Возлюби ближнего своего

 

Присущий Джону Хартунгу чёрный юмор проявляется уже в самом начале книги[164], когда он рассказывает о попытке южных баптистов пересчитать количество попавших в ад жителей Алабамы. Согласно заметкам в «Нью‑Йорк таймс» и «Ньюсдей», полученное посредством засекреченной взвешенной формулы общее количество грешников составило 1,86 миллиона, причём методисты имели больше шансов на спасение, чем католики, а «практически все, не принадлежащие к церковной пастве, попали в число пропащих душ». Нынче проявление подобного необъяснимого самодовольства можно встретить на различных посвящённых «вознесению» веб‑сайтах, причём авторы всегда непоколебимо убеждены, что придёт день – и они отправятся прямиком на небо. Вот типичный образчик текста одного из наиболее самоуверенных представителей жанра «к вознесению готов»; предоставим слово автору: «Если я однажды исчезну по причине вознесения на небо, хочу поручить святым‑страдальцам сделать “зеркало” этого сайта или продолжать его оплату».[165]

Из проведённого Хартунгом изучения Библии следует, что у христиан немного поводов к такому уверенному самодовольству. Следуя в данном случае традициям единственного знакомого ему учения – Ветхого Завета, Иисус обещал спасение исключительно евреям. Хартунг ясно показывает, что заповедь «не убий» не несла того значения, которое вкладываем в неё мы. Она однозначно запрещала убивать лишь евреев. И остальные заповеди, упоминающие «ближнего», относятся только к соплеменникам‑евреям. Высокоуважаемый раввин и врач XII века Моше бен Маймон объясняет исчерпывающее значение заповеди «не убий» следующим образом: «Убивая сына Израилева, человек нарушает заповедь, ибо в Священном Писании сказано “не убий”. Если кто совершает убийство преднамеренно и в присутствии свидетелей, его нужно казнить мечом. Не требует пояснения, что убивший язычника не должен быть казнён». Не требует пояснения!

Хартунг приводит аналогичное рассуждение синедриона (возглавляемого первосвященником верховного суда в Иудее), оправдавшего человека, якобы собиравшегося убить животное или язычника и по ошибке убившего сына Израилева. Эта моральная головоломка позволяет провести интересный мысленный эксперимент. Что, если бы он бросил камень в группу из девяти язычников и одного еврея и по несчастному стечению обстоятельств убил бы еврея? Трудно, не правда ли? Но ответ уже готов. «Его невиновность проистекает из преобладания в вышеописанной группе язычников».

Хартунг использует множество уже приведённых мною в данной главе библейских цитат о покорении Земли обетованной Моисеем, Иисусом Навином и судьями. Я уже подчёркивал, что религиозные люди нынче уже не рассуждают, как герои Библии. Полагаю, это означает, что наши нравственные качества проистекают из иного источника, доступного каждому человеку вне зависимости от того, религиозен он или нет. Хартунг, однако, цитирует пугающие результаты исследования, проведённого израильским психологом Георгием Тамариным. Тамарин раздал тысяче израильских школьников в возрасте от восьми до четырнадцати лет описание иерихонской битвы из Книги Иисуса Навина (6:15–23):

 

Иисус сказал народу: воскликните, ибо Господь предал вам город! город будет под заклятием, и всё, что в нём, Господу… и всё серебро и золото, и сосуды медные и железные да будут святынею Господу и войдут в сокровищницу Господню… И предали заклятию всё, что в городе, и мужей и жён, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, [всё истребили] мечом… город и всё, что в нём, сожгли огнём; только серебро и золото и сосуды медные и железные отдали в сокровищницу дома Господня.

 

Затем Тамарин задал детям простой моральный вопрос: «Как вы думаете, правильно поступили Иисус и сыны Израилевы или нет?» Они могли выбрать: A (абсолютно правильно), B (в чём‑то правильно) или C (абсолютно неправильно). Результаты разделились: 66 процентов выбрали полную правоту, 26 процентов – полную неправоту, а гораздо меньшее количество – 8 процентов – оправдали их поведение частично. Вот три типичных ответа из группы полного оправдания (A):

 

Я считаю, что Иисус и сыны Израилевы поступили хорошо по следующим причинам: Бог обещал им эту землю и разрешил её покорить. Если бы они действовали по‑другому и никого бы не убили, то могло случиться, что сыны Израилевы были бы ассимилированы гоями.

 

 

Я считаю, что Иисус поступил правильно, когда он это сделал, потому что Бог велел ему истребить людей, чтобы колена Израилевы не смешались с ними и не научились дурному.

 

 

Иисус поступил хорошо, потому что жившие на этих землях люди были другой религии, и когда Иисус их убил, он стёр эту религию с лица земли.

 

В каждом из этих ответов устроенный Иисусом геноцид оправдывается на религиозной основе. И даже ответ C – абсолютное неодобрение – выбирался порой по скрытым религиозным причинам. Вот, например, почему одна из девочек не одобряет покорение Иерихона Иисусом: чтобы покорить землю, ему пришлось в неё войти:

 

Я считаю, что это плохо, потому что арабы – нечистые, и, входя в нечистую землю, человек тоже становится нечистым и на него падает её проклятье.

 

Двое других полностью не одобряют действия Иисуса, потому что он уничтожил всё, включая здания и скот, вместо того чтобы сохранить их для сынов Израилевых:

 

Я считаю, что Иисус поступил неверно, потому что они могли оставить животных себе.

 

 

Я считаю, что Иисус поступил неверно, потому что он мог не разрушать дома Иерихона; если бы он их не разрушил, то они достались бы сынам Израилевым.

 

Также часто цитируемый как кладезь премудрости бен Маймон не оставляет сомнения в своей точке зрения: «Нам ясно заповедано истребить семь наций, ибо сказано: “Предай их заклятию”. Отказывающийся предать смерти всех, кого он в состоянии умертвить, нарушает заповедь, ибо сказано: “Не оставляй в живых ни одной души”».

В отличие от бен Маймона, участвовавшие в эксперименте Тамарина дети были ещё малы и наивны. Высказанные ими кровожадные взгляды, скорее всего, отражают точку зрения их родителей или взрастившего их общества. Думаю, что никого не удивит, если выросшие в той же раздираемой войнами стране палестинские дети выскажут аналогичные взгляды в прямо противоположном направлении. Эта мысль приводит меня в отчаяние. Вот она – жуткая по своей силе способность религии, и в особенности религиозного воспитания детей, разделять людей на веками враждующие лагеря и поощрять многолетнюю кровную месть. Невозможно забыть, что в двух из приведённых типичных ответов группы A эксперимента Тамарина дети пишут о пагубности ассимиляции, а в третьем – подчёркивается необходимость убивать людей для искоренения их религии.

В тамаринском эксперименте также присутствовал поразительный контрольный опыт. Другой группе из 168 израильских школьников дали тот же самый текст из Книги Иисуса Навина, заменив Иисуса на «генерала Лина», а Израиль – на «китайское царство 3000 лет назад». На этот раз результаты эксперимента оказались прямо противоположными. Только 7 процентов участников одобрило поведение генерала Лина, тогда как 75 процентов признали его абсолютно неправильным. Другими словами, стоило исключить из формулы приверженность иудаизму – и большинство детей вернулось в рамки нравственных ценностей, разделяемых основной массой современных людей. Действия Иисуса представляют собой варварский акт геноцида. Но с религиозной точки зрения всё становится с ног на голову. И эта разница начинает проявляться в самом раннем возрасте. Именно религия определила, порицали дети геноцид или оправдывали его.

Далее в своей работе Хартунг рассматривает Новый Завет. Вот его выводы вкратце: Иисус придерживался той же групповой формы морали и той же нетерпимости к чужакам, которая насквозь пропитывает Ветхий Завет; он был законопослушным иудеем. Идея нести еврейского бога неверующим впервые пришла в голову Павлу. Хартунг выражает это более резко, чем смог бы сделать я: «Иисус бы в гробу перевернулся, узнай он, что Павел передаст его план свиньям».

Немало забавного Хартунг нашёл в книге Откровение Иоанна – несомненно, одной из самых странных библейских книг. Предполагается, что она написана святым Иоанном, и, по выражению «Библейского руководства Кена», если его апостольские послания классифицировать как «Иоанн обкуренный», то Откровения – это «Иоанн кислотный».[166]Хартунг комментирует два стиха из Откровения, где количество «запечатлённых» (что некоторые секты, например Свидетели Иеговы, переводят как «спасённых») ограничено ста сорока четырьмя тысячами. Хартунг обращает наше внимание на то, что все они должны быть евреями – по двенадцать тысяч из каждого колена. Кен Смит далее поясняет, что сто сорок четыре тысячи искупленных «не осквернились с жёнами», что, по‑видимому, означает, что ни одна женщина в их число не входит. Что ж, этого следовало ожидать.

В исследовании Хартунга читатель найдёт много других любопытных фактов. Ограничусь здесь рекомендацией его работы заинтересованным и кратким резюме:

 

Библия представляет собой свод законов для выработки групповой морали с готовыми инструкциями для геноцида, порабощения соседних групп и мировой гегемонии. Но Библия не является злом только по причине ставящихся задач или даже только из‑за прославления убийства, жестокости и насилия. Многие древние тексты повинны в том же – «Илиада», исландские саги, мифы древней Сирии, надписи древних индейцев майя и другие. Однако нам не пытаются продать «Илиаду» в качестве канона нравственности. В этом‑то и проблема. Библию продают и покупают как руководство, по которому люди должны жить. И это, несомненно, главный мировой бестселлер всех времён.

 

Чтобы читатель не подумал, что снобизм традиционного иудаизма является чем‑то исключительным среди религий, приведу следующий самодовольный стишок из псалма, сочинённого Исааком Уоттсом (1674–1748):

 

Господь, по благости Твоей неизмеримой

И не случайно, верую притом,

Явился я в сей в мир христианином,

А не евреем иль еретиком.

 

В этом опусе больше всего поражает даже не самодовольство, а кроющаяся за ним логика. Огромное количество других людей родились в лоне других, нехристианских, религий: так как же бог решает, кого наградить при рождении? Почему предпочтение отдаётся Исааку Уоттсу и другим счастливчикам? И какова природа той сущности, которую бог избрал, чтобы даровать ей счастливое рождение в лоне христианской веры в тот момент, когда Исаак Уоттс ещё не был зачат? Так можно погрузиться глубоко, но никакие глубины не страшны теологически настроенным умам. Псалом Исаака Уоттса вызывает в памяти три ежедневные молитвы, которым обучают мужскую часть ортодоксальных и традиционных (но не прогрессивных) иудеев: «Хвала Богу за то, что Он не создал меня язычником. Хвала Богу за то, что Он не создал меня женщиной. Хвала Богу за то, что Он не создал меня рабом».

Религия, безусловно, разделяет людей, и это одно из самых серьёзных обвинений, выдвинутых против неё. Однако часто, и справедливо, утверждается, что войны и раздоры между различными религиозными группировками и сектами редко ведутся из‑за одних лишь теологических разногласий. Убивая католика, ольстерский протестант вряд ли бормочет: «Вот тебе, пялящийся на Деву Марию подонок, разящий ладаном пресуществленец!» Куда как вероятнее, что он мстит за смерть убитого другим католиком протестанта, возможно продолжая тянущуюся через несколько поколений цепь кровавой вендетты. Религия становится символическим выражением межгрупповой вражды и мести, не лучше и не хуже других ярлыков, таких как цвет кожи, язык или любимая футбольная команда; и религия часто идёт в ход там, где другим ярлыкам дорога заказана.

Несомненно, беспорядки в Северной Ирландии носят политический характер. Не вызывает сомнения, что одна из групп веками политически и экономически притесняла другую. Существуют и вполне реальные, не связанные с религией поводы для недовольства и несправедливостей; но из виду часто упускается тот важный факт, что в отсутствие религии не было бы ярлыков, по которым можно отличить угнетаемых от наказуемых. Передача ярлыков из поколения в поколение стала насущной проблемой Северной Ирландии. Католические семьи, в которых родители, деды и прадеды учились в католических школах, посылают в эти школы своих детей. Протестанты, веками ходившие в протестантские школы, ведут туда же и своих ребятишек. Две группы людей с одним цветом кожи, говорящие на одном языке, любящие одни и те же развлечения, относятся друг к другу как к представителям другого вида – настолько глубок исторический раскол. Но не будь религии и разделённого по религиозному признаку образования, раскола тоже не было бы. От Косова до Палестины, от Ирака до Судана, от Ольстера до Индостана – приглядитесь к любому уголку мира, охваченному непримиримой враждой и ненавистью противоборствующих группировок. Не могу гарантировать, что религия окажется главным ярлыком для различения своих и чужих в межгрупповой борьбе. Но могу побиться об заклад: скорее всего это так.

Во время раздела Индии в религиозной борьбе между индуистами и мусульманами погибло более миллиона человек, а ещё 15 миллионов остались бездомными. Жертвы от палачей не отличались ничем, кроме ярлыка религиозной принадлежности. Между ними не было никаких других различий, кроме религии. Негодование, вызванное недавними новыми религиозными убийствами в Индии, заставило Салмана Рушди написать статью «Религия – вечный яд индийской крови»[167]. Приведу её заключительный абзац:

 

Разве достойны уважения эти или любые другие преступления, совершаемые сейчас в мире почти ежедневно во имя – жутко сказать – религии? Как искусно, с какими гибельными последствиями творит религия идолов, и как охотно мы совершаем ради них убийства! И чем чаще мы убиваем, тем меньше тревожат душу жертвы, тем легче убивать вновь и вновь.

Это проблема не только Индии, это проблема всего мира. Индийские события творились во имя бога. Бог – имя этой проблемы.

 

Не отрицаю, что ярко выраженная склонность человека быть дружелюбным к своим и враждебным к чужакам проявлялась бы и в отсутствие религии. Примером тому служит антагонизм болельщиков разных футбольных команд. Но даже болельщики порой умудряются разделиться по религиозному признаку – например, сторонники «Рейнджеров» и «Кельтов» города Глазго. При разделе на враждующие группировки важными признаками могут оказаться и язык (как в Бельгии), и расовая или племенная принадлежность (особенно в Африке). Но религия усугубляет ущерб по крайней мере тремя способами:

 

• навешиванием ярлыков на детей: с самого раннего возраста, когда дети ещё не способны сформировать собственное мнение о религии, их уже называют «детьми‑католиками» или «детьми‑протестантами» (к этому оскорблению детства мы ещё вернёмся в главе 9);

• разделением школ: часто с самого раннего возраста дети получают образование совместно с членами своей религиозной группы и в отрыве от детей, чьи семьи придерживаются других верований. Думаю, не будет преувеличением сказать, что, избавься мы от раздельных школ, волнения в Северной Ирландии утихли бы в течение одного поколения;

• запретами на «смешанные браки»: не позволяя враждующим группам смешиваться, этот запрет ведёт к продолжению вековой вражды и кровной мести. Разрешение таких браков привело бы к естественному смягчению ненависти.

 

Североирландская деревня Гленарм – резиденция графов Антримских. Однажды, на памяти ныне здравствующих людей, тогдашний граф совершил неслыханное – женился на католичке. Немедленно в каждом доме Гленарма в знак скорби захлопнулись ставни всех окон. Боязнь смешанных браков также широко распространена среди религиозных евреев. В вышеприведённых высказываниях израильских детей зловещие последствия «ассимиляции» использованы в качестве наипервейшего оправдания устроенного Иисусом Навином иерихонского побоища. Когда же люди разных вероисповеданий сочетаются браком, родственники с обеих сторон воспринимают такой смешанный брак с горечью, а затем часто следуют длительные перепалки по поводу выбора религии для детей. Помню, как ещё ребёнком, держа в руке оплывающую англиканскую свечу, я поразился, узнав, что дети от «смешанного» брака приверженцев англиканской и католической церквей всегда воспитываются в католической вере. То, что каждый священник захочет настоять на своей вере, понять было легко. Но меня смущала (и продолжает смущать) асимметрия. Интересно, почему англиканские священники не настояли на изменении правила в свою пользу? Наверное, были не такими зубастыми. Мой старый пастор и «Наш падре» Бетджемена просто оказались вежливее.

Социологи провели ряд статистических исследований по религиозной гомогамии (браки с представителями «своей» религии) и гетерогамии (браки с представителями другой религии). Сотрудник Техасского университета в городе Остине Норвал Д. Гленн собрал результаты нескольких подобных исследований, проведённых до 1978 года, и провёл их комплексный анализ.[168]Он сделал вывод, что существует ярко выраженная тенденция к религиозной гомогамии среди христиан (протестанты женятся на протестантках, католики – на католичках), которую не удаётся до конца объяснить эффектом «браков по соседству»; но особенно ярко она проявляется среди евреев. Из общего количества 6021 состоящего в браке участника опроса иудеями назвали себя 140 человек; из них 85,7 процента имели супруга или супругу того же вероисповедания. Это намного превышает ожидаемый при случайном распределении процент гомогамных браков. И конечно, это ни для кого не новость. Религиозных евреев всеми силами предостерегают от смешанных браков, и это табу служит темой многочисленных еврейских анекдотов о матерях, предостерегающих отпрысков от чар пытающихся прибрать их к рукам белокурых «шикс». Вот типичные заявления трёх американских раввинов:

 

Я отказываюсь заключать межконфессиональные браки.

 

 

Я совершаю обряд бракосочетания, если супруги выражают намерение воспитывать детей в иудейской вере.

 

 

Я совершаю обряд бракосочетания, если супруги соглашаются на посещение добрачных наставнических бесед.

 

Раввинов, согласных проводить бракосочетание совместно с христианским священником, немного, и ценятся они на вес золота.

Даже если религия сама по себе не приносит вреда, спровоцированный ею целенаправленный, умело поощряемый раздел людей путём ловкого манипулирования естественной склонностью человеческой природы к предпочтению «своих» и отвержению «чужих» приносит достаточно несчастий, чтобы объявить её мощным фактором мирового зла.