Просто Христианство

Просто Христианство

Предисловие

 

 

То, о чём говорят в этой книге, послужило материалом для серии радиопередач, а в последствии было опубликовано в трёх отдельных частях под названием «Радиобеседы» (1942), «Христианское поведение» (1943) и « За пределами личности» (1944). В печатном варианте я сделал несколько дополнений к тому, что сказал в микрофон, но в остальном оставил текст без особых изменений. Беседа по радио не должна , по-моему, звучать как литературный очерк, прочитанный в слух, она должна быть именно беседой, исполненной искренности. Поэтому в моих беседах я использовал все сокращения и разговорные выражения, какие обычно употребляю в беседе. В печатном варианте я воспроизвёл эти сокращения и разговорные обороты. И все те места, где в беседе по радио я подчёркивал значимость того или иного слова тоном голоса, в печатном варианте я выделил курсивом. Сейчас я склонен считать, что это было с моей стороны ошибкой- нежелательным гибридом искусства устной речи с искусством письма. Рассказчик должен использовать оттенки своего голоса для подчёркивания и выделения определённых мест, потому что сам жанр беседы этого требует, но писатель не должен использовать курсив в тех же целях. Он располагает другими, своими собственными средствами и должен пользоваться этими средствами, для того чтобы выделить ключевые слова.

В этом издании я устранил сокращения и заменил все курсивы, переработав те предложения, в которых эти курсивы встречались , не повредив , надеюсь, тому «знакомому» и простому тону, который был свойствен радиобеседе. Кое-где я внёс добавления или вычеркнул отдельные места; при этом я исходил из того, что первоначальный вариант, как я выяснил, был превратно понят другими, да и сам я, по-моему, стал лучше понимать предмет беседы теперь, чем понимал десять лет назад.

Хочу предупредить читателей, что я не предлагаю никакой помощи тем , кто колеблется между двумя христианскими «деноминациями». Вы не получите от меня совета, кем вы должны стать: приверженцем ли англиканской церкви или методисткой, членом пресвитерианской или римской католической церкви. Этот вопрос я опустит умышленно (даже приведённый выше список я дал просто в алфавитном порядке). Я не делаю тайны из моей собственной позиции. Я совершенно обычный рядовой член церкви Англии, не слишком «высокий», не слишком «низкий», и вообще не слишком что бы то ни было. Но в этой книге я не делаю попыток переманить кого-либо на мою позицию.

С того самого момента, как я стал христианином, я всегда считаю, что лучшая и, возможно, единственная услуга, какую я мог бы оказать моим неверующим ближним, - это объяснить и защитить веру, которую была общей и единой для всех христиан на протяже-

нии всех времён. У меня достаточно причин для такой точки зрения.

Прежде всего, вопросы, которые разделяют христиан ( на различные деноминации ), часто касаются разных проблем высокой теологии или даже истории церкви, и эти вопросы следует оставить на рассмотрение специалистов, профессионалов. Я бы захлебну-

лся в таких глубинах и скорее сам нуждался бы в помощи, чем был бы способен оказать её другим.

Во-вторых, я думаю, мы должны признать, что дискуссии по этим спорным вопросам едва ли способны привлечь в христианскую семью человека со стороны. Обсуждая их письменно и устно, мы скорее отпугиваем его от христианского общества, чем привлекаем к себе. Наши расхождения во взглядах следует обсуждать лишь в присутствии тех, кто уже пришёл к вере в то, что есть Бог и что Иисус Христос- Его единственный Сын.

Наконец, у меня создалось впечатление, что гораздо больше талантливых авторов было вовлечено в обсуждение этих спорных вопросов, чем в защиту сущности христианства, или «просто» христианства, как его называет Бакстер. Та область, в которой, как я считал, я мог бы послужить с наибольшем успехом, более всего в подобной службе и нуждалась. Естественно, именно туда я и направился.

Насколько я помню, лишь к этому и сводились мои мотивы и побуждения, и я был бы очень рад, если бы люди не делали далеко идущих выводов из моего молчания по некото-

рым спорным вопросам.

К примеру, такое молчание вовсе не обязательно означает, что я занимаю выжидатель-

ную позицию. Хотя иногда это действительно так. У христиан порой возникают вопросы, ответ на которые, я думаю, у нас нет. Встречаются и такие, на которые я, скорей всего, никогда не получу ответа: даже если я задам их в лучшем мире, то, возможно (насколько я знаю), получу такой ответ, какой уже получил однажды другой, гораздо более великий вопрошатель: «Что тебе до этого? Следуй за Мной!». Однако существуют и другие вопросы, по которым я занимаю совершенно определённую позицию, но и по этим вопро-

сам я храню молчание. Потому что я пишу не с целью изложить нечто, что я мог бы назвать «моей религией», а для того, чтобы разъяснить сущность христианства, которое есть то, что оно есть, пребывало таким задолго до моего рождения и не зависит от того, нравится оно мне или нет.

Некоторые люди делают необоснованные заключения из того факта, что я говорю о Благословенной Деве Марии только то, что связано с Непорочным зачатием и рождением Христа. Но причина этого очевидна. Если бы я сказал немного больше, это сразу завело бы меня в сферу крайне спорных точек зрения. Между тем ни один другой спорный вопрос в христианстве не нуждается в таком деликатном подходе, как этот. Римская католическая церковь защищает свои представления по этому вопросу не только с обычным пылом, свойственным всем искренним религиозным верованиям, но (вполне естественно) тем более горячо, что в этом проявляется рыцарская чувствительность, с какой защищает человек честь своей матери или возлюбленной от грозящей ей опасности. Очень трудно разойтись с ними в этих взглядах ровно настолько, чтобы не показаться им невеждой, а то и еретиком. И наоборот, противоположные верования протестантов по этому вопросу вызываются чувствами, которые уходят своими корнями к самим основам монотеизма. Радикальным протестантам кажется, что под угрозой ставится само различие между Творцом и творением (каким бы святым оно ни было); что вновь, таким образом, возрож-

дается многобожие. Однако очень трудно и с ними разойтись во мнениях ровно настолько, чтобы не оказаться в их глазах чем-то похуже еретика, а именно язычником. Если существует такая тема, которая способна погубить книгу о сущности христианства, если какая-то тема может вылиться в абсолютно бесполезное чтение для тех, кто ещё не пове-

рил в то, что Сын Девы есть Бог, то это именно данная тема.

Возникает странная ситуация: из моего молчания по этим вопросам вы даже не можете сделать заключение, считаю я их важными или нет. Дело в том, что самый вопрос об их значимости тоже относится к спорным. Один из пунктов, по которому христиане расходятся во мнениях, это- важны ли их разногласия. Когда два христианина из различных деноминаций начинают спорить, вскоре, как правило, один из них спрашивает, а так ли уж важен данный вопрос; на что другой отвечает: «Важен ли? Ну конечно, он имеет самое существенное значение!».

Всё это было сказано только для того, чтобы объяснить какого рода книга я попыта-

лся написать, а вовсе не для того, чтобы скрыть свои верования уйти от ответственности за них. Как я уже говорил, я не держу их в секрете. Выражаясь словами дядюшки Тоби: «Они записаны в молитвеннике».

Опасность заключалась в том, что под видом христианства как такового я мог изложить нечто присущее лишь англиканской церкви или (что ещё хуже) мне самому. Чтобы избежать этого, я послал первоначальный вариант того, что стало здесь книгой вто-

рой, четырём различным священнослужителям (англиканской церкви, методистской, пресвитерианской и римской католической), прося их критических отзывов. Методист решил, что я недостаточно сказал о вере, а католик- что я зашёл слишком далеко в вопросе о сравнительной маловажности теорий, объясняющих искупления. В остальном мы пятеро согласились друг с другом. Другие книги я не стал подвергать подобной проверке, потому что, если бы они и вызвали расхождения между отдельными индивидуумами и школами, а не между различными деноминациями.

Насколько я могу судить по этим критическим обзорам или по многочисленным пись-

мам, полученным мною, эта книга, какой бы она ни была ошибочной в других отно-шениях, преуспела, по крайней мере, в одном- дать представление о христианстве об-

щепринятом. Таким образом, эта книга, возможно, окажет определённую помощь в прео-

долении той точки зрения, что, если мы опустим все спорные вопросы, то нам останется лишь неопределённая и бескровная Святая Христианская Вера. На деле Святая Христиан-

ская Вера оказывается не только чем-то положительным, но и категорическим, отделён-

ным от всех нехристианских вероисповеданий пропастью, которая не идёт ни в какое сравнение даже с самыми серьёзными случаями разделения внутри христианства. Если я не помог делу воссоединения прямо, то, надеюсь, ясно показал, почему мы должны объе-

диниться. Правда, я нечасто встречался с проявлениями легендарной теологической нетерпимости со стороны убежденных членов общин, расходящихся во мнениях с моей собственной. Враждебность исходит в основном от людей, принадлежащих к промежу-

точным группам, в пределах как англиканской церкви, так и других деноминаций, то есть от таких, которые не очень-то считаются с мнением какой бы то ни было общины. И такое положение вещей я нашёл утешительным. Потому что именно центры каждой общины, где сосредоточены истинные дети её, по-настоящему близки друг другу- по духу, если не по доктрине. И это свидетельствует, что в центре каждой общины стоит что-то или Кто-то, Кто , вопреки всем расхождениям во мнениях, всем различиям в темпераменте, всем воспоминаниям о взаимных преследованиях, говорит одним и тем же голосом.

Это все, что касается моих умолчаний по поводу доктрины. В книге третьей, в которой речь идёт о вопросах морали, я также обошёл молчанием некоторые моменты, но по иным причинам. Ещё с той поры, когда я служил рядовым во время первой мировой войны, я проникся антипатией к людям, которые, сидя в безопасности штабов, издавали призывы и наставления для тех, кто находился на линии фронта. В результате я не склонен много говорить об искушениях, с которыми мне самому не приходилось сталкиваться. Я пола-

гаю, что нет такого человека, который был бы искушаем всеми грехами. Уж так случилось, что тот импульс, который делает из людей игроков, не был заложен в меня при моем сотворении; и вне сомнений, я расплачиваюсь за это отсутствием во мне других, полезных импульсов, которые, будучи преувеличены или искажены, толкают человека на путь азартной игры. Поэтому я не чувствую себя достаточно сведущим, чтобы давать советы относительно того, какая азартная игра позволительна. А какая- нет: если и вообще существуют позволительные азартные игры, то мне об этом просто неизвестно. Я также обошёл молчанием вопрос о противозачаточных средствах. Я не женщина, я даже не женатый человек и не священник. Поэтому я не считаю себя вправе занимать решитель-

ную позицию в вопросе, связанном с болью, опасностью и издержками, от которых я сам избавлен; коме того, я не занимаю пасторской должности, которая обязывала бы меня к этому.

Могут возникнуть и более глубокие возражения- они и были выражены- по поводу моего понимания слова христианин, которым я обозначаю человека, разделяющего обще-

принятые доктрины христианства. Люди задают мне вопрос: «Кто вы такой, чтобы устанавливать, кто христианин, а кто нет?» Или: «Не могут ли многие люди, не способные поверить в эти доктрины, оказаться гораздо более истинными христианами, более близ-

кими к духу Христа, чем те, кто в эти доктрины верит?» Это возражение в каком-то смысле очень верное, очень милосердное, очень духовное, очень чуткое. Но обладая всеми полезными свойствами, оно- бесполезно. Мы просто не можем безнаказанно пользоваться языковыми категориями так, как того хотя от нас наши оппоненты. Я постараюсь разъя-

снить это на примере употребления другого, гораздо менее важного слова.

Слово «джентльмен» первоначально означало нечто вполне определённое- человека, имевшего свой герб и земельную собственность. Когда вы назвали кого-нибудь джентль-

меном, вы не говорили ему комплимент, а просто констатировали факт. Если вы говорили про кого-то, что он не джентльмен, это было не оскорблением, а просто информацией. В те времена сказать, что, к примеру. Джон- лгун и джентльмен, не было бы противоречием; по крайней мере, это не звучало бы более противоречиво, чем если бы сегодня мы сказали, что Джеймс- дурак и магистр наук. Но затем появились люди, которые сказали- сказали так верно, доброжелательно, с таким глубоким пониманием и чуткостью (и тем не менее слова их не несли полезной информации): « Но ведь для джентльмена важны не герб его и земля, а то, как он себя ведёт. Конечно же, истинный джентльмен- тот, кто ведёт себя, как подабает джентльмену, не так ли? А значит, Эдвард гораздо более джентльмен, чем Джон». Сказав-

шие так имели благородные намеренья. Намного лучше быть честным, и вежливым, и хра-

брым, чем обладать собственным гербом. Но это не одно и то же. Хуже того, не каждый захочет с этим согласиться. Ибо слово «джентльмен» в этом новом, облагороженном смысле перестаёт быть информацией о человеке, и просто превращается в похвалу ему; сказать, что такой-то человек не джентльмен, -значит нанести ему оскорбление. Когда слово перестаёт быть средством описания, а становится лишь средством похвалы, оно не несёт больше фактической информации: оно свидетельствует только об отношении говорящего. («Хорошая» еда значит лишь то, что она нравится говорящему.) Слово «джентльмен», будучи «одухотворено»и «очищено» от своего прежнего, чёткого и объективного смысла, едва ли означает теперь больше, нежели то, что говорящему нравится тот, о ком идёт речь. В результате слово «джентльмен» превратилось в бесполезное слово. У нас и так уже было множество слов, выражающих одобрение, так что для этой цели мы в нем не нуждались; с другой стороны, если кто-то ( к примеру, в исторической работе ) пожелает использовать это слово в его старом смысле, он не сможет этого сделать, не прибегнув к объяснениям, потому что слово это не годится больше для выражения своего первоначального значения.

Так что, если однажды мы позволим людям возвышать и облагораживать или, по их словам, наделять более глубоким смыслом слово «христианин», это слово тоже вскоре утра-

тит свой смысл. Во-первых, сами христиане не смогут применить его ни к одному человеку.

Не нам решать, кто, в самом глубоком значении этого слова, близок или нет к духу Христа. Мы не можем читать в человеческих сердцах. Мы не можем судить, судить нам запрещено.

Было бы опасной самонадеянностью с нашей стороны утверждать, что такой-то человек является или нет не является христианином в глубоком смысле этого слова. Но очевидно, что слово, которое мы не можем применять, становится бесполезным. Что касается неверующих, то они, несомненно, с готовностью станут употреблять это слово в его « уто-

нчённом» смысле. В их устах оно сделается просто выражением похвалы. Называя кого-то христианином, они лишь будут иметь в виду, что это хороший человек. Но такое употре-

бление этого слова не обогатит языка, ведь у нас уже есть слово «хороший». Между тем слово «христианин» перестанет быть пригодным для выполнения той действительно полез-

ной цели, которой оно служит сейчас.

Мы должны, таким образом, придерживаться первоначального, ясного значения этого слова. Впервые христианами стали называться (Деян. 11, 26). Несомненно, так назывались лишь те, которые извлекли для себя наибольшую пользу из этого учения. Безусловно, это имя распространялось не на тех, кто колебались, принять ли им учение апостолов, а на тех, кто именно в возвышенном, духовном смысле оказался «гораздо ближе к духу Христа». Это

не вопрос богословия или морали. Это лишь вопрос употребления слов таким образом, чтобы всем было ясно, о чём идёт речь. Если человек, который принял доктрину христиа-

нства, ведёт жизнь, недостойную её, правильнее будет назвать его плохим христианином, чем сказать, что он не христианин.

Я надеюсь, что ни одному читателю не придёт в голову, будто «сущность» христианства предлагается здесь в качестве какой-то альтернативы вероисповеданиям существующих христианских церквей- как если бы кто-то мог предпочесть её учению конгрегационализма, или греческой православной церкви, или чему бы то ни было другому. Скорее «сущность» христианства можно сравнить с залом, из которого двери открываются в несколько комнат.

Если мне удастся привести кого-нибудь в этот зал, моя цель будет достигнута. Но зажжен-

ные камины, стулья и пища находятся в комнатах, а не в зале. Этот зал- место ожидания, место, из которого можно пройти в ту или иную дверь, а не место обитания. Даже наихуд-

шая из комнат ( какая бы то ни было ) больше подходит для жилья. Некоторые люди, верно, почувствуют, что для них полезнее остаться в этом зале подольше, тогда как другие почти сразу же с уверенностью выберут для себя дверь, в которую им надо постучаться. Я не знаю,

от чего происходит такая разница, но я уверен в том, что Бог не задержит никого в зале ожидания дольше, чем того требуют интересы данного человека. Когда вы наконец войдёте

в вашу комнату, вы увидите, что долго ожидание принесло вам определённую пользу, которую иначе вы не получили бы. Но вы должны смотреть на этот предварительный этап

как на ожидание, а не как на привал. Вы должны продолжать молиться о свете; и конечно, даже пребывая в зале, вы должны начать попытки следовать правилам, общим для всего дома. И кроме того, вы должны спрашивать, какая дверь истинная, невзирая на то, какая из них нравится вам больше по своей обшивке или окраске. Выражаясь проще, вы не должны спрашивать себя: «Нравится ли мне эта служба?», но: «Правильны ли эти доктрины? Здесь обитает святость? Сюда ли указывает мне путь моя совесть? Происходит ли моё нежелание постучать в эту дверь от моей гордости, или просто от моего вкуса, или от моей личной неприязни к этому конкретному привратнику?»

Когда вы войдёте в вашу комнату, будьте добры к тем, кто вошёл в другие двери, и к тем, кто ещё ожидает в зале. Если они- ваши враги, то помни, что вам приказано молиться за них.

Это одно из правил, общих для всего дома.

 

Книга I

Добро и зло как ключ к пониманию

Вселенной

I

Закон человеческой природы

Каждый слышал, как люди ссорится между собой. Иногда это выглядит смешно, иногда- просто неприятно; но как бы это ни выглядело, я считаю, что мы… Относительно всех этих и подобных им замечаний меня интересует лишь то, что… вает при этом к какому-то стандарту поведения, о котором, по его мнению, знает другой человек. И тот, другой, очень…

РЕАЛЬНОСТЬ ЗАКОНА

Вторая заключается в том, что на деле люди эти правила не соблюдают. Кое-кто может спросить, почему я называю такое положение вещей странным. Вам… Какой-нибудь предмет, например камень или дерево, есть то, что он есть, и не… Вы заметили, что из этого следует? Из этого следует, что то, что мы обычно называем законом природы, например влияние…

IV

ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ЗАКОНОМ

Так называемые законы не могут быть законами в полном смысле этого слова, то есть чем-то, стоящим над явлениями природы, которые мы наблюдаем. Но в… А сейчас я хочу разобраться, что говорит нам это открытие о Вселенной, в… Вторая точка зрения - религиозная. Согласно ей, источник происхождения видимой Вселенной следует искать в каком-то…

V

У НАС ЕСТЬ ОСНОВАНИЕ ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА

Первое - относительно поворота времени вспять. Подумали бы вы, что я шучу, если бы я сказал, что надо бы перевести стрелки часов? Ведь когда часы… Но оставим пример с часами и стрелками. Все мы стремимся к прогрессу. Однако… Если вы задумаетесь над современным состоянием мира, вам станет совершенно ясно, что человечество совершает великую…

Книга 2: Во что верят христиане

Противоречивые понятия о Боге

Человечество делится на две основные группы: на большинство, которое верит в какого-то Бога или богов, и на меньшинство, которое не верит в Бога… Но существует разделение между людьми, верующими в Бога. К нему я перехожу… Другая, противоположная, точка зрения состоит в том, что Бог, совершенно определенно, — добрый и праведный, что Ему…

Вторжение

Искать простую религию — бессмысленно. В конце концов, реальных вещей, которые были бы просты, нет. Иногда они выглядят простыми — например, стол,… “видеть стол”, представляет из себя сплетение таинственных и сложных явлений,… Очень часто, однако, в такие глупые рассуждения пускаются совсем неглупые люди из желания, сознательно или…

Ошеломляющая альтернатива

Однако каждый человек, который был когда-либо наделен властью, знает, как некоторые вещи могут, с одной стороны, соответствовать вашей воле, а с… Возможно, то же происходит и во Вселенной. Некоторые создания Свои Бог наделил… Мир автоматов-роботов — существ, действующих, как машины, едва ли стоил бы того, чтобы его создавать. Счастье, которое…

Совершенный кающийся

С какой же целью Он сделал это? Ради какого дела приходил? Ну конечно, ради того, чтобы учить. Однако когда вы откроете Новый завет или любую… До того как я стал христианином, у меня было впечатление, что христиане должны… Центральная мысль христианской веры в том, что смерть Христа каким-то образом оправдала нас в глазах Бога и дала нам…

Практическое заключение

Христос прошел через совершенную капитуляцию и совершенное смирение; они были совершенными, потому что Он — Бог; они были капитуляцией и смирением, потому что Он был Человеком. Христианская вера заявляет, что, если мы каким-то образом разделим смирение и страдания Христа, мы станем соучастниками Его победы над смертью и обретем новую жизнь, после того как умрем. И в этой новой жизни мы будем совершенны и совершенно счастливыми созданиями. Все это, однако, предполагает нечто гораздо большее, чем наши попытки следовать Его учению. Люди часто задают вопрос, когда же наступит следующий этап эволюции, на котором возникнет новое существо, стоящее гораздо выше человека. Но с христианской точки зрения этот этап уже наступил. Новый вид человека возник в Христе; и новая форма жизни, которая началась в нем, должна быть заложена в нас.

Как же получить эту новую жизнь? Вспомните, прежде всего, как мы с вами получили нашу жизнь в ее обыкновенной форме. Мы унаследовали ее от других, от нашего отца и матери и всех наших предков, без нашего согласия и посредством очень любопытного процесса, который включает в себя удовольствие, боль и опасность. Такой процесс вы никогда бы не сумели выдумать сами. В детстве многие из нас долгие годы стараются разгадать его. Некоторые из детей, когда им впервые рассказывают об этом процессе, вначале отказываются верить, и я не могу их осуждать, это действительно очень странный процесс. Тот самый Бог, Который его спланировал, спланировал и процесс распространения новой жизни — жизни во Христе; и мы должны быть готовы к тому, что это тоже странный процесс. Бог не советовался с нами, когда изобретал секс. Он не советовался с нами и тогда, когда изобретал пути спасения.

Три вещи распространяют жизнь Христа в нас: крещение, вера и таинство, которое различные христиане называют по-разному - святое причастие, месса, преломление хлеба. По крайней мере, эти три вещи относятся к обычным методам. Я не говорю, что не может быть особых случаев, когда Христос и Его жизнь распространяются без одного (или больше) из этих актов. У меня недостаточно времени, чтобы углубиться в эти особые случаи, к тому же я не знаком с ними в достаточной степени. Когда вы стараетесь в несколько минут объяснить человеку, как добраться до Эдинбурга, вы посоветуете ему сесть в поезд. Он может, правда, добраться туда пароходом или самолетом, но вы едва ли станете упоминать об этом. И я ничего не говорю, какая из упомянутых трех вещей — самая существенная. Мой друг методист захочет, чтобы я больше сказал о вере и меньше — о двух остальных. Но я не стану в это вдаваться. Любой человек, который научит вас христианской доктрине, скажет вам, чтобы вы прибегли ко всем трем. И этого в данный момент для нас достаточно.

Я сам лично не вижу, каким образом эти три вещи могут быть проводниками новой жизни. Но и постигнуть некую связь между физическим удовольствием и появлением в мир нового человека тоже непросто. Нам остается принимать действительность такой, какая она есть. Нет смысла без конца рассуждать о том, какой она должна быть или чего мы могли бы от нее ожидать. И хотя я не вижу, почему это должно быть так, я могу сказать вам, почему я верю, что это действительно так. Я уже объяснил, почему мне приходится верить, что Иисус был (и есть) Бог. И это исторический факт — Он учил Своих последователей, что новая жизнь передается именно этим путем. Иными словами, я верю в это, полагаясь на авторитет Христа. Не пугайтесь, пожалуйста, слова “авторитет”. Верить, полагаясь на чей-то авторитет, означает лишь, что вы верите в какую-то вещь, потому что вам сказал о ней тот, кого вы считаете абсолютно достойным доверия. Девяносто девять процентов того, чему вы верите, основано на доверии авторитету.

Я верю, что существует такое место, как Нью-Йорк. Я сам его никогда не видел. Я не могу доказать его существование с помощью абстрактных аргументов. Я верю в это, потому что слышал о его существовании от людей, достойных доверия. Обыкновенный человек верит в солнечную систему, атомы, эволюцию и кровообращение, полагаясь на утверждения ученых, на их авторитет. Да и все решительно сведения наши из области истории — откуда мы их черпаем, как не из утверждений историков, авторитету которых мы доверяем? Ведь никто из нас не был свидетелем норманнских завоеваний или поражения Наполеона при Ватерлоо! Никто из нас не может доказать их чисто логически, как доказываются теоремы в математике. Мы верим в эти факты просто потому, что люди, бывшие свидетелями их, оставили нам свои записи; иными словами, мы верим в них, полагаясь на авторитет этих записей и их авторов. Человеку, который стал бы оспаривать авторитеты в других областях, как некоторые оспаривают и отвергают авторитет в религии, пришлось бы до конца своих дней остаться невеждой.

Не думайте, пожалуйста, что я ратую за крещение, веру и святое причастие как за некие заменители ваших собственных стараний подражать Христу. Вы получили вашу естественную жизнь от своих родителей. Это не значит, что она останется при вас, если вы нс будете стараться удержать ее. Вы можете потерять ее из-за своей беспечности или лишиться ее, совершив самоубийство. Вы должны питать вашу жизнь, бережно относиться к ней. Но всегда при этом помните, что вы не создаете, а только сохраняете ту жизнь, которую вы получили от кого-то другого. Точно так же христианин может потерять жизнь Христа, если не будет предпринимать определенных усилий, чтобы сохранить ее. Но и самый лучший христианин из когда-либо живших на земле лишь питает и защищает ту жизнь, которую он никогда не сумел бы получить ценою собственных усилий. Из этого вытекают практические выводы. Пока ваша естественная жизнь пребывает в вашем теле, она много способствует поддержанию этого тела и восстановлению его нормальных функций. Порежьтесь — и порезанное место заживет; если тело мертво, этого никогда не случится. Живое тело подвержено повреждениям, но до известной степени оно способно себя ремонтировать. Так и христианин вовсе не человек, который никогда не поступает неправильно; это человек, который способен раскаиваться, собираться с духом и после каждого преткновения начинать все заново, потому что внутри него действует жизнь Христова: она-то и восстанавливает (“ремонтирует”) его постоянно, давая ему способность вновь и вновь (до известной степени, конечно) проходить через подобие добровольной смерти, через которую прошел и Сам Христос.

Вот почему христиане отличаются от прочих людей, старающихся быть хорошими. Эти люди своими стараниями надеются угодить Богу, если Он существует, а если, по их мнению, Его нет, они, по крайней мере, надеются заслужить одобрение других хороших людей. Христианин же считает, что все хорошее, что он делает, исходит от Христовой жизни, обитающей в нем. Он не думает, что Бог будет любить нас, потому что мы хорошие, но что Бог сделает нас хорошими, потому что любит нас: точно так же крыша теплицы не притягивает солнца из-за того, что она блестит; напротив, она блестит оттого, что на нее падают солнечные лучи.

И позвольте мне пояснить кое-что еще. Когда христиане говорят, что они имеют в себе Христову жизнь, они не подразумевают чего-то умственного или морального. Когда они говорят о пребывании “во Христе” или о пребывании Христа “в них”, это не значит, что они просто думают о Христе или стараются Ему подражать. Они имеют в виду, что Христос в самом деле действует через них: что все христиане вместе представляют из себя единый организм, через который действует Христос, что мы Его пальцы, мускулы, клетки Его тела.

Возможно, в этом — объяснение одной или двух вещей. Почему новая жизнь передается не только посредством умственных, душевных актов, таких, как вера, но и посредством таких, в которые мы включены телесно, — через крещение и святое причастие? Всеми этими актами предусмотрена не одна лишь передача идеи; скорее это напоминает эволюцию — некий биологический или сверхбиологический факт. Сделать человека существом чисто духовным Бог никогда не намеревался. Вот почему Он использует такие материальные вещи, как хлеб и вино, чтобы вложить в нас новую жизнь. Нам может это показаться чем-то примитивным и недуховным. Но Бог так не считает. Он изобрел еду. Он любит материю. Он изобрел ее.

Для меня была загадкой еще одна вещь. Не правда ли, ужасная несправедливость, что этой новой жизнью наделяются только те, которые имели возможность услышать о Христе и поверить в Него? Однако Бог не сказал нам, как Он собирается поступить с остальными людьми. Мы знаем, что ни один человек не может спастись иначе как через Христа, но нам не сказано, что только те, которые знают Его, могут спастись через Него. Так или иначе, если вас волнует судьба тех, которые остаются за бортом, самым неразумным было бы оставаться там самому. Христиане — это тело Христа, организм, через который Он действует. Всякое добавление к Его телу позволяет Ему делать больше. Если вы хотите помочь тем, кто за бортом, вы должны прибавить свою собственную маленькую клетку к телу Христа, Который Один во всей Вселенной способен помочь им. Стремясь увеличить производительность труда, довольно странно отрезать пальцы на руке.

Другое возможное возражение в следующем. Почему Бог сходит на оккупированную врагом территорию инкогнито и основывает своего рода тайное общество, чтобы одолеть дьявола? Почему Он не сходит в силе, чтобы завоевать территорию? Может быть, Он недостаточно силен? Что ж, христиане считают, что Он и сойдет в силе, только мы не знаем когда. Однако мы можем догадываться, почему Он медлит. Он хочет предоставить нам возможность стать на Его сторону добровольно. Я не думаю, что мы с вами отнеслись бы с большим уважением к тому французу, который прождал бы, пока армии союзных держав оккупировали Германию, и только тогда заявил бы, что он на нашей стороне.

Бог завоюет этот мир. Но мне интересно знать, понимают ли по-настоящему те люди, которые просят у Бога открытого и прямого вмешательства в дела нашего мира, что произойдет, когда это случится. Ведь это будет конец мира. Когда автор выходит на сцену, это значит, что спектакль окончен.

Бог собирается завоевать этот мир; но какая для вас будет польза говорить, что вы на Его стороне, тогда, когда на ваших глазах будет плавиться и исчезать вся материальная Вселенная? Что-то, о чем вы никогда не задумывались, войдет в наш мир, сокрушая все на своем пути; что-то столь прекрасное для одних и такое ужасное для других, что ни у кого из нас уже не останется никакого выбора. На этот раз Бог придет не инкогнито; это будет явление такой небывалой силы, что в каждом существе оно вызовет либо непреодолимую любовь, либо непреодолимый ужас. Но выбирать, на чьей вы стороне, будет тогда слишком поздно. Бессмысленно говорить, что вы предпочли лечь, когда встать оказалось невозможно. Это не будет время выбора; это будет время, когда нам станет ясно, чью сторону мы избрали, независимо от того, сознавали мы это или нет.

Сейчас, сегодня, в этот самый момент, у нас еще есть возможность сделать правильный выбор. Бог медлит, чтобы предоставить нам ее. Но это не будет длиться вечно. Мы должны принять ее, либо отвергнуть.

КНИГА 3: ХРИСТИАНСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

I

ТРИ ЧАСТИ МОРАЛИ

В действительности же моральные нормы — это инструкции, обеспечивающие правильную работу человеческой машины. Каждое из правил морали нацелено на… Когда вы учитесь, как работать на какой-нибудь машине, инструктор то и дело… Некоторые люди предпочитают говорить о нравственных “идеалах” вместо того, чтобы говорить о правилах морали, и о…

II

ГЛАВНЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

Согласно с этим методом существуют семь добродетелей. Четыре из них называются главными (или кардинальными), а остальные три — богословскими.… Благоразумие означает практический здравый смысл. Человек, обладающий им,… Это не так. Во-первых, большинство детей проявляют достаточно благоразумия в делах, которые действительно для них…

III

Общественные нормы поведения

Христос приходил не для того, чтобы проповедовать какую-то совершенно новую мораль. Золотое правило Нового завета — поступай с другими так, как ты… Вторая вещь, которую следует себе уяснить относительно христианства, состоит в… Люди говорят: “Церковь должна руководить нами”. Это верно, если верно их представление о церкви; и ошибочно, если оно…

IV

Мораль и психоанализ

Прежде чем я перейду к деталям, я хотел бы остановиться на двух пунктах более общего характера. Во-первых, христианская мораль объявляет себя инструментом, который способен… Когда человек делает выбор в области морали — налицо два процесса. Первый — сам акт выбора. Второй — проявление…

V

Нравственность в области пола

Только недобрый человек испытывает удовольствие, ставя других в неловкое положение. Я не думаю, чтобы чрезмерно высокие и строгие нормы приличия… Однако тут есть и неудобство: люди различных возрастов и несхожих типов… Целомудрие — одна из наименее популярных христианских добродетелей. В этом вопросе нет исключений; христианское…

VI

Христианский брак

Обсуждать вопросы супружеских отношений я не хотел бы по двум, в частности, причинам. Первая — в том, что христианская доктрина о браке крайне… Христианская идея брака основывается на словах Христа, что мужа и жену следует… Христианство не считает, что удовольствие, получаемое от половых отношений, более греховно, чем, скажем, удовольствие…

VII

Прощение

Каждый человек соглашается, что прощение — прекрасная вещь, до тех пор, пока сам не окажется перед альтернативой прощать или не прощать, когда… Я сам хотел бы это знать. Точно так же как хотел бы знать, что мне делать,… Что бы мы ни пробовали делать, все будет трудно. Но я думаю, две вещи мы можем сделать, и они облегчат нам нашу…

VIII

Величайший грех

Я говорю о гордыне или самодовольстве, противоположную ей добродетель христиане называют смирением. Вы, быть может, помните, что когда я говорил о… Возможно, вы думаете, я преувеличиваю. В таком случае вдумайтесь еще раз в мои… Нам следует ясно понять, что гордости органически присущ дух соперничества, в этом сама ее природа. Другие пороки…

IX

Любовь

В предыдущей главе я сказал, что существуют четыре основные и три теологические добродетели. К теологическим относятся вера, надежда и любовь. О вере я буду говорить в двух последних главах. О любви мы уже беседовали в седьмой главе, но там я сконцентрировал все внимание на той ее стороне, которая выражается в способности прощать. Сейчас я хочу кое-что добавить.

Любовь — не состояние чувств, а скорее состояние воли, которое мы воспринимаем как естественное по отношению к самим себе и которое должны научиться распространять, на других.

В главе “Прощение” я сказал, что любовь к себе не свидетельствует о том, что мы себе нравимся. Она означает, что мы желаем себе добра. Точно так же христианская любовь к ближним не обязывает нас восхищаться ими. Одни люди могут нам нравиться, а другие — нет. Важно понять, что наши симпатии и антипатии не грех и не добродетель, как отношение, скажем, к еде. Это просто факт. А вот как мы претворяем наши склонности или неприязнь в жизнь, может стать либо грехом, либо добродетелью.

Симпатия к определенным людям облегчает нам милосердие. Следовательно, мы должны всемерно поощрять в себе природное свойство любить людей (как поощряем мы нашу склонность к физическим упражнениям или к здоровой, натуральной пище) не потому, что в этом и заключается любовь, а потому, что это помогает нам любить. С другой стороны, нам надо постоянно следить, чтобы наша приязнь к одним людям не сказалась на нашей любви к другим, не толкнула нас на несправедливый поступок. Ведь бывает и так, что наша склонность вступает в конфликт с нашей любовью к тому человеку, к которому мы эту склонность питаем. Например, ослепленная любовью мать может в силу своей естественной нежности избаловать собственного ребенка: свое пылкое чувство к сыну или дочери она удовлетворяет (не сознавая того) за счет его (или ее) благополучия в будущем.

Но хотя естественную симпатию к другим и следует поощрять в себе, это не означает, что для развития в своей душе любви мы должны всячески разжигать в себе симпатию. Некоторые люди наделены холодным темпераментом. Возможно, в этом их несчастье; но это не больший грех, чем плохое пищеварение. Однако такой темперамент не освобождает их от обязанности учиться любви. Правило, которое существует для всех нас, очень ясно: не теряйте времени, раздумывая над тем, любите ли вы ближнего; поступайте так, как если бы вы его любили. Как только мы начинаем делать это, мы открываем один из великих секретов: ведя себя по отношению к человеку так, как если бы мы его любили, мы постепенно начинаем любить его. Причиняя вред тому, кто нам не нравится, мы замечаем, что от этого он не нравится нам еще больше; сделав же по отношению к нему добрый жест, чувствуем, что наша нелюбовь стала меньше. Но в этом правиле есть одно исключение. Если вы совершили хороший поступок не ради того, чтобы угодить Богу и исполнить закон любви, а для того, чтобы продемонстрировать, какой вы, в сущности, славный, умеющий прощать человек, чтобы заставить облагодетельствованного вами чувствовать себя вашим должником и предвкушать от него благодарность в будущем, вас, по всей видимости, ждет разочарование. Ведь люди не глупы. Они сразу видят, когда что-то делается из расчета и напоказ.

Зато всякий раз, когда мы делаем добро кому-то другому только потому, что этот другой — тоже человек, созданный (как и мы с вами) Богом, и потому, что желаем ему счастья, как желаем его себе, мы научаемся любить его немножко больше. Или, по крайней мере, меньше не любить его.

Вот и получается, что хотя христианская любовь представляется чем-то бесстрастным тем, кто чрезмерно склонен к чувствительности, хотя она и сильно отличается от пылкой симпатии и нежных чувств, в конечном счете она именно к симпатии и нежности ведет. Разница между христианином и мирским человеком не в том, что мирскому человеку присущи лишь симпатии, а христианину — только любовь. Она в том, что мирской человек относится с добротой к тем, кто ему нравится. А христианин старается быть добрым к каждому, и, по мере того как он это делает, он начинает замечать, что люди нравятся ему больше, даже те, о которых вначале он и подумать тепло не мог.

Тот же духовный закон действует и в обратном направлении. Немцы, возможно, плохо относились к евреям сначала из-за того, что они их ненавидели. Позднее они стали ненавидеть их еще больше из-за того, что преследовали их и уничтожали. Чем более жестоко вы поступаете с человеком, тем больше ненависти к нему испытываете. Чем больше вы его ненавидите, тем больше жестокости проявляете. Порочный круг замкнулся.

И добро, и зло — оба возрастают в геометрической прогрессии. Вот почему те маленькие решения, которые мы с вами принимаем повседневно, имеют такое бесконечно важное значение. Пустяковое, казалось бы, доброе дело, совершенное вами сегодня, — это овладение стратегическим пунктом, от которого несколькими месяцами позднее вы сможете устремиться к завоеваниям и победам, прежде вам недоступным. А незначительная как будто уступка нечистому желанию или гневу обернется потерей горного рубежа, или узловой станции, или укрепления, откуда враг сможет начать атаку в ином случае немыслимую.

Некоторые авторы используют понятие “любовь” для описания не только христианской любви между людьми, но и любви Бога к человеку и человека — к Богу. Людям свойственно беспокоиться по поводу последней из этих двух. Им сказано, что они должны любить Бога. Но они не могут найти в себе этих чувств. Что им делать? Ответ все тот же. Они должны поступать так, как если бы они Его любили. Не пытайтесь насильственно выжимать из себя эти чувства. Задайте себе вопрос: “Что бы я делал, если бы был уверен, что люблю Бога?” И найдя ответ, претворите его в жизнь. В общем, Божья любовь к нам — более безопасный предмет для размышлений, чем наша любовь к Нему. Никто не может постоянно испытывать преданность. И даже если бы мы могли, это не то, чего Бог желает от нас более всего. Христианская любовь и к Богу, и к человеку — это волевой акт. Стараясь следовать Его воле, мы исполняем Его заповедь:

“Возлюби Господа Бога твоего”. Он Сам даст нам чувство любви, если сочтет нужным. Мы не в состоянии выработать его в себе собственными усилиями, и мы не должны требовать этого чувства как чего-то, принадлежащего нам по праву. Но нам следует помнить одну великую истину: наши чувства появляются и исчезают. Его любовь к нам неизменна. Она не становится меньше из-за наших грехов или нашего безразличия и поэтому не слабеет в своей решимости излечить нас от греха, чего бы это нам ни стоило и чего бы это ни стоило Ему.

 

X

Надежда

Слишком многим из нас очень трудно хотеть “неба” вообще — разве что во имя того, чтобы встретиться с умершими близкими. Одна из причин, почему нам… Существуют две неверные реакции на это и одна правильная. 1. Реакция глупца. Он винит всех и вся. Его не покидает мысль, что, если бы он попробовал связать свою жизнь с другой…

XI

Вера

В этой главе я собираюсь поговорить с вами о том, что христиане называют верой. Очевидно, что слово “вера” используется ими в двух смыслах или на двух уровнях; и я рассмотрю каждый из них по очереди. В первом случае это слово означает принятие или признание за истину доктрин христианства. Довольно просто. Но вот что озадачивает людей, по крайней мере, озадачивало меня: в этом смысле христиане рассматривают веру как добродетель. Я, помню, не переставал задавать вопросы, почему, на каком основании она может быть добродетелью — что может быть морального или аморального в принятии или непринятии какого-то набора заявлений? Я говорил, что каждый здравомыслящий человек принимает или отвергает любое заявление не потому, что он хочет или не хочет его принять, но потому, что доводы в пользу его кажутся ему либо удовлетворительными, либо нет. И если он ошибся, оценивая, насколько вески представленные ему доказательства, это не значит, что он плохой человек. Разве что недостаточно умный. Если же, считая доказательства неубедительными, он все-таки старался бы поверить, несмотря ни на что, это было бы просто глупо.

Что ж, я и сегодня придерживаюсь этой точки зрения. Но тогда я не видел одной вещи, которой многие люди не видят и по сей день. Я считал, что, если человеческий разум однажды признал что-то как истину, это “что-то” автоматически будет считаться им истиной до тех пор, пока не появится серьезная причина для пересмотра привычной точки зрения. Я фактически считал, что человеческий разум целиком управляется логикой. Но это не так. Например, умом — на основании веских доказательств я совершенно убежден в том, что обезболивающие средства не могут вызвать у меня удушья и что опытный хирург не начнет операцию, пока я совсем не усну. Однако это не меняет того факта, что, когда меня.кладут на операционный стол и я ощущаю на своем лице эту ужасную маску, меня, словно ребенка, охватывает паника. Мне приходит в голову, что я задохнусь, я пугаюсь, что меня начнут резать прежде, чем мое сознание отключится окончательно. Иными словами, я теряю веру в анестезию. И происходит это не потому, что эта вера противоречит рассудку. Напротив, им-то она и обоснована. Я теряю ее из-за воображения и эмоций. Битва между верой и разумом, с одной стороны, и эмоциями и воображением, с другой.

Когда вы задумаетесь над этим, то в голову вам придет множество примеров. Человек знает на основании достоверных фактов, что его знакомая девушка большая лгунья, что она не умеет держать секретов и ей нельзя доверять. Но когда он оказывается в ее обществе, разум его теряет веру в эту информацию о ней и он начинает думать: “А может быть, на этот раз она будет другой”, и снова ставит себя в дурацкое положение, рассказывая ей тo, чeгo рассказывать не следовало. Его чувства и эмоции разрушили его веру в то, что было правдой, и он это знал.

Или возьмите другой пример: мальчик учится плавать. Он прекрасно понимает умом, что человеческое тело совсем не обязательно пойдет ко дну, если оставить его в воде без поддержки: он видел десятки плавающих людей. Но сможет ли он верить в это, когда инструктор уберет руку и оставит в воде без поддержки именно его? Или он внезапно потеряет веру, испугается и пойдет ко дну?

Приблизительно то же происходит с христианством. Я не прошу кого бы то ни было принять Христа, если рассудок его под давлением убедительных доказательств говорит ему обратное. Так вера не приходит. Но предположим, голос рассудка, опять-таки под давлением доказательств, свидетельствует в пользу христианства. Я могу сказать, что случится на протяжении нескольких последующих недель. Наступит момент, когда вы получите плохие известия, или попадете в беду, или встретите людей, не верящих в то, во что вы верите, и тотчас же поднимутся противоречивые чувства и поведут атаку на убеждения. Или придет минута, когда вы пожелаете обладать женщиной, или захотите сказать ложь, или впадете в самолюбование, или подвернется случай раздобыть деньги не совсем честным путем, — короче, такая минута, когда было бы удобнее, если бы вся эта христианская вера оказалась выдумкой. И снова желания поведут атаку на убеждения. Я не говорю о таких моментах, когда вы столкнетесь с новыми логическими доводами против христианства. Таким доводам или фактам надо смело смотреть в лицо, но не об этом, речь. Я говорю о тех случаях, когда христианским убеждениям человека противостоят чувства и настроение.

Вера в том смысле в каком я сейчас употребляю это слово — искусство держаться тех убеждений, с которыми разум однажды согласился, независимо от того, как меняется настроение; потому что настроения человека будут меняться, какую бы точку зрения он ни принял. Я знаю это из личного опыта. Теперь, когда я стал христианином, у меня бывает временами такое состояние, когда христианская истина представляется мне маловероятной. Но в бытность мою атеистом на меня порой находило настроение, когда она, напротив, казалась мне очень вероятной. Подобного мятежа против вашего истинного “я” со стороны ваших чувств и настроений вам в любом случае не избежать. Вот почему вера так необходима. Пока вы не научитесь управлять настроениями, - пока вы не укажете им на их место, вы не сможете оставаться ни убежденным христианином, ни убежденным атеистом. Вы будете вечно мятущимся существом, чьи убеждения зависят от погоды или от пищеварения. Следовательно, человек должен развивать в себе привычку веры.

Первый шаг в этом направлении — признать, что ваши настроения постоянно меняются. Далее. Если вы однажды приняли христианство, то следующий ваш шаг — позаботиться о том, чтобы каждый день на какое-то время сознательно возвращаться разумом к его основным доктринам. Вот почему ежедневные молитвы, чтение религиозной литературы и посещение церкви составляют столь неотъемлемую часть христианской жизни. Мы нуждаемся в постоянном напоминании о том, во что мы верим. Ни христианские убеждения, ни какие бы то ни было другие не закрепляются в человеческом уме автоматически. Их необходимо питать. Возьмите сто человек, потерявших веру в христианство, и поинтересуйтесь, сколько из них изменили свои убеждения под воздействием доводов разума? Вы увидите, что большинство отошло от христианства просто так, из-за своей инертности.

А сейчас я должен перейти к вопросу о вере в более высоком ее значении, и это самое трудное из всего, с чем мне приходилось иметь дело. Вначале мне придется вернуться назад, к вопросу смирения. Вы помните, я говорил, что первый шаг на пути к смирению — в признании присущей человеку гордости? Второй шаг — в серьезной попытке проводить в жизнь христианские добродетели. Одной недели для этого недостаточно, столь короткое время - непоказательно. Постарайтесь делать это на протяжении шести недель. За это время, полностью провалившись и даже упав ниже того уровня, с которого начали, вы обнаружите некоторую правду о себе. Ни один человек не знает, насколько он плох, пока по-настоящему не постарается быть хорошим.

В наши дни распространилось глупое представление, будто хорошие люди не знают, что такое соблазн. Это — явная ложь. Только те, которые стараются противостоять искушению, знают, насколько оно сильно. Вы поняли, как сильна немецкая армия, сражаясь против нее, а не сдавшись ей в плен. Вы познаете силу ветра только тогда, когда идете против него, а не когда ложитесь на землю. Человек, который поддался искушению через пять минут, просто не имеет представления о том, каким оно стало бы через час. Вот, между прочим, почему плохие люди знают очень мало о том, что такое зло. Они защитились от этого знания тем, что всегда уступали искушению в самом начале. Мы никогда не узнаем силу импульса зла внутри пас, если не попытаемся противостоять ему. Христос был единственным человеком на земле, который ни разу не уступил искушению, поэтому Он и единственный человек, который знал его во всей полноте.

Следовательно, главное, чему мы учимся при серьезной попытке не отступать от христианских добродетелей, — это умению признать, что неспособны жить в согласии с ними. От допущения, что Бог предлагает нам своего рода экзамен, на котором мы могли бы получить хорошие отметки за свои заслуги, придется отказаться. Отпадает и предположение о сделке, при которой мы могли бы исполнить взятые на себя обязательства, и, таким образом, поставить Бога в положение, когда Ему просто пришлось бы во имя справедливости выполнить Свои обязательства.

Я думаю, каждому, кто имел какую-то неясную веру в Бога до того, как стал христианином, приходила в голову мысль о подобном экзамене или сделке. Но коль скоро люди становятся христианами, они начинают осознавать, что идея эта не срабатывает. Тогда некоторые решают, что само христианство обречено на неудачу, и отходят от него. Очевидно, эти люди воображают Бога каким-то простаком. Но Он, безусловно, прекрасно обо всем знает. Одна из задач христианства именно в том и состоит, чтобы показать нам несостоятельность вышеупомянутых представлений. Бог ожидает того момента, когда мы увидим, что на этом экзамене невозможно заработать проходного балла, как невозможно сделать Бога нашим должником.

Затем приходит другое открытие. Каждая способность, которой вы наделены: способность двигать конечностями или мыслить — все это дано Богом, и если каждый момент своей жизни мы посвятим исключительно служению Ему, то и тогда не сможем дать Ему ничего, что так или иначе уже не принадлежало бы Ему. Когда мы говорим о человеке, делающем что-то для Бога или дающем что-то Богу, это подобно тому, как если бы маленький мальчик пришел к отцу и сказал: “Папа, дай мне деньги, чтобы купить тебе подарок”. Конечно, отец даст, и подарок доставит ему удовольствие. Все это очень мило и правильно. Но только глупец может подумать, что при этой сделке отец выигрывает. Лишь когда человек сделает оба эти открытия. Бог сможет по-настоящему приняться за работу над ним. Только после этого и начинается для него настоящая жизнь. Человек пробуждается...

После всех этих разъяснений мы можем перейти к разговору о вере во втором смысле.

XII

Вера (продолжение)

Мне хотелось бы, чтобы на то, с чего я начну этот разговор, каждый обратил особое внимание. А начну я с предупреждения. Если эта глава не представится вам интересной, если вам покажется, что в ней делается попытка ответить на вопросы, которые у вас никогда не возникали, не читайте ее до конца. Дело в том, что в христианстве есть вещи, которые можно понять еще до того, как вы стали христианином. Но немало и таких вещей, которые вы не в состоянии понять до тех пор, пока сами не преодолеете часть пути. Это чисто практические вещи, хотя на первый взгляд и не кажутся такими. Они как бы указывают направления, отмечают перекрестки и предупреждают о препятствиях, которые вы встретите на пути веры. И естественно, они ничего не говорят человеку, который еще не достиг перекрестков, и не наткнулся на препятствия. Всякий раз, когда вы сталкиваетесь в христианской литературе с заявлениями, которые для вас лично не имеют практического смысла, не задумывайтесь над ними. Проходите мимо них. Наступит день, может быть - годы спустя, когда вы внезапно поймете, что это значит. Возможно, вам принесло бы вред, если бы вы поняли их слишком рано.

Все это, конечно, говорит против меня, как говорило бы против всякого другого. Возможно, я собираюсь объяснить то, до чего сам еще не вполне дошел. Поэтому я прошу тех христиан, которые разбираются в тонкостях нашей доктрины, внимательно следить за ходом моих высказываний и указать мне на допущенные ошибки. Остальных же прошу принять то, что я говорю, как некую крупицу истины, которая может оказаться для них полезной, памятуя при этом, что я и сам не полностью убежден в своей правоте.

Я пытаюсь говорить о вере во втором, более высоком смысле этого слова. Я только что сказал, что потребность разобраться в нем возникает не прежде, чем человек сделал все от него зависящее, чтобы следовать христианским добродетелям, и увидел, что это для него невозможно: не раньше, чем он осознал, что, если бы это даже удалось ему, он отдал бы Богу только то, что и без того Ему принадлежало. Иными словами, лишь тогда, когда он обнаружил полное свое банкротство.

Позвольте мне еще раз повторить: для Бога важнее всего не наши действия, а наше состояние. Он хочет, чтобы мы были существами особого рода или качества, а именно — такими, какими Он предназначал нам быть в самом начале, то есть существами, определенным образом связанными с Ним. Не обязательно добавлять “и связанными определенным образом друг с другом”, второе вытекает из первого. Если у вас установились правильные отношения с Богом, то непременно установятся правильные взаимоотношения и со всеми вашими собратьями. Это как спицы колеса: если они правильно посажены на втулку, то будут симметричны и по отношению друг к другу. А пока человек думает о Боге как об экзаменаторе, который требует от него выполнения определенного проверочного задания, или как об одной из сторон в двухсторонней сделке, пока он считает, что в отношениях с Богом можно ставить, обоюдные требования, преждевременно говорить о правильных отношениях с Богом. Он еще не понял, что такое он сам и что такое Бог.

В правильные отношения с Создателем человек не сумеет вступить до тех пор, пока не обнаружит полного своего банкротства. Когда я говорю “обнаружит”, я имею в виду, что он действительно это обнаружит, а не как попугай повторит за другими слова о своем банкротстве. Конечно, и ребенок, получивший какое-то религиозное образование, вскоре научится повторять, что мы не можем предложить Богу ничего такого, что бы уже Ему не принадлежало, но даже этого мы не в состоянии предложить Ему целиком, не удержав чего-то для себя. Однако я имею в виду подлинное открытие, когда человек на личном опыте убеждается, что все это правда. Но обнаружить нашу неспособность следовать Божьему закону нам дано только ценой самых настойчивых попыток соблюдать его, в несостоятельности которых мы сами убедимся. Пока мы не приложим настоящих стараний, где-то в глубине души мы будем надеяться, что если в следующий раз мы постараемся изо всех сил, то наконец сумеем стать непогрешимыми. Таким образом, с одной стороны, возвращение к Богу требует от нас нравственных усилий, предельных стараний: но, с другой стороны, не эти старания приведут нас к желанной цели. Зато они ведут к жизненно важному моменту, в который мы обращаемся к Богу со словами: “Ты должен сделать это, потому что сам я сделать этого не в состоянии”. И я прошу вас, не задавайте себе вопроса: “Достиг ли я этого момента?” Не копайтесь в своих ощущениях, стараясь понять, наступает ли та самая минута. Это толкнуло бы вас на неверный путь. Ведь когда в нашей жизни случаются какие-то важные события, то в тот именно момент, когда они происходят, мы подчас и не сознаем этого. В каждую данную минуту человек не говорит себе: “Слава Богу, я расту!” Чаще всего он способен заметить, что действительно вырос, только оглянувшись назад. Вы можете наблюдать действие того же принципа и в более простых вещах. Человек, который с нетерпением ожидает прихода сна, скорее всего, не сможет заснуть. И то, о чем я говорю сейчас, тоже, возможно, не с каждым случится, подобно вспышке молнии, как это случилось с апостолом Павлом или Беньяном.

Это может происходить так постепенно, что человек не сумеет указать ни часа, ни даже года, когда это произошло. Значение имеет характер происшедшего с нами, а не то, что мы при этом переживали. Это изменение выразится в переходе от уверенности в своих силах к такому состоянию, когда, отчаявшись в наших попытках добиться желаемого результата, мы все предоставим Богу.

Я знаю, слова “предоставить Богу” некоторых могут ввести в заблуждение. Тем не менее в данный момент их нельзя не произнести. Для христианина они означают все доверить Христу; в них выражается упование на то, что Христос каким-то образом поделится с нами Своей способностью к совершенному послушанию, которое Он осуществлял от рождения Своего до распятия. В этих словах звучит надежда на то, что Христос сделает человека более подобным Себе в том смысле, что Он излечит его слабости, исправит его недостатки. Говоря христианским языком, Сын Божий разделит с нами Свою природу и сделает нас причастными этому высокому сыновству. В IV книге я постараюсь поглубже проанализировать значение этих слов.

Итак, Христос предлагает нам нечто важное и притом — даром; более того, Он даром предлагает нам все. В некотором смысле христианская жизнь и состоит в принятии этого совершенно исключительного предложения. Но трудность заключается в способности признать, что все, что мы сделали, и все, что мы можем сделать, в сущности, ничто. Однако полностью передать наши заботы Иисусу вовсе не означает перестать действовать, прекратить стараться. Довериться Ему — значит, делать все то, что Он подсказывает. Какой смысл говорить, что вы доверяете такому-то человеку, если вы не следуете его советам? Таким образом, если вы действительно полностью доверились Ему, вы будете стараться Ему подчиняться. Но стараться теперь вы будете по-иному, ни о чем не волнуясь. Вы станете выполнять то, о чем Он говорит, не для того, чтобы спастись, а из-за того, что Он уже начал спасать вас. Вы станете жить и действовать иначе: не во имя надежды попасть на небо в награду за свое поведение, а потому, что внутри вас уже забрезжил слабый отблеск небесного света.

Христиане часто спорят о том, что ведет христианина в дом Отца: добрые дела или вера в Христа. Я не уверен, что имею право приниматься за столь трудную тему, но мне кажется, что спорить об этом все равно, что спрашивать, какое лезвие в ножницах более необходимое. Только самое серьезное нравственное усилие поможет вам ясно понять, что все ваши усилия тщетны, и лишь вера в Христа способна спасти вас от отчаяния в такой момент. Впоследствии эта вера неизбежно приведет вас к совершению добрых дел.

Существовали две пародии на истину, которых в прошлом придерживались некоторые христиане и которые были осуждены другими верующими христианами. Возможно, если мы задумаемся над этими пародиями, то нам станет яснее сама истина.

Одна из идей, подвергшихся осуждению, состояла в следующем: “Добрые дела — это единственное, что важно. Лучшее доброе дело — это благотворительность. Лучшая форма благотворительности — денежные пожертвования. А кому же лучше жертвовать деньги, как не церкви? Так что дайте церкви 10000 фунтов стерлингов, и она позаботится о том, чтобы с вами все было в порядке”. На эту бессмыслицу, очевидно, напрашивается возражение: “Добрые дела, совершенные в силу того представления, будто небо можно купить, не добры ни с какой точки зрения. Они всего лишь торговая сделка”.

Другое заблуждение сводилось к следующему: “Значение имеет только вера. Следовательно, если у вас есть вера, то действия ваши и поступки роли не играют. Грешите в свое удовольствие, мой друг, развлекайтесь и наслаждайтесь жизнью, а Христос позаботится о том, чтобы все это не отразилось на вашем пребывании в вечности”. Возражая на эту абсурдную идею, мы говорим: “Если то, что вы называете верой в Христа, не заставляет вас обратить хоть немного внимания на то, что Он говорит, значит, это и не вера. У вас нет ни веры, ни доверия к Нему — разве что кое-какие теоретические знания”.

Проблему того, что важнее — дела или вера, Библия решает, объединяя эти два представления в одной замечательной фразе. В первой части ее мы читаем: “Со страхом и трепетом совершайте свое спасение” (Фил. 2, 12), и это выглядит так, как если бы все зависело от нас и наших добрых дел; но во второй части того же предложения говорится: “Потому что Бог производит в вас хотение, и действие по Своему благоволению”, и это можно понять в том смысле, что Бог делает за нас все, мы же — ничего. Именно с этой дилеммой и приходится сталкиваться в христианстве.

Я и сам порою ощущаю себя в тупике, но это меня не удивляет. Видите ли, мы сейчас пытаемся понять с позиций двоякого толкования нечто такому толкованию не подлежащее, а именно: что в точности делает Бог и что — человек, когда они действуют сообща. Мысленно мы прежде всего сравниваем это с двумя людьми, работающими вместе, когда можно сказать: “Он сделал то-то, а я то-то”. Но такое сравнение несостоятельно. Ибо Бог — не человек. Он действует как внутри нас, так и во внешнем мире. Даже если бы нам удалось понять, кто и что в этой ситуации делает, я не думаю, что человеческий язык приспособлен для выражения подобных понятий.

Пытаясь все-таки как-то выразить это, разные церкви говорят разные вещи. Но примечательно, что те из них, которые особенно подчеркивают важность добрых дел, говорят вам о необходимости веры; те же, что особое значение придают вере, настаивают на необходимости добрых дел. Это, пожалуй, все, что я могу сказать.

Я думаю, все христиане согласятся со мной в следующем: хотя на первый взгляд кажется, будто христианство сводится целиком к толкованию морали, долга и соблюдения правил, вины и добродетели, оно, однако, ведет нас дальше, за пределы всего этого. В нем человек видит проблеск иной страны, где никто о подобных вещах нс говорит, разве только в шутку. Каждый в той стране исполнен того, что мы называем добром, как зеркало наполнено светом. Но никто там не называет это добром. Это вообще никак не называют. О нем просто не думают. Там слишком заняты постоянным созерцанием источника, из которого оно исходит. Но мы приблизились к той сфере, откуда дорога уходит за пределы нашего мира. Ничьи глаза не способны видеть так далеко, хотя глаза многих, очевидно, способны видеть дальше, чем видят мои.

 

Книга IV

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЛИЧНОСТИ, ИЛИ ПЕРВЫЕ ШАГИ В УЧЕНИИ О ТРОИЦЕ

 

I

СОТВОРИТЬ— НЕ ЗНАЧИТ РОДИТЬ

Меня многократно предупреждали, чтобы я не рассказывал вам того, что собираюсь рассказать в этой книге. Мне говорили: «Обыкновенный читатель не желает иметь дела с теологией; дайте ему простую, практическую религию». Я отверг эти советы. Я не думаю, что обыкновенный читатель настолько глуп. Слово «теология» означает «наука о Боге»; и я полагаю, что каждый человек, хоть немножко задумывающийся о Создателе всего сущего, хотел бы, насколько это возможно, получить самые ясные и точные представления о Нем. Вы не дети, так зачем же обращаться с вами, как с детьми?

В какой-то мере я понимаю, почему некоторым людям хотелось бы обойти теологию стороной. Я помню, во время одной моей беседы пожилой офицер, побывавший, видно, во многих переделках, поднялся и сказал: «Мне вся эта болтовня ни к чему. Но, доложу вам, я тоже человек религиозный. Я знаю, что Бог есть. Как-то ночью, когда я был один в пустыне, я чувствовал Его присутствие. Это величайшая тайна. Именно поэтому я не верю всем вашим аккуратным маленьким формулам и догмам о Нем. Да и каждому, кто пережил реальную встречу с ним, они покажутся жалкими, сухими и ненастоящими».

В каком-то смысле я согласен с этим человеком. Думаю, что, вполне вероятно, он и в самом деле пережил встречу с Богом в той пустыне. И когда от личного опыта он обратился к христианской доктрине, то, видимо, воспринял это как переход от чего-то реального к менее значительному и настоящему. Наверное, что-то подобное испытывал бы человек, который видел Атлантический океан с берега, а теперь рассматривает его на карте. Сравнимы ли настоящие океанские волны с куском раскрашенной бумаги? Однако дело вот в чем. Карта — действительно кусок раскрашенной бумаги, но вы должны понять две вещи. Во-первых, она составлена на основании открытий, сделанных сотнями и тысячами людей, плававших по настоящему Атлантическому океану, то есть как бы впитала в себя богатый опыт, не менее реальный, чем тот, который пережил человек, стоявший на берегу океана. За одним исключением, однако. Человек этот видел океан лишь в каком-то одном, доступном ему ракурсе. Карта же сконцентрировала в себе все различные опыты вместе взятые. Во-вторых, если вы хотите куда-то отправиться, карта будет вам совершенно необходима. Пока вы довольствуетесь прогулками по берегу, впитывать в себя зрелище океана гораздо приятнее, чем рассматривать карту. Но пожелай вы отправиться в Америку, она будет вам несравненно полезнее, чем опыт ваших прогулок.

Теология подобна карте. Простое размышление о христианских доктринах и изучение их, если вы на этом остановитесь, менее значимо и интересно, чем то, что пережил тот офицер в пустыне. Доктрины — это не Бог. Они представляют из себя своего рода карту. Но карта эта составлена на основании опыта, пережитого сотнями людей, которые вошли в реальное соприкосновение с Богом. В сравнении с этим опытом любые захватывающие переживания или религиозные чувства, которые, возможно, посетили вас или меня, выглядят крайне примитивно и нечетко.

Затем, если вы хотите продвигаться вперед, карта вам совершенно необходима. Видите ли, то волнующее переживание, которое поразило офицера в пустыне, при всей его реальности, бесполезно даже для него. Оно никуда не ведет, так как. сводится лишь к эмоциональному потрясению и не требует никакой работы. Это все равно что смотреть на волны океана, стоя на берегу. Вы не попадете в Ньюфаундленд, если этим ограничится ваш контакт с Атлантическим океаном. И вы не обретете жизни вечной, лишь наслаждаясь ощущением Божьего присутствия в цветах и музыке. Однако вы никуда не попадете и в том случае, если только будете смотреть на карту, а выйти в открытое море не решитесь. Выйдя же в плавание без карты, вы не сможете чувствовать себя в безопасности.

Иными словами, теология — это практическая наука, особенно в наши дни. В старые времена, когда образование не было таким массовым, а дискуссии — столь популярными, как теперь, люди, возможно, могли довольствоваться очень простыми истинами о Боге. Но сейчас дело обстоит иначе. Каждый человек читает, каждый прислушивается к тому, о чем ведутся дискуссии. Так что и не принимая участия в теологических беседах, люди какие-то представления о Боге все-таки имеют. Однако это сплошь и рядом — плохие, беспорядочные и. устаревшие представления. Очень многие из них выдают сегодня за нечто новое, между тем как они уже несколько столетий назад были рассмотрены, изучены и отвергнуты известными теологами. К их числу относятся некоторые современные популярные формы религии; исповедание их — такой же шаг назад, каким было бы возвращение к представлению о том, что Земля плоская.

Вникните в популярную в Англии трактовку христианской доктрины, и вы увидите, что она сводится к следующему: Иисус Христос — великий учитель нравственности, и если бы только мы последовали Его совету, то сумели бы установить лучший социальный порядок и избежать еще одной войны. Что ж, это верно. Но такая трактовка касается лишь малой части христианской истины и, как ни странно на первый взгляд, именно практической-то ценности и не имеет.

Да, если бы мы воспользовались советами Христа, то вскоре создали бы гораздо более счастливый мир. Однако для начала идти так далеко, как Христос с Его неземной мудростью, вовсе не обязательно. Если бы мы делали то, что советовали нам Платон, или Аристотель, или Конфуций, то и тогда наше положение в мире было бы гораздо лучше, чем сейчас. За чем же дело стало? А за тем, очевидно, что мы никогда не следовали советам ни одного из этих великих учителей. Так почему мы должны им следовать сейчас? Почему советам Христа мы последуем скорее, чем советам других? Потому что Он — лучший учитель нравственности? Но если это так, то вероятность того, что мы пойдем за Ним, только снижается. Ведь если мы не в состоянии усвоить урок по курсу начальной школы, можно ли рассчитывать, что мы усвоим что-то посложнее? Если христианство сводится к еще одному доброму " совету, то ценность его невелика. За последние четыре тысячелетия человечество не имело недостатка в хороших советах. Несколько дополнительных — положения не изменят.

Но возьмите любую серьезную теологическую работу, трактующую вопросы христианства, и вы увидите, что в ней и в упомянутой популярной трактовке речь идет о совершенно разных вещах. Христианские авторы заявляют, что Христос — Сын Божий (что бы это ни значило). Они говорят, что те, кто Ему доверится и поверит, тоже смогут стать сынами Божьими (что бы это ни значило). Наконец, они говорят, что смерть Его спасла нас от наших грехов (что бы это ни значило).

Не имеет смысла жаловаться, что заявления эти трудно понять. Христианство утверждает, что оно говорит нам о другом мире, о чем-то таком, что за пределами этого мира, который мы можем осязать, слышать и видеть. Вы вправе считать это откровение не соответствующим истине; но, если то, что христианство утверждает, все-таки истина, понять ее, естественно, будет нелегко, по крайней мере, так же трудно, как проблемы современной физики, и по той же причине.

Больше всего нас шокирует в христианстве, что, отдавшись Христу, мы можем стать сынами Божьими. Кто-нибудь может спросить: «Разве мы не Божьи дети уже сейчас? Разве не в том состоит одна из главных идей христианства, что Бог — Отец всего человечества?» Что ж, в некотором смысле, несомненно, мы все — дети Божьи. Я имею в виду, что Бог вызвал нас к существованию, Он любит и заботится о нас, как Отец. Но когда Библия говорит нам о возможности стать сынами Божьими, она, безусловно, подразумевает что-то другое. И это приводит нас к центральному пункту теологии.

В одном из христианских символов веры говорится, что «Христос, Сын Божий, рожден от Бога, а не сотворен Им», и далее добавляется: «рожденный Отцом прежде всех веков» (то есть до сотворения мира). Пожалуйста, уясните себе как следует, что это откровение не имеет ничего общего с тем, что впоследствии Христос родился на земле как Человек" и был Сыном девы. В данный момент мы не рассматриваем вопроса о Непорочном зачатии. Нас интересует что-то такое, что имело место еще до сотворения мира, до начала времен. «Прежде всех веков Христос был рожден, а не сотворен». Что это значит?

Родить — значит стать отцом. Сотворить — значит сделать. Разница между этими двумя понятиями в следующем: рожденное от вас обладает той же природой, что и вы. От человека рождаются человеческие дети, от бобра бобрята, птица кладет яйца, из которых вылупляются птенцы. Но когда вы делаете что-то, то создаете нечто отличное от вас самих по природе. Птица вьет гнездо, бобер строит плотину, человек делает радиоприемник или может сотворить что-то более похожее на него, чем приемник, например статую. Если он достаточно искусный скульптор, то может создать статую, очень похожую на человека. И все-таки неживая статуя никогда не будет человеком, поскольку не может ни дышать, ни думать; она лишь походит на него.

Все это надо очень ясно усвоить. То, что рождено Богом, есть Бог, как рожденное от человека — человек. То, что создано Богом,— это не Бог, как и созданное человеком — не человек. Вот почему люди — не сыны Божьи в том смысле, в каком Сын Божий — Христос. Люди могут быть похожи на Бога, но они — существа другого рода. Они скорее похожи на статую или картину, изображающую Бога.

Как и статуя, которая похожа на человека, но не имеет в себе жизни, человек (в некотором смысле, что я и собираюсь объяснить) похож на Бога, но в нем нет того рода жизни, который присущ Богу.

Давайте сначала рассмотрим первый пункт (сходство человека с Богом). Все, что создано Богом, носит черты какого-то сходства с Ним. Космос похож на Него своей необъятностью. Не то чтобы необъятность космоса была того же рода, что и необъятность Бога; но безграничность Вселенной как бы символ Его безграничности или выражение ее в понятиях недуховного порядка. Материя имеет сходство с Богом в том смысле, что она тоже обладает энергией; хотя, конечно, физическая энергия отличается от энергии, свойственной Богу. Растительный мир схож с Богом в том, что, как и Он, обладает жизнью. Но биологическая жизнь — не та же самая, которая присуща Богу. Она — только символ или тень Его жизни.

Когда мы переходим к животному миру, то обнаруживаем другие черты сходства с Богом, помимо биологической жизни. Интенсивная жизнедеятельность и продуктивность насекомых, возможно, первый, неясный намек на непрекращающуюся созидательную активность Бога. У более высоких форм, млекопитающих, мы наблюдаем начало инстинктивной привязанности. Конечно, эта привязанность не то же самое, что любовь, присущая Богу; но она похожа на нее, как похожа на пейзаж картина, нарисованная на плоском листе бумаги.

И вот мы подошли к человеку, высшему существу в животном мире: в нем мы замечаем наиболее полное сходство с Богом. (Возможно, другие миры населены существами, еще более похожими на Бога, чем мы, но нам об этом ничего не известно.) Человек не только живет — он любит и думает; в нем биологическая жизнь достигает высшего уровня.

Однако в естественном состоянии человек лишен духовной жизни, то есть особого, более высокого рода жизни, который присущ Богу. Мы используем одно и то же слово «жизнь» для обозначения и того, и другого. Но если вы сделаете отсюда вывод, что они, в сущности, одно и то же, то ошибетесь. Они не идентичны между собой, как не идентичны необъятность Вселенной и необъятность Бога. Различие между биологической жизнью и духовной настолько важно, что впредь я собираюсь именовать их по-разному.

Биологическую жизнь, которую мы получаем через природу и которая (как и все в природе) отмечена тенденцией к постоянному угасанию и разложению, а потому нуждается в непрерывной поддержке (она и поступает к ней из природы в виде воздуха, воды, пищи и т. п.), — этот род жизни я буду называть «биос» (греческое слово). Духовную жизнь, которая содержится в Боге «от вечности» и является источником возникновения всей физической Вселенной, назовем греческим словом «зоэ» (что, собственно, и означает — «жизнь»). Биос, несомненно, схож с зоэ, как тень ее или символ. Сходство это такого рода, как между фотографией и самим сфотографированным местом, как между статуей и человеком. Трансформация, которая происходит в человеке, когда биос сменяется в нем на зоэ, равносильна превращению мраморной статуи в живого человека.

Именно в этом и состоит суть всех христианских откровений: наш мир представляет из себя студию Великого Скульптора. Мы с вами — статуи, и в студии ходит слух, что в один прекрасный день некоторые из нас оживут.

 

II

БОГ В ТРЕХ ЛИЦАХ

В предыдущей главе мы рассмотрели разницу между понятиями «рождать» и «делать» или «творить». Человек рождает ребенка, статую он делает. Бог рождает Христа, человека Он творит. Сказав это, я проиллюстрировал лишь одну истину о Боге: то, что рождается от Бога-Отца, есть Бог, Существо той же природы, что и Он Сам. В некотором роде это подобно рождению человеческого сына от человеческого отца. Однако сходство тут не абсолютное. Постараюсь объяснить это несколько подробнее.

Очень многие люди в наши дни говорят: «Я верю, что Бог существует, но не могу поверить, что Бог — это личность». Они чувствуют, что таинственное нечто, стоящее за всеми вещами, должно быть чем-то большим, чем просто личность. И христиане вполне согласны с этим. Но никто, кроме христиан, не предлагает какую бы то ни было идею относительно того, чему может быть — подобно существо, стоящее над личностью. Все остальные, соглашаясь, что Бог выходит за пределы личности, именно на этом основании и представляют Его чем-то безличным (а на деле чем-то меньшим, чем личность). Если же вы ищете в Боге сверхличность, некое начало, стоящее выше личности, то выбор между христианской и иными доктринами для вас отпадает. Ибо она, единственная в мире, именно так и трактует Бога.

Некоторые думают, что после этой жизни или после нескольких жизней человеческие души будут впитаны Богом. Но если вы спросите их, что они понимают под этим, то обнаружите, что их идея ничем не отличается от поглощения одних веществ другими. Они и говорят, что это подобно тому, как капли стекают в океан. Но когда капля стекает в океан, ей приходит конец. Если это и происходит с нами, мы просто прекратим свое существование. Лишь у христиан вы найдете идею о том, как человеческие души могут обрести жизнь в Боге, оставаясь при этом собою; более того — становясь собою в значительно большей степени, чем они были прежде.

Я предупреждал вас, что теология — наука практическая. Цель нашего существования, таким образом, в нашем вовлечении в жизнь Бога. Неверные представления об этой жизни мешают достигнуть цели.

А сейчас я попросил бы особого внимания.

Вы знаете, что в пространстве вы можете двигаться в трех направлениях: налево или направо, назад или вперед, вниз или вверх. Любое направление представляет из себя либо одно из этих трех, либо какую-то их комбинацию. Мы называем это тремя измерениями. А теперь напрягите внимание. Пользуясь лишь одним измерением, вы можете начертить только прямую линию. Пользуясь двумя, вы можете начертить фигуру, например квадрат. Квадрат состоит из четырех прямых линий. Давайте сделаем еще один шаг вперед. Если в вашем распоряжении три измерения, вы можете построить объемную фигуру, например куб, похожий на игральную кость или на кусочек сахара. Куб составлен из шести квадратов.

Замечаете, в чем тут дело? Мир, в котором только одно измерение, будет представлять из себя прямую линию. В мире с двумя измерениями мы все еще видим прямые линии, но несколько прямых линий создают фигуру. В трехмерном мире существуют плоские фигуры, но, составленные вместе, они образуют объемное тело. Иными словами, продвигаясь по направлению к более сложным уровням, вы не отбрасываете того, чем располагали на уровнях более простых; вы сохраняете их, группируя, однако, по-новому, в такие формы, которых вы не сумели бы придумать, если бы вам были известны только простейшие уровни.

Христианская теория о Боге строится по этому же принципу. Человеческий уровень — это простой и относительно пустой уровень. На нем одна личность — одно существо, а две личности будут двумя существами. Точно так же при двух измерениях (к примеру, на листе бумаги) один квадрат будет представлять из себя одну фигуру, два квадрата будут двумя фигурами. На Божественном уровне вы все еще — в мире личностей; но эти личности связаны там иначе, совсем другим способом. Мы, никогда не жившие на том уровне, не можем вообразить себе, каким именно образом они связаны между собой.

В Божьем измерении вы, так сказать, находите существо, состоящее из трех Лиц, но остающееся в то же время одним Существом; ведь остается же куб, содержащий шесть квадратов, одним кубом. Полностью постичь такое Существо мы, конечно, не в состоянии. Но и куба мы не сумели бы себе ясно представить, если бы могли оперировать лишь двумя измерениями в пространстве. Однако смутное представление об этом нам доступно. И когда оно приходит к нам, мы впервые начинаем постигать, пусть неясно, какую-то позитивную идею о Сверхличности, о Том, Кто больше, чем личность. Это что-то такое, до чего сами мы никогда бы не сумели додуматься. И тем не менее, однажды услышав об этом, мы почти чувствуем, что должны были и сами об этом догадаться, потому что эта идея безукоризненно согласуется со всем тем, что мы уже знаем.

Вы можете задать вопрос: «Если мы не можем вообразить себе Существо, вмещающее в себя три личности, то какой смысл говорить о Нем?» Что ж, пожалуй, нет никакого. Однако смысл в нашем фактическом вовлечении в жизнь этого триединого Существа, которое может начаться в любое время — сегодня вечером, если хотите.

Я имею в виду следующее. Обыкновенный, простой христианин становится на колени, чтобы произнести молитву. Он пытается установить связь с Богом. Но если этот человек — христианин, он знает, что сила, которая заставляет его молиться,— это тоже Бог, так сказать, Бог внутри него. Но он также знает, что все его фактические знания о Боге приходят через Христа — Человека, который был Богом. Это Христос стоит рядом с ним, помогая ему молиться, молясь за него. Вы понимаете, что происходит? Бог — это Тот, Кому он молится, цель, которую он пытается достичь. Бог в то же время внутри него, это — та сила, которая вызывает в нем желание молиться. И Бог же — тот путь, по которому толкает его к цели сила, находящаяся внутри. Таким образом, все это троякое функционирование Триединого Существа происходит в обычной маленькой спальне, где обыкновенный человек произносит свою молитву. Этот человек захвачен высшей формой жизни— той, которую я назвал словом «зоэ», или жизнью духовной. Богом он «затянут» в Бога, оставаясь в то же время самим собой.

Так и начиналась теология. Люди уже имели смутное представление о Боге. Затем пришел человек, заявивший, что он — Бог. Однако это был не такой человек, от которого можно отмахнуться, как от сумасшедшего. Он заставил их поверить Ему. После того как они видели Его убитым, Он пришел к ним снова. И позднее, после того как они объединились в маленькое общество, они обнаружили, что Бог каким-то непостижимым образом внутри них; Он направлял их, давал им силы совершать дела, на которые прежде они не были способны. Когда они сопоставили все это и крепко над всем поразмыслили, то пришли к христианской идее о Триедином Боге.

Понятие это не придумано людьми; лишь примитивные религии придуманы. Теология, в некотором смысле, экспериментальная наука. Говоря «в некотором», я имею в виду, что теология подобна экспериментальным наукам, однако не во всем. Если вы геолог и изучаете породы, то должны ездить в экспедиции, чтобы найти образцы этих пород. Они не придут к вам сами, но и не убегут от вас, если вы придете к ним. В этом деле вся инициатива принадлежит вам. Горные породы не в состоянии ни помочь, ни помешать вам. Но, предположим, вы зоолог и хотите сделать снимки диких животных в естественных для них условиях. Предстоящая вам задача отличается от задачи геолога, изучающего минералы. Дикие животные не придут к вам сами, но они в состоянии убежать от вас. И они обязательно это сделают, если вам не удастся остаться незамеченным. Появляются первые признаки их инициативы.

Поднимемся еще на один уровень. Предположим, вы хотите близко узнать человека. Но если он не позволит вам это, вам никогда это не удастся. Вы должны завоевать его доверие. В данном случае инициатива распределяется поровну — для дружбы, между двумя человеческими существами необходима обоюдная инициатива.

Что касается познания Бога, то здесь инициатива исходит от Него. Если он не откроет вам Себя, вы не сможете сделать абсолютно ничего, чтобы найти Его. Так оно и бывает: одним Он открывается в большей степени, чем другим, не потому, что у Него есть любимчики, а потому, что для Него невозможно открыть Себя человеку, чей разум и характер не находится в соответствующем состоянии. Солнечный свет не может в пыльном зеркале отразиться так же ярко, как отражается он в чистом.

Эту же мысль можно пояснить иначе: в то время как в других науках вы пользуетесь инструментами, так сказать, из внешнего мира (микроскопами или телескопами), то инструмент, с помощью которого вы можете воспринять Бога,— все ваше существо. И если человек не содержит себя в чистоте, то образ Бога будет смутным и расплывчатым — как Луна, рассматриваемая через грязный телескоп. Вот почему варварские народы исповедуют варварские религии: они смотрят на Бога через нечистые линзы.

Бог может открыть Себя таким, какой Он действительно есть, только настоящим людям — не просто людям, которые хороши сами по себе, а таким, которые объединились в одну семью, любят и поддерживают друг друга и помогают друг другу познать Его, Бога. Именно для таких отношений предназначал Он человечество: быть музыкантами в одном оркестре или органами в одном теле.

Таким образом, единственный подходящий инструмент для изучения Бога — христианское братство, совокупность всех христиан, вместе ожидающих встречи с Ним. Вот почему все люди, которые появляются время от времени на нашем горизонте, предлагая изобретенные ими или упрощенные религии в подмену христианских традиций, только зря теряют время. Они подобны человеку, который, вооружившись старым полевым биноклем, пытается учить настоящих астрономов. Он может быть умным человеком, возможно, он умнее, чем некоторые профессионалы, но его полевой бинокль — слишком неадекватный инструмент, чтобы он мог научить их чему бы то ни было. Через год-два о нем забудут, а настоящая наука будет идти, как шла.

Если бы христианство относилось к числу наших изобретений, мы, безусловно, сумели бы сделать его проще. Но это не так. Не нам, христианам, соперничать в облегчении и упрощении с людьми, изобретающими религии. Да и как нам тягаться с ними? Мы ведь имеем дело с фактом. Позволить себе быть попроще может лишь тот, кто не знает фактов и не заботится о них.

 

III

ВРЕМЯ И ЗА ПРЕДЕЛАМИ ВРЕМЕНИ

Существует неверное представление, что, читая книгу, мы не должны ничего пропускать. Мне думается, напротив, те разделы или главы, которые, по нашему мнению, не могут принести нам никакой пользы, читать не следует. На протяжении этой книги я уже обращался к моим потенциальным читателям с подобным советом, и так как в этой главе я собираюсь говорить о вещах, которые одним могут быть полезны, а другими воспримутся как нарочитое и ненужное усложнение, то я повторяю свой совет: пропустите эту главу, если она не покажется вам интересной, и переходите к следующей.

В предыдущей главе я коснулся молитвы; и пока эта тема еще свежа в нашей с вами памяти, я хотел бы поговорить о трудностях, возникающих у некоторых людей. Помнится, один из таких людей сказал мне: «Я могу верить в Бога, но то, что Он слушает несколько сот миллионов человек, обращающихся к Нему одновременно, до меня не доходит». Я пришел к выводу, что очень многие люди разделяют эту точку зрения.

Попробуем же разобраться в этом. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что вся сложность, по-видимому, в слове «одновременно». Многие из нас легко могут себе представить, что при наличии у Бога неограниченного количества времени Он способен выслушать и неограниченное число просителей, если только они приходят к Нему один за другим. Таким образом, проблема, очевидно, в неспособности понять, как может Бог разбираться с необозримым количеством проблем в один и тот же момент.

Что ж, эта сложность, вероятно, была бы неразрешимой, если бы дело касалось нас с вами. Наша жизнь приходит к нам момент за моментом. Один момент исчезает прежде, чем появляется другой, и каждый вмещает в себя очень немного. Вот что такое время. Конечно, мы с вами принимаем как должное, что такой порядок, эта последовательность — прошлое, настоящее, будущее — не что-то действительное лишь для Земли и нас, ее обитателей, но объективная реальность, распространяющаяся на все сущее. Мы склонны считать, что вся Вселенная и даже Сам Господь Бог пребывают в постоянном движении от прошлого к будущему, как мы с вами. Между тем современная наука знает, что это не так. Теологи первыми заговорили о том, что некоторые вещи существуют вне времени. Позднее эту идею подхватили философы, и лишь в наше время — ученые.

Вероятнее всего, Бог существует вне времени. Его жизнь не состоит из моментов, следующих один за другим. Если миллион человек молится Ему в десять часов ночи, Ему не нужно выслушивать их всех в один и тот же отрезок времени, который мы называем «десять часов». Этот миг и каждый другой от начала мира — бесконечное настоящее для Него. Если хотите, в Его распоряжении вся вечность, чтобы выслушать молитву пилота, с которой тот обращается к Нему, пока падает самолет.

Это трудно представить, я знаю. Позвольте мне пояснить эту мысль на таком примере. Предположим, я пишу повесть. Я пишу: «Мэри отложила работу. В следующее мгновение раздался стук в дверь». Для Мэри, которая вынуждена жить в воображаемое время, между тем, как она отложила работу, и стуком в дверь нет интервала. Но я, автор, который изобрел Мэри, не живу в этом воображаемом времени. Между первой и второй фразой я могу просидеть три часа, думая о Мэри. Я могу думать о ней, как если бы она была единственным действующим лицом в книге, размышлять о ней столько, сколько мне захочется; но все часы, которые я затрачу на это, недействительны для того времени, в котором живет Мэри (для времени, в котором протекает сюжет романа).

Это, конечно, далеко не совершенная иллюстрация, но она может внести некоторую ясность. Поток времени, в русле которого движется жизнь в нашей Вселенной, отражается на Боге и последовательности или ритме Его действий не больше, чем отражается поток воображаемого времени в повести на творческом процессе ее автора. Бог в состоянии уделить неограниченное внимание любому из нас. Ему не надо разбираться с нами, как с огромной массой народа. По отношению к Нему — вы отдельный, особый человек, как если бы вы были единственным живым существом, созданным Им. Когда Христос умер, Он умер за каждого из нас, как если бы каждый был единственным в мире.

Моя иллюстрация не вполне соответствует идее, которую я стараюсь пояснить, и вот почему. Автор выходит из одного потока времени (протекающего в повести) только за счет того,

что входит в другой, реальный. Бог, по моему убеждению, вообще не живет во времени. Его жизнь не сочится по капле, момент за моментом, как наша. У него все еще не закончился 1940 год и уже наступил 1990-й. Ведь Его жизнь — это Он Сам.

Если вы представите себе время в виде прямой линии, вдоль которой мы вынуждены путешествовать, то Бога вы должны себе представить в виде целой страницы, на которой эта линия начерчена. Мы подходим к отдельным точкам этой линии, одна за другой; мы должны оставить «А» прежде, чем мы сможем достичь «Б», и не можем достичь «В» прежде, чем не оставим «Б» позади. Бог сверху, или извне, или отовсюду вмещает в Себя всю линию целиком и видит ее всю.

Эта идея стоит того, чтобы ее постичь, потому что с ее помощью из христианства устраняются кажущиеся трудности. Прежде чем я стал христианином, одно из основных моих недоумений сводилось к следующему. Христиане утверждают, что вечный Бог, Который вездесущ и Который движет всей Вселенной, стал однажды человеком. Что же происходило со Вселенной, спрашивал я, когда Он был младенцем или когда Он спал? Как Он мог быть одновременно Богом, Который знал все, и человеком, спрашивающим у Своих учеников: «Кто прикоснулся ко Мне?» Как видите, и здесь загвоздка — в категориях времени: «Когда Он был младенцем», «Как мог Он одновременно?» Иными словами, я предполагал, что жизнь Христа как Бога протекала во времени и Его жизнь как жизнь человека Иисуса в Палестине представляла из себя короткий отрезок, взятый из времени, точно так же как моя служба в армии была коротким периодом моей жизни. Возможно, так думает об этом большинство людей.

Мы представляем себе Бога живущим во времени, когда Его земная человеческая жизнь только предстояла Ему в будущем. Затем мы видим Его в этой жизни. Потом Он представляется нам, когда Он может оглянуться на Свою земную жизнь как на факт в прошлом. Но скорее всего эти наши представления не имеют ничего общего с реальностью. Мы не можем ставить земную жизнь Христа в Палестине в какое бы то ни было временное соотношение с Его жизнью как Бога, существующего вне пространства и времени. По-моему, вневременная истина о Боге — в том, что человеческая природа Христа с присущей ей слабостью, неведением и потребностью в сне включается каким-то образом во всю Его Божественную жизнь. Эта человеческая жизнь в Боге, с нашей точки зрения, определенный период в истории нашего мира (с года рождения нашего Господа до Его распятия).

Мы считаем, что этот период — и период в истории Бога. Но у Бога нет истории. Он слишком реален от начала и до конца, чтобы иметь историю. Ведь иметь историю — значит потерять часть реального существования (потому что история — та часть его, которая ускользнула от нас в прошлое) и не обрести до поры до времени другой его части (потому что она еще в будущем). Фактически у нас нет ничего, кроме крошечной частицы настоящего, которое исчезает прежде, чем мы начинаем о нем говорить. Не приведи нам Господи думать, что и Бог таков же. Даже мы можем надеяться, что в вечности будем избавлены от такого рациона.

Если вы думаете, что Бог существует во времени, у вас возникает еще одна трудность. Каждый человек, который сколько-нибудь верит в Бога, верит и в то, что Бог знает о наших намерениях на завтрашний день. Но если Он знает, что я собираюсь сделать, не значит ли это, что я не свободен сделать противоположное?

Здесь опять-таки трудность возникает из-за предположения, что Бог существует и проявляет Себя в соответствии с линией времени, подобно нам; единственная разница в том, что Он может видеть будущее, а мы нет. Что ж, если бы это было так, если Бог может предвидеть наши поступки, то очень трудно было бы понять, как мы можем не совершать их. Но представьте себе, что Бог над линией времени. В этом случае то, что мы называем «завтра», видно Ему так же хорошо, как то, что мы называем «сегодня». Для Него все будет «сейчас». Он не вспоминает того, что мы делали вчера; Он просто видит это теперь, потому что, хотя для нас «вчера» безвозвратно ушло и потеряно, для Него оно остается действительностью. Он не предвидит те вещи, которые мы сделаем «завтра»; Он просто видит, как мы их делаем. Для нас «завтра» еще не настало, а Он уже сейчас в «завтра». Нам бы никогда не пришло в голову, что мы не свободны в выборе своих действий в данный момент из-за того, что Бог знает о том, что мы делаем. В каком-то смысле Он не знает наших действий до тех пор, пока мы их не совершили; но с другой стороны, когда бы мы их ни совершили, для Него это — «сейчас».

Это соображение мне сильно помогло. Если оно не помогает вам, забудьте о нем. Идея эта — вполне христианская в том смысле, что ее придерживались мудрые представители христианства, и ничего противоречащего христианству в ней нет. Но вы не найдете ее ни в Библии, ни в каком-либо из церковных догматов. И вы можете оставаться превосходным христианином, не принимая ее или не задумываясь над этим вообще.

 

IV

БЛАГОТВОРНАЯ ИНФЕКЦИЯ

Я начинаю эту главу с просьбы, чтобы вы постарались ясно представить себе такую картину: на столе лежат две книги, одна поверх другой. Совершенно очевидно, что нижняя книга ту, что на ней, наверху, поддерживает. Только благодаря нижней книге верхняя на пять сантиметров выше поверхности стола, вместо того чтобы касаться этой поверхности. Давайте обозначим нижнюю книгу буквой «А», а верхнюю — буквой «Б». Позиция «А» обусловливает позицию «Б». Это ясно, не так ли? Теперь представим себе (это, конечно, не может случиться в действительности, но подойдет для иллюстрации), давайте представим себе, что обе книги находились в таком положении вечно. В этом случае позиция «Б» всегда зависела от позиции «А», но позиция «А» не существовала до позиции «Б». Иными словами, результат в данном случае не наступает после причины, как обычно бывает: сначала вы съедаете огурец, а потом у вас расстройство желудка. Этот принцип действует не всегда. Еще минутку терпения, и вы увидите, почему я считаю это важным.

Несколькими страницами ранее я сказал, что Бог — это Существо, состоящее из трех Лиц, но остающееся тем не менее одним Существом (и привел приблизительную иллюстрацию — куб, который состоит из шести квадратов, но остается одной фигурой). Но как только я стараюсь объяснить, как эти Лица взаимосвязаны, возникает впечатление, будто одно из них существовало прежде других. Мне приходится прибегать к словам, которые повинны в таком впечатлении. Первое лицо в этом Триединстве называется Отцом, второе Лицо — Сыном. Мы говорим, что Первый рождает или производит Второго; мы называем это рождением, а не творением, потому что Он производит Существо того же рода, что и Он Сам. В данном случае единственное подходящее слово — «Отец». Но, к сожалению, это слово предполагает, что Он существовал прежде, как человеческий отец существует до появления сына. На самом же деле это не так. Здесь нет места ни «прежде», ни «потом». Вот почему, я считаю, очень важно уяснить: одна вещь может быть источником или причиной другой и не существовать прежде нее. Сын существует потому, что существует Отец; но в этом Существовании никогда не было момента, предшествующего рождению Сына.

Вероятно, лучше всего взглянуть на это следующим образом. Я попросил вас представить себе две книги. Возможно, большинство из вас сделали это, совершили некий акт воображения, и перед вами возникла мысленная картина. Совершенно очевидно, что он был причиной, она — следствием, или результатом. Но это не значит, что вы сначала вообразили, а затем получили эту картину. В тот самый момент, когда начало действовать ваше воображение, она возникла перед вашим мысленным взором. Все это время ваша воля удерживала ее перед вами. Однако акт воли и картина начали существование в один и тот же момент и прекратили в одно время. Если бы был Кто-то, живущий вечно, и если бы

Он вечно представлял в Своем воображении одно и то же сущест-во, то постоянно создавался бы какой-то мысленный образ, который был бы таким же вечным.

Я полагаю, именно так мы и должны думать о Сыне, Кото-рый постоянно струится от Отца, как струится свет от лампы, или тепло от огня, или мысль из головы. Он — самовыражение Отца, то, что Отец желает сказать, и во всей вечности никогда не было момента, когда бы Отец не произносил Своего Слова.

Заметили вы, что происходит? Все эти примеры света и тепла создают впечатление, что Отец и Сын — это две субстанции, а не две Личности. Очевидно, образ Отца и Сына, который дает нам Новый завет, гораздо более точный, чем любые иллюстрации, которыми мы пытается его подменить.

И так случается всякий раз, когда вы отходите от того, что сказано в Библии. Вполне оправданно отойти от текста на какой-то момент, чтобы лучше уяснить себе то или иное. Но затем необходимо к нему вернуться. Бог, естественно, гораздо лучше знает, как описать Самого Себя, чем любой из нас. Он знает, что отношения Отца и Сына следует, скорее всего, описывать как отношения между Первой и Второй Личностями, а не как что-то иное, придуманное нами. Самое главное в том, что это — отношения любви. Отец находит радость в Сыне, Сын преданно любит Отца. Прежде чем мы пойдем дальше, обратите внимание на огромную важность этих слов. Самым разным людям нравится повторять христианское изречение: «Бог есть любовь». Но они как будто не замечают, что слова эти имеют смысл только в том случае, если Бог включает в Себя, по крайней мере, две Личности. Ведь Любовь — это что-то такое, что одно лицо испытывает к другому. Если бы Бог был существом в одном лице, тогда, до того как Он создал мир, Он не был бы любовью. Очевидно, когда говорят: «Бог есть любовь», люди имеют в виду что-то совсем другое, а именно, что «любовь есть Бог». Они, видимо, считают, что к нашему чувству любви, независимо от того, как и где оно возникает и к каким результатам приводит, следует относиться с величайшим уважением. Возможно, они и правы; но христиане совершенно иначе понимают слова «Бог есть любовь». Они верят, что живая, динамичная энергия любви действует в Боге вечно и именно она — источник всего сущего.

В этом, возможно, самое главное отличие христианства от всех остальных религий: Бог — не статичное существо и даже не просто личность. Это динамичная, пульсирующая энергия, жизнь, что-то почти драматическое, что-то (пожалуйста, не сочтите меня непочтительным) подобное танцу. Единство между Отцом и Сыном настолько живо и реально, что это единство само Личность. Я знаю, это звучит почти немыслимо, но взгляните на это следующим образом. Вы знаете, что, когда люди собираются вместе в клубе или в профсоюзе, возникает так называемый «дух» семьи, или клуба, или профсоюза. Люди говорят об этом духе, ибо когда они собираются вместе, то вырабатывают особую манеру вести себя, которая не была бы им свойственна, если бы они оставались разрозненными. (Это коллективное поведение может быть, конечно, и лучше, и хуже, чем поведение индивидуальное.) Так или иначе, подобное объединение людей как бы вызывает к существованию коллективную личность. Это, естественно, не личность в буквальном смысле слова, а подобие личности. Но в том-то и заключается одно из различий между Богом и нами. То, что возникает из объединенной жизни Отца и Сына — Личность, Третье Лицо Триединства, которое есть Бог.

На профессиональном, теологическом языке это Третье Лицо называется Святым Духом, или Духом Божьим. Не волнуйтесь и не удивляйтесь, если обнаружите, что ваше представление о Нем более туманно и неясно, чем представление о первых двух Лицах Триединства. Я думаю, на это существует вполне законная причина. В процессе своей христианской жизни вы, как правило, не смотрите на Него. Но Он постоянно действует через вас. Если вы думаете об Отце как о Том, Кто находится «где-то там», перед вами, а о Сыне как о Том, Кто стоит рядом с вами, помогая вам молиться и стараясь превратить вас в еще одного сына Божьего, то о Третьем Лице вы должны думать как о чем-то, находящемся внутри или позади вас. Возможно, для некоторых людей проще начать с Третьего Лица и продвигаться от Него в обратном направлении: Бог есть любовь, и эта любовь действует через людей, особенно через всю совокупность христиан вместе взятых. Но этот дух любви, от самой вечности — любовь между Отцом и Сыном.

Какое же все это имеет значение для нас? Самое большое на свете. Всю эту драму, или образ жизни Триединства, надо проиграть через каждого из нас. Или (если взглянуть на это с противоположной стороны) каждый из нас должен приблизиться к этому образу жизни, занять свою позицию в драме. Счастья, для которого мы созданы, не достичь иным путем. Все хорошее, как и плохое, подвержено воздействиям извне. Если вы хотите согреться, вы должны стать поближе к огню. Если хотите намокнуть, вы должны войти в воду. Если вы стремитесь к радости, силе, миру, вечной жизни, вы должны подойти ближе или даже войти в то, что всем этим обладает. Радость, сила, мир, бессмертие — не награды, которые Бог мог бы, если бы захотел, протянуть любому. Это величайший источник энергии и красоты, бьющий в самом центре действительности. Если вы поблизости от него, брызги его достигнут вас; если нет — останетесь сухим. Если человек соединен с Богом, то как ему не жить вечно? И как может человек, разделенный с Богом, не засохнуть и не умереть?

Однако как он может соединиться с Богом? Как нам с вами влиться в триединую жизнь?

Вы помните, что я сказал во второй главе о рождении и создании? Мы с вами не рождены Богом, мы только созданы Им; в нашем естественном состоянии мы не сыны Божьи, мы всего лишь статуи. В нас нет зоэ, или духовной жизни; нам присуща только биос, или биологическая жизнь, которая неизбежно движется к угасанию и смерти. Суть того, что предлагает христианство, в следующем: мы можем, если не станем противиться Божьей воле, принять участие в жизни Христа. И если это случится, мы станем соучастниками той жизни, которая была рождена, а не создана, которая всегда существовала и всегда будет существовать.

Христос — Божий Сын. Если мы войдем в Его жизнь, то станем Божьими детьми. Мы будем любить Отца, как любит Он, и Святой Дух будет пребывать в нас. Христос пришел в этот мир и стал человеком для того, чтобы распространить среди других людей ту высшую форму жизни, которая присуща Ему Самому. Я называю это «благотворной инфекцией». Каждый христианин должен стать маленьким Христом. Именно это и значит «быть христианином».

 

V

УПРЯМЫЕ ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ

Сын Божий стал человеком для того, чтобы наделить людей способностью стать Божьими детьми. Мы не знаем — по крайней мере, я не знаю,— что случилось бы, если бы человеческий род не восстал против Бога и не присоединился к вражескому стану. Возможно, тогда каждый человек пребывал бы во Христе, был бы соучастником жизни Сына Божьего с рождения. Возможно, биос, или естественная жизнь, устремлялась бы тогда в зоэ, то есть в высшую, несотворенную жизнь, с самого своего зарождения, непрерывно, по мере развития. Но все это только догадки и предположения. А нас с вами волнует вопрос, как обстоят дела сейчас.

Вот как: два вида жизни не только разнятся между собой (они и были бы различны), но противоположны друг другу. Естественная жизнь в каждом из нас эгоцентрична, она требует внимания к себе и восхищения собою. Ей присуща склонность добиваться преимущества за счет других жизней, эксплуатировать всю Вселенную. И больше всего эта жизнь желает быть предоставленной самой себе — держаться в стороне от всего, что лучше, или сильнее, или выше, чем она, короче, в стороне от всего, что заставляет ее чувствовать себя маленькой и незначительной. Она боится света и воздуха духовного как люди, выросшие в грязи, боятся ванны. В каком-то смысле эта жизнь права. Она знает, что, если духовная жизнь вовлечет ее в свою орбиту, вся ее эгоцентричность, все ее своеволие будут убиты. И поэтому она готова сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы избежать этого.

Думали ли вы когда-нибудь в детстве о том, как было бы интересно, если бы ваши игрушки ожили? Что ж, давайте представим, что вы на самом деле оживили их. Вот на ваших глазах оловянный солдатик превращается в маленького человечка. Олову пришлось бы стать плотью; но вообразите, что оловянному солдатику это не нравится. Его совсем не привлекает плоть; он замечает, что олово испорчено. Он думает, что вы убиваете его. Он сделает все, что в его силах, чтобы помешать вам. Вам бы не удалось переделать его в человека, если бы это зависело от него.

Я не знаю, что сделали бы вы с таким оловянным солдатиком. Но с нами Бог сделал вот что: Второе Лицо Божественного Триединства, Сын, Сам стал человеком. Он родился в мир, как рождается настоящий человек — реальный человек определенного роста, с определенным цветом волос, говорящий на определенном языке,

весящий столько-то килограммов. Он, Вечносущий, Который знает все и Который сотворил Вселенную, стал не только человеком, но младенцем, а перед тем — зародышем в теле женщины. Если вы хотите понять, что это для Него значило, подумайте о том, как бы понравилось вам стать слизнем или крабом.

В результате этого в нашей человеческой семье появился такой Человек, Который был всем тем, чем предназначалось быть людям, — человеком, в котором созданная жизнь, унаследованная от Матери, позволила превратить себя полностью и совершенно в жизнь рожденную. Но естественное человеческое существо в Нем было полностью поглощено Божественным Сыном. Таким образом, человечество в один момент достигло, так сказать, пункта своего назначения — перешло в жизнь Христа. И поскольку трудность для нас в своего рода умерщвлении естественной жизни. Он избрал для себя такой жизненный путь, который убивал на каждом шагу Его человеческие желания. Он познал нищету, непонимание семьи, предательство одного из близких друзей; Он подвергался преследованиям и издевательствам и умер под пытками. И после того, как Он был убит — убиваем, фактически, каждый день,— человеческое существо в Нем, благодаря Своему органическому единству с Божьим Сыном, снова возродилось к жизни. Человек в Христе поднялся из мертвых. Человек, а не только Бог! В этом вся суть. В первый раз мы увидели настоящего человека. Один оловянный солдатик — такой же оловянный, как все остальные, — триумфально ожил.

И здесь мы подходим к той точке, в которой мой пример перестает действовать. В случае с игрушечными солдатиками то, что один из них оживает, не имеет абсолютно никакого значения для остальных. Все они существуют отдельно, независимо друг от друга. Но с человеческими существами дело обстоит иначе. Они лишь выглядят отдельными организмами, потому что вы видите, как они двигаются и действуют вне всякой связи друг с другом. Однако мы созданы так, что можем быть свидетелями только настоящего.

Если бы мы могли видеть прошлое, вещи выглядели бы для нас совсем по-другому. В жизни каждого человека был момент, когда он представлял из себя часть организма своей матери, а еще раньше — часть организма своего отца, которые в свою очередь были частью его дедушек и бабушек. Если бы вы могли видеть человечество на протяжении времени, как видит его Бог, оно выглядело бы для вас не как масса отдельных точек, разбросанных тут и там, а как единый растущий организм, более всего напоминающий гигантское, необычайно сложное дерево. Вы увидели бы, что каждый человек связан со всеми другими. И не только это. В действительности каждый из нас отделен от Бога не больше, чем отделены мы друг от друга. Каждый мужчина и женщина, каждый ребенок во всем мире чувствует и дышит сейчас, в этот самый момент, только потому, что Бог поддерживает в нем жизнь. Следовательно, когда Христос стал человеком, это было не то же самое, как если бы ожил оловянный солдатик. Скорее о явлении Его в мир можно рассказать так: нечто, постоянно воздействующее на все человечество, в определенный момент начало оказывать влияние на всю массу людей по-новому. С упомянутого момента это влияние распространяется на тех, кто жил до Христа, и на тех, кто жил после Него, и даже на тех, кто никогда о Нем не слышал, подобно тому, как одна капля какого-то вещества, упавшая в стакан воды, придает новый вкус и новый цвет всему содержимому стакана. Безусловно, ни одна из этих иллюстраций не отражает сколько-нибудь полно истинного положения вещей. Бог ни с чем не сравним, Он творит вещи, которым нет ничего подобного, и вы едва ли можете рассчитывать, что обнаружите такое подобие.

Какое же изменение внес Он в среду человечества? В чем оно состоит? В превращении человека в сына Божьего, существа сотворенного — в существо рожденное; в превращении временной биологической жизни во вневременную духовную жизнь. И все это ради нас и для нас. В принципе, человечество уже спасено. Мы, отдельные люди, просто должны воспользоваться этим спасением, каждый человек — индивидуально. Но наиболее трудная часть процесса — та, которую мы не в состоянии выполнить сами, сделана за нас. Нам незачем своими силами забираться в духовную жизнь. Сама эта жизнь уже спустилась к человеческой семье. Если только мы откроем сердце Человеку, в Котором эта жизнь присутствует во всей полноте и Который, будучи Богом, в то же время настоящий человек, Он совершит это в нас и за нас. Помните, что я сказал о «благотворной инфекции»? Один из представителей нашей человеческой семьи обладает этой новой жизнью; если мы подойдем к Нему ближе, то заразимся от Него.

Вы, конечно, можете выразить ту же идею иными путями. Вы можете сказать, что Христос умер за наши грехи. Или что . Отец простил нас, благодаря тому, что Христос совершил за нас то, что надлежало сделать нам самим. Либо что мы омыты кровью Агнца. Вы можете сказать, что Христос победил смерть. И все это верно. Примите ту из этих формулировок, которая вам больше по душе. Но только не начинайте при этом ссориться с другими из-за того, что они отдали предпочтение другой.

 

VI

ДВА ПРИМЕЧАНИЯ

Я хотел бы дать здесь примечания к двум вопросам, возникшим в последней главе.

1) Один рассудительный критик пишет: «Если Бог хотел, чтобы у Него вместо игрушечных солдатиков были сыновья, почему же Он не родил сыновей сразу, вместо того чтобы создавать игрушечных солдатиков, а затем подвергать их столь трудному и болезненному процессу?»

Частично ответить на этот вопрос довольно просто, ответ на другую его часть, возможно, за пределами человеческого познания. Отвечу на легкую часть. Процесс превращения создания в сына не был бы ни трудным, ни болезненным, если бы человеческая семья не отвернулась от Бога тысячелетия тому назад. У людей была возможность сделать это, потому что Бог дал им свободу воли. Он дал им свободную волю потому, что мир простых автоматов никогда бы не смог познать любви, а следовательно, и истинного, безграничного счастья.

Трудная часть ответа — в следующем. Все христиане соглашаются, что в полном, первоначальном смысле слова существует только один Сын Божий. Настаивая на своем вопросе: «А могло ли быть у Бога много сыновей?», мы рискуем забраться в такие дебри, из которых выбраться не сумеем. Есть ли вообще в словах «А могло ли бы..?» какой-нибудь смысл, когда вопрос касается Бога? Я полагаю, что такой вопрос можно ставить в отношении вещи или явления, имеющих начало и конец, потому что она (или оно) могли бы быть иными из-за того, что какая-то другая вещь (или явление) были иными, а эти, в свою очередь, могли бы быть иными по той причине, что иной была какая то третья вещь. И так далее (буквы на этой странице могли бы быть красными, если бы печатник взял красную типографскую краску, и он взял бы красную краску, если бы получил соответствующую инструкцию, и т. д. и т. п.). Но когда речь идет о Боге то есть о первооснове, о некоей неизменяемой реальности, которая обусловливает все остальные реальности, явления, факты, то спрашивать, могло ли что-то обстоять иначе, бессмысленно. Он То, что Он есть, и этим вопрос исчерпывается.

Но и помимо этого, мне крайне трудно осмыслить Бога, рож дающего сыновей на протяжении вечности. Для того чтобы этих сыновей было много, они должны как-то отличаться друг от друга. Два пенни выглядят совершенно одинаково. Почему же их два? Очевидно, потому, что они находятся в различных местах и состоят не из одних и тех же атомов. Иными словами, чтобы говорить о них как об отдельных, различных единицах, мы должны прибегнуть к таким понятиям, как пространство и материя, то есть к сотворенной Вселенной. Я могу понять различие между Отцом и Сыном, не вовлекая в дело пространства или материи, потому что в этом случае один рождает, а другой рождается. Они по отношению к Сыну будет не тем, чем Сын по отношению к Отцу. Но если бы существовало несколько сыновей. их родственное отношение друг к другу и к Отцу было бы одинаковым. как бы они отличались друг от друга? (с первого взгляда эту трудность, конечно, не замечают. Люди считают, что мысль и нескольких сыновьях имеет право на существование. Однако когда я задумываюсь об этом глубже, то прихожу к выводу, что реальной такая идея выглядит только потому, что мы смутно представляем этих сыновей в виде людей, стоящих друг подле друга в каком-то пространстве. Иначе говоря, хотя мы и воображаем, будто думаем о чем-то, существовавшем до сотворения Вселенной, на самом деле мы контрабандой пытаемся ввести в картину сотворенную Вселенную и поместить сыновей внутри нее. Когда мы перестаем это делать, но все еще стараемся думать об Отце, рождающем множество сыновей до сотворения мира, то обнаруживаем, что, в сущности, думаем ни о чем. Образы тают, а сама идея обращается в набор слов. Потом возникает другая мысль: а не была ли Природа — пространство, время и материя — создана именно для того, чтобы сделать эту множественность возможной? Может быть, единственный путь получить «легионы» бессмертных духов — в предварительном создании множества физических существ во Вселенной и последующем одухотворении каждого из них? Но все это, конечно, догадки.

2) Представляя все человечество в виде единого огромного организма, подобного дереву, не следует думать, будто это свидетельствует о том, что индивидуальные различия не имеют значения или что реальные люди — Том, Нобби или Кэт — менее важны, чем такие коллективные понятия, как классы или расы. Фактически эти понятия противоположны друг другу. Отдельные части единого организма могут очень сильно отличаться одна от другой, а отдельные элементы, не являющиеся частями единого организма, могут быть похожи друг на друга. Шесть однопенсовых монет никак не связаны между собой, но выглядят одинаково. Мой нос и мои легкие по виду своему совершенно несхожи, но живут они только благодаря тому, что и тот, и другие входят в состав моего организма и принимают участие в его жизни.

Христианство рассматривает отдельных людей не просто как членов одной группы или отдельные предметы в перечне, но как органы единого тела, которые отличаются друг от друга, и каждый выполняет то, чего другие выполнить не могут. Когда вы ловите себя на желании сделать своих детей, или учеников, или соседей подобными вам во всем, вспомните, что Богу, вероятно, это вовсе не угодно. Вы и они — это отдельные органы, предназначенные для выполнения различных функций. С другой стороны, если у вас возникает искушение не обращать внимания на нужды других, потому что это не «ваше дело», вспомните: хотя другие и не похожи на вас, они часть того же самого организма. Если вы забываете, что любой человек принадлежит к одному с вами организму, вы становитесь индивидуалистом. Если же вы забываете, что другой — не тот же орган, что вы, и пытаетесь подавить всякое различие между людьми, чтобы все стали одинаковыми, то становитесь тоталитаристом. Между тем христианин ни индивидуалистом, ни тоталитаристом быть не должен.

Мне очень хочется сказать вам — и вы хотите сказать мне,— какая из этих ошибок опаснее. Но это дьявол морочит нас. Он всегда посылает в мир ошибки парами, состоящими из двух противоположностей, и побуждает нас тратить как можно больше времени, размышляя о том, какая хуже. Вы, конечно, понимаете, почему? Он полагается на нашу неприязнь к одной из ошибок, чтобы постоянно привлекать нас к противоположной. Но мы не должны потакать ему. Мы должны с широко открытыми глазами идти к своей цели, следуя между соблазнами той и другой ошибки и стараясь не впасть ни в одну.

 

VII

ВООБРАЖЕНИЕ

Позвольте мне и эту главу начать двумя примерами, точнее, напомнить вам две истории, над которыми я попрошу вас задуматься. Одну из них — сказку «Аленький цветочек» — вы все читали. В этой сказке девушка должна была по какой-то причине выйти замуж за чудище. И она это сделала. Но прежде она поверила в любовь этого чудища, испытала на себе его доброту и сама попыталась ответить любовью. Когда она поцеловала чудище, как если бы оно было человеком, то, к великому ее облегчению, прямо на глазах чудище и на самом деле превратилось в прекрасного юношу, и зажили они в любви и согласии.

В другой истории рассказывается о человеке, который был вынужден носить маску. В этой маске он выглядел гораздо привлекательнее, чем без нее. Ему пришлось носить ее несколько лет, и когда он наконец снял ее, то обнаружил, что его лицо приняло очертания маски. Он воистину стал красивым. То, что было вначале притворной, ненастоящей красотой, стало реальностью.

Я думаю, обе эти истории могут (иносказательно, конечно) проиллюстрировать то, о чем я собираюсь говорить в этой главе. До сих пор я старался описывать факты — чем является Бог и что Он сделал. А сейчас я хочу перейти к практическому вопросу: что должны делать мы? Какой смысл имеет для нас вся эта теология? Возможно, мы почувствуем это уже теперь. Если вам достало интереса дочитать до этого места, надеюсь, вам хватит его и на то, чтобы сделать еще один шаг вперед, а именно: произнести молитвы. Что бы вы ни сказали, вы, вероятно, повторите и слова той молитвы, которой научил нас Господь.

Вы помните, как она начинается? «Отче наш». Сейчас вы уже знаете, что эти слова значат. Они совершенно недвусмысленно свидетельствуют о том, что вы ставите себя в положение сына Божьего. Иными словами, вы облекаетесь в Христа, так сказать, воображаете себя Христом. В тот самый момент, когда до вас доходит смысл этих слов, вы начинаете понимать, что на самом деле вы — не сын Божий. Вы совсем не такое существо, как Сын, Чьи интересы, Чья воля абсолютно едины с интересами и волей Отца. Вы — комок сосредоточенных на самом себе страхов, надежд, жадности, зависти и самолюбия. И все это, вся ваша сущность, обречено на смерть. Таким образом, то, что вы берете на себя смелость уподобляться Христу — возмутительная самонадеянность. Но, странное дело, именно так Он и приказал нам вести себя.

Почему? Что за смысл выдавать себя за то, чем вы на самом деле не являетесь? Однако даже на человеческом уровне существуют, как вы знаете, два рода притворства — плохое и хорошее. В первом случае человек пытается кого-то обмануть: например, он притворяется, будто помогает вам, вместо того чтобы помочь на самом деле. Но второй, полезный вид притворства ведет к чему-то настоящему. Например, вам не хочется проявлять дружелюбие к X., но вы знаете, что должны его проявить; в таком случае правильнее всего вести себя так, как если бы вы были лучше, чем на самом деле. И через некоторое время вы действительно почувствуете к X. большее расположение, чем вначале.

Всем нам это знакомо. Очень часто единственный путь ощутить реальность чего-то — это вести себя так, как если бы вы ее уже ощутили. Вот почему игры так важны для детей. Они ведь постоянно притворяются, будто они взрослые,— играя в войну или в магазин. Но с каждым разом мускулы их становятся тверже, а разум — острее, так что то, что они притворяются взрослыми, помогает им расти на самом деле.

Далее, в тот самый момент, когда вы сознательно говорите: себе: «Вот, я воображаю, будто я Христос», вы, скорее всего, тут же чувствуете, каким образом возможно сделать это ваше «притворство» не столь явным, хоть чуточку приблизить его к реальности. Вы обнаруживаете, что думаете о таких вещах, о которых не думали бы, если бы действительно были сыном Божьим. Что ж, постарайтесь прогнать эти мысли. Или, быть может, вы внезапно поймете, что, вместо того чтобы произносить молитвы, вам следовало бы сесть за стол и написать письмо матери или отправиться на кухню и помочь жене вымыть посуду. Поднимитесь в таком случае и сделайте то, что вам подсказывает внутренний голос.

Видите, что происходит? Сам Христос, Сын Божий, человек (такой же, как мы с вами) и Бог (такой же Бог, как Его Отец), находится рядом с вами и уже в этот момент обращает ваше воображение в реальность. И это не высокопарные слова, выражающие лишь ту мысль, что ваша совесть подсказывает вам, что делать. Если вы прямо спросите вашу совесть, вы получите один ответ. Если вы помните, что вы воображаете себя Христом, ответ будет иной. Существует множество вещей, о которых ваша совесть не скажет вам прямо, что они плохи (особенно в стадии обдумывания), но которые вы сразу же отвергнете, если серьезно стараетесь подражать Христу. Потому что тогда вы не просто будете думать о том, что хорошо, а что плохо, но будете стараться подхватить благотворную инфекцию от этого Человека. Это скорее похоже на создание портрета, чем на подчинение определенным правилам. Интересно, что в некотором отношении это труднее, чем следовать правилам, зато в другом — гораздо легче.

Настоящий Сын Божий будет рядом с вами. Он начинает превращать вас в существо, подобное Самому Себе. Он начинает, так сказать, «прививать» вам Свой образ жизни и мыслей, вливать в вас присущую Ему зоэ. Он начинает превращать оловянного солдатика в живого человека. И конечно, та часть в вас, которая все еще остается оловянной, будет этому противиться.

Некоторые из вас могут заметить, что ничего подобного на своем опыте не испытывали. Вы можете сказать: «У меня никогда не было чувства, будто мне помогает невидимый Христос, зато люди часто мне помогали». В этой связи мне вспоминается анекдот . из времен первой мировой войны об одной женщине, которая сказала: «Нашу семью не волнуют перебои с хлебом, мы все равно едим только гренки». Если у вас нет хлеба, то не будет и гренок. Если бы не было помощи Христа, вы не увидели бы и помощи людей. Он действует на нас самыми различными путями, а не только в рамках того, что мы называем «религиозной жизнью». Он действует через природу, через наши тела, через книги, иногда — через переживания, которые на первый взгляд могут показаться антихристианскими. Когда молодой человек, который ходил в церковь по привычке, осознает со всей искренностью, что, он не верит в христианскую доктрину, и перестанет посещать церковь, то если его побуждает к этому стремление быть честным, а не желание пойти наперекор родителям, дух Христа, возможно, ближе к нему, чем прежде.

Но более всего Его Дух действует на нас через наше общение друг с другом. Люди — это зеркала, или «переносчики» Христа ближним. Иногда они и сами об этом не подозревают. «Благотворную инфекцию» могут переносить и те, кто ею не заражен. Мне, например, помогли прийти к христианству люди, которые сами не были христианами. Но, как правило, именно те, которые знают. Его, приводят к Нему других. Вот почему роль Церкви, этой совокупности всех христиан, открывающих Его друг другу, настолько важна. Не будет преувеличением сказать, что в двух христианах, следующих вместе за Христом, христианство возрастает не в два, а в шестнадцать раз по сравнению с тем, когда они следовали за Ним в одиночку.

Но не забывайте, для грудного младенца естественно принимать молоко матери, не зная ее. Также и для нас поначалу естественно видеть человека, который помогает нам, и не видеть при этом стоящего за ним Христа. Однако мы не должны оставаться грудными младенцами. Мы должны идти вперед, должны понять, Кто посылает нам помощь. Не увидеть и не понять этого было бы: безумием. Тогда нам осталось бы полагаться на людей; а это рано или поздно приведет к великому разочарованию. Даже лучшие из них допускают ошибки; и всем суждено умереть. Мы должны быть благодарны каждому из тех, кто оказал нам помощь, мы должны уважать и любить их, но никогда не полагаться абсолютно и безраздельно ни на одно человеческое существо, пусть это будет самый лучший, самый мудрый человек на свете. Вы можете делать массу прекрасных вещей из песка; только не пытайтесь строить на нем дом.

А теперь мы начинаем видеть то, о чем постоянно говорит Новый завет. Он говорит о христианах, «рожденных вновь»; о людях «облекшихся в Христа»; о том, что Христос «изображается в нас», о обретении «ума Христова».

Сразу же отрешитесь от мысли, что все это — лишь сложная метафорическая форма для выражения той идеи, что христиане должны читать сказанное Христом и стараться проводить это в жизнь, подобно тому как человек читает Платона или Маркса и старается воплощать их идеи. Мысль в разной форме, но постоянно встречающаяся в Новом завете означает гораздо большее: реальный Христос — здесь, сейчас, в этой комнате, где вы произносите молитву — делает что-то для вас и с вами. Причем речь идет не о прекрасном человеке, умершем две тысячи лет тому назад, а о живом Человеке, все еще человеке в такой же степени, как и вы, но и Боге в такой же степени, в какой Он был Им, когда создавал мир. И вот этот живой Богочеловек приходит к вам и приступает к работе над вашим самым сокровенным, внутренним «я», убивает в вас ваше старое «я» и заменяет его другим, таким, каким обладает Он Сам. Вначале — всего на несколько мгновений. Затем — на более продолжительные отрезки времени. И наконец, если все идет хорошо, Он навсегда обращает вас в существо совершенно другого сорта — в нового маленького Христа, в существо, которое, по-своему, пропорционально своим возможностям, обретает тот же род жизни, который присущ Богу; в существо, которое разделяет силу Бога, Его радость, знание и бессмертие... Немного погодя, мы делаем два других открытия.

1) Мы начинаем замечать не только наши греховные поступки, но и нашу греховность. Другими словами, нас начинает беспокоить не только то, что мы делаем, но и то, чем мы являемся. Это звучит несколько сложно, и я постараюсь выразить ту же мысль яснее, прибегнув к личному своему примеру. Когда я готовлюсь к вечерней молитве и стараюсь припомнить все совершенные мною за день грехи, в девяти случаях из десяти самым очевидным будет нарушение заповеди любви к ближнему: я или сердился, или огрызался, или насмехался, или обрывал разговор, или кричал и возмущался. И в моем уме сразу же возникает оправдание: меня спровоцировали; со мной заговорили неожиданно; меня застали врасплох; у меня не было времени собраться с мыслями. Все это как будто служит смягчающим обстоятельством: мое поведение могло бы быть гораздо хуже, если бы я это совершил сознательно, предварительно обдумав.

С другой стороны, все, что человек делает, когда его застают врасплох,— лучшее доказательство того, какой он в действительности. То, что срывается с языка, прежде чем будет время подавить свой порыв, выдает истинную суть. Если в подвале водятся крысы, то больше всего шансов увидеть их, если вы войдете туда неожиданно. Но не неожиданность порождает крыс; она только препятствует им вовремя скрыться. Точно так же не неожиданность повода или предлога делает меня вспыльчивым; она лишь обнаруживает мою вспыльчивость. Крысы в подвале живут постоянно, но если вы будете входить туда с криками и шумом, они спрячутся, прежде чем вы включите свет.

Очевидно, крысы противоборства и мстительности постоянно бытуют и в подвале моей души. Этот подвал находится за пределами досягаемости моей сознательной воли. До определенного предела я в состоянии контролировать свои действия, но над своим темпераментом прямого контроля я не имею. А если то, какие мы, важнее, чем наши поступки; если наши поступки важны (главным образом), постольку, поскольку показывают, кто мы, из этого следует, что перемена, которой мне предстоит подвергнуться, не может быть произведена посредством моих собственных усилий. Это относится и к хорошим поступкам. Много ли я совершил их под воздействием добрых побуждений? Сколько раз они были результатом того, что я боялся общественного мнения или испытывал желание показать себя с хорошей стороны? Сколько из них было совершено из-за своего рода упрямства или чувства превосходства, которые при других обстоятельствах могли привести меня к совершению плохих поступков? Но я не в состоянии с помощью прямого нравственного усилия пробудить в себе новые стимулы. Сделав всего несколько шагов по дороге христианства, мы начинаем понимать, что все необходимые перемены внутри наших душ могут быть произведены только Богом. И это подводит нас к чему-то такому, что в моей передаче до сих пор не совсем верно отражало истинное положение вещей.

2) Из моих слов могло создаться впечатление, что именно мы сами все и совершаем. В действительности же все изменения совершаются Богом, а не нами. Мы в лучшем случае не противимся тем переменам, которые Он производит в нас. В каком-то смысле вы даже можете сказать, что это не мы, а Бог прибегает к воображению. В самом деле, Трехликий Бог видит перед Собой жадное, ворчливое, непокорное человеческое существо. Но Он говорит: «Давайте вообразим, будто это не простое существо, а Наш сын. Это существо похоже на Иисуса в том смысле, что Иисус тоже человек, потому что Он стал Человеком. Давайте вообразим, будто человек подобен Христу и по духу, и будем обращаться с ним, как если бы это соответствовало истине, хотя на самом деле это не так. Но мы представим себе, что наше воображение стало действительностью».

Бог смотрит на нас, как на маленького Христа; Христос стоит рядом, чтобы помогать нам превращаться в Него. Идея о Божьей игре в воображение звучит на первый взгляд странно. Но странно ли это в действительности? Разве не именно так существа более высокого порядка воспитывают тех, кто ниже их? Мать учит ребенка говорить, беседуя с ним, как если бы он ее понимал, задолго до того, как он действительно начнет понимать ее. Мы обращаемся с нашими собаками так, как если бы они были человеческими существами. Вот почему в конце концов они становятся «почти как люди».

 

VIII

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ ХРИСТИАНИНОМ?

В предыдущей главе мы рассматривали, как «облечься в Христа» или как представлять себя сыном Божьим, чтобы в конце концов стать им по-настоящему. Я хочу со всей ясностью заявить, что это не просто одно из занятий, которым должен предаваться христианин, и не своего рода упражнение, необходимое для перехода в следующий класс. В этой идее — смысл и суть христианства. Ничего иного оно не предлагает. И я хотел бы указать, в чем тут отличие от обычных идей морали и добра.

Обычное представление, которое мы все разделяем еще до того, как становимся христианами, состоит в следующем. Мы берем в качестве исходного пункта наше обыкновенное «я» с его разнообразными желаниями и интересами. Мы затем признаем, что что-то еще — назовите это «моралью», или «правилами поведения», или «соображениями общественного блага»— предъявляет свои требования к нашему «я»; и они вступают в конфликт с его собственными желаниями. «Быть хорошим»— значит, по-нашему, уступать этим требованиям. Некоторые вещи, которые нашему «я» хотелось бы сделать, оказываются чем-то таким, что мы называем «злом». Что ж, в таком случае мы должны отказаться от них. Другие, которые нашему «я» делать не хочется, напротив, оказываются тем, что мы называем «добром»,— и нам приходится их делать; Но мы все время надеемся, что когда мы выполним все предъявляемые нам требования, у нашего бедного «я» все еще останутся возможности и время исполнить свои собственные желания, пожить своей жизнью, в свое удовольствие. Фактически мы очень похожи на честного человека, платящего налоги. Он добросовестно платит их, но при этом надеется, что у него останется достаточно денег чтобы безбедно прожить на них. Все это происходит по той причине, что за исходную точку мы принимаем наше обычное «Я».

Пока мы думаем так, мы чаще всего приходим к одному из двух результатов. Либо мы отказываемся от стараний «быть хорошими», либо превращаемся в людей по-настоящему несчастных. Почему? Потому что (не заблуждайтесь!), если вы действительно собираетесь выполнять все предъявляемые вам требования, то у вашего «я» не останется ни времени, ни сил, чтобы жить для себя. Чем больше вы прислушиваетесь к голосу своей совести, тем больше этот голос от вас требует. Ваше природное «я», которое, таким образом, страдает от голода, на каждом шагу натыкается на препятствия и сгибается под бременем, начнет, наконец, возмущаться все больше и больше. Вот почему вы либо прекратите эти старания «быть хорошим», либо превратитесь в одного из тех, которые, по их словам, «живут для других», но при этом всегда всем недовольны и постоянно на все ворчат, вечно удивляясь, почему «другие» не замечают их самопожертвования, их непрекращающегося мученичества. И когда вы превратитесь в такое существо, то станете куда невыносимее для окружающих, чем были бы если бы оставались: откровенным эгоистом.

Христианство предлагает иной путь. Этот путь и труднее, и легче. Христос говорит: «Отдайте Мне все. Мне. не нужно столько-то вашего времени, столько-то ваших денег или вашего труда; Я хочу вас. Я пришел не для того, чтобы мучить ваше природное «я», но для того, чтобы: умертвить его. Никакие полумеры здесь не помогут. Я не хочу отрубать ветвь здесь, ветвь там, Я хочу срубить все дерево. Я не хочу сверлить зуб, или ставит на него коронку, или заполнять в нем дупло. Я хочу удалить его. Передайте Мне все ваше «я» безраздельно, со всеми желаниями, как невинными, так а порочными, полный набор. Я дам вам взамен новое «я». Фактически, Я дам Самого Себя, и все Мое станет вашим».

Это и труднее, и легче, чем то, что стараемся делать мы. Я надеюсь, вы заметили, что Сам Христос иногда описывает христианский путь как очень трудный, а иногда — как очень легкий. Он говорит: «Возьми свой крест», и это звучит как призыв к мученической смерти в каком-нибудь концлагере. Но в следующий момент Он говорит: «...иго Мое благо, и бремя Мое легко». Нетрудно понять, почему и то, и другое справедливо.

Учителя могут сказать вам, что самый ленивый ученик в классе — это тот, кто работает упорнее всех в конце учебного года. Они не шутят. Если вы дадите двум ученикам доказать какую-то геометрическую теорему, тот, кто готов приступить к делу, постарается понять ее. Ленивый ученик пытается зазубрить ее на память, потому что в данный момент это требует меньше усилий. Но шесть месяцев спустя, когда они начнут готовиться к экзаменам, лентяю придется провести много мучительных часов над тем, что прилежный ученик легко и с удовольствием выполнит за несколько минут. В конечном итоге лентяю приходится работать больше.

Или давайте взглянем на эту ситуацию с другой стороны. В сражении или при восхождении на гору порой необходимо предпринять какое-то действие, которое требует усилий и мужества. Однако в конечном итоге оно же обеспечит наибольшую безопасность. Если вы этого не сделаете, то несколькими часами позднее окажетесь в большей опасности. Трусливый поступок будет и самым опасным.

Именно так обстоит дело в христианстве. Ужасно, почти невозможно отдать всего себя — все свои желания и все заботы о себе в руки Христа. Но это гораздо легче, чем то, что стараемся делать мы сами. Ибо мы стараемся остаться, так сказать, «самими собою», не отказываемся от личного счастья как от главной цели в жизни и в то же время пытаемся быть «хорошими». Мы все /стараемся не препятствовать уму своему и сердцу сосредоточиваться на мечтах о богатстве, на честолюбивых планах, на стремлении к удовольствиям — и надеемся, несмотря на это, вести себя честно, целомудренно и скромно. И это именно то, против чего предостерегал нас Христос. Он говорил, что смоквы не растут на терновнике. Поле, засеянное травой, не принесет урожая пшеницы. Если вы будете регулярно косить траву, вам удастся сохранить ее короткой. Но пшеницы это поле все-таки не произведет. Чтобы такое поле дало пшеницу, в нем необходимо произвести изменения; его надо глубоко перепахать и засеять заново.

Вот почему подлинная проблема христианской жизни возникает там, где люди обычно не думают столкнуться с ней. Возникает она в тот самый момент, когда мы просыпаемся поутру. Все наши желания и надежды, связанные с новым днем, набрасываются на нас как дикие звери. И каждое утро наша первая обязанность — в том, чтобы попросту прогнать их; мы должны прислушаться к другому голосу, принять другую точку зрения, позволить, чтобы нас заполнил поток другой, более великой, более сильной и более спокойной жизни. И так целый день: мы сдерживаем свои естественные капризы и волнения, вступаем в полосу, защищенную от ветра.

Вначале, обретя подобное состояние духа, вы сумеете сохранять его лишь несколько минут. Но в эти минуты по всему нашему физико-духовному организму распространяется жизнь нового типа, потому что мы позволяем Ему совершать в нас работу. Есть разница между масляной краской, которая покрывает только поверхность, и красителем, пропитывающим окрашенный предмет насквозь. Христос никогда не произносил неясных идеалистических фраз. Говоря: «Будьте совершенны», Он имел в виду именно это. Он подразумевал, что мы должны подвергнуться полному курсу лечения. Это трудно; но компромисса, которого мы жаждем, достичь несравненно труднее, это просто невозможно. Яйцу, вероятно, трудно превратиться в птицу; однако ему несравненно труднее научиться летать, оставаясь яйцом. Мы с вами подобны яйцу. Но мы не можем бесконечно оставаться обыкновенным, порядочным яйцом. Либо мы вылупимся из него, либо оно испортится.

А теперь позвольте мне повторить то, что я сказал прежде: в этом и состоит все христианство; больше в нем нет ничего. Допускаю, что это может вызвать сильное недоумение. Ведь такой очевидной представляется мысль, что у церкви множество других забот: образование, возведение новых зданий, миссионерская работа, службы. Очевидно и то, что многими заботами обременено государство: это проблемы обороны, политики, экономики и многое другое. Но на самом деле все гораздо проще. Государство существует лишь для того, чтобы обеспечивать и защищать обычное человеческое благополучие в этой жизни. Муж и жена, беседующие у камина, друзья, играющие в карты в пивном баре, человек, читающий книгу в своей комнате или работающий в своем саду,— ради защиты всего этого и существует государство. Все законы, парламенты, армии, суды, полиция, экономика имеют смысл только в том случае, если они помогают все это продлить и защитить. А иначе они оборачиваются лишь тратой времени и денег.

Что касается церкви, то она существует только для того, чтобы привлекать людей к Христу, формировать из них маленьких Христов. Если она этого не делает, все кафедральные соборы, все священство, все миссионерские организации, проповеди, даже сама Библия сведутся лишь к пустой трате времени. Бог стал человеком именно ради этой цели. И знаете что? Может быть, только ради этого и была создана Вселенная. В Библии говорится, что она была создана для Христа и что все должно соединиться в Нем. Я думаю, никто из нас не в состоянии понять, как все это произойдет в масштабе Вселенной. Мы не знаем, что живет (если там вообще что-нибудь живет) в тех частях ее, -которые удалены от Земли на многие миллионы километров. Даже на этой Земле мы не знаем, что произойдет со всем остальным, кроме человека. Но чего, собственно, мы ожидали? Нам показана только та часть плана, которая касается нас. Иногда я люблю себе представить, как все будет с другими существами и предметами. Мне кажется, высшие животные в каком-то смысле сблизятся с человеком благодаря его любви к ним и тому, что он делает их (как это и в самом деле происходит) гораздо более очеловеченными, чем они были бы, не существуй на Земле человека и всей его деятельности. Я даже улавливаю какой-то смысл в подтягивании неодушевленных вещей и растений к человеку, по мере того как он пользуется ими и оценивает их. Если бы иные миры были населены разумными существами, и те могли бы проделывать это со своими мирами. И может быть, когда разумные существа войдут в Христа, они, в этом смысле, принесут с собой в Него и все остальное. Но я не знаю, как все это произойдет на самом деле, и могу лишь делиться своими догадками.

Нам сказано только о том, как мы, люди, соединимся в Христе; как мы станем частью того удивительного дара, который молодой Князь Вселенной хочет преподнести Своему Отцу,— дара, который есть Он Сам и, следовательно, мы в Нем. Только для этого мы и созданы. В Библии есть странные, волнующие намеки на то, что когда мы соединимся с Ним и в Нем, многое в природе начнет обретать свой первоначальный, верный смысл. Страшный сон окончится; наступит утро.

 

IX

ВО ЧТО ЭТО ОБХОДИТСЯ

Многих, оказывается, смутило то, что я сказал в предыдущей главе о словах нашего Господа: «Будьте совершенны». Некоторые, видимо, полагают, что эти слова означают: «Пока вы не станете совершенными, Я не буду вам помогать»; поскольку мы не в состоянии стать совершенными, наше положение безнадежно. Но я не думаю, чтобы это было так. Мне представляется, Господь имел в виду следующее: «Я стану помогать вам лишь в одном — в достижении совершенства. Возможно, вас устраивает что-нибудь поменьше, на Я не дам вам ничего меньше этого».

Позвольте мне пояснить мою мысль, В детстве у меня часто болели зубы, и я знал: стоит пойти к маме — и она даст что-нибудь болеутоляющее и я смогу спокойно уснуть. Но я не шел к ней — по крайней мере, до тех пор, пока боль не становилась невыносимой. Я не шел к ней вот по какой причине: не сомневаясь в том, что она даст мне аспирин, я в то же время знал, что этим она не ограничится, а на следующее утро поведет меня к зубному врачу. Я не мог получить от нее того, что хотел и не получить чего-то большего, чего я вовсе не хотел. Все, к чему я стремился,— мгновенно избавиться от боли: но я не мог получить этого без последующей проверки всех моих зубов. А я знал этих зубных врачей! Знал, что они, начнут копаться и в тех моих зубах, которые болеть не начинали. Как у нас говорят, дай им только палец, они всю руку отхватят.

Наш Господь, если вы позволите мне такое сравнение, в некотором роде напоминает этих зубных врачей. Если вы дадите Ему палец, Он возьмет у вас всю руку. Десятки людей приходят к Нему, чтобы излечиться от какого-то одного греха, которого они особенно стыдятся (например, от трусости), или от такого, который портит им жизнь (скажем, от вспыльчивости или пьянства). Что ж, Он вылечит любой недуг; но не остановится на этом. Может быть, вы больше ничего у Него и не просили, но Он, если только вы придете к Нему однажды, непременно подвергнет вас полному курсу лечения.

Вот почему Он предупреждает людей, чтобы они, прежде чем станут христианами, взвесили, во что им это обойдется. «Поймите меня правильно,— говорит Он.— Если вы Мне позволите, Я сделаю вас совершенными. В тот момент, когда вы вручите себя в Мои руки, знайте, что именно это Я намерен сделать с вами. Именно это, и ничего другого. Однако ваша воля остается свободной. Если вы захотите, то сможете оттолкнуть Меня. Но если вы не оттолкнете, помните: Я доведу работу до конца. Каких бы страданий вам это ни стоило в вашей земной жизни, чего бы это ни стоило Мне, я не успокоюсь и не оставлю в покое вас до тех пор, пока вы действительно не станете совершенными — пока Мой Отец не сможет без колебаний сказать, что доволен вами, как Он сказал это обо Мне. Я могу это сделать, и Я сделаю это. Но Я не стану делать ничего меньше этого».

И тем не менее — это так же важно — Помощник, Которого не удовлетворить ничем, кроме совершенства, будет очень рад вашей первой, слабой попытке, которую вы предпримете завтра, чтобы выполнить простейшую свою обязанность. Как говорил известный христианский автор Джордж Макдональд, каждый отец доволен, когда его ребенок делает первые неуверенные шажки, но ни один отец не удовлетворится меньшим, чем уверенная, свободная походка взрослого сына. Точно так же, говорит он, «легко снискать одобрение Бога, но удовлетворить Его трудно».

Из всего этого следует такой практический вывод. С одной стороны, то, что Бог требует от нас совершенства, не должно ни в коей мере обескураживать нас в теперешних попытках быть хорошими, как не должны у нас опускаться руки от неудач, которые мы терпим при этих попытках. Всякий раз, когда вы падаете, Он снова ставит вас на ноги. Он превосходно знает, что ценой своих собственных усилий вы никогда не сможете и близко подойти к совершенству. В свою очередь вы с самого начала должны понимать, что цель, к которой Он вас направляет,— это абсолютное совершенство, и ни одна сила во Вселенной, кроме вас самих, не может воспрепятствовать Ему в этом. Это очень важно понять. Если мы не поймем этого, то, весьма вероятно, захотим в какой-то момент пойти на попятную и начнем Ему противиться. Я думаю, многие из нас склонны считать себя достаточно хорошими после того как Христос помог нам преодолеть один-два греха, которые особенно беспокоили нас. Он сделал все, чего мы от Него хотели, и теперь мы были бы очень признательны, если бы Он оставил нас в покое. У нас принято говорить: «Я никогда не стремился стать святым. Мне просто хотелось быть порядочным человеком». Нам даже кажется, что это свидетельствует о нашем смирении.

Но это — трагическая ошибка. Конечно же, мы не хотели и никогда не просили, чтобы нас превращали в нечто совершенное. Но дело не в наших желаниях, а в тех намерениях, которые имел Он, когда создавал нас. Он — Изобретатель. Мы — только машины. Он — Художник, мы — всего лишь картина. Как можем мы знать, что Он намеревается сделать из нас? Вы замечаете, что Он уже превратил нас во что-то, сильно отличающееся от того, чем мы были. Давным-давно, прежде нашего рождения, когда мы еще находились в материнском чреве, мы прошли через различные стадии развития. Сначала видом своим мы напоминали растения, затем — рыб, и только на последней стадии мы стали походить на человеческих младенцев. И если бы мы могли осознавать те ранние стадии, то, вполне возможно, удовлетворились бы таким вот бытием в виде растения или рыбы, и не захотели бы превращаться в младенцев. Но все это время у Него был особый план относительно нас, и Он твердо намеревался выполнить его до конца. То же самое происходит и сейчас, только на более высоком уровне. Нас, допускаю, вполне удовлетворит, если мы останемся так называемыми обыкновенными людьми; но Он твердо намерен привести в исполнение совершенно другой план. Отказ от участия в этом плане диктует не смирение, а лень и трусость. Подчинение ему свидетельствует не о тщеславии или мании величия, а о покорности.

Эти две стороны истины можно осветить иначе. С одной стороны, нам не следует воображать, что ценой своих собственных усилий мы в состоянии продержаться в категории порядочных людей хотя бы сутки. Если бы не Его поддержка, никто из нас не был бы застрахован от какого-нибудь серьезного греха или преступления. С другой стороны, вся святость и весь героизм, которыми отличались величайшие из святых, не превышали того, чем Он намерен наделить каждого из нас. Его работа над нами не закончится в этой жизни. Но Он намерен выполнить ее настолько, насколько это возможно, до нашей смерти.

Вот почему мы не должны удивляться, если на нашу долю выпадают тяжелые времена. Когда человек обращается к Христу и ему кажется, что все у него идет как надо (в том смысле, что он избавляется от дурных наклонностей), то зачастую ему представляется: теперь, вполне естественно, и обстоятельства станут складываться глаже. И когда приходят неприятности — болезнь, денежные затруднения, разного рода искушения,— такой человек испытывает разочарование. Все это, думает он, было необходимо, чтобы пробудить во мне сознание и привести меня к раскаянию; но почему сейчас? А потому что Бог заставляет его идти вперед, подниматься на более высокий уровень. Он помещает его в такие обстоятельства, когда от него требуется гораздо больше храбрости, или терпения, или любви, чем он когда-либо мог подумать. Нам все это кажется излишним; но только потому, что мы еще не имеем ни малейшего представления о том, какими поразительными существами Он собирается нас сделать.

Я думаю, мне придется позаимствовать еще одно сравнение у Джорджа Макдональда. Представьте себе, что вы — жилой дом. Бог входит в этот дом, чтобы перестроить его. Сначала, возможно, вы еще можете понять, что Он делает. Он ремонтирует водопровод и крышу. Необходимость такого ремонта вам ясна и не вызывает у вас удивления. Но вот Он начинает ломать дом, да так, что вам становится больно. К тому же вы не видите в этом никакого смысла. Чего Он хочет добиться? А объяснение в следующем: Он строит из вас совсем другой, новый дом, вовсе не такой, каким вы его представляли. В одном месте Он возводит новое крыло, настилает новый пол, в другом — пристраивает башни, создает дворики. Вы думали, что вас собирались переделать в хорошенький маленький коттедж. Но Он сооружает дворец и намерен поселиться во дворце Сам.

Заповедь «Будьте совершенны» — это не просто идеалистически высокопарный призыв. Это и не приказ сделать невозможное. Дело в том, что Он собирается преобразовать нас в такие существа, которым по силам этот приказ. Он сказал (в Библии), что мы — «боги», и докажет правоту Своих слов. Если только мы Ему позволим — мы можем помешать Ему, если захотим,— Он превратит самого слабого, самого недостойного из нас в бога или богиню, в ослепительное, светоносное, бессмертное существо, пульсирующее такой энергией, такой радостью, мудростью и любовью, какие мы сейчас не можем вообразить. Он превратит нас в чистое, искрящееся зеркало, способное отразить в совершенном виде (хотя, конечно, в меньшем масштабе) Его безграничную силу, радость и доброту. Это долгий, а то и болезненный процесс. Но именно в том, чтобы пройти его, — наше назначение. Рассчитывать на меньшее нам не приходится. То, что Господь сказал, Он говорил всерьез.

 

X

ХОРОШИЕ ЛЮДИ, ИЛИ НОВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Да, то, что Он сказал, Он говорил всерьез. Те, кто отдаст себя в Его руки, станут такими же совершенными, как Он Сам, — совершенными в любви, мудрости, радости, красоте и бессмертии. Эта перемена не завершится в нашей земной жизни, потому что смерть — важная часть лечения. Как глубоко затронет оно каждого отдельного христианина при его земной жизни, знать никому не дано.

Я думаю, сейчас самая пора рассмотреть один часто возникающий вопрос: если христианство право, то почему христиане — в массе своей — не лучше, чем нехристиане? Вопрос этот, с одной стороны, совершенно правомочен, с другой стороны, неоправдан. Обоснованность его — вот в чем. Если обращение в христианство внешне никак не проявляется в поведении человека — если он продолжает оставаться таким же снобом, или завистливым, или тщеславным, каким был прежде, — то мы должны, я думаю, подвергнуть сомнению искренность его обращения. Всякий раз, когда обращенный полагает, что достиг прогресса, он именно так может проверить себя. Прекрасные чувства, большая проницательность, возросший интерес к религии не значат ничего, если поведение наше не меняется при этом в лучшую сторону, как ничего не значит то, что больной чувствует себя лучше, если температура по-прежнему повышается. В этом смысле мир совершенно прав, когда судит христианство по результатам. Христос говорил нам, чтобы именно так мы и судили. Дерево познается по плодам. «Чтобы узнать, хорош ли пудинг, надо его съесть». Когда мы, христиане, ведем себя недостойно или когда из наших попыток вести себя так, как надо, ничего не получается, мы внушаем людям недоверие к христианству. На плакатах военного времени можно прочитать: «Легкомысленная болтовня может привести нас к гибели». Переиначив эти слова, скажу, что легкомысленный образ жизни может привести к злоречивым толкам. И мы сами даем повод для толков, ставя под сомнение истинность христианства.

Но, с другой стороны, окружающий нас мир бывает довольно нелогичным в своих требованиях к христианству. Порой людям недостаточно, чтобы жизнь человека, ставшего христианином, изменилась к лучшему. Они пытаются, прежде чем сами придут к вере, четко разделить весь мир на два лагеря — христиан и нехристиан; при этом они ожидают, что все люди из первого лагеря в любой данный момент должны быть безусловно лучше, чем люди из второго лагеря. Такое требование беспочвенно по нескольким причинам.

1) Во-первых, в реальной жизни все гораздо сложнее. Мир не состоит из стопроцентных христиан и стопроцентных нехристиан. Существуют люди (и их немало), которые медленно выбывают из рядов христиан, но все еще называют себя этим именем, причем некоторые из них — священнослужители. Другие постепенно становятся христианами, хотя еще так себя и не называют. Имеются люди, которые пока не принимают доктрину о Христе во всей ее полноте, но в такой степени поддались обаянию Его Личности, что уже принадлежат Ему в гораздо более глубоком смысле, чем сами сознают. Известны и люди, которые, исповедуя другие религии, под скрытым воздействием Бога сосредоточили внимание на тех разделах, которые согласуются с христианской доктриной. Например, буддист доброй воли, побуждаемый упомянутым воздействием, может все больше внимания уделять буддистскому учению о милосердии, оставляя в стороне другие вопросы (хотя он все еще утверждает, что исповедует это учение). В подобном положении находилось и множество благодетельных язычников задолго до рождения Христа. А сколько в мире людей, у которых в голове неразбериха и убеждения сотканы из обрывков несовместимых верований! Следовательно, бессмысленно судить о христианах и нехристианах в целом. Можно сравнивать кошек и собак или даже мужчин и женщин, потому что здесь каждому ясно, кто есть кто. К тому же животные не превращаются (ни внезапно, ни постепенно) из собаки, скажем, в кошку. Когда мы сравниваем христиан с нехристианами, то обычно думаем не о реальных людях, которых знаем, а о неких смутных идеях, почерпнутых нами из книг и газет. Если же вы хотите сопоставить плохого христианина с хорошим атеистом, то пусть это будут два конкретных человека, с которыми вы действительно сталкивались. До тех пор, пока мы не докопаемся до сути дела, мы будем только время терять.

2) Предположим, мы докопались до сути и говорим уже не о воображаемых христианах и нехристианах, а о двух конкретных людях, живущих по соседству с нами. Даже в этом случае вопрос требует внимательного, аналитического подхода. Если христианство истинно, из этого должно вытекать, что а) любой христианин лучше, чем был бы тот же самый человек, если бы оставался нехристианином; и что б) любой человек, становящийся христианином, лучше, чем он был до этого. Позвольте мне привести сравнение. Если реклама зубной пасты «Белозубая улыбка» не обманывает нас, то из этого следует: а) у каждого, кто пользуется ею, зубы лучше, чем они были бы, если бы он ею не пользовался; и б) если кто бы то ни было начнет ею пользоваться, состояние его зубов улучшится. Но то, что от употребления этой пасты мои плохие зубы (которые я унаследовал от обоих родителей) не станут такими же прекрасными, как у здорового, молодого негра, который вообще никогда не употреблял никакой пасты, еще не доказывает, что реклама говорит неправду. Возможно, христианка мисс Бэйтс злее на язык, чем неверующий Дик Феркин. Сам по себе этот факт еще не может служить доказательством того, что христианство — недейственно. Вопрос следует ставить в иной плоскости: а каким был бы Дик, стань он верующим? Мисс Бэйтс и Дик, в силу наследственности и воспитания, полученного ими в раннем детстве, обладают разными темпераментами и характерами. Христианство обещает взять под контроль оба эти темперамента и характера, если только ему будет позволено. Правомочен лишь такой вопрос: приведет ли этот контроль, если будет установлен, к улучшению мисс Бэйтс и Дика? Каждому ясно, что в случае Дика под контроль поступил бы характер куда более доступный благоприятному воздействию, чем в случае мисс Бэйтс. Но дело не в этом. Чтобы судить о руководстве фабрикой, следует принимать в расчет не только качество продукции, но и техническое оснащение. Возможно, техническое оснащение фабрики «А» таково, что она лишь чудом вообще дает какую-то продукцию. Напротив, принимая во внимание первоклассное оснащение фабрики «Б», следует признать, что высокое качество ее продукции все-таки гораздо ниже, чем могло бы быть. Несомненно, хороший руководитель на фабрике «А» установит новое оборудование при первой возможности, однако это произойдет не сразу. До тех пор, пока это случится, низкий уровень продукции, выпускаемой этой фабрикой, не может свидетельствовать о неумелости руководства.

3) А теперь углубимся в разбираемый нами вопрос. Руководитель собирается поставить новое оборудование, и еще прежде, чем Христос закончит работать над мисс Бэйтс, она станет воистину прекрасным человеком. Но если мы на этом остановимся, то ситуация будет выглядеть так, словно единственная цель Христа — подтянуть мисс Бэйтс до того уровня, на котором Дик находился с самого начала. У вас могло сложиться впечатление, будто с Диком вообще нет никаких проблем, и в христианстве нуждаются только люди с дурным характером, а приятные, милые люди вполне могут обойтись и без него; словно приятность — это все, чего требует Бог. Думать так было бы роковой ошибкой. Правда — в том, что с точки зрения Бога Дик Феркин нуждается в спасении ничуть не меньше, чем мисс Бэйтс. В каком-то смысле (через минуту я объясню, в каком именно) сомнительно, чтобы приятность характера вообще имела какое-нибудь отношение к этому.

Мы не можем ожидать, чтобы Бог смотрел на спокойный характер и дружелюбие Дика теми же глазами, какими смотрим на них мы. Ведь эти качества в значительной степени порождены естественными причинами (благоприятная наследственность), то есть в конечном счете обусловлены Самим Богом. Но, с другой стороны, будучи связаны с темпераментом Дика, они едва ли устойчивы и могут исчезнуть, коль скоро у Дика нарушится пищеварение. Приятность характера — это, в сущности, Божий дар Дику, а не дар Дика Богу. Точно так же Бог допустил, чтобы в силу естественных причин, действующих в мире, от глубокой древности испорченном грехом, разум у мисс Бэйтс оказался ограниченным, а нервы — взвинченными, от чего и зависит, главным образом, ее несносность. Он намеревается в свое время выправить этот недостаток мисс Бэйтс. Но для Бога не это — критическая часть ситуации. Это не представляет для Него никаких трудностей. Не об этом Он беспокоится. Того, за чем Он следит, чего ожидает и ради чего работает, нелегко добиться даже Ему, Богу, потому что в силу установленного Им принципа свободной воли Он не может достичь этого силой. Он ждет и наблюдает за появлением «этого» .] и в мисс Бэйтс, и в Дике Феркине; только от их доброй воли это ] зависит. От каждого из них зависит, сделать этот шаг или отказаться от него, обратиться или нет к Богу, выполнив, таким образом, ту единственную цель, ради которой они и созданы. Их свободная воля вибрирует, как стрелка компаса. Но эта стрелка наделена правом выбора. Она может повернуться точно к северу, но не обязана этого делать. Повернется ли стрелка, установится ли, укажет ли на Бога?

Он может ей в этом помочь. Но Он не может ее заставить. Он не может протянуть руку и повернуть ее — тогда она лишилась бы предоставленной ей от начала свободы воли. Установится ли стрелка по направлению к северу? От этого зависит все остальное. Передадут ли мисс Бэйтс и Дик свою человеческую природу в руки Божьи? Только в этом суть. А что один из этих характеров — приятен, а другой — несносен, вопрос второстепенный. С этим у Бога проблем не будет.

Не поймите меня, пожалуйста, превратно. Бог рассматривает плохую, несносную человеческую природу как зло, как что-то печальное. Конечно, хороший человеческий характер в Его глазах — добро, как добро — хороший хлеб, или солнечный свет, или чистая вода. Но все это такое благо, которое Он дает, а мы принимаем. Он дал Дику крепкие нервы и хорошее пищеварение, и добро не оскудело в том источнике, откуда оно произошло. Творить благо Богу, насколько нам известно, ничего не стоит. Но ради того, чтобы взбунтовавшаяся человеческая воля могла обратиться на праведный путь, Он умер на кресте. Поскольку эта воля свободна, она может, действуя как в хороших, так и в плохих людях, принять или отвергнуть Его. В последнем случае все приятные качества Дика, будучи лишь свойством его человеческой природы, обратились бы в конечном счете в ничто, так как сама эта природа исчезнет. Сочетание естественных причин произвело в Дике благоприятную психологическую структуру, подобно тому как оно порождает приятные сочетания цветов при солнечном закате. Но в силу особенностей, присущих природе, такое сочетание быстро распадается и исчезает. Дику предлагалась возможность превратить (или, скорее, позволить Богу превратить) это мимолетное сочетание в бессмертную красоту вечного духа; но он эту возможность упустил.

Возникает парадокс: до тех пор, пока Дик не обратится к Богу, он будет думать, что его приятный характер — его собственность во всех отношениях (и по происхождению, и по принадлежности). Но пока он так думает, прекрасные качества его ему не принадлежат. Только когда он поймет, что они — не его заслуга, а дар Божий, и вновь предложит их Богу, только тогда качества эти действительно станут его собственностью. Только то мы и можем сохранить, что добровольно отдадим Богу. А то, что попытаемся удержать для себя, непременно потеряем.

Мы не должны поэтому удивляться, встречая среди христиан людей, все еще несносных. Если подумать, можно понять, почему от неприятных людей можно ожидать, что они скорее обратятся к Христу, чем приятные. Вы помните, как возмущались современники Христа тем, что, по их мнению, Он привлекал к Себе самых ужасных, самых презираемых людей? То же самое вызывает возмущение и недоумение и у наших современников. Так будет и завтра, и всегда. Вы догадываетесь, почему? Вспомните слова Христа: «Трудно богатому войти в Царство Небесное». А еще Он говорил: «Блаженны нищие духом». Очевидно, что речь Он вел о двух видах богатства и нищеты — материальном и духовном. Опасность для людей материально богатых — в том, что они довольствуются счастьем, которое дают им деньги, и не понимают, что нуждаются в Боге. Если все кажется таким доступным, если вы можете получить все, чего пожелаете, простым росчерком пера на чеке, то вам легче позабыть о том, что каждую минуту вы — в полной зависимости от Бога. Не меньшую опасность несет и природная одаренность. Если вы получили от Бога крепкие нервы, незаурядный ум, отличное здоровье, если вы хорошо воспитаны и считаетесь «душой общества», то как вам не быть вполне довольным своим характером и обстоятельствами? «К чему впутывать во все это Бога?» — спросите вы себя. Хорошие манеры и поведение даются вам без особого труда. Вы не из тех несчастных, которые отягощены разного рода комплексами: вас не мучат вопросы пола, вы не страдаете ни чрезмерной тягой к выпивке, ни повышенной раздражительностью или дурным характером. Все вокруг называют вас «славным малым», и вы сами (наедине с собой) соглашаетесь с их мнением. Вы, вполне вероятно, верите, что все ваши хорошие качества — это ваша личная заслуга. И возможно, не видите никакой необходимости стать еще лучше, но лучше по-новому, в более высоком смысле слова. Очень часто люди, наделенные от природы добродетелями, не могут осознать своей нужды в Христе до тех пор, пока в один прекрасный день не окажется, что добродетели их — тщетны, и разочарование постигнет их, а самодовольство — рассеется. Иными словами, трудно тем, кто богат и в этом смысле слова, войти в Царство Небесное.

Дело обстоит совершенно иначе с людьми неприятными, маленькими, приниженными, боязливыми, испорченными, слабосильными, одинокими либо с людьми необузданными, страстными, неуравновешенными. Предприняв малейшую попытку стать хорошими, они незамедлительно почувствуют, что им не обойтись без помощи. Для них — либо Христос, либо ничего. У них только один выбор — или взять свой крест и следовать за Ним, или жить в постоянном отчаянии. Они — заблудшие овцы; Он приходил специально для того, чтобы отыскать их. Они-то и есть в самом настоящем, в самом страшном смысле этого слова «нищие». Именно их Он благословил. Это они — то «ужасное сборище», с которым Он общается. И конечно, фарисеи все еще говорят сегодня, как говорили в самом начале: «Если бы христианская доктрина опиралась на истину, эти люди не были бы христианами».

В сказанном мною — либо предостережение, либо ободрение для каждого из нас. Если вы славный человек, если добродетель дается вам легко — берегитесь! От того, кому много дано, много и спросится. Если вы принимаете за собственные достоинства то, что на самом деле — Божий дар, полученный вами от природы; если вы довольствуетесь своим приятным характером, вы все еще противитесь Богу, и когда-нибудь ваши природные дары послужат лишь более ужасному падению, более изощренному совращению, а дурной пример станет особо разрушительным. Сам сатана был когда-то архангелом; его природные дары были настолько же выше ваших, насколько ваши — выше природных даров шимпанзе.

Однако если вы несчастное существо, искалеченное никуда не годным воспитанием в семье, где царила низкая зависть и не прекращались бессмысленные ссоры, если вы обременены, не по своей воле, каким-нибудь отвратительным половым извращением и день за днем терзаетесь комплексом неполноценности, набрасываясь и огрызаясь даже на лучших своих друзей, — не отчаивайтесь. Бог знает о вас все. Вы один из тех нищих, которых Он благословил. Он знает, какой воистину жалкой машиной стараетесь вы управлять. Не сдавайтесь. Делайте все, что в ваших силах. В один прекрасный день Он выбросит эту машину на свалку и даст вам новую. И тогда вы, возможно, поразите всех нас — и самого себя, потому что вы прошли трудную школу вождения («Многие же будут первые последними, и последние первыми»).

Обладать приятным характером, быть цельной, высоконравственной личностью прекрасно. Мы должны использовать все доступные нам средства — медицину, образование, экономику, политику — чтобы создать такой мир, где как можно больше людей были бы именно такими, как стараемся мы создать мир, где у каждого достаточно пищи. Но при этом мы должны помнить: если бы нам даже удалось каждого человека сделать хорошим и благодетельным, мы бы не спасли все эти человеческие души. Мир, состоящий из приятных людей, довольствующихся своей приятностью и не имеющих ничего больше, другими словами, мир, отвернувшийся от Бога, будет так же отчаянно нуждаться в спасении, как и мир жалких, несчастных людей, — но спасти его, быть может, еще труднее. Простое, механическое улучшение — не искупление, хотя искупление постоянно делает людей лучше, даже здесь и сейчас, и усовершенствует их до такой степени, о которой мы не можем еще и мечтать. Бог стал человеком, чтобы обратить существа, созданные Им, в Своих детей; не просто для того, чтобы улучшить человеческую породу, но чтобы создать людей совершенно иного рода. Это не то же самое, что дрессировка лошади, которую учат прыгать все выше и выше, это — как превращение ее в сказочного крылатого коня. Конечно, как только у лошади вырастут крылья, она сможет перелетать через такие заборы, через которые никогда бы не перепрыгнула, и обычной лошади ни в чем с ней будет не сравниться. Однако вначале, когда крылья только станут отрастать, все это, возможно, будет ей не под силу. Наросты в верхней части спины будут выглядеть нелепо и смешно, и никто не догадается, глядя на них, что из них вырастут крылья.

Однако мы, возможно, посвятили этому вопросу слишком уж много времени. Если все, чего вы ищете, — это аргумент против христианства (а я хорошо помню, как я сам жадно искал такие аргументы, когда начал бояться, что христианство соответствует истине), то вы легко сможете найти какого-нибудь неумного и не очень приятного христианина и сказать: «Так вот он, ваш хваленый новый человек! Дайте-ка мне лучше старого!» Но если вы хотя бы раз почувствуете, что ключи к христианству — не там, то в глубине сердца поймете, что все ваши возражения и аргументы — лишь попытка уйти. Что вы можете знать о других человеческих душах? Об их искушениях, их возможностях, их борьбе? Лишь одну душу во всем Божьем мире знаете вы, и это та душа, чья судьба отдана в ваши руки. Если Бог существует, вы в некотором смысле один на один с Ним. Вы не можете от Него избавиться, философствуя о достоинствах и недостатках своих соседей или вспоминая то, о чем вы читали в книгах. Что будут значить все эти пересуды и домыслы (да и сможете ли вы вообще их вспомнить?), когда развеется притупляющий туман анестезии, который мы называем «природой» или «реальным миром», и Присутствие, о Котором вы всегда знали, станет осязаемым, непосредственным, неустранимым?

 

XI

НОВЫЕ ЛЮДИ

В предыдущей главе я сравнивал работу Христа по созданию новых людей с превращением обычной лошади в сказочного крылатого коня. Я воспользовался этим крайним примером, чтобы подчеркнуть, что речь идет не об улучшении, усовершенствовании, а о полном преобразовании. Ближайшим подобием этому в природе будет поразительное превращение насекомых при воздействии на них определенных лучей. Некоторые считают, что именно так происходит эволюция. Изменения, в которых сущность этого процесса, могут быть вызваны лучами, поступающими из космоса (конечно, как только эти изменения возникают, в действие вступает то, что называют «естественным отбором»: виды, которые претерпели полезные изменения, выживают, а иные — отсеиваются) .

Возможно, современный человек лучше сможет понять идею христианства, если попробует рассмотреть ее в связи с теорией эволюции. Каждый знаком с этой теорией (хотя некоторые образованные люди отвергают ее). Каждого из нас учили в свое время, что современный человек эволюционировал из более низких форм жизни. В результате часто задают вопрос: «Каким будет следующий шаг?» Писатели-фантасты пытаются время от времени описать этот шаг, изображая некоего сверхчеловека. Обычно из-под их пера возникает существо, гораздо более неприятное, чем человек, каким мы его знаем, и создатели его пытаются скрасить впечатление, наделяя свое создание дополнительными руками или ногами. Однако почему не предположить, что следующий шаг принципиально отличается от всего, что в состоянии измыслить самое изощренное воображение? Скорее всего, именно так и будет. Тысячи лет тому назад появились огромные, тяжелые существа, покрытые бронеподобной чешуей. Если бы кто-нибудь в то время наблюдал за ходом эволюции, он, вероятнее всего, предположил бы, что следующим звеном в её цепи будут существа, еще надежнее защищенные, еще более приспособленные для выживания. Но его предположения оказались бы ошибочными. Будущее прятало в рукаве свою козырную карту, и секрет ее оказался совершенно неожиданным: из рукава выскочили не вооруженные до зубов чудовища, а маленькие, голые, безоружные животные, наделенные лишь лучшими мозгами. С помощью этих мозгов им предстояло покорить всю планету. Им суждено было не просто обрести больше власти, чем у доисторических чудовищ; власть, которую предстояло завоевать, была совершенно нового типа. Следующий шаг должен был стать не просто другим, а по-иному другим. Поток эволюции резко сворачивал в принципиально иное русло, чем мог бы ожидать наш предполагаемый наблюдатель.

Сегодня, мне кажется, в догадках о следующем шаге содержится та же ошибка. Люди видят (или, им кажется, будто они видят), как совершенствуется человеческий интеллект, как все более уверенной становится власть человека над природой. Они думают, что поток эволюции движется лишь в этом направлении, никакого другого русла вообразить себе не могут. Что же до меня, я не могу отделаться от мысли, что следующий шаг будет воистину небывалым; он будет сделан в таком направлении, о котором мы и не подозревали. А если бы не так, то едва ли его можно было бы назвать новым шагом. Я предвижу не просто изменения, а применение какого-то нового метода, направленного на изменения принципиально иного толка. Выражаясь другими словами, следующая стадия эволюции выйдет за ее пределы; эволюция, как метод, производящий изменения, будет вытеснена каким-то новым методом. И я не слишком бы удивился, если бы, когда все это случится, немногие люди это бы заметили.

Если вы согласны продолжать беседу в том же духе, то есть опираясь на знакомое нам понятие эволюции, то согласно христианской точке зрения новый шаг уже сделан. Он действительно нов по-новому. Это не эволюция от людей мозговитых к еще более мозговитым; это изменение — в совершенно другом направлении, ибо оно превращает Божьи создания в Божьих сыновей и дочерей. Первый момент его зафиксирован в Палестине 2000 лет тому назад. В некотором смысле это изменение — не эволюция, потому что не вызывается естественными процессами, но входит в природу извне. Однако именно этого я и ожидал. Мы пришли к идее об эволюции, изучая прошлое. Если будущее содержит в себе воистину что-то новое, тогда, конечно же, наше представление, основанное на прошлом, не может этого нового в себя вмещать, тем более что новый шаг отличается от всех предыдущих не только тем, что вносит в природу что-то извне.

1) Новое изменение не передается от поколения к поколению через половую активность. Следует ли этому удивляться? Было время, когда пола еще не существовало; размножение и развитие происходили другими методами. Следовательно, мы могли бы ожидать, что вновь наступит время, когда пол опять исчезнет или (как и происходит в действительности), продолжая существовать, перестанет служить главным каналом развития.

2) На начальных стадиях у живых организмов не было выбора или была незначительная возможность выбора, предпринять им новый шаг или нет. Они были объектами прогресса, а не субъектами. Но новый шаг, превращение сотворенных существ в рожденных сыновей и дочерей, — сугубо добровольный, по крайней мере — в одном отношении. Он не доброволен в том смысле, что сами мы не могли бы ни придумать его, ни избрать, не будь он нам предложен. Но он доброволен в том смысле, что мы можем от него отказаться, когда нам предлагают совершить его. Мы можем, так сказать, отпрянуть назад; можем прирасти ногами к земле и позволить новому человечеству уйти вперед без нас.

3) Я назвал Христа «первым моментом» нового человека. Он, конечно, гораздо больше, чем «первый момент», не просто один из новых людей, но новый Человек. Он — источник, центр и жизнь всех новых людей. Он пришел в эту созданную Им Вселенную по Своей воле, принеся с Собою зоэ, новую жизнь (новую для нас, с нашей точки зрения, конечно; ибо там, где Он пребывает вечно, Зоэ существовала всегда). Он передает нам ее не по наследству, а посредством того, что я назвал «благотворной инфекцией». Получить ее можно, вступив с Ним в личный контакт. Другие люди становятся новыми через пребывание в Нем.

4) Этот шаг отличается от всех предыдущих скоростью, с которой он совершается. Ведь по сравнению со всем периодом развития человека на этой планете распространение христианства среди людей подобно мгновенной вспышке молнии, ибо две тысячи лет — это почти ничто в масштабах Вселенной. (Не забывайте, что мы все еще ранние христиане.) И сегодняшние недобрые, попусту изнуряющие нас разделения — это, будем надеяться, лишь детская болезнь: у нас все еще режутся зубы. Внешний мир, несомненно, придерживается противоположной точки зрения. Он полагает, будто мы умираем от старости. Но он неоднократно полагал так и прежде. Мир снова и снова приходил к заключению, что христианство умирает от преследований извне и от разложения изнутри, умирает из-за расцвета мусульманства, из-за развития естественных наук, из-за подъема революционных движений.

И всякий раз его ожидало разочарование. Впервые оно настигло его после распятия Христа: Человек снова ожил! В некотором смысле — и я прекрасно понимаю, какой ужасной несправедливостью это должно казаться,— Воскресение продолжается с тех пор и по сей день. Они непрестанно убивают дело, которое Он начал; и каждый раз, когда они разравнивают землю на его могиле, до них внезапно доходит слух, что оно все еще живо и даже появилось в новом месте. Неудивительно, что они нас ненавидят.

5) Риск в данном случае гораздо выше. Соскользнув обратно, на более раннюю стадию развития, творение теряло в самом худшем случае несколько лет жизни на Земле; зачастую оно не теряло и этого. Но когда был сделан новый шаг, обстоятельства изменились; теперь, отступив назад, мы теряем награду, которая (в самом строгом смысле слова) бесценна и безгранична, потому что сейчас наступил критический момент. Век за веком Бог направлял природу к той точке, где она обретает способность производить такие существа, которые смогут, если захотят, перешагнуть за ее пределы, чтобы обратиться в «богов». Позволят ли они, чтобы их взяли из среды природы? В некотором смысле этот процесс подобен критическому моменту родов. До тех пор, пока мы не поднимемся и не пойдем вслед за Христом, мы будем оставаться в составе материальной природы, все еще будем находиться во чреве нашей великой матери. Ее беременность длится долго, она — болезненна и исполнена волнений, но она уже достигла своей критической точки. Великий момент наступил. Все готово. Доктор прибыл. Но пройдут ли роды благополучно? Нельзя забывать, что от обычных они отличаются в одном очень важном отношении. При обычных родах ребенок лишен права выбора. В данном случае такой выбор есть.

Интересно, что сделал бы обыкновенный ребенок, если бы мог выбирать? Возможно, он предпочел бы остаться в темноте и тепле, в безопасности материнского чрева. Ему, безусловно, казалось бы, что, оставаясь там, он обеспечивает себе безопасность. И в этом была бы его роковая ошибка: ведь если бы он остался во чреве, то неизбежно бы погиб.

Потому-то и был предпринят новый шаг, сфера действия которого постоянно расширяется. Новые люди появляются тут и там, во всех уголках Земли. Некоторых из них, как я уже отметил, трудно пока распознать. Но есть и такие, которых вы узнаёте довольно легко. Кто-то из них иногда встречается нам. Даже голоса их и лица отличаются от наших: они сильнее, спокойнее, счастливее, светлее. Их активность начинается там, где большинство из нас останавливается. Их, как я сказал, можно узнать; но для этого вам следует четко определить для себя, что вы, собственно, ищете. Они не похожи на тех религиозных людей, образ которых возник у вас из прочитанных книг. Они не привлекают к себе внимания. Зачастую вы склонны считать, что проявляете доброту по отношению к ним, тогда как это они на самом деле проявляют доброту к вам. Они любят вас больше, чем другие люди, но нуждаются а вас меньше. (Мы должны побороть в себе стремление быть необходимыми, незаменимыми для других. Для некоторых славных людей; особенно женщин, это такое искушение, которому труднее всего противиться.) Создается впечатление, что у них всегда на все есть время; вы поражаетесь, где они его берут. Когда вы узнаете одного из них, вам будет значительно легче узнать следующего. И я подозреваю (хотя как я могу знать?), что они узнают друг друга немедленно и безошибочно, невзирая на расовые, половые, классовые и возрастные барьеры, невзирая даже на барьеры вероисповедания. Каким-то образом стать святым подобно вступлению в тайное общество. Помимо всего прочего, это очень интересно и увлекательно.

Но вы не должны думать, что все новые люди однолики в обычном смысле слова. Боюсь, многое из того, о чем я говорил в этой книге, могло вызвать у вас именно такое впечатление. Ведь чтобы стать новым человеком, надо потерять свое старое «я»; мы должны «выйти из себя» и «войти в Христа». Его воля должна стать нашей волей; Его мысли — нашими мыслями. Мы должны обрести «ум Христов», как говорит Библия. Поскольку существует только один Христос и только Он один должен находиться в нас, не значит ли это, что мы все должны стать совершенно одинаковыми? Выглядит как будто бы так. Но это совсем не так.

Мне трудно подобрать удачные примеры или сравнения, чтобы пояснить это, потому что никакие другие вещи не могут находиться друг с другом в таких же отношениях, в каких находятся Создатель и Его создания. И все же я попытаюсь привести два очень несовершенных сравнения, которые, возможно, помогут вам понять, что я имею в виду. Вообразите себе группу людей, которые всю свою жизнь прожили в абсолютной темноте. Вы приходите к ним и пытаетесь описать, на что похож свет. Вы говорите им, что если они выйдут наружу, то один и тот же свет упадет на каждого из них и все они будут отражать его и станут видимыми. Услышав такое, они, вполне вероятно, вообразят себе следующее: если мы узрим один и тот же свет и каждый из нас будет реагировать на него одним и тем же образом (то есть все мы будем его отражать), то не окажемся ли мы все похожими друг на друга? Между тем мы с вами прекрасно знаем, что на самом деле свет лишь выявит, насколько они друг на друга не похожи.

Или, предположим, вам встретился человек, который совершенно не знаком со вкусом соли. Вы даете ему щепотку на пробу, и он испытывает сильный, резкий вкус. Затем вы говорите ему, что в вашей стране люди кладут соль в пищу. Вполне возможно, он ответит на это: «В таком случае все ваши блюда не отличаются одно от другого, ведь вкус этого порошка настолько резок, что убьет всякий другой». Между тем мы с вами прекрасно знаем, что соль производит как раз противоположный эффект. Вместо того чтобы убить вкус яйца, или мяса, или капусты, соль проявляет его. Все они будут казаться безвкусными до тех пор, пока вы не прибавите к ним соли. (Конечно, как я и предупреждал вас, сравнение это хромает, потому что вы можете убить любой вкус, положив в пищу слишком много соли, тогда как убить специфику человеческой личности, добавив к ней слишком много от Христа, невозможно.)

Что-то действительно подобное этому происходит между Христом и нами. Чем больше нашего собственного «я» мы убираем с пути, позволяя Ему взять контроль над нами, тем больше мы становимся самими собою.

Он содержит в себе такое богатство и такое разнообразие, что миллионов и миллионов «маленьких Христов», каждый из которых не похож на другого, все еще не будет достаточно, чтобы полностью выразить Его. Он сделал всех нас. Он придумал нас, как писатель придумывает действующих лиц в романе — всевозможными и разнообразными, какими вам и мне предстояло стать. В этом смысле наше подлинное «я» все еще ожидает своего проявления в Нем. Нет пользы пытаться «быть самим собой», минуя Его. Чем больше я сопротивляюсь Ему и стараюсь жить по-своему, тем больше господствуют надо мной мои наследственность и воспитание, окружающая среда и растущие во мне страхи и желания. Фактически то, что я с гордостью называю «самим собою», оказывается лишь пунктом пересечения всех последствий тех явлений, событий, случаев и процессов, которые не я начинал и не мне прекращать. Так называемые «мои желания» попросту навязаны мне физическими отправлениями моего организма, или мыслями других людей, или подсказаны дьяволом. Я плотно поел, крепко выпил и отлично выспался — вот истинный источник того минутного вожделения, которое я испытал к девушке, сидящей напротив меня в купе вагона; между тем я наивно приписываю его моему «тонкому вкусу и независимому, высоколичному решению». Пропаганда — вот истинный источник того, что я именую своими политическими убеждениями. В своем естественном состоянии я далеко не та личность, какой считаю себя. Большую часть того, что я называю своим «я», можно объяснить какими-то внешними причинами. Только когда я обращаюсь к Христу, когда я передаю себя Ему, капитулирую перед Его личностью, — только тогда я начинаю приобретать собственное, настоящее «я»!

Вначале я сказал, что Бог содержит в Себе личности. Сейчас я хочу остановиться на этом подробнее. Нигде, кроме как в Нем, истинных личностей не бывает. Пока вы не отдадите себя Ему, вы не сможете обрести своего истинного «я».

Одинаковость встречается, главным образом, среди естественных людей, а не среди тех, кто отдал себя Христу. Какими монотонно одинаковыми выглядят великие тираны и завоеватели всех времен и народов; как величественно разнообразны святые!

Вам следует по-настоящему отдать себя, без сожалений отказаться от своего «я», и взамен Христос действительно даст вам настоящее «я», истинную личность: однако вы не должны приходить к Нему только ради этого. Если ваше личное «я» — это все, что вас волнует, значит, ваш путь к Нему еще не начинался. Самый первый шаг на этом пути — постараться вовсе забыть о себе. Ваше подлинное новое «я» (личное «я» Христа, а также ваше, и оно ваше только потому, что оно — Его) не придет к вам до тех пор, пока вы будете стараться найти его. Оно придет, когда вы станете искать Христа. Это звучит странно, не так ли?

Но тот же самый принцип действует и в других областях. Даже в общественной жизни вы не сумеете произвести хорошего впечатления, пока не перестанете думать о том, какое впечатление на них производите. То же самое относится к литературе и искусству: ни один человек, более всего заботящийся об оригинальности, никогда оригинальным не станет; и наоборот, если вы просто стараетесь выразить истину (нимало не заботясь о том, как часто до вас говорили о ней другие), — девять против одного, что вы действительно окажетесь оригинальным, даже не замечая этого.

Принцип этот пронизывает всю жизнь, сверху донизу. Отдайте себя — и вы обретете себя. Пожертвуйте жизнью — и вы спасете ее. Предавайте смерти свое тщеславие, свои самые сокровенные желания каждый день и свое тело — в конце, отдайте каждую частицу своего существа — и вы найдете жизнь вечную. Не удерживайте ничего. Ничто из того, что не умерло в вас, не воскреснет из мертвых. Будете искать «себя», и вашим уделом станут лишь ненависть, одиночество, отчаяние, гнев и гибель. Но если вы будете искать Христа, то найдете Его, и «все остальное приложится вам».