Присяга — наименее ценный вид доказательства. Теперь ей не придается такого значения, как, скажем, в Псковской судной грамоте, по которой чуть ли не каждый спор можно было решить крестным целованием. В Уложении 1649 года в гл. XIV «О крестном целовании» устанавливалось единообразие применения крестного целования, а также его конкретные формы в каждом отдельном случае. Теперь присяга выступает уже как дополнительное доказательство в тех случаях, когда сторона находится в подозрении, т. е. когда по системе формальных доказательств она наполовину обвинена или наполовину очистилась от обвинения. Сходный случай мы уже видели в ст. 5 предыдущей главы. В ней присяга тоже выступает как дополнение к другому, письменному, доказательству. Но там речь идет о присяге не очистительной, а, наоборот, если можно так выразиться, обвинительной.
Точный смысл ст. ст. 2—3 не вполне ясен. В. М. Грибовский считает, что слова ответчик в явных собраниях таким же образом обнесет нужно понимать как обвинение (в данном случае — встречное обвинение челобитчика со стороны ответчика) со ссылкой на людскую молву. В. М. Грибовский справедливо отмечает, что здесь речь идет о повальном обыске. Повальный обыск широко применялся в XVII в. и породил много злоупотреблений. Петр I недоверчиво относился к этому институту, почему и считал необходимым подтвердить данные обыска дополнительными доказательствами под страхом наказания для ссылающегося на эти данные.