Роль Римского епископа и Римской кафедры в Древней Церкви

В апостольское время первенствующее положение во Вселенской Церкви принадлежало Иерусалимский кафедре — первым епископом ее был Иаков Праведный, брат Господень. Отец церковной истории Евсевий Кесарийский (ок. 260—340) приводит свидетельства христианской древности о том, что апос­толы Петр, Иаков и Иоанн, «хотя и были предпочтены Спасите­лем, по Вознесении Его на небо не стали состязаться между со­бой в славе, а избрали епископом Иерусалимским Иакова Пра­ведного» (Церковная история, книга II, глава 1, 3).

Однако после разрушения Иерусалима постепенно в Церкви главную роль начинает играть Римская община. Наиболее древнее тому свидетельство — послание святого Климента к коринфянам (конец I века). Оно написано не только с чувством искренней христианской любви, но и с очевидным осознанием своей ответственности за всю Церковь. В начале II века святой Игнатий Богоносец прославляет Римскую Церковь как первенствующую в любви.

Столичная Церковь имела и особое материальное положение. Известно, что с древности она оказывала материальную помощь другим Церквам. В 170 году Дионисий Коринфский так писал об этом: «Изначально есть у вас обычай всячески благодетельствовать всем братьям и посылать вспомоществование многим Церквам. Вы облегчаете бедняков, снабжаете посылками братьев, находящихся в рудниках. Вы, римляне, храните римский обычай, от отцов переданный, оказывать такую помощь. Ваш блаженный епископ Сотер не только соблюдал его, но обильно снабжал святых и как любящий отец ободрял приходящих к нему братьев добрым словом» (Евсевий. Церк. ист. IV, 23. С. 151).

Дионисий упоминает о том, что Коринфская Церковь имела обычай читать в собраниях послания Римских епископов Климента и Сотера.

Однако уже во II веке известен, по крайней мере, один случай явного превышения своих полномочий Римским епископом. Речь идет о позиции, занятой епископом Виктором во время спора о времени празднования Пасхи.

Ко времени его правления (189-199) большая часть Церквей праздновала Пасху в первый воскресный день после иудейской пасхи, в Малой же Азии сохранился обычай празднования Пасхи 14 нисана (то есть вместе с иудеями), вне зависимости от того, на какой день недели она придется. Церкви в Риме, Палестине, Александрии, Коринфе, Галлии высказались против малоазийского обычая. Однако Эфесский епископ Поликрат отказался переменить практику своей Церкви и написал послание епископу Виктору, в котором обосновывал древность малоазийского обычая. Он возводил его к апостолам (Иоанну и Филиппу), а также их ученику — Поликарпу Смирнскому. «И я, Поликрат, самый малый из вас, поступаю так, как передано мне моими родственниками; им следую. Семь человек моей родни были епископами, я восьмой. И всегда родные мои справляли этот праздник, когда народ не употребляет квасного хлеба» (Евсевий. Церк. ист. V, 24. С. 192-193).

В ответ на это Виктор решил отлучить малоазийских епископов за инакомыслие. Весьма характерно, что Римский епископ стремится наложить прещение на епископов другой, неподведомственной ему области за обрядовое отличие. Это первое засвидетельствованное документально стремление Рима к унификации в сфере не только богослужения, но и обряда. Противником Виктора выступил святой Ириней Лионский. Он считал более правильным празднование пасхи в воскресный день, но полагал, что отказ отперехода на римскую практику не является основанием для отлучения. Характерно, что в письме он упоминает о различных практиках соблюдения предпасхального поста в разных Церквах, которые не разрушают согласия в вере. Характерен и исторический пример, который он приводит. Святой Поликарп Смирнский был в Риме при папе Аниките (ок. 154 г). Они были в евхаристическом общении, несмотря на различие в практике празднования Пасхи. Таким образом, менее чем за полстолетия амбиции Рима значительно выросли.

Второй подобный пример относится к III веку, когда имел место спор о процедуре приема в Церковь еретиков и падших. К середине III века в Риме сложилась более мягкая покаянная практика. Здесь еретиков и падших не перекрещивали. В то время как в Северной Африке, по выражению Киприана, считалось необходимым пропускать их через «баню водную», то есть перекрещивать.

При папе Стефане (254-257) в Галлии начались споры по поводу принятия в Церковь еретиков. Стефан убеждал сторонников перекрещивания, что на кающихся достаточно возлагать руки. Против Стефана выступили африканские епископы во главе с Киприаном. Здесь вновь обнаружилось различие подходов к недоктринальной сфере церковной жизни. Стефан настаивал на унификации, Киприан же полагал, что единство веры не нарушается различием в церковной практике. Эта ситуация разрешилась лишь вследствие скорой мученической смерти обоих святителей.

Оба случая отчетливо показывают, что уже в доникейский период Римская Церковь высказывала претензии на первенство среди других Церквей, предполагавшее согласование с Римом не только в сфере вероучения, но и в обрядовых и дисциплинарных вопросах.

Особый статус Римской кафедры оговорен в ряде канонических правил IV-V веков. Отцы Поместного Сардикийского Со­бора (344) предоставили епископу Римскому Юлию право при­нимать апелляцию от осужденных церковным судом епископов и назначать новое рассмотрение их дел в новом составе суда. Католическая Церковь интерпретирует эти постановления как признание права Римского епископа принимать аппеляции на судебные постановления епископов всей Церкви. В православной традиции принято считать, что постановления Сардикийского Собора имели силу только для Западной Церкви.

В 28-м правиле IV Вселенского собора говорится, что отцы дали преимущества престолу Древнего Рима, «поелику то был царствующий град». Римский епископ был поставлен на первое место в диптихах. За ним следовали Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский престолы. Отцы Собора указывают на то, что первенствующая роль принадлежала Римской церкви, так как Рим являлся царствующим градом. Поскольку в эту эпоху новой столицей стал Константинополь (или, как он назывался тогда, Новый Рим), то в правиле указывается, что его епископу, патриарху Константинопольскому, должны принадлежать такие же права, как и епископу Римскому. И еще раз повторяется формулировка. Поскольку Константинополь — город царя и синклита (прави­тельства).

В экклезиологическом отношении это правило утверждает важную ис­тину: значение кафедры, роль кафедры имеет природу историко-каноническую, а не догматическую. То есть Патриархат может возни­кать и прекращать свое историко-каноническое бытие, роль ка­федры определяется реальным историческим бытием Церкви. Так было и в истории Русской Церкви. Первенствующая кафедра неоднократно, по крайней мере трижды, меняла свое положение: Киев, Владимир, Москва. Роль кафедр на Востоке также меня­лась. Папство же мыслит себя как институ­т, изначально пребывающий в Церкви, не подверженный ника­ким изменениям, что бы ни происходило с другими кафедрами.

Не могло быть также в Церкви правила о том, что Римского епископа нельзя судить и наказывать, если он этого заслужит. Конечно, осуждение епископа первенствующей кафедры — дело из ряда вон выходящее, но в принципе это всегда считалось воз­можным. Поэтому когда VI Вселенский Собор (680-681) предал анафеме вместе с другими иерархами Римского папу Гонория за пособничество монофелитам, это было принято всей Церковью как нечто вполне естественное, не вызвало это никаких возраже­ний и в самом Риме. Анафему на Гонория повторяли и римские папы, хотя и выражали при этом сожаление о том, что своим по­ведением он подорвал авторитет Римской кафедры,

Не могло быть и речи о безусловном, слепом послушании Церкви Риму, особенно в вопросах веры. Если бы в Древней Церкви существовало учение о простом способе установления ис­тины путем получения указания из Рима, не нужны были бы Все­ленские Соборы, невозможны были бы и самые церковные разделе­ния из-за догматических вопросов! (Но такого учения, и даже намека на него, мы не встречаем ни в одном древнем вероопределении.)

Однако искушение, связанное с преимуществами Римской кафедры, было очень велико. Некоторые папы не сумели удержаться в должных границах и стали смотреть на свою поместную Церковь, как на Церковь привилегированную, учительницу других Церквей, а на себя — как на единоличных повелителей в Церкви Христовой, монархов, ни от кого не зависящих и никому не подсудных. Сперва возникла речь о господстве Римской Церкви над прочими поместными Церквами, потом — о единоличном господстве Римских епископов над всеми епископами и всеми Церквами. Претензии Римско-католической Церкви на господ­ствующее положение были обличены не сразу, а исторические обстоятельства, тем временем, оказались весьма благоприятными для притязаний пап на господство и на монархическую власть в Церкви.