Либеральные концепции хозяйствования русского зарубежья

 

Отвергая планово‑централизованную систему и прогнозируя ее неминуемый крах, русские либералы противопоставили ей собственное видение того, каким должно быть эффективное хозяйствование.

Среди трактовок, сформулированных представителями русского либерализма, обращает на себя внимание концепция хозяйственной свободы, выдвинутая Б.Д. Бруцкусом. Из всех экономистов русского зарубежья Б. Бруцкус был наиболее радикальным сторонником либерализма. Он, так же как и П. Струве, признавал необходимость государственного вмешательства в хозяйственную жизнь общества. Но это вмешательство, по его мнению, должно представлять собой систему частичных мер воздействия на народное хозяйство, «которые не задаются целью устранить в нем решающую роль частного интереса и частной инициативы»[25].

Предпринятый Бруцкусом анализ привел его к выводу о том, что социализм и свобода несовместимы. Автор определяет три компоненты хозяйственной свободы: 1) свободу хозяйственной инициативы; 2) свободу организации потребления; 3) свободу труда[26].

Свобода хозяйственной инициативы является, по мнению ученого, необходимым условием развития личности, творческого проявления всех ее способностей. Еще большим благом оборачивается свобода хозяйственной инициативы для общества в целом. Именно ей прежде всего обязаны производительные силы своим невиданным прежде прогрессом, достигнутым во всех странах с конкурентно‑рыночной экономикой.

Условия для проявления свободы хозяйственной инициативы в социалистическом обществе, констатирует Бруцкус, по существу, отсутствуют, тотальная бюрократизация всей жизни парализует значительную часть стимулов, формирующих в капиталистическом хозяйстве атмосферу предприимчивости.

Другой элемент хозяйственной свободы – свобода в сфере потребления. В этой сфере, говорит Бруцкус, социализм в еще меньшей степени способен обеспечить свободу. Столь резкий вывод ученый базирует на вполне взвешенном утверждении, согласно которому планово‑централизованная организация экономики неизбежно влечет за собой и авторитарное распределение хозяйственных благ.

Но верховное распределение из Центра противоречит естественному праву человека на свободное удовлетворение потребностей. Оно означает, что «я обязан есть то, пусть прекрасно изготовленное блюдо, которое мне предлагает наша коммунистическая столовая; это значит, что я не вправе выбрать ту мебель, которая мне по душе; это значит, что молодая барышня обязана надеть не ту шляпку, которая ей к лицу»[27].

Третье слагаемое хозяйственной свободы – свобода труда. Тезис о том, что свободный труд производительнее принудительного, авторитарно распределяемого труда, сейчас уже не нуждается в доказательствах. Социализм же вынужден планово‑централизованно распределять и использовать не только средства производства, предметы потребления, духовные ценности, но и сам труд»[28].

Таким образом, говорит Бруцкус, красивые слова о «царстве свободы» на самом деле к истинной свободе индивидуума, личности никакого отношения не имеют. Наоборот, именно при социализме общество лишает человека какой бы то ни было как хозяйственной, так и политической свободы. Именно при социализме государство «является во всемогуществе и политической, и экономической власти», становится тем Лефиафаном Гоббса, «который без остатка поглощает личность»[29].

Точку зрения о свободе как верховной ценности развивал и другой видный русский экономист, философ, юрист Б.П. Вышеславцев. Рассмотрим его концепцию.

В своем экономическом развитии человечество сделало гигантский скачок. Технический прогресс привел к резкому возрастанию объемов производства промышленной и сельскохозяйственной продукции. Казалось бы, пишет Б. Вышеславцев, «у современного человека есть все, что нужно для благоденствия, досуга, процветания наук и искусств: хлеб, золото, машины, изобретения»[30]. Но рядом с огромными богатствами, сконцентрированными в руках одной части населения, соседствует нищета другой его части. По‑видимому, говорит автор, одного технического и научного прогресса недостаточно для того, чтобы обеспечить счастливую жизнь всем людям. Для этого необходимо что‑то еще, «самое главное». Что же?

По мнению Вышеславцева, таким «самым главным» звеном общественно‑экономического устройства является правильный принцип распределения. Но его нет.

Правильная постановка и решение проблемы распределения состоит, по Вышеславцеву, в ответе на вопрос: кто и на что имеет право? Коммунизм в России провозгласил «плановость» в распределении, но соответствующего нового права, которого так жаждал русский народ и за которое он боролся с капитализмом, не создал.

Каким же видится Вышеславцеву эффективный и справедливый принцип распределения?

Хозяйственная практика, говорит автор, знает лишь две формы распределения.

1. Частнохозяйственная автономия , покоящаяся на римско‑правовом понятии собственности и свободной купле‑продаже.

Это стихийно‑случайное распределение, отрицающее всякую «плановость» и исходящее из веры в естественную гармонию интересов, постулируемую классической школой политической экономии. «Такая система распределения, – говорит автор, – есть буржуазно‑капиталистическая демократия»

2. Планово‑централизованная система распределения.

По своему содержанию она противоположна первой форме и отрицает всякую частнохозяйственную автономию, римско‑правовое понятие собственности и свободы торговли, субъективные публичные права, свободу личности. Эта система исходит из веры во всемогущество Центра, в директиву абсолютной плановости, ее способность путем команд и декретов покорить любую стихийность, решить любые проблемы. Но коммунизм, воображая, будто он отрицает капитализм, «на самом деле утверждает самую предельную и независимую форму капитализма – государственный капитализм».

Получается любопытная картина, продолжает Вышеславцев: в коммунизме есть продолжение капитализма, он вовсе не новое слово нового мира, а всего лишь последнее слово старого, всем ненавистного мира, некий «капитало‑коммунизм». Ведь коммунизм отрицает в капитализме не власть и капитал, все это он просто берет в свои руки. В действительности же он отрицает все свободы и субъективные права, которые свято охраняют в странах буржуазной демократии. Настоящая борьба, таким образом, «происходит вовсе не между капитализмом и коммунизмом, а между демократией и диктатурой, между правовым государством и диктатурой»[31].

Обе формы распределения, резюмирует ученый, получили практическую апробацию. Невероятные усилия русского большевизма по навязыванию России и всему миру второй – коммунистической – системы не увенчались успехом и, как уже отмечалось, он сам был вынужден отступить на позиции свободного обмена, т. е. на позиции первой системы, также не пользующейся большим уважением Вышеславцева. Но есть, говорит он, и третья система, которой принадлежит будущее.

Третья система Б. Вышеславцева называется социально хозяйственной демократией. Она означает, во‑первых, сохранение частного предпринимательства в весьма широких масштабах и допущение лишь в крайних случаях частичной национализации; во‑вторых, сохранение свободной конкуренции; в‑третьих, разъяснение рабочим смысла и назначения тех «винтиков», на производство «которых уходит их время, создание таких условий, в которых они стали бы чувствовать себя предметом заботы и внимания»[32]. Такая форма распределения, по автору, «есть расширение до последних пределов принципов демократии и принципов правового государства»[33].

Среди авторов, отстаивавших преимущества смешанной экономики, выделяется А.Д. Билимович. Он предпринял сравнительный анализ двух способов хозяйствования, один из которых покоится исключительно на принципе хозяйственной свободы и рыночных отношений, другой – на принципе централизма и государственных воздействий на экономику. Отдавая должное первому, т. е. либеральному способу хозяйствования, выполнившему в эпоху становления капитализма свою историческую миссию, он был далек от его восторженного прославления, поскольку отчетливо видел и его темные стороны.

Конкурентная борьба между людьми приводит к неслыханной обнаженности личного интереса. Неустанная погоня за прибылью захватывает человека без остатка. Из нерегулируемой и неограниченной свободы частной собственности вырастает чрезмерное социальное неравенство, которое в конце концов препятствует дальнейшему росту продуктивности народного хозяйства. Чрезмерное неравенство имущества и доходов «оскорбляет чувство справедливости и порождает классовую ненависть, которая уже много раз губила государства и народные хозяйства»[34].

Концентрация капиталов, особенно в руках монополистов, приводит к использованию частной собственности во вред обществу, и прежде всего – его менее зажиточным слоям. Однако еще более скептически Билимович оценивал также централизованную систему хозяйствования. Эта система непродуктивна прежде всего потому, что цены различных видов труда, различных вещественных факторов производства и, наконец, потребительских благ устанавливает центр, а не рынок. Если даже отдельные хозяйственные единицы покупают товары и продают их друг другу, то это ненастоящая купля‑продажа и ненастоящие цены. Они носят формальный расчетный характер, поскольку не являются результатом рыночной борьбы. Отсюда и деньги, обслуживающие эти акты купли‑продажи, являются фиктивными деньгами, выполняющими счетную функцию, но не выражающими соотношения сил на рынке. В интегральном планово‑централизованном хозяйстве государство является единственным и всесильным монополистом, но с потерей действия настоящих цен, принципа издержек производства теряется и механизм, который при всех своих недостатках все же помогает выбирать нужный состав и целесообразные способы производства.

Таким образом, по мнению Билимовича, ни система экономического либерализма в ее чистом виде (laissez faire) , ни тем более система централизованного жестко‑директивного планирования, не являются эффективными. Поэтому Билимович предлагает идти по пути формирования смешанного способа хозяйствования, вбирающего в себя как принцип свободы и свойственный ему механизм рыночных сил, так и принцип централизма, предполагающий корректирующее воздействие на экономику со стороны государства.

Пищу ученому для таких выводов дала сама жизнь, особенно Великая депрессия 1929–1933 гг., когда правительство вынуждено было наращивать регулирующие и координирующие мероприятия в области экономики. Билимович против как неограниченного огосударствления экономики, так и неограниченного либерализма. Он ставит вопрос о «дозе» свободы и «дозе» государства. Ученый уже тогда близко подошел к тому, что сегодня в западной литературе именуется теорией «осечки» (или «фиаско») рынка и «осечки» государства.

Концепция А.Д. Билимовича сегодня актуальна как никакая другая.