Электронная библиотека Портала «Археология России»
Итс Р.Ф., Введение в этнографию, Л., 1991
Резюме публикации: Второе издание учебного пособия (1-е вышло в 1974 г.) значительно дополнено материалами о методике этногенетических исследований, этнографических источниках, о связи этнографии с другими общесственными и естественными науками, о новых течениях и направлениях в современной этнографии, включая этноэкологию. Учебное пособие рассчитано на студентов гуманитарных факультетов.
© Итс Р.Ф., Издательство Ленинградского университета, 1991; Портал "Археология России", 2004
Нумерация страниц соответствует печатному оригиналу
Настоящая работа воспроизводится на правах электронной публикации. Напоминаем Вам, что в соответствии с действующим Федеральным Законом "ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ И СМЕЖНЫХ ПРАВАХ" (1993), Вы можете свободно пользоваться, копировать, распечатывать эту публикацию лишь для собственных нужд. В случае, если Вы используете настоящую работу для электронной, бумажной или какой-либо иной републикации, Вы обязаны полностью указать авторские права и источник, из которого Вами получена работа. В равной мере Вы должны указать источник, из которого Вами получена публикация, если Вы ссылаетесь на нее в любой – электронной или печатной – форме. Для этого используйте следующий текст:
© Итс Р.Ф., Издательство Ленинградского университета, 1991; Портал "Археология России", 2004
http://www.archeologia.ru/Library/book/b84b7f48d17f
Для указания в ссылке конкретной страницы добавьте к http://www.archeologia.ru/Library/book/b84b7f48d17f выражение /pageXXX, где ХХХ - это номер страницы, например: http://www.archeologia.ru/Library/book/b84b7f48d17f/page12 .
стр.3
ВВЕДЕНИЕ
Определение места этнографии в системе общественных наук, знакомство с ее учреждениями и изданиями в глобальном масштабе, с ее терминологией, классификацией и систематизацией многообразного и многоликого этнического состава мира - главное содержание настоящего учебного пособия, имеющего цель первичного знакомства с этой специфической отраслью знаний. В нем значительное место отводится характеристике этнической истории мира, методике, этногенетическим исследованиям, современным этническим процессам, играющим в ряде крупнейших регионов Земли важную политическую роль. дается обобщенное представление о методологии этнографической науки, об основных школах и направлениях в буржуазной этнографии, о теоретических основах советской этнографической школы.
В основу предлагаемого учебного пособия положен курс лекций, читаемых на кафедре этнографии и антропологии исторического факльтета Ленинградского университета для студентов, специализирующихся как по этнографии, так и по антропологии. Побудительной причиной к изданию такого курса явился широкий интерес к этнографии, проявленный студентами университетов и педадогических институтов страны, выражающийся в проведении всесоюзных студенческих этнграфических конференций. В решении конференции вузовских этнографов страны, прошедшей в октябре 1988 г. в Ленинградском университете было записано поже-
стр.4
лание о новом издании данного учебного пособия, которое могло бы оказать незаменимую помощь в ориентации студента в сложных проблемах этнографии - науки, изучающей народы мира, их культурное своеобразие, их вклад в мировую цивилизацию.
Автор надеется, что "Введение в этнографию" хотя бы в какой-то степени отвечает этим высоким требованиям, а также считает своим долгом принести благодарность коллективу кафедры этнографии и антропологии Ленинградского университета, сотрудникам кафедры этнографии Московского университета им. М.В. Ломоносова и кафедры этнографии омского университета коллегам - сотрудникам института этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая АН СССР, которые постоянной поддержкой, добрыми советами, практической помощью способствовали напиманию нового варианта пособия.
В данном учебном пособии употребляются прежние названия ГДР и ФРГ.
стр.5
Глава I
ЭТНОГРАФИЯ И ЕЕ МЕСТО В СИСТЕМЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК
Глава II
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ И ИЗДАНИЯ
Главa III
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК И КЛАССИФИКАЦИЯ ЭТНОСОВ
Этнографические источникиВедущим методом сбора этнографических данных является метод непосредственного наблюдения. Однако учитывая принадлежность этнографии к историческим наукам, этнографическим источником могут быть как полевые (экспедиционные) материалы, так и факты, собранные смежными гуманитарными и общественными науками. Наиболее полные и ценные этнографические материалы были добыты методом экспедиционного исследования, который получил название стационарного. Он связан с длительным пребыванием и вживанием в исследуемую этническую среду. Причем срок стационарной работы должен быть не менее этнографического года, который выдающимся советским этнографом В. Г. Богоразом определялся на два-три месяца больше, чем календарный год. Увеличение срока работы на два-три месяца приходится на период первичного знакомства и адаптацию к новым условиям, после чего этнограф наблюдает жизнь этнической общности или ее части во все временные периоды годичного цикла.
Более плодотворным является любое увеличение срока пребывания в изучаемом коллективе. Недаром история этнографии особо отмечает выдающиеся заслуги американца Льюиса Моргана, длительное время прожившего среди ирокезов и даже принятого ими в родовую организацию, и русского Н. Н. Миклухо-Маклая, жившего несколько лет среди папуасов Новой Гвинеи. Стационарный метод полевых исследований, имеющий то неоспоримое преимущество, что этнограф становится соучастником повседневной жизни народа, сохраняет свое значение и в наши Дни, хотя распространен не так широко, как прежде. В настоящее время в этнографии преобладает срочный, или сезонный выезд для полевых исследований, который нередко совмещается с маршрутным, имеющим целью охватить возможно большее число поселений или большую этническую территорию в отведен-
стр.86
ный срок. Подобный характер полевых исследований дает оперативный материал, он наиболее плодотворен при решении конкретной, а не монографической проблемы, однако страдает существенными изъянами. Так, “срочный” (“сезонный”) выезд обычно планируется на наиболее удобный для исследователя период работы в поле, а следовательно, исключает наблюдение жизни этноса в межсезонный (для тропиков — период дождей, для севера — время полярной ночи) период.
Сочетание ограниченных сроков с установленным маршрутом лишает этнографа возможности детально вникать в сложные сюжеты социального и семейного быта, а при вероятных языковых затруднениях создает угрозу случайного отбора данных. Очевидно, что при “срочной” методике вероятность наблюдения таких значительных для социально-культурной характеристики этноса явлений, как свадьба, похороны, инициация, -неизмеримо мала и сведения о них могут быть собраны лишь путем опроса. Следует заметить, что недостаточность опросной информации породила, правда, лишь в среде социологов, представления о правомерности постановки эксперимента, т. е. искусственного воссоздания общественного действа для исследовательских целей.
Практика, однако, категорически отвергает и в социологии, и тем более в этнографии такую возможность, так как в подобном случае нарушается естественный ход обряда или события, в них появляются бутафорско-театрализованные элементы, способные сознательно или бессознательно создать ложное представление. Полевая этнографическая практика, нацеленная на сбор добротного материала — источника научных знаний — утверждает следующие методы: опрос — работу с обоснованно выбранным информатором или информаторами в данной этнической общности; эксперимент — соучастие этнографа в социальном или семейном действе, обряде, событии, естественно возникших в период экспедиционной работы; наблюдение — тщательное изучение и фиксация всего комплекса этнически своеобразных культуры и быта.
Полевое этнографическое исследование дает как материальные, так и духовные источники знаний. К материальным относятся зафиксированные в чертежах, схемах, фотографическим способом объекты материальной культуры и предметы, связанные с производственной жизнью этноса,— орудия труда, жилище, пища, утварь, одежда и т. д. С помощью современных технических средств (кино-фотоаппаратуры, магнитофонов и т. п.) . и традиционных полевых записей фиксируются объекты и явления духовной жизни народа (традиции, обряды, обычаи, верования, фольклор и т. д.), причем материализованные, предметные свидетельства духовной культуры, например предметы культа, народного искусства, места и типы захоронений, фиксируются подобно объектам материальной культуры. В процес-
стр.87
се полевой работы предметы как материальной, так и духовной культуры изымаются из обихода и составляют основу музейных этнографических собраний. Таким образом, музейные коллекции являются также важным этнографическим источником.
Этнографическим источником, характеризующим прошлую культуру и быт, социальную и семейную организации, являются свидетельства исторических памятников, фольклорные записи, археологические комплексы и т. д. Совершенно очевидно, что при изучении этнической истории, при исследовании прошлой этнографии или этнографии древних этносов непосредственное наблюдение исключено и использование указанных источников, фактов смежных наук,— обязательное условие плодотворного поиска. Существует выработанное практикой определение истинности важного положения, содержащегося в исторической записи,— его неоднократное повторение в разных источниках (не менее трех раз). Этнография сама, как уже говорилось, является источником для социальной и культурной истории.
Связь этнографии с гуманитарными и естественными наукамиОбъект исследования этнографии — этнос — проявляет себя во всех сферах экономической, социальной и культурной жизни, его производственная деятельность оказывает непосредственное влияние на окружающую среду и связана с ней. Коль скоро этносы отличаются один от другого своими культурно-бытовыми особенностями, то эти различия проявляются или могут быть выявлены в тех науках, которые изучают самого человека, человеческое общество и воздействие его на природу. Выделение сугубо этнических аспектов из различных научных дисциплин значительно обогащает этнографию, ее источниковедческую базу, особенно при изучении этногенеза и этнической истории.
О связи этнографии с историей уже говорилось, ее связь с антропологией и археологией также очевидна. Именно тот раздел антропологии, который исследует происхождение рас и их распределение в пространстве, изменения физического облика людей в результате историко-социальных контактов, антропологического состава этносов, называется этнической (или даже исторической) антропологией. Определение культурно-бытовых особенностей по археологическим материалам позволяет выделить Древние этнические группы и от чисто типологических построений перейти и в археологии к историко-культурным построениям. Такое направление в археологии в последнее время получило название палеоэтнографии (букв.— древней этнографии). Данные этнической антропологии и палеоэтнографии позволяют исследовать ранние этапы (истоки) этнической истории.
стр.88
Столь же очевидна тематическая и проблемная связь между этнографией и языкознанием (лингвистикой), литературоведением и фольклористикой, т. е. с теми научными дисциплинами которые отражают наиболее специфические стороны духовной культуры народов, ее богатство, проявляющиеся в лексике устном поэтическом творчестве, в художественной ткани литературных произведений. Коль скоро язык, имеющий внутренние законы развития, непосредственно связан со своим носителем и имеет этнообразующий характер, в языкознании выделилась особая отрасль — этнолингвистика, рассматривающая проблему происхождения языков и их родственных и контактных связей в соотношении с этногенезом, с этническими процессами.
В последние годы активное использование методов конкретно-социологических исследований в общественных науках выявило наличие определенных социальных закономерностей, являющихся отражением этнической специфики исследуемой структуры (особенно при социологическом изучении и сопоставлении крупных одно- и многонациональных регионов). Естественным явилось выделение особого направления — этносоциологии. Точно таким же был путь выделения из общей психологии подразделения, изучающего влияние этнических категорий на психическую деятельность человека и человеческих коллективов — этнопсихологию.
География, в недрах которой рождалась этнография, в частности русская, и все ее подразделения, изучающие население, его размещение по земной поверхности, влияние на окружающую природу, продолжают сохранять самые тесные связи с этнографией. К таким подразделениям относятся демография, статистика и специальные дисциплины — этностатистика и этническая картография, этногеография.
Разделы таких сугубо естественных наук, как ботаника и зоология, исследующие жизнь и развитие культурных растений и домашних животных, дают любопытный материал для этнической истории, так как через окультуривание диких растений, одомашнивание диких животных и распространение созданных человеком новых видов можно проследить этнические контакты. Подобные проблемы решают этноботаника и этнозоология.
Аналогичное выделение этнически детерминированных отраслей знаний происходит всюду, где общественные или естественные науки соприкасаются с этнографией, т. е. с результатом активной преобразующей деятельности этносов в социальной и природной сферах. Возникновение пограничных, “стыковых” (на базе различных наук) дисциплин — широко распространенная тенденция современного познания мира.
стр.89
Классификация в этнографииЧисло более или менее изученных, а точнее, известных этнографии этнических общностей колеблется в пределах 2,2— 2,4 тыс. Поскольку каждый этнос является предметом научного исследования, этнография должна была выработать какую-то систему первичной или детализированной группировки изучаемого материала, иными словами, как любая научная дисциплина, имеющая дело с массовым однотипным источником, этнография нуждается в научной классификации этносов.
Необходимость сопоставлять и противопоставлять для выделения особенного в общем, как известно, лежит в основе любой попытки систематизации объектов или их проявлений. Такие попытки могут быть основаны на объективном всестороннем изучении конкретного материала и на субъективном рассмотрении его отдельных граней. Последнее чаще всего приводит к субъективистским, идеалистическим толкованиям, которые, имея дело с народами, чаще всего ведут к построению различных расистских схем. К подобным построениям относится первое, вполне естественное, а потому кажущееся объективным противопоставление “мы” и “они”. Противопоставляя собственный этнос чужим, люди редко задумываются над общими закономерностями развития и их особенных проявлениях и чаще всего вкладывают в подобное противопоставление субъективный оценочный критерий, где “наши” действия, образ жизни даются в положительном восприятии, а “их” — в отрицательном. Такими рассуждениями руководствовался античный мир, отделивший “культурных” греков и римлян от “некультурных” варваров. Деление на “культурные” и “некультурные”, дикие, варварские народы, затем “цивилизованные ” и “первобытные” и далее “исторические” и “неисторические” имеет давнюю традицию и порождено субъективным толкованием лежащих на поверхности явлений. Не ясно ли, что от подобных заключений слишком коротким был путь к откровенному расистскому делению на “высшие” и “низшие” расы или завуалированному расистскому противопоставлению “народов — деятелей культуры” “народам — потребителям культуры” и т. д.
Недалеко от неприкрытых расистских постулатов ушли близкие к нашему времени построения этнических классификаций, разделяющих народы по их темпераменту или поведенческому стереотипу, которые питаются этнорасовыми предубеждениями и создают почву бытовому расизму.
К классификациям, построенным на частном или недостаточно тщательном отборе критериев для систематизации этнических общностей, следует отнести и те, которые опираются на внешние проявления материальной или духовной культуры, причем даже если эти проявления весьма важны. Такой классификацией является деление народов мира по религиозному
стр.90
признаку на народы, имеющие племенные, национальные (полисные) или же мировые религии. При значительном распространении мировых религий в различных этнических средах и многозначности племенных (верований доклассового общества или их пережитков), с одной стороны, и однозначности полисных религий, с другой — как специфических явлений духовной культуры подобная классификация внутренне противоречива и не может выявить общих закономерностей. Так, разделенных по внешнему религиозному признаку небуддистов чжуан Китая и буддистов тай Таиланда трудно было бы объединить в этнические группы, связанные общностью происхождения и языка.
Случайность выбора критериев, объяснимая недостатком этнографических знаний во времена создания классификации, привела к необходимости отказаться от схемы, предложенной Л. Морганом и делившей народы по типу орудий труда, технологии изготовления предметов материальной культуры и формам семьи на прошедших или находящихся на одной из трех стадий — дикость (с тремя ступенями развития), варварство (с тремя ступенями развития) и цивилизация.
К сказанному следует добавить, что рассмотренные схемы, как правило, использовали в качестве определяющего признака такое явление, которое было следствием производственной и культурной деятельности этноса в конкретной физико-географической среде и прежде всего подчеркивало традиционное противопоставление “мы — они”, а не выявляло общность, единство этносов, проявляющееся через их специфику.
Упомянутые классификации, казалось бы, исходят из собственно этнографических критериев, хотя и произвольно выбранных. Произвольный, субъективный отбор сделал их неприемлемыми. Опираясь на смежные науки, этнография смогла выработать классификации на основе объективных фактов, которые исключали субъективные толкования. Для разных целей, для разной степени полноты картины этнического состава мира современная этнография использует четыре типа классификаций: географическую, антропологическую, хозяйственно-культурную и лингвистическую.
Географическая классификация основывается на том объективном, несомненном факте, что этносы расселены в определенных частях ойкумены и зоны их расселения находятся в пределах регионов, известных по географическим данным. Пользуясь материалами различных разделов географической науки, можно в пределах больших регионов рассматривать этносы по определенным климатическим или ландшафтным областям и получить представление о физико-географической среде их обитания. Указанные обстоятельства, ценные сами по себе и отражающие как общие, так и частные моменты, для характеристики этносов, однако, дают лишь первичную схему. По этой причине географическая классификация, удобная на начальном этапе
стр.91
изучения этнической картины мира, должна дополняться другими классификациями, так как не может ответить на вопрос, почему в сходных по ландшафту и климату областях Старого и Нового Света живут различные этносы. Или почему большие регионы типа Азии, Америки, Африки многоэтничны и как в таком многообразии выделять родственные и неродственные этносы, т. е. как их систематизировать? И все же этнография широко пользуется географической классификацией, что нашло свое отражение в многотомной серии “Народы мира” — уникальном и капитальном труде советских этнографов (начатом в 1954 г. и завершенном в 1967 г.), где тома называются “Народы Африки”, “Народы Америки”, “Народы Сибири”, “Народы Кавказа”, “Народы Восточной Азии” и т. д.
В связи с оценкой значения географической классификации С. А. Токарев, указав, что после первоначального освоения человеком земной поверхности начался процесс “вторичного перемещения человеческих групп”, однако, не совсем точно передал возможность такой классификации подвести “нас к познанию важного исторического процесса — процесса освоения человеком земли и ее отдельных областей” 1. Такого материала сама по себе географическая классификация не дает, как не дает и оснований для разделения народов определенного района на автохтонные и пришлые (о чем также упоминает С. А. Токарев).
Возникает вопрос, как, пользуясь только объективными данными о наличии населения на американском континенте и справедливо выделяя народы Америки из всех этносов мира, можно (без привлечения других данных) сказать, что индейцы — коренное население, а испанцы, африканцы, англичане, французы — пришлое?
На реально и объективно существующих различиях основана и антропологическая классификация, имеющая дело как .с расами первого и второго порядка, так и с антропологическими типами. Очевидно, что информационный уровень антропологической классификации, когда она отходит от общего деления народов на большие расы (расы первого порядка) и опускается до конкретных проявлений на их основе особенностей в антропологических типах, выше, чем у географической классификации. Очевиден также и более высокий уровень ее исследовательской работы. Для того чтобы классифицировать какие-то народы, живущие в Америке, достаточно знать, что она заселена, выявление же антропологических различий между потомками индейцев и потомками европейских переселенцев потребует проведения исследований непосредственно в их среде. Однако сколь бы ни были детализированы антропологические типы, связанные с расообразованием, имеющие определенную присущую
стр.92
ему скорость изменений физического облика людей, по антропологической классификации в пределах одной этнической общности различается несколько антропологических типов, например в русской нации, а таималайский антропологический тип свойствен многим этносам. На вопрос о причинах таких явлений может быть только общий ответ, что в первом случае произошло смещение разных в расовом отношении групп, во втором же этносы возникали на одной расовой основе. Но такой ответ следует считать односторонним, так как он может сообщить лишь об антропологической специфике этносов, но не может определить их выделение как самостоятельных общностей.
Этнические территории, связанные с размещением этносов, антропологические особенности этнических общностей — существенные признаки, но в характеристике этнической общности наиболее важными остаются культурно-бытовые межэтнические различия. Эти различия обусловлены хозяйственной деятельностью людей в конкретной физико-географической среде. То обстоятельство, что у разных неродственных народов, стоящих на одном или почти одном уровне социально-экономического развития, обнаруживаются культурно-бытовые сходства, а у родственных народов — различия, которые вытекают из их производственной деятельности, побудило этнографов в какой-то мере вернуться к классификационной схеме Л. Моргана . Однако при этом учитывался новый этнографический материал, и моргановские построения подвергались критическому анализу. Все это привело к формированию новой классификационной схемы по хозяйственно-культурным типам, воссозданной, как указывалось выше, советскими учеными М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым. Авторы хозяйственно-культурной классификации исходили из той объективной предпосылки, что различия между хозяйственно-культурными типами отражаются прежде всего в основных занятиях большинства этносов, а также в орудиях труда, пище, жилище, средствах передвижения, утвари, одежде и прочих элементах материальной культуры. Есть очевидная связь социального строя различных народов с выделяемыми хозяйственно-культурными типами, поскольку строй соответствует уровню развития производительных сил общества. Даже в области духовной культуры можно обнаружить различия между хозяйственно-культурными типами в тех ее элементах, которые наиболее полно обусловлены формами труда и быта, возникающими в тех или иных ландшафтно-климатических условиях.
Таким образом, классификация по хозяйственно-культурным типам является значительным шагом вперед по сравнению с географической и антропологической классификациями. Выделение хозяйственно-культурных типов имеет существенное значение при историко-этнографическом изучении народов, однако, как справедливо отмечено Н. Н. Чебоксаровым и И. А. Чебоксаровой в книге “Народы, расы, культуры”, “при наличии
стр.93
аналогичной историко-географической обстановки одни и те же хозяйственно-культурные типы могут возникать самостоятельно у народов, живущих далеко друг от друга и не взаимодействующих непосредственно между собой” 2. Иными словами, как и в предыдущих классификациях, народы, этносы могут быть систематизированы в одном ряду по признакам подобия, сходства, но не родства, не общности происхождения. Такое замечание сужает область применения хозяйственно-культурной классификации этнических общностей мира, но не отвергает ее использование наряду с другими.
Систематизация в языкознании и лингвистическая классификация народов мираВ языкознании, которое изучает язык во всех его аспектах, в том числе и как средство общения между людьми, и как достаточно яркое выражение культуры, выработаны две основные классификации — морфологическая (или типологическая) и генеалогическая (или генетическая). Если первая исходит из структурного (сравнительно-сопоставительного) метода и исследует языки вне зависимости от их родства, систематизируя в группы морфологически подобные языки, то вторая основывается на сравнительно-историческом методе сопоставления формы и материи языка в развитии и сравнении, исходя из общности по происхождению и родству. На основе первой классификации лингвисты распределяют все языки мира, которых насчитывается свыше 3 тыс., по четырем типам — корневые (слово обычно равняется корню, отношения между словами передаются через порядок слов в предложении); агглютинативные (характеризуются развитой системой аффиксов, прибавляемых к неизменяемой основе слова); флективные (отличающиеся автономностью слова, передачей значений через окончания) и инкорпорирующие, или полисинтетические (выделение этой группы условно, так как здесь слово представляет собой комплекс, где морфология не играет роли и связи выражены исключительно синтаксически). Важная для лингвистики и ее общетеоретических построений морфологическая классификация для этнографии мало полезна.
Напротив, генеалогическая (или генетическая) классификация, систематизирующая языки по их родству, имеет выдающееся значение, так как родство языков, как правило, подразумевает и родство носителей этих языков, т. е. самих Сносов (все исключения, вроде распространения испанского, португальского, английского или других языков в странах Америки и Австралии, исторически известны и объяснимы). Сле-
стр.94
довательно, если этнографы, используя материалы смежных наук, стремятся выявлять для целей систематизации родство этнических общностей, то особое внимание они должны уделить именно генеалогической классификации, которая “позволяет действительно установить родственные связи между языками, а тем самым отчасти и между самими народами, определить степень их исторической близости между собой” 3.
Родственные отношения языков строятся по схеме “языковая семья — языковая ветвь — группа или подгруппа языков — отдельный язык”. Язык — явление общественно-историческое, поэтому понятие семьи в применении к языкам не передает отношения, существующие между родителями и детьми, а означает лишь то, что данные языки связаны между собой в процессе происхождения и исторического развития, характер которого определяется общественной природой языка.
Родство языков устанавливается по основному словарному фонду и грамматическому строю. Несомненно, что слова могут заимствоваться не только из родственных языков, но и из любых, с которыми данный язык соприкасается.
Однако общность основного словарного фонда родственных языков — результат не заимствований, а единства происхождения. Лингвисты выделяют два особых случая возможной близости части словарного фонда у неродственных языков. Первый касается явлений субстрата — подпочвенного слоя языков, отражающего прошлую этническую историю и проявляющегося в таких лексических и грамматических особенностях, которые не могут быть истолкованы через современный язык. Так, в романских языках присутствует субстрат — следы пребывания в Европе какого-то народа или народов (есть мнение, что это кельтский субстрат), чей язык был ассимилирован латинским в пору римских завоеваний, но он же передал какие-то свои слова и грамматические формы языку завоевателей. В индийских языках присутствует дравидский субстрат.
Второй случай связан с выделением “языковых союзов”— объединения неродственных языков в пределах особой географической области (например, Балканы, Карпаты, Дагестан и др.). Связи внутри таких союзов недостаточно прочные и чаще всего охватывают лишь отдельные звенья данных языков, а не весь их фонетический, грамматический и лексический строй.
Родившийся в недрах языкознания лексико-статистический метод, который при определенных процентных совпадениях в словарном фонде позволяет устанавливать время расхождения между родственными языками, получил название-“глоттохроно-логия”. Глоттохронология — историческая языковая хронология,
стр.95
хотя и воспринимается в советском языкознании скептически, может дать материалы для этнической истории народов.
Из 3 тыс. языков мира описано 2 796. В ряде случаев в число языков попадают и диалекты (так, лингвисты считают, что у австралийских аборигенов или папуасов Новой Гвинеи несколько сот языков). Весь многообразный языковый материал на основе генеалогической классификации сводится в родственные группы и ветви, объединенные в высшей классификационной форме — языковой семье. Те языки, которые не обнаруживают никаких генетических связей, выделены в особую группу изолированных, или самостоятельных, языков. К последним относятся: баскский (Испания, Франция, Америка), андаманский (Андаманские острова), буришский (Индия), кетский (СССР), айнский (Япония), японский и корейский (в последнее время находят связи корейского с тунгусо-маньчжурскими языками). Если не считать языковые группы индейцев Америки, чьи языки еще недостаточно изучены, а их объединение в 20 языковых групп во многом условно, то число языковых семей в мире не достигает и полутора десятков, что позволяет всесторонние исследовать как проблемы родства языков внутри семей, так и степень связей и контактов между языковыми семьями.
В качестве основных лингвисты выделяют следующие семьи языков: индоевропейская, семито-хамитская, урало-алтайская (чаще ее рассматривают как более обширное образование — суперсмесью — и анализируют отдельно уральскую и алтайскую семьи), мон-кхмерская (австроазиатская), тибето-китайская (синотибетская), чжуан-дунская (тайская), малайе-полинезийская (австронезийская), дравидская, бантуская, кавказская (яфетическая), палеоазиатская, эскимосо-алеутская, койсанская. Особо выделяются без более точного определения языковых связей по родственным семьям группы языков — папуасские, австралийские, суданские, языки индейцев Америки и тропической Африки.
Распределение языков по языковым семьям, установление степени родства между ними внутри семей, ветвей и групп дает этнографии возможность, учитывая органическую связь языка с этносом, построить классификационную схему по признаку родства, а не только по сходству или подобию. Таким образом, лингвистическая классификация в этнографии основывается на генеалогической классификации в языкознании.
В этнографических изданиях и на этнографических картах народы, распределенные по географическому признаку, внутри распределяются по лингвистическому. Так, вслед за лингвистами этнографы отмечают, что среди народов Индии выделяются либо индоевропейские, или дравидские, народы, либо народы индоевропейской, или дравидской, языковой семьи.
стр.96
Использование лингвистической классификации приводит к тому, что этническая карта мира во многом совпадает с лингвистической. Вместе с тем следует учитывать и то обстоятельство, что абсолютного совпадения нет и не может быть, так как на одной языковой основе возникали различные этнические общности.
стр.97
Глава V
Локальные варианты второго хозяйственно-культурного типа
Обе составные части второго хозяйственно-культурного типа - ручное земледелие и скотоводство - и по сей день достаточно широко распространены на Земле. Всюду, где мы встречаемся с ранними формами государственности, классового общества, их экономическим основанием являются либо ручное земледелие, либо скотоводство. Весь Новый Свет до появления европейцев так и не знал пашенного земледелия, но он самостоятельно на базе своих эндемичных культур - кукурузы, картофеля, таро, маниоки, путем одомашнивания специфических южноамериканских животных - ламы и альпаки - пришел к ручному земледелию и животноводству. Они явились базой развития выдающихся цивилизаций доколумбовой Америки - майякской, ацтекской, инкской и др.
Как собирательство, явившееся отправной точкой для открытия земледелия, было древнейшим занятием, так и ручное земледелие возникло много раньше, чем животноводство. Как отмечают Н. Н. и И. А. Чебоксаровы, в рационе ручных земледельцев преобладает растительная пища в сочетании с рыбной, и небольшое место занимают мясные продукты, что может свидетельствовать о переходе к земледелию прежде всего рыболовов и собирателей, а не охотников и собирателей.
Основными сельскохозяйственными культурами, которые выращивали ручные земледельцы, были для тропического и субтропического пояса корнеплодные и клубнеплодные - ямс, таро, батат, картофель, маниока, а также суходольный рис, банан, сахарный тростник, хлебное дерево, для жаркого пояса - заливной рис, для районов степей и полупустынь - пшеница, просо, кукуруза. В Европе выращивали ячмень, рожь, овес, технические культуры - коноплю, лен, в Америке - кукурузу, картофель, из технических - хлопок. Для всех ручных земледельцев характерен оседлый образ жизни, который может быть, однако, нарушен в тех местах, где продолжает культивироваться подсечно-огневой способ обработки земли, ведущий к быстрому истощению почвы и необходимости через несколько
стр.108
1М. Н. Сперанский, «Корсунское» чудо Козьмы и Дамиана (отдельный оттиск), Л. 1928. См. также Б. А. Рыбаков, Ремесло Древней Руси, стр. 761-762.
2С. Н. Валк, Начальная история древнерусского частного акта («Вспомогательные исторические дисциплины». Сборник статей, М. - Л. 1937, стр. 285-318).
3«Рукописи графа А. С. Уварова», т. II, стр. 145.
стр.109
ми являются заливной рис и таро, обработка поля ведется либо мотыгой, либо палкой-копалкой. Значительное место продолжает занимать в хозяйстве охота, у гаошань и кава она продолжает носить ритуальный характер и является в последние годы своеобразной трансформацией прежней охоты за черепами. Бамбук - самый распространенный материал при изготовлении жилищ, орудий труда и лова, деталей одежды - защитных плащей и шляп. Жилища, как правило, свайные.
В той же географической зоне, но отличающейся в связи с подъемом местности более холодным климатом, выделяется вариант ручных земледельцев высокогорной зоны жарко-умеренного пояса. Среди них наиболее яркими представителями являются группы тибетцев - земледельцев долины Цангпо, близкие им дулун и ну, а также народы группы ицзу на юге Восточной Азии и прежде всего собственно ицзу Ляншаня. Для этих народов характерно выращивание холодоустойчивых сельскохозяйственных культур - ячменя, овса, гречихи, кукурузы, а также таро, ямса, технических - конопли, сурепки. Существенно также значение животноводства - разведение овец, коз, яков, сарлыков, буйволов и лошадей. Несмотря на появление в этих районах в последние десятилетия плуга, обработка земли ведется преимущественно мотыгой, а имеющийся скот выращивается на мясо, шерсть и кожу.
Холодный климат высокогорий, наличие хвойных лесов предопределили тип постройки жилища на высоком фундаменте, чаще всего двухэтажного (где низ используется для загона скота, а верх - для жилья), сложенного преимущественно из камня с использованием деревянных столбов для поддержания всей конструкции, крыши и для перекрытий. Очаг устроен в жилой части дома. Одежда из шерсти, кож и шкур диких зверей и домашних животных. В рационе наряду с растительной пищей есть и мясо-молочная. К этому варианту относятся народы Андского нагорья, припамирские таджики, кафиры, кашмирцы, буриши, жители Северного Кавказа (Дагестана), Альп, горных районов Тироля и Швейцарии, пиренейские баски.
Самым распространенным являлся тип мотыжных земледельцев степей и сухих предгорий умеренного пояса Старого и Нового Света. В Новом Свете он был представлен хозяйством доколумбовых ацтеков, майя, чибча-муисков, современных пуэбло, которое основывалось на кукурузе. В Старом Свете он некогда охватывал обширные районы Северной Африки, Передней Азии и Средней Азии, Северо-Западной Индии и Китая, где были очаги пшеничного и просяного (Китай) земледелия и где довольно рано на смену ручному земледелию пришло пашенное.
С мотыжными земледельцами степей и сухих предгорий были неразрывно связаны ручные земледельцы лесной зоны умеренного пояса Старого и Нового Света. В Америке к ним относились
стр.110
индейцы ирокезских, атапаских и алгонкинских этнических групп, заимствовавшие земледелие у южных юто-ацтекских племен, в Евразии - древние славянские, финно-угорские и тунгусо-маньчжурские народы, которые выращивали ячмень, овес, рожь, просо, технические - лен, коноплю. Этот вариант длительное время сосуществовал с различными охотничье-рыболовными вариантами первого типа и отличался большим заимствованием культурных достижений древнейших охотников и рыболовов лесной зоны. Для обоих последних вариантов ручных земледельцев характерно использование в одежде тканей из растительных волокон, а в сооружении жилищ - глины, камыша, дерева.
Животноводство развивалось либо в связи с ручным земледелием (и у многих народов при переходе к пашенному оно так и осталось подсобным занятием - выращиванием тяглового скота), либо при сохранении видов хозяйства первого типа (например, северные норвежцы и шотландцы, а еще больше фарерцы и исландцы преимущественно заняты овцеводством в сочетании с рыболовством и охотой на морского зверя). Обособление животноводства от земледелия и превращение его в основную отрасль хозяйства, т. е. выделение на этнической карте мира пастушеских племен, стало возможным при одомашнивании не только крупного рогатого скота, но и лошади, верблюда и оленя. Такое событие, положившее начало первому крупному разделению труда, могло произойти лишь в тех зонах, где первоначально обитали дикие предки этих животных и где были условия для содержания значительного по поголовью стада.
Пастбища являлись главным условием содержания скота, и скотоводческие народы расселялись в зоне степей и полупустынь Евразии, а также в полупустынных и пустынных районах Африки и тундре Старого Света. Содержание скота на подножном корму приводило к постепенному выбиванию пастбищ и к необходимости передвижения на новые места. Кочевой образ жизни отличал все скотоводческие народы. Их быт, материальная культура были приспособлены к постоянным передвижениям по открытым пространствам.
Продукты скотоводства полностью утилизируются в хозяйстве кочевников, основу питания которых составляла мясомолочная пища. Шкура и кожа животных, а также шерсть шли на изготовление одежды, упряжи, переносных жилищ, утвари. Кочевание как хозяйственная потребность немыслимо без лошади, верблюда, оленя или яка - животных, приспособленных человеком для верховой езды и транспортировки груза. В районах Центральной Азии человек приручил лошадь, и под влиянием коневодства тюрко-монголов тунгусо-маньчжурские народы одомашнили оленя, который в таежной зоне был преимущественно транспортным животным, облегчившим условия быта охот-
стр.111
ника и рыболова, а в тундре у самодийцев оленеводство стало ведущей отраслью хозяйства.
Как справедливо пишут Н. Н. и И. А. Чебоксаровы, «можно говорить о существовании нескольких локальных вариантов типа кочевников-скотоводов степей и полупустынь - центрально-азиатском, среднеазиатском, аравийско-африканском, южноафриканском и т. д. Для центрально- и среднеазиатских кочевников, например, характерно преобладание в поголовье домашних животных лошадей и овец, а также распространение войлочных юрт в качестве основных жилищ. В Передней Азии, Аравии и Северной Африке большую хозяйственную роль играют верблюды и козы, человеку жилищами служат преимущественно шатры и палатки. На юге Африки лошадей и верблюдов нет, стада состоят почти исключительно из крупного рогатого скота; жилища представляют собой круглые легкие хижины с жердевым остовом, располагаемые на стойбищах по кругу с загоном для скота в центре (так называемый «крааль») .
Вариант южноафриканских скотоводов-полукочевников засушливых степей и полупустынь представлен у аборигенов африканского юга готтентотов и некоторых групп банту. К афри-канско-аравийским скотоводам-кочевникам полупустынных и пустынных районов относятся многие арабские племена, в том числе знаменитые кочевники Аравии - бедуины, а также скотоводы-кочевники передне- и среднеазиатских степей и полупустынь, в основном в эту группу входят тюркоязычные народы (казахи, узбеки, киргизы и др.), а также индоиранские (белуджи, пуштуны и др.). К центральноазиатским скотоводам-кочевникам степей и полупустынь относят тюркоязычных уйгуров, алтайцев, тувинцев и других, а также монголоязычных монголов, калмыков, бурят и т. д.
Сколь бы значительна ни была роль скотоводства в жизни пастушеских племен вышеуказанных географических зон, следует всегда иметь в виду, что часть скотоводов, как показали археологические раскопки последних лет (в частности, гуннского Иволгинского городища), внутри скотоводческих общностей занималась земледелием. Иными словами, скотоводы нуждались в продуктах земледелия и получали их либо путем обмена, либо путем захвата, либо развитием самостоятельной земледельческой отрасли, хотя и в ограниченном масштабе. В настоящее время подавляющее большинство бывших скотоводов-кочевников перешло к оседлости, к отгонному и стойловому содержанию скота, к развитию зерновых и технических культур.
Сочетание внутри одного этноса ручного земледелия и кочевого скотоводства наиболее ярко выражено у тибетцев, у которых, помимо ручных земледельцев, в долинах Цангпо есть скотоводы-кочевники высокогорий. Тибетцы-скотоводы разводят
стр.112
яков, сарлыков и меняют свою продукцию на земледельческую. Ячья и сарлычья шерсть идет на изготовление одежды, переносной шатрового типа палатки, кошм. Для шитья обуви и деталей костюма употребляют кожу; помет животных служит топливом. Распространена меховая шуба (по-тибетски чуба, не исключено заимствование этого типа одежды и ее названия русскими у тибетцев, через монголов или тюрков). Тибетцы-скотоводы, небольшие тибетоязычные этносы в Притибетье, алтайская этнографическая группа теленгиты - представители уникального типа высокогорных скотоводов-кочевников.
Оленеводы тундры Старого Света - самый поздний по времени образования вариант скотоводов-кочевников, который распространен у сухопутных чукчей и коряков, ненцев, иганасан и других народов севера Сибири. Оленеводство дает все необходимое для существования и проживания человека в районах Приполярья и Заполярья (из оленьих шкур шьют одежду, мясо . оленя - основа питания; оленей используют как средство передвижения).
Глава VI
ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ (о значении различных источников в рамках комплексного подхода)
Исследование этногенеза справедливо относится к сложнейшим проблемам этнической истории народов. Думается, сегодня уже есть все основания признать, что значительные успехи советских этнографов в этой области прямо связаны, с освоением ими метода комплексного подхода к решению вопросов этногенеза.
Формирование новых научных принципов в этногенетических исследованиях советских этнографов приходится на конец 40-х - начало 50-х годов. Особо следует отметить известную статью С. А. Токарева «К постановке проблем этногенеза». Автор дал верную оценку методики и методологии этногенетических исследований в советской и мировой науке, подчеркнув те принципы комплексного подхода к этногенетическим проблемам, которые были одобрены на всесоюзном совещании этнографов в 1951 г.
Подводя итоги прошлых исследований этногенетических проблем, С. А. Токарев писал: «Изучение этногенеза отдельных народов составляет чрезвычайно сложную проблему. Полное решение ее невозможно без учета всех сторон этногенетического процесса и без привлечения всех видов источников. К сожалению, этого в большинстве случаев не делается, и проблема происхождения того или иного народа чаще всего решается на каком-нибудь одном материале - антропологическом, языковом, археологическом и пр. В результате получается одностороннее решение проблемы». 1С. А. Токарев кратко, но точно охарактеризовал ценность письменных, антропологических, археологических и языковых источников. «Народ характеризуется всегда множеством признаков, он представляет собой
стр.115
сложный комплекс исторически сложившихся особенностей, бытовых черт, материальной и духовной культуры. Понять происхождение народа - это значит разъяснить все эти особенности, установить их генезис и развитие.
Вот почему именно этнография и только этнография как наука, изучающая этнические особенности отдельных народов, способна дать наиболее полное и исчерпывающее решение проблемы этногенеза каждого данного народа. Но она может дать такое решение не в отрыве от других упомянутых выше наук... а непременно в тесном сотрудничестве с ними»2.
Необходимо отметить, что принцип, предложенный С. А. Токаревым, явился естественным продолжением методики, реализованной Ф. Энгельсом в двух его историко-этнографических рукописях. Речь идет о работах «К истории древних германцев» и «Франкский период», задуманных как единое сочинение по истории Германии и германского народа. В них Энгельс привлек имевшиеся тогда данные археологии, антропологии, письменной истории, лингвистики. Такой подход позволил объективно оценить письменные источники и доказательно представить ранние этапы этнической истории германцев. По сути дела, это был первый опыт комплексного решения этногенетических проблем. Исследуя историю древних германцев, сведения, которые имелись у античных авторов, Ф. Энгельс заметил: «С Тацитом и Птолемеем прекращаются письменные источники о событиях и условиях внутренней жизни Германии. Но зато перед нами открывается ряд других гораздо более наглядных источников - находки памятников древности, поскольку их можно отнести к эпохе, подлежащей нашему рассмотрению»; к таким же важным источникам он относил и данные языка, так блестяще им использованные в рукописи «Франкский период» в разделе «Франкский диалект»3.
Идея комплексного подхода в этногенетических исследованиях заключается в широком и методически верном использовании данных этнографии в сочетании с материалами исторических и смежных наук, включая и разделы некоторых естественно-научных дисциплин (этноботаника, этнозоология и некоторые другие). Комплексный метод прежде всего учитывает все многообразие факторов: антропологических, археологических, данные фольклористики, истории, лингвистики, этнографии, а также иных дисциплин: ономастики, глоттохронологии и др.
Период, пройденный за три с половиной десятилетия, Дозволяет сделать определенные обобщения, необходимые еще потому, что, несмотря на серьезные публикации по этнической истории, в смежных науках еще продолжает осуществляться метод частного, так сказать, подхода к этногене-
стр.116
тическим проблемам. Это свойственно антропологам и археологам, но главным образом языковедам. Нередко еще сохраняется позиция игнорирования этнографических данных при изучении этногенеза.
Одним из итогов этого периода можно считать то, что определились хронологические рамки этногенетических исследований, а также пространственно-объективная методика. Проблема хронологии занимает важное место при исследовании этногенеза как процесса. Являясь историческим процессом, этногенез начинается со становления первой формы этнической общности - племени.
Советские антропологи считают, что образование антропологических типов связано с неолитом, советские археологи связывают с эпохой неолита окончательное оформление племенной организации. По мнению видного советского лингвиста С. Е. Яхонтова, время сложения основных языковых семей по лексико-статистическому методу тоже может соответствовать неолиту, поэтому правомерно относить начало этногенеза народов именно к неолиту. Конечно, далеко не у всех народов мира изучение этногенеза возможно вести со столь отдаленной эпохи, но у всех народов его нужно начинать с доклассового периода.
Методически этногенетическое исследование можно вести относительно определенного этноса, а также населения конкретной территории. В первом случае особую значимость приобретают полевые исследования современного этноса и выстраивание линии научного поиска от современного состояния в прошлое к этногоническим источникам. Во втором случае мы начинаем разработку проблемы от древнейших памятников культуры на изучаемом пространстве и их создателей и приходим к современному этническому составу исследуемого района. Второй путь предпочтительнее, ибо он последовательно, на вещественном материале восстанавливает картину этнических и культурных преобразований.
Рассмотрим методические принципы использования данных каждой отдельной отрасли знаний. Начнем с науки, способной дать наиболее древние этнодифференцирующие факты,- антропологии, и с той именно ее части, которая известна как историческая, или этническая, антропология. В данных антропологии нас прежде всего привлекают материалы этноразличительного характера, которые дает не просто расовая дифференциация, носящая преимущественно обобщающий характер, а классификация народов мира по антропологическим типам, сложившимся в результате социально-исторического развития уже сформировавшихся рас в процессе культурных, исторических, межрасовых контактов, вызванных миграционными и консолидационными процессами.
Определяя антропологический тип как классификационную
стр.117
единицу, Н. Н. Чебоксаров писал: «В группы антропологических типов объединяются те, которые связаны историей происхождения, которые сложились в силу сходных или однородных причин из элементов одинакового происхождения, смешавшихся в разных пропорциях, которые морфологически напоминают друг друга»4. Именно антропологические типы выступают как первичные категории этнического многообразия мира, выраженного антропологически. Следует, однако, помнить, что и классификация по антропологическим типам носит обобщенный характер, т. е. иногда под одним типом (например, таи-малайский) может выступать множество этносов, а иногда один этнос может быть представлен несколькими типами (например, русский).
Уместно было бы вспомнить, что такой установленный антропологический тип неолитических яншаосцев, как северо-китайский, полностью соответствует антропологическому типу современных северных китайцев, что свидетельствует о хронологической стабильности, малой изменчивости телесных характеристик, дающих возможность заглянуть в далекое прошлое этноса, практически к его истокам. Присутствие различных антропологических типов у населения изучаемого района или исследуемого этноса говорит о существенных этнокультурных событиях, установление которых станет вехами в этнической истории края или народа.
Советские антропологи Г. Ф. Дебец, М. Г. Левин и Т. А. Трофимова выдвинули важный тезис, согласно которому «язык и культура могут распространяться и независимо от распространения антропологических типов, но антропологические типы никогда не распространяются без культуры и языка. Поэтому в тех случаях, когда антропологические данные указывают на распространение того или иного антропологического типа... встает задача выяснения исторических условий, вызвавших это распространение, а также тех историко-культурных и языковых явлений, которые были с этим распространением связаны»5.
По мере увеличения древности рассматриваемых этногенетических процессов значение антропологических данных в общем комплексе возрастает. Это положение по-своему определил выдающийся советский антрополог В. В. Бунак, который писал: «Если, несмотря на тесную зависимость антропологических группировок от этнических объединений, та и другая части не совпадают, то должна существовать причина такого несоответствия. Она заключается в том, что перестройка антрополо-
стр.118
гических признаков происходит несравненно медленнее, чем изменение этнических общностей» 6 .
Различия в антропологическом типе не адекватны различиям сравниваемых групп в этническом и языковом отношении. «Значительная разнородность антропологических типов, входящих в состав народов, лингвистически более или менее близких, при отсутствии переходных между ними типов свидетельствует о формировании языковой общности в результате ассимиляции»7. Вместе с тем антропологическая близость не дает оснований отрицать процесс ассимиляции. Антропологическая общность при большой языковой разнородности свидетельствует о существовании в прошлом тех или иных форм языковой общности (например, антропологическая общность народов Дагестана).
При соотнесении антропологических данных с хозяйственно-культурными типами или историко-этнографическими общностями необходимо помнить, что в первом случае речь идет о возникновении сходных хозяйственно-культурных типов, развивающихся независимо друг от друга, и тогда общность не объясняется историческими связями; во втором случае общность возникает на определенной территории в результате длительных связей, общности исторических судеб населяющих данную область народов. Следовательно, в классификации народов по хозяйственно-культурным типам нет оснований предполагать близость или особые генетические связи антропологических типов; напротив, классификация по историко-этнографическим областям имеет особое значение для решения этногенетических проблем, так как формирование антропологических типов связано с возникновением самой такой общности.
Чем дальше в глубь веков, тем больше совпадений в этнической и антропологической общности. Однако социально-исторические события приводят к изменению состава этнических общностей, увеличению их численности, дроблению или слиянию отдельных частей, изменению круга брачных связей; все это обусловливает перестройку антропологических типов.
Во избежание ошибок в определении таксономического значения признаков при сравнении антропологических данных этнических общностей рекомендуется контролировать признаки, путем «а) возможно более широкого использования палеоантропологических данных, дающих прямые указания на последовательность смены типов;
б) всестороннего биологического анализа признаков, их функциональной сущности и путей развития;
стр.119
в) учета этнического и географического распределения полученных комбинаций признаков».8
В настоящее время этнически значимые антропологические данные добываются не только палеоантропологией, но и успешно развивающимися в последние десятилетия отраслями популяционной генетики: серологией, одонтологией, дерматоглификой, фотометрией.
Обратимся, например, к антропологическим данным по мунда Индии. Сравнение санталов и мунда с их дравидоязычными соседями показывает, что у первых чаще встречаются некоторые морфологические особенности, характерные для южных тихоокеанских монголоидов. Возможно, в состав мундоязычных народов вошли какие-то монголоидные компоненты, по происхождению связанные с народами Юго-Восточной Азии, тем более что еще более монголоидными выглядят мон-кхмероязычные кхаси Ассама - района, пограничного с Бирмой и Индокитаем. На следующем месте по древности источника стоят данные археологии. Археология (которую справедливо называют еще «палеоэтнографией», если она занимается не только формальным описанием памятников, а пытается восстановить жизнь и быт носителей определенной культуры) дает возможность проникнуть в ранние этапы этнической истории. Вместе с тем исследователь ощущает сложность разграничения этнических общностей по данным археологии из-за их фрагментарности.
В использовании археологического материала следует методически верно ориентироваться в его возможностях. Они, как правило, относятся к двум сферам жизни этносов: 1) производство (орудия труда) и материальная культура (прежде всего жилище, утварь) и 2) некоторые аспекты духовной культуры (прикладное искусство, верования). Утверждения о способности археологического материала даже на уровне неолита, не говоря уже о более ранних периодах, демонстрировать социальные и семейно-брачные отношения не могут считаться безусловными.
Наиболее представительный материал по этим двум сферам дает именно эпоха неолита. Неолитические данные многочисленны и отличаются большим культурным разнообразием, обусловленным теми локальными различиями, которые сформировались в предшествующую эпоху и которые с глубоким знанием дела проанализировал выдающийся советский археолог-палеоэтнограф С. Н. Замятин. Ему принадлежит первенство в представленной далее методологической оценке данных археологии для этногенетических исследований.
Производство и материальная культура в наибольшей степени зависят от физико-географической среды, когда на формирование орудий труда и устройство быта древнего человека
стр.120
влияют и фауна, и петрография, и климат, и флора, и даже наличие или отсутствие естественных укрытий. Там, где человек в наибольшей степени должен адаптироваться к природе, в сходных экологических нишах могут возникнуть сходные формы производства и материальной культуры.
Разграничивать этнические общности по данным археологии весьма трудно из-за фрагментарности археологических объектов. Как считает С. Н. Замятин, можно выделить локальные различия в культуре палеолитического периода, непосредственно предшествующего периоду, с которого начинается положительное решение этногенетических проблем. Они становятся отчетливее по мере распространения человека по ойкумене; их выявление зависит также от способности человеческих коллективов приспосабливаться к жизни в различных географических сферах. Локальные различия, устанавливаемые по археологическим данным, дают возможность показать автохтонность, или пришлость, народа, интенсивность культурных контактов, приспособленность к местным физико-географическим условиям. «Лишь в результате длительного процесса, составляющего основное содержание культурного развития палеолитического человека, у него возникает способность варьировать формы своего хозяйства и быта в зависимости от характера окружающей природной среды».9
Культура, о локальных различиях в которой идет речь, обусловлена не столько различиями природной среды, сколько общественным бытием. При этом природные условия не являются основанием для разделения этносов, ибо физико-географическая среда оказывается изначально данной. Таким образом «локальные различия возникают в процессе исторического развития и определяются не внешней средой, взятой самой по себе, а характером приспособления общества к данной среде. Интенсивность этого приспособления непрерывно возрастает, и на определенном историческом этапе оно начинает играть решающую роль в жизни отдельных первобытных племен».10 Время такого критического нарастания интенсивности - мезолит, и особенно неолит:
Вместе с тем опыт использования археологического материала свидетельствует, что в памятниках материальной культуры можно выделить этническую специфику, которая не обусловлена ни технологической необходимостью, ни природным материалом. В качестве примера можно сослаться на примечательное событие, отмеченное археологическими данными по юго-восточной этнокультурной провинции Китая и относящееся к середине I тыс. до н. э. В тот период на данной территории
стр.121
обнаруживается в качестве основного орудия труда ступенчатое тесло (мотыжка), сменившее плечиковый топор-тесло и, в свою очередь, уступившее место тоже плечиковому топору-теслу, но уже не из камня, а из металла. Ни материалом, ни технологическим нововведением появление ступенчатого тесла нельзя объяснить; единственным разумным объяснением, подтвержденным к тому же письменным китайским источником, явилось мнение, что ступенчатый тип орудия труда связан с племенем юэ (относящимся к протополинезийской общности и осуществившим сравнительно кратковременное вторжение в пределы мон-кхмероязычного населения юго-восточного Китая).
Наиболее же этнически обусловленными, а следовательно, и доказательными для этногенеза и этнической истории выступают археологические памятники, возникновение которых не связано ни с внешней природной средой, ни с техническим или хозяйственным приспособлением к ней, а определяется непосредственно жизнью общества, отношениями внутри него.
«Речь идет о таких памятниках как предметы личного убора и украшения, орнамент, произведения изобразительного искусства, позволяющие, в свою очередь, подойти к выяснению связанных с ними религиозно-магических представлений, погребения с различными обрядами захоронения. Различия этого рода, если можно так выразиться, наиболее этнографичны, позволяют установить гораздо более дробные локальные группы»11.
Сходство памятников такого рода - результат исторически сложившейся культурной общности. Здесь уместно вспомнить раскопки памятников I тыс. до н. э. из области Дунтин-Поянху в Южном Китае, когда набор сопроводительного погребального инвентаря более чем в ста случаях (а вскрыто захоронений чуть больше ста) свидетельствовал о преемственности культурной традиции, уходящей своими корнями в докитайскую этническую общность указанного района (неолитическая эпоха). При этом археологические данные хорошо увязывались с уже существовавшими письменными источниками.
Значительное место в комплексе научных источников для решения этногенетических проблем занимают языковые данные. Языкознание нередко предоставляет возможность заглянуть в очень ранние этапы этногенеза, этнической истории народа. Одним из основных достижений лингвистов-компаративистов является генеалогическая классификация языков мира по принципу родства в языковых семьях и их ветвях и группах. Именно генеалогическая классификация языков принимается этнографами для исследования историко-культурных связей этносов, да и самой классификации этносов. Вслед за языковедами этнографы исходят из того, что родство языков, как правило, означает родство носителей этих языков. (Случаи формирова-
стр.122
ния этносов в Новом Свете или в зоне бывших колоний на базе языков колонизаторов и колонистов этому положению не противоречат). Все это дает основания при этногенетических исследованиях обращать внимание прежде всего на языковое родство самого этноса с соседями или возможными предками и потомками.
Язык - великое проявление этнической специфики культуры общности, наглядный выразитель ее уникальности. Поэтому необходимо использовать материал живого языка со всеми его связями и с одновременной реконструкцией древних его форм, чтобы через имеющиеся письменные источники проследить саму историю языка и наложить ее на историю этноса. При этом необходимо иметь в виду, что языковые сопоставления возможны только на синхронном уровне (иными словами, нельзя сопоставлять факты живого современного языка без соответствующих реконструкций для определения родства с древними языковыми формами).
Кроме того, следует учитывать, что определение генетического родства языков опирается только на данные основного словарного фонда и грамматического строя языков. Обращение к грамматическому строю в обычной практике (нелингвиста) затруднено, в то же время пользование основным словарным фондом вполне доступно. Заметим, однако, что отношение к основному словарному фонду бывает часто недостаточно корректно, поэтому напомним, какую категорию понятий включает в него практика этногенетических исследований. В него входят так называемые «первичные понятия»: человек и его тело, числительные до 10, местоимения, термины родства, космические, астральные объекты и явления природы, а также понятия из сферы материальной культуры, отражающие конкретную среду зоны этнического формирования и элементарные социальные, семейные отношения. С. Е. Яхонтов предлагает расширить основной фонд включением в него глаголов, обозначающих элементарные действия человека, как-то: «есть», «стоять», «лежать», «идти», «бежать» и т. п.
Любопытная в этом смысле ситуация сложилась с семито-хамитскими народами, «разошедшимися» после усыхания Сахары. «О былом единстве языков всех этих групп свидетельствуют общие им всем черты грамматического строя - единая система местоимений, некоторые черты структуры глаголов, образование отглагольных имен и своеобразная система образования множественного числа. Хотя на протяжении веков словарный состав языка изменился, былая общность, однако, все еще может быть уловлена в ряде общих коренных основ».12
стр.123
В этногенетических исследованиях весьма эффективным оказывается также метод М. Сводеша по глоттохронологии. В скорректированном С. Е. Яхонтовым Виде этот метод дал достаточно существенные результаты даже по этногонии, в частности тибето-китайских народов.
Завершая раздел о языковых материалах, уместно привести еще два методических положения, принадлежащих С. Е. Яхонтову. Одно из них состоит в том, что если какой-нибудь язык географически изолирован от других членов своей семьи, то время отделения такого языка, вычисленное по глоттохронологии, свидетельствует о времени переселения народа на новую территорию. Согласно второму положению, наличие небольшого этноса, в языковом отношении изолированного, в окружении крупного языкового и этнического массива свидетельствует об автохтонном происхождении первого.
Классическим примером, подтверждающим второе положение, является существование в индоиранской среде дравидоязычных брагуи, отделенных от основного дравидского массива тысячами километров и плотной массой индо-арийцев. Кстати, брагуи дают повод для утверждения о наличии еще до индо-арийцев дравидоязычного населения в Индостане, и в частности в долине Инда. Все это побудило советских исследователей искать в древних дравидах создателей хараппской цивилизации.
Особое место в ряду языковых материалов занимают слова и понятия ономастического круга, как-то: этнонимы, антропо-нимы, топонимы (включая сюда гидронимию) и даже зоонимы. В этой связи нельзя не вспомнить предостережение, сделанное П. И. Кушнером: «Обычным приемом многих историков, специализирующихся на вопросах этногенеза, является метод „примеривания" сообщенных античными авторами названий к этнонимам обитавших позже на тех же территориях народов. Этот метод весьма примитивен и спорен, поскольку сведения античных авторов неточны, нередко противоречат друг другу и допускают смешение этнонимов с географическими названиями»13. П. И. Кушнер привел примеры неверного отождествления эстиев Тацита с эстами, готов с гетами (как это сделал Иордан) или вентов с вендами. «При отсутствии тщательного лингвистического анализа названий народов и при произвольном сближении фонетически близких названий метод „примеривания" нисколько не приближает нас к разрешению этногенеза...»14- писал он.
В этой связи любопытно исследование этнонима «бамбара», проведенного В. Р. Арсеньевым. Он доказал, что первоначально этим именем назывались «немусульмане», но затем произошло стяжение «бамбара» с реальным этнонимом «бамана», что дало
стр.124
основание считать сегодня «бамбара» реальным этнонимом, названием реальной этнической общности.
Этнонимы довольно часто встречаются и в письменных источниках, и в устной традиции. Однако нельзя забывать, что этноним - «это только небольшая доля всей истории народа, носящего данное имя - скорее имени, чем истории его носителя».15
Личные имена людей и прозвища животных также являются основаниями для выводов об этнокультурных контактах этнических общностей. Но особенно значимыми оказываются данные топонимики. Чаще всего основные географические объекты - крупные реки, горы, долины, пустыни - сохраняют названия, присвоенные им первопоселенцами, и, если топонимы непонятны, невыводимы из языка ныне живущего в данном районе этноса, то можно и нужно искать их предков, искать этносы, оставившие о себе память. Ярким примером являются кетские названия таких рек Западной Сибири, как Дубчес, Кеть, Енисей. Во всех трех топонимах присутствуют кетские слова и понятия. Слово «Кеть» ясно, в слове «Дубчес» присутствует видоизмененное кетское слово сесь - река, сей в слове «Енисей» тоже восходит к сесь, а Ени, возможно,- имя высшего божества или какого-либо другого значительного персонажа кетской мифологии. Таким образом, есть основания считать древних кетов перво-поселенцами этих речных долин Западной Сибири.
В ряду данных для этногенетических исследований существенное место занимают письменные источники, факты письменной истории. Как известно, письменность - культурное достижение классового общества. В силу этого она исторически ограничена, и количество древних письменностей ничтожно мало в сравнении с числом современных им этносов. Самым ценным в письменных источниках являются этнонимы и топонимы, сюжеты культуры (особенно духовной), а также элементы словаря - набор иноэтничных слов.
Примечателен классический памятник истории IX в.- труд китайского дипломата Фань Чо «Маньшу». В синологии идет спор об этнической принадлежности населения средневекового некитайского царства Наньчжао. Ряд исследователей склонны считать его тайским. Однако в одной из глав «Маньшу» описывается похоронная обрядность основного населения Наньчжао - умань, совпадающая с погребальным обрядом современных ицзу, а в другой приведен словарь уманьских слов, которые понимаются только через язык ицзу. Нет никаких сомнений, что письменный источник свидетельствует об этнической принадлежности наньчжаосцев к народам, говорившим на языках группы ицзу тибето-бирманской ветви синотибетской языковой семьи.
стр.125
Поскольку письменные источники весьма ограничены во времени и пространстве, при этногенетических исследованиях уместно опираться на такой вид источников, как фольклорные данные. При этом фольклор подразумевается как народное творчество вообще, имеющее подразделения и устной поэтики, и музыки, и хореографии, и орнаментики прикладного искусства. Методически существенны легенды, предания, сказания, где особо должны быть выделены встречающиеся этнонимы и топонимы, данные, относящиеся к социальному устройству общества, духовной культуре и быту, сюжетность и ритмика; в музыкаль-ном фольклоре нужно знать построение фразы, гамму и музы-кальный инструментарий. Для этногонических штудий сущест-венными являются также орнамент и народная скульптура; причем следует учитывать, что различные типы орнамента неоднозначны. Так, исторически возможно повторение геометри-ческих фигур; в растительном орнаменте присутствует символика конкретной географической среды, в зооморфном - конкретной фауны. Для определения этнической специфики важны случаи сочетания орнаментов, а также отличие глобальных вариаций от специфических. Необходимо учитывать и технику нанесения, или исполнения, орнамента как этнический показатель. Фольклор-ные танцы и игры, производственные и обрядовые, всегда выступают в связи с конкретной этнической средой.
«В качестве дополнительных источников при освещении некоторых вопросов происхождения народов,- писали в 1951 г. С. А. Токарев и Н. Н. Чебоксаров,- могут быть использованы этногенетические предания, почти всегда заключающие рацио-нальное ядро, которое обычно удается отделить от фантасти-ческих древнемифологических мотивов и от недостоверных наслоений позднейшего времени. Яркими примерами источников этого рода могут служить ненецкие и чукотские сказания о древних оседлых обитателях Крайнего Севера, а также легенды о происхождении и переселениях полинезийцев».16 К этому примеру уместно добавить этногенетические предания мяо о собаке - прародительнице народа паньху и легенду предков ицзу дяньцев о борьбе человека с белым тигром, которые нашли отражение в рисунках на лезвиях мечей из погребений IV-III вв. до н. э.
Существенным подспорьем при обработке первичных данных об этногенезе и этнической истории становятся объективные данные по историко-этнографическим областям мира. Связь историко-этнографической области с этнической историей конкретного района определяется тем, что сама историко-этнографическая область как объективная реальность связывает население общей культурой и общей исторической судьбой, что
стр.126
и формирует новые этнические общности и этнокультурные связи.
С. А. Токарев и Н. Н. Чебоксаров еще в 1951 г. отметили, что существующий уровень этнографических знаний позволяет выделить крупные историко-этнографические области, в которых живут народы, связанные общностью происхождения или хо-зяйственной экономической деятельностью. В пределах СССР ими были выделены следующие области: Прибалтика, Волго-Камье, Северный Кавказ, Закавказье, степи Казахстана и Средней Азии, Приамурье и т. д. «Наличие в пределах одной историко-этнографической области народов, говорящих на разных языках, указывает обычно, что некоторые из этих народов сложились вне рассматриваемой области и лишь впоследствии проникли в ее пределы, частично или полностью восприняв культуру местного коренного населения, но сохранив свой язык: таковы, например, вероятно, манси и ханты в Приобье, венгры на Дунае, таи в Индокитае. Возможен, впрочем, и другой случай, когда имела место языковая ассимиляция без существенных переселений („тюркизация" шорцев или переход на английский язык большинства шотландцев)» 17.
Иными словами, если в начале этногенетического исследования возможно поместить изучаемый этнос в определенную историко-этнографическую группу, то возникнут не только гипотетические, но и реальные историко-культурные связи, появится возможность поиска этногенетических истоков.
Наиболее объективно оценить этногенетические факты может прежде всего этнограф. Именно он, используя данные антропологии и археологии, языкознания и письменной истории, фольклора и ономастики, этноботаники и этнозоологии, увязывает эти факты с материалами самой этнографии.
Этнографические материалы берутся в их бытовании, в этногенетических исследованиях они выступают достаточно конкретно и играют существенную роль. Пользоваться данными этнографии непросто, особенно теми, которые получены из сферы хозяйственной деятельности и материальной культуры и которые имеют нередко модернизованный характер, неся следы контактов и заимствований, а также сходства из-за подобия физико-географических условий. И все же в любой группе этнографического материала - будь то материальная или духовная культура, социальные или семейно-брачные отношения - всегда можно выделить этническую специфику, которая и выражает этногенетическую связь этнографии с данными других наук.
Практика полевой этнографической работы, насчитывающая не одно столетие, выработала принципы отбора показательных (т. е. этнодифференцирующих) элементов в разносторонней жизни, культуре и быте этноса. Остановимся на некоторых
стр.127
из них в соответствии с логикой исторического исследования, т. е. начнем с хозяйственной деятельности этноса. Последняя детерминируется физико-географическими условиями обитания этнической общности и уровнем ее социального развития. Как известно, число основных занятий крайне ограничено, поэтому сам по себе факт повторения одного и того же занятия в разных регионах еще не обусловливает каких-либо выводов, но все же сочетание основных и подсобных занятий, разделение труда, сезонность, набор орудий труда, получение продукта и его распределение могут дать значимые факты. Кроме того, этническая специфика проявляется и в типе орудий труда, и в их главных рабочих частях.
Здесь используется тот же методический принцип, что и при анализе археологических данных: если изменения в конструкции орудия труда не вызваны технологической необходимостью или изменением занятий, но в таком случае следует искать глубокие этнические сдвиги, которые могли отразиться на этногенезе этноса или, во всяком случае, на его этнокультурных связях. Примечательно в этом смысле изменение основных занятий русских старожилов, поселившихся еще в XVI-XVII вв. на Колыме, Анадыре и Индигирке. В условиях Крайнего Севера они вынуждены были отойти от пашенного земледелия и заняться рыбной ловлей, заимствовав от чукчей и юкагиров многие орудия и сами приемы этих промыслов.
Хозяйственная деятельность находит свое отражение в народ-ном календаре, который нередко фиксирует ее ранние этапы, свойственные этническим предкам изучаемого народа. К примеру, у современных кетов в названиях месяцев находит отражение занятие рыбной ловлей как в прошлом их основного занятия.
В сфере материальной культуры число этнопоказательных признаков, не вызванных приспособлением к среде обитания, увеличивается. Даже в типе поселения, которое обычно зависит от рельефа местности, можно обнаружить специфику его орга-низации (например, с центральной площадью, храмом или мужским домом вне зависимости от характера рельефа).
Значительной этнической спецификой отличаются и жилища. Она может проявляться в основной конструкции (каркасно-столбовая), где стены не несут никакой нагрузки, как, например, у китайцев; свайная или на высоком фундаменте постройка малайе-полинезийцев и тибето-бирманцев (у последних низ для скота, верх для людей); в сооружении чума без опорного кольца у ненцев и эвенков и с опорным кольцом у кетов и селькупов; тюркский и монгольский тип юрты и т. п.
Этническую окраску имеет и организация внутренней планировки, а именно: расположение и конструкция очага, положение камер (комнат) и их функции, красный угол и «гостевое место», ориентировка входа, положение дымового и светового отверстий. Нередко дополнительную специфически этническую картину дают
стр.128
названия конструктивных деталей жилища. Так, основные шесты в кетском чуме имеют название по времени дня, когда на них падает луч света; это признак сугубо кетский, и если он встречается у тувинцев-тоджинцев. то следует искать этногенетические связи их с кетами.
Определенной специфичностью обладают и утварь, и пища, т которые всецело зависят от хозяйственной деятельности людей. Так, различного вида пароварки - утварь, свойственная китайской этнической традиции, а изделия из бересты и дерева - таежным народам, в то же время сосуды из бамбука типичны для народов Океании, а из кожи - для скотоводов. Данные элементы материальной культуры представлены достаточно широко, но в своей ритуально-обрядовой форме они могут и бывают этнически специфичными. Так, для современных китайцев, выращивающих пшеницу и рис, такими элементами являются новогодние и свадебные пряники из проса, а для ицзу, знающих преимущественно гречиху и ячмень,- употребление в обрядовых целях таро. У многих этносов имеется еще и особая утварь и пища, связанные с обрядом погребения, когда состав и форма последних не просто этнически специфичны, но сохраняются в пределах этноса на протяжении многих десятилетий, а иногда и веков.
В материальной культуре наиболее этнически показательна традиционная национальная одежда. Она (нередко в женском варианте) выступает своеобразной визитной карточкой этноса. Хорошее знание традиционного покроя, цветовой гаммы, набора одежды, ее украшений позволяет достаточно точно определить этническую принадлежность костюма и всю систему его этно-культурных или этногенетических связей. В качестве примера можно привести деление народа мяо на пять племенных общно-стей, различавшихся по цвету одежды: черные, синие, белые, красные и пестрые мяо. Орнаментика одежды связана с системой религиозных представлений. Так, в орнаменте одежды удмуртов широко представлены две конские головы, которые в Прикамье распространены уже в I и II тыс. н. э. и соотносятся с традициями скифо-сарматов Нижнего Поволжья. Погребальная одежда как часть похоронного ритуала полностью относится к этно-показательной сфере культуры. В обыденном костюме может играть роль и запах одежды: левосторонний, правосторонний или прямозастежный. По запаху можно отличить монголов от тюрков даже в скульптурных изваяниях.
Перейдем к некоторым замечаниям по этнографическому материалу, связанному с условиями общественного бытия конкретного этноса. Начнем с социальных отношений, которые даже при изучении классовых обществ могут выявить взаимо-отношения между людьми, находящиеся вне официальных установлений и являющиеся выражением «общественного» или «традиционного» быта. «Для этнографов общественный быт
стр.129
интересен в двух отношениях. Во-первых, сохраняющиеся пережитки позволяют реконструировать общественные отношения прошлых эпох... Во-вторых, нормы общественного быта отдельных народов... отличаются большим своеобразием, что позволяет использовать их как источник сведений об этнической истории и этнических особенностях». 18 Этническую специфику могут выявить полевые материалы по таким категориям общест-венной жизни, как обычаи и нормы, связанные с производственной деятельностью изучаемого населения; обычаи и нормы организации общественной жизни (общественные группы, отношения между людьми по нормам обычного права).
Следом за социальными отношениями идут семейно-брачные, являющиеся особой формой общественного быта,- сфера эта чрезвычайно обширна и во многом связана с обрядовой, как правило, этнически обусловленной жизнью изучаемой общности. В первую очередь анализу подвергается материал, отражающий пережитки прежних форм семьи и соотношение семьи с более широким коллективом (брак, состав брачащихся пар, предпочтения и запреты в браке, системы родства и свойства). Сами термины относятся, безусловно, к этнопоказательной категории. Там, где есть прямые совпадения, нужно искать следы происшедшей ассимиляции. Этнически значимыми являются пережит-ки кувады, авункулата, сорората, левирата и тому подобных явлений.
Особого внимания требуют основные события семейной жизни: рождение и воспитание ребенка (обряды укрытия последа, пуповины, роли отца и матери в изготовлении предме-тов детского обихода); инициация (обряды, связанные с общественным совершеннолетием ребенка); свадебные обряды, одежда и пища. Этнически специфична, например, кетская традиция сватовства с использованием медного котла, который имеет родовую принадлежность (медь считается священным металлом). Семья жениха перед чумом невесты ставит медный котел, наполненный шкурами ценных зверей; если котел внесут в чум - значит, сватовство принимается, если его не тронут или перевернут - сватовство отвергнуто. У кетов и тувинцев-тоджинцев есть обычай сравнивать волосы брачащихся: если они неотличимы, то брак будет счастливым. Совпадение обряда у тувинцев и кетов не случайно и, возможно, объясняется их общим этногенезом. Любопытно, кстати, что у кетов ребенку до года (точнее, до появления зубов) не дают имени и он считается принадлежащим небесному миру (в случае смерти его хоронят на дереве, а не в земле), такой же обычай зафиксирован у тибетцев, а это еще один канал выяснения этногенеза кетов.
Самой консервативной, стойкой формой семейного быта
стр.130
являются похороны и похоронный обряд. В них входят выбор места погребения, сооружение могилы, сопроводительный инвентарь, траурные одежды, оформление кладбища, погребение или захоронение, действия после похорон. Так, этногенетическими особенностями отличаются похоронные действия кетов, живущих в Заполярье, но сооружающих могилу на глубине двух метров от поверхности земли, делающих гроб из толстых кедровых плах, что свойственно более южному по происхождению народу, а не северному, так как подобная организация погребения чрезмерно трудоемка. Кетская традиция считать кедр деревом подземного мира, а березу верхнего (небесного) также весьма специфична.
Чтобы выявить конкретную этническую специфику, исследуемое явление необходимо рассмотреть, во-первых, с позиций общемировой традиции; во-вторых, в соответствии с традицией, свойственной народам, относящимся к одной языковой ветви; и, в-третьих, в соответствии с традицией, принятой у изучаемого этноса. Выявленная таким образом этническая специфика может послужить поводом для серьезных изысканий в этнической истории. Возьмем, к примеру, уже упомянутое предание о легендарной борьбе жителей Дянь с белым тигром. Оно приходит на память, когда мы узнаем, что у современных ицзу священным животным является белый тигр и старейшин хоронят в родовой роще воздушным способом, завернув тело в шкуру белого тигра.
Народные праздники - производственные, семейно-родовые и обрядовые (как, например, медвежий праздник у народов Сибири) - уже в самих названиях могут нести этническую нагрузку и выступают специфичными во всем своем оформлении. Что же касается народных знаний (народная астрономия, агрономия, зоотехника), порожденных реальным опытом, разнообразным восприятием окружающего мира, то они, напротив, могут оказаться общими для разных этнических общностей.
Такими в общих чертах представляются методические принципы этногенетического исследования, где важнейшей основой является комплексный подход к изучению столь важного исторического явления, каким является этническая история народа.
стр.131
Глава VII
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЭТНОГРАФИЯ (основные школы и направления) C самых древних письменных сообщении о соседних народах, которые встречаются в древнеегипетских текстах, начали накапливаться сведения о разнообразии этнического состава мира. За многие столетия они стали столь значительными, что когда Великие географические открытия нового времени неизмеримо расширили знания о земном шаре и его населении, потребовалось систематизировать факты, дать им четкое обоснование. Рождение в середине XIX в. этнографии как науки о народах и специфических особенностях их культуры и быта явилось закономерным следствием общественного интереса к истории мировой цивилизации.
Интерес проявлялся весьма широко, причем ему способствовали масштабы Великих географических открытий, достигших в первой половине XIX в. апогея. Следует заметить, что с открытием в 1492 г. Америки почти каждое последующее десятилетие увеличивало знания об окружающем мире и о населении Земли. Для России накопление материала но интересующей нас дисциплине началось с освоения Сибири, Кавказа и других прилегающих краев.
Мир не просто велик, но и населен огромным множеством разнообразных людей - это представление к началу XIX в. стало очевидным. Обилие накопленных данных, поражавших совпадениями ценностных ориентации у разных народов, населяющих отдаленные друг от друга районы, настоятельно требовало осмысления увиденного на уровне науки, а не только библейского или казуистического постулата.
При этом исследует забывать, что наука XIX в. была взращена такими титанами мысли XVIII в., как Ломоносов, французские энциклопедисты, Карл Линней, Джеймс Кук и многие другие.
В 1845 г.) г. в России возникает Географическое общество с отделением этнографии, а в 1859 г. выходит гениальное произ-
стр.132
ведение Чарльза Дарвина о происхождении видов, способствовавшее рождению особой научной дисциплины - антропологии. Обе науки избрали объектом изучения народ и народы. Причем русская традиция, воспринятая учеными ряда соседних стран, базировалась на географической основе, а английская, повлиявшая на другие научные центры мира,- на биологической.
Предпочтительно описательный характер русской этнографии как науки о населении вновь открытых земель не способствовал формированию какой-либо оригинальной школы или направления в науке. До 1933 г. - года создания академического научно-исследовательского этнографического центра, отечественная этнография находилась под большим влиянием тех школ и направлений, которые развивались в других странах. Важным периодом в становлении отечественной этнографии стало начало 40-х годов XX в., когда сформировалась своеобразная советская школа, утверждавшая принцип материалистического понимания истории. Несомненно, что больший исторический период отечественной этнографии проходил под воздействием тех школ и направлений, которые были выработаны почти за столетие в зарубежной науке.
В совместном издании советских и немецких этнографов «Этнография, смежные дисциплины, этнографические субдисциплины, школы и направления, методы», вышедшем в 1988 г., уже подвергнуты современному анализу школы и направления зарубежной этнографии. В этой ситуации нам остается ограничиться только основными сведениями.
Эволюционная школа Эволюционистские идеи, исходившие из зависимости развитых цивилизаций от первобытной культуры как количественное изменение последней, получили широкое распространение во второй половине XIX в. во всех странах, где этнография становилась самостоятельной научной дисциплиной. В России, однако, взгляды эволюционистов не были господствующими, так как на русскую этнографию большое влияние оказывали идеи К. Маркса и Ф. Энгельса, чьи основополагающие труды переводились в России раньше, чем в других странах, и получали распроосстранение среди широкой научной общественности.
Основоположником эволюционной школы справедливо считается выдающийся английский ученый Эдуард Тэйлор (1832 - 1917), которому, кстати, принадлежит введение в англо-американскую этнографию понятия «антропология». Тэйлор во время своего путешествия на Кубу (1855 г.) встретился с меценатом-банкиром, субсидировавшим археологические раскопки в Центральной Америке и пробудившим в нем интерес к неизвестным цивилизациям, к необычной для европейца культуре других народов. Поездка в Мексику окончательно
стр.133
определила жизненный путь Тэйлора, который отдает все свои силы и время изучению обширных к тому времени этнографических собраний в музеях Европы, этнографических публикаций. В 1865 г. выходит книга, ставшая своеобразным научным кредо Тэйлора: «Исследования в области древней истории человечества». В этом труде Тэйлор делает следующие выводы: а) культура развивается по линии прогресса от первобытного состояния к современному; б) существующие различия между народами не имеют отношения к расовым различиям, а отражают лишь достигнутый уровень культурного развития; в) все конкретные элементы культуры у каждого народа либо изобретены самостоятельно, либо заимствованы у соседей, либо унаследованы от прошлых эпох.
Наиболее отчетливо позиции Тэйлора как эволюциониста и как буржуазного идеолога, верящего в общественный прогресс (правда, лишь в рамках эволюционного развития капитализма), были изложены в его основном исследовании «Первобытная культура». Этот труд, грандиозный по представленному и проанализированному в нем материалу, был завершен в 1869 г., вышел в свет в 1871 г., а уже в 1872 г. его перевели на русский язык и позднее на другие языки мира. Тэйлор стал самым признанным авторитетом в этнографии: в 1871 г. он избирается в Королевское общество, а с 1896 г. после организации первой кафедры антропологии при Оксфордском университете становится ее профессором. В 1881 г. вышел второй капитальный труд Тэйлора «Антропология (Введение в изучение человека и цивилизации)», являющийся итогом новых исследований ученого и своеобразным продолжением «Первобытной культуры». Всего Тэйлор написал более 250 работ, оказавших влияние на утверждение в конце XIX начале XX в. эволюционистского направления в этнографии.
В числе представителей эволюционизма следует назвать также Джона Леббока (1843-1913), Герберта Спенсера (1820- 1903), Джона-Фергюссона Мак-Леннана (1881 1927), ученика Тэйлора видного рели г повода Джеймса Джонса Фрэзера и выдающегося американского ученого, сделавшего решительный шаг от эволюционизма к материалистическому пониманию первобытной истории, Льюиса Моргана (1818 - 1881).
Эволюционная школа в этнографии представвляла собой первую довольно стройную концепцию развития человека и его культуры и исходила из признания прогресса в общественном развитии. Основные идеи эволюционистов состояли в следующем: 1) явления общественной и культурной жизни отмечают эволюционным процесс непрерывного, постепенного изменения, количественных увеличений или уменьшений, свойственный и всем народам на пути от дикости к цивилизации: 2) общественное развитие идет по законам эволюции, характерным для живой природы и, в частности, животного мира, где
стр.134
присутствует также межвидовая борьба за существование, выражающаяся в наслоении одного элемента культуры на другой или оттеснении новым старого; 3) общая теория дает основания считать моногамную семью, государство, частную собственность явлениями присущими человечеству изначально. Относительно последнего положения Тэйлор писал: "Родительская и патриархальная власть являются самыми примитивными учреждениями. Как семья представляет собой единицу первобытного общества, так отцовская власть есть зародыш права и власти государственной».1
Самостоятельное открытие Л. Морганом материалистического понимания первобытной истории, на которое сразу же обратили внимание К. Маркс и Ф. Энгельс, разрушало эволюционистскую прямолинейную схему и подрывало уверенность в незыблемости капитализма, считавшегося у эволюционистов вершиной цивилизации. На родине, в Соединенных Штатах капитальный труд Моргана «Древнее общество» был предан забвению, как, впрочем, и его научная деятельность. Лишь почти столетие спустя имя и труды Моргана вернулись в американскую науку.
Представители эволюционной школы исходили только из количественных изменений, а поэтому не могли, да и не стремились, объяснить историю зарождения культуры и ее составных частей, предполагая существование всех будущих явлений, хотя бы в зародышевой форме, с самого начала человеческой истории. Эволюционисты, и прежде всего сам Тэйлор, помимо добротного обобщения собранного к XX в. этнографического материала, разработали анимистическую теорию происхождения религии и методику изучения пережитков для реконструкции прошлой социальной и культурной истории, которые надолго пережили основные концепции этой школы и сыграли заметную роль в науке,
Понимая под анимизмом духо- или душеверие, Тэйлор определил его как изначальный «минимум религии», который уже свойственен первобытному человеку и его верованиям. Связывая анимистические представления со сновидениями, смертью, тенью, эхом, Тэйлор не мог объяснить, как и почему у дикаря возникали неверные толкования природных явлений, не видя материльной зависимости первобытного человека от природы, что и обуславливало рождение фантастических, иррациональных представний. Рассматривая анимизм как веру в душу, даже бестелесную, Тэйлор явно грешил против фактов в угоду собственной схеме; вместе с тем он не нашел в первобытных верованиях единого бога (монотеизм), а в массе олицетворенных сил природы видел политеизм, который трансформировал с развитием цивилизации в единого бога. Подобное, хотя
стр.135
и очень осторожное суждение подрывало монотеистическую концепцию клерикалов и вызывало резкое осуждение анимистической теории со стороны церкви. В тэйлоровском толковании анимистическая теория сегодня неприемлема, но она была и остается вершиной религиоведения XIX в., способствовавшего в новых условиях рождению верных историко-материалистических взглядов на проблему происхождения религии.
Выдающееся значение для науки имела тэйлоровская теория пережитков, согласно которой в современной жизни от прошлого сохраняются отдельные элементы культуры, социальной организации, хозяйственной деятельности, по которым можно восстановить (как по рудиментам живого организма) эти давно умершие явления. Подобная теория давала этнографии возможность реконструкций как культурных, так и социальных. Однако Тэйлор предлагал рассматривать сохранение того или иного пережитка обособленно, вне всяких очевидных социально-культурных связей, а следовательно, и без возможности объяснить причины сохранения самих пережитков на данной стадии культурного развития.
Оценивая эволюционную школу в целом, следует подчеркнуть: эволюционисты XIX в., утверждавшие единство человеческой культуры и прогресс общественного развития, были представи-телями наиболее передового направления в зарубежной, да и в отечественной, этнографии. Особую славу эволюционистам принес Л. Морган. Ф. Энгельс писал: «...Морган в Америке по-своему вновь открыл материалистическое понимание истории, открытое Марксом сорок лет тому назад, и, руководствуясь им, пришел, при сопоставлении варварства и цивилизации, в главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс».2 Многие положения и схема периодизации Моргана были использованы Ф. Энгельсом при создании классического труда «Происхождение семьи, частной собственности и государства», который положил начало особому, историко-материалистическому направлению в этнографии.
Характеризуя деятельность Моргана, Ю. В. Бромлей замечает: «Среди ученых эволюционистского направления особое место занимает Л. Г. Морган. Восприняв сильные стороны эволюционизма положение о единстве человечества и идею прогрессивного развития, Морган освободился от ряда его слабостей. Биологизация общественных явлений, непонимание значения качественного своеобразия отдельных этапов историко-эволюционного пути, а главное, непонимание роли материального фактора в общественно-историческом процессе - эти черты ограниченности эволюционизма были в основном преодолены Морганом. В результате многолетней работы ученый стихийно, неосознанно подошел к историческому материализму». 3
стр.136
Антиэволюционисты в Западной Европе и США: культурно-историческая, социологическая и историческая школыНеспособность представителей классической эволюционной школы объяснить качественные изменения в культуре и общественной жизни, с одной стороны, и открытое неприятие историко-материалистических идей - с другой, породили в зарубежной этнографии идеалистические направления неокантианского и агностицистского толков, отрицавшие наличие объективных закономерностей в истории человечества, саму возможность познания этапов и причин общественного развития.
Перед первой мировой войной в Западной Европе, и прежде всего в Германии и Австрии, возникли две школы - Фрейбургская (или Баденская) и Марбургская, которые опирались на «антропогеографический» метод Ф. Ратцеля, признававшего только пространственное распространение культур и их исключительную связь с географической средой.
Первая школа в лице видного ученого Г. Риккерта противопоставляла историю природы истории общества, объявляя последнюю скопищем единичных и неповторимых явлений, и тем самым выдвигала в качестве основной задачи выделение в истории общества независимых друг от друга культурных ценностей. Вторая отрицала возможность познания начала и конца исторических явлений, т. е. само познание процесса развития, видя главную цель научного исследования в изучении действия отдельных функций явления. В недрах Баденской школы достаточно отчетливо проявились концепции диффузионизма, сторонники которого сводили историю культуры к ее пространственному распространению и постоянным заимствованиям, миграциям самой культуры, выступающей некоей постоянной доминантой. Следует отметить, что Марбургская школа проявила себя в особой функциональной школе зарубежной этнографии, оформившейся после первой мировой войны.
Внутри диффузионистской концепции Баденской школы выделяются: культурно-историческое направление (Ф. Гребнер и представитель венской культурно-исторической ветви патер В. Шмидт) и направление культурных кругов (Л. Фробсниус). Согласно концепции Гребнера, в которой развивается риккертианская идея об уникальности, неповторимости явлений, этнография должна изучать в явлениях культуры лишь уникальные признаки. С этой целью Гребнером были предложены критерии формы, присущие предмету культуры, но не обусловленные ни материалом, использованным для его изготовления, ни функциональным назначением. Именно эти признаки, по Гребнеру, следует считать уникальными. На практике же оказалось, что, во-первых, невозможно четко выделить уникальное, во-вторых, это уникальное обнаружилось у разных народов. В данной связи предста-
стр.137
вителям школы культурных кругов пришлось ввести понятие «миграция культуры», дополнить критерий формы еще и критерием количества, образовать круг его распространения, т. е. принять теорию культурных кругов Л. Фробениуса. Следует заметить, что до Фробениуса те же идеи проповедовал патер Шмидт, представлявший историю цивилизации как последовательный ряд культурных кругов, в основании которого лежит первоначальный круг культуры пигмеев, якобы обитавших по всей ойкумене. Идеализм диффузионистов и теоретические основы их школ в определенной мере способствовали зарождению крайне реакционных политических концепций, включая геополитические и расистские.
До, во время и после первой мировой воины особое место во Франции занимает социологическая школа Э. Дюркгейма. В противоположность эволюционистам Дюркгейм понимал общество людей не как последовательные стадии вживания человека в среду обитания, а как систему закрытых статичных организмов. Устойчивость организмам такого рода придает «социальная солидарность». Любое радикальное изменение может привести к тотальным последствиям, к катастрофам для социума. Вторым важным положением Дюркгейма выступает идея сосуществования с индивидуальным сознанием «коллективных представлений», к которым относятся религиозные поверья, мифы, нормы морали и права. Прямыми последователями Дюркгейма явились М. Мосс, М. Гране, Л. Леви-Брюль и другие.
Конец XIX в. отмечен в зарубежной этнографии утратой лидирующего положения эволюционной школы, что было характерно для Западной Европы, России и США. На смену эволюционизму, как уже говорилось, в Германии и Австрии приходят различные варианты диффузионистского толка, во Франции - социологическая школа, а в США возникает и утверждается на три десятилетия американская историческая школа, или историческая школа Франса Боаса. Хотя Боас видел конечную цель этнографического изыскания в построении единой истории всех народов, основанной на конкретном материале культуры и языка народа как уникального явления, он не мог не оценить теорию прогресса эволюционистов, допуская подобный прогресс в сферах науки и техники. Блестящий исследователь, талантливый лингвист выдающийся этнограф-полевик, Боас сыграл важную роль в формировании американской этнографии, уступившей, однако, после 1930 г. свои позиции разного толка психологическим направлениям в науке, а также в формировании русской этнографии, привлекая к своим работам ученых России - В. Г. Богораза и Л. Я. Штернберга. Из школы Боаса вышли в основном все американские этнографы (антропологи) первой половины XX в. Учениками Боаса считаются А. Кребер, А. Гольденвейзер, Р. Лоун, Л. Уайт.
О своем учителе Гольденвейзер писал: «Неоценимым вкладом
стр.138
Боаса была историческая точка зрения, согласно которой туземные культуры должны быть исследованы на их ограниченной историко-географической родине и в перспективе их отношений к физическому окружению, примыкающим культурам и многим и часто запутанным психологическим ассоциациям, образовавшимся между различными видами культуры».4
Представители исторической школы изучали культурные элементы и их диффузии в пределах конкретного ареала культуры. Как справедливо подчеркивала Ю. П. Аверкиева, это был период краеведческого изучения коренного населения Америки, результатом которого явилась публикация многих полевых материалов (правда, позднее оказалось, что ряд из них сознательно фальсифицирован в антиморгановском духе).5 В работах исторической школы культура народа или племени представлялась механическим соединением черт, собранных воедино спонтанным действием диффузии.
Если в период между двумя войнами историческая школа еще продолжала существовать в США наряду с новым направлением - психологическим, то в Западной Европе возникло иное направление, имевшее очевидные корни в философских построениях прежних школ - функциональное.
Функциональная школаИдеи функциональной школы получили достаточно широкое распространение в науке, но наиболее ярко они были отражены в английской этнографии. Основоположником функиональной школы принято считать Б. Малиновского, а также А. Рэдклифф-Брауна. А. Рэдклифф-Браун, президент Королевского антропологического общества Великобритании в конце 30-х - начале 40-х годов, последние годы своей деятельности провел в США, но это не способствовало распространению концепций функционализма в Новом Свете, что объясняется колониалистской практикой функционализма. Время для появления функционалистской школы весьма знаменательно: под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции пробудились к борьбе за освобождение народы колоний. Хотя идеи функциональной зависимости общественных явлений затронул еще Э. Дюркгейм, соотношению целого и его функциональных частей серьезное политическое значение придали именно в 20 - 30-х годах XX в., когда под угрозу ставилась колониальная система, рассматривавшаяся как нечто целое, опирающееся на сохранение и консервацию родо-племенных отношений - функций целого.
стр.139
Как уже отмечалось, основоположниками функциональной школы в этнографии, имевшей много последователей, и прежде всего в Англии, были А. Рэдклифф-Браун и Б. Малиновский. Последний являлся наиболее ярким представителм функционализма.
Бронислав Малиновский, поляк, родился в 1884 г. в г. Кракове, входившем тогда в состав Австро-Венгрии. В 1908 г. он окончил Краковский университет и получил степень магистра но разряду физико-математических наук. Увлекшись этнографией, Малиновский выехал в Германию для получения специального образования. Два года он провел в Лейппигском университете, где познакомился с принципами культурно-исторической школы, затем переехал в Англию и работал с учениками Тэйлора. В начале 1914 г., будучи лектором Лондонской экономической школы, Малиновский в составе этнографической экспедиции выехал в Океанию. Он побывал на Новой Гвинее (район Маилу), а затем более двух лет провел на Тробриандскнх островах, где его застала первая мировая война. Как подданного вражеской страны, Малиновского должны были интернировать, но по ходатайству австралийского правительства и видных английских ученых-этнографов он получил разрешение заниматься исследованиями на Новой Гвинее и Тробриандах. Всю войну Малиновский провел в Океании. В 1915 г. вышла его работа «Туземцы Маилу», а в 1922 г. - книга о тробриандцах («Аргонавты западной части Тихого океана»). Последняя работа своим содержанием, необычным для академических описаний свободным стилем, глубиной проведенного анализа привлекла к автору внимание других исследователей. Труд о тробриандцах оказался заметным явлением в этнографической науке. В 1924 г. Малиновского пригласили в Лондонский университет читать лекции по социальной антропологии, а в 1927 г. он возглавил специально созданную в университете кафедру. Лондонский период жизни и деятельности Малиновского ознаменовался окончательным оформлением функционализма как этнографической теории. Общая концепция функционализма базируется на той же основе сочетания целого и его функций, т. е. идеи «холизма» - культура есть единое, гармонически функционирующее целое, каждая часть которого выполняет какую-то функцию, жизненно важную для целого. Любой обычай имеет значение в настоящем, пережитков в культуре нет, а прошлое ее непознаваемо. Все стороны жизни и культуры всякого отдельного народа - неразрывно связанные между собой части целого. Подчеркиванием особого значения функции как «удовлетворения потребности деятельностью, в процессе которой объединяются люди», или «удовлетворения органического импульса соответствующим актом» Малиновский несомненно привносит в социальную жизнь биологическую окраску. Общество превращается в функционалистов, в сумму индивидов, имеющих
стр.140
биологические потребности, а различия между культурами сводятся лишь к различным способам удовлетворения элементарных человеческих нужд. «Холизм» придал функционализму своеобразную законченность при характеристике структур целостностей. Племя - целостность первого порядка, все народы Африки - второго, колониальная Африка и империалистические метрополии - следующая целостность. Это структуры взаимосвязанных функций, где нарушение функционального действия любого явления в целостности первого порядка способно разрушить в его стройную пирамиду. В этой связи этнография, согласно функционалистским установкам, должна изучать не сам институт вождей, род, инициацию, семью, а лишь их функции в обществе с тем, чтобы достойно оценить их значение. Большое внимание Малиновский уделял значению прикладной этнографии, ее роли в современном мире. Он подчеркивал: «Задача этнографа заключается не в том, чтобы выяснить историю происхождения тех или иных институтов, а чтобы показать их значение в данном обществе и показать это с определенной целью, не ради большей точности описания, но чтобы научить колониальные власти и предпринимателей, имеющих дело с этим народом, как нужно обращаться с ним для более удобного достижения своих целей». 6 Что же касается диффузионистов, то Малиновский оценивал их следующим образом: «Этнография, наука о человеке и его культуре, большей частью избегала жизненных проблем: она пыталась укрыться за китайской стеной антикварных интересов. Во всех гуманистических изысканиях имеется сильное стремление заниматься мертвыми остатками вместо того, чтобы иметь дело с действительностью, поддерживать чисто академический интерес к теориям и воздерживаться от проверки доктрин на трудном пути практической деятельности. Этнограф прошлого чувствовал себя спокойно, плетя гипотезы о том, что случилось, когда человек старался развиваться от питекантропа эректуса или кого бы там ни было: пытаясь изобрести „происхождения" и „развития", антрополог сам изготовлял из своего внутреннего сознания различные „истории" и ,,диффузии". И многие этнографы современности заняты изучением влияния египетской культуры на Центральную Африку, спорят о том, возникли ли все цивилизации в Месопотамии, Атлантиде или на Памире».7 Функциональная школа практически прекратила свое существование ко второй половине XX в.
стр.141
Психологическая школа, психорасизм в этнографии США В США функционализм не получил широкого распространения, так как на основе философии прагматизма, «исторической школы» в этнографии и фрейдизма в психологии в 30-х годах начала складываться психологическая школа, пришедшая в первые годы после второй мировой войны к психорасизму. Прагматизм в философии представляет одно из направлений субъективного идеализма, в котором познающий субъект вне времени и пространства, оторванный от материального мира и конкретных условий, познает лишь свой собственный опыт. Опыт - нечто данное, источник которого находится внутри самого познающего субъекта, в его инстинктах, биологических потребностях, психике. Прагматик неизбежно приходит к отрицанию существования кого-либо другого, кроме самого себя. Он отрицает объективную истину, утверждая, что истина в лучшем случае - инструмент для ориентации в мире своего опыта,- отсюда любая теория и любое действие истинно, если они приносят выгоду познающему субъекту. Вторжение 3. Фрейда в социальные науки и оперирование им этнографическими данными по существу началось в 1920 г., но через 20 лет фрейдизм в этнографии США стал наиболее популярным направлением. В первую очередь представители психологической школы заимствовали у Фрейда его рассуждения о культуре, ее происхождении, о культурном процессе. По Фрейду, происхождение культуры связано с «убийством первобытного отца». Фрейд рисует следующую далекую от идиллии картину: первобытная орда, отец-деспот обладает всеми женщинами и не дает сыновьям приближаться к ним. Влечение сыновей в конце концов приводит к убийству отца и его поеданию. Впоследствии сыновья испытали огромное чувство вины и установили запрет на кровосмешение - инцест внутри рода и на отцеубийство. Оба запрета образовали так называемый «эдипов комплекс», который передается по наследству и является базисом культуры. С тех пор культура стала не чем иным, как системой норм и запретов, где присутствует психологический конфликт - бессознательные силы стремятся нарушить все запреты и пойти на агрессивные действия или кровосмесительную любовь, а сознательные (рассудок) и усвоенные с детства нравственные нормы сдерживают их. Чем выше стадия развития культуры, тем больше усложняется общественное поведение и психика превращается в «бурлящий котел возбуждений» - отсюда войны, революции, преступления. И коль скоро, по Фрейду, культурный процесс - это особое видоизменение жизненного процесса, происходящее под влиянием задач, которые ставит перед человеком Эрос, и под воздействием Ананке - внешней
стр.142
необходимости 8, то ценой прогресса стала утрата счастья - исполнения сексуального влечения. В США идеи фрейдизма были подхвачены психиатром Кардинером, ставшим этнологом, и антропологом (этнографом) Линтоном. Квинтэссенцию концепции психологической школы изложил Ф. Александер в следующих положениях: а) психика человека меняется только в первые 4-5 лет жизни и формируется под влиянием процесса сосания материнской груди, пеленания, попытки встать на ноги, говорить и других первичных опытов; б) после первых лет жизни психика «затвердевает» и остается практически неизменной всю жизнь, определяя судьбу, успехи и неудачи человека, при этом социальная позиция лишь незначительно влияет на поведение индивидуума; в) психика следующего поколения формируется под влиянием тех же первичных опытов, что и у предыдущего поколения, и такой процесс повторяется беспрерывно, передаваясь по наследству; г) возникающая путем воспитания детей «структура характера» у каждого народа своя, как и своя «средняя психика», причем есть народы с «плохой», а есть с «хорошей» психикой; сам народ не может изменить психику, даже если она «плохая», но он может сделать это с помощью другого народа, обладающего «хорошей» психикой, «хорошей структурой характера». Если первоначально представители психологической школы исходили из неизменности духовных свойств различных культур и посвящали исследования основной личности, среднему психическому типу, который якобы определяет и психологию общества и статичный профиль его культуры, то рассуждения о народах с «хорошей» и «плохой» психикой в определенной мере способствовали формированию расистских концепций.
Культурный релятивизм и теория ценностей в американской этнографии После второй мировой войны господствовавшая в Западной Европе функциональная (или социологическая) школа понесла как чисто физические (многие этнографы либо умерли естественной смертью, либо погибли, либо эмигрировали в США), так и концептуальные потери - рушилась колониальная система, фашизм резко изменил прежние ценностные установки. Исследователи США также пытались выйти из идейного тупика. Прямое или косвенное влияние указанных причин способствовало распространению идеи равенства народов и их культур. К такому именно направлению относится культурный релятивизм, или теория ценностей, особенно активно развиваемая в начале 50-х годов М. Херсковицем.
стр.143
Идея культурного релятивизма заключается в следующем: каждый народ создает свою культуру, которая и обеспечивает его жизнеспособность как целостной системы, поэтому нельзя сказать, какая из культур лучше или выше. На субъективность и относительность оценки последнего заключения обращал внимание Херсковиц. Неодинаковое же отношение (предпочтение) народов к различным явлениям культуры, замечал он, объясняется не иерархическим отличием культур, а разными системами ценностей у этих народов. Другой представитель данного направления Т. Норсроп писал: «Я утверждаю, что ни в одной из культур нет чего-либо такого, что можно было бы назвать по смыслу антинаучным. Так может только показаться, когда мы будем смотреть с точки зрения индуктивных данных другой конкретной культуры, обогащенной своей конкретной интеллектуальной и культурной историей»9. Ту же по существу идею Херсковиц излагал следующим образом: «Предположение, что культуры бесписьменных народов ниже, чем наша, является результатом нашего же длительного интеллектуального развития. Редко вспоминают о том, что понятие прогресса, столь глубоко проникшее в наше мышление, сравнительно недавнего происхождения. На деле это - уникальный продукт нашей культуры. Это - часть того культурного потока, который создал научную традицию и машину»10. Сколь бы ни импонировали нам подобные высказывания, ясно одно - представители культурного релятивизма считают, что истина может быть относительной, т. е. приемлемой для одного народа и неприемлемой для другого. Объяснить неодинаковое отношение народов к различным явлениям культуры попыталась теория ценностей. Под системой ценностей и Норсроп, и Херсковиц понимали представления, понятия, мировоззрения, которые у каждого народа различны. Изучение же конкретных ценностей для установления их системы у данного народа должно вестись, по их мнению, путем опроса представителей исследуемого этноса с тем, чтобы выявить их взгляды на вселенную, место человека в ней, свайства человеческой натуры, представления о жизни и счастье. От общих ценностных оценок этнограф доходит до самого конкретного явления и составляет систему ценностей изучаемого этноса. Вместе с тем представители культурного релятивизма даже не пытаются решать вопрос, откуда появились ценности, ценностные оценки. По их мнению, и то, и другое существовало изначально. Сторонники теории ценностей (в частности, Э. Элберт) выработали своеобразную схему, своего рода программу для
стр.144
сбора полевого материала для выяснении системы ценностей народа. В качестве высшей формы ценностей берутся: 1) исходные ценности (например, у навахо это вселенная, соблюдение традиций, гармония и согласие в природе и обществе); 2) центральные ценности (типа ценностей навахо - семья, знания, здоровье, собственность, наслаждение); 3) директивы -- различные предписания и запреты типа «можно делать это и нельзя то»; 4) характеристики (в этой группе исследователь должен выяснить различные качества людей и отношений между ними, какие свойства характера считаются добродетельными, какие порочными). Кроме того, отдельные явления культуры делятся на «хорошие » и «плохие». Видный современный французский этнолог Клод Леви-Стросс, давая обзор этнографических течений, писал: «...доктрина культурного релятивизма неприемлема длт: самих пародов, ради которых она поддерживалась, в то время как этнологи, сторонники однолинейного эволюционизма, находят неожиданную поддержку у этих народов, более всего стремящихся к пользованию благами индустриализации и предпочитающих считать себя временно отставшими, а не перманентно уникальными»11. Следует отметить, что культурный релятивизм не имеет широкого распространения в зарубежной этнографии, которая после 1960 г. совершила решительный поворот к сохранившим свою историческую ценность взглядам Л. Моргана.
Современные тенденции в теории зарубежной этнографии- неоэволюционизм (морганизм) и структурализмБольшинство направлений зарубежной этнографии, утверждавших себя как антитеза классическому эволюционизму XIX в., а в США --прогрессивной однолинейной эволюции Моргана, в 1960-х годах практически перестали существовать. Как пишет Ю. П. Аверкиева, «в 1960-х годах слыть антиэволюционистом стало уже немодным, и прежние критики эволюционизма начали уверять научную общественность в том, что они всегда были эволюционистами, а критиковали лишь эмпирически необоснованные догмы однолинейного эволюционизма XIX в.»12. На VII МКАЭН (1964 г., Москва) зарубежные коллеги предложили провести симпозиум на тему «Учение Моргана о периодизации первобытного общества» и было высказано весьма положительное отношение к этому выдающемуся американскому ученому со стороны его соотечественников. В 1963 г. и в 1964 г. в США под редак-
стр.145
цией Э. Ликок и Л. Уайта вышли новые издания «Древнего общества». В печати всерьез обсуждался вопрос о принадлежности Б. Малиновского и его школы к своеобразному ответвлению эволюционизма. Возвращение американской этнографии к Моргану явилось важным событием современной науки; многие этнографы США, убеждавшие общественность в своих эволюционистских взглядах, определили свою концепцию как неоэволюционистскую. Сейчас неоэволюциопизм одно из самых распространенных течений в теоретической этнографии Запада. В трудах представителей этого направления (Дж. Стюард, Дж. Мёрдок и др.) наблюдается явный отход от крайнего антиисторизма, теоретического нигилизма, антиэволюционизма. Вместе с тем среди неоэволюционистов нет единства в отношении к проблеме прогресса, предпочтение отдается эволюционизму метафизического тейлоровского направления, утверждающему лишь количественные изменеия. Кроме того, наметилась тенденция к включению в развитие культур многолинейности как антитеза моргановской однолинейности и т. п. Как считает Дж. Стюард, история человеческого общества - сумма многолинейно развивающихся замкнутых систем. Теория Стюарда, и он особо это подчеркивает, отличается от эволюционизма XIX в. тем, что неоэволюционисты «не ищут всеобщих параллелей, всеобщих законов» и допускают возникновение новых качеств релятивистски, лишь в рамках, определенных системой конкретной линии развития. Стюард объясняет многолинейность развития человеческого общества как результат приспособления человека к различным экологическим средам. Не социально-экономические причины определяют, по мнению Стюарда, общественное развитие, а сама исконная экономическая среда. Л. Уайт, активный приверженец Моргана и представитель классического эволюционизма, говорил, что Дж. Стюард признает эволюцию «поштучно». «Неоэволюционизм с его концепцией экономического приспособления, - пишет Ю.П. Аверкиева, - и релятивистской трактовкой идеи развития, является сейчас наиболее широко принятой методологической основой этнографических исследований на Западе»13. С неоэволюционизмом, как и с прежними идеалистическими школами, связано и такое направление структурной антропологии, как структурализм французского ученого К. Леви-Стросса. В Западной Европе и США его считают теоретиком науки. а работу Леви-Стросса «Структурная антропология» расценивают как сочинение, «преодолевшее ошибку и односторонности, и исторического материализма, и идеализма». Основой концепции Леви-Стросса является положение, согласно которому путем применения методов структурной лингвистики возможно
стр.146
воссоздать систему символов, отражающих структуру той или иной сферы культуры. В основе концепции структурализма лежит представление о некоей вечной, внеисторической структуре, не имеющей причинно-следственных связей, структуре, которая является плодом непознанного и существующего вечно человеческого сознания. Сам Леви-Стросс считает, что разработал так называемый структурный метод. В предисловии к американскому изданию «Структурной антропологии» говорится: «Он (Леви-Стросс. - Р. И.) рассматривает отношения между явлениями по преимуществу и те системы, в которых эти отношения существуют, а не природу самого явления. Он убедительно доказывает, что достижения общей науки о человеке не могут быть предвидены по структурным соображениям, так как они включают как неосознанные, так и осознанные социальные процессы, он несколько раз подчеркивает этот тезис при рассмотрении генеральных аспектов культуры, а именно: языка, родства, социальной организации, магии, религии и искусства»14. За более чем столетний период существования этнографии как науки только теория Л. Моргана выдержала испытание временем. Сегодня уже никого не удивляет, что в трудах зарубежных этнографов признается моргановская периодизация истории первобытного общества, а также его идеи существования родовой организации, коллективной собственности и даже отсутствия в доклассовом обществе государства.
Отечественная этнография (советская школа в этнографии) Отечественная этнография относительно рано познакомилась не только с прогрессивным для своего времени эволюционизмом, но и с марксизмом. Первый иностранный перевод «Капитала» был осуществлен в России. В работе над русским изданием этого произведения активное участие принимал Павел Зибер (автор «Первобытной экономики»); в свою очередь труды М. М. Ковалевского и Л. Я. Штернберга по конкретным проблемам общинно-родовой организации привлекали внимание К. Маркса и Ф. Энгельса. Дореволюционная этнография дала миру таких выдающихся деятелей, как Д. Н. Анучин, который первым для решения сложных историко-культурных проблем привлек комплексный материал - этнографию, археологию и антропологию. Стали этнографами и внесли свой вклад в развитие науки ссыльные народовольцы В. Г. Богораз, Л. Я. Штернберг, Б. О. Пилсудский и др.
стр.147
Наряду с Русским Географическим обществом и гго местными отделениями центральным научным учреждением в предреволюционные годы являлся Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого, где с начала XX в. пол руководством В. В. Радлова трудились лучшие этнографические кадры, работавшие в тесном контакте с любителями-этнографа ми на местах, а также с этнографами Московского общества естествоиспытателей и университетских центров Москвы, Петербурга, Казани. Революционная ситуация в России, проникновение марксизма в рабочее движение оказывали определенное влияние на русскую этнографию, но вплоть до первых десятилетий советской власти (как и во всей исторической науке СССР) основу теоретических трудов составляли различные концепции эволюционизма, а подчас и краеведческое направление школы Боаса. Великая Октябрьская социалистическая революция свершилась в многонациональной стране. Решение национального вопроса стало важной заботой советской власти. Ликвидация всех последствий антинациональной политики царизма, достижение подлинного равенства между народами были невозможны без подъема культуры и экономики всех народов до уровня передовых наций. Активное социалистическое строительство в национальных окраинах бывшей империи требовало научного знания уровня их развития, создания для бесписьменных прежде народов письменности как важного средства подъема культуры и политического сознания масс. Выдающуюся роль в этой революционной и преобразующей деятельности сыграла советская этнографическая наука и ее научный центр - Музей антропологии и этнографии. В 1918 г. в Петрограде усилиями коллег и помощников В. В. Радлова, и прежде всего В. Г. Богораза, открываются экспозиции старейшего музея, призванного служить просвещению широких народных масс. В том же году в Петрограде создается первое высшее учебное заведение, готовящее этнографов для практической работы в национальных окраинах. Инициатором подготовки кадров был В. Г. Богораз, до конца своей жизни (он умер в 1936 г.) совмещавший педагогическую работу с научной работой в музее. Являясь одним из инициаторов создания Комитета по делам Севера при Президиуме В ЦИК, В. Г. Богораз, выступая на его заседании в 1925 г., говорил, что отныне на Север надо посылать своеобразных миссионеров новой культуры и советской государственности. Посланцы комитета по делам Севера, подчеркивал В. Г. Богораз, должны предварительно получить полное научное образование, по преимуществу этнографическое. В разных регионах страны этнографы стали активными помощниками советской власти в осуществлении ленинской национальной политики. Не их вина, что в годы сталинизма и господства
стр.148
командно-административных методов управления их социальная роль была принижена. Сосланный в конце прошлого века по делу народовольцев на Колыму, ставший в ссылке этнографом и беззаветным борцом против всякого национального угнетения и мракобесия, В. Г. Богораз всего себя отдавал делу служения советской власти. Являясь сотрудником МДЭ, В. Г. Богораз преподавал в университете, а в 1931 г. создал и возглавил Музей истории религии, который и поныне размещается в Казанском соборе. Деятельность огромного отряда этнографов, сформировавшегося к началу 30-х годов, требовала координации их усилий. Решением правительства на базе Музея антропологии и этнографии в 1933 г. был создан Институт антропологии и этнографии Академии наук СССР, переименованный в 1935 г. в Институт этнографии АН СССР. До настоящего времени Музей сохранил свое значение как ценное хранилище и просветительское учреждение; одновременно он является научной лабораторией антропологических и этнографических исследований. В предвоенные годы как центральное научное учреждение этнографии в СССР, так и многочисленные университетские и музейные центры вели активную работу по организации теоретических и фактических исследований. Эта работа была продолжена в грозные военные годы и ее справедливо связывают с именем С. П. Толстова. Ленинградский центр не прерывал самоотверженную работу и в блокадном городе. В дни блокады и на фронтах советская этнографическая наука потеряла многих своих деятелей. В начале лета 1942 г. многих оставшихся в живых сотрудников удалось эвакуировать на Большую землю. В 1943-1944 гг. в Москве из группы эвакуированных сотрудников Института этнографии АН СССР создается московская группа, призванная решать первоочередные задачи, стоящие перед страной. Эта московская группа до 1950 г. была частью Института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР, а с 1950 г. такой частью стал Институт в Ленинграде с Музеем антропологии и этнографии. Начиная с 1956 г. советские этнографы активно участвуют в в международных конгрессах и симпозиумах, пропагандируя теоретические основы марксистской науки, утверждая принцип материалистического понимания истории. Советская школа в этнографии уже давно имеет международное признание. Отечественная этнографическая школа - это отрасль исторической науки, исследующая культуру и быт всех народов, не разграничивая их на «письменные» и «бесписьменные», наука, способная решать узловые проблемы истории доклассового общества, формирования социальных и семейных институтов. Советская этнография изучает культуру народов «в ее национальной или этнической специфике», вскрывает «в ней напластования различных исторических периодов». Особое значение в деятельности совет-
стр.149
ских этнографов имеет изучение современных культуры и быта, причем этнография концентрирует свое внимание преимущественно на их национальных особенностях . В отличие от различных направлений и школ зарубежной этнографии советская школа в качестве объекта исследования берет этническую общность, часто ассоциируемую с понятием «народ». Наиболее четко и определенно задачи советских этнографов изложены, на наш взгляд, в упоминавшемся уже исследовании Ю. В. Бромлея «Этнос и этнография» и в его обобщающем труде «Современные проблемы этнографии » (М., 1981). Академик Ю. В. Бромлей с 1967 по 1989г. возглавлял Институт этнографии, успешно продолжая и развивая традиции советской школы. За первые четыре десятилетия советские этнографы достигли существенных результатов в этнографическом изучении мира (в 1966 г. была завершена фундаментальная серия «Народы Мира», в 1986 г. совместно с географами серия «Страны и народы», в 20т), в изучении этногенеза и этнической истории народов мира, в исследовании современных преобразований традиционных обществ, культуры и быта различных народов (за период с 1933 г. издано более сотни монографий по этой тематике), в разработке и решении проблем современных этнических и этнокультурных процессов в СССР и за рубежом. В последние десятилетия получили широкое развитие экспедиционные исследования не только на территории СССР, но и за его пределами - советские этнографы побывали на островах Тихого океана, в общинах Индии, в горах Кубы и Вьетнама, в песках Йемена и в степях Монголии. Стали обычными этносоциологические исследования, появляются труды по этнопсихологии и, самое главное, ведется глубокое исследование теоретических аспектов первобытной истории и современной этнической ситуации национальных отношений. Советская этнография исходит из того, что этнография наука об этносах, и пока существуют этносы, остается и объект исследования, и сама наука. Этносы должны изучаться как целостные системы с учетом всех их производственных, социальных, семейных, культурных и прочих связей. Вместе с тем, исследование не может ограничиваться изучением отдельного этноса, оно должно быть продолжено в сопоставлении с другими, чтобы выявить свойственные народам и специфические, и общие черты. «Понимание этнографии как науки, изучающей все этносы на всех этапах их исторического пути,- пишет Ю. В. Бромлей, - делает ее ответственной за разработку общей этнографической характеристики народов мира, включающей в себя их историческую этнографию и современное положение... необходимость выявления общего и особенного в этнографической картине мира предполагает исследование не только основных этнических единиц - самих народов, но и этнических общностей высшего порядка, а также таких межэтнических комплексов,
стр.150
как хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области»15. Мировоззренческое значение этногенетических исследований, которые проводятся не только советскими этнографами, но и их зарубежными коллегами, велико. Они убедительно показывают, что история человечества - это история контактов и смешений различных в антропологическом, языковом и культурном отношениях этнических групп, что нет и не может быть абсолютно чистых этносов, не впитавших черты культуры и физического типа других народов. Историко-культурные исследования свидетельствуют об единстве человеческого развития, вкладе каждого народа в мировую культуру. Советские ученые рассматривают этнографию как обществоведческую дисциплину, способную изучать все этносы с древнейших времен до современности, а следовательно, и призванную разрабатывать научные основы руководства общественным развитием.
стр.151
Сноски
-------------------------
стр.6
1Большая Советская Энциклопедия (БСЭ). М., 1939. Т. 48. С. 205.
2Советская этнография. № 1. 1946. С. 3.
-------------------------
стр.7
3Советская историческая энциклопедия. М., 1976. Т. 16. С. 642
4Основы этнографии / Под ред. С. А. Токарева. М., 1968. С. 5.
5Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 264.
6БСЭ, 3 е изд. М., 1968. С. 302.
-------------------------
стр.8
7Советский энциклопедический словарь. М., 1981. С. 1574
8Широкогоров С. М. Этнос. Шанхай. 1923. С. 13.
-------------------------
стр.14
9Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 26.
-------------------------
стр.16
10Правда, указанные народы, за исключением юкагиров, в той или иной степени освоили оленеводство - несомненный элемент второго ХКТ, но оленеводство возникло в строго ограниченных пределах кормовых запасов данной экологической ниши и поэтому имеет пределы своего развития: невозможность искусственно создавать кормовую базу для домашнего оленя существенно отличает оленеводство от других видов скотоводства. Иными словами, об оленеводческих народах мы тоже можем говорить как о "вписывающихся в природу".
-------------------------
стр.17
11Федоров Е. К. Послесловие // Б. Коммонер. Замыкающийся круг. Л. 1974. С. 269.
-------------------------
стр.20
12Коммонер Б. Замыкающийся круг. Л., 1974. С. 215.
-------------------------
стр.22
1Основным языком конгресса является французский, рабочими полноправными языками определены русский, английский, немецкий, испанский и португальский. В качестве рабочего языка может быть введен и язык той страны, которая принимает конгресс, если он не входит в число статутных языков. Однако последнее время главным языком конгресса становится английский.
-------------------------
стр.26
2Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 6 т. Т. 1. СПб., 1906. С. 225.
-------------------------
стр.32
3Цит. по: Гаген-Торн Н. И. Ленинградская этнографическая школа в двадцатые годы (у истоков советской этнографии) // Советская этнография. № 2. 1971. С. 142.
-------------------------
стр.38
4Ленинградское отделение архива АН СССР. Ф. 1. Oп. I a (1903). № 150. ОС. § 161.
-------------------------
стр.45
5Это название произошло от шведского слова skansen (окоп), которым обозначалась некая возвышенность с фортификационными сооружениями XVII в. на о. Дьюгарден рядом с Северным музеем, основанным в 1880 г. Артуром Хацелиусом. На возвышенности Хацелиус организовал показ не только отдельных жилищ, но и целых усадеб.
-------------------------
стр.46
6Журналы АН СССР: «Вестник древней истории», «Вопросы истории», «История СССР», «Новая и новейшая история», «Народы Азии и Африки», «Проблемы Дальнего Востока», «Вопросы философии» и периодический сборник Института антропологии при МГУ им. М. В. Ломоносова «Вопросы антропологии».
-------------------------
стр.50
7Current anthropology. Chicago. № 1, 1959. P. 3.
-------------------------
стр.53
1Советскими и немецкими (ГДР) этнографами начата в 1986 г. публикация предварительных материалов подготавливаемого совместными усилиями “Свода этнографических понятий и терминов”. В 1986 г. в издательстве “Наука” в Москве вышел первый том — “Социально-экономические отношения и соционормативная культура”, в 1988 г.— второй том — “Этнография и смежные дисциплины; этнографические субдисциплины; школы и направления”. Эти издания следует использовать в дополнение к настоящему пособию.
-------------------------
стр.64
2Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 26.
-------------------------
стр.65
3См.: там же. Т. 19. С. 400—421; Т: 21. С. 69, 162.
-------------------------
стр.66
4Там же. Т. 21. С. 178.
-------------------------
стр.68
5Там же. Т. 19. С. 400—421
-------------------------
стр.70
6Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1985. С. 98.
-------------------------
стр.73
7Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 54.
-------------------------
стр.79
8См.: там же. Т. 3. С. 2.
-------------------------
стр.91
1Токарев С. А. Введение // Основы этнографии / Под ред . С А Токарева. М., 1968. С. 19.
-------------------------
стр.93
2Чeбoкcapoв Н. И., Чебоксарова И. А. Народы, расы, культуры. 2-е изд. М., 1985. С. 178.
-------------------------
стр.94
3Токарев С. А. Введение... С. 91.
-------------------------
стр.99
1Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. 2-е изд., М., 1985. С. 180.
-------------------------
стр.114
1Токарев С. А. К постановке проблем этногенеза // Советская этнография. 1949. № 3. С. 12-36.
-------------------------
стр.115
2Там же. С. 36.
3Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 468-469; 518-546.
-------------------------
стр.117
4Чебоксаров Н. Н. Основные принципы антропологических классификаций. Тр. Ин-та этнографии. Нов. сер. М., 1951. Т. 16. С. 306.
5Дебец Г. Ф., Левин М. Г., Трофимова Т. А. Антропологический материал как источник изучения вопросов этногенеза//Советская этнография. 1952. № 1. С. 4.
-------------------------
стр.118
6Бунак В. В. Этнические группы и антропологические типы, их взаимоотношение в процессе формирования в связи с проблемами этногенеза. М., 1951. С. 3-4.
7Дебец Г. Ф., Левин М. Г., Трофимова Т. А. Антропологический материал... С. 5.
-------------------------
стр.119
8Там же. С. 10.
-------------------------
стр.120
9Замятин С. Н. О возникновении локальных различий в культуре палеолитического периода. Тр. ин-та этнографии. Нов. сер. М., 1951. Т. 16. С, 97.
10Там же.
-------------------------
стр.121
11Там же. С. 98.
-------------------------
стр.122
12Ольдерогге Д. А. Об этногенезе народов Центрального Судана. М., 1951. С. 47.
-------------------------
стр.123
13Кушнер П. И. К вопросу об этногенезе литовцев. М., 1951. С. 5-6.
14Там же. С. 6
-------------------------
стр.124
15Попов А. И. Названия народов СССР: (Введение в этнонимику). Л., 1973. С. 6
-------------------------
стр.125
16Токарев С. А., Чебоксаров Н. Н. Об этногенетических проблемах. М., 1951. С. 6-7.
-------------------------
стр.126
17Там же. С. 5.
-------------------------
стр.129
18Громов Г. Г. Методика этнографических экспедиций. М., 1966. С.
-------------------------
стр.134
1Тейлор Э. Первобытная культура. М., 1939. С. XX-XXI.
-------------------------
стр.135
2Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 25.
3Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 184.
-------------------------
стр.138
4Goldenweiser A. A. Early civilization. New York, 1922. P. 126.
5Аверкиева Ю. П. Неоэволюционизм, релятивизм и расизм // Расы и народы. Т. 1. М., 1971. С. 39 41.
-------------------------
стр.140
6Малиновский Б. К. Основы этнографии. Варшава, 1946. С. 87.
7Там же.
-------------------------
стр.142
8Фрейд З. Тотем и табу: Психология первобытной культуры и лигии. М.; Пг.,1923. С. 149-170.
-------------------------
стр.143
9Northrop Th. S. Philosophical anthropology and practical politics: A prelude to war or tu just law. New York, 1960. P. 311.
10Herskovits M. Cultural anthropology and abriged revision of «Man and his works». New York, 1955. P. 311.
-------------------------
стр.144
11Levi-Strauss С. Anthropology: its achievements and future // Current anthropology. 1966. V. 7. № 2. P. 125. 12
12Аверкиева Ю. П. Неоэволюционизм, релятивизм, расизм // Расы и народы. Т. 1. М., 1971. С. 39.
-------------------------
стр.145
13Там же. С. 40-41.
-------------------------
стр.146
14Levi-Strauss С. Structural anthropology. New York, 1963.
-------------------------
стр.150
15Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. М., 1981. С. 6 1.
-------------------------
стр.152
1Сборник писем и мемуаров Лейбница, относящихся к России и Петру Великому. Издал В. И. Герье. СПб., 1873. С. 17.
-------------------------
стр.154
2Архив АН СССР. Ф. 3. № 309. Л. 244 и об.
-------------------------
стр.158
3Петри Е. Л. Федор Карлович Руссов // МАЭ. СПб., 1911. Т. I. Вып. 10. С. 5.
-------------------------
стр.159
4Штepнбepг Л. Я. Музей антропологии и этнографии имени императора Петра Великого // Живое слово. СПб., 1911. Т. XX. С. 454.
-------------------------
стр.161
5Ленинградское отделение архива АН СССР. Ф. 3. On. 1. Д. 808 а
-------------------------
стр.163
6Гильзeн К. К. Илья Гаврилович Вознесенский. СПб., 1915. С. 8. 163
© Итс Р.Ф., Издательство Ленинградского университета, 1991; Портал "Археология России", 2004