Первохристианство и кумранитство

Вопрос о возникновении христианства без признания свидетельств новозаветных священных книг является неразрешимой проблемой для отрицательной критики. Энгельс, например, писал: «Христианство, как и всякое крупное революционное движение, было порождено массами. Оно возникло в Палестине, причем совершенно не известно, каким образом».[2] Неудивительно потому, что с открытием кумранских общин, отделившихся от ортодоксального иудейства и ведущих совершенно замкнутый образ жизни, с их переживанием наступающих «последних дней» и надеждой на вот-вот грядущего Мессию, – отдельные исследователи и популяризаторы предприняли очередную попытку вывести на сей раз христианство из кумранитства. Принципиально эта попытка не явилась чем-то новым. Ирландский профессор богословия Кевин Смит в связи с этим писал: «Не очень давно «Золотая ветвь»[3] объявила, что христианство не что иное, как амальгама или отклик на все мифы от Полинезии до самоедов. Несколько позднее «эсхатологисты» сказали нам, что Иисус не что иное, как апокалиптический призрак или видение «апокрифической» школы. Д-р Бультман возвестил недавно, что христианство представляет собою экзистенциализм плюс смесь восточных гностических мифов. Лишь несколько лет тому назад Би-Би-Си сообщало по радио, что христианство не что иное, как эллинистический миф об умирающем Боге. А теперь оказывается, что христианство – не что иное, как иудаизм кумранской секты. Все это весьма просто, потому что при большом желании и при малой доле научной методики Новый Завет или по крайней мере часть его можно истолковать и свести к большинству религиозных чаяний человечества. Тем не менее исключительность христианства во всей его целостности, вся его сущность и сила воздействия были предвидены лишь израильскими пророками. И даже они «только страстно стремились узреть христианство, но так и не увидели его».[4] Известный исследователь кумранских рукописей Бэрроуз следующим образом характеризует отношение к новым находкам: «Существует мнение, что история Христа и Его спасительный подвиг является просто повторением того примера, который можно найти в рукописях Мертвого моря. Насколько мне известно, ни один компетентный ученый не высказал это в такой именно категорической форме, но это можно заключить на основании отдельных утверждений. Именно эта мысль в наибольшей мере привела в смущение верующих и восхитила неверующих».[5] Однако, заключает Бэрроуз, «нет оснований приходить из-за этого в смятение, как будто бы оригинальность Иисуса и божественный авторитет христианства подвергаются опасности таким признанием».[6]

Что выдвигается в качестве аргументов для сопоставления христианства с кумранитством? «Основаниями для сопоставления, – пишет советский исследователь И.Д. Амусин, – являются прежде всего хронологическая близость и совпадение территории кумранской общины и нарождавшихся раннехристианских общин, этническое тождество, близость социальных принципов, организационной структуры и внутренней жизни, сходство ряда теологических доктрин. Обращает на себя внимание также совпадение многих специфических терминов и целых фраз, которым и выражаются сходные принципы религиозной системы».[7]

Крупный исследователь кумранских документов И.Р. Тантлевский решительно заявляет: «Для непредвзятого исследователя очевидны параллели между кумранской мессианской концепцией и рядом основополагающих доктрин первоначального христианства».[8]

Посмотрим, так ли это?

Черты сходства между первохристианством и кумранитами усматривают в следующих основных пунктах:

1) общность имущества у тех и других;

2) баптизм (погружение, омовение) кумранитов и крещение у христиан;

3) благословение хлеба и вина за общей кумранской трапезой и христианская Евхаристия;

4) эсхатологические чаяния;

5) отдельные терминологичсекие и фразеологические совпадения.

Насколько в действительности указанные мотивы являются тождественными в обеих религиях и позволяют ли они идентифицировать первохристианство с кумранитством?

1. «Как нам известно, и для ессеев, описанных Филоном и Флавием, характерны не только общность имущества и трапез, но и обязательный совместный труд, этот совместный труд был в значительной мере обусловлен изолированным, «монастырским» образом жизни. Что касается раннехристианских общин, то в дошедших до нас источниках нет никаких указаний на обязательный совместный труд, дополнявший общность имущества».[9]

2. В кумранской общине ритуальные омовения были постоянными и повседневными обрядовыми действиями, не имеющими значения таинства и нисколько не связанными с личностью и делом Мессии, к которым к тому же допускались лишь полноправные члены общины. В христианстве же, с самого его возникновения, крещение – это не только акт однократный в жизни каждого уверовавшего, но и понимается оно как единение с умершим и воскресшим Христом Спасителем.

3. «Для кумранской общины совместные трапезы, как об этом свидетельствуют и археологические данные и Устав, были повседневным явлением, характерной чертой быта, естественно вытекающей из общности имущества и труда... Однако, по существу, хотя кумранская трапеза с ее обрядом благословения и отличается от повседневного иудейского обычая, еще в большей мере она отличается от будущего христианского таинства Евхаристии... Само собой разумеется, что в кумранском обряде благословения хлеба и вина нет еще намека на мотив «искупления кровью», столь характерный для христианской Евхаристии»,[10] нет и мысли о их преложении.

4. «Одной из наиболее важных черт сходства является эсхатологическая концепция ожидания «конца времени»... Однако в отличие от кумранских рукописей, в которых кульминация и финал извечной борьбы двух противостоящих друг другу сил света и тьмы, добра и зла, царства Бога и царства дьявола находятся в будущем, в новозаветной литературе победа в этой космической борьбе уже одержана. Так, в первом послании Иоанна сказано, что «Для того-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дело дьявола» (3,8) или: «тьма проходит, и истинный свет уже светит» (2,8).[11]

5. Некоторое сходство в терминологическом и фразеологическом отношениях между кумранскими текстами и Писанием Нового завета, конечно, не может служить основанием для сближения двух различных религиозных воззрений. Более того, было бы странно, если бы в литературе одного и того же периода, одной тематики и с единой библейской основой, хотя и разных религиозных направлений, отсутствовали бы общие термины, обороты, фразы и даже отдельные сходные и тождественные мысли (например: «сыны света»; «нищие духом»; «власть тьмы» и тому подобные).

Черты сходства между христианством и кумранитством, таким образом, носят, как видим, чисто поверхностный характер.

В то же время многие отличия первохристианства от кумранитства принципиальны.

1. «Основное и решающее отличие заключается в том, что кумранская община ограничивалась верованием в грядущий приход Мессии, в то время как само возникновение христианства связано с верой в уже состоявшийся приход Мессии – Христа. Насколько можно судить по опубликованным кумранским документам, выступающий в них Мессия еще не наделен специфическими чертами Спасителя (хотя верующим в учителя и обещано спасение), в то время как новозаветный Христос прежде всего – Избавитель и Спаситель мира, пришедший в мир, чтобы жертвенно принять на Себя его грехи и Своей кровью искупить их».[12]

2. «В кумранских текстах нет даже намека на такие христианские догматы, как воплощение Бога в Иисусе, искупление Им первородного греха людей, учение о Троице».[13]

3. «Одно из наиболее отчетливо выступающих кардинальных отличий заключается в том, что кумранская община была и, осталась замкнутой, даже конспиративной организацией, отгородившейся от внешнего мира, полностью ею осуждаемого, и таящей от него свое учение (ср.: «Следует скрывать свет учения («Торы») среди людей Кривды, а наставлять знанием правды и справедливого суда избравших правильный путь»). Отсюда, как было уже указано, вытекает, что замкнутость и обособленность кумранской общины исключало миссионерскую деятельность, христианство же, отделившись от иудейства, стремится, напротив, охватить своей пропагандой весь средиземноморский мир, растворить его в себе, превратиться в универсальную религию, отбросившую племенные и государственные перегородки».[14]

4. «Кумранский Устав предписывает ненависть ко всем, находящимся вне общины: «Вот правила пути для разумеющего в эти времена, для его любви наряду с его ненавистью, вечной ненавистью к людям погибели в духе тайны». Христианство же провозгласило всеобщую любовь, распространяющуюся и на врагов. Ряд мест Нового Завета... производит даже впечатление специальной полемики с кумранскими положениями»[15] (например, 1 Ин. 2,9-11; Мф. 5,46-48; 19, 21).

5. «Кумранская община... ограждала себя от людей с физическими недостатками и ущербных. Так, в тексте «Двух колонок» говорится: «...и всякий человек с телесным недостатком: с больными ногами или руками, хромой или слепой, или глухой, или немой, или (тот), чьей плоти коснулась порча, так что (это) заметно глазу, или старик, спотыкающийся (настолько), что не может держаться твердо среди общества, эти пусть не приходят, чтобы предстать среди общества именитых людей, ибо святые ангелы в их обществе».[16] Подобное же читаем и в Дамасском документе: «люди глупые, безрассудные, бестолковые, сумасшедшие, слепые, калеки, хромые, глухие, несовершеннолетние, – никто из них не вступит в общину, ибо ангелы святые находятся в ней».[17] Если сравнить эти тексты с словами Спасителя не приглашать на трапезу братьев, друзей, богатых, соседей, которые и тебя могут позвать, но звать нищих, хромых, слепых и увечных (Лк. 14,13), то невольно возникает предположение о сознательном даже противопоставлении Иисусом Христом своего учения кумранистскому.

6. У кумранитов находим строжайшие предписания в отношении соблюдения субботы, в то время как Господь решительно возглашает: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2,27). Любопытно в этой связи сопоставить одно место из Дамасского документа, в котором предписывается: «Пусть никто не оказывает в субботу родовспоможение скотине; и если она упадет в колодец или яму, пусть не поднимает ее в субботу» с евангельским текстом: «Он же сказал им: кто из вас, имея од-ну овцу, если она упадет в яму, не возмет ее и не вытащит?» (Мф. 12,11).

7. Кумранская община отказалась от жертвоприношений в Иерусалимском храме, считая его оскверненным. Господь же Иисус Христос, апостолы и все первохристиане смотрели на храм Иерусалимский как на святыню и совершали в нем требуемые законом молитвы и жертвоприношения.

8. Кумранская община пользовалась календарем, отличным от иудейского. Этого мы не видим у первоначальной Церкви.

9. «Важнейшим, по мнению И. Тантлевского, элементом ессейско-кумранской идеологии является учение о предопределении, детерминистическая (или, точнее, предестинационная) теология» (Указ. соч. С. 281). Важнейшим же положением христианского учения является синергия.

Перечисленные выше, как и целый ряд других, отличия заставляют даже атеистических исследователей делать вывод о непричастности кумранитства к происхождению христианства. Так, советский крупный религиовед А.П. Каждан пишет: «Мы не можем выводить христианства из ессейства. Здесь не было простой филиации идей».[18] Кумранские рукописи «лишь уточняют наши сведения о некоторых явлениях в жизни иудейского сектантства и в становлении раннего христианства».[19] Проф. С.И. Ковалев в статье «Основные вопросы происхождения христианства» пишет: «Правда, у некоторых иудейских сект, например, у ессеев, существовал потребительский коммунизм. Однако у нас нет никаких оснований считать ессеев прямыми предшественниками христиан в идеологическом и организационном отношениях, что делает Р.Ю. Виппер».[20] А в статье «Находки в районе Мертвого моря и миф о Иисусе Христе» («Вечерний Ленинград» от 03.01.1959) С.И. Ковалев писал: «Самое большее, о чем можно говорить, это о том, что ессеи были одними из предшественников христиан, причем далеко не единственными». «Даже такой в высшей степени компетентный исследователь, - пишет И. Амусин, - как английский семитолог и библеист Раули, заявляет, что рукописи Мертвого моря ничего не дают для изучения раннего христианства: «Предположение, что свитки могут доставить нам какие-либо свидетельства о природе раннего христианства, является фантастичным... Эти рукописи не могут быть с достаточным основанием использованы ни для христианской, ни для антихристианской пропаганды».[21]

 

2. «Учитель праведности» и Господь Иисус Христос

 

В четырех документах кумранской общины (Дамасском документе и комментариях на книги пророков Аввакума и Михея и на 37-й псалом) упоминается «учитель праведности» или «праведный учитель». Судя по этим упоминаниям, этот учитель играл большую роль в общине и пользовался в ней громадным авторитетом. Ни имя, ни время его жизни не указаны. На ряду с учителем в рукописях упоминается и его гонитель «нечестивый жрец», но тоже без указания имени. Таинственная и столь значимая фигура учителя вызвала к себе особый интерес, поскольку некоторые увидели между ними Иисусом Христом ряд сходных черт. Однако, как справедливо утверждает И. Амусин, «страстные споры, разгоревшиеся вокруг этого вопроса, по большей части лишены научной объективности».[22]

Основанием для столь решительного вывода послужили следующие соображения.

В кумранских рукописях имеется весьма незначительное количество мест, где упоминается учитель праведности, при этом многие из них настолько испорчены, что не позволяют даже сделать точного перевода, другие дают очень незначительные и лишь самые общие сведения об учителе.[23]

Эти сведения говорят о том, что учитель был жрецом и что его преследовал какой-то «нечестивый жрец»: «Это относится к нечестивому жрецу, который направил к учителю праведности (?), чтобы умертвить его» (Комментарии на 37 псалом);[24] что учитель наставлял «избранников» в законе Божьем: Бог «поставил им учителя праведности, что бы вести их по пути его сердца»[25] (Дамасский документ); что была его кончина: «Все люди, которые вошли в новый Союз в стране Дамаска и отвернулись и изменили и отступили от колодца живой воды – не будут более считаться в собрании народа и в его запись не будут вписаны от дня кончины единственного учителя, до того как встанет Мессия из (дома) Аарона из Израиля»[26] (Дамасский документ); что учитель воспринял свое учение из уст Самого Бога: «Имеется в виду учитель праведности, которому Бог поведал все тайны слов его пророков-рабов»[27] (комментарии на пророка Аввакума); что он подвергся каким-то мучениям: «Это относится к дому Авессалома и людям совета, которые оказались немыми во время наказания (мучения) учителя праведности».[28] Вот почти и все сведения, которые имеются об учителе праведности. Остальные тексты (их еще около десяти) никакой новой информации об учителе не содержат, поэтому все то, что можно еще найти в кумрановедческой литературе по этому вопросу, есть не более как плод догадок более или менее оригинальных.

Отсюда становится понятным то большое различие мнений относительно личности учителя праведности, которое встречаем у современных кумрановедов. «Отдельные ученые считают, что «учитель праведности» – не обозначение какого-либо конкретного лица, а термин, которым назывался руководитель или вождь общины... Бэрроуз... считает, что учитель... был основателем или выдающимся деятелем секты... А.П.Каждан высказал предположение, что учитель – легендарный, мифологический образ, впоследствии заимствованный ранними христиа-нами... Проф. А.Донини считает, что «учитель» – реальный, но оставшийся безымянным деятель, который возглавил ессейское движение в период 134-76 гг. до н.э... Подавляющее большинство авторов пытается связать «учителя» с кем-либо из известных исторических лиц»:[29] Ездрой, Неемией, Захарией (V в. до н.э), Онием I (III в. до н.э), Онием III (175 г. до н.э), Маттафией и его сыном Иудой Маккавеем (II в. до н.э.), ессеем Иудой (конец II в. до н.э.), Онием Справедливым, побитым камнями в 65 г. до н.э., Иисусом Христом, Иаковом, братом Христа, Менахелием, сыном Иуды Галилеянина – вождем зилотов, убитым в 66 г. н.э. и т.д.[30]

«Сама по себе эта разногласица мнений красноречиво свидетельствует, что в настоящее время нет реальных и надежных критериев (если они вообще могут существовать) для сколько-нибудь достоверного отождествления «учителя» с известными историческими персонажами»,[31] - справедливый вывод делает И. Амусин. «Бесспорным можно считать, - продолжает он, - что в образе «кумранского учителя», жившего по меньшей мере столетием раньше евангельского Христа, имеются некоторые сходные с Ним черты, но также очень существенные отличия. Кумранский учитель проповедовал учение, полученное им непосредственно «из уст Бога», но ничего божественного в нем самом не было, в лучшем случае он был пророком. Главное же в образе галилейского «Учителя» – Его Божественная сущность, воплощение Самого Бога. Если кумранского учителя можно рассматривать лишь как ожидаемого Мессию, то евангельский Иисус был уже явившимся в мир Мессией («Христом») – Сыном Бога и воплощением Самого Бога».[32] О принципиальном различии между Христом и учителем праведности пишет А. Дюпон-Соммер, французский исследователь, в своей книге «Еврейская секта в Кумранах и ессеи»: «Учитель праведности – священник, Иисус –«Сын Давида»; один – тайный учитель, Другой – популярный проповедник; один избегает всякого общения с грешниками или зараженными, а Другой, наоборот, позволяет им приближаться к Нему и приветствует их; наконец, щепетильное следование установлениям закона одного представляет контраст по сравнению с изумляющей свободой Другого. Именно в самом существенном обнаруживаются различия».[33]

К указанным различиям следует добавить также, что страдания и возможная смерть учителя праведности нигде не трактуются как добровольные, тем более носящие жертвенный,[34] искупительный характер. Связь учителя с «Новым союзом» – верной ему частью кумранской общины – внешняя, организационная и учительная. Это «союз» людей между собой для подготовки к пришествию Мессии, в то время как Новый Завет есть союз с Богом, установленный Самим Мессией. Нет нигде и намека на воскресение учителя или какие-либо его сверхъестественные дарования.

Советский ученый-филолог К.Б. Старкова в своей докторской диссертации «Литературные памятники кумранской общины» пишет: «Непредвзятое чтение текстов приводит к заключению, что основным поводом для создания гипотезы о сверхъестественных свойствах и «эсхатологическом» значении Праведного Наставника послужили не столько сами документы, сколько специфическая интерпретация некоторых слов и выражений, в них встречающихся».[35]

Так, относительно глагола «амад», который дал повод некоторым комментаторам кумранских текстов говорить о воскресении учителя праведности, К. Старкова пишет: «Наиболее важен для нас тот оттенок буквального значения, который мог способствовать представлению о воскресении праведного Наставника. От значения «стоять» в смысле «пребывать», «длиться», «продолжаться» развивается понятие «наставать», «появляться», т.е. представать в пространстве и представать во времени, что, по мнению сторонников «воскресения» равносильно значению «восставать» (из мертвых, могилы). На самом же деле это значение глагол может дать в одиночных случаях лишь с пояснительными словами и оборотами, показывающими, что действие относится к мертвому телу или к духу умершего, и сам по себе, вне контекста, синонимом «воскресать», «воскреснуть» не служит ни прямо, ни по аналогии».[36] «Таким образом, вопрос заключается не в том, могли ли члены кумранской организации приписывать своему Наставнику сверхъестественные свойства и считать их догматом, а в том, приписывали ли они их ему на самом деле. Значение глагола амад в кумранских текстах отвечает на этот вопрос отрицательно».[37]

К. Старкова отрицает также наличие в кумранских текстах и каких-либо сообщений об особых страданиях учителя праведности, его мучениях наподобие «страстей» Христовых. Она пишет, что в комментарии на пророка Ааввакума «автор отводит Праведному Наставнику роль, прямо противоположную роли страдающей жертвы».[38] «Последующий текст книги пророка Аввакума, аллегорически изображающей поведение жестокого завоевателя, предоставлял достаточно возможностей включить в его истолкование моменты пленения и мученичества Праведного Наставника, если бы они были бы в поле зрения комментатора. Однако об этом дальше нет упоминаний».[39]

В результате своих исселедований К. Старкова приходит к выводу, «что кумранская литература, насколько она известна до сих пор, не содержит упоминаний об истязаниях, мученической (крестной) смерти, преображении и воскресении Праведного Наставника».[40]

Это конкретное заключение специалиста-ученого подводит окончательный итог и в данном вопросе.