Влияние развития информационных ресурсов на эволюцию общества

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Влияние развития информационных ресурсов на эволюцию общества

Понятие ИР находится в стадии формирования, трудность его однозначного определения связана с неоднозначностью и сложностью таких понятий как… ИРО могут быть определены как накопленные в обществе знания, подготовленные… Государственная политика в области информатизации России, получившая новый импульс на рубеже 1993-1994 гг., включает…

Содержание проблемы и обоснование необходимости ее решения программными методами

В настоящее время существуют серьезные препятствия для:

• широкого внедрения и эффективного использования ИТ в бюджетном и частном секторах экономики
• развития отечественного сектора ИТ
• применения современных технологий для реализации прав граждан и гражданских свобод.

Одним из факторов, оказывающих отрицательное влияние на развитие и применение ИТ является:

• неготовность государственного аппарата к применению эффективных технологий управления и организации взаимодействия с гражданами и хозяйствующими субъектами (т.е. физическими и юридическими лицами – И.В.М.);
• Проблемы, решаемые в рамках настоящей ФЦП, учитывают приоритеты и цели “Основных направлений социально-экономической политики Правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу” и отвечают Критериям формирования перечня федеральных целевых программ, начиная с 2002 года, одобренным Правительством Российской Федерации на заседании 21 сентября 2000 года, протокол № 31.

Основные цели и задачи, сроки и этапы реализации Программы

Основной целью программы является создание условий для: построения в Российской Федерации эффективной сбалансированной экономики, ориентированной на… Для достижения этих целей необходимо, в частности,решить следующие задачи: 1)сформировать эффективную либеральную нормативно-правовую базу информационных и коммуникационных технологий,…

Система программных мероприятий

1) Совершенствование регулирования в сфере ИТ; 2) Информатизация государственного управления; 3) Активизации процессов внедрения информационных технологий;

Совершенствование регулирования деятельности в сфере ИТ

Основные задачи: · расширение правового поля равноправного использования электронных форм… · сокращение числа ограничений и барьеров в создании, распространении и использовании информационных продуктов и…

На втором этапе, с учетом развития информационных сетей государственных органов управления будут разработаны меры, регламентирующие права граждан и обязанности государственных учреждений по принятию к рассмотрению заявок, жалоб и других запросов граждан в электронной форме.

Будут разработаны и введены в действия необходимые поправки в процессуальное законодательство, позволяющие осуществлять ряд процессуальных действий с использованием информационных технологий и устанавливающие порядок такого использования.

На третьем этапе предусматривается разработка нормативной базы для использования информационных сетей для волеизъявления граждан.

По мере создания материальных предпосылок предполагается расширение сферы обязательного применения информационных технологий, в сфере взаимодействия государства и общества, позволяющее гражданам и другим субъектом реализовать все свои конституционные права на получение и передачу информации в электронной форме.

Информатизация государственного управления

Основными целями процесса внедрения ИТ в сферу государственного управления является повышение эффективности работы государственных и муниципальных органов власти, реализация прав граждан на доступ к информации, находящейся в распоряжении государственных органов различных уровней, обеспечение эффективных и удобных в использовании(информационных – И.В.М.) услуг государственных органов для граждан России.

К числу ведущих задач отнесено максимальное расширение объема информации, предоставляемого обществу, создание механизма общественного контроля за деятельностью государственных органов и организаций, создание эффективной системы предоставления государственных услуг гражданам в наиболее удобной для них форме.

Основными принципами реализации данного направления Программы является:

- переход к открытости, информационной полноте и прозрачности деятельности государственных органов; определение и гарантии информации, обязательной к опубликованию.

- представление архитектуры “электронного правительства” как перекрестных межведомственных звеньев – проблемных виртуальных информационных и сервисных модулей, сопряженных на региональном и муниципальном уровне.

- открытость программы развития электронного правительства, через механизмы постоянных консультаций с представителями общественности и бизнеса

Использование открытых международных стандартов (как технологических, так и стандартов делопроизводства и документооборота).

В рамках работ по обеспечению информационной прозрачности и открытости государства для обществабудет осуществлено расширение объема информации,… - открытость нормотворческой деятельности предусматривает обязательную… - открытость бюджетного процесса (планирования и реализации) предполагает публикацию проектов бюджета, бюджетной…

На первом этапе реализации Программы будет проведена инвентаризация и создана система мониторинга существующих в России информационных систем в сфере госуправления по критериям эффективности и совместимости, проведена разработка единых стандартов и протоколов обмена информации, обязательных к использованию стандартов и модулей документооборота.

На втором этапе предусматривается завершение разработки плана поэтапного перехода органов власти на электронный документооборот и начало его реализации.

К середине третьего этапа будет завершен переход на электронный документооборот федеральными органами власти и органами власти более половины субъектов федерации и муниципальных образований с населением более 50 тыс. чел.

Будет осуществлен комплекс мер, направленных на развитие систем мониторинга объектов и ресурсов, включающей:

- информационное обеспечение рационального использования природных ресурсов;

- проведение оперативного экологического мониторинга окружающей среды с использованием средств контактного и дистанционного (включая космическое) зондирования;

- контрольместоположения, параметров и состояния стационарных и подвижных объектов, в том числе морских и воздушных судов, железнодорожного и автомобильного транспорта;

- документирование, статистический анализ и отчетность мониторинговых данных в рамках единой информационной системы в интересах информационного обеспечения органов государственного управления;

Информационное обеспечение задач специального мониторинга.

Формирование предпосылок для активизации процессов внедрения информационных технологий.

На первом этапе реализации программы предусматривается проведение всестороннего анализа эффективности бюджетных расходов на информатизацию… На втором этапе предполагается подготовка и начало реализации отраслевых… На третьем этапе предполагается достижение базовых показателей информатизации бюджетной сферы и разработка дальнейших…

Образование и развитие кадрового потенциала

Содействие формированию сети независимых электронных средств массовой информации

Создание единой телекоммуникационной публичной информационной среды

Это делает центральным элементом программы обеспечение доступности публичных (предоставляемых за государственный счет) информационных ресурсов… Приобретение и аренда каналов будет осуществляться на основе конкурсных…

Анализируя структуру мировой информационной индустрии, следует отметить, что важной ее составной частью является спутниковая связь, обеспечивающая пропуск около 20% общего телекоммуникационного трафика. В России ее использование в процентном соотношении с другими видами телекоммуникаций существенно ниже. В то же время именно спутниковая связь является тем единственным на сегодняшний день средством, которое позволяет предоставить всем без исключения пользователям, независимо от их местоположения, услуги связи современного уровня и сделать это в кратчайшие сроки.

Сетевая телекоммуникационная инфраструктура “Электронной России” должна давать возможность получения ИНТЕГРИРОВАННЫХ телекоммуникационных услуг: передача данных, голоса, голоса поверх IP, т.е. изначально направлена на перспективу создания ЕДИНОЙ высокотехнологичной информационной сети.

В городах, не имеющих надежного подключения к магистралям связи, необходимо установить оборудование спутниковой связи, обеспечивающее качественную связь со всеми региональными центрами, в которых установлено аналогичное оборудование.

В труднодоступных местах или в случае необходимости быстрого развертывания сегментов сети необходимо использовать ресурсы спутниковой связи. При этом учитывается, что оборудование средств связи морально устаревает в течение 2-3 лет, а замена его на спутниках связи невозможна.

В местах неразветвленной местной распредсети возможно и экономически обоснованно применение систем беспроводного доступа, радиорелейных линий передач и т.д.

Как правило, научные центры и региональные администрации уже подключены к сетям национальных операторов или такое подключение может быть легко организовано. Таким образом, на базе научных центров и региональных администраций могут будут созданы узлы-шлюзы между наземными частями сети передачи данных, беспроводными участками сети и спутниковыми сегментами.

Механизм реализации Программы

Механизм реализации Программы соответствует экономической ситуации страны ожидаемой в перспективе, и исходит из содержания программы, ее целей и…

Оценка эффективности, социально-экономических последствий от реализации Программы

Меры Программы по развитию информатизации всех уровней государственного управления обеспечат кардинальное ускорение процессов информационного обмена… Важное значение будет иметь интеграция отдельных государственных… Создание единой системы сбора, передачи и обработки информации существенно повысит возможности скоординированных…

Информационный образ жизни

Сегодня учеными и специалистами ставится вопрос о необходимости развития информационной экологии, формирующей здоровый информационный образ жизни… Под образом жизни понимается система видов жизнедеятельности общества в целом,… Главной чертой образа жизни является его системность, проявляющаяся в том, что входящие в его состав виды деятельности…

Норберт Винер

(Цифры в квадратных скобках указывают страницы в печатной книге)

Глава III. УСТОЙЧИВОСТЬ И НАУЧЕНИЕ – ДВЕ ФОРМЫ КОММУНИКАТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ

В той мере, в какой речь идет об аналогиях между живыми организмами и машинами, работы д-ра У. Росса Эшби, вероятно, представляют собой величайший… Приведем еще один пример обратной связи, который поможет разъяснить се функцию… Этот принцип управления применим не только к шлюзам Панамского капала, но и к государствам, армиям и отдельным людям.…

Глава VI. СООБЩЕНИЕ, СЕКРЕТНОСТЬ И СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

В Венеции чрезвычайно точная служба сбора информации венецианскими послами (которая является и одним из наших главных источников изучения… Италия эпохи Возрождения также представляла собой место родовых мук… Я пишу эту книгу главным образом для американцев, в жизненных условиях которых вопросы информации будут оцениваться в…

Глава X. HEKOTOPЫE КОММУНИКАТИВНЫЕ МАШИНЫ И ИХ БУДУЩЕЕ

Первая машина, которую мы рассмотрим, была создана для теоретических целей как иллюстрация к работе, проделанной теоретически несколько лет тому… Простейший тип расстройства – это колебания в процессе выбора цели; это… У человека встречается и другой тип дрожания, который в известных отношениях диаметрально противоположен целевому…

Глава XI. ЯЗЫК, БЕСПОРЯДОК И ПОМЕХИ

Они считают, что сообщение – это игра, ведущаяся совместно говорящим и слушающим против сил беспорядка, представленных обычными трудностями… Говоря более обычным языком, как сторона, устанавливающая сообщение, так и… Это замечание – далеко не шаблонная фраза, а заявление с глубоким смыслом, касающимся стоящих перед ученым проблем.…

Материя, энергия, информация, знания - связь понятий.

Исходной посылкой является утверждение, что информация является семантической сущностью материи. Понятие "материя" отождествляется с… Информация, данные, знания - соотношение понятий. Информация - всеобщее свойство материи, проявляющееся в кибернетических коммуникативных процессах.

Информологические параметры информации

Формализация знаний: методы и приемы. Их эффективность, сравнительный анализ

Представление знаний это процесс, конечная цель которого поместить некоторый объем знаний в своеобразную "упаковку" в которой он может… Каждый вид упаковки имеет свои особенности, но всем им присуще одно качество,… Без знаний, без постоянной работы по их упаковке в языковые конструкции язык мертв. Он живет и развивается благодаря…

Информационная технология.

Под новой информационной технологией, как правило, понимается информационная технология на базе "мягких алгоритмов", с использованием… на верх страницы   Design & programming … РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ РГИУ Каталог Правила Библиография …

Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования.

Даниел Белл.

Введение

Эта книга - о социальном прогнозировании. Но можно ли предсказать будущее? Такой вопрос способен ввести в заблуждение. Сделать это невозможно хотя бы по той чисто логической причине, что "будущего" просто не существует. Использовать термин подобным образом - значит овеществить его, предположить реальность подобной субстанции. (В своем эссе "Имеет ли футурология будущее?" Р.Нисбет пишет: "Идея футурологии состоит в том, что будущее заключено в настоящем точно так же, какнастоящее было некогда скрыто в прошлом... Главное в ней, как мне представляется, - это привлекательное, но крайне ошибочное предположение, что непрерывностивремени соответствует непрерывность изменений или непрерывность событий" ("Encounter". 1971. November. Курсив автора). Используя старую русскую пословицу,можно сказать, что г-н Нисбет ломится в открытую дверь. Он выбрал группу метафор - будущее, время, изменения - без связи с их содержанием или взаимодействием, стаким расчетом, чтобы легко создавать несовместимость между словами как таковыми. Методологическая же проблема заключена в видах прогнозированияразличных типов социальных явлений. Поэтому я никогда не любил и не употреблял термина "футурология", который лишен внутреннего смысла.) Будущее есть термин относительный. Можно обсуждать лишь будущее чего-то определенного. (Это всеобщее заблуждение. Например, много говорят о сознании и повышении его роли. Однако, как давным-давно показал Уильям Джеймс, не существуеттакой субстанции, как сознание, есть только сознание чего-либо (см. вторую главу его работы:James W. Psychology: The Brief Course. N.Y., 1961 [впервые опубликована в1892 году]). Данная работа посвящена будущему развитых индустриальных обществ. Прогнозирование отличается от предсказания. Хотя различие это весьма произвольно, его следует определить. Предсказания обычно имеют дело с событиями - кто победит на выборах, вступит ли страна в войну, кто выиграет ее, каким будет новое изобретение; они сконцентрированы на решениях. Однако подобные предсказания, хотя они возможны, не могут быть формализованы, то есть подчинены определенным правилам. Предсказания - дело трудное. События определяются пересечением социальных векторов (интересов, сил, давлений и т.д.). Хотя в какой-то степени и можно оценить их мощь по отдельности, потребуется "социальная физика", чтобы предсказать точные пункты пересечений, где решения и силы встретятся, порождая не только само событие, но, что более важно, его последствия. Предсказания поэтому (и "кремленология" хороший тому пример) зависят главным образом от знания ситуации изнутри и представляются выводами, ставшими следствием длительного наблюдения за развитием событий.

Прогнозировать можно там, где существуют регулярность и повторение явлений (что случается редко), или там, где имеют место устойчивые тенденции, направления которых, если и не точные траектории, можно выразить статистическими временными сериями иди сформулировать в виде исторических трен-дов. Естественно, что и в этом случае мы имеем дело с вероятностями и совокупностью возможных проекций. Но границы прогнозирования также очевидны. Чем дальше по времени уходит прогноз, тем большим становится масштаб ошибок, поскольку размах отклонений расширяется. Более важно то, что в решающие моменты эти тенденции становятся предметом выбора (в современном мире все чаще имеет место сознательное вмешательство со стороны властей) и решение (ускорить, свернуть или изменить тенденцию) может представлять собой результат политического вмешательства, способного стать поворотным пунктом в истории страны или организации.

Иначе говоря, прогнозирование возможно только тогда, когда есть основания предположить высокую степень рациональности в действиях влияющих на события людей - оценку ими издержек и ограничителей, принятие определенных правил игры, согласие подчиняться им, желание быть последовательными. Поэтому даже тогда, когда возникает конфликт, его можно сгладить посредством переговоров и уступок, если известны перечень допустимых издержек и приоритеты каждой из сторон. Но во многих социальных ситуациях - особенно в политике - на кону находятся привилегии и предрассудки, а степень рациональности или последовательности низка. Какова же тогда польза от прогнозов? Хотя они не могут предсказать результат, они способны указать на ограничители или пределы, в рамках которых политические решения могут быть эффективны. Принимая во внимание стремление людей определять свою историю, это становится заметным достижением в самосознании общества.

Существует множество различных способов прогнозирования. Социальное прогнозирование отличается от других по масштабам и методам. Наиболее важное различие заключается в том, что социологические переменные обычно независимы, иди экзогенны, и воздействуют на поведение других переменных. При этом, будучи наиболее глобальными - и, скорее всего, наиболее мощными по сравнению с другими областями прогнозирования, - они являются наименее точными.

Краткий обзор разных типов прогнозирования проиллюстрирует проблему.

Демографическое прогнозирование - а учет народонаселения есть фундамент экономического и социального анализа - представляет собой странную смесь… Существуют три вида экономического прогнозирования. Первый - простое… Идея постиндустриального общества, являющаяся темой данной книги, и представляет собой прогноз перемен в социальной…

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Все разумное действительно, все действительное разумно", ~ гласит известное изречение Г. Гегеля. Он не имел в виду, что существующее… В фундаментальном смысле понятие рациональности служит также и основной опорой… Эти теории рациональности уходят корнями в идеи XIX века об отношении человека к природе и обществу и представляют…

Как изменяются социальные системы

Тем не менее функциональная основа системы изменяется и становятся заметными характерные черты нового общества. Исторические перемены происходят в… Решающим социальным изменением, происходящим в наше время, - обусловленным… Второй важнейший исторический сдвиг - отделение общественной функции (или места человека в обществе, обычно…

Будущее науки. Этос науки

Эти незапланированные и непредсказуемые процессы были более решительным шагом в деле организации науки, чем предшествовавшая ему реформа начала XIX… Несмотря на то, что университеты действовали в рамках государственной системы… И тем не менее, хотя моральная сила науки заключена в этосе саморегулирующегося научного сообщества, рост научного…

Информационная эпоха

Мануэль Кастельс

Мануэль Кастельс -мыслитель и исследователь

Любая незаурядная книга может быть осмыслена в различных контекстах, оценена с различных точек зрения. Для российского читателя, небезразличного к… Сам он эпиграфом к "Прологу" так объясняет свой вклад в понимание… "- Вы думаете, я ученый, начитанный человек? - Конечно, - ответил Цзи-гонг. - А разве нет? - Совсем нет, -…

Том I. Подъем сетевого общества.

Заключение: Сетевое общество.

Том II. Власть идентичности.

Заключение: Социальные изменения в сетевом обществе.

Том III. Конец тысячелетия.

Монография посвящена всестороннему анализу фундаментальных цивилизационных процессов, вызванных к жизни принципиально новой ролью в современном мире… В итоге он сформулировал целостную теорию, которая позволяет оценить… Кастельсу чужд примитивный технологический детерминизм. Так, он высказывает нетривиальное предположение, что революция…

Quot;Я" в информациональном обществе

Реймонд Барглоу в своем поучительном эссе, глядя на предмет с социопсихоаналити-ческой точки зрения, указывает на следующий парадокс: в то время как… Как бы глубока ни была эта гипотеза, она может быть только частью объяснения.… С другой стороны, элементы интерпретативных рамок, объясняющих растущую мощь идентичности, должны быть также найдены…

Модели, акторы и арены информационно-технологической революции

Чтобы выявить социальные корни информационно-технологической революции в Америке, скрытые за окружающими ее мифами, я кратко напомню процесс… Силиконовая долина (округ Санта Клара, 30 миль к югу от Сан-Франциско, между… Решаюищим шагом ста л прием на работу в Стэнфорд в 1956 г. Уильяма Шокли, изобретателя транзистора. Это была…

Информационно-технологическая парадигма

"Техноэкономическая парадигма есть концентрация взаимосвязанных технических, организационных и менеджерских инноваций, преимущества которых… Понятие технологической парадигмы, разработанное Карлотой Перес, Кристофером… Первая характеристика новой парадигмы состоит в том, что информация является ее сырьем: перед нами технологии для…

Загадка производительности

Научные споры о производительности в развитых экономических системах начинаются со ссылок на работы Роберта Солоу 1956-1957 гг. и предложенную им в… Такой шумпетерианский подход к проблеме экономического роста12 поднимает еще… 4 Nelson (1994); Boyer (ред.) (1986); Arthur (1989); Krugman (1990); Nelson и Winter (1982); Dosi et al (1988a).

Информационализм и капитализм, производительность и прибыльность

Как я уже говорил, 1970-е годы были одновременно предположительной датой рождения информационно-технологической революции и разделительной чертой в… За последнее десятилетие в той или иной степени, в зависимости от типа фирмы и… Для открытия новых рынков, соединяющих ценные сегменты рынков отдельных стран в единую сеть, капитал нуждался в…

Историческая специфичность информационализма

Итак, хотя информациональная/глобальная экономика отличается от индустриальной, между ними нет логических противоречий. Информациональная экономика… 56Hohenberg (1967). 57 Coriat (1990).

Глобальная экономика: происхождение, структура и динамика

Таблица 2.7. Международные финансовые потоки, 1980-1992 гг. (в % к ВВП)а Страна 1980 г. 1981 г. 1982 г. 1983… Продолжение табл. 2.7 Страна 1987 г. 1988 г. … аОценка объема торговли ценными бумагами между резидентами и нерезидентами.

Архитектура и геометрия информациональной/глобальной экономики

Структура этой экономики характеризуется сочетанием постоянной архитектуры с изменчивой геометрией. Архитектура глобальной экономики отображает… Африка, хотя все еще зависящая от экс-колониальных экономических сетей, в… Разумеется, в возникновении такого мирового экономического порядка нет ничего автоматического: Россия, вероятно, вновь…

Дух информационализма

"Дух капитализма. Что следует понимать под ним?.. Если может быть найден объект, к которому этот термин применим с каким-либо поддающимся… Мы подошли к концу, по крайней мере, к концу этой главы. Каковы же элементы… Эти элементы есть, и прежде всего это - деловые сети в различных формах, различных контекстах и проистекающие из…

От "галактики Гутенберга" к "галактике Маклюэна": возникновение культуры средств массовой информации

Причина, по которой телевидение стало основным видом коммуникации, и поныне остается предметом яростных дебатов среди ученых и критиков10.… Систему, в которой доминирует телевидение, можно характеризовать как систему… Что было в телевидении принципиально нового? Новизна заключалась не в его централизации и не в его потенциале как…

Интерактивное общество

Другая тема, к которой я перейду в следующем разделе, состоит в том, что использование интерактивной коммуникации в мультимедиасистемах станет,… Компьютерная коммуникация все больше приобретает критическую важность в… Однако в группе регулярных пользователей компьютерная коммуникация, по-видимому, благоприятствует неограниченной…

Социальная теория пространства и теория пространства потоков

Задача эта нелегкая, поскольку кажущееся простым признание значимого отношения между обществом и пространством скрывает глубокую сложность. Это… Что есть пространство? В физике его нельзя определить вне динамики материи. В… "С материалистической точки зрения мы можем утверждать, что объективные концепции времени и пространства…

Время, история и общество

Традиционная, народная русская культура рассматривала время как вечное, не имеющее ни начала, ни конца. Андрей Платонов, писавший в 1920-х годах,… На заре существования Советского Союза Ленин разделял восхищение Генри Форда… В современных обществах в целом все еще доминирует понятие часового времени, механического/категориального…

Виртуальное время

С одной стороны, моментальное распространение информации по всему земному шару, прямые репортажи с места происшествий обеспечивают беспрецедентную… С другой стороны, смешение времен в СМИ, происходящее внутри одного и того же… Я обсуждал взаимоотношения между идеологией конца истории, материальными условиями, созданными в логике пространства…

Время, пространство и общество: край вечности

В целях своего исследования я нахожу полезным обратиться к Лейбницу, для которого время есть последовательность "вещей", так что без… Конкретный анализ, представленный в данной главе, дает иллюстрации… Тем не менее эта характеристика не относится ко всему времени в человеческом опыте. Фактически, большинство людей и…

Информационное общество: контуры будущего

Сергей Паринов, ИЭОПП СО РАН

parinov@ieie.nsc.ru
http://rvles.ieie.nsc.ru/~parinov/

Апрель 2001

В условиях стремительного совершенствования информационных технологий и беспредельного развития предоставляемых ими возможностей, самым актуальным вопросом продолжает оставаться вопрос о целевых жизненных установках конкретной личности.

Тенденции в изменении параметров, соотношения и типов взаимосвязи социальных групп при переходе к постиндустриальному, информационному обществу

Подобный анализ и прогнозирование изменений социальной структуры проводятся в предположении, что социальные связи выражены в той мере, что в… Однако, следует отметить, что проблема "атомизации" общества…

Прогнозируемый учеными характер изменений социальной структуры под влиянием информатизации

- пирамидальная социально-экономическая структура все больше и больше будет уступать место сетеобразной (мозаичной) структуре. Структура сети точнее… Американские исследователи отмечают, что "конвергенция меняющихся…

Автономия личности

Современная наука и техническое творчество втягивают в орбиту человеческой деятельности принципиально новые типы объектов, освоение которых требует…

Основные стимулы трудовой деятельности в индустриальном, постиндустриальном и информационном обществе

В информационном обществе необходимо найти общественный усилитель слабо выраженных духовных стимулов деятельности человека. Стимулирующими деятельность человека усилителями могут быть: гарантии … Среди факторов, способствующих формированию благоприятного для развития технологических инноваций…

Специфика трудовой деятельности в постиндустриальном, информационном обществе

Сегодня тотальная электронная слежка охватывает в США около 2/3 из 12 млн. работающих у дисплеев (к 2000 году их будет 40 млн.) и распространяется с… Развитие Информационного Общества на данном этапе сопровождается как… 1)массовый перенос людьми их информационной активности и взаимодействий в онлайн, формирование онлайновых сообществ; …

Переход в онлайн – онлайновые сообщества

Притом, что темпы этого процесса продолжают оставаться высокими, можно заметить, что выявились новые серьезные проблемы и естественные ограничения… Массовое создание сайтов и публикация материалов в онлайн все чаще порождают… Правда, решение этой проблемы уже в принципе существует. Оно заключается в "профессиональной" сегментации…

Сетевые организации

С технической точки зрения информационное пространство сетевой организации может быть реализовано по примеру описанной выше профессиональной… Очевидно, что с ростом размеров сетевой организации, информационные потоки… В этих условиях персональный онлайновый сервис, который настраивается человеком уже не просто на обработку информации,…

Сетевые инфраструктуры

Существует, однако, еще один вид глобальных инфраструктур, которые могут претерпеть в результате внедрения в них Интернет-технологий более серьезные… Самыми известными примерами данных инфраструктур являются рыночный механизм… Априорно известно, что рыночный механизм позволяет координировать деятельность участников общественного разделения…

Сетевая, новая экономика

На начало 21-го века принципиально новыми инновациями являются описанные выше "онлайновые сообщества", "сетевые организации" и… Следуя традиции давать название формам экономического порядка в соответствии с… На основе общих представлений о возможностях внедрения в данные уклады сетевых социально-экономических инноваций,…

Заключение

Обобщая предыдущие параграфы можно сформулировать концептуальный сценарий развития базовых технологий Информационного Общества:

1. Усиление "профессиональной" сегментации сети Интернет, что создаст специализированные (по группам интересов) информационные пространства и гарантированно обеспечит членам соответствующих онлайновых сообществ постоянную информированность о появлении в сети важных для них данных, сигналов и информационных ресурсов.
2. Создание сообществ персональных информационных роботов, построение которых создаст условия для выживания членов онлайновых сообществ в информационных пространствах с интенсивными информационными потоками.
3. Построение сетевого механизма координации, который позволит извлечь максимальную социально-экономическую выгоду от перевода информационных взаимодействий в онлайн.

Литература

1. С. Теллин. Интранет и Адаптивные Инновации: переход от управления к координации в современных организациях. Журнал СУБД, 5, 1996. http://www.osp.ru/dbms/1996/05/68.htm
2. С. Паринов. Третья форма управления для сетевой экономики. РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-form.htm
3. С. Паринов. Информационные взаимодействия в экономическом пространстве, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-model.htm
4. С. Паринов. Истоки Интернет-цивилизации, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-istoki.htm
5. С. Паринов. К построению теоретической модели сетевой экономики, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/theory/
6. С. Паринов. Онлайновые сообщества: методы исследования и практическое конструирование, РВЛЭС, 2000. http://rvles.ieie.nsc.ru/~parinov/autoref.htm
7. С. Паринов, Т. Богомолова. Соционет: информационное пространство для специалистов по общественным наукам, Соционет, 2001. http://socionet.ru/docs/

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Коммуникативные процессы

"Общение — это обмен информацией. Анализируя состав и структуру процессов, происходящих в обществе, как в целостной, взаимосвязанной системе,… К обмену новостями или информацией люди стремились во все времена, даже в… Звуковая сигнализация сохранялась многие столетия. Благодаря "барабанному телеграфу" сведения о продвижении…

Информационный обмен в обществе и его эволюция.

Целостная система характеризуется обменом между элементами ( В.Г. Афанасьев). Предметом нашего рассмотрения является информационный обмен. История… Основными фазами информационного обмена являются:

Этапы и стадии коммуникативного процесса

Тот, кто передает информацию, называется отправителем. Это ключевая роль, заключающаяся в проектировании и кодировании информации, предназначенной… Кодирование - это трансформирование предназначенного для передачи значения в… Кодирование в коммуникационном процессе начинается с выбора системы кодовых знаков - носителей информации. Носителями…

Информология - общая теория информации

Возникновение информологии как науки можно отнести к концу 50-х годов нашего столетия, когда американским инженером Р. Хартли была сделана попытка… Рассмотрим простую игровую ситуацию. До получения сообщения о результате… Создатель статистической теории информации К. Шеннон обобщил результат Хартли и его предшественников. Его труды…

КОНЕЦ ИСТОРИИ?

ФРЭНСИС ФУКУЯМА

И все же растет понимание того, что идущий процесс имеет фундаментальный характер, внося связь и порядок в текущие события. На наших главах в… Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма… То, чему мы, вероятно, свидетели, – не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но…

I

Представление о конце истории нельзя признать оригинальным. Наиболее известный его пропагандист – это Карл Маркс, полагавший, что историческое развитие, определяемое взаимодействием материальных сил, имеет целенаправленный характер и закончится, лишь достигнув коммунистической утопии, которая и разрешит все противоречия. Впрочем, эта концепция истории – как диалектического процесса с началом, серединой и концом – была позаимствована Марксом у его великого немецкого предшественника, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.

Плохо ли, хорошо ли это, но многое из гегелевского историцизма вошло в сегодняшний интеллектуальный багаж. Скажем, представление о том, что сознание человечества прошло ряд этапов, соответствовавших конкретным формам социальной организации, таким как родоплеменная, рабовладельческая, теократическая и, наконец, демократически-эгалитарная. Гегель первым из философов стал говорить на языке современной социальной науки, для него человек – продукт конкретной исторической и социальной среды, а не совокупность тех или иных “естественных” атрибутов, как это было для теоретиков “естественного права”. И это именно гегелевская идея, а не собственно марксистская – овладеть естественной средой и преобразовать ее с помощью науки и техники. В отличие от позднейших историков, исторический релятивизм которых выродился в релятивизм tout court^*, Гегель полагал, что в некий абсолютный момент история достигает кульминации – в тот именно момент, когда побеждает окончательная, разумная форма общества и государства.

К несчастью для Гегеля, его знают ныне как предтечу Маркса и смотрят на него сквозь призму марксизма; лишь немногие из нас потрудились ознакомиться с его работами напрямую. Впрочем, во Франции предпринималась попытка спасти Гегеля от интерпретаторов-марксистов и воскресить его как философа, идеи которого могут иметь значение для современности. Наиболее значительным среди этих французских истолкователей Гегеля был, несомненно, Александр Кожев, блестящий русский эмигрант, который вел в 30-х гг. ряд семинаров в парижской Ecole Pratique des Hautes Etudes¹. Почти не известный в Соединенных Штатах, Кожев оказал большое влияние на интеллектуальную жизнь европейского континента. Среди его студентов числились такие будущие светила, как Жан-Поль Сартр слева и Раймон Арон – справа; именно через Кожева послевоенный экзистенциализм позаимствовал у Гегеля многие свои категории.

Кожев стремился воскресить Гегеля периода “Феноменологии духа”, – Гегеля, провозгласившего в 1806 г., что история подходит к концу. Ибо уже тогда Гегель видел в поражении, нанесенном Наполеоном Прусской монархии, победу идеалов Французской революции и надвигающуюся универсализацию государства, воплотившего принципы свободы и равенства. Кожев настаивал, что по существу Гегель оказался прав². Битва при Йене означала конец истории, так как именно в этот момент с помощью авангарда человечества (этот термин хорошо знаком марксистам) принципы Французской революции были претворены в действительность. И хотя после 1806 г. предстояло еще много работы – впереди была отмена рабства и работорговли, надо было предоставить избирательные права рабочим, женщинам, неграм и другим расовым меньшинствам и т. д., – но сами принципы либерально-демократического государства с тех пор уже не могли быть улучшены. В нашем столетии две мировые войны и сопутствовавшие им революции и перевороты помогли пространственному распространению данных принципов, в результате провинция была поднята до уровня форпостов цивилизации, а соответствующие общества Европы и Северной Америки выдвинулись в авангард цивилизации, чтобы осуществить принципы либерализма.

Появляющееся в конце истории государство либерально – поскольку признает и защищает, через систему законов, неотъемлемое право человека на свободу; и оно демократично – поскольку существует с согласия подданных. По Кожеву, это, как он его называет, “общечеловеческое государство”³ нашло реально-жизненное воплощение в странах послевоенной Западной Европы – в этих вялых, пресыщенных, самодовольных, интересующихся только собою, слабовольных государствах, самым грандиозным и героическим проектом которых был Общий рынок⁴. Но могло ли быть иначе? Ведь человеческая история с ее конфликтами зиждется на существовании “противоречий”: здесь стремление древнего человека к признанию, диалектика господина и раба, преобразование природы и овладение ею, борьба за всеобщие права и дихотомия между пролетарием и капиталистом. В общечеловеческом же государстве разрешены все противоречия и утолены все потребности. Нет борьбы, нет серьезных конфликтов, поэтому нет нужды в генералах и государственных деятелях; а что осталось, так это главным образом экономическая деятельность. Надо сказать, что Кожев следовал своему учению и в жизни. Посчитав, что для философов не осталось никакой работы, поскольку Гегель (правильно понятый) уже достиг абсолютного знания, Кожев после войны оставил преподавание и до самой своей смерти в 1968 г. служил в ЕЭС чиновником.

Для современников провозглашение Кожевым конца истории, конечно, выглядело как типичный эксцентрический солипсизм французского интеллектуала, вызванный последствиями мировой войны и начавшейся войны холодной. И все же, как Кожеву хватило дерзости утверждать, что история закончилась? Чтобы понять это, мы должны уяснить связь этого утверждения с гегелевским идеализмом.

II

Для Гегеля противоречия, движущие историей, существуют прежде всего в сфере человеческого сознания, т. е. на уровне идей5, – не в смысле тривиальных предвыборных обещаний американских политиков, но как широких объединяющих картин мира; лучше всего назвать их идеологией. Последняя, в этом смысле, не сводится к политическим доктринам, которые мы с ней привычно ассоциируем, но включает также лежащие в основе любого общества религию, культуру и нравственные ценности.

Точка зрения Гегеля на отношение идеального и реального, материального мира крайне сложна; начать с того, что для него различие между ними есть лишь видимость6. Для него реальный мир не подчиняется идеологическим предрассудкам профессоров философии; но нельзя сказать, что идеальное у него ведет независимую от “материального” мира жизнь. Гегель, сам будучи профессором, оказался на какое-то время выбитым из колеи таким весьма материальным событием, как битва при Йене. Однако если писания Гегеля или его мышление могла оборвать пуля, выпущенная из материального мира, то палец на спусковом крючке в свою очередь был движим идеями свободы и равенства, вдохновившими Французскую революцию.

Для Гегеля все человеческое поведение в материальном мире и, следовательно, вся человеческая история укоренены в предшествующем состоянии сознания, – похожую идею позже высказывал и Джон Мейнард Кейнс, считавший, что взгляды деловых людей обыкновенно представляют собой смесь из идей усопших экономистов и академических бумагомарак предыдущих поколений. Это сознание порой недостаточно продуманно, в отличие от новейших политических учений; оно может принимать форму религии или простых культурных или моральных обычаев. Но в конце концов эта сфера сознания с необходимостью воплощается в материальном мире, даже – творит этот материальный мир по своему образу и подобию. Сознание – причина, а не следствие, и оно не может развиваться независимо от материального мира; поэтому реальной подоплекой окружающей нас событийной путаницы служит идеология.

У позднейших мыслителей гегелевский идеализм стал влачить убогое существование. Маркс перевернул отношение между реальным и идеальным, отписав целую сферу сознания – религию, искусство и самую философию – в пользу “надстройки”, которая полностью детерминирована у него преобладающим материальным способом производства. Еще одно прискорбное наследие марксизма состоит в том, что мы склонны предаваться материальным или утилитарным объяснениям политических и исторических явлений; мы не расположены верить в самостоятельную силу идей. Последним примером этого служит имевшая большой успех книга Пола Кеннеди “Возвышение и упадок великих держав” (Kennedy P. “The Rise and Fall of the Great Powers”); в ней падение великих держав объясняется просто – экономическим перенапряжением. Конечно, доля истины в этом имеется: империя, экономика которой еле-еле справляется с тем, чтобы себя содержать, не может до бесконечности расписываться в своей несостоятельности. Однако на что именно общество решит выделить 3 или 7 процентов своего ВНП (валовогонационального продукта) – на оборону либо на нужды потребления, есть вопрос политических приоритетов этого общества, а последние определяются в сфере сознания.

Материалистический уклон современного мышления характерен не только для левых, симпатизирующих марксизму людей, но и для многих страстных антимарксистов. Так, скажем, на правом крыле находится школа материалистического детерминизма журнала “Уолл стрит джорнэл”, не признающая значения идеологии и культуры и рассматривающая человека как, в сущности, разумного, стремящегося к максимальной прибыли индивида. Именно человека такого типа вместе с движущими им материальными стимулами берут за основу экономической жизни и учебники по экономике7. Проиллюстрируем сомнительность этих материалистических взглядов на примере.

Макс Вебер начинает свою знаменитую книгу “Протестантская этика и дух капитализма” указанием на различия в экономической деятельности протестантов и католиков. Эти различия подытожены в пословице: “Протестанты славно вкушают, католики мирно почивают”. Вебер отмечает, что в соответствии с любой экономической теорией, по которой человек есть разумное существо, стремящееся к максимальной прибыли, повышение расценок должно вести к повышению производительности труда. Однако во многих традиционных крестьянских общинах это дает обратный эффект – снижения производительности труда: при более высоких расценках крестьянин, привыкший зарабатывать две с половиной марки в день, обнаруживает, что может заработать ту же сумму, работая меньше, и так и поступает. Выбор в пользу досуга, а не дохода, в пользу, далее, военизированного образа жизни спартанского гоплита, а не благополучного жития-бытия афинского торговца, или даже в пользу аскетичной жизни предпринимателя периода раннего капитализма, а не традиционного времяпрепровождения аристократа, – никак нельзя объяснить безликим действием материальных сил; выбор происходит преимущественно в сфере сознания, в идеологии. Центральная тема работы Вебера – доказать вопреки Марксу, что материальный способ производства – не “базис”, а, наоборот, “надстройка”, имеющая корни в религии и культуре. И если мы хотим понять, что такое современный капитализм и мотив прибыли, следует, по Веберу, изучать имеющиеся в сфере сознания предпосылки того и другого.

Современный мир обнажает всю нищету материалистических теорий экономического развития. Школа материалистического детерминизма журнала “Уолл стрит джорнэл” любит приводить в качестве свидетельства жизнеспособности свободной рыночной экономики ошеломляющий экономический успех Азии в последние несколько десятилетий; делается вывод, что и другие общества достигли бы подобных успехов, позволь они своему населению свободно следовать материальным интересам. Конечно, свободные рынки и стабильные политические системы – непременное условие экономического роста. Но столь же несомненно и то, что культурное наследие дальневосточных обществ, этика труда, семейной жизни, бережливость, религия, которая, в отличие от ислама, не накладывает ограничений на формы экономического поведения, и другие прочно сидящие в людях моральные качества никак не менее значимы при объяснения их экономической деятельности8. И все же интеллектуальное влияние материализма таково, что ни одна из серьезных современных теорий экономического развития не принимает сознание и культуру всерьез, не видит, что это, в сущности, материнское лоно экономики.

Непонимание того, что экономическое поведение обусловлено сознанием и культурой, приводит к распространенной ошибке: объяснять даже идеальные по природе явления материальными причинами. Китайская реформа, например, а в последнее время и реформа в Советском Союзе обычно трактуются как победа материального над идеальным, – как признание того, что идеологические стимулы не смогли заменить материальных и для целей преуспеяния следует апеллировать к низшим формам личной выгоды. Однако глубокие изъяны социалистической экономики были всем очевидны уже тридцать или сорок лет назад. Почему же соцстраны стали отходить от централизованного планирования только в 80-х? Ответ следует искать в сознании элиты и ее лидеров, решивших сделать выбор в пользу “протестантского” благополучия и риска и отказаться от “католической” бедности и безопасного существования9. И это ни в коем случае не было неизбежным следствием материальных условий, в которых эти страны находились накануне реформы. Напротив, изменение произошло в результате того, что одна идея победила другую10.

Для Кожева, как и для всех гегельянцев, глубинные процессы истории обусловлены событиями, происходящими в сознании, или сфере идей, поскольку в итоге именно сознание переделывает мир по своему образу и подобию. Тезис о конце истории в 1806 г. означал, что идеологическая эволюция человечества завершилась на идеалах Французской и Американской революций; и, хотя какие-то режимы в реальном мире полностью их не осуществили, теоретическая истинность самих идеалов абсолютна и улучшить их нельзя. Поэтому Кожева не беспокоило, что сознание послевоенного поколения европейцев не стало универсальным; если идеологическое развитие действительно завершилось, то общечеловеческое государство рано или поздно все равно должно победить.

У меня здесь нет ни места, ни, откровенно говоря, сил защищать в деталях радикальные идеалистические взгляды Гегеля. Вопрос не в том, правильна ли его система, а в том, насколько хорошо видна в ее свете проблематичность материалистических объяснений, часто принимаемых нами за само собою разумеющееся. Дело не в том, чтобы отрицать роль материальных факторов как таковых. С точки зрения идеалиста, человеческое общество может быть построено на любых произвольно выбранных принципах, независимо от того, согласуются ли эти принципы с материальным миром. И на самом деле люди доказали, что способны переносить любые материальные невзгоды во имя идей, существующих исключительно в сфере духа, идет ли речь о священных коровах или о Святой Троице11.

Но поскольку само человеческое восприятие материального мира обусловлено осознанием этого мира, имеющим место в истории, то и материальный мир вполне может оказывать влияние на жизнеспособность конкретного состояния сознания. В частности, впечатляющее материальное изобилие в развитых либеральных экономиках и на их основе – бесконечно разнообразная культура потребления, видимо, питают и поддерживают либерализм политической сфере. Согласно материалистическому детерминизму, либеральная экономика неизбежно порождает и либеральную политику. Я же, наоборот, считаю, что и экономика и политика предполагают автономное предшествующее им состояние сознания, благодаря которому они только и возможны. Состояние сознания, благоприятствующее либерализму, в конце истории стабилизируется, если оно обеспечено упомянутым изобилием. Мы могли бы резюмировать: общечеловеческое государство – это либеральная демократия в политической сфере, сочетающаяся с видео и стерео в свободной продаже – в сфере экономики.

III

Действительно ли мы подошли к концу истории? Другими словами, существуют ли еще какие-то фундаментальные “противоречия”, разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства? Поскольку мы исходим из идеалистических посылок, то должны искать ответ в сфере идеологии и сознания. Мы не будем разбирать все вызовы либерализму, исходящие в том числе и от всяких чокнутых мессий; нас будет интересовать лишь то, что воплощено в значимых социальных и политических силах и движениях и является частью мировой истории. Неважно, какие там еще мысли приходят в голову жителям Албании или Буркина-Фасо; интересно лишь то, что можно было бы назвать общим для всего человечества идеологическим фондом.

В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова – фашизм12 и коммунизм. Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства суть фундаментальные противоречия либеральных обществ; разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и “новый человек”, опирающиеся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология фашизм был сокрушен Второй мировой войной. Это, конечно, было весьма материальное поражение, но оно оказалось также и поражением идеи. Фашизм был сокрушен не моральным отвращением, ибо многие относились к нему с одобрением, пока видели в нем веяние будущего; сама идея потерпела неудачу. После войны люди стали думать, что германский фашизм, как и другие европейские и азиатские его варианты, был обречен на гибель. Каких-либо материальных причин, исключавших появление после войны новых фашистских движений в других регионах, не было; все заключалось в том, что экспансионистский ультранационализм, обещая бесконечные конфликты и в конечном итоге военную катастрофу, лишился всякой привлекательности. Под руинами рейхсканцелярии, как и под атомными бомбами, сброшенными на Хиросиму и Нагасаки, эта идеология погибла не только материально, но и на уровне сознания; и все протофашистские движения, порожденные германским и японским примером, такие как перонизм в Аргентине или Индийская национальная армия Сабхаса Чандры Боса, после войны зачахли.

Гораздо более серьезным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой, коммунизмом. Маркс утверждал, на гегелевском языке, что либеральному обществу присуще фундаментальное неразрешимое противоречие: это – противоречие между трудом и капиталом. Впоследствии оно служило главным обвинением против либерализма. Разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом. Как отмечал (в числе прочих) Кожев, современный американский эгалитаризм и представляет собой то бесклассовое общество, которое провидел Маркс. Это не означает, что в Соединенных Штатах нет богатых и бедных или что разрыв между ними в последние годы не увеличился. Однако корни экономического неравенства – не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально эгалитарным и умеренно перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого. Негритянская проблема в Соединенных Штатах – продукт не либерализма, но рабства, сохранявшегося еще долгое время после того, как было формально отменено.

Поскольку классовый вопрос отошел на второй план, привлекательность коммунизма в западном мире – это можно утверждать смело – сегодня находится на самом низком уровне со времени окончания Первой мировой войны. Судить об этом можно по чему угодно: по сокращающейся численности членов и избирателей главных европейских коммунистических партий и их открыто ревизионистским программам; по успеху на выборах консервативных партий в Великобритании и ФРГ, Соединенных Штатах и Японии, выступающих за рынок и против этатизма; по интеллектуальному климату, наиболее “продвинутые” представители которого уже не верят, что буржуазное общество должно быть наконец преодолено. Это не значит, что в ряде отношений взгляды прогрессивных интеллектуалов в западных странах не являются глубоко патологичными. Однако те, кто считает, что будущее за социализмом, слишком стары или слишком маргинальны для реального политического сознания своих обществ.

Могут возразить, что для североатлантического мира угроза социалистической альтернативы никогда не была реальной, – в последние десятилетия ее подкрепляли главным образом успехи, достигнутые за пределами этого региона. Однако именно в неевропейском мире нас поражают грандиозные идеологические преобразования, и особенно это касается Азии. Благодаря силе и способности к адаптации своих культур, Азия стала в самом начале века ареной борьбы импортированных западных идеологий. Либерализм в Азии был очень слаб после Первой мировой войны; легко забывают, сколь унылым казалось политическое будущее Азии всего десять или пятнадцать лет назад. Забывают и то, насколько важным представлялся исход идеологической борьбы в Азии для мирового политического развития в целом.

Первой решительно разгромленной азиатской альтернативой либерализму был фашизм, представленный имперской Японией. Подобно его германскому варианту, он был уничтожен силой американского оружия; победоносные Соединенные Штаты и навязали Японии либеральную демократию. Японцы, конечно, преобразовали почти до неузнаваемости западный капитализм и политический либерализм13. Многие американцы теперь понимают, что организация японской промышленности очень отличается от американской или европейской, а фракционное маневрирование внутри правящей либерально-демократической партии с большим сомнением можно называть демократией. Тем не менее сам факт, что существенные элементы экономического и политического либерализма привились в уникальных условиях японских традиций и институций, свидетельствует об их способности к выживанию. Еще важнее – вклад Японии в мировую историю. Следуя по стопам Соединенных Штатов, она пришла к истинно универсальной культуре потребления – этому и символу, и фундаменту общечеловеческого государства. В.С.Найпол, путешествуя по хомейнистскому Ирану сразу после революции, отмечал повсеместно встречающуюся и как всегда неотразимую рекламу продукции “Сони”, “Хитачи”, “Джи-ви-си”, – что, конечно, указывало на лживость претензий режима восстановить государство, основанное на законе Шариата. Желание приобщиться к культуре потребления, созданной во многом Японией, играет решающую роль в распространении по всей Азии экономического и, следовательно, политического либерализма.

Экономический успех других стран Азии, вставших, по примеру Японии, на путь индустриализации, сегодня всем известен. С гегельянской точки зрения важно то, что политический либерализм идет вслед за либерализмом экономическим, – медленнее, чем многие надеялись, однако, по-видимому, неотвратимо. И здесь мы снова видим победу идеи общечеловеческого государства. Южная Корея стала современным, урбанизированным обществом со все увеличивающимся и хорошо образованным средним классом, который не может изолироваться от происходящих демократических процессов. В этих обстоятельствах для большей части населения было невыносимым правление отжившего военного режима, – в то время как Япония, всего на десятилетие ушедшая вперед в экономике, уже более сорока лет располагала парламентскими институтами. Даже социалистический режим в Бирме, просуществовавший в течение многих десятилетий в унылой изоляции от происходивших в Азии важных процессов, в прошлом году перенес ряд потрясений, связанных со стремлением к либерализации экономической и политической системы. Говорят, что несчастья диктатора Не Вина начались, когда старший офицер армии Бирмы отправился в Сингапур на лечение и впал в депрессию, увидев, как далеко отстала социалистическая Бирма от своих соседей по АСЕАНу.

Но сила либеральной идеи не была бы столь впечатляющей, не затронь она величайшую и старейшую в Азию культуру – Китай. Само существование коммунистического Китая создавало альтернативный полюс идеологического притяжения и в качестве такового представляло угрозу для либерализма. Но за последние пятнадцать лет марксизм-ленинизм как экономическая система был практически полностью дискредитирован. Начиная со знаменитого Третьего пленума Десятого Центрального Комитета в 1978 г. китайская компартия принялась за деколлективизацию сельского хозяйства, охватившую 800 миллионов китайцев. Роль государства в сельском хозяйстве была сведена к сбору налогов, резко увеличено было производство предметов потребления, с той целью, чтобы привить крестьянам вкус к общечеловеческому государству и тем самым стимулировать их труд. В результате реформы всего за пять лет производство зерна было удвоено; одновременно у Дэн Сяопина появилась солидная политическая база, позволившая распространить реформу на другие сферы экономики. А кроме того, никакой экономической статистике не отразить динамизма, инициативы и открытости, которые проявил Китай, когда началась реформа.

Китай никак не назовешь сегодня либеральной демократией. На рыночные рельсы переведено не более 20 процентов экономики, и, что важнее, страной продолжает заправлять сама себя назначившая коммунистическая партия, не допускающая и тени намека на возможность передачи власти в другие руки. Дэн не дал ни одного из горбачевских обещаний, касающихся демократизации политической системы, не существует и китайского эквивалента гласности. Китайское руководство проявляет гораздо больше осмотрительности в критике Мао и маоизма, чем Горбачев в отношении Брежнева и Сталина, и режим продолжает платить словесную дань марксизму-ленинизму как своему идеологическому фундаменту. Однако каждый, кто знаком с мировоззрением и поведением новой технократической элиты, правящей сегодня в Китае, знает, что марксизм и идеологический диктат уже не имеют никакой политической значимости и что впервые со времени революции буржуазное потребительство обрело в этой стране реальный смысл. Различные спады в ходе реформы, кампании против “духовного загрязнения” и нападки на политические “отклонения” следует рассматривать как тактические уловки, применяемые в процессе осуществления исключительно сложного политического перехода. Уклоняясь от решения вопроса о политической реформе и одновременно переводя экономику на новую основу, Дэн сумел избежать того “порыва устоев”, который сопровождает горбачевскую перестройку. И все же притягательность либеральной идеи остается очень сильной, по мере того как экономическая власть переходит в руки людей, а экономика становится более открытой для внешнего мира. В настоящий момент более 20000 китайских студентов обучается в США и других западных странах, практически все они – дети китайской элиты. Трудно поверить, что, вернувшись домой и включившись в управление страной, они допустят, чтобы Китай оставался единственной азиатской страной, не затронутой общедемократическим процессом. Студенческие демонстрации, впервые происшедшие в декабре 1986 г. в Пекине и повторившиеся недавно в связи со смертью Ху Яобана, – лишь начало того, что неизбежно превратится в ширящееся движение за изменение политической системы.

Однако, при всей важности происходящего в Китае, именно события в Советском Союзе – “родине мирового пролетариата” – забивают последний гвоздь в крышку гроба с марксизмом-ленинизмом. В смысле официальных институтов власти не так уж много изменилось за те четыре года, что Горбачев у власти: свободный рынок и кооперативное движение составляют ничтожную часть советской экономики, продолжающей оставаться централизованно-плановой; политическая система по-прежнему в руках компартии, которая только начала демократизироваться и делиться властью с другими группами; режим продолжает утверждать, что его единственное стремление – модернизировать социализм и что его идеологической основой остается марксизм-ленинизм; наконец, Горбачеву противостоит потенциально могущественная консервативная оппозиция, способная возвратить многое на круги своя. Кроме того, к шансам предложенных Горбачевым реформ как в сфере экономики, так и в политике трудно относиться оптимистически. Однако моя задача здесь заключается не в том, чтобы дать анализ ближайших событий или что-то предсказывать; мне важно увидеть глубинные тенденции в сфере идеологии и сознания. А в этом отношения ясно, что преобразования просто поразительны.

Эмигранты из Советского Союза сообщают, что практически никто в стране больше не верит в марксизм-ленинизм, и нагляднее всего это проявляется в среде советской элиты, произносящей марксистские лозунги из чистого цинизма. Причем, коррупция и разложение позднебрежневского советского государства мало что значили, ибо до тех пор пока само государство отказывалось усомниться в любом из фундаментальных принципов, лежащих в основе советского общества, система была способна функционировать просто по инерции и даже проявлять динамизм в области внешней политики и обороны. Марксизм-ленинизм был своего рода магическим заклинанием, это была единственная общая основа, опираясь на которую элита соглашалась управлять советским обществом. И неважно, насколько все это было абсурдным и бессмысленным.

То, что произошло за четыре года после прихода Горбачева к власти, представляет собой революционный штурм самых фундаментальных институтов в принципов сталинизма и их замену другими, еще не либеральными в собственном смысле слова, но связанными между собой именно либерализмом. Это наиболее очевидно в экономической сфере, где экономисты-реформаторы вокруг Горбачева заняли радикальную позицию в поддержке свободного рынка, так что, например, Николай Шмелев не возражает, когда его публично сравнивают с Милтоном Фридманом. Сегодня среди экономистов налицо согласие по поводу того, что центральное планирование и командная система распределения – главная причина экономической неэффективности и что если советская система когда-либо примется лечить свои болезни, то должна разрешить свободное и децентрализованное принятие решений в отношении вложений, найма и цен. После двух первых лет идеологической неразберихи эти принципы были наконец внедрены в политику с принятием новых законов о самостоятельности предприятий, о кооперативах и, наконец, в 1988 г. – об аренде и семейном фермерстве. Имеется, конечно, ряд фатальных ошибок в осуществлении реформы, наиболее серьезная среди них – отказ от решительного пересмотра цен. Однако дело теперь не в концепции: Горбачев и его команда, кажется, достаточно хорошо поняли экономическую логику введения рынка, но, подобно лидерам государств третьего мира, столкнувшимся с МВФ (Международным валютным фондом), страшатся социальных последствий отказа от потребительских субсидий и других форм зависимости людей от государственного сектора.

В политической сфере предложенные изменения в конституции, правовой системе и партии далеко не равнозначны установлению либерального государства. Горбачев говорит о демократизации главным образом внутри партии, а не о том, чтобы покончить с партийной монополией на власть; по существу, политическая реформа стремится узаконить и тем самым усилить власть КПСС14. Тем не менее общие положения, составляющие основу многих реформ, – о народном “самоуправлении”; о том, что вышестоящие политические органы подотчетны нижестоящим, а не наоборот; что закон должен стоять выше произвольных действий полиции и опираться на разделение властей и независимый суд; что права собственности должны быть защищены; что необходимо открытое обсуждение общественно значимых вопросов и право на публичное несогласие; что Советы, в которых может участвовать весь народ, должны быть наделены властью; что политическая культура должна стать более терпимой и плюралистической, – все эти принципы исходят из источника, глубоко чуждого марксистско-ленинской традиции, даже несмотря на то, что они плохо сформулированы и еле-еле работают на практике.

Неоднократные утверждения Горбачева, будто он стремится вернуться к первоначальному смыслу ленинизма, сами по себе – лишь вариант оруэлловской “двойной речи”. Горбачев и его союзники настойчиво повторяют, что внутрипартийная демократия – что-то вроде сущности ленинизма и что открытые дискуссии, тайное голосование на выборах, власть закона – суть ленинское наследие, извращенное Сталиным. И хотя почти любой человек рядом со Сталиным будет выглядеть ангелом, столь жесткое противопоставление Ленина и его преемника представляется неубедительным. Сущностью демократического централизма Ленина является именно централизм, а не демократия. Это абсолютно жесткая, монолитная, основанная на дисциплине диктатура иерархически организованного авангарда коммунистической партии, выступающего от имени народа. Вся непристойная полемика Ленина с Карлом Каутским, Розой Люксембург и другими соперниками из числа меньшевиков и социал-демократов, не говоря уже о презрении к “буржуазной законности” и буржуазным свободам, основывались на его глубоком убеждении, что с помощью демократической организации осуществить революцию невозможно.

Заявления Горбачева вполне можно понять: полностью развенчав сталинизм и брежневизм, обвинив их в сегодняшних трудностях, он нуждается в какой-то точке опоры, чтобы было чем обосновать законность власти КПСС. Однако тактика Горбачева не должна скрывать от нас того факта, что принципы демократизации и децентрализации, которые он провозгласил в экономической и политической сфере, крайне разрушительны для фундаментальныхустановок как марксизма, так и ленинизма. Если бы большая часть предложений по экономической реформе была реализована, то трудно было бы сказать, чем же советская экономика отличается от экономики тех западных стран, которые располагают большим национализированным сектором.

В настоящее время Советский Союз никак не может считаться либеральной или демократической страной; и вряд ли перестройка будет столь успешной, чтобы в каком-либо обозримом будущем к этой стране можно было применить подобную характеристику. Однако в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества; достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития. И в этом плане в Советском Союзе за последние два года произошли весьма существенные изменения: критика советской системы, санкционированная Горбачевым, оказалась столь глубокой и разрушительной, что шансы на возвращение к сталинизму или брежневизму весьма невелики. Горбачев наконец позволил людям сказать то, что они понимали в течение многих лет, а именно, что магические заклинания марксизма-ленинизма – бессмыслица, что советский социализм – не великое завоевание, а по существу грандиозное поражение. Консервативная оппозиция в СССР, состоящая из простых рабочих, боящихся безработицы и инфляции, и из партийных чиновников, которые держатся за места и привилегии, открыто, не прячась высказывает свои взгляды и может оказаться достаточно сильной, чтобы в ближайшие годы сместить Горбачева. Но обе эти группы выступают всего только за сохранение традиций, порядка и устоев; они не привержены сколько-нибудь глубоко марксизму-ленинизму, разве что вложили в него большую часть жизни15. Восстановление в Советском Союзе авторитета власти после разрушительной работы Горбачева возможно лишь на основе повой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте.

Допустим на мгновение, что фашизма и коммунизма не существует: остаются ли у либерализма еще какие-нибудь идеологические конкуренты? Или иначе: имеются ли в либеральном обществе какие-то неразрешимые в его рамках противоречия? Напрашиваются две возможности: религия и национализм.

Все отмечают в последнее время подъем религиозного фундаментализма в рамках христианской и мусульманской традиций. Некоторые склонны полагать, что оживление религии свидетельствует о том, что люди глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ. Однако хотя пустота и имеется и это, конечно, идеологический дефект либерализма, из этого не следует, что нашей перспективой становится религия16. Вовсе не очевидно и то, что этот дефект устраним политическими средствами. Ведь сам либерализм появился тогда, когда основанные на религии общества, не столковавшись по вопросу о благой жизни, обнаружили свою неспособность обеспечить даже минимальные условия для мира и стабильности. Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается сегодня только исламом. Однако эта доктрина малопривлекательна для немусульман, и трудно себе представить, чтобы это движение получило какое-либо распространение. Другие, менее организованные религиозные импульсы с успехом удовлетворяются в сфере частной жизни, допускаемой либеральным обществом.

Еще одно “противоречие”, потенциально неразрешимое в рамках либерализма, – это национализм и иные формы расового и этнического сознания. И действительно, значительное число конфликтов со времени битвы при Йене было вызвано национализмом. Две чудовищные мировые войны в этом столетии порождены национализмом в различных его обличьях; и если эти страсти были до какой-то степени погашены в послевоенной Европе, то они все еще чрезвычайно сильны в третьем мире. Национализм представлял опасность для либерализма в Германии, и он продолжает грозить ему в таких изолированных частях “постисторической” Европы, как Северная Ирландия.

Неясно, однако, действительно ли национализм является неразрешимым для либерализма противоречием. Во-первых, национализм неоднороден, это не одно, а несколько различных явлений – от умеренной культурной ностальгии до высокоорганизованного и тщательно разработанного национал-социализма. Только систематические национализмы последнего рода могут формально считаться идеологиями, сопоставимыми с либерализмом или коммунизмом. Подавляющее большинство националистических движений в мире не имеет политической программы и сводится к стремлению обрести независимость от какой-то группы или народа, не предлагая при этом сколько-нибудь продуманных проектов социально-экономической организации. Как таковые, они совместимы с доктринами и идеологиями, в которых подобные проекты имеются. Хотя они и могут представлять собой источник конфликта для либеральных обществ, этот конфликт вытекает не из либерализма, а скорее из того факта, что этот либерализм осуществлен не полностью. Конечно, в значительной мере этническую и националистическую напряженность можно объяснить тем, что народы вынуждены жить в недемократических политических системах, которых сами не выбирали.

Нельзя исключить того, что внезапно могут появиться новые идеологии или не замеченные ранее противоречия (хотя современный мир, по-видимому, подтверждает, что фундаментальные принципы социально-политической организации не так уж изменились с 1806 г.). Впоследствии многие войны и революции совершались во имя идеологий, провозглашавших себя более передовыми, чем либерализм, но история в конце концов разоблачила эти претензии.

IV

Что означает конец истории для сферы международных отношений? Ясно, что большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории и в течение многих лет служить ареной конфликта. Но мы сосредоточим сейчас внимание на более крупных и развитых странах, ответственных за большую часть мировой политики. Россия и Китай в обозримом будущем вряд ли присоединятся к развитым нациям Запада; но представьте на минуту, что марксизм-ленинизм перестает быть фактором, движущим внешнюю политику этих стран, – вариант если еще не превратившийся в реальность, однако ставший в последнее время вполне возможным. Чем тогда деидеологизированный мир в сумме своих характеристик будет отличаться от того мира, в котором мы живем?

Обычно отвечают: вряд ли между ними будут какие-либо различия. Ибо весьма распространено мнение, что идеология – лишь прикрытие для великодержавных интересов и что это служит причиной достаточно высокого уровня соперничества и конфликта между нациями. Действительно, согласно одной популярной в академическом мире теории, конфликт присущ международной системе как таковой, и чтобы понять его перспективы, следует смотреть на форму системы – например, является она биполярной или многополярной, а не на образующие ее конкретные нации и режимы. В сущности, здесь гоббсовский взгляд на политику применен к международным отношениям: агрессия и небезопасность берутся не как продукт исторических условий, а в качестве универсальных характеристик общества.

Следующие этой линии размышлений берут в качестве модели деидеологизированного мира отношения, существовавшие в европейском балансе девятнадцатого века. Чарлз Краутэммер, например, написал недавно, что если в результате горбачевских реформ СССР откажется от марксистско-ленинской идеологии, то произойдет возвращение страны к политике Российской империи прошлого века17. Считая, что уж лучше это, чем исходящая от коммунистической России угроза, он делает вывод: соперничество и конфликты продолжатся в том виде, как это было, скажем, между Россией в Великобританией или кайзеровской Германией. Это, конечно, удобная точка зрения для людей, признающих, что в Советском Союзе происходит нечто важное, но не желающих брать на себя ответственность и рекомендовать вытекающий отсюда радикальный пересмотр политики. Но – правильна ли эта точка зрения?

Достаточно спорно, что идеология – лишь надстройка над непреходящими интересами великой державы. Ибо тот способ, каким государство определяет свой национальный интерес, не универсален, он покоится на предшествующем идеологическом базисе так же, как экономическое поведение – на предшествующем состоянии сознания. В этом столетии государства усвоили себе весьма разработанные доктрины с недвусмысленными, узаконивающими экспансионизм внешнеполитическими программами.

Экспансионизм и соперничество в девятнадцатом веке основывались на не менее “идеальном” базисе; просто так уж вышло, что движущая ими идеология была не столь разработана, как доктрины двадцатого столетия. Во-первых, самые “либеральные” европейские общества были нелиберальны, поскольку верили в законность империализма, то есть в право одной нации господствовать над другими нациями, не считаясь с тем, желают ли эти нации, чтобы над ними господствовали. Оправдание империализму у каждой нации было свое: от грубой веры в то, что сила всегда права, в особенности если речь шла о неевропейцах, до признания Великого Бремени Белого Человека, и христианизирующей миссии Европы, и желания “дать” цветным культуру Рабле и Мольера. Но каким бы ни был тот или иной идеологический базис, каждая “развитая” страна верила в приемлемость господства высшей цивилизации над низшими. Это привело, во второй половине столетия, к территориальным захватам и в немалой степени послужило причиной мировой войны.

Безобразным порождением империализма девятнадцатого столетия был германский фашизм – идеология, оправдывавшая право Германии господствовать не только над неевропейскими, но и над всеми негерманскими народами. Однако – в ретроспективе – Гитлер, по-видимому, представлял нездоровую боковую ветвь в общем ходе европейского развития. Со времени его феерического поражения законность любого рода территориальных захватов была полностью дискредитирована18. После Второй мировой войны европейский национализм был обезврежен и лишился какого-либо влияния на внешнюю политику, с тем следствием, что модель великодержавного поведения XIX века стала настоящим анахронизмом. Самой крайней формой национализма, с которой пришлось столкнуться западноевропейским государствам после 1945 года, был голлизм, самоутверждавшийся в основном в сфере культуры и политических наскоков. Международная жизнь в той части мира, которая достигла конца истории, в гораздо большей степени занята экономикой, а не политикой или военной стратегией.

Разумеется, страны Запада укрепляли свою оборону и в послевоенный период активно готовились к отражению мировой коммунистической опасности. Это, однако, диктовалось внешней угрозой и не существовало бы, не будь государств, открыто исповедовавших экспансионистскую идеологию. Чтобы принять “неореалистическую” теорию всерьез, нам надо поверить, что, исчезни Россия и Китай с лица земли, “естественное” поведение в духе соперничества вновь утвердилось бы среди государств ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития). То есть Западная Германия и Франция вооружались бы, оглядываясь друг на друга, как они это делали в 30-е годы, Австралия и Новая Зеландия направляли бы военных советников, борясь за влияние в Африке, а на границе между Соединенными Штатами и Канадой были бы возведены укрепления. Такая перспектива, конечно, нелепа: не будь марксистско-ленинской идеологии, мы имели бы, скорее всего, “общий рынок” в мировой политике, а не распавшееся ЕЭС и конкуренцию образца девятнадцатого века. Как доказывает наш опыт общения с Европой по проблемам терроризма или Ливии, европейцы пошли гораздо дальше нас в отрицании законности применения силы в международной политике, даже в целях самозащиты.

Следовательно, предположение, что Россия, отказавшись от экспансионистской коммунистической идеологии, начнет опять с того, на чем остановилась перед большевистской революцией, просто курьезно. Неужели человеческое сознание все это время стояло на месте и Советы, подхватывающие сегодня модные идеи в сфере экономики, вернутся к взглядам, устаревшим уже столетие назад? Ведь не произошло же этого с Китаем после того, как он начал свою реформу. Китайский экспансионизм практически исчез: Пекин более не выступает в качестве спонсора маоистских инсургентов и не пытается насаждать свои порядки в далеких африканских странах, – как это было в 60-е годы. Это не означает, что в современной китайской внешней политике не осталось тревожных моментов, таких как безответственная продажа технологии баллистических ракет на Ближний Восток или финансирование красных кхмеров в их действиях против Вьетнама. Однако первое объяснимо коммерческими соображениями, а второе – след былых, вызванных идеологическими мотивами трений. Новый Китай гораздо больше напоминает голлистскую Францию, чем Германию накануне Первой мировой войны.

Наше будущее зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства. Из публикаций и личных встреч я делаю однозначный вывод, что собравшаяся вокруг Горбачева либеральная советская интеллигенция пришла к пониманию идеи конца истории за удивительно короткий срок; и в немалой степени это результат контактов с европейской цивилизацией, происходивших уже в послебрежневскую эру. “Новое политическое мышление” рисует мир, в котором доминируют экономические интересы, отсутствуют идеологические основания для серьезного конфликта между нациями и в котором, следовательно, применение военной силы становится все более незаконным. Как заявил в середине 1988 г. министр иностранных дел Шеварднадзе: “…Противоборство двух систем уже не может рассматриваться как ведущая тенденция современной эпохи. На современном этапе решающее значение приобретает способность ускоренными темпами на базе передовой науки, высокой техники и технологии наращивать материальные блага и справедливо распределять их, соединенными усилиями восстанавливать и защищать необходимые для самовыживания человечества ресурсы”19.

Постисторическое сознание, представленное “новым мышлением”, – единственно возможное будущее для Советского Союза. В Советском Союзе всегда существовало сильное течение великорусского шовинизма, получившее с приходом гласности большую свободу самовыражения. Вполне возможно, что на какое-то время произойдет возврат к традиционному марксизму-ленинизму, просто как к пункту сбора для тех, кто стремится восстановить подорванные Горбачевым “устои”. Но, как и в Польше, марксизм-ленинизм мертв как идеология, мобилизующая массы: под его знаменем людей нельзя заставить трудиться лучше, а его приверженцы утратили уверенность в себе. В отличие от пропагандистов традиционного марксизма-ленинизма, ультранационалисты в СССР страстно верят в свое славянофильское призвание, и создается ощущение, что фашистская альтернатива здесь еще вполне жива.

Таким образом, Советский Союз находится на распутье: либо он вступит на дорогу, которую сорок пять лет назад избрала Западная Европа и по которой последовало большинство азиатских стран, либо, уверенный в собственной уникальности, застрянет на месте. Сделанный выбор будет иметь для нас огромное значение, ведь, если учесть территорию и военную мощь Союза, он по-прежнему будет поглощать наше внимание, мешая осознанию того, что мы находимся уже по ту сторону истории.

Исчезновение марксизма-ленинизма сначала в Китае, а затем в Советском Союзе будет означать крах его как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-историческое значение. И хотя где-нибудь в Манагуа, Пхеньяне или Кембридже (штат Массачусетс) еще останутся отдельные правоверные марксисты, тот факт, что ни у одного крупного государства эта идеология не останется на вооружении, окончательно подорвет ее претензии на авангардную роль в истории. Ее гибель будет одновременно означать расширение “общего рынка” в международных отношениях и снизит вероятность серьезного межгосударственного конфликта.

Это ни в коем случае не означает, что международные конфликты вообще исчезнут. Ибо и в это время мир будет разделен на две части: одна будет принадлежать истории, другая – постистории. Конфликт между государствами, принадлежащими постистории, и государствами, принадлежащими вышеупомянутым частям мира, будет по-прежнему возможен. Сохранится высокий и даже все возрастающий уровень насилия на этнической и националистической почве, поскольку эти импульсы не исчерпают себя и в постисторическом мире. Палестинцы и курды, сикхи и тамилы, ирландские католики и валлийцы, армяне и азербайджанцы будут копить и лелеять свои обиды. Из этого следует, что на повестке дня останутся и терроризм, и национально-освободительные войны. Однако для серьезного конфликта нужны крупные государства, все еще находящиеся в рамках истории, но они-то как раз и уходят с исторической сцены.

Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, – вместо всего этого – экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Я ощущаю в самом себе и замечаю в окружающих ностальгию по тому времени, когда история существовала. Какое-то время эта ностальгия все еще будет питать соперничество и конфликт. Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 года, с ее североатлантической и азиатской ветвями. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?

ПРИМЕЧАНИЯ

Вот и все, только (фр.). – Прим. перев.

Наиболее известна работа Кожева “Введение в чтение Гегеля”, запись лекций в Ecole Pratique в 30-х гг. (Kojeve A. Introduction a la lecture de Hegel. – Paris, Gallimard, 1947). Книга переведена на английский язык (Kojeve A. Introduction to the Reading of Hegel. – New York: Basic Books, 1969).

В этом отношении взгляды Кожева весьма отличаются от некоторых немецких интерпретаций Гегеля, например, Гербертом Маркузе, который, больше симпатизируя Марксу, считал философию Гегеля исторически ограниченной, а незавершенной.

В оригинале – “universal homogenous state”, т. е., буквально, – “универсальное гомогенетическое государство” (прим. перев.).

Другим вариантом конца истории Кожев считал послевоенный “американский образ жизни”, к которому, полагал он, идет и Советский Союз.

Это выражено в знаменитом афоризме из предисловия к “Философии истории”: “Все разумное действительно, все действительное разумно”.

Для Гегеля сама дихотомия идеального и материального мира – видимость, и в конечном счете преодолевается самосознающим субъектом; в его системе материальный мир сам лишь аспект духа.

Надо сказать, что современные экономисты, признавая, что поведение человека не всегда определяется исключительно стремлением к максимальной прибыли, предполагают в нем также способность к получению “пользы” – пользы, понимаемой как доход или какие-то другие блага, которые могут быть приумножены: досуг, секс или радости философствования. То, что вместо прибыли мы имеем теперь пользу, – еще одно подтверждение точки зрения идеализма.

Достаточно сравнить поведение вьетнамских иммигрантов в американской школе с поведением их одноклассников-негров или латиноамериканцов, чтобы понять, что культура и сознание играют действительно решающую роль, и не только в экономическом поведении, но и практически во всех других важных сторонах жизни.

Полное объяснение причин реформы в Китае и России является, конечно, гораздо более сложным. Советская реформа, например, в значительной мере была мотивирована ощущением небезопасности в области военной технологии. Но все же ни та, ни другая страна накануне реформ не находилась в таком уж материальном кризисе, чтобы возможно было предсказать те поразительные пути реформы, на которые они вступили.

И до сих пор неясно, являются ли советские народы “протестантами” в той же мере, что и Горбачев, и пойдут ли за ним по этому пути.

Внутренняя политика Византийской империи при Юстиниане вращалась вокруг конфликта между монофизитами и монофелитами, расходившимися по вопросу о единстве Святой Троицы. Этот конфликт, напоминающий столкновение между болельщиками на византийском ипподроме, привел к значительному политическому насилию. Современные историки склонны усматривать причины подобных конфликтов в антагонизме между общественными классами или прибегая к другим экономическим категориям; они никак не хотят понять, что люди способны убивать друг друга, всего лишь разойдясь в вопросе о природе Троицы.

Я не употребляю здесь термина “фашизм” в его точном смысле, поскольку им часто злоупотребляют в целях компрометации неугодных лиц. “Фашизм” здесь – любое организованное ультранационалистическое движение с претензиями на универсальность, – конечно, не в смысле национализма, т. к. последний “исключителен” по определению, а в смысле уверенности движения в своем праве господствовать над другими народами. Так, имперская Япония может быть квалифицирована как фашистская, а Парагвай при диктаторе Стресснере или Чили при Пиночете – нет. Очевидно, что фашистские идеологии не могут быть универсальными в смысле марксизма или либерализма, однако структура доктрины может кочевать из страны в страну.

¹³ Пример Японии я привожу с долей осторожности; в конце жизни Кожев пришел к выводу, что, как доказала Япония с ее культурой, общечеловеческое государство не одержало победы, и история, возможно, не завершилась. См. длинное примечание в конце второго издания Introduction a la Lecture de Hegel, p. 462-463,

В Польше и Венгрии компартии, напротив, предприняли шаги в направлении плюрализма и подлинного разделения властей.

Это в особенности относится к лидеру советских консерваторов, бывшему второму секретарю Егору Лигачеву, публично признавшему многие серьезные пороки брежневского периода.

Я думаю прежде всего о Руссо и идущей от него философской традиции, весьма критически настроенной в отношении локковского в гоббсовского либерализма, – хотя либерализм можно критиковать и с точки зрения классической политической философии.

См.: Кrauthammer Ch. Beyond the Cold War. // New Republic. – 1988, December 19.

Европейским колониальным державам, например Франции, понадобилось после войны несколько лет, чтобы признать незаконность своих империй; но это было неизбежно как следствие победы союзников, обещавших восстановлении демократических свобод.

¹⁹ Вестник Министерства Иностранных Дел СССР. – 1988, № 15 (август 1988). – С. 27-46. “Новое мышление” служит, разумеется, и пропагандистской цели – убедить западную, аудиторию в благих намерениях Советов. Однако это не означает, что многие из этих идей не выдвигаются всерьез.

Содержание

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Методология сетевого мышления: феномен самоорганизации.

АРШИНОВ В.И., ДАНИЛОВ Ю.А., ТАРАСЕНКО В.В.

"Мир есть целое, единство всего - просто всё
взятое в целое без исключения. Мир как единство
целого невидим, мы всё в нем видим, а его нет."

В.В.Бибихин "Мир"

Что такое ИНТЕРНЕТ?

Довольно очевидно, что ИНТЕРНЕТ уже сейчас может быть областью изучения специалистов из различных областей знаний - программистов, системщиков,… Однако, столь пристальное внимание со стороны представителей самых различных… Еще раз вернемся к вопросу, поставленному в начале статьи, и попытаемся помыслить о том, что мы можем подразумевать,…

Какие цели ставит перед собой синергетика как наука?

Есть два подхода. Во-первых, редукционизм, низводящий функционирование системы к микроуровням, деталям. Во-вторых - если так можно сказать,… Хакен определяет синергетику как мост между одним и другим. Не разбирая… Кроме того, редукционисткий подход ставит нас перед фантастической проблемой обработки астрономических по своим…

Заключение.

Исходя из кратко представленной выше методологии можно попытаться сделать оценку мифа об ИНТЕРНЕТ как об информационной суперагистрали будущего. Предполагается, что сеть "должна" достато детерминированно и однонаправленно способствовать включению людей, социальных организаций в информационные связи и коммуникации на различных уровнях. Однако, дальше классического лапласовского детерминизма это предположение не идет: надо быстро и правильно организовать систему, и она начнет работать - выполнять необходимые для общества и человека функции. Возможно, что такое состояние вполне может реализоваться - в качестве одного из устойчивых состояний, режимов функционирования.

Но насколько устойчив этот режим? Можно ждать ли, предполагая такое развитие, выходов к другим - даже не представляемым нами целям?

Можно предположить, что эти вопросы требуют отдельного и серьезного исследования.

1. Eccles J.C., K.R.Popper "The Self and his brain" N.Y. 1977.
2. Haken H. Principles of Brain Functioning. A synergrtic Approach to brain activity, bahavior and cognition. Springer, 1996
3. Mayer-Kress Gottfried Messy Futures and Global Brains
4. Аршинов В.И., Свирский Я.И. Синергетическое движение в языке. // В кн. Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М., ИФ РАН, 1994.
5. Бергсон А. Введение в метафизику //В кн. Бергсон А. Время и свобода воли . М . 1910 г. С. 202.
6. Гадамер Х.Г. Истина и метод М. 1988 С.426.
7. Данилов Ю.А., Кадомцев Б.Б. Что такое синергетика? //В кн. Нелинейные волны. Самоорганизация М., "Наука", 1983.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. :Пер. с англ. Ю.А.Данилова. -М., "Прогресс", 1994 - 272с.
9. Федер Е. Фракталы. Пер. с англ Ю.А.Данилова и А.Шукурова. М., Мир 1991.
10. Хакен Г. Синергетика: иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах. М: Мир, 1985.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Окинавская хартия глобального информационного общества

Использование возможностей цифровых технологий

рациональное управление макроэкономикой, способствующее более точному планированию со стороны деловых кругов и потребителей и использование… разработка информационных сетей, обеспечивающих быстрый, надежный, безопасный… развитие людских ресурсов, способных отвечать требованиям века информации, посредством образования и пожизненного…

Преодоление электронно-цифрового разрыва

изыскивать дополнительные возможности, включая доступ через учреждения, открытые для широкой публики: уделять приоритетное внимание совершенствованию сетевого доступа, в… уделять особое внимание нуждам и возможностям людей, пользующимся меньшей социальной защищенностью, людей с…

Содействие всеобщему участию

Дальнейшее развитие

поощрять собственные усилия "восьмерки" в целях сотрудничества в осуществлении экспериментальных программ и проектов в области… содействовать более тесному политическому диалогу между партнерами и работать… изучит вопрос о том, какой вклад вносит частный сектор и другие заинтересованные группы, например, Глобальная…

Варианты социализации различных социальных групп в глобальном информационном обществе

В условиях информатизации все современные средства коммуникации и компьютеры должны делать учет этой специфики более совершенным, а не нивелировать ее, стандартизуя человека.

Остановимся на основных социальных проблемах и вариантах их решения в условиях информатизации:

1. проблема языковой коммуникации. Языковая коммуникация составляет ядро информатизации. Значит, электронные средства информатизации должны органически встраиваться в сеть естественно сложившейся для каждого человека языковой среды. В условиях России широкое распространение нерусифицированных программных средств, формирование общественного мнения о нормальности подобной ситуации - тяжелая по перспективным последствиям социальная проблема. Должны быть разработаны средства информатики и компьютерной лингвистики массового применения. Имеющиеся средства не соответствуют социальным потребностям либо по уровню доступности, либо по цене.
2. информационная безопасность личности. Под информационной безопасностью понимается состояние защищенности информационной среды общества, обеспечивающее ее формирование и развитие в интересах граждан, организаций и государства. Обеспечение информационной безопасности личности означает ее право на получение объективной информации и предполагает, что полученная человеком из разных источников информация не препятствует свободному формированию и развитию его личности. В качестве воздействия на личность могут выступать:
• целенаправленное информационное давление с целью изменения мировоззрения, политических взглядов и морально-психологического состояния людей;
• распространение недостоверной, искаженной, неполной информации;
• использование неадекватного восприятия людьми достоверной информации.

Информационные воздействия опасны или полезны не столько сами по себе, сколько тем, что управляют мощными вещественно-энергетическими процессами. Суть влияния информации как раз и заключается в ее способности контролировать вещественно-энергетические процессы, параметры которых на много порядков выше самой информации.

Анализ социальных последствий информатизации свидетельствует о проявлении следующих тенденций:

• "социализация информации" - увеличение степени направленности информации на социальную сферу;
• "преодоление кризиса цивилизации" - создание предпосылок для разрешения глобального экологического кризиса, решение проблемы устойчивого развития цивилизации в целом.
• "снижение культурного уровня" - развитие информационной среды создает предпосылки для повышения культурного уровня (доступ по сетям к сокровищам библиотек, музеев и т.д.), однако автоматически это не происходит. Возможно резкое увеличение числа людей, являющихся механическими потребителями предоставляемой информации.
• "элитарное знание" - опасность огромной поляризации знаний в обществе, возможном накоплении их в узком, "верхнем" общественном слое - элите (политической, экономической и т.д.).
• "изоляция индивида" - без общественного регулирования информатизация может привести к тому, что люди начнут общаться , как правило, опосредованно - через компьютер. Незнание и, что еще хуже, отсутствие потребности знать своих коллег, соседей и родственников - весьма опасное социальное явление.
• "выравнивание иерархии власти" в информатизируемом обществе должно происходить за счет вовлечения большего числа людей в политику, создания условий для повышения ими социального статуса.
• Государство - "надзиратель" - Левиафан, "помноженный" на компьютерные технологии. При современных технологиях возможен контроль не только поведения, но и мыслей людей. В статье 5 закона РФ "Об информации, информатизации и защите информации" персональные данные отнесены к категории конфиденциальной информации. Если государство не будет создавать условия для воспитания интеллектуального человека, то получит массу легко управляемых, прогнозируемых людей.
• "повышение компетентности" и как альтернатива этому - "деквалификация". ЭВМ нейтральна по отношению к человеку, она лишь предоставляет новые возможности для реализации конкретных жизненных целей.
• "новые профессии и квалификации" и, с другой стороны, возможное исчезновение многочисленных профессий. Появление новые, более интеллектуальных профессий не должно исключать сохранение информации не только об исчезающих технологиях, но и о социальных структурах, обеспечивавших их реализацию (типе людей, их отношениях, менталитете). Утеря технологий создания египетских пирамид, дамасской стали, перегородчатой эмали и др., невозможность их восстановления сегодня в значительной степени связана с незнанием их социальной инфраструктуры.
• "национальная независимость" и, с другой стороны, "уязвимость". Уровень развития информатизации, интеллекта нации позволяет государствам выходить на позиции национальной независимости.

Общеизвестна роль таких факторов как количество и качество вооруженных сил сторон, сформированная направленность общественного мнения, открытость (закрытость) информации о мотивах политических акций при поиске необходимых дипломатических решений. Для общества, вступившего в фазу информатизации фактор технологического отрыва становится более весомым, чем численное превосходство армии. Прежде всего этот фактор проявляется в технологии информационно-обменных процессов. Понятия "психологическая война", "пси-оружие", "утечка мозгов", "зомбирование" и т.п. наполняются реальным содержанием. Национальные системы СМИ становятся объектами стратегического значения.

Тенденция формирования общества потребления

Однако, стремительное нарастание уровня услуг может привести к тому, что значительное количество людей "потеряется" в этом море изобилия,… Данная проблема уже заявила о себе в развитых странах мира. Например,… Для преодоления опасности возникновения общества потребления необходимо: систематически в масштабах государства…

Развитие информационного общества

Одним из критериев перехода общества к постиндустриальной и далее к информационной стадии развития может служить процент населения, занятого в сфере… В ряде публикаций отмечается, что США вступили в постиндустриальный период… Признавая несомненность достижений США и других стран в области информатизации, необходимо понимать, что определенная…

Интернет как средство коммуникации.

на верх страницы   Design & programming Web Researching Center © 2002 Русский Гуманитарный… РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ РГИУ Каталог …

Решения в информационном обществе

Никлас Луман

I

Описания современного общества сегодня уже не претендуют на всеобъемлющую теоретическую проработку. Они затрагивают отдельные, наиболее важные явления и ограничиваются ими. Даже понятие капиталистического общества не до конца проработано экономическими науками и содержит лишь социально-историческое описание эпохи. Подобные недостатки теории еще лучше видны в отношении понятий «общества риска» или «общества, располагающего опытом» (Erfahrungsgesellschaft). Сказанное касается и информационного общества, под которым обычно подразумевается, что все больше рабочего и свободного времени затрачивается на производство и потребление информации. [1] Правда, при этом по аналогии с различением предмета и символа проводят различие между предметом и знанием, то есть информацией. Однако обе компоненты этого различения рассматриваются как «commodities»[*] , то есть как предметы, которые не исчезают и не требуют воссоздания при переходе из рук в руки.[2] Например, в таком смысле речь идет о памяти, которая может по мере необходимости сохранять и извлекать информацию. [3]Однако при таком понимании следует говорить скорее об обществе знания или обществе, основанном на знании. Информация же не является стабильной, переносимой и сохраняемой сущностью. Она является скорее событием, которое, актуализируясь, теряет характер информации. Следовательно, хотя информацию производит знание, ее необходимо отличать от (переносимого) знания. [4]Интерес к информации связан со стремлением к неожиданному. Информация является различением между тем, что могло бы быть и тем, что происходит или сообщается. В качестве различения она не имеет ни измерений, в пределах которых она могла бы варьировать, ни местоположения, где ее можно было бы обнаружить. [5]Можно лишь выделить систему, которая занимается ее обработкой.

Этим ни в коем случае не оспаривается, что информация может быть эффективной. Эффект должен быть приписан как раз различению, которым она является, а не каким бы то ни было «силам». Например, в Швейцарии в 1982 году безработица выросла с 0,3% до 0,4%, что получило большой резонанс в средствах массовой информации и в внутренней политике, но в дальнейшем постоянный уровень безработицы в 1% такого эффекта уже не вызвал.[6] Информация представляет собой среду, в которой одни различения превращаются в другие и тем самым приобретают каузальные воздействие.

В определении понятия информации через «событие» и «различение» содержится и обиходный смысл этого термина. Так, средства массовой информации каждый день заваливают нас избыточной информацией без определенного адресата, который мог бы использовать все ее многообразие и конкретность. Компьютеры, как известно, сохраняют и перерабатывают информацию, но их внутренние процессы остаются ненаблюдаемыми, поэтому сначала необходимо решить, что мы хотели бы использовать в работе с компьютером: шрифт, таблицу, рисунок или язык. Однако в обществе существуют яркие явления иного рода, например, рост насилия; изоляция больших групп людей от использования информации и других благ цивилизации; диспропорции в развитии важнейших функциональных систем общества; зависимость от источников энергии, восстановление запасов которых в долгосрочной перспективе невозможно; экологические проблемы и многое другое. Почему же, однако, так привлекателен синдром, обозначенный термином «информационное общество»?

Исходным пунктом дальнейших рассуждений является двойственность информации, благодаря которой она выполняет функцию привлечения внимания. Как святое в былые времена, информация имеет привлекательную и отпугивающую ипостаси. Она и помогает нам, и порождает в нас неуверенность. Мы осведомляемся о чем-либо, если желаем устранить незнание, например, найти правильный путь. Мы надеемся, что, располагая бo льшим количеством информации, мы сможем принять лучшее решение. В этом смысле информационными обществами уже были общества с развитой техникой предсказания: например, Древний Китай или Месопотамия.[7] Уже тогда информация обнаружила свою вторую, отпугивающую ипостась: поиск знаков и структур мира означал наличие непознанного и тем самым воспроизводил его, а значит обосновывал необходимость прорицателей. Далее, требование оперативности информации отодвигает на второй план проблему ее достоверности: достаточно чтобы информация была просто правдоподобной. Она должна быть пригодна для кристаллизации смысла — американцы использовали бы здесь неологизм «sensemaking»[*][8]. Информация должна обеспечить возможность продолжения операций, переводя двойственность знания и незнания в последующие ситуации.

Двойственность информации в наши дни не аналогична двойственности религии, что можно хорошо проиллюстрировать понятием информации: информация, с одной стороны, трансформирует незнание в знание, а с другой стороны, совершает это в форме неожиданности, в форме выбора из других возможностей. Поэтому рост определенности обнаруживается только на фоне спектра других возможностей. Все, что является предметом информации, является контингентным. (Например, объявляют, что поезд опаздывает на 20 минут. Значит, можно выпить чашку кофе. Но если поезд все-таки прибудет раньше?) Следовательно, информация является парадоксальной коммуникацией: она порождает одновременно и уверенность, и неуверенность.

После акта информирования информация теряет качество информации: можно воспроизвести ее смысл, но не форму неожиданности. После информирования может появиться лишь новая информация. (Пусть в нашем примере поезд опаздывает уже на 30 мин). Двойственность информации все время принимает новые формы, но сохраняется как таковая. Может быть, когда речь идет об «информационном обществе» именно это и имеется в виду?

Если принять во внимание темпоральный аспект информации, то подрываются важнейшие предпосылки классической «репрезентативной» теории познания, которая исходила из того, что события, например, несчастный случай, могут быть воспроизведены в сознании и в коммуникации независимо от времени. События могут быть предметом коммуникации, содержанием воспоминаний, но чтобы воспроизвести их событийный характер, их всегда необходимо локализовать во времени. На этой основе можно обсуждать даже нечто ужасное. Таким образом, мир событий (соответственно — решений) дан в онтологически доступной форме. Лишь совсем недавно «репрезентативная» теория познания была подвергнута основательной критике. [9] Здесь неуместно детально анализировать эту критику, но все-таки отметим, что в шоке, или, обобщенно, в информации, содержаться неявные элементы, связанные с моментом времени, в котором они актуально возникли и исчезли. Иными словами, информация приводит в движение саму систему познания, вследствие чего она не может быть представлена и вспомнена в темпоральном аспекте. Можно вновь и вновь возвращаться лишь к смыслу информации.

Для понимания отмеченной «неуловимости информации» необходим глубокий пересмотр процесса познания и изменение многих устоявшихся понятий, прежде всего относящихся к «рациональности». Так, ввиду фактического отсутствия информации, необходимой для принятия рациональных решений, невозможно говорить ни о рациональном, ни тем более об «умном» поведении в информационном обществе. В первую очередь следует переосмыслить связь понятий информация и решения.

С одной стороны, решения зависят от информации, или, точнее, от преобразования информации в знание. С другой стороны, сами решения являются важнейшим источником потребности в информации. Конечно, существуют и другие пробелы в знаниях, которые пытаются восполнить посредством информации, например, когда спрашивают о дороге от вокзала до гостиницы. В случае принятия решения потребность в информации определена конститутивно, она следует из самой природы решения, а именно: решение невозможно знать наперед. Оно — неожиданность. Отсюда следует, что только через информацию можно получить сведения о том, какое решение принято. Поэтому потребность в информации в современных обществах является не просто следствием неполноты знания, а возникает вследствие зависимости общества от множества решений, особенно по вопросам его структуры; информация должна обеспечивать взаимосвязь решений.

Этот процесс можно обнаружить лишь тогда, когда мы располагаем точным понятием решения.

II

Теория решений, которая рассматривает решение как выбор между альтернативами на основе информации и формулирует рациональные критерии для этого, может быть названа «классической». В течение нескольких десятилетий претензии этой теории на рациональность подвергаются критике, которая однако не касается понятия решения.

Так, в области экономических решений с 50-х годов очевидна невозможность исходить из однозначных структур с их преимуществами, например, из модели рынка с идеальной конкуренцией. Решения о ценах не могут приниматься на основе сведений о рыночной коньюнктуре, они должны быть выработаны в самой организации. При этом количество релевантной информации увеличивается настолько, что было бы слишком дорого, то есть нерационально, собирать ее всю. Организации должны функционировать в условиях ограниченной рациональности (bounded rationality — термин Х. Симона). Они придерживаются, по меньшей мере, двухступенчатой тактики: сначала принимают решения о предпосылках решений (например, о целях и алгоритмах деятельности или о порядке замещения вакантных мест), а затем принимают конкретные решения. При этом также невозможно собрать всю необходимую информацию. Требуемый уровень решений обозначается с помощью результатов, которые должны обеспечить принятые решения, и по достижении этого уровня ситуация считается в целом удовлетворительной. При этом остается открытым вопрос о возможности лучших решений, а согласно пословице, лучшее — враг хорошего.

Таким образом, складывается впечатление, что информационное общество использует информацию, находящуюся в его распоряжении, лишь в ограниченной степени. Это подтверждается эмпирическими исследованиями о принятии решений управленческим персоналом и о подготовке политических решений. Для их принятия едва ли привлекается даже имеющаяся информация.[10] Решения часто принимаются без обсуждения, на основе личных контактов. Возможно, что это лучший способ принятия решений, когда речь идет о многозначных понятиях или о ситуациях с плохо структурированной постановкой проблемы. На фоне недоверия к политическим манипуляциям данными, которые подгоняются их составителями в своих интересах, в ходе личных контактов создается впечатление достаточной информированности (во всяком случае, такой же, как у всех). Судя по некоторой литературе, решения лидеров являются не столько использованием собранной информации, а скорее ориентирами для принятия дальнейших решений. Иными словами, в них речь идет об определении смысла, о sensemaking, об ограничении возможных будущих состояний системы; в итоге память системы содержит не наличную информацию, а лишь собственные решения.

Не удивительно, что связь между развитием информационных систем и экономической эффективностью не обнаруживается. Быстрый рост производительности труда в течение последних десятилетий основан, как и прежде, на технологии, а не на увеличении количества доступной информации. [11] Наоборот, стоимость информационных систем начинает постепенно снижать продуктивность вложений средств в других областях.

Еще одно впечатление складывается при различении когнитивных и реактивных стратегий принятия решений. В случае когнитивной стратегии принимаются в расчет долгосрочные перспективы; реактивная стратегия состоит в работе с уже наступившими событиями. С точки зрения социологии можно допустить, что чем более турбулентен социальный мир, тем больше подходят для него реактивные стратегии управления, например, увольнение персонала, нежесткое управление (downsizing, lean management). Вполне возможно, что существуют и другие причины, например, причины того, что церковь все меньше занимается своей прямой миссией и все больше — кризисом церкви. Такие спекулятивные гипотезы требуют, конечно, тщательной эмпирической проверки, однако, не стоит с порога отклонять предположение о том, что «информационное общество» поощряет скорее реактивные стратегии управления.

Информация всегда является неожиданностью, следовательно она не может быть внесена в систему из окружающей среды. [12] Она должна быть произведена в самой системе, так как неожиданность становится явной посредством внутренних ожиданий системы.

В свою очередь системы, перерабатывающие информацию, являются операционально закрытыми системами. Это означает, в частности, что они играют активную роль по отношению к окружающей среде; поэтому трансформация сигналов-помех в информацию не может рассматриваться лишь как процесс воздействия окружающей среды на систему. Речь идет не просто о пассивном восприятии системой изменений в окружающей среде, а о том, что операционально закрытая система не может существовать лишь путем пассивного познания, без своей активной роли по отношению к окружающей среде (то есть без собственной воли).[13] Внутренний прирост информации в системе всегда определяется тем, «что может начаться с нее». Отсюда следует, что селекция информации всегда содержит волевой момент, иначе операционально закрытая система не могла бы воспроизводить саму себя путем переработки информации. С психологической точки зрения информация опосредует сенсомоторные процессы в системе. При этом речь идет всегда о сугубо внутренних процессах в системе. Достигнет ли использование информации своих целей, это уже другой вопрос.

Сходные наблюдения возникают и в совершенно иной сфере. Речь идет о разного рода терапевтических вмешательствах, будь то индивидуальная, семейная терапия или консультирование организаций. При этом необходимо исходить из того, что не существует техник вмешательства, которые могли бы заранее определить ресурсы, необходимые для терапии (информацию), распознать возможные ошибки и избежать их, так как они работают с конструктами проблем. Состояние или поведение, которое рассматривается как патологическое или ведет к неудовлетворительным результатам, реконструируется как решение проблемы, которая могла бы быть решена лучше каким-либо иным способом. При второй, третьей попытке вмешательства система каждый раз должна быть описана заново. Предложения о вмешательстве («указания») разрабатываются в форме двойственной функции, то есть они играют терапевтическую и диагностическую роли одновременно. Если они терапевтически неэффективны, то по меньшей мере создают информацию, с помощью которой можно внести необходимые коррективы и предпринять еще одну попытку терапии. Таким образом, процедура принятия решения протекает в широком смысле слова ретроспективно: чтобы узнать, что нужно делать, необходимо сделать что-нибудь. «Only after action has taken place is the administrator able to given an historical account of what has happened, and the psychiatrist is very much in the same position», [*] — замечают Дж. Рюч и Г. Бэйтсон. [14] Тем самым ставится под сомнение общее понимание решения как выбора между альтернативами, и, в частности, необходимость тщательного сбора информации перед принятием решения. Однако, может быть, достаточно лишь знать, какое решение было принято?

Понимание будущего в классической теории решений также требует некоторых уточнений. Будущее есть и остается неопределенным, поэтому не существует проблемы достижения его определенности перед принятием решения. Определенность заключается лишь в преемственности неопределенности будущего, так что всегда можно вмешаться и скорректировать решения, рассматривая их ретроспективно.

Отсюда возникает вопрос о том, кто на самом деле использует информацию, постоянно производимую в «информационном обществе». Похоже, что при попытках ее эффективного использования рациональность становится камнем преткновения. Однако действительно ли рациональность является узким местом использования информации или сама специфика решений выдвигает вопрос о возможности и степени их опоры на информацию?

III

Описание решений как информированного выбора среди нескольких альтернатив породило две области проблем. Первая проблемная область затрагивает критерии рациональности и возможности их реализации. Вторая относится к вопросу о субъекте принятия решения. Здесь учитывается влияние «субъективного» фактора в решении, то есть проявления воли, которая не может быть просчитана заранее. Считается, что решения принимают в конечном итоге конкретные люди. Отсюда следует, что чем важнее решения, тем важнее их авторы: люди приобретают статус в соответствии с важностью решений, которые от них зависят и принятие которых им приписывают. Побочным результатом такого представления о принятии решений является мифология иерархии, верная независимо от того, как на самом деле принимаются решения в организациях с вертикальной дифференциацией.

То же самое относится и к коллективным решениям путем голосования по принципу большинства. Как известно еще со времен Кондорсе, принцип большинства не гарантирует выражение предпочтений общества, то есть может привести к иррациональным результатам, однако с этим приходится мириться, так как решения должны приниматься постоянно. Иным путем социальные системы не смогли бы справится с постоянными изменениями в окружающей среде. Обращает на себя внимание, что классическая теория решений приводит к острой конфронтации рациональности и иррациональности, но оставляет все как есть.

Не подвергая сомнению определение решения как выбора между альтернативами, дополним его. Поставим дополнительный вопрос: как возникают альтернативы в реально существующем мире; и далее — как посредством решения можно повлиять на то, что до него не существовало в мире, в котором происходит то, что происходит и не происходит того, что не происходит. Этот вопрос не должен возвращать нас назад к старому спору между детерминизмом и индетерминизмом, так как мы ставим вопрос о форме обращения решений со временем, когда они вводят альтернативность в настоящее, данное как результат неизменяемого прошлого; или когда они стремятся ввести что-либо новое в неизвестное будущее, пытаясь изменить мир по сравнению с тем, каким он был бы без принятого решения.

Дальнейшие размышления ведут к прояснению связи решений со временем. Решение связано с определенным моментом времени тем, оно является одним и тем же до принятия решения и после этого. Например, необходимо принять решение о размещении мусороперерабатывающего завода. Допустим, что существует несколько альтернативных вариантов его размещения. Тогда еще до принятия решения обдумывают, как оно будет аргументировано после принятия. Тем самым решение преобразует открытую контингентность в закрытую. В дальнейшем можно будет защищать выбранный вариант или сожалеть о нем, однако он уже навсегда остается вариантом, наряду с которым имелись и другие. Однако, как возможна идентификация тождественности решения, несмотря на резкие различия в его оценке до и после принятия?

Для ответа на поставленные вопросы предлагается определить решение как введение времени во время. Пусть исходное время представляет собой некий фон наступающих и завершающихся событий. Наблюдатель может ввести в исходное время различение «до и после», определяя моменты времени или события, которые создают это различение (то есть, без которых онисчез бы). Так как возможно бесконечное множество таких «зарубок», различение "до и после" существует лишь относительно наблюдателя. Тогда любые действия возможны как события, создающие различия «до и после». Это еще не вызывает особых затруднений и не ведет к проекции этого различения на исходное время «наступления и завершения событий». Введение времени во время происходит только когда «до» интерпретируется как прошлое, а «после» как будущее. Согласно нашему тезису тем самым действие становится решением. Как именно это происходит и каковы последствия этого процесса?

Во-первых, отсюда следует, что различения «до и после» являются произвольными и выступают как универсальные. Тогда все остальные различения "до и после" становятся либо прошлыми, либо будущими различениями. Можно соглашаться с другими одновременными решениями, но они остаются нерелевантными, так как являются ненаблюдаемыми из-за их одновременности. Тем не менее, они сказываются на будущих решениях, так как их будет можно наблюдать в будущем, потому что тогда они будут относятся уже к прошлому. Мировое время является всегда настоящим временем, но определяется также текущими неактуальными временными горизонтами прошлого и будущего; без этого различения настоящее было бы не настоящим, а лишь актуально переживаемым течением жизни.

В настоящей момент не существует убедительной теории времени. Представление о времени как о текущей реке является недостаточным, потому что даже «небесная твердь» подвержена воздействию времени, что было известно еще Аристотелю: отсюда его интерес к мере, которая преодолевает это различение. Различение «до и после» — это не только и не столько вопрос измерения, пусть датирования и помогают различать «до» и »после». Эту проблему здесь невозможно ни решить, ни хотя бы адекватно сформулировать. Чтобы сформулировать понятие времени, вероятно требуется выяснить, что такое решение, так как решение, в конечном счете, отклоняет свою детерминацию прошлым и одновременно создает иное будущее, нежели то, которое осуществилось бы без наличия решения. Каким образом можно учесть это в понятии времени?

Независимо от понимания мирового времени либо как хронологического процесса, либо как постоянного обновления различения прошлого и будущего в ходе этого процесса, прошлое в любом случае неизменимо, а будущее — неизвестно, так как оно не наблюдаемо. Решения характеризуются тем, что не воспринимают это условие, а встраивают время во время. Неизменяемость прошлого не подвергается сомнению, но истолковывается таким образом, что оставляет открытыми варианты настоящего. Будущее хотя и остается неизвестным, однако, на него можно проецировать различения, например, результаты морского боя, который можно выиграть или проиграть. На абстрактном уровне будущее и прошлое перерабатываются одинаково: состояния, которые есть, каковы они есть или будут и каковы они будут, анализируются через различения. Это создает возможность введения времени во время, о котором шла речь выше — время не пускается на самотек. Временные горизонты будущего и прошлого соотносятся друг с другом и таким образом интегрируются. При этом остается в силе то, что прошлое невозможно изменить, а будущее — определять. Тем не менее, благодаря такому вхождению времени во время с каждым решением возможен иной ход истории.

IV

Решения предполагают различия между прошлым и будущим и одновременно создают их. Решения добиваются того, что эти различия становятся другими по сравнению с теми, которые были бы без решения. «Добиваются» — означает, что им приписывается изменение различения, независимо от того, как в действительности протекают комплексные каузальные события. Иными словами, решение делается видимым, можно даже сказать «решаемым», посредством его приписывания самому себе.

Отсюда возникают важные выводы для теории решений. [15] Отныне решения должны обращаться к памяти системы, которая определяет, что может быть забыто, а что — вспомнено. «Забвение» становится одной из важнейших функций памяти, так как она освобождает ресурсы системы для дальнейших операций. [16] Действительно, каждая идентификация, конденсация, генерализация, короче говоря, любая подготовка памяти к повторному использованию связана с ее очисткой, а порой и подавлением — пока здесь нет иных критериев, кроме успеха при повторном использовании, то есть рекурсивности операций системы.

Будущее остается неизвестным (иначе оно не было бы будущим по определению), но его неизвестность является важнейшим условием для выработки решений. [17] Решения основаны на том, что никто не может знать будущего. Поэтому бессмысленно приписывать решения «субъекту». [18] Цели можно ставить только потому, что никто не знает, что произойдет в будущем. Конечно, есть и относительно стабильные допущения, например, что Альпы будут стоять и завтра, но их существование не является предметом решений. Когда же, например, проектируют строительство тоннеля, то возникает область неизвестного, тогда решение возможно только благодаря введению времени во время.

Чем больше общество ориентируется на подобные области неизвестного, тем яснее становится, что в будущем придется принимать дальнейшие решения. Вместе с ними постоянно будет начинаться новая история, следовательно, перспектива решений потенцирует необходимый ей горизонт неизвестности. Вопреки натурфилософии Бэкона и философии культуры Вико, человеческая история непредсказуема, потому что (или точнее, постольку), она делается людьми. [19] Отсюда очевидно, что здесь может быть полезной лишь имагинация, а не информация.

Тем не менее, будущему можно придать структуру, формулируя ожидания и проецируя тем самым различения, которые специфицируют пространство для осцилляторной функции. Так как ожидания либо осуществляются, либо не осуществляются, классическая телеология и теория преднамеренного действия оказываются частным случаем осцилляторной функции. Основная проблема заключается не в надежности предсказаний на основе информированности, а в спецификации различений, которые структурируют этот своеобразный «механизм маятника». Тогда можно попытаться мыслить «стратегически», то есть учесть то, что ожидания могут не исполниться или возникнут другие различения: например, костюм из высококачественного хлопка окажется прочным, как и обещал продавец, но зато цвет ткани будет непрочным.

Постепенно становится яснее смысл темного выражения о введении времени во время: речь идет об интеграции функции памяти и функции осциллирования. Различения, с которыми система входит в будущее осциллирование, должны быть согласованы с тем, что удаляется и сохраняется в ее памяти. Для решения этой проблемы, вероятно, не существует четких правил. Тем не менее, в качестве теста можно использовать, например, вопрос о том, достаточна ли отчетность предприятия для выполнения функции памяти или то, что в ней опускается, является важным для различений, необходимых для выполнения функции осциллирования.

V

Из теоретических и эмпирических замечаний о поведении отдельных лиц и организаций при принятии решений не следует вывода, будто «информационное общество» является слишком турбулентным и «утомительным» даже и без обращения к проблеме информации. Каждое решение осуществляется в окружении информации, предполагает наличие знания и при необходимости его пополнение, что следует из тривиальных наблюдений любых обществ. Развитые информационные системы вовсе не являются прерогативой современного общества. Например, глиняные таблички в хозяйстве шумерских храмов могут содержать сведения о взаимодействии огромного числа участников и в то же время обращают внимание, что на складе не хватает полфунта шерсти. [20] То же самое относится к узелковой письменности инков. Конечно, решения, которые принимались тогда, были проще, но они уже обслуживались специально созданными для этого информационными системами.

Когда возникает вопрос о том, что изменилось с тех пор, простого указания на рост сложности и количества доступной информации оказывается недостаточно, так как оно не объясняет механизма социальных изменений. То же самое касается и скорости старения информации, то временного аспекта сложности социальной системы. Здесь изменение заключается, вероятно, в том, что все больше и больше общественных структур создаются и изменяются посредством принятия решений. Сегодня это верно в отношении почти всех областей коммуникации: политических выборов, позитивного права, определения направления дальнейших исследований в науке, инвестиций капитала в стране или за рубежом, выбора профессионального образования – всего, что воспринимается как реальность, поскольку об этом сообщается в средствах массовой информации. Даже религия стала предметом предложения и принятия решения, а брак включает решение вопроса о том, когда и сколько детей желают иметь.

Взрыв необходимости решений, которые в свою очередь являются следствиями решений и влекут за собой дальнейшие решения, требует новых форм динамической, а не структурно и онтологически заданной стабильности мира. Он приводит к возникновению рисков или их общественному восприятию, следовательно, современное общество является не просто «информационным обществом», но и «обществом риска». [21] Кроме того, повышение значения решений изменило смысл понятия участия. Участие сегодня означает влияние на процесс принятия решений, а не определение своего место внутри большого целого. Таким образом, понятие участия политизируется и переполняется ожиданиями, которые не могут быть осуществлены, что отчетливо наблюдается в последние десятилетия.

Далее, разрывается связь между огромным количеством информации и решениями, которые должны на нее ориентироваться, что, правда, затушевывается неточным употреблением термина информация. Накопленные данные, книги в библиотеках, документы в архивах, состояние компьютера, являются только виртуальной информацией, становящейся актуальной только тогда, когда ее запрашивают. Для запроса, однако, требуется отдельное решение.

Различение виртуальной и актуальной информации позволяет связать доступность информации в мировом масштабе и всегда локальный, контекстовый характер ее производства. Обязательно следует отметить, что информация становится информацией только при ее запросе. Таким образом, информационное общество в структурном и операционном отношении состоит из результатов запросов, которые нигде не присутствуют и теряют характер информации после осуществления коммуникации. Нам доступно большее количество знания, чем вообще возможно знать, но знание, чтобы стать знанием, должно быть прежде всего превращено в информацию. Это можно заметить лишь при различении понятий знания и информации.

Таким образом, круг наших рассуждений замкнулся, и мы возвращаемся к вопросу о том, в каком смысле современное общество следует считать информационным. Рациональные преимущества, обещаемые нам при продаже информационных систем, имеют лишь видимость отношения к этому вопросу. Их невозможно просчитать в рамках схемы «затраты – прибыль». С бo льшим основанием можно утверждать, что с помощью понятия информации и тезиса о зависимости современного общества от нее указывает на трудности, связанные с нестабильностью оснований для принятия решений. Решения зависят от неожиданности, потому что сами являются неожиданностью.

Сегодня постоянно подчеркивается, что мы все знаем и можем все просчитать заранее, однако здесь на передний план выступает экспрессивное, а не коммуникативное содержание деятельности, как это уже было однажды при изобретении письменности. [22] Компьютеры производят на нас впечатление как раз потому, что невозможно наблюдать процесс их работы. Информация как форма имеет и другую сторону: она воспроизводит знание в форме неожиданности. Все, что она определяет, могло бы быть определено и по-другому. Ее космология – это не космология бытия, а космология контингенции. В свою очередь это приводит к преобладанию временного измерения в коммуникации общества. Поэтому информация и решения вместе вызывают впечатление того, что современное общество является системой с самовоспроизводящейся неопределенностью. Тогда остается удовлетвориться тем, что можно принимать решения и знать о принятых решениях. Не следует полагать, что в ответ на это обращаются к «этическим» принципам. Эта отговорка ведет не в лучшие миры, а ставит вопрос о том, на основе какой информации и кем принимается решение об этих принципах.

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Товары, предметы широкого потребления - Прим. переводчиков.

1. Ср. напр.: Schenk M. Informationsgesellschaft im internationalen Kontext // Reimann H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: Theorie und Pragmatik globaler Interaktion. Opladen, 1992. S. 249-262.

2. Ср. напр.: Porat U. M. The Information Economy. Diss., Stanford, Cal. 1976, p. 2f.

3. Walsh, J. P., Ungson R. G. Organizational Memory // The Academy of Management Review 16, 991, p. 57-91.

4. См. напр.: Clark N., Juma, C. Long-Run Economics: An evolutionary approach to Economic Growth. London, 1987, p. 89 ff.; Machlup F. The Production and Distribution of Knowledge in United States. Princeton, 1962.

5. См.: Bateson G. Oekologie des Geistes: Anthropologische, psychologische, biologische und epistemologische Perspektiven. Frankfurt a. M., 1981, S. 526f.

6. См.: Meier A., Haury S. A Cognitive-evolutionary Theory of Economic Policy // Dopfer K., Raible K.-F. (Hrsg.) The Evolution of Economic Systems: Essays in Honour of Ota Sik. London, 1990, p. 81.

7. Ср.: Vernant J. P. et all. Divination et rationalite. Paris, 1974.

*Cоздание смысла - Прим. переводчиков.

8. См.: Weick K. E. Sensemaking in Organizations. Thousand Oaks, Cal., 1995.

9. Ср.: Shanon, B. The Representational and the Presentational: An Essay on Cognitio and the Study of Mind. New York, 1993. О проблемах измерения времени см.: p. 180ff. В качестве предшественника здесь можно назвать Бергсона.

10. Ср.: Feldmann M., March, J. G. Information in Organizations as Signal and Symbol // Administrative Science Quarterly 26, 1981, p. 171-186; March J. G., Sproull L. S. Technology, Management and Competitive Advantage // Goodman P. S., Sproull L. S. Technology and Organizations. San Francisco, 1990, p. 144-173; Feldman. M. S. Order Without Design: Information Processing and Policy Making. Stanford, Cal., 1989.

11. Ср.: Voge J. The Information Economy and the Restructuring of Human Organisation // Prigogine I., Sanglier M. (Hrsg.) Laws of Nature and Human Conduck. Brьssel, 1987, p. 237-244.

12. Ср.: Von Goldhammer E., Kaehr R. Policontexturality: Theory of Living System - Intelligent Control // Kotzmann E. (Hrsg.) Gotthard Gьnter - Technik, Logik, Technologie. Mьnchen, 1994. S. 208 f., где читаем: «...Информация создается входящим сигналом, причем сигнал не имеет внешне определенного смысла.» И далее: «Информация больше не играет репрезентантивной роли; вместе этого она возникает внутри автономной системы посредством переплетающихся процессов познания и воления.»

13. Ср.: Gunter G. Cognition and Volition // Beitrage zur Grundlegung einer Operationsfahigen Dialektik. Bd. 2. Hamburg, 1979. S. 212.

*Только после наступления события управляющий может дать его оценку в историческом плане. Психиатр находится практически в таком же положении. - Прим. переводчика.

14. Ruesch J., Bateson G. Communication: The Social Matrix of Psychiatry. New York, 1968, p. 59. См. также: Weick K. E. Sensemaking in Organizations. Thousand Oaks, Cal., 1995, p. 185; автор заключает: «То, что решение является скорее актом интерпретации, нежели выбора, достойно сожаления.»

15. Следующий набросок инспирирован (иначе не скажешь) математическим понятием «re-entry» (обратного вхождения - Прим. переводчика) различения в самом себе, развитым Г. Спенсером Брауном (См.: Spencer Brown G. Laws of Form. New York, 1979, p. 56.) «Обратное вхождение» приводит систему в остояние неразрешаемой неопределенности (unresolvable indeterminacy), то есть в такое состояние самопроизведенной неопределенности, в котором обычные способы оперирования становятся непригодными (у Спенсера Брауна это математика и алгебра). Тогда требуется использование так называемых имагинарных функций, а именно функция памяти (memory function) для осмысления прошлого и осцилляторной функции для проецирования на будущее.

16. Ср.: Foerster H. Das Gedaechtnis: eine quantenphysikalische Untersuchung. Wien, 1948.

17. Иначе говоря: «Выбор - это разработка области незнания.» (Shackle G. L .S. Imagination and the Nature of Choice. Edinburgh, 1979, p. IX.

18. Даже когда приписывание основано невозможности для субъекта знать будущее и его действиях в качестве «носителя» решения.

19. »Так как история делается людьми, она не может быть предсказуема.» - читаем у Дж. Шейкла (Shackle G. L .S. a. a. O., p. 134.)

20. См. пример в: Larsen M. T. Introduction: Literacy and Social Complexity // Gledhill J., Bender B., Larsen M. T. (Hrsg.) State and Society: The Emergence and Development of Social Hierarchy and Political Centralization. London, 1988, p. 188.

21. См.: Luhmann N. Modern Society Shocked by its Risks // Hongkong University, Department of Sociology: Occasional Paper, 1995.

22. Ср.: Clanchy M. T. From Memory to Written Record: England 1066-1307. London, 1979.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Столкновение цивилизаций? Модель грядущего конфликта

С. ХАНТИНГТОН

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие… Грядущий конфликт между цивилизациями – завершающая фаза эволюции глобальных… Данная модель сохранялась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая война. А затем, в результате русской…

ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы,… Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский регион и Китай не… Цивилизация может охватывать большую массу людей – например, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: “Это цивилизация,…

ПОЧЕМУ НЕИЗБЕЖНО СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они – наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре,… Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных… В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную…

ЛИНИИ РАЗЛОМА МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разлома между западной и исламской цивилизациями. Начавшееся с возникновением ислама продвижение арабов и… По окончании второй мировой войны настал черед отступать Западу. Колониальные… Военная конфронтация между Западом и исламским миром продолжается целое столетие, и нет намека на ее смягчение. Скорее…

ЗАПАД ПРОТИВ ОСТАЛЬНОГО МИРА

Запад доминирует в Совете Безопасности ООН, и его решения, лишь иногда смягчаемые вето со стороны Китая, обеспечили Западу законные основания для… Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде… Судя по всему, центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между “Западом и остальным миром”, как…

РАСКОЛОТЫЕ СТРАНЫ

Самый яркий и типичный пример расколотой изнутри страны – Турция. Турецкое руководство конца XX в. сохраняет верность традиции Ататюрка и причисляет… В сходном положении оказалась в последнее десятилетие и Мексика. Если Турция… Исторически внутренний раскол глубже всего затронул Турцию. Для Соединенных Штатов ближайшая расколотая изнутри страна…

КОНФУЦИАНСКО-ИСЛАМСКИЙ БЛОК

Почти все без исключения западные страны сейчас сокращают свои военные арсенала. Россия под руководством Ельцина делает то же самое. А Китай,… Конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государствами в значительной… Со своей стороны незападные страны отстаивают свое право приобретать, производить и размещать любое оружие, которое…

ВЫВОДЫ ДЛЯ ЗАПАДА

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что 1) противоречия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание возрастает; 3)конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта; 4) международные отношения, исторически являвшиеся игрой в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизироваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица; 5) эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними; 6) конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации; 7) вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн; 8) главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром; 9) политические элиты некоторых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями; 10) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Это не обоснование желательности конфликта между цивилизациями, а предположительная картина будущего. Но если моя гипотеза убедительна, необходимо задуматься о том, что это означает для западной политики. Здесь следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой и долгосрочным урегулированием. Если исходить из позиций краткосрочной выгоды, интересы Запада явно требуют: 1) укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; 2)интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; 3) поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; 4) предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномаштабные войны между цивилизациями; 5) ограничения роста военной мощи конфуцианских и исламских стран; 6) замедления сокращения военной мощи Запада и сохранения его военного превосходства в Восточной и Юго-Западной Азии; 7) использования конфликтов и разногласий между конфуцианскими и исламскими странами; 8) поддержки [c.47] представителей других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностями и интересам; 9) укрепления международных институтов, отражающих и легитимизирующих западные интересы и ценности, и привлечения к участию в этих институтах незападных стран.

В долгосрочной же перспективе надо ориентироваться на другие критерии. Западная цивилизация является одновременно и западной, и современной. Незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полного успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, оборудование, вооружение – все то, что входит в понятие “быть современным”. Но в то же время они постараются сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и военная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими по своей мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует поддержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отношениях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных религиозных и философских основ этих цивилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представляют себе собственные интересы. Необходимо будет найти элементы сходства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными.[c.48]

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Weidenbaum M. Greater China: The Next Economic Superpower? – Washington University Center for the Study of American Business. Contemporary Issues. Series 57. – Feb. 1993. – P.2-3.

²Lewis B. The Roots of Muslim Rage. – Atlantic Monthly. – Vol. 266. – 1990, September. P.60; Time. – 1992. – June, 15. P. 24-28.

³Roosevelt A. For Lust of Knowing. – Boston, 1988. P. 332-333.

⁴Западные лидеры практически всегда ссылаются на то, что действуют от имени “мирового сообщества”. Знаменательна, однако, оговорка, вырвавшаяся у британского премьер-министра Дж. Мейджора и декабре 1990 г. во время интервью программе “С добрым утром, Америка”. Говоря о действиях, предпринимаемых против Саддама Хусейна, Мейджор употребил слово “Запад”. И хотя он быстро поправился и в дальнейшем говорил о “мировом сообществе”, он был прав, именно когда оговорился.

⁵New York Times. – 1990. – December, 1990. P. 41; Cross-Cultural Studies of Individualism and Collectivism. // Nebraska Symposium on Motivation. – 1989. – Vol. 37. P. 41-133.

⁶Mahbubani K. The West and the Rest. // National Interest. – 1992, Summer. P.3-13.

⁷ Stankevich S. Russia in Search of Itself. // National Interest. – 1992, Summer. P. 47-51; Schneider D.A.Russian Movement Rejects Western Tilt. // Christian Science Monitor. – 1993. – Februar, 5. – P. 5-7.

⁸Как отмечает О. Хоррис, расколотой изнутри страной пытается стать и Австралия. Хотя эта страна является полноправным членом западною мира, ее нынешнее руководство фактически предлагает, чтобы она отступилась от Запада, приняла новую идентификацию в качестве азиатской страны и развивала тесные связи с соседями. Будущее Австралии, доказывают они, – с динамично развивающимися экономиками Восточной Азии. Однако, как и уже говорил, тесное экономическое сотрудничество обычно предполагает единую культурную основу. Кроме всего прочего, в случае Австралии, похоже, отсутствуют все три условия, необходимые для того, чтобы внутренне расколотая страна могла примкнуть к другой цивилизации.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Столкновение цивилизаций? Модель грядущего конфликта

С. ХАНТИНГТОН

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие… Грядущий конфликт между цивилизациями – завершающая фаза эволюции глобальных… Данная модель сохранялась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая война. А затем, в результате русской…

ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы,… Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский регион и Китай не… Цивилизация может охватывать большую массу людей – например, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: “Это цивилизация,…

ПОЧЕМУ НЕИЗБЕЖНО СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они – наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре,… Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных… В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную…

ЛИНИИ РАЗЛОМА МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разлома между западной и исламской цивилизациями. Начавшееся с возникновением ислама продвижение арабов и… По окончании второй мировой войны настал черед отступать Западу. Колониальные… Военная конфронтация между Западом и исламским миром продолжается целое столетие, и нет намека на ее смягчение. Скорее…

ЗАПАД ПРОТИВ ОСТАЛЬНОГО МИРА

Запад доминирует в Совете Безопасности ООН, и его решения, лишь иногда смягчаемые вето со стороны Китая, обеспечили Западу законные основания для… Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде… Судя по всему, центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между “Западом и остальным миром”, как…

РАСКОЛОТЫЕ СТРАНЫ

Самый яркий и типичный пример расколотой изнутри страны – Турция. Турецкое руководство конца XX в. сохраняет верность традиции Ататюрка и причисляет… В сходном положении оказалась в последнее десятилетие и Мексика. Если Турция… Исторически внутренний раскол глубже всего затронул Турцию. Для Соединенных Штатов ближайшая расколотая изнутри страна…

КОНФУЦИАНСКО-ИСЛАМСКИЙ БЛОК

Почти все без исключения западные страны сейчас сокращают свои военные арсенала. Россия под руководством Ельцина делает то же самое. А Китай,… Конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государствами в значительной… Со своей стороны незападные страны отстаивают свое право приобретать, производить и размещать любое оружие, которое…

ВЫВОДЫ ДЛЯ ЗАПАДА

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что 1) противоречия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание возрастает; 3)конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта; 4) международные отношения, исторически являвшиеся игрой в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизироваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица; 5) эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними; 6) конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации; 7) вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн; 8) главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром; 9) политические элиты некоторых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями; 10) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Это не обоснование желательности конфликта между цивилизациями, а предположительная картина будущего. Но если моя гипотеза убедительна, необходимо задуматься о том, что это означает для западной политики. Здесь следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой и долгосрочным урегулированием. Если исходить из позиций краткосрочной выгоды, интересы Запада явно требуют: 1) укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; 2)интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; 3) поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; 4) предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномаштабные войны между цивилизациями; 5) ограничения роста военной мощи конфуцианских и исламских стран; 6) замедления сокращения военной мощи Запада и сохранения его военного превосходства в Восточной и Юго-Западной Азии; 7) использования конфликтов и разногласий между конфуцианскими и исламскими странами; 8) поддержки [c.47] представителей других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностями и интересам; 9) укрепления международных институтов, отражающих и легитимизирующих западные интересы и ценности, и привлечения к участию в этих институтах незападных стран.

В долгосрочной же перспективе надо ориентироваться на другие критерии. Западная цивилизация является одновременно и западной, и современной. Незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полного успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, оборудование, вооружение – все то, что входит в понятие “быть современным”. Но в то же время они постараются сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и военная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими по своей мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует поддержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отношениях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных религиозных и философских основ этих цивилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представляют себе собственные интересы. Необходимо будет найти элементы сходства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными.[c.48]

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Weidenbaum M. Greater China: The Next Economic Superpower? – Washington University Center for the Study of American Business. Contemporary Issues. Series 57. – Feb. 1993. – P.2-3.

²Lewis B. The Roots of Muslim Rage. – Atlantic Monthly. – Vol. 266. – 1990, September. P.60; Time. – 1992. – June, 15. P. 24-28.

³Roosevelt A. For Lust of Knowing. – Boston, 1988. P. 332-333.

⁴Западные лидеры практически всегда ссылаются на то, что действуют от имени “мирового сообщества”. Знаменательна, однако, оговорка, вырвавшаяся у британского премьер-министра Дж. Мейджора и декабре 1990 г. во время интервью программе “С добрым утром, Америка”. Говоря о действиях, предпринимаемых против Саддама Хусейна, Мейджор употребил слово “Запад”. И хотя он быстро поправился и в дальнейшем говорил о “мировом сообществе”, он был прав, именно когда оговорился.

⁵New York Times. – 1990. – December, 1990. P. 41; Cross-Cultural Studies of Individualism and Collectivism. // Nebraska Symposium on Motivation. – 1989. – Vol. 37. P. 41-133.

⁶Mahbubani K. The West and the Rest. // National Interest. – 1992, Summer. P.3-13.

⁷ Stankevich S. Russia in Search of Itself. // National Interest. – 1992, Summer. P. 47-51; Schneider D.A.Russian Movement Rejects Western Tilt. // Christian Science Monitor. – 1993. – Februar, 5. – P. 5-7.

⁸Как отмечает О. Хоррис, расколотой изнутри страной пытается стать и Австралия. Хотя эта страна является полноправным членом западною мира, ее нынешнее руководство фактически предлагает, чтобы она отступилась от Запада, приняла новую идентификацию в качестве азиатской страны и развивала тесные связи с соседями. Будущее Австралии, доказывают они, – с динамично развивающимися экономиками Восточной Азии. Однако, как и уже говорил, тесное экономическое сотрудничество обычно предполагает единую культурную основу. Кроме всего прочего, в случае Австралии, похоже, отсутствуют все три условия, необходимые для того, чтобы внутренне расколотая страна могла примкнуть к другой цивилизации.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Коммуникативные процессы

"Общение — это обмен информацией. Анализируя состав и структуру процессов, происходящих в обществе, как в целостной, взаимосвязанной системе,… К обмену новостями или информацией люди стремились во все времена, даже в… Звуковая сигнализация сохранялась многие столетия. Благодаря "барабанному телеграфу" сведения о продвижении…

Информационный обмен в обществе и его эволюция.

Целостная система характеризуется обменом между элементами ( В.Г. Афанасьев). Предметом нашего рассмотрения является информационный обмен. История… Основными фазами информационного обмена являются:

Этапы и стадии коммуникативного процесса

Тот, кто передает информацию, называется отправителем. Это ключевая роль, заключающаяся в проектировании и кодировании информации, предназначенной… Кодирование - это трансформирование предназначенного для передачи значения в… Кодирование в коммуникационном процессе начинается с выбора системы кодовых знаков - носителей информации. Носителями…

Информология - общая теория информации

Возникновение информологии как науки можно отнести к концу 50-х годов нашего столетия, когда американским инженером Р. Хартли была сделана попытка… Рассмотрим простую игровую ситуацию. До получения сообщения о результате… Создатель статистической теории информации К. Шеннон обобщил результат Хартли и его предшественников. Его труды…

Норберт Винер

(Цифры в квадратных скобках указывают страницы в печатной книге)

Глава III. УСТОЙЧИВОСТЬ И НАУЧЕНИЕ – ДВЕ ФОРМЫ КОММУНИКАТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ

В той мере, в какой речь идет об аналогиях между живыми организмами и машинами, работы д-ра У. Росса Эшби, вероятно, представляют собой величайший… Приведем еще один пример обратной связи, который поможет разъяснить се функцию… Этот принцип управления применим не только к шлюзам Панамского капала, но и к государствам, армиям и отдельным людям.…

Глава VI. СООБЩЕНИЕ, СЕКРЕТНОСТЬ И СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

В Венеции чрезвычайно точная служба сбора информации венецианскими послами (которая является и одним из наших главных источников изучения… Италия эпохи Возрождения также представляла собой место родовых мук… Я пишу эту книгу главным образом для американцев, в жизненных условиях которых вопросы информации будут оцениваться в…

Глава X. HEKOTOPЫE КОММУНИКАТИВНЫЕ МАШИНЫ И ИХ БУДУЩЕЕ

Первая машина, которую мы рассмотрим, была создана для теоретических целей как иллюстрация к работе, проделанной теоретически несколько лет тому… Простейший тип расстройства – это колебания в процессе выбора цели; это… У человека встречается и другой тип дрожания, который в известных отношениях диаметрально противоположен целевому…

Глава XI. ЯЗЫК, БЕСПОРЯДОК И ПОМЕХИ

Они считают, что сообщение – это игра, ведущаяся совместно говорящим и слушающим против сил беспорядка, представленных обычными трудностями… Говоря более обычным языком, как сторона, устанавливающая сообщение, так и… Это замечание – далеко не шаблонная фраза, а заявление с глубоким смыслом, касающимся стоящих перед ученым проблем.…

Материя, энергия, информация, знания - связь понятий.

Исходной посылкой является утверждение, что информация является семантической сущностью материи. Понятие "материя" отождествляется с… Информация, данные, знания - соотношение понятий. Информация - всеобщее свойство материи, проявляющееся в кибернетических коммуникативных процессах.

Информологические параметры информации

Формализация знаний: методы и приемы. Их эффективность, сравнительный анализ

Представление знаний это процесс, конечная цель которого поместить некоторый объем знаний в своеобразную "упаковку" в которой он может… Каждый вид упаковки имеет свои особенности, но всем им присуще одно качество,… Без знаний, без постоянной работы по их упаковке в языковые конструкции язык мертв. Он живет и развивается благодаря…

Информационная технология.

Под новой информационной технологией, как правило, понимается информационная технология на базе "мягких алгоритмов", с использованием… на верх страницы   Design & programming … РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ РГИУ Каталог Правила Библиография …

Решения в информационном обществе

Никлас Луман

I

Описания современного общества сегодня уже не претендуют на всеобъемлющую теоретическую проработку. Они затрагивают отдельные, наиболее важные явления и ограничиваются ими. Даже понятие капиталистического общества не до конца проработано экономическими науками и содержит лишь социально-историческое описание эпохи. Подобные недостатки теории еще лучше видны в отношении понятий «общества риска» или «общества, располагающего опытом» (Erfahrungsgesellschaft). Сказанное касается и информационного общества, под которым обычно подразумевается, что все больше рабочего и свободного времени затрачивается на производство и потребление информации. [1] Правда, при этом по аналогии с различением предмета и символа проводят различие между предметом и знанием, то есть информацией. Однако обе компоненты этого различения рассматриваются как «commodities»[*] , то есть как предметы, которые не исчезают и не требуют воссоздания при переходе из рук в руки.[2] Например, в таком смысле речь идет о памяти, которая может по мере необходимости сохранять и извлекать информацию. [3]Однако при таком понимании следует говорить скорее об обществе знания или обществе, основанном на знании. Информация же не является стабильной, переносимой и сохраняемой сущностью. Она является скорее событием, которое, актуализируясь, теряет характер информации. Следовательно, хотя информацию производит знание, ее необходимо отличать от (переносимого) знания. [4]Интерес к информации связан со стремлением к неожиданному. Информация является различением между тем, что могло бы быть и тем, что происходит или сообщается. В качестве различения она не имеет ни измерений, в пределах которых она могла бы варьировать, ни местоположения, где ее можно было бы обнаружить. [5]Можно лишь выделить систему, которая занимается ее обработкой.

Этим ни в коем случае не оспаривается, что информация может быть эффективной. Эффект должен быть приписан как раз различению, которым она является, а не каким бы то ни было «силам». Например, в Швейцарии в 1982 году безработица выросла с 0,3% до 0,4%, что получило большой резонанс в средствах массовой информации и в внутренней политике, но в дальнейшем постоянный уровень безработицы в 1% такого эффекта уже не вызвал.[6] Информация представляет собой среду, в которой одни различения превращаются в другие и тем самым приобретают каузальные воздействие.

В определении понятия информации через «событие» и «различение» содержится и обиходный смысл этого термина. Так, средства массовой информации каждый день заваливают нас избыточной информацией без определенного адресата, который мог бы использовать все ее многообразие и конкретность. Компьютеры, как известно, сохраняют и перерабатывают информацию, но их внутренние процессы остаются ненаблюдаемыми, поэтому сначала необходимо решить, что мы хотели бы использовать в работе с компьютером: шрифт, таблицу, рисунок или язык. Однако в обществе существуют яркие явления иного рода, например, рост насилия; изоляция больших групп людей от использования информации и других благ цивилизации; диспропорции в развитии важнейших функциональных систем общества; зависимость от источников энергии, восстановление запасов которых в долгосрочной перспективе невозможно; экологические проблемы и многое другое. Почему же, однако, так привлекателен синдром, обозначенный термином «информационное общество»?

Исходным пунктом дальнейших рассуждений является двойственность информации, благодаря которой она выполняет функцию привлечения внимания. Как святое в былые времена, информация имеет привлекательную и отпугивающую ипостаси. Она и помогает нам, и порождает в нас неуверенность. Мы осведомляемся о чем-либо, если желаем устранить незнание, например, найти правильный путь. Мы надеемся, что, располагая бo льшим количеством информации, мы сможем принять лучшее решение. В этом смысле информационными обществами уже были общества с развитой техникой предсказания: например, Древний Китай или Месопотамия.[7] Уже тогда информация обнаружила свою вторую, отпугивающую ипостась: поиск знаков и структур мира означал наличие непознанного и тем самым воспроизводил его, а значит обосновывал необходимость прорицателей. Далее, требование оперативности информации отодвигает на второй план проблему ее достоверности: достаточно чтобы информация была просто правдоподобной. Она должна быть пригодна для кристаллизации смысла — американцы использовали бы здесь неологизм «sensemaking»[*][8]. Информация должна обеспечить возможность продолжения операций, переводя двойственность знания и незнания в последующие ситуации.

Двойственность информации в наши дни не аналогична двойственности религии, что можно хорошо проиллюстрировать понятием информации: информация, с одной стороны, трансформирует незнание в знание, а с другой стороны, совершает это в форме неожиданности, в форме выбора из других возможностей. Поэтому рост определенности обнаруживается только на фоне спектра других возможностей. Все, что является предметом информации, является контингентным. (Например, объявляют, что поезд опаздывает на 20 минут. Значит, можно выпить чашку кофе. Но если поезд все-таки прибудет раньше?) Следовательно, информация является парадоксальной коммуникацией: она порождает одновременно и уверенность, и неуверенность.

После акта информирования информация теряет качество информации: можно воспроизвести ее смысл, но не форму неожиданности. После информирования может появиться лишь новая информация. (Пусть в нашем примере поезд опаздывает уже на 30 мин). Двойственность информации все время принимает новые формы, но сохраняется как таковая. Может быть, когда речь идет об «информационном обществе» именно это и имеется в виду?

Если принять во внимание темпоральный аспект информации, то подрываются важнейшие предпосылки классической «репрезентативной» теории познания, которая исходила из того, что события, например, несчастный случай, могут быть воспроизведены в сознании и в коммуникации независимо от времени. События могут быть предметом коммуникации, содержанием воспоминаний, но чтобы воспроизвести их событийный характер, их всегда необходимо локализовать во времени. На этой основе можно обсуждать даже нечто ужасное. Таким образом, мир событий (соответственно — решений) дан в онтологически доступной форме. Лишь совсем недавно «репрезентативная» теория познания была подвергнута основательной критике. [9] Здесь неуместно детально анализировать эту критику, но все-таки отметим, что в шоке, или, обобщенно, в информации, содержаться неявные элементы, связанные с моментом времени, в котором они актуально возникли и исчезли. Иными словами, информация приводит в движение саму систему познания, вследствие чего она не может быть представлена и вспомнена в темпоральном аспекте. Можно вновь и вновь возвращаться лишь к смыслу информации.

Для понимания отмеченной «неуловимости информации» необходим глубокий пересмотр процесса познания и изменение многих устоявшихся понятий, прежде всего относящихся к «рациональности». Так, ввиду фактического отсутствия информации, необходимой для принятия рациональных решений, невозможно говорить ни о рациональном, ни тем более об «умном» поведении в информационном обществе. В первую очередь следует переосмыслить связь понятий информация и решения.

С одной стороны, решения зависят от информации, или, точнее, от преобразования информации в знание. С другой стороны, сами решения являются важнейшим источником потребности в информации. Конечно, существуют и другие пробелы в знаниях, которые пытаются восполнить посредством информации, например, когда спрашивают о дороге от вокзала до гостиницы. В случае принятия решения потребность в информации определена конститутивно, она следует из самой природы решения, а именно: решение невозможно знать наперед. Оно — неожиданность. Отсюда следует, что только через информацию можно получить сведения о том, какое решение принято. Поэтому потребность в информации в современных обществах является не просто следствием неполноты знания, а возникает вследствие зависимости общества от множества решений, особенно по вопросам его структуры; информация должна обеспечивать взаимосвязь решений.

Этот процесс можно обнаружить лишь тогда, когда мы располагаем точным понятием решения.

II

Теория решений, которая рассматривает решение как выбор между альтернативами на основе информации и формулирует рациональные критерии для этого, может быть названа «классической». В течение нескольких десятилетий претензии этой теории на рациональность подвергаются критике, которая однако не касается понятия решения.

Так, в области экономических решений с 50-х годов очевидна невозможность исходить из однозначных структур с их преимуществами, например, из модели рынка с идеальной конкуренцией. Решения о ценах не могут приниматься на основе сведений о рыночной коньюнктуре, они должны быть выработаны в самой организации. При этом количество релевантной информации увеличивается настолько, что было бы слишком дорого, то есть нерационально, собирать ее всю. Организации должны функционировать в условиях ограниченной рациональности (bounded rationality — термин Х. Симона). Они придерживаются, по меньшей мере, двухступенчатой тактики: сначала принимают решения о предпосылках решений (например, о целях и алгоритмах деятельности или о порядке замещения вакантных мест), а затем принимают конкретные решения. При этом также невозможно собрать всю необходимую информацию. Требуемый уровень решений обозначается с помощью результатов, которые должны обеспечить принятые решения, и по достижении этого уровня ситуация считается в целом удовлетворительной. При этом остается открытым вопрос о возможности лучших решений, а согласно пословице, лучшее — враг хорошего.

Таким образом, складывается впечатление, что информационное общество использует информацию, находящуюся в его распоряжении, лишь в ограниченной степени. Это подтверждается эмпирическими исследованиями о принятии решений управленческим персоналом и о подготовке политических решений. Для их принятия едва ли привлекается даже имеющаяся информация.[10] Решения часто принимаются без обсуждения, на основе личных контактов. Возможно, что это лучший способ принятия решений, когда речь идет о многозначных понятиях или о ситуациях с плохо структурированной постановкой проблемы. На фоне недоверия к политическим манипуляциям данными, которые подгоняются их составителями в своих интересах, в ходе личных контактов создается впечатление достаточной информированности (во всяком случае, такой же, как у всех). Судя по некоторой литературе, решения лидеров являются не столько использованием собранной информации, а скорее ориентирами для принятия дальнейших решений. Иными словами, в них речь идет об определении смысла, о sensemaking, об ограничении возможных будущих состояний системы; в итоге память системы содержит не наличную информацию, а лишь собственные решения.

Не удивительно, что связь между развитием информационных систем и экономической эффективностью не обнаруживается. Быстрый рост производительности труда в течение последних десятилетий основан, как и прежде, на технологии, а не на увеличении количества доступной информации. [11] Наоборот, стоимость информационных систем начинает постепенно снижать продуктивность вложений средств в других областях.

Еще одно впечатление складывается при различении когнитивных и реактивных стратегий принятия решений. В случае когнитивной стратегии принимаются в расчет долгосрочные перспективы; реактивная стратегия состоит в работе с уже наступившими событиями. С точки зрения социологии можно допустить, что чем более турбулентен социальный мир, тем больше подходят для него реактивные стратегии управления, например, увольнение персонала, нежесткое управление (downsizing, lean management). Вполне возможно, что существуют и другие причины, например, причины того, что церковь все меньше занимается своей прямой миссией и все больше — кризисом церкви. Такие спекулятивные гипотезы требуют, конечно, тщательной эмпирической проверки, однако, не стоит с порога отклонять предположение о том, что «информационное общество» поощряет скорее реактивные стратегии управления.

Информация всегда является неожиданностью, следовательно она не может быть внесена в систему из окружающей среды. [12] Она должна быть произведена в самой системе, так как неожиданность становится явной посредством внутренних ожиданий системы.

В свою очередь системы, перерабатывающие информацию, являются операционально закрытыми системами. Это означает, в частности, что они играют активную роль по отношению к окружающей среде; поэтому трансформация сигналов-помех в информацию не может рассматриваться лишь как процесс воздействия окружающей среды на систему. Речь идет не просто о пассивном восприятии системой изменений в окружающей среде, а о том, что операционально закрытая система не может существовать лишь путем пассивного познания, без своей активной роли по отношению к окружающей среде (то есть без собственной воли).[13] Внутренний прирост информации в системе всегда определяется тем, «что может начаться с нее». Отсюда следует, что селекция информации всегда содержит волевой момент, иначе операционально закрытая система не могла бы воспроизводить саму себя путем переработки информации. С психологической точки зрения информация опосредует сенсомоторные процессы в системе. При этом речь идет всегда о сугубо внутренних процессах в системе. Достигнет ли использование информации своих целей, это уже другой вопрос.

Сходные наблюдения возникают и в совершенно иной сфере. Речь идет о разного рода терапевтических вмешательствах, будь то индивидуальная, семейная терапия или консультирование организаций. При этом необходимо исходить из того, что не существует техник вмешательства, которые могли бы заранее определить ресурсы, необходимые для терапии (информацию), распознать возможные ошибки и избежать их, так как они работают с конструктами проблем. Состояние или поведение, которое рассматривается как патологическое или ведет к неудовлетворительным результатам, реконструируется как решение проблемы, которая могла бы быть решена лучше каким-либо иным способом. При второй, третьей попытке вмешательства система каждый раз должна быть описана заново. Предложения о вмешательстве («указания») разрабатываются в форме двойственной функции, то есть они играют терапевтическую и диагностическую роли одновременно. Если они терапевтически неэффективны, то по меньшей мере создают информацию, с помощью которой можно внести необходимые коррективы и предпринять еще одну попытку терапии. Таким образом, процедура принятия решения протекает в широком смысле слова ретроспективно: чтобы узнать, что нужно делать, необходимо сделать что-нибудь. «Only after action has taken place is the administrator able to given an historical account of what has happened, and the psychiatrist is very much in the same position», [*] — замечают Дж. Рюч и Г. Бэйтсон. [14] Тем самым ставится под сомнение общее понимание решения как выбора между альтернативами, и, в частности, необходимость тщательного сбора информации перед принятием решения. Однако, может быть, достаточно лишь знать, какое решение было принято?

Понимание будущего в классической теории решений также требует некоторых уточнений. Будущее есть и остается неопределенным, поэтому не существует проблемы достижения его определенности перед принятием решения. Определенность заключается лишь в преемственности неопределенности будущего, так что всегда можно вмешаться и скорректировать решения, рассматривая их ретроспективно.

Отсюда возникает вопрос о том, кто на самом деле использует информацию, постоянно производимую в «информационном обществе». Похоже, что при попытках ее эффективного использования рациональность становится камнем преткновения. Однако действительно ли рациональность является узким местом использования информации или сама специфика решений выдвигает вопрос о возможности и степени их опоры на информацию?

III

Описание решений как информированного выбора среди нескольких альтернатив породило две области проблем. Первая проблемная область затрагивает критерии рациональности и возможности их реализации. Вторая относится к вопросу о субъекте принятия решения. Здесь учитывается влияние «субъективного» фактора в решении, то есть проявления воли, которая не может быть просчитана заранее. Считается, что решения принимают в конечном итоге конкретные люди. Отсюда следует, что чем важнее решения, тем важнее их авторы: люди приобретают статус в соответствии с важностью решений, которые от них зависят и принятие которых им приписывают. Побочным результатом такого представления о принятии решений является мифология иерархии, верная независимо от того, как на самом деле принимаются решения в организациях с вертикальной дифференциацией.

То же самое относится и к коллективным решениям путем голосования по принципу большинства. Как известно еще со времен Кондорсе, принцип большинства не гарантирует выражение предпочтений общества, то есть может привести к иррациональным результатам, однако с этим приходится мириться, так как решения должны приниматься постоянно. Иным путем социальные системы не смогли бы справится с постоянными изменениями в окружающей среде. Обращает на себя внимание, что классическая теория решений приводит к острой конфронтации рациональности и иррациональности, но оставляет все как есть.

Не подвергая сомнению определение решения как выбора между альтернативами, дополним его. Поставим дополнительный вопрос: как возникают альтернативы в реально существующем мире; и далее — как посредством решения можно повлиять на то, что до него не существовало в мире, в котором происходит то, что происходит и не происходит того, что не происходит. Этот вопрос не должен возвращать нас назад к старому спору между детерминизмом и индетерминизмом, так как мы ставим вопрос о форме обращения решений со временем, когда они вводят альтернативность в настоящее, данное как результат неизменяемого прошлого; или когда они стремятся ввести что-либо новое в неизвестное будущее, пытаясь изменить мир по сравнению с тем, каким он был бы без принятого решения.

Дальнейшие размышления ведут к прояснению связи решений со временем. Решение связано с определенным моментом времени тем, оно является одним и тем же до принятия решения и после этого. Например, необходимо принять решение о размещении мусороперерабатывающего завода. Допустим, что существует несколько альтернативных вариантов его размещения. Тогда еще до принятия решения обдумывают, как оно будет аргументировано после принятия. Тем самым решение преобразует открытую контингентность в закрытую. В дальнейшем можно будет защищать выбранный вариант или сожалеть о нем, однако он уже навсегда остается вариантом, наряду с которым имелись и другие. Однако, как возможна идентификация тождественности решения, несмотря на резкие различия в его оценке до и после принятия?

Для ответа на поставленные вопросы предлагается определить решение как введение времени во время. Пусть исходное время представляет собой некий фон наступающих и завершающихся событий. Наблюдатель может ввести в исходное время различение «до и после», определяя моменты времени или события, которые создают это различение (то есть, без которых онисчез бы). Так как возможно бесконечное множество таких «зарубок», различение "до и после" существует лишь относительно наблюдателя. Тогда любые действия возможны как события, создающие различия «до и после». Это еще не вызывает особых затруднений и не ведет к проекции этого различения на исходное время «наступления и завершения событий». Введение времени во время происходит только когда «до» интерпретируется как прошлое, а «после» как будущее. Согласно нашему тезису тем самым действие становится решением. Как именно это происходит и каковы последствия этого процесса?

Во-первых, отсюда следует, что различения «до и после» являются произвольными и выступают как универсальные. Тогда все остальные различения "до и после" становятся либо прошлыми, либо будущими различениями. Можно соглашаться с другими одновременными решениями, но они остаются нерелевантными, так как являются ненаблюдаемыми из-за их одновременности. Тем не менее, они сказываются на будущих решениях, так как их будет можно наблюдать в будущем, потому что тогда они будут относятся уже к прошлому. Мировое время является всегда настоящим временем, но определяется также текущими неактуальными временными горизонтами прошлого и будущего; без этого различения настоящее было бы не настоящим, а лишь актуально переживаемым течением жизни.

В настоящей момент не существует убедительной теории времени. Представление о времени как о текущей реке является недостаточным, потому что даже «небесная твердь» подвержена воздействию времени, что было известно еще Аристотелю: отсюда его интерес к мере, которая преодолевает это различение. Различение «до и после» — это не только и не столько вопрос измерения, пусть датирования и помогают различать «до» и »после». Эту проблему здесь невозможно ни решить, ни хотя бы адекватно сформулировать. Чтобы сформулировать понятие времени, вероятно требуется выяснить, что такое решение, так как решение, в конечном счете, отклоняет свою детерминацию прошлым и одновременно создает иное будущее, нежели то, которое осуществилось бы без наличия решения. Каким образом можно учесть это в понятии времени?

Независимо от понимания мирового времени либо как хронологического процесса, либо как постоянного обновления различения прошлого и будущего в ходе этого процесса, прошлое в любом случае неизменимо, а будущее — неизвестно, так как оно не наблюдаемо. Решения характеризуются тем, что не воспринимают это условие, а встраивают время во время. Неизменяемость прошлого не подвергается сомнению, но истолковывается таким образом, что оставляет открытыми варианты настоящего. Будущее хотя и остается неизвестным, однако, на него можно проецировать различения, например, результаты морского боя, который можно выиграть или проиграть. На абстрактном уровне будущее и прошлое перерабатываются одинаково: состояния, которые есть, каковы они есть или будут и каковы они будут, анализируются через различения. Это создает возможность введения времени во время, о котором шла речь выше — время не пускается на самотек. Временные горизонты будущего и прошлого соотносятся друг с другом и таким образом интегрируются. При этом остается в силе то, что прошлое невозможно изменить, а будущее — определять. Тем не менее, благодаря такому вхождению времени во время с каждым решением возможен иной ход истории.

IV

Решения предполагают различия между прошлым и будущим и одновременно создают их. Решения добиваются того, что эти различия становятся другими по сравнению с теми, которые были бы без решения. «Добиваются» — означает, что им приписывается изменение различения, независимо от того, как в действительности протекают комплексные каузальные события. Иными словами, решение делается видимым, можно даже сказать «решаемым», посредством его приписывания самому себе.

Отсюда возникают важные выводы для теории решений. [15] Отныне решения должны обращаться к памяти системы, которая определяет, что может быть забыто, а что — вспомнено. «Забвение» становится одной из важнейших функций памяти, так как она освобождает ресурсы системы для дальнейших операций. [16] Действительно, каждая идентификация, конденсация, генерализация, короче говоря, любая подготовка памяти к повторному использованию связана с ее очисткой, а порой и подавлением — пока здесь нет иных критериев, кроме успеха при повторном использовании, то есть рекурсивности операций системы.

Будущее остается неизвестным (иначе оно не было бы будущим по определению), но его неизвестность является важнейшим условием для выработки решений. [17] Решения основаны на том, что никто не может знать будущего. Поэтому бессмысленно приписывать решения «субъекту». [18] Цели можно ставить только потому, что никто не знает, что произойдет в будущем. Конечно, есть и относительно стабильные допущения, например, что Альпы будут стоять и завтра, но их существование не является предметом решений. Когда же, например, проектируют строительство тоннеля, то возникает область неизвестного, тогда решение возможно только благодаря введению времени во время.

Чем больше общество ориентируется на подобные области неизвестного, тем яснее становится, что в будущем придется принимать дальнейшие решения. Вместе с ними постоянно будет начинаться новая история, следовательно, перспектива решений потенцирует необходимый ей горизонт неизвестности. Вопреки натурфилософии Бэкона и философии культуры Вико, человеческая история непредсказуема, потому что (или точнее, постольку), она делается людьми. [19] Отсюда очевидно, что здесь может быть полезной лишь имагинация, а не информация.

Тем не менее, будущему можно придать структуру, формулируя ожидания и проецируя тем самым различения, которые специфицируют пространство для осцилляторной функции. Так как ожидания либо осуществляются, либо не осуществляются, классическая телеология и теория преднамеренного действия оказываются частным случаем осцилляторной функции. Основная проблема заключается не в надежности предсказаний на основе информированности, а в спецификации различений, которые структурируют этот своеобразный «механизм маятника». Тогда можно попытаться мыслить «стратегически», то есть учесть то, что ожидания могут не исполниться или возникнут другие различения: например, костюм из высококачественного хлопка окажется прочным, как и обещал продавец, но зато цвет ткани будет непрочным.

Постепенно становится яснее смысл темного выражения о введении времени во время: речь идет об интеграции функции памяти и функции осциллирования. Различения, с которыми система входит в будущее осциллирование, должны быть согласованы с тем, что удаляется и сохраняется в ее памяти. Для решения этой проблемы, вероятно, не существует четких правил. Тем не менее, в качестве теста можно использовать, например, вопрос о том, достаточна ли отчетность предприятия для выполнения функции памяти или то, что в ней опускается, является важным для различений, необходимых для выполнения функции осциллирования.

V

Из теоретических и эмпирических замечаний о поведении отдельных лиц и организаций при принятии решений не следует вывода, будто «информационное общество» является слишком турбулентным и «утомительным» даже и без обращения к проблеме информации. Каждое решение осуществляется в окружении информации, предполагает наличие знания и при необходимости его пополнение, что следует из тривиальных наблюдений любых обществ. Развитые информационные системы вовсе не являются прерогативой современного общества. Например, глиняные таблички в хозяйстве шумерских храмов могут содержать сведения о взаимодействии огромного числа участников и в то же время обращают внимание, что на складе не хватает полфунта шерсти. [20] То же самое относится к узелковой письменности инков. Конечно, решения, которые принимались тогда, были проще, но они уже обслуживались специально созданными для этого информационными системами.

Когда возникает вопрос о том, что изменилось с тех пор, простого указания на рост сложности и количества доступной информации оказывается недостаточно, так как оно не объясняет механизма социальных изменений. То же самое касается и скорости старения информации, то временного аспекта сложности социальной системы. Здесь изменение заключается, вероятно, в том, что все больше и больше общественных структур создаются и изменяются посредством принятия решений. Сегодня это верно в отношении почти всех областей коммуникации: политических выборов, позитивного права, определения направления дальнейших исследований в науке, инвестиций капитала в стране или за рубежом, выбора профессионального образования – всего, что воспринимается как реальность, поскольку об этом сообщается в средствах массовой информации. Даже религия стала предметом предложения и принятия решения, а брак включает решение вопроса о том, когда и сколько детей желают иметь.

Взрыв необходимости решений, которые в свою очередь являются следствиями решений и влекут за собой дальнейшие решения, требует новых форм динамической, а не структурно и онтологически заданной стабильности мира. Он приводит к возникновению рисков или их общественному восприятию, следовательно, современное общество является не просто «информационным обществом», но и «обществом риска». [21] Кроме того, повышение значения решений изменило смысл понятия участия. Участие сегодня означает влияние на процесс принятия решений, а не определение своего место внутри большого целого. Таким образом, понятие участия политизируется и переполняется ожиданиями, которые не могут быть осуществлены, что отчетливо наблюдается в последние десятилетия.

Далее, разрывается связь между огромным количеством информации и решениями, которые должны на нее ориентироваться, что, правда, затушевывается неточным употреблением термина информация. Накопленные данные, книги в библиотеках, документы в архивах, состояние компьютера, являются только виртуальной информацией, становящейся актуальной только тогда, когда ее запрашивают. Для запроса, однако, требуется отдельное решение.

Различение виртуальной и актуальной информации позволяет связать доступность информации в мировом масштабе и всегда локальный, контекстовый характер ее производства. Обязательно следует отметить, что информация становится информацией только при ее запросе. Таким образом, информационное общество в структурном и операционном отношении состоит из результатов запросов, которые нигде не присутствуют и теряют характер информации после осуществления коммуникации. Нам доступно большее количество знания, чем вообще возможно знать, но знание, чтобы стать знанием, должно быть прежде всего превращено в информацию. Это можно заметить лишь при различении понятий знания и информации.

Таким образом, круг наших рассуждений замкнулся, и мы возвращаемся к вопросу о том, в каком смысле современное общество следует считать информационным. Рациональные преимущества, обещаемые нам при продаже информационных систем, имеют лишь видимость отношения к этому вопросу. Их невозможно просчитать в рамках схемы «затраты – прибыль». С бo льшим основанием можно утверждать, что с помощью понятия информации и тезиса о зависимости современного общества от нее указывает на трудности, связанные с нестабильностью оснований для принятия решений. Решения зависят от неожиданности, потому что сами являются неожиданностью.

Сегодня постоянно подчеркивается, что мы все знаем и можем все просчитать заранее, однако здесь на передний план выступает экспрессивное, а не коммуникативное содержание деятельности, как это уже было однажды при изобретении письменности. [22] Компьютеры производят на нас впечатление как раз потому, что невозможно наблюдать процесс их работы. Информация как форма имеет и другую сторону: она воспроизводит знание в форме неожиданности. Все, что она определяет, могло бы быть определено и по-другому. Ее космология – это не космология бытия, а космология контингенции. В свою очередь это приводит к преобладанию временного измерения в коммуникации общества. Поэтому информация и решения вместе вызывают впечатление того, что современное общество является системой с самовоспроизводящейся неопределенностью. Тогда остается удовлетвориться тем, что можно принимать решения и знать о принятых решениях. Не следует полагать, что в ответ на это обращаются к «этическим» принципам. Эта отговорка ведет не в лучшие миры, а ставит вопрос о том, на основе какой информации и кем принимается решение об этих принципах.

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Товары, предметы широкого потребления - Прим. переводчиков.

1. Ср. напр.: Schenk M. Informationsgesellschaft im internationalen Kontext // Reimann H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: Theorie und Pragmatik globaler Interaktion. Opladen, 1992. S. 249-262.

2. Ср. напр.: Porat U. M. The Information Economy. Diss., Stanford, Cal. 1976, p. 2f.

3. Walsh, J. P., Ungson R. G. Organizational Memory // The Academy of Management Review 16, 991, p. 57-91.

4. См. напр.: Clark N., Juma, C. Long-Run Economics: An evolutionary approach to Economic Growth. London, 1987, p. 89 ff.; Machlup F. The Production and Distribution of Knowledge in United States. Princeton, 1962.

5. См.: Bateson G. Oekologie des Geistes: Anthropologische, psychologische, biologische und epistemologische Perspektiven. Frankfurt a. M., 1981, S. 526f.

6. См.: Meier A., Haury S. A Cognitive-evolutionary Theory of Economic Policy // Dopfer K., Raible K.-F. (Hrsg.) The Evolution of Economic Systems: Essays in Honour of Ota Sik. London, 1990, p. 81.

7. Ср.: Vernant J. P. et all. Divination et rationalite. Paris, 1974.

*Cоздание смысла - Прим. переводчиков.

8. См.: Weick K. E. Sensemaking in Organizations. Thousand Oaks, Cal., 1995.

9. Ср.: Shanon, B. The Representational and the Presentational: An Essay on Cognitio and the Study of Mind. New York, 1993. О проблемах измерения времени см.: p. 180ff. В качестве предшественника здесь можно назвать Бергсона.

10. Ср.: Feldmann M., March, J. G. Information in Organizations as Signal and Symbol // Administrative Science Quarterly 26, 1981, p. 171-186; March J. G., Sproull L. S. Technology, Management and Competitive Advantage // Goodman P. S., Sproull L. S. Technology and Organizations. San Francisco, 1990, p. 144-173; Feldman. M. S. Order Without Design: Information Processing and Policy Making. Stanford, Cal., 1989.

11. Ср.: Voge J. The Information Economy and the Restructuring of Human Organisation // Prigogine I., Sanglier M. (Hrsg.) Laws of Nature and Human Conduck. Brьssel, 1987, p. 237-244.

12. Ср.: Von Goldhammer E., Kaehr R. Policontexturality: Theory of Living System - Intelligent Control // Kotzmann E. (Hrsg.) Gotthard Gьnter - Technik, Logik, Technologie. Mьnchen, 1994. S. 208 f., где читаем: «...Информация создается входящим сигналом, причем сигнал не имеет внешне определенного смысла.» И далее: «Информация больше не играет репрезентантивной роли; вместе этого она возникает внутри автономной системы посредством переплетающихся процессов познания и воления.»

13. Ср.: Gunter G. Cognition and Volition // Beitrage zur Grundlegung einer Operationsfahigen Dialektik. Bd. 2. Hamburg, 1979. S. 212.

*Только после наступления события управляющий может дать его оценку в историческом плане. Психиатр находится практически в таком же положении. - Прим. переводчика.

14. Ruesch J., Bateson G. Communication: The Social Matrix of Psychiatry. New York, 1968, p. 59. См. также: Weick K. E. Sensemaking in Organizations. Thousand Oaks, Cal., 1995, p. 185; автор заключает: «То, что решение является скорее актом интерпретации, нежели выбора, достойно сожаления.»

15. Следующий набросок инспирирован (иначе не скажешь) математическим понятием «re-entry» (обратного вхождения - Прим. переводчика) различения в самом себе, развитым Г. Спенсером Брауном (См.: Spencer Brown G. Laws of Form. New York, 1979, p. 56.) «Обратное вхождение» приводит систему в остояние неразрешаемой неопределенности (unresolvable indeterminacy), то есть в такое состояние самопроизведенной неопределенности, в котором обычные способы оперирования становятся непригодными (у Спенсера Брауна это математика и алгебра). Тогда требуется использование так называемых имагинарных функций, а именно функция памяти (memory function) для осмысления прошлого и осцилляторной функции для проецирования на будущее.

16. Ср.: Foerster H. Das Gedaechtnis: eine quantenphysikalische Untersuchung. Wien, 1948.

17. Иначе говоря: «Выбор - это разработка области незнания.» (Shackle G. L .S. Imagination and the Nature of Choice. Edinburgh, 1979, p. IX.

18. Даже когда приписывание основано невозможности для субъекта знать будущее и его действиях в качестве «носителя» решения.

19. »Так как история делается людьми, она не может быть предсказуема.» - читаем у Дж. Шейкла (Shackle G. L .S. a. a. O., p. 134.)

20. См. пример в: Larsen M. T. Introduction: Literacy and Social Complexity // Gledhill J., Bender B., Larsen M. T. (Hrsg.) State and Society: The Emergence and Development of Social Hierarchy and Political Centralization. London, 1988, p. 188.

21. См.: Luhmann N. Modern Society Shocked by its Risks // Hongkong University, Department of Sociology: Occasional Paper, 1995.

22. Ср.: Clanchy M. T. From Memory to Written Record: England 1066-1307. London, 1979.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Развитие информационного общества

Одним из критериев перехода общества к постиндустриальной и далее к информационной стадии развития может служить процент населения, занятого в сфере… В ряде публикаций отмечается, что США вступили в постиндустриальный период… Признавая несомненность достижений США и других стран в области информатизации, необходимо понимать, что определенная…

Интернет как средство коммуникации.

на верх страницы   Design & programming Web Researching Center © 2002 Русский Гуманитарный… РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ РГИУ Каталог …

Методология сетевого мышления: феномен самоорганизации.

АРШИНОВ В.И., ДАНИЛОВ Ю.А., ТАРАСЕНКО В.В.

"Мир есть целое, единство всего - просто всё
взятое в целое без исключения. Мир как единство
целого невидим, мы всё в нем видим, а его нет."

В.В.Бибихин "Мир"

Что такое ИНТЕРНЕТ?

Довольно очевидно, что ИНТЕРНЕТ уже сейчас может быть областью изучения специалистов из различных областей знаний - программистов, системщиков,… Однако, столь пристальное внимание со стороны представителей самых различных… Еще раз вернемся к вопросу, поставленному в начале статьи, и попытаемся помыслить о том, что мы можем подразумевать,…

Какие цели ставит перед собой синергетика как наука?

Есть два подхода. Во-первых, редукционизм, низводящий функционирование системы к микроуровням, деталям. Во-вторых - если так можно сказать,… Хакен определяет синергетику как мост между одним и другим. Не разбирая… Кроме того, редукционисткий подход ставит нас перед фантастической проблемой обработки астрономических по своим…

Заключение.

Исходя из кратко представленной выше методологии можно попытаться сделать оценку мифа об ИНТЕРНЕТ как об информационной суперагистрали будущего. Предполагается, что сеть "должна" достато детерминированно и однонаправленно способствовать включению людей, социальных организаций в информационные связи и коммуникации на различных уровнях. Однако, дальше классического лапласовского детерминизма это предположение не идет: надо быстро и правильно организовать систему, и она начнет работать - выполнять необходимые для общества и человека функции. Возможно, что такое состояние вполне может реализоваться - в качестве одного из устойчивых состояний, режимов функционирования.

Но насколько устойчив этот режим? Можно ждать ли, предполагая такое развитие, выходов к другим - даже не представляемым нами целям?

Можно предположить, что эти вопросы требуют отдельного и серьезного исследования.

1. Eccles J.C., K.R.Popper "The Self and his brain" N.Y. 1977.
2. Haken H. Principles of Brain Functioning. A synergrtic Approach to brain activity, bahavior and cognition. Springer, 1996
3. Mayer-Kress Gottfried Messy Futures and Global Brains
4. Аршинов В.И., Свирский Я.И. Синергетическое движение в языке. // В кн. Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М., ИФ РАН, 1994.
5. Бергсон А. Введение в метафизику //В кн. Бергсон А. Время и свобода воли . М . 1910 г. С. 202.
6. Гадамер Х.Г. Истина и метод М. 1988 С.426.
7. Данилов Ю.А., Кадомцев Б.Б. Что такое синергетика? //В кн. Нелинейные волны. Самоорганизация М., "Наука", 1983.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. :Пер. с англ. Ю.А.Данилова. -М., "Прогресс", 1994 - 272с.
9. Федер Е. Фракталы. Пер. с англ Ю.А.Данилова и А.Шукурова. М., Мир 1991.
10. Хакен Г. Синергетика: иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах. М: Мир, 1985.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования.

Даниел Белл.

Введение

Эта книга - о социальном прогнозировании. Но можно ли предсказать будущее? Такой вопрос способен ввести в заблуждение. Сделать это невозможно хотя бы по той чисто логической причине, что "будущего" просто не существует. Использовать термин подобным образом - значит овеществить его, предположить реальность подобной субстанции. (В своем эссе "Имеет ли футурология будущее?" Р.Нисбет пишет: "Идея футурологии состоит в том, что будущее заключено в настоящем точно так же, какнастоящее было некогда скрыто в прошлом... Главное в ней, как мне представляется, - это привлекательное, но крайне ошибочное предположение, что непрерывностивремени соответствует непрерывность изменений или непрерывность событий" ("Encounter". 1971. November. Курсив автора). Используя старую русскую пословицу,можно сказать, что г-н Нисбет ломится в открытую дверь. Он выбрал группу метафор - будущее, время, изменения - без связи с их содержанием или взаимодействием, стаким расчетом, чтобы легко создавать несовместимость между словами как таковыми. Методологическая же проблема заключена в видах прогнозированияразличных типов социальных явлений. Поэтому я никогда не любил и не употреблял термина "футурология", который лишен внутреннего смысла.) Будущее есть термин относительный. Можно обсуждать лишь будущее чего-то определенного. (Это всеобщее заблуждение. Например, много говорят о сознании и повышении его роли. Однако, как давным-давно показал Уильям Джеймс, не существуеттакой субстанции, как сознание, есть только сознание чего-либо (см. вторую главу его работы:James W. Psychology: The Brief Course. N.Y., 1961 [впервые опубликована в1892 году]). Данная работа посвящена будущему развитых индустриальных обществ. Прогнозирование отличается от предсказания. Хотя различие это весьма произвольно, его следует определить. Предсказания обычно имеют дело с событиями - кто победит на выборах, вступит ли страна в войну, кто выиграет ее, каким будет новое изобретение; они сконцентрированы на решениях. Однако подобные предсказания, хотя они возможны, не могут быть формализованы, то есть подчинены определенным правилам. Предсказания - дело трудное. События определяются пересечением социальных векторов (интересов, сил, давлений и т.д.). Хотя в какой-то степени и можно оценить их мощь по отдельности, потребуется "социальная физика", чтобы предсказать точные пункты пересечений, где решения и силы встретятся, порождая не только само событие, но, что более важно, его последствия. Предсказания поэтому (и "кремленология" хороший тому пример) зависят главным образом от знания ситуации изнутри и представляются выводами, ставшими следствием длительного наблюдения за развитием событий.

Прогнозировать можно там, где существуют регулярность и повторение явлений (что случается редко), или там, где имеют место устойчивые тенденции, направления которых, если и не точные траектории, можно выразить статистическими временными сериями иди сформулировать в виде исторических трен-дов. Естественно, что и в этом случае мы имеем дело с вероятностями и совокупностью возможных проекций. Но границы прогнозирования также очевидны. Чем дальше по времени уходит прогноз, тем большим становится масштаб ошибок, поскольку размах отклонений расширяется. Более важно то, что в решающие моменты эти тенденции становятся предметом выбора (в современном мире все чаще имеет место сознательное вмешательство со стороны властей) и решение (ускорить, свернуть или изменить тенденцию) может представлять собой результат политического вмешательства, способного стать поворотным пунктом в истории страны или организации.

Иначе говоря, прогнозирование возможно только тогда, когда есть основания предположить высокую степень рациональности в действиях влияющих на события людей - оценку ими издержек и ограничителей, принятие определенных правил игры, согласие подчиняться им, желание быть последовательными. Поэтому даже тогда, когда возникает конфликт, его можно сгладить посредством переговоров и уступок, если известны перечень допустимых издержек и приоритеты каждой из сторон. Но во многих социальных ситуациях - особенно в политике - на кону находятся привилегии и предрассудки, а степень рациональности или последовательности низка. Какова же тогда польза от прогнозов? Хотя они не могут предсказать результат, они способны указать на ограничители или пределы, в рамках которых политические решения могут быть эффективны. Принимая во внимание стремление людей определять свою историю, это становится заметным достижением в самосознании общества.

Существует множество различных способов прогнозирования. Социальное прогнозирование отличается от других по масштабам и методам. Наиболее важное различие заключается в том, что социологические переменные обычно независимы, иди экзогенны, и воздействуют на поведение других переменных. При этом, будучи наиболее глобальными - и, скорее всего, наиболее мощными по сравнению с другими областями прогнозирования, - они являются наименее точными.

Краткий обзор разных типов прогнозирования проиллюстрирует проблему.

Демографическое прогнозирование - а учет народонаселения есть фундамент экономического и социального анализа - представляет собой странную смесь… Существуют три вида экономического прогнозирования. Первый - простое… Идея постиндустриального общества, являющаяся темой данной книги, и представляет собой прогноз перемен в социальной…

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Все разумное действительно, все действительное разумно", ~ гласит известное изречение Г. Гегеля. Он не имел в виду, что существующее… В фундаментальном смысле понятие рациональности служит также и основной опорой… Эти теории рациональности уходят корнями в идеи XIX века об отношении человека к природе и обществу и представляют…

Как изменяются социальные системы

Тем не менее функциональная основа системы изменяется и становятся заметными характерные черты нового общества. Исторические перемены происходят в… Решающим социальным изменением, происходящим в наше время, - обусловленным… Второй важнейший исторический сдвиг - отделение общественной функции (или места человека в обществе, обычно…

Будущее науки. Этос науки

Эти незапланированные и непредсказуемые процессы были более решительным шагом в деле организации науки, чем предшествовавшая ему реформа начала XIX… Несмотря на то, что университеты действовали в рамках государственной системы… И тем не менее, хотя моральная сила науки заключена в этосе саморегулирующегося научного сообщества, рост научного…

Информационная эпоха

Мануэль Кастельс

Мануэль Кастельс -мыслитель и исследователь

Любая незаурядная книга может быть осмыслена в различных контекстах, оценена с различных точек зрения. Для российского читателя, небезразличного к… Сам он эпиграфом к "Прологу" так объясняет свой вклад в понимание… "- Вы думаете, я ученый, начитанный человек? - Конечно, - ответил Цзи-гонг. - А разве нет? - Совсем нет, -…

Том I. Подъем сетевого общества.

Заключение: Сетевое общество.

Том II. Власть идентичности.

Заключение: Социальные изменения в сетевом обществе.

Том III. Конец тысячелетия.

Монография посвящена всестороннему анализу фундаментальных цивилизационных процессов, вызванных к жизни принципиально новой ролью в современном мире… В итоге он сформулировал целостную теорию, которая позволяет оценить… Кастельсу чужд примитивный технологический детерминизм. Так, он высказывает нетривиальное предположение, что революция…

Quot;Я" в информациональном обществе

Реймонд Барглоу в своем поучительном эссе, глядя на предмет с социопсихоаналити-ческой точки зрения, указывает на следующий парадокс: в то время как… Как бы глубока ни была эта гипотеза, она может быть только частью объяснения.… С другой стороны, элементы интерпретативных рамок, объясняющих растущую мощь идентичности, должны быть также найдены…

Модели, акторы и арены информационно-технологической революции

Чтобы выявить социальные корни информационно-технологической революции в Америке, скрытые за окружающими ее мифами, я кратко напомню процесс… Силиконовая долина (округ Санта Клара, 30 миль к югу от Сан-Франциско, между… Решаюищим шагом ста л прием на работу в Стэнфорд в 1956 г. Уильяма Шокли, изобретателя транзистора. Это была…

Информационно-технологическая парадигма

"Техноэкономическая парадигма есть концентрация взаимосвязанных технических, организационных и менеджерских инноваций, преимущества которых… Понятие технологической парадигмы, разработанное Карлотой Перес, Кристофером… Первая характеристика новой парадигмы состоит в том, что информация является ее сырьем: перед нами технологии для…

Загадка производительности

Научные споры о производительности в развитых экономических системах начинаются со ссылок на работы Роберта Солоу 1956-1957 гг. и предложенную им в… Такой шумпетерианский подход к проблеме экономического роста12 поднимает еще… 4 Nelson (1994); Boyer (ред.) (1986); Arthur (1989); Krugman (1990); Nelson и Winter (1982); Dosi et al (1988a).

Информационализм и капитализм, производительность и прибыльность

Как я уже говорил, 1970-е годы были одновременно предположительной датой рождения информационно-технологической революции и разделительной чертой в… За последнее десятилетие в той или иной степени, в зависимости от типа фирмы и… Для открытия новых рынков, соединяющих ценные сегменты рынков отдельных стран в единую сеть, капитал нуждался в…

Историческая специфичность информационализма

Итак, хотя информациональная/глобальная экономика отличается от индустриальной, между ними нет логических противоречий. Информациональная экономика… 56Hohenberg (1967). 57 Coriat (1990).

Глобальная экономика: происхождение, структура и динамика

Таблица 2.7. Международные финансовые потоки, 1980-1992 гг. (в % к ВВП)а Страна 1980 г. 1981 г. 1982 г. 1983… Продолжение табл. 2.7 Страна 1987 г. 1988 г. … аОценка объема торговли ценными бумагами между резидентами и нерезидентами.

Архитектура и геометрия информациональной/глобальной экономики

Структура этой экономики характеризуется сочетанием постоянной архитектуры с изменчивой геометрией. Архитектура глобальной экономики отображает… Африка, хотя все еще зависящая от экс-колониальных экономических сетей, в… Разумеется, в возникновении такого мирового экономического порядка нет ничего автоматического: Россия, вероятно, вновь…

Дух информационализма

"Дух капитализма. Что следует понимать под ним?.. Если может быть найден объект, к которому этот термин применим с каким-либо поддающимся… Мы подошли к концу, по крайней мере, к концу этой главы. Каковы же элементы… Эти элементы есть, и прежде всего это - деловые сети в различных формах, различных контекстах и проистекающие из…

От "галактики Гутенберга" к "галактике Маклюэна": возникновение культуры средств массовой информации

Причина, по которой телевидение стало основным видом коммуникации, и поныне остается предметом яростных дебатов среди ученых и критиков10.… Систему, в которой доминирует телевидение, можно характеризовать как систему… Что было в телевидении принципиально нового? Новизна заключалась не в его централизации и не в его потенциале как…

Интерактивное общество

Другая тема, к которой я перейду в следующем разделе, состоит в том, что использование интерактивной коммуникации в мультимедиасистемах станет,… Компьютерная коммуникация все больше приобретает критическую важность в… Однако в группе регулярных пользователей компьютерная коммуникация, по-видимому, благоприятствует неограниченной…

Социальная теория пространства и теория пространства потоков

Задача эта нелегкая, поскольку кажущееся простым признание значимого отношения между обществом и пространством скрывает глубокую сложность. Это… Что есть пространство? В физике его нельзя определить вне динамики материи. В… "С материалистической точки зрения мы можем утверждать, что объективные концепции времени и пространства…

Время, история и общество

Традиционная, народная русская культура рассматривала время как вечное, не имеющее ни начала, ни конца. Андрей Платонов, писавший в 1920-х годах,… На заре существования Советского Союза Ленин разделял восхищение Генри Форда… В современных обществах в целом все еще доминирует понятие часового времени, механического/категориального…

Виртуальное время

С одной стороны, моментальное распространение информации по всему земному шару, прямые репортажи с места происшествий обеспечивают беспрецедентную… С другой стороны, смешение времен в СМИ, происходящее внутри одного и того же… Я обсуждал взаимоотношения между идеологией конца истории, материальными условиями, созданными в логике пространства…

Время, пространство и общество: край вечности

В целях своего исследования я нахожу полезным обратиться к Лейбницу, для которого время есть последовательность "вещей", так что без… Конкретный анализ, представленный в данной главе, дает иллюстрации… Тем не менее эта характеристика не относится ко всему времени в человеческом опыте. Фактически, большинство людей и…

Влияние развития информационных ресурсов на эволюцию общества

Понятие ИР находится в стадии формирования, трудность его однозначного определения связана с неоднозначностью и сложностью таких понятий как… ИРО могут быть определены как накопленные в обществе знания, подготовленные… Государственная политика в области информатизации России, получившая новый импульс на рубеже 1993-1994 гг., включает…

Содержание проблемы и обоснование необходимости ее решения программными методами

В настоящее время существуют серьезные препятствия для:

• широкого внедрения и эффективного использования ИТ в бюджетном и частном секторах экономики
• развития отечественного сектора ИТ
• применения современных технологий для реализации прав граждан и гражданских свобод.

Одним из факторов, оказывающих отрицательное влияние на развитие и применение ИТ является:

• неготовность государственного аппарата к применению эффективных технологий управления и организации взаимодействия с гражданами и хозяйствующими субъектами (т.е. физическими и юридическими лицами – И.В.М.);
• Проблемы, решаемые в рамках настоящей ФЦП, учитывают приоритеты и цели “Основных направлений социально-экономической политики Правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу” и отвечают Критериям формирования перечня федеральных целевых программ, начиная с 2002 года, одобренным Правительством Российской Федерации на заседании 21 сентября 2000 года, протокол № 31.

Основные цели и задачи, сроки и этапы реализации Программы

Основной целью программы является создание условий для: построения в Российской Федерации эффективной сбалансированной экономики, ориентированной на… Для достижения этих целей необходимо, в частности,решить следующие задачи: 1)сформировать эффективную либеральную нормативно-правовую базу информационных и коммуникационных технологий,…

Система программных мероприятий

1) Совершенствование регулирования в сфере ИТ; 2) Информатизация государственного управления; 3) Активизации процессов внедрения информационных технологий;

Совершенствование регулирования деятельности в сфере ИТ

Основные задачи: · расширение правового поля равноправного использования электронных форм… · сокращение числа ограничений и барьеров в создании, распространении и использовании информационных продуктов и…

На втором этапе, с учетом развития информационных сетей государственных органов управления будут разработаны меры, регламентирующие права граждан и обязанности государственных учреждений по принятию к рассмотрению заявок, жалоб и других запросов граждан в электронной форме.

Будут разработаны и введены в действия необходимые поправки в процессуальное законодательство, позволяющие осуществлять ряд процессуальных действий с использованием информационных технологий и устанавливающие порядок такого использования.

На третьем этапе предусматривается разработка нормативной базы для использования информационных сетей для волеизъявления граждан.

По мере создания материальных предпосылок предполагается расширение сферы обязательного применения информационных технологий, в сфере взаимодействия государства и общества, позволяющее гражданам и другим субъектом реализовать все свои конституционные права на получение и передачу информации в электронной форме.

Информатизация государственного управления

Основными целями процесса внедрения ИТ в сферу государственного управления является повышение эффективности работы государственных и муниципальных органов власти, реализация прав граждан на доступ к информации, находящейся в распоряжении государственных органов различных уровней, обеспечение эффективных и удобных в использовании(информационных – И.В.М.) услуг государственных органов для граждан России.

К числу ведущих задач отнесено максимальное расширение объема информации, предоставляемого обществу, создание механизма общественного контроля за деятельностью государственных органов и организаций, создание эффективной системы предоставления государственных услуг гражданам в наиболее удобной для них форме.

Основными принципами реализации данного направления Программы является:

- переход к открытости, информационной полноте и прозрачности деятельности государственных органов; определение и гарантии информации, обязательной к опубликованию.

- представление архитектуры “электронного правительства” как перекрестных межведомственных звеньев – проблемных виртуальных информационных и сервисных модулей, сопряженных на региональном и муниципальном уровне.

- открытость программы развития электронного правительства, через механизмы постоянных консультаций с представителями общественности и бизнеса

Использование открытых международных стандартов (как технологических, так и стандартов делопроизводства и документооборота).

В рамках работ по обеспечению информационной прозрачности и открытости государства для обществабудет осуществлено расширение объема информации,… - открытость нормотворческой деятельности предусматривает обязательную… - открытость бюджетного процесса (планирования и реализации) предполагает публикацию проектов бюджета, бюджетной…

На первом этапе реализации Программы будет проведена инвентаризация и создана система мониторинга существующих в России информационных систем в сфере госуправления по критериям эффективности и совместимости, проведена разработка единых стандартов и протоколов обмена информации, обязательных к использованию стандартов и модулей документооборота.

На втором этапе предусматривается завершение разработки плана поэтапного перехода органов власти на электронный документооборот и начало его реализации.

К середине третьего этапа будет завершен переход на электронный документооборот федеральными органами власти и органами власти более половины субъектов федерации и муниципальных образований с населением более 50 тыс. чел.

Будет осуществлен комплекс мер, направленных на развитие систем мониторинга объектов и ресурсов, включающей:

- информационное обеспечение рационального использования природных ресурсов;

- проведение оперативного экологического мониторинга окружающей среды с использованием средств контактного и дистанционного (включая космическое) зондирования;

- контрольместоположения, параметров и состояния стационарных и подвижных объектов, в том числе морских и воздушных судов, железнодорожного и автомобильного транспорта;

- документирование, статистический анализ и отчетность мониторинговых данных в рамках единой информационной системы в интересах информационного обеспечения органов государственного управления;

Информационное обеспечение задач специального мониторинга.

Формирование предпосылок для активизации процессов внедрения информационных технологий.

На первом этапе реализации программы предусматривается проведение всестороннего анализа эффективности бюджетных расходов на информатизацию… На втором этапе предполагается подготовка и начало реализации отраслевых… На третьем этапе предполагается достижение базовых показателей информатизации бюджетной сферы и разработка дальнейших…

Образование и развитие кадрового потенциала

Содействие формированию сети независимых электронных средств массовой информации

Создание единой телекоммуникационной публичной информационной среды

Это делает центральным элементом программы обеспечение доступности публичных (предоставляемых за государственный счет) информационных ресурсов… Приобретение и аренда каналов будет осуществляться на основе конкурсных…

Анализируя структуру мировой информационной индустрии, следует отметить, что важной ее составной частью является спутниковая связь, обеспечивающая пропуск около 20% общего телекоммуникационного трафика. В России ее использование в процентном соотношении с другими видами телекоммуникаций существенно ниже. В то же время именно спутниковая связь является тем единственным на сегодняшний день средством, которое позволяет предоставить всем без исключения пользователям, независимо от их местоположения, услуги связи современного уровня и сделать это в кратчайшие сроки.

Сетевая телекоммуникационная инфраструктура “Электронной России” должна давать возможность получения ИНТЕГРИРОВАННЫХ телекоммуникационных услуг: передача данных, голоса, голоса поверх IP, т.е. изначально направлена на перспективу создания ЕДИНОЙ высокотехнологичной информационной сети.

В городах, не имеющих надежного подключения к магистралям связи, необходимо установить оборудование спутниковой связи, обеспечивающее качественную связь со всеми региональными центрами, в которых установлено аналогичное оборудование.

В труднодоступных местах или в случае необходимости быстрого развертывания сегментов сети необходимо использовать ресурсы спутниковой связи. При этом учитывается, что оборудование средств связи морально устаревает в течение 2-3 лет, а замена его на спутниках связи невозможна.

В местах неразветвленной местной распредсети возможно и экономически обоснованно применение систем беспроводного доступа, радиорелейных линий передач и т.д.

Как правило, научные центры и региональные администрации уже подключены к сетям национальных операторов или такое подключение может быть легко организовано. Таким образом, на базе научных центров и региональных администраций могут будут созданы узлы-шлюзы между наземными частями сети передачи данных, беспроводными участками сети и спутниковыми сегментами.

Механизм реализации Программы

Механизм реализации Программы соответствует экономической ситуации страны ожидаемой в перспективе, и исходит из содержания программы, ее целей и…

Оценка эффективности, социально-экономических последствий от реализации Программы

Меры Программы по развитию информатизации всех уровней государственного управления обеспечат кардинальное ускорение процессов информационного обмена… Важное значение будет иметь интеграция отдельных государственных… Создание единой системы сбора, передачи и обработки информации существенно повысит возможности скоординированных…

Информационный образ жизни

Сегодня учеными и специалистами ставится вопрос о необходимости развития информационной экологии, формирующей здоровый информационный образ жизни… Под образом жизни понимается система видов жизнедеятельности общества в целом,… Главной чертой образа жизни является его системность, проявляющаяся в том, что входящие в его состав виды деятельности…

Информационное общество: контуры будущего

Сергей Паринов, ИЭОПП СО РАН

parinov@ieie.nsc.ru
http://rvles.ieie.nsc.ru/~parinov/

Апрель 2001

В условиях стремительного совершенствования информационных технологий и беспредельного развития предоставляемых ими возможностей, самым актуальным вопросом продолжает оставаться вопрос о целевых жизненных установках конкретной личности.

Тенденции в изменении параметров, соотношения и типов взаимосвязи социальных групп при переходе к постиндустриальному, информационному обществу

Подобный анализ и прогнозирование изменений социальной структуры проводятся в предположении, что социальные связи выражены в той мере, что в… Однако, следует отметить, что проблема "атомизации" общества…

Прогнозируемый учеными характер изменений социальной структуры под влиянием информатизации

- пирамидальная социально-экономическая структура все больше и больше будет уступать место сетеобразной (мозаичной) структуре. Структура сети точнее… Американские исследователи отмечают, что "конвергенция меняющихся…

Автономия личности

Современная наука и техническое творчество втягивают в орбиту человеческой деятельности принципиально новые типы объектов, освоение которых требует…

Основные стимулы трудовой деятельности в индустриальном, постиндустриальном и информационном обществе

В информационном обществе необходимо найти общественный усилитель слабо выраженных духовных стимулов деятельности человека. Стимулирующими деятельность человека усилителями могут быть: гарантии … Среди факторов, способствующих формированию благоприятного для развития технологических инноваций…

Специфика трудовой деятельности в постиндустриальном, информационном обществе

Сегодня тотальная электронная слежка охватывает в США около 2/3 из 12 млн. работающих у дисплеев (к 2000 году их будет 40 млн.) и распространяется с… Развитие Информационного Общества на данном этапе сопровождается как… 1)массовый перенос людьми их информационной активности и взаимодействий в онлайн, формирование онлайновых сообществ; …

Переход в онлайн – онлайновые сообщества

Притом, что темпы этого процесса продолжают оставаться высокими, можно заметить, что выявились новые серьезные проблемы и естественные ограничения… Массовое создание сайтов и публикация материалов в онлайн все чаще порождают… Правда, решение этой проблемы уже в принципе существует. Оно заключается в "профессиональной" сегментации…

Сетевые организации

С технической точки зрения информационное пространство сетевой организации может быть реализовано по примеру описанной выше профессиональной… Очевидно, что с ростом размеров сетевой организации, информационные потоки… В этих условиях персональный онлайновый сервис, который настраивается человеком уже не просто на обработку информации,…

Сетевые инфраструктуры

Существует, однако, еще один вид глобальных инфраструктур, которые могут претерпеть в результате внедрения в них Интернет-технологий более серьезные… Самыми известными примерами данных инфраструктур являются рыночный механизм… Априорно известно, что рыночный механизм позволяет координировать деятельность участников общественного разделения…

Сетевая, новая экономика

На начало 21-го века принципиально новыми инновациями являются описанные выше "онлайновые сообщества", "сетевые организации" и… Следуя традиции давать название формам экономического порядка в соответствии с… На основе общих представлений о возможностях внедрения в данные уклады сетевых социально-экономических инноваций,…

Заключение

Обобщая предыдущие параграфы можно сформулировать концептуальный сценарий развития базовых технологий Информационного Общества:

1. Усиление "профессиональной" сегментации сети Интернет, что создаст специализированные (по группам интересов) информационные пространства и гарантированно обеспечит членам соответствующих онлайновых сообществ постоянную информированность о появлении в сети важных для них данных, сигналов и информационных ресурсов.
2. Создание сообществ персональных информационных роботов, построение которых создаст условия для выживания членов онлайновых сообществ в информационных пространствах с интенсивными информационными потоками.
3. Построение сетевого механизма координации, который позволит извлечь максимальную социально-экономическую выгоду от перевода информационных взаимодействий в онлайн.

Литература

1. С. Теллин. Интранет и Адаптивные Инновации: переход от управления к координации в современных организациях. Журнал СУБД, 5, 1996. http://www.osp.ru/dbms/1996/05/68.htm
2. С. Паринов. Третья форма управления для сетевой экономики. РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-form.htm
3. С. Паринов. Информационные взаимодействия в экономическом пространстве, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-model.htm
4. С. Паринов. Истоки Интернет-цивилизации, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/net-istoki.htm
5. С. Паринов. К построению теоретической модели сетевой экономики, РВЛЭС, 1999. http://rvles.ieie.nsc.ru/parinov/theory/
6. С. Паринов. Онлайновые сообщества: методы исследования и практическое конструирование, РВЛЭС, 2000. http://rvles.ieie.nsc.ru/~parinov/autoref.htm
7. С. Паринов, Т. Богомолова. Соционет: информационное пространство для специалистов по общественным наукам, Соционет, 2001. http://socionet.ru/docs/

Окинавская хартия глобального информационного общества

Использование возможностей цифровых технологий

рациональное управление макроэкономикой, способствующее более точному планированию со стороны деловых кругов и потребителей и использование… разработка информационных сетей, обеспечивающих быстрый, надежный, безопасный… развитие людских ресурсов, способных отвечать требованиям века информации, посредством образования и пожизненного…

Преодоление электронно-цифрового разрыва

изыскивать дополнительные возможности, включая доступ через учреждения, открытые для широкой публики: уделять приоритетное внимание совершенствованию сетевого доступа, в… уделять особое внимание нуждам и возможностям людей, пользующимся меньшей социальной защищенностью, людей с…

Содействие всеобщему участию

Дальнейшее развитие

поощрять собственные усилия "восьмерки" в целях сотрудничества в осуществлении экспериментальных программ и проектов в области… содействовать более тесному политическому диалогу между партнерами и работать… изучит вопрос о том, какой вклад вносит частный сектор и другие заинтересованные группы, например, Глобальная…

Варианты социализации различных социальных групп в глобальном информационном обществе

В условиях информатизации все современные средства коммуникации и компьютеры должны делать учет этой специфики более совершенным, а не нивелировать ее, стандартизуя человека.

Остановимся на основных социальных проблемах и вариантах их решения в условиях информатизации:

1. проблема языковой коммуникации. Языковая коммуникация составляет ядро информатизации. Значит, электронные средства информатизации должны органически встраиваться в сеть естественно сложившейся для каждого человека языковой среды. В условиях России широкое распространение нерусифицированных программных средств, формирование общественного мнения о нормальности подобной ситуации - тяжелая по перспективным последствиям социальная проблема. Должны быть разработаны средства информатики и компьютерной лингвистики массового применения. Имеющиеся средства не соответствуют социальным потребностям либо по уровню доступности, либо по цене.
2. информационная безопасность личности. Под информационной безопасностью понимается состояние защищенности информационной среды общества, обеспечивающее ее формирование и развитие в интересах граждан, организаций и государства. Обеспечение информационной безопасности личности означает ее право на получение объективной информации и предполагает, что полученная человеком из разных источников информация не препятствует свободному формированию и развитию его личности. В качестве воздействия на личность могут выступать:
• целенаправленное информационное давление с целью изменения мировоззрения, политических взглядов и морально-психологического состояния людей;
• распространение недостоверной, искаженной, неполной информации;
• использование неадекватного восприятия людьми достоверной информации.

Информационные воздействия опасны или полезны не столько сами по себе, сколько тем, что управляют мощными вещественно-энергетическими процессами. Суть влияния информации как раз и заключается в ее способности контролировать вещественно-энергетические процессы, параметры которых на много порядков выше самой информации.

Анализ социальных последствий информатизации свидетельствует о проявлении следующих тенденций:

• "социализация информации" - увеличение степени направленности информации на социальную сферу;
• "преодоление кризиса цивилизации" - создание предпосылок для разрешения глобального экологического кризиса, решение проблемы устойчивого развития цивилизации в целом.
• "снижение культурного уровня" - развитие информационной среды создает предпосылки для повышения культурного уровня (доступ по сетям к сокровищам библиотек, музеев и т.д.), однако автоматически это не происходит. Возможно резкое увеличение числа людей, являющихся механическими потребителями предоставляемой информации.
• "элитарное знание" - опасность огромной поляризации знаний в обществе, возможном накоплении их в узком, "верхнем" общественном слое - элите (политической, экономической и т.д.).
• "изоляция индивида" - без общественного регулирования информатизация может привести к тому, что люди начнут общаться , как правило, опосредованно - через компьютер. Незнание и, что еще хуже, отсутствие потребности знать своих коллег, соседей и родственников - весьма опасное социальное явление.
• "выравнивание иерархии власти" в информатизируемом обществе должно происходить за счет вовлечения большего числа людей в политику, создания условий для повышения ими социального статуса.
• Государство - "надзиратель" - Левиафан, "помноженный" на компьютерные технологии. При современных технологиях возможен контроль не только поведения, но и мыслей людей. В статье 5 закона РФ "Об информации, информатизации и защите информации" персональные данные отнесены к категории конфиденциальной информации. Если государство не будет создавать условия для воспитания интеллектуального человека, то получит массу легко управляемых, прогнозируемых людей.
• "повышение компетентности" и как альтернатива этому - "деквалификация". ЭВМ нейтральна по отношению к человеку, она лишь предоставляет новые возможности для реализации конкретных жизненных целей.
• "новые профессии и квалификации" и, с другой стороны, возможное исчезновение многочисленных профессий. Появление новые, более интеллектуальных профессий не должно исключать сохранение информации не только об исчезающих технологиях, но и о социальных структурах, обеспечивавших их реализацию (типе людей, их отношениях, менталитете). Утеря технологий создания египетских пирамид, дамасской стали, перегородчатой эмали и др., невозможность их восстановления сегодня в значительной степени связана с незнанием их социальной инфраструктуры.
• "национальная независимость" и, с другой стороны, "уязвимость". Уровень развития информатизации, интеллекта нации позволяет государствам выходить на позиции национальной независимости.

Общеизвестна роль таких факторов как количество и качество вооруженных сил сторон, сформированная направленность общественного мнения, открытость (закрытость) информации о мотивах политических акций при поиске необходимых дипломатических решений. Для общества, вступившего в фазу информатизации фактор технологического отрыва становится более весомым, чем численное превосходство армии. Прежде всего этот фактор проявляется в технологии информационно-обменных процессов. Понятия "психологическая война", "пси-оружие", "утечка мозгов", "зомбирование" и т.п. наполняются реальным содержанием. Национальные системы СМИ становятся объектами стратегического значения.

Тенденция формирования общества потребления

Однако, стремительное нарастание уровня услуг может привести к тому, что значительное количество людей "потеряется" в этом море изобилия,… Данная проблема уже заявила о себе в развитых странах мира. Например,… Для преодоления опасности возникновения общества потребления необходимо: систематически в масштабах государства…

Столкновение цивилизаций? Модель грядущего конфликта

С. ХАНТИНГТОН

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие… Грядущий конфликт между цивилизациями – завершающая фаза эволюции глобальных… Данная модель сохранялась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая война. А затем, в результате русской…

ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы,… Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский регион и Китай не… Цивилизация может охватывать большую массу людей – например, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: “Это цивилизация,…

ПОЧЕМУ НЕИЗБЕЖНО СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они – наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре,… Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных… В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную…

ЛИНИИ РАЗЛОМА МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разлома между западной и исламской цивилизациями. Начавшееся с возникновением ислама продвижение арабов и… По окончании второй мировой войны настал черед отступать Западу. Колониальные… Военная конфронтация между Западом и исламским миром продолжается целое столетие, и нет намека на ее смягчение. Скорее…

ЗАПАД ПРОТИВ ОСТАЛЬНОГО МИРА

Запад доминирует в Совете Безопасности ООН, и его решения, лишь иногда смягчаемые вето со стороны Китая, обеспечили Западу законные основания для… Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде… Судя по всему, центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между “Западом и остальным миром”, как…

РАСКОЛОТЫЕ СТРАНЫ

Самый яркий и типичный пример расколотой изнутри страны – Турция. Турецкое руководство конца XX в. сохраняет верность традиции Ататюрка и причисляет… В сходном положении оказалась в последнее десятилетие и Мексика. Если Турция… Исторически внутренний раскол глубже всего затронул Турцию. Для Соединенных Штатов ближайшая расколотая изнутри страна…

КОНФУЦИАНСКО-ИСЛАМСКИЙ БЛОК

Почти все без исключения западные страны сейчас сокращают свои военные арсенала. Россия под руководством Ельцина делает то же самое. А Китай,… Конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государствами в значительной… Со своей стороны незападные страны отстаивают свое право приобретать, производить и размещать любое оружие, которое…

ВЫВОДЫ ДЛЯ ЗАПАДА

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что 1) противоречия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание возрастает; 3)конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта; 4) международные отношения, исторически являвшиеся игрой в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизироваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица; 5) эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними; 6) конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации; 7) вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн; 8) главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром; 9) политические элиты некоторых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями; 10) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Это не обоснование желательности конфликта между цивилизациями, а предположительная картина будущего. Но если моя гипотеза убедительна, необходимо задуматься о том, что это означает для западной политики. Здесь следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой и долгосрочным урегулированием. Если исходить из позиций краткосрочной выгоды, интересы Запада явно требуют: 1) укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; 2)интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; 3) поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; 4) предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномаштабные войны между цивилизациями; 5) ограничения роста военной мощи конфуцианских и исламских стран; 6) замедления сокращения военной мощи Запада и сохранения его военного превосходства в Восточной и Юго-Западной Азии; 7) использования конфликтов и разногласий между конфуцианскими и исламскими странами; 8) поддержки [c.47] представителей других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностями и интересам; 9) укрепления международных институтов, отражающих и легитимизирующих западные интересы и ценности, и привлечения к участию в этих институтах незападных стран.

В долгосрочной же перспективе надо ориентироваться на другие критерии. Западная цивилизация является одновременно и западной, и современной. Незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полного успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, оборудование, вооружение – все то, что входит в понятие “быть современным”. Но в то же время они постараются сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и военная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими по своей мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует поддержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отношениях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных религиозных и философских основ этих цивилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представляют себе собственные интересы. Необходимо будет найти элементы сходства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными.[c.48]

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Weidenbaum M. Greater China: The Next Economic Superpower? – Washington University Center for the Study of American Business. Contemporary Issues. Series 57. – Feb. 1993. – P.2-3.

²Lewis B. The Roots of Muslim Rage. – Atlantic Monthly. – Vol. 266. – 1990, September. P.60; Time. – 1992. – June, 15. P. 24-28.

³Roosevelt A. For Lust of Knowing. – Boston, 1988. P. 332-333.

⁴Западные лидеры практически всегда ссылаются на то, что действуют от имени “мирового сообщества”. Знаменательна, однако, оговорка, вырвавшаяся у британского премьер-министра Дж. Мейджора и декабре 1990 г. во время интервью программе “С добрым утром, Америка”. Говоря о действиях, предпринимаемых против Саддама Хусейна, Мейджор употребил слово “Запад”. И хотя он быстро поправился и в дальнейшем говорил о “мировом сообществе”, он был прав, именно когда оговорился.

⁵New York Times. – 1990. – December, 1990. P. 41; Cross-Cultural Studies of Individualism and Collectivism. // Nebraska Symposium on Motivation. – 1989. – Vol. 37. P. 41-133.

⁶Mahbubani K. The West and the Rest. // National Interest. – 1992, Summer. P.3-13.

⁷ Stankevich S. Russia in Search of Itself. // National Interest. – 1992, Summer. P. 47-51; Schneider D.A.Russian Movement Rejects Western Tilt. // Christian Science Monitor. – 1993. – Februar, 5. – P. 5-7.

⁸Как отмечает О. Хоррис, расколотой изнутри страной пытается стать и Австралия. Хотя эта страна является полноправным членом западною мира, ее нынешнее руководство фактически предлагает, чтобы она отступилась от Запада, приняла новую идентификацию в качестве азиатской страны и развивала тесные связи с соседями. Будущее Австралии, доказывают они, – с динамично развивающимися экономиками Восточной Азии. Однако, как и уже говорил, тесное экономическое сотрудничество обычно предполагает единую культурную основу. Кроме всего прочего, в случае Австралии, похоже, отсутствуют все три условия, необходимые для того, чтобы внутренне расколотая страна могла примкнуть к другой цивилизации.

Содержание

Дальше

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru

РУССКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНТЕРНЕТ-УНИВЕРСИТЕТ

РГИУ

Каталог

Правила

Библиография

Словари

Переслать книгу

Инструкция

КОНЕЦ ИСТОРИИ?

ФРЭНСИС ФУКУЯМА

И все же растет понимание того, что идущий процесс имеет фундаментальный характер, внося связь и порядок в текущие события. На наших главах в… Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма… То, чему мы, вероятно, свидетели, – не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но…

I

Представление о конце истории нельзя признать оригинальным. Наиболее известный его пропагандист – это Карл Маркс, полагавший, что историческое развитие, определяемое взаимодействием материальных сил, имеет целенаправленный характер и закончится, лишь достигнув коммунистической утопии, которая и разрешит все противоречия. Впрочем, эта концепция истории – как диалектического процесса с началом, серединой и концом – была позаимствована Марксом у его великого немецкого предшественника, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.

Плохо ли, хорошо ли это, но многое из гегелевского историцизма вошло в сегодняшний интеллектуальный багаж. Скажем, представление о том, что сознание человечества прошло ряд этапов, соответствовавших конкретным формам социальной организации, таким как родоплеменная, рабовладельческая, теократическая и, наконец, демократически-эгалитарная. Гегель первым из философов стал говорить на языке современной социальной науки, для него человек – продукт конкретной исторической и социальной среды, а не совокупность тех или иных “естественных” атрибутов, как это было для теоретиков “естественного права”. И это именно гегелевская идея, а не собственно марксистская – овладеть естественной средой и преобразовать ее с помощью науки и техники. В отличие от позднейших историков, исторический релятивизм которых выродился в релятивизм tout court^*, Гегель полагал, что в некий абсолютный момент история достигает кульминации – в тот именно момент, когда побеждает окончательная, разумная форма общества и государства.

К несчастью для Гегеля, его знают ныне как предтечу Маркса и смотрят на него сквозь призму марксизма; лишь немногие из нас потрудились ознакомиться с его работами напрямую. Впрочем, во Франции предпринималась попытка спасти Гегеля от интерпретаторов-марксистов и воскресить его как философа, идеи которого могут иметь значение для современности. Наиболее значительным среди этих французских истолкователей Гегеля был, несомненно, Александр Кожев, блестящий русский эмигрант, который вел в 30-х гг. ряд семинаров в парижской Ecole Pratique des Hautes Etudes¹. Почти не известный в Соединенных Штатах, Кожев оказал большое влияние на интеллектуальную жизнь европейского континента. Среди его студентов числились такие будущие светила, как Жан-Поль Сартр слева и Раймон Арон – справа; именно через Кожева послевоенный экзистенциализм позаимствовал у Гегеля многие свои категории.

Кожев стремился воскресить Гегеля периода “Феноменологии духа”, – Гегеля, провозгласившего в 1806 г., что история подходит к концу. Ибо уже тогда Гегель видел в поражении, нанесенном Наполеоном Прусской монархии, победу идеалов Французской революции и надвигающуюся универсализацию государства, воплотившего принципы свободы и равенства. Кожев настаивал, что по существу Гегель оказался прав². Битва при Йене означала конец истории, так как именно в этот момент с помощью авангарда человечества (этот термин хорошо знаком марксистам) принципы Французской революции были претворены в действительность. И хотя после 1806 г. предстояло еще много работы – впереди была отмена рабства и работорговли, надо было предоставить избирательные права рабочим, женщинам, неграм и другим расовым меньшинствам и т. д., – но сами принципы либерально-демократического государства с тех пор уже не могли быть улучшены. В нашем столетии две мировые войны и сопутствовавшие им революции и перевороты помогли пространственному распространению данных принципов, в результате провинция была поднята до уровня форпостов цивилизации, а соответствующие общества Европы и Северной Америки выдвинулись в авангард цивилизации, чтобы осуществить принципы либерализма.

Появляющееся в конце истории государство либерально – поскольку признает и защищает, через систему законов, неотъемлемое право человека на свободу; и оно демократично – поскольку существует с согласия подданных. По Кожеву, это, как он его называет, “общечеловеческое государство”³ нашло реально-жизненное воплощение в странах послевоенной Западной Европы – в этих вялых, пресыщенных, самодовольных, интересующихся только собою, слабовольных государствах, самым грандиозным и героическим проектом которых был Общий рынок⁴. Но могло ли быть иначе? Ведь человеческая история с ее конфликтами зиждется на существовании “противоречий”: здесь стремление древнего человека к признанию, диалектика господина и раба, преобразование природы и овладение ею, борьба за всеобщие права и дихотомия между пролетарием и капиталистом. В общечеловеческом же государстве разрешены все противоречия и утолены все потребности. Нет борьбы, нет серьезных конфликтов, поэтому нет нужды в генералах и государственных деятелях; а что осталось, так это главным образом экономическая деятельность. Надо сказать, что Кожев следовал своему учению и в жизни. Посчитав, что для философов не осталось никакой работы, поскольку Гегель (правильно понятый) уже достиг абсолютного знания, Кожев после войны оставил преподавание и до самой своей смерти в 1968 г. служил в ЕЭС чиновником.

Для современников провозглашение Кожевым конца истории, конечно, выглядело как типичный эксцентрический солипсизм французского интеллектуала, вызванный последствиями мировой войны и начавшейся войны холодной. И все же, как Кожеву хватило дерзости утверждать, что история закончилась? Чтобы понять это, мы должны уяснить связь этого утверждения с гегелевским идеализмом.

II

Для Гегеля противоречия, движущие историей, существуют прежде всего в сфере человеческого сознания, т. е. на уровне идей5, – не в смысле тривиальных предвыборных обещаний американских политиков, но как широких объединяющих картин мира; лучше всего назвать их идеологией. Последняя, в этом смысле, не сводится к политическим доктринам, которые мы с ней привычно ассоциируем, но включает также лежащие в основе любого общества религию, культуру и нравственные ценности.

Точка зрения Гегеля на отношение идеального и реального, материального мира крайне сложна; начать с того, что для него различие между ними есть лишь видимость6. Для него реальный мир не подчиняется идеологическим предрассудкам профессоров философии; но нельзя сказать, что идеальное у него ведет независимую от “материального” мира жизнь. Гегель, сам будучи профессором, оказался на какое-то время выбитым из колеи таким весьма материальным событием, как битва при Йене. Однако если писания Гегеля или его мышление могла оборвать пуля, выпущенная из материального мира, то палец на спусковом крючке в свою очередь был движим идеями свободы и равенства, вдохновившими Французскую революцию.

Для Гегеля все человеческое поведение в материальном мире и, следовательно, вся человеческая история укоренены в предшествующем состоянии сознания, – похожую идею позже высказывал и Джон Мейнард Кейнс, считавший, что взгляды деловых людей обыкновенно представляют собой смесь из идей усопших экономистов и академических бумагомарак предыдущих поколений. Это сознание порой недостаточно продуманно, в отличие от новейших политических учений; оно может принимать форму религии или простых культурных или моральных обычаев. Но в конце концов эта сфера сознания с необходимостью воплощается в материальном мире, даже – творит этот материальный мир по своему образу и подобию. Сознание – причина, а не следствие, и оно не может развиваться независимо от материального мира; поэтому реальной подоплекой окружающей нас событийной путаницы служит идеология.

У позднейших мыслителей гегелевский идеализм стал влачить убогое существование. Маркс перевернул отношение между реальным и идеальным, отписав целую сферу сознания – религию, искусство и самую философию – в пользу “надстройки”, которая полностью детерминирована у него преобладающим материальным способом производства. Еще одно прискорбное наследие марксизма состоит в том, что мы склонны предаваться материальным или утилитарным объяснениям политических и исторических явлений; мы не расположены верить в самостоятельную силу идей. Последним примером этого служит имевшая большой успех книга Пола Кеннеди “Возвышение и упадок великих держав” (Kennedy P. “The Rise and Fall of the Great Powers”); в ней падение великих держав объясняется просто – экономическим перенапряжением. Конечно, доля истины в этом имеется: империя, экономика которой еле-еле справляется с тем, чтобы себя содержать, не может до бесконечности расписываться в своей несостоятельности. Однако на что именно общество решит выделить 3 или 7 процентов своего ВНП (валовогонационального продукта) – на оборону либо на нужды потребления, есть вопрос политических приоритетов этого общества, а последние определяются в сфере сознания.

Материалистический уклон современного мышления характерен не только для левых, симпатизирующих марксизму людей, но и для многих страстных антимарксистов. Так, скажем, на правом крыле находится школа материалистического детерминизма журнала “Уолл стрит джорнэл”, не признающая значения идеологии и культуры и рассматривающая человека как, в сущности, разумного, стремящегося к максимальной прибыли индивида. Именно человека такого типа вместе с движущими им материальными стимулами берут за основу экономической жизни и учебники по экономике7. Проиллюстрируем сомнительность этих материалистических взглядов на примере.

Макс Вебер начинает свою знаменитую книгу “Протестантская этика и дух капитализма” указанием на различия в экономической деятельности протестантов и католиков. Эти различия подытожены в пословице: “Протестанты славно вкушают, католики мирно почивают”. Вебер отмечает, что в соответствии с любой экономической теорией, по которой человек есть разумное существо, стремящееся к максимальной прибыли, повышение расценок должно вести к повышению производительности труда. Однако во многих традиционных крестьянских общинах это дает обратный эффект – снижения производительности труда: при более высоких расценках крестьянин, привыкший зарабатывать две с половиной марки в день, обнаруживает, что может заработать ту же сумму, работая меньше, и так и поступает. Выбор в пользу досуга, а не дохода, в пользу, далее, военизированного образа жизни спартанского гоплита, а не благополучного жития-бытия афинского торговца, или даже в пользу аскетичной жизни предпринимателя периода раннего капитализма, а не традиционного времяпрепровождения аристократа, – никак нельзя объяснить безликим действием материальных сил; выбор происходит преимущественно в сфере сознания, в идеологии. Центральная тема работы Вебера – доказать вопреки Марксу, что материальный способ производства – не “базис”, а, наоборот, “надстройка”, имеющая корни в религии и культуре. И если мы хотим понять, что такое современный капитализм и мотив прибыли, следует, по Веберу, изучать имеющиеся в сфере сознания предпосылки того и другого.

Современный мир обнажает всю нищету материалистических теорий экономического развития. Школа материалистического детерминизма журнала “Уолл стрит джорнэл” любит приводить в качестве свидетельства жизнеспособности свободной рыночной экономики ошеломляющий экономический успех Азии в последние несколько десятилетий; делается вывод, что и другие общества достигли бы подобных успехов, позволь они своему населению свободно следовать материальным интересам. Конечно, свободные рынки и стабильные политические системы – непременное условие экономического роста. Но столь же несомненно и то, что культурное наследие дальневосточных обществ, этика труда, семейной жизни, бережливость, религия, которая, в отличие от ислама, не накладывает ограничений на формы экономического поведения, и другие прочно сидящие в людях моральные качества никак не менее значимы при объяснения их экономической деятельности8. И все же интеллектуальное влияние материализма таково, что ни одна из серьезных современных теорий экономического развития не принимает сознание и культуру всерьез, не видит, что это, в сущности, материнское лоно экономики.

Непонимание того, что экономическое поведение обусловлено сознанием и культурой, приводит к распространенной ошибке: объяснять даже идеальные по природе явления материальными причинами. Китайская реформа, например, а в последнее время и реформа в Советском Союзе обычно трактуются как победа материального над идеальным, – как признание того, что идеологические стимулы не смогли заменить материальных и для целей преуспеяния следует апеллировать к низшим формам личной выгоды. Однако глубокие изъяны социалистической экономики были всем очевидны уже тридцать или сорок лет назад. Почему же соцстраны стали отходить от централизованного планирования только в 80-х? Ответ следует искать в сознании элиты и ее лидеров, решивших сделать выбор в пользу “протестантского” благополучия и риска и отказаться от “католической” бедности и безопасного существования9. И это ни в коем случае не было неизбежным следствием материальных условий, в которых эти страны находились накануне реформы. Напротив, изменение произошло в результате того, что одна идея победила другую10.

Для Кожева, как и для всех гегельянцев, глубинные процессы истории обусловлены событиями, происходящими в сознании, или сфере идей, поскольку в итоге именно сознание переделывает мир по своему образу и подобию. Тезис о конце истории в 1806 г. означал, что идеологическая эволюция человечества завершилась на идеалах Французской и Американской революций; и, хотя какие-то режимы в реальном мире полностью их не осуществили, теоретическая истинность самих идеалов абсолютна и улучшить их нельзя. Поэтому Кожева не беспокоило, что сознание послевоенного поколения европейцев не стало универсальным; если идеологическое развитие действительно завершилось, то общечеловеческое государство рано или поздно все равно должно победить.

У меня здесь нет ни места, ни, откровенно говоря, сил защищать в деталях радикальные идеалистические взгляды Гегеля. Вопрос не в том, правильна ли его система, а в том, насколько хорошо видна в ее свете проблематичность материалистических объяснений, часто принимаемых нами за само собою разумеющееся. Дело не в том, чтобы отрицать роль материальных факторов как таковых. С точки зрения идеалиста, человеческое общество может быть построено на любых произвольно выбранных принципах, независимо от того, согласуются ли эти принципы с материальным миром. И на самом деле люди доказали, что способны переносить любые материальные невзгоды во имя идей, существующих исключительно в сфере духа, идет ли речь о священных коровах или о Святой Троице11.

Но поскольку само человеческое восприятие материального мира обусловлено осознанием этого мира, имеющим место в истории, то и материальный мир вполне может оказывать влияние на жизнеспособность конкретного состояния сознания. В частности, впечатляющее материальное изобилие в развитых либеральных экономиках и на их основе – бесконечно разнообразная культура потребления, видимо, питают и поддерживают либерализм политической сфере. Согласно материалистическому детерминизму, либеральная экономика неизбежно порождает и либеральную политику. Я же, наоборот, считаю, что и экономика и политика предполагают автономное предшествующее им состояние сознания, благодаря которому они только и возможны. Состояние сознания, благоприятствующее либерализму, в конце истории стабилизируется, если оно обеспечено упомянутым изобилием. Мы могли бы резюмировать: общечеловеческое государство – это либеральная демократия в политической сфере, сочетающаяся с видео и стерео в свободной продаже – в сфере экономики.

III

Действительно ли мы подошли к концу истории? Другими словами, существуют ли еще какие-то фундаментальные “противоречия”, разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства? Поскольку мы исходим из идеалистических посылок, то должны искать ответ в сфере идеологии и сознания. Мы не будем разбирать все вызовы либерализму, исходящие в том числе и от всяких чокнутых мессий; нас будет интересовать лишь то, что воплощено в значимых социальных и политических силах и движениях и является частью мировой истории. Неважно, какие там еще мысли приходят в голову жителям Албании или Буркина-Фасо; интересно лишь то, что можно было бы назвать общим для всего человечества идеологическим фондом.

В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова – фашизм12 и коммунизм. Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства суть фундаментальные противоречия либеральных обществ; разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и “новый человек”, опирающиеся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология фашизм был сокрушен Второй мировой войной. Это, конечно, было весьма материальное поражение, но оно оказалось также и поражением идеи. Фашизм был сокрушен не моральным отвращением, ибо многие относились к нему с одобрением, пока видели в нем веяние будущего; сама идея потерпела неудачу. После войны люди стали думать, что германский фашизм, как и другие европейские и азиатские его варианты, был обречен на гибель. Каких-либо материальных причин, исключавших появление после войны новых фашистских движений в других регионах, не было; все заключалось в том, что экспансионистский ультранационализм, обещая бесконечные конфликты и в конечном итоге военную катастрофу, лишился всякой привлекательности. Под руинами рейхсканцелярии, как и под атомными бомбами, сброшенными на Хиросиму и Нагасаки, эта идеология погибла не только материально, но и на уровне сознания; и все протофашистские движения, порожденные германским и японским примером, такие как перонизм в Аргентине или Индийская национальная армия Сабхаса Чандры Боса, после войны зачахли.

Гораздо более серьезным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой, коммунизмом. Маркс утверждал, на гегелевском языке, что либеральному обществу присуще фундаментальное неразрешимое противоречие: это – противоречие между трудом и капиталом. Впоследствии оно служило главным обвинением против либерализма. Разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом. Как отмечал (в числе прочих) Кожев, современный американский эгалитаризм и представляет собой то бесклассовое общество, которое провидел Маркс. Это не означает, что в Соединенных Штатах нет богатых и бедных или что разрыв между ними в последние годы не увеличился. Однако корни экономического неравенства – не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально эгалитарным и умеренно перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого. Негритянская проблема в Соединенных Штатах – продукт не либерализма, но рабства, сохранявшегося еще долгое время после того, как было формально отменено.

Поскольку классовый вопрос отошел на второй план, привлекательность коммунизма в западном мире – это можно утверждать смело – сегодня находится на самом низком уровне со времени окончания Первой мировой войны. Судить об этом можно по чему угодно: по сокращающейся численности членов и избирателей главных европейских коммунистических партий и их открыто ревизионистским программам; по успеху на выборах консервативных партий в Великобритании и ФРГ, Соединенных Штатах и Японии, выступающих за рынок и против этатизма; по интеллектуальному климату, наиболее “продвинутые” представители которого уже не верят, что буржуазное общество должно быть наконец преодолено. Это не значит, что в ряде отношений взгляды прогрессивных интеллектуалов в западных странах не являются глубоко патологичными. Однако те, кто считает, что будущее за социализмом, слишком стары или слишком маргинальны для реального политического сознания своих обществ.

Могут возразить, что для североатлантического мира угроза социалистической альтернативы никогда не была реальной, – в последние десятилетия ее подкрепляли главным образом успехи, достигнутые за пределами этого региона. Однако именно в неевропейском мире нас поражают грандиозные идеологические преобразования, и особенно это касается Азии. Благодаря силе и способности к адаптации своих культур, Азия стала в самом начале века ареной борьбы импортированных западных идеологий. Либерализм в Азии был очень слаб после Первой мировой войны; легко забывают, сколь унылым казалось политическое будущее Азии всего десять или пятнадцать лет назад. Забывают и то, насколько важным представлялся исход идеологической борьбы в Азии для мирового политического развития в целом.

Первой решительно разгромленной азиатской альтернативой либерализму был фашизм, представленный имперской Японией. Подобно его германскому варианту, он был уничтожен силой американского оружия; победоносные Соединенные Штаты и навязали Японии либеральную демократию. Японцы, конечно, преобразовали почти до неузнаваемости западный капитализм и политический либерализм13. Многие американцы теперь понимают, что организация японской промышленности очень отличается от американской или европейской, а фракционное маневрирование внутри правящей либерально-демократической партии с большим сомнением можно называть демократией. Тем не менее сам факт, что существенные элементы экономического и политического либерализма привились в уникальных условиях японских традиций и институций, свидетельствует об их способности к выживанию. Еще важнее – вклад Японии в мировую историю. Следуя по стопам Соединенных Штатов, она пришла к истинно универсальной культуре потребления – этому и символу, и фундаменту общечеловеческого государства. В.С.Найпол, путешествуя по хомейнистскому Ирану сразу после революции, отмечал повсеместно встречающуюся и как всегда неотразимую рекламу продукции “Сони”, “Хитачи”, “Джи-ви-си”, – что, конечно, указывало на лживость претензий режима восстановить государство, основанное на законе Шариата. Желание приобщиться к культуре потребления, созданной во многом Японией, играет решающую роль в распространении по всей Азии экономического и, следовательно, политического либерализма.

Экономический успех других стран Азии, вставших, по примеру Японии, на путь индустриализации, сегодня всем известен. С гегельянской точки зрения важно то, что политический либерализм идет вслед за либерализмом экономическим, – медленнее, чем многие надеялись, однако, по-видимому, неотвратимо. И здесь мы снова видим победу идеи общечеловеческого государства. Южная Корея стала современным, урбанизированным обществом со все увеличивающимся и хорошо образованным средним классом, который не может изолироваться от происходящих демократических процессов. В этих обстоятельствах для большей части населения было невыносимым правление отжившего военного режима, – в то время как Япония, всего на десятилетие ушедшая вперед в экономике, уже более сорока лет располагала парламентскими институтами. Даже социалистический режим в Бирме, просуществовавший в течение многих десятилетий в унылой изоляции от происходивших в Азии важных процессов, в прошлом году перенес ряд потрясений, связанных со стремлением к либерализации экономической и политической системы. Говорят, что несчастья диктатора Не Вина начались, когда старший офицер армии Бирмы отправился в Сингапур на лечение и впал в депрессию, увидев, как далеко отстала социалистическая Бирма от своих соседей по АСЕАНу.

Но сила либеральной идеи не была бы столь впечатляющей, не затронь она величайшую и старейшую в Азию культуру – Китай. Само существование коммунистического Китая создавало альтернативный полюс идеологического притяжения и в качестве такового представляло угрозу для либерализма. Но за последние пятнадцать лет марксизм-ленинизм как экономическая система был практически полностью дискредитирован. Начиная со знаменитого Третьего пленума Десятого Центрального Комитета в 1978 г. китайская компартия принялась за деколлективизацию сельского хозяйства, охватившую 800 миллионов китайцев. Роль государства в сельском хозяйстве была сведена к сбору налогов, резко увеличено было производство предметов потребления, с той целью, чтобы привить крестьянам вкус к общечеловеческому государству и тем самым стимулировать их труд. В результате реформы всего за пять лет производство зерна было удвоено; одновременно у Дэн Сяопина появилась солидная политическая база, позволившая распространить реформу на другие сферы экономики. А кроме того, никакой экономической статистике не отразить динамизма, инициативы и открытости, которые проявил Китай, когда началась реформа.

Китай никак не назовешь сегодня либеральной демократией. На рыночные рельсы переведено не более 20 процентов экономики, и, что важнее, страной продолжает заправлять сама себя назначившая коммунистическая партия, не допускающая и тени намека на возможность передачи власти в другие руки. Дэн не дал ни одного из горбачевских обещаний, касающихся демократизации политической системы, не существует и китайского эквивалента гласности. Китайское руководство проявляет гораздо больше осмотрительности в критике Мао и маоизма, чем Горбачев в отношении Брежнева и Сталина, и режим продолжает платить словесную дань марксизму-ленинизму как своему идеологическому фундаменту. Однако каждый, кто знаком с мировоззрением и поведением новой технократической элиты, правящей сегодня в Китае, знает, что марксизм и идеологический диктат уже не имеют никакой политической значимости и что впервые со времени революции буржуазное потребительство обрело в этой стране реальный смысл. Различные спады в ходе реформы, кампании против “духовного загрязнения” и нападки на политические “отклонения” следует рассматривать как тактические уловки, применяемые в процессе осуществления исключительно сложного политического перехода. Уклоняясь от решения вопроса о политической реформе и одновременно переводя экономику на новую основу, Дэн сумел избежать того “порыва устоев”, который сопровождает горбачевскую перестройку. И все же притягательность либеральной идеи остается очень сильной, по мере того как экономическая власть переходит в руки людей, а экономика становится более открытой для внешнего мира. В настоящий момент более 20000 китайских студентов обучается в США и других западных странах, практически все они – дети китайской элиты. Трудно поверить, что, вернувшись домой и включившись в управление страной, они допустят, чтобы Китай оставался единственной азиатской страной, не затронутой общедемократическим процессом. Студенческие демонстрации, впервые происшедшие в декабре 1986 г. в Пекине и повторившиеся недавно в связи со смертью Ху Яобана, – лишь начало того, что неизбежно превратится в ширящееся движение за изменение политической системы.

Однако, при всей важности происходящего в Китае, именно события в Советском Союзе – “родине мирового пролетариата” – забивают последний гвоздь в крышку гроба с марксизмом-ленинизмом. В смысле официальных институтов власти не так уж много изменилось за те четыре года, что Горбачев у власти: свободный рынок и кооперативное движение составляют ничтожную часть советской экономики, продолжающей оставаться централизованно-плановой; политическая система по-прежнему в руках компартии, которая только начала демократизироваться и делиться властью с другими группами; режим продолжает утверждать, что его единственное стремление – модернизировать социализм и что его идеологической основой остается марксизм-ленинизм; наконец, Горбачеву противостоит потенциально могущественная консервативная оппозиция, способная возвратить многое на круги своя. Кроме того, к шансам предложенных Горбачевым реформ как в сфере экономики, так и в политике трудно относиться оптимистически. Однако моя задача здесь заключается не в том, чтобы дать анализ ближайших событий или что-то предсказывать; мне важно увидеть глубинные тенденции в сфере идеологии и сознания. А в этом отношения ясно, что преобразования просто поразительны.

Эмигранты из Советского Союза сообщают, что практически никто в стране больше не верит в марксизм-ленинизм, и нагляднее всего это проявляется в среде советской элиты, произносящей марксистские лозунги из чистого цинизма. Причем, коррупция и разложение позднебрежневского советского государства мало что значили, ибо до тех пор пока само государство отказывалось усомниться в любом из фундаментальных принципов, лежащих в основе советского общества, система была способна функционировать просто по инерции и даже проявлять динамизм в области внешней политики и обороны. Марксизм-ленинизм был своего рода магическим заклинанием, это была единственная общая основа, опираясь на которую элита соглашалась управлять советским обществом. И неважно, насколько все это было абсурдным и бессмысленным.

То, что произошло за четыре года после прихода Горбачева к власти, представляет собой революционный штурм самых фундаментальных институтов в принципов сталинизма и их замену другими, еще не либеральными в собственном смысле слова, но связанными между собой именно либерализмом. Это наиболее очевидно в экономической сфере, где экономисты-реформаторы вокруг Горбачева заняли радикальную позицию в поддержке свободного рынка, так что, например, Николай Шмелев не возражает, когда его публично сравнивают с Милтоном Фридманом. Сегодня среди экономистов налицо согласие по поводу того, что центральное планирование и командная система распределения – главная причина экономической неэффективности и что если советская система когда-либо примется лечить свои болезни, то должна разрешить свободное и децентрализованное принятие решений в отношении вложений, найма и цен. После двух первых лет идеологической неразберихи эти принципы были наконец внедрены в политику с принятием новых законов о самостоятельности предприятий, о кооперативах и, наконец, в 1988 г. – об аренде и семейном фермерстве. Имеется, конечно, ряд фатальных ошибок в осуществлении реформы, наиболее серьезная среди них – отказ от решительного пересмотра цен. Однако дело теперь не в концепции: Горбачев и его команда, кажется, достаточно хорошо поняли экономическую логику введения рынка, но, подобно лидерам государств третьего мира, столкнувшимся с МВФ (Международным валютным фондом), страшатся социальных последствий отказа от потребительских субсидий и других форм зависимости людей от государственного сектора.

В политической сфере предложенные изменения в конституции, правовой системе и партии далеко не равнозначны установлению либерального государства. Горбачев говорит о демократизации главным образом внутри партии, а не о том, чтобы покончить с партийной монополией на власть; по существу, политическая реформа стремится узаконить и тем самым усилить власть КПСС14. Тем не менее общие положения, составляющие основу многих реформ, – о народном “самоуправлении”; о том, что вышестоящие политические органы подотчетны нижестоящим, а не наоборот; что закон должен стоять выше произвольных действий полиции и опираться на разделение властей и независимый суд; что права собственности должны быть защищены; что необходимо открытое обсуждение общественно значимых вопросов и право на публичное несогласие; что Советы, в которых может участвовать весь народ, должны быть наделены властью; что политическая культура должна стать более терпимой и плюралистической, – все эти принципы исходят из источника, глубоко чуждого марксистско-ленинской традиции, даже несмотря на то, что они плохо сформулированы и еле-еле работают на практике.

Неоднократные утверждения Горбачева, будто он стремится вернуться к первоначальному смыслу ленинизма, сами по себе – лишь вариант оруэлловской “двойной речи”. Горбачев и его союзники настойчиво повторяют, что внутрипартийная демократия – что-то вроде сущности ленинизма и что открытые дискуссии, тайное голосование на выборах, власть закона – суть ленинское наследие, извращенное Сталиным. И хотя почти любой человек рядом со Сталиным будет выглядеть ангелом, столь жесткое противопоставление Ленина и его преемника представляется неубедительным. Сущностью демократического централизма Ленина является именно централизм, а не демократия. Это абсолютно жесткая, монолитная, основанная на дисциплине диктатура иерархически организованного авангарда коммунистической партии, выступающего от имени народа. Вся непристойная полемика Ленина с Карлом Каутским, Розой Люксембург и другими соперниками из числа меньшевиков и социал-демократов, не говоря уже о презрении к “буржуазной законности” и буржуазным свободам, основывались на его глубоком убеждении, что с помощью демократической организации осуществить революцию невозможно.

Заявления Горбачева вполне можно понять: полностью развенчав сталинизм и брежневизм, обвинив их в сегодняшних трудностях, он нуждается в какой-то точке опоры, чтобы было чем обосновать законность власти КПСС. Однако тактика Горбачева не должна скрывать от нас того факта, что принципы демократизации и децентрализации, которые он провозгласил в экономической и политической сфере, крайне разрушительны для фундаментальныхустановок как марксизма, так и ленинизма. Если бы большая часть предложений по экономической реформе была реализована, то трудно было бы сказать, чем же советская экономика отличается от экономики тех западных стран, которые располагают большим национализированным сектором.

В настоящее время Советский Союз никак не может считаться либеральной или демократической страной; и вряд ли перестройка будет столь успешной, чтобы в каком-либо обозримом будущем к этой стране можно было применить подобную характеристику. Однако в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества; достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития. И в этом плане в Советском Союзе за последние два года произошли весьма существенные изменения: критика советской системы, санкционированная Горбачевым, оказалась столь глубокой и разрушительной, что шансы на возвращение к сталинизму или брежневизму весьма невелики. Горбачев наконец позволил людям сказать то, что они понимали в течение многих лет, а именно, что магические заклинания марксизма-ленинизма – бессмыслица, что советский социализм – не великое завоевание, а по существу грандиозное поражение. Консервативная оппозиция в СССР, состоящая из простых рабочих, боящихся безработицы и инфляции, и из партийных чиновников, которые держатся за места и привилегии, открыто, не прячась высказывает свои взгляды и может оказаться достаточно сильной, чтобы в ближайшие годы сместить Горбачева. Но обе эти группы выступают всего только за сохранение традиций, порядка и устоев; они не привержены сколько-нибудь глубоко марксизму-ленинизму, разве что вложили в него большую часть жизни15. Восстановление в Советском Союзе авторитета власти после разрушительной работы Горбачева возможно лишь на основе повой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте.

Допустим на мгновение, что фашизма и коммунизма не существует: остаются ли у либерализма еще какие-нибудь идеологические конкуренты? Или иначе: имеются ли в либеральном обществе какие-то неразрешимые в его рамках противоречия? Напрашиваются две возможности: религия и национализм.

Все отмечают в последнее время подъем религиозного фундаментализма в рамках христианской и мусульманской традиций. Некоторые склонны полагать, что оживление религии свидетельствует о том, что люди глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ. Однако хотя пустота и имеется и это, конечно, идеологический дефект либерализма, из этого не следует, что нашей перспективой становится религия16. Вовсе не очевидно и то, что этот дефект устраним политическими средствами. Ведь сам либерализм появился тогда, когда основанные на религии общества, не столковавшись по вопросу о благой жизни, обнаружили свою неспособность обеспечить даже минимальные условия для мира и стабильности. Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается сегодня только исламом. Однако эта доктрина малопривлекательна для немусульман, и трудно себе представить, чтобы это движение получило какое-либо распространение. Другие, менее организованные религиозные импульсы с успехом удовлетворяются в сфере частной жизни, допускаемой либеральным обществом.

Еще одно “противоречие”, потенциально неразрешимое в рамках либерализма, – это национализм и иные формы расового и этнического сознания. И действительно, значительное число конфликтов со времени битвы при Йене было вызвано национализмом. Две чудовищные мировые войны в этом столетии порождены национализмом в различных его обличьях; и если эти страсти были до какой-то степени погашены в послевоенной Европе, то они все еще чрезвычайно сильны в третьем мире. Национализм представлял опасность для либерализма в Германии, и он продолжает грозить ему в таких изолированных частях “постисторической” Европы, как Северная Ирландия.

Неясно, однако, действительно ли национализм является неразрешимым для либерализма противоречием. Во-первых, национализм неоднороден, это не одно, а несколько различных явлений – от умеренной культурной ностальгии до высокоорганизованного и тщательно разработанного национал-социализма. Только систематические национализмы последнего рода могут формально считаться идеологиями, сопоставимыми с либерализмом или коммунизмом. Подавляющее большинство националистических движений в мире не имеет политической программы и сводится к стремлению обрести независимость от какой-то группы или народа, не предлагая при этом сколько-нибудь продуманных проектов социально-экономической организации. Как таковые, они совместимы с доктринами и идеологиями, в которых подобные проекты имеются. Хотя они и могут представлять собой источник конфликта для либеральных обществ, этот конфликт вытекает не из либерализма, а скорее из того факта, что этот либерализм осуществлен не полностью. Конечно, в значительной мере этническую и националистическую напряженность можно объяснить тем, что народы вынуждены жить в недемократических политических системах, которых сами не выбирали.

Нельзя исключить того, что внезапно могут появиться новые идеологии или не замеченные ранее противоречия (хотя современный мир, по-видимому, подтверждает, что фундаментальные принципы социально-политической организации не так уж изменились с 1806 г.). Впоследствии многие войны и революции совершались во имя идеологий, провозглашавших себя более передовыми, чем либерализм, но история в конце концов разоблачила эти претензии.

IV

Что означает конец истории для сферы международных отношений? Ясно, что большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории и в течение многих лет служить ареной конфликта. Но мы сосредоточим сейчас внимание на более крупных и развитых странах, ответственных за большую часть мировой политики. Россия и Китай в обозримом будущем вряд ли присоединятся к развитым нациям Запада; но представьте на минуту, что марксизм-ленинизм перестает быть фактором, движущим внешнюю политику этих стран, – вариант если еще не превратившийся в реальность, однако ставший в последнее время вполне возможным. Чем тогда деидеологизированный мир в сумме своих характеристик будет отличаться от того мира, в котором мы живем?

Обычно отвечают: вряд ли между ними будут какие-либо различия. Ибо весьма распространено мнение, что идеология – лишь прикрытие для великодержавных интересов и что это служит причиной достаточно высокого уровня соперничества и конфликта между нациями. Действительно, согласно одной популярной в академическом мире теории, конфликт присущ международной системе как таковой, и чтобы понять его перспективы, следует смотреть на форму системы – например, является она биполярной или многополярной, а не на образующие ее конкретные нации и режимы. В сущности, здесь гоббсовский взгляд на политику применен к международным отношениям: агрессия и небезопасность берутся не как продукт исторических условий, а в качестве универсальных характеристик общества.

Следующие этой линии размышлений берут в качестве модели деидеологизированного мира отношения, существовавшие в европейском балансе девятнадцатого века. Чарлз Краутэммер, например, написал недавно, что если в результате горбачевских реформ СССР откажется от марксистско-ленинской идеологии, то произойдет возвращение страны к политике Российской империи прошлого века17. Считая, что уж лучше это, чем исходящая от коммунистической России угроза, он делает вывод: соперничество и конфликты продолжатся в том виде, как это было, скажем, между Россией в Великобританией или кайзеровской Германией. Это, конечно, удобная точка зрения для людей, признающих, что в Советском Союзе происходит нечто важное, но не желающих брать на себя ответственность и рекомендовать вытекающий отсюда радикальный пересмотр политики. Но – правильна ли эта точка зрения?

Достаточно спорно, что идеология – лишь надстройка над непреходящими интересами великой державы. Ибо тот способ, каким государство определяет свой национальный интерес, не универсален, он покоится на предшествующем идеологическом базисе так же, как экономическое поведение – на предшествующем состоянии сознания. В этом столетии государства усвоили себе весьма разработанные доктрины с недвусмысленными, узаконивающими экспансионизм внешнеполитическими программами.

Экспансионизм и соперничество в девятнадцатом веке основывались на не менее “идеальном” базисе; просто так уж вышло, что движущая ими идеология была не столь разработана, как доктрины двадцатого столетия. Во-первых, самые “либеральные” европейские общества были нелиберальны, поскольку верили в законность империализма, то есть в право одной нации господствовать над другими нациями, не считаясь с тем, желают ли эти нации, чтобы над ними господствовали. Оправдание империализму у каждой нации было свое: от грубой веры в то, что сила всегда права, в особенности если речь шла о неевропейцах, до признания Великого Бремени Белого Человека, и христианизирующей миссии Европы, и желания “дать” цветным культуру Рабле и Мольера. Но каким бы ни был тот или иной идеологический базис, каждая “развитая” страна верила в приемлемость господства высшей цивилизации над низшими. Это привело, во второй половине столетия, к территориальным захватам и в немалой степени послужило причиной мировой войны.

Безобразным порождением империализма девятнадцатого столетия был германский фашизм – идеология, оправдывавшая право Германии господствовать не только над неевропейскими, но и над всеми негерманскими народами. Однако – в ретроспективе – Гитлер, по-видимому, представлял нездоровую боковую ветвь в общем ходе европейского развития. Со времени его феерического поражения законность любого рода территориальных захватов была полностью дискредитирована18. После Второй мировой войны европейский национализм был обезврежен и лишился какого-либо влияния на внешнюю политику, с тем следствием, что модель великодержавного поведения XIX века стала настоящим анахронизмом. Самой крайней формой национализма, с которой пришлось столкнуться западноевропейским государствам после 1945 года, был голлизм, самоутверждавшийся в основном в сфере культуры и политических наскоков. Международная жизнь в той части мира, которая достигла конца истории, в гораздо большей степени занята экономикой, а не политикой или военной стратегией.

Разумеется, страны Запада укрепляли свою оборону и в послевоенный период активно готовились к отражению мировой коммунистической опасности. Это, однако, диктовалось внешней угрозой и не существовало бы, не будь государств, открыто исповедовавших экспансионистскую идеологию. Чтобы принять “неореалистическую” теорию всерьез, нам надо поверить, что, исчезни Россия и Китай с лица земли, “естественное” поведение в духе соперничества вновь утвердилось бы среди государств ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития). То есть Западная Германия и Франция вооружались бы, оглядываясь друг на друга, как они это делали в 30-е годы, Австралия и Новая Зеландия направляли бы военных советников, борясь за влияние в Африке, а на границе между Соединенными Штатами и Канадой были бы возведены укрепления. Такая перспектива, конечно, нелепа: не будь марксистско-ленинской идеологии, мы имели бы, скорее всего, “общий рынок” в мировой политике, а не распавшееся ЕЭС и конкуренцию образца девятнадцатого века. Как доказывает наш опыт общения с Европой по проблемам терроризма или Ливии, европейцы пошли гораздо дальше нас в отрицании законности применения силы в международной политике, даже в целях самозащиты.

Следовательно, предположение, что Россия, отказавшись от экспансионистской коммунистической идеологии, начнет опять с того, на чем остановилась перед большевистской революцией, просто курьезно. Неужели человеческое сознание все это время стояло на месте и Советы, подхватывающие сегодня модные идеи в сфере экономики, вернутся к взглядам, устаревшим уже столетие назад? Ведь не произошло же этого с Китаем после того, как он начал свою реформу. Китайский экспансионизм практически исчез: Пекин более не выступает в качестве спонсора маоистских инсургентов и не пытается насаждать свои порядки в далеких африканских странах, – как это было в 60-е годы. Это не означает, что в современной китайской внешней политике не осталось тревожных моментов, таких как безответственная продажа технологии баллистических ракет на Ближний Восток или финансирование красных кхмеров в их действиях против Вьетнама. Однако первое объяснимо коммерческими соображениями, а второе – след былых, вызванных идеологическими мотивами трений. Новый Китай гораздо больше напоминает голлистскую Францию, чем Германию накануне Первой мировой войны.

Наше будущее зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства. Из публикаций и личных встреч я делаю однозначный вывод, что собравшаяся вокруг Горбачева либеральная советская интеллигенция пришла к пониманию идеи конца истории за удивительно короткий срок; и в немалой степени это результат контактов с европейской цивилизацией, происходивших уже в послебрежневскую эру. “Новое политическое мышление” рисует мир, в котором доминируют экономические интересы, отсутствуют идеологические основания для серьезного конфликта между нациями и в котором, следовательно, применение военной силы становится все более незаконным. Как заявил в середине 1988 г. министр иностранных дел Шеварднадзе: “…Противоборство двух систем уже не может рассматриваться как ведущая тенденция современной эпохи. На современном этапе решающее значение приобретает способность ускоренными темпами на базе передовой науки, высокой техники и технологии наращивать материальные блага и справедливо распределять их, соединенными усилиями восстанавливать и защищать необходимые для самовыживания человечества ресурсы”19.

Постисторическое сознание, представленное “новым мышлением”, – единственно возможное будущее для Советского Союза. В Советском Союзе всегда существовало сильное течение великорусского шовинизма, получившее с приходом гласности большую свободу самовыражения. Вполне возможно, что на какое-то время произойдет возврат к традиционному марксизму-ленинизму, просто как к пункту сбора для тех, кто стремится восстановить подорванные Горбачевым “устои”. Но, как и в Польше, марксизм-ленинизм мертв как идеология, мобилизующая массы: под его знаменем людей нельзя заставить трудиться лучше, а его приверженцы утратили уверенность в себе. В отличие от пропагандистов традиционного марксизма-ленинизма, ультранационалисты в СССР страстно верят в свое славянофильское призвание, и создается ощущение, что фашистская альтернатива здесь еще вполне жива.

Таким образом, Советский Союз находится на распутье: либо он вступит на дорогу, которую сорок пять лет назад избрала Западная Европа и по которой последовало большинство азиатских стран, либо, уверенный в собственной уникальности, застрянет на месте. Сделанный выбор будет иметь для нас огромное значение, ведь, если учесть территорию и военную мощь Союза, он по-прежнему будет поглощать наше внимание, мешая осознанию того, что мы находимся уже по ту сторону истории.

Исчезновение марксизма-ленинизма сначала в Китае, а затем в Советском Союзе будет означать крах его как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-историческое значение. И хотя где-нибудь в Манагуа, Пхеньяне или Кембридже (штат Массачусетс) еще останутся отдельные правоверные марксисты, тот факт, что ни у одного крупного государства эта идеология не останется на вооружении, окончательно подорвет ее претензии на авангардную роль в истории. Ее гибель будет одновременно означать расширение “общего рынка” в международных отношениях и снизит вероятность серьезного межгосударственного конфликта.

Это ни в коем случае не означает, что международные конфликты вообще исчезнут. Ибо и в это время мир будет разделен на две части: одна будет принадлежать истории, другая – постистории. Конфликт между государствами, принадлежащими постистории, и государствами, принадлежащими вышеупомянутым частям мира, будет по-прежнему возможен. Сохранится высокий и даже все возрастающий уровень насилия на этнической и националистической почве, поскольку эти импульсы не исчерпают себя и в постисторическом мире. Палестинцы и курды, сикхи и тамилы, ирландские католики и валлийцы, армяне и азербайджанцы будут копить и лелеять свои обиды. Из этого следует, что на повестке дня останутся и терроризм, и национально-освободительные войны. Однако для серьезного конфликта нужны крупные государства, все еще находящиеся в рамках истории, но они-то как раз и уходят с исторической сцены.

Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, – вместо всего этого – экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Я ощущаю в самом себе и замечаю в окружающих ностальгию по тому времени, когда история существовала. Какое-то время эта ностальгия все еще будет питать соперничество и конфликт. Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 года, с ее североатлантической и азиатской ветвями. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?

ПРИМЕЧАНИЯ

Вот и все, только (фр.). – Прим. перев.

Наиболее известна работа Кожева “Введение в чтение Гегеля”, запись лекций в Ecole Pratique в 30-х гг. (Kojeve A. Introduction a la lecture de Hegel. – Paris, Gallimard, 1947). Книга переведена на английский язык (Kojeve A. Introduction to the Reading of Hegel. – New York: Basic Books, 1969).

В этом отношении взгляды Кожева весьма отличаются от некоторых немецких интерпретаций Гегеля, например, Гербертом Маркузе, который, больше симпатизируя Марксу, считал философию Гегеля исторически ограниченной, а незавершенной.

В оригинале – “universal homogenous state”, т. е., буквально, – “универсальное гомогенетическое государство” (прим. перев.).

Другим вариантом конца истории Кожев считал послевоенный “американский образ жизни”, к которому, полагал он, идет и Советский Союз.

Это выражено в знаменитом афоризме из предисловия к “Философии истории”: “Все разумное действительно, все действительное разумно”.

Для Гегеля сама дихотомия идеального и материального мира – видимость, и в конечном счете преодолевается самосознающим субъектом; в его системе материальный мир сам лишь аспект духа.

Надо сказать, что современные экономисты, признавая, что поведение человека не всегда определяется исключительно стремлением к максимальной прибыли, предполагают в нем также способность к получению “пользы” – пользы, понимаемой как доход или какие-то другие блага, которые могут быть приумножены: досуг, секс или радости философствования. То, что вместо прибыли мы имеем теперь пользу, – еще одно подтверждение точки зрения идеализма.

Достаточно сравнить поведение вьетнамских иммигрантов в американской школе с поведением их одноклассников-негров или латиноамериканцов, чтобы понять, что культура и сознание играют действительно решающую роль, и не только в экономическом поведении, но и практически во всех других важных сторонах жизни.

Полное объяснение причин реформы в Китае и России является, конечно, гораздо более сложным. Советская реформа, например, в значительной мере была мотивирована ощущением небезопасности в области военной технологии. Но все же ни та, ни другая страна накануне реформ не находилась в таком уж материальном кризисе, чтобы возможно было предсказать те поразительные пути реформы, на которые они вступили.

И до сих пор неясно, являются ли советские народы “протестантами” в той же мере, что и Горбачев, и пойдут ли за ним по этому пути.

Внутренняя политика Византийской империи при Юстиниане вращалась вокруг конфликта между монофизитами и монофелитами, расходившимися по вопросу о единстве Святой Троицы. Этот конфликт, напоминающий столкновение между болельщиками на византийском ипподроме, привел к значительному политическому насилию. Современные историки склонны усматривать причины подобных конфликтов в антагонизме между общественными классами или прибегая к другим экономическим категориям; они никак не хотят понять, что люди способны убивать друг друга, всего лишь разойдясь в вопросе о природе Троицы.

Я не употребляю здесь термина “фашизм” в его точном смысле, поскольку им часто злоупотребляют в целях компрометации неугодных лиц. “Фашизм” здесь – любое организованное ультранационалистическое движение с претензиями на универсальность, – конечно, не в смысле национализма, т. к. последний “исключителен” по определению, а в смысле уверенности движения в своем праве господствовать над другими народами. Так, имперская Япония может быть квалифицирована как фашистская, а Парагвай при диктаторе Стресснере или Чили при Пиночете – нет. Очевидно, что фашистские идеологии не могут быть универсальными в смысле марксизма или либерализма, однако структура доктрины может кочевать из страны в страну.

¹³ Пример Японии я привожу с долей осторожности; в конце жизни Кожев пришел к выводу, что, как доказала Япония с ее культурой, общечеловеческое государство не одержало победы, и история, возможно, не завершилась. См. длинное примечание в конце второго издания Introduction a la Lecture de Hegel, p. 462-463,

В Польше и Венгрии компартии, напротив, предприняли шаги в направлении плюрализма и подлинного разделения властей.

Это в особенности относится к лидеру советских консерваторов, бывшему второму секретарю Егору Лигачеву, публично признавшему многие серьезные пороки брежневского периода.

Я думаю прежде всего о Руссо и идущей от него философской традиции, весьма критически настроенной в отношении локковского в гоббсовского либерализма, – хотя либерализм можно критиковать и с точки зрения классической политической философии.

См.: Кrauthammer Ch. Beyond the Cold War. // New Republic. – 1988, December 19.

Европейским колониальным державам, например Франции, понадобилось после войны несколько лет, чтобы признать незаконность своих империй; но это было неизбежно как следствие победы союзников, обещавших восстановлении демократических свобод.

¹⁹ Вестник Министерства Иностранных Дел СССР. – 1988, № 15 (август 1988). – С. 27-46. “Новое мышление” служит, разумеется, и пропагандистской цели – убедить западную, аудиторию в благих намерениях Советов. Однако это не означает, что многие из этих идей не выдвигаются всерьез.

Содержание

на верх страницы

Design & programming Web Researching Center	© 2002 Русский Гуманитарный Интернет-Университет. Все права защищены.	info@i-u.ru webmaster@i-u.ru