Мы видим здесь, как апостол “смешал языки народов.” Как сам Творец разделил при построении богоборческой башни Вавилона солидарность грешного человечества, так и апостол, метким, целесообразным словом, сразу показал всю неосновательность и внутреннюю разделенность тех, кто солидарно противился Божьей истине... “Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями и собрание разделилось” (7).
Творческое, святое разделение людей! Разделение людей, имеющих нечистую связь между собою, — свято. Разделение разбойников есть ослабление зла. Такими святыми делениями людей пользуется Промысл Божий для своих целей истинного их соединения. Пророк был послан тоже не только для “созидания,” но и для “разрушения” (Иеремия).
Апостолы не созидатели только, но и великие разрушители мира, многих его противобожеских связей и единений, всей эгоцентрической его “любви,” всех не истинных его “дружб.”
Апостол — строитель тайн Божьих; он знает, когда надо разделить строителей башни богопротивления; ему (как и всякому христианину в мире) дана власть созидать и разрушать, рассекать и разделять всё, мешающее Божественному созиданию.
Этот маккиавельевский принцип “разделяй и властвуй” — есть демоническое подражание мечу евангельскому. Задача Промысла в мире — не допускать чрезмерного скопления и единения свободных воль человеческих, ко злу направленных; разрушать призрачные, неэкзистенциальные единства.
Зло в себе не способно объединить людей и народы...Оно выдумывает призраки добра и истины, чтобы вокруг них объединить человечество против Христовой Истины. И Благодать, как во время построения Вавилонской Башни, так и во все эпохи, разрушает ложные единства человеческие, доказывая их лживость и непрочность. Промысел разделяет людей, не чтобы “властвовать,” как хотят цари и дельцы мира сего. Власть божественная утверждается в служении Христовом, исходит из Божьей любви, пленяющей человеческую свободу в Царство Божие... Власть же сего мира ищет господства, ради похоти властвования и своекорыстия.
Благодать Божия все время благодатно разделяет мир: “не мир принес Я на землю, но меч; ибо Я пришел разделить ...” (Мф. 10:34-35). Божественное разделение чудно; оно для всех нужно и живительно. Меч Истины рассекает даже человека, “до разделения души и духа, составов и мозгов” (большего разделения нельзя себе представить), отделяя все гнилое, отсекая “дикое мясо” (самостное, не связанное с личностью в вечности) от подлинного тела духовного личности человеческой. Этот процесс промыслительной хирургии проходит по всему миру, по всем социальным слоям и народам человечества. Но одновременно с этим “смешением языков” зла в отдельном человеке, так и во всем человечестве (в его эгоистической жизни), Благодать ткет истинные ткани жизни в самих личностях и в живом теле их вечного соединения друг с другом в Духе Святом... Таков смысл всего процесса истории, после отпадения человека от Бога и от собственной подлинной жизни.
Несомненно любя и самих своих гонителей фарисеев, и саддукеев, как своих (еще не нашедших истины) братьев, апостол смело бросил, в гнилой пруд мнимого единства, камень Божьей правды, который должен был произвести (и сразу же произвел) волнение в этом прокисшем болоте человеческого национального и личного эгоизма.
“Сыны противления” действовали еще только интуитивно, некиим сатанинским “нюхом зла,” сверхрационально обнаруживая (удивительный это факт!) благоухание Истины в Апостоле. Идеологически книжники синедриона иерусалимского не были сильны против Истины. Они, как и многие современные враги христианства, не вникали и не желали вникать в сущность Божьего учения о Свете и инстинктивно животно защищали свое маленькое, привычное, приспособленное ко тьме зрение, от ослепительно для них сияющего во тьме — и эту тьму судящего — Света.
Как дети, всегда переходящие с одного предмета на другой, или псы, оставляющие одну кость, чтоб заняться другой, брошенной им, эти слепые вожди слепых, тотчас же отвлеклись от самой темы своего суда над апостолом, и детски, животно, возбудились друг против друга, в плоскости своих всегдашних несогласий.
Как на ладони, тут видна вся неосновательность, “дурная детскость” их критики и их преследований апостола. Новая сторона психологии “сынов века сего” открывается тут.
Апостол же, конечно, не только хотел произвести разделение в лагере своих духовно младенствующих противников, не только — отвлечь их внимание от себя, но и педагогически дать им, хотя бы некоторым из них, тот понятный им краешек истины, за который могла бы ухватиться их незрелая совесть... Апостол хотел в чем то найти их единомыслие с Истиной.
Мы видим, как постоянно во всем апостол ищет и хочет видеть элемент добра и начало правды. Благочестие язычников афинских он видит в жертвеннике “неведомому Богу;” правду фарисеев — в их вере в воскресение. Постоянное его желание найти общую почву со всяким человеком (даже самым враждебным Истине), — быть всегда “эллином с эллинами,” “иудеем с иудеями” — показывает глубину его самоотверженной любви к Истине и к человеку, независимо от того, обладает ли человек истиной, или отлучен от нее. Истина у апостола сочетается с истинным образом человека.
Глубину Божьей любви мы видим в делах и словах апостола, глубину любви его, умершей для “себя” и воскресшей в Боге. Лишь эта любовь имеет дар н е мыслить зла и радоваться о Истине, даже о всех самых малых крупицах ее в человечестве.