ГЕРМЕНЕВТИКА И ЭКЗЕГЕЗА СВ. ПИСАНИЯ И ПРЕДАНИЯ

Обоснованность разграничения источниковедческих и истолковательных исследований в традиционных рамках библиологии и патрологии, намеченного частично уже в раннехристианской традиции (ср. текстологические и истолковательные изыскания у Оригена — см. [Лекция 4.1]). Критерий “теологичности” истолковательной библиологии — связь с догматической рефлексией (прежде всего с догматом о двуединстве природы Воплотившегося Слова —см. [Лекция 6.2]). Многовековая разработанность библеологической герменевтики и новаторский характер отдельных “герменевтических прозрений” в осмыслении наследия Отцов Церкви в православном богословии ХХ в. Уточнение исходных понятий. Митр. Макарий (Булгаков): герменевтика — общие принципы истолкования текстов Св. Писания, экзегеза — примененение их к истолкованию конкретных текстов и контекстов^[150]. Применимость этого разграничения и к патрологии.

10.1.Истолковательная рефлексия в библиологии. “Предпосылочные” и формационные стадии.

Исторический опыт экзегезы в дохристианской культуре. Работы с древнегреческими текстами у логографов и стоиков. “Естественная теология” стоиков (см. Лекция 2.1) как попытка апологии традиционного политеизма через аллегорическое истолкование. “Вчитывание” стоиками и пифагорейцами в поэтическую мифологию Гомера и сюжеты его поэм (описания сражений, кораблекрушений и т.п.) философских и моралистических понятий. Заимствование этих методов экзегезы в эллинистической библеистике начиная с Аристобула (II в. до н.э.) и завершая Филоном Александрийским (конец I в. до н.э. — начало I в. н.э.). Герменевтический принцип Филона: каждый библейский нарратив имеет два смысла — буквальный и аллегорический. Сплошной комментарий на Пятикнижие (41 сочинений), начинающийся с трех книг “Аллегорий Законов” и другие сочинения Примеры экзегезы Филона: истолкования жизнеописаний патриархов как “живых законов” (ср. легендарные биографии Пифагора), жены Авраама Агарь и Сарра как олицетворения “свободных искусств” [см. Введение] и Философии (трактат “О совокупности вопрошаний”). Дохристианские иудейские истолкования Библии в ключе “вычитвания” в ней указаний на Мессию (так называемые Testimonia).

Общий принцип новозаветной герменевтики: выявление прообразовательного значения библейских текстов, раскрываемого только в свете евангельского благовестия. Илия как “прообразователь” Иоанна Крестителя (Матфей 11: 12 — 14), воздвижение Моисеем медного змея — прообразование крестной смерти Иисуса Христа (Иоанн 3: 14-15), трехдневное пребывание Иона во чреве китовом — прообразование смерти и трехдневного Воскресения Иисуса Христа (Матфей 12: 29 — 34). Агарь и Сарра как иносказания о Ветхом и Новом Завете (Гал 4 : 22 — 26), “безродный “ и безлетный священник Мелхиседек как прообраз Иисуса Христа (Евр 7:3)^[151].

Александрийская школа. Экзегетические методы Климента. Модификация стоическо-филоновских аллегорез (Строматы I.5 и т.д.): Авраам — христианин, Агарь — мирская мудрость и философия, Сарра — Божественная мудрость, брак с последней остается бесплодным до изучения первых (прообраз модели “философия — служанка богословия”, см. [Лекции 2.2, 7.3]). Герменевтические принципы, восходящие к Клименту и принятые всей последующей христианской традицией: 1) в Св. Писании многое сказано “символически” или “приточно” (Педагог III.12) и эта тбинственность подлежит раскрытию; 2) истинное уразумение сокрытого смысла является результатом наставления от Логоса при возможности использования и интеллектуальных навыков толкователя (tўj tљcnaj — “ремесло”), в которые входит и философская диалектика; 3) “Бог обоих Заветов один и тот же”, и потому “вера во Христа и ведение Евангелия есть истолкование (ќx”ghsij) и исполнение (pl”rwsij) закона” (Строматы II.6; VI.21): Ветхий Завет может быть понят только в свете Нового Завета; 4) основной метод истолкования Св. Писания — типология, исходящая из идеи “преемства” двух Заветов (Строматы VII.16), конкретные библейские персонажи — “прообразы” Иисуса Христа (tЪpoj toа Kur…ou), аспекты “прообразности” которых и раскрываются в экзегезе (например, библейское повествование об Аврааме и Исааке — Быт 22: 1 — 18); 5) только церковное предание — “канон веры”, “канон истины”, “церковный канон” — дает истинный ключ к уразумению писаний ( “псевдогностики”, не имеющие его, пытаются, взламывая “заднюю дверь”, “похитить” истину)^[152].

Новые герменевтические формулировки Оригена, принятые всей последующей христианской традицией: 1) соотношение буквального и духовного смыслов в Св. Писании подобно соотношению человеческой и божественной природ Иисуса Христа (Гомилия на книгу Левит 1,1); 2) необходимость восхождения от буквального смысла к духовному (не в обратном порядке)^[153]. Герменевтический принцип Оригена, отвергнутый последовавшей традицией: гностическая доктрина о предназначенности текста Св. Писания для людей “телесных”, “душевных” и “духовных” (отсюда и три уровня смыслов)^[154]. Совмещение у Оригена “типологизма” (Гомилия на книгу Бытия 10,5) с безграничным “аллегоризмом” и фактическая деградация экзегезы до самозабвенной эйсегезы^[155]. Критика Оригеновых экзегетических фантазий в Антиохийской школе.

Герменевтические установки Антиохийской школы (Лукиан, св. Мефодий Олимпийский, Евсевий Эмесский), принятые последовавшей традицией: 1) в Писании следует выявлять тот смысл, который соединяли со своими словами боговдохновенные авторы, и потому надо исследовать контекст их речений; 2) историко-грамматический метод истолкования исходя из дидактических, грамматических, лексических, риторических и логических составляющих библейских текстов; 3) помимо буквального значения их в них содержатся еще и “созерцаемые” (от qewr…a, букв. “видение” как “исследование”) — требующие раскрытия “намерения” библейских авторов, а также аллегорические, типологические, “многосмысловые”, которые следует выявлять не произвольно, но через тщательное исследование текста, логической связи и параллельных мест^[156].

Экзегеза свт. Иоанна Златоуста как вершина истолковательной деятельности Антиохийской школы. qewr…a как выявление глубинных смысловых измерений при внимательнейшем исследовании буквального смысла библейских текстов. Необязательность выхода в каждом случае за границы буквального смысла^[157]. Уточнение типологического метода как установление соотношения между ветхозаветными и новозаветными нарративами и керигмами как “предсказанным” (tЪpos) и “исполнившимся” (ўnt…tupos). Выявление не столько аллегорического, сколько сотериологического, духовно-практического смысла текста. Установка на гомилетические, проповеднические задачи истолкования Св. Писания (в противоположность самоцельности экзегезы оригенистов).

Латинская школа. Гермевтика бл. Августина как критическое развитие александрийской традиции. Выявление помимо трех уровней смыслов текстов Св. Писания (буквальный, аллегорический, типологический), четвертого — этиологического или выяснение “причин” тех выражений и действий, которые приводятся в текстах. Эволюция бл. Августина от большего аллегоризма к большему буквализму^[158].

10.2.Развитиегерменевтических установок и Запада и Востока в направлении предпочтения “комбинаторной экзегезы”. Средневековая западная схема(опирающаяся на бл. Августина): теория четырех смыслов Св. Писания — буквального, морального, типологического и аллегорического. Восточная традиция — развитие истолковательных установок свт. Иоанна Златоуста.

Некоторые дискуссионные проблемы: 1) каковы конкретные границы между “созерцательным” и другими небуквалистскими методами экзегезы в антиохийском герменевтическом синтезе свт. Иоанна Златоуста? 2) существует ли возможность точного разграничения аллегорического и типологического методов истолкования как таковых? 3) конструктивно ли в настоящее время дальнейшее развитие этих методов или нет оснований что-либо добавлять нового к их концептуализации? 4) оправданно ли в истолковании Св. Писания сегодня обращаться к ресурсам философских направлений ХХ в. (феноменология, экзистенциализм и другие), подобно тому, как то имело место во времена “александрийского платонизма” и “антиохийского аристотелизма”, как на том настаивали Р. Бультман и некоторые другие протестантские экзегеты?

Некоторые очевидные перспективы. Актуальность “пробуждения” в осознание онтологической иноприродности нам Источника Св. Писания как Откровения и чувства рационального скептицизма по отношению к схематизации “научных” экзегетических методов. Востребованность осознания того, что “не столько мы истолковываем Св. Писание, сколько оно истолковывает нас”^[159]. Первостепенная важность прочтения Св. Писания в “пневматологическом” измерении — выявления в библейских текстах образов молитвы и глубинной мистической интерсубъективности в “призывающей” божественной благодати и “отвечающем” сердце человека.

10.3.Св.Предание (Ўg…a parЈdosij, sacra traditio — “передача”) как “трансляция” истины и жизни: О том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение — с Отцем и Сыном Его Иисусом Христом (1 Ин 1:3). Климент Александрийский: “божественное Предание”, “церковное Предание”, “церковное и истинное ведение”, “гностическое Предание”, противопосталяемое псевдогносису еретиков, которое в устной форме достигло избранных через Апостолов (Строматы I. 11, VII.16, VI.16). Свт. Афанасий Александрийский (IV в.): Предание как “вера Вселенской Церкви, которую передал Господь, проповедали Апостолы, сохранили Отцы” (К Серапиону I.28).

Успехи в изучении святоотеческой письменности во всех христианских конфессиях к началу ХХ в. Новое открытие “восточных отцов” в ХХ в. в протестантской науке и интенсивные патрологические изыскания в русском зарубежье. Значительно меньшие успехи в богословской “герменевтике Предания”. Недостаточная проясненность ключевых проблем, особо актуальных для православной патрологии: 1) как следует истолковывать Предание в свете традиционности ? 2) как соотносятся “Апостольское Предание” и “Святоотеческое Предание”? 3) каковы исторические границы “века отцов” и кто в него входит? 4) существует ли критерий единства “Святоотеческого Предания” как “согласия отцов” (consensus patrum) под углом зрения самого способа богословского дискурса? 5) что значит “следовать Отцам Церкви”? Cтатья прот. Георгия Флоровского “Св. Григорий Палама и традиция отцов” (1959 — 1960) — историческая веха в изучении Предания. Основные попытки ответа на обозначенные вопросы^[160].

“Древность” — не достаточное, вопреки общераспространенному мнению, основание истинности: Весть христианства была в свое время “новшеством”, ереси опирались на “предания”, “истина — это не “привычка””. “В конечном счете, Предание есть непрерывное присутствие в Церкви Духа Святого, непрерывное Божие водительство и просвещение. Церковь не связана буквой”^[161]. “Церковь Апостольская” есть “Церковь Патристическая”. Внутреннее движение Предания — от керигмы (“весть”) к догме, которая сохраняет свое керигматическое содержание.

Отличительная черта святоотеческого богословия — его “экзистенциальный” характер. “Богословие не замкнуто в себе. Оно — не более, чем путь. Богословие и даже догматы — не более, чем “интеллектуальные очертания” Явленной Истины и ноэтическое свидетельство о ней”^[162]. “Следовать” Отцам — значит не “цитировать” их, но усвоить их дух.

Неравнозначность понятий “Отцы Церкви” и “учители древней Церкви” (спор с этим отождествлением уже у бл. Иеронима). Несостоятельность любых хронологических ограничений на “время отцов” — будь то апостольский век, консенсус первых пяти веков (“протестантское богословие истории”), или, согласно католикам, все века, предшествовавшие веку схоластов^[163]. “Церковь сейчас обладает не меньшим авторитетом, чем в прошедшие столетия, и Дух Святой живит ее не менее, чем в былые времена”^[164]. Превратность распространенных попыток провести жескую границу между “патристикой и византинистикой”. Преп. Симеон Новый Богослов (Хв.), и свт. Григорий Палама (XIV в.) — учителя всех членов Православной Церкви (как и издатель “Добротолюбия” преп. Никодим Святогорец — XVIII — XIX вв.).

Основной вопрос, который решал свт. Григорий Палама — что есть главное в жизни христианина и каковы онтологические возможности для осуществления этого — обужения? Ответ свт. Григория: “обуженная энергия, через участие в которой обужен человек, есть Божественная благодать, но никак не Сущность Бога”. “Главная цель богословского учения свт. Григория — защитить реальность христианского опыта”^[165]. Диалектические аргументы свт. Григория против тех, кто отождествляли “разведенные” им понятия. Предшественники свт. Григория в постановке задачи и частично способах ее решения — сщмч. Ириней Лионский, свт. Афанасий Великий, свт. Василий Великий, свт. Иоанн Златоуст, свт. Кирилл Александрийский, преп. Иоанн Дамаскин, и одновременно его богословие — ни в коем случае не “богословие повторения”. Богословие свт. Григория, как исходящее из истории спасения (а не из метафизики) — “богословие событий”. Но таковым же считается и богословие сщмч. Иринея Лионского. “Сейчас мы все ближе и ближе подходим к убеждению, что “богословие событий” и есть единственно подлинное православное богословие. Оно зиждется на Библии. Ему следовали Отцы. Оно полностью соответствует духу Церкви”^[166].

Некоторые перспективные принципы экзегезы Предания. Контекстуальный метод прочтения текстов Св. Отцов: запрет на “выдергивание” отдельного положения из общей системы их богословских воззрений, учет реальных (конкретных, а не общих) связей между авторами, учет отношений (широкий спектр) с современными им внецерковными авторами, учет конкретного личного духовного опыта^[167]. Неизбежность учета культурных стилей (византийский, латинский, сирийский) при прочтении святоотеческих произведений. Необходимость различения доктрин и терминов, догматического содержания и лексикологической формы. Востребованность изучения богословского содержания литургической письменности как важнейшей составляющей Предания.