь имеется дефект текста. Замена видока на послуха в смысле очевидца говорит о позднейшем времени появления статьи. Послух в этом смысле появляется только в Пространной Правде.
Послух – свидетель доброй славы; зд. очевидец.
Статья 31
Статья говорит о наказании в случае совершения преступления несколькими лицами. Русская Правда, таким образом, знает уже институт соучастия. Видимо, в тексте ст. 31 имеется неточность в указании размера штрафа: в случае совершения преступления одним человеком – одна гривна 30 резан; в случае, если воров несколько, то каждый платит по 3 гривны 30 резан. Вероятно, что в случае совершения кражи одним лицом, штраф был установлен также в 3 гривны 30 резан. Вознаграждение по 30 резан мужеви, видимо, плата в пользу лиц, задержавших воров, так как в ст. 40, содержащей аналогичную норму, мужеви раскрыто: хто изымал, т. е. кто схватил, поймал воров. Возможно, что здесь имеется в виду и княжеский человек – емец (см. ст. 41).
Статья 32
Имущество князя подлежит охране и в лесу: за уничтожение или повреждение борти платится штраф.
Борть - пасека, пчельник.
Статья 33
Статья косвенным образом указывает на существование, наряду с княжеским судом, суда общинного. Она содержит санкции за физическое насилие в отношении смерда, огнищанина, тиуна или мечника без разрешения князя. Перечисленные в статье лица подлежат суду князя: только он может судить своих дружинников и слуг.
Рассмотрение С. В. Юшковым данной статьи в связи с анализом статей о преступлениях против телесной неприкосновенности представляется необоснованным, так как в данном случае объектом посягательства является не столько телесная неприкосновенность людей князя, сколько княжеский суд.
Мука – физическое насилие.
Умучити – замучить, подвергнуть наказанию.
Статья 34
Статья устанавливает высокий штраф за порчу межевых знаков. Речь идет об охране землевладения.
Перетес – межевой знак, сделанный топором на дереве.
Статьи 35, 36, 37
Статьи носят казуистический характер, перечисляют штрафы за кражу имущества. Интересно появление в ст. ст. 35 и 36 термина продажа. В предыдущих статьях встречалось лишь взыскание за обиду. Оно толковалось исследователями Русской Правды или как штраф в пользу князя, или как вознаграждение потерпевшему. Появление продажи характеризует дальнейшее развитие правовой мысли: закон устанавливает штраф, взыскиваемый в пользу князя в качестве государственного органа, штраф, идущий в казну (если так можно выразиться, поскольку в тот период не было разграничения казенного, т. е. государственного, имущества и имущества князя). Помимо продажи устанавливается взыскание (за обиду) в пользу потерпевшего.
Жеравь – журавль.
Статья 38
Здесь подтверждается правило, установленное, видимо, обычаем – право убить вора на месте преступления. Закон, однако, ограничивает это право: убивать можно только ночью и нельзя убивать связанного вора. Статья 38, как и ст. 33, имеет целью укрепить княжескую юрисдикцию, ограничивая самочинную расправу.
Статья 39
Статья устанавливает штраф за кражу сена или дров. Преступление состояло именно в краже уже готового продукта, а не в недозволенном сенокошении или рубке леса, как считает А. А. Зимин. Сенокошение и рубка леса не представляли опасности во времена Древней Руси: леса и травы было достаточно.
Статья 40
Статья аналогично ст. 31 рассматривает случай, когда преступление – кража – совершено несколькими преступниками. Наказанию подвергается каждый из соучастников (будь их хоть десять – каждый платит штраф. Формулировка статьи кажется более близкой к первоначальному тексту по сравнению со ст. 31 – там будь их хоть 18). Статья устанавливает также таксу вознаграждения за поимку воров (ср. ст. 31, см. также ст. 41).
Изъимати – схватить, захватить.
Статья 42
Покон вирный представляет собой третью составную часть Краткой Правды. Покон определяет типичный для раннефеодального государства порядок кормления княжеского слуги – вирника. Время происхождения Покона датируют по-разному: временем княжения Ярослава или после его смерти.
Вирник – сборщик виры.
Полот – кусок, туша.
Борошно – пища вообще.
Покон – устав.
Статья 43
Урок мостников непосредственно продолжает и завершает статьи Краткой Правды о порядке оплаты княжеских слуг. Место возникновения Урока определяют по-разному. М. Н. Тихомиров видит в нем новгородский памятник права, С. В. Юшков считает местом его происхождения Киев. Мост имеет двоякое значение: мост – переход через реку, овраг и т. п. и мост – мостовая.
Урок – 1) правило, установление; – 2) плата; – 3) налог, судебная пошлина, пеня, штраф.
ПРОСТРАННАЯ РЕДАКЦИЯ
КОММЕНТАРИЙ
Статья 4
Статья устанавливает порядок выплаты вервью дикой виры. Дикая вира (возможно, от слова дикий – чужой, т. е. вира за чужую вину) – штраф, который платят сообща члены верви за убийство, происшедшее на ее территории, когда убийца неизвестен или вервь не хочет его выдавать. В статье установлено, что вервь имеет право платить дикую виру в рассрочку. Размеры виры – 40 и 80 гривен кун – очень значительные суммы, равные стоимости стада из 50 и 100 коров, которые составляли, вероятно, немалую часть собственности, принадлежавшей членам общины в целом. За вервью остается право распределения этих сумм между ее членами, что предполагает существование авторитетной общинной администрации, представляющей вервь и в общении с государственной властью. В свою очередь, государственная власть согласна с выплатой дикой виры в рассрочку для сохранения существования такого коллектива и его финансовой способности.
Зане же – потому что, в связи с тем, что.
Статья 7
Убийство в разбое является особо тяжелым. Преступник не имеет права рассчитывать на помощь в выплате виры со стороны общины и выдается вместе с семьей на поток и разграбление. Поток (от слова поточити – заставить бежать) – изгнание (ср. чтение в списке НС), позднее, вероятно, то же, что заточение (содержание под стражей, лишение свободы), при указании места – ссылка (в 1129 г. поточи Мстислав князи полотьскые Царюграду с женами и с детьми)300 [Полное собрание русских летописей. Изд. Археографической Комиссии (ПРСЛ). Спб., 1846 и сл. т. 1, стб. 301]. Разграбление - не только конфискация имущества, но и превращение в холопов жены и детей преступника (ср. ст. 6 договора Смоленска с Ригой 1229 г.: а будеть виноват немчицю русин, а отъиметь князь все, жену и дети у холопьство)301 [Памятники русского права. Вып. второй, с. 60].
Статья 10
Статья содержит расчет доли, причитающейся вирнику с каждой полученной виры в 80 гривен, т. е. за убийство высокопоставленного княжеского чиновника. Эта доля здесь также равна 1/5 виры, не считая сьсадной гривны. Кроме того, статья устанавливает размер платы за голову, как можно думать, родственникам убитого. Размер этой платы, однако, необъяснимо мал.
Статья 12
В какой степени можно отождествлять огнищанина с огнищным тиуном (как это делает А. А. Зимин), неясно. Стремление к унификации в социальной терминологии представителей различных групп княжих людей в ст. ст. 12–13 очевидно, но огнищане известны в XII–XIII вв. в летописной традиции не как управители княжеского хозяйства, а как бояре, вместе с гридью и наиболее богатыми и влиятельными купцами представлявшие высшие круги Новгорода.
Конюший тиун ведал княжескими конюшнями; с развитием придворной титулатуры конюший к XVI в. занял первое место среди других чинов и даже возглавлял правительство.
Статья 13
За убийство низших представителей вотчинной администрации, распорядителей работ на пашне (возможно, бывших холопами) нужно платать 12 гривен.
Основываясь на сходстве этой статьи со ст. 24 Краткой Правды, можно считать, что сельский тиун, заменивший княжеского сельского старосту, распоряжался работой живших в княжеском селе крестьян или холопов; ратайный тиун, упоминаемый вместо ратайного старосты, мог руководить сельскохозяйственными работами на господском поле.
Статья 14
Статья устанавливает 5 гривен в качестве возмещения за жизнь рядовича. Под рядовичем (ср. ст. 25 Краткой Правды, где та же ставка защищает жизнь княжеского рядовника) в Пространной Правде мог подразумеваться закуп, положению которого посвящено несколько статей этого памятника (см. комментарий к ст. 56).
В выражении тако же и за бояреск упомянут труженик, зависимый от боярина. Боярский рядович – явление более позднее, чем княжеский. Это добавление к тексту Краткой Правды, как и упоминание тиуна боярского в ст. 1 Пространной Правды, свидетельствует о развитии феодального землевладения, охватившего не только княжеские, но и боярские земли, причем о значительном распространении этого явления, достаточном для того, чтобы получить отражение в кодификации XII в.
Рядович – крестьянин, феодально–зависимый от князя, с которым его формально связывает обязательство по договору (ряду – см. комментарий к ст. 92).
Статья 15
Древнерусские ремесленники хорошо известны своими изделиями305 [См.: Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М, 1948]. Существовало не только мужское ремесло, но и женское (высококачественное шитье, вышивки, отдельные ювелирные изделия). Судя по месту статьи среди норм, касающихся населения, работавшего в княжеской (и боярской) вотчине и по возмещению в размере 12 гривен, а не виры, упоминаемые здесь ремесленник и ремесленница также не свободные, а принадлежащие такой вотчине306 [О лично зависимых ремесленниках см.: Щапов Я. Н. О социально-экономических укладах в Древней Руси XI – первой XII вв. – В кн.: Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970, с. 110-113]
Статья 17
Уступительная форма фразы (хотя си буди холоп...) говорит о том, что кормильцами309 [О кормилицах см.: Гарданов В. К. «Дядьки» древней Руси. – Исторические записки, т. 71, 1961, с. 236–250] могли быть как холопы, так и свободные, но эта вотчинная должность ставила их в правовом положении на один уровень с холопами. Установление за рабу возмещения, несколько большего, чем за холопа, необычно для Правды.
Указанные в ст. ст. 13–17 суммы в 12, 5 и 6 гривен – возмещение ущерба, нанесенного владельцу смертью зависимых работников. Кроме того, виновный платил 12 гривен продажи князю (см. ст. 89 Пространной Правды).
Кормилец и кормилица – воспитатели младших членов княжеской или боярской семьи.
Статья 18
Для отведения ложного обвинения в убийстве необходимо выставить не менее семи послухов, которые могут вывести виру, т. е. отвести это обвинение (в списке TIV: то им и верят). Послухи здесь не свидетели преступления, которых при убийстве, очевидно, совсем не было, а свидетели доброй жизни обвиняемого. Для иностранцев (варягов и др.), не имеющих широкого круга знающих их людей, число послухов может быть ограничено двумя. Двух послухов требует для иностранца и договор Смоленска с Ригой 1229 г. (ст. 8). Семь послухов – скорее всего, члены того же территориального коллектива (общины, улицы), к которому принадлежал и обвиняемый.
Поклепная вира – ложное обвинение в убийстве.
Статья 19
Вервь не отвечает за убийство и не платит дикой виры, если на ее территории найдены лишь человеческие кости или труп человека, которого никто не знает. Здесь косвенно вводится норма давности совершенного убийства, не подлежащего наказанию.
Статья 20
Данная статья по смыслу примыкает к ст. 18. Если обвиняемый свержеть виру, т. е. докажет безосновательность обвинения в убийстве, то он не платит виры, но вносит лишь сметную (от слова сметати – отвергать, отметать) гривну кун – плату представителю княжеской власти – отроку – за участие в суде и оправдании (об участии отрока в суде см. комментарий к ст. 74). Возможно, что оправданному помогает в этом община, внося примерно 1/5 часть указанной гривны (помечное – от слова меч, символ княжеского судьи – мечника или помочное – возможно, позднейшее переосмысление). Обвинитель (кто и клепал) в качестве наказания за ложное обвинение также вносит отроку ту же сумму.
Статья 23
Статья начинает раздел об оскорблениях (ст. ст. 23–26), соответствующий ст. ст. 3, 4, 9 Краткой Правды. По возмещению ущерба оскорбление приравнивается к убийству холопа–специалиста (см. ст. ст. 13, 15, 17). В списках Пушкинской группы XIV–XVI вв. отсутствует указание на мотив оскорбления – удар ножнами, он заменен возмещением за нанесенную рану или ушиб. Шагом к этой новой трактовке нормы является и заглавие Оже кто ударить мечем в списках конца XI11 – XV вв., которое не выделяет оскорбительного характера такого удара, а обращает внимание на сам его факт.
Продажа назначалась за такие преступления, как кража (ст. ст. 32, 36, 37, 70, 121), легкое членовредительство (ст. ст. 28, 68), нанесение ран и ушибов (ст. ст. 29, 31), а также оскорбление (ст. ст. 23, 67), поставленное в законе на первое место. Продажа в Пространной Правде заменяет возмещение за обиду в Краткой Правде (ср. ст. 4 Краткой Правды).
Продажа – денежный штраф.
Статья 24
Обнажение меча без применения, т. е. угроза им, также рассматривалось как оскорбление и наказывалось продажей в 1 гривну (ср. ст. 9 Краткой Правды).
Утнеть – ткнет, ударит.
Статья 25
Удар подручным предметом расценивался как оскорбление, равно как и удар ножнами меча (ср. ст. 3 Краткой Правды).
Слово тылесния, известное только Правде, в XIV – XV вв., судя по разночтениям, было уже непонятно и осмысливалось как десница – правая рука.
Статья 26
Ответ мечом на оскорбление действием не являлся преступлением и не подлежал наказанию. Вслед за А. А. Зиминым можно думать, что эта норма существовала и ранее XII в., но оказалась зафиксированной только в Пространной Правде. Ответ на вопрос, был ли такой удар мечом местью, как считал В. И. Сергеевич, зависит, вероятно, от того, заменялись ли ответным ударом ответственность обидчика перед государственной властью (12 гривен продажи). Раз удар не заменял ее, значит он не признавался санкцией, каковой была прежде месть, и являлся лишь частной акцией, вызванной состоянием сильного возбуждения оскорбленного.
Статья 27
Статья входит в раздел (ст. ст. 27–34) о других преступлениях – кражах, членовредительстве, нанесении ранений. Статья 27 связана со ст. ст. 5–6 Краткой Правды, но отражает развитие права, объединяя различные виды членовредительства и устанавливая за них новую ставку штрафа – полувирье (полвиры в 40 гривен) и возмещение потерпевшему в размере 10 гривен.
Оборот не утнеть труднообъясним. Возможно, это им обозначалось то же, что не отпадетъ, т. е. останется не действующей. Распространение той же нормы на повреждение носа относится по крайней мере к XIV в., которым датируется Пушкинский список.
Статья 28
Это преступление наказывается государственной властью и, кроме того, устанавливается возмещение ущерба потерпевшему. Упоминание меча, появившееся в списках Пушкинской и Карамзинской групп, указывает на действие этой нормы только в случае драки, а не в результате бытовой травмы.
Статья 30
Удар мечом рассматривается не как оскорбление, а как причинение телесного повреждения и наказывается поэтому не высокой продажей в 12 гривен, а низкой – в 3 гривны. Установление о возмещении пострадавшему платы за лечение восходит еще к Краткой Правде. М. Н. Тихомиров считает, что лечебное –- дополнительная плата сверх 1 гривны, и ставит поэтому после слов а самому гривна запятую313 [Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды, с. 92]. Убийство наказывается вирой, а что касается членовредительства, нанесенного в вооруженной схватке, то оно, конечно, рассматривается по ст. ст. 27–28.
Статья 31
Статья расширяет состав преступления сравнительно со ст. 10 Краткой Правды, включая и некоторые деяния, предусмотренные ст. 3 Краткой Правды. В отличие от Краткой Правды и ст. 25 Пространной Правды удар жердью, судя по санкции, рассматривается теперь не как оскорбление, а как нанесение побоев. Новая систематизация побоев в ст. 31 свидетельствует о тенденции сузить число оскорбительных действий за счет отнесения некоторых из них к числу наносящих только физический ущерб. Правонарушение, предусмотренное ст. 31, близко к случаю, предусмотренному ст. 29, когда следов физического воздействия на пострадавшем нет и для установления вины обидчика необходимы двое свидетелей (а не один, как в указанной статье). Иностранцы также обязаны представить двух свидетелей (полная видока – двойственное число, буквально – полных двух свидетелей), которые приносят присягу в верности своих слов.
Статья 32
Челядин, убежавший от своего господина и скрывшийся в чужом доме, должен быть выдан ему в течение первых двух дней; если же его не выдадут в эти дни, то, будучи опознан, все равно возвращается к хозяину, но его укрыватель наказывается тогда продажей в 3 гривны. По сравнению со ст. 11 Краткой Правды здесь эта норма отнесена ко всем домохозяевам, а не только к варягам и колбягам. Кроме того, введено указание на форму информации о бежавшем (закличють и [его] на торгу) – публичное извещение на городской торговой площади, вероятно, с указанием отличительных особенностей пропавшего.
Статья 33
Использование коня, принадлежавшего другому лицу, без его разрешения не является похищением и наказывается только продажей, как и по ст. 12 Краткой Правды.
Статья 34
Данная статья примыкает по содержанию к ст. 32. Собственник утраченного коня или вещи (оружия, одежды) должен публично объявить о пропаже (этим ст. 34 отличается от ст. 13 Краткой Правды), после чего, если он обнаружит ее в чужом владении, то имеет право получить обратно. Закон предусматривает уплату в этом случае 3 гривен за обиду. А. А. Зимин считает эти 3 гривны продажей. Однако, по буквальному смыслу слов, названная сумма является возмещением ущерба потерпевшему. Но в этом случае получается, что преступление остается безнаказанным.
Норма ст. 34 имела действие на территории города, где произошла утрата вещи, и это (так же, как и торг) переносит действие Правды из любого соседского коллектива X–XI вв. в городскую жизнь XII в.
Лицем взяти – взять именно пропавшую вещь, а не другую, равноценную ей.
Статья 35
Статья открывает раздел (ст. ст. 35–39) о своде – розыске виновника похищения или присвоения домашнего животного или вещи. Эта процедура начинается при опознании собственником похищенной вещи и имеет своей целью найти лицо, которое украло или присвоило вещь, а затем, возможно, так или иначе передало ее другим лицам.
При краже коня – важнейшего элемента хозяйства – виновный подлежал высшей мере наказания – потоку и разграблению. При краже другого имущества устанавливается продажа. Виновный в похищении должен также выплатить потерпевшему стоимость других вещей, украденных вместе с главной вещью. Эта новая норма отличает ст. 35 Пространной Правды от архаичной ст. 14 Краткой Правды. Пространная Правда умалчивает также о 5-дневном льготном сроке, которым мог воспользоваться обвиняемый во владении украденной вещью.
Статья 36
Статья предусматривает различный порядок розыска совершившего кражу внутри города и в том случае, если похищенная вещь обнаружена вне его. Свод в городе не ограничен числом владевших украденной вещью, и его ведут до конца (по Двинской судной грамоте конца XIV в. – до десяти изводов314 [Памятники русского права. Вып. третий, с. 162]), свод по землям, вне городских стен, истец ведет только до третьего владельца, который и берет на себя дальнейший розыск. Для того чтобы побудить его к продолжению свода и отысканию преступника, с этого третьего по счету владельца взыскивается стоимость лица – украденной вещи, но при установлении им подлинного похитителя с последнего взыскивается и стоимость лица (в пользу уплатившего за него временного владельца), и прок – стоимость других похищенных вещей, и продажа. Иллюстрацию применения этой нормы на практике представляет новгородская берестяная грамота № 109 конца XI в.
Статья 39
Статья ограничивает процедуру свода территорией своей земли, молчаливо противопоставляя ее чюжей земле – другому княжеству, феодальной волости. Если краденая вещь была приобретена у человека, приехавшего из других мест, и это подтвердят присягой те же свидетели, которые упоминаются в ст. 37, то покупатель несет гражданскую ответственность: он утрачивает купленную вещь или деньги, полученные за ее перепродажу. Собственник же вещи лишается возможности получения возмещения за другие ценности, пропавшие вместе с нею. Некоторые списки конца XIV – XV вв. включают указания на возможность все же получения с вора возмещения в случае, если он будет обнаружен. О подсудности вора, схваченного с лицем на территории «иной страны» властителю тех мест, говорит статья «О установлении татьбы» в Мериле праведном.
Статья 40
Статья повторяет норму ст. 38 Краткой Правды. Вор, забравшийся ночью в дом, может быть убит на месте преступления (во пса место – как собака). Эта древняя норма имеет аналогию в ст. 6 договора Руси с Византией 911 г.: если ят будеть в том часе тать (вор), егда татбу сътворить... и убьен будеть, да не взыщеться смерть его...315 [Памятники русского права. Вып. первый, с. 7]. Если же его удалось связать, то он подлежит уголовной ответственности в обычном порядке; убийство связанного вора подлежало наказанию. Как правило, вором был человек, не обладавший возможностью выплаты штрафа и уже находившийся на грани закабаления. Возможно, поэтому для уплаты продажи его приходилось продавать в холопство.
Во пса место – как собака.
Статья 41
Высокий штраф взыскивался за кражу из закрытого помещения – скота из хлева, продуктов сельского хозяйства и ремесла из клети. Это новая норма, отсутствующая в Краткой Правде, отражает усиление охраны частной собственности на средства производства и предметы потребления.
В статье предусмотрено соучастие в хищении, при котором каждый из воров несет равную ответственность. Указанная сумма в 3 гривны 30 кун складывается из самой продажи в 3 гривны и судебной пошлины, поступающей судебным чиновникам и исполнителям в размере 30 кун (1/5 часть продажи).
Статья 42
Кража скота на поле, т. е. имущества, не охраняемого специально, карается продажей, в 3 раза более низкой, чем за кражу из закрытого помещения.
Статья 43
Кража снопов или зерна из закрытого помещения также наказывается высшим штрафом.
Статья 44
Украденное, если оно имеется в наличии (у вора или других руках) должно быть возвращено собственнику. Кроме того, он получает с вора возмещение ущерба в том случае, если кража произошла более года назад и, следовательно, незаконный владелец пользовался вещью в течение этого времени. Размер возмещения – полгривны (25 кун) за 1 год пользования.
Лице – украденная вещь
Статья 47
Статья начинает раздел, посвященный обязательственному праву.
Спор по договору займа решается с помощью послухов. В литературе принято считать их свидетелями заключения договора.
Длительное невозвращение долга рассматривается как преступление. Это установление отражает значительно более развитую кодификацию обязательственного права сравнительно с Краткой Правдой.
Куны, как и скот – деньги.
Товар - как предметы торговли, так и деньги.
Статья 48
Купец пользуется особыми правами на получение и выдачу в долг денег на торговые операции: при отказе в их возврате представлять свидетелей займа ему не надо, но достаточно самому дать показание, подкрепленное клятвой. По мнению Н. Рожкова, М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина, здесь говорится о купеческом товариществе на вере, торговле вскладчину.
Купля – торговля.
Гостьба – то же, но касается гостей – купцов, приезжавших из другого города или другой страны.
Статья 49
Статья содержит положения о договоре поклажи, хранения, в котором, очевидно, участвуют купцы. Кладь (поклажая, покладежь) может быть оставлена на хранение и без свидетелей. При обвинении в утайке части оставленного товара хранителю для оправдания достаточно принести присягу, поскольку договор безвозмезден, рассматривается как дружеская услуга.
Бологодел – благодеяние.
Статья 50
Статья регламентирует договор займа с процентами, хотя не ограничивает размера реза. Предписывается заключение этого договора в присутствии свидетелей. Ростовщичество было значительным социальным злом средневекового города, оно вело к закабалению неимущих горожан; в народных восстаниях в Древней Руси выступления против ростовщиков занимали большое место.
Статья 52
В случае невозможности представить свидетелей займа при отказе ответчика от его уплаты заимодавец все же может получить свои деньги, если их сумма не превышает 3 гривен. Для этого ему достаточно принести присягу в том, что он эти деньги должнику дал. Если же заем был на большую сумму, заимодатель терял право на иск.
Промиловался – ошибся, прогадал
Статья 55
Задолжавший многим купец, взявший для продажи товар у не знающего его положения приезжего купца и не могущий расплатиться с ним, подлежит той же ответственности, которая предусмотрена в предыдущей статье. Очередность возмещения долгов зависит от положения кредиторов: княжеские деньги отдаются в первую очередь, за ними – долги приезжего купца и затем местных {домашних) купцов, которые делят между собой остаток.
Заимодавец, злоупотреблявший процентами и получивший уже в их форме большую часть долга, лишается права на возврат самого займа.
Преимущественное право иноземных купцов на получение долгов, являющееся элементом международного права, знает и договор Смоленска с Ригой 1229 г. (ст. 5).
Прок в дел – оставшиеся деньги подлежат разделу.
Статья 58
Статья регламентирует ответственность закупа за утрату господского скота: в случае пропажи скота из хлева закуп ответственности не несет, но если скот был оставлен в поле, не введен во двор или помещение и не закрыт, закуп обязан возместить убытки. Так же отвечает закуп и за гибель коня, когда он использует его для работы на себя (орудья своя дея).
Забой – закрывающееся помещение.
Статья 60
Статья (как и ст. 59) стремится ограничить произвол господина в расчетах с закупом: получив с закупа большую плату, чем обусловлено, господин обязан вернуть ему лишнее и наказывается продажей.
Паки ли – а если.
Приимет – возьмет дополнительно, сверх уже взятого.
Статья 61
Если господин распорядится закупом как холопом и продаст его, сделка не может быть признана действительной (и господин обязан, вероятно, вернуть покупателю деньги за него), закуп получает свободу, а господин наказывается, кроме того, высшей продажей.
Законодательство стоит на защите социально зависимого и юридически неполноправного положения трудящегося земледельца, но препятствует его окончательному закабалению и полному лишению прав. Это отражает, очевидно, существование различных тенденций в эволюции феодальной эксплуатации в XII-XIII вв. Правда ничего не говорит о возможности закупа выкупиться из своего зависимого положения. В Правосудии митрополичьем зафиксирована, вероятно, старая норма (которую, однако, нет оснований связывать с Владимиром Мономахом) о внесении закупом для этого двойной купы (дати ему вдвое задаток)326 [Древнерусские княжеские уставы, с. 210].
Обель – полностью, в состоянии полного холопа.
Статья 62
Статья дает возможность дополнительно характеризовать социальное и юридическое положение закупа: он может быть побуждаем к работе побоями, безнаказанно для господина. Если же последний злоупотребляет этим своим правом, то закуп может обратиться в суд (см. ст. 56), который должен взыскать с господина за самоуправство продажу как за избиение свободного (яко же в свободнем платеж), т. е. по ст. 29 – 3 гривны. Конечно, это установление имело больше декларативный характер, ибо злоупотребление господином своими правами было очень трудно доказать. Правда ничего не говорит об уголовном штрафе за убийство закупа. По справедливому предположению А. А. Зимина, он должен был защищаться вирой в 40 гривен.
Наймит (от слова найм – денежная плата за труд) – другое обозначение закупа, связанное, вероятно, с денежной формой купы.
Статья 63
Возмещение за кражу коня, произведенную полным (обельным) холопом, платит его господин. Остается неясным, сохраняет ли эта статья двойную ставку возмещения по ст. 46, раз вор не свободный, а холоп, как думают Б. А. Романов и А. А. Зимин, или отменяет ее, как считал М. Ф. Владимирский-Буданов. Представляется вероятным, что эта статья все же отменяет двойную ставку за кражу именно коня, причем не княжеского, а принадлежащего рядовому собственнику, и это сделано по настоянию хозяина холопа – феодала, не заинтересованного в уплате высоких штрафов за провинности своего холопа.
Статья 64
Статья вновь возвращается к юридическому положению закупа. За закупа, попавшегося на краже, отвечает его господин, а закуп превращается в полного холопа. Господин может его оставить как холопа у себя, но обязан выплатить стоимость украденного (очевидно, при отсутствии самой украденной вещи). Если же он не хочет платить за вора, то должен его продать, уплатить из выручки стоимость украденного, а остаток может взять себе. Вариант Пушкинской группы не предусматривает ответственности господина за сокрытие им холопа-вора. В статье ничего не говорится об уплате продажи за воровство, учиненное закупом. Значит ли это, что он не приравнивался здесь ни к холопу (тогда возмещение украденного должно было быть по ст. 46 в двойном размере), ни платил продажу, несмотря на сохранение до преступления некоторых элементов свободы, а занимал промежуточное положение между закупом и холопом?
Статья 66
Статья завершает раздел, который может быть связан с деятельностью Владимира Мономаха.
Свидетелем может выступать только свободный; показания холопа не принимаются в расчет; в случае отсутствия свободного свидетеля в качестве такового может выступать только боярский тиун. Закуп тоже может быть свидетелем, но только по крайней необходимости и по небольшим спорам. Здесь послушество скорее свидетельство происшедшего события (например, начала драки или дачи денег в долг и пр.), а не характера жизни подозреваемого в преступлении. Эта статья под названием Володимера князя суд о послушестве известна и вне текста Пространной Правды, в приложении к ней в составе юридических сборников и Кормчей книги.
Статья 68
Утрата зуба здесь рассматривается не столько как членовредительство, сколько как результат оскорбления – удара по лицу. С этим связан максимальный размер продажи, а за членовредительство установлено возмещение в размере одной гривны.
Статьи 69 и 70
Статьи тесно связаны между собой, так как рассматривают разные стороны одного и того же состава преступления – кражи бобра, совершенного (как видно по процедуре установления похитителя) крестьянином, членом общины. Бобровые угодья были феодальной собственностью и, соответственно, охота на бобров – княжеской и боярской монополией. С этим связана высшая ставка продажи за ее нарушение. Если на месте, где живут бобры, будут найдены следы разрушения норы (росечена земля) или организации лова (знамение, им же ловлено, или сеть), то при отсутствии свидетелей преступления, могущих указать на виновного, ответственность несет крестьянская община, на территории которой совершена кража. Эта общинная организация должна сама найти вора и выдать его государственной власти или выплатить уголовный штраф по принципу дикой виры. Вариант борть вместо бобр в Синодальном списке распространяет эту норму на охрану диких пчелиных угодий, принадлежавших феодалам.
Статья 71
Деревья в лесу с пчелиными бортями или, скорее, участки леса с такими деревьями отмечались знаками собственности. Знаки обозначения княжеской собственности известны на монетах, привесках, строительной плинфе, сосудах и других предметах. Свои знаки имели, вероятно, и другие собственники-феодалы329 [О бортных знаменах, сохранившихся с XVI-XVII вв. см.: Коткова Н. С. Названия русских бортных знамен – историко-лингвистический источник. – В кн.: Исследования по лингвистическому источниковедению. М., 1963]. Раззнаменование каралось высшей ставкой продажи. По наблюдениям И. И. Смирнова, группа ст. ст. 70–77 отражает борьбу верви против наступления феодала на общинную земельную собственность330 [Смирнов И. И. Очерки, с. 56].
Роззнаменование – уничтожение знака, т. е. нарушение права собственности.
Статья 73
Дубы – наиболее заметные и долговечные деревья – служили естественными ориентирами при установлении межи; на них наносились также знаки.
Статьи 75–76
За уничтожение борти (возможно, во время рубки леса) устанавливался трехгривенный уголовный штраф, как и за сожжение борти по ст. 32 Краткой Правды. Кроме того, за дерево, на котором она находилась, – полгривны. Близость построения ст. 75 и ст. 80 может свидетельствовать о том, что плата за дерево – это возмещение собственнику бортного дерева, которым может быть и не князь, а другой землевладелец. Разграбление борти наказывалось той же продажей, а размер возмещения собственнику зависел от того, взят ли был хозяином собранный пчелами мед или нет (пчелы не лажены).
Олек – верхняя часть борти, где оставался мед для питания пчел.
Статья 79
Похищение речных и морских судов наказывается уголовным штрафом в зависимости от цены судна, а само судно должно быть возвращено владельцу. Перечислено пять видов судов: челн – малое пассажирское судно, выдолбленное из ствола дерева; речная лодья – грузовое судно; струг – также речное грузовое судно, гребное или парусное; набойная лодья – большегрузное судно с надставленными в высоту бортами, с палубой; морская лодья – большое килевое судно, также с палубой. Сравнительно со ст. 35 Краткой Правды эта статья показывает значительный успех в судостроении на Руси, что является также свидетельством и распространения судоходства, и развития частной собственности на эти средства транспорта. На страже последней стоит кодификатор, которого, однако, больше интересуют доходы, поступавшие от государственного суда, чем размеры возмещения собственнику.
Статья 80
За повреждение сети для ловли птиц (перевеса) выплачиваются продажа и возмещение собственнику.
Подотнеть вервь – перерубит веревку
Статья 81
Как и в случаях с повреждением борти и похищением из нее меда, предусмотренных в ст. ст. 75–76, кодификатор различает такие преступления, как повреждение ловчей сети и кража из нее диких птиц. Значительная (от 5 до 15 раз) разница в штрафах за похищение ястреба и сокола, с одной стороны, и дичи – с другой, связана с тем, что крупные хищные птицы, специально дрессированные, использовались для охоты. Перечень птиц, которых ловили в XII в., сравнительно со ст. 36 Краткой Правды не изменился – все они были известны на Руси очень давно.
Статья 82
Статья устанавливает за похищение воза сена или дров возмещение потерпевшему в размере 2 ногат, т. е. 5 кун вместо 9 кун по ст. 39 Краткой Правды. Это может свидетельствовать об изменении соотношения цен на указанные предметы и повышение курса денег (серебра или его заменителей). Необычна для Пространной Правды ставка продажи за кражу сена или дров – 9 кун, в то время как уголовные штрафы в ней имеют размеры 60 кун, 3 и 12 гривен. Как предполагают В. И. Сергеевич и А. А. Зимин, размер продажи внесен ошибочно в Пространную Правду из соответствующей статьи Краткой Правды, где ставка 9 кун является возмещением владельцу. Если это так, то можно считать, что здесь при формировании текста Пространной Правды кодификатор пользовался не практикой, записью норм обычного права, а обновлял и приспосабливал к условиям XII в. норму писаного права – Краткой Правды.
Статья 83
За поджог хранилища собранного урожая – гумна или двора (основного комплекса хозяйственных и жилых построек) виновный подвергался потоку и грабежу. Эта архаичная высшая мера наказания относилась только к преступлениям, которые ставили под угрозу самую возможность существования древнерусской семьи. На догосударственный период происхождения этой меры наказания указывает второстепенная, вспомогательная роль княжеской власти в ее осуществлении.
По мнению А. А. Зимина, эта статья свидетельствует, что представители господствующего класса добиваются принятия постановлений, карающих потоком и разграблением лиц, пытавшихся открыто выступать против них337 [Памятники русского права. Вып. первый, с. 175].
Статья 84
Намеренное уничтожение чужого коня или рогатого скота влечет за собой уплату продажи по высшей ставке и возмещение ущерба потерпевшему. Противоречие мер наказания за преступление, которое здесь обозначено как конь порежетъ (продажа), и за кражу коня (значительно более сильное наказание – поток (см. ст. 35) можно объяснить тем, что украденный конь мог быть продан, что приносит вору выгоду, а погубленный такой материальной выгоды не приносит.
Урок – в данном случае размер платы за ущерб в результате гибели скота (см. в ст. 45 уроци скоту).
Статья 85
Статья регламентирует порядок использования холопа в качестве свидетеля. Его показания можно привлекать только в исключительных случаях, когда на этом настаивает истец, и то, как оговорено в статье, не для определения действительной виновности обвиняемого (что мог бы сделать свободный свидетель своей присягой), а только для возбуждения уголовного дела против указанного холопом – свидетелем лица. Сама же вина определяется в результате «божьего суда» – испытания железом. Но если испытание железом не приводило к доказательству вины подозреваемого, то обвинитель должен был уплатить ему возмещение, поскольку поверил показаниям холопа. Использование свидетельства холопа в суде указывает на эволюцию положения холопа в сторону феодально-зависимого крестьянина, обладавшего определенной хозяйственной самостоятельностью.
Статья 86
Статья устанавливает размеры судебных пошлин при применении железа в судебном процессе: в государственную казну (железное), судебному чиновнику (мечнику) и судебному исполнителю – детьскому, который и проводил, вероятно, это испытание.
Статья 87
Если испытание железом проводится не потому, что использовано свидетельство холопа, а по подозрению (запа), которое трудно проверить (человека видели ночью около места преступления), или по показанию свободного, но оно не докажет вины обвиняемого, то возмещение ему не полагается, а обвинитель платит только железное.
Железное – судебный штраф
Статья 89
За убийство холопа или рабы вира не платилась. За это преступление предусмотрена продажа, и то только в том случае, если убийство не было спровоцировано самими челядинами. Хозяину холопов, потерявшему свое имущество, уплачивается урок. Размер этого урока мог быть 5 или 12 гривен, в зависимости от хозяйственной ценности холопа (см. ст. ст. 15–17). Здесь имеется в виду, конечно, убийство чужого холопа, так как убийство хозяином собственного холопа также считалось не преступлением, а только грехом – нарушение моральной религиозной нормы и соответственно влекло за собой духовное наказание.
Статья 91
В статье противопоставляется наследственное право различных групп феодального класса такому же праву смердов, подтверждая, что после смерти бояр и дружинников наследуют их сыновья, а при отсутствии последних – дочери. Переход феодальной собственности через дочерей в чужие руки не грозил выходом ее за пределы класса феодалов. Появление в некоторых списках XV в. в заглавии чтения и о людстей, как считал Н. А. Рожков, может относиться не к ст. 91, а к ст. 92, объединенной тем же заглавием341 [Правда Русская, т. II, с. 631]. Но поскольку правом на безатщину лично свободных людей князь не обладал, эта вставка в заглавие подтверждала право на наследование дочерьми не только феодалов, но и более широких кругов населения. Б. А. Рыбаков вслед за А. Е. Пресняковым видит в ст. 91 отмену более раннего права мертвой руки сеньора, осуществленную в интересах бояр342 [Рыбаков Б. А. Смерды, с. 52].
Статья 93
Статья устанавливает наследственные права вдовы. Если вдова не выйдет еще раз замуж (сядет по муже), она получает на жизнь определенную часть имущества мужа (выдел). В Синодальном списке уточняется, откуда должна быть взята эта часть, – за счет уменьшения доли взрослых детей. Кроме того, вдова остается собственницей всего того, что было подарено мужем (украшения, одежда и пр., что можно было возложить – надеть на нее). Эта норма была связана со стремлением передать имущество отца сыновьям, а право вдовы на наследство могло привести к уходу его в руки нового мужа вдовы и его детей. По мнению А. А. Зимина, эта статья изменяет в условиях развития феодальных отношений старое общинное право наследования, по которому вдова оставалась полновластной хозяйкой имущества покойного супруга346 [Памятники русского права. Вып. первый, с. 181].
Статья 94
Статья свидетельствует о существовании раздельной собственности супругов и особых правах на наследование этой собственности детьми. Имущество, принадлежавшее первой, покойной жене оставившего наследство, наследуется детьми не от второго, а только от первого брака. Это распространяется и на то ее имущество, которое он после ее смерти подарил своей второй жене, т. е. их мачехе. Особое имущество жены складывалось из приносимого ею в дом мужа приданого и подарков мужа. Любо си... обаче – даже если… все равно. О применении норм этой статьи свидетельствует новгородская берестяная грамота №9 третьей четверти XII в.
Статья 95
Статья подтверждает древнерусскую норму, согласно которой дочери при наличии сыновей – их братьев не наследуют после отца, но они обеспечиваются приданым, которое после смерти отца выделяется им братьями. Эта норма касалась свободного населения. По Уставу князя Ярослава о церковных судах родители обязаны были выдать дочь замуж, в противном случае они облагались штрафом в пользу церковной власти. В XV в. дочери уравнены в наследственных правах с сыновьями347 [Судебник 1497 г. – Судебники XV-XVI вв. М.-Л., 1952, с. 27; Соловецкий извод Устава Всеволода конца XV в. – ДКУ, с. 158].
Статья 97
Такая же система оплаты распространялась и на строительство мостов. Руководитель строительства – мостник – вместе с отроком получал с общины, на территории которой строился или ремонтировался мост, денежную плату в зависимости от длины полотна моста и количества опор – городней, а, кроме того, питание и овес для коней.
Лукно, уборок – меры объема сыпучих тел.
Одину – один раз на все время.
Мостник – княжеский чиновник, руководитель строительства деревянных мостов.
Уроци (уроки) – установленное количество чего-либо.
Локоть – мера длины.
Городня в мосту – опора, сложенная в виде сруба из бревен и засыпанная камнем.
Статья 98
Существование холопства и других форм личной зависимости способствовало возникновению интимных связей феодала с принадлежащими ему женщинами-рабами. Дети господина, рожденные от робы, считались незаконными и поэтому не являлись наследниками, но после смерти господина и они и их мать, согласно норме Правды, получали свободу.
Статья 100
Статья закрепляет за младшим сыном при наследовании без завещания родительский дом со всеми связанными с ним хозяйственными помещениями.
По мнению Н. А. Максимейко и А. А. Зимина, статья ограничивала волю завещателя, если он хотел оставить свой двор другому сыну (одно из значений слова всяко – в любом случае, непременно). Однако вряд ли есть основание так сужать право наследования по завещанию. Этому противоречат слова в списках всяк, всякому, всякой, которые не имеют двойного смысла (как всяко). Статья свидетельствует, что взрослые дети жили в своих домах и с родителями, как правило, оставался только младший из них.
Всяк – каждый, любой.
Статья 101
Статья примыкает к ст. 99. Вдова при малолетних детях обязана сохранять имущество семьи (юридически – имущество мужа) для передачи его детям. Если она его утратит и оставит детей без средств, а сама найдет обеспечение, выйдя вторично замуж, то обязана выплатить детям утраченное, вероятно, из средств второго мужа (на это указывает смысл контекста и слова в некоторых списках).
Статья 103
Нормы наследования имущества матери отличались от права наследования после смерти отца, хотя здесь также существовало наследование по завещанию и по закону. Дети не могли претендовать на раздел материнской части, но она сама могла определить своего наследника или своих наследников, в том числе и дочерей (см. ст. 106). По закону наследство матери переходило тому, с кем она жила до смерти, или тому, кто обеспечивал ее пропитание. Были ли это обязательно ее дети, хотя бы от первого или второго брака? Это предполагается, но не безусловно. Вдова могла жить у своих родственников по боковой линии (сестры, например) и оставить свое имущество им.
Статья 104
Статья отражает существование четко оформленного в сознании законодателя понятия частной собственности в семье, связанной с личностью ее главы – мужа. В этом случае, если после смерти первого мужа семейным имуществом пользовалась вдова с его детьми и со вторым мужем (их отчимом) и его детьми, родившимися в этом втором браке, наследование по закону определяется тем, что было нажито и осталось после смерти каждого из этих отцов: дети (сыновья) первого наследуют только его имущество, дети второго – только то, что принадлежало ему до брака или было нажито в этом браке.
Статья 105
Статья продолжает изложение норм, связанных с той же ситуацией. Если второй муж во время пользования наследством первого утратит что-либо из него, то сын – наследник его обязан по показанию свидетелей восполнить своим сводным братьям утрату и не может претендовать на наследование имущества первого мужа своей матери.
Статья показывает, что наследование по древнерусскому праву предполагает не только получение имущества, но и переход на получившего наследство обязательств, не выполненных умершим. Эта норма зафиксирована и в договоре Смоленска с Ригой 1229 г.: Аже латинин дасть княжю холопу в заем или иному добру человеку, а умреть не заплатив, а кто емлеть его останок, тому платити немчину351 [Памятники русского права. Вып. второй, с 60-61].
Статья 106
Статья содержит дополнительные уточнения к нормам ст. 103. Мать имеет право оставить свое имущество по завещанию без ограничения любому из детей, сыну или дочери, как от первого, так и от второго брака, руководствуясь только отношением к ней детей.
Статья 108
Статья свидетельствует об отнесении споров братьев между собой о разделе наследства к княжеской компетенции, однако она изложена в условной форме (если спорящие обратятся к княжескому суду), как считал еще Н. Дювернуа. На этом основании предполагается, что они могут обратиться по данному делу к другому органу. Действительно, судя по Уставу кн. Владимира, на участие в решении конфликта, когда дети или братья тяжутся о задницы, претендовала церковь. М. Ф. Владимирский-Буданов, В. И. Сергеевич, А. Е. Пресняков и Я. Н. Щапов видят здесь конкуренцию судов, к которым могли обратиться тяжущиеся. Иное мнение имел Е. Е. Голубинский, считавший, что наследственные дела подлежали только княжескому суду. В качестве судьи выступает по такому делу детский, который получает высокую пошлину в размере одной гривны кун.
Статья 109
Статья завершает группу из трех статей о судебных пошлинах. В ней идет речь о пошлинах, взимаемых при принесении роты. О такой присяге говорят договоры Руси с Византией, ст. 10 Краткой Правды и ряд статей Пространной Правды. Статья тесно связана с нормами ст. 107 по тексту списков Пушкинской и Карамзинской групп. Кто платил пошлину? Так же, как по ст. 107, это делал истец, возбуждавший судебный процесс. Именно он был заинтересован в проведении данной процедуры.
Статья 112
Статья устанавливает денежную плату за сознательное пособничество беглому холопу. Ставка 5 и 6 гривен, совпадающая со ставками возмещения господину за убийство его холопов по ст. 16 Пространной Правды, и отсутствие упоминания о публичной власти, заинтересованной в получении штрафа, заставляют считать, что здесь закреплена также архаичная норма возмещения владельцу стоимости холопа и робы, которую, как и следующую – ст. 113, А. А. Зимин относит к X в. Однако в этом случае применялись, как считал М. Ф. Владимирский-Буданов, и уголовные штрафы, установленные в ст. ст. 32 и 38.
Статья 113
За удержание беглого холопа и извещение господина о поимке его задержавшему полагается вознаграждение от этого господина, но захвативший и затем упустивший раба неудачник наказывается штрафом, правда, уменьшенным на ту сумму, которую он имел право получить за удержание.
Заповесть – публично объявит.
Переем (переим) – вознаграждение за помощь в обнаружении беглого холопа или преступника.
Статья 115
В отличие от сознательного пособничества (ст. 112), помощь, оказанная беглому холопу по неведению о его положении, не наказывается, если его укрыватель подтвердит свое неведение присягой.
Усрячеть – встретит.
Повесть деет – разговаривает.
Статья 117
Статья дополняет норму предыдущей статьи. Холоп участвует в торговле по поручению господина, но последний в этом случае оплачивает его долги и не может отказаться от него. По мнению С. В. Юшкова и И. И. Смирнова, это свидетельствует о росте правоспособности холопов.
Статья 118
Купивший холопа не у его хозяина обязан вернуть его собственнику. Если он присягой подтвердит, что был введен в заблуждение, то может получить деньги с продавца обратно. Если же такой покупатель знал о неправомерности сделки, то он терял уплаченные деньги.
Некоторые исследователи (М. Ф. Владимирский-Буданов, Л. Гётц, Б. А. Романов) видят здесь самопродажу холопа, желавшего незаконно получить деньги, которые причитались бы его хозяину. Статья показывает, что в условиях феодального города холоп экономически мог не быть привязан к хозяйству своего господина и условия позволяли ему действовать самостоятельно, хотя господин сохранял на него права, и кодификатор стоял на его стороне.
Кренеть - купит
Статья 119
Статья примыкает по смыслу к ст. 117, уточняя права и обязанности господина, которому принадлежит торгующий холоп. Господин сохранял ответственность и за холопа, находящегося в бегах, имея право на полученную последним в торговле прибыль. В то же время он оставался обязанным возместить долги холопа и не мог отказаться от него.
Статья 120
Господин бежавшего холопа отвечает по существующим нормам и за то чужое, что тот унес с собой. Эти нормы (уроки) частью изложены в ст. ст. 41–46, где за кражу холопом установлено возмещение пострадавшему в размере двойной цены украденного. Б. Д. Греков предположил, что здесь кто не холоп, а зависимый смерд, поскольку в уставе о холопах это местоимение не применяется к холопам.
Статья 121
Семья холопа, виновного в воровстве, не следует его судьбе, если она не помогала вору. При участии жены и детей холопа в краже или в сокрытии краденого господин должен поступить с ними так же, как и с самим холопом. Если в воровстве принимали участие свободные, то они наказываются уголовным штрафом. Формы и размеры ответственности в каждом случае были указаны в соответствующих статьях Правды. Как отметил А. А. Зимин, установление о соучастии свободных в воровстве добавлено в статью позднее, поскольку устав о холопах продажи не знает356 [Памятники русского права. Вып. первый, с. 188]
Дополнительные статьи
Статья О коне
Статья касается торгового права. Она разрешает вернуть купленного коня продавцу и получить обратно деньги, если в коне обнаружится скрытый недостаток или болезнь. Эта общая норма «привязана» к конкретным обстоятельствам, когда купленный конь принадлежал княжеской конюшне (конь... княжь), а покупателем выступает боярин, купец или - сирота (эту норму применительно к купленной корове см. в ст. 118 Псковской Судной грамоты).
По мнению А. А. Зимина, статья «ведет к новгородской действительности XIII –XIV вв.». Эта статья входит в состав Пространной Правды (следует после ст. 87) в Пушкинском списке XIV в. и в Соловецком V 1493 г.
Сироты – феодально-зависимые крестьяне
Червь – болезнь.
Проесть – рана или язва.
Осподарь – господин.
Серебро – деньги.
Статья О ковании мужем
Статья устанавливает тарифные ставки (железное), полагавшиеся полицейскому чиновнику за заковывание в железа (оковы, кандалы) обвиняемого. Заковывание обвиняемого, судя по договору Смоленска с Ригой 1229 г. (ст. 4) и Двинской уставной грамоте (ст. 8), производилось тогда, когда он не мог представить поручителя в том, что не скроется. По мнению М. Н. Тихомирова, статья возникла не ранее XIV в.358 [Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде, с. 151], хотя включение ее нормы в договор 1229 г. позволяет отнести ее по крайней мере к XIII в. Статья примыкает к тексту Пространной Правды в Соловецком V списке 1493 г. Пушкинской группы.
Статья О судных кунах
Статья фиксирует норму, согласно которой денежные возмещения потерпевшему, присужденные судом, но не выплаченные сразу, не облагаются ростом (процентами) и не ведут к увеличению задолженности, как это было принято по денежным суммам, данным в долг. Статья находится в составе Пространной Правды Карамзинской группы списков (после ст. 22).
Статья О сиротьем вырядке
Статья устанавливает срок отработки феодалу вдовой умершего рядовича-закупа за взятую им в свое время бессрочную ссуду. Эта отработка для двух женщин ограничивается сроком в 12 лет и исходит из расчета: один год страды (здесь: работы на господина) одного человека за 1 гривну, т. е. в денежном выражении – 24 гривны.
Статья также находится в составе Пространной Правды в списках Карамзинской группы (после ст. 52).
Вырядок (от слова ряд – соглашение) – установление об изменении ряда, о прекращении его действия через определенный срок.
Статья О муке
Статья определяет ставки штрафов, которые заменяют применение мук – ареста под надзором дворянина (полицейского чиновника) и публичного наказания кнутом.
Судя по приписке со ссылкой на князя Ярослава, редактор Карамзинской обработки Правды всю ее, вплоть до последней статьи, относил к знаменитому законодателю XI в. Княжеские дворяне упоминаются в договорах Новгорода с великими князьями начиная с 1264 г. Наказание кнутом в Пространной Правде не фигурирует, но известно памятникам XV в.
Утяжют - присудят.
Статья О человеце
Человек, обманом получивший деньги и пытающийся скрыться в другой земле, т. е., по М. Ф. Владимирскому-Буданову, злостный банкрот, не может пользоваться доверием, так же, как и вор. Реалии статьи имеют очень широкие территориальные и хронологические пределы, с XII по начало XV в., к которому относится старший список. А. А. Зимин относит эту статью к Новгороду XIII –XIV вв. Статьи О человеце и О муке следуют за текстом Правды в списках Карамзинской группы.
СУДНЫЕ ГРАМОТЫ
НОВГОРОДСКАЯ СУДНАЯ ГРАМОТА
Введение
Новгородская Судная грамота – важнейший правовой документ Новгородской феодальной республики. Содержание правовых документов Новгорода (и Судной грамоты в том числе) отражает своеобразие его общественно-политического строя, определявшееся особенностями прежде всего экономического развития этого крупнейшего торгового и ремесленного центра Древней Руси, с огромными зависимыми территориями, население которых платило дань «господину Великому Новгороду», что являлось дополнительным источником обогащения новгородской знати.
Республиканские порядки в Новгороде сложились не сразу. Борьба между князем и боярством шла многие десятилетия и привела к установлению приоритета боярской власти после событий 1136 г., когда, воспользовавшись восстанием новгородцев, боярство присвоило право приглашать князя и заключать с ним договор, четко определявший права и обязанности. По-видимому, наиболее существенным преобразованием 1136 г. была организация совместного суда князя и посадника с приоритетом в нем князя, что в дальнейшем отразилось в формуле новгородских докончаний с князьями: А без посадника ти, княже, суда не судити. Постепенно на протяжении конца XI–XIII вв. оформились все элементы политической системы Новгорода – вече, посадничество, тысяцкий, боярский Совет (осподе) во главе с владыкой – архиепископом новгородской Софии.
Псковская земля входила в Новгородскую республику до середины XIV в., хотя уже в начале XIII в. в Пскове утверждается особый княжеский стол. В 1348 г. Псков отделился от Новгорода, также став феодальной республикой. Среди исторических документов Пскова особое место занимает Псковская Судная грамота, относящаяся к XV веку.
Феодалы Новгородской и Псковской республики, их крупнейшие землевладельцы были тесно связаны с торговлей и ремеслом. Кроме феодальной ренты бояре получали доходы от торговли, ростовщичества, поборов с зависимых территорий.
Крупными земельными собственниками были новгородский владыка – архиепископ Софийского собора, высшее духовенство, монастыри. Но духовенство Новгородской земли имело свои интересы и в торговле (внешней и внутренней), покровителем которой оно себя объявило. Новгородские купеческие корпорации объединялись вокруг патрональных храмов. Церковь непосредственно участвовала в торговле и осуществляла контроль над мерами длины, веса и т. п. Локоть иванский, гривенка рублевая, скалвы (весы) вощаные и т. п. хранились в церкви.
Новгородский архиепископ скреплял своей печатью торговые договоры с иностранцами. Таким образом, интересы новгородского духовенства и боярства были тесно связаны.
Политический строй Новгорода (а затем, после получения независимости, и Пскова) отличен от других русских земель и может быть определен как феодальная (боярская, аристократическая) республика. Новгород не только столица Новгородской земли, но как бы олицетворение государства, носитель государственного суверенитета – «господин Великий Новгород». Юридически высшим органом считалось вече – собрание полноправных жителей города мужского пола. Но реальная власть принадлежала Совету. Этот Совет формировался из бояр и высших чинов новгородской администрации: посадника, тысяцкого, старых посадников и тысяцких, старост городских концов. Возглавлял Совет владыка. Боярский Совет собирался по мере надобности и решал важнейшие вопросы государственной жизни: подбирал кандидатуры князя, посадника, других должностных лиц, готовил вечевые собрания, необходимые документы, решал вопросы внешней политики.
Победа республиканского строя не привела к ликвидации князя как политической фигуры в Новгороде. Князья приглашались в Новгород после того, как их кандидатура предварительно обсуждалась на Совете. Затем эта кандидатура рекомендовалась вече, после чего с князем заключался договор, подробно регламентировавший его права и обязанности. На последнем этапе существования Новгородской феодальной республики великий князь посылал в Новгород своего наместника.
Важнейшую роль в политической жизни Новгорода играл архиепископ (владыка). Он – глава новгородской церкви, но одновременно и лицо, имевшее значительные прерогативы политической власти. Архиепископ возглавлял Совет, представлял Новгород во внешних сношениях, скреплял печатью договоры и грамоты Новгорода, а с первой половины XIV в. ведал и всеми тяжбами по земельным делам. Суд высшей инстанции заседал в его резиденции. Архиепископ вершил также и церковный суд.
Новгородская администрация существенно отличалась от системы управления княжеств периода феодальной раздробленности. Во главе управления в Новгороде стоял посадник – первое по важности должностное лицо, избиравшееся на вече из представителей знатнейших боярских фамилий. Посадник был председателем на вече, контролировал деятельность князя, выполнял вместе с ним важнейшие функции (командование вооруженными силами, суд), ведал администрацией, внешнеполитическими делами, следил за взысканием податей с населения. С середины XIV в. в Новгороде избирают одновременно шесть посадников с пожизненными полномочиями, но одного из них ежегодно избирают на должность главного – степенного – посадника. В основе формирования этого органа власти лежит представительство от концов города. В конце первой четверти XV в. число одновременно действовавших посадников достигает 24, затем – 36.
Второе по значению должностное лицо в Новгороде – тысяцкий. Его избирали на вече поначалу из числа лиц небоярского происхождения, поскольку он, судя по «Рукописанию князя Всеволода», представлял интересы житьих и черных людей. Однако уже в первой половине XIV в. эта должность была узурпирована боярством. Со второй половины XIV в. число тысяцких достигло 5 (по числу концов), один из них ежегодно избирался в степенные тысяцкие. Тысяцкий возглавлял систему сотских, ведавших десятью сотнями. Тысяцкий ведал прежде всего торговлей и судом по торговым тяжбам, решал он и другие вопросы управления, помогая посаднику.
Управление Новгородом строилось следующим образом: город делился на пять концов (соответствовавших исторически возникшим посадам): Плотницкий, Славенский, Загородский, Неревский и Гончарский. Каждый конец созывал свое кончанское вече с выборным кончанским старостой во главе.
Как уже указывалось, многие особенности политического строя Новгородской феодальной республики нашли отражение в статьях Новгородской Судной грамоты – одного из интереснейших документов русского феодального права. Она дошла до нас не в подлиннике, а в одном из списков XV в. в составе сборника новгородских и двинских актов, хранящегося в Ленинградской государственной Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. Список дефектен: в нем нет конца, а часть имеющегося текста утрачена.
Впервые Новгородская Судная грамота была опубликована Н. М. Карамзиным (История государства Российского, т. 5, прим. 404). Позднее ее включили в Акты, собранные Археографической экспедицией в библиотеках и архивах Российской империи (ААЭ, т. I, №92, 1836). Публикацию текста Новгородской Судной грамоты с разбивкой на статьи и некоторыми комментариями предпринял М. Ф. Владимирский-Буданов. Деление на статьи стало общепринятым и в основном сохранялось в последующих изданиях Новгородской Судной грамоты.
Советские историки неоднократно публиковали текст Новгородской Судной грамоты. Так, в 1935 году был издан сборник «Памятники истории Великого Новгорода и Пскова», подготовленный Г. Е. Кочиным; в 1953 году вышел в свет второй выпуск «Памятников русского права» (под редакцией С. В. Юшкова, составитель А. А. Зимин). Последняя публикация, несколько отступая от принятой разбивки текста грамоты, выделяет из ст. ст. 4 и 5 ст. ст. 4а и 5а.
Вопрос о времени составления Новгородской Судной грамоты дискуссионен. Исследователи относят ее к разным периодам XV в. (1440 [См.: Михайлов М. М. История русского права. Спб., 1871, с. 221-222; Мрочек-Дроздовский П. Н. Главнейшие памятники русского права эпохи местных законов. – Юридический вестник». М., 1884, № 5-6, с. 117-123], 1446 [См.: Филиппов А. Н. Учебник по истории русского права (пособие к лекциям). Ч. 1, Юрьев, 1914, с. 127-129; Кочанов Б. М. Новгородская Судная грамота. – Ученые записки Ленинградского педагогического института. Л., 1940, т. V, вып. I, с. 9-12], 1456 [См.: Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1888, с. 291-297]).
Нам известна редакция 1471 г. Дата этой редакции устанавливается по упоминанию в ней нареченного на архиепископство священноинока Феофила. Такой титул присваивался архиепископам, избранным на кафедру, но еще не получившим утверждение от митрополита. Феофил был избран в ноябре 1470 г. и утвержден 15 декабря 1471 г. В то же время переговоры Ивана III и его сына Ивана с представителями Новгорода происходили в конце июля – первой половине августа 1471 г. после шелонского поражения Новгорода. К этому времени и относится вручение великому князю Новгородской Судной грамоты, потребовавшейся при подготовке Коростынского договора. Однако 1471 год нельзя считать датой составления данного документа, так как в других актах, относящихся к этому времени, о грамоте говорится как о существующем факте. Например, в ст. 5 проекта договора короля Польского и великого князя Литовского Казимира IV с Великим Новгородом, датируемого концом 1470 г. или первой половиной 1471 г., содержится прямое указание на Новгородскую грамоту: а пересуд... имати по Новгородцкой грамоте... В ст. 25 Коростынского договора Новгорода с великим князем Иваном Васильевичем о мире, заключенном в августе 1471 г., говорится о Новгородской грамоте, определившей заклад (наказание) на наездъщиков, на грабежщиков, на наводщиков. В то же время некоторые статьи Новгородской Судной грамоты свидетельствуют об усилении влияния в Новгороде великого князя Московского и отражают содержание договора с ним (например, ст. ст. 6, 10, 28 устанавливают судебные штрафы в пользу как великого князя, так и Новгорода; это же положение содержится в ст. ст. 25 и 26 Коростынского договора московской редакции со ссылкой на Новгородскую грамоту).
Видимо, редакции 1471 г. предшествовала более ранняя, основанная на старине, т. е. на обычае, на судебной практике, постановлениях вече и договорах с князьями.
Л. В. Черепнин сделал новую попытку определить время составления первой редакции Новгородской Судной грамоты, указав на возможную связь между событиями 1385 г., судебной реформой в Новгороде того времени и составлением грамоты.
В 1385 г. новгородцы высказались против права митрополита как судить их в своей резиденции в Москве, так и производить периодически суд в Новгороде. Церковный суд по вечевому решению 1385 г. должен был осуществляться новгородским архиепископом при участии представителей новгородских бояр и житьих людей (по два от каждой из тяжущихся сторон). Одновременно был определен и состав суда посадника и тысяцкого, на которых также должны были присутствовать по два боярина и по два житьих человека от каждой стороны4 [Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. М.-Л., 1948; его же. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках. М. 1960].
Эта реформа, без сомнения, отражена в ст. ст. 1 и 5 Новгородской Судной грамоты. Но достаточно ли такого факта для датирования всей грамоты? Вряд ли. Скорее он свидетельствует об источниках документа, относящихся к разным периодам истории Новгорода [Позиция Л. В. Черепнина не получила поддержки среди историков как недостаточно аргументированная. См.: Зимин А. А. Памятники русского права. Вып. второй, с. 211; Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. Изд-во МГУ, 1980, с. 132].
Новгородская Судная грамота имеет заголовок О суде и закладе на наездщики и на грабещики (т. е. о суде и наказаниях за нападения и грабежи) и содержит в основном нормы, относящиеся к судопроизводству. По мнению некоторых историков (А. А. Зимина, Л. В. Черепнина), заголовок этот является, очевидно, припиской составителя сборника новгородских и двинских актов.
Публикация текста Новгородской Судной грамоты дается по изданию: Акты, собранные Археографической Экспедицией в библиотеках и архивах Российской империи (ААЭ). Т. I, №92. Спб., 1836.
Деление на статьи общепринятое, соответствующее изданию М. Ф. Владимирского-Буданова [См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. 1. Ярославль, 1872 и другие издания].
КОММЕНТАРИЙ
Вводная часть
В вводной части документа говорится о принятии Новгородской Судной грамоты на вече, на Ярославовом дворе в присутствии архиепископа Великого Новгорода и Пскова, новгородских посадников, тысяцких, а также находившихся на вече бояр, житьих людей, купцов, черных людей всех пяти концов Новгорода.
Текст свидетельствует об усилении влияния в Новгороде великого князя Московского, так как в нем требуется сообщить (доложа) великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и сыну его великому князю Ивану Ивановичу всея Руси о принятии грамоты.
Вряд ли в вводной части говорится об утверждении (или подтверждении) Судной грамоты Иваном III, как полагает А. А. Зимин8 [Памятники русского права. Вып. второй. Памятники права феодально-раздробленной Руси. XII-XV вв. М, 1953, с. 228].
Власть великого князя в Новгороде была еще не настолько сильна, и республиканские порядки продолжали существовать до 1478 г.
Скорее можно согласиться с мнением Л. В. Черепнина о том, что «новгородцы, утверждавшие грамоты на вече до Яжелбицкого докончания, продолжали делать это и после 1456 г.»9 [Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы. XIV-XV вв. Т. 1. М.-Л.,1948, с. 363].
Вводная часть дает перечень основных слоев населения Новгорода, его важнейших должностных лиц.
Статья 4
Статья подтверждает право тысяцкого на осуществление судебных функций. Новгородская Судная грамота не определяет сферу деятельности суда тысяцкого, подчеркивая лишь, что к ней относятся свой суд, т. е. дела, подсудные тысяцкому. Другие источники Новгородской республики прямо относят к юрисдикции суда тысяцкого торговые дела (см., например, ст. 2 «Рукописания» князя Всеволода Мстиславича)16 [«И яз князь... поставил... управливати им (т. е. тысяцкому и купеческим старостам) всякие дела Иванская, и торговал, и гостинная, и суд торговый...»].
В статье содержится требование судить право, т. е. в соответствии с законом. Видимо, предполагалась специальная процедура принесения присяги (крестное целование) должностными лицами в том, что они будут действовать по закону – по грамоте.
Статья 7
Статья определяет порядок ведения судебного спора о земле, запрещая при этом ее самовольные захваты.
Сторона, выигравшая судебный спор, получает в суде грамоту и право требовать возмещения убытков у противной стороны. При спорах о земле суд пошлин не получает.
Статья 8
В статье говорится о размерах судебных пошлин в случае судебного разбирательства, а также при решении дел без судебного разбирательства, которое заменялось принятием бессудной грамоты. Бессудная грамота могла быть выдана стороне в связи с неявкой другой стороны на суд.
Статья 8 устанавливает пошлины по имущественным спорам. Ее можно сравнить со ст. 33 о бессудной грамоте; см. также Уставную грамоту великого князя Василия Дмитриевича, данную жителям Двинской земли в 1397 г. (ст. 9)24 [Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права, с. 132], и Псковскую Судную грамоту (ст. ст. 50, 82).
Подоймати – возместить (убытки).
Наезщать – самовольно захватить.
Куна – деньги, денежные пошлины.
Судный рубль – цена иска.
Владычный посадник – то же, что и наместник.
Статья 9
Статья устанавливает месячный срок рассмотрения дела (орудье) в суде. Исключение составляют тяжбы о земле – для них устанавливался срок в 2 месяца (см. ст. 28 Новгородской Судной грамоты).
Статья 10
Статья определяет порядок рассмотрения земельного спора, осложненного нападением (наездом) и грабежом. Грамота требует вначале незамедлительного рассмотрения дела о наезде и грабеже, и лишь последующего решения земельного спора. Земельный спор может быть даже отложен, если в Новгороде в это время не будет требуемого состава суда («а не будет суда в Новгороде...»).
Статья устанавливает различные штрафы с виновных (кого утяжут) за нападения и грабежи в зависимости от их сословного положения и требует возмещения убытков истцу.
Статья 11
Статья, являясь как бы продолжением ст. 10, дает право истцу требовать одновременного разбирательства дела о нападении (наезде), грабеже и земельном споре. Судья должен вынести судебное решение по всем указанным вопросам.
Статья 12
Статья дает право истцу, выигравшему дело о земле (кто кого утяжет в земле) и получившему судную грамоту (судебное решение), ехать на свою землю и осуществлять право владения ею.
Статья 13
Статья решает вопрос о порядке рассмотрения встречного иска (а будет тому истцю до своего истца дело). Встречный иск рассматривался лишь в пределах одного и того же (одиного ж дела) судебного дела (а иных позвов – вызовов – на него не класти – не делать – в ыном деле). Статья еще раз говорит о запрете прибегать к помощи ноугородцов (толпы) для оказания давления на суд. Дело должно рассматриваться без хитрости по крестному целованью.
Статьи 14 и 15
В статьях говорится о порядке принесения присяги перед началом процесса.
Присяга приносилась путем целования креста на Новгородской Судной грамоте. Таким образом, это было не обычное крестоцелование, а присяга (обязательство) выполнять требования Новгородской Судной грамоты.
Если одна из сторон отказывалась совершить указанную процедуру, она проигрывала процесс. Статья 15 упоминает ответчика в смысле поверенного (а от коего истца ответчик).
Статья 16
Статья определяет положение женщины в судебном процессе. Вдовы знатных (старешеи) и житьих людей могут вместо себя выставлять своего сына, который должен принести присягу за себя и за свою мать. Если же сын этого не сделает, вдова может принести присягу дома в присутствии истца и приставов (судебных должностных лиц) Новгорода.
Таким образом, вдовы знатных людей освобождались от личной явки в суд.
Старейшие жены – жены знатных людей.
Статьи 17, 18, 19
По этим статьям боярину, житьему человеку и купцу предоставляются права вести судебный спор как относительно своей земли, так и земли, принадлежащей жене. Муж, таким образом, был представителем жены в судебном процессе.
Статьи 18 и 19 определяют также и участие в процессе специального представителя – ответчика. Представитель (ответчик) стороны в процессе и свидетель (послух) должны были приносить присягу25 [Статья 19 говорит о принесении присяги на учане, т. е. на речном судне. Есть мнение, что в статье речь идет об учине – границе, меже. См.: Памятники русского права. Вып. второй. М., 1953, с. 235. Если сравнить с Псковской Судной грамотой, то последняя требовала в случае спора о земле посылки для осмотра на место межников – специальных должностных лиц (см.: Псковская Судная грамота, ст. 10)].
Статья 20
Статья закрепляет важное процессуальное требование ведения дела в высшей судебной инстанции одними и теми же судьями от начала до конца процесса (о докладчиках см. также ст. 26).
Статья 21
В статье говорится о протоколе судебного заседания. Судебные дьяки должны были записывать выступления участников процесса (розказщиков). Последние должны были ознакомиться с записью и в знак согласия с нею приложить свои печати. Понятие розказщика в науке спорно. М. Ф. Владимирский-Буданов считал, что розказщики – это стороны и их представители26 [Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права, с. 194].
А. А. Зимин полагал, что здесь речь идет о порядке доклада дела судьями низшей судебной инстанции (розказщиками) в высшей судебной инстанции.
Статья 22
Статья устанавливает порядок оценки свидетельских показаний. Показания одного послуха (свидетеля) не могут быть отвергнуты в связи с показаниями другого свидетеля. Для этого требуются дополнительные доказательства. Статья указывает также на ограничение прав одерноватого холопа, который не мог быть свидетелем в суде, за исключением дел о холопах. Не мог быть свидетелем в суде и житель Пскова. Это специальное указание появилось, видимо, в связи с тем, что Псков был долгое время (до середины XIV в.) пригородом Новгорода, но затем отделился и стал независимым государством.
Докладчики – судьи высшей судебной инстанции.
Одерноватый холоп - полный холоп.
Статья 24
Статья определяет процедуру отсрочки в процессе о земле. Могла быть дана лишь одна отсрочка (3 недели), причем она оформлялась специальной срочной грамотой, утвержденной печатью посадника.
Просить срок на управы, т. е. на получение документов, или на шабры – на вызов совладельцев земли.
Отсрочка могла быть взята по договору с другой стороной (по руце ему ударити) и с согласия суда, который выдавал срочную грамоту с печатью27 [Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия..., с. 195]. Если же сторона не оформит эту грамоту, то дело должно быть рассмотрено без отсрочки.
Статья 25
В статье рассматривается порядок суда тиуна. Тиун должен был рассматривать дело вместе с приставами с каждой стороны (из добрых людей), принесшими соответствующую присягу судить по закону (по грамоте). Требование присяги распространялось и на тиуна (ср. ст. 27 Новгородской Судной грамоты). В статье, видимо, говорится о княжеском тиуне, так как вместе с ним в суде участвуют новгородские приставы.
Статья 26
Статья определяет порядок суда высшей инстанции. На суде присутствовали по одному боярину и житьему с каждого конца Новгорода, судьи первой судебной инстанции и приставы. Суд происходил во владычной комнате три раза в неделю. Члены суда (докладчики), не явившиеся на заседание, наказывались специальным штрафом. Статья запрещает брать взятки (посулы) и решать дела по дружбе (не дружить никоею хитростью). Видимо, приносилась специальная присяга в том, что ни то, ни другое не имело места (А докладшиком от доклада посула не взять, а доклада не дружить никоею хитростью, по крестному целованью; А кому сести на докладе, ино ему крест целовать на сей на крестной грамоте...).
Изветник – должностное лицо для поручений при суде.
Статья 27
Статья определяет общий порядок принесения присяги посадником, тысяцким, владычным наместником, их судьями и всеми другими судьями.
Статья 28
Статья устанавливает два месяца для рассмотрения земельных споров (земное орудье), тогда как для рассмотрения других дел (ст. 9) устанавливался срок в один месяц.
Статья регламентирует также порядок рассмотрения дела о земле одним составом суда. Подобное требование содержится и в ст. 6 Псковской Судной грамоты. Новгородская грамота определяет наказание (штраф) и возмещение убытков истцу в случае, если посадник, или тысяцкий, или владычный наместник не закончат дело (а поедет прочь из города не кончав суда). Так же как и по другим статьям, штраф шел, в пользу великого князя и Новгорода.
Статья 29
Статья повторяет требование о двухмесячном сроке рассмотрения спора о земле и в случае нарушения указанного срока предусматривает привлечение к рассмотрению дела представителей высшей судебной инстанции (докладшиков). Как представляется, содержание статьи свидетельствует о контроле суда владыки за поземельными сделками28 [См. об этом: Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981, с. 207 ; Хорошев А.С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М, 1980, с. 136].
Статьи 30, 31, 32
Статьями регламентируется порядок рассмотрения судебных дел в случае, если одна из сторон получила специальную срочную грамоту, дающую право на отсрочку. Дело должно было рассматриваться в соответствии с указанным в грамоте сроком даже в случае, если произошла замена судьи. Таким образом, замена судьи была возможна до начала рассмотрения дела по существу.
Неявка одной из сторон в суд не служила основанием для откладывания дела: суд решал дело в пользу явившейся стороны. Если отсрочка была оформлена представителем стороны (ответчиком), а тот умер, то сторона должна была в срок, указанный в срочной грамоте, либо явиться сама, либо выставить нового представителя. Указанные статьи подтверждают возможность получения лишь одной отсрочки.
Статья 33
Статья определяет размер судебных пошлин в случаях рассмотрения дел о воровстве, разбое, грабеже, убийстве, холопстве, о поле, поединке (полевой грамоте). Уголовные дела и споры о холопах и тяжких уголовных преступлениях объединяются в статье в одну группу дел. Устанавливаются разные по размеру пошлины: в зависимости от того, разрешалось ли дело в порядке судебного разбирательства (судная грамота) или без такового (безсудная грамота).
Поголовщина – убийство.
Полевая грамота – грамота по делам, решенным путем поединка (поля).
Статья 34
Статья определяет один месяц для уплаты судебных пошлин и исполнения судебного решения (а кто на кого возьмет грамоту судную, а будет ему дело до судьи или до истца). Если за этот срок пошлины не будут выплачены, виновный принуждается к уплате приставами новгородского вече. При попытке уклониться от платежа (а почнет хорониться от приставов) наказание устанавливается всим Великим Новымгородом.
Статья 35
Статья назначает двухнедельный срок для вызова свидетеля (послуха) в суд. Если свидетель не является (хоронится), то грамота разрешает вызвать ту сторону, которая назвала этого свидетеля, и решить дело в пользу другой стороны. Если сторона, начавшая дело, не вызывает в течение двух недель свидетеля или другую сторону, то дело решается в пользу последней.
Статья 37
В статье рассматривается случай, когда лицо, виновность которого установлена судом (кого утяжут), поступит в холопство (дался в грамоту) к какому-нибудь господину. Убытки при этом платит господин. За попытку скрыть, спрятать преступника установлен штраф (заклад).
Статья 38
Статья является как бы дополнением ст. 36. Последняя требует принесения истцом присяги на грамоте и только после этого разрешает начать дело о привлечении к ответственности владычного человека, или боярского, житьего, купеческого, монастырского, людей, или жителя новгородского конца или улицы. В статье 38 рассматривается случай, когда требование принесения присяги не выполнено. В этом случае истец сам должен урегулировать свои отношения с ответчиком, без помощи господина последнего (уведается с своим истцом по своей исправе, опрочь осподаря). Но возможно и другое толкование – без помощи осподаря Великого Новгорода, т. е. без новгородского суда.
Статья 39
Статья определяет порядок вызова в суд лица, обязавшегося (обечается) явиться в суд в определенный срок. В этом случае вызов (отсылка) не посылался. Если установленный срок будет нарушен судьей, то суд сам должен вызвать неявившегося специальным документом – отсылкой. Вызов посылается трижды, затем за указанным лицом посылается бирич. Если вызываемый в суд не явится, он считается проигравшим дело. Статьей устанавливается пошлина за составление решения.
Статья 40
В статье предусмотрены последствия в случае применения насилия к позовнику (в данной статье термин означает, видимо, сторону, истца, который предпринимал меры по вызову в суд противной стороны). Дело решалось без судебного разбирательства; принималась безсудная грамота, которая могла быть вручена родственнику (племеннику) или другу позовника.
Статья 41
Статьей определены сроки вызова в суд либо позовкою, либо должностным лицом – дворянином. При расстоянии в сто верст устанавливался срок две недели.
Позовка – повестка, документ о вызове в суд.
Дворянин – должностное лицо, вызывавшее в суд от имени князя.
Статья 42
Статья не имеет окончания – часть грамоты повреждена. В сохранившейся части статьи говорится о составе суда, что является как бы дополнением ст. 5. В суде могли участвовать по два человека от конца, улицы, от ста (купеческой корпорации) или ряда (предположительно, это также объединение по договору, корпорация). Далее, видимо, предусматривалась процедура, связанная с возможным нападением толпы на суд (А будет наводка от конца или от улици, или ото ста или от ряду...), тогда (конец статьи, как уже указывалось, оторван), по смыслу статьи, на представителей (ятцов) налагался штраф.
ПСКОВСКАЯ СУДНАЯ ГРАМОТА
Введение
1.
Псковская Судная грамота – крупнейший памятник феодального права эпохи феодальной раздробленности на Руси.
Специфика периода феодальной раздробленности – временное ослабление политического единства русских земель, своего рода феодальный полицентризм. Однако и в это время сохраняется культурное и идеологическое единство – залог будущей национальной консолидации в рамках Русского централизованного государства, продолжается развитие феодальных отношений во всех областях экономики и общественной жизни, развиваются русская культура, государственность, право.
Татаро-монгольское нашествие и установление политической зависимости Русской земли от Золотой Орды в середине XIII в. хотя и привело к огромным человеческим, материальным и духовным потерям и замедлило на какое-то время процесс общественного развития, не могло все же изменить его характер и основное содержание. В самые тяжелые для Русской земли времена сохранялось известное единство в политической и культурной сфере, продолжалось (хотя и замедленными темпами) прогрессивное общественно-экономическое развитие.
Памятником такого развития в области феодального права и является Псковская Судная грамота. Некоторые ее нормы находят широкое распространение много веков спустя после ее принятия в самых разных районах Руси. Поэтому Псковскую Судную грамоту нельзя рассматривать только как сборник местного, псковского права. Однако коренные общерусские процессы развития феодальных отношений отражены в грамоте через призму городского строя, характерного для феодальных вечевых республик в отличие от политического устройства других русских земель.
Основной особенностью общественного строя феодальных республик XII–XV вв. является сосредоточение политической власти в руках боярства – верхушки крупных феодалов-землевладельцев местного (городского) происхождения. Если во главе класса феодалов в княжествах Северо-Восточной и Юго-Западной Руси стоит князь и принадлежность к правящей группировке обусловливается здесь той или иной степенью близости к князю, то в феодальной республике участие в управлении государством определяется принадлежностью к правящей боярской группировке.
Высшим органом власти такой республики является вече – собрание всех ее полноправных граждан. Вечевое собрание генетически связано с дофеодальным периодом, когда на нем были представлены все свободные члены данной общины. В раннефеодальный период вече противостоит власти князя и его аппарата, отстаивая политические и экономические интересы свободного населения. По мере развития феодальных отношений, приводящих к росту социального и экономического неравенства внутри городской общины, роль и характер вечевых собраний меняются.
В Северо-Восточной и Юго-Западной Руси с XII в. реальная и номинальная власть все в большей степени сосредоточивается в руках князя и приближенных ему феодалов. Князь выступает в качестве главы политической власти и верховного распорядителя земель своего княжества. Он наделяет светских и духовных феодалов землей с зависимым населением, обеспечивая себе тем самым социальную и политическую опору. Все жители города и деревни, не попавшие в непосредственную зависимость от светских и духовных феодалов (черные люди), рассматриваются как подданные князя – главы феодального государства. Князь выступает в качестве верховного законодателя, судьи и управителя; свободное население выплачивает ему налоги, судебные штрафы и пр. и несет всякого рода повинности. Этими доходами князь частично делится с другими представителями класса феодалов.
Другой путь развития лучше всего прослеживается на примере Великого Новгорода – старейшей и крупнейшей феодальной республики. Городская община Новгорода сумела отстоять свою относительную независимость от княжеской власти. В дальнейшем она сильно ограничила власть князя и фактически отстранила его от осуществления важнейших политических функций. Новгородское боярство сумело сохранить за собой непосредственное управление огромным земельным фондом Новгорода, которым оно распоряжалось без всякого участия княжеской власти. Возглавляя местную городскую общину, новгородское боярство руководит вечевыми собраниями, обеспечивает за своими представителями важнейшие выборные должности посадников, тысяцких, сотских и через них держит в своих руках фактически всю политическую власть на громадной территории Новгородской земли. Необходимо подчеркнуть, что новгородские бояре, в отличие от бояр Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, отнюдь не связаны с князем какими-либо служебными или вассальными отношениями. Они являются исконными членами городской общины и именно через эту общину, через ее вечевые собрания, через ее должностных (формально – выборных) лиц осуществляют свою политическую власть. По мере роста феодального землевладения, по мере развития процессов социально-экономической дифференциации растет экономическое могущество и политическая власть боярства, развиваются противоречия между ним и массой мелких землевладельцев и ремесленников (черных людей), приводящие к острым классовым столкновениям на вече и вне его. К XV в. новгородское вече, формально сохраняя свое значение, превращается на деле в орган власти боярской олигархии.
Итак, существование феодальной республики обусловлено развитием крупного феодального землевладения и сосредоточением политической власти в руках боярской олигархии, возглавляющей местную городскую общину.
Власть городской общины во главе с боярством вела к полному политическому бесправию основной массы сельского населения (смердов), лишенного представительства на вече. Сохраняя свое внутреннее общинное самоуправление, смерды несли все повинности в пользу города. Земли смердьих общин являлись источником роста феодального землевладения – вечевые власти раздавали эти земли светским и духовным феодалам.
Перед нами – особый вариант социально-политического развития феодальных отношений. Для него характерны два основных момента: привилегированное положение городской общины и отсутствие развитой системы феодальной бюрократии. Феодальной республике свойственны два типа противоречий. Во-первых, это противоречия между господствующей городской общиной и подвластными ей смердами. В условиях развития феодальных отношений эти противоречия принимают характер классовой борьбы крестьян против феодалов (к числу наиболее ярких вспышек классовой борьбы смердов относится их движение 1483–1486 гг. на Псковской земле). Во-вторых, это противоречия внутри самой городской общины. Они отражают нарастающее социальное неравенство, раскалывающее горожан на привилегированных феодалов и малоимущих или неимущих черных людей (история Новгорода и Пскова насыщена эпизодами выступлений черных людей, что в ряде случаев использовалось противоборствующими боярскими партиями в политических целях).
Развитие феодального Пскова идет в XII – XV вв. именно по такому пути. Первоначально псковская городская община подчинялась новгородской – псковские посадники назначались «старшим городом». Однако уже в первой половине XII в. Псков проявляет признаки самостоятельности. В 1136 г. псковичи приняли князем Всеволода Мстиславича, изгнанного перед этим из Новгорода. Псковский летописец расценил это событие как отделение Пскова от Новгорода: Приидоша псковичи и пояша Всеволода княжити к себе, а новгородци отложишася29 [Псковские летописи. Вып. I. М.-Л., 1941, с. 10]. В дальнейшем союз Новгорода с Псковом сохраняется, и Новгород по-прежнему выступает в роли «старшего брата», но во второй половине XII в. Псков добивается фактической независимости. К этому же времени относятся первые известия о псковских боярах (вящих мужах), возглавлявших политическую жизнь феодального Пскова [ПСРЛ, т. I, стб. 305; Новгородская Первая летопись, с. 35; ПСРЛ, т. II, стб. 608 и др.]. Косвенным свидетельством политической роли псковского боярства является изгнание из Пскова князя Владимира в 1213 г. [Новгородская Первая летопись, с. 52].
Развиваясь в основном по тому же пути, что и Великий Новгород, Псковская феодальная республика имела некоторые особенности. Во-первых, Псков не располагал такими огромными территориями, как Новгород, и возможности развития крупного феодального землевладения были здесь более ограниченными. Поэтому, хотя псковское боярство держало в своих руках политическую власть на вече, монополизировав важнейшую должность посадника, однако оно все же не могло добиться такого политического и экономического могущества, какого достигла феодальная олигархия, и вынуждено было в гораздо большей степени считаться с рядовыми членами городской общины.
Во-вторых, местоположение Пскова на самом рубеже Русской земли делало его объектом почти непрерывных нападений немецких и литовских феодалов. Это заставляло Псков обращаться за военной помощью к Новгороду и великому князю. Помощи со стороны Новгорода часто бывало недостаточно, а главное, она могла привести к усилению зависимости от новгородского боярства, все время стремившегося расширить сферу своей политической власти и влияния. Отсюда – тенденция вечевых властей Пскова к непосредственному контакту с великим князем – номинальным главой Русской земли. В союзе с великим князем Псков искал защиту не только от внешних врагов – Ордена и Литвы – но и от притязаний своего «старшего брата». Поэтому сепаратистские настроения у псковского боярства были развиты гораздо слабее, чем у новгородского. В большинстве случаев Псков выступал за сохранение единства русских земель. Тяга Пскова к союзу с великим князем увеличивается в XIV – XV вв. по мере усиления московской великокняжеской власти, обострения московско-новгородского конфликта и роста внешней опасности со стороны Ордена и Литвы.
Псковская Судная грамота отражает основные особенности феодальной государственности и права Псковской земли XIV – XV вв. При чтении текста грамоты обращает на себя внимание отсутствие многих норм, известных Русской Правде. Так, грамота не содержит развернутых разделов о наказаниях за убийство и другие преступления. В ней нет статей об охране феодальной собственности, нет статей о смердах, закупах и холопах. Отсутствие этих статей объясняется, по-видимому, именно тем, что соответствующие правовые нормы были хорошо разработаны в Русской Правде и имели общерусское значение. В XIV–XV вв. эти нормы Правды продолжали действовать, почему и не попали в местный псковский кодекс законов. Внимание составителей грамоты приковано главным образом к тем вопросам, которые не были затронуты в Правде, а также к тем, трактовка которых устарела или не отвечала условиям псковской действительности XIV–XV вв.
Если в центре внимания Правды – феодальная вотчина, противостоящая окружающему ее миру крестьянских общин, то Псковская Судная грамота имеет дело прежде всего с миром городской общины, а действующими лицами в ней являются члены этой общины, формально равноправные, но подвергающиеся нарастающему социально-экономическому расслоению. Такую среду мы видим в феодальном законодательтве впервые, и в этом – большое значение грамоты как источника не только по истории русского права, но и по истории общественно-экономических отношений средневековой Руси. Грамота сосредоточивает свое внимание на процессах классообразования, порождающих новые социальные типы члена древнерусского общества.
К этим новым типам, не известным из более ранних источников, относятся наймит и изорник. Наймит по Псковской Судной грамоте – это свободный человек, пользующийся гражданскими и политическими правами как член городской общины, но находящийся в экономической зависимости от государя – более состоятельного члена той же общины. Закон до известной степени охраняет права наймита, но из контекста выясняется возможность долголетнего наймитства, которое хотя и не приводит к потере гражданских прав, но тем не менее свидетельствует о глубоко зашедшем процессе социальной н имущественной дифференциации – о появлении людей, фактически не имеющих возможности себя прокормить и жить иначе, как во дворе у государя [Псковская Судная грамота, ст. ст. 39-41].
Еще более интересной фигурой, свидетельствующей о нарастании процесса феодального классообразования, является изорник, которому посвящены многие статьи грамоты (что само по себе говорит о значении этой фигуры в жизни Пскова) [Там же, ст. ст. 42-44, 51, 63, 75, 76, 84-87, 93]. Изорник, – как и близкие к нему огородник и котечник, – свободный человек, работающий в сельском хозяйстве своего государя. По сравнению с закупом Русской Правды и с зависимыми крестьянами в феодальной вотчине XV – XVI вв. изорник пользуется гораздо большими гражданскими правами. Он может в установленное законом время уйти от государя, взяв отрок, может в известных случаях возбудить иск против государя о своем движимом имуществе (конь, корова). Государь не может самовольно и бесконтрольно распоряжаться личностью и имуществом изорника – спорные вопросы между ним и изорником решает суд.
В то же время изорник живет на земле государя, отдает ему часть урожая, выполняет другие повинности. Средством закабаления изорника является покрута – ссуда, даваемая ему государем. Запись изорника в покруте служит для государя важным средством установления зависимости изорника и членов его семьи: по требованию государя покрута должна быть выплачена при любых обстоятельствах, в противном случае с изорником поступают так, как с неисправным должником. По существу, изорник занимает промежуточное место между свободным человеком и зависимым крестьянином. Развитие изорничества свидетельствует об усилении социального и имущественного неравенства в среде свободных членов общины, что служит доказательством развития феодальных отношений.
Социальным потомком изорника является половник, хорошо известный на русском Севере в XVII–XVIII вв. Характерная черта Псковской Судной грамоты – предпочтение, которое она отдает письменному акту перед всеми другими видами судебных доказательств. В этом предпочтении заключен глубокий классовый смысл: обладателем такого письменного акта по большей части является феодал или, во всяком случае, представитель зажиточной части общества. В то же время для отдельных случаев сохраняются и старые формы доказательств, например показания свидетелей. Именно при помощи таких показаний решается спор о земле, если только это не лешая земля, на которую требуется особая грамота.
Псковская Судная грамота по сравнению с Русской Правдой отражает новый этап развития русского феодализма – в этом ее ценность как исторического и историко-правового источника.
Псковская Судная грамота сохранилась в двух списках – Воронцовском (в составе ст. ст. 1 –120 по принятому в настоящее время делению) [БАН, 34.2.31, лл. 56-72 об.] и Синодальном (в составе ст. ст. 109–120 по этому же делению) [ГИМ, Синодальное собрание, № 645, лл. 3-4]. В публикации Археографической комиссии 1914 г. оба списка воспроизведены способом фототипии и дана их наиболее полная транскрипция [Псковская Судная грамота. Спб., 1914]. Второе фототипическое издание Воронцовского списка выполнено И. И. Полосиным [Псковская Судная грамота. Перевод и комментарий проф. Полосина И. И. – Ученые записки МГПИ им. В.И. Ленина, 1952, т. XV, кафедра истории СССР, вып. 3]. Оба списка были неоднократно описаны в литературе. По мнению исследователей, Синодальный список выполнен в середине XVI в.[Тихомиров М. Н. Летописные памятники Синодального собрания. – Исторические записки. Т. 13, М.. 1942, с. 272-275] (М. Н. Тихомиров), Воронцовский – в конце XVI –начале XVII в. [Правда Русская. Т. 1. М.-Л.. 1940, с. 368-369] (В. П. Любимов). И. И. Полосин относил этот список к первой половине XVI в.
Вопрос о соотношении списков грамоты подвергался специальному изучению. В предисловии к изданию Археографической комиссии было высказано мнение, что оба списка независимы друг от друга. И. И. Полосин нашел, что последние двенадцать статей Воронцовского списка или его протографа списаны с Синодального списка или его протографа [Псковская Судная грамота. Изд. МГПИ, с. 110]. Ю. Г. Алексеев, напротив, пришел к выводу, что не только сам Воронцовский список не связан с Синодальным, но не связаны между собой и их непосредственные протографы [Алексеев Ю. Г. Палеографические наблюдения над списками Псковской Судной грамоты. – Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. X. Л., 1978, с. 77]. Тем большее значение приобретает факт текстуальной близости списков: ст. ст. 109–120 (по нынешней нумерации) воспроизводятся в обоих списках почти без разночтений. Это говорит о большой стойкости текста памятника и косвенно свидетельствует о его официальном характере и происхождении.
Все издания грамоты делят ее текст на 120 статей (в некоторых изданиях введены статьи 42-а, 75-а, 103-а). В основу этого деления положен принцип вычленения более или менее логически законченных грамматических конструкций. К одной статье отнесено либо одно законченное по мысли предложение, либо несколько предложений, логически и грамматически связанных между собой. При этом издатели определяют начало и конец статьи, исходя не из палеографических особенностей списков, а из чисто логических соображений. Таким образом, деление грамоты на статьи носит в значительной степени условный характер, оно отражает в первую очередь логическое осмысление памятника его издателями и исследователями, а не подлинную структуру его текста.
Ю. Г. Алексеев предпринял попытку разделить статьи памятника по палеографическим признакам, положив в основу систему прописных букв в тексте Воронцовского списка. В ряде случаев статья списка, выделенная прописной буквой, оказалась в изданиях разделенной на несколько самостоятельных статей. Так, ст. ст. 1 и 2 изданий соответствуют первой статье рукописи, ст. ст. 3 и 4 – второй, ст. ст. 7 и 8 – пятой, ст. ст. 9, 10 и 11 – шестой и т. д. Шестнадцатая статья списка оказалась в изданиях разделенной на пять самостоятельных статей – ст. ст. 20–24. Всего, по наблюдениям Ю. Г. Алексеева, четырнадцать статей рукописи оказались в изданиях раздробленными на 32 статьи. С другой стороны, в некоторых случаях в изданиях статьи рукописи слиты. Так, ст. 14 объединяет статьи девятую, десятую и одиннадцатую, ст. 30 – двадцать первую и двадцать вторую, ст. 42 – тридцать вторую и тридцать третью. В общей сложности 12 статей изданий объединили текст двадцати восьми статей рукописи. Деление по палеографическим признакам тоже не является бесспорным, учитывая позднее происхождение существующих списков грамоты и не всегда четкое выделение прописных букв. Однако оно не может игнорироваться ни издателями, ни исследователями грамоты: в ряде случаев оно помогает осмыслению текста памятника и доносит до нас особенности юридического мышления средневекового кодификатора [Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 101-103].
2.
Псковская Судная грамота была впервые введена в научный оборот Н. М. Карамзиным, опубликовавшим ее последние 12 статей (по принятому в настоящее время делению) по Синодальному списку. Воронцовский список был обнаружен Н. Н. Мурзакевичем в архиве М. С. Воронцова и опубликован им в 1847 г. с кратким введением и комментарием [Псковская Судная грамота, составленная на вече в 1467 г. Одесса, 1847]. С этого времени начинается научное изучение Псковской Судной грамоты как памятника русского права.
Первыми исследованиями, специально посвященными грамоте, явились работы И. Е. Энгельмана и Ф. Н. Устрялова, вышедшие в 1855 г. И. Е. Энгельман поставил задачу систематического изучения норм гражданского права грамоты [Энгельман И. F. Систематическое наложение гражданских законов, содержащихся в Псковской Судной грамоте. Спб., 1855]. Ф. Н. Устрялов дал общий очерк содержания грамоты с исто-рико-юридической точки зрения [Устрялов Ф. Н. Исследование Псковской Судной грамоты 1467 г. Спб., 1855].
В дальнейшем в работах историков-юристов второй половины XIX – начала XX в. грамота изучалась главным образом как историко-юридический документ. Хотя специальных монографических исследований о ней в этот период не было опубликовано, Псковская Судная грамота заняла видное место в трудах И. Д. Беляева, Н. Л. Дювернуа, М. Ф. Владимирского-Буданова, П. Н. Мрочек-Дроздовского, А. И. Никитского, В. И. Сергеевича, М. А. Дьяконова и других представителей русской буржуазной историко-юридической науки [Беляев И. Крестьяне на Руси. М., 1861; он же. История города Пскова и Псковской земли. М, 1867; Дювернуа Н. Источники права и суд вДревней Руси. М, 1869; Владимирский-Буданов М. Обзор истории русского права (разные издания); Мрочек-Дроздовский П. Н. Главнейшие памятники русского права эпохи местных законов. – Юридический вестник Московского юридического общества, 1884, май – июнь; Никитский А. Очерк внутренней истории Пскова. Спб., 1873; Сергеевич В. Древности русского права (разные издания); Дьяконов М. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси (разные издания)]. Грамота издается, комментируется и многократно переиздается в составе «Хрестоматии по истории русского права» М. Ф. Влади-мирского-Буданова. Выходят и другие издания памятника.
Начиная с И. Е. Энгельмана исследователи пытаются установить связь грамоты с Русской Правдой и другими памятниками XII –XV вв. Необходимо, однако, отметить, что догматическая по своему характеру буржуазная историко-юридичес-кая мысль не смогла в полной мере проникнуть в диалектическую сущность истории права, отражающего в конечном счете процесс развития социально-экономических отношений. Буржуазные историки-юристы не смогли понять классовую природу феодального законодательства. Развитие права они по сути дела не связывали с развитием исторического процесса в целом.
Новый и наиболее плодотворный этап изучения грамоты начинается в советское время. Советские историки стремятся к комплексному изучению памятника как исторического источника, исследуя его происхождение и содержание с позиций исторического материализма. При этом особое внимание уделяется характеристике социально-экономических явлений, отраженных в грамоте. В работах М. К. Рожковой, Б. Б. Кафенгауза, Л. В. Черепнина, И. И. Полосина [Рожкова М. К. К вопросу о происхождении и составе Псковской Судной грамоты. Л.-М., 1927; Кафенгауз Б. Б. Псковские «изорники».– Ученые записки МГПИ им. К. Либкнехта. Т. 4. Серия историческая, вып. II. М., 1939; он же. К вопросу о происхождении и составе Псковской Судной грамоты. – Историч. записки, т. 18. М., 1948; Черепнин Л. В., Яковлев А. И. Псковская Судная грамота. Новый перевод и комментарий. – Исторические записки, т. 6, М., 1940; Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. п. I. М.-Л., 1948] ставятся вопросы истории текста и структуры памятника, делаются попытки определить его последовательные редакции. И. И. Полосин [Псковская Судная грамота. Перевод и комментарий проф. И. И. Полосина. – Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина, 1952, т. LXV] и А. А. Зимин [Псковская Судная грамота. Перевод, историко-правовой обзор и текстологический комментарий Зимина А. А. – Памятники русского права. Вып. второй. М., 1953] предпринимают издания грамоты с постатейным комментарием. И. Д. Мартысевич посвящает грамоте специальное историко-юридическое исследовани [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота. Историко-юридическое исследование. М., 1951]. Вопросы уголовного права грамоты изучены М. М. Исаевым [Исаев М. М. Уголовное право Новгорода и Пскова XIII-XV вв. – 1-6 июля 1946. М., 1948]. В работе Ю. Г. Алексеева сделана попытка монографического изучения грамоты как источника по истории феодальных отношений XIV – XV вв. [Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Развитие феодальных отношений на Руси XIV-XV вв. Л., 1980].
В современной историографии Псковской Судной грамоты можно выделить несколько основных проблем. Одной из них является проблема датировки дошедшего до нас текста.
Непосредственные указания на время составления грамоты, а также на ее источники содержатся в заголовке памятника по Воронцовскому списку. Однако можно без преувеличения сказать, что заголовок грамоты принадлежит к числу ее самых загадочных мест. Основное противоречие в тексте заголовка – противоречие между ясным и точным указанием на пять соборов, существующих в Пскове, и таким же ясным и точным указанием на дату составления грамоты. Согласно первому указанию, грамота могла возникнуть не раньше 1462 г. (когда был создан пятый псковский собор), согласно второму – она списана в 1397 г. (6905). Противоречия заголовка по существу своему неразрешимы. Какое из указаний заголовка правильнее и почему в нем возникли такие противоречия, об этом в настоящее время сказать трудно.
Наиболее простым и естественным казалось с самого начала предположение об описке писца, пропустившего в написании года (6975=1467) предпоследнюю букву. Тогда все становится очень понятным: грамота утверждена на вече в 1467 г., когда существовали уже все пять соборов. По этому пути пошел первый издатель грамоты Н. Н. Мурзакевич, а за ним – большинство дореволюционных исследователей. Из советских историков такой точки зрения придерживалась М. К. Рожкова.
Однако предположение об ошибке писца далеко не всем казалось убедительным. Ряд дореволюционных исследователей (Н. В. Калачов, М. Ф. Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов) и большинство советских историков отвергают такое объяснение как искусственное и произвольное. Они считают дату 1397 г. реальной и отражающей один из этапов создания грамоты. Упоминание же пяти соборов эти исследователи рассматривают как указание на время окончательного редактирования дошедшего до нас текста. В настоящее время наиболее вероятным представляется мнение И. Д. Мартысевича о том, что последняя переработка псковского законодательства была произведена между 1462 и 1471 г., т. е. в период существования в Пскове пяти соборов.
К числу нерешенных относится и вопрос об источниках Псковской Судной грамоты. Заголовок называет три из них: Александрову грамоту, Константинову грамоту и псковские пошлины (т. е. местные обычаи). Спорным является вопрос о личности того великого князя Александра, которому заголовок приписывает составление соответствующей грамоты. Большинство дореволюционных исследователей, начиная с Н. Н. Мурзакевича, а из советских ученых – М. К. Рожкова, И. Д. Мартысевич и А. А. Зимин, принимают упомянутого Александра за тверского князя Александра Михайловича, занимавшего псковский стол с 1327 по t337 г. (с перерывом в полтора года). Н. В. Калачов, И. Е. Энгельман, М. Ф. Владимирский-Буданов, В. И. Сергеевич, Б. Б. Кафенгауз, Л. В. Черепнин считают автором Александровской грамоты Александра Невского. По нашему мнению последнее предположение является более вероятным.
Весьма важным и не до конца ясным является вопрос о редакциях грамоты, т. е. о последовательных этапах составления дошедшего до нас текста. С этим связан и вопрос о структуре текста грамоты.
В дореволюционной историографии преобладало мнение, что памятник образовался путем постепенной приписки новых статей к старым и что существующий порядок статей отражает историю составления текста грамоты. Наиболее последовательно эта мысль проведена в исследованиях И. Е. Энгельмана и П. Н. Мрочек-Дроздовского. Однако еще Н. Н. Мурзакевич высказал мысль (развитую впоследствии П. Е. Михайловым) [Михайлов П. Е. Новые данные для комментария Псковской Судной грамоты. – Известия ОРЯС Академии наук. т. XVIII, кн. 2, 1913] о возможности перемещения листов грамоты при ее переписке: после ст. 76 (по наиболее распространенному делению) первоначально следовали ст. ст. 84–87.
Вопрос о редакциях и составных частях грамоты по-новому поставлен в советской историографии. М. К. Рожкова считает древнейшими последние двенадцать статей памятника. Весь остальной текст грамоты она делит на две части (ст. ст. 1–57 и ст. ст. 58–107), выделив ст. ст. 77–83 как вставку более позднего происхождения.
По мнению Л. В. Черепнина, «Правда» Александра Невского (ст. ст. 1, 109–120), Судебный Устав князя Александра Михайловича (ст. ст. 7–13, 20–27, 34–37, 46–50), торговый устав (ст. ст. 14–19, 28–33, 38–41, 45), а также ст. ст. 21 и 36 составили первую редакцию грамоты (1397 г.). Ко второй редакции (1417 г.) Л. В. Черепнин отнес ст. ст. 53–71, 101 – 107. Третья редакции (1435–1440 гг.) включала ст. ст. 72-74, 88–92, 94–100. Статьи 3–5 и 77–83 – результат переработки старого текста, сделанной в 1480-х гг.; ст. ст. 42–44, 51, 63, 75, 84–87 – отрывки какого-то цельного устава, к которому, по мнению Л. В. Черепнина, относились и статьи о смердах, изъятые в 1480-х гг.
Б. Б. Кафенгауз считает теперешний порядок статей результатом ряда позднейших редакций грамоты, а также ошибок переписчиков, имевших дело с весьма ветхим оригиналом. Решив добиться восстановления первоначального порядка статей, он предпринял полную реконструкцию существующего текста, исходя из логических и палеографических соображений. Согласно этой реконструкции, статьи грамоты располагаются в следующем порядке: 1–5, 77–83, 64–71, 6–19, 28–33, 45–50, 20–27, 34–44, 51–63, 72–76, 84–108, 109–120. В противоположность этому И. И. Полосин поставил задачей «не переставлять с места на место... отдельные статьи, не ломать памятника», а рассматривать грамоту как юридический сборник, построенный в принципе в прямом хронологическом порядке, хотя этот порядок зачастую нарушается «вставками» и «выписками», по которым и можно судить о последовательных редакциях памятника. По таким признакам И. И. Полосин выделил двенадцать редакций, датируя некоторые из них с точностью до одного года.
По нашему мнению, первой редакцией грамоты был Свод 1397 г., в который вошли выписки из грамоты Александра Невского и приписки псковских пошлин. Этот Свод в дальнейшем подвергался переделкам путем включения новых статей, исключения старых и систематизации текста, ввиду чего реконструкция первоначального содержания Свода едва ли возможна. Трудно также сказать, сколько раз редактировался Свод 1397 г.: содержание грамоты и другие источники не дают убедительного ответа на этот вопрос. Можно только предполагать, что одна из редакций (условно – вторая) была связана с включением в закон выписок из грамоты князя Константина, княжившего в Пскове дважды – в 1407 и 1414 г. Эта редакция может быть датирована по ст. 107 – единственной, время записи которой можно установить довольно точно: в ней идет оечь о пенязях – денежной единице, существовавшей в Пскове (по летописным данным) с 1409 по 1424 г. Можно думать, что после 1424 г. полного редактирования Свода не предпринималось: ст. 107 осталась со старым денежным счетом.
Дошедший до нас памятник можно условно назвать третьей редакцией грамоты. Она включила второй свод по ст. 108 с дополнениями, сделанными позже и еще не успевшими подвергнуться редакторской переработке и систематизированию [Алексеев Ю. Г. Вопросы истории текста Псковской Судной грамоты. – Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. XI. Л., 1979, с. 66-67].
К числу источников грамоты (кроме грамот Александра и Константина, конкретное содержание которых установить трудно) относятся записи действовавших в Пскове обычаев. Надо полагать, что подавляющее большинство статей грамоты относится именно к этому основному источнику. Составители грамоты проявили знакомство и с другими памятниками права.
Не говоря о Русской Правде, представляющей основу средневекового русского феодального права, им, вероятно, были известны распространенные на Руси юридические сборники – Кормчая Книга и Мерило Праведное. Знали они, по-видимому, и византийскую Эклогу, причем не в том переводе, в котором она имела хождение на Руси в составе Мерила Праведного (об этом можно судить по ст. 8 грамоты, близкой к греческому, а не к древнерусскому тексту). Используя известные им памятники права, составители грамоты не слепо копируют их нормы, а перерабатывают в соответствии с реальными условиями Псковской земли и с содержанием псковской пошлины.
Несмотря на отдельные неувязки, отражающие длительную и сложную историю памятника, грамота в целом представляет собой лишенный логических противоречий цельный свод средневекового русского феодального права, свидетельствующий о внимательной и квалифицированной редакторской работе и о достаточно высоком уровне юридического мышления ее составителей.
КОММЕНТАРИЙ
Статья 6
В статье говорится о порядке рассмотрения дел в случае переизбрания посадника. Согласно сложившемуся правилу, дело должен был рассматривать и выносить по нему решение тот посадник, который начал его слушать (ср. Новгородская Судная грамота, ст. 20). Такой порядок достаточно справедлив и логичен. Дело не прерывается и не начинает рассматриваться вновь новым посадником, иначе открывалась возможность произвола и волокиты. Невозможность пересмотра уже решенного судебного дела вполне соответствует положениям ст. 2.
Судовое – 1) судебное дело; 2) дела административные (В. О. Ключевский).
Насед (насадити) – утвердить.
Пересужать – пересмотреть дело.
Статья 8
Несмотря на то, что текст статьи в значительной степени испорчен описками переписчика, смысл ее вполне ясен. Статья определяет наказание за кражу на посаде. В ней дается определение рецидива, которое характеризуется как троекратное совершение преступного деяния. Троекратность совершения преступления показывает особую опасность преступника, на которого не действуют меры, применяемые по отношению к ворам обычным. Это позволило приравнять вора-рецидивиста к кромскому татю. Санкция статьи относительно неопределенная, как и в ст. 7: нет конкретного вида смертной казни. Летописи говорят о том, что Псков знал смертную казнь через повешение, сожжение, утопление.
Статья 11
Статья не завершена. В тексте имеется пропуск. И. Е. Энгельман предлагает читать конец статьи так: перемож(ет на поли, ино тому присужать землю по его грамотам). А. А. Зимин дает более краткий вариант: перемож(ет, ино того человека повинити).
Если предположить, что статья является непосредственным продолжением предшествующей, то можно принять реконструкцию А. А. Зимина, т. е. побеждает сторона, выигравшая поединок. Правда, это было слишком уж очевидно для законодателя, чтобы специально оговаривать.
Переможет – победит.
Статья 15
Ст. 15 тесно связана со ст. 14: делается исключение для близких родственников наследодателя. При переходе к ним наследства не требуется соблюдения всех формальностей, обязательных для сторонних людей. Родственники могли искать и отвечать по договорам наследодателя и без записи или залога.
Возможно, что применение статьи ограничивалось случаями, когда дела по искам возникали между родственниками. Логически это подтверждается тем, что среди членов семьи сделки вряд ли заключались с соблюдением необходимых формальностей. Именно это обстоятельство и могло учитываться законодателем. Однако текст статьи не исключает возможности применения ее в случае, если наследником является близкий родственник, а противной стороной – чужие люди.
Стороннии люди – чужие люди.
Статья 18
В тексте статьи имеется, видимо, описка: вместо господне надо читать господе,
Статья 18 содержит, скорее всего, норму, регулирующую особый случай договора хранения (некоторые авторы, например А. А. Зимин, считают, что здесь зблюдение можно понимать и как ссуду деньгами). Договор заключается с лицом, не имеющим постоянного места жительства и живущим в сельской местности (по волости ходит). Видимо, это лицо, принадлежащее социальным низам, выполняющее работы на пашне или скотном дворе. Такое обстоятельство, а также сложность оформления записи в сельской местности приводили к тому, что разрешалось заключение договора без соблюдения общеустановленных правил.
Статья 19
Статья завершает раздел, посвященный договору хранения (ст. ст. 14–19). Здесь излагается общий порядок заключения договора поклажи. М. Ф. Владимирский-Буданов считает, что иск из договора поклажи не подлежит удовлетворению, если Договор: а) оформлен доской, б) нет поименного обозначения вещей, в) пропущен срок. М. М. Богословский, напротив, считает, что иск по доскам и без поименного обозначения вещей не удовлетворяется лишь в случае истечения срока давности.
Статья 21
Пропуск в статье реконструирован И. Е. Энгельманом: А против послуха (истец будет)...; а также А. А. Зиминым: (будет).
В статье определен круг лиц, имеющих право поставить за себя наймита в случае обвинения в бое и грабеже (см. ст. 36 грамоты).
Статья 22
По статье можно определить значение показаний послуха. Неявка послуха в суд и противоречивость его показаний автоматически ведут к проигрышу дела истцом.
Статья 23
В статье имеются два небольших пропуска. В первом случае Н. Н. Мурзакевич предлагает восстановить текст следующим образом: пошлется (в бою) на послуха. И. Е. Энгельман читает этот фрагмент: пошлется (в чем) на послуха. Второй пропуск оба ученых реконструируют: на котором сочат (станет слатся на своего послуха); А. А. Зимин предлагает иной вариант: на котором сочат (не почнет слаться на него).
Статья излагает казус. Такой характер изложения (наличие прямой речи) свидетельствует о неразвитости юридической техники.
Статья очень тесно связана с предшествующей и особенно последующей статьями. Вряд ли можно согласиться с А. А. Зиминым в том, что в статье говорится об отводе послуха истца на основании показаний ответчика. Закон разрешает ответчику уже во время судопроизводства выдвигать послуха в свою защиту.
Статья 24
Статья интересна тем, что подчеркивает активную роль судей в процессе, что не свойственно состязательному процессу. Суд ведет следствие, посылает своих людей на место для выяснения обстоятельств дела.
Статья 25
Статьи 25–26 определяют порядок извещения ответчика и доставки его в суд. Интересно, что вызов ответчика в суд производился публично, на церковной площади, являвшейся центром территориальной общины. Однако закон делает упор именно на то, что это церковная площадь и что позывница читается в присутствии священника. Если бы смысл статьи состоял в информировании в первую очередь общины, как полагает Ю. Г. Алексеев, то в качестве лица, которому зачитывается позывница, статья назвала бы старосту.
Видимо, нередки были случаи, когда ответчик пытался уклониться от суда; если в течение пяти дней он не являлся на суд, господа давала разрешение на его принудительную доставку.
Без дива – 1) нет дела (Н. Мурзакевич, И. Е. Энгельман); 2) не должно обращать внимания (Ф. Н. Устрялов, М. Ф. Владимирскнй-Буданов); 3) не должно удивляться (этому новому правилу, установленному вечем, – Б. Б. Кафенгауз, А. А. Зимин).
Статья 29
Статья показывает, какую большую роль играл заклад при заключении договора займа. Наличие заклада ставило закладодержателя в выгодное положение в случае возникновения спора. Ему было предоставлено право выбора доказательства: личная присяга или требование присяги другой стороны.
Статью трактуют по-разному. М. Ф. Владимирский-Буданов и другие видят здесь отрицание должником (пользующимся тем, что кредитор не успел еще получить закладную доску) самого договора займа. Залог же, находящийся у кредитора, должник объявляет своей вещью, отданной на хранение. В. О. Ключевский определяет в лице истца должника, который пытается выдать свой заклад за вещь, отданную на хранение.
Статья 36
Статья говорит о случае, когда истец может выставить вместо себя наймита. Но интерес представляет тот факт, что основанием для судебного поединка послужило взыскание долга по доскам. Специально о досках как форме заключения договора займа в грамоте не говорится; напротив, имеются данные, позволяющие считать, что иски по доскам не принимались. Тем не менее прав и Ю. Г. Алексеев, утверждающий, что на практике доски применялись. Статья 36, вероятно, содержит норму, конкретизирующую норму ст. 38, частным случаем которой она является.
Поединок в гражданско-правовом споре постепенно перестает сохранять даже видимость божьего суда: в случае, если ответчик выставлял наймита, истцу также предоставлялось право взять наймита.
Статья 38
Кредитные операции в торговой среде предполагают некоторые особенности. Если в период Русской Правды это были неформальные сделки, заключаемые без свидетелей, то теперь они оформляются письменно. Ю. Г. Алексеев особо подчеркивает тот факт, что доски еще довольно широко распространены. Однако существенным является то, что доски отходят в прошлое и взамен появляются рядницы, копии которых хранятся в архиве Троицкого собора. Рост товарооборота, увеличение численности купцов исключали и «домашние» способы заключения сделки. В связи с расширением круга лиц, ведущих торговые операции, уменьшается возможность неофициальных отношений между контрагентами. На первое место выступает рядница, но рядница, надлежащим способом оформленная. В противном случае это будет такой же неофициальный документ, как и доска, а законодатель по традищии отдает предпочтение в этом случае доске.
Торговые деньги – торговые ссуды.
Статья 40
Статья является частным случаем ст. 39, когда договор заключается на срок.
И. Е. Энгельман предложил двоякое толкование статьи. Первое: в случае ухода дворного наймита до срока он может требовать плату только за год. К этому пониманию статьи присоединились М. Ф. Владимирский-Буданов, Н. Н. Масленникова, И. И. Полосин. Второе: срок исковой давности равен году. Этот взгляд поддерживают М. М. Богословский, Н. Дювернуа, Л. В. Черепнин, А. И. Яковлев, И. Д. Мартысевич, А. А. Зимин, Ю. Г. Алексеев. Представляется, что статья дает больше оснований, чтобы признать справедливой вторую точку зрения.
Заставляет обратить на себя внимание статус наймита дворного, определяемый, с одной стороны, личной свободой, а с другой – утратой или сокращением хозяйственной самостоятельности (наймит годами живет у своего господина).
Наймит дворной – наймит, работающий на дворе господина.
Статья 41
В статье говорится о договоре найма плотника на работу. Договор должен был быть оформлен путем записи. В случае, если договор не получил указанного оформления, запись не была составлена и возник судебный спор, то ответчик оказывался в сложном положении. Именно такой случай предусматривает ст. 41. Наймит – плотник, не выполнивший весь объем работы, мог претендовать на всю оплату: ино государю у креста положытъ чего сочить (т. е. заплатить все, что требует наймит, относительно чего он сочить – предъявляет иск). Но ответчик (государь) может попытаться и защитить свои интересы, оспаривая в суде притязания наймита (или государь сам поцелует), принеся присягу и доказывая тем самым свою правоту.
Статья 45
В статье говорится о порядке предъявления иска о возврате денег, данных в ссуду для торговли, или взыскания долга с поручителя (поруки), или требования вещей, отданных на сохранение (зблюдениа), или взыскания ссуды, долга или имущества после умерших родственников (выморшини) – имущества, оставшегося без владельца и без наследников. Иск должен быть составлен точно (имянно) с указанием цены иска. Если это требование не соблюдено, то истец проигрывает дело. Статья интересна тем, что указывает на поручительство (поруки), а также на понятие «выморочного имущества».
Торговли – денежные ссуды, связанные с совместным ведением торговли.
Имянно – точно, с указанием названий, деталей, конкретно. См. Словарь русского языка, т. 6, с. 233.
Статья 46
Статья устанавливает порядок так называемого свода (ср. с соответствующими положениями Русской Правды). О своде говорят также ст. ст. 34, 39, 44, 46, 47, 54, 56. Статья интересна тем, что в ней придается большое значение присяге как судебному доказательству (что вообще является характерным для Псковской Судной грамоты). Человек, у которого нашли краденую вещь, должен был правду дать, т. е. присягнуть, что он купил на торгу, а с татем-вором не поделился. Человек, у которого нашли краденую вещь, не должен был искать вора (или человека, у которого он купил краденую вещь) и доставлять его в суд (а не поставит его). Статья указывает также и на следующее важное обстоятельство – ответчик ранее не был замечен в воровстве и не вызывал подозрений (ни пословицы не было будеть).
Статья 47
Статья устанавливает тот же порядок, что и ст. 46, в случаях, если кто-то купил вещь в чужой земле, или в городе (не на торгу), или нашел ее где-либо, а другой признает ее своей. Обе статьи защищают добросовестного приобретателя вещи.
Статья 48
В статье говорится о случаях, когда сторона в судебном процессе дала посула – взятку должностному лицу – волостелю. При этом волостель, видимо, вымогал взятку и отнял у человека одежду или коня. В случае обращения в суд с иском волостель отвечал за свои действия как за грабеж. Но возможно и другое толкование статьи. По мнению И. Д. Мартысевича116 [См.: Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота. М., 1951, с. 159], в ней говорится не о взятке, а о вознаграждении должностному лицу. Также переводит термин посул и А. А. Зимин117 [См. Памятники русского права. Вып. второй, с. 357]. Правильнее, как нам представляется, рассматривать посул как взятку. Именно в таком смысле говорится о посулах в ст. 4 Псковской Судной грамоты (а тайных посулов не имати) и ст. 26 Новгородской Судной грамоты (а докладчикам от доклада посула не взять, а у доклада не дружить никоею хитростью...).
Статья 49
Статья устанавливает оплату прогонов для княжих людей и подвойских – судебных должностных лиц (ср. Новгородскую Судную грамоту, ст. 23) – за 10 верст денга. В случае если должностное лицо ехать отказывается, можно послать любое другое, оплатив его услуги по установленной таксе (ис того). Статья рекомендует ездит дворит (т. е. исполнять обязанности, исполнять службу) вдвоем или втроем, но при этом езд – оплату – брать одному.
Статья 51
Статья возвращается к вопросу об изорниках и покруте, как бы продолжая ст. 44. В случае если изорник станет отрицать получение подмоги (покруты) от господина и будет утверждать, что он жил в его селе, но покруты не получал, государь должен представить свидетелей – 4 или 5 сторонних людей, которые могут подтвердить факт предоставления покруты изорнику. Государь в этом же приносит присягу, но может допустить к присяге и изорника (то воля государева). В случае отсутствия свидетелей покрута не возвращается (покруты своей не доискался).
Статья свидетельствует о том, что Псковская Судная грамота придает большое значение свидетельским показаниям (см. ст. ст. 9, 27, 55, 56, 57).
Статья 52
Статья относится к нормам, регулирующим вопросы уголовного права (ср. ст. ст. 1, 96, 97, 111, 112, 117). Кроме продажи – штрафа за совершение преступления, поступавшей в пользу князя, виновный должен был уплатить денежное вознаграждение потерпевшему или его родственникам. Если суд не устанавливал последнее, то и продажа князю не уплачивалась. Речь идет, видимо, о случаях, когда суд не мог определить виновного в совершении кражи или разбоя, т. е. не мог удовлетворить поданный в суд иск. Есть и другое толкование статьи. И. Д. Мартысевич полагает, что в ст. 52 речь идет о случае отказа истца от иска118 [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота, с. 163]. Таким образом, продажа соизмерялась с требованием истца, доказанным в суде.
Статья 53
Статья лишает сына права на наследство, если тот отделился от отца и матери и отказал им в помощи (не скормит до смерти).
Статья 54
Статья продолжает рассматривать отношения, возникавшие в связи со сводом. Если человек, у которого обнаружили пропавшую вещь, представлял на суд или к присяге (у креста поставить) того, у кого он купил вещь, то судебный спор происходил между истцом и этим последним человеком. А добросовестный приобретатель, снявший с себя подозрение, становился поручителем в том, что новый ответчик явится в суд (а тот порука, кто извод поставил – в тексте ошибочно стоит прорка).
Статья 55
Это одна из многих статей, регулировавших нормы наследственного права. Статья говорит об отморшине – наследовании по закону и о приказном – наследовании по завещанию. В случае спора право на наследство могло быть доказано свидетельскими показаниями 4 или 5 соседей или сторонних людей. Конец статьи непонятен. М. Ф. Владимирский-Буданов считает, что «конец статьи дефектен, пропущено «не» перед словами «будет человек 4 или 5 скажут». Если это так, то смысл второй части статьи: в случае, если свидетелей нет, должна быть принесена присяга (правда дать) для доказательства прав на наследство119 [Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права, с. 149].
Статья 56
Статья продолжает рассмотрение случаев, связанных с добросовестным приобретением вещи, ранее украденной. Если у добросовестного приобретателя были свидетели 4 или 5 человек, то других доказательств не требовалось. Если же свидетелей не было, то следовало прибегнуть к присяге как доказательству (правда дати).
Исправа – доказательства.
Статья 57
В статье говорится о таком следственном действии, как обыск в случае совершения кражи. Лицо, подозреваемое в краже, обязано было допустить в свой двор приставов для обыска. В противном случае оно обвинялось в краже. Обычно статьи Псковской Судной грамоты требуют представить суду 4–5 свидетелей. Судебным приставам достаточно было 2–3 свидетелей для доказательства того, что их не пустили обыскивать двор. Если же приставы сами не выполнили порученное им дело, они отстранялись от выполнения обязанностей, а истец проигрывал дело (ино тии пристави не в пристави).
Статья 58
Статья определяет порядок рассмотрения дел в суде. В судебное помещение (судебницу) допускались только тяжущиеся стороны (двема сутяжникома). Судебное представительство допускалось только для защиты интересов женщин, малолетних, монахов и монахинь, стариков и глухих (увечных). Статья близка по содержанию ст. 5 Новгородской Судной грамоты, запрещавшей вмешиваться (збивати) толпе в суд посадника и других судей. Закон предусматривает ответственность за самовольное и насильственное вторжение в судебное помещение, за нанесение ударов подвернику – специальному должностному лицу, следившему за порядком в помещении суда. Устанавливалось наказание: заключение в колодки (всадити его в дыбу), штраф в пользу князя в размере 1 рубля и подвернику – 10 денег.
Статья 59
Статья специально посвящена подверникам, которых при суде было двое: один являлся представителем Пскова, другой – князя. Перед вступлением в должность они приносили присягу в том, што правого не погубит, а виноватого не оправить. Им полагалась пошлина, уплачиваемая стороной, проигравшей дело (а со всякого суда имати им денга одна обема, на виноватом человеки). Статья 65 называет эту пошлину дверское.
Статья 60
Показаниям вора Псковская Судная грамота предлагает не доверять. Но, тем не менее, обыск у человека, на которого тать возклеплет, производился. В случае обнаружения у него краденой вещи (полишного) человек признавался вором, если же ничего не находили, то его объявляли свободным от подозрения.
Статья 61
В статье говорится о стабильности решений, принятых судебными органами. Правые грамоты, т. е. судебные решения, не могли быть отменены князем и посадником (а князю и посаднику грамот правых не посужати...). Другое дело – подложные судебные решения и документы (лживые грамоты и доски). Последние после разбора дела могут быть признаны недействительными. Интересно, что речь идет в статье только о досках, но не о записях – специально оформленных документах. Есть и другое толкование статьи: А. А. Зимин полагает, что князь и посадник не могли признать недействительными подлинные, надлежащим образом оформленные документы120 [Памятники русского права. Вып. второй, с. 362].
Статья 62
Статья предусматривает возможность для истца и ответчика договориться (о молве) уже во время судебного процесса. При этом истец не платил пени (штрафа).
Статья 63
Статья определяет условие ухода изорника от своего господина. Половину своего изорника исследователи обычно понимают как половину урожая за последний год121 [См. там же, с. 362; Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права, с. 152]. Статья является продолжением ст. 42 Псковской Судной грамоты.
Статья 64
Статья определяет плату за проезд (прогоны), которая полагалась приставам, княжьим людям или подвойским – судебным агентам, должностным лицам (см. также ст. 23 Новгородской Судной грамоты). Статья 64 является дополнением к ст. 49. Она содержит указание на право не просто позвать на суд, а сковати или расковать подозреваемое лицо. Оплата труда пристава не зависит от цели его посылки.
Статья 65
Статья продолжает ст. 64 и устанавливает двойную плату приставу, осуществлявшему поездку в связи с татьбой. Эта плата вносится вором, виновным в совершении преступления. Если же вор не найден, пошлины (приставные и дверские – шедшие придверникам) платились истцом.
Статья 66
Статья устанавливает порядок выемки приставом коня или иного имущества во время выполнения им своих служебных обязанностей. Имущество следовало передать на поруки сторонним людям. Взять это имущество с собой пристав мог только в случае, если некому было его поручить. Статья еще раз повторяет, что езд (прогоны) оплачивает тот, кто проиграет процесс, кто окажется виноватым.
Статья 67
Статья запрещает самоуправство истца, приехавшего вместе с приставом и пожелавшего взять силой что-либо из имущества ответчика за долги. В случае, если истец проиграет дело (не утяжет своего истца), то он обвиняется в грабеже и несет соответствующее наказание (ино быти ему у грабежу, а грабеж судить рублем).
Статьи 68–71
Статьи устанавливают правила относительно судебного представительства. Посадник не мог быть представителем в суде. Он имел право выступать в суде как сторона в случае спора о его собственных делах или имуществе (опрочь своего орудиа) или в том случае, если он – староста церкви (или где церковное старощение дръжит).
Статья 69 устанавливает более общую норму: всякое лицо, облеченное властью (властель), не может быть представителем в суде. Оно может быть стороной в процессе только в случае спора по его делу.
Статья 70 определяет порядок представительства по делам о церковной земле. Представителями по этим делам могли быть только старосты (и на суд помочю суседи не ходят). Судебному представителю (пособнику) в один день не разрешалось вести 2 дела.
Статья 75
Статья объявляет недействительными претензии изорника к господину, основанные на доске – письменном документе без специального оформления. Доска не может быть принята во внимание (доска посудит). Вторая часть статьи (некоторые исследователи делят эту статью на две самостоятельные126 [См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права.., с. 154; Зимин А. А. Памятники русского права. Вып. второй, с. 296]) говорит о дополнительной повинности, возлагаемой на изорника-старожила – вози вести на государя. Есть и другие толкования этой статьи127 [См. об этом подробно: Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время, с. 168-172].
Статьи 77 и 78
Статьи устанавливают порядок принесения присяги всеми должностными лицами (судьям псковским и посадником погородским и старостам приго(ро)цским) в том, что они будут судить право, т. е. по закону. Статья 78 подчеркивает, что и представитель князя обязан приносить присягу.
Эти статьи можно сравнить со ст. 5 Новгородской Судной грамоты, содержащей требования к судьям судить право, т. е. в соответствии с законом. Видимо, имелась специальная процедура принесения присяги (крестное целование) должностными лицами и в Новгороде, и в Пскове.
Статья 78 могла появиться в период, когда князья пытались усилить свое влияние в Псковской феодальной республике.
Статья 79
Статья также отражает стремление ограничить власть князя в судопроизводстве. В случае судебной тяжбы о земле или воде (рыболовном участке) грамоты (документы, представленные в суд) должны были читаться и княжеским дьяком, и дьяком городским (т. е. представителем городской администрации). Грамоты, присланные из пригородов, должен был обязательно читать представитель городской администрации.
В ст. ст. 78 и 79 речь идет о спорах о земле и воде, т. е. о важнейших делах. Именно по этим делам Псковская Судная грамота пытается ограничить влияние князя.
Статья 80
Статья предусматривает возможность решить дело миром (а промеж себе прощенье возмут) в случае драки. В этом случае наказание не устанавливалось (ино ту князю продажи нет). Статья близка по содержанию к ст. 3 Уставной Двинской грамоты 1397–1398 гг. и ст. 53 Судебника 1497 г.
Статья 82
В соответствии с общей нормой ст. 50 данная статья определяет размер судебных пошлин и повторяет общее правило ст. 50. В названных статьях четко оговаривается, что выписка судебных документов и приложение к ним печати не являлись исключительной прерогативой князя и его писцов. Сторонам разрешалось оформить судебные документы и помимо князя и его писцов.
Статья 83
Статья определяет размер пошлин, взимаемых княжеским писцом, за оформление выездной грамоты за границу. Следует обратить внимание на то, что выездные грамоты выдавались вместе – князем и посадником. А. А. Зимин неверно заменил при переводе текста союз «и» на разделительный союз «или»133 [Памятники русского права. Вып. второй, с. 317]. В действительности князь не имел права единолично выдавать выездные грамоты. Ю. Г. Алексеев подметил важную особенность в положении князя в Псковской республике: «Являясь формально главой господы, князь – судья и правитель – по рукам и ногам (был) связан вечевыми органами во главе с посадником»134 [Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 20].
Статьи 84–86
Статьи регулируют вопрос о взыскании государем данной изорнику покруты после смерти изорника.
Статья 85
Данная статья указывает на переход к жене и детям долговых обязательств умершего изорника. Законодатель устанавливает, что не имеет никакого значения тот факт, что в письменном документе, которым оформлялся договор изорника с хозяином о покруте, такой переход специально не оговаривался. В случае же, если договор между изорником и государем не был письменно оформлен, вопрос о взыскании долгов изорника с его жены и детей решался по исконным обычаям Пскова. Вероятно, законодательное закрепление псковских обычно-правовых норм мы видим в ст. ст. 9, 51, 55 и др. Поэтому под указанием на псковскую пошлину следует понимать судебный процесс с приглашением 4–5 свидетелей, как это определяется, в частности, в ст. 51.
Судити судом (по) псковской пошлине – вести судебное разбирательство в соответствии с псковскими обычаями.
Откличи нет от государеве покруты – нельзя отказываться от уплаты хозяину долгов умершего изорника.
Статьи 88–89
Статьи регулируют порядок наследования движимого и недвижимого имущества после смерти супруга. Данные нормы охраняют порядок перехода родовой отчины по наследству. В случае вступления в новый брак супруг лишается права пользования имуществом умершего супруга. Так обеспечивается сохранение имущества в пределах одного рода. Свобода брачных отношений связывается с вопросами сохранения или упущения имущественных выгод.
Без рукописаниа – без письменного завещания.
До своего жывота – зд.: до конца своей жизни.
О борти – о пчелином улье в дупле дерева.
Грамоты старые – документы, подтверждающие право собственности на землю или борть по давности владения.
Клеплеть, клепати – возводить несправедливые обвинения.
Статья 90
Статья предусматривает право ближайших родственников предъявить иск к пережившему супругу по поводу одежды умершего родственника. Закон, обязывая пережившего супруга отдать «по совести» искомые одежды, не подкрепляет это процессуально, поскольку запрещает приводить к присяге для выяснения вопроса об одежде умершего супруга.
Статья 91
Данная норма говорит о порядке разрешения имущественных споров между невесткой и свекром или деверем. Ситуация, описанная в этой статье, свидетельствует о намерении невестки отделить собственное имущество от имущества свойственников после смерти мужа. Закон признавал за ней право собственности на платья и на драгоценности. Имущественные споры невестки со свойственниками разрешались крестоцелованьем. Вопрос о том, кто должен целовать крест, определялся ответчиком.
Статья 92
Статья регулирует вопрос о решении споров между сотоварищами. Правота той или иной стороны устанавливалась или присягой, или поединком. Выбор формы доказывания предоставлялся ответчику. Ю. Г. Алексеев верно обратил внимание на противопоставление в ст. 92 порядка рассмотрения споров между товарищами и купцами. Договоры между купцами регулировались еще Русской Правдой (ст. ст. 48, 54, 55 Пространной Правды). Псковская Судная грамота уже проникает во внутренний мир общинников – сябров142 [Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 85]. Но это вторжение осуществлялось лишь при явных признаках распада товарищества, раз уже появились споры о серебре: присяга или Даже поединок – вполне достойные способы выявления правоты в этом случае.
Искать сябренаго серебра – предъявлять иск к сотоварищам.
Доску положит – предъявит в качестве письменный документ.
Статья 93
Слово железное имеет два значения. Одно из них обозначает испытание железом – форму ордалий. Здесь же, в данной статье, имеется в виду пошлина за наложение оков (желез) на пойманного ответчика.
.Статья предусматривает обязанность должника не только уплатить долг, но и погасить издержки, связанные с его розыском и поимкой, если он скрывался от кредитора.
Стулится, тулится – скроется
Проторы – расходы, издержки.
Статья 94
Статья предусматривает переход долговых обязательств отца к его сыновьям. Сыновья обязывались уплатить долг отца из общего имущества, а остаток разрешалось разделить.
Статья 95
Данная статья предусматривает раздел имущества, если в отношения вместе живущих братьев закрадывалась тень подозрений против одного из них в своекорыстном использовании общего имущества.
Вятший – старший.
Живучи в одном хлебе – ведут совместное хозяйство.
Искористуются – используются (от слова корысть).
Братань – И. Д. Мартысевич переводит это слово как «племянник», А. А. Зимин – как «двоюродный брат». Согласно словарю Даля, допустим и тот и другой перевод. Скорее всего, в статье имеется в виду двоюродный брат, который, разумеется, является племянником по отношению к умершему хозяину дома. Далее слово «братань» заменяется на слово «брат».
Статьи 96–98
Статьи посвящены вопросам о преступном и непреступном убийстве.
Статья 98
В данной статье описывается очень интересный казус, в котором следует видеть непреступное причинение вреда. Законодатель не ставит в вину истцу, который приехал с приставом татя ... или длъжника имать, случившийся у жены татя выкидыш. Ю. Г. Алексеев видит в этой статье защиту истца и пристава, которые, на его взгляд, «силой ворвались на двор», учинили «скандал, возможно, потасовку с хозяином и членами его семьи, что и привело к драматическому исходу»148 [Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время..., с. 71]. Закон, однако, дает мало оснований для такого понимания этой статьи.
Детя выверже – см. комментарий к ст. 9 Устава кн. Владимира о церковных судах (Синодальной редакции).
Статья 99
На судней роте не станет – откажется принести присягу на суде. В отличие от вольной роты (очистительной присяги коллектива), судная рота индивидуальна149 [Там же, с. 69], и отказ от нее ведет к безоговорочному признанию себя проигравшей стороной. Данная статья обязывает сторону, отказавшуюся от присяги, уплатить цену иска и без присяги.
Статья 100
На основании ст. 100 можно сделать вывод о том, что племянник не являлся наследником по закону. Чтобы передать ему движимое или недвижимое имущество по наследству, требовалось соблюдение определенных формальностей. Если племянник не был указан в завещании, то доказательством законности владения имуществом умершего могли служить лишь письменные грамоты, подтверждавшие акт дарения или договор купли-продажи, причем эта сделка должна была быть удостоверена попом или сторонными людми.
Статья 101
В данной статье предусматриваются процессуальные формы решения споров о торговых ссудах, о поручительских обязательствах или о взыскании именного чего. В зависимости от воли ответчика мог быть выбран поединок или присяга как форма доказывания. В отличие от ст. 45, в которой говорится о неудовлетворении безымянных исков, в настоящей статье говорится о приеме судом иска к рассмотрению, поскольку он именной, т. е. конкретно, индивидуально обозначенный.
Статья 102
Данная статья, как и предшествующая, указывает на процессуальные формы, но упоминает лишь одну из форм – присягу. В отличие от обычного порядка, установленного в ст. ст. 92, 101, выбор того, кто будет присягать, предоставляется по вполне понятным причинам истцу – мастеру.
Истец – зд.: ответчик.
При своем животе – при жизни.
Платно или иное – платно или в дар.
Воля государева – воля мастера
Торговли искать, или порукы, или именно чего – предъявлять иски о торговой ссуде, об исполнении обязательств по поручительству или о чем-нибудь еще, конкретно обозначенном.
Учебного – платы за обучение, а возможно и данных ученику материалов.
Статья 105
Судя по ст. 105, дела между гражданами Пскова и иностранцами решались по упрощенной процедуре (ср. ст. 20). Гражданин Псковской республики мог присягнуть в том, что не бил иностранца и не грабил, и тем самым отвести от себя обвинения. Следует заметить, что процедура, предусмотренная Псковской Судной грамотой, выглядит проще и выгоднее для соотечественников, чем процедура, установленная Русской Правдой. Согласно ст. 31 Пространной редакции, варяг или колбяг мог представить свидетелей драки, которые могли подтвердить факты под присягой.
Статья 109
Статья содержит положения, аналогичные нормам ст. ст. 16–18 Устава кн. Владимира (Синодальной редакции). Смысл их заключается в оговаривании неподсудности церковных людей суду князя, а в Псковской республике – суду князя и посадника. Церковные люди подлежали суду владыки или его наместника. Лишь когда одной из сторон являлся церковный человек, а другой – мирянин, составлялся общий суд наместника владыки и князя с посадником. По такому же принципу должны были действовать и местные суды.
Статья 110
Данная статья предоставляет ответчику, к которому предъявляется иск о домашних животных, отвести претензии истца путем присяги. Если ответчик присягал в том, что спорные животные были выращены в его хозяйстве, претензии истца отклонялись. На взгляд И. Д. Мартысевича, «такой порядок защиты права собственности соответствовал интересам только господствующего класса»159 [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота, с. 70]. Однако, как справедливо заметил Ю. Г. Алексеев, те же объекты собственности имелись и у крестьян. Простота выяснения вопроса, обычно-правовой характер судебного процесса и просто мелочность предметов иска указывают на то, что эта норма права защищала скорее мелких собственников, «патриархальных владельцев»160 [Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время, с. 89].
Инутся – станут отчуждать, предъявят иск;
Рощеное – доморощенное.
Статья 111
Статья предусматривает санкции за нанесение побоев истцу на суде. Денежный штраф шел в пользу князя, и, кроме того, истец обязывался возместить моральный ущерб оскорбленному ответчику в материальной форме. Сумма этого взыскания равнялась, по-видимому, одному рублю.
Статья 112
Статья устанавливает ставки возмещения хозяину украденных у него домашних животных, а также размер судебных пошлин.
Кокощь – петух.
А боран – зд. имеется в виду кража барана;
Статья 113
Слово братъщина И. Д. Мартысевич понимал как группу «соседей, объединявшихся между собою с целью организации в складчину общественных пирушек»161 [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота, с. 117], которая могла рассматривать мелкие дела, вроде оскорблений и драк во время пира162 [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота, с. 118]. Однако Ю. Г. Алексеев подвергает сомнению мнение И. Д. Мартысевича. На взгляд Ю. Г. Алексеева, бои в пиру были не подсудны братьщине, а относились к юрисдикции князя, как это вытекает из ст. 27. То же относится и к татьбе в пиру (ст. 34)163 [Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время, с. 61-62]. Соглашаясь с возражениями Ю. Г. Алексеева по поводу отнесения к юрисдикции братьщины дел о боях, следует заметить, что кражи на пиру, как это видно из ст. 34, вполне могли подлежать суду братьщины.
Статья 114
Статья признает недействительным договор мены или купли-продажи, заключенный в пьяном виде, если, протрезвев, одна из сторон пожелает его расторгнуть. Законодатель предписывает произвести обмен без всяких затруднительных условий – без присяги.
Статья 115
Данная статья запрещала людям князя открывать в Псковской республике питейные заведения и торговать хмельными напитками в розницу. Вероятно, этот запрет преследовал цель ограничения доходов князя и ограждения республиканской монополии на мед. Как подметил А. А. Зимин, аналогичные запреты налагались и на немецких гостей164 [Памятники русского права. Вып. второй, с. 377].
Корец – ковш, мера жидкости.
Статья 116
По мнению И. Д. Мартысевича, вольная рота означала присягу в невиновности, которую должен был принести подозреваемый в случае недостаточности улик165 [Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота, с. 128]. Ю. Г. Алексеев рассматривает волную роту как очистительную присягу коллектива, готового поручиться за подозреваемого166 [Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время, с. 63]. Однако следует оговорить, что четких доказательств для этой гипотезы закон все же не дает (см. также комментарий к ст. 34).
В отличие от ст. 7, в ст. 116 говорится о недоказанном поджоге.
Зажоги на ком учнет сочит – станет обвинять в поджоге.
Долики – улики.
Статья 119
Статья предписывает решать споры между двумя женщинами поединком. Причем в отличие от ст. ст. 21 и 36 ст. 119 запрещает сторонам выставлять вместо себя наймитов для поединка. Очевидно, граждане Пскова не желали лишать себя столь любопытного зрелища, как поединок двух женщин.
Статья 120
В данной статье устанавливается единая ставка денежных взысканий в пользу потерпевших, а также единая продажа в пользу князя независимо от количества обвиняемых и потерпевших по делам о побоях.
Тема 3: Судебник 1497 года
1. Общая характеристика Судебника. Его значение в истории русского права.
2. Правовое положение зависимого населения (крестьяне, холопы).
3. Преступление и наказание:
общее понятие преступления, формы вины, рецидив;
система преступлений;
виды и цели наказаний;
4. Процессуальное право:
органы, осуществляющие правосудие;
формы процесса;
доказательства.
Судебник 1497 года
КОММЕНТАРИЙ
Заголовок
Заголовок свидетельствует о том, что Судебник был принят в сентябре 1497 года Иваном III совместно с Боярской Думой. По мнению Л. В. Черепнина, эта дата — сентябрь 1497 года — указывает лишь на начало разработки Судебника, которая завершилась в феврале 1498 года.
Такая точка зрения была высказана раньше П. Н. Мрочек-Дроздовским, именовавшим Судебник Ивана III Судебником 1498 года. Представляется более вероятным, однако, что закон был принят именно в сентябре 1497 года. Это подтверждается термином уложил, содержащимся в заголовке и означающим “учредил”, “узаконил”. Спорно также в лючение Л. В. Черепниным слов как судити суд бояром и околничим в качестве заголовка лишь для первых трех статей.
Статья 3
Статья 3 и следующие статьи развивают и конкретизируют ст. 9 Белозерской уставной грамоты, определяя размер и порядок взимания пошлин за рассмотрение дел боярским судом. Статья 3 направлена против посулов и заменяетихстрого регламентированными судебными пошлинами, которые взыскивались на виноватом, т. е. со стороны, проигравшей дело. Размер пошлины зависел от суммы иска и лица, ее получающего. За основу бралась цена иска в один рубль. При этом боярин получал два алтына (12 денег), а дьяк восемь денег. С увеличением или уменьшением суммы иска пропорционально изменялся и размер пошлины.
Статья 5
При примирении сторон во время судебного поединка, наряду с пошлиной боярину и дьяку, взыскивалась пошлина в пользу должностных лиц, наблюдающих за полем. При этом в пользу недельщика, помимо полевой пошлины, взыскивалась вязчее.
Вязчее или вязебное — одна из наиболее ранних пошлин, предусмотренных еще в ст. 114 Русской Правды, за связывание беглого холопа. В XV — XVI вв. под вязчим, вямсщим, вязьбой понималась пошлина за связывание подсудимого, наложение оков на него или за подтверждение заключенного сторонами соглашения о судебном поединке и за его организацию. Насколько можно судить, размер этой пошлины, восходящей еще ко временам Русской Правды, в XV — XVI вв. составлял примерно 20—24 деньги.
Статья 6
В данном случае поле состоялось, а значит, есть и побежденный, с которого взыскивают пошлины. В ст. 6 предусматриваются сравнительно небольшие дела — по спорам о займе и об ответственности за побои. Установление единого порядка судопроизводства для дел об оскорблениях действием и обязательств из договоров подтверждало, по мнению С. Г. Струмилина, отсутствие в тот период резкой грани между сферой уголовных и гражданских дел. Более правильным, однако, представляется объяснение М. Ф. Владимирского-Буданова, относившего дела об оскорблениях действием и обязательствах из договоров к категории дел, нарушавших интересы частных лиц в отличие от деяний, приносящих вред всему господствующему классу в целом, что и обусловило впоследствии разницу между судом и розыском.
Статья 20
Статья 20 является не столько иллюстрацией ст. 19, сколько дополнением, уточнением, усилением ст. 18, регистрирующей отпуск холопов на волю. В ней вновь подчеркивается, что наместники и волостели, державшие кормление без боярского суда, неправомочны без обращения в вышестоящую инстанцию решать никакие дела, связанные с правовым положением холопов. Они не могут выдавать не только отпускные, но также грамоты беглые и государя грамоты правые, т. е. решения суда по спорному делу между холоповладельцами о выдаче холопа или робы одной из сторон или о несостоятельности притязаний феодала, когда холопу удавалось доказать свое свободное состояние. Контроль за выдачей этих документов в условиях отпуска холопов и наряду с этим массового бегства и переманивания холопов землевладельцами был особенно необходим для охраны интересов господствующего класса.
Статья 25
В статье определяются пошлины за выдачу бессудной грамоты. Дело в этом случае решалось в пользу явившейся стороны. Поскольку бессудная грамота упоминается только в связи с производством дела в княжеском суде и в статье говорится о пошлинах печатнику, можно согласиться с А, Г. Поляком, что “решение вопроса о возможности удовлетворить иск без предварительного судебного разбирательства входило исключительно в компетенцию великокняжеской власти”. Отнесение вопроса о выдаче бессудной грамоты к великокняжеской компетенции позволяло брать под защиту дворян, которые, будучина государственной службе, могли пропустить срок явки в суд.
Статья 26
В статье устанавливается пошлина за выдачу срочной грамоты, а также за изменение срока явки в суд. Если срок отписати, т. е. изменить срок явки хотели обе стороны, пошлины, в том числе хожоное недельщику (см. комментарий к ст. ст. 4—7, 29), распределялись между ними поровну; если же срок отписывался по просьбе одной из сторон, то уплата всех пошлин возлагалась на нее. В данном случае хожоное — плата недельщику за извещение истца или ответчика о явке в суд к сроку, указанному в срочной грамоте, или за посылку в суд для оформления (по поручению одной из сторон) отсрочки. Срочные грамоты оформлялись при участии официального лица — пристава, хранились обычно у дьяков и служили основанием для выдачи бессудных грамот.
Статья 27
В статье предписывается (при неявке ответчика в суд в назначенный срок, что устанавливалось дьяками) выдавать истцу на восьмой день после срока, указанного в срочной грамоте, бессудную грамоту. Это делать мог только дьяк, а не подьячий, что усиливало значение центрального суда.
Статья 39
Статья 39 повторяет ст. 8 Судебника, за исключением упоминания о боярине и дьяке, которые заменяются здесь наместником и тиуном.
Статьи 40—42
В статьях (на основе ст. ст. 15, 17, 18, 23) содержится решение вопросов о порядке “отпуска” холопов органами наместничьего управления. Во главе их стояли не только бояре, получавшие от князей города и волости, кормление с судом и данью, но и дети боярские — представители низшего разряда служилых по отечеству, т. е. по происхождению. Они отправляли суд через своих холопов, одним из которых был тиун.
Согласно ст. 40, тиун от имени государя своего творил суд и расправу над местным населением, взыскивал пошлины. Вместе с тем тиун находился в личной зависимости от кормленщика, который отвечал за его действия.
Поэтому ст. 41 специально подчеркивает, что тиун без санкции кормленщика не имел права выдавать правую и отпускную грамоты на холопа.
Необходимость доклада в вышестоящую инстанцию при выдаче отпускной грамоты зафиксирована в ст. 42, повторяющей эту норму, но уже в отношении сына боярского.
Статья 43
Здесь не просто повторяется ст. 20 о порядке выдачи граиот по холопьим делам, а значительно ограничивается право должностных лиц наместничьего управления в решении наиболее важных дел. В отличие от ст. 20, запрещавшей выдачу правых и беглых грамот кормленщиками без боярского суда, ст. 43 запрещает решать дела о холопах, а также об отпуске их на свободу, отдаче “головой” до искупа и других мерах в отношении татей и душегубцев и всякого лихого человека тиунам великого князя и тиунам боярина, у которого кормление с боярским судом.
Статья 44
В ст. 44 определяется порядок вознаграждения приставов. Пошлины им, как видно из ст. 22 Белозерской уставной грамоты, регулируются уставными грамотами наместничьего управления. При отсутствии таковых хоясоное берется в размере 4 денег, а пошлина за еэд взыскивается так же, как и в ст. 29, определяющей вознаграждение недельщиков, т. е. в зависимости от расстояния. При расследовании дела пошлина увеличивалась вдвое. Распространение норм, относящихся к центральному суду, на местный суд, имело своей целью устранение произвола на местах и установление единообразия в порядке судопроизводства.
Статья 53
В отличиеот ст. 3 Двинской уставной грамоты и ст. ст. 37 и 80 Псковской Судной грамоты, предусматривающих примирение сторон до обращения в суд, данная статья фиксирует возможность мирного решения конфликта и после начала судебного разбирательства: А кто кого поймает приставом. Примирение допускалось по делам, непосредственно не затрагивающим интересы государства: при обвинении в бою, в лае или в займах. В случае прекращения дела стороны уплачивали судебному приставу хоженое и езд, т. е. пошлины, связанные с началом дела (см. комментарий к ст. ст. 29—30). Вместе с тем в целях контроля за всеми делами со стороны государственной власти мировое соглашение считалось действительным только после утверждения его судьей.
Статья 54
Статья определяет условие договора личного найма, получившего в середине XV в. значительное распространение в связи с развитием товарного производства, городов и ростом числа людей, лишенных средств производства и продающих свою рабочую силу. Эти люди, поступавшие к феодалу для работы по найму, наймиты, положение которых регулировалось уже Псковской Судной грамотой, обязывались работать на своего хозяина в течение определенного срока, или до выполнения всего дела своего (см. ст. 40 Псковской Судной грамоты). Но если по Псковской Судной грамоте ушедший самовольно наймит имел право на получение платы за последний год работы, независимо от проработанного времени, то, по Судебнику, наймит, ушедший до окончания срока договора, терял право на получение какого бы то ни было вознаграждения: А наймит не дослужит своего урока, а пойдет прочь, и он найму лишен.
Статья 56
В этой статье устанавливается, что холопы, бежавшие из татарского плена, освобождаются от холопства и не подлежат отдаче старому государю, т. е. своему прежнему владельцу. Это способствовало пополнению рядов великокняжеских тяглых, городских, а иногда и служилых людей, что соответствовало политике централизованного государства. Возвращение пленных было одной из важнейших забот Русского государства: в XVI в. существовал даже специальный налог — полоняничные деньги — для выкупа пленных. Помимо того освобождение бежавшего из татарского плена холопа могло рассматриваться как награда за участие в борьбе с татарами.
Статья 58
В ст. 58 определяется порядок разрешения споров между чюжоземцами — иностранцами. Укрепление торговых связей в конце XV в. и приток в связи с этим иностранных купцов, между которыми возникали тяжбы, потребовали специального постановления Судебника о порядке рассмотрения всех возникающих между иностранцами споров (а который чюжоземец на чюжоземце чего взыщет). Основным видом доказательств в этих случаях устанавливалась присяга — крестное целование, что объясняется, вероятно, своеобразием правовых и религиозных воззрений иностранцев и тем, чтоим трудно было найти свидетелей.
Статья 67
В этой статье предписывается публичное объявление (прокликать по торгам) о запрещении взяток и лжесвидетельства. Данное установление сходно с положением ст. 1 Судебника, в котором судьям запрещается брать посулы и решать дела, исходя из своих выгод.
Тема 5: Артикул воинский и Краткое изображение процессов и судебных тяжб 1715 г.
1. Общая характеристика петровского военно-уголовного законодательства. Его значение в истории русского права.
2. Преступление и наказание:
понятие преступления, формы вины, виды соучастия, стадии совершения преступления, необходимая оборона и ее пределы, крайняя необходимость, иные обстоятельства, устраняющие , смягчающие или отягчающие ответственность;
система и виды преступлений;
виды и цели наказаний;
3. Процессуальное право:
судебная система;
формы процесса, его стадии;
система доказательств, теория формальной оценки доказательств.
Артикул воинский
КОММЕНТАРИЙ
Преамбула
Вводная часть содержит некоторые важные положения. Интересно требование применять Артикул ко всем военнослужащим, как подданным России, так и иностранцам, находящимся на службе у правительства. Таким образом, формулируется территориальный принцип действия законодательства, связанный с принципами суверенитета, верховенства государственной власти
В тексте присяги содержатся положения, которые уже позволяют сделать вывод о понятии преступления. Это не только нарушение закона, но и нарушение интересов государства, а также все то. что может быть рассмотрено как вражеское и предосудительное против персоны ею величества.
Несмотря на ликвидацию патриаршества и подчинение церкви государству, размещение законодательного материала дано в первых главах Артикула воинского по тон же системе, что и в Уложении 1649 года.
Глава третья
Глава содержит прежде всего составы государственных преступлений. В первых артикулах говорится о посягательствах на государя, на его положение как монарха, главы государства. Арт. 18—20 можно сравнить, сопоставить со статьями гл. II Соборного уложения 1649 года. Но Соборное уложение значительно менее определенно формулирует составы преступлений, связанных с посягательством на жизнь, здоровье государя, на территориальную целостность государства
Арт. 18. 19. 20 определяют суть абсолютной власти монарха. В толковании к арт. 20 дано настолько четкое определение самодержавной абсолютной власти монарха, что оно сохранилось на все последующее время существования абсолютизма в России.
Указанные артикулы устанавливают ответственность за те преступления, которые назывались государевым словом и делом— т. е. политические.
Арт. 19 говорит о государственной измене, о вооруженном выступлении против царя, о преступных действиях, направленных лично против монарха. Различаются главные виновники и соучастники преступления: те, кто помогал, давал совет. Все они наказывались одинаково. В толковании к артикулу дано четкое определение «голого умысла». Наказание устанавливалось и для тех, чье преступление хотя к действу и не произведено, но токмо ею воля и хотение к тому было. Устанавливалось наказание и за недоносительство (что характерно и для Соборного уложения).
В толковании к арт. 19 впервые употреблен термин преступление (до этого в толковании к арт. 6 был употреблен термин преступление). В данном случае он означал нарушение закона, нарушение норм, определенных Артикулом воинским. Арт. 20 продолжает перечень политических преступлений: оскорбление царя, осуждение его действий или намерений. Толкование существенно дополняет содержание артикула, устанавливая наказание за те же действия, совершенные против супруги и детей царя.
Артикулы 21—35 существенно отличаются от предыдущих и связаны с военной реформой, введением Устава воинского Петра I, требовавшего неукоснительного исполнения приказов начальников, запрещавшего их обсуждение. Устав определял четкую субординацию воинских чинов, положение различных служащих в армии невоенных — судей, комиссаров, снабжающих провиантом, и т. п.
Устанавливалось наказание за различные нарушения введенных в армии порядков, оскорбление высших воинских начальников, выступления против их власти.
Так, в арт. 24 и 25 говорится об ответственности за выступление с оружием или без него против власти высших или других офицеров. Большое внимание обращено на обстановку совершения указанного преступления: совершенное во время похода против неприятеля или в лагере, где караулы расставлены, оно наказывалось строже.
Артикулы этой главы интересны также тем, что дают суду возможность учесть при определении наказания состояние особы, совершившей преступные действия, форму вины (арт. 27 и 28): умышленную или неумышленную (без упрямства, злости и умыслу).
Интересен состав преступления, предусмотренный в арт. 32, 33. Его можно определить как превышение власти. Офицер должен требовать исполнения приказа, но при этом не имеет права прибегать к слонам и действиям (побоям), посягающим на честь и достоинство подчиненных. Артикулы дают широкие возможности судебным органам устанавливать меры наказания по благоразсуждению.
Не все артикулы главы содержат нормы уголовно-правового характера. Так, арт. 30, дополняя соответствующие положения Воинского устава, устанавливает порядок сообщения мнения, отличного от указания высших офицеров (в целях его величества интересу более вспмощи, или опасаемое какое нещастие и вред отвратить).
Толкование к арт. 23 раскрывает содержание специальных охранных грамот и порядок их объявления. Выдача этих грамот означала, что определенные лица, здания или другие объекты находятся под особой охраной правительственных властей или армии. Толкование к арт. 23 является дополнением соответствующего раздела Воинского устава (главы «О салвогвардиях, и что при том примечать»),
Арт. 34 направлен на охрану достоинства различных служащих — не офицеров: судей, комиссаров, провиантских служителей и т. п. Последние не обладали военной властью и, видимо, нуждались в специальной охране. Закон требовал воздавать им почтение и не чинить прпятствий исполнению ими обязанностей.
Арт. 35 связан по содержанию с арт. 27 и 28. Он повторяет требования неукоснительного выполнения всех воинских указов (т. е. приказов).
Глава пятнадцатая
Глава устанавливает наказания за изменнические действия, совершенные во время войны. Российское законодательство и ранее квалифицировало их как наиболее тяжкие и устанавливало за них суровые наказания. Гак. Соборное уложение в гл. II, ст. ст. 3—4, говорит об измене (кто... недругу юрод сдаст изменой, кто умышлением город зажжет), а в гл. VII, ст. 20 — об измене ратных людей.
По Артикул воинский значительно четче формулирует составы подобных преступлений, определяя умышленную вину, ответственность коменданта крепости, офицеров, условия крайней необходимости, освобождающие от уголовной ответственности.
Многие артикулы главы устанавливают наивысшую меру наказания — лишение чести, пожитков и живота для офицеров и децимацию для солдат (арт. 117,119, 120). Предусмотрено и наказание без следствия и суда (арт. 121). В некоторых же случаях рядовые подвергаются лишь своеобразному позорящему наказанию — быть поставленным вне обоза, вне лагеря, без знамен.
Арт. 122не связан с содержанием главы. В нем сформулировано общее требование повиноваться в боевой обстановке и исполнять то, что повелено будет.
Толкование к арт. 123 тоже имеет общее значение: оно устанавливает порядок осуществления такого наказания как лишение чести, пожитков и живота.
Определяются различные обстоятельства измены. Так, арт. 117говорит о заключении договора с неприятелем или объявлении капитуляции целой воинской части. Цель изменнических действий — сдача города, крепости без ведома и указа высших воинских властей и государя. Артикул требует выяснения обстоятельств дела и освобождает от ответственности тех, кто сможет доказать либо свою непричастность, либо несогласие с действиями офицеров. В соответствии с теорией формальной оценки доказательств бремя доказывания невиновности лежало на подозреваемом. Толкование к арт. 117 разъясняет его содержание и требует подробного выяснения обстоятельств дела. При определенных условиях, в состоянии крайней нужды, и надлежащим образом крепость могла быть сдана неприятелю. Арт. 123 подробно излагает эти условия.
Если в арт. 117 говорится о преступлении, совершенном целой воинской частью, то, в отличие от него, в арт. 118 устанавливается ответственность офицеров, оставивших, сдавших крепость без крайней необходимости. Рядовые, выполнившие приказ командира в соответствии с требованием Устава воинского, несмотря на это наказываются (но наказание значительно легче по сравнению с арт. 117: стоять вне обзора — лагеря и без знамен).
Арт. 119 продолжает перечень составов преступлений, связанных со сдачей крепости. Офицеры и солдаты, принудившие коменданта сдать крепость, наказываются так же, как предусмотрено арт. 117. Офицеры подвергаются лишению чести, пожитков и смертной казни. Относительно рядовых применяются децимация и наказания, установленные за дезертирство.
В арт. 120 устанавливается ответственность за своеобразное соучастие в сдаче крепости. Решение о сдаче принимается комендантом, офицеры же и рядовые отвечают за то, что допустили эту сдачу, не воспрепятствовали ей. В толковании разъясняется, какие меры могут быть приняты относительно коменданта, принявшего решение сдать крепость без крайней нужды, т. е. без крайней необходимости. Комендант может быть арестован и заменен другим, избранным гарнизоном. Артикул предусматривает меру чрезвычайного характера, противоречащую содержанию и духу Воин, кого устава, требовавшего безусловного подчинения вышестоящим воинским начальникам. Офицеры и солдаты, не сумевшие предотвратить сдачу крепости, наказываются так же жестоко, как и за сдачу крепости по арт. 117.
Арт. 121устанавливает ответственность паникеров. Виновные в возбуждении паники в осажденной крепости и призывающие ее сдать должны быть повешены без далного отлагательства, т. е. без следствия и суда по делу.
Арт. 123 разъясняет возможные случаи сдачи крепости в условиях крайней необходимости, устраняющие наступление уголовной ответственности. Содержание артикула дополняет арт. 117 и 118и объясняет положение о крайней нужде, содержащееся в этих артикулах. Российское законодательство до Артикула воинского почти не знало института крайней необходимости. В петровском же законе о нем говорится не только в арт. 117,118, 123, но и в толковании к арт. 195. Условия крайней необходимости либо устраняли уголовную ответственность (арт. 118, 123), либо смягчали наказание. Арт. 123 устанавливает пределы крайней необходимости. Приказ высшего начальства оборонять крепость до последнего человека не может быть нарушен ни при каких обстоятельствах. Содержанию этого артикула большое значение придавал Петр I. Он подверг артикул весьма существенной редакции, дополнив первоначальный текст.
Глава шестнадцатая
Глава посвящена другим опасным государственным, политическим преступлениям: измене, выражающейся в содействии неприятелю и разглашении военной тайны, В главе говорится о воинской измене, которая может выражаться в передаче шпионских сведений неприятелю (арт. 124);в сообщении пароля или лозунга неприятелю, о подаче последнему знака стрельбою, пением, криком, огнем и т. п. (арт. 125); в распространении листовок или манифестов неприятеля (арт. 130); в распространении фальшивых и изменнических документов (ведомостей), возбуждающих панику среди солдат (арт. 131). Четкого определения этих составов государственных преступлений в Уложении не было (см. гл. II, ст. 2; гл. VII, ст. 20).
Арт. 127 наказывает обнаружение умысла на совершение измены. Арт. 129 определяет наказание за недоносительство о состоявшейся или готовящейся измене, о случаях шпионажа, о подозрительных людях.
Арт. 128 отличает измену от неумышленного сообщения неприятелю каких-либо сведений об армии и воинских делах.
Арт. 125 различает передачу пароля в изменнических целях или без них. В последнем случае применялся арт. 49.
В главе кроме уголовно-правовых норм содержатся нормы административного права. Так, арт. 124 запрещает переписку с любым лицом, находящимся у неприятеля (даже сына с отцом); определяет порядок отсылки писем пленными (последние не имели права запечатывать письма без проверки их содержания комендантом).
В толковании к арт. 124 упоминается принадлежащее место, под которым, видимо, подразумевается генерал-квартирмейстерская служба, учрежденная в армии Петром I. На эту службу возлагались обязанности сбора сведений о неприятеле и борьба с неприятельскими лазутчиками. При этом могли быть использованы сведения тайных осведомителей (см. арт. 129, и толкование к нему). Генерал-квартирмейстерская служба ведала в основном расквартированием и постановкой армии лагерем, а также решала вопросы оперативного порядка.
Арт. 126 устанавливает требование осмотрительности при сообщении пароля. Арт. 132 требует сохранения в тайне сведений, полученных о неприятеле.
В толковании к арт. 129 содержится интересная рекомендация относительно проверки содержания доносов: ибо часто всякий честный человек от злоумышленного и мстительного человека невинным образом оклеветан бывает.
Глава семнадцатая
Глава объединяет совершенно разные по значимости преступления. Вначале идут артикулы, устанавливающие ответственность за тяжкое государственное преступление — возмущение и бунт, организованные многими людьми. Закон достаточно четко формулирует и опасность этих действий, которые могут привести к более широкому выступлению, и возможность, а в ряде случаев необходимость применения непосредственной репрессии (см. толкование к арт. 137). Уложение также говорит об ответственности за скоп, заговор прогни царя или его представителей (см. гл. II, ст. ст. 20—21), имея в виду и прямые выступления и, видимо, формы коллективного протеста или принесения коллективной жалобы.
В главе устанавливаются наказания за различные по своему характеру противоправные действия, включая и действия военнослужащих, и массовые выступления вообще. Так, арт. 133 разъясняет, что все схотбища и собрания воинских людей, даже собравшихся для написания челобитной, должны рассматриваться как тяжкие противоправные действия. Это вполне совпадает с содержанием Указа Петра 1706 года, в котором запрещалось коллективно обращаться с жалобами. Запрещались сходки и совещания солдат, коллективные выступления в чью-либо защиту. Арт. 133 устанавливает для зачинщиков смертную казнь через повешение, для других — наказание, предусмотренное арт. 95.
Арт. 134 требует от офицеров всячески препятствовать схотбищам, указанным в предыдущем артикуле. Офицеров, давших повод для схотбища, позволивших его, допустивших его созыв, наказывали лишением чести, имения и живота.
Арт. 135 продолжает перечень преступлений, связанных с бунтом и возмущением. В нем сказано об ответственности за провоцирование подобных выступлений словом, или делом, или писмами. Ответственность наступала и при непосредственном совершении преступления и подстрекательстве к нему (и через других).
В арт. 136 устанавливается наказание за недоносительство о случаях провокации бунта и возмущения. Недоносительство наказывается (это характерно для Артикулов воинских) так же, как совершение самого преступления.
Арт. 137 в отличие от арт. 133—136 четко формулирует сам состав государственного преступления — бунт, возмущение и упрямство. Артикул устанавливает не только смертную казнь как наказание, но и непосредственные репрессии без следствия и суда — винных на месте и в деле самом наказать и умертвить. Цель — устранение и локализация бунтовщических выступлений.
В арт. 138 вновь речь идет о провокации бунта, возмущения, которая может возникнуть во время ссоры, драки, брани между солдатами. Наказание — смертная казнь — предусматривается и для главных виновников и для соучастников (вспомогателей).
Последующие артикулы главы (арт. 139—148) устанавливают ответственность не за государственные преступления, а за поединки, драку, причинение телесных повреждений, оскорбление действием. Так, арт. 139 запрещает поединки (дуэли). Ответственность за дуэли устанавливалась как для российских подданных, так и для иностранцев. Наказанию подлежали оба дуэлянта. Если кто-то из них (или оба) были убиты, трупы подвергались позорящей процедуре — их вешали за ноги. Дуэли, видимо, существенно нарушали дисциплину и порядок в армии. В Уставе воинском имелась гл. 49 «Патент о поединках и начинании ссор», содержавшая более подробные нормы о запрещении дуэлей. Исследователи указывают на имевшееся сходство в решении вопроса о поединках в российском законодательстве и современном ему западноевропейском.
Арт. 140 является продолжением арт. 139 и устанавливает наказание как для дуэлянтов, так и для секундантов. При этом речь идет не о состоявшейся, а только о готовящейся дуэли (ежели пойдут, и захотят на поединке вития). Таким образом, артикул определяет ответственность за покушение.
Арт. 141 —142 устанавливают ответственность за драку (не поединок). Важны последствия драки. Если в результате не будет ни раненых, ни смертного исхода, то наказание для солдат — шпицрутены, а для офицера — позорящее (жестокий караул у профоса). Кроме того, офицер должен просить у обиженного прощение перед судом. Очень интересно толкование к этому артикулу. Оно говорит об ответственности только зачинщиков драки и освобождает от наказания тех, кто действовал, себя обороняя.
Арт. 142требует, чтобы свидетели ссоры принимали меры для примирения сторон или вызова караула. Не выполнивший этого требования наказывался так же, как зачинщик драки. Таким образом, артикул устанавливает наказание за бездействие, нарушающее закон.
Арт. 143 устанавливает наказание за причинение телесного повреждения. Статья интересна тем, что применяет в определенной мере принцип талиона.
Арт. 147 и 148 устанавливают порядок принесения жалобы с изложением характера обиды, оскорбления. В случае принесения ложной жалобы жалобщика ждало наказание.
Итак, в главе содержатся многие интересные уголовно-правовые институты: ответственность за покушение, необходимая оборона, преступное бездействие, применение принципа талиона.
Глава восемнадцатая
Глава тесно связана с предыдущей и с «Патентом о поединках и начинании ссор». Комментируемая глава устанавливает наказания за распространение клеветнических измышлений в письменной или устной форме, за оскорбление словом.
Так, арт. 149 возлагает ответственность за написание и распространение анонимных писем, содержащих обвинение какого-то лица в совершении преступления. Пасквилянт наказывался за то преступление, которое он вменял в вину обвиненному им человеку. Кроме того, требовалось сожжение палачом анонимного письма под виселицей. Содержание анонимного письма подлежало расследованию. В случае подтверждения правильности содержащегося в нем обвинения пасквилянт все равно нес наказание, но более легкое. Накапывались не только клевета, но и нарушение правил сообщения сведений о совершенных преступлениях (может быть, и присяги, требовавшей извещать о всем ставшем известным вражеском и предосудительном против персоны ею величества, или его войск, такожде его государства, людей или интересу государственною). Наказание было установлено и для соучастников пасквилянта.
Арт. 151 точно определял такой состав преступления, как оскорбление словом. Речь идет о преступлении, совершенном офицером и об оскорблении словом офицера. Наказание — публичное принесение извинения и непродолжительное заключение (на 6 месяцев). В случае отказа принести извинения наказание ужесточалось.
Арт. 152 предусматривает ответственность за те же действия, что содержатся и в предыдущих артикулах, но совершенные в состоянии аффекта. В этом случае наказание смягчалось.
Глава девятнадцатая
Глава посвящена ответственности за убийство. Ее артикулы, как правило, не связывают составы преступлений с военной службой. В этой главе определены многие важные институты уголовного права: умысел, неосторожность, случай, необходимая оборона и ее пределы, покушение, соучастие. Артикулы этой главы существенно отличаются своей юридической четкостью от соответствующих статей Уложения 1649 года.
Умышленное убийство отграничено от правомерного причинения смерти в состоянии необходимой обороны. Для выявления причинной связи между действиями преступника и наступлением преступного результата артикул рекомендует провести судебно-медицинскую экспертизу. Предусмотрен порядок проведения экспертизы и ее оформления (результатом должно быть письменное свидетельство, подтвержденное присягой). Убийство каралось смертной казнью — отсечением головы. Если смерть наступила не в результате побоев, ран, нанесенных лицом, подозреваемым в убийстве, то последний отвечал лишь за побои, причинение телесных повреждений и т. п. Убийство, совершенное особо жестоким способом, должно было наказываться более сурово, нежели обыкновенное убийство.
Артикул предусматривает смягчение наказания за наступление смертельного исхода при применении наказания к подчиненному.
Арт. 155, как и другие артикулы, касающиеся соучастия, устанавливает равное наказание как для главного виновника, так и для соучастников.
Арт. 156 и 157 посвящены институту необходимой обороны и ее пределам. Убийство, совершенное при защите от нападения, угрожавшего жизни, не наказывается (арт. 156). В арт. 157 (и толковании к нему) перечислены условия (пределы) необходимой обороны, при которых она считается правомерным действием и освобождает от уголовной ответственности. Эти условия определены четко и точно. Во-первых, защита должна соответствовать характеру и опасности нападения (оборонение с обижением равно есть). При этом в толковании сделано важное уточнение — при решении вопроса о наличии указанного соответствия следовало учитывать, был ли смертной страх угрожен. Ежели смертной страх есть, то надлежит оборонятися как возможно, говорит закон. Во-вторых, необходимая оборона должна осуществляться во время нападения. Действия, совершенные после нападения, считались неправомерными. В-третьих, оборона считается необходимой, если нападение уже началось или угрожает непосредственно начаться. Толкование содержит важное уточнение этого положения: обороняющийся не должен есть от соперника себе первою удара ожидать, ибо чрез такой первый удар может тако учинится, что и противится весьма забудет.
Нарушивший пределы необходимой обороны наказывался, но не смертной казнью, а тюремным заключением или штрафом денежным или телесным наказанием (по рассуждению судейскому). Кроме того, на него возлагалось церковное покаяние.
Толкование к арт. 157 интересно также четким определением термина преступитель, преступил. Он употребляется для обозначения нарушителя закона, нарушения закона.
Арт. 158 предусматривает ответственность за неосторожное убийство. Институт неосторожной вины наиболее четко определен в толковании к артикулу путем приведения примера. Убийство должно быть признано совершенным по неосторожности, когда солдат, стреляя, не предвидел возможности наступления преступного результата, но должен был и мог его предвидеть. Видимо, для уточнения смысла неосторожной вины сказано и об умышленном убийстве (абзац второй толкования). Рассмотрен еще один случай — убийство во время драки. При невозможности установить виновного в убийстве, все участники драки подлежат равной ответственности, но не смертной казни.
Арт. 159 отличает умышленное и неосторожное убийство от случайного, определенного довольно точно — у которого никакой вины не находица. Это вполне совпадает и с современным понятием случая — действия, имеющего внешние признаки преступления, но лишенного элемента вины. В толковании к артикулу приводится пример, хорошо раскрывающий содержание самого артикула. Но точной терминологии форм вины артикул не приводит. Случайное убийство называется неумышленным и ненарочным.
Арт 160 возвращается (см. арт. 155) к вопросу о соучастии и совершении убийства. Речь идет о подстрекательстве особого вида - отдача приказа совершить убийство. Подстрекатель наказывается так же, как и сам убийца.
Последующие артикулы определяют квалифицированные виды убийства. Так, арт. 161 устанавливает наказание за убийство в корыстных целях. И убийца, и тот, кто его подкупил, наказывались квалифицированной смертной казнью — колесованием. В толковании сказано об ответственности за покушение на убийство. Видимо, речь идет об оконченном покушении, так как виновные совершили на потерпевшего нападение, били его и ранили. Закон учитывает характер преступного результата (смерть потерпевшего не наступила) и смягчает наказание (вместо колесования отсечение головы мечом).
Арт. 162 говорит об особом случае убийства — отравлении, которое рассматривается как квалифицированное убийство, совершенное мучительным способом, и наказывается квалифицированной же смертной казнью — колесованием.
Арт. 163 продолжает перечень наиболее тяжких видов убийства — убийства отца, матери, малолетнего ребенка и офицера. Указанные преступления караются колесованием (тогда как другие случаи убийства — отсечением головы мечом). В самом артикуле ничего не сказано об убийстве жены. В толковании же дано разъяснение о случаях неумышленного убийства жены или ребенка в результате их наказания. Это убийство должно рассматриваться судом как совершенное при смягчающих вину обстоятельствах.
Артикул воинский причисляет к убийству самоубийство. Арт. 164 предписывает совершение позорящей процедуры относительно самоубийц: палач должен был волочить тело самоубийцы по улицам или лагерю и закопать в бесчестном месте. До Петра I к самоубийцам и покушавшимся на самоубийство применялись лишь церковные наказания: первые лишались церковного погребения, вторые — временно отлучались от церкви.
Толкование интересно тем, что ставит вопрос о душевном состоянии человека, решившегося на самоубийство: а ежели мо учинил в безпамятстве, болезни и меланхолии. Оно должно быть учтено при решении вопроса о порядке захоронения самоубийцы и при определении наказания при покушении на самоубийство.
Глава двадцать первая
Глава касается главным образом имущественных преступлений: повреждения и истребления чужого имущества, разных видов похищения, присвоения находки, присвоения имущества, данного на хранение. Кроме этого, устанавливается наказание за казнокрадство (арт. 191), растрату (арт. 194), предусматриваются особые виды вымогательства и взяточничества (арт. 183-184). Артикул воинский содержит больше составов имущественных преступлений, чем Соборное уложение. Последнему известны только кража — татьба, грабеж и разбой, повреждение чужих вещей, их истребление. Для артикулов комментируемой главы характерны интересные уголовные правовые институты. Так, очень четко использован термин преступитель (см. арт.178) в смысле нарушителя закона, уложения. Ссылка на уложение в этом артикуле понимается по-разному: |
1) артикул имеет в виду Уложение 1649 г.
2) артикул имеет в виду уложение как закон запрещающий определенные действия. Термин уложение применялся в то время в собрания законов, указов.
Достаточно четко различается умышленная вина (арт. 178, 181) и неосторожная - небрежением и неосторожностью (арт. 179). Важно место совершения преступления — неприятельская земля или своя (арт. 180—181). Совершение преступления на неприятельской земле рассматривается как отягчающее вину обстоятельство. При определении меры наказания имеют значение объект посягательства, размер причиненного ущерба. В Артикуле воинском впервые в российском законодательстве размер причиненного ущерба при краже оказывал влияние на степень ответственности и меру наказания. Артикул различает кражу до 20 руб. и кражу свыше 20 руб. (последняя рассматривалась как квалифицированная и каралась смертной казнью): Исследователи полагают, что введение Артикулом воинским дифференцированной ответственности за кражу в зависимости от стоимости похищенного предопределило применение этого положения общими судами. В арт.180 упомянут институт крайней необходимости («по
необходимой нужде»), устранявший наступление уголовной
ответственности. Грабеж, совершенный с оружием, квалифицировался иначе, нежели совершенный без оружия (арт. 182 и 185). Артикул 182 был изменен после издания Устава Воинского в 1716 г. После слов «и деревнях» шел новый текст: не точию своей союзничей или нейтральной землях, но и в неприятельской, таком контрибуцей, скота и протчаго без указа, какого б имяни ни было, брать не должен ни под каким видом. Также строение всякое и огороды ломать, портить да не дерзает под смертным наказанием (или на теле, ежеле ведо малое преступление) и лишением всею. Ибо может от грабителетва войско без прокормления быть, а от ломания строения квартир лишитца. и от холоду исчезать, от чего может войско разорено быть, и вред всеми государству причинится.. Толкование к арт. 185 рассматривает убийство
вора, ворвавшегося в дом ночью, как совершенное в условиях необходимой обороны. А. Ф. Бернер полагает, что арт. 185 косвенным образом определяет институт необходимой обороны в случае обороны имущества (при нападении вора в ночное время) С этим вряд ли можно согласиться. Речь идет, видимо, о самообороне {ибо надлежит разсудить, что вор не для единой кражи, но чтоб и умертвить, в дом ночью врываетид). В толковании говорится и о покушении на кражу (без применения этого термина).
Артикулы определяют квалифицированные виды кражи (арт. 186, 187, 188 и др.). Специально оговаривается ответственность за мелкие кражи (арт. 189): кражу дров, кур, гусей. Суд, видимо, мог изменить наказание, уменьшив его по своему усмотрению. Четко сформулировано положение о рецидиве (арт. 189, 191), о соучастии — совершении воровства несколькими лицами (арт. 189), скупке и продаже краденного, укрывательстве вора или краденного (арт. 190).
Кроме кражи Артикул воинский знает следующие составы имущественных преступлений: утайка вещей, взятых на сохранение (арт. 193), присвоение находки (арт. 195), растрату казенных денег (арт. 191). Растрата отличается от казнокрадства. Первый состав предусматривает присвоение денег, полученных правомерным путем.
При определении наказания за присвоение чужого имущества (арт. 193), отданного на сохранение, имела значение, как и при наказании за воровство, стоимость присвоенного имущества.
Очень четко формулируются составы растраты, присвоения и использования в своих интересах денег государственных и государевых с совершением подлога в отчетности.
Арт. 194 устанавливает ответственность и за недоносительство. Определенный арт. 194 состав преступления помещен среди других имущественных преступлений. Но он может быть квалифицирован и в качестве должностного преступления, поскольку содержит такие неправомерные действия, как подлог, неправильные записи в расходных книгах. Субъект преступления не обозначен. Видимо, речь идет не только о военнослужащих, но и любых должностных лицах. Борьбе с этими преступлениями Петр I уделял большое внимание. Указом 1715 года повелевалось доносить самому государю не только о политических преступлениях, но и хищениях из казны.
Очень интересно толкование к арт. 195. Оно определяет три важных момента: условия крайней необходимости (крайней голодной нужды), которые должны быть учтены, если кража была малозначительной (съестное или питейное или иное, что невеликой иены украдет); совершение преступления в лишении ума; совершение преступления малолетними (возраст не указывался). Все три указанных обстоятельств; могли повлечь либо смягчение наказания либо полное его исключение.
Следует также отмстить точную юридическую характеристику термина «воровство». Соборное Уложение 1649 года «воровством» называло всякое преступление, а «вором» — преступника.
Арт. 179, 181, 182 можно сопоставить с артикулами 104 и 106 гл.14 «О взятии городов, крепостей, добычей и пленных», они повторяли запрет без указу поджигать города, села, деревни, грабить и т. п. Арт. 182 был заново отредактирован Петром I после издания Устава воинского 1716 года. Окончание новой редакции арт. 182 со слов ибо может от грабительства взято почти без изменения из Устава воинского (окончание гл. X «О генерале фелтмаршале и всяком аншефте). Новая редакция уточняет место совершения преступления - не только своя территория, но и земля союзного или нейтрального государства, территория неприятеля. Говорится о причинах введения строгого наказания за перечисленные в артикуле преступления: войско может остаться без необходимых продуктов питания, без квартир и т. п.
Глава двадцать вторая
Глава посвящена в основном преступлениям против порядка управления и суда.
Apт. 196—198 устанавливают ответственность за лживую присягу и лжесвидетельство. За лживую присягу полагались отсечение двух пальцев и каторга. Толкование к арт. 196 и арт. 197 требуют от суда выяснить все обстоятельства, как смягчающие, так и отягчающие вину. Если лживая присяга дана не омыслясь, т. е. в беспамятстве, то в этом случае наказание отменялось; если же лживая присяга причиняла кому-то большой вред, наказание могло быть и более суровым — смертная казнь.
Арт. 199 говорит о фальшивомонетчестве, за которое устанавливалась смертная казнь, иногда и сожжение. Очень интересно толкование, четко определившее состав указанного преступления. Фальшивомонетчество могло заключаться в изготовлении монеты не государственным чеканом (при этом употреблен термин воровски в том смысле, как он использовался в Соборном уложении, т. е. в смысле «преступно»), в изготовлении монеты с примесью из неблагородных металлов, в изготовлении монеты меньшего веса. Это последнее могло наказываться не смертной казнью, но лишением имущества и чести.
Арт. 200 карал обмер и обвешивание. Виновный должен был втрое возместить причиненный убыток, заплатить денежный штраф и подвергнуться телесному наказанию.
Изготовление фальшивых печатей, документов арт. 201 рассматривал как тяжкое преступление против порядка управления.
Арт. 202 наказывает умышленное присвоение другого имени или прозвища. Если это причинит вред, то виновный объявляется бесчестным и наказывается по усмотрению суда.
В случае отсутствия умысла причинить вред изменением имени наказание не устанавливалось.
Арт. 203 говорит еще об одном очень важном преступлении против порядка управления—срывании, порче правительственных указов и распоряжений. Этот артикул, как и многие другие, правил непосредственно Петр I. За преступление, совершенное умышленно, полагались каторга и жестокое наказание (видимо, телесное) или смертная казнь.
Преступление, совершенное по небрежности, наказывалось значительно мягче — денежным штрафом, тюрьмой, шпицрутенами. Суд мог наказать и по своему усмотрению (и прочим по великости преступления).
В составе этого преступления был очень важен умысел (нарочно и нагло), так как он означал сопротивление государственной власти нарушение существовавшего политического режима.
Суровое наказание вполне совпадало с общей тенденцией того времени жестоко карать всех государственных преступников (преступников и повредителей интересов государственных) Интересен специальный указ Петра 24 апреля 1713 г. о беспощадной казни за эти преступления («Сказать во всем государстве, дабы неведением нихто не отговаривался, что все преступники и повредители интересов государственных с вымыслу... без всякия пощады казнит смертью...»).
Глава двадцать третья
Глава продолжает перечень преступлений против порядка управления и суда. Речь в ней идет о сопротивлении различным судейским служителям, палачам и профосам при исполнении ими служебных обязанностей.
Толкование к арт. 204 разъясняет, что они слуги начальства (государства) и сопротивление им должно рассматриваться как выступление против существующего порядка.
Арт. 205, дополняя содержание арт. 204. говорит о конкретном случае сопротивления представителям власти — сопротивлении осужденного конвою. Конвой при этом мог убить осужденного, но только в том случае, когда последний не являлся государственным преступником (бунтовщиком или изменником). Государственные преступники должны быть сохранены для следствия и пыток (их убийством могут многие товарыщи покрыты быть). Арт. 205 употребляет термин «вор» в смысле преступника вообще.
Интересно толкование к арт. 204, содержащее рекомендацию осуществлять смертную казнь до наступления конечного результата, т. е. до наступления смерти осужденного. Существовавший ранее порядок освобождения осужденного, сорвавшегося, например, с виселицы, Артикул воинский oтменил.
Глава двадцать четвертая
Глава говорит о нарушении установленного порядка обращения с преступниками.
Арт.206 определял наказание смертной казнью за сокрытие преступника или стремление его освободить. Наказывали также соучастника. Артикул устанавливал обязанность задержать преступника и передать его соответствующим должностным лицам.
Арт.207 говорит о наказании судейских должностных лиц, которые по небрежности или в нарушение указа отпустил переданного им преступника.
Арт.208 закрепляет обязанность офицеров принимать определенные меры (арестовать) относительно солдата, совершившего преступление. Офицер, не выполнивший этого требования, в первый раз наказывался разжалованием в солдаты на 6 месяцев, а второй раз — отставкой.
Последний артикул имеет толкование, к нему не относящееся. Оно содержит важную рекомендацию относительно солдат и офицеров, подвергнутых пытке, но признанных невиновными. Для восстановления их чести полагалось осуществить процедуру возложения над ними знамени.
Краткое изображение процессов. Март 1715 г.
КОММЕНТАРИЙ
Глава первая
О суде и судиах
Глава посвящена прежде всего вопросам судоустройства. Закрепляется система судебных органов: суд невоенный и суд военный. Последний, в свою очередь, делится на генеральный и полковой кригсрехт.
В названии военных судов мы видим как раз применение французско-нижегородского или, вернее, немецко-нижегородского диалекта. В переводе с немецкого кригсрехт — это военное право, а не военный суд. Военный суд должен был бы звучать как кригсгерихт.
В главе устанавливаются состав суда и должностных лиц, находящихся при суде. В состав суда входят президент и асессоры. К суду приставлен аудитор. Имеется технический персонал: секретарь, или протоколист, адъютант. Рассматриваются в главе и процессуальные вопросы: решается проблема подсудности, регламентируется подготовительная часть судебного заседания.
Статья 1
Статья носит вводный характер и определяет в общих чертах содержание всего документа: вопросы судоустройства и процесса.
Статья 2
С этой статьи начинается рассмотрение вопросов судоустройства. Здесь даются общие принципы организации суда. Суд является коллегиальным. Он должен состоять из честных особ, т. е. лиц, не опороченных в глазах феодального общества и государства. Суд получает свои полномочия от высокого начальства, т. е. от соответствующего органа государства, притом именно административного органа.
Характерен стиль статьи. Подобно тому, как мы это видели в Артикуле воинском, здесь, как будто, имеет место не I императивная норма, а описание порядков, существующих где-то, может быть, в других странах.
Статья 3
Закон четко делит судебные органы на две системы: суд гражданский и суд военный. Под гражданским судом понимается не суд по гражданским делам, а просто невоенный суд.
Термин «гражданский» впервые появляется в русском законодательстве при Петре I.
Гражданский суд призван разрешать дела, возникающие между гражданскими лицами, военный — между военнослужащими. Военный суд существовал еще в XVII в., но такого четкого деления на две системы Соборное уложение не знало. Правда, Ф. И. Калинычев считал, что и в XVII в. военные суды составляли достаточно стройную систему. Однако эта система сложилась, скорее, на практике, чем была оформлена законодательно. К тому же, военный суд по Уложению имел более узкую компетенцию (ст. 149 гл. X).
«Краткое изображение» не решает вопроса о подсудности дела, когда одна сторона — гражданское лицо, а другая — военнослужащий. Однако этот вопрос можно решить на основании ст. 2 главы «О челобитчике».
Статья 4
Военный суд делится на полковой и генеральный кригсрехт. Оба они являются судами первой инстанции, но отличаются компетенцией в зависимости от характера дела и служебного положения сторон. Эти принципы разграничения компетенции были известны Соборному уложению, хотя и в другой интерпретации (см. ст. 3 гл. XIII). Генеральному кригсрехту подсудны государственные преступления и дела о деяниях, совершенных целыми частями и подразделениями, а также гражданские и уголовные дела, касающиеся высокого офицерства. Остальные дела подсудны полковому кригсрехту. Такого деления Соборное уложение не знало, там речь шла о разграничении подсудности в зависимости от цены иска.
Органом судебного управления для военных судов в начале XVIII в. было Аудиторское повытье Военной коллегии.
Статья 5
Здесь уточняется принцип определения подсудности, провозглашенный в ст.3 данной главы. Военному суду подлежат не только военнослужащие в прямом смысле этого слова, но и лица, прикосновенные к армии, обслуживающие ее. Соборное уложение не предусматривало подсудности последней категории лиц военному суду (ст. 149 гл. X). Впрочем, Уложение вообще очень мало и лишь вскользь упоминает о таком
Статья 6
Статья определяет конструкцию судов. Суды могут быть только коллегиальными. В Соборном же уложении допускалось осуществление правосудия судьей единолично (ст. 26 гл. VII и ст. 149 гл. X). Ввиду затруднительности созыва полного состава суда (13 человек) допускается сокращенный состав генерального и полкового кригерехтов (семь членов). Суьями являются не специальные должностные лица, а обычные строевые офицеры различных, но твердо установленных законом рангов. В XVII в. в полках судьями были их командиры ex officio, в воеводских полках (в соединениях полков) назначались специальные судьи, бывшие помощниками воеводы и т. д..
Закон прямо не говорит, является ли состав суда постоянным или назначается для каждого случая. Анализ последующих статей подтверждает вторую точку зрения. Характерно, что солдаты и даже унтер-офицеры не включались в состав суда.
Статьи 7—8
Поскольку судьи — не специалисты в юриспруденции, возникает необходимость в помощи суду со стороны компетентного лица — аудитора. Аудитор не является членом суда, что специально подчеркивается в законе. Он имеет главным образом надзорные функции, должен наблюдать за правильным ведением судопроизводства. В этих целях аудитор должен, очевидно, вмешиваться в разбирательство дела, чтобы восстановить законный порядок в случае его нарушения.
Подчеркивается особая обязанность аудитора следить за беспристрастностью суда. Аудитор отвечает за неправомерный приговор, если вынесению такого приговора он сам потворствовал (похлебствовал). В отличие от судей аудитор — штатное должностное лицо. Такого рода должность впервые появляется в российском суде.
Впервые в русском языке при Петре I появляются и новые термины «юрист», «юридический» (юристический).
Статья 9
Из статьи виден порядок формирования суда. Члены его назначаются или президентом суда, или вышестоящим начальством. В прежних военных судах штатные судьи назначались воеводами или даже Москвой.
Явка судей на заседание обязательна под страхом денежного штрафа. Порядок извещения их о месте и времени заседания специально регламентируется статьей.
Статья 10
С этой статьи начинаются собственно процессуальные нормы. В статье закрепляется один из важнейших принципов феодально-абсолютистского процесса — тайность. Характерно, что при открытии заседания отсутствуют стороны.
Предшествующее законодательство даже по розыскным делам такого порядка не предусматривало (см., например, гл. XXI Соборного уложения).
Статья 11
Разбирательству дела предшествует выслушивание предварительных заявлений и ходатайств сторон.
Статья упоминает о специальном вспомогательном должностном лице при суде — адъютанте, выполняющем функции судебного пристава.
Глава вторая
О процесе или тяжбе
Эта краткая глава является как бы общей частью к следующим разделам закона. Здесь дается общее определение судебного процесса, квалифицируются его виды, определяются его стадии.
Статья 1
Эта статья содержит определение процесса, из которого видно, что закон по-прежнему не различает гражданский и уголовный процесс.
В. Н. Латкин, ссылаясь на данную статью, говорит: «Таким образом процесс распадается на две части: на следствие (фергер) и на самый суд (кригсрехт), т. е. обсуждение добытых следствием данных и постановление на основании их приговора». Это положение почти текстуально повторяет и С. В. Юшков.
С некоторой натяжкой можно еще согласиться, что в данной статье имеются в виду две части судебного заседания — судебное следствие и вынесение приговора, хотя в следующих статьях дается другое подразделение процесса. Но ни в коем случае здесь нельзя видеть указаний на предварительное следствие. И совсем, очевидно, основана на недоразумении ссылка на терминологию (фергер, кригсрехт), которой в данной статье вообще нет.
Статья 2
Речь идет здесь о делах частного и публичного обвинения и соответственно о двух способах возбуждения дела. Закон тут же оговаривает, что порядок производства дела в обоих случаях одинаков.
В предшествующем законодательстве такой четкой регламентации возбуждения дела не существовало.
Статья 3
Здесь дается деление процесса на три основные части, в соответствии с которыми строится и дальнейшая структура комментируемого закона.
Первая часть процесу
Нормы этого раздела относятся к первой части процесса до особого формального этапа, именуемого утверждением ответа. Если схематично изобразить первую часть процесса, она будет выглядеть так: принесение челобитной судье, принятие челобитной, возбуждение дела, извещение ответчика об этом и вызов его в суд, открытие судебного заседания, подготовительная часть его, изложение челобитчиком своих претензий, ответ ответчика, возражение челобитчика на ответ, новое возражение ответчика, утверждение ответа. Однако некоторые из названных процессуальных действий совсем не упоминаются в законе (первые три), а некоторые регламентируются в предыдущих главах (подготовительные действия).
В разделе дается определение сторон в процессе, рассматривается вопрос о судебном представительстве. Регламентируются требования, предъявляемые к определенным процессуальным документам и действиям. Трактуется вопрос о некоторых специфических институтах процесса того времени (салф кондукт, утверждение ответа).
Глава первая
О повещании
Статья 2
Здесь регламентируются требования, предъявляемые к содержанию извещения. Оно дается ответчику или обвиняемому на основании поступившей на него челобитной — жалобы или некого заявления. Обязанность эта возлагается на судью, который очевидно, должен вызвать ответчика, ибо извещение может быть и устным. Мы видим, что порядок вызова сторон в суд теперь значительно проще, чем это было по Соборному уложению (см. ст. ст. 100—104, 108—123, 137—143 гл. X). Длинной процедуры вручения зазывной грамоты или приставной памяти уже нет. Вместе с тем увеличивается роль суда в организации процесса. Соборное уложение допускало договоренность сторон о явке в суд (ст. 108 гл. X). Теперь об этом уже не говорится. Повышение активности суда в процессе характерно для абсолютизма и свойственного ему следственного процесса.
Глава вторая
О салфе кондукте
Или о свободном отпуске
Статья 3
Здесь делается исключение из правила, установленного I предыдущей статьей. Воинское начальство, но тоже весьма высокое, может выдавать охранные грамоты без согласования с высшей властью.
Статья 4
Очевидно, имеется в виду, что если обвиняемый находится в досягаемом для суда месте, то никаких безопасных грамот ему давать не следует, а нужно его просто схватить со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Статьи 5—6
Закон определяет необходимые элементы содержания охранной грамоты и гарантирует неприкосновенность ее обладателя весьма строгими санкциями.
Обеспечивая неприкосновенность обладателя салф кондукта, закон в то же время предъявляет к нему определенные требования. Он не может иметь при себе заряженное оружие, не может ездить проселочными дорогами. В то же время даже при совершении нового преступления такого человека нельзя арестовать.
Безопасные грамоты выдавались, очевидно, лишь знатным лицам, ибо к простым людям феодальное государство не стало бы относиться столь внимательно.
Глава третья
О челобитчике
Статья 1
Здесь дается определение челобитчика, в котором объединяются два понятия — истца и частного обвинителя. Это является следствием того, что закон не различает еще гражданского и уголовного процесса. В силу того же обстоятельства под приговором здесь и далее понимается не только постановление суда по уголовному делу, но и решение по гражданскому делу, как это было и в Соборном уложении.
Статья 2
Здесь развивается положение о подсудности, установленное в ст. 3 главы «О суде и судиах». Подсудность дела определяется но челобитчику.
Статья 3
Эта статья регламентирует в общих чертах обязанности чепчика при разбирательстве дела по существу. Челобитчик повторяет устно свою жалобу, содержание которой уже известно судье и ответчику по заявлению, поданному до суда. Как видим, элементы устности не совсем изгнаны из процесса
Глава четвертая
О ответчике
Статья 1
Здесь дается определение понятия ответчика. Под ответчиком понимается не только сторона в гражданском процессе, но и подсудимый, как это было и в Соборном уложении. В этом также проявляется неотделенность уголовного процесса от гражданского.
Статья 2
Следующее после изложения жалобы челобитчиком процессуальное действие — ответ противной стороны. В статье отражается усиление письменного процесса. И челобитье, и ответ могут излагаться письменно, а не устно, что является особенностью «Краткого изображения». Переход на письменную форму судебного разбирательства зависит от желания сторон, притом обоюдного. Основанием для этого может служить большой объем дела. В таком случае ответчику для письменного ответа дается определенное время. На этот документ челобитчик может вновь написать свои возражения, а ответчик должен еще раз ответить на них. Однако более чем дважды обмениваться процессуальными документами сторонам не разрешается. В статье видны еще следы состязательного процесса.
Глава пятая
О адвокатах и полномочных
Глава шестая
О ответе
Глава посвящена специальной стадии процесса — утверждению ответа. Этот институт характеризует поворот законодательства к введению все большего формализма в процесс.
Статьи 1—2
Утверждение ответа — это, по существу, определение объема претензий челобитчика, объема возражений ответчика и I основных доводов, приводимых сторонами. Статьи указывают I на три возможных варианта поведения ответчика: 1) полное признание иска или обвинения; 2) полное отрицание их; 1 3) частичное или с оговорками признание претензий челобитчика. В первом случае суд немедленно переходит к вынесению приговора, не занимаясь выяснением вопроса, соответствует ли признание ответчика истине. В отличие от Соборного уложения (ст. 101 гл. X) теперь недостаточно лишь молчаливого признания претензий. В остальных случаях судебное следствие продолжается дальше.
Статья 3
После утверждения ответа сторона не вправе больше изменять объем своих требований или возражений, а также приводить новые доводы в их подтверждение или опровержение. Такое правило устанавливается впервые. Соборное уложение разрешало свободно изменять исковые требования (ст. 103 гл. X).
Утвердив ответ, суд должен заниматься лишь исследованием полученного материала. Эти действия суда и составляют основу второй части процесса.
Вторая часть процесу
Главы, входящие в этот раздел, призваны осветить основную часть судебного следствия — исследование доказательств. Однако в главе больше говорится о самих доказательствах и методах их оценки, чем об определенных процессуальных действиях. Именно в этом плане и построен раздел. Первая глава представляет собой как бы общую часть учения о доказательствах, затем следуют четыре главы, посвященные отдельным видам доказательств, и кончается раздел главой о пытке как средстве получения доказательств.
Система доказательств построена в отличие от Соборного уложения весьма стройно. Их круг определен исчерпывающе, расположены они в разделе по степени их ценности от наилучшего (на взгляд законодателя) к наихудшему. Наиболее ценным доказательством в соответствии с теорией формальных доказательств считалось собственное признание, наименее ценным - присяга.
Система свидетельских показаний, с одной стороны, теперь упростилась: отпали такие сложные формы, как общая ссылка и ссылка из виноватых. С другой стороны, она стала еще более формалистичной. Расширился круг отводимых свидетелей ценность показаний оценивается в зависимости от личности свидетеля. Показания одного свидетеля, даже самые исчерывающие, не считаются совершенным доказательством.
Присяга теперь отходит как доказательство на последнее место. Ее применение весьма ограничено, а ценность невелика. О таких доказательствах, как «обыск», специально не говорится. Имеются лишь косвенные упоминания, хотя обыск продолжает применяться и после издания «Краткого изображения процесов».
Четко систематизированы в разделе нормы о пытке, о принципах ее назначения, условиях применения и последствиях.
Глава первая
О доказании
Статья 1
Как видно из содержания статьи, доказывание выдвинутых челобитчиком оснований для претензий и опровержение их ответчиком также путем представления доказательств составляют особый этап процесса.
Статья 2
Бремя доказывания ложится в первую очередь на челобитчика. Он должен доказать основательность своей жалобы под страхом проигрыша дела и даже наказания, если обвинение было особенно тяжелым.
Несмотря на то, что петровское законодательство существенно изменило российскую систему права, в том числе внесло большие изменения в уголовное право, статья все же ссылается на Соборное уложение как действующий закон. Здесь, очевидно, имеется в виду ст. 14 гл. X Уложения.
Статья 3
Законодатель, однако, не ограничивается требованием, чтобы челобитчик доказал свои претензии. Ответчик также должен активно доказывать безосновательность жалобы на него, т. е. презумпция невиновности здесь не применяется.
Статья 4
Присяга тоже считается доказательством, хотя применение ее ограничивается. Если присягают обе стороны, сомнение истолковывается в пользу ответчика.
Предшествующее законодательство не допускало одновременной присяги обеих сторон, но решало вопрос о том, какая сторона должна присягать. Так, Псковская судная грамота отдавала приоритет ответчику, он мог присягнуть сам или потребовать присяги истца (ст. 17).
Статья 5
Данная статья связана со ст. 3 той же главы. Как видно, на ответчика возлагается обязанность опровергать не голословное утверждение челобитчика, а уже более или менее доказанные факты. Таким образом, в статье виден некоторый элемент состязательности.
Статья 6
Перечисляются виды доказательств, которые затем подобно рассматриваются в следующих главах. Такого четкого перечисления предшествующее законодательство не знает.
Глава вторая
О признании
Статья 1
В соответствии с феодальной процессуальной концепцией собственное признание считается лучшим доказательством, не требующим более каких-либо других действий для выяснения истины.
Статья 3
Считая, что при соблюдении указанных условий будет достигнута истина, закон допускает прекращение на этом судебного следствия и переход к вынесению приговора. Главный порок статьи и всей главы заключается в том, что судья связан формальными признаками, в которые не всегда могут уложиться обстоятельства, не говоря уже о том, что ценность нация, добытого пыткой, весьма сомнительна.
Глава третья
Статья 1
Закон допускает к свидетельству людей обоего пола, но сразу делает оговорку о том, что не все могут быть свидетелями. Провозглашается принцип, по которому определяется возможность привлечения человека к свидетельству. Свидетелем может быть лишь добрый и безпорочный человек. Ни в коем случае не может свидетельствовать лицо, лишенное чести.
Соборное уложение не знало отвода свидетелей по мотиву их недобропорядочности, делая исключения лишь для клятвопреступников (ст. 27 гл. XI). Указ от 21 февраля 1697 г. (ст. 9) ввел для последних смертную казнь и тем устранил их как возможных свидетелей на будущее. Теперь закон вводит критерий добропорядочности, трактуемый достаточно широко.
Статьи 3—4
Вопрос об отводе свидетеля решается судом, однако инициатива возлагается на заинтересованную сторону. Отвод должен заявлен своевременно, т. е. до принесения присяги. свидетелем. Отвод, заявленный позже, не принимается во Внимание, за исключением случаев, когда сторона подтвердит Присягой, что порочащие свидетеля обстоятельства не были известны ей. Указ 1697 года, говоря об основаниях для отвода свидетелей, умалчивал о возможном моменте их отвода.
Негодность свидетеля отводящая сторона обязана доказать, для чего ей дается необходимое время. Однако такого спорного свидетеля все же допрашивают. Поскольку принесение присяги считается юридическим фактом, говорящим о признании лица свидетелем, то в данном случае спорное лицо дает показания без присяги.
Статья 5
Дача свидетельских показаний является обязанностью. Отказ от нее наказуем.
Статья 9
Свидетелей может допрашивать только судья. Под судьей понимается президент суда. Даже асессоры, как правило, не участвуют в допросе. Тем более не могут допрашивать свидетелей стороны. Здесь ярко проявляется бесправное положение челобитчика и ответчика, характерное для следственного процесса.
В статье отражены и классовая дифференциация участников процесса, привилегированное положение дворянства. Свидетелей из высокопоставленных лиц не вызывают в суд, а допрашивают на дому. В этом случае допрос ведет не президент суда, а асессоры, притом коллегиально, несколько человек сразу.
Статья 10
Как уже говорилось, стороны связаны материалом, приведенным в жалобе и ответе. Поэтому-то их не допускают к допросу свидетелей. Закон исходит из того, что стороны уже сказали все, что хотели сказать, а теперь уже сам суд проверяет достоверность жалобы и ответа, допрашивая свидетелей. По той же причине нельзя допрашивать свидетелей до утверждения ответа, ибо круг вопросов к свидетелю еще не определен. Формализм такого порядка очевиден.
«Краткому изображению процесов» уже известен институт обеспечения доказательств применительно к свидетельским показаниям. Основанием для обеспечения доказательств служит выбытие или угроза смерти свидетеля. Возбуждение ходатайства об этом может иметь место как до, так и после возбуждения дела (разумеется, до утверждения ответа). В этом и другом случае необходимые действия производит суд. Закон по-прежнему не проводит здесь различия между гражданским и уголовным процессом.
Статья 11
Инициатива сторон в представлении доказательств, свойственная состязательному процессу, еще не совсем ликвидирована законом. Стороны могут ходатайствовать о привлечении дополнительных свидетелей, если находят это необходимым. Но суд уже не смотрит на это дело равнодушно. От него зависит, допустить дополнительных свидетелей или нет. Статья не указывает, в какой момент можно возбуждать такое ходатайство. Исходя из общего смысла данной и предыдущих глав, надо полагать, что это возможно лишь до утверждения ответа.
Статьи 12—13
Стороны имеют равные права в привлечении свидетелей. Однако в соответствии с теорией формальных доказательств дело решается в зависимости не от того, насколько достоверны, по мнению суда, показания свидетелей, а от того, сколько этих свидетелей и кто они. Для закона существуют не только негодные свидетели, но и лучшие и худшие. Критерий для определенного «качества» свидетеля является, разумеется, формальным и притом классовым.
Статьи 14—15
Порядок допроса свидетелей и вообще приведения доказательств зависит от суда, так же как и организация очной ставки. Суд все больше вмешивается в техническую сторону судебного следствия.
Указ 1697 года отменил очные ставки в качестве особой формы процесса. Здесь очная ставка допускается как вид доказательства.
Статья 16
В. Линовский указывает, что допросные пункты посылались к местному начальству, которое проводило допрос свидетеля по всем правилам, скрепляло протокол допроса подписью и печатью и присылало его в суд. Таким образом, «Краткому изображению процесов» уже известен институт отдельного требования, хотя и с определенными особенностями.
Статья 17
Здесь, как и в Соборном уложении, материальная норма вклинивается в процессуальные. Правда, теперь это уже исключение.
Под фальшивой присягой имеется в виду лжесвидетельство. Как видим, наказание за него весьма строго.
Статья дополняет, развивает и конкретизирует нормы арт. 196—197 Артикула воинского.
Статья 18
Эта статья — вводная к следующей главе, трактующей о письменных доказательствах. Здесь также имеется формальный момент. Истинность документа определяется не из него самого, а по определенному формальному признаку — присяге.
Письменные доказательства появились у нас еще во времена Псковской судной грамоты, однако подтверждение их присягой — дело новое.
Глава четвертая
О писмянном свидетельстве
Или о доказах
Статьи 1—2
Здесь содержится нечто вроде определения письменного «доказательства, весьма несовершенное по формулировке» и по содержанию. Если исходить из буквального содержания текста ст. 1. то под письменными доказательствами нужно понимать лишь документы, в которых записаны обязательства одной стороны в отношении другой, а не всякий текст, содержащий подтверждение или опровержение того или иного факта, важного для дела. Но ст. 2 как раз показывает, что I законодатель понимал письменные доказательства более широко. Дается примерный перечень письменных доказательств, причем они делятся на две основные категории: документы, которые так или иначе зарегистрированы в государственных органах, и всякого рода частная переписка или записки.
Деление документов на две группы знала еще Псковская судная грамота. Грамоты, положенные в ларь Святой Троицы, обладали высшей доказательственной силой, другие документы (доски) имели ограниченное значение.
Статья 3
Здесь опять формальный момент, аналогичный признанию челобитной в начале процесса. Если документ решает вопрос об основном предмете спора, достаточно, чтобы сторона, против которой направлено содержание этого документа, признала достоверность письменного доказательства. Суд может, не исследуя других доказательств, переходить к вынесению приговора.
Статья 4
Если документ не содержит достаточного материала, но связан с другими, нужно представить и эти бумаги. Можно обойтись и без этого, если документы, имеющиеся в суде, в своей совокупности достаточно полно освещают дело.
Статья 6
Подпись контрагента под счетом делает документ двусторонним, поэтому такой документ считается полным доказательством в отличие от торговых книг, которые обычно односторонни, почему и вера им наполовину.
Глава пятая
О присяге
Статья 1
Четвертый и последний вид доказательств — присяга. Закон подчеркивает ее очистительный характер, т. е. освобождающий от обвинения, поскольку присягу давали, как правило, ответчик или подсудимый (ст. 4). Присягу такого рода знала еще Русская Правда (см., например, ст. 49 Пр. Пр.)49
Статья 5
Статья имеет двусмысленную формулировку. На первый взгляд, кажется, что закон запрещает принуждать к присяге ответчика (обвиняемого). Однако е действительности смысл здесь представляется иным. Для человека, совершившего преступление, присяга могла стать легким способом освободиться от обвинения. Вряд ли в таких случаях потребовалось бы принуждать его к присяге. Здесь имеется в виду другое. Закон разрешает допускать к присяге лицо только тогда, когда оно очистилось от обвинения хотя бы наполовину или обвинение доказано лишь наполовину. Если же обвинение достаточно обоснованно, а ответчик еще ничего не смог доказать в свое оправдание, то одной присяги недостаточно. Ведь присяга, как уже говорилось, носит дополнительный характер.
Статья 6
Статья дает примерный перечень обстоятельств, которые делают человека подозрительным, хотя и не доказывают еще его вины полностью. В этом случае и требуется очистительная присяга. Большинство из таких обстоятельств изложено понятно. Что же касается п. 7, то здесь имеется в виду, что одного, даже достоверного, свидетеля недостаточно для обвинения. В этом случае возникает лишь подозрение.
В. Линовский указывал, что «Краткое изображение процессов» впервые дает деление на доказательства и улики (т. е., говоря современным языком, на прямые и косвенные доказательства), причем улики перечислены в данной статье. С этим можно согласиться, но необходимо подчеркнуть, что последний пункт статьи, т. е. показания одного достоверного свидетеля, может расцениваться как косвенное доказательство лишь с точки зрения «Краткого изображения процесов».
Статьи 7—8
Статья 7 подтверждает вышеприведенное толкование ст. 5 и еще раз подчеркивает второстепенную роль присяги как доказательства. Суд должен стремиться обойтись без нее, выяснить виновность или невиновность лица иными способами, оставляя клятву лишь на последний случай.
Если суд все-таки допускает очистительную присягу, то ее вполне достаточно для вынесения оправдательного приговора.
Статья 9
Здесь опять двусмысленная формулировка. Все же есть основания предполагать, что слова ответчик оной присяги учинить не может нужно понимать не в смысле отказа самого подсудимого от присяги, а в том смысле, что суд не допускает его до очищения присягой. Очевидно, это тот случай, когда обвинение доказано больше чем наполовину, но все же недостаточно (такая арифметика вполне обычна для системы формальных доказательств). Любопытен конечный вывод законодателя. Провозглашается как будто гуманный принцип: лучше освободить десять виновных, чем наказать одного невиновного. Однако если вина ответчика до конца не доказана, а очиститься присягой он не может, то его все равно признают виновным, хотя и не приговаривают к смертной казни, заменяя ее другим наказанием.
Статья 10
Судья не вправе, однако, без оснований отказать ответчику и присяге, даже если он не верит ему. Если же у суда есть основания для отказа в присяге, а доказательств для обвинения недостаточно, то можно эти доказательства изыскать путем пытки. Основанием отказа в присяге и перехода к пытке является, в частности, тяжесть преступления.
Глава шестая
О роспросе с пристрастием и о пытке
Статья 1
Здесь дается весьма общее определение допроса с пристрастием. Институт этот сравнительно новый. Он не известен Соборному уложению и впервые вводится Новоуказными статьям. «Роспрос с пристрастием» — это допрос с угрозой применения пытки, предшествующий ее применению.
Статья 2
Условием для применения пытки является наличие важных причин (очевидно, важности дела) и достаточных оснований для подозрения, а также нежелание ответчика признаться в приписываемых ему действиях. Достаточность оснований определяется формальным путем. Одного свидетеля — очевидца преступления — недостаточно, как уже говорилось, для обвинения подсудимого, но достаточно для применения пытки. Одного свидетеля, дающего косвенные показания против подсудимого, недостаточно и для применения пытки. Нужно не менее двух свидетелей, чтобы подозрение было признано совершенным и вело к пытке.
Математический подсчет голосов как критерий для применения пытки был известен и Соборному уложению. Ст. 163 гл. X допускала пытку, но не при равенстве голосов участников обыска, а как раз когда меньшинство настаивало на своей правоте. Пытка в этом случае применялась не по инициативе суда, а по предложению спорящих.
Статья 3
Пытка применяется, как и раньше, (см., например, ст. 22 гл. XI Соборного уложения) не только в уголовных, но и в гражданских делах. Пытке можно подвергать и ответчика, и свидетеля, если правдивость его показаний вызывает сомнения.
Статья 6
Пытка по одному делу для каждого лица в соответствии с данной статьей однократна. Однако если в ходе следствия возникают новые вопросы, подлежащие исследованию, пытка может быть повторена.
До «Краткого изображения процессов» известны случаи шестикратной пытки в Преображенском приказе, ведавшем политическими делами.
Статья 7
Здесь зафиксирован институт оставления в подозрении. Оно было бессрочным, но условным. Закон предусматривает только один выход из этого состояния: появление новых подозрений и новая пытка. Возможность освобождения от подозрений не предусматривается.
В статье упоминается поручительство. Теперь этот институт, весьма широко применявшийся Соборным уложением, становится редким. Это связано с расширением следственного процесса и усилением уголовной репрессии.
Статья 8
Доказательством считаются показания, данные не на пытке, а повторенные после нее непосредственно перед судом. Пытка, таким образом, рассматривается как своего рода действие в порядке предварительного следствия. Признание, вызванное пыткой, но даваемое перед судом, рассматривается как добровольное, ибо добровольность на основании ст. 2 главы «О признании» является необходимым условием его действительности. Как видим, добровольность здесь понимается довольно своеобразно. Соборное уложение таких тонкостей еще не знало.
Статья 9
Оговор пытаемым другого лица может служить основанием для возложения подозрений на него. Однако такого оговора недостаточно для назначения пытки, нужны и другие обстоятельства, усиливающие подозрения и доводящие их до необходимой степени достоверности (ст. 2 данной главы).
Подобный принцип, но в менее четкой форме был отражен и в Соборном уложении (см., например, ст. 35, гл. XXI).
Статья 10
Здесь ярко выступает классовость феодального процесса. Однако по делам о государственных преступлениях и об убийстве закон допускает применение пытки к привилегированным сословиям. Так, по обвинению в заговоре, имеющем целью посадить на престол после смерти Екатерины I дочерей Петра I Анну или Елизавету, а не его внука Петра Алексеевича, был подвергнут пытке даже генерал-полицмейстер граф А. М. Девиер. До «Краткого изображения» от пытки не освобождался никто.
Артикул 142 Устава морского предусмотрел также, что пытке могут быть подвергнуты не только солдаты, но и офицеры, оговорив, однако, что она применяется только при «великих преступлениях». Устав морской дополняет нормы «Краткого изображения» нормами о статусе лица, подвергнутого пытке, но оправданного или прощенного. Такой моряк вправе занять свою прежнюю должность. Предусматривается особая процедура восстановления чести пытаного: ему выдается особый документ об этом, на него торжественно возлагается флаг.
Третия часть процесу
Этот раздел посвящен последней части процесса, как ее понимает законодатель. В отличие от Соборного уложения стадии процесса в «Кратком изображении» разграничены не так резко. Во всяком случае, вершение дела здесь не отделено столь решительно от предыдущей стадии. Орган, ведущий судебное следствие и выносящий приговор, тоже один и тот же: теперь уже нет разделения на органы, которые засуживают суд и которые вершат дело.
В этой части «Краткого изображения» рассматривается порядок составления и оглашения приговора, а также вопросы обжалования приговоров: поводы для этого, органы, являющиеся второй инстанцией, порядок обжалования.
К разделу примыкает глава, носящая не процессуальный, а уголовно-правовой характер. В ней перечисляются виды наказаний, которые вообще могут быть применены.
Глава первая
О приговорах
Статья 1
В силу того, что гражданский процесс не отделен от уголовного, под приговором, как и в Соборном уложении, понимается всякое постановление, венчающее судебное разбирательство, в котором высказывается решающая воля суда по всему данному делу, т. е. и уголовный приговор, и гражданское дело.
К вынесению приговора суд переходит непосредственно после окончания судебного следствия. Прений сторон и заключительного слова подсудимого закон не предусматривает.
Под обретающимися в суде понимаются члены суда, т. е. президент и асессоры. При отсутствии единогласия дело решается путем голосования (поименного). В случае равенства голосов решающим считается голос президента.
Статья 2
Любопытная норма, допускающая колебания судей. Очевидно, частенько волеизъявление их было далеко не свободным.
Статьи 3—4
Хотя аудиторы и не были членами суда, но они в силу их юридической подготовленности оформляли приговор. Впрочем это был вправе сделать и секретарь. Аудитор же иногда и подписывает вместе с президентом приговор. Очевидно, это делалось в тех случаях, когда было равенство голосов и президенту приходилось использовать свою власть для решения дела.
Приговор оглашается сторонам в присутствии состава суда, но секретарем.
Закон требует обоснованности приговора. В приговоре должны быть отражены все обстоятельства дела.
Статья 5
Как видно из текста статьи, генеральный кригсрехт выступает в качестве суда второй инстанции только по гражданским делам. Решение суда второй инстанции является окончательным, хотя иногда требует утверждения вышестоящим начальством. Это одно из проявлений неотделенности суда от администрации.
Пересмотр дела в суде второй инстанции происходит в апелляционном порядке.
Глава вторая
О уничтожении приговору
Статья 1
Статья перечисляет основания для отмены (уничтожения) приговора. Перечень их является исчерпывающим. Среди поводов для отмены приговора основное место занимают процессуальные нарушения, правда, весьма серьезные. Противоправность как основание для пересмотра дела стоит на последнем месте, причем требуется явное, наглое нарушение закона.
В первом пункте статьи, очевидно, имеется в виду случай, когда суд выносит приговор по некоторым вопросам, которые не были первоначально, в челобитной, предъявлены ответчику.
Во втором пункте речь идет о явном злоупотреблении, в третьем — о нарушении одного из немногих оставшихся элементов состязательности: audiatur et altera pars.
Пятый пункт предъявляет требование к содержанию приговора. В нем не должно быть противоречий.
Соборное уложение не давало ни такого перечня, ни таких оснований для отмены приговора суда.
Статья 2
Право обжалования приговора принадлежит обеим сторонам, однако, очевидно, в пределах, предусмотренных ст. ст. 5 и 6 предыдущей главы.
Статья 3
Под вышним судьей, очевидно, следует понимать органы, предусмотренные ст. ст. 5 и 6 предыдущей главы.
О оглавлении приговоров в наказаниях и казнех
Эта ненумерованная глава перечисляет меры наказаний. Довольно длинный перечень их нельзя, однако, считать исчерпывающим. Здесь нет, например, имущественных наказаний, которые предусматривались другими законами и применялись на практике.
Статья 1
Статья перечисляет простые телесные наказания, список которых весьма пространен и в большей степени нов. В качестве телесного наказания рассматривается и питание только хлебом и водой. Здесь предусмотрены болезненные и даже безболезненные, но мучительные (длительное ношение оружия, питание только хлебом и водой и пр.) наказания. Тюремное заключение тоже рассматривается как телесное наказание.
Статья 2
Жестокие телесные наказания также многообразны. Каторга причисляется к ним, а не рассматривается как лишение свободы. Таким образом, закон не выделяет вообще в качестве особого рода наказаний лишение свободы, хотя и знает I его отдельные виды — тюремное заключение и каторгу. Закон не предусматривает простую ссылку, ссылку в современном смысле слова, хотя уже в XVII в. ссылка в Сибирь получила широкое распространение (см., например, Новоуказные статьи о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г.).
Жестокие телесные наказания включают в себя и болезненные и членовредительные меры.
Статья 3
Статья перечисляет виды смертной казни, как простые, так и квалифицированные.
Соборное уложение такого перечисления не знало, хотя эти виды смертной казни применялись и раньше.
Статья 4
Здесь перечисляются легкие позорящие наказания, которые не влекут за собой лишения чести.
Эти виды наказания в основном новые, не известные ранее законодательству. Правда, Уложение 1649 года знало умаление и лишение поместного и денежного оклада за дезертирство, лишение должности недобросовестных судейских работников.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.
Раздел первый
О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, ПРОСТУПКАХ
И НАКАЗАНИЯХ ВООБЩЕ
Впервые в истории уголовного права России общие понятия уголовно-правовых институтов были выделены в самостоятельный раздел в томе XV Свода законов. В Уложении это сделано значительно более четко и с точки зрения круга вопросов, вынесенных в общую часть, и с точки зрения формулирования важнейших понятий. Из всех разделов Уложения первый — юридически наиболее совершенный и современный для той эпохи (многие его положения характерны для буржуазного уголовного права). Исключение составляла система наказаний, типичная для феодального права, — откровенно сословная, прямо закреплявшая правовое неравенство.
Глава первая
В ст. ст. 1и 2 дается определение преступления и проступка как противоправных деяний. Сделана попытка различить преступление и проступок по объекту посягательства, отказавшись от установленного в Своде законов деления по тяжести наказания (в Своде под преступлением понималось деяние, запрещенное под страхом наказания, под проступком — под страхом легкого телесного наказания или полицейского исправления). Уложение понимает под преступлением правонарушение, посягающее на существо и устройство власти и правления, на порядок, определенный для общества, на его безопасность и безопасность частных лиц. Объект посягательства при определении проступка определяется иначе — как нарушение правил, охраняющих права отдельных лиц, общественную и личную безопасность. Эти общие положения, как уже указывалось, не получили достаточно четкого применения в Особенной части.
Наиболее полное общее определение уголовно наказуемого деяния дано в ст. 4. Она более точно формулирует противоправность деяния, его запрещенность законом. Впервые уголовно наказуемое деяние достаточно четко рассматривается как действие и бездействие. Ответственность за бездействие предусматривалась в уголовных законах России и ранее (например, Артикулом воинским Петра 1), но общего четкого определения этого института не было.
Указание в ст. 4 не только на уголовный, но и на исправительный закон определяло возможность включения в Уложение и административных, и дисциплинарных правонарушений. В Уложении редакции 1866 года две первые статьи были исключены, аст. 4 стала первой.
Статья подразделяет применяемые Уложением наказания на уголовные и исправительные. Последующие статьи (18—95) устанавливают подробный их перечень.
Статьи 5—7 говорят о виновности как основании уголовной ответственности. Предшествующее законодательство России
уже достаточно четко определяло такие формы вины, как умысел и неосторожность. Наиболее четко это было сделано Сводом законов (т. XV, ст. ст. 3—8) со ссылками на Соборное уложение, Артикул воинский и другие позднейшие законы. Уложение делит преступления и проступки на умышленные и неумышленные (ст. 5), различает разные формы умысла (ст. 6), неосторожность и случайность (ст. 7). Случайные деяния наказанию не подлежали.
Неосторожность как форма вины не получила достаточно четкого общего определения. Более подробно ответственность за неосторожные преступления формулируется в ст. 116.
Статьи 8—12 говорят о стадиях предварительной преступной деятельности и совершении преступления. Первые определяются как обнаружение умысла, приготовление к преступлению и покушение на преступление. Обнаружение умысла в государственных преступлениях (так называемый голый умысел) было наказуемым и в ранее действовавших уголовных законах России. Уложение решает вопрос о наказуемости обнаружения умысла по-разному. Так, ст. ст. 8, 9 рассматривают признаки голого умысла как изъявление на словах, или письменно, или же иным каким-либо действием намерения учинить преступление; ст. 97 говорит просто об умысле на преступление и его наказуемости (в случае указания на это в законе). Статья 117 рассматривает словесное или письменное изъявление намерения совершить преступление как умысел, подлежащий наказанию в определенных случаях. Примером может служить ст. 267 в той ее части, где устанавливается наказание за составление сочинений или изображений с целою возбудить неуважение к верховной власти без их распространения. Закон рассматривает подобные действия как голый умысел (а не как приготовление к преступлению) и устанавливает значительно более мягкое наказание. Те же действия в ст. 264 рассматриваются как приготовление к государственному преступлению, определяя его, впрочем, достаточно широко — словесное или письменное изъявление своих... мыслей и предложений.
Другие стадии совершения преступления более подробно раскрываются в ст. ст. 118—122.
Статьи 13—17 устанавливают ответственность за соучастие, выделяя два вида совместного участия двух или более лиц в совершении преступления — совершение преступления несколькими лицами по предварительному согласию или без него. В первом случае (ст. 15) указаны следующие виды соучастников: зачинщики, сообщники, подстрекатели, пособники. При этом определяется конкретная роль, предназначенная тому или иному соучастнику. Во втором случае (ст. 14) выделены лишь главные виновные и участники, причем участие могло быть как непосредственным, так и выражаться лишь в доставке средств для совершения преступления или устранении препятствия к его совершению.
Под общей рубрикой о соучастии рассмотрены и различные случаи прикосновенности к преступлению: попустительство
(ст. 16), заранее не обещанное укрывательство (укрывательство
заранее обещанное отнесено к пособничеству — ст. 13), недонесение (ст. 17). Последнее наказывалось лишь в случаях, когда закон обязывал довести до сведения правительства о готовящемся или совершившемся преступлении (см., например, ст. ст. 265, 271, 274).
Соучастие было хорошо известно российскому законодательству и ранее. Виды соучастия были определены Сводом законов, но Уложение делает это значительно более точно и юридически совершенно. В зависимости от вида соучастия статьи Особенной части определяют различные виды наказания (с учетом степени участия и меры вины).
Глава вторая
Глава определяет род, степени, меры и последствия наказаний, решает вопрос о вознаграждении за убытки, вред и обиды, устанавливает особенные наказания за преступления и проступки по службе и возможность замены одних наказаний другими.
Наказания (и уголовные, и исправительные) подразделяются на несколько родов и степеней (ст. 18), указывается высшая и низшая мера наказания. Закон определяет лестницу наказаний, имеющую четко выраженный сословный характер.
Статья 19 устанавливает наиболее тяжкие наказания, именуемые уголовными. На первом месте стоят лишение прав состояния и смертная казнь. Лишение прав состояния занимало важное место в карательной политике российской империи. Это наказание в определенной мере было известно и раньше (например, шельмование, введенное Артикулом воинским и Кратким изображением процессов). Свод законов предусматривал в качестве наиболее тяжких преступлений смертную казнь, смерть политическую и лишение всех прав состояния. Предусматривалась и возможность лишения некоторых прав состояния.
Лишение всех прав состояния для привилегированных сословий означало лишение потомственного и личного дворянства, духовного звания, прав городских обывателей и сопровождалось лишением чинов, чести, доброго имени, знаков отличия с отобранием грамот и аттестатов. Под лишением некоторых прав состояния Свод понимал лишение чинов и знаков отличия, запрещение государственной службы вообще или на определенных должностях, отдачу имения под опеку и т. д..
Уложение не включает в перечень наказаний политическую смерть, но значительно конкретнее определяет правовые последствия лишения прав состояния и широкое применение этого института, прежде всего в борьбе с политической преступностью. Можно согласиться с мнением, высказанным С. В. Кодаком: «Лишение прав состояния стало одним из методов подавления царизмом дворянской революционности».
Статья 24 определяет последствия применения этого вида наказания для лиц разной сословной принадлежности. Наименее определенно оно для лиц непривилегированных сословий — потеря доброго имени и прав. Лишение всех прав состояния могло предшествовать смертной казни, ссылке на каторжные работы, на поселение в Сибирь, на поселение на Кавказ. Для лиц, не изъятых от наказаний телесных, дополнительно предусмотрено публичное наказание плетьми. Смертная казнь устанавливается Уложением за государственные преступления и наиболее тяжкие нарушения Уставов карантинных (ст. 1007) —сопротивление открытой силой или насильственными мерами распоряжениям начальства по предупреждению распространения чумы, насилие, причиненное карантинной страже с намерением прорваться через карантинную черту, а равно самовольный вход в карантинный порт судна, поджог карантинных заведений или оцепленных домов. Виды смертной казни закон не определяет (ст. 20).
Следующее по тяжести наказание — лишение прав состояния, сопряженное с каторжными работами (для лиц, не изъятых от наказаний телесных, устанавливалось дополнительно публичное наказание плетьми от 30 до 100 ударов с наложением клейма).
Каторга как вид тяжелого наказания была известна российскому законодательству и ранее. Уложение определяет два ее вида — бессрочную каторгу и срочные каторжные работы (ст. 21). Бессрочная каторга применялась довольно редко: за отцеубийство (ст. 1920), убийство, совершенное повторно (ст. 1921), убийство близких родственников (ст. 1922), убийство священника во время отправления им богослужения (ст. 225), за оскорбление святыни действием (ст. 223), за составление подложных именных указов (ст. 319), за поджог (ст. 2108) и потопление (ст. 2119). Каторжные срочные работы применялись законом в очень многих случаях. Бессрочная каторга назначалась в рудниках, срочные каторжные работы — рудниках, крепостях, заводах.
Следующее по тяжести наказание — лишение всех прав состояния и ссылка на поселение в Сибирь, сопряженное для лиц, не изъятых от телесных наказаний, с наказанием плетьми. Оно имело разные степени (ст. 22). Ссылка в Сибирь как институт карательной политики самодержавия получила широкое распространение после восстания декабристов. Помимо ссылки в Сибирь использовалась и ссылка на Кавказ (ст. ст. 19, 23).
Статья 26 устанавливает важный принцип нераспространения лишения прав состояния ни на жену, ни на детей осужденного. Они сохраняют все права и привилегии сословия и в случае добровольного следования за осужденными на места отбытия назначенного им наказания. Закон, правда, говорит о возможности ограничения этих прав по необходимости в случаях особенно важных. Появление указанного в ст. 26 положения связано прежде всего со стремлением царского правительства сохранить сословные привилегии для жен и детей осужденных дворян, представителей господствующего класса. На практике это положение далеко не всегда соблюдалось, о чем свидетельствует порядок исполнения приговора, осуждающего к наказанию плетьми и клеймению.
Статьи 29-33 устанавливают последствия осуждения в каторжные работы, в ссылку – потерю прежних семейственных прав и прав собственности, а после окончания срока каторги вечное поселение в Сибирь. Имущество осужденного (ст.32) переходило в руки его законных наследников.
Относительно осужденных в каторжные работы и ссылку действовало специальное законодательство (ст.33).
Статьи 34-61 определяют исправительные наказания, которые подразделяются по тяжести на семь родов, рода – на степени и меры. Так же как и при определении уголовных наказаний, для лиц непривилегированных сословий дополнительно применялись телесные наказания.
Наиболее тяжкое наказание – потеря всех особенных прав и преимуществ, как лично, так и по состоянию присвоенных, и ссылка на житье в Сибирь (с дифференциацией: в места отдаленнейшие и менее отдаленные, с временным заключением или без него). Важнейшим исправительным наказанием была также ссылка на житье в другие, кроме сибирских, более или менее отдаленные губернии.
Ссылка и другие виды исправительных наказаний имели несколько степеней (ст.ст. 35-42). К исправительным наказаниям отнесены также выговоры в присутствии суда, замечания и внушения, сделанные судебным или административным органом, денежные взыскания (ст.ст.44,45).
Уложение устанавливает особый полицейский надзор для лиц, отбывающих ссылку или освобожденных из мест лишения свободы (ст.ст. 47,51,52). Лишение всех особенных прав и преимуществ, как лично, так и по состоянию присвоенных, являлось дополнительным для многих исправительных наказаний. Оно заключалось в лишении всех прав, кроме имущественных и семейных. Статья 46 указывает подробный перечень лишения почетных титулов, дворянского звания, чинов и других знаков отличия и поражения в правах после освобождения от наказания: невозможность вступать в государственную и общественную службу, записываться в гильдии и многое другое.
Еще одно дополнительное к исправительным наказаниям – лишение лишь некоторых особенных прав и преимуществ, лично или по состоянию присвоенных. При этом наказаний осужденный сохранял имущественные и семейные права, сословное звание, чины, ордена, но лишался права участия в выборах и права быть избранным (в дворянские или иные сословные организации); дворянин лишался права вступать в государственную службу; священнослужители теряли свой сан.
Среди исправительных наказаний большое место отведено лишению свободы. Уложение создало огромное разнообразие форм и мест лишения свободы – крепость, смирительный дом, арестантские роты гражданского ведомства, рабочий дом, кратковременный арест, отбываемый в различных местах (ст.ст. 59,60). До 1845 года вопрос о местах лишения свободы регламентировался Сводом учреждений и уставов о содержащихся под стражей и ссыльных (т.14 Свода законов). Несмотря на принятие в 1854 году «Дополнительных постановлений о --------- лении осужденных в каторжные работы», «Положения о исправительных арестантских ротах гражданского ведомства», «Дополнительных правил к Уставу о содержащихся под стражей», достаточно определенного правового статуса места лишения свободы не имели. Как указывал Н.С.Таганцев, различие между ними зачастую сводилось к названию и порядку заведования. Арестантские роты назначались для лиц низших сословий. Находились они под надзором тюремной администрации, но имели и военное управление. В них попадали и приговоренные судом, и по административным распоряжениям, и по распоряжению помещиков. Рабочие и смирительные дома имели в основном одинаковое положение.
Осужденным к тюремному заключению разрешалось иметь собственное платье, белье, постель и еду. Закон предусматривает использование труда осужденных (ст.ст.48, 55, 56, 58). Вопрос этот решается исходя из сословного неравенства, характерного для общественного строя России: осужденные мещане и крестьяне употреблялись на работы по распоряжению начальства, лица всех других сословий могли заниматься работами по собственному желанию. Сословные привилегии определяли и другие различия. Так, ст. 59 устанавливает, что лица, осужденные на кратковременный арест, содержатся: изъятые от наказаний телесных – в тюрьмах, не изъятые – в помещениях при полиции. Из последних мещане и крестьяне могли привлекаться к работам по распоряжению правительственных властей. Статья 60 устанавливает дополнительные льготы для дворян и чиновников, осужденных на кратковременный арест: они могли быть подвергнуты ему либо в тюрьме, либо на военной гауптвахте, либо в собственном месте жительства, либо по месту службы.
Статья 61 устанавливает ряд дополнительных наказаний, применявшихся как к уголовным, так и к исправительным, - церковное покаяние, конфискацию имущества. Кроме того определяются дополнительные наказания к мерам исправительным (например, опубликование имени осужденного в Сенатских ведомостях, воспрещение жительства в столицах и др.). К ст.61 сделано примечание, разрешающее применение многих исправительных наказаний без рассмотрения дела в суде – в административном порядке. Оно было устранено лишь в результате проведения судебной реформы 1864 года. Статьи 62-66 устанавливают порядок возмещения за причиненный преступлением вред, убытки, обиду. Взыскание возмещения происходило из имущества осужденного или из сумм, заработанных им в местах лишения свободы.
Статьи 67-71, кроме общих мер наказания, определяют особенные наказания за преступления и проступки по службе. Эти дисциплинарные взыскания могли быть назначены судебным приговором или решением администрации учреждения. Примечание к ст. 71 дополнительно давало администрации право назначать по своему усмотрению арест не свыше семи дней.
Статьи 72-95 говорят о возможности замены одних наказа
ний другими и определяют основания и порядок такой замены. Статья 73, например, устанавливает порядок замены смертной казни по воле императора так называемой политической смертью. Политическая (или гражданская) смерть известна российскому законодательству еще с XVIII века — по Артикулу воинскому, законодательству Елизаветы и др. В Своде законов политическая смерть фигурирует как самостоятельный вид тяжелого наказания, стоявший по лестнице наказаний сразу после смертной казни.
Уложение не включает этого наказания в перечень основных. Политическая смерть влекла за собой каторгу и лишение всех прав состояния. Отличие заключалось в специальном обряде и важном психологическом моменте: осужденный не знал о замене наказания и находился в ожидании смертной казни.
Последующие статьи устанавливают некоторые послабления в режиме мест лишения свободы для женщин, замену для лип, старше 70 лет каторги ссылкой в Сибирь на поселение, замену для лиц, изъятых от наказаний телесных, ссылки в Сибирь на поселение службой в армии в качестве рядовых. Такая же замена была возможна и для лиц, осужденных на поселение на Кавказ35.
Особые правила отбывания наказаний установлены для иностранцев (ст. 80).
Была возможна замена одних мест лишения свободы другими (ст. ст. 74, 82, 83, 85).
Очень важное положение содержит ст. 77, разрешающая замену наказания плетьми наказанием шпицрутенами, если приговор вынесен военным судом. Статьи 84, 86—88 устанавливают очень характерное для России (и сохранившееся в последующих редакциях Уложения) положение о возможности замены заключения в различных местах лишения свободы телесными наказаниями. Естественно, оно касалось лишь лиц низших сословных групп. Закон устанавливает определенную шкалу соответствия сроков лишения свободы в тюрьмах (ст. ст. 84, 87), в смирительных домах (ст. 86), в случае кратковременного ареста (ст. 88) телесными наказаниями, причем указываются различные основания этой замены: отсутствие мест лишения свободы (ст. ст. 84, 86) или когда заключение в тюрьме может привести к разорению и лишению средств пропитания семейства осужденного (ст. 87),
Статья 89 дает возможность замены кратковременного ареста (для лиц, не изъятых от наказании телесных) правительством установленными работами. Статья 90 говорит о другом случае замены наказания: в случае невозможности для осужденного выплатить денежное взыскание его либо заключали в тюрьму, либо определяли на работы, с тем чтобы заработанные деньги шли на уплату долга.
Статья 91 устанавливает привилегию для священно- и церковнослужителей и монашествующих отбывать наказание по распоряжению их собственного начальства. Статья 92 разрешает замену некоторых исключительных наказаний, предусмотренных
для лиц, состоящих на службе, телесными наказаниями или отдачей в солдаты. Телесные наказания (ст. 93) не могли быть применены к лицам, страдавшим неизлечимыми болезнями . Статьи 94, 95 определяют замену телесных наказаний для лиц, , изъятых от наказаний телесных не по сословным привилегиям, а по особым постановлениям, лишением свободы или другими наказаниями.
Глава третья
Статьи 96—156 регламентируют порядок определения наказаний, обстоятельства, устраняющие уголовную ответственность, отягчающие и смягчающие вину, назначение наказания за различные стадии совершения преступления, при coyчастии, право суда определять меру наказания в зависимости от различных обстоятельств. Статья 96 содержит важнейший принцип, типичный для буржуазного уголовного права, — наказание за преступления и проступки должно определяться не иначе как на точном основании закона. Но от этого принципа сделано много отступлений, обусловливающих практически широкий административный и судебный произвол. Юридическое несовершенство закона, казуальность, неопределенность санкций, наличие аналогии, прямо предусмотренная законом (например, примечанием к ст. 61) возможность применения административных мер — все это противоречило принципу, определенному ст. 96, и предопределяло его нарушения.
Статья 97 формулирует другие очень важные положения, также типичные для буржуазного уголовного законодательства, — доказанность преступного деяния и виновность как необходимые основания наступления уголовной ответственности. Статья повторяет определение стадий совершения преступления и говорит о наказании (в случаях, если на это прямо указано в законе) голого умысла, приготовления к преступлению и покушения на преступление. Как уже отмечалось, ранее действовавшее в России законодательство (и Свод законов в том числе — ст. ст. 109—111 т. XV) разрешало оставлять подсудимого в подозрении и применять к нему в этом случае определенные меры наказания (отдача в военную службу, ссылка на поселение и др.).
Статья 98 впервые в уголовном законодательстве России дает перечень всех обстоятельств, устраняющих наступление уголовной ответственности. Последующие статьи (99—109) подробнее раскрывают содержание указанных в ст. 98 уголовно-правовых институтов. Первый пункт ст. 98 устраняет наказуемость случайного деяния, об этом говорит и ст. 99. Случайное деяние как ненаказуемое давно известно российскому законодательству. Соборное уложение 1649 года, Артикул воинский довольно четко отличали случай от неосторожности. Статья 6 т. XV Свода законов различала деяния умышленные, неосторожные и случайные. Но формулировка Уложения юридически более точна,
так как прямо указывает на отсутствие вины — необходимого по Уложению основания наступления ответственности.
Статья 99 предусматривает такое случайное деяние, которое явилось непредвиденным следствием другого, виновного деяния. Ответственность в этом случае наступает только за виновное деяние.
Второй пункт ст. 98 определяет малолетство как обстоятельство, устраняющее ответственность. Это положение уточнено ст. 100, установившей возраст (7 лет) наступления уголовной ответственности.
Вопрос о возрасте наступления уголовной ответственности российское законодательство до Уложения достаточно четко не решало. Положение о малолетстве как обстоятельстве, смягчающем или устраняющем наказание, имело место в Артикуле воинском. Статья 126 т. XV Свода законов устанавливала положение об уменьшении вины и наказания в случае совершения преступления малолетним. Но и Уложение, несмотря на наличие ст. 100, по мнению многих юристов, не давало достаточно определенного ответа на этот вопрос. Так, Н. С. 1 аганцев, А. Лохвицкий, сопоставляя содержание ст. 100 и ст. 143 (по буквальному смыслу, рассматривающей малолетство в возрасте от 7 до 10 лет как обстоятельство, уменьшающее вину и строгость наказания), пришли к выводу, что практически Уложение вводило наступление ответственности с десятилетнего возраста '.
В третьем пункте ст. 98 практически речь идет о невменяемости, впервые достаточно четко сформулированной в уголовном законодательстве России. Предшествующее законодательство (например, Артикул воинский) знало умалишенное состояние — по решению суда наказание в этом случае или уменьшалось, или устранялось. Свод законов называл безумие и сумасшествие как обстоятельства, устранявшие уголовную ответственность.
Статьи 101—-103, уточняя положение о невменяемости, предусматривают возможность принудительного помещения умалишенного в дом умалишенных, а больных, страдающих припадками умоисступления, — в больницу.
Статья 104 дополнительно к предыдущим статьям определяет (с существенными оговорками) невменяемость глухонемых от рождения или лиц, лишившихся слуха и языка в детском возрасте.
Четвертый пункт ст. 98 говорит об освобождении от ответственности в связи с ошибкой случайной и вследствие обмана. Более развернуто это положение раскрывается в ст. 105.
Пятый пункт ст. 98 говорит об институте непреодолимой силы, к нему примыкает ст. 106, говорящая о крайней необходимости, известной российскому законодательству со времени Артикула воинского. Свод законов рассматривал крайнюю необходимость под термином «насильственное принуждение», понимая его не только как насильственное, но и как непреодолимое. Уложение формулирует этот институт крайне неопределенно и только в связи с опасностью для жизни. Причины, могущие создать опасность для жизни – стихийные силы природы, нападение животного, чьи-то преступные действия, действия умалишенного лица. Опасность при этом должна быть неотвратимой и как непреодолимой. Примеры крайней необходимости—ст.11П, 1664 Уложения, не устанавливавшая наказание для владельца
корабля, в условиях крайнего недостатка съестных припасов
взявшего их на встречном судне (даже против воли и согласия
команды последнего), ст.1671, освобождавшая от наказания
владельца корабля, сбросившего груз в море в условиях крайней
необходимости или изменившего маршрут следования в связи с бурей,
Последний пункт ст. 98 говорит о необходимой обороне. Статьи 107—109 подробно определяют содержание этого института. Под необходимой обороной понимаются насильственные действия в отношении лица, совершившего нападение на обороняющегося, или на третьих лиц, или на женщину, посягая на ее целомудрие и честь. Причинение вреда при необходимой обороне признается ненаказуемым. Закон говорит о пределах необходимой обороны, но делает это крайне неполно, не указывая ни соразмерности средств защиты и нападения, ни наличия реальности нападения (ст. 107). Отмечена лишь необходимость соответствия обороны и нападения во времени. Нарушение пределов необходимой обороны влекло наказание, но значительно меньшее по сравнению с тем, что было установлено за убийство или нанесение увечий или ран (ст. ст. 1938, 1942, 1964).
Институт необходимой обороны был хорошо известен и Соборному уложению, и Артикулу воинскому. Последний очень четко определял и ее пределы. Со ссылками на Соборное уложение и Артикул воинский необходимая оборона была регламентирована и Сводом законов (ст. 133 т. XV).
Статьи 110—151 говорят об основаниях определения меры наказания. В ст. 110 указывается в общей форме, что факторами, могущими повлиять на определение наказания, являются форма вины, стадия совершения преступления, виды соучастия, различные обстоятельства, смягчающие и отягчающие вину. Статья 111 указывает на наибольшую тяжесть умышленного преступления, заранее обдуманного (предумышленное преступление). За него полагается максимальная мера наказания, предусмотренного за данный вид преступления.
Статья 112, в отличие от прежнего законодательства (в первую очередь Артикула воинского), признававшего обычно пьяное состояние преступника обстоятельством, отягчающим вину, определяет его как таковое только для случая, когда будет доказано, что преступник привел себя в подобное состояние с умыслом совершить преступление.
Статья 113 говорит о рецидиве и в соответствии с издавна сложившимся в праве России положением требует усиления наказания за преступление, совершенное в третий раз.
Статьи 114, 115 вводят институт совокупности преступлений (об этом сказано и в ст. 156), устанавливая принцип поглощения меньшего наказания большим. Понятие совокупности пре-
ний другими и определяют основания и порядок такой замены. Статья 73, например, устанавливает порядок замены смертной казни по воле императора так называемой политической смертью. Политическая (или гражданская) смерть известна российскому законодательству еще с XVI11 века — по Артикулу воинскому, законодательству Елизаветы и др. В Своде законов политическая смерть фигурирует как самостоятельный вид тяжелого наказания, стоявший по лестнице наказаний сразу после смертной казни.
Уложение не включает этого наказания в перечень основных. Политическая смерть влекла за собой каторгу н лишение всех прав состояния. Отличие заключалось в специальном обряде и важном психологическом моменте: осужденный не знал о замене наказания и находился в ожидании смертной казни.
Последующие статьи устанавливают некоторые послабления в режиме мест лишения свободы для женщин, замену для лиц старше 70 лет каторги ссылкой в Сибирь на поселение, замену для лиц, изъятых от наказаний телесных, ссылки в Сибирь на поселение службой в армии в качестве рядовых. Такая же замена была возможна и для лиц, осужденных на поселение на Кавказ35.
Особые правила отбывания наказаний установлены для иностранцев (ст. 80).
Была возможна замена одних мест лишения свободы другими (ст. ст. 74, 82, 83, 85).
Очень важное положение содержит ст. 77, разрешающая замену наказания плетьми наказанием шпицрутенами, если приговор вынесен военным судом. Статьи 84, 86—88 устанавливают очень характерное для России (и сохранившееся в последующих редакциях Уложения ) положение о возможности замены заключения в различных местах лишения свободы телесными наказаниями. Естественно, оно касалось лишь лиц низших сословных групп. Закон устанавливает определенную шкалу соответствия сроков лишения свободы в тюрьмах (ст. ст. 84, 87), в смирительных домах (ст. 86), в случае кратковременного ареста (ст, 88) телесными наказаниями, причем указываются различные основания этой замены: отсутствие мест лишения свободы (ст. ст. 84, 86) или когда заключение в тюрьме может привести к разорению и лишению средств пропитания семейства осужденного (ст. 87).
Статья 89 дает возможность замены кратковременного ареста (для лиц, не изъятых от наказании телесных) правительством установленными работами. Статья 90 говорит о другом случае замены наказания: в случае невозможности для осужденного выплатить денежное взыскание его либо заключали в тюрьму, либо определяли на работы, с тем чтобы заработанные деньги шли на уплату долга.
Статья 91 устанавливает привилегию для священно- и церковнослужителей и монашествующих отбывать наказание по распоряжению их собственного начальства. Статья 92 разрешает замену некоторых исключительных наказаний, предусмотренных
для лиц, состоящих на службе, телесными наказаниями или отдачей в солдаты. Телесные наказания (ст. 93) не могли быть применены к лицам, страдавшим неизлечимыми болезнями. Статьи 94, 95 определяют замену телесных наказаний для лиц, , изъятых от наказаний телесных не по сословным привилегиям, а по особым постановлениям, лишением свободы или другими наказаниями.
Глава третья
Статьи 96—156 регламентируют порядок определения наказаний, обстоятельства, устраняющие уголовную ответственность, отягчающие и смягчающие вину, назначение наказания за различные стадии совершения преступления, при coyчастии, право суда определять меру наказания в зависимости от различных обстоятельств. Статья 96 содержит важнейший принцип, типичный для буржуазного уголовного права, — наказание за преступления и проступки должно определяться не иначе как на точном основании закона. Но от этого принципа сделано много отступлений, обусловливающих практически широкий административный и судебный произвол. Юридическое несовершенство закона, казуальность, неопределенность санкций, наличие аналогии, прямо предусмотренная законом (например, примечанием к ст. 61) возможность применения административных мер — все это противоречило принципу, определенному ст. 96, и предопределяло его нарушения.
Статья 97 формулирует другие очень важные положения, также типичные для буржуазного уголовного законодательства, — доказанность преступного деяния и виновность как необходимые основания наступления уголовной ответственности. Статья повторяет определение стадий совершения преступления и говорит о наказании (в случаях, если на это прямо указано в законе) голого умысла, приготовления к преступлению к покушения на преступление. Как уже отмечалось, ранее действовавшее в России законодательство (и Свод законов в том числе — ст. ст. 109—111 т. XV) разрешало оставлять подсудимого в подозрении и применять к нему в этом случае определенные меры наказания (отдача в военную службу, ссылка на поселение и др.).
Статья 98 впервые в уголовном законодательстве России дает перечень всех обстоятельств, устраняющих наступление уголовной ответственности. Последующие статьи (99—109) подробнее раскрывают содержание указанных в ст. 98 уголовно-правовых институтов. Первый пункт ст. 98 устраняет наказуемость случайного деяния, об этом говорит и ст. 99. Случайное деяние как ненаказуемое давно известно российскому законодательству. Соборное уложение 1649 года, Артикул воинский довольно четко отличали случай от неосторожности. Статья 6 т. XV Свода законов различала деяния умышленные, неосторожные и случайные. Но формулировка Уложения юридически более точна,
ступлений (стечение преступлений) было известно Своду законов: ст. 123 т. XV рассматривала его в связи с обстоятельствами, увеличивавшими вину, и в ряду с другими, например рецидивом. Уложение впервые формулирует этот институт достаточно точно. По мнению специалистов, требование определять наказание по высшей мере, установленной законом, приводило к неоправданно тяжким приговорам, когда наказание не соответствовало тяжести содеянного*1. В дальнейших редакциях Уложения это требование закона было несколько изменено, но оставалось чрезвычайно сложным.
Статья 116 раскрывает понятие неосторожной вины применительно преимущественно к должностным лицам. Наказание увеличивается, если преступник в силу своей должности или по другим обстоятельствам обязан был действовать с особой осмотрительностью. В принципе же неосторожная вина влекла установление значительно более мягкого наказания по сравнению с умышленной. Так, ст. 1939 указывала на следующие наказания за неосторожное причинение смерти: заключение в тюрьму (от 3 до 6 месяцев), кратковременный арест (от 3 дней до 3 месяцев) или строгий выговор в присутствии суда; умышленное убийство (ст. 1925) влекло за собой лишение всех прав состояния и каторгу на срок от 12 до 15 лет (и дополнительно для лиц, не изъятых от наказаний телесных, наказание плетьми). Неосторожность наказывалась только в случаях, прямо предусмотренных законом.
Статья 117 устанавливает наказание за обнаруженный умысел как стадию совершения преступления. Закон делает оговорку, указывая, что это не общий принцип уголовного законодательства. Ответственность за голый умысел должна быть прямо предусмотрена законом (Уложение наказывает умысел на совершение государственного преступления).
Статья 118 говорит о другой стадии совершения преступления ■— о приготовлении к совершению преступления. Наказание за него могло быть установлено лишь в случаях, прямо указанных в законе, или тогда, когда сам характер приготовительных действий был противозаконен4^.
В ст. 119 регламентируется институт добровольного отказа от совершения преступления. Добровольный отказ в этом случае означает ненаказуемость и приготовления, и покушения. Наказание могло быть установлено лишь тогда, когда приготовление к преступлению или покушение на его совершение сами по себе были деяниями, рассматриваемыми как преступления. Добровольный отказ от совершения преступления был известен российскому законодательству и ранее, но в Уложении он получил четкую юридическую характеристику.
Статьи 120 и 121 рассматривают другой случай: преступление остановлено не по собственной воле подсудимого, а по не зависевшим от него обстоятельствам. Здесь возможны два варианта ответственности: если подсудимым сделано все, что он считал нужным для приведения своего намерения в действие, то он должен быть наказан как за совершенное преступление; если
пет. то суд мог уменьшить меру наказания на одну или две степени.
( татья 122 предусматривает ответственность за покушение по правилам совокупности в том случае, когда покушение само по себе было самостоятельным преступлением.
Статьи 123—134 трактуют ответственность при соучастии и прикосновенности к преступлению, о которых уже говорилось в гт. ст. 13—17. Интересно положение ст. 134: наказание за недоносительство, предусмотренное законом, не устанавливается дли ближайших родственников и супруга преступника. Наказание за недоносительство для свойственников и некоторых особых категорий близких преступнику лиц может быть уменьшено или вовсе не применено. Положение этой статьи не распространялось на случай совершения государственных преступлений.
В ст. ст. 135 —139 определяются обстоятельства, отягчающие вину и увеличивающие наказание. Статья 135, в значительной мере основанная на положениях Свода (ст. ст. 120—124 т. XV), указывает на свойства вины (чем больше умысла и обдуманности в действиях преступника, чем больше жестокости и т. д.), личность виновного (его сословная принадлежность, степень образованности), тяжесть содеянного, поведение на следствии а суде как на обстоятельства, которые суд должен учесть при вынесении приговора. Формулировка статьи крайне неопределенна и давала широкие права суду при выборе меры наказания, что специально обозначено в ст. 136. Последующие статьи (137—139) говорят о рецидиве и совокупности преступлений как об обстоятельствах, увеличивающих вину и меру наказания.
Статьи 140—150 определяют обстоятельства, уменьшающие вину и наказание. Основой для них послужили ст. ст. 125—131 т. XV Свода законов. Обстоятельства, указанные в ст, 140, разнообразны и имеют различное юридическое содержание. Это и поведение подсудимого на следствии и суде, и совершение преступления по легкомыслию или слабоумию, крайнему невежеству, в состоянии аффекта43, в состоянии крайней нужды, и отказ от доведения преступления до конца по добровольному своему побуждению и др.
Суд имеет право (ст. 141) с учетом означенных, а также других обстоятельств, имевшихся по делу, уменьшить меру наказания, но не выходя за пределы ограничений, установленных в ст. ст. 151—154 и ст. 157 (гл. IV).
Статьи 142—130 посвящены малолетству и несовершеннолетию как обстоятельствам, уменьшающим вину и строгость наказания. Как уже указывалось, редакция ст. 143 позволяла сделать вывод о том, что возрастом наступления уголовной ответственности считалось не семь (ст. 100), а десять лет. Статья 143 давала также суду право устанавливать, с разумением или без разумения действовал малолетний в возрасте от 10 до 14 лет. Если выяснялось последнее, то наказание практически не определялось (дети отдавались родителям или благонадежным родственникам для строгого за ними присмотра). Постановка во-
проса о действии малолетнего с разумением или без него была характерна уже для Свода законов (ст. 125) и типична для многих западноевропейских кодексов того времени (например, французского 1810 года)44. Статьи 144—147 определяют для несовершеннолетних разных возрастных групп (от 10 до 14 лет, от 14 до 21 года) смягчение наказания в разных степенях. За преступление, совершенное по неосторожности, несовершеннолетний в возрасте от 14 до 21 года подвергался лишь домашнему исправительному наказанию (ст. 148). Для несовершеннолетних преступников предусматривалась изоляция их в местах лишения свободы от других осужденных. Статья 150 предусматривает применение общих наказаний для малолетних и несовершеннолетних, совершивших повторно равное или более тяжкое преступление. К ним могли быть применены даже телесные наказания (не плетьми, а розгами через полицейских служителей).
Статьи 151—154 устанавливают права суда в определении меры наказания с учетом обстоятельств, смягчающих или отягчающих вину. Суд был связан рамками закона, рамками статей, определяющих наказание за то или иное преступление. Но в этих пределах он вправе был избрать конкретную меру наказания с учетом обстоятельств дела. Вместе с тем полной свободы выбора у суда не было — он должен был подчиняться сложным правилам, предусмотренным в комментируемых статьях '.
Статья 155 дает право судам действовать по аналогии, т. е. приговаривать виновного к наказанию, установленному за сходное преступление4*1. Приговор при этом должен был представляться (до приведения его в действие) на рассмотрение Сената. Свод законов (ст. 104 т. XV) содержал менее четкое положение об аналогии.
В ст. 156 еще раз определяется ответственность за совокупность преступлений: виновный приговаривался к тягчайшему из наказаний и высшей его мере.
Глава четвертая
Глава рассматривает вопросы о смягчении наказания, об отмене наказания, о порядке возмещения убытков, о помиловании.
Статья 157 дает право суду смягчить наказание, т.е. выйти эа низший предел наказания, установленный законом, и приводит примерный перечень оснований для этого. Однако такое решение суда не является окончательным, оно подлежит санкционированию на весьма высоком уровне — вплоть до царя (ст. 159).
Закон предусматривает случаи отмены наказания, т. е. не-приведення его в действие (ст. 160 и ел.). Отмена наказания в случае смерти преступника не исключает приведения в исполнение решения по гражданскому иску и уплаты казенных взысканий. По делам, возникшим вследствие жалобы потерпевшего, примирение сторон не всегда влечет отмену наказания. Пере-
чень таких исключений дан в ст. 162. Сюда относятся преступления, предусмотренные ст. 426 (оскорбление подчиненными начальства), ст. ст. 1998—2005, 2007 (различные случаи изнасилования и обольщения), ст. ст. 2027, 2028 (самовольное лишение свободы), ст. ст. 2040—2042 (противозаконное вступление в брак).
Трактуя проблему давности, Уложение понимает под нею только давность привлечения к уголовной ответственности. Сроки давности определяются дифференцированно, в зависимости от тяжести наказания — 10 лет, 8 лет, 5 лет, 3 года. Институт давности был известен не только Своду законов (ст. 146 т. XV), но и до него—законодательству конца XVIII века. Статья 164 распространяет общие давкостные сроки на дела, возникавшие в порядке частного обвинения, исключая лишь те, что не могли закончиться примирением (ст. 162).
Статья 165 устанавливает давностный срок при соучастии, исходя из срока для зачинщиков и главных виновников.
Статьи 166, 167 изымают из-под действия давности некоторые составы государственных преступленний (предусмотренных ст. ст. 263, 266, 271, 275 Уложения), преступления лиц, перешедших из православной церкви в другую христианскую или иную веру, вступление в заведомо незаконный брак, незаконное присвоение сословных прав, должностей, чинов, орденов, почетных титулов или имен47.
Частный случай некоторых особенностей погашения давностью указан в ст. 168'—■ речь в ней идет о должностных преступлениях, совершенных судьями и другими чиновниками.
Давность по гражданскому иску в уголовном деле определяется в соответствии с т. X Свода законов, В ст. 390 Законов гражданских и межевых определялся 10-летний срок возбуждения иска. Право на иск о возмещении убытков не утрачивается в случае помилования (ст. 172).
Статьи 170—172 говорят о помиловании, бывшем прерогативой императора. Последствия наказаний (правопоражение) отменяются лишь в случае, прямо предусмотренном указом о помиловании или общем указе об амнистии.
Глава пятая
Глава определяет пределы действия Уложения не только в пространстве, но и по кругу лиц (некоторые инородцы, военнослужащие, иностранцы).
Статьи 175—178 говорят о порядке привлечения к ответственности иностранцев, совершивших преступление на территории России и тех, которые уличены или подозревались в преступных действиях против России или ее подданных вне пределов Российского государства. Исключение из общего правила делалось для китайцев приграничной с Россией полосы (на паритетных началах, установленных и для российских подданных). И те и другие выдавались согласно договору, заключен-
ному с Китаем, своим правительствам (по трактату 1728 года и дополнению к нему 1792 года).
Статьи 179—181 устанавливают ответственность российских подданных, находившихся вне пределов государства, как совершивших преступления против Российского государства или его подданных до отъезда за рубеж, так и совершивших такого рода преступные деяния за границей. Статья 179 предполагает возможность выдачи указанных лиц иностранными правительствами для суда над ними в России. Однако общепризнанным принципом международного права в то время был принцип невыдачи политических преступников. Позднее царскому правительству удалось добиться изменения этого положения при заключении ряда международных договоров^. В ст. ст. 180, 181 говорится о порядке привлечения к ответственности русских подданных, совершивших преступление за рубежом против государства или подданных страны пребывания. Вопрос о Турции и Персии решен в соответствии с заключенными с ними международными договорами49. Статья 181 содержит уточнение порядка привлечения к ответственности военнослужащих Российской армии за рубежом и военнослужащих иностранных армий на территории России.
Раздел второй
О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ПРОТИВ ВЕРЫ
И О НАРУШЕНИИ
Статья 183
Под свидетелями в данной статье Н. А. Неклюдов понимал «непременно посторонних людей», которых должно быть более двух . В. В. Есипов и А. Лохвицкий считали, что достаточно и двух человек, но поскольку, в отличие от предыдущей статьи здесь имеет значение не только умысел, но и цель преступления, а именно намерение поколебать их веру или произвести соблазн, то свидетели должны быть непременно христиане, так как вера мусульман или язычников хулением Христа не могла быть поколеблена50.
Статья 185
Наказание за недоносительство о тяжких религиозных преступлениях гораздо мягче, чем за сами преступления, в отличие от особо опасных государственных преступлений, по которым недоносители наряду с участниками подвергались смертной казни. Даже предусмотренные в ст. 132 общей части Уложения наказания за недоносительство строже на две степени: она позволяет приговорить виновного к продолжительному заключению в крепости с ограничением прав и преимуществ. Этим отчасти объясняется тот факт, что ст. 185 на практике не применялась.
Статья 186
Предусмотрен случай, когда опьянение, наряду с некоторыми другими факторами, является смягчающим обстоятельством, что представляет собой исключение из общего принципа (см. ст. 112).
Глава вторая Статьи 190—191
1 Политическое кредо российского абсолютизма — самодержавие, православие, народность — на практике означало полное бесправие народа под властью не только самодержавия, но и православной церкви. Поэтому церковная измена, вероотступничество не только православных, но и иных христиан рассма-
тривалось как тяжкое преступление. Общий объект преступлений данной главы — религиозная иерархия, закрепленная в законе. Государственной и в полном смысле слова господствующей религией в России было православие. Вторую ступеньку иерархической лестницы занимали иные христианские вероучения: католицизм, протестантизм и армяно-грегорианское учение. На третьей ступени находились нехристианские религии: мусульманство, иудейство, буддизм; на последней ступени располагались раскольники и сектанты русской православной церкви. Сектантство других религий законодательством практически игнорировалось. Устав духовных дел иностранных исповеданий запрещал только изуверские секты и мюридизм. \
Переход из одной религии в другую, кроме православия, был, в принципе, запрещен. Нехристиане могли переходить в неправославное христианство только в редких случаях, определенных в законе. Например, евреи могли принимать иностранные христианские исповедания только будучи смертельно больными, находясь на военной службе или с особого каждый раз разрешения министра внутренних дел. Переход раскольников или сектантов в любую христианскую религию, кроме православия, запрещался.
Отвлечением от веры (или совращением) признавалось практически любое воздействие виновного на лицо христианского вероисповедания, в результате которого оно перешло в другую веру и отступило тем самым от веры истинной. Объект посягательства при совращении — привилегии православия и христианства в целом в привлечении и удержании верующих в лоне своей церкви.
Отпадение от христианства должно было заключаться в прекращении посещения соответствующих церквей или молитвенных домов, отказе от исповеди и выполнения обрядов и сопровождаться заявлением о перемене веры и совершением над ренегатом с его согласия обряда, символизирующего присоединение к другой религии (например, обрезания). Отпадение от христианства является преступлением длящимся, поэтому виновный мог быть привлечен к ответственности через десятки лет после перемены вероисповедания.
Совращение должно было заключаться в активных действиях. Бездействие, в том числе со стороны священников, результатом которого стало ренегатство, не подпадает под действие ст. 190. По своему составу совращение является материальным, т. е. требует наступления вреда, отступления совращаемого от веры. Если же эта цель не была достигнута, то деятельность совратителя могла квалифицироваться по другим статьям Уложения. Ответственность за покушение, в соответствии со ст. 97, в данном случае не устанавливается.
Субъектом отпадения могло быть любое вменяемое лицо, Согласно решению уголовного кассационного департамента Сената, «дети, не достигшие возраста, в коем они могли бы понимать различия между догматами веры, не могут быть совращаемы в полном смысле слова»64. Таким возрастом признавалось, как правило, четырнадцатилетие.
Переход на католичества в лютеранство и наоборот разрешался только с санкции министра внутренних дел. Переход из одной иехристианекой религии в другую запрещался. Совращение русских подданных из одного «лжеучения» в другое приравнивалось к колдовству и другим аналогичным обманам и наказывалось по ст. 1162 как преступление против общественного спокойствия тюремным заключением сроком от двух до шести месяцев. Религиозная пропаганда и миссионерство, а соответствии со ст. 73 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, разрешались только православной церкви. Лишь специальными императорскими указами в порядке исключения разрешалось миссионерство иных христианских религии, и то только в Сибири.
Еще русские буржуазные юристы заметили, что в Уложении «не постановлено никакого наказания за насильственное обращение иноверца в православное или иное христианское исповедание»65. Более того, до 1862 года разрешалось обращение в православие детей без согласия их родителей. В то же время наказание за насильственное обращение христиан в другую веру устанавливается такое же, как за умышленное убийство. Наказание отступившим от веры было лишь относительно менее жестоким, чем то, которое устанавливалось совратителю, поскольку вследствие своей неопределенности оно могло оказаться пожизненным. Для увещевания и врану мсния духовное начальство могло отправить виновного в монастырь. А монастырские застенки были в России одними из самых страшных тюрем. Отступившему возвращали личные и имущественные права лишь после его искреннего раскаяния и возвращения к истинной вере. Определение искренности целиком предоставлялось духовенству.
Статья 192
Статья 115 Устава о пресечении и предупреждении преступлений разрешала браки с мусульманами И евреями только христианам протестантского исповедания, но при условии, что дети будут воспитываться в христианской вере. Супруг нехристианского исповедания был обязан дать расписку об этом накануне свадьбы. Однако ответственность за деяния, предусмотренные данной статьей, наступала и в случае отсутствия такой расписки.
Статьи 193—194
Поводом к появлению норм, закрепленных в этих статьях, послужили доносы из Херсонской губернии министру духовных дел и просвещения князю А. Н. Голицыну еще в период царствования Александра I. В них говорилось, что жеищи-шл христианки, служившие у евреев, принимали их обычаи и обряды. Этого было достаточно, чтобы в 1820 году правительство издало постановление о запрещении евреям держать христиан в домашнем услужении. В соответствии с этим указом, в некоторых губерниях евреям было запрещено иметь не только
домашнюю прислугу христианского вероисповедания, но и вообще использовать наемный труд христиан611. Данные статьи были отменены в 1865 году, так как, по мнению Государственного совета, «они представляются не согласными с общим духом принимаемых ныне мер терпимости». В последующее время евреи постоянно держали христианскую прислугу, но о случаях совращения не сообщалось .
Статьи 195—196
По своему составу данные преступления аналогичны предусмотренным ст. ст. 190—191.Даже санкция за отступление от православия в другие христианские вероучения такая же, как и за переход в нехристианскую веру. Для исправления виновных высылали в отдаленные монастыри. И так же как в случае отпадения от христианства, в соответствии со ст. 167 Уложения, сроки давности на эти преступления не распространяются.
Статья 205
Статья исключена из Уложения в редакции 1866 года н связи с изданием Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, в который была введена ст. 38, установившая ответственность за ссоры, драки и иные нарушения общественной тишины независимо от мотивов проступка.
Достаточно неопределенный термин общенародное собрание не получил разъяснения и в судебной практике
Статья 213
Лица, осужденные по ст. ст. 206—212, в случае обращения их в лоно православной церкви могли быть освобождены от наказания и возвращены к месту их прежнего жительства. Если же после этого они вновь впадали в ересь, то ссылались уже безвозвратно, независимо от перемены вероисповедания.
Статья 214
В расколе, и особенно в беспоповщине, признавались только старопечатные (дореформенные) духовные книги. В XIX веке их переиздание разрешалось лишь с санкции и под контролем Синода. Субъектом преступления, предусмотренного данной статьей, мог быть любой, независимо от вероисповедания и целей (коммерческих или религиозных). Приобретение старопечатных книг наказывалось только в случае использования их для богослужения, хотя бы и в православной церкви.
Статья 215
В последней четверти XVIII —первой четверти XIX века раскольники получили свободу общественного отправления культа. С приходом к власти Николая I она была ликвидирована. За 1842—1852 годы было закрыто 494 молитвенных дома™. Еще в 1826 году было запрещено строительство новых раскольничьих храмов и ремонт старых. В соответствии с разъяснением Сената, даже покраска часовни и ремонт крыльца должны были квалифицироваться по данной статье .
Статьи 216—217
В соответствии с положением Комитета министров от 3 февраля 1825 г. «О субботниках или иудействующнх» и указом от 29 июля 1825 г., евреи, проживавшие в местности, где была обнаружена эта ересь, подлежали поголовному выселению и «впредь ни под каким предлогом пребывание им там» не разрешалось . Эта норма воспроизводилась и в ст. 62 Устава о предупреждении и пресечении преступлений.
Статьи 218—220
На основании ст. 1002 Устава уголовного судопроизводства, эти проступки подлежали только духовному суду и следствие могло начинаться только по постановлению духовного начальства.
В русской православной церкви новокрещенцы находились под особой опекой не только духовного начальства, но и всех русских людей. Их иногда даже выселяли в коренные русские области из опасения возврата в прежнюю веру. К числу иноверческих обычаев могло быть отнесено празднование неправославных религиозных праздников, посещение иноверческих молитвенных домов и т. д.
В соответствии со ст. ст. 19—23 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, лица православного исповедания должны были бывать на исповеди не реже одного раза в год с семилетнего возраста. За нарушение этой нормы архиерей мог налагать епитимью (молитву, пост и т. п.) и без обращения в суд.
Глава третья Статья 223
Объект данного преступления, как и других преступлений этой главы, сложный — оно посягает и на основы религиозного строя, поскольку является проявлением крайнего неуважения к христианской религии, и на общественный порядок. Под церковью здесь следует понимать только христианский храм. Оскорбление святыни в молитвенных зданиях других религий квалифицировалось только как нарушение общественного порядка по ст. 35 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Формулировки статьи не очень удачны. Так, если следовать ее прямому смыслу, то субъектом преступления надлежит считать только христианина, поскольку именно христианин может забыть страх Божий, ибо нехристиане не знают страха перед чужим божеством. Оскорбление святыни, по ст. 223, может иметь место только в церкви, те же действия, совершенные в ином публичном месте, даже в часовне, ответственности не влекли. В ч. II ст. 223 говорится о надругательстве действие.* над святыми таинствами и другими священными предметами. Такое выражение предполагает, что таинства суть предметы. Но это не так (см. комментарий к ст. 184). По общему смыслу статьи, речь здесь должна идти скорее о поругании предметов, используемых при совершении таинств, или о действиях, препятствующих совершению таинств. Что касается поругания таинств в устной форме, то эти действия влекут ответственность по ст. 184.На практике к надругательству действием над святыми таинствами относили самовольное совершение литургии лицом, не имеющим на это право, поскольку во время этого богослуже-ния происходит таинство причащения .
Определение и перечень священных и освященных предметов содержатся в ст. ст. 243—244.
Статьи 224—225
Субъектом преступления здесь может быть лицо любого исповедания. С субъективной стороны квалифицирующее значение имеет только умысел; цель (религиозная или личная), мотивы действий виновного могут быть разные. К числу охраняемых в данной главе Уложения священнослужителей относятся
только священники христианских церквей, имеющие право совершать богослужения и таинства.
Статья 226
В отличие от предыдущих статей, здесь существенное значение имеет не только наличие умысла, но и цели преступника: произвести соблазны или оказать неуважение к свягмне господней. Объяснение понятия соблазн дано в примечании к ст. 58 Устава о предупреждении и пресечении преступлений: «Под соблазнами разумеется всякое действие при христианине, противное его вере, и в особенности хула и насмешки над правилами церкви и над теми, кто оным следует».
Под святыней господней Уложение понимает священные предметы, перечисленные в ст. 243, и саму церковь.
Статья 227
С объективной стороны для состава преступления здесь, как будто бы, требуется остановка богослужения. Практика, однако, истолковала статью шире. По делу Сергеевой Сенат нашел состав данного преступления, несмотря на то что оскорбления со стороны виновной не прервали богослужения04.
Статья 228
Столь мягкое по сравнению с предыдущими наказание объясняется, видимо, тем, что законодатель счел, что в действиях виновного в данном случае практически отсутствует посягательство на религиозный объект. Это преступление не является Eie-осторожным, но умысел виновного здесь направлен не на священника или священный предмет, а на человека или вещь вообще. Субъект данного преступления ие отдает себе отчет в том, что его действия направлены против не светского, а духовного лица или святыни.
Статья 232
Корпорация служителей культа разделяется на две основные группы —священнослужителей и церковнослужителей. Первые совершают богослужения и таинства, руководят религиозно-нравственной жизнью мирян. Вторые оказывают помощь первым. Причетник — младший церковнослужитель, на которого, в частности, возлагалась обязанность поддержания порядка в церкви. При рассмотрении дел о нарушениях порядка, совершенных церковно- и священнослужителями, следовало руководствоваться нормами церковного права.
Статьи 233—236
Статья были отменены после издания Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, ст. 35 которого включила в свой состав деяния, в них перечисленные.
Алтарь — восточная часть христианского храма, отделенная от остальной части здания алтарной преградой, а в православных церквах — иконостасом. В алтаре находились престол для освященных даров и жертвенник.
Статьи 237—240
Статьи были заменены ст. 36 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
Торжественный день — праздничный, нерабочий день.
В православной церкви множество праздников, объединенных в пять групп: 1) великие праздники (их 12), 2) средние первого разряда, 3) средние второго разряда, 4) малые праздники и 5) храмовые праздники. Первые четыре группы составляют табельные праздники, отмечаемые всей православной церковью. Последнюю группу составляют праздники в честь какого-либо события или святого, именем которых назван храм.
Глава четвертая Статья 241
Русское право до Свода законов рассматривало святотатство (святогатьбу), т. е. церковные кражи, не в качестве религиозного преступления, а как квалифицированный вид кражи. Составители Уложения пошли по пути, предложенному М. М. Сперанским в Своде законов, и включили татьбу из церкви в группу религиозных преступлений. В Западной Европе же в конце XVIII—первой половине XIX века начинался обратный процесс — церковные кражи исключались из числа преступлений против веры. Русские дореволюционные юристы также неоднократно указывали, что святотатство — это искусственный состав преступления, поскольку ei-o объектом являются имуще-ственные, а не религиозные отношения .
Церковью н данной статье именуются только христианские
храмы, и только те из них, в которых могут совершаться все таинства и всякое богослужение. Такие храмы должны были иметь алтарь и престол. Часовня — это культовое здание без алтаря и престола. Ризница — помещение для хранения риз (одежда священников) к церковной утвари.
Отличительные признаки данного вида преступления: 1) похищение из помещений, принадлежащих церкви, 2) похищение церковной собственности. В ст. 21 1 т. XV Свода законов указывалось прямо, что кража нецерковного имущества или не из церкви «Святотатством не почитается». Следовательно, составы ст. ст. 249, 251, 253, 254, 256 данной главы должны рассматриваться как имущественные преступления, а не как святотатство, не преступления против веры. В соответствии с буквальным смыслом ст. 241, сеятотатсгвож признается всякое похищение. Поэтому святотатство в форме мошенничества, хотя и не упоминаемое В данной главе, признавалось судебной практикой.
Статья 242
В статье установлена ответственность за церковный грабеж. Наказание за разбой в церкви определяет ст. 2130. В соответствии с Уложением и разъяснениями Сената, основное отличие разбоя от грабежа с насилием состояло в наличии опасности для жизни и здоровья потерпевших9*1. Разбой не относится к числу святотатственных преступлений, несмотря на то что святотатство могло иметь место и при разбое, о чем прямо говорится в ст. 2130.
Gt; Статьи 243—248
Впоследствии в текст Уложения было включено примечание, в котором перечислялись священные, освященные и неосвященные предметы католической, армяно-грегорианской церквей и освященные и неосвященные предметы протестантских церквей (эти церкви не имеют священных предметов).
Похищение со взломом в русском уголовном праве XIX века — фактически всякое тайное похищение чужого имущества из запертого хранилища, которое преступник открыл насильственным способом (например, разбитие дверей, ворот, слом замков, использование отмычек или украденного ключа и т. п.).
Статья 249
Существенными условиями применения этой статьи являются: 1) наличие на кружках образов или крестов, 2) цель, на которую предназначались деньги97. Не обязательно, чтобы деньги составляли церковную собственность, нужно только, чтобы они предназначались церкви"1.
Статья 250
Субъектом данного преступления здесь являются не все вообще служители культа, а только лица, на которых кепосред-
^.■>tnr.u лсячолл шлзаннисгь хранения похищенных ценностей '. При похищении церковных денег или иного имущества, переданного виновному не для храпения или богослужения, ответственность наступала за растрату чужого имущества (например, в случае присвоения денег, предназначенных для раздачи бедным) . При среднем проценте представителей духовенства в общем числе сосланных в 40-х годах XIX века в 0,78% «процент данного сословия среди сосланных за святотатство... достигал 17,19%, следовательно, превышал среднюю более чем в 22 раза»101.
Статья 251
Статьей 2159 устанавливается наказание в зависимости от суммы похищенного и личности преступника. Максимальное наказание, установленное за кражу предмета стоимостью более 300 рублей во второй раз, — наказание розгами и отдача в исправительные арестантские роты на срок от 8 до 10 лет. Такое же наказание установлено и по ст. 2192.
Статья 252
Статья подчеркивает, что состав святотатства относится только к христианским церквам. Похищение священных предметов или иного имущества иэ нехристианских храмов квалифицировалось как преступление против частной собственности.
Статьи 253—255
Похищение из частного дома икон, лампадок и других священных или освященных предметов, принадлежащих не церкви, а частным лицам, наказывалось как простая кража.
Хотя данные статьи и помещены в разделе о святотатстве, но к святотатству не относятся. К деяниям, в них предусмотренным, могли быть применены все постановления закона и кассационной практики, относящиеся к краже. В частности, к ним могла быть применена ст. 2170, по которой наказание уменьшалось, если кража совершена по крайности или неимению никаких средств к пропитанию и работе. По делам о святотатстве эта статья не применялась1"2.
Статья 257
Действие статьи распространяется также на все могилы и надгробные памятники, склепы и усыпальницы, независимо от вероисповедания покойного. По смыслу статьи, не всякое надругательство над могилой влечет ответственность, я только такое, которое сопровождалось истреблением или повреждением ее.
Глава пятая Статьи 258—262
По Своду законов, к присяге приводил местный священник в присутствии станового пристава, стряпчего, в необходимых случаях — представителя заинтересованного ведомства, а также двух свидетелей'wi. В соответствии с Уставом уголовного судопроизводства, приведение к присяге должно осуществляться духовным лицом одного с присягающим вероисповедания, если же такой возможности не было, это мог сделать председатель суда. От присяги освобождались священнослужители и монахи-христиане, а также лица1, исповедовавшие вероучения, отвергающие присягу, но за ложные показания они несли ту же ответственность, что и присягавшие. На практике лжеприсяга совпадала с лжесвидетельством под присягой. Присяга давалась не только на суде и следствии, но и на верность подданства, на верность службы военнослужащими и чиновниками, она могла быть дана и частным лицом, например женой мужу или слугой хозяину. Все эти виды, если клятва была ложной, составляли грех перед церковью, который не смывался с потомков до седьмого колена, но не являлись преступлением. Глава имеет в виду только присягу, данную с соблюдением процессуальных норм в судебном заседании или на предварительном следствии.
Раздел третий О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ
Раздел посвящен государственным преступлениям. Он заменил собой раздел третий т. XV, кн. 1 Свода законов Российской империи «О преступлениях государственных по первым двум пунктам: 1) злоумышление против священной особы императорского величества и членов императорского дома и поношение императорского величества злыми и вредительными слонами; 2) бунт и измена противу государя и государства». Составители Уложения основывались на указанном разделе Свода,
но попытались учесть и опыт организации репрессивных мер против деятелей дворянских революционных организаций (декабристов, участников национально-освободительного движения), опыт политических процессов, прошедших в последовавшие за восстанием декабристов годы, в том числе и в Сибири, где были рассмотрены дела о революционно-просветительской деятельности ссыльных декабристов, дела, связанные с побегами и нарушением режима ссылки, с организацией вооруженных выступлений с целью освобождения политических ссыльных107, другие формы революционной борьбы, характерные для первой половины XIX века, в том числе связанные с распространением революционных идей в западных губерниях России, близких к Польше, деятельностью А. И. Герцена, использованием демократической и революционной мыслью печати.
Отчеты Третьего отделения Собственной его императорского величества канцелярии свидетельствуют, что наибольшую угрозу правительство видело в активизации деятельности передовых журналов, в возрастании студенческого и национально-освободительного движенияи,и. Хотя, по мнению Третьего отделения, эти действия затрагивали лишь незначительные слои общества. Такая оценка в целом совпадает с реальной общественно-политической ситуацией в России первой половины XIX века. «Эпоха крепостная (1827—1846 гг.) —полное преобладание дворянства., это — эпоха от декабристов до Герцена. Крепостная Россия забита и неподвижна. Протестует ничтожное меньшинство дворян, бессильных, без поддержки наро-да»1(га, — отмечал В. И. Ленин.
Составители Уложения отказались от архаичных формулировок Свода законов и попытались более современно сформулировать основные составы государственных преступлений, представлявшие действия (или бездействие), направленные как непосредственно против императора — главы государства, так и против государства — на ниспровержение или подрыв существовавшего политического строя. И тем не менее в формулировках Уложения весьма заметно влияние предшествующего законодательства, и не только Свода, но и Соборного уложения 1649 года. Артикула воинского н др.1"3.
Составители Уложения попытались объединить все составы государственных преступлений в один раздел. Но в полной мере им это не удалось. Некоторые из составов государственных преступлений содержались в разделе четвертом, например ст. 333 (об ответственности за истребление и повреждение пограничных знаков для передачи земли иностранному государству) н ст. 347 (об ответственности основателен и руководителей тайных обществ); в разделе пятом —ст. 455, предусматривающая ответственность за намеренное открытие государственных тайн иностранным правительствам; в восьмом — ст. 1147, предусматривающая ответственность за создание «сообщества для преступлений государственных», ст. 1158 — за распространение слухов с умыслом, имеющим «политически зловредную цель или же явно оскорбительным для верховного правитель-
ства», ст. 1243 — за изготовление или хранение в большом количестве оружия в целях, противных государственной безопасности, ст. 1791 — за случаи явного неповиновения фабричных и заводских людей артелыго или толпой, приравниваемые к восстанию против властей. Все эти статьи приравнивали лиц, совершивших указанные преступления, к государственным преступникам и требовали наказания со ссылкой на статьи третьего раздела Уложения.
Отсутствие четкой квалификации некоторых составов преступлений как государственных мешало царскому правительству и его репрессивному аппарату в полкой мере использовать весь арсенал судебных н полицейско-административкых мер, применить особый порядок судопроизводства, предусмотренный для так называемой политической преступности. Это стало особенно заметно в период подготовки и проведения судебной реформы 1864 года, четко определившей подсудность дел и порядок следствия и судопроизводства по делам о государственных преступлениях.
В последующих редакциях Уложения (особенно 1885 года) раздел третий был пополнен новыми статьями, а затем заменен главами нового Уголовного уложения 1903 года, более полно объединившего в них составы государственных преступлений.
В качестве наказания за государственные преступления Уложение 1845 года применяло в основном самые тяжкие меры — лишение всех прав состояния и смертную казнь, лишение всех прав состояния и каторжные работы на разные сроки или ссылку в отдаленнейшие места Сибири, а для лиц, не изъятых от наказаний телесных, — наказание плетьми с наложением клейм. Последние из указанных мер наказания были связаны с последующим (после окончания срока) правопоражением. Восстановление сословных прав и снятие полицейского надзора было возможно лишь исключительно по воле императора. Статья 277 разрешала применять в качестве дополнительного наказания конфискацию всего имущества, родового и благоприобре-
In
тенного
Глава первая
Глава определяет ответственность за умышленные деяния, объект посягательства которых — жизнь, здоровье, честь императора, его положение главы государства, его прерогативы неограниченного монарха. Речь идет и об обнаружении умысла свергнуть императора с престола, лишить его свободы, власти или ограничить последнюю либо совершить над ним кокос-лмбо насилие.
Статья 263
Формулировка статьи напоминает арт. 19 Артикула воинского, но содержит и новые весьма существенные дополнения о лишении власти верховной или ограничении ее. Состав преступления определен крайне нечетко, недостаточно четко обозначен
объект посягательства. Как представляется, причина скрыта не В низком уронне законодательной техники, а в стремлении обе-спечить в случае необходимости широту и свободу судебно-ад-министративных репрессий.
Статья 264
Статья устанавливает наказание не только за оконченное преступление, но и за все более ранние стадии совершения укапанного предыдущей статьей преступного деяния. Статья дает основание полагать, что ответственность устанавливается и за так называемый голый умысел, характерный для прежнего законодательства и оставшийся в Уложении, но в более замаскированной форме.
Статьи 265—266
Статья 265 наказывает равно с главными виновными всех соучастников совершения государственного преступления и прикосновенных лиц (недоносителей), а ст. 266 к тому же наказанию требует приговаривать тех же лиц и за деяния (предусмотренные ст. 263), совершенные относительно наследника престола, супруги государя и других членов императорского домат.
Статья 267
Статья определяет ответственность за новый состав государственного преступления — составление и распространение печатных сочинений или изображений с умыслом возбудить неуважение к императору как главе государства или к его личным качествам, возбудить недовольство системой управления в стране. Закон предусматривает ответственность не только за оконченное преступление, но и за приготовление к нему. Все соучастники наказывались одинаково — лишением всех прав состояния и каторгой. Виновные только в составлении сочинений или изображений либо только в хранении их наказывались значительно мягче (вплоть до применения к ним ареста от семи дней до трех месяцев и последующего полицейского надзора).
Статьи 268—269
Статьи рассматривают как государственное преступление словесное оскорбление императора. Этот состав был известен и ранее, например в арт. 20 Артикула воинского. Есть и новый состав — повреждение портретов и других изображений императора. Ответственности подлежат и прикосновенные лица — попустители и недоносители. Пьяное состояние преступника (если он действовал без умысла) являлось обстоятельством, смягчающим наказание.
Статья 270
Статья наказывает за те же деяния, что и ст. 267, но совершенные против наследника престола, супруги императора и членов императорского дома.
Глава вторая Статьи 271—272
Статья 271 чрезвычайно схожа со ст. ст. 19, 20 главы II Соборного уложения, арт. 19, 137 Артикула воинского. Она предусматривает ответственность за многие деяния, рассматриваемые законодателем как тяжкие государственные преступления, — восстание против государя, заговор, намерение свергнуть его с престола, изменить образ правления, установленный порядок передачи престола по наследству. Так же как и Свод законов (ст. 223 тома XV), под бунтом против власти Уложение понимает восстание скопом (т. е. выступление многих людей, подданных государства), подготовленное тайно, заговорщически и сопряженное с насильственными действиями. Виновными признавались как те, кто стоял во главе организации заговора, так и принявшие в нем участие, оказавшие помощь заговорщикам в любой форме, не донесшие о заговоре. Но при общем сходстве с предшествовавшим законодательством статья имеет и существенные особенности: она указывает на такие преступные действия, как намерение изменить форму правления или изменить порядок передачи престола по наследству. Статья была отредактирована с учетом событий в России в декабре 1825 года и закона, принятого в июле 1826 годат.
Статья 272 определяет смягчающие обстоятельства преступлений, предусмотренных предыдущей статьей.
Глава первая Статьи 283—290
Статьи определяют наказания за массовые беспорядки. Закон требовал самого жестокого наказания для главных виновных (в преступлениях, совершенных без предварительного сговора) и для зачинщиков и подстрекателей заранее подготовленных выступлений. Ответственность устанавливается и за восстание с намерением воспрепятствовать обнародованию постановлений н распоряжений правительства, или не допустить исполнение этих постановлений, или принудить власти к совершению незаконных действий.
Закон предусматривает умышленную форму вины. Наказание для главных виновных, зачинщиков и подстрекателей — лишение всех прав состояния и каторга (для лиц, не изъятых от телесных наказаний, — плети без определении числа ударов). Для других участников наказания несколько мягче (например, лишение всех особенных, как лично, так и но состоянию присвоенных, прав и преимуществ и ссылка на житье в Сибирь, с заключением от 2 до 3 лет, с применением телесных наказаний; заключение в смирительном доме от шести месяцев до одного года и некоторые другие). Разница в наказаниях довольно существенна. Казуальность, нечеткость формулировок закона давала су-дебко-административным органам широкие возможности выбора той или иной репрессии.
Статья 288 приравнивает к восстанию против властей и всякое выступление крепостных крестьян против помещиков, а государственных крестьян — против органов сельского управления. В случае (ст. 289), если восстание против властей имело своим последствием причинение смерти или поджог, виновные подвергались самому тяжкому после смертной казни наказанию — лишению всех прав состояния и бессрочной каторге, а для лиц, не изъятых от наказаний телесных, — еще и наказанию плетьми и клеймению.
Статья 290 освобождала от ответственности участников противодействия властям, подчинившихся требованию властей прекратить выступление. Это положение не распространялось на зачинщиков и подстрекателей — они наказывались, послабее по сравнению со ст. ст. 284—286.
Статьи 291—293
Статьи наказывают за противодействие исполнению постановлений государственных органов и должностным лицам. В зависимости от конкретных обстоятельств совершения этих действий (оказано ли сопротивление с оружием, было ли применено насилие или была лишь реальная угроза насилия в отношении чиновника) закон устанавливает различные по тяжести наказания — от лишения всех прав состояния и каторги до заключения в тюрьме от трех месяцев до двух лет.
Статьи 294—295
Статья 294 устанавливает наказание за преступление, которое должно бы находиться в разделе «О преступлениях и проступ-
ках против постановлении о повинностях государственных и земских», так как предполагает уклонение от выполнения повинностей (государственных или общественных). Но статья говорит и об отказе исполнять распоряжение властей, т. е. о составе преступления против порядка управления. Состав преступления, предусмотренный ст. 295, отличается только особенностями субъекта.
Статья 296—300
Статьи 296, 297 устанавливают наказание за подстрекательство к противодействию и сопротивлению властям. В ст. 297 фактически речь идет о наказуемом приготовлении к совершению преступления и о хранении писем, сочинений, содержащих призыв к сопротивлению. С учетом реальных последствий преступных действий закон устанавливал наказание — от лишения всех нрав состояния и каторги (с наказанием плетьми для лиц, ке изъятых от наказании телесных) до кратковременного ареста от трех дней до трех недель и даже просто выговора в присутствии суда. Две следующие статьи предусматривают конкретные случаи сопротивления властям, а ст. 300 —- самоуправство. Последняя интересна тем, что говорит об установлении наказания по совокупности.
Глава вторая
Глава содержит нормы, свидетельствующие о значительно возросшей по сравнению с предшествующим законодательством уголовно-правовой охране бюрократического и полицейского аппарата России. Ранее законодательству были известны лишь некоторые составы, включенные в комментируемый раздел, — подделка печатей письменных актов, срывание, порча, уничтожение правительственных указов и распоряжений .
Артикул воинский и Соборное уложение 1649 года рассматривали и фальшивомонетчество как преступление против порядка управления. В Уложении 1845 года ответственность за указанный состав преступления содержится в разд. VII—О преступлениях и проступках против имущества и доходов казны. Ранее в раздел о преступлениях против порядка управления входили и преступления против суда — лжесвидетельство и лжеприсяга1™. Но Уложение перенесло указанные составы в разд. II —О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений. Это объяснялось тем, что законодатель видел в них прежде всего преступления против религии, подрывающие веру в бога.
Значительное расширение числа составов преступлений против различных представителей административно-полицейского аппарата связано и с его ростом, и с усилением его влияния, значимости. Царизм видел в неповиновении требованиям чиновников, полицейских проявление антиправительственных настроений. Видимо, в связи с этим настоящая глава была включена в раздел о преступлениях против порядка управления. Но в главе содержатся преступления очень разные но тяжести и значимости их.
Статьи 301—304
Статья 301 формулирует хорошо известный законодательству России состав преступления — порчу, уничтожение, искажение правительственных указов. Наказание устанавливалось в зависимости от того, совершены ли действия умышленно или без умысла (и пьянстве, по невежеству). Кик тяжкое преступление против порядка управления рассматривалось повреждение гербов и официальных надписей, памятников (ст. ст. 302, 303). Особый состав преступления (наказываемый значительно мягче по сравнению с вышеуказанными) — срыв и истребление объявлений местного начальства и полиции (ст. 304).
Статьи 305—307
Статьи наказывают составителей и распространителей писем, сочинений, содержащих оскорбительные суждения относительно действий чиновников различных рангов, недозволенные (но. видимо, не содержащие критики, оскорбительных суждений) суждения о постановлениях и действиях правительства.
Статья 308
Статья наказывает за своеобразное соучастие (точнее, прикосновенность) во всех отмеченных выше преступлениях, но очень мягко.
Статьи 309—316
Статьи устанавливают ответственность за различные формы оскорблений, нанесенных чиновникам или правительственным учреждениям. Эти оскорбительные действия могли выражаться в неуважении к правительственному учреждению, высказанному письменно или устно, в оскорблении словом или действием.
Статья 311 рассматривает как неуважение к государственному органу подачу жалобы на судебное или иное решение во второй или третий раз (в случае признания безосновательности первого или второго обжалования).
Статья 314 устанавливает наказуемость (видя в этом выражение неуважительного отношения к правительственным местам) оскорбления в официальном месте не чиновника, а находившегося там частного лица.
Глава третья Статьи 317—318
Статьи говорят о присвоении власти. Отмечается, что совершенное присвоившим власть действие не должно содержать состава другого преступления, — в противном случае наказание устанавливалось по правилам о совокупности. Субъектами данного преступления являются частные лица, не чиновники.
Статья 327
Статья рассматривает подлог как средство для совершения другого преступления. В этом случае действовал принцип определения наказаний по совокупности преступлений.
Статья 328
Статья устанавливает наказание за подделку значительно менее важных документов — справок о болезни, о бедности, хорошем поведении (необходимых для получения вспомоществования, льгот по уплате податей и т. п.).
Подделка документов, подлог рассматриваются крайне казу-
альио, помимо разд. IV, во многих других разделах Уложения: в разд. V «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной», в разд. VII «О преступлениях и проступках против имущества н доходов казны», в разд. VIII «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния»; в разд. IX «О преступлениях и проступках против законов о состояниях»; в разд. XII «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц».
Статья 329
Статья отличается от предшествующих совершенно особым составом преступления — разглашение служебной тайны. В случае особо негативных последствий ответственность наступала по ст. 1311121 разд. VIII.
Глава четвертая
Глава определяла очень разные по составу преступления, причем ее статьи сформулированы крайне казуально.
Статья 330
Статья устанавливает наказание за похищение или истребление официальных бумаг или вещественных доказательств, произведенные с целью затруднить проведение следствия. Если документы, вещественные доказательства относились к преступлению, за которое закон устанавливал наиболее тяжкое наказание (лишение всех прав состояния), то содеянное должно было рассматриваться как соучастие, пособничество совершению этого преступления, а не как самостоятельный состав преступления. Соответственно увеличивалось и наказание. Состав преступления по ст. 330 с большим основанием можно отнести к преступлениям против правосудия.
Статьи 331—332
Статьи содержат иной состав преступления — истребление или повреждение печатей, поставленных по распоряжению правительственных или судебных учреждений. Цель указанных действий не пояснена. Похищение вещей, сопутствовавшее указанным действиям, рассматривалось как другой состав престу-пления — воровство-кража со взломом.
Статья 333
Статья говорит о разных по тяжести составах преступления. В первой ее части речь идет об истреблении и повреждении межевых и пограничных знаков. Цель преступных действий не обозначена. Вторая часть статьи определяет совершенно иной состав — государственную измену, совершенную путем истребления или повреждения пограничных знаков с целью передачи части территории иностранному государству. Статья содержит отсылку к ст. 276 — о государственной измене.
Статья 334
Статья содержит составы преступлений, в большей мере относящиеся к разделу «О нарушении правил, установленных для сохранения путей сообщения»'*>. Формулирование составов ■ очень нечеткое. Вина предусмотрена умышленная, но возможные мотивы преступных действий в первой части статьи непонятны. Если же эти мотивы были связаны с целью подвергнуть разрушению, потоплению какое-либо имущество, то наказание должно было быть определено именно как за покушение на повреждение чужой собственности. Кроме того, закон требовал и возмещения убытков.
Глава пятая Статьи 335—340
Статьи трактуют о различных случаях незаконного освобождения или побега заключенных.
Статья 341
Статья, по существу, близка к предыдущей, только здесь речь идет не о ссылке, а высылке за границу. Наказание поэтому не слишком большое.
Статьи 342—343
Статьи предусматривают наказания за нарушение административного режима, установленного для лиц, состоявших под надзором полиции.
Статьи 344—346
Статьи рассматривают разные случаи помощи беглым преступникам — от активного воспрепятствования властям в поимке беглого, до простого укрывательства. Укрывательство осужденного наказывалось по-разному, в зависимости от тяжести наложенного на него наказания.
Глава шестая Статьи 347—353
Статьи посвящены ответственности за создание и участие в разного рода тайных обществах. Наказывались и основатели обществ, н члены их, а также 'лица, знавшие и не сообщавшие о них правительству.
Статья 347 квалифицирует деяния основателей и членов обществ, созданных с целью подрыва политического строя, как государственные преступления и устанавливает наказания со ссылками на ст. ст. 264, 271, 272. Помещение данной статьи в раздел преступлений против порядка управления не позволяло царскому правительству в полной мере применять по указанным в ней составам особый порядок судопроизводства, предусмотренный для дел о государственных преступлениях. Необходимость усиления борьбы с тайными обществами привела к принятию в марте 1867 года нового закона о тайных обществах12', который, с одной стороны, более четко, а с другой — более широко сформулировал ответственность за создание обществ, имевших
не только политический, ио и социальный., нигилистический, атеистический характер. Была также установлена ответственность для обществ, дозволенных правительством, ио уклонившихся от обозначенной в разрешении цели. Репрессиям подлежали все, как говорилось в законе, преследующие вредную для государственного благоустройства И общественной нравственности цель сборища, собрания, сходбища, товарищества, кружки, артели и т. п. В Уложении 1903 года ответственность за создание тайных обществ, имеющих политический характер, предусмотрена в гл. 3 «О бунте против верховной власти и о преступных деяниях против священной особы императора и членов императорского дома» и в гл. 5 «О смуте».
Статьи 349, 350 устанавливают ответственность за организацию тайных обществ, не преследовавших целей, обозначенных в ст. 347, т. е. подрыва политического строя, но тем не менее воспрещенных правительством, Наказанию подвергалось и недонесение об атих обществах.
Предоставление помещения (ст. 351), в случае если цели тайного общества были известны предоставившему, наказывалось как участие в тайном обществе (по ст. ст. 347—349), если же нет — то наказание, было значительно меньшим.
Статья 353 устанавливает наказания за нарушение существовавшего разрешительного порядка образования любого общества, правительством не воспрещенного и не имевшего цели, противной порядку, спокойствию и нравственности.
Глава седьмая
Статьи 354—357 *
Глава определяет наказания за нарушение установленного в России разрешительного порядка выезда за границу. Право поступления на службу в иностранном государстве, дарованное российскому дворянству еще Жалованной грамотой дворянству 1785 года, вошедшей без изменений в том IX Свода законов, могло быть реализовано лишь с разрешения правительственных властей. Вопросы въезда и выезда решались Третьим отделени-; ем Собственной его императорского величества канцелярии и Министерством внутренних дел. Устав о паспортах (ст. ст. 436, 466 т. XIV Свода законов) устанавливал сроки заграничных паспортов от 5 до 7 лет.
Статья 354 квалифицирует недозволенное оставление отечества с поступлением на службу к иностранному правительству или с переходом в иностранное подданство как тяжкое преступление, наказывавшееся лишением всех прав состояния и вечным изгнанием из пределов России. Наказанию подлежали также лица {ст. ст. 355, 356), не вернувшиеся в Россию по вызову правительства, нарушившие сроки разрешенного пребывания за границей. Статья 357 карала подстрекательство к переселению за границу. Подстрекательство, обращенное к военнослужащим или отдаваемым в рекруты, каралось более строго — лишением прав состояния и ссылкой в Сибирь иа поселение, а для лиц, не изъятых от наказаний телесных, — наказанием ялетьми.
Раздел питый
О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ И ПРОСТУПКАХ
ПО СЛУЖБЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ
И ОБЩЕСТВЕННОЙ Настоящий раздел устанавливает ответственность за должностные преступления и проступки. Общим объектом посягательства такого рода правонарушений в советской уголовно-правовой науке признается нормальная деятельность государственного аппарата!ЭТ. У русских дореволюционных криминалистов не было единства взглядов по атому вопросу. В первой половине XIX века большинство юристов, как русских, ! так и западноевропейских, в качестве объекта должностных преступлений усматривали служебный долг. Видимо, и составители Уложения стояли на тех же позициях. Об этом, в частности, свидетельствует объединение в одном разделе должностных преступлений и дисциплинарных проступков. В конце XIX — начале XX века в русской юридической науке начинает преобладать доктрина, отрицающая наличие единого объекта у всех преступлений по службе. Так, по мнению В. В. Еси-пова, «фактическое значение объекта преступления при превышении и бездействии власти настолько обширно и разнообразно, что обнимает собою все возможные блага»"''. М. А. Лозина-Лозинский заявлял, что ему «не приходит в голову ни одно должностное преступление, которое принципиально по своему объекту отличалось бы от общих преступлений»1". Редакционная комиссия по составлению Уголовного уложения 1903 года также склонялась к этой точке зрения, выдвигая в качестве отличительных признаков должностных преступлении, наряду с особым субъектом, не объект, а способ совершения преступления, т. е. его объективную сторону. В. Н. Ширяев, признавая, что «значительно большая часть должностных преступлений заключает посягательства на блага общие, доступные для всех, но учиняемые с помощью особого способа, вытекающего из занимаемого виновным особого положения», приходит к выводу. ««Объектом должностных преступлений, следовательно, будут те правовые блага, распоряжаться которыми должностное лицо может в силу предоставленной ему законом компетенции»' ''',
Несмотря на расхождения во взглядах на объект посягательства должностных преступлений, русские дореволюционные-юристы были едины в оценке их особой общественной опасности: «Так как должностные лица являются органами власти, действуют от лица государства, то правонарушения, ими совершаемые, получают особое значение. Они больше, чем правонарушения частных лиц. подрывают авторитет аакона, колеблют прочность юридического порядка: они более непосредственно отзываются на интересах всего государства. Вместе с тем полномочия власти, которыми наделены должностные лица, дают им возможность с большей легкостью совершать правонарушения, делают их более опасными, ставят частных лиц в более беззащитное в отношении к ним положение. Наконец, пользуясь своей властью, должностные лица могут совершать и такого рода
правонарушения, которые совершенно невозможны для частных лиц»'2*1.
На необходимость беспристрастного н строгого преследования служебных преступлений и проступков указывала Государственная канцелярия, комментируя проект нового уголовного судопроизводства: «Когда те самые органы государственной власти, которые установлены для охранения силы законов и общественного порядка, подают пример беззакония и непорядка, тогда возникает неуважение к властям и нравственная распущенность, при которой государство колеблется в самых его основаниях»''". Не менее интересны, и в данном случае справедливы, высказывания на этот счет известного реакционного судебного деятеля, в конце XIX — начале XX века министра юстиции, Н. В. Муравьева: «Почти безошибочно можно сказать, что всякое преступление по должности, независимо от своих ближайших конкретных последствий, производит и в общей сфере государственных, общественных и индивидуальных интересов некоторые разрушительные результаты: в известном размере, до известной степени оно всегда подрывает доверие к представителям власти, дискредитирует их в общественном мнении, умаляет уважение, которым они должны пользоваться и без которого немыслима успешная служебная деятельность, а главное — способствует образованию и поддержанию в обществе взгляда на закон, применяемый и охраняемый должностными лицами, как нечто такое, что очень строго и требовательно по принципу, но очень свободно и легко обходится и нарушается в действительности»'*'. Столь же красноречив в этом вопросе и В. Н. Ширяев, предостерегавший: «Если массовое проявление общей преступности способно вызвать и породить общественную тревогу, то развитие и умножение должностных преступлений может быть рассматриваемо как общественное бедствие»1'*.
Однако пусть эти гневные обличения должностных престу-, илений не создадут впечатления, будто самодержавие вело с ними решительную борьбу. Напротив, именно в России они расцвели ядовитым цветом, ибо самодержавие как никакая другая власть предполагает бесправие народа и всевластие полиции и чиновничества. Впрочем, как указывал К. Маркс, личные грехи чиновников — мелочь по сравнению с грехами самой государственной организации, иерархию которой подрывают должностные преступления: «Иерархия карает чиновника, поскольку он грешит против иерархии или поскольку он совершает такой грех, который иерархии не нужен, но она берет его под свою защиту всякий раз, когда сама иерархия совершает грех в его лице»1 '*. Классической формой такой «защиты» являлась система административной гарантии, господствовавшая в Российской империи в период действия Уложения о наказаниях. Она была закреплена в Своде законов 1832 года, а впоследствии воспринята и творцами Судебных уставов 1864 года. В соответствии с этой доктриной, на возбуждение уголовного преследования против должностного лица необходимо согласие его начальства, оно же. а не органы суда и прокуратуры, после окончания следствия решало вопрос о предании обвиняемого суду или прекращении
уголовного дела; кроме того, по делам о должностных преступлениях существовала привилегированная подсудность.
Несмотря на то что в русской юридической литературе неод
нократно приводились убедительные доводы в пользу отмены
каких бы то ни было поблажек и преимуществ для преступников
по должности, они сохранялись в России до 1917 года. Интере
са*», что (1. В, Муравьев, изучив западноевропейский опыт, в
одной из своих научных работ сделал вывод: «Административ
ная гарантия единогласно признается иа Занаде несправедли
вою и ненужною. Она несправедлива потому, что деятельность
закона и правосудие суда обеспечиваются только равенством их
для всех, а следовательно, и для лиц, облеченных должностной
властью. Она не нужна потому, что чиновника преступного его
начальство не может и не должно укрывать даже во имя своей
административной независимости и своих административных
интересов, а невинного сумеет отличить, без постороннего вме
шательства, сам суд, снабженный для этого всеми средствами
человеческого ведения и разумения»"'. Став же министром
юстиции и генерал-прокурором, он не только не воспользовался
своим правом законодательной инициативы для подготовки и
принятия соответствующего закона об отмене административной
гарантии, но нередко и сам вынужден был закрывать глаза на
должностные злоупотребления во имя ведомственных и прави
тельственных интересов. Статьи, обличающие нес праве дливость
и незаконность административной гарантии, появлялись в печа
ти и позже, например ряд статей К. Д. Анциферова"\ однако
они отнюдь не препятствовали росту должностной преступно
сти, а вместе с ней... - практике «иерархической защиты» и даже
судебной защиты провинившихся чиновников, выражавшейся в большом числе оправдательных приговоров и применении минимальных мер наказания по делам о должностных преступлениях. Тот же Н. В. Муравьев констатировал, что строгие наказания, установленные во многих статьях раздела V Уложения о наказаниях, на практике применялись крайне редко. Так, «из общего количества приговоренных за служебные преступления приговаривается к уголовным наказаниям только 0,3%» . По подсчетам Муравьева, в 1872—1876 гг. по этой категории дел было вынесено 60% оправдательных приговоров, т. е. примерно в два раза больше, чем по общим Преступлениям, Причем, «по важнейшим из таких дел, т. е. по тем из них, которые рассматривались с участием присяжных заседателей, процент оправдательных приговоров достигает также высокой цифры — около 57,5%» . Эта тенденция сохранялась и в начале XX века. А. Ф. Кони отмечал, что «с 1906 по 1911 год репрессия все слабела, а служебные преступления все умножались. Они увеличились в некоторых округах в четыре раза, в других в пять, в третьих в шесть раз->''*. О фактической безответственности чиновников за преступления по службе писал в 1917 году И. И. Евстихеев: «Можно сказать, что «легче верблюду пройти через игольное ушко*, чем обвинить должностное лицо и заставить его понести заслуженное возмездие за совершение им преступления но службе»"''. Он так характеризовал бюрократию самодержавного режима: «Все дозволялось этой разнузданной
шею, не позднее трех недель после получения, правда, ни истечении этого срока Сенат или иной вышестоящий орган должен был направить еще два подтвердительных указа, и лишь после того, как истекут сроки их исполнения, виновные подвергались штрафу: в первый раз— 10 рублей, второй—20. третий — 30, и только на четвертый раз следовало отрешение от должности без права восстановления. Как видим, со временем санкции за это правонарушение значительно смягчались.
Подтвердительного указа мог потребовать и тот государственный орган или должностное лицо, которому поручалось исполнение, если он полагал, что распоряжение вышестоящего органа противоречит закону или интересам императорской власти. В таком случае исполнитель, направив запрос о подтвердительном указе, должен был ждать ответа, не приступая к реализации первоначального указа, а орган, издавший первый указ. — издать и подтвердительный, который подлежал уже беспрекословному исполнению.
Статьи 359—360 устанавливают ответственность за деяния. совершенные по неосторожности {легкомыслие, небрежность, преступная самонадеянность) и при условии, что они не повлекли за собой тяжких последствий. В последнем случае, а также при совершении тех же деяний умышленно применялись санкции, установленные в ст. 361.
В отличие от предыдущих, ст. 360 с объективной стороны включает в состав неисполнение не только указов, но и предписаний, предложений начальства, независимо от того, в устной или письменной форме они были сделаны. Статья 360 не применялась, если на запрос, не был получен подтвердительный указ, кроме случаев исполнении судебного решения высшей судебной инстанции низшим судом. Так, неисполнение судьей посланного ему апелляционной инстанцией указа о постановлении нового приговора по уголовному делу составляло проступок, предусмотренный ст. 360.
Статьи 362—363
Данные статьи, как и предыдущие, призваны обеспечить своевременное исполнение указов правительства и распоряжений начальства, а не доведение точного смысла законов и распоряжений до широких слоев населения и повышение правовой культуры народа. Следует иметь в виду, что в период издания Уложения о наказаниях обнародованию подлежали далеко не все законы и подзаконные акты, что, как правило, оговаривалось в самом тексте закона. С 1773 года печатанием и рассылкой законодательства ведал Сенат, причем публикация и рассылка актов осуществлялась только для служебного пользования, У частных лиц возможность приобретать отдельные экземпляры законов появилась лишь в 1838 году, И только с 1863 года при Сенате стало издаваться официальное «Собрание узаконений н распоряжений правительства», которое рассылалось во все присутственные места и на которое могли подписаться все желающие. В губерниях обнародование законов и указов Сената производилось губернским правлением, обязанным снабжать нижестоя-
щие Ц*РаИ(г< ptuMiwHn at Ъ^к.плерл и.«л. кора.^ч лмо Р, А щц,
манифесты, изданные со слонами «Объявляется всенародно», по
распоряжению губернского правления должны были зачитываться после службы в церквах, а также на площадях в городах и на мирских сходах. Кроме того, они публиковались в губернских ведомостях.
Статья 364
В отличие от административных присутственных мест, нижестоящий суд не имел права требовать у суда высшей инстанции подтвердительного указа, о котором говорится в ст. ст. 339—360|;>".
Статьи 365—366
К ответственности за данные правонарушения должностные лица могли быть привлечены при непредставлении справок или иных сведений по делам, находящимся в их ведении и производстве, но не в связи с их личными дисциплинарными проступками и упущениями но службе. Во всех остальных случаях законными основаниями для востребования соответствующих справок и объяснений считались не только прямо указанные в законе, но и те, которые закону не противоречили. Например, нотариус, как должностное лицо, непосредственно подчиненное окружному суду, за отказ представить требуемые судом сведения, хотя бы и не установленные нотариальным положением и наказом окружного суда, нес ответственность по ч. 1 ст. 365'"' .
Статья 366. по существу, говорит о частном случае проступка, предусмотренного ст, 433 Уложения, устанавливавшей в общем виде ответственность'начальников ,м слабый по нерадению надзор за подчиненными.
Глава вторая Статья 367
Понятие превышение власти в России было впервые сформулировано только в Своде законов 1832 года, хотя частные случаи установления уголовной ответственности за превышение. власти можно встретить еще в судебниках. В Соборном уложении 1649 года (ст. 130 главы X) предусматривалось наказание за такое превышение власти со стороны воевод, дьяков и приказных людей, которое влекло для потерпевших продажи и убытки. Более широкий перечень случаев превышения и злоупотребления властью содержался в главе пятидесятой Генерального регламента коллегий. В январе 1724 года Петр I утвердил новую редакцию этой главы, устанавливавшей меры взыскания и поощрения за службу. В ее второй части перечислялись наиболее опасные должностные преступления, а в третьей — остальные должностные преступления, независимо от того, совершены они оплошкою или вымыслом. Закон устанавливал за их совершение срочную ссылку на галеры с конфискацией имения или лишением чина и тяжким штрафом ..
Ответственность непосредственно за превышение власти впервые была установлена для министров в ^ 279 Общего учрежде-
опричнине, ее преступления, проступки и нарушения имущественных интересов граждан защищались всем порядком, всем строем, который создавался самодержавным правлением в течение долгих лет тяжелого рабства народа»'"'.
То, что субъектом преступлений и проступков, предусмотренных в разделе V Уложения о наказаниях, является должностное лицо, не вызывало, но существу, сомнений им в теории уголовного права, ни в практике его применения, однако определения самого понятия должностное лицо в Уложении ие было. Более того, как указывали еще дореволюционные юристы, оно не имело даже определенного термина и «пользуется наименованиями самыми разнообразными для определения виновников должностных преступлений; число этих наименований достигает нескольких десятков»111- Наряду с термином должностное лиир использовались такие, как виновный, чиновник, лицо, состоящее на службе государственной иды общественной, и другие.
В судебной практике и юридической литературе должностными признавались лица, обозначенные в таком качестве в законодательстве или приравненные к ним «и силу характера отправляемых ими обязанностей»'**. Не имело значения, состояло ли данное лицо на службе в государственном аппарате или в органах сословного, а впоследствии земского или городского самоуправления. К числу должностных лиц относились как штатные, так и внештатные сотрудники, как получавшие, так и ие получавшие вознаграждение за служебную деятельность, как чиновники, так и канцелярские служители (писцы, сторожа, курьеры и т. п.), занимающие должности как по назначению, так и по найму, как русские подданные, так и иностранцы, исполняющие свои обязанности как постоянно, так и временно.
В Уложении отсутствовали также нормы об ответственности за соучастие в должностных преступлениях частных лиц. Судебная практика по этому вопросу отличалась неопределенностью и противоречивостью, и он был решен законодателем только в 1873 году. Высочайше утвержденное мнение Государственного совета по делу Янковского и др. гласило, что должностные преступления могут, в принципе, совершаться только должностными лицами. «Посему в общем правиле участие частного лица в преступлении по службе не может иметь места. Но это правило не есть правило безусловное, а допускает исключения, вызываемые самим предметом служебных преступлений или родом тех прав и обязанностей, которые они нарушают»'". Все должностные преступления были разделены на две группы. В первую вошли (довольно условно) только те преступления и проступки, которые составляли лишь служебные нарушения и не влекли уголовного наказания, а карались взысканиями, предусмотренными ст. 67 Уложения. Вторую группу составили те преступления и проступки, которые являлись одновременно и общим преступлением «с той лишь разницей, что оно совершается не частным, а должностным лицом» . Частные лица могли привлекаться в качестве соучастников только по второй группе преступлений и проступков. Причем, по мнению Государственного совета, в таких случаях они должны были нести ответственность не за должностное, а за общее преступление, соответ-
ствующее тому, которое совершило должностное лицо. Например, согласно последующему разъяснению Сената, частное лицо несло ответственность за участие в должностном подлоге лишь в случае, когда в его действиях усматривался общий подлог, предусмотренный в разделе XII Уложения"''; неслужилые пособники и укрыватели служебной растраты наказывались за соучастие в простой растрате'5".
В юридической литературе высказывались и возражения в адрес господствовавшей доктрины соучастия в должностных преступлениях. Некоторые ученые и судебные деятели полагали, что Уложение о наказаниях позволяет «квалифицировать деятельность соучастников по деятельности главных виновников»1'*'.
Глава первая Статья 358
Раздел V открывает статья, устанавливающая ответствен
ность должностных лиц за неисполнение распоряжений импера
торской власти независимо от того, какой характер — законода
тельный, исполнительно-распорядительный или судебный, об
щин или частный — они носили. Под выражением неприведение
в исполнение следует понимать действие или, как правило, без
действие должностных лиц, выражавшееся в волоките, а также в
прямом или косвенном отказе от исполнения. Субъективной сто
роной данного преступления мог быть не только умысел, но и
неосторожность, вероятнее всего в форме преступной самонаде
янности. Для определения наказания имело значение наличие
не только умысла, но и цели преступления. Часть II статьи мог
ла применяться только в случае совершения преступления из ко
рыстных или иных валов. Под иными вилами, так же как и под
иными личными видами, упомянутыми в других статьях Уложе
ния, следует понимать личные интересы виновного, противоре
чащие интересам службы, например месть, ревность, протекцио
низм.
Статьи 359—361
Сходный сюжет мы видим еще в указе Петра I «О должности Сената» от 27 апреля 1722 г. Этим актом за недоношение об исполнении сенатских указов устанавливались штрафы: за первый просроченный месяц — 100 рублей, за второй — 200, за третий — 300. за четвертый — 400 и за пятый — лишение всего и печная работа на галервхи°. Обязанность исполнять сенатские указы и докладывать об этом Сенату в установленные сроки была закреплена в Наказе губернаторам и воеводам 1728 года11''. Высочайше утвержденным сенатским докладом «О штрафовании присутственных мест за нераиортование и за неисполнение по посланным указам на сроки» 1766 года ответственность распространялась на все государственные учреждения не только за неисполнение, но и за несвоевременное извещение об этом не только Сената, но и других вышестоящих органов. Пункт 5 доклада обязывал присутственные места рапортовать о выполнении указов или причинах, которые препятствуют их вьшолие-
называемо только по ст. 410 Уложения (ст. 441 в редакции 1843
года о наказании за медлительность и нерадение к отправлении должности. — Авт.), Превышение власти, происшедшее вследствие неправильного понимания закона, должно быть рассматриваемо как деяние неосторожное, а не как умышленное»''"1. В решениях но делу Гроховското"", но делу Штакельберга , но делу Аристова""5 логика рассуждений иная: «Если ... никто не может отговариваться незнанием закона, то тем более такое знание обязательно для лиц. несущих обязанности по государственной службе, самые свойства, цели и значение, коей для правильного движения каждой из отраслей управления обязывают вступающего в нее и пользующегося даваемыми ею преимуществами определительно ознакомиться с принадлежащими ему по должности правами и связанными с ними обязанностями... причем по силе ст. 71э устава о службе по определению от правительства всякий служащий должен поставить себе в непременную обязанность ведать все уставы и законы государственные и содержать их в несокрушимой сохранности... Поэтому должностное лицо... ни при каких условиях не может быт» признаваемо не ответственным за превышение власти, содеянное по незнанию им прав и обязанностей, возлагаемых на него законом по принятой им на себя установленным порядком должности. Сообразно сему требование, чтобы со стороны превысившего власть было умышленное нарушение закона, не разрешающего ему тех или других действий или полагающего известный предел его правам, представляется несогласным ни с внутренним содержанием ст. 338 (ст. 367 в редакции 1845 года. — Авт.), прямо устанавливающей, вовсе ие упоминая об умысле, внешние признаки нарушения», ни с установленным Сенатом порядком рассмотрения дел о преступлениях превышения власти с участием присяжных заседателей1''. Согласно этому порядку, присяжные не должны были решать вопрос о том, имел или не имел подсудимый право на совершение тех или иных действий. Этот вопрос решал суд, основываясь на законодательстве, а ие на субъективных воззрениях обвиняемого на свои права и не на степени его знакомства со своими служебными обязанностями. В научной литературе такая концепция нашла отражение в работах Н. С. Таганцева""' и Н. А. Неклюдова"'*'.
Статья 368
На преступление бездействия власти указывал еще Генеральный регламент Петра 1. В нем устанавливалось наказание тем, «кто по дружбе или по вражде или из взятков или других намерений что пренебрежет, которое ему чинить надлежало»"". Общее учреждение министерств 1811 года ввело ответственность за бездействие власти для министров: «когда министр, оставив власть, ему данную, без действия, небрежением своим попустит важное злоупотребление или государственный ущерб»""'. В ст. 278 тома XV Свода законов сохранялась в принципе та же формулировка, только вместо слова министр появилось слово чиновник, тем самым понятие бездействия власти распространялось на большую часть должностных лиц империи. Склонность
к казуистке, uiji.v,»..... „_____
проявилась и в стремлении уточнить и расширить опре'д|е.:ЗШ?'яе"<-7-
беэдействия власти. Следует иметь в виду, что помимо данной
статьи, устанавливавшей наказание за бездействие власти, в пя
том разделе Уложения содержится глава десятая, специально
посвященная вопросам ответственности за медлительность, не
радение и несоблюдение установленного порядка в отправлении
должности. »
Как следует из текста комментируемой статьи, с объективной стороны преступление бездействия власти состояло не вообще в невыполнении или ненадлежащем выполнении каких-либо служебных обязанностей, а только одной из них, а именно обязанности пресекать злоупотребления и беспорядки, производимые другими частными или должностными лицами. В этом смысле преступление бездействия власти ближе не к халатности, в к злоупотреблению властью.
Бездействие власти было наказуемо лишь в том случае, когда оно привело к злоупотреблениям, беспорядкам, причинению имущественного или иного ущерба. Причем, несмотря на то что от размеров причиненного ущерба зависело наказание, ни в законе, ни в разъяснениях Сената ие определялись размеры ущерба, имевшие квалифицирующее значение.
Противозаконность бездействия, по мнению Сената, имела место не только тогда, когда должностное лицо «не сделало того, что было прямо предписано ему законом или законным постановлением или распоряжением его начальства, но и в случаях неупотребления им всех тех мер, необходимость принятия которых, не противореча закону или законным распоряжениям начальства, вытекала из самого свойства служебных обязанностей должностного липа или из возложенного н<< него поручении по службе»"'-'. Однако в том же решении Сенат отмечал, что привлечение к ответственности по этой статье возможно только в случае нарушения круга своих должностных обязанностей служащими, которые возлагались на них уставом о службе. . . Субъективная сторона бездействия власти характеризуется, как и превышение власти, смешанной виной. У виновного может отсутствовать умысел в отношении неблагоприятных последствий, которые могло повлечь или повлекло его бездействие. Само же бездействи»\ в отличие от превышения власти, судебной практикой всегда толковалось как умышленное преступление5"0. Умышленному бездействию власти противопоставлялось неосторожное и невнимательное, отношение к своим обязанностям. Сенат разъяснял, что существенным признаком, отличающим бездействие власти от нерадения и небрежности по службе, наказуемых по ст. ст. 441—442 Уложения, является «непринятие или неупотребление всех тех указанных в законе или законом дозволенных мер или средств, которые могли и должны были быть им приняты или употреблены в надлежащее время и при известных обстоятельствах»"1, при условии, что «бездействие обвиняемого не объясняется, по обстоятельствам дела, исключительно проявленною им при сем небрежностью, нераспорядительностью или ненаходчивостью» , В тех же случаях, когда должностное лицо имело умысел своим бездей-
ния министерств 1811 года. Превышением власти считались случаи, «когда министр, превысив пределы своей власти, постановит что-либо в отмену существующих законов, уставов или учреждений или же собственным своим действием и миновав порядок, для сего установленный, предпишет к исполнению такую меру, которая требует нового закона или постановления». Об ответственности губернаторов за превышение власти впервые специально упоминалось в Учреждении для управления сибирских губерний 1822 года.
В ст. 278 Свода ааконов 3832 года определение превышения власти заимствовано из Общего учреждения министерств, но распространено на всех должностных лиц.. По сути, содержит его и настоящая статья. Но, как отмечали составители Уложения о наказаниях, сверх того для удобства «определение превышения власти дополнено означением и тех случаев, когда чиновник учинит что-либо в отмену не только существующих узаконений, но и данных ему наставлений, не испросив на то, надлежащим образом, разрешения высшего начальства.»1".
С объективной стороны состав превышения власти характеризовался либо необоснованным расширением прав, принадлежащих должностному липу по закону, либо присвоением таких прав, которые ему вообще законом предоставлены быть не могли, либо совершением действий, хотя и законных, но без надлежащего разрешения начальства, т. е. предполагал совершение активных действий (бездействие власти составляло самостоятельный состав преступления, обозначенный в следующей статье Уложения). Эти действия могли заключаться как в физической деятельности должностного лица, так и в издании нм противоправных приказов или распоряжений, в устной или письменной форме. Превышением власти считалось совершение действий, как выходящих за пределы компетенции должностного лица, так и таких, которые формально соответствуют служебной компетенции виновного, но по существу противоречат интересам государства, интересам службы, поскольку совершены без достаточных к тому оснований. Таким образом, состав, определенный настоящей статьей, включал в себя и превышение власти, и злоупотребление властью в нашем сегодняшнем понимании. Превышение власти только тогда представляло собой самостоятельный состав преступления, когда оно ие было соединено с другим, строже наказуемым деянием, как должностным, так и общим, например взяточничеством или изнасилованием. Общее указание на эту норму содержится в ст. 371, а уточнение применительно к нанесению телесных повреждений, оскорблений и другим преступлениям — в ст. ст. 375—377.
Субъектом превышения власти могло быть только то должностное лицо, которое таковой властью обладало. Следовательно, ие могли быть привлечены к ответственности за это преступление канцелярские служащие, например писцы или курьеры. Наибольшую сложность представляет характеристика субъективной стороны превышения власти. Психическое отношение к содеянному выступает здесь в форме смешанной вины|:,!, т. е. следует различать отношение субъекта преступления к нарушению своих служебных полномочии и к наступившим последстви-
ям. В русской дореволюционной науке и судебной практике та
кое разграничение не проводилось, не было поэтому и единства
взглядов по вопросу о форме вины, многие авторы усматривали
противоречия в разъяснениях Сената, >
При характеристике субъективной стороны этого преступления нередко приходится сталкиваться с понятием «правовая неосторожность»'':, т. е.» совершением виновным таких действий, противоправность которых он не предвидел, хотя мог и должен был предвидеть. Я. Г. Северский утверждал, что превышение власти можно рассматривать только как умышленное преступление' "". Напротив, В. В. Есипов считал, что «основною чертою превышения и бездействия власти является отсутствие умысла совершить, пользуясь властью как средством, одно из общих или должностных преступлений» . Различие во взглядах в данном случае объясняется тем, что Северский имел в виду отношение к нарушению своих обязанностей, а Есипов — к последствиям, от этого происходящим. Но, следует заметить, у дореволюционных криминалистов не было единства даже тогда, когда они одинаково решали вопрос о том, какое именно отношение следует рассматривать в качестве основного для определения субъективной стороны преступления. Например, П. Д. Калмыков, так же как и В. В. Есипов, имея в виду вину как психическое отношение к последствиям превышения власти, в отличие от последнего утверждал, что она может выступать и в форме умысла, и в форме неосторожности' .
Нередко вопрос о виновности за превышение'власти подменялся вопросом о мотивах преступления. Так, профессор Буд-аинский, а вслед за ним и В. В. Есипов считали, что превышение власти может заключаться только в действиях, совершенных в ложно понимаемых интересах службы, а если те же действия совершались из корыстных или иных личных мотивов, то они должны были составлять иное преступление'". Но подобное толкование прямо противоречит ст. 371 Уложения, которая предусматривает, что превышение и бездействие власти может сопровождаться совершением и другого преступления: правда, в таком случае наказание назначается за второе преступление, но, как уточняет ст. 371, по максимуму. С. Будзинский утверждал, что корыстные мотивы всегда придают превышению власти свойства взяточничества, но вряд ли с ним можно согласиться. Например, случай использования государственного имущества в личных целях, несмотря на корыстные мотивы, никак нельзя отнести к числу преступлений взяточничества; напротив, это типичный пример превышения власти.
Сенат в своих разъяснениях по вопросу о субъективной стороне превышения власти исходил из того, что квалифицирующим признаком этого преступления является отношение субъекта к нарушению своих служебных обязанностей, а не к их последствиям. Однако единообразный подход не мешал ему выносить противоположные решения по отдельным делам. Так, в разъяснениях по делу Свечина и по делу Надеждина Сенат счел, что «говоря о превышении власти, закон имеет в виду только деяние, совершенное умышленно. Превышение же власти, совершенное по неосторожности и невнимательности, может быть на-
ствием способствовать злоупотреблениям, беспорядкам, причинению ущерба, его действия должны квалифицироваться по ст. 371.Когда преступление или иные злоупотребления, которым способствовало бездействие власти, не влекли наказания уголовного, ответственность могла наступать и по ст. 16 Уложения — за попустительство.
Статья 369
Статья дополняет и уточняет определение превышения власти, содержащееся в ст. 367. Впервые аналогичная норма появилась в §§ 280—281 Общего учреждения министерств применительно к министрам. Свод законов распространил эту норму на всех чиновников. Оттуда она была заимствована составителями Уложения о наказаниях.
В п. 1 статьи наряду с министрами упоминаются и другие государственные сановники, В их число должностные лица включались независимо от занимаемой) поста, чина или звания. Существенным условием в данном случае являлось выполнение поручения или распоряжения императора.
Из толкования Сената следует, что должностное лицо освобождалось от ответственности по п. 2 статьи за принятие мер, на которые оно не было уполномочено, в случаях, не терпящих отлагательства, и лишь при условии невозможности использовать указанные в законе средства"'.
Глава четвертая Статья 390
11од подлогом в теории русского уголовного права понималось «заведомо ложное удостоверение какого-либо юридического действия, отношения или права посредством фальшивого документа»"5". Кроме этого, так называемого материального, подлога русские юристы выделяли еще н подлог интеллектуальный, т. е. «сокрытие фактов в официальной бумаге, долженствующей служить удостоверением действительности сих фактов» . Уложение подразделяет интеллектуальный подлог на общий, упомянутый в ст. 391, и особенный — выдача заведомо ложных свидетельств (ст. 392) и заведомо лживое изложение законов и других правовых актов (ст. 390),
Русское законодательство давно знакомо с этим преступлением. Еще в Соборном уложении 1649 года ст. 2 главы четвертой гласила: «Будет кто учнет какие письма воровством наря-жатн и приказные письма персправляти мимо государева указа, и того казнити смертию»* . Не менее строго*; наказание было установлено Петром I в Генеральном регламенте коллегиям 1720 года тем, «кто под каким-нибудь предлогом неправдиво учинит рапорт (или доиошение) ... или кто протоколы или другие документы переправит фальшиво и прочее в таких причинах подобное учинит»"'"'. В дальнейшем. в XVIII — первой половине Х!Х века, имела место тенденция к облегчению наказания за подлог. В ряде сенатских указов 40—80-х годов XVIII века по конкретным делам о подлогах чиновников, опубликованных в Полном собрании законов, мы встречаем новые наказания: шельмование, исключение из службы, разжалование в солдаты, ссылка в Сибирь, каторга. Но ни в одном из них смертная казнь уже не присутствует""*'. Свод законов установил ответственность уже не только за
подчистки н исправления, но и за хищение документов и искажения в отчетности. В качестве меры наказания как за материальный, так и «а интеллектуальный подлог использовались ссылка и разжалование в солдат»!.
Статья 390, по сути, дублирует нормы ст. ст. 319—322 раздела IV Уложения, лишь устанавливая повышенную ответственность за такие преступления для должностных лиц.
Статья 391
Сенат полагал, что данная статья включает в свой состав деяния трех видов: 1) такие, уголовный характер которых не зависел от целей и мотивов субъекта преступления; 2) такие, которые приобретали свойства должностного подлога только при условии противоправных намерений субъекта; 3) такие, которые признавались преступлением подлога только при наличии корыстных или иных личных побуждений ВИНОВНОГО . К первой группе Сенат относил те случаи, когда должностное лицо подделывало подписи, свидетельские показания, составляло фальшивые акты или оформляло их задним числом, включало в них вымышленные обстоятельства или заведомо ложные сведения, выдавало мнимую копию с несуществующего акта или неверную копию с подлинного акта, подделывало акты, отданные ему на сохранение. Вторую группу составляли действия, связанные с заведомым искажением фактов или их сокрытием в докладах, рапортах, протоколах, журналах и других официальных документах, а также подчистки и исправления в таких актах, носящие злонамеренный характер. К третьей группе принадлежали нарушения правил делопроизводства и оформления официальных актов.
В случаях, когда должностное лицо по небрежности или самонадеянности включало те или иные неверные сведения в доклады, рапорты и прочие служебные документы, оно несло ответственность по ст. 448 Уложения. Не подлежали наказанию по статьям о подлоге подчистки и переправки в официальных документах в тех случаях, когда не были установлены противоправные намерения виновного. Нарушения правил оформления официальных документов, если они не были совершены из корыстных или иных личных побуждений, подлежали наказанию по ст. ст. 441—442 или по статьям о нарушениях особо предусмотренных специальных обязанностей.
В соответствии с разъяснениями Сената, хотя в настоящей статье говорится о похищении документов, под се действие подпадали только те случаи, когда хищение было направлено на достижение цели подлога, а не те, когда оно совершалось с целью присвоения похищенных документов. В последнем случае виновный нес наказание по ст. 330 Уложения"*8. По данной статье могло быть квалифицировано лишь хищение документов, вверенных виновному в подлоге должностному лицу . Вместе с тем не требовалось, чтобы должностное лицо совер-
шим) подлог лишь в пределах его прямых служебных обязанностей. Статья применялась и в случае превышения виновным пределов предоставленной ему власти.
Частное лицо, замешанное в служебном подлоге, привлеки- и< «ось к ответственности, только если в его действиях был со-< ran общего, а не должностного преступления, т. е. по (Т. < т. 2202- 2209 Уложения.
Должностной подлог считался совершенным с момента вне-i in их виновным в документ заведомо ложных данных незави-• имо от того, сумел он воспользоваться этим документом или пег '•.
Статья 392
Статьей предусмотрено наказание за выдачу подложного свидетельства, не предоставляющего непосредственно каких-либо имущественных и иных личных благ или прав, а подлежащего представлению в государственные или общественные учреждения, которые после проверки и оценки этого свидетельства могут окапать помощь или предоставить льготы его обладателю !.
Статья 393
Данная норма была впервые установлена Уложением о наказаниях 1845 года и отменена в 1889 году*'*'.
Глава пятая Статья 394 Неправосудие — первое нэ должностных преступлений, возникшее в русском праве. Ответственность за него устанавливалась еще судебниками. Большое внимание уделило ему Соборное уложение 1649 года. Там же, в ст. i главы X, мы находим определение понятия непраоосудия: «...судом суднти и рос права делати по государеву указу вправду, а своим вымыслом в судных делах по дружбе и но недружбе ничего не прибавлнва-ти, пи убавливати, и ни в чем другу не дружити. недруги не мстити и никому ни в чем ни для чего не норовити, делати всякие государевы дела, не стыдней лица сильных, и избавля-ш обидящего от руки иеправеднаго» . В статьях 3 и 6 той (КС главы предусмотрено наказание за умышленное неиравосу-дие (лишение чести для думных чинов и торговая казнь и отрешение от службы для остальных), а в ст. 10 — за неосторожное Неправосудие («что государь укажет»). Специальным указом от 5 феврали 1724 г. Петр I усилил наказание за неправосудие, установив смертную или политическую казнь с конфискацией имущества'' .
Наряду с ужесточением наказания законодатель в борьбе с неправосудием стремился использовать и страстные призывы о необходимости строго придерживаться рамок закона. Вот почему в XVIII веке нередки указы в подтверждение ранее принятых законов, например от 8 декабря 1733 г. «О подтверждении, чтобы чиновники высших и низших судебных и присут-
ствениых мест поступали, при отправлении должности своей, по Генеральному регламенту и дополнительным к оному указам»" '. от 24 апреля 1738 г. «О подтверждении обер-секрета-рям и секретарям, чтобы должность свою в точности исправляли по прежним указам*' . Наиболее выразительным примером в атом отношении может служить манифест от 23 октября 1740 г., в котором торжественно провозглашалось: «... все те прежние, в народе опубликованные указы и манифесты о правосудии чрез сие наикрепчайше подтверждаем и всемнлости-вейше повелеваем иметь суд повсюду равный и правый без бо-гонеиавистного лицемерия и злобы и противных истине проклятых корыстнй, несмотря на лицо сильных и избавляя оби-димых от рук неправды»"".
Свод законов установил за умышленное неправосудие лишение всех прав состояния и отдачу в солдаты, либо ссылку, либо каторгу. Причем специально оговаривалось, что мотивы преступления значения не имеют. Неосторожное неправосудие влекло наказание только по делам межевым.
Объектом неправосудия являлись, с одной стороны, правомерная деятельность судебных органов, а с другой — права физических и юридических лиц. С объективной стороны преступление неправосудия состояло в неправильном, незаконном разрешении гражданского или уголовного дела, в нарушении норм материального или процессуального права. В то же время не признавалось непрааосудием и не могло быть квалифицировано по настоящей статье нарушение процессуальных норм в ходе судебного разбирательства, если был вынесен справедливый приговор. Сенат обращал внимание, что «самое преступление это может быть учинено только в главнейший момент отправления правосудия, а именно: в постановке решения и приговоров» . I ой же точки зрения придерживалась и наука уголовного права, Н. А. Неклюдов, в частности, утверждал, что если нет ущерба от неправосудня, то нет и преступления, В качестве примера он приводил «заведомо неправосудный отказ судьею, решающим дело, в допросе свидетелей обвиняемого, если приговор судьи был все-таки оправдательный»" .
Теория уголовного права выделяла два вида неправосудия -— фактическое и юридическое. Первое состояло в признании или непризнании событий и фактов, т. е. вопросов, решавшихся судьями по внутреннему убеждению. Признаки второго — юридического — неправосудня, как отмечал Сенат, «определить возможно и они ясно выражены в ст. 366 (ст. 394 в редакции Уложения 1845 года) Уложения, признающей несправедливым то решение, которое поставлено в явное нарушение закона и положительного его смысла. Что же касается до обязанности судьи, при исполнении которой закон предоставляет ему руководствоваться убеждением совести, то определить нарушение оной фактическими признаками не представляется никакой возможности, так как убеждение судьи никакому контролю подлежать не может и допустить проверку это-
МОЖНЫМ Исполнение едгйвемм* ti« 4яп йостай . «оэтомч ЪАко* На. может преследовать судью, если решение его явно не. противоречит положительному смыслу закона, и если судья, постано- >,, вивший такое решение, действовал не по убеждению совести, а из корыстной цели, то он может подлежать преследованию как лихоимец, а не за неправосудие»''".
Неоднозначно в теории и практике решался вопрос о субъекте неправосудия. Так, Н. А. Неклюдов не сомневался, что в данной статье он должен пониматься в широком смысле: «Слово «кто», несомненно, удостоверяет, что виновником может быть не только судья, но и всякое должностное лицо, коему вверено решение данного дела (казенные административные управления, полиция «т.п.)» . Для Сената же, напротив, «не подлежит сомнению, что ... по смыслу всех статей главы V неправосудие составляет преступление, свойственное лишь должностным лицам, имеющим собственно судебную власть в строгом смысле этого выражения» .
В связи с вопросом о субъекте неправосудня встал вопрос: об ответственности за него присяжных заседателей. В теории уголовного права была высказана мысль, что содержание данной статьи предполагает возможность применения ее и к присяжным заседателям25'. Но сомнение вызывало то, что присяжные выносили вердикт по внутреннему убеждению, а в ста- I тье, в соответствии с вышеприведенным разъяснением Сената, говорилось о фактических признаках лишь юридического неправосудия. Кроме того, вердикт еще ие приговор, я отличие от приговора вердикт, не подписывался присяжными, и официально не было и не должно было быть известно, кто из присяжных голосовал «за», а кто «против»,
В XIX веке в судебной практике не встречалось дел о привлечении присяжных заседателей к ответственности за непра-восудие. Редакционная комиссия по составлению Уголовного уложения, решая этот вопрос:, пришла к выводу, что возбуждение уголовных дел о неправосудии присяжных заседателей было бы крайне затруднительно, так как исследование подобного преступления связано с обнаружением тайны совещаний присяжных заседателей, нарушение коей подорвало бы незыблемость приговоров и доверие к суду присяжных. Поэтому комиссия сочла возможным ограничить ответственность присяжных заседателей случаями взяточничества. Мнение комиссии не разделяли ее председатель 3. В. Фриш и министр юстиции Н, В. Муравьев. В представлении Особому совещанию при Государственном совете они настаивали на том. что по 6у-кнальному смыслу проектируемой статьи (ст. >48) под нее должны быть подводимы и случаи неправосудия присяжных заседателей и что трудность доказать какое-либо деяние не дает права оставить его безнаказанным. Доводы в пользу этой точки зрения нашли поддержку Особого совещания, и и Уголовном уложении присяжные заседатели оказались в числе субъектов неправосудия .
По тому же пути пошла 8 XX веке и судебная практика а применении комментируемой статьи (ст. 366 в редакции Уложения 1883 года). В 1911 году Общее собрание Сената пришло к выводу, что все постановления действующего Уложения о наказаниях относительно неправосудия судей в обширном смысле слова должны быть распространяемы и иа присяжных заседателей, когда они, «забыв веление совести, свою обязанность судить но точному разуму законов и в пределах, сими законами им предоставленных, введут произвол в свое решение и неправильно воспользуются предоставленною им для сего властью, и не только по какому-либо корыстному, или по какому-либо личному побуждению, но и по неправильному толкованию законом определенных им прав»*"1". Это решение Сената противоречило его же предыдущим разъяснениям не только но вопросу о субъекте, но и о субъективной стороне данного преступления. В решениях 1874 н 1903 годов отмечалось, что неправосудие должно характеризоваться не только умыслом, но и корыстными или иными личными видами1®'*.
Статьи 395—3% Эти нормы — новые для уголовного закона. Они предусматривали некоторые особые случаи неправосудия, прямо нарушавшие порядок назначения наказания, определенный в главе II раздела 1 Уложения.
В объяснениях Редакционной комиссии к проекту Уголовного уложения отмечалось, что «с неправосудием в роде наказания не следует смешивать злоупотребление при выборе того или другого наказания из числа определенных в законе за данные преступления»"''. Другими слее*ами, комиссия предполагала, что суд обладает бесконтрольным правом на признание смягчающих вину обстоятельств и в связи с атим — иа выбор между несколькими наказаниями, установленными за преступление. «Конечно. — говорилось в объяснениях, — судья может злоупотребить этим правом, руководствуясь при выборе наказания не интересами правосудия, а побуждениями, не совместимыми с долгом службы, но подобное злоупотребление не поддается регламентации закона» ",в. Но поскольку, по Уложению, суду запрещалось назначать максимальную меру наказания при наличии смягчающих обстоятельств или при объявлении преступника заслуживающим снисхождения, то злоумышленное нарушение этой нормы должно 6мл© рассматриваться как неправосудис и влечь ответственность но ст. 395. В силу того, что в данных статьях речь шла только об окончательных приговорах, они не могли применяться в отношении суден, приговоры которых подлежали обжалованию. По Своду законов, обжалованию подлежали приговоры лишь но тем уголовным делам, которые могли возбуждаться только по жалобам потерпевших. По Уставу уголовного судопроизводства, окончательные приговоры выносили: мировые судьи — по делам, когда наказание не могло превысить трех дней ареста,
съезд мировых судей — на остальные приговоры мировой юстиции, окружной суд с присяжными заседателями, судебные палаты. Приговоры мировых судей и окружных судов без присяжных заседателей становились окончательными, если не обжаловались в установленный срок.
Статьи 397—398
Обе статьи предусматривают наказание за неумышленное неправосудис, которое явилось результатом судебной ошибки или неправильного толкования закона. Таким образом, от предыдущих статей этой главы они отличаются по субъективной стороне, а между собой — по объективной стороне преступления. Статья 398 является общей, а ст. 397 определяет наказание только за наиболее тяжкий вид неумышленного неправосудия — вынесение окончательного приговора при условии, что мера наказания, назначенная судом, ие соответствует точному смыслу закона, В соответствии с разъяснением Сената, для применения ст. 397 необходимо, чтобы приговор вступил в законную силу*'"', в противном случае должна была применяться ст. 398.
Статья 399 Статья специально перечисляет тех лиц, помимо судей, которые могли привлекаться к ответственности за иеправосудие, причем не только в качестве соучастников, но и в качестве единственного субъекта преступления. Норма это новая. До Уложения о наказаниях норм об уголовной ответственности за неправосудие лиц прокурорского надзора не существовало, чего нельзя сказать о секретарях суда и предшествовавших им подъячих и других приказных людях. Секретарь суда не случайно оказался в перечне чиновников, вершащих правосудие. В дореформенном процессе, как гражданском, так и, в особенности, в уголовном, ему отводилась важная роль: ои составлял доклад, он должен 6мл заботиться о наличии в приговоре ссылок на ту или иную статью закона, он имел право и даже должен был указать суду на противоправность принимаемых решений и мог свое заявление занести в протокол заседания. Но и после введения судебных уставов секретарь суда мог способствовать, а в некоторых случаях и предопределить несправедливый приговор или решение суда (например, путем уничтожения вещественных доказательств по делу).
Прокурор мог привлекаться к ответственности за неправоеу-дие в случае, когда он умышленно отказывался от протеста на неправосудный приговор или решение либо от поддержания обвинения в судебном заседании без достаточных к тому оснований, если это привело к незаконному оправдательному приговору. Правда, случаев привлечения прокуроров к ответственности по статьям главы V практически не известно.
Перечень данной статьи ие был ограничительным, но ивме должностные лица судебного ведомства, а также адвокаты ни в
теории, ни в судебной практике в качестве субъектов преступления неправосудня не фигурировали. Преступлениям и проступкам чиновников при производстве предварительного и судебного следствия посвящено отделение первое главы XI Уложения. (О привлечении к ответственности за неправосудие присяжных заседателей см. комментарий к ст. 394.)
Статья 400
Дореформенный суд был лишь отчасти отделен от администрации. Он находился в зависимом от генерал-губернатора и губернатора положении. Начальникам губернии принадлежало право надзора за судебными местами и приостановления исполнения судебных решений, если они признавали такие решения несправедливыми. На утверждение к генерал-губернаторам поступали все приговоры о придании подсудимых смертной казни или о лишении чести.
Хотя данная статья практического значения не имела и носила символический характер, все же знаменательно, что в отличие, скажем, от прокуроров губернаторы несли ответственность только за неосторожное неправосудие, вернее — за бескорыстное неправосудие.
В связи с принятием судебных уставов и отделением суда от администрации губернаторы были лишены судебных функций, и статья была исключена из Уложения о наказаниях 1866 года.
Глава шестая
Статья 404
В соответствии со ст. 156, на которую дана ссылка в настоящей статье, к взяточничеству, как и любому другому преступлению, применяется правило о совокупности преступлений. Тягчайшему наказанию и в высшей мере виновный должен был быть подвергнут и в том случае, когда наказание за сопутствующее взяточничеству должностное преступление было менее строгим, чем за взятку, но уже по статьям гл. VI.
В соответствии с указом от 3 февраля 1892 г, в текст статьи были внесены изменения: после слов виновные в сем следовало подвергаются ответственности на основании правил о совокупности преступлений.
Статья 405
В данной статье содержится перечень признаков объективной стороны мздоимства и лихоимства. В частности, здесь определен момент совершения этих преступлений — обещание - подарка и согласие на его принятие. Таким образом, взяточничество имело формальный состав и не предполагало покушения, за исключением случаев вымогательства.
Статья 415
Свод законов установил правило, согласно которому чиновникам запрещалось прекращать исполнение своих служебных обязанностей до оформления увольнения от должности надлежащим порядком. Поэтому данная статья устанавливает ответственность за самовольное и окончательное оставление своего служебного места. Но ее действие не распространялось на случаи прогулов или опоздания из отпуска, как бы продолжительны они ни были.
Статьи 416—418
Статьи посвящены нарушениям порядка оставления должности. Субъектами таких правонарушений могли быть только чиновники, но, вероятно, они несли ответственность по данным статьям и в случае исключения из службы навсегда. Об этом, в частности, свидетельствует ч. II ст. 417. С субъективной стороны эти правонарушения характеризовались как умыслом, так и неосторожностью, цели и мотивы для квалификации значения не имели. Формальным извещением, о котором говорится в ст. ст. 417 и 418, считалось сообщение начальства или иной официальный источник. Слухи или чье-либо частное сообщение об увольнении не могли рассматриваться в таком качестве.
Глава восьмая
Статья 419
Перечень лиц, которых запрещалось принимать на государственную службу, содержался в ст. ст. 4, 6—8 Устава о службе по определению от правительства. Свод законов устанавливал ответственность за нарушение только одного из этих запретов (принимать лиц, исключенных из духовного ведомства). Статья расширяет границы ответственности на все случаи нарушения правил приема на службу.
Глава девятая