Язычество как положительный религиозный процесс. Праоткровение.

Моменты сходства между религией богооткровенной и религиями языческими могут быть объяснены еще и тем, что и в язычестве было всегда зерно истины. Язычество нельзя рассматривать, как явление, ни в каком отношении к истинной вере не находящееся. И в язычестве “совершался положительный религиозный процесс”. И это понятно. Хотя языческим народам и предоставлено было “ходить собственными путями” ( Деян. 14, 16), однако Бог и им “не переставал свидетельствовать о Себе” (Деян. 14, 17). И в язычестве “люди искали Бога, не ощутят ли и не найдут ли” ( Деян. 17,27).

Некоторые исследователи считают, что язычество, за исключением отдельных и ограниченных эпох и общественных групп, отличается “напряженной религиозностью, которая волнует и прямо поражает при соприкосновении с ним”. В сердцах язычников всегда оставалось “написанным дело законное”, “спослушествующей им совести” ( Рим. 2,15), возвещавшей им о нравственных обязанностях их к Богу, к себе и ближним. Бог открывал Себя и язычникам, в меру их разумения. Господь от начала рассеял повсюду семена Божественного Логоса. Св. Иустин Философ говорит, что Логос действовал не только “через Сократа, среди эллинов “, но и “среди варварских народов”. “У всех есть семена Истины”. Христос есть Слово, Коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бы они считались за безбожников, — таковы между эллинами Сократ, Гераклит и им подобные”. “Во всяком народе, — говорит св. Иустин, — веруют во Христа и ожидают Его”. “Слово было искони, — читаем в послании к Диогнету, — но явилось в последнее время; оказалось древним и всегда снова рождается в сердцах святых”. Климент Александрийский, говоря о водительстве Промысла в истории язычников, утверждает, что ангелы пасут народы (срав.: Втор. 32, 8 по перев. XX), почему и язычники не чужды были истины и подготовлялись к ней. Теперь, — говорит Климент, — даровал грекам их философию, как ступень к “философии во Христе”, — она служила для них своего рода Ветхим Заветом “. Самому непримиримому из христианских апологетов Тертуллиану принадлежит известное выражение, что душе человека * “по природе (naturaliter) христианка. “Учение христианское, — говорит св. Григории Богослов, — вместе и древнее, и новое” , — выражая этой фразой мысль о том, что и в язычестве теплилась истина, в полноте возвышенная христианством. Слово, по учению св. Афанасия Великого, всем управляет и все объединяет; Оно заботиться о язычниках прежде Своего воплощения; Оно не попускает и язычникам “являться вовсе не причастными ведения о Боге”; даже иудейские закон и пророки были даны не для одних иудеев, а “для всей вселенной служили священным училищем ведения о Боге и внутренней жизни”. Евсевий Кесарийский пишет специальное обширное сочинение “Евангельское приготовление”, самим названием своим показывающее, что писатель смотрит на прошедшую дохристианскую историю как на приготовление к явлению всеобщей евангельской истины”.

Мысль древних христианских писателей о том что и в язычестве происходил некоторый положительный религиозный процесс, неоднократно высказывалась и после философами и историками религий различных направлений. Так, в начале XIX столетия Шеллинг, в своих сочинениях “Философия мифологии” и “Философия откровения”, утверждал, что в языческих религиях и их мифологиях должно видеть подлинное откровение, лишь на его низших ступенях. Сходные мысли высказывали наши мыслители Вл. Соловьев, С.Н. Трубецкой, Вячеслав Иванов и др. “Христианство подготовлялось не только в иудействе, но и в язычестве”, — пишет С.Н. Булгаков. Повторяя слова Климента Александрийского, проф. Ф.Ф.Зелинский , глубокий знаток античного мира, говорит: “Античная религия — настоящий Ветхий Завет нашего христианства”. “Реальный мир, — говорит немецкий ученый Иеремиас, — в который вступило откровение Бога во Христе, не был богооставленным. Водительство Божие, направленное к искуплению, не ограничивалось религиозным развитием внутри Израиля, Бог предоставил людям идти своими путями, но был недалек от каждого из них”. Недаром древняя иконография допускала изображения языческих писателей классической древности среди пророков в притворах храмов, даже на подножиях иконостасов; например, в Московских: Успенском и Благовещенском соборах, в Афонском Иверском монастыре, а так же иконописных подлинниках этой чести удостаиваются Орфей, Гомер, Солон, Пифагор, Аристотель, Цицерон, Сенека и др., “иже от части пророчествоваху о вышнем Божестве и о Рождестве Христове от Пречистыя Богородицы...”

К этому книга Бытия добавляет, что первые люди были научены от Бога всем важнейшим религиозным истинам. Еще на заре человеческой истории всем людям было возвещено радостное и утешительное обетование о Семени Жены, Которое сотрет главу змия и победит сатану и его царство (Быт. З,15). Об этом блаженном времени, когда люди стояли ближе к Божеству, не редко вспоминало человечество в своих преданиях. В глубь веков к первона­чальной своей истории люди переносят свою идеализацию жизни, свои воспоминания о временах лучших, о золотом веке на земле. В коментарии истолкователя браманизма Шанкары к Брахмасутрам есть такое место: “Передают, что иные из древних находились в общении с богами и пророками, сообразно с их выдающимися заслугами, даже видимо вступали в общение с богами и пророками”. Историки религий называют эту отдаленнейшую эпоху истории человечества временем праоткровения. Идея праоткровения признается целым рядом выдающихся современных религиозных мыслителей и историков религий. “Первобытные откровения находят всюду, — говорит Эд. Леруа, — у колыбели человечества; на протяжении веков оно передается всем людям хотя бы в скрытой и потенциальной форме. Мессианские упования, всеобщие ожидание не ограничивалось народом избранным, а существовало в той или иной форме повсюду, почему Обетованный стал чаянием языков”.

В 1911 году Вильгельм Шмидт выпускает капитальный труд под названием “Uroffenlarunq ans Anfang der Offenbarung Gotbes” (Праоткровение, как начало Откровения Божия), в котором, на основании множества данных исторических, археологических, филологических и, главным образом, этнографических, доказывает наличие “Праоткровения” у народов всех стран и времен. Современный ученный Mainage в своей книге о религии времени палеолита утверждает, что “возможность Божественного Откровения для первобытного человека остается в неприкосновенной силе”. По словам другого ученого венского проф. Betha первобытное Божественное Откровение есть “религия во всех религиях” (die Religion in alien Religionen), и оно “создает религии на протяжении веков”. То, к чему пришла научная мысль наших дней, в свое время проникновенно и сильно выразил митрополит Филарет в следующих словах: “Древнее и ветхозаветное человечество жило именно остатками в своей природе эдемского духовного света первобытной райской жизни, — остатками, впрочем, истощавшимися у грешных людей с продолжением времен. Языческие древнейшие творения, например, Илиада и Одиссея Гомерова, или индийские поэты незапамятных времен поражают нас отнюдь не ребячеством, а каким-то духовным величием древнего патриархального человека. Чем ближе был человек к пребыванию своему в Эдеме, тем обильнее и живее были в нем остатки эдемской жизни, в которой он одушевлялся духом из уст Божиих, и первобытного духовного света, в котором так ясно и ощутительно выражались для него во всем творении творческие глаголы ...”.

Таким образом, если и можно найти какое-либо сходство между языческими верованиями и догматами богооткровенной религии, (например, в учении о Божестве, в чувстве греховности и потребности примирения с Богом, в наличии жертвенных культов, включительно до идеи Спасителя всех людей), то это сходство вполне может быть объяснено тем, что и в языческих религиях жила искра истины, хранились остатки первобытного Божественного Откровения. “В язычестве, — говорит Булгаков, — усилие человека прорваться до Бога были напряженней и отчаянней, чем в иудействе где была воздвигнута лестница Иаковля. Недаром обнаружилось в полноту времени, что язычники оказались более готовы для принятия Христа, чем иудеи, ибо больше Его жаждали и ждали: блудный сын уже давно тосковал и томился по родном доме”. “Сына Божия, — пишет Ф.Ф. Зелинский, — искала античность во все время своего существования; она находила его поочередно в Геракле, Аполлоне, Александре Великом, Птолемее Спасителе, Августе, но успокоилась лишь тогда когда нашла Его в Иисусе. Его она восприняла всеми фибрами своей жаждущей души...”.