IV Восточная медитация наступает на Христианство

В ответ на вопрос о возможности "диалога" православного христианства с различными нехристианскими религиями читателю были представлены свидетельства трех православных христиан, которые подтверждают, опираясь на православное учение и на то, чему всегда учила Православная Церковь: что у православных христиан отнюдь не один и тот же Бог с так называемыми "монотеистами", которые отрицают Святую Троицу; что боги язычников фактически - демоны, и что переживания и силы, которые могут дать языческие "боги", по природе своей - сатанизм. Все это ни в коей мере не противоречит словам ап. Петра, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему (Деян. 10, 34-35); или словам ап. Павла, что Бог в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши (Деян. 14, 16-17). Те, которые живут в рабстве у сатаны, князя мира сего (Ин. 12, 31), во тьме, не озаренной христианским заветом, будут судимы в свете того естественного свидетельства о Боге, которое может иметь любой человек, несмотря на это рабство.
Однако для христианина, которому дано Божие Откровение, невозможен никакой "диалог" с теми, кто вне веры. Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?.. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь (2Кор. 6, 14-17). Долг христианина скорее в том, чтобы принести им свет православного христианства, как св. ап. Петр принес его боящимся Бога домочадцам Корнилия сотника (Деян. 10, 34-48), чтобы просветить их темноту и присоединить к избранному стаду Церкви Христовой.
Все это в достаточной мере очевидно для православных христиан, которые знают истину Божия Откровения и Церкви Христовой и верны ей. Но многие, считающие себя христианами, совершенно не сознают коренной разницы между христианством и другими религиями; а некоторые, хотя и понимают это, очень плохо разбираются в области "духовного опыта" - а это умение разбираться практиковалось и передано нам в святоотеческих писаниях и в житиях святых уже почти две тысячи лет назад.
А при отсутствии такого понимания и умения различать все более растущее вторжение восточных религиозных движений в жизнь Запада, особенно в последние два десятилетия, произвело большую путаницу в умах многих, кто мнит себя христианином. Тут сразу же приходит на ум случай с Томасом Мэртоном: искренний новообращенный в католицизм и католическое монашество (около сорока лет назад, незадолго до радикальных реформ II Ватиканского собора), он кончил свои дни провозглашением тождества христианского духовного опыта и религиозного опыта дзен-буддизма и других языческих религий. Что-то такое "носится в воздухе" последних двух десятилетий, что разъело остатки здравого христианского мировоззрения в протестантизме и католицизме и теперь подбирается к самой Церкви, к святому Православию. И "диалог с нехристианскими религиями" - скорее результат, чем причина этого нового "духа".
В этой главе мы разберем некоторые из восточных религиозных течений, которые приобрели влияние в 1970-х годах, с особым вниманием к попыткам достичь синкретизма (слияния) христианства с восточными религиями, особенно в области "духовной практики". Такие попытки охотно и часто подкрепляются цитатами из "Добротолюбия" и восточной православной традиции постоянной молитвы, которая считается более родственной восточной духовной практике, чем чему-либо известному на Западе; настало время ясно показать глубочайшую пропасть, разделяющую христианский и нехристианский "духовный опыт", и объяснить, почему религиозная философия, скрытая за этим синкретизмом, ложна и опасна.

1. "Христианская йога"

Индийская йога известна на Западе уже много десятилетий, а в Америке она дала начало особенно многим культам, а также популярной форме физической терапии, цели которой предположительно далеки от религии. Почти двадцать лет назад французский монах-бенедиктинец написал о своем опыте превращения йоги в "христианское" учение; следующие описания взяты из его книги. [1]

Индийская йога - учение, рекомендующее довольно аскетический, подчиненный дисциплине образ жизни, - состоит в управлении дыханием и в определенных физических позах, которые приводят к состоянию расслабления, способствующему медитации, при которой обычно применяется мантра, или священное изречение, которое помогает сосредоточиться. Сущность йоги не в самой дисциплине, а в медитации, которая является ее целью. Автор прав, говоря: "Цели индийской йоги - духовные. Можно приравнять к предательству забвение этого и сохранение только физической стороны этого духовного учения, когда люди видят в ней только средство достижения телесного здоровья и красоты" (стр. 54). К этому нужно добавить, что человек, занимающийся йогой только ради телесного здоровья, уже подготовляет себя к определенным духовным воззрениям и даже переживаниям, о которых он, несомненно, и не догадывается; об этом мы скажем подробнее впоследствии.

Тот же автор продолжает: "Искусство йоги заключается в том, чтобы погрузить себя в полное безмолвие, отбросить от себя все мысли и иллюзии, отвергнуть и позабыть все, кроме одной истины: истинная сущность человека - божественна; она есть бог, об остальном можно только молчать" (стр. 63).

Разумеется, эта идея не христианская, а языческая, но цель "христианской йоги" - использовать приемы йоги для совсем других духовных целей, для "христианской" медитации. Цель йоговских приемов, с этой точки зрения, сделать человека раскрепощенным (расслабленным), удовлетворенным, недумающим и пассивным, то есть восприимчивым к духовным идеям и впечатлениям. "Как только вы приняли позу, вы чувствуете, как ваше тело расслабляется, и вас наполняет чувство общего благосостояния" (стр. 158). Упражнения приводят к "необычайному ощущению покоя" (стр. 6). "Начнем с того, что человек ощущает общее раскрепощение, его охватывает прекрасное самочувствие, эйфория (блаженство), которая должна и которая вправду сохраняется на долгое время. Если наши нервы напряжены и натянуты до предела, упражнение даст им покой, и усталость как рукой снимет" (стр. 49). "Цель всех его (йога) усилий - заставить замолчать в себе думающее начало, закрывая глаза на всякого рода соблазны" (стр. 55). Эйфорию, которую приносит йога, "можно с полным правом назвать "состоянием полного здоровья", которое позволяет нам делать больше и лучше на человеческом уровне - для начала, а затем и на христианском, религиозном, духовном уровне. Наиболее подходящее слово для этого состояния - удовлетворенность, заполняющая тело и душу и предрасполагающая нас... к духовной жизни" (стр. 31). Это может изменить всю личность человека: "Хатха-йога благотворно влияет на характер. Один человек после нескольких недель упражнений признался, что сам себя не узнает и что все замечают перемену в его поведении и реакциях. Он стал более мягким и понимающим. Он спокойно относится к событиям и переживаниям. Он удовлетворен... Вся его личность претерпела изменение, и он сам чувствует, как она укрепляется и раскрывается, а из этого проистекает почти непрерывное состояние эйфории, или удовлетворенности" (стр. 50).

Но все это - только подготовка к "духовной" цели, которая не заставляет себя долго ждать: "Став созерцательной, моя молитва получила особую и новую форму" (стр. 7). Став необычайно спокойным, автор отмечает "легкость, которую" он "почувствовал при погружении в молитву, при сосредоточении на ее содержании" (стр. 6). Человек становится "более восприимчивым к импульсам и побуждениям с небес" (стр. 13). "Практика йоги приводит к повышенной податливости и восприимчивости, то есть к раскрытию тех личных отношений между Богом и душой, которыми отмечен путь мистической жизни" (стр. 31). Даже для "ученика-йога" молитва становится "сладостной" и "охватывает всего человека" (стр. 183). Человек расслаблен и "готов затрепетать при касании Святого Духа, принять и приветствовать то, что Господь в Своей милости сочтет нас достойными испытать" (стр. 71). "Мы подготовим все свое существо к тому, чтобы оно было взято, было восхищено - и это, несомненно, одна из форм, даже высшая форма, христианского созерцания" (стр. 72). "С каждым днем упражнения, да и вся аскетическая дисциплина моей йоги прибавляет легкости, с которой благодать Христа притекает ко мне. Я чувствую, как растет мой голод по отношению к Богу, и моя жажда праведности, и мое желание быть христианином в полном смысле этого слова" (стр. 11).

Любой понимающий природупрелести, или духовного заблуждения, узнает в этом описании "христианской йоги" точные характеристики тех, кто духовно сбился с пути - или в сторону языческих религиозных опытов, или в сторону сектантских "христианских" опытов. То же стремление к "святым и божественным чувствам", та же открытость и готовность быть "восхищенным" неким духом, те же поиски не Бога, а "духовных утешений", то же самоопьянение, которое ошибочно принимается за "состояние благодати", та же невероятная легкость, с которой человек становится "созерцателем" или "мистиком", те же "мистические откровения" и псевдодуховные состояния. Это общие характерные признаки тех, кто впал именно в это состояние духовного заблуждения. Но автор "Христианской йоги", будучи бенедиктинским монахом, добавляет некоторые особые "медитации", которые показывают, что он мыслит полностью в духе римско-католических "медитаций" последних веков, с их свободной игрой воображения на христианские темы. Так, например, медитируя на тему рождественской мессы, он начинаетвидеть Младенца у Его Матери. "Я вглядываюсь, и больше ничего. Картины, идеи (ассоциации идей: Спаситель - Царь - Свет - Сияние - Пастырь - Младенец - и снова Свет) приходят одна за другой, проходят мимо... Все эти кусочки священной головоломки, взятые в целом, рождают во мне одну идею... безмолвное видение всего таинства Рождества" (стр. 161-162). Каждый, кто хоть немного знаком с православной духовной дисциплиной, увидел, что этот достойный жалости "христианский йог" умудрился попасть в ловушку, расставленную одним из мелких бесов, поджидающих таких искателей "духовных переживаний": он даже не видел "Ангела света", а только дал волю своим собственным "религиозным фантазиям", порождениям сердца и духа, совершенно не подготовленных к духовной брани и к бесовским искушениям. Подобная "медитация" в наши дни практикуется в целом ряде католических монастырей и обителей.

Тот факт, что в конце книги помещена статья переводчика "Добротолюбия" на французский язык с приложением выдержек из "Добротолюбия", только лишь показывает пропасть, отделяющую этих дилетантов от истинной духовности Православия, которая совершенно недоступна современным "мудрецам", разучившимся понимать ее язык. Достаточным доказательством некомпетентности автора в понимании "Добротолюбия" является то, что он называет "сердечной молитвой" (в православных традициях она является наивысшей молитвой, которой сподобляются только очень немногие после долгих лет аскетической брани и школы смирения у истинно богоносного старца) простейший трюк: произнесение слогов в унисон с сердцебиением (стр. 196).

Ниже мы полнее прокомментируем опасности "христианской йоги", когда будем отмечать в ней черты, общие с другими формами "восточной медитации", которые предлагаются сегодня христианам.

2. "Христианский дзен"

Восточная религиозная практика на более популярном уровне предлагается в книге ирландского католического священника Уильяма Джонстона "Христианский дзен" [1]. Автор начинает примерно с того же места, что и автор "Христианской йоги", - с чувства неудовлетворенности западным христианством, желания дать ему новое измерение медитации или созерцания. "Многие люди, не удовлетворенные старыми формами молитвы, не удовлетворенные старыми обрядами, которые некогда так хорошо служили, ищут чего-то, что удовлетворило бы запросы современного сердца. "Контакт с дзен... открыл новые перспективы, показав мне, что в христианстве есть такие возможности, о которых я и не мечтал". Можно "практиковать дзен как путь к углублению и расширению своей христианской веры" (стр. 2).

Приемы японского дзен-буддизма очень сходны с техникой индийской йоги, из которой он в конечном счете произошел, хотя они еще проще. Там есть и та же основная поза (а не множество поз йоги), методика дыхания, повторение, если желательно, священного имени в сочетании с другими приемами, своеобразными и свойственными только дзен. Цель этих приемов точно такая же, как и в йоге: исключить рациональное мышление и достигнуть состояния спокойной, безмолвной медитации. Сидячая поза "препятствует рассуждениям и размышлениям" и способствует проникновению "в центр собственного существа, в лишенном образов и звуков созерцании" (стр. 5), в "глубокое и прекрасное царство психической жизни" (стр. 17), в "глубокую внутреннюю тишину" (стр. 16). Достигнутые таким образом ощущения несколько напоминают ощущения наркомана, так как "люди, принимавшие наркотики, кое-что понимают и в дзен, потому что в них уже разбужено представление о том, что существуют глубины сознания, которые стоит исследовать" (стр. 35). И тем не менее эти ощущения открывают "новый взгляд на Христа, взгляд менее дуалистический и более восточный" (стр. 48). Даже новички в дзен могут достигнуть "чувства единения и атмосферы присутствия чего-то сверхъестественного" (стр. 31), восхищения "мистической тишины" (стр. 30); при помощи дзен состояние созерцания, прежде доступное только немногим "мистикам", может быть "распространено", и "все могут иметь видения, все могут достичь самадхи (озарения, просветления)" (стр. 46).

Автор "Христианского дзена" говорит об обновлении христианства; но он признает, что опыт, который может к этому привести, может иметь любой - христианин и нехристианин. "Я уверен, что существует главное озарение, которое не связано ни с христианством, ни с буддизмом, ни с чем-либо другим. Оно просто человечно" (стр. 97). И вправду, в собрании, посвященном медитации, в дзенском храме возле Киото, "самое удивительное... было отсутствие каких бы то ни было общих верований. Казалось, никто ничуть не интересуется тем, во что верят или не верят остальные, и никто, насколько мне помнится, ни разу не упомянул имени Бога" (стр. 69). Этот агностический характер медитации очень на руку "миссионерам", так как "таким образом можно научить медитации людей неверующих или тех, кого мучает совесть или страх, что Бог умер. Такие люди всегда могут сидеть и дышать. Для них медитация становится поиском, и я обнаружил... что люди, начинающие свои искания таким путем, в конце концов обретают "Бога". Не антропоморфного (человекоподобного) Бога, от Которого они отреклись, а великое существо, в котором все мы живем, двигаемся и пребываем" (стр. 70).

Описанное автором дзеновское "озарение" обнаруживает его коренное тождество с "космическими" переживаниями, которые дают шаманизм и другие языческие религии. "Я лично верю, что в нас заключены мощные стремления радости, которые могут быть высвобождены путем медитации, наводняя личность небывалой радостью, которая исходит неизвестно откуда" (стр. 88). Интересно, что автор, возвратившись в Америку после двадцатилетнего пребывания в Японии, обнаружил, что эти переживания очень близки к переживаниям пятидесятников, и сам получил "крещение духа" на "харизматическом" собрании (стр. 100). Автор говорит в заключение: "Возвращаясь к собранию пятидесятников, хочу сказать, что, по моему мнению, возложение рук, молитвы людей, общественная благотворительность - может быть, те средства, которые освобождают психическую силу, приносящую озарение человеку, постоянно практикующему дзадзен" (стр. 92-93). В седьмой главе этой книги мы исследуем природу опытов пятидесятников, или "харизматиков".

Не стоит много говорить, критикуя эти взгляды: они в основном совпадают со взглядами автора "Христианской йоги", только они менее эзотеричны и более популярны. Тот, кто верит, что агностический, языческий опыт дзен можно использовать для "созерцательного обновления внутри христианства" (стр. 4), явно не имеет ни малейшего представления о великих традициях Православия, которые предполагают горячую веру, истинные убеждения и ревностную аскетическую брань; и все же он не останавливается перед тем, чтобы использовать "Добротолюбие" и "великие православные учения" в своем рассказе, утверждая, что они также ведут к состоянию "созерцательного безмолвия и покоя" и являются примером "дзена внутри христианских традиций" (стр. 39); и он рекомендует для желающих повторение Иисусовой молитвы во время дзеновской медитации (стр. 28). Такое невежество положительно опасно, особенно когда его проповедник на своих лекциях рекомендует слушателям в качестве "мистического" эксперимента сидеть в дзадзен по сорок минут каждый вечер (стр. 30). Какое множество в сегодняшнем мире искренних, введенных в заблуждение пророков, и каждый считает, что несет своим собратьям благо, а не зовет их к психической и духовной гибели! Об этом мы скажем еще в заключительной главе.