ДОМОСТИ и пр., касающиеся мобилизации

иоеть которых устанавливалась подписывающим их лицом. По­добная переписка могла вестись и по телеграфу. В таком слу­чае секретными признавались все шифрованные телеграм­мы. По истечении определенного срока хранения либо но распоряжению начальства секретность тех или иных докумен­тов могла быть аннулирована.

В связи с совершенствованием законодательства об охране государственной тайны ее намеренное открытке иностранному правительству стало квалифицироваться только как государ­ственное преступление. Было уточнено в законе и само поня­тие государственной тайны, характеристика объективной и субъективной стороны этого преступления:

«Должностное лицо, допустившее, вследствие небрежности или неисполнения установленных правил, похищение, уничто­жение или утрату: 1) долженствующих сохраняться в тайне документа или предмета, касающихся внешней безопасности России или вооруженных ее сил или сооружений, предназна­ченных для военной обороны страны; 2) плана, чертежа, ри­сунка либо иного изображения или описания российского ук­репленного места, установленных района либо эспланады оно­го, военного судна либо иного сооружения, предназначенного для военной обороны страны, или документа, касающегося мо­билизации и вообще распоряжений на случай войны, — приго­варивается: к заключению в крепости на время от двух лет и восьми месяцев до четырех лет, или от одного года и четырех месяцев до двух лет и восьми месяцев, с лишением некоторых, на основании ст. 50, особенных прав и преимуществ.

Тому же наказанию подвергается и должностное лицо, обна­ружившее по неосторожности означенную в первой части сей статьи государственную тайну».

Глава одиннадцатая

Почти все преступления и проступки, предусмотренные в на­стоящей главе, являются разновидностью тех, которые в более общем виде сформулированы или могли быть сформулированы в предыдущих главах раздела. Характерно, что санкции 38 из 77 статей главы отсылают к общим наказаниям за взятки, под­логи и т, д.

На этот недостаток Уложения обращали внимание еще рус­ские дореволюционные юристы. Так, А.Лохвицкий писал: «Эти постановления (главы XI. — Ант.) не заключают в себе ничего замечательного ни в теоретическом, ни в практическом отношениях. Большую часть из них составляют нарушения не­важные разных форм, наказуемые дисциплинарными взыска­ниями; другие составляют общие преступления, изложенные в разных частях Уложения, как-то: подлог, вымогательство, оби­ду, противозаконное лишение свободы, мошенничество. Так, например, 436 статья (А. Лохвицкий приводит нумерацию


статей в редакции Уложения 1866 года. — Авт.) говорит, что землемеры наказываются за требование подарков, на основа­нии 347 и 378 статей, как за вымогательство, в чем не было сомнений и без этой статьи».

Статьи 456—464

Статьи устанавливают ответственность за правонарушения чиновников судебного ведомства по некоторым категориям дел. В соответствии со Сводом законов, а впоследствии — с Учреж­дением судебных установлений, должностные лица судебного ведомства привлекались к ответственности или в порядке дис­циплинарного производства, или по приговорам уголовного су­да. Правила дисциплинарного производства излагались в раз­деле VIII Учреждения судебных установлений. Особый поря­док судопроизводства по уголовным делам должностных лиц судебного ведомства был определен в разделе III книги III Устава уголовного судопроизводства.

Субъектами преступлений и проступков, предусмотренных данными статьями, являлись главным образом судебные следо­ватели, но в тех случаях, когда предварительное следствие производилось иными должностными лицами, например по де­лам о государственных преступлениях — членами судебной па­латы, они также могли привлекаться к ответственности по этим статьям. По толкованию высшего дисциплинарного при­сутствия Сената, действие данных статей распространялось не только на должностных лиц, проводивших предварительное следствие, но и на собственно судебное следствие, на действия судей в процессе его производства. Так, по ст. 456 были ква­лифицированы проступки председателя и членов окружного суда: они вынесли обвинительный приговор сознавшемуся под­судимому без судебного следствия, вопреки требованию проку­рора, чем нарушили ст. 682 Устава уголовного судопроизвод­ства.

Статьи 465—474

Наличие в главе XI отделения, посвященного проступкам и преступлениям должностных лиц межевой части, не случайно. В царской России, где основным богатством и средством про­изводства была земля, чиновники-землемеры играли значи­тельную роль. Она не ограничивалась измерениями с помощью веревки и сажени. Чиновники межевых дел являлись, по сути, судьями по делам о земельной собственности, особенно во вто­рой половине XVIII —первой половине XIX века, когда в России проводилось генеральное межевание, состоявшее в си­стематическом хозяйственно-географическом описании в меже­вых книгах и планах всей территории страны, установлении и юридическом оформлении границ всех земельных владений. В 30—50-х годах XIX века проводилось также размежевание совместных владений — так называемое полюбовное межева­ние. Эпизодически совершалось так называемое коштное межевание, проводившееся по желанию помещиков и за их счет уездными землемерами. Межевым делом в стране руководила межевая экспедиция, а затем межевой департамент Сената. В Москве межевыми делами ведала межевая канцелярия, созданная еще в 1761 году. В губерниях создавались межевые конто­ры и комиссии, которые руководили «землемерными партия­ми». Эти партии возглавляли землемеры, для производства ге­нерального размежевания им придавались даже военно-рабочие роты.

Законодательство о межевании было кодифицировано в Своде межевых законов, составившем вторую часть тома X Свода законов Российской империи. Но наряду с ним существовало еще немало законов и инструкций по разным вопро­сам межевания и устройства межевой части. Взыскания за нарушение некоторых важнейших положений этого сравнитель­но обширного законодательства и составили основу второго от­деления главы XI.

Статьи 475—488

Статьи посвящены преступлениям и проступкам чиновников полиции. Роль, которую играла полиция в царской России, хо­рошо известна. Она была раскрыта В. И. Лениным, который неоднократно подчеркивал, что «царское самодержавие есть са­модержавие полиции», что «царское самодержавие есть крепостная зависимость народа от чиновников и больше всего от полиции». Положением полиции в государственном ап­парате, в политической системе общества определялись и прин­ципы привлечения к ответственности ее сотрудников. В. И. Ле­нин указывал, что в России господствовало «полицейское бе­счинство, от которого почти совершенно беззащитны те, кто имеет несчастье попадать в полицейские лапы (а несчастье это случается регулярно и постоянно с сотнями тысяч «простого» народа), — но суд думает только о применении статьи та­кой-то, а вовсе не об этой, беззащитности». И это несмотря на обилие законов, скорее даже благодаря такому обилию, ког­да на все есть закон. Казалось бы, о каком самовластии или тем более зверствах полиции в царской России могла идти речь, если по ст. 482 насилие в отношении содержавшихся под стражей было запрещено под угрозой отрешения от должности даже для предупреждения побегов, а по ст. 478 такое же нака­зание грозило полицейскому за непредставление начальству бумаг, поданных арестантом. Но, как известно, ни обилие, ни строгость законов не являются гарантией законности. Доказа­тельство тому — статьи Уложения, посвященные ответственно­сти полицейских чиновников.

Внимания ученых-криминалистов комментируемые статьи не привлекали, кассационная практика по ним минимальна. Лишь в связи с подготовкой Уголовного уложения внимание Редак­ционной комиссии привлекла ст. 475 (в Уложении о наказани­ях 1885 года — ст. 446). Она заинтересовала комиссию в связи


с проблемой разграничения общего и служебного попуститель­ства. В рассуждениях комиссии отмечалось, что нельзя проти­вопоставлять попустительство по умыслу попустительству по нерадению, что имело место в ст. 475, «Неосторожного попу­стительства, подобно тому как и соучастия, нет и быть не мо­жет, ибо что-нибудь одно: или подсудимый сознавал, что на­ступил момент исполнения его обязанностей, или он не созна­вал этого, хотя бы и по недостатку внимания к делу службы. В первом случае он может и должен нести ответственность как попуститель, в последнем — он может быть точно так же при­влечен к ответственности, но не за попустительство по нераде­нию, а за то, что, зазевавшись или заболтавшись с другими, не видел, благодаря этому, совершающегося на его глазах престу­пления, то есть за нерадивое отношение к своим обязанно­стям».

В третьем отделении главы XI несколько особняком стоят статьи 486—487, которые предусматривают ответственность за смягчение или, наоборот, усиление наказания вопреки пригово­ру суда. Они свидетельствуют о зависимости исполнения су­дебного приговора от усмотрения полицейского чиновника. В наибольшей мере это относилось к телесным наказаниям.

Статьи 489—498

Статьи устанавливают ответственность за преступления и проступки чиновников крепостных дел и нотариусов. Чиновники крепостных дел (крепостные надсмотрщики и писцы) выполняли функции, которые после судебной ре­формы 1864 года полностью перешли к нотариусам. В свя­зи с этим ст. 489 в 1867 году была дополнена примечани­ем, которое, относилось и к другим статьям четвертого отде­ления и говорило об упразднении этих должностей и возло­жении их обязанностей на нотариусов или замещающих их лиц.

Эти статьи были направлены главным образом на борьбу с подлогами при заключении гражданско-правовых сделок, в них конкретизировались некоторые варианты подлогов и нака­зания за них и устанавливались взыскания за некоторые неу­мышленные действия противоправного характера.

Особый, так называемый крепостной, порядок оформления сделок и других актов был установлен еще Петром I, и с изме­нениями он просуществовал до судебной реформы 1864 года. Крепостные отделения состояли при палатах гражданского су­да и при уездных судах. Порядок прохождения дела был та­ков: сначала акт вносился в докладную книгу, затем в таком виде он обсуждался присутствием соответствующего суда и после его одобрения возвращался к надсмотрщику, который записывал его дословно в крепостную книгу. По Своду зако­нов, крепостной порядок регистрации актов был обязательным только для сделок об отчуждении недвижимой собственности и крепостных крестьян. По другим делам акты могли быть засвидетельствованы также и «п«н,...,--...или биржевыми нотариусами и маклерами.

В связи с судебной реформой 14 апреля 1864 г. было приня­то Положение о нотариальной части. В соответствии с ним «крепостные отделения» были ликвидированы, а роль нотариа­та возросла. Функции нотариуса сводились к следующему: 1) юридическое оформление актов. Оно состояло в проверке личности и правоспособности субъекта, желающего зарегистри­ровать акт, в установлении законности акта, которое, по толко­ванию Сената, не должно было ограничиваться только внешни­ми признаками, но состоять и в анализе внутреннего смысла сделки. Нотариус должен был убедиться, что она не напра­влена в обход закона и что контрагенты заключают ее по до­брой воле; 2) выдача копий с актов; 3) засвидетельствование верности копий с документов, подписей и т. п.; 4) принятие до­кументов на хранение. При совершении должностных действий нотариус взимал, кроме казенных (гербовых и крепостных) пошлин и городских сборов, плату за свой труд по установлен­ной законом таксе.

 

Статьи 499—513

Статьи предусматривают ответственность казначеев и других чиновников не за хищение казенной собственности или ее не­брежное хранение, результатом которого явилась ее гибель или утрата, а за проступки, связанные с нарушением правил счетоводства и хранения денежных и иных ценностей. За пре­ступления подлога и присвоения или растраты казенного иму­щества, в соответствии со ст. ст. 510, 311 и 513. казначеи и другие должностные лица с аналогичной компетенцией несли ответственность на общих основаниях по статьям главы III и главы IV раздела пятого.

Казначеями здесь (и вообще в законодательстве) именуются руководители губернского или уездного казначейства, подчи­няющиеся казенной палате. Кроме того, до 1863 года свои каз­начейства имели все министерства. Функции казначейств со­стояли в сборе средств общих и сословных организаций, про­даже гербовой бумаги, марок и т. п. Казначейства не имели права расходовать хранившиеся у них средства и выдавали деньги только по требованию казенных палат или других ра­спорядителей кредитов.

Статьи 514533

Отсутствие в названии шестого отделения главы XI, в отли­чие от пяти предыдущих, слова преступление может создать впечатление, что в последних статьях раздела о должностных преступлениях и проступках были установлены взыскания за наиболее невинные прегрешения чиновников. В действительно­сти все обстояло иначе - за скромными формулировками этих статей нередко скрывались многотысячные и даже многомил­лионные мошенничества и хищения государственного имущества.


Тесная связь продажного русского бюрократа и буржуазии, их взаимозависимость и взаимопомощь наглядно проявля­лись в делах о казенных подрядах. Неоднократно, характери­зуя классовую сущность самодержавия, В. И. Ленин обращал­ся к примерам из деятельности «виртуозов казнокрадства». Продавались русские чиновники не только своим доморощен­ным капиталистам, но завоевали на этом поприще междуна­родную известность. В статье «Французско-русские обычаи «подмазывать» !» В. И. Ленин приводил пример «сотрудниче­ства» французского фабриканта и русского высокопоставленно­го чиновника из министерства, который за посредничество при получении заказа на поставку локомотивов получил два про­цента от покупной суммы — около 25 тыс. рублей. «И в Евро­пе повсюду проделываются такие вещи, но нигде не приделы­ваются они так бесстыдно, как в России, нигде нет такой «по­литической безопасности» (безопасность от обнаружения) для продажности, как в самодержавной России»,- отмечал В. И. Ленин.

Что же касается названия шестого отделения, то оно не сов­сем точно отражает содержание статей, которые предусматри­вают наказания и за подлоги, и за взятки, и за вымогательст­во при заключении подрядов и выполнении других служебных действий. Но большое число статей, предусматривающих са­мые разные преступления и проступки от наиболее тяжких до сравнительно безобидных, не способствовало укреплению начал законности в деятельности чиновников, связанных с подря­дами и поставками. Здесь действовал общий принцип привле­чения к уголовной ответственности вообще, и в особенности за должностные преступления: «Мелкий вор — на каторгу, а крупный вор, все эти тузы, министры, директора банков, строители железных дорог, инженеры, подрядчики и пр., ха­пающие десятки и сотни тысяч казенного имущества, они рас­плачиваются в самом редком и самом худшем случае ссылкой на житье в отдаленные губернии, где можно жить припеваючи на награбленные деньги (банковые воры в Западной Сибири) и откуда легко удрать и за границу (жандармский полковник Меранвиль де сен-Клер)».

Субъектами правонарушений, предусмотренных настоящими статьями, могли быть только должностные лица, «служащие в тех местах, где происходят торги и совершаются обязательства по предприятиям казны, или же принимающие, по обязанно­стям их должности, участие в заключении этих обязательств и в делах тех мест, где они совершаются»

 


[1] Государственные преступления регулировались княжескими уставами.