Призвание Луция

Луций был призван. В самом начале его сновидения на берегу моря у Кенхрея Исида говорит ему: «Запомни крепко-накрепко и навсегда сохрани в своем сердце: весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь мне» (XI. 6, 5).2 Ибо это справедливо, добавляет богиня: поскольку именно благодаря ей он вновь занимает место среди людей, он должен отныне принадлежать исключительно ей. Это первое повеление подтверждается словами жреца после совершения чуда: «Но чтобы защититься еще надежнее и крепче, запишись в святое это воинство, посвяти себя уже отныне нашему служению и наложи на себя ярмо добровольного подчинения. Начав слу-

2 Plane memineris... mihi reliqua vitae tuae curricula... vadata.

жить богине, насладишься ты в полной мере великим плодом своей свободы» (XI. 15, 5). Затем, обосновавшись в храме, Луций каждую ночь общается с богиней: «Ни одна ночь, ни один сон у меня не проходили без того, чтобы я не лицезрел богини и не получал от нее наставлений; частыми повелениями1 она убеждала меня принять, наконец, посвящения в ее таинства, к которому давно уже был я предназначен» (XI. 19, 2). Однако Луций продолжает колебаться: его пугает строгость новой жизни (XI. 19, 3). Затем, когда он наконец решается, священник отказывается посвятить его, поскольку не получил еще окончательного указания. «... он полагал, что мне нужно... остерегаться жадности и заносчивости и стараться избегать обеих крайностей: будучи призванным — медлить и без зова — торопиться» (XI. 21, 5).2 Наконец он получает точные указания от Исиды: «...в одну из темных ночей, отнюдь не темными повелениями, ясно открыла мне, что настает для меня долгожданный день» (XI. 22, 2).3 Священник, который тоже получил повеление, заявляет, что божественным установлениям4 следует подчиниться немедленно. Но полезные советы Исиды не прекращаются и после посвящения. Именно в силу monitus [повеление] Луций возвращается домой; именно по приказанию Исиды он возвращается в Рим; опять-таки, в силу очередных видений он

1 Crebris imperiis. Ср. XI. 5, 4: imperils istis meis; 22, 2: non obscuris imperiis; 22, 6: divinis imperiis; 29, 1: mirificus imperiis deum. О monitu ср. XI. 19, 2. Ср. (XI) 6, 1: meo monitu; 24, 6: deae monitu; 26, 4: commonet; 27, 8: commonefactum.
2 neque vocatus morari nec non iussus festinare (XI. 21, 5). О iussus cp. postremo iussus XI. 28, 3.
3 noctis obscurae non obscuris imperiis evidenter monuit adve-nisse diem mihi semper optabilem (XI. 22, 2).
4 divinis imperiis, XI. 22, 6.

посвящается в мистерии Осириса (XI. 26, 4-28, 6), а потом вновь в мистерии Исиды (XI. 29-30).1
Заметим, что это призвание — большая честь, dignatio2 особенно для Луция, который никогда прежде не входил в число почитателей богини. Отсюда вполне естественны восклицания толпы после совершения чуда (XI. 16, 4): «Счастлив он и трижды блажен: несомненно, незапятнанностью предшествовавшей жизни и верою заслужил он

1 XI. 24, 6: deae monitu [«по указанию богини»]; 26, 1: deae potentis instinctu [«по внушению великой богини»]; 26, 4: сот-monet; 27, 6: post tarn manilestam deum volutatem [«после такого ясного выражения божественной воли»]; 28, 2: numinis premebar instantia [«внушения божества меня торопили»]; 29, 1 : mirificis imperiis deum [«раздается зов свыше»]; 29, 3: sic instruxit... Clemens imago [«благостное видение... вывело»]; 30,1 : pronuntiavit. Заметим, что наставления перед второй инициацией являются наставлениями Исиды (XI. 26, 4: numinis benefici cura pervigilis [«неусыпная забота благодетельного божества»), где numinis в 28, 2 обозначает Исиду и inqu.it в 28, 4 подразумевает ее же) или видениями, посланными Исидой (видения пастофора в 27, 4 слл.). Перед третьей инициацией Луций имеет одно видение Исиды (démens imago в 29, 3 и suada maiestas в 30, 1) и видение самого Осириса (30, 3). Однако наставления для второй и третьей инициации происходят от двух богов: post tarn manilestam deum voluntatem [«после такого проявления божественной воли») (27, 6), imperiis deum [«намерение богов»! (29, 1 ), caelestium... intentio [«намерение небес»] (29,2), assidua ista numinum dignatione [«это неусыпное внимание божеств»](29, 4), deis magnis auctoribus [«могучих божественных свидетелей»] (29, 5), потому что Луций должен быть отныне слугой и Осириса (27, 3), и Исиды.
1XI. 21, 8: dignatione; 22, 5: dignatur; 29, 4: dignatione. Oraculum Исиды (XI. 5-6, 7, 1 ) уже является dignatio (4)0 dignatio и vocatio ср. Reitzenstein, 252 ff., и мою работу Idéal religieux des Grecs [Paris, 1932] 305, 6 (άξιος в магическом папирусе).

такое преславное покровительство свыше, так что сейчас же после второго,1 до некоторой степени, рождения вступает он на путь священного служения». Слова «незапятнанностью предшествовавшей жизни» не относятся к конкретному факту, поскольку толпа ничего еще не знает об истории Луция. Они выражают предположение: «... должно быть, этот незнакомец вел весьма праведную жизнь, что получил такое покровительство».2 Теперь мы знаем, что не это послужило причиной. И потому покровительство, оказанное Луцию, еще более примечательно, еще больше возвышает доброту Исиды.

1 ut renatus quodam modo, statim sacrorum obsequio desponde-retur. Что касается места y Рейценштейна, 39, 262 П., следует отметить, что Луций здесь обретает второе рождение в том смысле, что становится человеком после того, как был ослом; ср. XI. 16, 3: [«тот, кого... воля богини... вернула к человеческому образу»}. Так же и в XI. 21, 7: [«богиня имеет обыкновение намечать своих избранников из тех, которые... промыслом ее в какой-то мере вторично рожденные, они обретают возможность еще раз начать путь к спасению»]. Это не понятие «мистического рождения», но скорее идея о том, что Исида может продлить человеческую жизнь за пределы ее обычного срока; ср. XI. 6, 7: [«весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь мне»]. Возрожденный человек — это новый термин для временной жизни, но не для божественной жизни, которую дает благодать свыше. Отметим в двух предложениях фразу «в какой-то мере вторично рожденные»; Луций «как бы» рождается, когда возвращает себе человеческий облик; люди «как бы» возрождаются, когда получают новые условия жизни. Насколько мне известно, Нокс (W. L. Knox, Some Hellenistic Elements in Primitive Christianity [London, 1944] 91) предлагает такое же истолкование.
2 Более того, этот «макаризм» [прославление] omnes populi (XI. 16, 2) является литургической формулой. Ср. Berreth, 102; Wittmann, 87 ff., но это выходит за рамки данной темы.

Рассмотрим подробнее эту тему призвания. Отметим прежде всего, что призывы получить посвящения, услышанные Луцием, не являются изобретением Апулея. В отличие от Элевсинских мистерий, для посвящения в которые достаточно было «иметь чистые руки и говорить по-гречески»,1 в мистерии Исиды для посвящения требовалось указание от самой богини. Свидетельство Павсания — того же рода.2 Причина, которую он приводит, такая же, какую мы встречаем у Апулея: эти мистерии носят слишком устрашающий характер как для чужака, чтобы он осмелился приблизиться к ним без формальной команды, так и для жрецов, чтобы они решились инициировать кого-либо в отсутствие небесных знамений.3
Неоригинальны и частые ночные видения, которыми богиня удостаивает Луция. Аристид в своих Священных Речах рассказывает, что и его также во сне посещал Асклепий, причем Аристид настолько привязался к этим по-

1 χείρας καθαρός και φωνήν συνετός, Celsus ар. Origen. contra Celsum III. 59.
2 Pausanias X. 32, 13: («На расстоянии приблизительно 40 стадий от храма Асклепия [в Тифорее, в Фокиде] находится священная ограда, и святилище Исиды, самое священное, какое только эллины соорудили в честь богини... и доступ в храм дозволен только тем, кого, оказав им милость, Исида сама в сновидении призовет в свой храм». — Пер. С. П. Кондратьева].
3 Pausanias X. 32, 17: [«Говорят, что однажды... непосвященный, не имевший права входить в святилище, решился из-за любопытства войти в него. И ему показалось, что все это место наполнилось привидениями. Когда он вернулся в Тифорею и рассказал все, что видел, он испустил дух».]. В X. 32, 18 рассказывается о некоем профане, который вступил в святыню Исиды в Копте: [«Правильны поэтому слова Гомера, что для рода смертных людей нет никакого счастья воочию увидеть бессмертных богов».).

сещениям, что не мог ничего делать — проходить очищения, совершать омовения, путешествовать — без того, чтобы не увериться во сне, что такова воля божья. Отметим, что древние придавали гораздо большее значение сновидениям, чем современные люди. Если говорить только о путешествиях, то мы видим, что Луций возвращается на родину, потом едет в Рим вследствие команд, последовавших ночью. И опять же именно вследствие сна св. Павел, достигнув Троады, отправился оттуда в Македонию.1
Возможно и так, что колебания Луция в исполнении воли богини после своего призвания не просто литературное изобретение. Нижеследующий мотив довольно часто встречается в легендах о чудесах, совершенных Исидой, Сераписом или Асклепием: бог что-то приказывает; посвященный медлит и откладывает послушание, находя свое задание слишком трудным или необычным; бог наказывает его за это, и в конце концов тот покоряется. Типичный пример подобной последовательности событий предлагается в чуде, описанном в ареталогии Имута-Асклепия (Pap. Oxyrh. 1381 ). Асклепий приказывает некоему человеку перевести сообщения о своих чудесах с египетского на греческий; человек колеблется перед исполнением задания и откладывает со дня на день; он заболевает, перед ним появляется Асклепий, и наконец он соглашается подчиниться. Элий Аристид предлагает другой пример. Поскольку он давно болен, или считает, что болен, и давно просит Асклепия исцелить его, Асклепий в одном случае предписывает изменение в рационе, которое друзья Аристида не одобряют. Аристида мучают сомнения, он медлит

1 Деян. 16:9. Ср. А. Wikenhauser, Die Traumgeschichte des neuen Testaments in religionsgeschichlicher Sicht ap. Piscicull.Fr. J. Dölger dargeboten [Münster, 1939) 320 11.

с исполнением; постепенно ему становится все хуже и хуже.1 Еще один фактор, который может привести к мысли, что колебания Луция принадлежат к обычному стереотипу, это то, что подобное явление встречается в трех разных случаях, после каждого из призывов к посвящению. В первом Луций медлит из страха перед строгостью новой жизни; во второй раз из-за своей бедности; в третий из-за того, что посчитал достаточными два предыдущих посвящения. С другой стороны, мы можем заметить, что каждая из этих причин правдоподобна, а первая столь же психологически интересна, сколь и логична.
Таким образом, история с призванием Луция не совсем оригинальна. Однако здесь появляется по крайней мере одна новая черта. Луция не просто призывают к посвящению; его призывают посвятить всю свою жизнь Исиде: «Но ... навсегда сохрани в своем сердце: весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь мне».2 Не из-за этого ли обязательства, которое продлится до конца жизни, медлит Луций ввериться богине? Это

1 Ael. Arist. XLVIII. 72 ff.
2 Mihi reliqua vitae tuae curricula... vadata в XI. 6, 5. Относительно юридического термина vadata ср. Wittmann, 84. Также 15, 2: eos quorum sibi vitas (in) servitium deae nostrae maiestas vindicavit [«над теми, кого величие нашей богини призвало посвятить жизнь служению ей»]. Также 27, 3: prohinc те quoque peti magno etiam deo famulum sentire deberem [«мне должно быть понятно, что я призван сделаться служителем и этого великого бога»]. В XI. 15, 5 servitium (deae servire) сравнивается с воинской службой (da nomen sanctae huic militiae [«запишись в святое это воинство»]). Ср. также tunc е cohorte religionis unus, 14, 5 [«один из когорты почитателей»], и stipatum me religiosa cohorte, 23, 1 [«меня, окруженного священным воинством»]. Об этом ср. Reitzenstein 192 ff., и мою работу Idéal religieux des Grecs 305 (militia в магических папирусах).

оригинальная черта, практически неизвестная древним, и ее можно сравнить только с религиозным призванием у христиан.1

1 С. К. Holl, «Die Geschichte des Worts Beruf», Sitz. Akad. d. Wiss. Berlin XXIV. 11924] xxix. — lvii. или в Kl. Sehr. III. 189 ff.133