На Богоявление или на Рождество Спасителя.

Христос рождается; славьте! Христос с небес; выходите в сретение! Христос на земле; возноситесь. Воспойте Господеви вся земля (Пс. 95, 1)! И скажу обоим в совокупности: да возвеселятся небеса и радуется земля (11) ради Небесного, потом Земного! Христос во плоти; с трепетом и радостью возвеселитесь, - с трепетом по причине греха, с радостью по причине надежды. Христос от Девы: сохраняйте девство, жены, чтобы стать вам матерями Христовыми! Кто не покланяется Сущему от начала? Кто не прославляет Последнего? Опять рассеивается тьма, опять является свет; опять Египет наказан тьмой, опять Израиль озарен столпом. Людие седящии во тме неведения, да видят велий свет ведения (Мф. 5, 16). Древняя мимоидоша, се быша вся нова (2 Кор. 5, 17). Буква уступает, дух преобладает; тени проходят, их место заступает истина. Приходить Мелхиседек; рожденный без матери рождается без отца, - в первый раз без матери, во второй без отца. Нарушаются законы естества; мир горний должен наполниться. Христос повелевает, не будем противиться. Вси языцы восплещите руками (Пс. 46, 2); яко Отроча родися нам, Сын, и дадеся нам, Егоже начальство на раме Его, ибо возносится со крестом, и нарицается имя Его: велика совета - совета Отчего Ангел (Ис. 9, 6). Да провозглашает Иоанн: уготовайте путь Господень (Мф. 3, 3)! И я провозглашу силу дня. Бесплотный воплощается, Слово отвердевает, Невидимый становится видимым, Неосязаемый осязается, Безлетный начинается. Сын Божий делается сыном человеческим; Иисус Христос вчера и днесь, Тойже и во веки (Евр. 13, 8).

Пусть иудеи соблазняются, эллины смеются, еретики притупляют язык! Тогда они уверуют, когда увидят Его восходящим на небо; если же и не тогда, то непременно, когда увидят Его грядущего с неба и восседшего судить. Но это будет после, а ныне праздник Богоявления, или Рождества; ибо так и иначе называется день сей, и два наименования даются одному торжеству, потому что Бог явился человекам через рождение. Он - Бог, как Сущий и Присносущный от Присносущного, превысший вины и слова (потому что нет слова, которое было бы выше Слова); и Он является ради нас, родившись впоследствии, чтобы Тот, Кто даровал бытие, даровал и благобытие, лучше же сказать, чтобы мы, ниспадшие из благобытия через грех, снова возвращены были в оное через воплощение. А от явления наименование Богоявления, и от рождения - Рождества. Таково наше торжество, которое празднуем ныне - пришествие Бога к человекам, чтобы нам преселиться, или (точные сказать) возвратиться к Богу, да, отложив ветхого человека, облечемся в нового (Еф. 4, 22-23), и, как умерли в Адаме, так будем жить во Христе (1 Кор. 15, 22), со Христом рождаемые, распинаемые, спогребаемые и совосстающие. Ибо мне необходимо претерпеть это спасительное изменение, чтобы, как из приятного произошло скорбное, так из скорбного вновь возникло приятное. Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5, 20). И если вкушение было виною осуждения, то не тем ли паче оправдало Христово страдание?

Итак будем праздновать не пышно, но божественно; не по мирскому, но премирно; не наш праздник, но праздник Того, Кто стал нашим, лучше же сказать, праздник нашего Владыки; не праздник немоществования, но праздник уврачевания; не праздник создания, но праздник воссоздания. Как же исполнить это? Не будем венчать преддверия домов, составлять лики, украшать улицы, пресыщать зрение, оглашать слух свирелями, нежить обоняние, осквернять вкус, тешить осязание - эти краткие пути к пороку, эти врата греха. Не будем уподобляться женам - ни мягкими и волнующимися одеждами, которых все изящество в бесполезности, ни игрою камней, ни блеском золота, ни ухищрением подкрашиваний, приводящих в подозрение естественную красоту и изобретенных в поругание образа Божия. Не будем вдаваться в козлогласования и пиянства, с которыми, как знаю, сопряжены любодеяния и студодеяния (Рим. 13, 13); ибо у худых учителей и уроки худы, или лучше сказать, от негодных семян и нивы негодны. Не будем устилать древесными ветвями высоких ложей, устраивая роскошные трапезы в угождение чреву; не будем высоко ценить благоухания вин, поварских приправ, и многоценности мастей. Пусть ни земля, ни море не приносят нам в дар дорогой грязи - так научился я величать предметы роскоши! Не будем стараться превзойти друг друга невоздержанием (а все то, что излишне и сверх нужды, по моему мнению, есть невоздержность), особенно, когда другие, созданные из одного с нами брения и состава, алчут и терпят нужду. Напротив того, предоставим все это язычникам, языческой пышности и языческим торжествам. Они и богами именуют услаждающихся туком, а сообразно с сим служат божеству чревоугодием, как лукавые изобретатели, жрецы и чтители лукавых демонов. Но если чем и должно насладиться нам, которые покланяемся Слову, то насладиться словом и Божиим законом и сказаниями как об ином, так и о причинах настоящего торжества, чтобы наслаждение у нас было собственно свое, и не чуждое Создавшему нас.

Или, если угодно, я, который ныне у вас распорядителем пира, вам - добрым соучастникам пира предложу о сем слово, сколько могу, обильно и щедро, чтобы вы знали, как может пришлец угощать природных жителей, поселянин - городских обитателей, не знакомый с роскошью - роскошных, бедняк и бездомный - знаменитых по обилию. Начну же с сего: желающие насладиться предложенным да очистят и ум, и слух, и сердце, потому что у меня слово о Боге и Божие, да очистят, чтобы выйти отселе, насладившись действительно не чем-нибудь тщетным. Самое же слово будет и весьма полно, и вместе весьма кратко, так, чтобы ни скудостью не огорчить, ни излишеством не наскучить.

Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть; ибо слова 'был' и 'будет' означают деления нашего времени и свойственны естеству преходящему; а Сущий - всегда. И сим именем именует Он Сам Себя, беседуя с Моисеем на горе; потому что сосредотачивает в Себе Самом всецелое бытие, которое не начиналось и не прекратится. Как некое море сущности, неопределимое и бесконечное, простирающееся за пределы всякого представления о времени и естестве, одним умом (и то весьма неясно и недостаточно, не в рассуждении того, что есть в Нем Самом, но в рассуждении того, что окрест Его), через набрасывание некоторых очертаний, оттеняется Он в один какой-то облик действительности, убегающий прежде, нежели будет уловлен, и ускользающий прежде, нежели умопредставлен, столько же осиявающий владычественное в нас, если оно очищено, сколько быстрота летящей молнии осиявает взор. И это, кажется мне, для того, чтобы постигаемым привлекать к Себе (ибо совершенно непостижимое безнадежно и недоступно), а непостижимым приводить в удивление, через удивление же возбуждать большее желание, и через желание очищать, и через очищение соделывать богоподобными; а когда сделаемся такими, уже беседовать, как с присными (дерзнет слово изречь нечто смелое) - беседовать Богу, вступившему в единение с богами и познанному ими, может быть столько же, сколько Он знает познанных Им (1 Кор. 13, 12).

Итак Божество беспредельно и неудобосозерцаемо. В Нем совершенно постижимо одно - Его беспредельность; хотя иной и почитает принадлежностью естества - быть или вовсе непостижимым, или совершенно постижимым. Но исследуем, что составляет сущность простого естества, потому что простота еще не составляет его естества, точно так же как и в сложных существах не составляет естества одна только сложность. Разум, рассматривая беспредельное в двух отношениях - в отношении к началу и в отношении к концу (ибо беспредельное простирается далее начала и конца и не заключается между ними), когда устремляет взор свой в горнюю бездну и не находит, на чем остановиться и где положить предел своим представлениям о Боге, тогда беспредельное и неисследимое называет безначальным; а когда, устремившись в дольнюю бездну, испытывает подобное прежнему, тогда называет Его бессмертным и нетленным; когда же сводить в единство то и другое, тогда именует вечным, ибо вечность не есть ни время, ни часть времени, потому что она неизмерима. Но что для нас время, измеряемое течением солнца, то для вечных вечность - нечто спротяженное с вечными существами и как бы некоторое временное движение и расстояние.

Этим да ограничится ныне любомудрствование наше о Боге, потому что нет времени более распространяться, и предмет моего слова составляет не Богословие, но Божие домостроительство. Когда же именую Бога, разумею Отца и Сына и Святого Духа, как не разливая Божества далее сего числа Лиц, чтобы не ввести множества богов, так не ограничивая меньшим числом, чтобы не осуждали нас в скудости Божества, когда впадем или в иудейство, защищая единоначалие, или в язычество, защищая многоначалие. В обоих случаях зло равно, хотя от противоположных причин. Таково Святое Святых, закрываемое и от самых Серафимов и прославляемое тремя Святынями, которые сходятся в единое Господство и Божество, о чем другой некто прекрасно и весьма высоко любомудрствовал прежде нас.

Но поскольку для Благости не довольно было упражняться: только в созерцании Себя Самой, а надлежало, чтобы благо разливалось, шло далее и далее, чтобы число облагодетельствованных было как можно большее (ибо таково свойство высочайшей Благости), то Бог измышляет во-первых Ангельские и небесные силы. И мысль стала делом, которое исполнено Словом и совершено Духом. Так произошли вторые светлости, служители первой Светлости, разуметь ли под ними или разумных духов, или как бы невещественный и бесплотный огнь, или другое какое естество наиболее близкое к сказанным. Хотел бы я сказать, что они неподвижны на зло и имеют одно движение к добру, как сущие окрест Бога и непосредственно озаряемые от Бога (ибо земное пользуется вторичным озарением), но признавать и называть их не неподвижными, а неудободвижными, убеждает меня денница по светлости, а за превозношение ставший и называемый тьмою, с подчиненными ему богоотступными силами, которые через свое удаление от добра стали виновниками зла, и нас в него вовлекают.

Так и по таким причинам сотворен Богом умный мир, сколько могу о сем любомудрствовать, малым умом взвешивая великое. Поскольку же первые твари были Ему благоугодны; то измышляет другой мир - вещественный и видимый; и это есть стройный состав неба, земли и того, что между ними, удивительный по прекрасным качествам каждой вещи, а еще более достойный удивления по стройности и согласию целого, в котором и одно к другому и все ко всему состоит в прекрасном отношении, служа к полноте единого мира. А сим Бог показал, что Он силен сотворить не только сродное Себе, но и совершенно чуждое естество. Сродны же Божеству природы умные и одним умом постигаемые, совершенно же чужды твари, подлежащие чувствам, а из сих последних еще далее отстоять от Божественного естества твари вовсе неодушевленные и недвижимые.

Но что нам до сего? - скажет, может быть, какой-нибудь через меру ревностный любитель праздников. Гони коня к цели - любомудрствуй о том, что относится к празднику, и для чего мы собрались ныне. - Так и сделаю, хотя начал нисколько отдаленно, к чему принужден усердием и словом.

Итак ум и чувство, столько различные между собою, стали в своих пределах, и изразили собою величие Зиждительного Слова, как безмолвные хранители и первые проповедники великолепия. Но еще не было смешения из ума и чувства, сочетания противоположных - сего опыта высшей Премудрости, сея щедрости в образовании естеств; и не все богатство Благости было еще обнаружено. Восхотев и cиe показать. Художническое Слово созидает живое существо, в котором приведены в единство то и другое, то есть невидимое и видимая природа; созидает, говорю, человека, и из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что в слове Божием известно под именем разумной души и образа Божия), творить как бы некоторый второй мир - в малом великий; поставляет на земле иного ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцаемой, царя над тем, что на земле, подчиненного горнему царству, земного и небесного, временного и бессмертного, видимого и умосозерцаемого, ангела, который занимает средину между величием и низостию, один и тот же есть дух и плоть - дух ради благодати, плоть ради превозношения, дух, чтобы пребывать и прославлять Благодетеля, плоть, чтобы страдать, и страдая припоминать и поучаться, сколько ущедрен он величием; творить живое существо, здесь предуготовляемое и преселяемое в иной мир, и (что составляет конец тайны) через стремление к Богу достигающее обожения. Ибо умеренный здесь свет истины служить для меня к тому, чтобы видеть и сносить светлость Божию, достойную Того, Кто связывает и разрешает, и опять совокупить превосходнейшим образом.

Сего человека, почтив свободою, чтобы добро принадлежало не меньше избирающему, чем и вложившему семена оного, Бог поставил в раю (что бы ни означал сей рай) делателем бессмертных растений - может быть божественных помыслов, как простых, так и более совершенных; поставил нагим по простоте и безыскусственной жизни, без всякого покрова и ограждения; ибо таковым надлежало быть первозданному. Дает и закон для упражнения свободы. Законом же была заповедь: какими растениями ему пользоваться, и какого растения не касаться. А последним было древо познания, и насажденное в начале не злонамеренно, и запрещенное не по зависти (да не отверзают при сем уст богоборцы и да не подражают змию!); напротив оно было хорошо для употребляющих благовременно (потому что древо cиe, по моему умозрению, было созерцание, к которому безопасно могут приступать только опытно усовершившиеся), но не хорошо для простых еще и для неумеренных в своем желании; подобно как и совершенная пища неполезна для слабых и требующих молока.

Когда же, по зависти диавола и по оболыцению жены, которому она сама подверглась как слабейшая, и которое произвела как искусная в убеждении (о немощь моя! ибо немощь прародителя есть и моя собственная), человек забыл данную ему заповедь, и побежден горьким вкушением: тогда через грех делается он изгнанником, удаляемым в одно время и от древа жизни, и из рая, и от Бога; облекается в кожаные ризы (может быть в грубейшую, смертную и противоборствующую плоть), в первый раз познает собственный стыд, и укрывается от Бога. Впрочем и здесь приобретает нечто, именно смерть - в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным, Таким образом самое наказание делается человеколюбием. Ибо так, в чем я уверен, наказывает Бог.

Но в преграждение многих грехов, какие произращал корень повреждены от разных причин и в разные времена, человек и прежде вразумляем был многоразлично: словом, Законом, Пророками, благодеяниями, угрозами, карами, наводнениями, пожарами, войнами, победами, поражениями, знамениями небесными, знамениями в воздухе, на земле, на море, неожиданными переворотами в судьбе людей, городов, народов (все cиe имело целью загладить повреждение); наконец стало нужно сильнейшее врачевство, по причине сильнейших недугов: человекоубийств, прелюбодеяний, клятвопреступлений, муженеистовства, и сего последнего и первого из всех зол - идолослужения и поклонения твари вместо Творца. Поелику все cиe требовало сильнейшего пособия; то и подается сильнейшее. И оно было следующее: само Божие Слово, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное, начало от начала, свет от света, источник жизни и бессмертия, отпечаток первообразной Красоты, печать непереносимая, образ неизменяемый, определение и слово Отца, приходить к Своему образу, носить плоть ради плоти, соединяется с разумной душой ради моей души, очищая подобное подобным; делается человеком по всему, кроме греха. Хотя чревоносит Дева, в которой душа и тело предочищены Духом (ибо надлежало и рождение почтить, и девство предпочесть); однако же происшедший есть Бог и с воспринятым от Него [1] - единое из двух противоположных - плоти и Духа, из которых Один обожил, а другая обожена.

О новое смешение! О чудное растворение! Сущий начинает бытие; Несозданный созидается; Необъемлемый объемлется через разумную душу, посредствующую между Божеством и грубою плотию; Богатящий обнищавает - обнищавает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством; Исполненный истощается - истощается ненадолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Какое богатство благости! Что это за таинство о мне? Я получил образ Божий, и не сохранил Его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить. Он вступает во второе с нами общение, которое гораздо чуднее первого, поскольку тогда даровал нам лучшее, а теперь воспринимает худшее; но cиe боголепнее первого, cиe выше для имеющих ум!

Что скажут нам на cиe клеветники, злые ценители Божества, порицатели достохвального, объятые тьмою при самом Свете, невежды при самой Мудрости, те, за которых Христос напрасно умер, неблагодарные твари, создания лукавого? Это ставишь ты в вину Богу - Его благодеяние? Потому Он мал, что для тебя смирил Себя? что к заблудшей овце пришел Пастырь добрый, полагающий душу за овцы (Ин. 10, 11); пришел на те горы и холмы, на которых приносил ты жертвы, и что обрел заблудшего, и обретенного воспринял на те же рамена (Лк. 15, 4-5), на которых понес крестное древо, и воспринятого опять привел к горней жизни, и приведенного сопричислил к пребывающим в чине своем? что возжег светильник - плоть Свою, и помел храмину - очищая мир от греха, и сыскал драхму - Царский образ, заваленный страстями; по обретении же драхмы созывает пребывающие в любви Его Силы, делает участниками радости тех, которых сделал таинниками Своего домостроительства (Лк. 15, 8-9)? Что лучезарнейший Свет следует за предтекшим светильником, Слово - за гласом, Жених - за невестоводителем, приготовляющим Господу люди избранны (Тит. 2, 14) и предочищающим водою для Духа? Сие ставишь в вину Богу? За то почитаешь Его низшим, что препоясуется лентием (Ин. 13, 4-5) и умывает ноги учеников, и указывает совершеннейший путь к возвышению - смирение? Что смиряется ради души преклонившейся до земли, чтобы возвысить с Собой склоняемое долу грехом? Как не поставишь в вину того, что Он ест с мытарями и у мытарей, что учениками имеет мытарей, да и Сам приобретает нечто? Что же приобретает? Спасение грешников. Разве и врача обвинит иной за то, что наклоняется к ранам и терпит зловоние, только бы подать здравие болящим? обвинит и того, кто из сострадания наклонился к яме, чтобы, по закону (Исх. 23, 2; Лк. 14, 5), спасти упавший в нее скот?

Правда, что Он был послан, но как человек (потому что в Нем два естества; так Он утомлялся, и алкал, и жаждал, и был в борении, и плакал - по закону телесной природы); а если послан и как Бог, что из сего? Под посольством разумей благоволение Отца, к Которому Он относит дела Свои, чтобы почтить бестленное начало, и не показаться противником Богу. О Нем говорится, что предан (Рим. 4, 25); но написано также, что и Сам Себя предал (Еф. 5, 2, 25). Говорится, что Он воскрешен Отцом и вознесен (Деян. 3, 15; Деян. 1, 11); но написано также, что Он Сам Себя воскресил, и восшел опять на небо (1 Сол. 1, 14; Еф. 4, 10), - первое по благоволению, второе по власти. Но ты выставляешь на вид уничижительное, а преходишь молчанием возвышающее. Рассуждаешь, что Он страдал, а не присовокупляешь, что страдал добровольно. Сколько и ныне страждет Слово! Одни чтут Его как Бога, и сливают; другие бесчестят Его как плоть, и отделяют. На которых же более прогневается Он, или, лучше сказать, которым отпустить грех? Тем ли, которые сливают, или тем, которые рассекают злочестиво? Ибо и первым надлежало разделить, и последним соединить, - первым относительно к числу, последним относительно к Божеству. Ты соблазняешься плотью? И иудеи также соблазнялись. Не назовешь ли Его и Самарянином? О том, что далее, умолчу. Ты не веруешь в Божество Его? Но в Него и бесы веровали, о ты, который невернее бесов и несознательные иудеев! Одни наименование Сына признавали означающим равночестие; а другие в изгоняющем узнавали Бога; ибо убеждало в этом претерпеваемое от Него. А ты ни равенства не принимаешь, ни Божества не исповедуешь в Нем. Лучше было бы тебе обрезаться и стать бесноватым (скажу нечто смешное), нежели в необрезании и в здравом состоянии иметь лукавые и безбожные мысли.

Вскоре потом увидишь и очищающегося в Иордане Иисуса - мое очищение, или, лучше сказать, через cиe очищение делающего чистыми воды; ибо не имел нужды в очищении Сам Он - вземляй грех мигра (Ин. 1, 29); увидишь и разводящиеся небеса (Mк. 1, 10); увидишь, как Иисус и принимает свидетельство от сродственного Ему Духа, и искушается, и побеждает, и окружен служащими Ему Ангелами, и исцеляет всяк недуг и всяку язю (Мф. 4, 23), и животворить мертвых (о если бы оживотворил и тебя - умершего зловерием!), и изгоняет бесов, то Сам, то через учеников, и не многими хлебами насыщает тысячи, и ходить по морю, и предается, и распинается, и сораспинает мой грех, приводится как агнец, и приводить как Иерей, как человек погребается, и восстает как Бог, а потом и восходить на небо, и придет со славою Своею. Сколько торжеств доставляет мне каждая тайна Христова! Во всех же в них главное одно - мое совершение, воссоздание и возвращение к первому Адаму!

А теперь почти чревоношение, и скачи, если не как Иоанн во чреве, то как Давид при упокоении Кивота; уважь перепись, по которой и ты вписан на небесах; покланяйся рождеству, через которое освободился ты от уз рождения; воздай честь малому Вифлеему, который опять привел тебя к Раю; преклонись пред яслями, через которые ты, сделавшийся бессловесным, воспитан Словом. Познай (повелевает тебе Исаия), как вол, Стяжавшего, и как осел, ясли Господина своего (Ис. 1, 3). Принадлежишь ли к числу чистых, и законных, и отрыгающих жвание (Лев. 11, 41) слова, и годных в жертву, или к числу еще нечистых, не употребляемых ни в пищу, ни в жертву, и составляешь достояние язычества; иди со звездою, принеси с волхвами дары - золото, и ливан, и смирну - как Царю, и как Богу, и как умершему ради тебя; прославь с пастырями, ликуй с Ангелами, воспой с Архангелами; да составится общее торжество небесных и земных Сил. Ибо я уверен, что небесные Силы радуются и торжествуют ныне с нами; потому что они человеколюбивы и боголюбивы, - как и Давид представляет их восходящими со Христом по страдании Его, встречающимися и повелевающими друг другу взять врата (Пс. 23, 7). Одно только можешь ненавидеть из бывшего при Рождестве Христовом - это Иродово детоубийство; лучше же сказать, и в нем почти жертву единолетних со Христом, предварившую новое заклание. Бежить ли Христос во Египет, с Ним и ты охотно беги. Хорошо бежать со Христом гонимым. Замедлить ли Он в Египте, призывай Его из Египта, воздавая Ему там доброе поклонение. Шествуй непорочно по всем возрастам и силам Христовым. Как Христов ученик, очистись, обрежься, отними лежащее на тебе с рождения покрывало; потом учи в храме, изгони торгующих святынею. Претерпи, если нужно, побиение камнями; очень знаю, что укроешься от мечущих камни, и прейдешь посреди их, как Бог; потому что слово не побивается камнями. Приведен ли будешь к Ироду; не отвечай ему больше. Твое молчание уважит он более, нежели длинные речи других. Будешь ли сечен бичами; домогайся и прочего, вкуси желчь за первое вкушение, испей оцет, ищи заплеваний, прими ударение в ланиту и заушения. Увенчайся тернием - суровостью жизни по Богу; облекись в багряную ризу, прими трость; пусть преклоняются пред тобою ругающиеся истине. Наконец, охотно распнись, умри и прими погребение со Христом, да с Ним и воскреснешь, и прославишься, и воцаришься, зря Бога во всем Его величии, и Им зримый, - Бога в Троице поклоняемого и прославляемого, Которого молим, да будет и ныне, сколько cиe возможно для узников плоти, явлен нам, о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава во веки. Аминь.

[1] Человеческим естеством.

 

Слово 39, на святые светы явлений Господних

Опять Иисус мой, и опять таинство,—не таинство обманчивое и неблагообразное, не таинство языческого заблуждении и пиянства (как называю уважаемые язычниками таинства, и как, думаю, назовет их всякий здравомыслящий); но таинство возвышенное и божественное, сообщающее нам горнюю светлость! Ибо святый день светов, до которого мы достигли, и который сподобились ныне праздновать, имеет началом крещение моего Христа, истинного света, просвещающего всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1, 9), производит же мое очищение, и вспомоществует тому свету, который мы, вначале получив от Христа свыше, омрачили и сделали слитным чрез грех.

Итак внемлите Божественному гласу, который для меня, поучающего таковым таинствам (а хорошо, если бы и для вас!), весьма внятно вопиет: Аз есмь свет миру (Ин. 8, 12). И для сего приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша, ознаменованные истинным светом, не постыдятся (Пс. 33, 6).

Время возрождения; возродимся свыше! Время воссоздания; восприимем первого Адама! Не останемся такими, каковы теперь; но соделаемся тем, чем были созданы. Свет во тьме свтетится, то есть в сей жизни—жизни плотской; и хотя гонит Его, но не объемлет тьма (Ин. 1, 5), то есть сопротивная сила, которая с бесстыдством приступает к видимому Адаму, но приражается к Богу, и уступает победу; почему мы, отложив тьму, приближимся к свету, и потом, как чада совершенного Света, соделаемся совершенным светом!

Видите благодать дня, видите силу таинства: не восторглись ли вы от земли? не явно ли вознеслись уже горе, подъемлемые моим словом и тайноводством? И еще более вознесетесь, когда Слово благоуправит словом.—Таково ли подзаконное и прикровенное какое-нибудь очищение, доставляющее пользу временными кроплениями и окропляющее оскверненных пеплом юнчим? Тайноводствуют ли к чему подобному язычники? Для меня всякий обряд их и всякое таинство есть сумасбродство, темное изобретете демонов, и произведете жалкого ума, которому помогло время, и которое закрыла баснь; ибо чему покланяются как истинному, то сами скрывают как баснословное. Если оно истинно; надлежало не баснями называть, но показать, что это не срамно. Если же оно ложно; то надобно не дивиться сему, и не держаться с таким безстыдством самых противных мнений об одном и том же, уподобляясь тем, которые забавляют на площади детей, или мужей, но в полном смысл потерявших ум, а не тем, которые разсуждают с мужами, имеющими ум и покланяющимися Слову; хотя они и презирают эту многоискусственную и грязную убедительность слова.

Здесь (скажу, хотя язычникам не понравится сие) не рождение и сокрытие Дия—Критского властелина; не клики, и военные рукоплескания и пляски Куретов, заглушающие голос плачущего бога, чтобы не услышал отец-чадоненавистник; потому что опасно было плакать, как младенцу, кто проглощен был как камень. Здесь не искажения Фригиян, не свирели и Корибанты, не те неистовства, какик в честь Реи, матери богов, совершаемы были и посвящающими и посвящаемыми (что и прилично матери таких богов). У нас не дева какая-нибудь похищается, не Димитра странствует, вводить к себе каких-нибудь Келеев, Триптолемов и драконов, и то действует, то страждет. Стыжусь выставлять на свет ночные их обряды, и студные дела обращать в таинство. Это знают Елевзис и зрители того, что предается молчанию, и действительно достойно молчания. Здесь не Дионис, не бедро раждает недоношенный плод как прежде голова произвела нечто другое; не бог андрогин, не толпа пьяных, не изнеженное войско, не безумие Фивян, чтущих Диониса, не поклонение перуну Семелы; не блудные таинства Афродиты, которая, как сами говорят, и рождена и чествуется срамно, не какие-нибудь Фаллы и Ифифаллы, гнусные и видом и делами; не умерщвление чужестранцев у Тавров; не обагряющая жертвенник кровь Лакедемонских юношей, секущих себя бичами, и в сем одном не кстати оказывающих мужество, в честь богини и притом деве; потому что они и негу чтили и неустрашимость уважали. Куда же отнесешь приготовление в снедь Пелопса для угощения голодных богов,—странноприимство отвратительное и бесчеловечное? Куда отнесешь страшные и мрачные призраки Гекаты, Трофониевы из-под земли обманы и предсказания, или пустословие Додонского дуба, или обоюдные прорицания Дельфийского треножника, или дар предведения сообщающие воды Кастальского источника? Одного только не предсказали они, а именно, что сами приведены будут в молчание. Здесь не жреческое искусство магов, и угадывание будущего по рассеченным жертвам; не Халдейская астрономия и наука предсказывать судьбу по дню рождения, наука сличающая нашу участь с движением небесных светил, которые не могут знать о себе самих, что они такое, или чем будут. Здесь не оргии Фракиян, от которых, как говорят, ведет начало слово: to threskeuenen, то есть богослужение; не обряды и таинства Орфея, мудрости которого столько дивились Еллины, что и о лире его выдумали баснь, будто бы она все увлекает своими звуками; не справедливые истязания, положенный Мифрою для тех, которые решаются приступить к таковым таинствам; не растерзание Озириса (другое бедствие чтимое Египтянами); не несчастные приключения Изиды; не козлы почтеннейшие Мендезиян; не ясли Аписа—тельца, лакомо откармливаемого по простодушию жителей Мемфиса. Здесь не то, чем в своих чествованиях оскорбляют они Нил, как сами воспевают, плодоносный и доброкласный, измеряющий благоденствие жителей лактями. Не буду говорить о чествовании пресмыкающихся и гадов, о расточительности на срамные дела., так что для каждого гада были какой-нибудь особенный обряд и особое таинство; хотя общим во всех видим одно—злосчастное положение кланяющихся. И если бы им надлежало сделаться совершенными нечестивцами, вовсе отпасть от славы Божией, предавшись идолам, произведениям искусства и делам рук человеческих; то благоразумный не пожелал бы им ничего иного, как иметь такие предметы чествования, и так их чествовать, чтобы, как говорить Апостол, возмездие, еже подобаше прелести ис, восприяти (Римл. 1, 27) в том, что они чтут, не столько чествуя чтимое, сколько безчестя им себя, соделавшись мерзкими по своему заблуждению, а еще мерзостнейшими по ничтожности того, чему кланяются и что чтут, и чтобы стать безчувственнее самых чтимых предметов, столько превосходя их безумием, сколько предметы поклонения превышают их ничтожностию.

Итак, пусть всем этим забавляются дети еллинские и демоны, которые доводят их до безумия, присвояя себе Божию честь, и делят их между собою, внушая им те или друие срамные мнения и понятия. Ибо демоны с того времени, как древом познания, из которого не вовремя и не кстати сделано употребление, удалены мы от древа жизни, стали нападать на нас, как уже на слабейших, похитив у нас владычественный ум и отворив дверь страстям. Они, будучи, или, вернее сказать, по собственной злобе сделавшись естеством завистливым и человеконенавистным, не потерпели, чтобы дольше сподобились горнего чина, когда сами они ниспали свыше на землю, и чтобы произошло такое перемещение в славе и первичных природах. Отсюда гонение на тварь Божию! Отсего поруган образ Божий! И поелику не разсудили мы соблюсти заповедь; то преданы самозаконию прельщения. И поелику заблудились; то обезчестили себя тем самым, чему воздавали почтение. Ибо не то одно ужасно, что сотворенные на дела благие, чтоб славить и хвалить Сотворшаго, и сколько возможно, подражать Богу, стали вместилищем всякого рода страстей, ко вреду питаемых и потребляющих внутреннего человека, но и то, что богов сделали покровителями страстям, чтобы грех признаваем был не только не подлежащим ответственности, но даже божественным, имея для себя прибежищем сильную защиту—самый предметы поклонения.

Поелику же нам даровано, избегнув суеверного заблуждения, придти к истине, служить Богу живому и истинному, и стать превыше твари, оставив за собою все, что под временем и зависит от первого движения: то будем тому поучаться, о том любомудрствовать, что относится к Богу и к Божественному.

Станем же любомудрствовать, начав с того, с чего начать всего лучше. Всего же лучше начать, с чего заповедал нам Соломон. Начало премудрости, говорить он, стяжати. премудрость (Притч. 4, 7). Что сие значить? Он началом премудрости называет страх. Ибо надобно, не с умозрения начав, оканчивать страхом (умозрение необузданно, очень может завести на стремнины), во, научившись начаткам у страха, им очистившись, и, так скажу, утончившись, восходить на высоту. Где страх, там соблюдение заповедей; где соблюдение заповедей, там очищение плоти—сего облака, омрачающего душу и препятствующего ей ясно видеть Божественный луч; но где очищение, там озарение; озарение же есть исполнение желания для стремящихся к предметам высочайшим или к Предмету Высочайшему, или к Тому, Что выше высокого. Посему должно сперва самому себя очистить, и потом уже беседовать с чистым: если не хотим потерпеть одного с Израилем, который не вынес славы лица Моисеева, и потому требовал покрывала; не хотим испытать и сказать с Маноем, удостоенным видения Божия: погибли мы, жена, яко Бога видехом (Суд. 13, 23); не хотим подобно Петру высылать с корабля Иисуса, как недостойные такого посещения (а когда именую Петра, кого разумею?—того, кто ходил по водам); не хотим потерять зрение подобно Павлу, до очищения от гонении вступившему в сообщение с Гонимым, или, лучше сказать, с малым блистанием великого Света; не хотим, прося врачевства, как сотник, из похвальной боязни не принимать в дом Врача. И из нас иный, пока он не очищен, но еще сотник, над многими первенствует во зле, и служить кесарю—миродержителю влекомых долу, пусть скажет: несмь достоин, да под кров мой внидеши (Мф. 8, 8). Когда же увидит Иисуса, и хотя мал ростом духовно, подобно Закхею, взойдет на смоковницу, умертвив уды, яже на земли (Кол. 3, 5), и став выше тела смирения (Фил. 3, 21); тогда да приемлет Слово и да услышит: днесь спасение дому сему (Лук. и9, 2), и получит спасение, и принесет плод совершеннейший, прекрасно расточая и разливая, что худо собрал как мытарь. Ибо то же Слово и страшно, по естеству, для недостойных, и удобоприемлемо, по человеколюбию, для приуготовленных. Таковы те, которые, изгнав из душ нечистого и вещественного духа, пометя и украсив души свои познанием, не оставили их праздными и недеятельными, чтобы их (так как труднейшее и вожделеннейшее) опять не заняли еще с большим запасом семь духов злобы (как семь же считается духов добродетели), но сверх удаления от зла упражняются и в добродетели, всецело, или сколько можно более, вселив в себя Христа, чтобы лукавая сила, заняв какую-нибудь пустоту, опять не наполнила души собою; отчего будут последняя горша первых (Мф. 12, 43—45); потому что и нападет стремительнее, и охранная стража безопаснее, и с большим трудом одолевается. Когда же, всяцем хранением соблюдши душу свою (Притч. 4, 23), положив восхожденья в сердце (Пс. 83, 6), поновив себе поля (Иер. 4, 3), и посеяв в правду, как учат Соломон, Давид и Иеремия, просветим себе свет ведения (Ос. 10, 12); тогда возглаголем Божию премудрость, в тайне сокровенную (1 Кор. 2, 7), и возсияем для других. А до тех пор будем очищаться и предусовершаться Словом, чтобы, как можно более, облагодетельствовать самих себя, соделываясь богоподобными и приемля пришедшее Слово, даже не только преемля, но и содержа в себе, и являя другим.

Поелику же очистили мы словом позорище; то полюбомудрствуем уже несколько о празднике, и составим общий праздник с душами любопразднственными и боголюбивыми. И как главное в праздники—памятовние о Боге, то воспомянем Бога. Ибо и шум празднующих (Пс. 41, 5) там, где веселящихся всех жилище (Пс. 86, 7), по моему мнению, не что иное есть, как Бог песнословимый и славословимый удостоившимися тамошнего жительства. Если же настоящее слово будет заключать в себе нечто из сказанного уже прежде; никто не удивляйся. Ибо стану говорить не только тоже, но и о том же, имея трепетный язык, и ум, и сердце, всякий раз, когда говорю о Боге, и вам желая того же самого похвального и блаженного страха. Когда же произношу слово: Бог; вы озаряйтесь единым и тройственным светом—тройственным в отношении к особенным свойствам, или к Ипостасям (если кому угодно назвать так), или к Лицам (ни мало не будем препираться об именах, пока слова ведут к той же мысли),—единым же в отношении к понятию сущности, и следственно Божества. Бог разделяется, так сказать, неразделимо, и сочетавается разделенно; потому что Божество есть Единое в трех, и едино суть Три, в Которых Божество, или, точнее сказать, которые суть Божество. А что касается до преизбытка и недостатков, то мы без них обойдемся, не обращая ни единства в слитность, ни разделения в отчуждение. Да будут равно далеки от нас и Савеллиево сокращение и Ариево разделение; ибо то и другое в противоположном смысли худо, и одинаково нечестиво. Ибо для чего нужно—или злочестиво сливать Бога, или рассекать на неравных?—Нам един Бог Отец, из Негоже вся, и един Господь Иисус Христос, Имже вся (1 Кор. 8, 7), и един Дух Святый, в Котором все. Словами: из Него, Им и в Нем, не естества разделяем (иначе не переставлялись бы предлоги, или не переменялся бы порядок имен), но отличаем личные свойства единого и неслиянного естества. А сие видно из того, что различаемые опять сводятся воедино, если не без внимания прочтешь у того же Апостола следующие слова: из Того, и Тем, и в Нем всяческая: Тому слава во веки, аминь (Рим. 11, 36). Отец есть Отец и безначален; потому что ни от кого не имеет начала. Сын есть Сын, и не безначален; потому что от Отца, Но если начало будешь разуметь относительно ко времени, то Сын и безначален; потому что Творец времен не под временем. Дух есть истинно Дух Святый, происходящий от Отца, но не как Сын; потому что происходить не рождение, но исходно; если для ясности надобно употребить новое слово. Между тем ни Отец не лишен нерожденности, потому что родил; ни Сын — рождения, потому что от Нерожденного (ибо как Им лишиться?); ни Дух Святый не изменяется или в Отца, или в сына, потому что исходить, и потому что Бог; хотя и не так кажется безбожным. Ибо личное свойство непреложно; иначе как оставалось бы личным, если бы прелагалось и переносилось? Те, которые нерожденность и рожденность признают за естества одноименных богов, может быть и Адама и Сифа, из коих один не от плоти (как творение Божие), а другой от Адама и Евы, станут признавать чуждыми друг другу по естеству. Итак, один Бог в Трех, и Три едино, как сказали мы.

Поелику же таковы Три, или таково Единое, и надлежало, чтобы поклонение Богу не ограничивалось одними горними, но были и долу некоторые поклонники, и все исполнилось славы Божией (потому что все Божие); то для сего созидается человек, почтенный рукотворением и образом Божиим. А так созданного, когда он, завистию диавола, чрез горькое вкушение греха, несчастно удалился от сотворшего его Бога, Богу не свойственно было презреть. Что же совершается? И какое великое о нас таинство ?—Обновляются естества, и Бог делается человеком. И восшедший на небо небесе на востоки (Пс. 67, 34) собственной славы и светлости, прославляется на западе нашей низости и нашего смирения. И Сын Божий благоволить стать и именоваться и сыном человеческим, не изменяя того, чем был (ибо сие неизменяемо), но, приняв то, чем не был (ибо Он человеколюбив), чтобы Невместимому сделаться вместимым, вступя в общение с нами чрез посредствующую плоть, как чрез завесу; потому что рожденному и тленному естеству невозможно сносить чистого Его Божества. Для сего соединяется несоединимое; не только Бог с рождением во времени, ум с плотию, довременное с временем, неочертимое с мерою, но и рождение с девством, безчестие с тем, что выше всякой чести, безстрастное с страданием, безсмертное с тленным. Поелику изобретатель греха мечтал быть непобедимым, уловив нас надеждою обожения, то сам уловляется покровом плоти, чтобы, приразясь как к Адаму, сретить Бога. Так новый Адам спас ветхого, и снято осуждение с плоти, по умерщвлении смерти плотию!

Но Рождеству праздновали, как должно, и я — предначинатель праздника, и вы, и все, как заключающееся в мире, так и премирное. Со звездою текли мы, с волхвами покланялись, с пастырями были озарены, с Ангелами славословили, с Симеоном принимали в объятия, и с Анною, престарелой и целомудренной, исповедалися Господеви. И благодарение Тому, Кто во своя прииде как чуждый, чтоб прославить странника!

А ныне другое Христово деяние, и другое таинство. Не могу удержать в себе удовольствия, и делаюсь вдохновенным. Почти как Иоанн благовествую; и хотя я не Предтеча, однако же из пустыни. Христос просвещается; озаримся с Ним и мы! Христос крещается; сойдем с Ним, чтобы с Ним и взойти! Крещается Иисус; это одно, или и другое надобно принять во внимание? Кто крещающийся? от кого и когда крещается?—Чистый, от Иоанна, и когда начинает творить знамения. Что же познаем из сего, чему научаемся?—Должно предочиститься, смиренномудрствовать, и проповедывать уже по усовершении и духовного и телесного возраста. Первое нужно тем, которые приступают к крещению небрежно и без приготовления, и не обеспечивают искупления навыком в добре. Ибо хотя благодать сия, как благодать, дает отпущение прежних грехов; но тогда тем паче требуется от нас благоговение, чтобы не возвращаться на ту же блевотину (Притч. 26, 11). Второе нужно тем, которые превозносятся против строителей таинств, если преимуществуют пред ними каким-либо достоинством. Третье нужно тем, которые смело полагаются на юность, и думают, что всегда время учительству или председательству. Иисус очищается; а ты пренебрегаешь очищением? Очищается от Иоанна; а ты возстаешь против своего проповедника? Очищается, будучи тридцати лет; а ты, не имея еще бороды, учишь старцев, или думаешь, что можно учить, не заслужив уважения ни по возрасту, ни даже, может быть, по образу жизни? Потом является у тебя Даниил, тот и другой—юные судии, и вей примеры на языке; потому что всякий, поступающий несправедливо, готов оправдываться.—Но что редко, то не закон для Церкви, так как одна ласточка не показывает весны, или одна черта не делает геометром, или одно краткое плавание—мореходцем.

Но Иоанн крестит. Приходить Иисус, освящающий может быть, самого Крестителя, несомненно же всего ветхого Адама, чтоб погрести в воде, а прежде их и для них освящающий Иордан и, как Сам был дух и плоть, совершающий духом и водою. Креститель не приемлет; Иисус настоит. Аз требую Тобою креститися (Мф. 3, 14), говорить светильник Солнцу, глас—Слову, друг—Жениху, тот, кто в рожденных женами выше всех (Мфо. 11, 11), Перворожденному всея твари (Кол. 1, 5), взыгравшийся во чреве—Тому, Кто еще в чреве принял поклонение, Предтеча и имеюпцй быть Предтечею— Тому, Кто явился и имеет явиться. Аз требую Тобою креститися, присовокупи: и за тебя. Ибо Креститель знал, что будет креститься мученичеством, или что у Него будут очищены не одни ноги, как у Петра. И Ты ли грядеши ко мне? И в этом пророчество. Ибо Креститель знал, что как посли Ирода будет неистовствовать Пилат, так за отшедшим Предтечею последует Христос. Что же Иисус? Остави ныне. В этом Божие домостроительство. Ибо Иисус знал, что вскоре Сам будет Крестителем Крестителя. Что же значить лопата (Мате. 3, 12)? Очищение. Что—огонь?—Потребление маловесного и горение духа. Что же счекира?—Посечение души, остающейся неуврачеванною и по обложении гноем. Что меч.—Разсечение словом, посредством которого отделяется худшее от лучшего, отлучается верный от неверного, возбуждается сын против отца, дочь против матери, и невестка против свекрови, новое и недавнее против древнего и прикровенного. Что же значить ремень сапога (Мк. 1, 7), которого не развязываешь ты, Креститель Иисусов, житель пустыни, не вкушающий пищи, новый Илия, лишший Пророка (Мф. 11, 9), потому что видел Предреченного, посредствующий между ветхим и новым?—что значить он?—Может быть учение о пришествии и воплощении, в котором и самое крайнее не удоборазрешимо, не только для людей плотских и еще младенцев во Христе, но и для тех, которые по духу подобны Иоанну. Но восходить Иисус от воды, ибо возносить с Собою весь мир, и видит разводящеяся небеса (Мк. 1, 10)—небеса, которые Адам, для себя и для ппотомков своих, заключил так же, как и рай пламенным оружием. И Дух свидетельствует о Божестве, потому что приходить к равному; и глас с небес, потому что с неба Тот, о Ком свидетельство. И дух яко голубь, потому что чествует тело (и оно по обожении Боге), потому что телесно и вместе издалека видимый голубь обык благовествовать прекращение потопа. Если же по объему и весу судишь о Божестве—ты, мелко рассуждающий о величайшем, и Дух мал для тебя, потому что явился в виде голубя; то тебе прилично поставить ни во что и царство небесное, потому что оно уподобляется зерну горчичному; прилично величию Иисуса предпочесть противника, потому что он называется горою великою (Зах. 4, 7) и левиафаном (Тов. 7, 8), и царем всем живущим в водах (Иов. 41, 25), а Иисус именуется агнцем (1 Петр. 1, 19), бисером (Мф. 13, 46), каплею (Мих. 2, 11), и подобно сему.

Но поелику настоящее торжество ради Крещения, и нам должно злопострадать сколько-нибудь с Тем, Кто для нас вообразился, крестился и распят; то полюбомудрствуем нисколько о различиях крещений, чтобы выйти отсюда очищенными. Крестил Моисей; но в воде; а прежде сего во облаке и в море (1 Кор. 10, 2); и сие имело прообразовательный смысл, как разумеет и Павел. Морем прообразовалась вода, облаком—Дух, манною—хлеб жизни, питием—Божественное питие. Крестил и Иоанн, уже не по-иудейски, потому что не водою только, но и в покаяние (Мф. 3, 11); однако же не совершенно духовно, потому что не присовокупляет: и духом. Крестит и Иисус; но Духом: в сем совершенство. Как же не Бог Тот, чрез Которого (осмелюсь сказать) и ты сделаешься богом? Знаю и четвертое крещение—крещение мученичеством и кровно, которым крестился и Сам Христос, которое гораздо достоуважительнее прочих, поколику не оскверняется новыми нечистотами. Знаю также еще и пятое—слезное, но труднейшее; им крестится измывающий на всяку нощь ложе свое и постелю слезами (Пс. 6, 7), кому возсмердеша и раны греховные (Пс. 37, 6), кто плача и сетуя ходит (Пс. 34, 14), кто подражает обращению Манассиину, смирению помилованных Ниневитян, кто произносить во храме слова мытаревы, и оправдывается паче тщеславного фарисея, кто припадает с Хананеянкой, просит человеколюбия и крошек—пищи самого голодного пса.

Признаюсь, что человек есть существо пременчивое и по природе непостоянное; а потому с готовностью принимаю сие последнее крещение, покланяюсь Даровавшему оное, и сообщаю его другим, и милостию искупаю себе милость. Ибо знаю, что сам обложен немощию (Евр. 5, 2), и какою мерою буду мерить, то и мне возмерится. Но ты, что говоришь? какой даешь закон, о новый фарисей, именем, а не произволением чистый, и внушающий нам Новатовы правила, при той же немощи? Ты не принимаешь покаяния? не даешь места слезам? не плачешь слезно?—Да не будет к тебе таков и Судия! Ужели не трогает тебя человеколюбие Иисуса, Который недуги наша прият, и понесе болезни (Мф. 8, 17), Который не к праведникам пришел, но к грешникам, призвать их на покаяние, Который хочет милости; а не жертвы (Мф. 9, 13), прощает грехи до семьдесят крат седмерицею (Мф. 18, 22)? Как блаженна была бы твоя высокость, если бы она была чистота, а не надменность, дающая законы неисполнимые для человека, и исправление оканчивающая отчаянием! Равно худы—и отпущение грехов не исправляющее, и осуждение не знающее пощады; первое совершенно ослабляет узду, а последнее чрезмерным напряжением душить. Докажи мне свою чистоту, и я одобрю твою жестокость. А теперь опасаюсь, не по тому ли доказываешь неисцельность, что сам покрыть весь ранами. Ужели не примешь и Давида кающегося, в котором покаяние сохранило и дар пророческий?—или великого Петра, который испытал на себе нечто человеческое при спасительном страдании? Но его принял Иисус, и троекратным вопрошением и исповеданием уврачевал троекратное отречение. Ужели не примешь и крестившегося кровию (и до того прострется твое высокоумие!), или Коринфского беззаконника? Но Павел утвердил и любовь (2 Кор. 2, 8), когда увидел исправление, и причину представил, да не многою скорбию пожерт будет таковый (2 Кор. 2, 7) обремененный чрезмерностью наказания.

Ты не позволяешь молодым вдовам выходить замуж, несмотря на поползновенность возраста? Но Павел отважился на сие; а ты верно его учитель, как восходивший до четвертого неба, в иный рай, слышавший глаголы еще более неизреченные, объявший еще больший круг Евангелием! "Но Павел дозволял сие не после крещения": какое на то доказательство? Или докажи, или не осуждай. Если же дело сомнительно; пусть препобедит человеколюбие.

Но говорят, что Новат не принимал тех, которые пали во время гонения. Что ж из сего? Если нераскаявшихся; справедливо. И я не принимаю таких, которые или непреклонны, или не довольно смягчаются, и не вознаграждают за худое дело исправлением. Когда и приму; назначаю им приличное место. А если Новат не принимал истекших слезами; не стану ему подражать. И что мне за закон человеконенавистничество Новата, который не наказывал любостяжания — второго идолослужения, а блуд осуждал так строго, как бесплотный и бестелесный? Что скажете? Убеждаем ли вас сими словами? Станьте на одну сторону с вами — человеками. Возвеличим вместе Господа. Никто из вас, хотя бы и слишком на себя надеялся, да не дерзнет говорить: „не прикоснися мне, яко чист есмь (Ис. 65, 5); и кто чисть столько, как я?" Сообщите и нам такой светлости. Но мы не убедили?—И о вас будем проливать слезы.

Итак сии, если хотят, пусть идут нашим путем и Христовым; если же нет, то своим. Может быть они будут там крещены огнем—этим последним крещением самым трудным и продолжительным, которое поядает вещество как сено, а потребляет легковесность всякого греха. А мы почтим ныне Крещение Христово, и благочестно будем праздновать, не чрево пресыщая, но веселясь духовно. Как же насладимся? Измыйтеся, чисти будете (Ис. 1, 16). Если вы багряны оть греха и не совсем кровавы, то убелитесь, как снег; если же червлены и совершенные мужи кровей, то придите по крайней мири в белизну волны. Во всяком же случай будьте очищены, и очищайтесь. Бог ни чему так не радуется, как исправление и спасению человека; для сего и все слово, и всякое таинство. Да будете якоже свчетила в мире (Фил. 2, 15)—живоносная сила для других людей, и совершенными светами представ великому Свету, да научитесь тайнам тамошнего световодства, чище и яснее озаряемые Троицею, от Которой ныне прияли в малой мере один луч из единого Божества, во Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава во веки веков. Аминь.

Слово 40, на святое крещение

Вчера торжествовали мы пресветлый день Светов; да, и прилично было сделать праздничным день нашего спасения, гораздо приличнее, нежели плотским друзьям ежегодно праздновать дни брака, рождения, наречения имени, вступления в юношеский возраст, новоселья, и другие у людей торжественные дни. Ныне же кратко побеседуем о крещении и о благотворном его действии на нас; хотя вчера не остановилось на сем слово, потому что требовала того краткость времени, а вместе и самое слово не хотело обременить вас собою: ибо обременение словом столько же неприязненно для слуха, сколько излишняя пища для тела. Между тем предлагаемое стоит внимания, и слово о таких предметах должно слушать не поверхностно, но с усердием, потому что познать силу сего таинства есть уже просвещение.

Писание показывает нам троякое рождение: рождение плотское, рождение чрез крещение и рождение чрез воскресение. Первое из них есть дело ночи, рабское и страстное; второе есть дело дня, оно свободно, истребляет страсти, обрезывает всякий покров, лежащий на нас от рождение, и возводит к горней жизни; третие страшнее и короче первых; оно в одно мгновение соберет всю тварь, чтобы предстала Творцу и дала отчет в здешнем порабощении и образе жизни, плоти ли только она следовала, или совосторгалась с духом и чтила благодать возрождения. Все сии рождения, как оказывается, Христос почтил Собою: первое — первоначальным и жизненным вдохновением; второе воплощением и крещением, когда крестился Сам; третие воскресением, которого Сам стал начатком, и как соделался первородным во многих братиях, так благоволил соделаться перворожденным из мертвых (Рим. 8, 29, Кол. 1, 18). Но любомудрствовать о двух рождениях, именно о первом и последнем, неприлично настоящему времени; полюбомудрствуем же о рождении среднем и для нас ныне необходимом, от которого получил наименование и день Светов.

Просвещение есть светлость душ, изменение жизни, вопрошение совести, которая от Бога (1 Пет. 3, 21). Просвещение есть пособие в нашей немощи, отложение плоти, последование Духу, общение с Словом, исправление создания, потопление греха, причастье света, рассеяние тьмы. Просвещение есть колесница возносящая к Богу, сопутствование Христу, подкрепление веры, совершение ума, ключ царствия небесного, перемена жизни, снятие рабства, разрешение от уз, претворение состава. Просвещение (нужно ли перечислять многое?) есть лучший и величественнейший из даров Божиих. Как есть именуемое Святая Святых и песни песней, поскольку последние многообъемлющи и особенно важны; так и оно светлее всякого иного, возможного для нас, просвещения.

Но сей дар, как и Податель его Христос, называется многими и различными именами; и сие происходит или оттого, что он очень приятен для нас (обыкновенно же, питающий к чему-либо сильную любовь с удовольствием слышит и имена любимого), или оттого, что многообразие заключающихся в нем благодеяний произвело у нас и наименования. Мы именуем его даром, благодатию, крещением, помазанием, просвещением, одеждою нетления, банею пакибытия, печатию, всем, что для нас досточестно. Именуем даром, как подаваемое тем, которые ничего не привносят от себя; — благодатию, как подаваемое тем, которые еще и должны; — крещением, потому что в воде спогребается грех; — помазанием, как нечто священническое и царское, потому что помазывались цари и священники; — просвещением, как светлость; — одеждою, как прикровение стыда; — банею, как омовение; — печатию, как сохранение и знамение господства. О сем даре сорадуются небеса; его славословят Ангелы, по сродству светлости; он есть образ небесного блаженства; его желаем и мы воспеть, но не можем, сколько должно.

Бог есть свет высочайший, неприступный, неизглаголанный, ни умом непостигаемый, ни словом неизрекаемый, просвещающий всякую разумную природу, то же в духовном мире, что солнце в чувственном, по мере нашего очищения представляемый, по мере представления возбуждающий к Себе любовь, и по мере любви вновь умопредставляемый, только Сам для Себя созерцаемый и постижимый, а на существующее вне Его мало изливающийся. Говорю же о свете, созерцаемом во Отце, и Сыне, и Святом Духе, Которых богатство в соестественности и в едином исторжении светлости.

Второй свет есть Ангел — некоторая струя, или причастие первого Света; он находит свое просвещение в стремлении к первому Свету и в служении Ему; и не знаю, по чину ли своего стояния, получает просвещение, или по мере просвещения приемлет свой чин.

Третий свет есть человек, что известно и язычникам; ибо светом (???) называют человека, как они по силе внутреннего нашего слова, так и из нас самих те, которые наиболее уподобляются Богу и приближаются к Нему.

Знай и иной свет, которым отражена или пресечена первобытная тьма, — сию первую основу небесной твари, то есть как кругообразные пути звезд, так и горнюю стражу, осиявающую целый мир. Свет была данная первородному и первоначальная заповедь, потому что светильник заповедь закона, и свет (Притч. 6, 23), и зане свет повеления Твоя на земли (Ис. 26, 9); хотя завистливая тьма, вторгшись, произвела грех. Свет также прообразовательный и соразмеренный с силами приемлющих есть писанный Закон, прикрывающий истину и тайну великого Света; почему и лице Моисееве Им прославляется.

Но и еще многими светами украсим наше слово. Свет был и явившееся Моисею во огне, когда видение сие опаляло, но не сожигало купину, чтобы и естество показать и силу явить. Свет — и путеводившее Израиля в столпе огненном и делавшее приятную пустыню. Свет — восхитившее Илию на огненной колеснице, и не опалившее восхищаемого. Свет — облиставшее пастырей, когда довременный Свет соединился с временным. Свет — и та красота звезды предшествовавшей в Вифлеем, чтобы и волхвам указать путь и сопутствовать Свету, который превыше нас и соединился с нами. Свет — явленное ученикам на горе Божество, впрочем нестерпимое для слабого зрения. Свет — облиставшее Павла видение и поражением очей уврачевавшее тьму душевную. Свет — и тамошняя светлость для очистившихся здесь, когда просветятся праведницы яко солнце (Мф. 13, 43), и станет Бог посреде их, богов и царей, распределяя и разделяя достоинство тамошнего блаженства. Сверх сего, свет, в собственном смысле, есть просвещение Крещения, о котором у нас ныне слово, и в котором заключается великое и чудное таинство нашего спасения.

Поелику вовсе не грешить свойственно Богу — первому и несложному естеству (ибо простота мирна и безмятежна), и также, осмелюсь сказать, естеству Ангельскому, или естеству ближайшему к Богу, по причине самой близости; а грешить есть дело человеческое, и свойственно дольней сложности (потому что сложность есть начало мятежа): то Владыка не благорассудил оставить тварь Свою беспомощною, и пренебречь ее, когда она в опасности возмутиться против Него. Но как создал несуществовавших, так воссоздал получивших бытие — созданием, которое божественнее и выше прежнего, и которое для начинающих есть печать, а для совершенных возрастом — благодать и восстановление образа падшего чрез грех, чтобы, от отчаяния делаясь худшими, и непрестанно увлекаемые им в большее зло, по тому же отчаянию совершенно не стали мы вне блага и добродетели, и впав во глубину зол, как сказано, не вознерадели (Притч. 18, 3), но чтобы, как совершающие дальний путь, по успокоении от трудов в гостинице, так и мы, по обновлении, с охотою довершили остальной путь.

Сия благодать и сила Крещении не потопляет мира, как древле, но очищает грех в каждом человеке, и совершенно измывает всякую нечистоту и скверну, привнесенную повреждением. Поелику же мы состоим из двух естеств, то есть из души и тела, из естества видимого и невидимого; то и очищение двоякое, именно: водою и Духом; и одно приемлется видимо и телесно, а другое, в то же время, совершается нетелесно и невидимо; одно есть образное, а другое истинное и очищающее самые глубины; а сие, вспомоществуя первому рождению, из ветхих делает нас новыми, из плотских, каковы мы ныне, богоподобными, разваряя без огня и воссозидая без разрушения. Ибо, кратко сказать, под силою Крещения разуметь должно завыть с Богом о вступлении в другую жизнь и о соблюдении большей чистоты.

И конечно, каждый из нас всего более должен страшиться и всяцем хранением блюсти (Притч. 4, 23) свою душу, чтобы не оказаться нам солгавшими сему исповеданию. Ибо, если Бог принятый в посредники при договорах человеческих утверждает их, то сколь опасно соделаться нарушителем заветов, которых заключены нами с Самим. Богом, и быть виновными пред Истиною, не только в других грехах, но и в самой лжи? Притом, нет другого ни возрожденья, ни воссоздания, ни восстановления в древнее состояние. Хотя, сколько можно, домогаемся оного со многими воздыханиями и слезами, и хотя чрез сие закрываются с трудом раны, по крайней мере по моему определению и уставу (точно верим, что закрываются, даже желали бы, чтобы изгладились и следы ран; потому что сам я имею нужду в милосердии); впрочем лучше не иметь нужды во втором очищении, но устоять в первом, которое, как знаю, всем есть общее, и не трудно, и равно открыто рабам и господам, бедным и богатым, низким и высоким, благородным и неблагородным, должникам и недолжным, как вдыхание воздуха и разлияние света, преемство годовых времен, рассматривание мироздания — это великое и общее для всех нас наслаждение, а также и равные уделы веры. Ибо страшно, вместо нетрудного врачевания, употреблять труднейшее, отвергнув благодать милосердия, делаться подлежащим наказанию, и вознаграждать за грех исправлением. Да и сколько нужно пролить слез, чтобы они сравнились с источником Крещения? И кто поручится, что смерть ждет нашего уврачевания? что пред судилищем станем уже не должниками и не имеющими нужды в тамошнем огненном испытании? Может быть ты, добрый и человеколюбивый вертоградарь, будешь молить Господа — пощадить еще смоковницу и не иссякать ее, как обвиняемую в неплодии (Лк. 13, 6), но дозволить осыпать ее гноем — слезами, воздыханиями, молитвами, возлежанием на голой земле, бдениями, изнурением тела и исправлением чрез исповедь и самоуничиженную жизнь; но неизвестно, пощадит ли ее Господь, как напрасно занимающую место, между тем как другой имеет нужду в милосердии, и делается худшим от долготерпения к ней.

Со Христом спогребаемся чрез крещение, чтобы с Ним и восстать; с Ним низойдем, чтобы с Ним взойти и на высоту; с Ним взойдем, чтобы и прославиться с Ним! Если после крещения приразится к тебе враг света и искуситель (а он приразится; ибо приражался к Слову и Богу моему, обманувшись внешним покровом, — приражался к сокрытому Свету, обманувшись видимость); то имеешь, чем победить его. Не страшись подвига; противопоставь воду, противопоставь Духа; сим угасятся вся стрелы лукавого разженныя (Еф. 6, 16). Ибо здесь Дух, и даже Дух разоряяй горы (3 Цар. 19, 11); здесь вода, и даже вода угашающая огонь. Если искуситель представит тебе нужду (как дерзнул и Христу), и потребует, да камение хлебы будут (Мф. 4, 3), возбуждая тем голод; окажись не незнающим его намерений. Научи его, чему он еще не доучился; противоположи ему слово живота, которое есть хлеб, посылаемый с неба и дарующий жизнь миру. Если искушает тебя тщеславием (как и Христа, возведя на крило церковное, и сказав: верзися низу в доказательство Божества, (Мф. 4, 5–6); не низлагай себя превозношением. Если сие приобретет, не остановится на том; он ненасытен, на все простирается; обольщает добрым, и оканчивает лукавством: таков способ его брани! Даже и в Писании сведущ сей душегубец; из одного места скажет: писано есть о хлебе, из другого: писано об Ангелах. Писано бо есть, говорит, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, и на руках возмут тя (Пс. 90, 12). О хитромудренный на зло, для чего не договорил и последующего (я твердо помню сие, хотя и умолчишь ты), что, ограждаемый Троицею, наступлю на тебя — аспида и василиска (Пс. 90, 13), и буду попирать змию и скорпию (Лк. 10, 19)? Если же станет преодолевать тебя ненасытимостью, в одно мгновение времени и зрения показывая все царства, как ему принадлежащие, и требуя поклонения; презри его, как нищего, и с надеждою на печать [1] скажи: “я сам образ Божий, не погубил еще небесной славы, как ты чрез превозношение; я во Христа облекся, во Христа преобразился Крещением; ты поклонись мне”. И враг, как твердо знаю, побежденный и посрамленный сими словами, как отступил от Христа — первого Света, так отстоит и от просвещенных Им.

Сие дарует купель Крещения, ощутившим силу ее! Такое пиршество предлагает она имеющим благую алчбу! Итак будем креститься, чтобы победить; приобщимся очистительных вод, которые омывают лучше иссопа, очищают паче законной крови, которые священнее, нежели пепел юнчий, кропящий оскверненная (Евр. 9, 15), имеющий силу только на время очищать тело, а не истреблять совершенно грех. Ибо какая была бы нужда очищаться тем, которые однажды очищены? Крестимся ныне, чтобы не потерпеть принуждения завтра; не будем отдалять от себя благодеяние, как обиду; не будем ждать, пока сделаемся худшими, чтобы прощено было нам дольше; не будем Христо-корчемниками и Христо-купцами, не станем обременять себя сверх того, что можем понести, чтобы не потонуть вместе с кораблем и не подвергнуть кораблекрушению благодать, погубив все, когда надеялись получить дольше. Спеши к дару, пока еще владеешь рассудком; пока не болен и телом и духом, или не кажешься больным для присутствующих, хотя и здрав ты умом; пока твое благо не в чужих руках, но ты сам господин ему; пока язык твой не запинается, не охладел и может ясно произнести (не говорю уже о большем) слова тайноводства; пока можешь сделаться верным так, чтобы другие не догадывались только о сем, но удостоверившись в том, не сожалели о тебе, но ублажали тебя; пока дар для тебя очевиден, а не сомнителен, благодать касается глубин, а не тело омывается на погребение; пока нет около тебя слез — признаков твоего отшествия, или только в угождение тебе удерживают их, а жена и дети желают продлить минуту разлуки и домогаются последних от тебя слов; пока нет при тебе неискусного врача, обещающего нисколько часов жизни, которые не в его власти, наклонением головы определяющего надежду исцеления, умеющего рассуждать о болезни после смерти, удалением от тебя или вынуждающего большую плату, или дающего знать о безнадежности; пока не спорят о тебе креститель и корыстолюбец спеша — один тебя напутствовать, а другой вписаться к тебе в наследники, между тем как время не позволяет ни того, ни другого. Для чего ждешь благодеяния от горячки, а не от Бога? от времени, а не от рассудка? от коварного друга, а не от спасительной любви? не от собственной воли, а от принуждения? не от свободы, а от крайности обстоятельств? Почему тебе надобно от другого узнавать о своем отшествии, а сам не хочешь помыслить о нем, как уже о наступившем? Почему домогае