ТЕМА 9. РЕЛИГИЯ И ПРОЦЕССЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Взаимовлияние культур – процесс, постоянно усиливающийся уже в течение нескольких веков. Но последние десятилетия придали этому процессу качественно новую глубину и силу, что и привело к возникновению нового термина – «глобализация». Многие наблюдатели, объясняя это новое качество взаимовлияния народов и культур, растущее единство человечества, находят его причину в развитии новых информационных технологий, развитии единого мирового рынка товаров и услуг и других материальных факторах.

Процесс глобализации интернационален, в рождающейся общей формуле общественного сознания наций и народов при желании можно найти какой-то вклад со всех уголков мира, но в своих фундаментальных ценностях это общее сознание создано на Западе, а большей степени – в США. Принципы американской демократии, американского понимания прав человека и свободы личности в большей степени адекватны новому порядку вещей, отрицающему традиционные авторитеты и привилегии, по сравнению с более патерналистскими и партикулярными европейскими представлениями.

Глобализация, по сути, это американизация. Американская система ценностей и общественного устройства более универсальна, в первую очередь поэтому она адекватна универсальному порядку. Православные критики глобализации обвиняют ее в том, что она несет секуляризацию и бездуховность, разрушает религиозные ценности. Однако если внимательно проанализировать реальное положение вещей, универсальность этого тезиса вызовет серьезные сомнения.

Во второй половине прошлого века без всякой глобализации секулярные ценности утвердились почти во всех странах Западной Европы, о странах коммунистической системы, и говорить нечего – это были не просто секуляризированные страны, но страны воинствующего атеизма.

Для стран Европы (как Восточной, так и Западной) некоторые победы секуляризации в последние годы при внимательном анализе трудно однозначно связать с последствиями глобализации – секуляризационные процессы, начавшиеся задолго до нынешней «глобализации», развивались в соответствии с логикой эволюции национальных культур. По крайней мере, в отношении Европы нельзя однозначно сказать, что она, благодаря глобализации, становится безрелигиозной. Мало того, ряд факторов глобализации способствует росту религиозности и сохранению традиционных, укоренённых в религии институтов общественной жизни, в частности, американское влияние на Европу способствует распространению протестантского фундаментализма, движению против абортов, пропаганде семейных ценностей и т.д. В то же время глобализация способствует распространению в Европе ислама и вообще релятивизирует сложившуюся в большинстве стран Старого Света секулярную систему общественных отношений.

Таким образом, нельзя сказать, что глобализация повсюду несет с собой безрелигиозность. Для мусульманских стран Ближнего и Среднего Востока или Индии это в основном так; для большинства стран Европы глобализация в чем-то способствует религиозности и традиционным, основанным на религиозных ценностях институтам, а в чем-то их разрушает. Но самое главное, она не столько разрушает, сколько изменяет их и изменяет их положение в обществе повсюду.

Рассмотрим основные типы реакции на глобализацию в религиозной сфере. В мире есть несколько примеров, когда чрезвычайно далtкие от американской модели общества без серьезного сопротивления адаптируют новые глобальные ценности, в том числе и в области религии. Самый яркий пример – Южная Корея. Страна, и с политической, и с социально-экономической, и с религиозной точек зрения еще несколько десятилетий назад бесконечно далекая от современных стандартов, сейчас по всем основным критериям начинает напоминать США. Страна, население которой несколько десятилетий назад в основном состояло из буддистов и последователей традиционных культов, стала по преимуществу христианской, причем христианские церкви в общественно-политической жизни играют роль поборников демократии и гражданских свобод, совершают масштабное социальное служение. Религиозный фактор стал существенным стимулом формирования современного развитого демократического общества в Южной Корее.

Столь радикальный разрыв с национальной традицией и полная адаптация «глобальных» ценностей, как в Южной Корее – уникальное явление. Но примеры принципиального разрыва с прошлым не единичны. Япония, после II Мировой войны развивающаяся в направлении западной модели, также претерпела бурное изменение своего религиозного облика. В последние десятилетия (и особенно за последние двадцать лет) все формальные показатели традиционной буддистской и синтоистской религиозности резко упали. Сохранилась лишь идеологическая и культурная верность «национальной традиции». Но в отличие от Южной Кореи, ни христианство, ни какая-либо другая религия не пришла на смену утерянной вере. Япония на наших глазах становится одной из самых безрелигиозных стран мира.

Буддистские культуры дают полное разнообразие реакций на глобализацию в религиозной сфере. Третий теоретически возможный вариант – сохранение традиционной религии при ее эволюции в сторону принятия глобальных норм и ценностей демонстрирует в последние десятилетия Таиланд, где утверждение демократических норм и социально-экономический прогресс не сопровождается ни массовой христианизацией (как в Южной Корее), ни массовым отказом от религии (как в Японии). В аналогичном направлении развивается общественно-религиозная ситуация в Индии. Мьянма, демонстрирует четвертый теоретически возможный вариант реакции на глобализацию – тотальное ей сопротивление. Власти Мьянмы проводят политику изоляции страны от окружающего мира и полицейскими мерами стремятся сохранить традиционный уклад жизни и традиционные религиозные и идеологические ценности. Однако для буддистского мира такая реакция нехарактерна, и судя по тому, что властям Мьянмы для достижения своих целей приходится использовать чрезвычайные репрессивные меры, они не смогут устоять долго.

Действительно серьезное сопротивление глобализации оказывает большинство стран мусульманского мира, и там такое отношение к глобализации пользуется поддержкой большинства (или, по крайней мере, очень значительной части) населения. В последние годы мир является свидетелем того, как даже после определенных успехов глобализации и бесспорного социально-экономического прогресса происходит бурная реакция на модернизацию, и страны откатываются назад, возвращаясь к традиционному положению (Индонезия, Малайзия, ранее Иран). Создается впечатление, что стоит глобализации задеть какие-то корневые, глубинные стороны жизни мусульманских обществ, как в них закипает реакция отторжения, заложенная в самом генетическом коде их культуры. Чуть ли не единственным исключением вне стран, входивших ранее в СССР, является Турция, хотя и ее судьба, наверное, еще окончательно не предопределена.

Общественное мнение стран Запада отказывается признать ислам основным препятствием экспансии глобализации в страны мусульманской культуры, указывая на социально-экономические причины. Однако аналогичные социально-экономические условия в странах немусульманской культуры не приводят к столь же болезненной реакции на глобализацию. Вывод может быть только один – в существе мусульманского сознания и мусульманской религиозности есть нечто, принципиально противоречащее глобализации, утверждаемым ей ценностям и институтам. В отличие от различных христианских вероисповеданий, буддизма, индуизма, мусульманская религия требует следования определенному образу жизни, несовместимому (или, может быть, с большим трудом совместимого) с глобалистскими представлениями о демократии, правах человека (в том числе на свободу совести) и терпимости к инакомыслию.

В России невозможно выделить превалирующую реакцию на глобализацию. Ситуация осложнена парадоксальным самосознанием современной России. Строго говоря, глобализация пришла в Россию в конце 80-х гг. в безрелигиозное атеизированное общество и формально принесла вместе с демократией, политическими свободами и правами человека возрождение религии. За последние двадцать лет реальная религиозность хотя и выросла, но не драматически (в то время как приверженность основным принципам демократии и прав человека стала нормой для подавляющего большинства населения страны). По большинству показателей (участие в богослужении, молитве, причащении, вере в основные догматы христианства — в личного Бога, воскресение Христа, жизнь после смерти, посмертное воздаяние за грехи и т.д.), согласно многочисленным опросам, Россия – одна из наиболее безрелигиозных стран. В области морали Россия тоже не отличается особой приверженностью традиционным христианским ценностям. Распространение абортов, разводов, проституции и терпимость к ним, степень распада института семьи никак не ниже, чем в Западной Европе и очень значительно выше, чем в «бездуховных» США. Миллионы беспризорных детей – самый зримый и бесспорно позорный показатель степени приверженности России традиционной христианской морали.

Общественно-политическая позиция духовенства РПЦ, его отношение к государству и обществу находятся в жестком противоречии с глобализационным развитием общественного сознания русского народа. Социально-политическая ориентация большинства духовенства РПЦ, в т. ч. ее священноначалия носит антидемократический характер, враждебный принципам прав человека и политических свобод. От представителей РПЦ невозможно услышать проповеди об укреплении партийной системы, развитии свободы слова или свободы совести. Таким образом, духовенство РПЦ стоит не только «над партийными интересами», но и вне принятых обществом понятий о справедливом общественном устройстве. Опубликованные в 2000 г. «Основы социальной концепции РПЦ» утверждают идеальными для православия принципы государственного устройства абсолютной монархии Византии, с ее принципами симфонии церкви и государства. Но идеальным ее воплощением признается монархия российская: «У русских государей, в отличие от византийских василевсов, было иное наследие. Поэтому, а также в силу других исторических причин, взаимоотношения церковной и государственной власти в русской древности были более гармоничными». Демократическое правовое государство признается, лишь как результат секуляризации, с которым по необходимости приходится примириться.

Уникальная для современной христианской церкви антидемократическая идеология РПЦ, отсутствие в ней в настоящее время влиятельных реформаторских в социально-политической сфере движений – одно из существенных обстоятельств, отдаляющих Россию от Запада и сдерживающих социально-экономический прогресс.

Эволюция церковного сознания под давлением демократических и глобализационных процессов в недалеком будущем неизбежна, но ее отсутствие до сих пор – один из факторов провалов и поражений на пути строительства правового демократического государства в России, многочисленных пороков нашего общества. Наше бедственное положение имеет много причин, но среди них – не последняя – это отсутствие церковной проповеди, направленной на укрепление гражданских прав и демократических принципов, это отсутствие духовного и морального обоснования нашей демократии.