ПИСЬМО МОИМ РУССКИМ ЧИТАТЕЛЯМ

(1992)

Эту книгу об открытом обществе я написал в период между 1938 и 1943 годами в Новой Зеландии. Я защищаю в ней скромную форму демократического («буржуазного») об­щества, в котором рядовые граждане могут мирно жить, в котором высоко ценится свобода и в котором можно мыслить и действовать ответственно, радостно принимая эту ответст­венность. Во многом оно походит на общество, ныне сущест­вующее на Западе. Это открытое общество, столь высоко ценящее мир и свободу, возникло в результате ряда глубоких и радикальных революций. Со времен моего детства оно сильно изменилось, и хотя некоторые марксисты, и не только они, все еще называют его «капитализмом», оно имеет очень мало общего с тем обществом, современником которого был Маркс, и еще меньше — с тем, которое было описано Марк­сом и которое он назвал «капитализмом».

Мне уже почти девяносто лет. Решение написать эту книгу я принял в тот день, когда узнал о вторжении Гитлера в мою родную Австрию, а окончил работу над ней ровно пятьдесят лет назад. После того, как несколько издательств отвергли мою книгу, она была отпечатана в Лондоне под обстрелом гитлеровского «секретного оружия» Фау-1 (управляемых бес­пилотных бомбардировщиков) и Фау-2 (чрезвычайно мощных для того времени ракет). Опубликована она была в 1945 году, когда война в Европе уже окончилась, но работу над ней я считал своим вкладом в победу. Она была направлена против нацизма и коммунизма, против Гитлера и Сталина, которых пакт 1939 года сделал на время союзниками.

Моя неприязнь к этим именам была столь велика, что я ни разу не упомянул их в «Открытом обществе». В этой книге я решил проследить историю, приведшую к возникновению гитлеризма, и обратился к учению великого философа Пла­тона — первого политического идеолога, мыслившего в тер­минах классов и придумавшего концентрационные лагеря. А фигура Сталина побудила меня обратиться к изучению фи­лософии Карла Маркса. Критикуя марксизм, я до некоторой степени критиковал и самого себя, поскольку в ранней моло­дости был марксистом и даже коммунистом. (Мне не было и 17 лет, когда я отверг это учение.)

Для настоящего издания этой книги я написал «После­словие вместо предисловия к русскому изданию», которое

хотя и достаточно пространно, все же не вмещает всего того, что мне хотелось бы высказать. Однако здесь, предваряя это «Послесловие», я хочу поделиться с моими русскими читате­лями некоторыми мыслями о главной идее открытого обще­ства — идее власти закона. Мне кажется, что именно эта идея сейчас очень важна для читателей в России, пусть даже воплотить ее в жизнь чрезвычайно трудно.

.••1

Власть закона:
самая насущная потребность России

В России не хватает продовольствия, а эффективно про­изводить его может только рыночное хозяйство. Действи­тельно, именно эффективность рыночной экономики сделала богатыми страны Запада. Однако это было достигнуто усили­ями бесчисленного множества тружеников и многих мысли­телей на протяжении столетий.

Благодаря их усилиям (а также свободному рынку) со­временные открытые общества Запада, на мой взгляд (а я многое повидал и прочитал немало книг), — значительно лучше, свободнее, гораздо честнее и справедливее всех об­ществ, когда-либо существовавших в истории человечества. И хотя они еще далеки от совершенства, будучи не во всем честными и справедливыми, они неустанно трудятся, чтобы приблизиться к идеалам свободы, справедливости и честно­сти. Среди серьезных недостатков западных обществ можно упомянуть преступность, проявляющуюся во многих фор­мах — например, в злоупотреблениях свободой рынка. Эти злоупотребления значительно участились после Второй ми­ровой войны и в настоящее время представляют собой серь­езную проблему для нашего общества.

Поэтому нам, к сожалению, необходим уголовный кодекс. Однако я здесь не буду больше обсуждать эту проблему, а лишь отмечу следующее. Мы на Западе считаем важнейшим принципом уголовного законодательства презумпцию неви­новности: никто не должен считаться преступником, пока не будут представлены доказательства, устраняющие все обоснованные сомнения по этому поводу. Если же сомнения остаются, то с обвиняемым следует обращаться как с неви­новным.

Власть закона и свободный рынок

Уголовное законодательство отличается от гражданского. А некоторые части гражданского законодательства — такие,

как закон о собственности (некоторые идеологи утверждают, что собственность равноценна краже) и закон о торговле (некоторые идеологи утверждают, что купцы — обыватели и паразиты) — неотделимы от свободного рынка. В противопо­ложность уголовному законодательству, которое воистину — необходимое зло, гражданское законодательство — великое благо. Его цель — личная свобода и сосуществование без насилия. Со времен Древнего Рима цивилизованное общество преследовало эту скромную цель — скромную, но очень трудно достижимую. И цивилизованное общество позволило развиться свободному рынку.

Свободному рынку нужна защита закона. Примитивный рынок — обмен яблок на шпинат — в ней, возможно, не нуждается. Однако такой примитивный рынок обеспечивает лишь небольшую степень свободы — иначе говоря, весьма небольшой выбор. Если вам срочно необходим велосипед, вы можете не найти его на рынке, не использующем деньги. Но как только появляются деньги, все большую роль начинает играть государство (поскольку деньги печатает оно). А вместе с покупкой и продажей такого сложного предмета, как вело­сипед, возникают вопросы гарантий (т. е. защиты покупате­ля). Эти вопросы не решить без правовой системы, регули­рующей договорные отношения.

Однако велосипеды производятся только крупными пар­тиями, а это означает наличие многочисленных и сложных договорных обязательств между производителем и его постав­щиками, рабочими, розничной торговлей. Короче говоря, промышленное общество, основанное на рыночных отноше­ниях и предлагающее значительную свободу выбора, немыс­лимо без правовой системы, без власти закона.

Правовая система западных обществ развивалась с разви­тием промышленности, свободного рынка и всех предлагае­мых им альтернатив. Она развивалась с ростом опыта право­вых отношений, который берет начало еще в эпохе Древнего Рима. К несчастью, эта традиция и свободный рынок в России были прерваны коммунизмом. Я не думаю, что ее удастся быстро восстановить, если основываться на одном лишь рос­сийском опыте. Мне кажется очевидным, что в данном случае кратчайший (хотя, конечно, не вполне совершенный) путь — это заимствование Россией одной из утвердившихся на Запа­де правовых систем. То, что такой путь в принципе возможен, показала Япония, которая в 1873 г. восприняла германскую правовую систему, осознав, что та необходима для осущест­вления планов индустриализации страны по европейскому образцу.

Я полагаю, что двумя наиболее очевидными возможно­стями для России являются германское и французское зако­нодательства. Это обусловлено историческими причинами: в Великобритании никогда не существовало кодекса законов, который можно было бы перенять целиком, а многочисленные американские правовые системы, разные в разных штатах США, развивались постепенно иммигрантами из Великобри­тании в соответствии с их специфическим опытом индустри­ализации. Поэтому, подобно британцам, американцы не со­здали законодательной системы, которую можно было бы позаимствовать целиком.

Конечно, если какую-то систему перенять целиком, то она может пробуксовывать. Российскому парламенту пред­стоит корректировать ее по мере необходимости: такая кор­ректировка и составляет большую часть парламентской ра­боты во всех современных государствах.