Народное благочестие. Луций и Исида

Вспомним сюжет Метаморфоз Апулея. Луций, юный отпрыск благородного семейства,1 богатый, образованный, хорошо воспитанный, совершает по делам поездку верхом на лошади в сопровождении двух путников и прибывает в Гипату в Фессалии — страну, известную своими колдунами. Случилось так, что Луций крайне заинтересовался магией; и, оставшись в Гипате в доме друга своего отца, жена которого, Памфила, искушена во всех тонкостях магического искусства, он решается не ехать дальше, пока не узнает все ее секреты. Он втирается в доверие к юной служанке Памфилы и через нее получает снадобье, которое при умащении в кожу может превратить человека в птицу — а желание летать является одним из

1 Ср. I. 2, 1: «... в Фессалию, так как мать моя родом оттуда, и семейство наше гордится происхождением от знаменитого Плутарха через племянника его Секста-философа» [Здесь и далее цитаты из Метаморфоз Апулея даны в переводе М. А. Кузьмина. — Прим. пер.]. Лукиан не говорит об этом родстве. Указание происходит, вероятно, только из греческого оригинала.

древнейших человеческих желаний — в то время как другое снадобье способно возвратить исконный облик. Но эта служанка, Фотида, путает коробки, и вместо того чтобы превратиться в птицу, несчастный Луций трансформируется в отвратительное, похотливое и нелепое животное, которое презиралось в античности, — в осла (I-III).1
Так начинается для осла по имени Луций серия неудачных приключений. Сперва он попадает в руки разбойников, которые в конце концов решают прикончить его вместе с прекрасной девушкой, похищенной ими (IV-VI); утешая девушку, безобразная старуха, сторожившая притон бандитов, рассказывает легенду о Психее (IV. 28-VI. 24).
Когда муж молодой пленницы освобождает и его вместе со своей супругой из-под власти бандитов, Луций начинает верить, что у него начнется не столь трудная жизнь — но Фортуна навлекает на него новые беды (VII). Он попадает к жрецам Сирийской богини (VIII—IX), потом к мельнику, потом к огороднику (IX), потом к солдатам. Наконец один солдат продает его двум слугам, повару и кондитеру, и теперь он питается по-царски; ибо хотя он и пребывает в шкуре осла, вкусы его остаются человеческими. В один

1 Extremae sortis quadrupedem, VII. 3 [«до презренного жребия четвероногого»]; pessimae mihique iamdudum detestabilis beluae, XI. 6 [«отвратительную и мне ненавистную звериную шкуру»]. Осел особенно ненавистен Исиде из-за того, что это животное Тифона; ср. Plut. Is. Os. 30 ff., и W. Wittmann, Das Hellenistischen Mysterienreligionen, 3d ed. (Berlin, 1927), n. 166. Относительно ασέλγεια [необузданность, распутство] осла ср. Olck ар. P.-W. VI. 634. 64 ff. (Esel), и Semon. 7. 48 f. D: [«...для дел любовных к ней / / Приятелю-дружку любому вход открыт». — Пер. Я. Голосовкера]. Также Pind. Pyth. Χ. 36: [«Радуется Аполлон, / / И смеется на ослиную встающую спесь»].

день слуги застают его за пожиранием мясных и кондитерских изделий, предназначенных для человеческого потребления, и вместо того, чтобы рассердиться, разражаются смехом. Хозяин этих рабов узнает о Луций и, восхищенный подобной находкой, начинает в одном городе за другим выставлять этого необыкновенного осла, который ведет себя словно человек. Все идет хорошо до тех пор, пока по прибытии в Коринф хозяин не пожелал показать осла Луция в сексуальном соединении с женщиной, осужденной на растерзание дикими зверями. Это предложение пугает Луция, и он бежит в Кенхрей, коринфский порт на Сароническом заливе.
Это приводит нас к рассказу об освобождении героя (XI. init.). Луций прибегает вечером на пустынный берег возле Кенхрея, где можно отдохнуть. Обессиленный, он падает на песок и засыпает. Тем временем наступает ночь, море спокойно, все умиротворено. Внезапно Луций пробуждается и видит полный диск луны, встающей из-за моря. Подавленный торжественностью момента и красотой сцены, зная, что луна является всемогущим божеством,1 понимая, что Судьба наконец-то дает ему возможность спастись, позволив встретиться с богиней, он поднимается, очищается семикратным (священное число) погружением головы в волны и возносит искреннюю молитву луне, в которой он оплакивает свою участь.2 Он заклинает Владычицу небес под различными именами: Церера, Венера,

1 summatem deam praecipua maiestate pollere, XI. 1, 2. [«владычество верховной богини простирается далеко»].
2 О композиции этого заклинания (Regina Caeli... ista luce feminea... redde me meo Lucio [«Владычица небес... женственным сиянием освещающая... возврати меня моему Луцию»], XI. 2, 1 -4) ср. М. Bernhard, Der Stil des Apuleius von Madaura, Tübinger Beiträge, 2 [Stuttgart, 1927], 73: J. Berreth, Studien zum Isisbuch in Apuleius' Metamorphosen, Tübingen, 1931, 11-19; Wittmann, 9-15. Три триады (I, ista luce... lumina; II. tu meis... tribue; III. depelle... Lucio) отделены небольшими «Zwischenstücke» [«интермеццо»]: 1. quoquo nomine... invocare; 2. sit... pericolorum). Анализ Виттманна довольно сложен, и он слишком усердствует в «Zahlensymbolik» [символика чисел]. Относительно sive seu seu и quoquo nomine ср. Norden, Agnostoss Theos [Leipzig, 1913] 144 ff., который цитирует Ps.-Apul. Asclepius 20 (320. 11 N.-F.): deus... vel pater vel dominus omnium vel quocumque alio nomine... nuncupatur [«Бог... или как отец или как отец всех или любым другим именем... именуется»].

Диана, Прозерпина, Геката — ибо не знает, какое подходит ей лучше, да и вообще всегда хорошо назвать божество по имени — ив своей молитве просит богиню прекратить его страдания и злоключения и возвратить ему прежний облик. Если это невозможно, то тогда уж лучше умереть (XI. 1-2).
После этого не успел он еще раз погрузиться в сон, как перед ним появилась богиня — и не какая-нибудь морская богиня, но сама Исида.1 Исида во времена Апулея — могущественная богиня, правящая над всем миром и соединяющая в себе качества и атрибуты всех богинь; имея единую сущность, она под бесчисленными именами почитается в разных странах.2

1 Относительно описания Исиды ср. Berreth, 38-49, Wettmann, 15-22.
2 En adsum... totus veneraturorbis [«В каждой почитается земле»] (XI. 5, 1); ср. Bernhard 73, Berreth 38-49, Wettmann 15-22. Три триады: I: rerum naturae... progenies initialis; II: summa... caelitum; III: caeli... silentia. Заметьте ритмичность в I и II триадах. Вторая и третья триады отделены отступлением (deorum... quae). Относительно Inde primigenii... reginam Isidem (XI. 5, 2-3) ср. Bernhard, 86, и Wittmann loc. cit. supra. Выделяют и две триады (I: Inde... Venerem; II: Crêtes... Cererem), две диады (I:Iononem... alii II: Hecatam... illi, solemn ending, et qui... Isidem). План всей речи 5. 1-6. 7 выглядит следующим образом:
I. En adsum tuis commota precibus |«вот я, твоими тронутая мольбами»] (5. 1), вплоть до adsum tuos miserata casus, adsum favens et propitia («вот я, благожелательная и милосердная»] (5.4).
II. Исида раскрывает себя как:
1. Владычица мира, rerum naturae parens... dispenso (5. 1 );
2. Многочисленные имена богини, cuius numen unicum... reginam Isidem (5. 1-3).
III. Ободряет Луция: Adsum... dies salutaris (5. 4).
IV. Дает наказы: ergo igitur imperiis istis meis [«Слушай же со всем вниманием мои наказы»] (5. 4):
1. Для освобождения Луция, diem qui dies... criminabitur (5, 5-6, 6);
2. Для новой жизни Луция, plane memineris... quod vives (6, 5).
V. Дает обещания для этой жизни и следующей: vives autem beatus... mihi tantum licere (6, 6-7).
Ср. ареталогии Исиды (ср. Han. Theol. Rev. XLII. [1949] 209 ff.) и Pap. Oxyrh. 1380.

Исида утешает Луция. С этого момента она берет его под свою защиту; ему больше нечего бояться. На следующий день, 5 марта, когда по традиции отмечалось празднество navigium Isidis, должна будет пройти торжественная процессия от города к берегу. Последним в процессии пойдет жрец богини, неся венок из роз. Луцию надо пожевать эти розы, и тогда он превратится из осла в человека. После этого чуда Луций должен посвятить всю оставшуюся жизнь богине: «Если же примерным послушанием, исполнением обрядов, непреклонным целомудрием 1 ты угодишь нашей божественной воле, знай, что в моей только власти продлить твою жизнь сверх установленного судьбою срока» (XI. 6).

1 tenacibus castimoniis (6.7); ср. прим. 2 на с. 123.s

Начинается следующий день, и все происходит так, как и предсказано богиней. Процессия проходит мимо (XI. 7-11).1 Замыкая шествие, идет жрец, который, предупрежденный в сновидении, предлагает ослу венок из роз, а тот пожирает его. И немедленно Луцию возвращается прежний облик (XI. 12-13). Его облачают в одежды (XI. 14);2 и жрец, словно находясь в пророческом экстазе,3 описывает перед ним новую жизнь, которую тот должен отныне вести (XI. 15);4 народ приветствует его (XI. 16); он сам

1 О процессии и о navigium Isidis ср. Berreth, 50-100 Wittmann, 39-69, 90 ff.
2 Мнение Виттманна (72): «Symbolhaft legt ihm einer aus der Kohorte der Geweihten den Mantel, d. h. den Leib der Gottheit um» [«Символически на него надевают одеяние одного из посвященных процессии, являющееся телом божества»] не соответствует фактам. Луцию дают одежду, потому что он нагой и стыдится этого.
3 «As... ecstasy»: vultu geniali et hercules inhumano [«и. Геркулесом клянусь, божественным проникнутый изумлением»] XI. 14, 5; ad istum modum vaticinatus sacerdos... fatigatus anhelitus trahens [«Провещав таким образом, почтенный жрец, с трудом переводя дыхание, умолк»], XI. 16, 1; это общее место для того времени: ср., напр., Verg. Аеп. 6. 79 f.: tanto magis ille (sc. Phoebus) fatigat/os rabidum («Он же (Феб) сильнее / / Ей терзает уста»].
4 Относительно речи жреца ср. Berreth, 101-106, и Wittmann, 77-90. Об ad portum Quietis («пристани Отдохновения»] (15, 1) ср. Ael. Aristid. XLII. (εις Άσκληπιόν) 1 (334. 2 Keil): [«(К Асклепию). Владыка Асклепий, ты нам, счастливым, дал возможность, словно из бурного моря, достигнуть тихой гавани и припасть к общему для людей очагу»] и, в целом, Campbell Bonner, «Desired Häven», Наги. Theol. Rev. XXXIV. [1941] 49-67. Относительно ad aram Misericordiae («алтарей Милосердия»] (ibid.) ср. Dittenberger, Sylloge, 3d ed., inscr. 1149 (Έλέουβώμος [«алтарь сострадания»], Эпидавр, век Империи); Ael. Aristid. εις Σάραπιν, XLVIII. 26 К; /. G. XIV. 2413, 3: εις Ζευς Σέραπις έλέησον. Ср. Ε. Petersen, Εις Θεός, 230.

присоединяется к процессии и принимает участие в празднестве вплоть до прибытия в храм Исиды в Кенхрее. Здесь, поскольку он не в силах разъединиться с богиней, он снимает внутри храмовой ограды временное жилище; оставаясь еще мирянином, разделяет жизнь ее священнослужителей и проводит долгие часы в лицезрении статуи Исиды.1 Кроме того, Исида каждую ночь является перед ним во сне и убеждает принять посвящения в ее таинства (XI. 19, 3). Наконец, после одного сна (XI. 20) он решается и начинает упрашивать священника (primarium sacerdotem XI. 21, 2). Но последний до поры до времени уклоняется от совершения таинства. Никто не может быть посвящен до тех пор, пока сама Исида не укажет благоприятный день для кандидата и вероятные расходы на церемонию. Инициация, поистине,— знаменательный акт, своеобразная добровольная смерть, за которой следует разрешение на возвращение жизни;2 было бы смертным преступлением совершить это действо, не получив соответствующих знамений. Тем временем Луций должен приготовиться строгим воздержанием от недозволенной и нечистой жизни

1 XI. 17, 5 intentus (in praesentis) deae specimen [«не спуская глаз с изображения богини»]; 19, 1 те rursum ad deae... refe-ro conspectum («снова все свое благодарное внимание устремляю на богиню»); 20, 4 dum... deae venerabilem conspectum adprecaca-mur [«мы обратились... к досточтимому изображению богини»]; 24, 5 inexplicabili voluptate simulacri divini perfruebar [«вкушая невыразимую сладость созерцания священного изображения»!.
2 ipsamque traditionem ad instar voluntariae mortis et precariae salutis celebrari («Да и самый обычай этот установлен в уподобление добровольной смерти и дарованного из милости спасения»], XI. 21, 7.

(XI. 21, 7-8). Долгие часы ожиданий подходят к концу. Исида дает знать свою волю; происходит посвящение (XI. 22-24). Луций, вне себя от радости, остается еще на несколько дней в храме. Затем, обратившись с горячей молитвой к Исиде (XI. 25) и обняв в порыве чувств жреца, возвращается к себе на родину (XI. 25, 7).
Он не задерживается здесь слишком долго, ибо через несколько дней после своего прибытия получает от Исиды приказ отправиться в Рим. Там он ведет такую же жизнь, как и в Кенхрее, непрестанно вознося молитвы в храме Исиды на Марсовом поле;1 но через год (XI. 26, 4) ему возвещают в ночном сне, что он должен быть посвящен в мистерии Осириса (XI. 26, 4-28, б).2 Он подчиняется, хотя его кошелек уже сильно опустошен расходами на первое посвящение, путешествием в Рим и тратами на жизнь, которая в столице обходится дороже, чем в провинции (XI. 28, 7). Наконец, в очередном сне, Луций получает приказ совершить третье посвящение. Немного удивившись сперва этой щедрой благосклонности божества, Луций тем не менее подчиняется. Он вознаграждается Осирисом, который предрекает ему блестящую судебную карьеру,3 и входит в коллегию пастофоров (XI. 29-30). С тем и заканчивается роман.
На XI книгу Метаморфоз существует обширная литература,4 поэтому на первый взгляд не кажется, что о ней

1 cuitor adsiduus [«оседлый житель»), 26, 3. Ср. cultor inseparabilis («нераздельно живущий»), 19, 1.
2 О втором посвящении (Осирису) и третьем посвящении (Исиде) ср. Wittmann, 121-130.
3 Ср. обещание Асклепия Элию Аристиду, L. 13-30.
4 Из самых последних можно назвать книги Беррета и Виттманна Н. Erbse, «Griechisches und Apuleianisches bei Apuleius», Eranos XLVIII.[1950] 107 ff., не рассматривает специально Met. XI.

можно сказать что-нибудь новое. Но книги и статьи на эту тему либо рассматривают ее в контексте культа Исиды, либо, затрагивая конкретный случай, разбирают пассаж о мистериях (XI. 22-24). Мой замысел иной и в каком-то смысле нов. Несомненно, уже все было сказано о мистериях Исиды. Испробованы все возможные подходы: сравнение с Элевсинскими мистериями и гипотеза о некоей мистической драме, разворачивающейся перед Луцием (Лафайе, Кюмон);1 трактовка событий через состояния транса и магические приемы (де Йонг) 2; объяснение их древнеегипетской религией и идеями о мировых стихиях (Рейценштейн).3 Все это, однако, выглядит довольно натянутым,4 и мы бы потратили время впустую, стремясь

1 G. Lafaye, Histoire du culte des divinités d'Alexandrie [Paris, 1884) 110; F. Cumont, Religions orientales, 4th ed., p. 245 n. 106. P. Foucart, Mystères d'Eleusis [Paris, 1914] 401 if., не склонен слишком тесно связывать мистерии Исиды с мистериями Элевсина.
2 К. H. Е. De Jong, De Apuleo isiacorum mysteriorum teste [Leiden, 1900]. Более развернуто — в его Das antike Mysterienwesen [Leiden, 1909], особенно 203 ff.
3 Reitzenstein, R. Die Hellenistischen Mysterienreligionen, 3d ed. [Berlin, 1927] 220-234. Ту же интерпретацию поддерживает Виттманн, подчеркивающий египетские элементы в ритуале, 112 f., 117 ff. Berreth, 109 ff., сравнивает Met. XI. 23, 7 с литургией Митры (Pap. Gr. Magicae, IV, 475-750). Наконец, см. в Vol. II. [1950], Nilsson M. P. Griech. Rel., pp. 606 ff.: он подчеркивает синкретические элементы в инициации.
4 По крайней мере в отношении деталей ритуала. Общее значение дано в XI. 15, 7 (речь жреца): ipsamque traditionem ad instar voluntariae mortis et precariae salutis celebrari [«И само посвящение отмечается как добровольная смерть и выпрошенное спасение»]. Это смерть и возрождение. И именно эту идею встречаем в XI. 23, 7 ff.: 1) смерть: accessi confinium mortis et calcato Proserpinae limine [«достиг я рубежей смерти, переступил порог Прозерпины»]; 2) возрождение в образе Гелиоса (24. 4-5): sic ad instar solis exornato me... excinc festissimum celebravi nata-lem sacrorum [«разукрашенный наподобие солнца... отпраздновал день своего духовного рождения, устроив обильное и веселое пиршество»].

разгадать те секреты, которые Апулей желал сокрыть. То, что нас здесь интересует, это чувство Луция к Исиде, т. е. его религиозная позиция. С этой точки зрения мы спросим себя, во-первых, каково значение XI книги и какова ее связь с романом как целым. Во-вторых, рассмотрим две темы, непосредственно связанные с нашим предметом, — единение с Богом, призвание Луция и его внутреннее поклонение богине.116