Столица древней Иудеи

 

«Посему так говорит Господь Бог: вот, Я полагаю в основание на Сионе камень, камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный: верующий в него не постыдится».

Книга пророка Исаии, Гл. 28:16

 

Восстань, светись, [Иерусалим]…

И придут народы к свету

твоему, и цари – к восходящему

над тобою сиянию…

Книга пророка Исаии, гл. 60;1,3

 

Иерусалим, Иерусалим,

Печать носящий отверженья…

П. Г. Ободовский. «Падение Иерусалима»

 

С незапамятных времен образ Иерусалима связан с горным пейзажем. Иерусалимские горы прославляются в ветхозаветных Давидовых псалмах: «Основание его на горах святых. Господь любит врата Сиона более всех селений Иакова».[6]Библейская топонимика Иерусалима богата названиями гор. Гора Мориа, более известная сегодня как Храмовая гора, куда, по библейскому преданию, в глубокой древности праотец Авраам пришел с сыном своим Исааком, чтобы принести его в жертву Господу, но был остановлен милостью Всевышнего. Великий и мудрый царь Соломон построил на горе Мориа первый иудейский храм. Гора Сион, связанная для христиан с последней трапезой Христа со своими учениками и установлением таинства Евхаристии (причащения). «Сионская горница» – памятник этого события, непременный уголок поклонения на пути всех паломников.

Масличная гора, или в греческом варианте гора Елеон, где согласно евангельскому рассказу Спаситель провел в молениях последнюю ночь перед Распятием и где часовней отмечено место его Вознесения. Иудеи называли эту самую высокую из вершин, окружавших Иерусалим, горой Помазания. В садах на ее склонах располагались большие рощи оливковых деревьев, из плодов которых изготовлялось оливковое масло, использовавшееся в обряде помазания на царство израильских царей. Южнее находится гора Соблазна, или гора Поругания, название которой связано с библейским повествованием о возведении здесь царем Соломоном жертвенников языческим богам для своих многочисленных разноплеменных жен.

Горы всегда охраняли Иерусалим. Он расположен в самом центре Иудейских гор, в 60 км от побережья Средиземного моря и еще на меньшем расстоянии от Мертвого моря. Компактные гряды холмов высотой 600–800 м окружают город, создавая как бы выдвинутые рубежи обороны. За много веков до Рождества Христова они служили городу естественным заслоном от вражеских вторжений с запада, из приморских областей, из пустынных районов к югу и востоку.

И сегодня горы стерегут Святой город. На главной магистрали страны – автотрассе Айялон, – связывающей израильский мегаполис Тель‑Авив с Иерусалимом, прибрежная равнина постепенно сменяется холмистым пейзажем. В 20 км от Иерусалима на перекрестке Шаар Хагай по обе стороны шоссе возникают крутые, поросшие лесом склоны, которые образуют похожий на ворота символический въезд в город. Отсюда дорога то взлетает на перевалы, окутанные в дождливую погоду клочьями серых облаков, то зигзагами стремительно спускается в горную долину.

Горы хранят память о многих эпизодах богатой событиями и бурной истории Иерусалима. На вершине прилегающего к дороге холма Кастель, получившего свое название от латинского «кастеллум» (форт), еще вполне различимы руины римской крепости. Они напоминают о трагическом периоде в истории евреев, когда их столица в результате разгрома антиримского восстания была буквально стерта с лица земли римскими легионерами, и еврейский народ навсегда утратил свою главную святыню – храм Яхве. Упорные бои за обладание Кастелем шли и в недавнем прошлом, во время израильско‑арабской войны 1948–1949 гг.

Над дорогой по взгорью разбросана арабская деревня Абу Гош. Она получила свое название по имени деревенского шейха, прославившегося в этих краях в начале XIX в. разбойничьими нападениями на богомольцев, направлявшихся к святым местам. Здесь, у местного источника найден водный резервуар, сооруженный солдатами 10‑го римского легиона, того самого, который принимал участие в осаде Иерусалима в 70 г. и эмблема которого – дикий вепрь – красовалась на воротах нового римского города Элия Капитолина, возведенного императором Адрианом на руинах иудейской столицы.

 

***

 

Иерусалим – один из древнейших городов на земле, история которого практически непрерывна на протяжении пяти тысячелетий. Селившихся здесь людей привлекала помимо естественной защищенности места горными хребтами еще и вода – столь необходимый и столь редкий на Ближнем Востоке жизненный ресурс. Поселение, которое со временем превратилось в город Иерусалим, располагалось вблизи единственного в округе значительного по размерам источника, с библейских времен известного под именем Гион.

Древний источник сохранился по сей день. Если спуститься в Кедронскую долину прямо под южным выступом Храмовой горы в большую арабскую деревню Сильван, разбросанную по холмистым склонам, местные ребятишки за небольшую плату обязательно укажут дорогу к пещере с захламленным входом, где скользкие ступени ведут к зеленоватой лужице воды, явно не предназначенной для питья. Это и есть легендарный Гионский источник, впервые упоминаемый в Ветхом Завете (3‑я Книга Царств) в связи с драматической борьбой за престолонаследие, развернувшейся между сыновьями Давида Адонией и Соломоном.

С глубокой древности воды Гиона считались священными и целебными из‑за особого, пульсирующего фонтанирования источника. И хотя ученые‑гидрологи давно нашли разгадку этой тайны, сравнив функционирование источника с действием сифона, старинная легенда донесла до нас гораздо более поэтичное объяснение его необычных свойств. В ней говорится о том, что гионские воды берут свое начало из самого центра священной горы Мориа, где когда‑то возвышался храм Соломона, а теперь стоит мусульманская мечеть Куббат ас‑Сахра («Купол скалы»). Живущий в источнике дракон, переворачиваясь время от времени с боку на бок, вызывает периодические подъемы воды. По христианской легенде, Дева Мария ополаскивала здесь пеленки младенца Иисуса, поэтому с давних пор по‑арабски он называется источником Святой Девы. Христианские паломники совершают здесь омовения лица и даже пьют святую воду в надежде излечиться от своих недугов.

Именно вблизи Гионского источника, в Кедронской долине и на возвышающемся над ней холме, именуемом археологами городом Давида, были найдены остатки древнейших жилищ и захоронений, датируемых периодом между IV и III тысячелетиями до н. э. Много веков прошло, прежде чем примитивное родоплеменное поселение превратилось в укрепленный город‑государство с собственным правителем и местом культового поклонения. И вот уже в XX–XIX вв. до н. э. в так называемых египетских «текстах проклятий», содержащих заклинания против племен и городов, враждовавших с Египтом, среди перечисляемых ханаанских городов упоминается город, название которого в разных транскрипциях передается как «Ушалмес» или «Рушалимум». У ученых нет сомнений, что речь шла об Иерусалиме.

С течением времени Иерусалим укреплялся и становился одним из важнейших ханаанских городов. В XIV в. до н. э. власть его правителя Абди‑Хебы распространялась на значительную часть северных Иудейских гор, о чем свидетельствуют найденные в прошлом веке в Египте так называемые тель‑амарнские письма.

На протяжении своей бесконечно длинной истории город много раз менял название. По подсчетам ученых‑талмудистов, только в ТаНаХе (Ветхом Завете) ему дано 70 разных имен. Мусульмане в раннем Средневековье называли его Бейт аль‑Масджид (Дом храма), а в наше время для арабов это город Аль‑Кудс, что значит «священный». Однако во все времена и эпохи город неизменно возвращался к своему древнейшему имени Иерусалим, с ним он возрождался и восставал из пепла, с ним он стал символом святости и возвышенного поклонения для доброй половины человечества. Что же означает это название?

В научных трудах общепризнанным является объяснение происхождения названия Святого города от имени древнесирийского языческого божества «Салим» или «Шалем». В древности многие народы рассматривали выбор места для поселения и его обустройство как проявление божественной воли, поэтому древнее название «Рушалимум», возможно, означает «основано Шалемом».

По другой версии, распространенной у еврейских толкователей, семитский корень «шлм» значит «процветание», «совершенство», «мир» и составляет основу как арабского приветствия «салям», так и ивритского «шалом». «Ир» на иврите – «город». Таким образом, делается вывод, что Иерусалим значит «город Мира». Неизвестно, чего больше в этом толковании – этимологической логики или подсознательного желания утвердить хотя бы через название города мир и покой на этой многострадальной земле, издревле терзаемой человеческой нетерпимостью, алчностью и жестокостью.

История превращения Иерусалима в столицу Израильского царства, в главный культовый город древних израильтян известна только из библейских рассказов. Самым первым упоминанием Иерусалима в книгах Ветхого Завета принято считать рассказ в 14‑й главе Книги Бытия о том, как праотец Авраам получил благословение от царя и священника Салима (Шалема) Мельхиседека за победу над коалицией царей‑завоевателей. В еврейской традиции библейский Салим отожествляется с реальным историческим Иерусалимом, хотя никаких доказательств на этот счет нет. Некоторые ученые полагают, что этот рассказ мог быть включен в библейский текст для идеологического оправдания заселения Иерусалима в более позднее время предполагаемыми потомками Авраама.[7]

Ко времени вторжения израильских племен на территорию Ханаана, которое датируется XIII в. до н. э., в Иерусалиме жило племя иевуситов (библейские иевусеи). Город Иевус, как тогда назывался Иерусалим, благодаря своему положению на неприступной скале остался самостоятельным анклавом посреди земель, уже завоеванных израильтянами.

Историки и исследователи Библии приводят много причин, по которым, став израильским царем, Давид решил завоевать непокоренный город‑государство. По одной из версий, правители Иевуса вступили в союз с филистимлянами – главными врагами израильтян на исходе второго тысячелетия до н. э., – что и спровоцировало его осаду царем Давидом. Другие считают, что вражда между израильтянами и иевуситами разгорелась из‑за крупнейшего в Кедронской долине Гионского источника, принадлежавшего Иерусалиму. Но более всего заслуживает внимания предположение, что Давида привлекло серединное положение Иерусалима между северной и южной частями его царства и независимость города от традиций какого‑либо израильского племени. Эти преимущества и к тому же защищенность города от внезапных вражеских нападений как будто предназначали его на роль столицы Давидова царства.

Взятие Иерусалима Давидом – это очередная библейская загадка. Судя по двум кратким описаниям этого события в Библии,[8]город иевуситов, хотя и занимал весьма выгодное в стратегическом отношении положение, пал без особого сопротивления. По‑видимому, это обстоятельство, а также присутствие в оригинальном библейском тексте ивритского слова «кинор», которое до недавнего времени однозначно интерпретировалось как «канал», «шахта», дали основания предполагать, что Давид завоевал город хитростью. Его воины проникли туда по прорубленному внутри скальной породы туннелю, обеспечивавшему жителям доступ к водному источнику в случае осады.

Действительно, в середине прошлого века офицер английских инженерных войск Чарльз Уоррен – один из первых серьезных исследователей Иерусалима – случайно обнаружил, что из свода Гионского грота вверх уходит широкая трещина, по которой он, будучи опытным альпинистом, сумел выбраться в большую пещеру, наполненную старинными сосудами и бутылками. Впоследствии раскопки подтвердили, что пещера располагалась внутри стен города иевуситов, а открытый проход, который с тех пор так и называется «шахтой Уоррена», был датирован II тысячелетием до н. э.

Однако археологи, углубляясь в подземные тайны Иерусалима, принесли разочаровывающие новости. По последним исследованиям, «шахта Уоррена» помолодела на несколько столетий: ученые считают, что она вообще не является рукотворным сооружением, но природной трещиной в доломитовой породе, открытой израильтянами не ранее VIII в. до н. э. Кроме того, совершенно иное толкование получило слово «кинор». Как полагают, оно может означать, во‑первых, особый, похожий на вилы магический предмет, использовавшийся в языческих заклинаниях против атаковавшего город врага. Такое толкование вполне совместимо с версией о том, что царь иевуситов попытался отвратить нависшую над городом опасность с помощью колдовских приемов.

Второе известное значение слова «кинор» – музыкальный инструмент. Если считать его верным, то в завоевании Иерусалима его звуки сыграли такую же роль, как и трубный глас шофара[9]при разрушении стен Иерихона.

В соответствии с древней традицией, свидетельства о которой не раз встречаются на страницах Библии, Иерусалим стали называть по имени его завоевателя «городом Давида». Царь перенес центр монархии из Хеврона, своей прежней столицы, в Иерусалим. Переселившись в «нейтральный», то есть не закрепленный ни за одним израильским племенем, Иерусалим, принадлежавший по праву завоевателя только ему, Давид подчеркивал свой статус верховного правителя по отношению ко всему израильскому народу. В новой столице царь мог свободно и независимо обустраивать централизованное государственное правление, не опасаясь навлечь на себя гнев старейшин, по‑прежнему пользовавшихся большой властью в своих племенных городах.

Уже в той далекой древности люди понимали, что важнейшим атрибутом власти является царский дом. Поэтому Давид прежде всего взялся за строительство для себя дворца. Однако израильтяне не обладали ни строительными навыками, ни необходимыми материалами для возведения царской резиденции. На помощь пришли дружественные финикийцы, жившие на побережье нынешнего Ливана и славившиеся в древнем мире своими искусными мастерами и старинными техническими секретами. «И прислал Хирам, царь Тирский, послов к Давиду и кедровые деревья, и плотников, и каменщиков, и они построили дом Давиду».[10]

До середины XIX столетия библейская хроника не имела никакой привязки к местности. Никто не знал, где собственно располагался легендарный «град Давидов», где стоял выстроенный с помощью финикийских умельцев дворец. Только в 60‑х годах XIX в. исследователи Иерусалима стали склоняться к тому, что следы города Давида следует искать на холме к югу от Храмовой горы. Раскопки 80–90‑х годов XIX в., осуществлявшиеся такими археологами, как немец Г. Гуте и англичане Ф. Блисс и А. Дики, внесли вклад в воссоздание исторического облика древнего города. К концу XIX в., по общему признанию, холм к югу от Храмовой горы, где возникло древнейшее поселение, считался местом расположения города Давида. В специальной литературе за этой иерусалимской возвышенностью так и закрепилось название «город Давида».

В ХХ столетии, когда изучение Иерусалима приняло более организованный характер с применением новейших научных методик и технологий, в городе Давида были сделаны интереснейшие находки. В северо‑восточном углу холма, напоминающего своими очертаниями на карте бутон или только что пробившийся из‑под земли росток, была обнаружена искусственная насыпь, состоящая из нескольких расположенных друг над другом террас, заполненных камнями. Сооружение относят к XIV–XIII вв. до н. э. и полагают, что оно служило фундаментом укрепленной части ханаанского Иерусалима.

На этом рукотворном холме, по‑видимому, и был возведен дворец Давида. С течением времени, когда сын Давида царь Соломон перенес центр своей столицы на Храмовую гору, дворец, построенный его отцом, потерял свое значение. Террасная платформа была погребена под новыми наслоениями, склон веками застраивался жилыми домами. Раскопана лишь небольшая сохранившаяся часть этого сооружения, которое сегодня как бы выступает из склона холма, окруженное сверху и по бокам современными постройками, принадлежащими жителям расположенной здесь арабской деревни Сильван (ее название происходит, скорее всего, от евангельской Силоамской купели – находящегося поблизости в долине водного резервуара с чудотворными водами). Такова особенность иерусалимской археологии: все древние находки здесь как будто вплетены, встроены в ткань современного города. Ведь поселения, сменявшие друг друга на протяжении веков, строились фактически на руинах предыдущих построек. Это и определило возможность проведения археологических изысканий только в тех местах, которые не были разрушены в ходе последующих застроек или скрыты под современными домами. Именно по этой причине осложняется археологическая реконструкция внешнего облика города таким, каким он существовал при Давиде и Соломоне.

В библейском тексте сказано, что «Давид взял крепость Сион: это – город Давидов».[11]Однако в наши дни Сионом именуется гора, находящаяся гораздо западнее установленного местоположения древнего города Давида. Как же совместить эти две географические точки? Как видно, во времена Давида Сионом называлось главное фортификационное сооружение в маленьком городе иевуситов и даже есть предположение, что само это слово означает «крепость», «цитадель». При царе Соломоне, когда город расширялся в северном направлении, название Сион закрепилось за Храмовой горой. В ветхозаветной традиции с Сионом стал отождествляться весь Иерусалим, весь Израиль, а потом и весь еврейский народ. С Сионом ассоциируются как прекрасные поэтические строки псалмов, так и самые гнусные антисемитские вымыслы о зловещем всемирном заговоре сионских мудрецов. Это священное библейское имя было дано движению за воссоединение еврейского народа на древней земле Израиля.

Современная иерусалимская топография сложилась в более позднюю эпоху, и византийцы, а вслед за ними крестоносцы стали называть Сионской горой часть западного холма, окруженного с юга и запада Гинномской долиной. Сегодня он находится за пределами южной стены в том месте, где путь в Старый город лежит через Сионские ворота.

Падение Иерусалима ознаменовало собой фактически полное завоевание израильтянами Ханаана. Однако еще были сильны закрепившиеся на средиземноморском побережье филистимляне, двинувшие против Давида свои войска. В двух решающих сражениях – сначала в долине Рефаим, к югу от городских стен, а затем на севере от Иерусалима, в Бет‑Хороне, – израильтяне одержали окончательную победу над своими заклятыми врагами. Филистимляне стали вассалами Давида, хотя за ними и была сохранена некоторая автономность. Впоследствии эти могучие соперники израильтян, также претендовавшие на овладение Ханааном, полностью ассимилировались, оставив земле, на которой они прожили около 600 лет, лишь свое имя – Палестина.

Покорив моавитян и аммонитян, живших к востоку от Иордана, подчинив обосновавшихся на севере сирийцев и, наконец, завоевав Идумею,[12]Давид обеспечил себе господствующее положение на торговых путях, ведших из Дамаска к Красному морю. Под контролем израильтян оказалась большая часть территории Сирии вплоть до реки Евфрат и важные сухопутные маршруты из Месопотамии и Малой Азии в Египет.

Иерусалим становился, таким образом, столицей обширного по тем временам государства, богатым городом, куда стекалась военная добыча и подати, приносимые Давиду его подданными. Столичный колорит ему придавала и разнородность, разноликость населения. Судя по всему, Давид разрешил остаться в городе коренному местному населению – иевуситам, которые даже имели возможность на протяжении некоторого времени отправлять там свои религиозные культы. Среди приближенных Давида были не только его соплеменники, но и коренные жители страны. Прекрасная Вирсавия, пленившая Давида и впоследствии ставшая матерью Соломона, была женой Урии Хеттеянина и, как считают некоторые исследователи, не принадлежала к израильским племенам.[13]Личная гвардия царя состояла из иностранных наемников – библейских Халефеев и Фелефеев. По мнению ряда современных авторов, под этими загадочными именами подразумеваются выходцы с острова Крит и филистимлянские воины.

Получившая закрепление в традиционной библеистике версия о том, что Давид создал обширное царство со столицей в Иерусалиме, принимается с некоторыми оговорками и современными историками.[14]В последнее время все же она подвергается критическому переосмыслению. В конце 1999 г. израильский археолог Зеев Герцог, например, опубликовал свои выводы о том, что проводившиеся на протяжении 70 лет в Израиле раскопки не дали никаких подтверждений того, что Иерусалим был центром империи. По его мнению, в X в. до н. э. на этих землях существовало лишь крошечное княжество, принадлежавшее династии Давида.[15]Спор между учеными продолжается, и вряд ли от него можно ожидать скорых окончательных ответов.

Возвращаясь к древнему Иерусалиму, напомним, что Давид решил сделать его также центром религиозного культа израильтян. Поэтому уже на раннем этапе своего воцарения в Иерусалиме Давид перенес туда священный символ – ковчег Завета. С древних времен союз израильских племен имел переносную святыню, символизировавшую их связь с божественными силами, под покровительством которых они находились. Трудно предположить, какую форму имел ковчег Завета первоначально, так как все его библейские описания заимствованы из поздних источников. В соответствии с ними, это был небольшой ларец, в котором хранились скрижали Завета – две каменные дощечки с начертанными на них письменами главных заповедей, полученных Моисеем от Всевышнего на горе Синай. Ковчег, переносившийся на специальных носилках во всех походах и сражениях, являлся зримым символом присутствия бога Яхве, оберегавшего израильский народ.

В одной из битв ковчег был захвачен филистимлянами, но потом израильтяне вернули его, и он хранился в селении Кириат‑Йеарим, в нескольких километрах от новой столицы. Перенос ковчега сопровождался большим всенародным праздником, в котором принял участие и сам царь. «Давид скакал из всей силы перед Господом. Так Давид и весь дом Израилев несли ковчег Господень с восклицаниями и трубными звуками».[16]Ведь установление ковчега в специально сооруженном в Иерусалиме шатре – скинии – означало, что Давид добился успеха не только как военный и политический глава народа, но одержал неоспоримую победу в религиозной сфере. Священники теперь находились под покровительством и защитой царя, а сама царская власть приобретала сакральный характер, что должно было послужить наилучшей гарантией продолжения Давидовой династии.

Столичный город на Древнем Востоке полагалось украшать храмом в честь почитаемого божества. Давид задается вопросом, может ли он спокойно жить в своем красивом доме, в то время как «ковчег Божий находится под шатром».[17]По‑видимому, Давид лично занимался разработкой подробных проектов строительства храма, что было распространенной практикой среди царственных особ Древнего Востока. Но, по неизвестным причинам, царь не смог осуществить свои планы: возможно, этому воспротивились другие израильские племена, а, может быть, пришельцы‑израильтяне побоялись навлечь на себя недовольство местного населения, поклонявшегося другим богам, или просто Давид не успел выполнить задуманное.

Как бы там ни было, библейские авторы дали этому эпизоду свое толкование, исходившее из истории сложных взаимоотношений израильского монарха со Всевышним. Давид совершил большой грех против Господа, решив провести в своем государстве перепись населения. В наказание Бог наслал на Израиль чуму, унесшую 70 тыс. жизней. В этой легенде, видимо, отразилась неприязнь древних народов к любому подсчету людей, скота, имущества. Считалось, что это может привлечь внимание злых духов и привести к смерти людей и животных.[18]По другим интерпретациям, отрицательное отношение к переписям, упоминаемое в библейском повествовании, связано с тем, что они влекли за собой установление новых налогов и принудительных трудовых повинностей. Иудейские толкователи считают, что Всевышний обещал Аврааму сделать потомство его, как песок земной. «Если кто может сосчитать песок земной, то и потомство твое сочтено будет».[19]Затеяв перепись, Давид не проявил должной веры в обещание Яхве, за что и понес наказание.

В соответствии с библейским рассказом, Ангел Господень остановил свою карающую десницу над горой Мориа, на вершине которой находилось гумно Орны Иевусеянина. Здесь Давиду было заповедано через пророка Гада установить жертвенник. Принеся на нем жертвы, Давид предотвратил распространение страшной болезни, грозившей уничтожением его народа. На этом месте и было решено построить храм.

Современные историки предполагают, что задолго до этого гора Мориа была культовым местом у местного населения, в том числе и у иевуситов, тем более, что в Библии упоминается существовавшее на ней гумно, которое у древних народов часто использовалось и как место отправления священных ритуалов. Его владелец Орна, возможно, был жрецом местного культа. Покупка Давидом традиционного священного места для строительства храма в честь своего бога была вполне обычным явлением в древности. Боги, а не люди устанавливали его святость.

Давиду так и не суждено было построить храм. Он был воинственным человеком и пролил много крови, поэтому его сочли недостаточно праведным для выполнения столь священного проекта. Все чертежи, строительные материалы и утварь, заготовленные для храма, Давид передал своему сыну Соломону, завещав ему: «Будь тверд и мужествен, и приступай к делу…»[20]

После смерти Давида около 960 г. до н. э. Соломон, укрепившись на троне, приступил к выполнению завещанного отцом дела. Кроме библейских описаний не сохранилось никаких материальных свидетельств о культовых и гражданских сооружениях, возведенных в Иерусалиме мудрейшим из царей. Археологи убеждены, что все следы построек периода первого храма были уничтожены в более позднее время, и особенно во время правления Ирода Великого (I в. до н. э.), когда на Храмовой горе производились грандиозные работы по реконструкции второго храма. Восстанавливая картину Иерусалима в эпоху Соломона на основе библейских и более поздних источников, они пришли к заключению, что первый храм располагался примерно в том месте, где в наши дни возносится в небо золотой купол исламской мечети Куббат ас‑Сахра («Купол скалы»). На протяжении веков ученые и художники проявляли немало изобретательности и фантазии, пытаясь воспроизвести его внешний вид. Храм изображали и в виде церкви романского стиля, и в виде готического собора, украшенного статуями святых, ему придавали архитектурные черты и эпохи Возрождения, и неоклассицизма. Но даже созданные в XX в. благодаря прогрессу в археологической и исторической науках многочисленные модели– реконструкции храма Соломона не могут быть признаны совершенно достоверными.

В 1996 г. в иерусалимском Музее библейской земли проходила выставка, на которой были представлены пять вариантов модели первого иерусалимского храма, реконструированного известнейшими специалистами по истории и археологии Древней Палестины. Устроители постарались создать вокруг легендарного экспоната атмосферу таинственной многозначительности: из темноты зала представала, медленно вращаясь в подсвеченных витринах под звуки мягкой, вкрадчивой музыки, знаменитейшая реликвия человечества. Первый иерусалимский храм, однако, не отличался особой архитектурной изысканностью. Пять мало отличавшихся друг от друга макетов представляли собой довольно тяжеловесные и примитивные строения.

Первый храм, по всей видимости, представлял собой прямоугольное здание довольно скромных размеров 10х35 м. Обращенный на восток вход в соответствии с традицией сиро‑финикийской архитектуры был украшен двумя литыми столбами из меди, названными Иахин и Воаз. В передний зал (улам) снаружи вела лестница. Этот зал отделял внешний двор от внутреннего святилища (хекал). Здесь священники исполняли основные обряды возжигания благовоний, приношения хлебов, чтения литургических псалмов. За первыми двумя залами следовала Святая Святых (дебир) – темное помещение без окон, в котором между двумя золочеными керубами (херувимами) стоял ковчег Завета. Сфинксоподобные керубы, как ангелы‑хранители, простирали свои крылья над ковчегом. Перед входом в храм во внутреннем дворике были установлены бронзовые жертвенники и огромная бронзовая чаша весом, как предполагают, около 30 т. Из нее брали воду для ритуальных омовений. В библейском тексте она упоминается как «море литое».

В проектировании и строительстве храма, как уже отмечалось, большое участие принимали финикийцы, заимствовавшие свои представления о том, как должно выглядеть святилище, у египтян. Археологам известен целый ряд храмов на территории современных Сирии и Израиля, которые были построены по египетскому образцу. По их остаткам и было составлено представление об общей планировке Соломонова храма. Образцы ближневосточного декоративного искусства, обнаруженные, в частности, при раскопках в Мегиддо – одном из древнейших городов на территории Израиля – обеспечили богатый материал для воссоздания картины внутреннего убранства храмов, аналогичных иерусалимскому. Эти находки близки описаниям, содержащимся в библейских книгах.

Об этом раннем периоде культа Яхве в иерусалимском храме известно очень мало. Многие исследователи считают, что упоминающиеся в Библии сведения о характере ритуалов и служб в первом храме являются проецированием более поздней практики на предшествующую эпоху. Однако не вызывает сомнения, что Яхве был центральной фигурой поклонения, и его воцарению на Сионе посвящались торжественные шествия и празднества. Задолго до оформления монотеистической доктрины ритуалы и церемонии на горе Мориа развивали у израильского народа представление о Яхве как единственном и главном божестве.

Кроме сугубо религиозного назначения храм также являлся хранилищем Соломоновых сокровищ. Связанная с неприкосновенностью храма как священного места эта традиция прослеживается историками и в других древневосточных странах. Перечень хранившихся в храме ценностей был очень впечатляющим – от драгоценных металлов и камней до редких специй и вин. Зачастую они представляли собой своего рода неприкосновенный государственный запас, использовавшийся только в случаях крайней необходимости.

Соломону также приписывается строительство царского дворца. Однако его местонахождение в Библии не указывается. Изучение планировки древних городов, найденных при раскопках в Сирии, а также сложившееся у археологов представление о иерусалимских фортификационных сооружениях периода первого храма позволили сделать вывод, что храм и дворец располагались рядом на горе Мориа и составляли ядро административного центра города.

Если в библейских книгах сооружение храма описано в мельчайших подробностях, то строительству дворца уделено гораздо меньше места. Сказано, что храм построен за семь лет, тогда как для возведения дворца понадобилось целых тринадцать лет. Это наводит на мысль, что по своим масштабам и величию царская резиденция превосходила жилище Бога. Действительно, по последним археологическим данным, Соломонов дворец был раза в три больше первого храма. В нем находился великолепный тронный зал с престолом из слоновой кости, где Соломон выносил свои мудрые решения, прославившие его в веках. Здесь он принимал высоких иноземных гостей, приносивших ему в дар «сосуды серебряные и сосуды золотые, и одежды, и оружие, и благовония, коней и мулов…».[21]Здесь произошла его встреча с легендарной царицей Савской. Возможно, именно здесь Соломон велел построить на полу хитроумное сооружение из стекла, которое провинциальная царица приняла за водную гладь, приподняла свои одежды, ступая по нему, и таким образом обнаружила недопустимый изъян своих ног – их изрядную волосатость. Большой эстет и ценитель женской красоты Соломон заставил царицу избавиться от этого недостатка прежде чем взял ее в жены. Воспользовавшись своим волшебным перстнем‑печатью с изображением гексаграммы и начертанным на нем именем Бога, он заколдовал теплые воды источника на берегу Тивериадского озера, и царица Савская, окунувшись в них, вышла, как сказано в легенде, с гладкими и женственными ногами. Так человечество приобретало опыт косметического ухода за своим телом.

Надо сказать, что любвеобилие Соломона непосредственным образом отразилось на его строительной деятельности в Иерусалиме. Значительная часть царского дворца была отведена под покои его жен и наложниц. Если учесть, что мудрейший из царей, согласно библейским текстам, имел 700 жен и 300 наложниц, можно представить себе, что жилищный вопрос действительно требовал кардинального решения. Известно, что для наиболее важной из царских жен, дочери фараона, был построен отдельный дом. Остальные дамы тоже были окружены вниманием и заботой царственного супруга. На горе за пределами Иерусалима он воздвиг для них многочисленные языческие капища для отправления тех религиозных культов, к которым они принадлежали. Завидная веротерпимость древнееврейского монарха как будто предвосхитила разноликую многоконфессиональность современного Иерусалима. Однако у составителей Библии подобная широта взглядов не считалась добродетелью. Напротив, Соломон сурово порицается за то, что «уклонил сердце свое от Господа Бога Израилева».[22]Устами самого Всевышнего его царству предрекается гибель.

За тридцать три года Давидова правления в Иерусалиме и сорок лет царствования Соломона город достиг вершины своей столичной славы. Он стал признанным торговым центром на Ближнем Востоке, пользовавшимся известностью у купцов из Египта и Сирии. С ним вели торговлю ближайшие соседи Израильского царства финикийцы, а также далекая загадочная страна Офир.

Несмотря на свою славу мудрейшего из царей, Соломон, однако, не сумел приумножить и упрочить наследие, переданное ему Давидом. Его грандиозные строительные проекты и слишком расточительный образ жизни истощали государственную казну. Расплачиваться за долги приходилось в том числе и ранее завоеванными территориями. К тому же в северных израильских племенах, которые так никогда и не смирились с возвышением Давидова рода Иуды, росло недовольство тяжелыми податями, наложенными Иерусалимом, и особенно принудительной трудовой повинностью, которую ввел царь для осуществления строительных работ.

После смерти Соломона (между 930 и 920 г. до н. э.) его преемники уже не смогли сдержать нараставший сепаратизм Севера, и созданное Давидом государство распалось. Десять северных племен объединились в царство Израиль, столицей которого стала Самария, находившаяся севернее современного города Наблус. Иерусалим остался столицей небольшого южного царства Иудеи.

С распадом единого государства в истории израильского народа начинается период междоусобиц, военных поражений и религиозных конфликтов. Два маленьких государства, лежавшие на пути могущественных завоевателей древнего мира – Египта и Ассирии, – не могли защитить себя от превосходящих по силе врагов. Всего два столетия просуществовало Северное царство Израиля. В 721 г. до н. э. ассирийские армии стерли его с лица земли, депортировав большую часть населения. Ассирийская империя безвозвратно поглотила пленников, и след десяти израильских племен с тех пор затерялся в истории.

Иудея, однако, сумела сохранить свою целостность, хотя и в качестве зависимого от Ассирии государства‑данника. Иерусалим, утративший былой столичный блеск и свое значение символа национально‑религиозного единства народа, предстает перед нами в следующие столетия после смерти Соломона как центр периферийного вассального царства с чередой сменяющих друг друга на троне не слишком удачливых правителей. Среди них нет уже личностей масштаба Давида и Соломона, да и решать им приходится другую историческую задачу: подчиниться ли унизительному иностранному господству, но сохранить при этом свою национально‑религиозную самобытность или сопротивляться до конца, рискуя потерять все.

Ассирийские завоеватели не только обложили иудейских царей тяжелыми податями, но, по обычаям Древнего Востока, заставили поклоняться в иерусалимском храме ассирийскому богу Ашшуру в знак его превосходства над богом побежденных израильтян. Иерусалимские жители поклонялись и другим языческим богам, в том числе финикийскому богу неба и плодородия Молоху, которому в особых случаях приносили человеческие жертвы. Его жертвенник был установлен на склоне Гинномской долины западнее Иерусалима. При царе Иосии, истреблявшем идолопоклонство, долина была превращена в городскую свалку. В гигиенических целях там постоянно горел огонь. Люди, испытывавшие ужас и отвращение к этому месту, видимо, стали отождествлять его с геенной огненной – символом вечного мучения.

Иудейские цари, исходя из политической конъюнктуры и личных пристрастий, либо поощряли идолопоклонство своих соплеменников, либо энергично боролись против осквернения своих религиозных святынь. В книгах Священного Писания поэтому они разделяются на праведных и нечестивых в зависимости от их преданности Богу праотцов. По иронии истории, нередко веротерпимость и склонность к компромиссам «нечестивых» царей не только обеспечивала народу мир, но и спасала его от истребления, тогда как воинственность «праведных» затягивала в разрушительные бури.

Показательны в этом отношении события, происходившие в период длительного (716–687 гг. до н. э.) правления в Иерусалиме Езекии, одного из наиболее «праведных» царей эпохи первого храма. Езекия изгнал из храма жрецов Ашшура и других языческих богов и вновь освятил его во имя Яхве. В пылу мятежных настроений он вознамерился вернуть Иудее независимость и прекратил выплату дани ассирийцам. Возмездие последовало незамедлительно. Ассирийский царь Синаххериб вторгся в Иудею, разрушая ее города и селения. Его летописец записал, что осаде подверглись 46 укрепленных городов и крепостей и бессчетное количество близлежащих селений, а сам царь Езекия оказался запертым в своей царской резиденции в Иерусалиме, как птица в клетке.[23]Только громадный выкуп, для выплаты которого пришлось снять золотые пластины с колонн и дверей храма и опустошить иерусалимскую казну, позволил Иудее избежать участи соплеменников из Северного царства.

Однако разорительный урок не пошел на пользу, и как только Синаххериб был отвлечен трудностями, возникшими в других частях его империи, Езекия восстал вновь. На сей раз ассирийские войска осадили Иерусалим с севера, приготовившись к штурму. Внезапно им был отдан приказ прекратить наступление и возвратиться в Месопотамию. Причина столь чудесного спасения Иерусалима остается исторической загадкой: то ли армия понадобилась для подавления восстания халдеев на юге Месопотамии, угрожавшего лишить власти царя Синаххериба, то ли в военном лагере вспыхнула эпидемия страшной бубонной чумы. Иудеи же были убеждены, что помощь Иерусалиму пришла свыше: «И случилось в ту ночь: пошел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые».[24]Какова бы ни была причина, Синаххериб ушел из‑под стен Иерусалима и больше не возвращался. Вскоре после этого Езекия умер, а его преемник поспешил умиротворить ассирийцев, возобновив выплату дани.

Внешние угрозы и поток беженцев из других областей Иудеи, особенно после разрушительного нашествия Синаххериба, стимулировали развитие Иерусалима. Новые жилые кварталы, возникавшие вне старых стен на холме города Давида и на склонах к западу от Храмовой горы, требовали укрепления и обустройства на случай вражеской осады. Поэтому предусмотрительный царь Езекия развернул в Иерусалиме крупное строительство. Он восстановил и усовершенствовал прежние оборонительные сооружения и возвел новую внешнюю стену.

Долгое время у ученых не было единого мнения относительно размеров Иерусалима в тот период. Только после 1967 г., когда израильские археологи начали вести интенсивные и планомерные раскопки в еврейском квартале и других частях Старого города, были обнаружены остатки стен и жилищ, свидетельствующие о том, что в VIII в. до н. э. Город разрастался в западном направлении. Современные израильские ученые считают, что в это время население Иерусалима составляло 8–9 тыс. человек и на его территории могло располагаться до 12 тыс. строений.[25]

Езекия позаботился и о решении одной из самых насущных для любого ближневосточного города проблем – о снабжении Иерусалима водой. Под склонами города Давида в горной породе был прорублен туннель длиной около 500 м, подводивший воды Гионского источника, находившегося за стенами города, к Силоамскому бассейну внутри города. С течением времени эта система водоснабжения вышла из употребления и о ее существовании никто не подозревал вплоть до конца XIX в., когда 16‑летний иерусалимский подросток решил из любопытства обследовать сырой и грязный туннель. Пробираясь на ощупь в кромешной темноте, где‑то в самой середине своего пути он почувствовал, что его пальцы скользят по выбитым на стене знакам. Так был обнаружен один из древнейших и самых длинных текстов на древнееврейском языке библейского периода. Силоамская надпись, хранящаяся теперь в Археологическом музее Стамбула, рассказывает о том, как шли навстречу друг другу с противоположных концов две группы рабочих, прорубавших туннель, как на последних этапах работы они ориентировались по голосам друг друга и как, наконец, встретились посредине. Так еще один библейский рассказ о строительстве водопровода в Иерусалиме приобрел вполне реальные очертания.

Итак, в период Иудейского царства Иерусалим был хоть и периферийным, но все же растущим и развивающимся городом. Конечно, даже в моменты наивысшего расцвета при царе Езекии, он едва ли мог сравниться с таким гигантом Древнего мира, как Вавилон, в 20 раз большим по площади, имевшим на своей территории свыше 40 храмов. Тем не менее, в Иерусалиме были свои богатые кварталы, где жили царские чиновники, купцы, влиятельные храмовые жрецы. Вокруг храма как центра иудейского религиозного культа складывалось многочисленное сословие священнослужителей. К концу периода первого храма Иерусалим, по существу, превратился в город‑государство, обеспечивавшее безопасность прилегавших территорий Иудеи и управление ими.

Продолжался процесс сакрализации города. В Иерусалиме селились пророки – носители иудейской учености и мудрости. В их проповедях и пророчествах утверждалась святость Города и Храма. К концу VII столетия до н. э. окончательно формулируется закон о едином святилище, запрещавший жертвоприношения везде, кроме Иерусалима.[26]В культе Яхве выделялось его значение как Бога Израиля, почитание других богов порицалось как нарушение Завета с ним.

Вероятно, к этому периоду относится и становление трех главных еврейских праздников – Песах (Пасха), Шавуот и Суккот. В дни этих праздников, пока существовал храм, было принято совершать паломничество в Иерусалим. Два первых праздника приходятся на весну, третий – на осень, и истоки их следует искать в древних языческих обрядах, связанных с сезонными земледельческими работами.

В соответствии с еврейской религиозной традицией весенний праздник Песах установлен в память об исходе израильских колен из Египта. В праздник Шавуот, совпадающий по времени со сбором первого урожая, иудеи отмечают день вручения Моисею Торы на горе Синай. Суккот, приходящийся на осень, когда завершается земледельческий цикл, означает в буквальном переводе «кущи» и напоминает о жизни евреев в шатрах или шалашах во время скитаний по пустыне. Еврейский народ, живя в рассеянии, пронес через века все многообразные традиции этих праздничных дней, и в современном Израиле они отмечаются с большим размахом и с соблюдением многих древних традиций.

Конец относительному благополучию Иерусалима положила новая могучая сила Древнего мира – вознесшаяся Нововавилонская держава. Расправившись к концу VIII в. до н. э. со своими мощными соперниками Ассирией и Египтом, Вавилон начал утверждать свои права на вассальных территориях. Отказавшийся подчиниться новым властям Иерусалим был осажден в декабре 598 г. до н. э. вавилонской армией во главе с Навуходоносором II, и в марте следующего года город пал. Молодой царь Иехония, вся его семья, его военачальники и придворные были уведены в плен, и последним иудейским царем из рода Давида стал Седекия, назначенный завоевателями. Несколько лет продолжалась агония Иерусалима, лишенного своей знати, потерявшего часть храмовых сокровищ, унесенных в Вавилонию, погрязшего в политических раздорах и переживавшего экономический упадок. При первой попытке нового бунта вавилонская армия вернулась в Иудею, и на сей раз расправа с непокорным вассалом была беспощадной. В 586 г. до н. э., в месяц Ав по еврейскому календарю, в самый разгар лета вавилонцы захватили Иерусалим и до основания разрушили его. «И сожгли дом Божий, и разрушили стену Иерусалима, и все чертоги его сожгли огнем, и все драгоценности его истребили».[27]Царь Седекия, пытавшийся бежать, был пойман, ослеплен и взят в плен. Тысячи иудеев, попавших в плен, были депортированы и расселены в Месопотамии и других землях, принадлежавших Навуходоносору II.

«Вавилонским пленением» завершился период первого храма в истории Иерусалима. Конечно, жизнь в Иудее, ставшей провинцией Нововавилонской империи, не прекратилась, несмотря на то, что она лишилась 10 % своего населения. Ее правителем был назначен местный житель Годолия. Однако 500‑летняя история Иерусалима как государственной столицы, центра политической и религиозной жизни народа, города, связанного с Давидовой династией, была прервана. У изгнанников с возрождением Иерусалима связывались мечты об избавлении из плена и возвращении на родину.

 

* * *

 

Прошло несколько десятилетий после разрушения первого храма, и судьба Иерусалима вновь оказалась зависимой от игры великих империй Древнего мира. Нововавилонская империя пала под натиском более молодого и жизнеспособного государства персов. Персидский царь Кир II предоставил своим подданным определенную автономию в политических вопросах и в религиозной сфере, считая, что так он сможет эффективнее и с меньшими затратами поддерживать порядок в империи. Для его царствования характерно восстановление ряда разрушенных в предыдущий период ассирийских святилищ. В 538 г. до н. э. Кир II «повелел объявить по всему царству своему», что евреям разрешается вернуться в Иудею и восстановить в Иерусалиме разрушенный храм. На протяжении ста лет волна за волной изгнанники возвращались на родину, неся в себе опыт объединяющей силы веры и традиций, полученный за годы жизни на чужбине.

Одна из первых групп иммигрантов во главе с потомком рода Давида Зоровавелем, на короткое время ставшим правителем Иерусалима, принялась за восстановление храма. Персы, проявив редкое для завоевателей всех времен великодушие, не только финансировали строительство, но и вернули захваченные вавилонской армией сокровища храма. Только бесследно исчез ковчег Завета – главная иудейская святыня, символ абсолютного и непостижимого величия Творца. Восстановительные работы, однако, даже отдаленно не напоминали того размаха и блеска, с которым строился храм Соломона: разоренная Иудея не могла позволить себе излишней роскоши. Видимо, новая постройка настолько разительно отличалась от первого храма, что «…старики, которые видели прежний храм, при основании этого храма пред глазами их, плакали громко…».[28]

Ни один источник не донес до нас описания внешнего вида второго храма, построенного вернувшимися из Вавилонии. Но есть надежда, что археологам удастся устранить этот пробел. В недавнее время при раскопках одного из холмов близ г. Шхема (Наблус), древнего центра Самарии, были обнаружены остатки стен и алтаря, датированные периодом возвращения из Вавилонского плена. Возможно, эта находка имеет отношение к истории, о которой повествует историк Иосиф Флавий.[29]Согласно его рассказу сын иерусалимского первосвященника Манассия женился на дочери вождя самаритян Санаваллета. Манассия нарушил установленные после возвращения из Вавилона строгие правила, запрещавшие служителям культа брать в жены иноверок, за что был изгнан из Иерусалима. Санаваллет, исходя из своих политических интересов, повелел построить для него в Шхеме храм по образцу и подобию иерусалимского. Как полагают археологи, части именно этого храма открылись им под развалинами византийской церкви в Шхеме.

Второй храм был освящен в 515 г. до н. э. В масштабах огромной империи персов, простиравшейся от берегов Средиземного и Черного морей до Индии, это событие не вызвало сколь‑либо значительного резонанса. Маленькая далекая Иудея, ставшая частью одной из 20 персидских сатрапий,[30]мало интересовала центральные власти. Однако для евреев восстановление храма стало важной вехой в духовной и политической жизни. Они вновь обрели центр своей веры и национальной самобытности в стране предков, в Святом городе Иерусалиме.

Касаясь литургии во втором храме, мы вновь попадаем в область споров и противоречивых суждений. Так, английский историк К. Армстронг склонна считать, что один из самых важных еврейских религиозных праздников Йом Кипур – День искупления, или Судный день – возник именно в поствавилонский период. Он отражал осознанную потребность «вавилонских изгнанников» в покаянии за своих грехи, послужившие причиной разрушения Иерусалима и утраты ковчега Завета[31]Раз в год в этот день первосвященник входил в Святая Святых храма и обращался от имени народа к Всевышнему с торжественной молитвой о всепрощении. Затем он приносил в жертву двух козлов, один из которых предназначался Богу, а другой – Азазелу (злому духу пустыни). Первое животное полагалось приносить в жертву в храме, а над вторым первосвященник исповедовал грехи народа, и затем его уводили в пустыню и, согласно еврейскому преданию, сбрасывали с высокой скалы. Сторонники более раннего происхождения этого праздника утверждают, что уже в глубокой древности у кочевых народов Востока сложились представления об искуплении грехов именно посредством возложения их на «козла отпущения». Они считают поэтому, что ритуалы Йом Кипур исполнялись еще в период пребывания колен Израилевых во главе с Моисеем в пустыне, а затем стали частью литургической практики уже в первом иудейском храме.

С течением времени метафорический образ «козла отпущения» вошел во многие языки, обозначая как отдельные личности, так и целые народы, на которых люди, во все эпохи искавшие оправдание собственных неудач и ошибок во внешнем мире, возлагали вину за все беды. Нередко на протяжении истории сами евреи оказывались в этой трагической роли.

 

* * *

 

Первосвященники второго храма, пользуясь предоставленной персами автономией, сосредоточили в своих руках духовную и светскую власть и получили привилегии для всех служителей храма в виде освобождения от имперских налогов. С возрождением нормальных коммерческих связей иерусалимский храм, как и ряд других культовых святилищ в Персидской империи, приобрел право чеканить собственные монеты. Причем, несмотря на старательные усилия иерусалимской теократии оградиться от всяких языческих влияний, на обеих сторонах монеты воспроизводилась эллинская символика в подражание афинским драхмам – «твердой» валюте той эпохи. И лишь выбитые на монетах древнееврейские буквы, обозначавшие название провинции Иудеи, свидетельствовали о месте их выпуска.

 

* * *

 

Восстановление и укрепление Иерусалима было встречено враждебно его ближайшими соседями самаритянами и аммонитянами. Город постоянно находился под угрозой грабительских набегов и разрушений, его пришедшие в упадок укрепления не могли защитить жителей. В этих исторических обстоятельствах на сцене появляется еще один великий строитель и преобразователь гражданской и духовной жизни Иерусалима – Неемия. Библейская хроника сохранила для нас подробнейший отчет о его деятельности на протяжении двадцати лет, изложенный от его собственного имени (Книга Неемии). Неемия занимал высокое положение при дворе персидского царя Артаксеркса I, и ему удалось убедить монарха в необходимости восстановления стен Иерусалима и заручиться монаршей помощью в обеспечении строительными материалами.

Прибыв в Иерусалим около 440 г. до н. э., Неемия сразу же приступил к выполнению задуманного проекта. Он, видимо, обладал незаурядными организаторскими способностями, т. к. сумел вовлечь в строительные работы все слои населения города и близлежащих территорий: священнослужители возводили укрепления вокруг Храмовой горы, ремесленники и торговцы работали на тех участках, которые прилегали к их жилищам и мастерским, потомственные хранители ключей от города восстанавливали разрушенные ворота. Постоянно опасаясь вражеских вылазок, строители «одною рукою производили работу, а другою держали копье».[32]Тем не менее, стена была завершена, можно сказать, в рекордно короткие сроки – за 52 дня.

Археологам удалось лишь частично определить те описанные в Библии места, по которым проходила стена Неемии. Однако ясно одно: в V в. до н. э. возрождавшийся Иерусалим занимал значительно меньшую площадь, чем в период первого храма. Фактически город вернулся в границы, существовавшие пятью столетиями ранее, во времена Соломона. Стены, как и тогда, окружали только Храмовую гору и город Давида.

Обеспечив хоть какую‑то безопасность города за счет реконструкции стен и ворот, которые закрывались на ночь, Неемия предпринял ряд шагов по реорганизации общественной жизни. Столица все еще была в запустении. По словам самого Неемии: «…город был пространен и велик, а народа в нем было немного, и домы не были построены».[33]По его распоряжению каждый десятый житель Иудеи, избранный по жребию, должен был переселиться вместе со своей семьей в Иерусалим. Во владение Иерусалима переходили также все близлежащие земли в соответствии с территориальным делением, существовавшим до Вавилонского плена. При Неемии была упорядочена выплата десятинного налога храму, обеспечивавшего существование всех служителей культа, введен строгий запрет на торговлю, нарушавшую Субботу, запрещены были и смешанные браки. Укрепленный Иерусалим с населением около 15 тыс. человек[34]постепенно возрождался как центр самоуправления гражданско‑храмовой общины в Иудее.

На этих сведениях, относящихся к V–IV вв. до н. э., ветхозаветное повествование об истории Иудеи и судьбе Иерусалима фактически обрывается. Вплоть до II в. до н. э., то есть до хасмонейского периода, подробно отраженного в Книгах Маккавеев, мало что известно о жизни в Иерусалиме. Между тем, за это время на ближневосточной арене произошли существенные изменения. До сих пор преобладающую роль в развитии Иерусалима играли восточные цивилизации: город был сферой влияния поочередно сменявших друг друга Египетской, Ассирийской, Нововавилонской, Персидской империй; культурные элементы, привнесенные финикийцами, также имели восточное происхождение. С конца IV в. до н. э., когда Александр Македонский одержал победу над персами и покорил их бывшие владения Сирию и Египет, в Иерусалим проникает культура средиземноморского мира, постепенно превращаясь в доминирующий цивилизационный фактор на целое тысячелетие, вплоть до арабского завоевания в VII в. н. э.

С установлением греческого господства Иерусалиму и всему иудейскому народу был брошен своеобразный культурно‑исторический вызов. Греческий язык, занявший господствующие позиции на обширных территориях, завоеванных Александром Македонским, стал языком международного и делового общения. Без него не могли обходиться в своей коммерческой деятельности и иудейские купцы. Народ, привыкший считать, что вся человеческая мудрость сосредоточена в Моисеевых законах и Книгах пророков, изучая греческий язык, приобщался к великим сокровищам эллинской литературы и философии. Перед ним открывалась заманчивая притягательность греческой культуры и образа жизни, а целенаправленная эллинизация восточных провинций, проводившаяся греческими правителями, обеспечивала доступность плодов чужой цивилизации для широких масс. Выживание еврейского народа теперь зависело от того, сумеет ли он противопоставить соблазнам великих язычников свою монотеистическую веру с вытекающим из нее традиционно‑обрядовым и этическим кодексом национального существования.

Двойственное восприятие иудеями мощного культурного натиска с Запада нашло интересное отражение в сложившейся позже еврейской легенде о посещении Иерусалима Александром Македонским. Нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих, что великий завоеватель побывал в Иерусалиме, кроме записи Иосифа Флавия в «Иудейских древностях».[35]Историк излагает красивое предание о том, что Александр на пути в Египет якобы отклонился от своего маршрута и побывал в иудейской столице, где ему навстречу вышел первосвященник в головном уборе с начертанным на нем именем Яхве. Увидев его, Александр распростерся на земле и вознес молитвы Богу Израиля, а затем вошел в город и принес жертвы в храме. Почтительное отношение к чужому божеству объяснялось тем, что царь будто бы узнал в иудейском первосвященнике старца, являвшегося ему в видении и благословившего на предпринятый поход в Азию. Этот миф отражает понятное желание маленького периферийного народа приобщиться к историческим деяниям одного из крупнейших полководцев древности и в то же время продемонстрировать всевластие могущественного Бога Яхве.

В Иерусалиме новые культурные веяния привели к важным социальным последствиям. Общество постепенно разделялось на две группы, в меньшую из которых входили богатые аристократы, быстро усваивавшие эллинский образ жизни, в то время как большинство бедных людей и наиболее набожные, традиционалистские круги упорно сопротивлялись эллинизации. Пока около ста лет (301–200 гг. до н. э.) Палестиной правили Птолемеи (греческая династия, утвердившаяся в Египте после распада империи Александра Македонского), между этими двумя группами сохранялись хоть и напряженные, но все же не перераставшие в насильственные формы отношения. Греческие правители не принуждали иудеев нарушать свои обычаи, а тем из них, кто служил в Птолемеевой армии, разрешалось даже соблюдать Субботу – одно из древнейших установлений в иудаизме – и не участвовать в жертвоприношениях богам языческого пантеона.

Иерусалим в отличие от Газы или Самарии не был превращен в греческий полис. Храмовые священнослужители пристально следили за сохранением традиционного иудейского образа жизни в городе. Как и прежде, при персах, во главе народа стоял этнарх, первосвященник храма, осуществлявший управление с помощью совета старейшин в соответствии с традиционными ритуальными законами Священного Писания.

Греческое давление на Иудею значительно усилилось после перехода Палестины в начале II в. до н. э. под контроль Селевкидов – другой греческой династии, правившей в Сирии и постоянно враждовавшей с Птолемеями за господство на Ближнем Востоке. Вот тогда перед иудеями встала реальная угроза растворения их национальной самобытности в доминирующей эллинской культуре. В Иерусалиме даже высшие служители храма попадали под обаяние эллинских обычаев. Автор Первой книги Маккавеев саркастически отмечает, что языческие атлетические соревнования вызывали столь большой интерес, что священники буквально пренебрегали своими ритуальными обязанностями ради присутствия на играх в городском гимнасиуме.[36]

В то же время деятельность проэллинских кругов, желавших обустроить Иерусалим в соответствии с греческими стандартами, способствовала расширению города, возникновению новых жилых кварталов в районе так называемого Верхнего города.[37]В распоряжении археологов оказалось немного материальных свидетельств архитектуры этого периода, т. к. большая часть зданий была снесена и разрушена при возведении Иродом Великим своих монументальных построек. Раскопки, однако, подтверждают, что Верхний город застраивался преимущественно зданиями в эллинском стиле, причем помимо жилых домов здесь были и типичные для греческого города гимнасиумы с прилегающими к ним двориками, обнесенными колоннадой.

Во время правления селевкидского царя Антиоха IV (175–163 гг. до н. э.), присвоившего себе имя Епифана, что значит «явленный бог», угроза разрушения иудейской религиозной традиции становится особенно ощутимой. Этот царь, ревностный поборник греческих культов, усматривал в строптивой самобытности иудеев опасность для политического единства своего государства, находившегося в постоянной конфронтации с окружающими соседями. Соблазнительной была и идея пополнения истощенной войнами и обремененной долгами царской казны за счет богатств, скопившихся в иерусалимском храме. В храм поступали щедрые пожертвования от состоятельных иудеев, разбогатевших в предыдущие спокойные десятилетия правления Птолемеев, а также от многочисленных иудейских общин из‑за рубежа. Исправно собирался установленный еще Нехемией храмовый налог. Храмовая казна исполняла функции банка, куда население помещало свои сбережения.

В неукротимом стремлении переломить непокорных иудеев Антиох IV начал наступление на них с назначения на первую государственную должность первосвященника Ясона, известного своими проэллинскими настроениями. По праву рождения этот человек принадлежал к высшим кругам жреческой элиты, но даже его имя – эллинизированный вариант еврейского Йошуа – говорило о его истинных симпатиях. В его намерения входило превращение Иерусалима в настоящий греческий полис, и он обещал царю переименовать город в Антиохию.

В тихом жилом квартале современного Иерусалима на улице Альфази возвышается небольшая каменная пирамида в эллинском стиле, которую считают фамильной усыпальницей рода Ясонов. Один из красивейших и древнейших памятников Иерусалима свидетельствует о том, что греческий архитектурный канон проникал во все сферы. По традиции иудеи хоронили своих умерших в выбитых в скальной породе пещерах, которые редко украшались снаружи. Это же необычное сооружение, совершенно неожиданно соседствующее с современными жилыми домами, через века являет собой вызов традиции предков и одновременно укор тем, кто в глубокой древности нарушал обычаи отцов.

Первосвященник Ясон, несмотря на свои прогреческие симпатии, все же отказался осквернить храм и отдать селевкидскому правителю священные сокровища. За несговорчивость он поплатился своей высокой должностью, и на его место был назначен более покладистый первосвященник Менелай, который незамедлительно выполнил все требования Антиоха.

Бесцеремонное обращение с иудейскими святынями со стороны Менелая, не принадлежавшего, помимо всего прочего, к священническому роду и, следовательно, не имевшего права занимать высшую административную и духовную должность, переполнило чашу возмущения ортодоксальных иудеев. В Иерусалиме начался мятеж. Для усмирения бунтовщиков антиохийские власти разместили гарнизон вооруженных наемников в иерусалимской крепости Акра, которая, по предположениям археологов, примыкала к юго‑восточной оконечности Храмовой горы.

Антиох IV, разъяренный непокорностью иудеев, обрушил на них жестокие религиозные преследования, уничтожая тех, кто не желал отречься от веры отцов, сжигая священные рукописи, принуждая иудеев принимать участие в языческих ритуалах. Как страшное предзнаменование будущего уничтожения Иерусалима римлянами, как предтеча римских алтарей во славу Юпитера и Венеры, возведенных на месте иудейских святынь через три столетия, в храме была водружена статуя Зевса‑громовержца. Языческий бог в Святая Святых, где когда‑то стоял ковчег Завета и которая предназначалась для обитания Духа Божия на земле, – это был нестерпимо тяжелый удар по иудейскому благочестию.

В ответ вся Иудея восстала, и во главе народа встал священник Маттатия из рода Хасмонеев со своими пятью сыновьями. Позже одному из братьев – Иуде – было дано имя Маккавей (Макаби), что значит «молот», и многолетняя война иудеев против сирийцев так и вошла в историю под названием восстания Маккавеев.

Недолго торжествовали олимпийские боги в Иерусалиме. В 164 г. до н. э., всего через несколько лет после того, как Антиох IV совершил осквернение храма, Храмовая гора была очищена от всех языческих символов. В честь победы Маккавеев над Селевкидами был установлен праздник Ханука, приходящийся на ноябрь–декабрь месяц в зависимости от лунного календаря, по которому у иудеев рассчитывается весь годичный цикл. Народное предание гласит, что в храме нашелся лишь один кувшин с чистым, не оскверненным елеем, которого должно было едва хватить для светильников на один день. Но свершилось чудо: масло не иссякало в течение восьми дней. В память о том, как в те далекие времена в храме вновь был зажжен священный светильник, евреи в Израиле и во всем мире ежегодно в течение восьми праздничных дней зажигают свечи в специальном ханукальном подсвечнике.

Маккавеи заключили с Селевкидами договор, обеспечивавший иудеям ре