Смерть смерти

 

В Евангелии запечатлен единственный момент духовного смятения учителя — это его «моление о чаше» в Гефсиманском саду. Он знает, что ему предстоит страшная казнь, и «скорбит смертельно». В уединении ночного сада происходит драматический диалог со своей глубиной, с Отцом. Он просит Отца о милости: «Пронеси Мимо Меня чашу сию». «Но, — добавляет Он, — да будет воля Твоя, а не Моя». Если люди не принимают его истины, если она кажется им враждебной, пусть они убьют его. Когда'однажды Петр предложил Ему бежать из Иудеи, чтобы спастись, Он сказал на это: «О земном думаешь, а не о небесном». Он должен добиться не спасения своей жизни, а торжества своей истины. Семена его учения должны прорасти в еще полуспелых людских сердцах, даже если для этого придется удобрить почву своей кровью. Смерть Учителя так потрясет учеников, что в них откроется, наконец, глубина и они воспримут истину так, как не могли воспринять ее раньше. И тогда вместо одного носителя истины появится много. «Если зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то много, много плода принесет», — так наставляет Иисус, подготовляя учеников к трагическим событиям. «Вы восплачете и взрыдаете, а мир возрадуется. Вы печальны будете, но печаль ваша обратится в радость. Женщина, когда рожает, терпит скорбь, но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости».

Ученики слушали, как обычно, и не понимали. Но теперь Он в самом деле умирает. Он уверял их, что смерть — не конец. Он обещал им, что смерть будет побеждена. А ученики снимают его безжизненный труп с креста и растерянные, убитые горем, хоронят свою надежду на бессмертие. Последний взрыв муки — прощание, безнадежность. Проходит три дня. Дни первого погружения в горе, слияния со смертью. И когда после этих трех дней ученики приходят ко фобу Учителя, они застают его пустым. Христос воскрес.

Это грандиозное событие перевернуло души учеников и легло в основу новой религии. Однако что таит Воскресение Христа?

Ученики Иисуса свидетельствовали, что их Учитель в течение сорока дней после смерти являлся им в разных местах, а затем вознесся на небо и воссел «одесную (т. е. по правую руку) Отца». Но перед смертью Иисус сказал такие слова: «Мир не увидит Меня, но вы увидите Меня». И вот ученики видят Его, но как необычно... Первая из свидетельствующих о воскресении, Мария Магдалина, сначала не узнала Его и приняла за садовника. Здесь еще могло быть смятение всех чувств от невероятности события. Но когда Христос явился ученикам по дороге в Эмаус, Он долго шел рядом с ними, разговаривал и был не узнан. Только постепенно по горению сердец догадались они, Кто идет рядом. Допустить, что любимого Учителя, так горько оплакиваемого несколько дней назад, можно не узнать, трудно. Вероятно, речь здесь идет не о буквальном физическом явлении, а о чем-то ином.

Если говорить о воскресении, как о физическом факте, то мы этого не оспариваем и не подтверждаем. Богу все возможно. Вся жизнь основана на чуде и есть чудо, только люди привыкли к чуду жизни и не удивляются ему. Есть факты, напоминающие воскресение. Йоги, пролежавшие в гробе гораздо более трех дней, вставали. Однако факты эти не стали началом новой религии. Когда Иисус явился Фоме и тот уверовал, Христос сказал ему: «Ты уверовал, потому что увидел, но блаженны не видящие и верующие». Вот о таких блаженных нам и хочется сказать — о тех, кто поверил не потому, что получил какие-то материальные (всегда внешние) доказательства, а по каким-то иным, внутренним причинам.

Потрясающим, перевернувшим души событием для учеников стало то, что они увидели сердцем сущность Христа, увидели так полно, как не видели до Его смерти. Христос до смерти был около них. Христос воскресший явился внутри них. Он изменил и преобразил их изнутри. И если бы не это, то сам по себе факт Воскресения забылся бы.

До смерти Иисуса все двенадцать были хорошими, но слабыми людьми, оставившими своего Учителя в Его страшные часы. Три самых близких заснули, когда единственный раз в жизни Он попросил их помочь, побыть с Ним, пободрствовать. Петр отрекся от Учителя, и все разбежались, когда Его схватили. И вот эти-то слабые люди превратились в столпов веры — в апостолов, большинство из которых повторили потом крестный путь Христа.

Вот это и было тем вторым рождением, о котором недоуменно спрашивал Христа Никодим. «Если не родитесь второй раз, не увидите Божьего царства», — говорит Христос. Когда Никодим понял это буквально — войти в чрево матери и заново родиться, — он услышал в ответ — «только безумный так понимает. Плоть от плоти родится, а дух от Духа». И нет ничего более чудесного, более невероятного и редкого в жизни, чем это рождение от Духа. Именно это и произошло после смерти Иисуса.

Увидеть не физическими глазами, а всем сердцем, значит причаститься, стать единым с тем, кого видишь. Так Иисус увидел при жизни своей Бога — Того, кого нельзя увидеть глазами, — и причастился Ему — стал с Ним Одно. Так ученики после смерти Иисуса увидели Его самого. Это вйдение они засвидетельствовали всей своей жизнью. Они увидели, вместили внутрь Воскресение и жизнь вечную — некую Таинственную суть, основу и смысл жизни, определению не поддающуюся.

Бог жив. Бог есть. Вот что ясно увидели ученики. Такие свидетельства не прекращались в течение двадцати веков. Святые подвижники встречали живого Бога, видели Его своим сердцем и преображались.

Когда Антоний Блум вошел в комнату, где лежал мертвым его горячо любимый отец, его обдала великая торжественная тишина. И он сказал почти вслух: «И говорят, смерть есть. Какая чепуха». В тишине у фоба раскрылась таинственная полнота жизни. И это лишь одно из бесчисленных свидетельств, живой опыт сердца, увидевшего Бога.

Все споры о фактах, которые можно увидеть глазами или объяснить разумом, — «не про то», как говорит у Достоевского князь Мышкин. «Про то» — действие Духа, чудо преображения. Вот такое чудо и стало изображаться н^ иконах. Христианское искусство явило новую, не понятную грекам и римлянам красоту — красоту духовную, которая была одновременно и добром и высшей мудростью. Лучшие иконы чудотворны по сути своей — вглядывание в них может преобразить душу. Павел Флоренский «доказательством» бытия Божия считал Троицу Рублева. «Есть Троица Рублева, — писал он, — следовательно, есть Бог».

Логическая форма доказательства здесь парадоксальна. Бог — не факт, который либо есть, либо не есть. Бог — целостность, объемлющая все факты, она ни из чего не следует, ибо все причины и следствия уже содержатся в Нем самом. Но эту целостность можно почувствовать, увидев то, что видел Рублев и что он сумел передать своей кистью. Тот, у кого открыты «духовные глаза», может увидеть Бога и без

Рублева, но люди духовно слепы и полуслепы. Воскресение Христа отверзло глаза Его ученикам, пробудило их полусонные сердца.