Реферат Курсовая Конспект
К Немесию - раздел Религия, Свт. Григорий Богослов Немесий, Око Правосудия И Красноречия, Ты, Который Прежде Был...
|
Немесий, око правосудия и красноречия, ты, который прежде был славен у царя тем, что умел давать великую силу древним и авзонским законам, при алтарях правосудья обличая неправое дело собственными словами противника, а напоследок воссияваешь на высоком месте правителя у боголюбезных Каппадокиян, показывая им начатки своего правоведения! другие стали бы превозносить твою славу в стихах и громозвучных песнопениях, изливая из уст то пламенное красноречье, которое тебе свойственно, в котором ты всех далеко оставил за собою; потому что, если бы кто захотел подробно описать твои доблести, они, как ток великой реки, разделившейся на многие ветви, составили бы достаточный предмет для многих речей; Другие же, изобразив резцом или отлив в горниле из меди твой лик, о, муж обильный словом, поставили бы на градских стогнах безмолвного Немесия, чтобы прославить тем свои города; потому что городам доставляет славу и самый образ доброго правителя, видимый потомками. А меня великий Бог соделал ведущим небесное и земное; у меня ум, при озарении великого Духа исследывая самые глубины, парит выше всего; и потому буду говорить, что только прилично сказать священнодействующему, громозвучному вестнику истины, ученику тех, которые не на твердость доводов полагались, не силою богатства надмевались, но, не будучи дотоль славными, уловили мир в вожделенные Божии мрежи, чтобы всякий сознался, что чрез них действовала сила Бога-Слова. Но и ты удостой вниманьем мою песнь; ты долгое время услаждал слух приятными, но суетными песнопениями, в которых, как у любодейных женщин, привлекательность поддельна; теперь преклони не надолго слух твой к моим словам, в которых неувядающую и неизменяемую красоту составляет мысль, ясным светом озаряющая чистые очи. Ибо, если бы Христос свыше уязвил и пронзил насквозь сердце твое Своею животворящею стрелою; то, рассмотрев внимательно ту и другую любовь, узнал бы ты, сколь приятна поражает жало стрелы Царевой.
Седая моя голова и согбенные члены склонились уже к вечеру болезненной жизни. Много скорбей встречало мое сердце, а между ними много и кратковременных наслаждений; но я не видал еще славы, которая была бы выше и прочнее славы—приближаться к Божеству пренебесного Бога. Одна слава была для меня приятна—приобрести познания, какие собрали Восток и Запада и краса Эллада—Афины; над сим трудился я много и долгое время. Но все сии познанья, повергнув долу, положил я к стопам Христовым; они уступили Слову великого Бога, Которое столько же затмевает Собою всякое извитие и многообразное слово ума человеческого, сколько высокошественное солнце затмевает собою прочие звезды. Посему уважь мои слова; это и для тебя будет лучше.
Человеку, который есть Божие создание, прекрасный и нетленный образ небесного Слова, который духовен, способен к духовному ведению и превыспрен,—человеку, говорю, не позволительно и не свойственно, вопреки справедливости, преклоняться пред суетными идолами, пред ничтожными, составленными из тленного вещества, изображеньями рыб, земных животных и воздушных птиц, — пред сими произведениями человеческой руки, погибающими от ржавчины и моли,—произведениями из веществ, которых одна часть чествуется, а другая брошена с презрением. Он не должен покланяться небесным телам, которые, при всей великой своей красоте, не боги, но произведенья Бога Творца; не должен покланяться ни луне, ни солнцу, ни звездам—сим украшениям неба, ни самому небу, этому необъятному круговращающемуся телу, украшенному многими внутренними красотами, этому безмолвно вещающему и вместе велегласному проповеднику того искусства, которое водрузило и гармонически связало сию вселенную, чтобы человек в видимом постигал невидимое. Ибо кто видит великолепный дом, тот представляет себе и соорудившего дом; и корабль есть не говорящей провозвестник о строителе корабля.
А ты, делатель богов, отец новых небожителей, ты с ненавистными чествованиями преклоняешь уже колена и пред бессильными демонами, называя их злыми и добрыми, тогда как все они злы, неприязненны доброй твари, завистливы, бесолюбивы, свирепы, услаждаются плотями и туками жертв, погрязли в нечистотах. Их, после долговременного владычества на земле, изгнал Своею честною кровью Христос — Слово великого Бога, когда в человеческом образе явился неодолимый Бог. Он прекратил преступные кровопролитья, и показал нам умную жертву, дотоле сокровенную и явленную не многим. И не дивись сему! Часто и я, Христово доетояние, едва произносил досточтимое Имя, как демон с шумом убегал далеко прочь, скорбя и исповедуя могущество Царствующего в горних. То же самое происходило, когда описывал я в воздухе, по-видимому исчезающее, знаменье великого креста. И такое изображение делалось победным памятником, как древле руки великославного Моисея.
Желал бы я взойти на верх высокой башни и возгреметь вслух всем жителям земли: «Смертные человеки! строители того, что не существует! долго ли вам обольщаться и обольщать ложными, наяву видимыми грезами, и без цели блуждать по земле? Суемудрые служители идолов! покровителями своих страстей умыслили вы поставить непотребных богов, лжецов, человекоубийц, строптивых, клятвопреступников, хищников, андрогинов, прелюбодеев, мужеложников. Смотри, во сколько видов превращался самый первый из них, чтоб удовлетворить своему распутству. Он бывал волом, лебедем, золотом, змеею, мужем, медведем принимал на себя всякий вид, какого требовал немощный ребенок—нетерпеливый Эрот, как уверяют сами творцы этих бессильных богов. Но не довольно сего; вы и собственные страсти свои чествуете жертвами, и для каждого порока есть у вас особый заступник, чтобы всякий грех не только оставался ненаказанным, но даже почитался добрым делом, потому что оказавший ему почесть угождает тем Богу. Рассмотри и другое полчище пресловутых помощников—этих ифифалов рогатых, не имеющих шеи, до половины тела — змей, зверообразных, совмещающих в себе члены различных зверей, достойных смеха чудищ!»—О, если бы они увидели у себя таких детей, каких чтут богов! О, если бы сделались они такими же помощниками для своих друзей, или сами встретили таких же помощников, когда угрожает им враг, каких помощников своим порокам имеют в сих богах! Но для чего тебе описывать сие подробно, и из священных уст источать такие мерзости? Одно важнее всего; но это, как гвоздем, скрепляется словом.
Мы, при помощи высоких книг и божественных пророков, а напоследок богодухновенных учеников Ходатая Христа, у которых ум исписан светозарным Духом, и которые чистым сердцем видели великого Бога (а это единственный способ постигать невидимое Божество),—мы стали сведущи в небесном, просвещены самим Богом, и восходим выше и выше, сколько нам, однодневным тварям, возможно восходить здесь к Богу; ибо глаз, и при самом остром зрении, не легко проникает сквозь облака. Но большее ведение предоставлено нам впоследствии; ибо тем и награждается желание, что достигает желаемой цели. И которые из вас столько же стали внимательны к нашему ученью, сколько прежде были к вашим басням и гибельным чествованьям, те трекратно и четырекратно блаженные смертные; потому что не единомышленны на злое, но подвергли его законному наказанью; и тех, кого вы чествуете алтарями, благозвучными народными гимнами, пресловутыми гекатомбами, нередко предавали они в снедь долговечным воронам.
Если же вашим богословам (потому что и у вас есть, точно есть, истолкователи священных песней) угодно утверждать, что, хотя все это—пустая песнь, по законам приятного сладкогласия, мерным словом изложенная, игривая баснь, однако же и в этом, под роскошною видимостью, скрывается более важная мысль, усматриваемая разумными, и имеющая две стороны, как и двулицый Ерм, который одним лицом смотрит вперед, а другим назад: то заметь, что и против сего есть у меня неотразимый, как думаю, довод. И в наших писаниях двоякий есть смысл, один внутренний — досточтимого Духа, а другой внешний; оба же Божественного начертания. И один внятен немногим, а другой многим на тот, думаю, конец, чтобы преимущество имели мудрые, или чтобы с трудом приобретаемое тверже соблюдалось; ибо что скоро приобретается, то непрочно. Впрочем, в наших Писаньях тело и само светло, и облекает собою боговидную душу; это двойная одежда — багряница, просвечивающая нежною сребровидностью. Но у нас ничего нет срамного, что закрывало бы собою Бога. Стыжусь в помощь Божеству употреблять баснь. Кто велит тебе, спеша в Итаку, плыть мимо утесов Сциллы, или мимо грозной и гибельной Харибды, где до окончанья плаванья можешь погибнуть? Кто заставляет тебя, идя к источнику чистого Божества, останавливаться среди тины, где, пока вязнешь в тине, утечет от тебя чистая струя?
Обрати вниманье и на это мудрое слово. Большая часть людей худы, и без путеуказателя склонны к пороку; немногие же идут к совершенству. Остановить поток—для меня трудно; а дать ему течь по скату—весьма легко. Если же сделаешь богов покровителями разврата; то, прежде нежели разумным словом своим рассеешь мрак непроницаемой басни, погубишь ты чтителя басен, стремящегося к свету. Но к чему мне другие доказательства? Хотя ты и столько умен, что в состоянии оспорить другого; однако же уверишься, если можешь, от моего довода. Ежели басни в вашем учении составляют сущность; то бросьте их наземь. Что за приятность жертвовать своим достояньем в честь невероятного срама, и бесчестить Бога—родителя и путеводителя жизни? А ежели баснь не составляет сущности, и любящий баснословить подобно старухам, который забавляются за любимыми чашами в бессонные ночи, сам себе на глаза налагает покрывало; то да падет это во глубину моря, как и погибло уже многое из таких бредней. Ибо Христос содержит все до самых пределов мира, совокупив во едино Своими дланями, который некогда распростер Он на преславном кресте.
Если же кажется тебе неприличным, что пришел ко мне Бог чрез непорочную Матерь по новым законам девического и безмужнего рожденья, избавляя от страданий меня, низложенного грехом, что Он умер, приложился к мертвецам, а потом восстал: то, любитель приличий, воздающий чествованье чистым богам, рожденным от чистых богов, если не слыхал ты прежде, по крайней мере ныне выслушай от меня слово, какое вдохнул мне Христос, мой Бог, непреложный в слове.
Многие держатся и такого ученья, что из лона девического прозяб Божий человек, которого Дух соорудил храмом великого Бога, воздвигая чистый храм; потому что Матерь есть храм Христов, а Христос есть храм Слова. Ибо после того, как губительный змий подверг наше естество горькому преступлению, положено было рождением Божественного человека уврачевать грех и низложить ужасную державу пребеззаконного змия. Для сего сей Божий человек прошел сквозь утробу, и почтил одну половину нашего рожденья, а другой не коснулся, так как родила неискусомужная Дева. Но когда Дух создал и обожил Его во утробе, по исполнении же времени извел на свете; тогда приял на Себя грубую плоть и наполнил храм чистым Божеством Царь—Слово. Но тот и другой, и Божий человек и Царь-Слово, стали для меня единым Богом. Ибо смертное не уступило своего места наполнившему оное Бессмертному. Умер же Он по собственной воле, не надолго сложив в могилу Свое членосоставное тело, чтобы, восстав по возвращению из мертвых, воскресить умерших, и привлечь их к Себе, как магнит камень привлекает твердое железо. Ибо всецелого меня, со всеми человеческими свойствами, воспринял на Себя Христос, приняв плоть, рожденье, мой образ, поруганье, гроб, славу, воскресенье.
Так говорю, чтобы остановить неудержимое стремленье вашего слова, когда вы, покрытые срамом, вынуждаете меня на страшную прю, и пред собою не видите пучины грязи, а у меня замечаете капли. Но если желаешь знать истинное ученье, приклони слух свой. Знаю, что сказанное мною будет неприятно для многих; потому что многие не имеют здравого разума, но, увлекшись суетными мненьями, вознерадели об истине: однако же скажу, не скрывая, несомненное ученье, хотя паче всего желаю сребровидной жизни.
Кроме гнусного порока нет ничего неблагоприличного; единственное же совершенство — добродетель. Все прочее занимает средину между добром и злом, и зависит от нашего произволения, оно благопотребно для добрых, и наоборот весьма неблагоприлично для злых. Сюда же отношу я и тайну моей вещественности — то, что с моими членами соединен бессмертный образ. Не по ненависти Бог создал человека, который есть свидетель Его Божества, дольний царь и слава горнего Царя. Не по любви также Божьей дано человеку бедственное рождение. Или прекрати слово, но откажись, что имеешь понятие о Божестве. Ты говоришь: если Христос произошел на свете не чрез чистую утробу, то нечиста; потому что для нечистого не вместимо чистое. Но положи, ежели тебе угодно, что рождение есть нечто нечистое. Однако же всякому здравомыслящему известно следующее. К кому ни коснется солнечный луч, всякому приносит он света; к чему ни примешается приятность благоухающего мура, все то немедленно начинает благоухать. Но ни к солнцу, ни к муру не прикасаются никакие скверны. Так Бог, пришедший чрез чистую Матерь, не только Сам не осквернился во утробе, но и ее очистил. Так и умерши, сокрушил Он державу смерти, и не только Сам ничего не потерпел от смерти, но и ее истребил. Таково мое учение; а твой неукротимый язык, если прежде был неукротим, теперь да укротится!
Теперь вещает мой Христос; но и ты возбуди язык свой к благоговейному вещанию.
«Настала весна, а зима прошла, и наступило ясное благоведрие. Приступите же, и насытьтесь от Меня безмерным светом. Долго ли быть вам связанными в темных пещерах? Наступило уже время, о котором издавна дал вам обетованье светлый Дух. Приступите, вкусите жизни, но примите и новое очищенье!»
Умолкните, стихотворцы! перестаньте и вы, неистовые демоны, воодушевлять к самым беззаконным песнопеньям! Пусть Орфей водит за собою зверей! Пусть Аскреянин Исиод поет своему Персею! пусть славный Омир воспеваете Трою и бедствия! Пусть Мусей и Лин, прославившиеся песнопеньями в глубокой древности, у богов поучаются мерам стиха! А трояко доблественный Ермий и против воли да спомоществует моей песни, и Сивилла в стихах своих да чествует крест! Разимые стрелами великого Божества, хотя и ближе других (не отрицаю сего) подошли они к истине, однако же не по Божию вдохновенью, но потому что заглядывали в наши книги, а сами частью вовсе пребывали лишенными света, частью же не надолго усматривали мелькнувшую молнию, и тотчас погружались снова во мрак.
Посему уступите мне, и наконец образумьтесь. Пусть Фив порицает смерть небывалых богов! Само-Отец, не зачат, безматерен Тот, Кто сокрушил во мне злую силу, воспев последнее (Матф. 26, 30). А кастальский источник, и Дафна, и прорицалища дуба, да низринутся во прах, не имея цены даже и для глупцов! Да падет египетский демон, пустословящий бог, Аммон; да падут также Вранхиды и надменный Епидаврянин; да исчезнут и скрытые и видимые очами обряды, и мерзости знаменитой у древних элевзинской ночи, и приводящий в бешенство раздирающий звук фригийских свирелей, и диктейские корабанты, в полном вооружении предающиеся неистовству, и вакханты, ходящие по горам вокруг Семелина сына, и злые призраки ночной Гекаты; да исчезнут жестокости во храме Мифры, неслыханные дотоле оргии, завыванья галлейской Кибелы, все мерзости распутства, какие производятся в честь оплодотворяющего Нила, жалобные мычанья Изиды и Озириса, сухой пень Серапис— с зловредною о нем баснею, откормленный бык Апис и безумный Мемфис, и ты, жалкая Лакена, изведывающая крепость юношей, которые, окружая твой жертвенник, секут друг друга бичами, и гетский Замолксис, бросающий стрелы в толпу; страшные для чужеземцев жертвоприношения у Тавров; бог прекрасного Просимна, обнимающий деревянного Фала; сладострастное торжество и торг в честь Киприды; Линд сопровождающий свои священнодействия ругательствами! Все приведено в бездействие кровью великославного Христа, Который вместе (что составляет величайшее из чудес) и перворожден и новорожден.
О тебе, Эмпедокл, жерло огнедышащей Этны засвидетельствовало, что ты надмевался напрасно и был смертен; выбросив медные туфли легкомысленного бога, оно опозорило тебя пред всеми смертными, когда желал ты прославиться своим несчастным скачком! Перестаньте баснословить, Иракл, Эмпедотим, Трофоний, и ты, невероятная гордыня тщеславного Аристея; вы смертны, а не блаженны,—это видно из ваших страданий; и только тем, что не надолго сокрывались от взора людей, также давностью обмана, при помощи своих басен, восхитили вы не принадлежащую вам славу! Но Христос не малочисленными прославлен устами: Его слава с теченьем времени не истребилась, как дым, мгновенно рассеваемый в воздушных пустотах; потому что немедленно падать—это закон для славы бренной. Но Христос всегда и у всех славен; слава Его с продолженьем лет будет возрастать непрестанно более и более; а некогда (в чем я уварен) на целую землю наложит она свои узы: ибо так предречено, и предсказанное идет уже к своему исполнению. Впрочем сие предоставим воле великого Бога! А я изрекаю то, чему научил меня Христос, Свет мой, показывая все основанья наниего ученья, Божество, Божью тварь, и кормило всего, которым Слово великого Бога непрестанно приводит в движенье мир; и изрекаю сие кратко в немногие стихи (таков у меня обычай) заключив обширное слово; все же прочее отсылаю за Гадес.
А ты, превосходнейший из друзей, Немесий, прими сей дар моей дружбы, дар приятнейший других даров, заимствованный из моих только стяжаний, и у меня единственный! Это не песнь сладкопесного лебедя, оплакивающего смерть свою, когда ветер приражается к его старческим крылам; это не жалобное пенье соловья, когда зима налагает узы на всех, а вместе и на поющих птиц; но сладкопенье Христоносных уст, настраиваемое самим Богом. Прими теперь от меня сей дар за все благодеяния, какими почтил ты мою седину, мою дружбу, мою болезнь, и мое крылатое слово — эту и твою славу, почтил (что всего удивительнее и дороже) еще прежде, нежели видел меня своими очами. Ибо у людей уваженье свидетельствуется только в глаза.
Если последуешь сим советам и дашь ветрилам моим свободное плаванье; то трекратно блажен ты, что имеешь такое руководство и такую цель. А ежели не покоришься им, и завистник, который не хочет, чтобы хотя один человек был; благоуспешен во всем, так сильно обаял тебя своим лукавым оком; то и тогда да сопровождаешь тебя сей добрый памятник Григорьев. Может быть, впоследствии одобришь мое слово и из малой искры возгнетешь в себе высокий пламень. И тогда кто-нибудь скажет: «Вот великодушный Немесий, который у Каппадокиян держал верные весы правосудья! Он пошел от нас не с обманчивым серебром и золотом, не с благородными крылатыми конями, имеющими отличную славу; потому что он неуязвим был богатством: но вместо всего приобрел великую и светлую жемчужину — Христа». А сим богатством (похвалюсь этим) мои соотечественники Каппадокияне превосходят всех. О если бы ты, как теперь написан в моих книгах, так вместе с нашими стал написан и в книги небесной!
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Увещание к духовной жизни... Скажи мне друге ужели тебе служанка кажется чем то превосходнейшим нежели супруга По крайней мере не та кова моя...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: К Немесию
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов