рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ - раздел Религия, Удк 165.9 Ббк 86.3 Составление С.л. Удовик Нау...

УДК 165.9 ББК 86.3


Составление С.Л. Удовик Научный редактор кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН О.Ю. Артемова Перевод А.П. Хомик под редакцией О.Ю. Артемовой Художник А. Стерлев Данное издание выпущено в рамках программы Центрально-Европейского Университета "Translation Project" при поддержке Центра по развитию издательской деятельности (OSI — Budapest) и Института "Открытое общество. Фонд Содействия" (OSIAF — Moscow) Перепечатка отдельных глав и произведения в целом без письменного разрешения издательства «Рефл-бук» запрещена и преследуется по закону.

ISBN 5-87983-054-3, серия ISBN 5-87983-065-9 («Рефл-бук»)


) Из-во «Рефл-бук», 1998

) Перевод А.П. Хомик под ред.

О.КХ Артемовой, 1997 D Научное редактирование

О.Ю. Артемовой


СОДЕРЖАНИЕ

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

ОТ РЕДАКТОРА

Роберт Редфилд. Магия слова Бронислава Малиновского Иван Стренски. Почему мы по прежнему читаем работы

Малиновского о мифах? Клод Леви-Строс. Бронислав Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

I.Человек примитивного общества и его религия

II. Рациональное овладение окружающим миром

III.Жизнь, смерть и судьба в ранней вере и культе

IV. Публичный характер примитивных культов

V. Искусство магии и сила веры

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Посвящение сэру Джеймсу Фрэзеру

I. Роль мифа в жизни

II. Мифы о происхождении

III. Мифы о смерти и повторяющихся жизненных циклах

IV. Мифы о магии

V. Заключение

БАЛОМА: ДУХИ МЕРТВЫХ НА ТРОБРИАНСКИХ ОСТРОВАХ МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ


7 9

13 16

19 19 27 38 55 70

145 255 275 289


От издательства

В данный сборник вошли избранные работы Бронислава Ма­линовского:

Quot;Magic, Science and Religion" в Science, Religion and Reality, изданной James Needham, Macmillan Company, 1925.

Quot;Myth in Primitive Psychology", W.W.Norton and Co Inc 1926.

Quot;Baloma, the Spirits of the Dead in the Trobriand Islands", The Journal of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland, Vol.46, 1916.

Quot;Obscenity and Myth" в Sex and Repression in Savathe Society, London, Routledge and Kegan Paul, 1927, pp.104-34.

Quot;Myth as a Dramatic Development of Dogma" в Sex, Culture and Myth, New York: Harcourt, Brace & World, 1962, pp.245-65.


ОТ РЕДАКТОРА

В ней читатель найдет яркие и живые описания обычаев, обрядов, верований, рациональных знаний и навыков, эмоциональной жизни и интеллектуального… Предисловие Р.Редфилда и аналитические статьи И.Стренски и К.Леви-Строса… О. Ю.Артемова

Роберт Редфилд

По крайней мере, относительно двух, близко связанных тем — рели­гии и мифа — можно сказать, что в представленных здесь работах содержатся самые… Небольшой очерк "Миф в примитивной психологии", долгое время… Очерк "Балома: духи мертвых на Тробрианских островах" — одна из тех работ Малиновского, что предназначены…

Иван Стренски

Прошло почти восемь десятков лет с тех пор, как Малиновский написал свою первую работу о мифе. Может ли он и сегодня научить нас чему-то важному? Со… Главная причина, по которой мы продолжаем читать Малинов­ского о мифах,… Во-первых, Малиновский сумел, как никто другой до него, четко сформулировать программу видения мифа как части культуры…

ЧЕЛОВЕК ПРИМИТИВНОГО ОБЩЕСТВА И ЕГО РЕЛИГИЯ

С одной стороны, имеются передаваемые из поколения в поколе­ние обряды и обычаи, к которым туземцы относятся как к священ- * В нашей этнографической литературе термин "primitive societies"… Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

тождественно "социальному". Ибо "в целом... общество имеет все необходимое, для того чтобы вызвать в наших умах одной лишь своей… Позднее мы критически рассмотрим эти несколько странные и туманные заключения… Третьей большой темой, привнесенной в науку о религии сэром Джеймсом Фрэзером, является тема культов размножения и…

Б. Малиновский

действий и всех "жизненных кризисов", если она вмещает в себя всю "теорию" дикаря и все его "практические заботы", то… Примитивная религия, как она предстает в современной антропо­логии, охватывает… Но одно достижение современной антропологии мы не будем под­вергать сомнению: осознание того, что и магия и религия —…

II. РАЦИОНАЛЬНОЕ ОВЛАДЕНИЕ ОКРУЖАЮЩИМ МИРОМ

Однако звучали и диссонирующие голоса. Когда антрополог — ученый такого масштаба, как проф. Дж.Л.Майрес, — помещает в "Notes and Queries"*… • "Notes and Queries on Anthropology" — "Заметки и разъяснения… Б. Малиновский

Б.Малиновский МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

ной стороны, почему один тип каноэ может лавировать против ветра, а другой — нет. В сущности, они имеют целую систему принципов мореплавания,… Но даже со всеми их методично используемыми систематическими знаниями они все… Очень интересным и имеющим решающее значение примером яв­ляется рыбная ловля на Тробрианских островах и присущая ей…

2-52


Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ



 


лишь мизерные звенья в бесконечной цепи событий? Для самых рациональных из цивилизованных людей здоровье и болезнь, неот­вратимость смерти, — все это окутано эмоциональным туманом, который только сгущается по мере приближения роковых событий. Просто поразительно, что "дикари" могут придерживаться столь трезвого и бесстрастного взгляда на эти вещи, каким они в действи­тельности обладают.

Таким образом, в своем отношении к судьбе и природе, стремится ли он подчинить их себе или противостоять им, человек примитив­ной культуры признает существование как естественных, так и сверхъестественных сил и факторов и пытается использовать и те и другие в своих интересах. И даже когда он на опыте убеждается, что усилия, направляемые знанием, приносят пользу, он все же не станет, конечно же, ни тратить усилия понапрасну, ни игнорировать магию. Он знает, что растение не может расти только лишь благо­даря магии, что каноэ не поплывет, не будучи надлежащим образом сконструировано и должным образом управляемо, и что победа в поединке невозможна без мастерства и отваги. Он никогда не пола­гается на одну лишь магию, напротив, иногда он совершенно рас­стается с ней, как, скажем, при разжигании огня и в ряде других занятий и ремесел. Но там, где человек видит недостаточность своих знаний и своего рационального подхода, он обращается к магии.

Я указал причины, почему в этом вопросе я вынужден полагаться главным образом на материал, собранный в классической стране магии, в Меланезии. Но обсуждаемые факты настолько фундамен­тальны, а заключения имеют такой общий характер, что не составит труда проверить их с помощью любого современного, тщательно проведенного этнографического исследования. Сравнивая земле­дельческие работы и магию, постройку каноэ и искусство исцеления с помощью магии и естественных средств, представления о причинах смерти в различных районах и т.п., можно было бы легко доказать универсальную значимость сделанных здесь утверждений. Только по той причине, что никаких методичных наблюдений, специально направленных на изучение примитивных знаний, не проводилось, в работах других авторов необходимые данные пришлось бы выискивать по крупинками, а доказательства могли бы быть лишь косвенными.

Я предпочитаю подходить к проблеме рациональных знаний че­ловека примитивного мира прямо: наблюдая за ним во время его основных занятий, видя, как он от работы переходит к магии и от магии к работе, вникая в его настроения и прислушиваясь к его


высказываниям. К решению этой проблемы в целом можно было бы подступиться со стороны языка, но это завело бы нас слишком да­леко в сферу логики, семасиологии, теории примитивных языков. Слова, которые служат для выражения общих понятий, таких как "существование", "сущность" и "свойство", "причина" и "следст­вие", "главное" и "второстепенное"; слова и словосочетания, упот­ребляемые в ходе таких сложных занятий, как мореплавание, стро­ительство, измерение и выверка; цифры и количественные опреде­ления; точные и подробные классификации природных явлений, растений и животных — все это привело бы нас к тем же выводам: человек примитивной культуры может наблюдать и размышлять, он обладает воплощенной в его языке системой согласованных, хотя и рудиментарных, знаний.

К подобным же заключениям приводит и изучение тех менталь­ных схем и физических изобретений, которые могут быть представ­лены в виде диаграмм или формул. Способы определения сторон света, объединение звезд в созвездия, соотнесение их расположения на небосводе с временами года, разделение года на поименованные месяцы и выделение лунных фаз — все эти достижения человечес­кого разума известны самым простейшим из дикарей. Они также могут рисовать на песке или земле диаграммы-карты своей местнос­ти, обозначать взаимное расположение природных объектов при по­мощи небольших камешков, раковин или палочек, размещая их на земле, и планировать по таким элементарным схемам свои экспеди­ции или военные походы. Согласовывая время и место, они могут организовывать многолюдные племенные собрания и координиро­вать перемещения больших количеств людей на обширных террито­риях. Хорошо известно и представляется почти универсальным ис­пользование листьев, засечек на деревяшках и других вспомогатель­ных средств для запоминания. Такие "диаграммы" позволяют слож­ную и необъятную часть реальности свести к простой и удобной модели, дают человеку сравнительно простые средства мысленного контроля над этой реальностью. Разве они в этом качестве не подоб­ны — хотя, несомненно, и в очень рудиментарной форме — научным формулам и "моделям", которые также представляют собой простые и доступные "парафразы" сложной или абстрактной реальности, да­ющие цивилизованному физику мысленный контроль над ней?

Это подводит нас ко второму вопросу: можем ли мы рассматри­вать примитивные знания, которые, как мы обнаружили, являются и эмпирическими, и рациональными, в качестве зачаточной стадии



Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ



 


науки, или они вообще не имеют отношения к ней? Если под наукой понимать систему понятий и законов, которые основаны на опыте и выведены из него путем логических умозаключений, которые на­ходят воплощение в материальных достижениях, существуют в фик­сированном традицией оформлении и поддерживаются определен­ного рода социальной организацией — тогда нет никакого сомнения, что даже сообщества дикарей, стоящие на низшей стадии развития, имеют начала науки, хотя и рудиментарные.

Эпистемологи, конечно же, не будут удовлетворены таким "ми­нимальным определением" науки, ибо его можно применить и к правилам какого-либо искусства или ремесла. Они будут утверж­дать, что научные истины должны быть четко сформулированы, открыты для проверки экспериментом и для критического анализа. Это должны быть не просто правила, дающие руководство к дейст­вию, но теоретические законы познания. Однако даже если принять такой более строгий подход, можно не сомневаться, что многие из принципов познания дикарей являются научными именно в этом смысле. Туземный плотник не только на практике знает о плавучес­ти, действии рычага и равновесии, он не только должен следовать этим законам на воде, он не только учитывает эти принципы при построении каноэ. Он еще и обучает им своих помощников. Он передает им традиционные правила, и грубым, простейшим спосо­бом — используя свои руки, куски дерева и ограниченный техни­ческий словарный запас — объясняет некоторые общие законы гид­родинамики и равновесия. Наука здесь не отделена от ремесла, что безусловно верно, она лишь служит средством достижения конкрет­ных целей, она рудиментарна, примитивна и слабо выражена, но вместе с тем она является матрицей, из которой могут развиться более высокие достижения.

Если мы все же применим еще один критерий подлинной науки — не обусловленный утилитарными нуждами поиск знаний и понима­ния причин и следствий — то и тогда ответ не будет совершенно отрицательным. В обществе дикарей, конечно же, не культивирует­ся жажда знаний. Различные новшества, вроде предметов европей­ской культуры, вызывают у них откровенную скуку, и их интересы определяются главным образом традиционным миром их культуры. Но в этом мире мы находим и страстного любителя старины, инте­ресующегося мифами, легендами, деталями обычаев, родословными и событиями древности, и терпеливого и усердного в своих наблю­дениях натуралиста, способного делать обобщения и объединять в


длинные цепи события из жизни животных, обитателей моря и джунглей. Чтобы оценить этот бескорыстный интерес к природе, достаточно вспомнить, сколь многому европейские натуралисты на­учились у своих коллег-дикарей. И наконец, как хорошо известно каждому полевому работнику, в примитивной общине всегда есть свой социолог, идеальный информатор, способный с удивительной точностью и проницательностью охарактеризовать raison d'etre , функции и организацию многих институтов племенной жизни.

Конечно же, ни в каком до цивилизованном обществе наука не может быть движущей силой — критикующей, обновляющей, сози­дающей. Науку здесь никогда не делают сознательно. Но если ис­ходить из такого критерия, то придется признать, что у дикарей также нет ни закона, ни религии, ни управления.

Однако вопрос, следует ли называть это "наукой" или же только "эмпирическими и рациональными знаниями", в данном контексте не имеет первостепенного значения. Мы попытались точно выяс­нить, существует ли в сознании дикаря одна сфера действительности или две, и обнаружили, что помимо сакрального мира культа и веры он знает и светский мир практической деятельности и рационального мировоззрения. Нам удалось очертить границы этих двух миров и дать более подробное описание одного из них, теперь нам необхо­димо перейти ко второму.

Смысл, причина бытия (фр.).■— Прим.пер.


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

III. ЖИЗНЬ, СМЕРТЬ И СУДЬБА В РАННЕЙ ВЕРЕ И КУЛЬТЕ Теперь мы переходим к сфере Сакрального, к религиозным и магическим верованиям… Одним словом, перед нами стоит задача попытаться как-то упо­рядочить факты. Это позволит нам более точно установить…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

достигло тем самым неизмеримого успеха в деле укрепления своего могущества и своей стабильности. Поэтому те верования и обычаи, которые окружают… Таким образом, мы можем определить основную функцию обря­дов инициации: они… Но у нас все еще остается вопрос: какова связь между чисто фи­зиологическим фактом полового созревания, которое этими…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

ритуальное поедание тотема, подобное австралийскому "тотемичес-кому причастию"? И, наконец, в-третьих, почему параллельно с выделением в… Выше охарактеризованная психология примитивного восприятия пищи, ее достатка,… Необходимо также помнить, что тот же естественный импульс, который вселяет в детей восхищение птицами, живой интерес к…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

дающего властью над тотемом клана. Тотемизм в его самой элемен­тарной форме, как свидетельствует пример племен Центральной Ав­стралии, является… Таким образом, тотемизм в его социальном аспекте можно объяс­нить, исходя из… Итак, мы получаем ответ на наши вопросы: избирательный инте­рес человека к ограниченному набору животных и растений, а…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

бывает, чтобы проявлялись одни лишь отрицательные эмоции, не бывает даже, чтобы они преобладали. Обычаи, связанные со смертью, обнаруживают поразительное сходство по всему… Сразу же после наступления смерти тело обмывается, умащается и украшается; иногда отверстия в теле должны быть чем-то…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

И здесь мы касаемся одной из самых важных функций религиоз­ного культа. В приведенном выше анализе я сделал упор непосред­ственно на эмоциональные… Дикарь очень сильно боится смерти, вероятно, вследствие каких-то врожденных… Таким образом, вера в бессмертие является скорее результатом глубокого эмоционального откровения, закрепленного…

IV. ПУБЛИЧНЫЙ ХАРАКТЕР ПРИМИТИВНЫХ КУЛЬТОВ

В примитивных обществах публичный характер поклонения, вза­имоподдержка религиозной веры и социальной организации по крайней мере настолько же… Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

предков. И опять же, эти празднества, проводимые с большой час­тотой, включают обряды плодородия и культы растительности. Но каковы бы ни были… В один ряд с такими периодическими праздничными собраниями следует поставить и… 1. ОБЩЕСТВО КАК ВОПЛОЩЕНИЕ БОГА

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

воздействие множества присутствующих людей, величествен и тор­жествен ритуал. Ибо как мы уже видели, во всех примитивных обществах смерть собирает… После смерти, несмотря на то, что главный актер оставляет сцену, трагедию… При всем том мы должны четко разграничивать веру и этический смысл ритуалов, с одной стороны, и с другой — механизмы,…

3- 52



Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ



 


когда каждый находится в состоянии гармонии с природой, с самим собой и с другими, праздничное собрание проходит в благоприятной моральной атмосфере. Я имею в виду атмосферу общей гармонии и благожелательности. Некоторые временные свободы в период таких собраний, в частности послабление сексуальных запретов и некото­рых требований этикета, вероятно, обусловлены той же причиной. Всякий повод для ссор и разногласий должен быть устранен, иначе большое племенное собрание не закончится мирно. Так демонстри­руется, что моральная ценность гармонии и доброй воли выше су­губо негативных табу, которые сдерживают человеческие инстинк­ты. Нет высшей добродетели, чем любовь — в примитивных рели­гиях, так же, как и в более высокоразвитых — она покрывает многие грехи, более того, она их перевешивает.

Наверное нет необходимости в детальном рассмотрении всех про­чих типов религиозных ритуалов. Тотемизм, религия клана, которая декларирует общее происхождение от тотемического животного или родство с ним, предполагает коллективную способность клана кон­тролировать существование в природе этого животного вида, нала­гает на всех членов клана общие тотемические табу и требует почи­тания тотемических животных или растений, несомненно должна иметь своими кульминационными моментами публичные церемонии и носить отчетливо выраженный социальный характер. Культ пред­ков, целью которого является объединение семьи, рода или племени в единое культовое сообщество, должен, по природе своей, сводить людей вместе на публичных церемониях, иначе он не сможет вы­полнить свою функцию. Духам-покровителям отдельных групп, племен или городов; божествам отдельных родов, профессиональ­ных групп или местностей — всем до единого, опять же по опреде­лению, поклоняются деревней, племенем, городом, профессиональ­ным цехом или политическим объединением в целом.

Для культов, занимающих промежуточное положение между ма­гией и религией — таких, как обряды Интичиума*, коллективные обряды земледельческой магии или промысловые обряды рыболо­вов и охотников — необходимость публичности очевидна, ведь эти церемонии, хотя и отличаются совершенно отчетливо от тех прак­тических занятий, которые они освящают или сопровождают, явля­ются, тем не менее, точными их аналогами. Кооперации в практи­ческом деле здесь соответствует коллективная церемония; лишь

* Обряды размножения тотема в Центральной Австралии.


объединяя группу тружеников в акте молитвы, эти церемонии могут выполнить свою культурную функцию.

Вообще-то вместо того чтобы конкретно анализировать каждый из существующих типов религиозных обрядов, мы могли бы обос­новать наш тезис абстрактной аргументацией: поскольку религия концентрируется вокруг жизненно важных видов деятельности и поскольку все они предполагают общую заинтересованность единых корпоративных групп, постольку всякий религиозный обряд дол­жен быть публичным и проводиться коллективно. Все переломные моменты жизни, все важные занятия вызывают в примитивных об­щинах публичный интерес, и всем им соответствуют свои обряды, магические или религиозные. То же социальное объединение, кото­рое сплачивается общим делом или кризисным событием, исполняет и соответствующий ритуальный акт. Впрочем, такая абстрактная аргументация, какой бы корректной она ни была, не позволила бы нам получить того подлинного понимания механизмов религиозного созидания и внушения посредством публичности ритуальных действ, которое дает конкретный их анализ.

3. СОЦИАЛЬНЫЕ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВКЛАДЫ В ПРИМИТИВНУЮ РЕЛИГИЮ

Таким образом, мы вынуждены заключить что публичность явля­ется необходимым техническим средством религиозного вдохновле­ния в примитивных общинах, но при этом общество не является ни автором религиозных истин, ни тем более субъектом самооткрове­ния. Необходимость публичной мизансцены для утверждения догм и коллективного провозглашения моральных истин обусловлена не­сколькими причинами. Резюмируем их.

Первое. Общественная кооперация необходима, чтобы окружить торжественным величием акт снятия покрова тайны с сакральных сущностей и сверхъестественных существ. Сообщество людей, всем сердцем предающихся отправлению обряда, создает атмосферу еди­новерия. В этом коллективном действии те, кто на данный момент в меньшей степени нуждается в утешениях веры и подтверждении ее истин, помогают тем, кто нуждается в этом больше. Злые, раз­рушительные силы рока в час духовного испытания или непосиль­ного бремени таким образом рассеиваются, благодаря системе вза­имной поддержки. При тяжкой утрате, в критические моменты



Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

взросления, перед лицом надвигающейся опасности или несчастья, равно как и в благополучии, когда достатком можно распорядиться хорошо или плохо —… Второе. Публичное провозглашение религиозных догм необхо­димо для поддержания… Третье, и последнее. Передача и сохранение священной традиции также требуют публичности или по меньшей мере…

V. ИСКУССТВО МАГИИ И СИЛА ВЕРЫ

Однако когда социолог приступает к изучению магии там, где она до сих пор продолжает господствовать, где даже сейчас ее можно обнаружить во вполне… между нею, с одной стороны, и рациональными знаниями и искус­ствами — с… 1. ОБРЯД И ЗАКЛИНАНИЕ

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

ниеколдуна-исполнителя, какипредметаиспособаколдовства. Она является частью наследия первобытных времен — мура-мура или алчеринга в Австралии, эпохи… Магия является человеческой не только по субъектам своего ис­полнения, но… Таким образом, сила магии не является универсальной силой, пре­бывающей повсюду и направляемой куда угодно и кем…

Б. Малиновский


МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

Тробриан — трудно сказать, но тот факт, что оппозиция белой и черной, положительной и отрицательной магии существует повсю­ду, не подлежит сомнению.… Теперь мы можем более полно определить соотношение магии и науки, в общих… Ложный характер этой псевдонауки отнюдь не трудно распоз­нать. Наука, даже в форме примитивных знаний дикаря,…

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

достигать некоторых определенных результатов посредством опре­деленных заклинаний и обрядов. В религии же мы имеем целый мир сверхъестественных… Магия, особое искусство, предназначенное для особых целей, во всякой своей… Чтобы в полной мере понять различие между религией и магией и иметь ясную картину тройственного созвездия магии,…

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

трудностями так, как он это делал, не смог бы продвинуться к более высоким стадиям развития культуры. Вот почему в примитивных обществах магия имеет… ton, The Melanesians, 1891; C.G.Seligman, The Melanesia™ of British New… 1 Библиографические примечания. Наиболее важными работами по при­митивной религии, магии и знаниям, прямо или косвенно…

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ ПОСВЯЩЕНИЕ СЭРУ ДЖЕЙМСУ ФРЭЗЕРУ Если бы в моей власти было вернуть прошлое, то я хотел бы перенести вас на… Мне только что велели по состоянию здоровья оставить физичес­кие и химические исследования, но разрешили продолжать…

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

I. РОЛЬ МИФА В ЖИЗНИ Обращаясь к рассмотрению типичной меланезийской культуры и обзору взглядов,… Чтобы заложить фундамент для описания моих меланезийских наблюдений, я коротко охарактеризую современное состояние…

Б. Малиновский

  недавно выдвинутая так называемой исторической школой в Герма­нии и Америке и… Тесная связь между религией и мифом, упущенная из виду одни­ми учеными, была, однако, замечена другими. Такие…

4- 52



Б. Малиновский МИФ в ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Ибо антрополог — единственный среди множества участников мифологического спора —имеет уникальное преимущество, заклю­чающееся в возможности… Миф, в том виде, в каком он существует в общине дикарей, то есть в своей живой… То, что изучение мифа было вынужденно ограничено лишь ана­лизом текстов, оказалось фатальным для понимания его…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

В это время в деревнях обычно рассказывают народные сказки особого типа, называемые кукванебу. Существует поверье, воспри­нимаемое не слишком… Каждая сказка "принадлежит" одному из членов общины. Каждую сказку,… Вот история о девушке, оказавшейся в беде, и о ее героическом спасении. Две женщины отправились на поиски птичьих яиц.…

Г


Б. Малиновский

Но лишь когда мы переходим к третьему и самому важному клас­су рассказов — священным сказаниям, или мифам — и сравниваем их с легендами, характер… В последующих разделах этой работы мы детально рассмотрим целый ряд мифов, но…  

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Это, наверное, самый важный момент отстаиваемого мною тезиса; я утверждаю, что существует особый класс историй, которые счи­таются священными, они… Чтобы сделать предмет нашего обсуждения совершенно ясным, сравним еще раз наши… Б. Малиновский

Б. Малиновский

ложным, потому что мифы рассматриваются как просто рассказы, потому что они расцениваются как интеллектуальное творчество примитивных… Но важнее всего то, что такой подход может фатально отразиться на… Итак, тробрианцы могут нам преподать важный урок, и потому давайте вернемся к ним. Мы подробно рассмотрим некоторые из…

П. МИФЫ О ПРОИСХОЖДЕНИИ

Есть особые места — гроты, группы деревьев, нагромождения камней, бьющие из-под земли источники, обнажения кораллов, устья ручьев — называемые… Проблема социального ранга, играющая большую роль в социо­логии тробрианцев,… * Линидж — группа родственников, ведущих свое происхождение от общего предка по женской или мужской линии. У…

Но


Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

появление сопровождалось событием на первый взгляд тривиаль­ным, но для мифической реальности в высшей степени важным. Вначале вышла Кайлаваси… Чтобы понять этот миф, недостаточно проследить за диалогом собаки и свиньи,… но, как правило более крупная, чем линидж. Клан может состоять из линиджей, но в отличие от членов одного линиджа…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

венного статуса; в других случаях на поверхность вышло какое-то животное, связанное с местным субкланом. Некоторые сообщества изначально были… Если бы европеец, случайно оказавшись рядом, услышал только ту информацию, что… * Имя, статус, принадлежность к клану, субклану, линиджу, собственность, наконец, наследуются по женской линии:…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

потомками общих прародителей. В сочетании с убеждением, что только общее Происхождение и некогда состоявшийся здесь выход предков из-под земли дают… Одним из самых интересных явлений, связанных с традиционным уставом и… принципов проявляется в том, что такие "оправдывающие" мифы все же содержат противоречивые и логически…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Мифологическая традиция этого клана содержит определенные, не­сомненно исторические, факты, которые следует четко выделить и отметить; основание… Что ставит достоверность таких сказаний выше всяких сомнений, так это их… * Киривина — один из округов на главном острове Тробрианского архипела­га — Бойове.

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

возникла ссора из-за банановых листьев, используемых для изго­товления красивых женских одеяний. Старшая сестра приказала младшей уходить прочь, что… Согласно версии обитателей деревни Синакета, было три первых женщины субклана… Все сказанное относится лишь к одному субклану клана Маласи. Все другие субкланы этого клана, которых я насчитал около…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

магию солнца и дождя. Таким образом, члены субклана Луквасисига были и потенциальными врагами, и исполнительными вассалами во­ждей высшего статуса,… Четвертый клан, Лукулабута, включает в себя субкланы только низкого статуса.… Когда мы подходим к исторической интерпретации этих мифов, перед нами с самого начала встает фундаментальный вопрос:…

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

III. МИФЫ О СМЕРТИ И ПОВТОРЯЮЩИХСЯ ЖИЗНЕННЫХ ЦИКЛАХ В некоторых версиях мифов о происхождении жизнь человечест­ва под землей… Параллель между первобытным состоянием человечества и за­гробным существованием душ можно провести даже еще дальше.…

Б. Малиновский


МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

случай или сверхъестественная причина. Случайные факторы — вроде переутомления, солнечного удара, переедания или переох­лаждения — могут вызвать… Источник колдовства всегда ищут в некоем воздействии, идущем с юга. Есть два… Район Бвойталу имеет особенно низкий социальный статус на острове; там живут самые искусные резчики по дереву и самые…

5- 52



Б. Малиновский


в примитивной психологии



 


хождении такого ведовства. Вместе с тем, все связанное с этими ведьмами окружено комплексом поверий, образующих то, что может быть названо текущей мифологией, или мифологией настоящего. Я не буду приводить здесь эти поверья подробно, потому что сделал это в своей книге "Аргонавты Тихоокеанского Запада"1. Но важно знать, что ореол сверхъестественных чар вокруг тех, кого считают ведьмами, порождает непрерывный поток историй. Такие истории можно считать мифами второго порядка, производными веры в сверхъестественные силы. Подобные истории рассказываются также и о колдунах-мужчинах, бвага-у.

Наконец, эпидемии. Они приписываются прямому действию злобных духов, таува-у, которые, как мы видели, мифологически считаются чаще всего первоисточником всякого колдовства. Эти злобные существа постоянно обитают на юге. Время от времени они посещают Тробрианский архипелаг и, невидимые для обычных людей, расхаживают ночами по деревням, гремя своими чашками для лайма и стуча своими деревянными мечами-дубинками. И когда бы эти звуки ни заслышались, жители деревни впадают в ужас, ибо те, кого таува-у поражает своим деревянным оружием, умирают: такое вторжение всегда ассоциируется с массовыми смертями. Тогда в деревнях распространяется лериа, эпидемическое заболевание. Злобные духи могут иногда превращаться в рептилий, и тогда они становятся видимыми человеческому глазу. Такую рептилию не всегда легко отличить от обычной, но сделать это очень важно, так как раненный или обиженный таува-у мстит смертью.

И тут, вокруг этого мифа сегодняшнего дня, вокруг этого местного предания о событиях, которые не принадлежат к прошлому, а слу­чаются и поныне, опять же нарастает бесчисленное множество кон­кретных рассказов. События некоторых из них происходили даже во время моего пребывания на Тробрианских о-вах; однажды сви­репствовала тяжелая дизентерия, а в 1918 году наблюдалась вспыш­ка заболевания типа испанской инфлюэнцы. Многие туземцы гово­рили, что слышали таува-у. В Вавеле видели гигантскую ящерицу; человек, который убил ее, вскоре умер, а в деревне разразилась эпидемия. В то время, как я был в Обураку и в деревне распрост­ранялась болезнь, гребцы лодки, в которой я плыл, увидели насто­ящего таува-у; в мангровых зарослях появилась огромная много­цветная змея, которая с нашим приближением загадочно исчезла.

* Лайм — известь из толченых кораллов, которую добавляют в бетелевую жвачку.


]/[ только из-за своей близорукости и, возможно, также из-за неуме­ния распознавать таува-у, мне не удалось увидеть это чудо самому. Такую и подобные ей истории можно услышать десятками от туземцев во всех местностях. Рептилий этого типа следует помещать на высокие помосты и класть перед ними различные ценные подношения; в том, что так нередко делается, меня заверяли туземцы, которые сами были свидетелями подобных церемоний, но я никогда не видел этого своими глазами. И опять же, мне говорили, что некоторые женщины-ведьмы вступают в половую связь с таува-у, а относительно одной, ныне живущей, это даже определенно утверждалось.

Пример таких верований показывает, как исходная матричная история постоянно порождает производные мифы. Так, будучи свя­зано с представлениями о причинах всевозможных болезней и смер­ти, эти поверья и рассказы, которые отражают часть из них, а также всякое самое незначительное экстраординарное событие, какие по­стоянно подмечают туземцы, — все это образует единое органичное целое. Эти верования, несомненно, не представляют собой ни тео­рию, ни объяснения. С одной стороны, они представляют собой целый комплекс культурно значимых практик, ибо колдовство не только считается практиковавшимся ранее, но и практикуется в на­стоящее время, по крайней мере в его мужских формах. С другой стороны, рассматриваемый комплекс включает все прагматические реакции человека на болезнь и смерть; в нем выражены его эмоции, его предчувствия; он оказывает влияние на поведение человека. И снова миф предстает как нечто весьма отдаленное от чисто интел­лектуальных объяснений.

Теперь нам полностью известны туземные представления о тех факторах, которые некогда лишили человека способности к посто­янному омоложению, и о тех, что в настоящее время укорачивают само его существование. Кстати, связь между этими факторами только косвенная. Туземцы верят, что хотя любая форма колдовства может повредить как ребенку, юноше или человеку в расцвете сил, так и пожилому человеку, все же старики подвержены ему сильнее. Таким образом, потеря способности к омоложению по меньшей мере подготовила почву для колдовства.

Однако было время, когда люди уже старели, умирали и таким образом становились духами, но все же оставались еще в деревнях среди живущих, — так же, как сейчас они витают вокруг своих жилищ, когда возвращаются в деревню во время ежегодного праз­дника миламала. Но однажды старуха-дух, жившая в доме своих



Б. Малиновский


миф в примитивной психологии



 


родственников, улеглась, свернувшись, на полу под одним из топ­чанов. Ее дочь, разносившая пищу домашним, нечаянно пролила немного варева из кокосовой чашки и обварила эту старуху, а та стала возмущаться и ругать дочь. На что последняя ответила: "Я думала, что ты ушла; я думала, что ты возвращаешься только раз в году, во время миламала". Старуха-дух обиделась и сказала: "Я отправлюсь на Туму и буду жить под землей". Затем она взяла кокосовый орех, разрубила его пополам, оставила себе половину с тремя "глазками", а другую отдала своей дочери. "Я даю тебе по­ловину, которая слепа, и поэтому ты не будешь видеть меня. А себе я беру половину с глазами, и поэтому я буду видеть тебя, когда вернусь вместе с другими духами". Вот почему духи невидимы, хотя сами они могут видеть людей.

В этом мифе содержится упоминание о ежегодном празднике ми­ламала, когда духи возвращаются в свои деревни на время торжеств. Более подробный миф рассказывает о том, как был учрежден этот праздник миламала. В Китаве умерла женщина, оставив беремен­ную дочь. Родился сын, но у молодой матери недоставало молока, чтобы кормить его. Когда на соседнем острове умирал мужчина, она попросила его передать ее покойной матери, которую он увидит в стране духов, чтобы та принесла еды своему внуку. Женщина-дух наполнила корзину пищей духов и пришла в деревню, повторяя нараспев: "Чью еду я несу? Еду для своего внука, которую я отдам ему; я отдам ему его еду". Она сказала своей дочери: "Я принесла еду; мужчина передал мне, чтобы я принесла ее. Но я слаба; я боюсь, что люди могут принять меня за ведьму". Затем она испекла один клубень ямса и отдала его своему внуку. А потом отправилась в буш возделывать огород для своей дочери. Однако, когда она вернулась, ее дочь сильно испугалась, так как мать в облике духа была похожа на колдунью. Дочь стала прогонять ее: "Возвращайся на Туму, в стра­ну духов, а то люди скажут, что ты ведьма". Старая женщина-дух сетовала в ответ: "Почему ты меня гонишь? Я думала, что останусь с тобой и буду возделывать огород для своего внука". Но дочь все твер­дила: "Уходи прочь, возвращайся на Туму". Тогда старая женщина взяла кокос, расколола его пополам, дала "слепую" половину дочери, а половину с тремя "глазками" оставила себе. Она сказала ей, что раз в году она и другие духи будут возвращаться во время миламала и смотреть на людей в деревнях, но сами будут оставаться невидимыми. Так ежегодный праздник стал тем, чем он и является по сей день.


Для того чтобы понять эти мифологические истории, необходимо соотнести их с туземными представлениями о мире духов, с обыч­ными практиками людей в сезон миламала и с представлениями о взаимодействиях мира живых с миром мертвых, которые воплоти­лись в местных формах спиритизма2. После смерти каждый дух отправляется в потусторонний мир на остров Тума. У входа его встречает Топилета, страж мира душ. Новоприбывший подносит ему какой-нибудь ценный дар — т.е. духовную субстанцию одной из тех ценностей, которыми он был украшен после смерти. Когда он появ­ляется среди духов, его приветствуют друзья и родственники, умер­шие раньше, и он сообщает им новости верхнего мира. Затем он начинает жить жизнью духов, которая сходна с земным существо­ванием, хотя иногда, в угоду надеждам и упованиям человека, рас­сказчики и приукрашивают ее, превращая в сущий Рай. Но даже те туземцы, которые описывают жизнь духов такой прекрасной, не проявляют никакого стремления приобщиться к ней.

Связь между духами и живыми людьми осуществляется несколь­кими путями. Многие люди видят духов своих умерших родствен­ников или друзей, особенно на острове Тума или возле него. И наряду с этим существуют сейчас и, по-видимому, с незапамятных времен существовали мужчины и женщины, которые в трансе или во сне могут отправиться в долгое путешествие в потусторонний мир. Они принимают участие в жизни духов, приносят к ним и от них новости, передают важные послания и различные сообщения. И прежде всего они всегда готовы передать от живых людей духам дары в виде пищи и ценностей. Эти люди доводят до сознания дру­гих мужчин и женщин реальность мира духов. Они также приносят немалое утешение живым, которые всегда с нетерпением ждут но­востей от своих дорогих усопших.

Во время ежегодного праздника миламала духи возвращаются с Тумы в свои деревни. Для них возводится специальная высокая платформа, чтобы они могли сидеть и смотреть вниз на дела и за­бавы своих родственников. В огромных количествах выставляется на общее обозрение еда, чтобы радовать их сердца, равно как и сердца живых членов общины. Днем на циновках перед хижиной главы деревни и перед хижинами уважаемых и богатых ее жителей раскладывают всевозможные ценности. В деревне соблюдается ряд табу, чтобы предохранить невидимых духов от увечья. Нельзя про­ливать горячие жидкости, ведь можно обварить духов — как обва­рили ту старую женщину в мифе. Нельзя рубить дрова в пределах


 
 

Б. Малиновский мИфВ ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

,» йппгять метательные деревни и играть с копьями или палками или opoc.ii о

снаряды и т.п., чтобы не поранить балома, ДУха- Ьолее ,

проявляют свое присутствие добрыми и недобрыми зна^ ,
жая свое удовлетворение или обратное. Легкое раздра" У

иногда выражается неприятным запахом, более серьезное

•' „ п1Т,гаяяу и порче иму-

ние проявляется в плохой погоде, несчастных случал г

щества. В таких ситуациях — так же как и во время Р
знанного медиума или при приближении смерти — мир ДУ V

ставляется туземцам очень реальным и близким. лс > ^

ъ(пп ттогть Отношения включен в эти верования как их неотъемлемая чаыо.

между человеком и духом, как они представлены в ре верованиях и опыте настоящего, имеют себе прямые и

j „ov ЯпеСЬ ОПЯТЬ МИф

логи в различных мифологических эпизодах. о>^и можно рассматривать как некий фон, на котором разв р панорама непрерывной перспективы — от индивидуаль забот, страхов и печалей, через традиционное обрамле ний, т.е. множество конкретных случаев, рассказываемых

^ ^„„™ непосредственно

собственного опыта и памяти прошлых поколении, ней р

к той эпохе, когда подобные события якобы случались впер •

Я представил факты и пересказал мифы так, будто у
обширная обобщающая схема взаимоувязанных веровании. ^

цитно такой схемы, конечно же, нет в туземном фол такой способ изложения, тем не менее, вполне адеквате

а „тныр проявления мест-

ной культурной реальности, ибо все конкретные ир^л

- < „<,аднные со смертью и

ных веровании, все чувства и убеждения, связанное г

„гя и гЬорМируют боль-жизнью после смерти, поддерживают друг ДрУга '^"Н1 '"J лени« шое органичное целое. Все разнообразие историй и преде

t, r-ппнтаННО ВЫЯВЛЯЮТ

суммируется как вариации на тему, и туземцы спошап

г , л „,,п,тныр верования и

параллели и связи между ними. Мифы, религиозные i

^-ьргтрственным, — все
переживания, сопряженные с духами и сверхъестеслвс КТИКе

в попытках свя-

это в действительности составляющие одного целого, на р

■> Сартре такое единство ментальных восприятии выражается
такое единство ментальных восприятии выр 0Dra- заться с потусторонним миром. Мифы являются лишь ничного целого; это развернутая повествовательная ф°Р » няющая решающие моменты туземной веры- Когда мь или иную тему, подобным образом отлившуюся в расска , ,п«нп назвать особенно ХОДИМ, ЧТО ВСе ОНИ ОТНОСЯТСЯ К ТОМу, ЧТО МОЖНО пазо , лт,- гтптепЯ СПОСООНОСТИ неприятными или неутешительными истинами, uoi^p^ гг T-.P4vnhTaTe колдовст- к омоложению, появление болезней, смерть в резулы концов ва, отказ духов от постоянного контакта с людьми и в к

пытках свя-


частичное восстановление связи с ними. Мы также видим, что мифы этого цикла более драматичны, а также более последовательны и в то же время более сложны, чем мифы о происхождении. Если не вдаваться в детали, то я думаю, что это обусловлено более глубоким метафизическим смыслом, более сильным эмоциональным зарядом историй, связанных с человеческой судьбой, по сравнению с исто­риями о социологических прецедентах и установлениях.

Во всяком случае мы видим: миф особенно глубоко внедряется в эти сферы скорее не вследствие их особой загадочности, рождающей любознательность, а вследствие их эмоциональной окрашенности и прагматической значимости. Мы обнаружили, что идеи, проводни­ками которых являются такие мифы, связаны с наиболее болезненно воспринимаемыми обстоятельствами жизни. Так, в центре внимания одного из таких рассказов (об учреждении праздника миламала и периодических возвращениях духов мертвых) ритуальные формы поведения человека и табу, сопряженные с верой в духов. Предме­ты, о которых идет речь в таких мифах, сами по себе вполне ясны; нет необходимости их "объяснять", и миф не выполняет этой фун­кции даже отчасти. Что он делает на самом деле — так это транс­формирует эмоции, порождаемые предчувствием, за которым даже в сознании туземца брезжит неизбежный и безжалостный конец. Миф прежде всего дает четкое представление об этом. Во-вторых, он низводит смутный, но всепоглощающий страх до уровня обыден­ной, повседневной реальности. Все самое вожделенное — сила веч­ной юности, способность к омоложению, спасающая от увядания и старости, — все это утрачено в результате нелепого происшествия, предотвратить которое было под силу ребенку и женщине. Разлука с любимыми после смерти, оказывается, обусловлена неловким об­ращением с кокосовой чашкой и пустяковой ссорой. А болезнь пред­ставляется чем-то некогда сидевшим внутри безобидного животного и вышедшим наружу в результате случайной встречи человека, со­баки и краба. Человеческие ошибки, провинности и случайные про­махи приобретают огромную значимость. Рок, судьба и неизбеж­ность, напротив, низводятся до уровня небольших прегрешений людей. Чтобы понять это, наверное, следует иметь в виду, что на Деле в своем отношении к смерти — своей собственной или любимых людей — туземец руководствуется не только верой и мифологичес­кими представлениями. Его сильный страх смерти, его острое же­лание отсрочить ее и его глубокое горе от утраты любимых им людей вступают в противоречие с оптимизмом веры и представлениями о


r



Б. Малиновский

близости и доступности потустороннего мира, поддерживаемыми ту­земными обычаями и обрядами. Нельзя не замечать смутных сомне­ний, способных… 0 мире духов заслоняют от человека огромную эмоциональную без­ дну, зияющую… 1 Argonauts of Western Pacific, cli.X, pp.236-48, pp.320, 321, 393.

Б. Малиновский

Всякая сексуальная привлекательность и всякая способность к обольщению относятся на счет любовной магии. Туземцы полагают, что эта магия восходит к… * В строгом смысле "матриархальное общество" — это общество, где…  

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Можно сказать, что мифы о магии, даже в большей мере, чем мифы других видов, бытующие в примитивных культурах, оправ­дывают социологические… Наше открытие этой культурной функции магического мифа пол­ностью согласуется… 1 Ср.: Argonauts of the Western Pacific, pp.329, 401, et seq.; Magic, Science and Religion, in: Science, Religion and…

Б. Малиновский

с настоящим каннибализмом и охотой за головами. Антропология "открытого воздуха", в противоположность записыванию под дик­товку, — это… Однако и здесь мои притязания невелики, и все заслуги опять же принадлежат… * "Адонис, Аттис и Осирис"; "Духи зерна и диких животных".

БАЛОМА



 


утесов, идет через расщелины и мимо пещер — местность, довольно зловещая ночью-; но туземцы часто ходят по этой дороге туда и обратно ночью в полном одиночестве; конечно, люди отличаются друг от друга, одни храбрее, другие трусливее, но в целом этот всеобщий страх туземцев перед темнотой, о котором пишут иссле­дователи, жителям Киривины почти не свойственен .

Тем не менее, когда в деревне случается смерть, суеверные наст­роения возрастают. Однако они связаны не с коси, а с существами, которым "сверхъестественность" присуща в гораздо меньшей степе­ни, т. е. с невидимыми ведьмами, называющимися мулукуауси. Это реально живущие женщины, с которыми можно быть знакомым и разговаривать в обыденной жизни, но которые, по поверью, обла­дают способностью становиться невидимыми, отправлять "послан­ника" из своих тел или перемещаться на большие расстояния по воздуху. В своей бестелесной форме они чрезвычайно опасны, мо­гущественны и вездесущи6. Всякий, кто случайно встретится с ними, наверняка подвергнется нападению.

Они особенно опасны в море, и всегда, когда поднимается шторм и каноэ оказывается под угрозой гибели, появляются мулукуауси в поисках жертвы. Поэтому никто не вздумает отправляться в дальнее плавание — на юг, к архипелагу Д'Антрекасто, или на восток, к островам Маршалл-Бенет, или еще дальше, к острову Вудларк (Мо-руа), не зная каига-у, сильнодействующей магии, предназначенной отгонять и сбивать с толку мулукуауси. Даже при постройке маса ва — каноэ для дальних морских плаваний (вага), — должны про­износиться заклинания, чтобы уменьшить опасность, исходящую от этих страшных женщин.

Они так же опасны и на суше, где нападают на людей и выедают их языки, глаза и внутренности — лопоуло (слово, переводимое обычно как "легкие", также означает "внутренности" в целом). Впрочем, все эти сведения относятся к теме колдовства и вредонос­ной магии, и нам пришлось привести их здесь только потому, что представления о мулукуауси интересуют нас в их связи со смертью. Ибо этим ведьмам присущи поистине омерзительные наклонности. Всякий раз, когда умирает человек, они просто роятся вокруг и поедают его внутренности. Они выедают его лопоуло, его язык, глаза и фактически пожирают всю его плоть, после чего становятся еще опаснее для живых. Они стекаются к дому, в котором жил умерший, и пытаются проникнуть внутрь. В старые времена, когда труп оставляли в полузасыпанной могиле посреди деревни, мулу-


куауси обычно собирались на деревьях в деревне и вокруг нее7. Теперь же, когда тело выносят из дома для погребения, применяется магия, предназначенная для того, чтобы отогнать мулукуауси.

Мулукуауси прочно ассоциируются с запахом разложения, и я слышал, как многие туземцы утверждали, что, оказавшись в опас­ности на море, они отчетливо ощущали запах бурапуасе (падали), что было признаком присутствия там этих дурных женщин.

Мулукуауси являются объектом настоящего ужаса. Так, с при­ближением ночи непосредственно прилегающая к могиле местность оказывается абсолютно безлюдной. Я обязан своим первым знаком­ством с верой в мулукуауси такому случаю. Почти в самом начале своего пребывания в Киривине я наблюдал за оплакиванием покой­ника возле свежей могилы. После захода солнца все скорбевшие собрались возвращаться в деревню, и когда они жестами пытались увлечь меня с собой, я настоял на том, чтобы остаться, полагая, что, возможно, существует какая-то церемония, которую они хотели про­вести в мое отсутствие. После того, как я на протяжении примерно десяти минут оставался на своем ночном дежурстве, несколько че­ловек из тех, что раньше ушли в деревню, вернулись с переводчи­ком. Он объяснил мне суть дела и был очень серьезен, когда говорил об опасности, которую представляютмулукуауси, хотя, зная белых людей и их обычаи, он не особенно беспокоился за меня .

Даже, находясь в деревне, где случилась смерть, или поблизости от нее, люди очень боятся мулукуауси, и ночью не хотят ходить по деревне или посещать близлежащие рощу и огороды. Я часто рас­спрашивал туземцев о реальной опасности прогулок в одиночку по ночам вскоре после того, как умер человек, и у них никогда не было ни малейших сомнений в том, что единственно кого следует бояться, это мулукуауси.

II

Поведав о коси, проказливых и безобидных призраках умерших, которые исчезают после нескольких дней эфемерного существова­ния, и о мулукуауси, отвратительных, опасных женщинах, питаю­щихся мертвечиной и нападающих на живых, мы можем перейти к обсуждению основного вида духов, балома. Я называю этот вид основным, потому что балома, по представлениям туземцев, ведут вполне позитивное, мыслимое весьма конкретно, существование на



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


острове Тума; потому что они время от времени возвращаются в свои деревни; потому что живые — и во сне и наяву — порой навещают этих духов, встречаются с ними на Туме; потому что их видели те из живых, кто были на пороге смерти, но вернулись к жизни; потому что эти духи играют заметную роль в туземной магии и даже пол­учают подношения и что-то вроде умилостивительных жертвопри­ношений; и наконец, потому что они самым радикальным образом подтверждают свою реальность регулярными реинкарнациями, — возвращаясь в родные места, в мир живых, и будучи, таким образом, вечными.

Балома покидает тело сразу же после наступления смерти и от­правляется на остров Тума. Маршрут и способ передвижения, по сути те же, что выбрал бы и живой человек, чтобы добраться из своей деревни на Туму. Тума — это остров; поэтому к нему необхо­димо плыть на каноэ. Балома из прибрежной деревни сядет в каноэ и доберется до острова. Дух из внутренней деревни вначале отправ­ляется в ту деревню на побережье, откуда обычно плывут на Туму. Так, из Омараканы, деревни, расположенной почти в центре север­ной части Бойовы (главный остров Тробрианского архипелага), дух перемещается в Каибуолу, деревню на северном берегу, откуда легко добраться до Тумы, особенно когда дуют юго-восточные ветры; эти пассаты доставляют туда каноэ всего за несколько часов. В Оливилеви, большой деревне на восточном берегу, которую я посещал во время миламала (ежегодный праздник духов), считает­ся, что балома — эти гости с острова мертвых — располагаются лагерем на берегу, куда они прибывают на своих каноэ, причем последние имеют "духовное" или "невещественное" свойство, хотя эти понятия подразумевают, пожалуй, нечто большее, чем представ­ляют туземцы. Одно несомненно — ни один обычный человек при обычных обстоятельствах не может видеть ни такое каноэ, ни что-то другое, принадлежащее балома.

Как мы убедились в начале статьи, когда балома покидает дерев­ню и людей, которые его оплакивают, связь с ним прерывается; по крайней мере в течение некоторого времени стенания оплакиващих не доходят до него и никаким образом не затрагивают его. Но его сердце тоже полно горя, он скорбит о разлуке с теми, кого любил. На берегу острова Тума есть камень, называющийся Модавоси. Си­дя на нем, дух рыдает, глядя назад, в сторону берега Киривины. Вскоре его слышат другие балома. К нему выходят все его родст­венники и друзья (балома), присаживаются рядом с ним на корточ-


ки и присоединяются к его рыданиям. Они вспоминают свои собст­венные утраты и сожалеют о своем доме и о всех тех, кого они покинули. Некоторые из балома громко плачут, другие причитают монотонным речитативом точно так, как это делается во время ве­ликого погребального бдения {.навали) после смерти человека. Затем балома отправляется к источнику под названием Гилала и промывает глаза, что делает его невидимым10. Отсюда дух направ­ляется в Дукупуалу, место на коралловом кряже, где находятся два камня, называющиеся Дикумаио-и. Балома поочередно стучит по ним. Первый отзывается громким звуком (какируана), но когда удар приходится по второму, дрожит земля (иойу). Балома слышат этот звук, и все они собираются вокруг новоприбывшего и привет­ствуют его на Туме11.

На каком-то этапе своего перехода в мир духов балома должен встретиться с Топилетой, вождем деревень умерших. Когда конк­ретно Топилета принимает новичка, мои информаторы не могли сказать, но это должно происходить вскоре по его прибытии на Туму, ибо Топилета живет недалеко от камня Модавоси и выступает в роли Цербера или Св. Петра: он впускает дух в потусторонний мир, и считается, что он даже может не впустить его. Однако его решение не основывается на каких бы то ни было моральных сооб­ражениях: просто оно зависит от того, удовлетворен ли Топилета той платой, что предлагает ему новоприбывший. После смерти ро­дственники умершего убирают труп украшениями, которые принад­лежали усопшему. Они также кладут с ним все его другие ваигу-а (ценности)12 и в первую очередь церемониальные топоры {беку). Предполагается, что дух берет все с собой на Туму — в "духовном" качестве, конечно. Туземцы объясняют это просто и точно: "Как балома человека уходит, а его тело остается, так и балома ценных вещей и топоров отправляются на Туму, хотя сами предметы оста­ются"13. Дух уносит эти ценности в небольшой корзине и выбирает вещи, подходящие для подношения Топилете.

Говорится, что эта плата вносится, чтобы Топилета указал пра­вильную дорогу, по которой дух должен следовать уже на Туме. Топилета спрашивает новоприбывшего о причине его смерти. Су­ществует три класса причин: вредоносная магия, отравление и ги­бель на войне. На Туме имеются три дороги, и Топилета указывает ту из них, которая соответствует типу постигшей человека смерти. Ни одна из этих дорог никаким особым преимуществом не отлича­ется, хотя мои информаторы были единогласны в своих утвержде-



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ниях, что смерть на воине — это хорошая смерть, смерть от от­равления хуже, тогда как смерть от колдовства — худшая из всех. Эти пояснения означают, что мужчина предпочтет умереть скорее на войне, чем как-то иначе; и хотя они не подразумевают никакого морального преимущества той или иной из этих форм смерти, такие предпочтения, несомненно, обусловлены некоторым романтическим ореолом, присущим смерти на войне, и страхом перед колдовством и болезнью.

В одну категорию с гибелью на войне входит и форма самоубий­ства, при которой человек взбирается на дерево и бросается вниз (у туземцев это называется ло-у). Это одна из двух форм самоубийства, известных в Киривине. К такому самоубийству прибегают как муж­чины, так и женщины. Самоубийство представляется явлением весь­ма обычным14. Оно совершается как акт наказания, но не себя са­мого, а чаще всего кого-то из провинившихся близких. И как тако­вое оно является одним из важнейших средств осуществления пра­восудия у этих туземцев. Однако психологическая основа такого обычая не так проста, но здесь мы не можем подробно обсуждать эти удивительные факты.

Наряду с ло-у самоубийство также совершают, принимая яд. Для этой цели используется яд, которым глушат рыбу -- тува . Такие самоубийцы вместе с теми, кто был отравлен ядом, получаемым из желчного пузыря рыбы определенного вида — сока, отправляются второй дорогой, дорогой яда.

Утонувшие люди идут той же дорогой, что и те, кто был убит на войне. Это тоже считается "хорошей" смертью. И, наконец, третьей дорогой следуют те, кто были убиты черным колдовством. Туземцы признают, что существуют болезни, вызванные естественными при­чинами, и отличают их от тех, что связаны с вредоносной магией. Но согласно господствующим здесь представлениям только послед­ние бывают смертельными. Таким образом, третья дорога на Туме предназначается для всех умерших "естественной смертью" в нашем понимании, т.е. не вследствие явного несчастного случая. А, по по­нятиям туземцев, как правило, такие смерти сопряжены с колдов­ством16. Духи женщин следуют теми же тремя дорогами, что и духи мужчин. Им указывает путь жена Топилеты, которую зовут Боми-амуйа. Пока это все о различных категориях смерти.

Мужчину или женщину, неспособных заплатить необходимую плату стражу Потустороннего мира, ожидает очень тяжелая участь. Такой дух, не допущенный на Туму, будет сброшен в море и пре-


вратится в вайаба, мифическую рыбу с головой и хвостом акулы и туловищем ската. Однако опасность превратиться в вайаба, по-ви­димому, не очень занимает мысли туземца; напротив, наведя справ­ки, я узнал, что такое несчастье случается крайне редко, если вооб­ще когда-либо случается, — мои информаторы не смогли привести ни одного конкретного примера. Когда я спрашивал, откуда в таком случае они вообще об этом знают, ответ обычно гласил: "Старый разговор" (токунабогу ливала). Таким образом, после смерти че­ловека не ждет возмездие за прижизненные дела, ни перед кем не нужно отчитываться, не надо проходить никаких испытаний, и в целом на пути из этой жизни в иную нет препятствий.

Что касается образа Топилеты, то проф. Зелигман пишет: "Топи­лета во всем похож на человека, за исключением того, что у него огромные уши, которыми он постоянно машет; согласно одному ис­точнику, он относится к клану Маласи и, похоже, ведет совершенно обычную жизнь тробрианского островитянина". Эта информация была получена на соседнем острове, Каилеула (который проф. Зе­лигман называл Кадавага), но она полностью совпадает с тем, что мне рассказывали о Топилете в Киривине. Далее профессор Зелиг­ман пишет: "Он [Топилета] обладает некоторыми магическими спо­собностями, может, например, вызывать землетрясения по своему желанию, а когда стареет, готовит снадобье, которое возвращает молодость ему, его жене и детям. Умершие вожди сохраняют свою власть и на Туме, а Топилета, хотя и считается самым главным существом на Туме... представляется настолько непохожим на дру­гих духов мертвых вождей, что нельзя сказать, что он правит мер­твыми в обычном смысле этого слова. На самом деле сложно обна­ружить свидетельства того, что Топилета пользуется какой-либо властью в ином мире"17.

Топилета — неотъемлемая принадлежность Тумы, но он, после того как принимает прибывающих духов, никак не влияет на их жизнь. Умершие вожди действительно сохраняют свой статус, од­нако пользуются ли они какой-либо властью, моим информаторам было не совсем ясно1. Более того, Топилета является подлинным владельцем или хозяином земли духов на Туме и тамошних дере­вень19. В том мире есть три деревни: собственно Тума, Вабуайма и Валисига. Топилета считается толивалу (главой) всех трех дере­вень, но просто ли это титул или Топилета имеет решающий голос в важных делах, ни один из моих информаторов не знал. Неизвестно также, существует ли какая-либо связь между этими тремя дерев-



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


нями и тремя дорогами, ведущими в потусторонний мир. Миновав Топилету, дух входит в ту деревню, в которой он отныне будет жить. Он всегда находит там кого-нибудь из своих родственников, у кого он может побыть до тех пор, пока ему не найдут или не построят жилище. Туземцы представляют себе все точно так же, как бывает в этом мире, когда человек вынужден перебраться в другую дерев­ню, — событие отнюдь не редкое на Тробрианских о-вах. В течение некоторого времени новоприбывший очень печален и много плачет. Однако другие балома, особенно противоположного пола, пытаются утешить его в новой обстановке, склоняют создать новые узы и привязанности и забыть старые. Мои информаторы (все они были мужчинами) единогласно утверждали, что духа-мужчину, появив­шегося на Туме, представительницы прекрасного и стыдливого — в нашем мире — пола просто осаждают своим вниманием. Вначале духу хочется поплакать о тех, кого он оставил; его родственники-балома оберегают его от всяких посягательств, говоря: "Подождите, дайте ему время; пусть он поплачет". Если он был счастлив в суп­ружестве и оставил после себя вдову, по которой тоскует, то, естес­твенно, он хочет подольше оставаться наедине со своим горем. Но все напрасно! Представляется (и это снова только мужское мнение), что в потустороннем мире гораздо больше женщин, чем мужчин, и что они очень нетерпеливы, не выносят длительной скорби. Если они не могут добиться успеха обычным способом, то прибегают к магии, этому могущественному средству завоевания расположения другого человека. Духи женщин на Туме не менее искусны и не более щепетильны в использовании любовных чар, чем живые жен­щины в Киривине. Очень скоро горе новичка отступает, и он при­нимает подношение, называющееся набуодау — корзину, наполнен­ную бу-а (орехи бетеля), мои (листья бетеля) и ароматическими травами. Это подносится со словами "Кам паку", и если подарок принимается, то формируется новая пара20. Мужчина, конечно, может ждать, когда к нему на Туме присоединится его вдова, но мои информаторы, похоже, не склонны были считать, что так поступают многие. Однако вина за это полностью лежит на красавицах Тумы, которые используют такую сильнодействующую магию, что даже самая крепкая супружеская верность не может устоять. В любом случае дух обретает счастливое существование на Туме, где он про­живает еще одну жизнь , а потом снова умирает. Но эта новая смерть тоже, как мы убедимся далее, не ведет в небытие.


III

Однако пока это не произошло, балома вовсе не лишен связи с миром живых. Время от времени он посещает свою родную деревню, а его навещают оставшиеся жить друзья и родственники, ибо неко­торые из них обладают способностью непосредственно проникать в призрачный мир духов. Другим же балома являются лишь в виде­ниях, или же они могут слышать голоса балома, видеть их издали или в темноте — при этом достаточно отчетливо, чтобы без труда узнать и не сомневаться, что это балома.

Но Тума, как уже говорилось, — это и остров живых: там есть деревня, которую время от времени посещают жители Киривины. На Туме и на прилегающих островах очень много панцирей черепах и больших белых раковин каури (овулум овум); фактически этот небольшой островок является основным источником этих материа­лов, идущих на самые ценные украшения у жителей северных и восточных деревень Киривины22. Поэтому люди с главного острова часто приезжают на Туму.

Все мои информаторы из Омараканы и соседних деревень дово­льно хорошо знали Тума. И едва ли среди них нашелся бы хоть один, кто никогда не сталкивался с балома. Кто-то видел в сумерках тень, удалившуюся при его приближении; кто-то слышал хорошо знакомый голос и т.д., и т.п. Багидоу, исключительно умный чело­век из субклана Табалу, главный знаток земледельческой магии в Омаракане и мой лучший информатор во всем, что касалось старин­ных традиций и преданий, видел множество духов и не имел ни малейшего сомнения в том, что человеку, в течение некоторого вре­мени находящемуся на Туме, совсем несложно увидеть любого из своих умерших друзей. Однажды он (Багидоу) брал воду из источ­ника в раибоаге (скалистая местность) на Тума, когда балома уда­рил его по спине. Обернувшись, Багидоу увидел только тень, исче­зающую в кустах, и услышал причмокивание, какое обычно произ­водят губами туземцы, желая привлечь чье-то внимание. И еще, однажды ночью Багидоу спал на Туме на подмостках. Внезапно он почувствовал, как его подняли и положили на землю.

Большая группа людей вместе с вождем Омараканы, Тоулувой, отправилась на Туму. Они причалили недалеко от камня Модавоси и неожиданно увидели стоящего там человека. Они тут же узнали


 
 

Б. Малиновский

в нем Гийопеуло, великого воина, мужчину непомерной силы и сме­лости, который, недавно умер в деревне, расположенной не более чем в пяти минутах ходьбы от Омараканы. Когда они приблизились, он исчез, но они явственно услышали: "Букусисуси бала [Вы оста­вайтесь, я должен идти]", — обычная форма прощанья. Другой из моих информаторов пил воду на Туме в одном из больших гротов, наполненных водой, — их множество в раибоаге — и услышал, как из этого водоема раздался голос: его окликнула по имени девушка, которую звали Буавау Лагим.

Я слышал о массе таких происшествий. Стоит отметить, что во всех этих случаях балома явно отличаются от коси, — т. е. туземцы уверены, что они видят или слышат именно балома, а не коси, хотя несколько легкомысленное поведение этих существ (вроде сбрасы­вания уважаемого человека с подмостков или хлопанья его по спине) никоим образом не отличается от повадок коси. И опять же, туземцы не воспринимают эти "явления" или проделки балома с чувством "гадливости"; они также, похоже, не боятся этих духов так, как боятся европейцы своих привидений; они боятся балома ничуть не больше, чем коси.

Помимо таких эпизодических и мимолетных соприкосновений, живые могут вступать в гораздо более тесные контакты с балома при посредничестве тех избранных, что посещают страну мертвых. Проф. Зелигман пишет: "Есть люди, которые говорят, что были в нижнем мире Тума и возвращались в верхний мир"23. Такие люди отнюдь не редки и представлены обоими полами, хотя, конечно, их способности не всегда хорошо известны, даже ближним. В Омара-кане, деревне, где я жил, самым известным человеком из этой ка­тегории была женщина, Бвоилагеси, дочь умершего вождя Нумака-лы, брата и предшественника Тоулувы, нынешнего правителя Омара­каны. Она посещала и, по-видимому, продолжает посещать Туму, где видит балома и разговаривает с ними. Она также принесла с собой с Тумы песню балома, которую часто поют женщины Омараканы.

Есть также один мужчина, Монигау, который время от времени отправляется на Туму и приносит новости от духов. Хотя я очень хорошо знаю их обоих, мне не удалось получить детальной инфор­мации об их странствиях на Туме. Оба они чувствовали себя очень стесненно, когда я затрагивал эту тему, и отвечали на мои вопросы нехотя и банально. У меня сложилось твердое впечатление, что они не могут дать никаких подробных объяснений и что все, что они знали, они уже говорили каждому, и поэтому оно известно всем.


БАЛОМА

Таким общим достоянием была и вышеупомянутая песня 24, а также личные устные послания духов своим семьям. Бвоилагеси — с ней я однажды говорил на эту тему в присутствии ее сына, Тукулуба-кики, одного из самых дружелюбных, скромных и умных туземцев, которых я знал, — сказала, что никогда не помнит то, что видела, однако помнит то, что ей было сказано. Она не идет и не плывет на Туму; она засыпает и просто оказывается среди балома. Она и ее сын были совершенно уверены, что песня была напета ей балома. Но было ясно, что эта тема тягостна для Тукулубакики, особенно когда я настойчиво расспрашивал о деталях. Я не смог обнаружить ни одного случая, когда бы моя дама-информатор извлекла бы ре­альную экономическую выгоду из своих приключений на Туме, хотя ее престиж был очень велик, несмотря на спорадические проявления открытого скептицизма.

Так, два моих информатора говорили мне, что все эти утвержде­ния о встречах с балома — чистая ложь. Один из них, Гомайа, парень из Синакеты (деревня в южной части острова), рассказал мне, что одним из самых удивительных людей, посещавших Туму, был некий Митакаийо из Обураку; но даже он был обманщиком. Он обычно похвалялся, что может отправиться на Туму, чтобы по­есть. "Я хочу сейчас есть; я отправлюсь на Туму; там много еды: спелых бананов, ямса и таро, готовых к употреблению в пищу; рыбы и свиней; там также много орехов арековой пальмы и бетелевого перца; каждый раз, когда я бываю на Туме, я там ем". Можно легко себе представить, как сильно эти картины волновали воображение туземцев, как они поднимали престиж хвастуна и вызывали зависть утех, кто почестолюбивее. Хвастовство, предметом которого явля­ется пища, — самый распространенный способ проявления тщесла­вия или честолюбия у туземцев. Человек незнатного происхождения может поплатиться жизнью, если у него будет слишком много еды или слишком хороший огород и особенно если он слишком хваст­ливо будет выставлять все это напоказ.

Гомайе, по-видимому, не нравилось хвастовство Митакаийо, и он попытался добраться до истины. Он предложил ему один фунт . "Я дам тебе один фунт, если ты возьмешь меня на Тума". Но Митакаийо готов был довольствоваться много меньшим. "Твои отец и мать все время плачут о тебе; они хотят увидеть тебя; дай мне две плитки табака, и я отправлюсь повидаться с ними и отдам им табак. Твой отец видел меня; он сказал: 'Принеси табака от Гомайи'". Мита-

* Имеются в виду английские деньги.


6- 52



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


каийо не спешил взять с собой Гомайю в мир иной. Гомайа дал ему две плитки табака, которые мудрец сам же и выкурил. Гомайа узнал об этом, сильно возмутился и стал опять настаивать на том, чтобы лично побывать на Туме, обещая дать фунт, как только вернется оттуда. Митакаийо дал ему три вида листьев и приказал натереть ими тело, а другую небольшую порцию листьев велел съесть. Когда это было сделано, Гомайа лег и заснул — но он так и не попал на Туму. Это сделало его скептиком. А Митакаийо, хотя и не получил обещанный фунт, сохранил свой престиж в общине.

Этот же самый Митакаийо разоблачил другого не столь знамени­того ясновидца, якобы посещавшего Туму, по имени Томуайа Лаку-абула. Между ними было вечное соперничество, Митакаийо часто с пренебрежением отзывался о Томуайе. В конце концов решили устроить испытание. Томуайа обещал отправиться на Туму и при­нести оттуда какую-нибудь вещь. На самом деле он отправился в буш и украл связку орехов бетеля, принадлежавших Моураде, главе деревни (токарайвага валу) Обураку. Большую часть орехов он употребил сразу, однако один оставил на будущее. Вечером он ска­зал своей жене: "Положи мне циновку на топчан; я слышу пение балома; я скоро буду с ними; я должен лечь". Затем он начал петь в своем доме. Все люди снаружи слышали его и говорили друг другу: "Поет один лишь Томуайа, и никто другой". На следующий день они ему так и сказали, но он ответил, что они не могли слышать его, что это пели многочисленные балома, а он присоединился к ним.

С приближением рассвета он засунул оставленный для этой цели орех бетеля в рот, а на рассвете поднялся, вышел из дому и, вытас­кивая орех бетеля изо рта, закричал: "Я был на Туме; я принес оттуда орех бетеля". Этот знак произвел огромное впечатление на всех людей, но Моурада и Митакаийо, которые внимательно следи­ли за ним в предшествующий день и знали, что он украл связку орехов, разоблачили его. С этого времени Томуайа больше не гово­рил о Туме. Я записал эту историю в точности так, как слышал ее от Гомайи, и привел ее здесь без изменений. Однако туземцы в своем изложении очень часто искажают перспективу. Мне кажется, что мой информатор объединил в этом рассказе несколько разновремен­ных событий; но в данном случае основной интерес представляют нашедшие отражение в рассказе Гомайи психологические установки туземцев по отношению к "спиритизму"; я имею в виду выраженный скептицизм некоторых индивидов и прочность веры большинства. Из этих историй также с очевидностью вытекает — и об этом прямо


заявляли мои скептически настроенные друзья, — что главным мо­тивом всех этих путешествий на Туму является материальная выго­да, получаемая провидцами.

Несколько иной способ общения с духами характерен для людей, предрасположенных к состояниям кратковременного транса, когда они вступают в разговор с балома. Я не могу даже приблизительно определить психологическую или психопатологическую основу таких явлений. К сожалению, я узнал о них только в конце своего пребывания там — за две недели до своего отъезда и то лишь слу­чайно. Однажды утром я услышал громкие и, как мне показалось, сварливые крики на другом конце деревни и, будучи всегда наготове заполучить очередной социологический "документ", я спросил у ту­земцев в моей хижине — в чем дело? Они ответили, что это Гум-гуйау — уважаемый и тихий мужчина — разговаривает с балома. Я поспешил туда, но, прибыв слишком поздно, нашел его выбив­шимся из сил, лежащим на постели и, по-видимому, спящим. Это происшествие не вызвало никакого возбуждения, потому что, как мне сказали, он имел обыкновение говорить с балома. На этот раз он говорил громко, на повышенных тонах, что напоминало обвини­тельный монолог, и, как мне сказали, речь шла о большом ритуаль­ном состязании лодок, которое проводилось за два дня до этого. Такие гонки устраиваются всегда, когда построено новое каноэ, и обязанность вождя, который организует их, — обеспечить также большое сагали (обряд раздачи еды) в связи с праздником. Балома некоторым бескорыстным и неопределенным образом всегда прояв­ляют интерес к празднествам и следят за тем, чтобы на них было достаточно еды. Любая скудость, обусловленная либо неради­востью, либо неудачной организацией, вызывает негодование бало­ма, которые винят вождя независимо от того, его ли это промах или нет. Так, в данном случае балома обратились к Гумгуйау, чтобы выразить свое сильное неодобрение по поводу скудного сагали, ус­троенного недавно на берегу. Организатором праздника, конечно же, был Тоулува, вождь Омараканы.

По-видимому, в общении между балома и миром живых играют некоторую роль и сновидения. Похоже, что балома являются во сне живым преимущественно сразу же после смерти. Кто-то из близких друзей или родственников умершего, кого не было в деревне в мо­мент смерти, видит балома во сне и от него же узнает печальную новость. Балома также часто являются во сне женщинам, чтобы сообщить им, что они забеременеют. Во время миламала, ежегод-


Б. Малиновский

ного празднества, умершие родственники часто посещают людей в сновидениях. В первом из упомянутых случаев (когда духи после смерти приходят к отсутствовавшим друзьям или родственникам) наблюдаются некоторая свобода интерпретаций и некоторая "сим­волизация", как это бывает при толковании сновидений во все вре­мена и во всех цивилизациях. К примеру, большая группа юношей из Омараканы отправилась работать на плантацию в Майлн Бэй на крайней восточной оконечности Новой Гвинеи. Среди них был Ка-логуса, сын вождя Тоулувы, и Гумигавайа, туземец незнатного про­исхождения из Омараканы. Однажды Калогусе приснилось, что к нему пришла его мать, пожилая женщина, одна из шестнадцати жен Тоулувы, жившая в Омаракане, и сказала ему, что она умерла. Он очень опечалился и, по-видимому, выразил свое торе причитаниями. (Эта история была рассказана мне одним из членов группы). Все другие поняли, что "что-то, должно быть, случилось в Омаракане". Когда на пути домой они узнали, что умерла мать Гумигавайи, то совсем не были удивлены и нашли в этом объяснение сновидения Калогусы.

Мне кажется, что сейчас самое время обсудить природу балома и их соотношение с коси. Из чего они состоят? Из одной и той же субстанции или из разных? Являются ли они тенями, духами или представляются чем-то материальным? Все эти вопросы можно за­дать туземцам, и самые интеллектуальные из них легко поймут смысл таких вопросов и будут обсуждать эту тему с этнографом, проявляя и проницательность, и интерес. Но такие дискуссии ясно показали мне, что, затрагивая эти и подобные им вопросы, мы ос­тавляем в стороне сферу собственно веры и сталкиваемся с совер­шенно иным классом туземных идей. Здесь туземец скорее прибе­гает к умозрительным спекуляциям, нежели к положительной вере, причем сам он не слишком серьезно относится к своим спекуляциям; не беспокоит его и то, являются ли они ортодоксальными или нет. Только самые интеллектуально развитые туземцы станут углублять­ся в такие вопросы и при этом будут высказывать свое личное мне­ние, а не определенные догматы. Даже они — особо одаренные — не имеют в своем словарном запасе или наборе понятий ничего, что хотя бы приблизительно соответствовало нашим понятиям "субстан­ция" или "сущность". Правда, у них есть слово у-ула, близкое по значению к нашим "причина" и "начало".

Вы можете спросить: "Как выглядит балома! У него такое же тело, как у нас, или другое? И если другое, то чем отличается?"


БАЛОМА

Далее вы можете привлечь внимание к тому обстоятельству, что тело остается, а бестелесный балома уходит. Почти неизменный ответ: балома похож на отражение (сарибу) в воде или в зеркале (так может сказать современный житель Киривины), а коси подобен тени (каикуабула). Это разграничение (балома есть "отражение", а коси — "тень") — типичное, но ни в коей мере не единственное мнение. Иногда о том и другом говорят, что они похожи как на сарибу, так и на каикуабула. Мне всегда казалось, что такие отве­ты — не столько определения, сколько сравнения. Я хочу сказать, что туземцы вовсе не были уверены, что балома имеет тот же "сос­тав", что и отражение; на самом деле они знали, что отражение — это "ничто", что это сасопа (обман), что в нем нет никакого балома, но что балома — это "просто что-то похожее на отражение" (балома макавала сарибу). Если их припереть к метафизической стенке ко­варными вопросами: "каким образом балома может окликать живых людей, есть и заниматься любовью, если он похож на сарибу!] как может коси стучаться в дом, бросать камни или ударить человека, если он подобен тени?" и т.п., — то наиболее умственно одаренные туземцы отвечают приблизительно следующее: "Да, балома и коси похожи на отражение и на тень, но они также похожи и на людей и ведут себя точно так же, как люди". И трудно спорить с ними25. Некоторые менее одаренные или менее терпеливые информаторы склонны пожимать плечами в ответ на такие вопросы; другие же явно не прочь пофантазировать и выдвинуть какую-нибудь крайнюю точку зрения, а также поинтересоваться вашим мнением и вступить в метафизическую дискуссию. Однако такие импровизации никогда не достигали уровня самостоятельных гипотез; они просто враща­лись вокруг уже приведенных выше представлений.

Следует четко уяснить, что существуют и убеждения, которых придерживались все мои информаторы без исключения. Нет ни ма­лейшего сомнения в том, что балома сохраняет наружность челове­ка, которого он представляет, так что если вы видите балома, то узнаете в нем умершего человека. Балома живут жизнью людей; они стареют; они едят, спят, любят, как на Туме, так и во время посещения своих деревень. Все это моменты, относительно которых у туземцев не было ни малейшего сомнения. Следует отметить, что эти догматы относятся к поступкам балома, описывают их поведе­ние, а некоторые из них — такие как, например, убеждение в том, что балома нуждаются в пище — подразумевают определенное по­ведение живых людей при контактах с балома (см. ниже, описание



 


 


Б. Малиновский

миламала). Единственным, по сути, всеобщим убеждением, касаю­щимся природного естества балома и коси, было то, что первые подобны отражениям, а последние подобны теням. Заслуживает внимания, что такой дуализм сравнений соответствует поведенчес­ким характеристикам этих образов: открытые, определенные и пос­тоянные балома и непонятные, непредсказуемые ночные призра­ки — коси.

Но в понимании даже фундаментального соотношения между 6а лома и коси имеются существенные противоречия — противоречия, которые касаются не только их сущности, но и соотносительного их существования. Бесспорно преобладающей точкой зрения является то, что балома отправляется прямо на Туму, и то, что другой дух, коси, в течение короткого периода времени бродит вокруг селения. Этот взгляд допускает два толкования: либо в живом человеке на­ходятся два духа, и оба они оставляют тело после смерти, или же коси является чем-то вроде вторичного духа, появляющегося только в момент смерти и отсутствующего в живом теле. Туземцы понимали этот вопрос, если я формулировал его так: "Балома и коси живут в теле все время? Или же в теле живет один балома, а коси появ­ляется только после смерти?" Но все ответы были нерешительными и противоречивыми, один и тот же информатор в разное время от­вечал по-разному. Это как нельзя лучше свидетельствует о том, что человек вступает здесь в сферу чистых догадок и импровизаций.

Помимо выразителей названной выше наиболее распространен­ной позиции, я нашел нескольких человек, которые неоднократно утверждали, что коси представляет собой первую стадию развития духа и что в дальнейшем, спустя несколько дней, коси превращается в балома. Таким образом, в этом случае мы имели бы только одного духа, который некоторое время после смерти остается в округе, рядом со своим домом, а затем удаляется. Несмотря на свою боль­шую простоту и логичность, такое суждение высказывалось гораздо менее уверенно. Однако оно было достаточно независимым и раз­вернутым, чтобы усомниться в том, что первое убеждение следует считать общепризнанным или хотя бы ортодоксальным.

Интересный вариант первой версии (версии параллельного су­ществования балома и коси) был предложен Гомайей, одним из моих лучших информаторов. Он был убежден, что лишь те люди, что при жизни были колдунами {бвога-у), оставляют после смерти коси. Однако быть бвога-у не очень сложно. Любой человек, знаю­щий какие-нибудь силами (заклинания черной магии) и имеющий


БАЛОМА

обыкновение использовать их, является бвога-у. Согласно Гомайе, другие (обычные люди) не становятся коси; они становятся только балома и отправляются на Туму. Во всех остальных деталях — таких, как естество балома и коси, их поведение, а также эфемер­ность существования коси — Гомайа соглашался с общепринятыми взглядами. Его вариант достоин внимания, потому что Гомайа — очень умный туземец, его отец был великим магом и бвога-у, а его кадала (дядя по материнской линии) тоже колдун. Более того, вер­сия Гомайи очень хорошо согласуется с тем, что бвога-у, как считают туземцы, всегда бродят по ночам, и с этим поверьем связан факти­чески единственный серьезный ночной страх, если не считать веры ъ мулукуауси. И опять же, как мы видели выше, мулукуауси, хотя и не бвога-у ( еще более опасный вид злонамеренного человеческого существа, сведущего в колдовстве), имеет невидимого "двойника", или "посланника", который называется какулувала и который по­кидает ее тело и передвигается самостоятельно. Это верование в "двойника", или "посланника" существует параллельно с другим, согласно которому мулукуауси странствуют в телесной форме.

Эти наблюдения показывают, что в общем представления, каса­ющиеся естества балома и коси, а также их соотношения, не вы­кристаллизовались в какую-либо ортодоксальную и определенную доктрину. Еще менее ясным у туземцев является представление о соотношении балома и тела живого человека. Туземцы не могут дать определенных ответов на такие вопросы, как: "Обитает ли балома в какой-то части тела (голове, животе, легких)? Может ли он ос­тавлять тело на протяжении жизни? Не балома ли это отделяется от тела человека и путешествует, видя другие места, во время сно­видений? Не балома ли это покидает тело некоторых живых людей и посещает Туму?" Хотя на последние два вопроса обычно отвеча­ют — "да", такие ответы звучат весьма неубедительно и явно не подкрепляются ортодоксальным преданием. Интеллект, память и мудрость туземцы локализуют в теле и знают местонахождение каж­дого из этих свойств; но локализовать балома они не могут, и право же, я склонен полагать, что они представляют себе, что после смерти от тела отделяется двойник, а не душа, обитающая в нем при жизни. Однако уверен я только в том, что их представления еще не выкрис­таллизовались в определенные формы, они скорее ощущают свои верования, нежели формулируют их, и верования эти в большей мере описывают поведение балома, чем аналитически препарируют , их сущность и условия существования.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Другим вопросом, на который, кажется, не существует ни одного определенного, догматического ответа, является вопрос о том, где конкретно обитают духи. На поверхности земли на острове Тума или под землей, или еще где-либо? Существует несколько мнений, и их сторонники высказываются вполне уверенно. Так, от ряда ин­форматоров, включая Багидоу, очень серьезного и заслуживающего доверия человека, я получил ответ, что балома живут на острове Тума, что их деревни расположены где-то там, подобно тому, как балома во время их ежегодного возвращения в Киривину в период миламала располагаются лагерем где-то по соседству с деревней. Три упоминавшиеся выше деревни мертвых делят территорию ос­трова с Тумой — деревней живых. Балома невидимы, как и все то, что принадлежит им, и потому их деревни могут располагаться там, никому не мешая.

По другой версии, балома спускаются под землю, в "нижний мир" в буквальном смысле, и живут там в Тумавиаке (Великой Туме). Эта версия, в свою очередь, имеет два варианта, в одном из которых говорится о двухуровневом подземном мире. Когда балома перестает существовать, завершив первый цикл своего бытия в форме духа, он спускается на нижний уровень, и только оттуда он может снова вернуться в материальный мир (см. ниже, VI, реин­карнация). Большинство же отрицают эту теорию и говорят, что существует только один уровень нижнего мира. Последнее согласу­ется с изложением проф. Зелигмана: "Духи мертвых не остаются в верхнем мире с живыми, а спускаются в иной мир, под землю И опять же, это утверждение о подземной Туме, как представляется, лучше согласуется с господствующим в Киривине верованием, со­гласно которому первые человеческие существа появились из "дыр" в земле. Зелигману даже довелось слышать историю о том, что "мир первоначально был заселен с Тумы мужчинами и женщинами, пос­ланными в верхний мир Топилетой, который сам остался под зем­лей"27. В том, что мне не пришлось слышать эту версию, нет ничего удивительного, принимая во внимание большое разнообразие точек зрения по ряду вопросов, один из которых и касается сущности Тумы и ее соотношения с миром живых. Свидетельство Зелигмана подтверждает мнение, что "подземная Тума" является самым орто­доксальным представлением, хотя, как уже говорилось, в целом этот вопрос в туземной вере еще не определился догматически.


IV

Давайте, однако, вернемся к сношениям между живыми людьми и духами. Все, что было сказано по этому поводу выше, касалось сновидений или видений, в которых фигурируют духи, и мимолет­ных столкновений с ними людей бодрствующих и пребывающих в нормальном психическом состоянии. Все такого рода контакты можно назвать частными и случайными. Они не регулируются обы­чаем и нормами, хотя, конечно же, требуют определенного склада ума и согласуются с определенным типом верований. Они не пуб­личны: община не участвует в них коллективно, и никакой ритуал с ними не связан. Но есть случаи, когда балома посещают деревню или принимают участие в некоторых публичных действиях — слу­чаи, когда община принимает их сообща, когда им уделяется опре­деленное внимание, в строго установленной форме, регулируемое обычаем; когда они принимают участие в магических обрядах и играют в них отведенную им роль.

Так, каждый год после того, как собран урожай с огородов и в земледелии наступает перерыв, потому что вновь возделывать ого­роды еще рано, у туземцев появляется время для танцев, пиршеств и общественных праздников, которые называются миламала. Бало­ма во время миламала присутствуют в деревне. Все они возвраща­ются с Тумы в свои родные деревни, где к их встрече готовятся, где воздвигаются специальные платформы для них, где по обычаю им подносятся дары и откуда с завершением полнолуния их торжест­венно, но без сожаления выдворяют.

Балома, опять же, играют важную роль в магии. В магических заклинаниях перечисляются имена духов предков; эти взывания к духам являются, пожалуй, самой заметной и устойчивой отличи­тельной чертой магических заклинаний. Кроме того, в некоторых магических обрядах делаются подношения балома. Имеются следы веры в то, что духи предков некоторым образом содействуют дости­жению целей определенных магических обрядов; на самом деле эти подношения балома — единственный церемониальный элемент (в узком смысле слова), который мне удалось обнаружить в маги­ческих обрядах28.

Здесь мне хотелось бы добавить, что не существует никакой связи между балома умершего человека и его останками (череп, челюсть,



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


кости рук и ног, волосы), — которые имеют обыкновение носить при себе родственники умершего и которые используются соотвеос-твенно как сосуд для лайма, шейные подвески и лопаточки для лайма, хотя в некоторых племенах Новой Гвинеи такая связь су­ществует29.

Теперь следует подробно рассмотреть факты, связанные с мила-мала и ролью духов в магии.

Ежегодный праздник миламала представляет собой очень слож­ное социальное и магико-религиозное явление. Его можно назвать "праздником урожая", так как он проводится после того, как собран урожай ямса и пищевые хранилища заполнены. Но, что довольно странно, в контексте миламала отсутствуют как прямые, так и кос­венные ассоциации с земледельческими работами. В этом праздни­ке, устраиваемом после того, как старые огороды принесли свои урожаи, а новые еще ждут обработки, нет никаких элементов, от­ражающих ретроспективу прошлого земледельческого сезона или предполагающих перспективу будущего. Миламала — это период танцев. Танцы обычно продолжаются в течение месяца миламала, но они могут растянуться еще на месяц или даже на два. Такое пролонгирование танцевального сезона называется усигула. Ника­ких танцев в собственном смысле слова в другое время года не ус­траивается. Миламала открывается определенным торжественным представлением с танцами и первым барабанным боем. Этот еже­годный период пиров и танцев, конечно же, сопровождается и за­метной активизацией половой жизни. Типичны также церемониаль­ные визиты, которыми обмениваются деревни; они сопровождаются обильными взаимными подношениями и своеобразными трансакци­ями, заключающимися в "покупках" и "продажах" танцев.

Прежде чем перейти собственно к теме этого раздела — описанию той роли, которую балома играют в миламала — мне необходимо нарисовать общую картину этого праздничного периода, иначе не­которые детали, касающиеся балома, могут оказаться "не в фокусе".

Миламала следует непосредственно за сбором урожая. Этот про­цесс сам по себе носит определенно праздничный характер, хотя в нем и отсутствуют элементы собственно гедонизма — столь фунда­ментального качества киривинцев. Однако туземец находит огром­ную радость в доставке урожая домой. Он любит свой огород и искренне гордится своими посадками. Прежде чем урожай будет, наконец, помещен в специальное хранилище (эти хранилища, несо­мненно, являются самыми заметными и живописными постройками


в деревне), владелец использует не одну возможность выставить напоказ предмет своей гордости. Итак, клубни тпаигпу (вид ямса) — самой важной культуры в этой части света — выкапывают из земли, тщательно очищают; волоски, которыми они покрыты, срезают ра­ковиной. Затем складывают клубни в большие конические кучи. В огороде возводятся специальные хижины или навесы, чтобы за­щитить пгаипгу от солнца, и под этими навесами выставляются горы клубней: большая коническая куча в центре — там сложены отбор­ные плоды — и вокруг несколько меньших, в которых сложены клубни maumy худшего сорта, а также те, что будут использованы для новых посадок. Дни и недели уходят на очистку клубней и искусное складывание куч так, чтобы их геометрическая форма была совершенной и на поверхности оказались лишь лучшие клуб­ни. Эта работа выполняется владельцем огорода и его женой, если у него есть таковая, а односельчане группами расхаживают по ого­родам, нанося друг другу визиты и восхищаясь ямсом. Темы разго­воров — сравнения и восхваления.

Таким образом, ямс может оставаться на огороде в течение не­скольких недель, после чего его переносят в деревню. Вся эта работа имеет определенно праздничный характер, переносчики украшают себя листьями, ароматическими травами, раскрашивают лица, хотя и не облачаются в "полный танцевальный наряд". Когда maumy перенесены в деревню, выкрикиваются особые словесные формулы: один человек кричит речитативом, а остальные отвечают резкими возгласами. Обычно они бегут в свои деревни бегом; затем все вмес­те занимаются складыванием maumy в конические кучи, точно такие же, из каких клубни только что были взяты в огороде. Эти кучи выкладываются на большой круглой площадке перед хранилищем для ямса, куда в конечном итоге и будут убраны.

Но прежде чем это произойдет, ямсу предстоит пролежать еще две недели или около того на земле. Его будут пересчитывать и снова восхищаться им. Для защиты от солнца клубни укрывают пальмовыми листьями. Наконец в деревне начинается еще один праздничный день, когда весь ямс из куч переносят в хранилища. Это делается за один день, хотя на доставку ямса в деревню уходит несколько дней, что может дать некоторое представление о нарас­тании темпа жизни в деревне во время страды, особенно в связи с тем, что maumy часто доставляется из других деревень, и в это время даже отдаленные общины наносят друг другу визиты30.


Б. Малиновский

Когда урожай в конце концов оказывается в хранилищах, работы прекращаются, и пауза заполняется миламала. Обряд, который тор­жественно открывает весь этот праздничный период, является в то же самое время "освящением" барабанов. До этого нельзя бить в барабаны публично. После торжественного открытия можно бить в барабаны и начинать танцы. Подобно большинству обрядов в Ки-ривине, этот обряд открытия танцевального сезона состоит в раздаче еды (сагали). Еду складывают в кучки, готовят церемониально, а затем выкладывают на деревянные блюда или раскладывают по кор­зинам, выставленным в ряд; затем вдоль этого ряда идет мужчина и у каждого блюда или у каждой корзины громко выкрикивает имя31. Жена или другая родственница мужчины, имя которого было названо, забирает еду и относит в дом, где ее и едят. Такая церемо­ния (называющаяся раздачей — сагали) по нашим понятиям не очень похожа на пир, особенно потому, что ее кульминация — мы понимаем кульминацию пира как процесс еды — никогда не бывает публичной, едят только в семейном кругу. Но здесь праздничные элементы заключаются в подготовке к пиру, в сборе и приготовле­нии пищи, в передаче ее в общественную собственность (ибо каждый должен внести свою долю в общий запас, который затем должен быть равномерно разделен между всеми участниками) и, наконец, в публичном распределении. Это распределение и является собст­венно церемонией открытия миламала] в полдень мужчины наря­жаются и исполняют первый танец.

Теперь жизнь в деревне заметно меняется. Люди больше не ходят на огороды, не занимаются и другой работой, не ловят рыбу, не строят лодок. Утром деревня полна народу, местных жителей и, часто, гостей из других деревень. Но настоящие празднества начи­наются позднее. Когда минует самое жаркое время дня, примерно в три-четыре часа пополудни, мужчины сооружают свои знаменитые головные уборы. Эти уборы состоят из большого количества перьев белого какаду, которые втыкаются в густые черные волосы и торчат оттуда во все стороны, подобно иглам дикобраза, образуя большой белый ореол вокруг головы. Завершающей деталью служит плюмаж из красных перьев, возвышающийся над белым ореолом. В отличие от жителей многих районов Новой Гвинеи, чьи головные уборы пестрят разноцветными перьями в разнообразных сочетаниях, жи­тели Киривины имеют только этот единственный тип головных ук­рашений, который неизменно используется всеми туземцами и во всех видах танцев. Тем не менее, в сочетании с хохолками казуара,


БАЛОМА

верхушки которых обрамлены красными перьями, — их прикреп­ляют к поясам на талии и к браслетам на предплечьях — эти голов­ные украшения придают танцорам удивительное очарование. В ре­гулярном ритме танца возникает иллюзия, что наряд сливается с танцором, черные хохолки с красной верхушкой гармонируют с шо­коладной кожей. Белые головные уборы и шоколадные тела, кажет­ся, превращаются в единое органичное и фантастическое целое, не­сколько дикарское, но ни в коей мере не гротескное, ритмично дви­гающееся под монотонное и мелодичное пение и перекрывающий

его бой барабанов.

В некоторых танцах используются разрисованные танцевальные щиты, в других танцующие держат в руках длинные узкие ленты из листьев пандануса. Эти последние танцы, отличающиеся гораздо более медленным ритмом, с эстетической точки зрения проигрывают (на европейский вкус) из-за того, что мужчины по традиции на­девают женские юбки из травы. Большинство танцев исполняются в кругу: барабанщики и певцы стоят в центре, а танцоры движутся

вокруг.

Ритуальные танцы в полном праздничном облачении никогда не проводятся ночью. С заходом солнца мужчины расходятся и сни­мают свои перья. Барабаны на некоторое время умолкают — насту­пает час основной трапезы. С приходом ночи возобновляется бой барабанов, и исполнители, теперь уже без украшений, снова выхо­дят в круг. Иногда они начинают петь прелестную танцевальную песню, и барабанщики переходят на танцевальный ритм — тогда мужчины исполняют настоящий танец. Но чаще, особенно поздней ночью, бывает другое: пение прекращается, танцы останавливаются, и лишь непрерывный бой барабанов звучит во тьме. Теперь все туземцы — мужчины, женщины и дети, собираются вместе и мед­ленно движутся по-двое^по-трое вокруг барабанщиков. Женщины держат маленьких детей на руках или прижимают их к груди, ста­рики и старухи ведут своих внуков за руку, все движутся, один за другим, в неустанном кружении, не ведая иной цели, зачарованные боем барабанов. Время от времени танцующие произносят нараспев долгое растянутое: "Аа ... а; Эээ ...э", делая резкие ударения в Конце... тогда барабаны внезапно прекращают бой, и кажется, что эта бесконечная карусель на какое-то время лишается своей движу­щей силы, но движение не прекращается и живой круг не распада­ется. Вскоре, однако, бой барабанов возобновляется, к несомненно­му восторгу всех присутствующих — за исключением этнографа,



Б.Малиновский * БАЛОМА

который предвкушает прелести предстоящей бессонной ночи. Этот карибом, как его называют, малым детям предоставляет случай всласть поиграть, прыгая… Танцы и карибом повторяются день за днем и ночь за ночью. По мере того, как… Все важные "официальные" визиты отмечаются солидными по­дарками, которые хозяева дарят гостям. В свою…

Б. Малиновский


БАЛОМА



 


застал только последние пять дней миламала, но в Омаракане, глав­ной деревне Киривины, я наблюдал все от начала до конца. Здесь, кроме всего прочего, я участвовал в "большом визите", когда Тоу-лува вмест,е со всеми мужчинами Омараканы отправился в деревню Лилута в связи с "продажей" танца рогайево общине Лилута.

Теперь перейдем к тому аспекту миламала, который имеет непос­редственное отношение к теме, обсуждаемой в этой работе, а имен­но—к роли балома в празднествах во время их обязательного ежегодного визита в свои родные деревни.

Балома знают, когда начнется праздник, потому что он всегда проводится в одно и то же время года, в первой половине месяца, который тоже называется миламала. Этот месяц определяется "как и их календарь в целом" по положению звезд. Собственно в Кири-вине полнолуние месяца миламала приходится на вторую половину августа или первую половину сентября32.

Когда приближается это время балома, пользуясь любыми попут­ными ветрами, плывут с Тумы в свои родные деревни. Туземцам не вполне ясно, где живут балома во время миламала. Возможно, они живут в хижинах своих вейола, т. е. родственников по материнской линии. А может быть, они или некоторые из них располагаются отдельным лагерем на берегу моря около своих каноэ, если деревня находится не очень далеко от побережья, — как делают сами тузем­цы, навещая близких родственников в другой деревне или на другом острове.

В любом случае в деревне идут приготовления к встрече балома. Так, в деревнях, принадлежащих вождям, для балома гуйя-у (во­ждей) возводятся специальные, довольно высокие, хотя и неболь­шие в своей горизонтальной поверхнсти, платформы, называющие­ся токаикайя. Считается, что вождь в буквальном смысле всегда должен занимать более высокое положение, чем обычные смертные. Почему платформы для духов гуйя-у такие высокие (от 5 до 7 м), я не смог выяснить33. Помимо сооружения этих платформ, прово­дится ряд других приготовлений, которые связаны с демонстрацией ценностей и еды, дабы угодить балома .

Демонстрация ценностей называется иойова. Вождь каждой де­ревни — или вожди, так как временами их присутствует несколько человек — обычно имеют немного меньшие крытые платформы рядом со своими хижинами. Они называются бунейова; на них вы­ставляются напоказ их личные ценности, такие предметы роскоши, которые подпадают под местное определение ваигу-а. Большие по-


лированные топоры , снизки красных дисков из раковин, большие браслеты, изготавливаемые из конических раковин, закрученные клыки кабанов" или их имитации — все это и только это является собственно ваигу-а. Эти вещи выкладываются на платформе, снизки кабома (дисков из красных раковин) подвешиваются под крышей бунейова так, чтобы они были хорошо видны. В случае отсутствия бунейова я видел воздвигаемые в деревне временные крытые плат­формы, на которых демонстрируются ценности. Эта демонстрация проводится в последние три дня полнолуния, выставляемые пред­меты выкладываются утром и убираются на ночь. При посещениях деревни гостям подобает во время иойова рассматривать демонстри­руемые вещи, даже брать их в руки, спрашивать, как они называ­ются (каждый отдельный предмет ваигу-а имеет свое название), и, конечно же, выражать свое огромное восхищение.

Помимо ценностей демонстрируется еда, это придает еще более "яркий" и праздничный вид деревням. Строятся длинные деревян­ные подмостки, которые называются лалогуа и состоят из верти­кальных столбов, примерно от 2 до 3 м высотой, вбитых в землю, и одного или двух рядов горизонтальных жердей, уложенных на столбы. К горизонтальным жердям привязываются связки бананов, таро, особенно крупных экземпляров ямса и кокосовых орехов. Такие постройки идут вокруг центрального места (баку), которое служит площадкой для танцев и средоточием всей церемониальной и праздничной жизни в каждой деревне. Тот год, когда я находился на Бойове, был исключительно неплодородным, и лалогуа достига­ли не более 30-60 м в длину, охватывая только одну треть периметра баку или того менее. Однако несколько информаторов говорили мне, что в хороший год они могут выстраиваться не только вокруг всей центральной площадки, но также и вдоль улицы, идущей коль­цом вокруг баку, и даже за деревней на главной дороге, ведущей в другую деревню. Лалогуа призваны угодить балома, которые всегда сердятся, если напоказ выставлено мало еды.

Все это является своего рода спектаклем, зрелищем, которое должно доставлять балома чисто эстетическое удовольствие. Впро­чем, они удостаиваются и более существенных знаков расположения в форме непосредственных подношений пищи. Первая трапеза пред­лагается им во время катукуала, пира, открывающего миламала.

* Топоры выставляются без древка.

** Домашним кабанам намеренно удаляют верхние резцы, чтобы клыки бес­препятственно росли и закручивались кольцами.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Этим и начинается период собственно празднеств. Катукуала за­ключается в распределении приготовленной еды; оно происходит на баку; еду для него предоставляют все жители деревни, а затем она вновь перераспределяется между ними35. Эта еда выкладывается на баку, чтобы ее видели духи. Они вкушают "духовную сущность" пищи точно так же, как они берут с собой на Туму балома ценности, которыми принято украшать тела умерших. С момента катукуала (знаменующего открытие танцев) празднество начинается также и для балома. Их платформа размещается, или должна размещаться, на баку; утверждают, что они восхищаются танцами и наслаждаются ими, самих же танцующих, на деле, присутствие балома очень мало занимает.

Еда готовится каждое утро и выставляется для балома на больших красивых деревянных блюдах (кабома) и в домах туземцев. Спустя час или около того еду преподносят какому-нибудь другу или ро­дственнику, который, в свою очередь, в качестве ответного дара даст дарителю такое же блюдо с едой. Вожди имеют привилегию препод­носить токай (людям незнатного происхождения) орехи бетеля и свиней и принимать в ответ рыбу и фрукты36. Такая еда, приготав­ливаемая для балома и впоследствии отдаваемая друзьям, называ­ется бубуалу-а. Она обычно раскладывается на топчанах внутри хижины, и человек, ставя кабома, говорит: "Балом ком бубулу-а". Универсальная отличительная черта всех подношений и даров в Киривине — сопроводительная словесная формула.

Кушанье, приготавливаемое из мякоти кокосовых орехов, которое подносится балома (со словами "Балом ком силакутува"), а затем дарится какому-либо живому человеку, называется силакутува.

Характерно, что эта еда, предназначенная для балома, никогда не съедается тем человеком, который предоставляет и готовит ее, а всегда дарится кому-то другому после того, как балома "насытится" ею.

И наконец, в день отбытия балома, к полудню, готовится еще некоторое количество еды, добавляются поштучно кокосовые орехи, бананы, таро и клубни ямса, а ваигу-а (ценности) складываются в корзину. Когда человек слышит характерный бой барабанов, кото­рый есть сигнал к выпроваживанию духов — иоба, — он может выставить все эти вещи на улицу; идея заключается в том, что духи могут взять с собой их балома в качестве прощального дара (талой). Этот обычай называется катубукони. Но выставлять все эти вещи перед домом не обязательно, потому что балома вполне может взять их и из дома. Такое объяснение было дано мне, когда


я рассматривал дары для балома, стоявшие перед хижинами, и в одном месте (перед домом вождя) увидел лишь несколько каменных

томагавков.

Как было сказано выше, присутствие балома в деревне не особен­но интересует туземца, если сравнивать с такими притягательными и захватывающими занятиями, как танцы, пиры и сексуальные ув­лечения, которым здесь рьяно предаются во время миламала. Од­нако духами не пренебрегают и их роль ни в коей мере не считается сугубо пассивной: они не только восхищаются происходящим или наслаждаются пищей, которую получают. Балома проявляют свое присутствие разными способами. Так, пока балома находятся в де­ревне, невероятно много кокосовых орехов падает на землю — это балома их сбивают. Когда в Омаракане происходила миламала, совсем близко от моей палатки упали две огромные грозди кокосо­вых орехов. Замечательная особенность этой активности духов со­стоит в том, что сброшенные ими орехи считаются общим достояни­ем, так что благодаря балома и я безвозмездно насладился кокосо­вым молоком.

Даже маленькие недозрелые кокосовые орехи гораздо чаще пада­ют преждевременно в период миламала, чем в обычное время. Счи­тается, что так балома проявляют свое недовольство скудостью под­ношений. Балома проголодались (каси молу, так называется их голод) и показывают это. Гром, дождь, плохая погода — помехи танцам и пирам миламала — еще один, более эффективный, способ, которым балома выражают свои настроения. Когда я был в Кири­вине, полнолуния, как в августе, так и в сентябре, пришлись как раз на сырые, дождливые, грозовые дни. И мои информаторы могли реально продемонстрировать мне связь между недостатком еды и плохой миламала, с одной стороны, и гневом духов и плохой пого­дой — с другой. Духи могут пойти еще дальше и вызвать засуху и тем самым испортить урожай будущего года. Вот почему очень часто несколько неурожайных лет следуют друг за другим, ведь плохой год и бедный урожай делают невозможной хорошую миламала, что опять гневит балома, которые портят урожай следующего года и т.д. — circulus vitiosus .

Далее, во время миламала балома являются людям в сновидени­ях. Очень часто это бывают духи недавно умерших родственников. Обычно они просят еды, и их просьбы удовлетворяется дарами бу­буалу-а или силакутува. Иногда они передают какие-нибудь вести

* Порочный круг (лат.). — Ирин.пер.




Б. Малиновский


БАЛОМА



 


из своего мира. В деревне Оливилеви, главной деревне Лубы, рай­она, расположенного на юге Киривины, миламала (на которой я присутствовал) была очень бедной, и напоказ не было выставлено почти никакой еды. Вождю, Ванои Киривине, приснился сон. Он будто бы отправился на берег (примерно в получасе ходьбы от де­ревни) и увидел большое каноэ с духами, плывущими к берегу с острова Тума. Они были сердиты и сказали ему: "Что происходит у вас в Оливилеви? Почему вы не даете нам еды, чтобы утолить голод, и кокосового молока, чтобы утолить жажду? Мы посылаем этот непрекращающийся дождь, потому что разгневаны. Завтра при­готовьте много еды; мы съедим ее, и тогда будет хорошая погода; тогда вы будете танцевать". Этот сон имел подтверждение. На сле­дующий день каждый мог видеть на окаукуега (пороге) листа (до­ма вождя) Ванои кучку белого песка. Каким образом этот песок был связан со сновидением, принесен ли духами или захвачен самим Ванои во сне, когда он "путешествовал", — этого мои информаторы, среди которых был и сам Ванои, не знали. Но никто не сомневался, что песок — доказательство гнева балома и реальности сна. К со­жалению, предсказание насчет хорошей погоды совершенно не сбы­лось, и в этот день не было танцев, так как шел проливной дождь. Наверное, духи были не совсем удовлетворены количеством еды, предложенной им этим утром!

Но балома озабочены не только едой. Кроме того, что они него­дуют по поводу скудости еды и бедности подношений, они также строго следят за соблюдением обычая, всячески проявляя свое не­удовольствие при любом нарушении традиционных правил, которые должны соблюдаться во время миламала, и наказывая за это. Так, мне говорили, что духам очень не нравятся небрежность и вялость, с которыми в настоящее время проводится миламала. Раньше в пе­риод праздника никто не трудился в поле и не занимался никакой другой работой. Каждый, чтобы угодить балома, предавался разв­лечениям, танцам и любовным утехам. Теперь же люди отправля­ются на свои огороды и занимаются там "всякой ерундой" или про­должают заготавливать древесину для возведения дома или пост­ройки каноэ, а духам это не нравится. Поэтому их гнев, который выливается в дождь и бурю, портит миламала. Так было в Оливи­леви и позднее в Омаракане. В Омаракане имелась еще одна при­чина для гнева балома, связанная с присутствием этнографа, и мне не раз пришлось выслушать укоризненные намеки со стороны ста­рейшин и от Тоулувы, самого вождя. Дело заключалось в следую-


щем. Из разных деревень я принес около двадцати танцевальных щитов (каидебу). В Омаракане же в это время исполнялся только один танец, рогайево, — танец с бисила (длинными узкими лентами из пандануса). Я роздал каидебу "золотой молодежи" Омараканы, и привлекательность новизны оказалась настолько велика (у них не было достаточного для надлежащего исполнения танца количества каидебу по меньшей мере последние пять лет), что они тут же на­чали танцевать гумагабу, танец, исполняемый с танцевальными щи­тами. Это было серьезным нарушением принятых правил (в то время я не знал об этом), ибо каждый новый вид танца следует освящать церемониально. Такое нарушение возмутило балома, от­сюда и плохая погода, падение неспелых кокосов и т.п. В этом меня обвиняли несколько раз.

После двух или четырех недель {миламала должна закончиться в твердо установленное время — второй день после полнолуния, но начаться она может в любое время между предыдущими полнолу­нием и новолунием) вкушения прелестей гостеприимного приема балома должны покинуть свою родную деревню и вернуться на Туму38. Возвращение это принудительное, и о том, что духам при­шло время удалиться, возвещает иоба — ритуал выдворения духов. Во вторую ночь после полнолуния, примерно за час до восхода солнца, когда в зарослях поет "кожаная голова", сака-у, и на небе появляется утренняя звезда кубуана, танцы, которые продолжались всю ночь, прекращаются, и звучит особый бой барабанов, иоба . Духи знают этот бой и готовятся в обратный путь. Сила этого ритма такова, что если бы кто-нибудь исполнил его на пару ночей ранее, то все балома оставили бы деревню и отправились к себе домой в потусторонний мир.

Поэтому бить иоба строго запрещено, пока духи находятся в де­ревне, и я не мог убедить юношей из Оливилеви показать мне об­разец этого боя во время миламала, тогда как в другое время, когда в деревне не было никаких духов (за несколько месяцев до мила­мала), мне удалось организовать настоящий иоба в Омаракане. Когда барабаны бьют иоба, туземцы обращаются к балома, просят их уходить и прощаются с ними:

Балома, О!

Букулоуси,О!

Бакалоуси га

Юхухуху...

"О духи, уходите, мы же не пойдем (мы останемся)".



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Последние звуки, по-видимому, являются чем-то вроде восклица­ния, призванного расшевелить медлительных балома и выпроводить их прочь.

Это основной иоба, который исполняется, как указывалось выше, перед рассветом в ночь Воуло. Его назначение — выдворить силь­ных духов, тех, что могут ходить сами. На следующий день перед полуднем звучит другой иоба, называемый пем иоба, или изгнание слабых. Его цель — избавить деревню от духов женщин и детей, немощных и калек. Он исполняется так же, в том же ритме и с теми же словами.

В обоих случаях участники обряда образуют процессию, которая начинает свое движение с того конца деревни, что наиболее удален от места, где дорога, ведущая в сторону Тумы подступает к самой деревенской роще (вейка), так что ни одна часть селения не остается не "охваченной". Участники церемонии проходят через всю дерев­ню, на некоторое время останавливаются на баку (центральной пло­щадке), а затем направляются к месту, где дорога на Туму выходит за пределы деревни. Это конец иоба, и всегда при этом исполняется танец в специфическом ритме, касавага40.

Так кончается миламала.

Эти сведения, в том виде, как они представлены здесь, были со­браны и записаны до того, как у меня появилась возможность стать очевидцем иоба в Оливилеви. Они точны, полны и детальны. Мои информаторы даже сообщили мне, что в барабаны бьют только юноши и что старшие мужчины не принимают особого участия в иоба. Но, тем не менее, за все время моих полевых работ, пожалуй, не было случая, который бы столь же неопровержимо убеждал в необходимости видеть все своими глазами, как этот обряд, которому я принес огромную жертву, заставив себя подняться в три часа по полуночи, чтобы наблюдать его. Я готовился стать очевидцем одного из самых важных и серьезных этапов в традиционном цикле еже­годных событий, и я определенно предполагал такие психологичес­кие установки туземцев по отношению к духам, как благоговейный страх, почтительность и т.п. Я считал, что этот кризисный момент, связанный с устоявшимися верованиями, так или иначе обретет эк­страординарное оформление, что это будет большое событие для всей деревни. Когда я пришел на баку (центральное место) за пол­часа до восхода солнца, барабаны все еще били, и вокруг барабан­щиков все еще сонно двигалось несколько танцоров, но не в ритме обычного танца, а в ритме карибома. Когда послышался сака-у, все


тихо удалились прочь — молодежь ушла парами, и для прощания с балома осталось только пять или шесть мальчишек-сорванцов с барабанами, я и мой информатор. Мы отправились к кадумалагала валу — месту в деревне, откуда отходит тропа к другому селе­нию, — и начали выдворять балома. Если учесть, что это была церемония, адресованная духам предков, то менее внушительного представления я не мог себе представить! Я держался на расстоянии, чтобы не мешать иоба, — но здесь этнограф вряд ли что-то мог нарушить или чему-то повредить. Мальчики в возрасте от шести до двенадцати лет стали бить в барабаны, а затем меньшие из них обратились к духам со словами, которые мне ранее сообщили мои информаторы. Слова эти произносились с той же характерной смесью нахальства и застенчивости, с какой обычно мальчишки обращались ко мне, выпрашивая табак или отпуская какие-нибудь шуточки, — оказывается, одни и те же ужимки типичны для улич­ных сорванцов и здесь, и у нас, когда их проказы допускаются обычаем, как например, в день Гая Фокса* и т.п. И так они шест­вовали через всю деревню, при этом едва ли можно было увидеть кого-нибудь из взрослых. Единственным другим признаком иоба были причитания в хижине, где недавно умер человек. Мне сказали, что так причитать полагается только во время иоба, когда балома родственника покидает деревню. На следующий день пем иоба был еще менее серьезным: мальчики играли свою роль со смехом и шут­ками, а старики смотрели на это с улыбками и подшучивали над несчастными слабосильными духами, которым приходилось, ковы­ляя, убираться. И все же нет сомнения, что иоба как событие, как решающий момент в жизни племени является делом важным. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не игнорируется41. Как уже отмечалось, он всегда исполняется лишь в надлежащий момент, и с барабанным боем иоба нельзя шутить. Но в его исполнении нет и следа сакральности или даже серьезности.

С иоба сопряжено одно обстоятельство, о котором необходимо здесь упомянуть, так как оно, похоже, некоторым образом вносит поправку в наше утверждение, сделанное в начале этой работы, — что не существует никакой связи между погребальными обрядами и судьбой покинувшего тело духа. Обстоятельство, о котором я гово-

* Английский заговорщик (1570-1606), готовил покушение (взрывы — "по­роховой заговор") на короля Якова I и парламент. Заговор был раскрыт и покушение предотвращено, годовщина этого события торжественно отмеча­ется 5-го ноября.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


рю, состоит в том, что полное окончание траура (называющееся "омовение кожи", ивини вовоула, буквально "он/она моет кожу") всегда происходит по окончании миламала, на следующий день после иоба. В основе, вероятно, лежит представление о том, что траур должен продолжаться во время миламала, так как дух при­сутствует в деревне и все видит, а когда дух уходит, нужно "омыть кожу". Но, что довольно странно, я никогда не слышал, чтобы ту­земцы либо сами давали такое объяснение, либо подтверждали его правильность. Если вы зададите вопрос: "Почему вы моете кожу сразу же после иоба", — то получите неизменный ответ: "Токуа богва бубунемаси [наш древний обычай]". Затем вам придется хо­дить вокруг да около и задавать наводящие провоцирующие вопро­сы. И на них (как на все наводящие провоцирующие вопросы, если они содержат в себе неверные или сомнительные утверждения) ту­земцы всегда отвечают отрицательно или же реагируют на них как на что-то совершенно новое, проливающее некоторый свет на про­блему. Но такое восприятие и соответствующие уступки легко от­личимы от прямого подтверждения ваших догадок. Никогда не представляло ни малейшей трудности определить, идет ли речь о привычной, устоявшейся, ортодоксальной для них идее или же о чем-то новом для туземного образа мыслей42.

После изложения всех этих деталей следует сделать несколько общих замечаний об отношении туземцев к балома во время мила­мала. Это отношение проявляется в том, как туземцы говорят о них или ведут себя во время совершения ритуальных действий; оно менее ясно, чем собственно обрядовые сюжеты и традиционные дей­ствия, и более сложно для описания, но оно — тоже факт туземной жизни, и как таковое должно быть отмечено.

Балома во время своего пребывания в деревне никогда не пугают туземцев, и не ощущается никакой скованности в связи с их при­сутствием. Все свои проделки — проявления гнева и т.п. (см. выше) — они всегда устраивают при ярком свете дня, и проделки эти не содержат в себе ничего "жуткого".

Туземцы совсем не боятся ходить в одиночку по ночам из одной деревни в другую, тогда как некоторое время после смерти человека они определенно боятся этого (см. выше). Миламала — это период любовных игр, одиноких ночных прогулок на свидания и гуляний парами. Самый пик миламала приходится на полнолуние, когда суеверная боязнь ночи отступает сама собой. Все вокруг оживает в свете луны, под громкий бой барабанов и звучащие повсюду песни.


Выходя за пределы одной деревни, человек уже слышит барабаны соседней. Нет ничего похожего на гнетущую атмосферу страха перед привидениями или ощущения чьего-то навязчивого присутствия, со­всем напротив. Туземцы пребывают в веселом и весьма раскованном состоянии духа, в благодушном и жизнерадостном настроении.

И опять же, следует отметить, что хотя между живыми и духами поддерживается некая связь через сновидения и т.п., считается, что духи никогда не влияют сколько-нибудь серьезно на ход жизни пле­мени. Не обнаруживается никаких признаков гаданий, совещаний с духами или каких-либо иных форм предусмотренного традицией об­ращения к помощи духов при решении жизненно важных вопросов.

Помимо суеверного страха отсутствуют и табуации, связанные с поведением живых по отношению к духам. Можно также с уверен­ностью утверждать, что духам выказывается не слишком много ува­жения. При разговорах о балома или при упоминании личных имен тех из них, которые якобы присутствуют в деревне, не проявляется абсолютно никакой робости. Как говорилось выше, туземцы подшу­чивают над немощными духами, и вообще о балома и их поведении рассказывают массу анекдотов.

Далее к духам, за исключением духов недавно умерших людей, проявляют очень мало личных чувств. Похоже, нет традиции выде­лять каких-либо балома персонально и готовить им особый прием, за исключением, наверное, тех случаев, когда чьи-то балома явля­ются во сне родным и просят еды — тогда им делают персональные подношения.

Суммируя, можно сказать: балома посещают свою родную дерев­ню, подобно гостям из других селений. В значительной мере они предоставлены самим себе. Для них — напоказ — выставляют цен­ности и еду. Их присутствие отнюдь не занимает постоянно мысли туземца и не является центром его интересов в период миламала. Даже во взглядах туземцев, наиболее близко знакомых с европейс­кой культурой, нельзя обнаружить ни малейшего скептицизма от­носительно реальности присутствия балома на миламала. Но вос­принимается их присутствие здесь без особых эмоций.

На этом мы завершаем рассказ о ежегодном визите балома на ми­ламала. Еще один способ, которым балома проявляют себя в племен­ной жизни, связан с ролью, отводимой им в магической практике.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Магия играет огромную роль в племенной жизни киривинцев (как, несомненно, и в жизни большинства туземных народов). Все важные виды хозяйственной деятельности окружены магией, осо­бенно те, что связаны с выраженными элементами случайности, риска или опасности. Земледелие полностью окутано магией; та не­частая охота, что здесь практикуется, имеет свой ряд заклинаний; рыболовство, особенно если оно сопряжено с риском, а его результат зависит от везения и непредсказуем, оснащено замысловатыми ма­гическими системами. Построение каноэ предполагает длинный спи­сок заклинаний, которые следует произносить на различных стади­ях работы — при рубке дерева, при выдалбливании челнока из ствола, и, особенно, ближе к завершению — при покраске, при соединении отдельных частей конструкции и спуске на воду. Но к этой магии прибегают только когда сооружают большие каноэ, пред­назначенные для дальних плаваний. Небольшие лодки, используе­мые в спокойной лагуне или у берега, где нет никакой опасности, совершенно игнорируются магами. Погода — дождь, солнце и ветер — регулируется множеством заклинаний, особенно она пос­лушна магическим формулам, принадлежащим избранным знатокам или, скорее, семействам таких знатоков, которые передают это ис­кусство по наследству. Во время военных действий — до установ­ления власти белых людей здесь происходили отчаянные сраже­ния — жители Киривины призывали на помощь мастерство опреде­ленных семей, которые унаследовали военную магию от своих пред­ков. И, конечно же, от магии зависит благополучие тела, здоровье; оно может быть разрушено или восстановлено посредством магичес­кого искусства колдунов, которые одновременно всегда являются и целителями. Если человеку угрожает покушение упоминавшихся выше мулукуауси, то могут быть пущены в ход заклинания, спо­собные противодействовать им, однако единственный надежный способ избежать опасности — обратиться к женщине, которая сама является мулукуауси; такая женщина всегда найдется в какой-ни­будь отдаленной деревне.

Магия столь распространена, что я, живя среди туземцев, помимо тех случаев, когда специально договаривался присутствовать при магическом обряде, сплошь и рядом совершенно неожиданно стал­кивался с ее ритуалами. В Омаракане дом специалиста по земле­дельческой магии, Багидоу, находился не более чем в пятидесяти


13-


метрах от моей палатки, и я помню, как в один из самых первых дней своего пребывания там, когда я еще едва знал о существовании такой магии, до меня донесся его монотонный речитатив. Позднее мне было позволено даже участвовать в его манипуляциях с маги­ческими травами, которые сопровождались произнесением заклина­ний нараспев. Представьте, я мог наслаждаться этой процедурой так часто, как хотел, и пользовался своей привилегией неоднократ­но. При исполнении многих земледельческих обрядов сначала за­клинания произносятся в деревне — над определенными наборами растений, которые маг готовит заранее у себя в доме, — а потом снова уже на огороде, непосредственно перед применением магичес­ких средств. Утром маг в одиночку отправляется в буш, иногда очень далеко, собирать нужные растения. Для одного магического действа может понадобиться до десяти ингредиентов, основу каж­дого составляют растения. Некоторые из них можно найти только на берегу моря, другие следует принести из раибоага (скалистой местности, образованной коралловыми выходами), третьи есть толь­ко в одила, зарослях низкорослых кустарников. Маг должен поки­нуть дом до рассвета и собрать все растения прежде, чем взойдет солнце. Потом они лежат у него в доме, и около полудня он начинает произносить заклинания над ними. На топчане для спанья рассти­лается циновка, а на нее кладется еще одна. Растения выкладыва­ются на одном конце второй циновки, чтобы потом накрыть их дру­гим концом. В образовавшуюся щель маг и направляет свои закли­нания. Его губы должны быть как можно ближе к краям циновки, так, чтобы ни одно из его слов не пролетело мимо; все они должны попасть в промежуток между краями циновки, в которую завернуты листья и травы, ожидающие насыщения заклинаниями. Такое "уп­рятывание" голоса, несущего заклинания, применяется при всех ма­гических декламациях. Когда нужно заговорить мелкий предмет, складывается воронкой лист, у ее узкого отверстия помещается нуж­ный предмет, в то время как в широкое отверстие маг произносит заклинание. Но вернемся к Багидоу и его земледельческой магии. Он проговаривает свои магические формулы около получаса и даже дольше, произнося их снова и снова, повторяя различные фразы и наиболее важные слова. Он говорит нараспев низким голосом с мо­дуляциями, соответствующими различным магическим формулам. Повторяя слова, он как бы втирает их в заговариваемые вещества. После того как маг земледелия окончил свои заклинания, он за­ворачивает циновку и откладывает ее вместе с содержимым в сто-



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


рону для последующего использования на огороде; обычно это про­исходит на другое утро. Все обряды собственно земледельческой магии совершаются там, где выращивается урожай, и существует множество заклинаний, которые произносятся на огородах. Сущес­твует целая система магии, практикуемой на огородах, она включает целые комплексы сложных и замысловатых обрядов, каждый из которых сопровождается заклинанием. Каждому виду земледель­ческих работ должен предшествовать соответствующий обряд. Так, существует общий обряд, предшествующий любой работе в огороде, и этот обряд исполняется на каждом участке отдельно. Расчистка участка в лесу предваряется другим обрядом. Выжигание вырублен­ного и высушенного леса само по себе является магической церемо­нией и влечет за собой производные магические обряды, исполняе­мые на каждом участке самостоятельно, причем такие действия рас­тягиваются на четыре дня. Затем, прежде, чем приступить к посад­кам, выполняют серию следующих магических актов, продолжаю­щихся несколько дней. Прополка и выкапывание клубней также начинаются с магии. Магические ритуалы служат как бы остовом, на котором держатся все работы в огороде. Маг объявляет перерывы на отдых, которые должны соблюдаться всеми; его работа —■ регу­лировать работу общины, он заставляет всех жителей деревни вы­полнять определенные дела одновременно, он не позволяет никому ни отставать, ни вырываться далеко вперед. Его вклад очень высоко ценится общиной; действительно, трудно себе представить выпол­нение любой работы на огородах без участия товоси (специалиста по земледельческой магии .

Товоси много знает о возделывании огородов, и к его советам всегда прислушиваются с уважением, впрочем, уважение это доста­точно формально, так как в деле земледелия мало спорного или сомнительного. Тем не менее туземцы на удивление высоко ценят такое формальное почтение и признание авторитета. Маг, куриру­ющий земледелие, получает также плату от общины — подношения рыбы в изрядных количествах. Следует добавить, что право и честь отвечать за магию на деревенских огородах обычно принадлежат главе деревни, хотя и не всегда это так. Но "делать землю плодо­родной" (ивойе буйагу) может только человек, который по рожде­нию принадлежит к данной деревне, тот, чьи предки по материнской линии всегда были хозяевами этой деревни и ее земли.

Несмотря на всю свою важность, земледельческая магия жителей Киривины отнюдь не состоит из торжественных обрядов, священ-


нодействий, окруженных строгими запретами. И обставляется она далеко не столь пышно и демонстративно, как это порой бывает у туземцев. Напротив, любой человек, незнакомый с типичными чер­тами земледельческой магии киривинцев, может пройти мимо ис­полнителя важной церемонии, и ему даже в голову не придет, что происходит нечто значимое. Так, этот воображаемый прохожий может встретить мужчину, скребущего землю палкой, складываю­щего в кучку высушенные ветки и стебли или сажающего клубень таро и, вероятно, бормочущего при этом что-то себе под нос. Или же этот прохожий, идя мимо новых огородов — земля на них свеже вскопана, и целый лес больших и маленьких палок, подпорок для будущих стеблей таиту торчит из земли (скоро эти огороды будут выглядеть как поля хмеля), — может увидеть группу мужчин, ос­танавливающихся то там, то здесь и что-то поправляющих в углу каждого участка. А вот если над огородами станут раздаваться гром­кие заклинания, то внимание гостя будет непосредственно привле­чено к магическому значению происходящего. Тогда-то все дейст­вия, в других случаях неприметные, приобретут некоторое величие и могут произвести впечатление. Можно будет увидеть отдельно стоящего человека и небольшую группу других людей позади него; громким голосом он взывает к какой-то невидимой силе или, выра­жаясь более правильно с точки зрения обитателя Киривины, "раз­брасывает" невидимую силу по огороду: силу, заключенную в за­клинаниях, сконцентрированную в них благодаря мудрости и почи­танию многих поколений. Или же можно услышать голоса, звуча­щие одновременно на всех огородах и речитативом повторяющие одно и то же заклинание — ведь нередко товоси обращается за помощью к своим ассистентам, которые всегда представлены его братьями или другими родственниками по материнской линии.

В качестве иллюстрации рассмотрим один из обрядов земледель­ческой магии, обряд сжигания вырубленного и высушенного леса. Некоторые, ранее заговоренные, травы следует привязать полоска­ми банановых листьев к верхушкам высушенных молодых побегов кокоса. Подготовленные таким образом факелы служат для поджи­гания леса. В предполуденное время (обряд, свидетелем которого я был в Омаракане, происходил около 11 часов дня) Багидоу, товоси этой деревни, отправился на огороды в сопровождении Тоулувы, его дяди по материнской линии и вождя деревни, а также несколь­ких других человек, среди которых была и Бокуиоба, одна из жен вождя. День был жарким, дул легкий ветерок; вырубленная расти-


       
 
   
 

Б. Малиновский

тельность высохла, так что поджечь ее было нетрудно. Каждый из присутствующих взял по факелу — даже Бакуиоба. Факелы были зажжены без всяких церемоний (при помощи восковых спичек, не без сожаления предоставленных этнографом), затем каждый пошел вдоль участков с наветренной стороны, и вскоре все было охвачено огнем. Несколько детей наблюдали за процессом, и не было даже намека на какое-либо табу. Никакого заметного возбуждения по поводу этих действий не ощущалось и в деревне: мы несколько раз проходили мимо юношей и детей, которые играли в деревне, они не проявляли никакого интереса к событию и не собирались идти за нами смотреть обряд. Я принимал участие и в других обрядах, во время которых мы с Багидоу были вообще вдвоем, хотя никакого табу, запрещающего кому-либо находиться при этом, не существо­вало. Конечно, если бы кто-нибудь захотел присутствовать, ему при­шлось бы соблюдать некоторый минимум правил поведения. Табу варьируют от деревни к деревне, так как каждая из них имеет соб­ственную систему земледельческой магии. Я был свидетелем и дру­гого обряда "выжигания" (на следующий день после общего сжига­ния растительности на каждом отдельном участке жгли небольшие кучки мусора и в огонь бросали особые травы) в соседней деревне. Здесь товоси был очень разгневан тем, что за обрядом издалека наблюдало несколько девочек. Мне сказали, что такие церемонии — табу для женщин в этой деревне. И опять-таки, одни ритуалы про­водятся самим товоси, в других ему обычно помогают несколько человек, третьи же — требуют участия всей деревенской общины. Такой коллективный обряд будет подробно описан ниже, так как он имеет более непосредственное отношение к участию балома в магии.

Я рассказал здесь о земледельческой магии только для того, чтобы проиллюстрировать общий характер магии в Киривине. Земледель­ческая магия является, несомненно, самым заметным из всех видов магии, практикуемых здесь, и некоторые обобщения, сделанные при анализе этого конкретного вида магии, будут верны и для других ее видов. Все это призвано служить нам общей картиной, которую следует все время иметь перед глазами, чтобы мои суждения о роли балома в магии предстали в правильной перспективе44.

Основу магии в Киривине составляют заклинания. Именно в за­клинании заключена сила магии. Ритуал существует лишь для того, чтобы пустить заклинание в ход, и служит своего рода механизмом трансмиссии. Это общее убеждение всех жителей Киривины, как сведущих в магии, так и неискушенных, и даже беглое изучение


БАЛОМА

магического ритуала вполне подтверждает его. Следовательно, ключ ко всем представлениям, касающимся магии, необходимо ис­кать в магической формуле. А здесь мы встречаем частое упомина­ние имен предков. Многие формулы начинаются с длинного перечня их имен, который служит в некотором смысле призывом к ним.

Вопрос о том, являются ли такие перечни настоящими молитвами, в которых исполнители заклинаний фактически призывают балома предков явиться и принять участие в магии, или же имена предков фигурируют в формулах просто как традиционные знаковые едини­цы (священные и исполненные магической силы только благодаря их традиционному характеру), — вопрос этот, похоже, не предпола­гает определенного ответа ни в пользу первого, ни в пользу второго допущения. В действительности здесь, несомненно, наличествуют оба элемента: прямое обращение к балома и традиционная значи­мость имен предков как таковых. Представленные ниже данные должны позволить сделать более точные заключения. Так как аспект традиции тесно связан со способом наследования магической фор­мулы, то начнем, пожалуй, с последнего допущения.

Магические формулы передаются из поколения в поколение: от отца к сыну по мужской линии или от падала (брат матери) к пле­мяннику по женской линии, которая, по представлениям туземцев, только и является подлинной линией родства (вейола). Две формы наследования не совсем эквивалентны. Существуют также виды магии, которые можно назвать локальными, потому что они связаны с данной местностью. К этой категории относятся все системы зем­ледельческой магии45, а также все те магические заклинания, кото­рые сопряжены с тем или иным местом, наделяемым магическими свойствами. Так, самой сильнодействующей магией дождя на остро­ве является магия Касана-и, которую следует вершить у определен­ного источника в роще, вейка, близ Касана-и. Такой была и офици­альная военная магия в Киривине, обряды которой должны были проводить мужчины из Куаибуаги и которая была связана с кабома, священной рощей, расположенной рядом с этой деревней. А изо­щренная магия, необходимая при ловле акул и колола, должна ис­полняться только мужчинами из деревни Кабуола или из деревни Лаба-и. Все формулы локальной магии наследуются по женской

линии .

Категория магии, которая не связана с определенной местностью и может свободно переходить от отца к сыну или даже к посторон­нему (за достойную плату), гораздо уже. Сюда относятся в первую


F



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


очередь формулы туземной медицины, которые всегда существуют парами: силами, формула вредоносной магии, предназначенная на­сылать болезнь, всегда передается вместе с вивиса, формулой, нейтрализующей силами и, следовательно, исцеляющей данное за­болевание. К этой категории принадлежат также: магия, которая связана с искусством резьбы по дереву, магия токабитам (резчика) и заклинания, призванные обеспечить удачу при построении каноэ. Есть еще ряд формул второстепенного значения или по крайней мере, не столь эзотерического характера это заклинания любов­ной магии, заговоры против укусов насекомых и противмулукуауси (эти последние, впрочем, довольно важны), магические слова, ус­траняющие пагубные последствия кровосмешения и т.п. Но даже эти формулы, хотя они и не принадлежат исключительно людям из одной определенной местности, обычно так или иначе связаны с такой определенной местностью. Очень часто в основе конкретной системы магических обрядов лежит миф, а миф всегда является локальным47.

Таким образом, большинство примеров самой важной магии при­надлежит к категории "матрилинейной" магии, которая всегда ло­кальна и по происхождению, и по способу передачи, тогда как в категории второстепенной магии лишь некоторые виды являются определенно локальными по происхождению. Та или иная местность в традиции и в представлениях жителей Киривины тесно связана с конкретными семьями или субкланами48. В каждой местности муж­чины, которые сменяют друг друга в качестве ее правителей и ко­торые поочередно исполняют магические обряды, необходимые для благополучия общины (такие, как обряды земледельческой магии), естественно, должны занимать высокое положение. Это, очевидно, можно подтвердить фактами, ибо, как упоминалось выше, имена предков по материнской линии играют большую роль в магии.

Для такого подтверждения можно представить несколько приме­ров, однако детальное обсуждение вопроса придется отложить до другого случая, так как потребовалось бы сравнение этой черты с другими элементами, повторяющимися в магии, а для этого необхо­димо было бы полное воспроизведение всех формул. Поэтому вер­немся к земледельческой магии. Я зарегистрировал две системы такой магии: каилуебила, практикуемую в деревне Омаракана и обычно считающуюся самой сильнодействующей, и момтилакаива, связанную с четырьмя небольшими деревнями — Купуакопула, Ти-лакаива, Иоуравоту и Вакаилува.


В системе земледельческой магии Омараканы насчитывается де­сять магических заклинаний, каждое связанно с определенным видом работ: одно произносится при разметке земли, на которой будет возделан новый огород, другое — во время обряда, с которого начинается вырубка зарослей, третье — при ритуальном сжигании срубленного и высушенного леса и т.д. Из этих десяти заклинаний в трех есть упоминание о балома предков. Одно из этих трех, не­сомненно, является более важным, чем другие, и произносится во время проведения нескольких обрядов: при вырубке, при посадке и т.д.

Вот его начало:

"Ватуви, ватуви (повторяется много раз);

Биту мага, имага;

Ватуви, ватуви (много раз);

Витулола, илола:

Туб угу Полу, тубугу Колено, туб угу Такикила,

Тубугу Мулабуоиша, тубугу Куаиудила,

Тубугу Катупуала, тубугу Бугуабуага, тубугу Нумакала;

Билумава-у билу мам;

Табугу Муакенува, тамагу Иована..."

После этого следует остальная часть формулы, очень простран­ная; в основном она описывает то положение дел, которое заклина­ние должно обеспечить, т. е. плодородие, избавление растений от вредителей, болезней и т.п.

Правильный перевод таких местных формул представляет опре­деленные трудности. В них содержатся архаические выражения, которые сами туземцы понимают лишь отчасти и значение которых бывает исключительно сложно узнать, — сложно убедить туземцев сделать точный перевод на современный язык Киривины. Типичная форма заклинания состоит из трех частей: 1) вступление (называ­ется у-ула — нижняя часть стебля, это же слово употребляется и для обозначения понятия, близкого к нашему "причина"); 2) основ­ная часть заклинания (называется тапуала — спина, бока, крес­тец); 3) заключительная часть (догина — кончик, конец, вершина; этимологически связано с дога — клык, длинный и острый зуб). Обычно тапуала гораздо легче понять и перевести, чем остальные части. Взывание к предкам или, пожалуй, если быть более точным, перечень их имен всегда входит в у-ула.

В только что приведенном у-ула первое слово, ватуви, не было понятно моему информатору Багидоу — товоси, магу земледелия из Омараканы. По крайней мере он не смог перевести его для меня.

7- 52



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Я думаю, что на основе этимологии его можно перевести как "вы­зывать" или "делать"49.

Слова витумага, имага состоят из префиксов вигпу (вызывать) и и (глагольный префикс третьего лица единственного числа) и из основы мага, которая в свою очередь состоит из ма, корня слова, означающего "приходить", и га, суффикса, часто употребляемого просто для акцентирования чего-либо. Слова витулола, илола сим­метричны предшествующим, только вместо ма, "приходить", здесь фигурирует корень ла, "идти" (удвоенное в лола).

В перечне предков следует отметить два момента: все имена соб­ственные употребляются со словом тубугу, за исключением пред­последнего, которое сопровождается словом гпабугу. Тубугу — су­ществительное множественного числа, означающее "мои деды" (гу — суффикс и притяжательное местоимение первого лица); та-бугу означает "мой дед" (в единственном числе). Использование множественного числа в первой группе связано с тем, что каждый субклан обладает определенным набором имен собственных и каж­дый член этого субклана должен носить одно из таких родовых имен, хотя он может иметь и другое, не наследственное имя, под которым он более известен. Так, в первой части заклинания обра­щение направлено не к одному предку по имени Полу, но ко всем, кто обладал этим именем; маг взывает ко "всем моим предкам по имени Полу, всем моим предкам по имени Колеко" и т.д.

Второй характерной чертой, которая также является общей для всех таких перечней предков, является то, что последним именам предшествуют слова билумава-у билумам, которые в общих чертах означают (не вдаваясь в лингвистический анализ) "вы, новые бало-ма ", и затем перечисляются имена нескольких последних предков. Так, Багидоу упоминает своего деда Муакенува и своего отца Иова-на . Это важно, потому что является прямым взыванием к бало-ма:"О ты, балома (в словосочетании "билумам" суффиксом м слу­жит местоимение второго лица). В свете этого факта перечисление имен предков представляется скорее взыванием к родовым балома, нежели просто перечислением родовых имен, даже если эти имена и заключают в себе активную магическую силу.

В вольном переводе этот отрывок можно представить следующим образом:

"Сделайте это! Вызовите это! Добейтесь этого! Сделайте так, чтоб это пришло! Сделайте так, чтобы это пошло!


Мои деды по имени Полу и т.д. ...

И вы, последние балома, дед Муакенува и отец Иована".

Этот вольный перевод все же допускает значительную долю дву­смысленности, но следует определенно иметь в виду, что в мыслях самого человека, лучше всего знающего такую формулу, действи­тельно существует такая двусмысленность. На вопрос, что должно прийти, а что пойти, Багидоу высказывал свое мнение только пред­положительно. Однажды он сказал мне, что здесь говорится о рас­тениях, которые должны войти в почву; в другой раз он считал, что должны уйти вредители огорода. Являются ли "прийти" и "пойти" противоположными по смыслу, так же не ясно. Я думаю, что пра­вильный перевод должен основываться на очень неопределенном значении у-ула, которое есть не что иное, как тип взывания. Счи­тается, что слова здесь воплощают в себе определенную скрытую силу, и в этом их основная функция. Тапуала, в котором нет ника­ких двусмысленностей, объясняет основную цель заклинания.

Заслуживает внимания также и то, что у-ула подчинено некото­рому ритму: симметрия, в которой расставлены четыре группы слов. К тому же, хотя количество повторений слова ватуви варьирует (я слышал произнесение этой формулы несколько раз), оно повто­ряется одинаковое количество раз в обеих симметричных фразах. Аллитерация в этой формуле, несомненно, также не случайна, так как она встречается и во многих других заклинаниях.

Я подробно остановился на этой формуле, рассматривая ее как типичный образец других, которые будут представлены без деталь­ного анализа.

Вторая формула, в которой упоминаются имена предков, произ­носится во время самого первого из серии следующих друг за другом обрядов при иовота, когда товоси определяет землю, на которой будут возделаны огороды. Эта формула начинается так:

"Тудава, Ту-Тудава, Малита, Ма-Малита", и т.д.

Здесь упоминаются имена двух далеких предков — героев обшир­ного мифологического цикла. Утверждается, что Тудава некоторым образом является предком Табалу (наиболее высокорангового суб­клана, который правит в Омаракане), хотя нет никакого сомнения в том, что он относится к клану Лукуба (в то время как Табалу относится к клану Маласи).

К этим же двум предкам взывают и в другой формуле, которая произносится над определенными травами, используемыми в магии



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


при посадках на огородах, а также над некоторыми деревянными сооружениями, которые возводятся только с магическими целями и называются камкокола. Эта формула начинается так:

"Каилола, лола; Каилола, лола; Каигулугулу; каигулугулу; Каилола Тудава,

Каигулугулу Малитпа,

Бисипела Тудава; бисила-и опгокаикайя", и т.д.

В вольном переводе это означает:

"Опускайтесь вниз [о вы, корни]; входите [в землю, о вы, корни];

[помоги им] опуститься вниз, о Тудава;

[помоги им] войти [в землю],О Малита;

Тудава возносится [букв, превращается];

[Тудава] садится на токаикайя (то есть на платформу для балома).

В системе земледельческой магии Омараканы нет специальных упоминаний о каких-либо священных местах поблизости от дерев-

51 т- "

ни . единственное ритуальное действие, выполняемое во время це­ремонии и связанное с балома, не очень существенно. После произ­несения соответствующего заклинания над первым таро, посажен­ным на балеко (огородный участок, хозяйственная единица и объект магических заклинаний), маг сооружает миниатюрную хижину и ограждение из сухих веток; это называется си буала балома ("жи­лище балома"). Над ним не произносится никаких заклинаний, не удалось мне обнаружить и никакого предания или добиться объяс­нения смысла этого странного действия.

Другим, гораздо более важным обращением к балома, хотя оно и не связано с обрядом, является приношение, или подношение, духам ула-ула, платы за магию. Ула-ула передается товоси (магу, ответственному за огороды) членами общины и обычно состоит из рыбы, но это могут быть также орехи бетеля или кокосовые орехи, а в настоящее время еще и табак. Все это выставляется в доме мага; рыба, составляющая только небольшую часть всего подношения, насколько мне известно, пред этим приготавливается. В то время как маг читает в своем доме заклинания над магическими снадобья­ми и другими принадлежностями перед тем, как взять их на огород, ула-ула, подносимая балома, должна быть выставлена где-то рядом с заговариваемым материалом. Это подношение ула-ула для балома не является отличительной особенностью одной лишь земледельчес-


кой магии Омараканы, оно встречается также и во всех других ма­гических системах.

Другая система (момтилакаива), о которой уже упоминалось, имеет только одну формулу с перечнем имен балома. Так как она похожа на приведенную выше — отличаются лишь сами имена, — то я ее опускаю. Однако в этой системе магии роль балома гораздо более выражена, ибо в одном из основных обрядов, в ритуале кам­кокола, делается подношение им. Камкокола — это большие, гро­моздкие сооружения, состоящие из вертикальных столбов от 3 до 6 метров в высоту и наклонных шестов такой же длины, упирающихся в вертикальные. Два боковых наклонных шеста камкокола своими верхними концами укрепляются в развилине (между стволом ис­пользованного дерева и основанием ответвлявшегося от него сука) на вершине вертикального столба. Если на них смотреть сверху, то эти наклонные шесты оказываются под прямым углом друг к другу, а невидимый вертикальный столб приходится на вершину угла, т.е. сверху такая конструкция напоминает букву L, а сбоку — греческую букву X Эти сооружения не имеют никакого практического назна­чения, их единственная функция — магическая. Они образуют, так сказать, магическую модель втыкаемых в землю подпорок для стеб­лей таиту. Хотя камкокола представляют собой сугубо неутили­тарные сооружения, их возведение требует значительного труда. Очень часто тяжелые столбы приходится приносить издалека, так как вблизи деревень, в низкорослых зарослях, которые вырубаются каждые четыре-пять лет, крупных деревьев очень мало. Неделями мужчины заняты поисками подходящих деревьев, их валкой и до­ставкой на свои огороды для сооружения камкокола. Часто возни­кают конфликты из-за обвинений в краже столбов.

Ритуал камкокола во всех системах занимает обычно пару дней; кроме того четыре дня или даже больше уходит на обязательный отдых после всех тех работ на огородах, которые предшествуют магическому действу. В системе момтилакаива первый день собст­венно магии посвящен произнесению заклинаний над огородами. Маг, иногда в сопровождении одного или двух человек, идет через все поле (когда мне довелось наблюдать этот обряд, общее поле — совокупность всех огородов — представляло собой полосу, растя­нувшуюся примерно на три четверти мили) и на каждом огороде произносит заклинание, прислонившись к одному из наклонных столбов камкокола. Он стоит лицом к огороду и громким голосом,



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


который разносится по всему участку, нараспев говорит заклинание. Ему приходится сделать от тридцати до сорока таких декламаций.

Но для нас особенно интересен второй день, так как в исполняе­мом на огородах обряде принимает участие вся деревня, и, по по­верью, при этом присутствуют также балома. Целью этого ритуала является заговаривание листьев, которые будут затем помещены у подножья камкокола, а также — в месте соединения вертикального и наклонных столбов. Утром второго дня вся деревня занята при­готовлениями к обряду. Большие глиняные чаны, предназначенные для варки пищи по праздникам, устанавливаются на раскаленные камни [в костре], варево закипает, идет пар, а женщины снуют вокруг и наблюдают за процессом. Некоторые женщины пекут свои таиту в земляной яме, между раскаленными докрасна камнями. Все сваренные и испеченные таиту будут принесены на поле и там торжественно распределены.

Тем временем одни мужчины отправляются в буш, другие идут на берег моря, а третьи — в раибоаг, чтобы собрать растения, не­обходимые для магии. Следует набрать их целые охапки, так как после ритуала заговоренные растения распределяются среди всех мужчин, каждый из них берет свою долю и использует ее на собст­венном участке.

Примерно около десяти часов утра я отправился на поле вместе с Насибоваи, товоси деревни Тилакаива. У него на плече висел большой ритуальный каменный топор, который он действительно использует в нескольких обрядах, в то время как Багидоу из Ома-раканы никогда не употребляет этот инструмент. Вскоре мы прибы­ли на место и уселись на землю, ожидая, пока соберутся все осталь­ные. Одна за другой начали подходить женщины. Каждая несла на голове деревянное блюдо с таиту, часто ведя при этом за руку одного ребенка и неся другого, устроившегося, обхватив ее ногами, у нее на боку. Церемония должна была происходить в месте, где дорога из Омараканы подходит к огородам Тилакаивы. По одну строну поля, за оградой, были низкие заросли, подступившие совсем близко за последнюю пару лет. На огородах земля была еще голой, и сквозь довольно плотный частокол подпорок для будущих стеблей таиту по другую сторону поля в отдалении просматривались раи­боаг и несколько рощиц. Два ряда особенно аккуратных подпорок шли вдоль тропинки — по обе стороны от нее, — образуя красивую "аллею", и там, где находились мы, они заканчивались двумя осо­бенно аккуратными камкокола. Около этих камкокола и должна


была проводиться церемония, а растения, которые предстояло пол­ожить под ними и поместить на их вершины, должен был предос­тавить сам маг.

Женщины расселись вдоль "аллеи" и по обоим краям поля. По­надобилось около получаса, чтобы все они собрались. После чего Принесенная ими еда была разложена по кучкам, одна кучка на каждого присутствующего мужчину, причем вклад каждой женщи­ны был разделен между кучками. К этому времени прибыли все мужчины, мальчики, девочки и младенцы. Вся деревня была в сбо­ре, и началось действо. Его открывала обычная сагали (раздача еды); вдоль кучек с едой шел мужчина и около каждой кучки вы­крикивал имя одного из присутствующих, после чего эта порция (которая была выложена на деревянное блюдо) забиралась женщи­ной (родственницей названного мужчины) и уносилась в деревню. Таким образом, женщины возвращались в деревню, а вместе с ни­ми и младенцы, и дети постарше. Мне было сказано, что эта часть обряда проводится для балома. Распределенная таким образом еда называется балома каси (пища балома), и считается, что духи принимают участие в обряде, наблюдая за происходящим и раду­ясь еде. Однако кроме этих заявлений общего характера, абсо­лютно невозможно было добиться более определенной и более подробной информации о балома ни от кого из туземцев, включая самого Насибоваи.

После ухода женщин, перед тем как начать "настоящий" обряд, прогнали прочь и тех маленьких мальчишек, которые еще остава­лись. Даже мне и сопровождавшим меня "боям" пришлось удалить­ся за ограду. А весь обряд заключался лишь в произнесении закли­наний над листьями. Большие охапки листьев положили на рассте­ленную на земле циновку. Насибоваи присел перед ней на корточки и проговорил свои заклинания. Как только он закончил, мужчины набросились на листья. Каждый, схватив пригоршню, бежал на свой участок, чтобы поместить их под камкокола и на ее верхушке. На этом обряд и кончился. Вместе с ожиданиями все продолжалось час с лишним.

Далее, в одном из заклинаний момтилакаива упоминается "свя­щенная" роща (кабома), называемая Овававиле. Она состоит из высоких деревьев, очевидно, не вырубавшихся на протяжении жиз­ни многих поколений, и расположена довольно близко от деревень Омаракана и Тилакаива. Она табуирована, и несоблюдение запрета грозит опухолью половых органов (или слоновой болезнью). Я ни-



Б. Малиновский

Заклинание звучит следующим образом: "Аваита-у икавакавала Овававала? Иаегула-и Насибова-и,

БАЛОМА

и служат в качестве подставок для больших глиняных горшков, в которых варят еду. Затем он произносит следующую формулу: У-ула: "Камкуамси ками Ула-ула кубукуабуиа, Инене-и, Ибуаигана И-иовалу, Ви-иамоуло, Улопоуло, Боваса-и, Бомуагуеда". Тапуала и догина: "Кукуавиласи поуло, куминум куаидаси поуло; окавала Вилаита-у; окавала Обувабу;Кулоуси кувапуашсе вадола куа-у обуарита, кулоуси кулувабоуодаси куа-у обуарита куиаиои-уваси кукапуагегаси кумаисе кулувабодаси матами пуалалала. око-талела Винаки".

У-ула можно перевести:

"Ешьте свою ула-ула (дар, плата за магию), о незамужние жен­щины, Инене-и" и т.д. (это все имена собственные женских балома).

В тапуала есть слова, которые я не смог перевести, но общий смысл понятен: "Испортьте нашу рыбную ловлю, принесите неудачу нашей рыбной ловле" (пока это заклинание, построенное по при­нципу 'от противного': в повелительной форме оно перечисляет дей­ствия, которые должны быть предотвращены); "Идите, откройте пасть акулы в море; идите, сделайте так, чтобы акула встретилась в море, чтобы оставалась открытой (зияющей) ее пасть; идите, сделайте так, чтобы они встретили акулу; ваши глаза (?); на бе­регу Винаки".

Во всяком случае, этот отрывочный перевод показывает, что, стремясь обеспечить удачную охоту на акулу, непосредственно взы­вают к били балома (форма множественного числа от балома, упот­ребляемая когда эти духи выступают в качестве действующего фак­тора в магии) незамужних женщин.

Мой информатор не меньше меня самого был озадачен вопросом: "Почему женским, а не мужским балома приписывается эффектив­ность в этом виде магии?" Но вообще-то всякому, а не только магам, было известно, что именно женские балома являются толипоула, "хозяевами рыбной ловли". Маг и некоторые другие мужчины, ко­торых я спрашивал, посоветовавшись между собой, осторожно пред­положили, что мужские балома отправляются рыбачить с мужчи­нами, а женские балома остаются покинутыми, и чтобы они не гне­вались, маг должен их накормить. Другой мужчина указал на то, что в мифе, объясняющем существование охоты на акул в Каибуоле, женщина играет важную роль. Но было ясно: всем моим информа­торам женское начало толипоула казалось столь естественным, что такой вопрос ранее никогда не приходил им в голову.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


       
   
 

Ловля калала в деревне Лаба-и ассоциируется с мифическим ге­роем Тудавой, которого предание особенно тесно связывает именно с этой деревней. Считается, что он был в некотором смысле предком нынешних правителей Лаба-и. Магия, сопутствующая этому виду рыбной ловли, главным образом сопряжена с мифологическими де­яниями Тудавы. Так, он жил на берегу, откуда и сейчас отправля­ются ловить рыбу и где произносятся самые важные магические формулы. Далее, Тудава имел обыкновение ходить по дороге, ве­дущей от берега к деревне; и на этой дороге есть места, которые, по преданию, свидетельствуют о его деяниях. "Традиционное присут­ствие", если можно так выразиться, героя ощущается во всех местах, где ловят рыбу. Вся округа "опутана" табу, которые особенно строги во время рыбной ловли. Ею занимаются регулярно — в течение примерно шести дней в месяц, начиная с йяпила (дня полнолуния), когда рыба стаями заходит на мелководье между барьерным рифом и берегом. Туземное предание гласит, что Тудава приказал рыбе калала жить в "больших реках" архипелага Д'Антрекасто и раз в месяц подходить к берегу Лаба-и. Но и магические заклинания, также введенные Тудавой, обязательно следует всякий раз пускать в ход, ибо если ими пренебречь, то рыба не придет. Имя Тудавы, вместе с именами других предков, фигурирует в длинном заклина­нии, которое произносится в начале каждого рыболовного периода на берегу возле большого священного камня, называющегося Бом-ликулику53. Заклинание начинается словами:

"Тудава кулу Тудава;

Ибу-а кулу, Ва-ибуа;

Кулувидага, Кулубаивоие, Кулубетото,

Муага-и, Карибуиува" и т.д.

Тудава и Ва-ибуа — мифические предки, принадлежащие деревне Лаба-и. Первый из них, как мы уже знаем, — великий "культурный герой" острова. Стоит отметить игру слов: "ибу-а — Ва-ибуа", оче­видно она обусловлена интересами ритма. Слово кулу, вставленное между повторяющимися именами — Тудава и Ибуа — и служащее префиксом трех следующих далее имен, мои информаторы перевес­ти не могли, не видел я и никакого этимологического решения этой проблемы. После имен собственных, перечисленных выше, следует восемь имен без термина родства, и шестнадцать с таковым — тубугу ("мои деды"), — предваряющим каждое из них. Затем на­зывается имя непосредственного предшественника нынешнего мага. Мой информатор не смог объяснить, почему одни имена были пред-


ставлены с термином родства, а другие — без него. Но он был совершенно убежден, что эти два способа перечисления имен не являются равноценными или взаимозаменяемыми.

В течение шести дней, пока продолжается рыбная ловля, ежед­невно делают подношения балома. Небольшие кусочки приготов­ленной рыбы (размером с каштан) и кусочки орехов бетеля (а теперь также табак) кладутся магом на камень Бомликулику со следующи­ми словами:

"Камкуамси ками ула-ула, нунумуаиа:

Иликилалува, Илибуалита;

Кулисасисама" 54.

Это означает:

"Ешьте свою ула-ула (подношение за исполнение магии),

о старые женщины:

Иликилалува (имя собственное), Илибуалита (имя собственное);

откройте ее".

Это акулье заклинание, или призыв, повторяется ежедневно при каждом подношении. Другой заговор, называющийся гувагава, про­износится нараспев ежедневно в течение шести дней над некоторыми листьями; он обладает силой привлекать рыбу калала. Заговор на­чинается с перечня предков, все они именуются либо "предок", либо

"дед".

Существует заклинание, которое проговаривается только один раз, в начале шестидневного периода рыбной ловли, на дороге, ве­дущей из деревни Лаба-и к берегу. Оно произносится нараспев над растением (либу), вырванным с корнем из земли и положенным поперек дороги. В этом заклинании есть следующая фраза:

"Иамуана иаегуло, Умналибу Таи-иоко, Кубугу, Таигала, Ликиба"55

Это также перечисление имен, все они, как говорят, принадлежат предкам нынешнего мага.

Другая формула, в которой содержатся имена предков, распева­ется, когда маг подметает пол у себя в доме в начале периода рыбной ловли. Это заклинание начинается так:

"Боки-у, Калу Боки-у; Тамала, Кури Тамала; Тагеуло, Куритагеуло".

Все это имена предков субклана мага. Характерным является пов­торение имен с прибавлением префикса, "Боки-у, Калу Боки-у" и т.д. Представлено ли полное имя человека первым словом, а второе



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


слово является лишь его перепевом, с приставкой для пущего бла­гозвучия, или же первое является лишь обособленной частью пол­ного имени — моим информаторам было не совсем ясно.

В только что рассмотренной системе магии ловли калала сущес­твует семь заклинаний, и в пяти из них фигурируют имена предков, что немало.

Подробное обсуждение всех остальных записанных мною маги­ческих формул заняло бы слишком много места. В качестве осно­вания для сжатого обсуждения будет достаточно сводной таблицы (см. ниже)56.

Как упоминалось выше, существует две категории магии, "матрилинейная" и "патрилинейная", первая привязана к опре­деленной местности, вторая чаще всего может передаваться людьми одной местности людям другой. В магии Киривины так­же следует различать магию, которая образует систему, и магию, которая состоит из не связанных между собой формул. Термин "система" можно использовать для обозначения такой магии, в которой ряд формул образует органичное согласованное целое. Эта целостность обычно связана с определенной деятельностью, которая также является частью большого органичного целого — деятельностью, направленной на достижение одной конечной це­ли. Так, совершенно понятно, что земледельческая магия обра­зует систему. Каждая формула связана с каким-то видом работ, а все вместе они образуют последовательность и направлены на достижение определенной цели. То же самое относится и к ма­гии, практикуемой на различных стадиях рыбной ловли, или к магическим формулам, проговариваемым во время последова­тельных этапов торговой экспедиции. Ни одна формула из такой системы сама по себе ни на что не годится. Они все должны произноситься последовательно; они все должны действовать в рамках одной и той же системы, и каждая должна соответство­вать определенной стадии регулируемого вида деятельности. Магия любви, напротив, заключается в заклинаниях (в Кириви-не их бесчисленное множество), каждое из которых представ­ляет независимую единицу.


 

Назначение магии Общее число Количество Количество
  зарегистриро- формул, формул,
  ванных в которых в которых не
  формул упоминаются упоминаются
    имена имена
    предков предков
1.Заговоры погоды
2. Военная магия  
3. Каитубутабу
(кокосовый орех)      
4. Гроза
5. Колдовство и
врачевание      
6. Каноэ  
7. Муасила (торговля, ? ?
обмен материальными      
ценностями)      
8. Любовь  
9. Каига-у (магия против  
мулукуауси)      
10. Кабитам (заклинания  
искусства резьбы)      
11. Рыбная ловля
12. Ловля скатов 1.  
13. Вагева (магия красоты)  
14. Орехи арековой пальмы  
15. Саикеуло  
(детская магия)      

Военная магия (2) также образует систему. Все заклинания должны произноситься одно за другим, в соответствии с рядом пос­ледовательных магических действий. Эта система связана с опреде­ленной местностью, и в заклинаниях содержатся упоминания этой местности (наряду с другими), но имен предков в них нет.

Магия погоды (1), главным образом магия "вызывания" дождя и менее важная магия, призванная обеспечить хорошую погоду, является местной и связана с мифом. Все двенадцать заклинаний принадлежат одной местности и представляют собой самую сильно­действующую магию дождя на острове. Они составляют монополию



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


правителей деревни Касана-и (небольшая деревня, практически слившаяся с Омараканой), и монополия эта в засушливые времена дает огромный доход магу в виде даров за проведение обрядов.

В магии каитубутабу (3) две ее формулы также образуют систему; обе они должны произноситься в определенные моменты, когда действуют табу на употребление кокосовых орехов и долж­ны — наряду с сопутствующими обрядами — благоприятствовать урожаю кокосовых орехов.

Магия грозы (4) связана с преданием, в котором фигурирует мифический предок, и он упоминается в заклинании.

Магия строительства каноэ (6) и магия муасила (7), связанная с замечательной системой торговли и обмена ценностями (называю­щейся кула), образуют каждая свою исключительно важную систе­му магии. В записанных мною формулах имена предков не упоми­наются. К сожалению, мне не удалось записать полной системы муасила, а записанную систему магии каноэ невозможно было над­лежащим образом перевести. В обеих системах магии есть упомина­ния названий местности, но нет имен предков.

Три заклинания магии рыболовства относятся к одной системе.

Другие заклинания (12-15) систем не образуют. В любовных за­клинаниях, естественно, нет упоминаний имен предков. Единствен­ными формулами, в которых такие имена появляются, являются те, что призваны наслать болезнь на человека или изгнать ее. Некото­рые из этих заговоров связаны с мифами.

Представленные здесь данные, касающиеся роли предков в магии, должны говорить сами за себя. Получить у туземцев дополнитель­ную информацию было почти невозможно Имена балома — неотъ­емлемая и важная часть многих заклинаний. Бесполезно спрашивать туземцев: "Что случится, если вы не назовете балома!" (такого рода вопросы иной раз помогают узнать, каковы, в представлениях ту­земцев, санкции или назначение того или иного обряда), потому что магическая формула является незыблемой и неизменной частью тра­диции. Она должна быть заучена абсолютно точно и повторяться только так, как была заучена. Если какую-либо деталь заклинания или магического обряда исказить, то они полностью потеряют свою действенность. Поэтому пропустить имена предков немыслимо. На прямой вопрос: "Зачем вы называете эти имена?" — отвечают тра­диционным: "Токунабогу бубунемаси [наш древний обычай]". Так что я мало чего добился, обсуждая эту тему даже с самыми умными туземцами.


О том, что произнесение имен предков — нечто большее, чем просто перечисление, отчетливо свидетельствуют подношения ула-ула, предписываемые всеми самыми важными и тщательно изучен­ными системами, а также и обычай сагали, представленный выше. Но и эти дары, и обычай сагали, хотя они несомненно подразуме­вают присутствие балома, не говорят об участии духов в достижении цели магии, не указывают на духов как на посредников, с помощью которых достигает цели маг, как на посредников, к которым он взывает или которых он подчиняет себе заклинанием с тем, чтобы они впоследствии выполняли определенные задачи. Иногда туземцы высказывают бесхитростную идею, что доброжелательная позиция духа очень благоприятна для рыболовства или земледелия и что, будучи разгневаны, духи станут вредить. Эта последняя негативная установка, несомненно, была особенно выражена в суждениях ту­земцев. Балома каким-то таинственным способом участвуют в тех церемониях, которые проводятся для них, и лучше на всякий случай заручиться их поддержкой, но эта установка ни в коей мере не предполагает, что они являются основными или даже второстепен­ными действующими лицами какого-либо вида деятельности . Ма­гическая сила заключена в самом заклинании.

Отношение туземцев к балома — в том, что касается магии — может стать более понятным, если сопоставить данные этого раздела с данными, рассмотренными в разделе о миламала. Там балома и участники и наблюдатели, благосклонности которых необходимо до­биваться, желания которых нужно обязательно удовлетворять. Более того, они не медлят с проявлениями неодобрения и могут немало досадить, если с ними не обращаться должным образом, хотя их гнев далеко не так ужасен, как обычно это представляется в поверьях о сверхъестественных существах — и у дикарей, и у ци­вилизованных народов. В обрядах миламала балома не являются активно действующими лицами. Их роль пассивна. И из этой пас­сивности их можно вывести, только испортив им настроение, и тогда они проявляют свое присутствие, так сказать, негативным способом.

Перечисление имен предков в магических заклинаниях имеет еще один аспект, о котором необходимо напомнить. В любых магических обрядах Киривины огромную роль играют мифы, которые лежат в основе отдельных систем и — согласно традиционным преданиям — магии в целом. То, насколько эти предания-традиции связаны с определенными местностями и то, насколько они в силу этого фо­кусируют семейные предания отдельных субкланов, обсуждалось


Б. Малиновский

выше. Следовательно, имена предков, упоминаемые в ряде формул, являются одним из элементов устной традиции, весьма существен­ным в целом. Сама сакральность этих имен, будучи часто звеном, связующим человека, практикующего магию, с мифическим пред­ком и первым обладателем магии, в глазах туземца является вполне достаточной prima facie причиной перечисления. На самом деле я уверен, что любой туземец в первую очередь именно так расценит перечисление имен предков в заклинаниях и что он никогда не увидит в этом никакого взывания к духам, никакого приглашения балома прийти и действовать; заклинания, произносимые при подношении ула-ула, возможно, являются исключением. Но даже это исключение не занимает первостепенное место в мыслях ту­земца и не накладывает отпечатка на его общую установку по

отношению к магии

VI

Все эти данные, касающиеся отношений между балома и живыми людьми, были некоторым отклонением от темы нашего рассказа о потусторонней жизни балома на Туме, а теперь мы вновь возвраща­емся к этой теме.

Мы оставили балома укоренившимся в новой жизни в потусто­роннем мире, более или менее смирившимся с утратой близких, оставшихся в мире живых. Скорее всего, он снова женился, создал новые узы и наладил новые связи. Если человек умер молодым, то и его балома молод, но со временем он состарится, и в конце концов его жизнь на Туме оборвется. Если человек умер старым, то и ба­лома его стар, и после некоторого периода пребывания на Туме его жизнь также окончится59. Во всех случаях конец жизни балома на Туме — очень важный переломный момент в цикле его существова­ния. Именно по этой причине, упоминая об окончании жизни бало­ма на Туме, я избегал слова смерть.

Я представлю простую версию этих событий, а потом приступлю к обсуждению деталей. Когда балома делается совсем старым — у него выпадают зубы, а кожа становится дряблой и морщинистой, — он идет на берег океана и купается в соленой воде; затем он сбра­сывает кожу, как змея, и становится... маленьким ребенком — даже зародышем, ваивайа (так называют плод в утробе и новорожденного младенца), бйлалш-женщина видит этого ваивайа] она берет его и


БАЛОМА

кладет в корзину или заворачивает в лист кокосовой пальмы пуа-гпаи). Потом она несет это маленькое существо в Киривину и поме­щает его в чрево какой-нибудь женщины, введя через влагалище. Так женщина становится беременной (насусума)60.

Это то, что я узнал от первого информатора, упомянувшего дето­рождение в разговоре со мной. Здесь нашли отражение два важных психологических факта: вера в реинкарнацию (перерождение) и отсутствие представлений о физиологических причинах беременнос­ти. Теперь я хочу обсудить оба эти сюжета в свете деталей, выяс­ненных мною после дальнейшего сбора сведений.

Прежде всего, каждому в Киривине известно и ни у кого не вы­зывает ни малейших сомнений, что действительной причиной бере­менности всегда бывает балома, который внедряется или входит в тело женщины и без которого женщина не может забеременеть; все младенцы образуются или появляются (ибубулиси) на Туме. Эти убеждения образуют основной пласт того, что может быть названо народным или общепринятым верованием. Если вы спросите любого мужчину, женщину или даже смышленого ребенка, вы получите от него или от нее эту информацию. Но какие-либо дальнейшие детали отнюдь не так широко известны; одну подробность узнаешь здесь, другую — там, иные из них противоречат друг другу, и ни одна не кажется вполне ясной, хотя очевидно, что некоторые из этих представ­лений влияют на поведение и связаны с определенными обычаями.

Во-первых, что касается естества этих "детей-духов", ваивайа^ . Следует помнить, что туземцы, как это вообще характерно для до­гматических представлений, очень многое принимают просто как данность и не дают себе труда ясно определять детали или отливать их в конкретные и яркие образы. Самое естественное допущение — "ребенок-дух" есть неразвившийся младенец, эмбрион, зародыш, — высказывается и наиболее часто. Слово ваивайа, означающее "за­родыш", "ребенок во чреве", а также "новорожденный" кроме того употребляется и для обозначения невоплотившихся "детей-духов". При обсуждении этой темы, в котором принимало участие несколько мужчин, некоторые утверждали, что человек, после своего пере­рождения на Туме, становится просто чем-то вроде "крови", буиа-и. Каким образом он может быть впоследствии транспортирован в таком жидком виде — было неясно. Но термин буиа-и, похоже, имеет несколько более широкие коннотации, в данном случае, может быть, имеется ввиду не просто жидкая кровь, а нечто вроде плоти вообще.




Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Другой круг верований и представлений о реинкарнации отражает устойчивые ассоциации между морем, морской водой и детьми-ду­хами. Так, несколько информаторов говорили мне, что после своего перерождения ваивайа погружается в море. Первая полученная мною и приведенная выше версия гласила, что омывшись в морской воде, дух омолаживается, и его тут же подбирает балома-женщина и несет в Киривину. По другим версиям, дух после перерождения некоторое время живет в море. Существует несколько поверий, кор­релирующих с этим представлением. Так, во всех прибрежных де­ревнях западного побережья (где была собрана эта информация) незамужние девушки при купании соблюдают определенные пред­осторожности. Считается, что дети-духи прячутся в попево, морской пене, а также в камнях, называющихся дукупи. Они могут "сесть на плавник" (на плавающее в море бревно) или прикрепиться к мертвым водорослям, плавающим на поверхности моря. Поэтому, когда временами ветер и прилив прибивают к берегу все это в из­рядном количестве, девушки боятся купаться, особенно в разгар прилива. Если же замужняя женщина хочет зачать, она может пос­тучать по камням дукупи, чтобы побудить спрятавшегося там ваи­вайа войти в ее матку. Но это не ритуальное действие .

В представлениях жителей внутренних районов тоже существует связь между зачатием и купанием. Самый обычный способ забере­менеть — подхватить ваивайа в воде. Часто, купаясь, женщина чув­ствует, как что-то коснулось ее или даже причинило ей боль. Она говорит: "Рыба укусила меня", а на самом деле это в нее входит ваивайа или его вводят в нее.

Другая довольно важная ассоциация между представлением о за­чатии и представлением о том, что ваивайа обитают в море, отра­жена в единственном значительном обряде, сопутствующем беремен­ности. Спустя примерно четыре-пять месяцев после первых призна­ков беременности женщина начинает соблюдать определенные табу, и в то же самое время изготавливается длинная добе (травяная юбка), называющаяся саикеуло, которую она будет носить после рождения ребенка. Ее готовят несколько родственниц, которые к тому же совершают над ней магический обряд, долженствующий оказать благотворное влияние на ребенка. В тот же день беременную женщину приводят к морю, где родственницы той же категории, что и те, кто сделали саикеуло, купают ее в соленой воде. За всем этим следует сагали (церемониальная раздача еды).


Обычное объяснение у-ула (смысла) этого обряда: он делает "кожу женщины белой" и облегчает роды63 . Но в прибрежной де­ревне Каватариа мне без всякого принуждения с моей стороны дали другое объяснение, согласно которому обряд кокува связан с вопло­щением детей-духов. По словам одного из моих информаторов, на первой стадии беременности ваивайа на самом деле еще не внедря­ется в женское тело, происходит лишь что-то вроде подготовки к его приему. Только позднее, во время церемониального купания, ребенок-дух входит в тело женщины. Было ли это объяснение лич­ным домыслом или же оно имело широкое распространение в при­брежных деревнях — мне не известно, но я склонен полагать, что оно действительно представляет составную часть верований тузем­цев, населяющих побережье. Однако я должен определенно за­явить, что мои информаторы из внутренних деревень с полным пре­зрением отвергли это толкование, указав к тому же на противоречие: ведь церемония проводится на достаточно поздних сроках беремен­ности, когда ваивайа уже давно обосновался в чреве матери. Очень характерно, что информаторы без труда замечают несуразицу в вы­сказываниях, которые не соответствуют их убеждениям, тогда как в своих собственных суждениях они весьма толерантны к подобным же противоречиям. Любопытно, что в этом отношении туземцы ни­чуть не более последовательны или интеллектуально честны, чем цивилизованные люди.

Представление о том, что ваивайа вкладывается в женщину 6а лома, преобладает над поверьем о его воплощении во время купания в море. Но эти два представления сливаются в версии, согласно которой балома вкладывает в женщину ваивайа под водой во время купания. Балома часто является будущей матери во сне, и она го­ворит мужу: "Мне приснилось, что моя мать (или тетя по материн­ской линии, или старшая сестра, или бабка) вложила в меня ребен­ка; мои груди набухают". Как правило, именно женский балома является в сновидении и приносит ваивайа, хотя это может быть и мужчина, но балома всегда должен быть вейола женщины (родст­венником по материнской линии). Многие туземцы знают, кто при­нес ваивайа их матерям. Так, Тоулува, вождь Омараканы, был дан его матери Бомакатой (Бугуабуагой) одним из ее табула ("дедов" — в данном случае братом матери ее матери) . Бвоила-геси, женщине, упоминавшейся выше, которая посещает Туму, ее сын, Тукулубакики, был дан Томнавабу — ее кадала (братом мате­ри). Жена Тукулубакики, Кувоигу, говорит, что к ней приходила



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ее мать и дала ей ребенка, девочку, которой сейчас около двенадцати месяцев. Такая осведомленность возможна только, когда конкрет­ный балома является во сне женщине и говорит ей, что вложит в нее ваивайа. Конечно же, такие объявления не являются непремен­ным пунктом программы; большинству людей неизвестно, кому они обязаны своим существованием.

Все представления о реинкарнации объединяет одна исключи­тельно важная черта, и как бы они не разнились в других деталях, в этом уверенно сходятся все информаторы, а именно: принадлеж­ность индивида к определенному социальному подразделению, кла­ну и субклану, сохраняется при всех его перерождениях. Балома в потустороннем мире принадлежит к тому же субклану, что и человек при жизни; и новые воплощения также происходят строго в пред­елах субклана. Ваивайа передается балома, относящимся к тому же субклану, что и женщина, которой он предназначен, и, как только что говорилось, обычно передающий балома является даже каким-нибудь близким ей вейола. Исключения из этого правила считаются абсолютно невозможными; индивид в цикле перерождений не может поменять свой субклан65.

Ну и хватит о вере в реинкарнацию. Хотя это универсальное и популярное поверье, т. е. известно всякому, оно не играет особенно значительной роли в социальной жизни. И только последнее из упомянутых представлений — о сохранении уз родства в процессе всего цикла — очень важно, оно определенно иллюстрирует устой­чивость социальных разграничений, неизменность принадлежности к определенной социальной группе. И наоборот, оно, как и вера в реинкарнацию в целом, призвано усиливать эти узы.

VII

На первый взгляд может показаться, что представления о реин­карнации и о том, что ребенок-дух помещается кем-то или сам внед­ряется в чрево матери, заведомо исключают какие-либо знания о физиологическом процессе зачатия. Но любые выводы или доказа­тельства, опирающиеся на законы логики, абсолютно непригодны, когда дело касается веры, будь то вера дикаря или вера цивилизо­ванного человека. Два верования, абсолютно противоречащие друг другу с точки зрения логики, могут прекрасно уживаться друг с другом, в то время как заключение, неизбежно со всей очевидностью


вытекающее из утвердившегося догмата, может попросту игнориро­ваться. Поэтому единственным надежным способом этнологического исследования является изучение каждой детали туземной веры и недоверие к любому выводу, полученному только путем умозаклю­чений.

Можно вполне уверенно утверждать, что в целом туземцы пре­бывают в полном неведении относительно физиологического меха­низма оплодотворения. Но хотя эта тема несомненно сложна, чтобы избежать серьезных ошибок, необходимо вникнуть в детали.

С самого начала следует сделать одно разграничение: разграни­чение между понятием оплодотворения, которое предполагает, что отец вкладывает свою лепту в формирование тела ребенка, с одной стороны, и представлением о чисто физическом действии — половом сношении — с другой. Что касается последнего, то представление о нем у туземцев можно сформулировать следующим образом: пре­жде чем женщина сможет забеременеть, ей необходимо вступить в половую жизнь.

Я был вынужден сделать такое разграничение (оно диктуется ха­рактером собранной мной информации), чтобы объяснить опреде­ленные противоречия, накопившиеся в ходе расспросов. Поэтому такое разграничение следует принять как "естественное", соответ­ствующее туземным воззрениям и отражающее их. В самом деле, нельзя было предвидеть, как туземцы отреагируют на мои вопросы о деторождении и с какой стороны они все-таки приблизятся к адек­ватному знанию фактов. Однако когда это разграничение сделано, его теоретическое значение очевидно. Казалось бы, ясно, что только знание первого факта (роли отца в зачатии) может оказывать какое-либо влияние на формирование туземных представлений о родстве. Коль скоро отец не принимает никакого участия в формировании тела ребенка (по понятиям туземцев), по-видимому, и речи не может быть о кровном родстве по мужской линии. Простое механическое "открытие" пути ребенку в чрево женщины и из него, ясное дело, не имеет решающего значения. Но положительные знания в Кири-вине находятся как раз на том уровне, когда появляется смутная догадка о некоторой связи между половой близостью и беремен­ностью, но не существует никакого конкретного представления о вкладе мужчины в новую жизнь, формирующуюся в теле матери.

Обобщу данные, которые привели меня к такому утверждению. Обнаружив, что представления о роли отца в оплодотворении от­сутствуют, я перешел к прямым вопросам о причинах (уула) появ-




Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ления ребенка или беременности женщины, на которые получал неизменный ответ: "Балома боге исаика [его дал балома]"66.

Конечно, как и любые вопросы об у-ула, этот следует задавать терпеливо и избирательно, и порой он может остаться без ответа. Во многих случаях, когда я ставил этот вопрос прямо и однозначно и его понимали правильно, ответ был таким, какой приведен выше, хотя здесь я сразу же должен добавить, что иногда он усложнялся крайне сбивчивыми намеками на половой акт. Так как меня такие ответы приводили в замешательство, а мне очень хотелось внести ясность, я поднимал этот вопрос всякий раз, как только находил повод, подходя издалека, формулируя его in abstracto и пытаясь прояснить суть дела с помощью конкретных примеров, когда речь заходила о каком-нибудь особом случае беременности, в прошлом или в настоящем.

Особый интерес и решающее значение имели случаи, когда бере­менные женщины не были замужем67.

Когда я спрашивал, кто отец внебрачного ребенка, ответ был толь­ко один, что никакого отца нет, так как девушка не замужем. Если же я затем спрашивал, в предельно откровенных выражениях, кто является физиологическим отцом, то меня все равно не понимали; если же я продолжал расспросы и формулировал примерно так: "Незамужних женщин много, почему же эта забеременела, а другие нет?" — ответ был: "Балома дал ей ребенка". И здесь я зачастую снова попадал в тупик, так как некоторые высказывания явно под­разумевали, что незамужняя женщина, не отличающаяся целомуд­рием, особенно подвержена встречам с балома. Однако девушки считают, что простое воздержание от купания во время прилива — прямая мера предосторожности против контактов с балома — го­раздо надежнее, чем такая косвенная мера, как целомудрие.

Однако к внебрачным или, согласно представлениям жителей Ки-ривины, не имеющим отцов детям и их матерям относятся с неко­торым неодобрением. Я помню несколько примеров, когда мне ука­зывали на девушек как на незавидных невест — "нехороших" — потому что у них были внебрачные дети. Если вы спросите, почему это плохо, то дадут стереотипный ответ: "Потому что нет отца, нет мужчины, который взял бы младенца на руки" (Гала таитала Си-копо-и). Так, у моего переводчика, Гомайи, была любовная связь, что здесь вполне обычно до брака, с Иламуегиаей, девушкой из соседней деревни. Сначала он хотел жениться на ней. Но потом у нее родился ребенок, и Гомайа женился на другой женщине. На во-


прос, почему он не женился на своей прежней возлюбленной, он ответил: "У нее ребенок, это очень плохо". При этом он был уверен, что она ни разу не была неверна ему в период их "помолвки" (юноши Киривины часто бывают жертвой таких иллюзий). У него не было ни малейшего представления, что можно вообще говорить об отцовстве ребенка. Если бы было, то он признал бы ребенка своим, потому что верил, что в половую близость с матерью вступал только он. А так оказалось достаточно того, что ребенок родился в неположенное время, чтобы отвратить его. Этот пример, однако, отнюдь не свидетельствуют о том, что у женщины, преждевременно ставшей матерью, обязательно возникнут какие-либо серьезные сложности с последующим замужеством. Во время моего пребыва­ния в Омаракане две такие женщины вышли замуж без всяких про­блем и толков. Незамужних женщин в возрасте, который можно назвать "брачным" (25~45 лет), здесь нет, и когда я спрашивал, может ли женщина остаться незамужней из-за того, что имеет ре­бенка, ответ был категорически отрицательным. Так что здесь также следует иметь в виду все сказанное выше о роли балома в зачатии, как и все приведенные мной конкретные случаи.

Когда, вместо того чтобы просто спрашивать туземцев об у-ула беременности, я излагал им эмбриональную теорию, то обнаруживал полное неведение. Сравнение с семенем, посаженным в почву, и растением, вырастающим из семени, совершенно ни в чем их не убеждало. Правда, они проявляли интерес к этому и спрашивали, таков ли "способ, которым белый человек делает это", но оставались в полной уверенности, что в Киривине "обычай" не таков. Семенная жидкость (момона) служит только для удовольствия и смазки, и характерно, что словом момона обозначаются как мужские, так и женские выделения. О каких-либо других свойствах момона они не имели ни малейшего понятия. Итак, какие-либо представления о единокровии отца и ребенка или о родстве как о телесной связи между отцом и ребенком абсолютно чужды туземному образу мыс­лей. Упомянутый выше случай, когда туземщл не понимали вопро­са: "Кто отец ребенка незамужней женщины?", можно дополнить двумя другими примерами, относящимися к замужним женщинам. Когда я спрашивал своих информаторов, что произойдет, если жен­щина забеременеет в отсутствие своего мужа, они спокойно согла­шались, что такие случаи могут иметь место и что абсолютно ника­ких неприятностей не последует. Один из них (я не записал его имени и не запомнил его) в качестве примера привел свой собствен-



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ный случай. Вместе со своим белым господином он отправился в Самараи и находился там, как он сказал, в течение года. В это время его жена забеременела и родила ребенка. Он вернулся из Самараи, увидел ребенка, и все было замечательно. После дальней­ших расспросов я пришел к выводу, что мужчина отсутствовал при­мерно 8" 10 месяцев, поэтому не было безусловной необходимости подвергать сомнению верность его жены. Но то, что муж не имел ни малейшего желания подсчитывать лунные месяцы своего отсут­ствия и что он определял длительность этого периода весьма при­близительно и без всякого беспокойства, симптоматично. Это был умный мужчина, долгое время живший бок о бок с белыми людьми в качестве "боя по найму", и он вовсе не казался робким или "под­каблучником".

Когда однажды я затронул эту тему в присутствии нескольких белых мужчин, постоянных жителей Тробрианских о-вов, м-р Ка­мерон, плантатор с о-ва Китава, рассказал мне о случае, который поразил его, так как он не имел ни малейшего представления о невежестве туземцев. Туземец с Китавы, нанявшись на работу к белому человеку на острове Вудларк, отсутствовал дома два года. Вернувшись, он нашел там ребенка, родившегося за пару месяцев до его возвращения. Он с готовностью принял его как своего собст­венного и не понимал ни насмешек, ни намеков белых мужчин, которые спрашивали, не стоит ли ему развестись или, по меньшей мере, хорошенько выпороть свою жену. В том, что его жена забе­ременела спустя примерно год после его отъезда, он не нашел ничего хоть в малейшей степени подозрительного или наводящего на раз­мышления. Таковы эти два поразительных примера, которые я об­наружил в своих записях; но я располагаю множеством других под­тверждений такого удивительного положения дел; они следуют из менее впечатляющих фактов и из обсуждения воображаемых при­меров с различными информаторами.

Наконец, с этой темой связаны представления туземцев о родстве между отцом и ребенком и их понимание родства вообще. У них существует только одно слово для обозначения родства, это вейола. Этот термин указывает на родство по материнской линии и не вклю­чает родственных отношений ни между отцом и его детьми, ни между какими-либо агнатными* родственниками. Очень часто, рас­спрашивая об обычаях и их социальной основе, я получал ответ: "О, отец не делает этого; потому что он не вейола детям". Понятие

* По отцовской линии.


о родстве по материнской линии имеет в своей основе идею общности тела. Во всех социальных вопросах (правовых, экономических, ри­туальных) как самое близкое рассматривается родство между брать­ями, "потому что они состоят из одного и того же тела, одна и та же женщина родила их". Таким образом, демаркационная линия между родством через отца и по отцовской линии (которое как ге­нетическое понятие для туземцев не существует, поэтому отсутству­ет и соответствующий термин) и родством, прослеживаемым через мать {вейола), соответствует разделению между теми, кто имеет "одно и то же тело" (без сомнения это полный аналог нашему по­нятию "кровного родства"), и теми, кто не являются "одним телом".

Но, несмотря на это, связь меду отцом и детьми исключительно тесна и в повседневной жизни — вплоть до самых мелочей — и в вопросах наследования прав и привилегий. Так, дети могут входить в деревенскую общину отца, хотя по правилам они принадлежат к деревенской общине матери. Отец передает по наследству ряд своих привилегий детям. Самая важная из них — монополия на тот или иной вид магии. Это главная ценность из всех "владений " человека. Так, очень часто, особенно в случаях, вроде упомянутых выше (в разд. V), когда отец может сделать это законно, он оставляет свою магию сыну, а не брату или племяннику. Примечательно, что отец, движимый привязанностью к детям, всегда стремится оставить им как можно больше и делает это всякий раз, когда удается.

В такой предаче магии по наследству от отца к сыну имеется одна особенность: магию дарят, а не продают. Конечно же, магию человек должен передать наследнику при жизни, так как его нужно обучать формулам и обрядам. Когда мужчина передает магию кому-нибудь из своих вейола — младшему брату или своему племяннику по жен­ской линии — он получает плату, называющуюся в этом случае покала. Это должна быть весьма значительная плата. Когда магии обучается сын, не взимается абсолютно никакой платы. Это, подо­бно многим другим особенностям туземных обычаев, остается в вы­сшей степени непонятным, потому что родственники по материнской линии имеют право на магию, а сын, по сути, не имеет на нее вообще никаких прав, и при определенных обстоятельствах его могут ли­шить этой привилегии те, кто имеет на нее право; и все же он по­лучает ее бесплатно, а они должны дорого платить за нее.

Воздерживаясь от других возможных объяснений, я просто при­веду ответ туземцев на этот вопрос, который ставит в тупик (мои информаторы вполне отчетливо осознавали всю парадоксальность



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ситуации и прекрасно понимали, почему я был озадачен). Они ска­зали: "Мужчина передает ее [магию] детям своей жены. Он живет с этой женщиной бок о бок, он обладает ею, она делает для него все, что жена должна делать для мужа. Все, что он делает для ребенка, является платой (мапула) за то, что он получил от нее". Это отнюдь не единичное высказывание. Здесь суммированы стере­отипные ответы, полученные мною в тех случаях, когда я поднимал этот вопрос. Таким образом, именно тесная связь между мужем и женой, а не представление — каким бы смутным и далеким от ре­альности оно не было — о физическом отцовстве, оправдывает в глазах туземцев все то, что отец делает для своих детей. Следует четко понимать, что социальное и психологическое отцовство (сумма всех уз — эмоциональных, правовых, экономических) вос­принимается как производное обязательств мужчины по отношению к своей жене, а понятия о физиологическом отцовстве не существует в сознании туземцев.

Теперь давайте перейдем к обсуждению второй из двух выше раз­граниченных проблем: к смутным представлениям туземцев о су­ществовании некоторой связи между половым актом и беремен­ностью. Выше я упоминал, что, говоря о причинах беременности, туземцы приводили меня в замешательство утверждением, что пол­овое сожительство также является причиной появления детей. Это представление существует, так сказать, параллельно с фундамен­тальной идеей о том, что беременность случается по вине балома или воплотившегося ваивайа.

Вышеупомянутое утверждение можно было услышать не часто; в сущности его почти полностью затеняла основная версия. Поначалу я заметил только ее, счел, что успешно добыл нужную мне инфор­мацию, и не видел больше проблем, требующих прояснения. Будучи вполне удовлетворен тем, как я справился с изучением представле­ний о деторождении у тробрианцев, и продолжая интересоваться этим просто в силу своей врожденной педантичности, я был изрядно шокирован, когда в самом основании моей конструкции обнаружил­ся изъян, который угрожал ей полным крушением. Я помню, как мне сказали об очень легкомысленной молодой женщине из Каса-наи, известной под именем Иакалуса: "Сене накакаита, Коге ива-лулу гиади [очень распутная, у нее есть ребенок]". Услышав это весьма неоднозначное высказывание, я приступил к расспросам с пристрастием и выяснил, наконец, что по совершенно устоявшемуся представлению туземцев у женщины со "свободными устоями" боль-



ше шансов заиметь ребенка. Мне поведали также, что если бы на­шлась женщина, никогда не вступавшая в половую близость, то у нее, конечно же, не могло бы быть ребенка. Теперь уже эти люди казались мне столь же осведомленными, сколь несведущими пред­ставали раньше. При том создавалось впечатление, что одни и те же мужчины поочередно принимали то одну, то другую точку зрения, а эти последние определенно противоречили друг другу. Я расспра­шивал так дотошно, как только мог, и мне казалось, что туземцы отвечают по-разному, когда я по-разному формулирую вопросы: если вопрос подразумевает знание физиологии зачатия, они говорят "да", если вопрос предполагает незнание, они говорят "нет". Их озадачивали моя настойчивость и (со стыдом признаю) нетерпели­вость. Я не мог объяснить им, что же меня обескураживает, хотя, как мне казалось, я прямо указывал им на противоречие.

Я пытался побудить их сравнить животных и людей, и спраши­вал, существует ли у свиней нечто подобное балома, приносящее маленьких поросят. О свиньях мне было сказано: "Икаитаси, ика-итаси макатеки бивалулу минана [они спариваются, спариваются и вскорости самка должна разродиться]". Таким образом, здесь у-ула беременности представляется совокуплением. Какое-то время противоречия и неясности в их ответах казались мне совершенно безнадежными; я был в одной из тех тупиковых ситуаций, которые часто встречаются в этнографической полевой работе, когда начи­наешь подозревать, что туземцам просто нельзя доверять, что они нарочно рассказывают небылицы, или же что сосуществуют две сис­темы представлений, одна из которых исказилась под влиянием бе­лого человека. На самом же деле в этом случае, как и в большинстве других, причина затруднений совсем иная.

Последний удар по моим самонадеянным суждениям о "туземном невежестве" внес вместе с тем и порядок в этот, казалось бы, полный хаос. Мифологический цикл о культурном герое Тудаве начинается рассказом о его рождении. Его мать, Митигис, или Булутукуа, была единственной из всех жителей деревни Лаба-и, оставшихся на ос­трове. Все другие убежали в страхе перед великаном-людоедом До-кониканом, который пожирал людей и фактически почти истребил население Киривины. Булутукуа, покинутая своими братьями, жила одна в гроте в раибоаге около Лаба-и. Однажды она заснула, и капли воды, стекавшие со сталактитов, попали на ее вульву и от­крыли проход. После этого она забеременела и родила по очереди рыбу-бологу, свинью, куст растения куэбила (имеющего аромати-



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


ческие листья и использующегося как украшение), еще одну рыбу {калала — она упоминалась выше в разд. V), какаду (катакела), попугая (карага), птицу (сикуаикуа), собаку (каикуа), и, наконец, Тудаву. В этой истории тема "искусственного оплодотворения" ка­жется в высшей степени неожиданной. Как можно найти то, что представляется пережитком былого неведения, у людей, неведение которых представляется полностью сохранившимся? И опять же, как получилось, что женщина в мифе родила несколько детей одного за другим, если она только один раз побывала под капающим ста­лактитом? Все эти вопросы озадачивали меня, и я задавал их ту­земцам без особенной надежды на успех, пытаясь пролить хоть какой-то свет на все это.

Однако я был вознагражден и получил ясное и окончательное решение своей проблемы, решение, которое выдержало ряд после­дующих, самых что ни на есть педантичных, проверок. Одного за другим расспрашивал я своих лучших информаторов, и вот что они говорили: девственница (накапату; на — префикс, указывающий на женский род, канату — запечатанный, закрытый) не может родить ребенка и не может зачать, потому что ничто не может ни войти в ее вульву, ни выйти оттуда. Ее надо открыть, или "прони­зать" (ибаси; это слово употребляется для описания воздействия водяных капель на Булутукуа). Поэтому влагалище женщины, часто вступающей в половую связь, будет более открытым, и ребен­ку-духу легче войти в него. Та же женщина, которая остается со­вершенно целомудренной, будет иметь намного меньше шансов за­беременеть. Но совокупление совсем не обязательно, оно лишь ме­ханически способствует. Вместо него может быть использован любой другой способ расширения прохода, и если балома пожелает вложить ваивайа или таковой сам захочет войти внутрь, то женщина забеременеет.

В том, что это так, моих информаторов, вне всякого сомнения, убеждает и случай Тилапои — женщины, живущей в Кабулуло, деревне, соседствующей с Омараканой. Она полуслепа, слабоумна и настолько некрасива, что ни у кого не возникает даже мысли о половой близости с нею. Фактически она является излюбленным объектом шуток, предполагающих чью-то половую связь с нею: шуток, которые всегда смакуются и повторяются, так что "Куои Тилапои! [Вступи в половое сношение с Тилапои!]" стало формой шутливого оскорбления. Однако, несмотря на тот факт, что она, как считается, никогда не имела половых связей, однажды она родила


I ,

T


ребенка, который впоследствии умер. Есть и другой пример, еще более поразительный — женщина из Синакеты, которая, как мне сказали, настолько непривлекательна, что любой мужчина покончил бы с собой, если бы его всерьез хотя бы заподозрили в сексуальной близости с ней. И все же у этой женщины было не менее пяти детей. Предполагается, что в обоих этих случаях беременность стала воз­можной вследствие расширения вульвы пальцами. Мои информато­ры не без удовольствия останавливались на этом сюжете, графичес­ки и схематически иллюстрируя мне детали процесса. Их рассказ не оставлял ни малейшего сомнения в искренности их веры в то, что женщина может забеременеть без полового акта.

Таким образом, я научился видеть существенную разницу между представлением о механическом действии полового акта, к чему и сводится все, что туземцам известно о естественных причинах бере­менности, и знаниями об оплодотворении и о роли мужчины в со­здании новой жизни в чреве матери — процессе, о котором туземцы не имеют ни малейшего понятия. Это объясняет загадку в мифе о Булутукуа, где женщину следовало "открыть", а после этого она могла родить одного за другим целый ряд детей, не нуждаясь в каком-либо новом физиологическом вмешательстве. Это проливает свет также на "знание" о зачатии у животных. Применительно к животным (а домашние животные, такие как свинья или собака, занимают важное место в универсуме туземца) какие-либо идеи о жизни после смерти или существовании души отсутствуют. Если человека спросить прямо, имеются ли балома животных, он может ответить "да" или "нет", но это будет импровизация, а не фольклор. Таким образом, проблемой реинкарнации и формирования новой жизни у животных попросту пренебрегают. Физиологический ас­пект, напротив, известен хорошо. Так, если вы спросите о живот­ных, то получите ответ, что здесь необходимы физиологические предпосылки, но другая сторона вопроса — как реально возникает новая жизнь в утробе — просто игнорируется. И не стоит огорчаться по этому поводу, ибо туземец никогда не утруждает себя экстрапо­ляцией своих верований в те сферы, к которым они по сути своей не относятся. Он не утруждает себя размышлениями о жизни после смерти у животных, и у него нет определенных представлений об их появлении на свет. Такие проблемы решаются применительно к человеку: это и только это есть подлинная сфера их действия, и распространять их за ее пределы не следует. Даже в теологии не­дикарей подобные вопросы (например, о душе у животных и об их



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


бессмертии) обычно весьма запутаны, и их решения зачастую не более последовательны, чем у папуасов.

В заключение можно повторить, что те познания, которыми ту­земцы обладают в этой сфере, не несут сколько-нибудь значитель­ной социологической нагрузки, не влияют ни на туземные представ­ления о родстве, ни на сексуальное поведение. После обсуждения материалов, относящихся к Киривине, представляется необходи­мым сделать несколько более общее отступление на эту тему. Как хорошо известно, незнание физического отцовства впервые было обнаружено сэром Болдуином Спенсером и м-ром Ф.Гилленом в племени арунта в Центральной Австралии. Впоследствии этими пер­вооткрывателями и некоторыми другими исследователями то же самое положение вещей было зафиксировано у целого ряда других австралийских племен, при этом исследованиями была охвачена практически вся центральная и северо-восточная часть австралийс­кого континента, насколько она вообще была доступна для этноло­гических изысканий.

Главные дискуссионные вопросы, возникающие в связи с этим открытием, таковы. Во-первых, является ли это незнание специфи­ческой чертой австралийской культуры или даже культуры арунта, или же это универсальный факт, присущий большинству или всем низшим расам? Во-вторых, является ли это состояние неведения первичным, т.е. просто отсутствием знания, обусловленным недо­статочностью наблюдений и умозаключений, или же это вторичное явление, обусловленное наложением анимистических идей и вслед-

Quot;-,69

Я бы вообще не стал вступать в эту дискуссию, если бы не желание привести некоторые дополнительные факты, отчасти полученные в результате работы вне… Во-первых, я хочу изложить некоторые свои наблюдения, сделан­ные не в…

J


и70

сожительство должно устойчиво продолжаться в течение месяца Подобное положение вещей я обнаружил и у маилу, на южном по­бережье Новой Гвинеи: "... Связь между сожительством и зачатием, похоже, известна маилу, но на прямые вопросы о причинах бере­менности определенных и позитивных ответов я не получил. Тузем­цы — в этом я уверен — не улавливают в должной мере связь между этими двумя фактами... Точно так же, как проф. Зелигман у коита, я нашел твердое убеждение, что только продолжительная, в течение месяца или более, половая связь ведет к беременности, и что одного единственного полового акта недостаточно, чтобы привести к этому результату"71.

Такие заявления не являются категорическими, и, по сути, не предполагают полного незнания физического отцовства. Но так как ни один из исследователей, похоже, не вник в детали, то можно а priori допустить, что эти заявления нуждаются в некоторых даль­нейших уточнениях. И действительно, во время своего второго по­сещения Новой Гвинеи я смог глубже вникнуть в эти вопросы и теперь понимаю, что мое суждение о представлениях Маилу непол­но. Во время своего пребывания у маилу я был так же озадачен, как и в Киривине. В Киривине меня сопровождали двое юношей из района, прилегающего к территориям маилу, они дали мне точно такую же информацию, какую я получил в Киривине, т.е. они под­твердили необходимость половой связи, предваряющей беремен­ность, но были абсолютно несведущи относительно оплодотворения. Просматривая свои заметки, сделанные у синаугхоло (племя, близ­ко связанное с коита), я увидел, что высказывания туземцев на самом деле свидетельствуют лишь о представлении, что прежде чем зачать, женщина должна вступить в половую близость. Я убедился, что на все прямые вопросы относительно того, есть ли что-либо в половом акте, вызывающее беременность, я получал отрицательные ответы. К сожалению, ни разу я прямо не спрашивал, существуют ли какие-либо верования о "сверхъестественной причине беремен­ности". Юноши из Гадогадо-а (район, прилегающий к территориям маилу) сказали мне, что у них таких верований нет. Однако их ответ нельзя считать надежным, так как они значительную часть жизни провели на службе у белых людей и могли просто не знать многого из традиционного духовного наследия своего племени. Однако не может быть никакого сомнения в том, что как сообщения проф. Зе-лигмана, так и моя информация, полученная у маилу, если их углубить и дополнить с помощью туземных информаторов, дадут


Pup



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


тот же результат, что и данные, собранные в Киривине — отсутствие знаний об оплодотворении.

Все эти туземцы: и коита, и южные массим района Гадогадо-а, и северные массим Киривины — представители единого папуа-мела-незийского популяционного ствола, причем киривинцы — весьма продвинутая ветвь этого ствола, фактически, насколько нам извест­но, самая продвинутая73.

Отсутствие у самых развитых папуа-меланезийцев знаний об оп­лодотворении, впервые зафиксированное Спенсером и Гилленом в Австралии, и его предполагаемое отсутствие у всех папуа-мелане­зийцев, похоже, говорит о более широком распространении этого явления и о значительно большей его устойчивости на достаточно высоких стадиях социального развития, чем это 'предполагалось прежде. Но следует настоятельно повторить, что пока исследования не будут детальными и, особенно, пока не будет обязательно соблю­даться приведенное выше разграничение, всегда будет оставаться вероятность неудач и ошибок74.

Перейдем ко второму из упомянутых выше дискуссионных вопро­сов: не может это неведение быть вторичным — результатом нало­жения на первоначальные знания затемнивших и оттеснивших их анимистических представлений. Учитывая общий склад ума тузем­цев Киривины, конечно же, следует дать решительно отрицатель­ный ответ. Представленные выше подробные описания, если на них посмотреть с этой точки зрения, пожалуй, уже достаточно убеди­тельны, но некоторые дальнейшие наблюдения могут придать до­полнительный вес нашим выводам. Разум туземца абсолютно чист в этом отношении, и никак нельзя заподозрить, что весьма опреде­ленно выраженные представления о реинкарнации существуют па­раллельно с какими-то туманными знаниями. Идеи и верования, связанные с реинкарнацией, хотя они, без сомнения, имеются, не оказывают заметного социологического влияния и, конечно же, не занимают ведущей позиции в туземных догматических представле­ниях. Более того, понимание физиологических процессов и роль, приписываемая балома, вполне могли бы уживаться друг с другом, подобно тому, как сосуществуют представления о необходимости механического расширения вульвы и о функциях духов, или подо­бно тому, как во множестве ситуаций туземец учитывает естествен­ную и рациональную (в нашем смысле) причинность явлений и их последовательность, хотя параллельно с этим предполагаются ма­гические причины и следствия.


Неосведомленность об оплодотворении — это проблема, лежа­щая не в области психологии веры, а в области психологии знания, основанного на наблюдении. Только веру может оттеснить или за­слонить собою другая вера. Когда же сделано эмпирическое наблю­дение, когда уловлена причинно-следственная связь, никакие вера или "суеверия" не могут затемнить это знание, хотя знание и вера могут существовать параллельно друг другу. Земледельческая магия ни в коей мере не "заслоняет" знания туземцев о каузальной связи урожая с надлежащей расчисткой участка, удобрением земли золой, поливом и т.п. Два ряда представлений существуют в его уме параллельно, и один никоим образом не "заслоняет" другой. В во­просе физиологии отцовства, мы имеем дело не с определенным направлением мысли, не с традиционной догмой, обусловливающей практические действия, обычаи и обряды, а с сугубо негативным явлением — с отсутствием знания. Это отсутствие никак не может быть "привнесено" какими-либо содержательными верованиями. Нам, безусловно, следует любой широко распространенный пробел в знаниях, любое универсально зафиксированное отсутствие инфор­мации, любое универсальное упущение в наблюдениях, с которыми мы сталкиваемся у туземных племен, рассматривать — если нет доказательств обратного — как первичные. Иначе мы можем с тем же успехом попытаться доказать, что человечество когда-то облада­ло восковыми спичками, но впоследствии они были вытеснены более сложными и живописными палочками для добывания огня и други­ми способами получения огня трением.

Далее, высказываемое иногда предположение, что туземцы, якобы "сознательно создают впечатление, что не знают этого", ка­жется скорее блестящей jeu de mots', нежели следствием серьезных стараний добраться до истины. Однако все становится на свои места, если мы реально представим себе те невероятные трудности, кото­рые пришлось бы преодолеть туземному "натурфилософу", чтобы прийти к чему-то сходному с нашими знаниями в области эмбрио­логии. Если вдуматься в то, насколько сложны эти знания и как недавно мы сами их приобрели, то предположение о наличии у туземцев даже самых слабых проблесков таких знаний предстанет во всей своей нелепости. Это должно выглядеть убедительным даже для тех, кто подходит к туземным представлениям с чисто спекуля­тивных позиций, исходя из того, что туземцы, предположительно, должны бы знать. Но мы имеем дело с целым рядом авторов, кото-

* Игра слов (фр.). — Прим.пер.

8-52


Б. Малиновский

рые, после того как представленное выше положение дел было оп­ределенно зафиксировано у туземцев, отнеслись к этой информации с изрядным скептицизмом и принялись переистолковывать назван­ные особенности ментальности туземцев самым изощренным обра­зом. Путь от абсолютного незнания к точному знанию долог и до­лжен быть пройден постепенно. Нет никакого сомнения, что тузем­цы Киривины сделали первый шаг на этом пути, осознав необходи­мость полового акта в качестве предварительного условия беремен­ности. Осознали это, хотя, наверное, менее отчетливо, и арунта в Центральной Австралии, у которых Спенсер и Гиллен обнаружили представление о том, что половой акт готовит женщину к принятию ребенка-духа.

И другое соображение, еще раньше выдвинутое некоторыми ав­торами, кажется мне весьма существенным, более того, оно показа­лось таковым и нескольким моим туземным информаторам. Я имею в виду тот факт, что у большинства диких племен половая жизнь начинается очень рано и ведется очень активно, так что единичный половой акт не воспринимается как самостоятельное обособленное событие, которое может сконцентрировать на себе внимание и по­будить задуматься о последствиях; напротив, половая жизнь для них — нормальный непрерывный процесс. В Киривине считается, что незамужние девушки, начиная с шести (sic!) лет, обычно осу­ществляют неконтролируемые сексуальные сношения чуть ли не каждую ночь. Так это или нет — несущественно; важно лишь то, что для туземца в Киривине половой акт — почти такое же обыден­ное явление, как еда, питье или сон. Что же здесь может дать толчок пытливым наблюдениям, навести на мысль о причинно-следствен­ной зависимости между совершенно обычным, повседневным делом, с одной стороны, и исключительным, единичным событием — с другой? Легко ли осознать, что тот самый акт, который женщина совершает почти так же часто, как ест или пьет, один, два или три раза в жизни будет причиной ее беременности?

Несомненно, что лишь два исключительных единичных события легко проявляют свою взаимозависимость. Для того чтобы обнару­жить, что нечто необычное — результат чего-то совершенно обыч­ного, требуется (наряду с научным складом ума) умение исследо­вать, изолировать факты, исключать несущественное и эксперимен­тировать. При наличии всех этих предпосылок туземцы, наверное, открыли бы здесь причинно-следственную связь, ведь ум туземца функционирует по тем же правилам, что и наш: его способности к


 

БАЛОМА

наблюдению весьма высоки, если он испытывает острый интерес к предмету, да и сами понятия "причины" и "следствия" отнюдь не чужды ему7 . И хотя понятия "причина" и "следствие" в своих развитых формах связаны с категориями "повторяющегося", "зако­номерного" и "обычного", в своем психологическом основании (пси­хологическом "происхождении") они, несомненно, сопряжены с не­закономерными, неповторяющимися, неординарными, т.е. единич­ными явлениями.

Некоторые из моих туземных информаторов весьма определенно указывали мне на отсутствие последовательности в моих аргумен­тах, когда я прямо заявлял, что это не балома вызывает беремен­ность, а вызывается она чем-то вроде семени, брошенного в почву. Я помню, как меня почти прямо опровергали, требуя объяснить, почему причина, которая повторяется ежедневно, или почти ежед­невно, так редко приводит к следствию.

Резюмируя, можно сказать, что если мы вообще имеем основания говорить об определенных "примитивных" состояниях ума, то об­суждаемое состояние неведения является именно таким примитив­ным состоянием, и его распространение у меланезийцев Новой Гви­неи, похоже, указывает на то, что оно сохраняется на гораздо более высоких стадиях развития, чем можно было предположить, осно­вываясь только на австралийском материале. Достаточно некоторо­го знания мыслительных механизмов туземцев и обстоятельств, в которых они делают свои наблюдения (применительно к нашей теме), и любому станет ясно, что положение вещей именно таково, каким и должно быть — иным оно быть не может, — а всякие мудреные интерпретации и теории не требуются.

VIII

Кроме конкретных данных о туземных верованиях, представлен­ных выше, существует еще один ряд фактов, которые имеют не меньшее значение и которые необходимо обсудить, прежде чем на­стоящую тему можно будет считать исчерпанной. Я имею в виду общие социологические законы, которые необходимо постичь и сформулировать в полевых условиях, чтобы осмыслить и изложить в научной форме данные, доставляемые наблюдением несистемати­зированно. В моих первых попытках изучить и описать туземные учреждения имеются огромные изъяны, связанные с недостатком



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


методологической ясности в деле этнографической и социологичес­кой полевой работы. Я считаю необходимым отметить трудности, с которыми я столкнулся, и поделиться тем, как я пытался их пре­одолеть.

Так, одним из основных правил, которые я установил себе в своей полевой работе, было "собирать чистые факты, отделять факты от интерпретации". Это правило вполне корректно, если под "интерп­ретацией" понимать все гипотетические спекуляции о "происхожде­ниях" и т.п. и все поспешные обобщения. Но есть такая форма интерпретации фактов, без которой невозможно проводить никакое научное наблюдение; я имею в виду интерпретацию, которая в бес­конечном разнообразии фактов выявляет общие законы, которая отделяет существенное от не имеющего отношения к делу, которая классифицирует и располагает в определенном порядке явления и ставит их в общую взаимосвязь. Без такой интерпретации вся науч­ная работа в полевых условиях неизбежно скатится к чистому "со­биранию" данных; в лучшем случае она может дать нам разрознен­ные и отрывочные сведения, лишенные всякой внутренней связи. Но она никогда не сможет ни ясно представить социальную струк­туру данного народа, ни дать органичное изложение его верований, ни представить картину мира с точки зрения туземца. В большинстве случаев фрагментарность и бессистемность современного этнологи­ческого материала обусловлены культом "чистого факта". Как будто можно завернуть в свое походное одеяло определенное число фактов "в том виде, в каком вы нашли их", привезти домой и отдать каби­нетному ученому, чтобы он их обобщал и строил свои теоретические конструкции.

Но в том-то и дело, что это совершенно невозможно. Даже если вы опустошите район своей работы: вывезете оттуда все предметы материальной культуры и доставите их на родину, особенно не за­ботясь о тщательном описании их назначения — практика, система­тически осуществлявшаяся в ряде небританских тихоокеанских вла­дений, — научная ценность такой музейной коллекции будет весьма сомнительна просто потому, что упорядочение, классификацию и интерпретацию следует проводить на местах, соотнося материаль­ные объекты с органичным целым туземной социальной жизни. То, что невозможно применительно к самым "кристаллизованным" яв­лениям — предметам материальной культуры, — еще "невозмож­нее" применительно к явлениям, "плавающим" на поверхности по­ведения туземцев, таящимся в глубинах их сознания или лишь от-


части отраженным в их институтах и церемониях. В поле лицом к лицу сталкиваешься с хаосом фактов: некоторые из них так мелки, что кажутся не имеющими значения; другие предстают столь огром­ными, что, кажется, не вмещаются в поле зрения. Но в таком сыром виде это вообще не научные факты, они абсолютно эфемерны и могут быть зафиксированы только лишь с помощью интерпретации, если посмотреть на них sub specie aeternitatis* и пытаться постичь и закрепить в сознании только то, что существенно в них. Лишь законы и обобщения являются научными фактами, и полевая ра­бота заключается только и исключительно в интерпретации хаоти­ческой социальной реальности, в подчинении ее общим правилам.

Все статистические данные, любой графический план деревни или поселения, всякая генеалогия, любое описание церемонии — фак­тически любой этнологический документ — уже сами по себе обоб­щения, причем порой очень трудно дающиеся. Ведь в каждом кон­кретном случае необходимо сначала выявить и сформулировать пра­вило: что считать и как считать. Всякая графическая схема должна быть составлена так, чтобы отражать определенную экономическую или социальную организацию. Всякая генеалогия должна отражать родственные связи между людьми, и она будет иметь ценность, толь­ко если все соответствующие данные будут собраны. Во всякой це­ремонии случайное должно быть отделено от существенного, вто­ростепенное от первостепенного, элементы, варьирующие от случая к случаю, от элементов, строго повторяющихся по традиции. Все это может показаться почти трюизмом, тем не менее, к сожалению, упор на необходимость придерживаться "только чистого факта" — постоянный принцип во всех руководствах по полевой работе.

Возвращаясь после этого отступления к основному предмету об­суждения, я хочу предложить некоторые общие социологические правила, которые мне пришлось сформулировать, чтобы разрешить определенные проблемы и снять противоречия в информации и чтобы вместе с тем, отдавая должное сложности фактов, упростить их ради ясности общей картины. То, что здесь будет сказано, отно­сится к Киривине и не обязательно применимо к иным и более об­ширным районам. И кроме того, здесь будут рассмотрены только те социологические обобщения, которые имеют непосредственное от­ношение к верованиям, и даже более того — к верованиям, обсуж­даемым в данной работе.

* С точки зрения вечности (лат.).



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Самый важный общий принцип изучения верований, которому я должен был следовать в своих полевых изысканиях, таков: любое верование или любой образец фольклора — это не просто фрагмент информации, которую можно почерпнуть из любого случайного ис­точника, от любого случайного информатора и принимать за акси­ому, взятую в одном единственном экземпляре. Напротив, каждое верование отражается в умах всех членов данного общества и про­являет себя во многих социальных явлениях. Поэтому оно много-планово и фактически присутствует в социальной реальности в оше­ломляющем разнообразии, очень часто приводящем в замешатель­ство, хаотичном и неоднозначном. Другими словами, существует "социальное измерение" верования, и оно должно быть тщательно изучено; верование должно быть проанализировано в его движении в этом социальном измерении; оно должно быть исследовано в свете разнообразия складов ума и в свете разнообразия институтов, в которых оно может быть прослежено. Проигнорировать это соци­альное измерение, оставить без внимания то разнообразие, в кото­ром любой данный образец фольклора встречается в социальной группе, будет ненаучно. В равной мере ненаучно будет признать эту проблему и решить ее просто, рассматривая вариации как несущ­ностное, потому что в науке только то является несущностным, что не может быть сформулировано в виде общего закона.

Этнологическая информация о верованиях обычно оформляется примерно так: "Туземцы верят в существование семи душ", или же: "В этом племени мы узнали, что злые духи убивают людей в буше" и т.п. Однако такие утверждения, несомненно, являются ложными или, по меньшей мере, неполными, потому что никакие "туземцы" (во множественном числе) никогда не имеют никаких верований и никаких идей, но каждый из них в отдельности обладает своими собственными идеями и своими собственными верованиями. Более того, верования и идеи существуют не только в виде осознанных и сформулированных взглядов членов общины. Они воплощены в со­циальных институтах и выражаются в поведении туземцев; из того и из другого они должны быть, так сказать, извлечены. Во всяком случае ясно, что дело обстоит не столь просто, как это предполагает "одномерная" этнологическая практика. Этнограф находит инфор­матора и, поговорив с ним, получает возможность сформулировать туземный взгляд, скажем, на жизнь после смерти. Этот взгляд за­писывается, подлежащее предложения ставится во множественном числе, и мы узнаем о том, что "туземцы верят в то-то и то-то". Вот


это и есть "одномерный" подход, так как он игнорирует социальные измерения, в которых следует изучать данное верование, он также игнорирует и сущностные сложность и множественность'6.

Конечно, очень часто, но все же отнюдь не всегда, эту множест­венность можно проигнорировать и вариации в деталях оставить без внимания как несущественные, ввиду однородности, которая про­сматривается в основных чертах верования. Но этот вопрос должен быть предварительно изучен, и для упрощения разнообразия и уни­фикации множественности фактов необходимы свои методические правила. От любых необдуманных действий следует несомненно отказаться как от ненаучных. Однако, насколько мне известно, никто из исследователей, работающих в поле, — даже самые выда­ющиеся из них, — не пытался выделить и изложить такие методи­ческие правила. Поэтому нижеследующие замечания должны оце­ниваться снисходительно, ведь это всего лишь единичное усилие выявить некоторые важные связи. Такая попытка заслуживает снис­хождения еще и потому, что она явилась результатом подлинных переживаний и трудностей, с которыми автор столкнулся в поле. Если в изложении верований, сделанном выше, ощущается опреде­ленной недостаток единообразия и ясности, если, далее, трудности наблюдателя так или иначе получили выход, то это тоже следует . извинить по тем же причинам. Я стремился как можно отчетливее показать "социальное измерение" в сфере верований, не утаивая затруднений, вытекающих из разнообразия туземных взглядов, а также из необходимости постоянно иметь в виду и социальные ин­ституты, и туземные интерпретации, равно как и поведение самих туземцев. Иными словами, трудности, связанные с проверкой соци­альных фактов психологическими данными и vice versa.

Теперь давайте излагать правила, которые позволят нам свести все многообразие проявлений верований к более простой схеме. На­чнем с неоднократно высказывавшегося утверждения, что сырой материал являет собой почти что хаотические разнородности и мно­гообразия. Примеры этому можно легко найти в материалах, пред­ставленных в данной работе, и они делают выдвинутое положение ясным и конкретным. Так, рассмотрим верования, отвечающие на­шему вопросу: "Как туземцы представляют себе возвращение бало-ма?". Я действительно задавал этот вопрос в понятной для них формулировке целому ряду информаторов. Во-первых, ответы всег­да были фрагментарными —• туземец расскажет вам только об одном аспекте, очень часто несущественном, в соответствии с тем, что ваш



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


вопрос вызвал в его уме в тот момент. Ничего иного не приходится ожидать и от неподготовленного "цивилизованного человека". По­мимо своей фрагментарности, которая может быть отчасти воспол­нена повторением вопроса и обращением к другим информаторам с целью ликвидировать пробелы, эти ответы были порой безнадежно противоречивыми и неадекватными. Неадекватными потому, что не­которые информаторы были неспособны даже уловить суть вопроса и никак не могли охарактеризовать такую сложную вещь, как их собственная ментальная установка. Вместе с тем, другие были уди­вительно умны и способны понять почти полностью, чего добивается от них исследователь-этнолог.

Что же мне было делать? Составить что-то типа "среднего ариф­метического" взглядов? Однако степень произвольности представ­лялась здесь слишком высокой. Более того, было очевидно, что эти взгляды — лишь небольшая часть всей доступной информации. Все люди, даже те, которые не смогли сказать, что они думают о воз­вращении балома и что они чувствуют по отношению к этим духам, тем не менее вели себя, следуя определенным традиционным пра­вилам и соблюдая определенные каноны эмоциональных реакций, и эти правила и каноны так или иначе отражали туземные менталь­ные установки, связанные с верой в балома.

Поэтому в поисках ответа на сформулированный выше вопрос — как и на любой вопрос, касающийся верования и поведения, — я вынужден был обратиться к соответствующим обычаям. В качестве первого принципа следовало установить разграничения между лич­ными мнениями, информацией, полученной путем расспросов ин­форматоров, и сведениями, извлекаемыми из анализа публичной церемониальной практики. Как помнит читатель, ряд догматических убеждений, которые я нашел выраженными в основанных на обычае традиционных действиях, были перечислены выше. Так, общее ве­рование, что балома возвращаются, воплощено в таком широком социологическом факте, как миламала. Демонстрация ценностей (иойова), возведение специальных платформ (токаикайя), выстав­ление напоказ пищи на лалогуа — все это отражает присутствие балома в деревне, усилия, направленные на то, чтобы угодить им, сделать что-нибудь для них. Подарки в виде еды (силакутува и бубуалу-а) демонстрируют еще более непосредственное участие ба­лома в жизни деревни.

Сновидения, которые часто предшествуют таким подношени­ям, — это тоже традиционные явления, хотя бы потому, что они


ассоциируются с традиционными подношениями и ими санкциони­руются. Они делают сношения между балома и живыми в известной мере персональными и конечно же более определенными. Читатель сможет легко умножить такие примеры (связь между верованием в Топилету, который взимает плату за вход в иной мир, и ценностями, раскладываемыми вокруг тела умершего перед погребением; веро­вания, воплощенные в иоба, и т.д.).

Помимо верований, выраженных в традиционных обрядах, су­ществуют и верования, воплощенные в магических формулах. Эти формулы так же определенно закреплены традицией, как и обычаи. На самом деле они даже более точны как документы, чем обычаи, так как не допускают никаких вариаций. Лишь небольшие отрывки магических формул были представлены выше, однако даже они ил­люстрируют тот факт, что верования могут быть безошибочно вы­ражены заклинаниями, в которых они содержатся. Каждая форму­ла, сопровождаемая обрядом, выражает некие конкретные, детали­зированные, специфические верования. Так, когда в одном из вы­шеназванных земледельческих обрядов маг кладет клубень на ка­мень, чтобы способствовать росту урожая, и произносит нараспев формулу, которая комментирует и описывает это действие, то во всем этом безошибочно отражаются определенные верования: вера в священность особой рощи (здесь наша информация подтвержда­ется табу, окружающими эту рощу); вера в связь между клубнем, помещаемым на священный камень, и всеми клубнями на огороде и т.д. В некоторых из упоминавшихся формул воплощены и выража­ются и другие, более общие верования. Так, общая вера в помощь балома предков так сказать стандартизуется в заклинаниях, обра­щенных к этим балома и сопровождающих обряд, в котором они (духи) получают свою ула-ула.

Как упоминалось выше, некоторые магические заклинания осно­вываются на определенных мифах, детали которых содержатся в формулах. Такие мифы и мифологию в целом следует поместить рядом с магическими заклинаниями как традиционное, твердо уста­новившееся выражение верования. Для эмпирического определения мифа (опять же, не претендующего на применение вне данных, по­лученных в Киривине) могут быть использованы следующие крите­рии: это предание, объясняющее существенные социальные харак­теристики (например, мифы о разделении на кланы и субкланы) и относящееся к совершившим выдающиеся деяния личностям, в про­шлое существование которых верят безоговорочно. Считается, что



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


следы их существования до сих пор сохранились в различных па­мятных местах: камень, представляющий окаменевшую собаку, или же пищу, превратившуюся в камень, грот, в котором лежат кости, — свидетельство пребывания великана-людоеда Доконика-на, и т.д. Реальность мифических персонажей и мифических собы­тий ярко контрастирует с нереальностью содержания обычных ска­зок, которых рассказывается великое множество.

Можно сказать, что все верования, воплощенные в мифологичес­ком предании, почти так же неизменны, как и те, что воплощены в магических формулах. Фактически содержание мифологического предания исключительно устойчиво, и его версии, излагаемые ту­земцами из различных мест Киривины — из Лубы и из Синакеты — совпадают до деталей. Более того, я записал версии некоторых мифов из цикла о Тудаве во время своего краткого пребывания на о-ве Вудларк (он расположен примерно в шестидесяти милях к вос­току от Тробрианского архипелага, но жители относятся к той же этнической общности, названной проф. Зелигманом северными мас-сим), и они во всех существенных чертах идентичны версиям, по­лученным в Киривине.

Суммируя эти наблюдения, мы можем сказать, что все верования, заключенные в туземных обычаях и преданиях, должны восприни­маться как неизменяемые, прочно укорененные. Их разделяют все представители общества, все они ведут себя в соответствии с этими верованиями, и поскольку основанные на обычае действия не допус­кают индивидуальных вариаций, постольку верования этой катего­рии стандартизованы их социальным воплощением. Их можно на­звать догмами туземной веры, или "общественными идеями" — в противоположность идеям индивидуальным . Однако следует сде­лать одно важное дополнение, без которого это утверждение ока­жется неполным: только те элементы веры могут рассматриваться как "общественные идеи", которые не только воплощены в местных институтах, но и эксплицитно формулируются туземцами и призна­ются ими существующими в такой форме. Так, все туземцы призна­ют присутствие балома во время мила мала, их изгнание при иоба и т.п. И все сведущие туземцы дадут единодушно один и тот же ответ при объяснении магического обряда и т.п. Наблюдатель же, с другой стороны, никогда не может с уверенностью говорить о достоверности его собственной интерпретации местных обычаев. Так, например, в выше упомянутом факте, что траур всегда прекра­щается сразу же после иоба, кажется, ясно выражается верование,


что человек, прежде чем прекратить траур, ждет, пока балома умер­шего не покинет деревню. Но туземцы не подтверждают этой интер­претации, и поэтому она никак не может считаться "общественной идеей", нормативным верованием. Вопрос, являлось ли первона­чально это верование причиной данного обряда, относится к иному классу проблем, но совершенно ясно, что есть две ситуации, которые никак нельзя смешивать: первая — когда верование, наряду с тем, что оно воплощено в обычае, формулируется в обществе повсемест­но; вторая — когда верование не осознается, хотя явно выражается в обычае.

Это позволяет нам сформулировать определение "общественной идеи: Это догмат верования, воплощенный в обычаях или в пере­даваемых из поколения в поколение текстах, а также формули­руемый в единодушных высказываниях всех компетентных инфор­мантов. Слово "компетентные" просто исключает маленьких детей и безнадежно невежественных индивидуумов. Такие "общественные идеи" можно рассматривать как "инварианты" туземной веры.

Наряду с социальными обычаями и преданиями, которые вопло­щают и стандартизируют веру, существует еще один важный фак­тор, который отчасти связан подобным же образом с верой, — я имею в виду общее поведение туземцев по отношению к объекту верования. Такое поведение было описано выше как проливающее свет на важные аспекты туземных верований, связанных с балома, коси и мулукуауси, и отражающее эмоциональные установки тузем­цев по отношению к ним. Этот аспект, вне всякого сомнения, имеет исключительное значение. Описать представления туземцев о при­зраке или духе вовсе не достаточно. Такие объекты верования вы­зывают выраженные эмоциональные реакции, и в первую очередь здесь следует искать объективные факты, соответствующие этим эмоциональным реакциям. Представленные выше данные, касаю­щиеся этого аспекта туземной веры, какими бы неполными они ни были, ясно показывают, что с накоплением методического опыта систематическое исследование может быть распространено и на эмо­циональную сторону верования, причем в настолько строгих пара­метрах, насколько это позволяют этнологические наблюдения.

Поведение можно описать, подвергая туземцев определенным тес­там, в которых должны проявиться их боязнь призраков или их почтение к духам и т.п. Мне придется признать, что в своих полевых изысканиях я хотя и осознавал значение этого метода, не сумел должным образом разработать и испытать на практике соответству-


       
 
   
 

Б. Малиновский

Эмоциональные установки, проявляющиеся в поведении и харак­теризующие верования, не неизменны: они варьируют индивидуаль­но и не имеют никаких… Чтобы проиллюстрировать возможности этого метода конкретны­ми примерами, я…

БАЛОМА

отправиться ночью в одиночестве на расстояние вне поля видимости и пределов слышимости деревни. Однако даже здесь были вариа­ции, некоторые мужчины и мальчики не хотели покидать деревню даже в сумерках, другие готовы были ночью отойти (не очень да­леко) за плитку табака. В Киривине, как было сказано выше, пове­дение людей в той же ситуации было совершенно иным. Но и здесь также некоторые люди намного боязливее других. Вероятно, вари­ации можно было бы описать более точно, но я не в состоянии сделать это. Как бы то ни было, типы поведения соответствуют характеру верований, — если, например, сравнить эту эксперимен­тальную ситуацию в Киривине и в Маилу.

Поэтому представляется возможным в первом приближении рас­сматривать элементы верований, выраженные в поведении, как типы, т.е. не придавать значения индивидуальным вариациям. Фак­тически складывается впечатление, что типы поведения значительно варьируют от общества к обществу, тогда как индивидуальные раз­личия, похоже, во всех обществах имеют примерно один и тот же диапазон. Это вовсе не означает, что их следует игнорировать, но в первом приближении ими можно пренебречь; при этом информация из-за такой неполноты не становится неверной.

Теперь перейдем к последней категории данных, которые нужно изучить для того, чтобы понять верования определенного общест­ва, — к индивидуальным мнениям или интерпретациям фактов. Их никак нельзя считать неизменными, нельзя их и удовлетворительно охарактеризовать, указав к какому "типу" они относятся. Поведе­ние, отражающее эмоциональные аспекты верований, может быть охарактеризовано указанием на его тип, потому что вариации огра­ничены определенными, легко описываемыми пределами, так как эмоциональная и инстинктивная природа человека, насколько можно судить, в принципе однородна, и индивидуальные различия остаются практически одинаковыми в любом человеческом общест­ве. В сфере чисто интеллектуальных аспектов верования, в идеях и мнениях, объясняющих верование, есть место для огромного диапа­зона вариаций. Вера, конечно же, не подчиняется законам логики, и противоречия, расхождения и весь общий интеллектуальный хаос, свя­занный с верованиями, следует признать фундаментальным фактом. Одно важное упрощение в этом хаосе достигается путем соотне­сения разнообразия индивидуальных мнений с социальной структу­рой. Почти с каждой сферой верований сопряжена определенная категория людей, социальное положение которых дает им право на


 
 


Б. Малиновский

особое знание данных верований. В конкретной общине они всеми официально признаются обладателями ортодоксальной версии, и их суждения считаются правильными. Более того, их суждения в зна­чительной мере основаны на традиции, которую они наследуют от своих предков.

Такое положение вещей в Киривине очень хорошо иллюстриру­ется традицией магии и связанной с ней мифологией. Хотя здесь так же мало эзотерических знаний и обычаев и так же мало табу и секретности, как и в любом туземном обществе, известном мне по опыту и по литературе, тем не менее здесь принято с полным ува­жением относиться к правам человека в сфере его родовой традиции. Если вы в любой деревне зададите любой вопрос, касающийся де­талей обрядов земледельческой магии, ваш собеседник тут же адре­сует вас к товоси (человеку, отвечающему за магию огородов). А затем, после дальнейших изысканий, вы зачастую узнаёте, что ваш первый информатор прекрасно знал все нужные факты и, воз­можно, сумел бы их описать еще лучше, чем "специалист". Тем не менее туземный этикет и чувство справедливости заставляют его направить вас к "надлежащему человеку". Если этот надлежащий человек будет на месте, то вам не удастся убедить никого другого заговорить на эту тему, даже если вы заявите, что не хотите слышать мнения "специалиста". Несколько раз я получал информацию от одного из своих обычных "инструкторов", а впоследствии "специа­лист" утверждал, что она неверна. Когда позднее я рассказывал о таких поправках первому информатору, то он, как правило, отка­зывался от своих слов: "Ну, если он так говорит, это должно быть верно". Особую осмотрительность, конечно же, следует проявлять, когда "специалист" по своей природе склонен к коварству, как это часто наблюдается у колдунов (которые обладают способностью убивать людей с помощью магии).

И опять же, если магия и соответствующее предание принадлежат другой деревне, то соблюдается такая же осмотрительность и сдер­жанность. Вам советуют отправиться за информацией в эту деревню. Если вы будете настаивать, ваши туземные друзья, возможно, рас­скажут вам, что знают, но всегда под конец добавят: " Тебе следует пойти туда и узнать все у того, кто правильно скажет". При изуче­нии магических формул это абсолютно необходимо. Так, мне при­шлось отправиться в Лаба-и для того, чтобы ознакомиться с магией ловли рыбы калала, и в Куаиболу, чтобы записать заговоры охоты на акулу. О магии строительства каноэ я получил сведения от муж-


 

БАЛОМА

чин из Лу-эбилы и мне пришлось отправиться в Буаиталу, чтобы }■ познакомиться с преданием и заклинаниями тогинивайу, самой ) сильнодействующей формы колдовства, хотя мне не удалось запи­сать силами, или вредоносное заклинание, и я лишь частично до­бился успеха, пытаясь ознакомиться с вивиса, или исцеляющим за­клинанием. Даже если искомые сведения не имеют отношения к заклинаниям, а являются просто передаваемым из поколения в по­коление знанием, вам все равно часто предстоит испытать сильное разочарование. Так, например, подлинными хранителями мифоло­гических преданий о Тудаве считаются жители Лаба-и. Прежде чем отправиться туда, я собрал все сведения, которые мои информаторы в Омаракане могли сообщить мне, и надеялся на огромный урожай дополнительной информации, но, как оказалось, это я поразил ту­земцев Лаба-и, цитируя детали, которые они признали совершенно верными, но которые сами уже позабыли. Фактически никто из них даже наполовину не был так хорошо знаком с циклом мифов о Тудаве, как мой друг Багидоу из Омараканы. И опять-таки — де­ревня Иалака является тем историческим местом, где когда-то до небес поднялось мифическое дерево. С ним связывается происхож­дение грома. Если вы спросите, что такое гром, то вам сразу же скажут: "Иди в Иалака и спроси толивалу (вождя)", хотя практи­чески всякий может поведать о происхождении и природе грома, и ваше путешествие в Иалака, если вы предпримите его, принесет только разочарование.

Тем не менее, эти факты показывают, что идея "специализации" в деле хранения передаваемых из поколения в поколение знаний весьма развита, что туземцы признают приоритет "специалистов" во многих вопросах веры и обрядности. Некоторые из "специализа­ций" связаны с определенной местностью; в таких случаях ортодок­сальную доктрину всегда представляет глава деревни или же самый умный из его вейола (родственник по материнской линии). В других случаях специализация дифференцирует людей внутри деревенской общины. Здесь, однако, специализация интересует нас не в силу того, что она определяет права на магические формулы или гаран­тирует точность изложения того или иного мифа. Здесь она интере­сует нас только постольку, поскольку она имеет отношение к интер­претациям верований, связанных с такими формулами или мифами. Ведь наряду с передаваемым из поколения в поколение текстом специалисту всегда известны традиционные его толкования, а также комментарии к нему. Характерно, что беседуя с такими специалис-


Г



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


тами, вы всегда получаете более четкие ответы и слышите более определенные высказывания. Вы ясно видите, что этот человек не рассуждает и не излагает вам свою собственную точку зрения: он вполне осознает, что его собеседника интересуют ортодоксальные установки и традиционные интерпретации. Так, когда я спрашивал нескольких информаторов о назначении си буала балома, крошеч­ной хижины, которую строят из сухих веток во время одного из земледельческих обрядов (см. выше, разд. V), они пытались дать какое-то объяснение, но это, как я сразу определил, были их личные мнения. Когда же я спросил об этом самого товоси Багидоу, он просто отверг все объяснения и сказал: "Это традиционный обычай, никто не знает его смысла".

Таким образом, все многообразие индивидуальных высказываний необходимо разделить важной демаркационной линией: по одну сто­рону от нее окажутся высказывания компетентного специалиста, по другую — суждения обывателя. Информация, исходящая от специ­алистов, имеет традиционную основу: она четко и ясно сформули­рована и в глазах туземца представляет ортодоксальную версию верования. И поскольку компетентным в каждом конкретном вопро­се обычно бывает небольшое число людей (в последнем случае это вообще один человек), постольку получение наиболее важных ин­терпретаций верований не представляет особой трудности.

Но, во-первых, эти, самые важные, интерпретации не отражают всех точек зрения, иногда даже их нельзя считать типичными. Так, например, в связи с колдовством (черной, смертоносной магией) исключительно важно различать суждения специалиста и представ­ления постороннего. И те и другие отражают в равной мере важные, хотя и, естественно, разные аспекты одной и той же проблемы. Однако существует определенная категория верований, где тщетно искать соответствующих специалистов. Так, что касается естества балома и их соотношения с коси, некоторые высказывания больше заслуживали доверия и были более детальными, чем другие, но не нашлось никого, кто бы считался общепризнанным авторитетом в этих вопросах.

При исследовании верований, не связанных со специализацией, а также традиционных представлений, содержание которых особен­но интересно в изложении именно неспециалистов, следует исходить из некоторых правил, позволяющих как бы "зафиксировать на месте" суждения, свободно флуктуирующие в общине. Здесь я вижу только одно ясное и важное разграничение, а именно: между тем,


что можно назвать общественным мнением, или, если более правиль­но (так как понятие "общественное мнение" имеет для нас особое значение), общим мнением членов данной общины, с одной стороны, и частными размышлениями индивидов — с другой. Этого разгра­ничения, насколько я понимаю, вполне достаточно.

Если вы опрашиваете "широкие массы" общины, включая жен­щин и детей (дело довольно легкое, если вы хорошо знаете язык и месяцами живете в одной и той же деревне, но совершенно невоз­можное без этого), то обнаруживаете, что всегда, когда ваш вопрос однозначно понят, их ответы не варьируют: они никогда не отважи­ваются на собственные рассуждения. Я получил очень ценную ин­формацию по некоторым вопросам от мальчиков и даже девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Очень часто во время моих длинных послеполуденных прогулок меня сопровождали деревенс­кие дети, и в таких случаях, не скованные необходимостью сидеть без движения и быть внимательными, они свободно говорили и объ­ясняли разные вещи с удивительной ясностью, показывая хорошее знание дел своего племени. Фактически с помощью детей мне часто удавалось разрешать некоторые социологические проблемы, кото­рые пожилые люди не могли мне прояснить. Непринужденность, отсутствие всякой подозрительности и склонности к мудрствовани­ям, а также, возможно, подготовка, полученная в миссионерской школе, делают их бесценными информаторами по многим вопросам. Относительно опасений, согласно которым их представления могли быть искажены воздействием миссионерского обучения, я могу толь­ко сказать, что был поражен абсолютной неподатливостью туземно­го ума подобным влияниям. Та толика нашей веры и наших идей, которую они получают, остается в совершенно изолированном угол­ке их мозга. Таким образом, общеплеменное мнение, в котором прак­тически не встречается никаких вариаций, можно выяснить даже с помощью самых скромных информаторов.

Когда контактируешь с умудренными опытом взрослыми инфор­маторами, дело обстоит совершенно иначе. Они представляют собой категорию, с которой этнографу приходится проделывать большую часть своей работы, но разнообразие их мнений составляет немалую проблему, если, конечно, исследователь не удовлетворяется за­писью одной версии по каждой теме и не придерживается упорно только ее. Высказывания умных, интеллектуально активных инфор­маторов, насколько я могу судить, нельзя свести к чему-то едино­образному или унифицировать в соответствии с какими-то принци-

9-52



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


пами: они являются важными свидетельствами, иллюстрирующими умственный потенциал общины. Кроме того, они очень часто демон­стрируют типичные способы восприятия верований или разрешения трудных проблем. Однако необходимо ясно осознавать, что такие высказывания с точки зрения социологической совершенно отличны от того, что мы назвали выше догмами или "общественными идея­ми". Они также отличны от общепринятых или распространенных идей. Они составляют категорию интерпретаций верований, которая близко соответствует нашим произвольным спекуляциям в вопросах веры. Они характеризуются значительным разнообразием, они не выражаются обычными или традиционными словесными формула­ми, они не являются ни ортодоксальным мнением эксперта, ни хо­дячими истинами.

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно сум­мировать в следующей таблице, где различные группы верований клас­сифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, на­сколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в со­
циальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах,
обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными
реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются
этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

 

(a) ортодоксальные объяснения, исходящие от специалистов;

(b) широко распространенные, общие установки, формулируе­
мые большинством членов общины;

(c) индивидуальные спекуляции или гипотезы.

Для каждой из этих категорий в настоящей работе можно с лег­костью подобрать примеры, в которых хотя бы приблизительно представлены качественные социологические характеристики и сте­пень социальной глубины, т.е. "социальное измерение" каждого аспекта верования. Необходимо помнить, что эта теоретическая схе­ма, лишь смутно представляемая мною вначале, использована здесь еще не в полной мере, поскольку выработка такой методики в пол­евых условиях происходит постепенно, по мере накопления опыта. Поэтому применительно к собранному в Киривине материалу она скорее служит заключением ex post facto', нежели основой метода,

* Исходя из свершившегося позднее (лат.)


принятого в исходной точке работы и систематически использовав­шегося в ее процессе.

Примеры догм, или общественных идей можно найти во всех ве­рованиях, которые были описаны как воплощенные в обычае мила-мала, в магических обрядах и формулах, а также в соответствующих мифах, и в мифологическом предании, связанном с жизнью после смерти. Эмоциональный аспект был проанализирован, насколько мне позволяли мои познания, при описании поведения туземцев во время обрядов миламала, а также при описании их поведенческих установок по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается теологических взглядов, было представлено не­сколько ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полу­ченных от специалистов. В качестве широко распространенных — популярных — представлений (кроме тех, что одновременно явля­ются и догмами), я могу отметить местный спиритизм: здесь все, даже дети, верят (и рассказывают массу соответствующих историй), что некоторые люди бывают на Туме, в стране мертвых, и приносят оттуда песни и новости живым. Однако эти поверья и связанные с ними истории ни в коей мере не являются догмой, ведь они даже вполне открыты для скептицизма некоторых особенно умудренных опытом и критически мыслящих информаторов, к тому же они не сопряжены ни с каким основанным на обычае институтом.

Самым лучшим примером сугубо индивидуальной "теологии" могут служить размышления и рассуждения туземных интеллекту­алов о естестве и сущности балома.

Я хочу напомнить читателю, что локальные различия в верова­ниях, т. е. вариации верований от района к району, совсем не рас­сматривались в этом теоретическом разделе. Такие различия отно­сятся скорее к сфере антропогеографии, нежели к сфере социоло­гии. Кроме того, они лишь в очень незначительной степени отраже­ны в данных, представленных в настоящей работе, так как практи­чески весь мой материал был собран в пределах небольшого района, где локальные вариации едва ли вообще существенны. С локальны­ми вариациями можно связать лишь некоторые расхождения в ве­рованиях о реинкарнации (см. выше, разд. VI).

Если локальные различия в содержании верований в основном нерелевантны нашей теме, то совсем иначе дело обстоит с локаль­ными магико-мифологическими специализациями, упоминавшими­ся выше, (мифы о происхождении грома в Иалаке, магия охоты на акул в Куаибуоле и т.д.), потому что это фактор, сопряженный со

9»


       
 
   
 

Б. Малиновский

пами: они являются важными свидетельствами, иллюстрирующими умственный потенциал общины. Кроме того, они очень часто демон­стрируют типичные способы восприятия верований или разрешения трудных проблем. Однако необходимо ясно осознавать, что такие высказывания с точки зрения социологической совершенно отличны от того, что мы назвали выше догмами или "общественными идея­ми". Они также отличны от общепринятых или распространенных идей. Они составляют категорию интерпретаций верований, которая близко соответствует нашим произвольным спекуляциям в вопросах веры. Они характеризуются значительным разнообразием, они не выражаются обычными или традиционными словесными формула­ми, они не являются ни ортодоксальным мнением эксперта, ни хо­дячими истинами.

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно сум­мировать в следующей таблице, где различные группы верований клас­сифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, на­сколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в со­
циальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах,
обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными
реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются
этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

 

(a) ортодоксальные объяснения, исходящие от специалистов;

(b) широко распространенные, общие установки, формулируе­
мые большинством членов общины;

(c) индивидуальные спекуляции или гипотезы.

Для каждой из этих категорий в настоящей работе можно с лег­костью подобрать примеры, в которых хотя бы приблизительно представлены качественные социологические характеристики и сте­пень социальной глубины, т.е. "социальное измерение" каждого аспекта верования. Необходимо помнить, что эта теоретическая схе­ма, лишь смутно представляемая мною вначале, использована здесь еще не в полной мере, поскольку выработка такой методики в пол­евых условиях происходит постепенно, по мере накопления опыта. Поэтому применительно к собранному в Киривине материалу она скорее служит заключением ex post facto*, нежели основой метода,

* Исходя из свершившегося позднее (лат.)


БАЛОМА

принятого в исходной точке работы и систематически использовав­шегося в ее процессе.

Примеры догм, или общественных идей можно найти во всех ве­рованиях, которые были описаны как воплощенные в обычае мила-мала, в магических обрядах и формулах, а также в соответствующих мифах, и в мифологическом предании, связанном с жизнью после смерти. Эмоциональный аспект был проанализирован, насколько мне позволяли мои познания, при описании поведения туземцев во время обрядов миламала, а также при описании их поведенческих установок по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается теологических взглядов, было представлено не­сколько ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полу­ченных от специалистов. В качестве широко распространенных — популярных — представлений (кроме тех, что одновременно явля­ются и догмами), я могу отметить местный спиритизм: здесь все, даже дети, верят (и рассказывают массу соответствующих историй), что некоторые люди бывают на Туме, в стране мертвых, и приносят оттуда песни и новости живым. Однако эти поверья и связанные с ними истории ни в коей мере не являются догмой, ведь они даже вполне открыты для скептицизма некоторых особенно умудренных опытом и критически мыслящих информаторов, к тому же они не сопряжены ни с каким основанным на обычае институтом.

Самым лучшим примером сугубо индивидуальной "теологии" могут служить размышления и рассуждения туземных интеллекту­алов о естестве и сущности балома.

Я хочу напомнить читателю, что локальные различия в верова­ниях, т. е. вариации верований от района к району, совсем не рас­сматривались в этом теоретическом разделе. Такие различия отно­сятся скорее к сфере антропогеографии, нежели к сфере социоло­гии. Кроме того, они лишь в очень незначительной степени отраже­ны в данных, представленных в настоящей работе, так как практи­чески весь мой материал был собран в пределах небольшого района, где локальные вариации едва ли вообще существенны. С локальны­ми вариациями можно связать лишь некоторые расхождения в ве­рованиях о реинкарнации (см. выше, разд. VI).

Если локальные различия в содержании верований в основном нерелевантны нашей теме, то совсем иначе дело обстоит с локаль­ными магико-мифологическими специализациями, упоминавшими­ся выше, (мифы о происхождении грома в Иалаке, магия охоты на акул в Куаибуоле и т.д.), потому что это фактор, сопряженный со

9*



Б. Малиновский

                структурными, организационными основами общества, а не про­сто пример общего… Ясно, что все эти теоретические соображения — результат опыта длительной работы в полевых условиях, и привести их…

Ил. 5. "Корвар", изображение предка (бухта Гилвинк, Новая Гвинея). Голова подобных изображений иногда бывает изготов­лена из дерева, иногда же (как в этом случае) использовался подлинный череп. Ажурный экран перед изображением украшен орнаметном с символическим изображением змей.


Г?


БАЛОМА



 


Ил. 6. П. Гоген. Варварские сказания. 1902. Эссен музей
Фольванг. '


 

2 Описание социологии Киривины см.: C.G Seligman, The Melanesians of
British New Guinea,
ch. XLIX-LII, pp.660-707; о погребальных обычаях
см.: Ibid., ch. LIX. Проф. Зелигман дает также очерк туземных верова­
ний о жизни после смерти (ch. LV), а его данные, которые были собраны
в другой части изучаемого района, будут приведены ниже.

3 Seligman, op.cit., p.733.

4 Обсуждение различных версий см. ниже. Там же см. обсуждение сущ­
ности балома и коси и их естества, или субстанции (тень, отражение
или тело). Достаточно сказать, что балома, как безусловно здесь счи­
тается, сохраняют точное подобие живого индивида.

5 Меня поразило огромное различие в этом отношении между этнической
группой северных массим и маилу, племенем, живущим на южном бе­
регу Новой Гвинеи, которое я посещал во время своего шестимесячного
пребывания в Папуа в 1914-1915 г. Люди маилу явно боятся темноты.
Ближе к концу своего пребывания на Тробрианах я посетил остров
Вудларк, местные туземцы, которые относятся к той же группе, что и
жители Киривины (группе, названной Зелигманом "северные массим"),
настолько явно отличались в этом отношении от маилу, что я был просто
поражен этим в первый же вечер, который провел в деревне Дикоиас.
См.: "The Natives of Mailu: Preliminary Results of the Robert Mond
Research Work in British New Guinea", Trans. Roy. Soc. South Australia,
vol. XXXIX, 1915.

6 См.: Seligman, op.cit., ch. XLVII, где описаны подобные "роковые"
женщины из другого — расположенного на юге — района (группа
южные массим). Я не останавливаюсь здесь на деталях верований, свя­
занных с мулукуауси, но у меня сложилось впечатление, что туземцы
не имеют четкого представления о том, "двойник" ли или "посланник"
оставляет тело ведьмы и вершит черные дела, или же она сама делает
все это, перемещаясь в невидимой форме. См. также: "The Natives of
Mailu", pp.653,648.

7 Предварительное погребение и захоронение в центре деревни недавно
было запрещено по решению правительства.

8 Необходимо отметить, что в древние времена могила располагалась
прямо в центре деревни и бдительно охранялась, одним из побудитель­
ных мотивов этого, кроме всего прочего, являлась защита трупа от жен­
щин-упырей.

Теперь, когда могила находится вне деревни, от охраны пришлось отказаться, и мулукуауси могут терзать труп как им заблагорассудится. Похоже, что между мулукуауси и высокими деревьями, на которых они любят располагаться, существует связь, так что место погребения, на­ходящееся прямо среди высоких деревьев вейка, рощи, окружающей каждую деревню, является особенно страшным для туземцев.

9 Этот водоем располагается недалеко от берега, в раибоа/.е, поросшем
лесом коралловом кряже. Раибораш кольцом окружают почти все не­
большие острова архипелага и большую часть острова Бойова. Все



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


камни и водоем, упомянутые здесь, реально существуют, и каждый смертный может их увидеть.

10 Такое действие воды Гилала было объяснено мне только одним из моих

информаторов; другие не знали цели омовения, хотя все соглашались, что таковая существует.

11 Это противоречит утверждению о том, что балома собираются вокруг
новоприбывшего и присоединяются к его причитаниям. См., разд. VIII.

12 Туземцы всегда строго различают вашц-а (ценное имущество) и гугц-а

(менее ценные украшения и предметы пользования). Основные объек­ты, классифицируемые как ваигу-а, будут перечислены в этой работе позднее.

13 На самом деле непосредственно перед погребением все ценности, кото­
рыми было украшено тело, снимаются, и я даже видел однажды, как из
ушей покойника вынули маленькие серьги из раковин — вещи, которые
туземец, не колеблясь, продаст за полплитки табака (ценою в три фар­
тинга). Один раз, когда в моем присутствии хоронили маленького маль­
чика и на нем по ошибке оставили тоненький и малоценный пояс из
калома (диски из раковин), поднялся большой переполох и возникла
даже серьезная дискуссия, не нужно ли выкопать тело.

14 Во время моего пребывания там один юноша из соседней деревни
покончил жизнь самоубийством способом ло-у. И хотя я увидел труп
спустя всего лишь несколько часов после смерти, присутствовал при
его оплакивании и захоронении, а также на всех поминальных цере­
мониях, о том, что это было самоубийство, я узнал только через
несколько месяцев, а причина этого поступка так и осталась неизвес­
тной мне. Преп. Е.С.Джонс, глава Методистской Миссии на островах
Тробриан, сообщил мне, что иногда ему случалось регистрировать в
Каватариа (группе больших деревень, расположенных в непосредст­
венной близости от Миссии) по два самоубийства (отравления) в
неделю. Мистер Джонс сказал, что такие самоубийства порой прини­
мают характер эпидемий и что они стимулируются открытием тузем­
цами того факта, что белый человек обладает силой противодейство­
вать яду. Цель самоубийства состоит обычно в том, чтобы наказать
живых или некоторых из них.

15 Этот яд готовится из корней культурного вьющегося растения; его дей-

ствие не очень быстрое, и если вовремя и надлежащим образом приме­нить рвотное, то обычно можно спасти жизнь.

16 Похоже, что не исключается и возможность смерти от старости, особенно

если речь идет о каком-нибудь заурядном мужчине или женщине. Не­сколько раз, когда я спрашивал, от чего умер человек, мне отвечали: "Он был очень стар, слаб и просто умер". Но когда я спросил о Мтабалу, очень старом и дряхлом человеке, вожде Касапа-и, не умрет ли он скоро, то мне ответили, что если на него не нашлют силами (вредоносное за­клинание), то нет никакой причины, почему бы ему не жить дальше. И опять же, следует помнить, что силами является вопросом сугубо лич­ным, о котором не следует говорить ни с кем, кроме близких друзей.


Необходимо подчеркнуть, что "неведение естественной смерти" — это скорее типичная общая психологическая установка, выраженная в обы­чае и отраженная в существующих правовых и моральных порядках, нежели абсолютным аподиктическим утверждением, исключающим какие-либо противоречия или неопределенности.

17 Seligman, op.cit., p.733.

18 Это разграничение между рангом и властью является важным с точки
зрения социологии киривинцев. Самый высокий статус имеют члены
субклана Табалу клана Маласи. Глава этого клана правит деревней Ома-
ракана и, до известной степени, значительной частью основного острова
и некоторыми прилегающими островами. В том, что эта власть сохра­
нится за ним на Туме, после смерти, нынешний вождь Омараканы, То-
улува, не был уверен. Но не было ни малейшего сомнения в том, что он
и все остальные из субклана Табалу, как и все другие туземцы, сохранят
свой статус и свою принадлежность к клану и субклану. Чтобы понять
это, стоит ознакомиться с превосходным описанием социальной системы
на островах Тробриан у Зелигмана (op.cit., ch. XLIX-LIII).

19 Чтобы лучше понять это утверждение, читателю следует ознакомиться с

социальной системой обитателей Киривины (см.: Seligman, loc. cit.). Между деревней и определенным субкланом существует очень тесная связь. Обычно, но не всегда, этот субклан ведет свое начало от предка, который вышел из-под земли в этом месте. Во всяком случае всегда говорится, что глава данного субклана является хозяином или владель­цем этой земли (толипуаипуайа, толи — префикс, обозначающий гла­венство, право собственности, пуаипуайа — земля, почва, местность).

20 Эти ухаживания на Туме, согласно описаниям моих информаторов, со-

ответствует катуйауси. Катуйауси — это походы в поиске любовных приключений, во время которых незамужние девушки одной деревни отправляются группами в другую деревню и там спят с юношами этой деревни. Любой одинокий мужчина, которому понравилась одна из этих девушек, делает ей (через посредника) какой-то маленький подарок (гребень, какие-нибудь украшения из раковин или кольца из черепашь­его панциря), подарок вручается ей со словами "ком паку". Если по­дарок принимается, то эти двое принадлежат друг другу на одну ночь. Такие походы, хотя и прочно укоренившиеся и освященные обычаем, тем не менее не по нраву молодым мужчинам той деревни, откуда де­вушки отправляются в катуйауси, и обычно эти походы заканчиваются доброй поркой, которую юноши деревни задают девушкам. 21"Целая жизнь" для туземцев, несомненно, является намного менее опре­деленным периодом, чем для нас.

22 Другой центр на острове Каилеула.

23 Seligman, op.cit., p.734.

24 Похожие песни с Тумы "приносили" и другие люди.

25 Чтобы снисходительно отнестись к таким "несоответствиям" туземной
веры, достаточно вспомнить, что мы встречаемся с подобными противо­
речиями в наших собственных представлениях о призраках и духах.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


Никто из верящих в призраков или духов никогда не сомневается в том, что они могут разговаривать и даже действовать; они могут стучать по столам или ножкам столов, поднимать предметы и т.п.

26 Op.cit., р.733.

27 Op.cit., p.679.

28 "Ритуальные в более узком смысле слова" в отличие от простого бормо­
тания заклинаний над каким-нибудь предметом.

29 Например, маилу на южном берегу. См.: Trans. Roy. Soc. South Austra-

lia, vol. XXXIX, p.696.

30 В этом коротком, чисто описательном сюжете о сборе урожая я намеренно

избегал социологических тонкостей. Сложная система взаимных обязан­ностей, связанных в возделыванием огородов, — исключительно инте­ресная черта общественного хозяйства в Киривине. Она будет охарак­теризована в другом месте.

31 В этом и в других примерах я не останавливаюсь на тех социологических

деталях, которые не имеют непосредственного отношения к теме данной работы.

32 Календарная система на островах Тробриан усложняется тем фактом,
что здесь есть четыре района, в каждом из которых начало года, т.е.
конец месяца миламала, определяется по-разному. Так, на Китаве, ос­
трове, расположенном к востоку от основного острова группы, миламала
празднуется в июне или июле. В южных и западных районах Бойовы,
основного острова, и на некоторых островах, лежащих к западу (Каи-
леила и др.), миламала отмечается в июле и августе. После этого мила­
мала
в августе или сентябре отмечается в центральном и восточном
районах основного острова, которые называются туземцами Киривиной,
и наконец следует Вакута, остров к югу от Бойовы, где миламала праз­
днуется в сентябре или октябре. Таким образом, праздник, а вместе с
ним и весь календарь, в пределах одного региона смещается на четыре
месяца. Можно предполагать, что сроки работ в огородах тоже варьи­
руют в соответствии с календарем. Туземцы настойчиво заявляли об
этом, впрочем в течение того года, который я провел на Бойове, я об­
наружил — по состоянию огородов — что в Киривине их начали воз­
делывать раньше, чем в западном районе, хотя последний по календарю
на один месяц опережает первый. Дни месяцев определяются по пол­
ожению звезд, причем в искусстве астрономии выделяются жители Ва-
велы, деревни, расположенной на южном побережье основного острова.
Преп. М.К.Гилмор рассказал мне также, что очень важным фактором,
по которому выверяется туземный календарь, служит появление пололо,
морского кольчатого червя Eunice viridis. Оно наблюдается на рифе
возле Вакуты. В случаях, вызывающих сомнение, именно это решает
вопрос. Пололо появляется в определенные дни ближе к полнолунию,
выпадающие на начало ноября или конец октября, это время и является
временем миламала на Вакуте. Однако туземцы Киривины сообщили
мне, что они полностью полагаются на знание астрономии жителями
Вавелы.


 

33 Ни в Омаракане, ни в Оливилеви никаких токаикайя не возводили во
время миламала, которую я наблюдал в этих деревнях. Этот обычай
приходит в упадок, возведение токаикайя требует значительных затрат
труда и немалых хлопот. Я видел одну из них в деревне Гумилабаба,
где проживает вождь самого высокого статуса (Митаката, гуйа-у статуса
табалу).

34 В какой мере, наряду с этой явной целью, такие демонстрации побуж­
даются тщеславием и эстетическим мотивом, здесь обсудить не представ­
ляется возможным.

35 Это одна из многочисленных ситуаций распределения пищи (общее обоз-

начение сагали), которые связаны почти с каждым значительным мо­ментом социальной жизни на островах Тробриан. Как правило, сажали устраивает один клан (или два клана), а еду принимает другой. Так, во время катукуала вначале еду раздает клан Маласи, а Лукулабута, Лу-куасисига и Лукуба принимают ее. Спустя несколько дней катукуала повторяется, но на этот раз социальный порядок меняется на обратный. Двойная расстановка кланов варьирует в соответствии с районом. В Омаракане Маласи имеют такой перевес, что они сами составляют одну половину, а три других клана образуют другую. Заняться детальным исследованием социального механизма и других особенностей сагали здесь не представляется возможным.

36 Конечно, прежде чем отдавать что-нибудь токаи, вожди оставляют себе

от свиньи столько, сколько им нужно. Но характерно, что привилегии вождя больше касаются свободы давать, чем свободы потреблять. Тщес­лавие является более сильным чувством, чем жадность — хотя это со­ображение, пожалуй, не отражает всей истины.

37 Так, обычно танцы торжественно открываются "освящением" барабанов

(катувивиса касауса-у), которое связано с катукуала. Каидебу долж­ны быть отдельно "освящены" посредством катувивиса каидебу.

38 Каждый день, ближе к полнолунию, имеет свое название. Так день (и
ночь) полнолуния называется Я пила или Каитауло. День до полнолу­
ния называется Ямкевила; предшествующий ему день — У лака ива.
День после полнолуния — Валаита; следующий за ним день — Воуло.
Иоба
происходит в ночь Воуло.

39 "Набор" барабанов жителей Киривины состоит из: 1) большого барабана

(обычных для Новой Гвинеи размеров), называющегося касауса-у или купи (это последнее слово здесь означает в просторечии glans penis [головка пениса (лат. — Прим.пер.)] и 2) малого барабана, называю­щегося катунетш, размером в одну треть большого. Все виды барабан­ного боя являются сочетанием боя двух барабанов, купи и катунениа, каждый выбивает свой ритм.

40 На Бойове существуют два основных типа танца. Круговые танцы, когда

"оркестр" (барабаны и певцы) располагается в центре, а исполнители танца движутся вокруг них, всегда против часовой стрелки. Эти танцы, в свою очередь, подразделяются на: 1) бисила (по названию длинной ленты из листьев пандануса), танцы с медленным движением, 2) кита-




Б. Малиновский


БАЛОМА



 


тува (так называют две связки листьев), танцы с быстрым движением, и.З) каидебу (подразумевается деревянный разрисованный щит), танцы с таким же быстрым движением. В танцах бисила могут принимать участие женщины (но только в исключительных случаях), и все испол­нители одеты в женские юбки. Вторая группа танцев — это касавага, где танцуют только трое мужчин, всегда имитируя движения животных, однако весьма условно и нереалистично. Эти танцы не круговые и не сопровождаются (как правило) пением; "оркестр" состоит из пяти ба­рабанов купи и одного катунениа.

41 Если деревня соблюдает траур {бола) и барабаны — табу, иоба испол­
няется с помощью витой морской раковины (та-упо) — пренебречь им
нельзя даже при таких обстоятельствах.

42 Требование избегать "наводящих вопросов", без конца повторяющееся
в инструкциях по этнологической полевой работе, согласно моему
опыту, есть следствие одного из самых вредных предубеждений. "На­
водящие вопросы" опасны в течение первого получаса или, самое боль­
шее, пары часов вашей работы с новым информатором. Но любую ра­
боту, проделанную с новым, а следовательно стесненным в общении
информатором, не стоит регистрировать. Информатор должен знать, что
вы хотите услышать от него точное и подробное изложение фактов.
Хороший информатор спустя несколько дней опровергнет и исправит
вас, даже: если вы сделаете lapsus linguae [обмолвка, оговорка (лат. —
Прим.пер.).], и нет никаких оснований считать, что наводящие вопросы
представляют какую-либо опасность. Кроме того, реальная этнографи­
ческая работа в значительной мере связана со сбором фактических де­
талей, которые, как правило, можно проверить наблюдением — где,
опять же, наводящие вопросы ни в коем случае не представляют никакой
опасности. Единственный случай, где необходимы исключительно пря­
мые вопросы, где они — единственный инструмент этнографа — это
когда он хочет знать истолкование обряда или мнение самого информа­
тора по какому-то вопросу; а затем уже наводящие вопросы совершенно
обязательны. Вы можете спросить туземца: "Как ты объясняешь такой-
то и такой-то ритуал?" — и годами ждать ответа (даже если вы умеете
выразить свой вопрос на туземном языке). Вы должны побудить туземца
в какой то мере встать на ваше место и посмотреть на вещи с точки
зрения этнографа. К тому же, стремясь выяснить факты, которые просто
недоступны для непосредственного наблюдения, как, например, воен­
ные обычаи и некоторые вышедшие из употребления технические при­
способления, абсолютно невозможно работать без наводящих вопросов,
если вы не хотите упустить множество важных деталей. Никакой реаль­
ной причины избегать такого рода расспросов нет, и предубеждение
против наводящих вопросов — явно ошибочно. Этнологическое иссле­
дование и судебное дознание существенно отличаются в том, что в суде
свидетель должен выразить свое личное, собственное мнение или рас­
сказать о своих впечатлениях — и на то, и на другое могут легко пов­
лиять всякие намеки и предположения; тогда как в этнологическом ис-


следовании от информатора ожидают либо изложения такого опреде­ленно закрепившегося и укоренившегося знания как знание об основан­ной на обычае деятельности или об устоявшемся веровании, либо же — изложения традиционного взгляда. В таких случаях наводящий вопрос опасен лишь тогда, когда имеешь дело с ленивым, несведущим или не­добросовестным информатором, но в этом случае лучше совсем отка­заться от его услуг.

43 Характерный пример, иллюстрирующий это утверждение, представляет

собой один шотландец, который многие годы жил среди туземцев как торговец и скупщик жемчуга. Он никоим образом не потерял ни своей "кастовости", ни достоинства белого человека и, право же, остался ис­ключительно доброжелательным и гостеприимным джентльменом; тем не менее, он усвоил некоторые специфические туземные нравы и при­вычки, вроде обыкновения жевать орехи арековой пальмы — привычка, редко перенимаемая белыми людьми. К тому же он женат на туземке из Киривины. Для того чтобы его огород процветал, он прибегает к помощи туземного товоси ( специалиста по земледельческой магии) из соседней деревни, и именно по этой причине, как утверждают мои информаторы, его огород всегда значительно лучше, чем у любого другого белого че­ловека.

44 Все мои широкие обобщения, связанные с земледельческой магией в
Киривине, конечно же, не следует принимать даже за беглый очерк этого
явления, которое, я надеюсь, будет проанализировано в другой работе.

45 Следует помнить, что каждая деревня имеет свою собственную систему
земледельческой магии, тесно связанную с этой деревней и передавае­
мую по материнской линии. Принадлежность к общине деревни также
передается по женской линии.

46 Я не могу здесь подробно остановиться на этом правиле, которое сущес-

твует, несмотря на множество явных исключений. Это будет сделано в другом месте. Утверждение в тексте, пожалуй, следует уточнить: "в долговременной перспективе наследуются по женской линии". К при­меру, очень часто отец передает магию своему сыну, который всю жизнь практикует ее, но этот сын не может передать ее своему сыну, разве что он женат на девушке из клана своего отца, так что его сын принадлежит к клану подлинных обладателей магии. Стимулируемые этим и подо­бными мотивами кросс-кузенные браки [между двоюродными братьями и сестрами, при этом вступающие в брак должны быть детьми сиблингов (детей одной матери) разного пола: кросс кузенный брак — это брак с дочерью брата матери или сестры отца. — науч. ред. являются дово­льно частыми и считаются определенно желательными.

47 Так, например, каинагола, одно из самых сильнодействующих вредонос-

ных заклинаний (силами), основано на мифе, исходящем из деревень Бау и Буоиталу. И опять же, одна из систем магии построения каноэ, называющаяся ва-иуго, содержит в себе ссылки на миф, события кото­рого разворачивались на острове Китава. К этому можно добавить мно­жество других примеров.



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


48 Местный термин для обозначения субклана — дала; ср.: Seligman,
op.cit., p.678,.где слово далела представляет собой дала с местоименным
суффиксом третьего лица — "его семья". Проф. Зелигман приводит
названия дала четырех кланов. Он перечисляет лишь самые важные
дала, но есть и много других. Как утверждает проф. Зелигман, члены
каждого дала прослеживают свое происхождение от общего предка.
Такой предок первоначально вышел из дыры в земле в данной мест­
ности. И, как правило, дала живет в этой местности или поблизости
от нее — очень часто "дыра" находится в роще, окружающей дерев­
ню, или даже прямо в деревне. Эти дыры, называющиеся "домами"
уала), в настоящее время представляют собой либо водоемы, либо
груды камней, либо небольшие неглубокие впадины. Дыра, упоминае­
мая проф. Зелигманом, является местом "выхода" нескольких самых
аристократических дала. Но это исключение; как правило, на одну
б у ала приходится один дала.

49 Я почти уверен, что это устаревшая форма, связанная с evmy, префик-

сом, выражающим причинность. Так, "показать путь", "объяснить" — виту локи — состоит из виту, "заставить", и локи, "идти туда". В Киривине имеется целый ряд таких каузальных префиксов, каждый из которых обладает своим оттенком значения. Здесь, конечно же, обсуж­дать это не представляется возможным.

50 Это пример вышеупомянутых исключений из правила матрилинейного
наследования некоторых магических формул. Иована, отец Багидоу,
был сыном табалу (т.е. человека из семьи, которая "владеет" Омара-
каной). Его отец, Пураиаси, передал ему магию, и так как Иована же­
нился на Каду Булами, своей двоюродной сестре, женщине Табалу, он
смог передать магию своему сыну, Багидоу, и таким образом "долж­
ность" товоси (земледельческого мага) вернулась в субклан Табалу.

51 В действительности эта система была принесена из другой деревни, Лу-

ебила, расположенной на северном побережье. Отсюда и ее название каилуебила. В ней имеется только одно или два упоминания некоторых мест из окрестностей этой деревни, но в Омаракане не было известно, являлись ли эти места священными или нет.

52 Овавала — устаревшая форма названия Овававиле.

53 Бол — сокращение от бома, что означает табу. Ликуликг/ — словосо-

четание, означающее "землетрясение", важный элемент в магического словаря.

54 Камкуам, "есть"; ками — личный суффикс второго лица множествен­
ного числа, употребляется в связи с едой; нунумуаиа — множественное
число от нумуаиа, "старая женщина". Два имени собственных балом а.
старых женщин выделяются тем, что начинаются с или, происходящего,
весьма вероятно, от илиа — "рыба". Буалита — "море". Таким обра­
зом, можно предположить, что речь идет о неких мифических личнос­
тях, ассоциируемых с рыбной ловлей — предание о них утрачено. Но,
по мнению автора, такие догадки — затея пустая и тщетная.


55 Первое имя — это имя женщины; иаегуло — "я"; Иамуана, как говорят,

была матерью Умналибу. Здесь имя также вызывает мысль о какой-то связи с заклинанием, которое произносится над растением либу. Пред­последнее имя, Таигала, буквально означает "его ухо", но здесь, как мне сказали, оно представляет собой имя били балома.

56 Необходимо отметить, что некоторые из этих формул не были переведе-

ны удовлетворительным образом. Часто оказывалось невозможным за­ручиться помощью человека, который произносил заклинание. Несколь­ко заклинаний были записаны во время моих кратких визитов в отда­ленные деревни. В нескольких случаях человек был слишком стар или слишком глуп, чтобы помочь в исключительно сложной и запутанной, с туземной точки зрения, задаче — перевести архаичную и сжатую фор­мулу и прокомментировать все ее неясности. Как правило, бесполезно просить кого-либо, кроме непосредственного обладателя, перевести или прокомментировать какую-либо формулу. Однако, благодаря своим знаниям "разговорного" языка, мне удалось уловить общий смысл почти всех формул.

.57 Исчерпывающее обсуждение этой темы следует отложить до другого раза. Интересно, что в одном классе силами (вредоносных заклинаний) присутствует прямое взывание к существу току аи (духу леса, живуще­му в деревьях) с просьбой прийти и сотворить зло. И никто не сомне­вается, что именно токуай является у-ула (основой, причиной, дейст­вующим фактором) силами, что он-то и проникает в тело и вызывает губительные внутренние нарушения.

58 Все эти общие утверждения следует рассматривать как предварительные;

в соответствующем месте они будут подтверждены надлежащими доку­ментами.

59 Сравните эти данные с обсуждавшимся выше "неведением естественной

смерти". В нем следует различать: 1) незнание неизбежности смерти, того что жизнь приходит к концу; 2) незнание естественных причин заболевания, как мы себе их представляем. Только второго рода неве­дение, похоже, господствует здесь. Влияние черных колдунов предпол­агается всегда, за исключением, наверное, вышеупомянутых случаев, касающихся очень старых и ничем не примечательных туземцев.

60 Сума — корень слова, обозначающего беременность; насусума означает

беременная женщина; исуме — она становится беременной. В противо­положность "беременности" термин "зачатие" отсутствует. Общим зна­чением сума является "брать", "приобретать".

61 Я употребляю здесь выражение "ребенок-дух" в качестве "рабочего тер-

мина". Это термин, использовавшийся Спенсером для обозначения ана­логичных существ в Австралии, где впервые был открыты представле­ния об этом типе реинкарнации. Насколько факты, отмеченные в Кири­вине, этнографически или психологически связаны с фактами, описан­ными Спенсером и Гилленом, здесь обсуждаться не будет.

62 Эта информация была получена от женщины с западного побережья. Я

полагаю, что эта женщина была из деревни Каватариа. Г-н Д.Ауэрбах,



Б. Малиновский


БАЛОМА



 


скупщик жемчуга, который живет в Синакете, прибрежной деревне на юге острова, сообщил мне, что там есть несколько камней, к помощи которых может прибегнуть женщина, желающая забеременеть. Мой ин­форматор не мог сказать, является ли это действие ритуалом или нет.

63 Существует замечательное правило, которое понуждает женщину совершать

разного рода манипуляции, чтобы после родов ее кожа стала довольно светлой; она не выходит из дому и должна носить на плечах саикеуло, она умывается теплой водой и часто мажется кокосовым маслом. Таким обра­зом достигается удивительная степень осветления кожи. Описанный выше обряд является чем-то вроде магического вступления в период, когда жен­щина должна добиваться, чтобы ее кожа стала светлой.

64 Родословная прямо показывает родственные связи в этом примере: Чер-

ные круги — мужчины; кольца — женщины.

Бугуабуага ф = Q Илабуова

= (_) Бомаката Тоулува

65 Большинство моих информаторов были одинаково уверены в том, что
ребенка должны приносить балома вейола. Но мне довелось услышать
несколько неортодоксальных версий, согласно которым ребенка может
принести мать отца. Один мужчина говорил мне, что если ребенок похож
на мать, то его принес кто-то из ее вейола; если же он похож на отца,
то был принесен его матерью. Но это могло быть и собственным домыс­
лом моего информатора.

66 Здесь, заметьте, под балома, который "дал" ребенка, туземцы подразу­
мевают либо того балома, который стал ребенком, либо того балома,
который принес ваивайа.

67 Незамужние женщины имеют полную сексуальную свободу. Они всту­
пают в контакты с противоположным полом очень рано, в возрасте от
шести до восьми лет. Они меняют своих любовников так часто, как
пожелают, до тех пор, пока не почувствуют желание выйти замуж. Тогда
девушка отдает предпочтение длительной и иногда единственной любо­
вной связи с мужчиной, который спустя некоторое время становится ее
мужем. Внебрачные дети здесь отнюдь не редкость. Прекрасное описа­
ние половой жизни и брака у южных массим, которые в этом отношении
весьма близки к киривинцам, мы находим у проф. Зелигмана (Seligman,
op.cit., ch.XXXVIII, p.499); там же имеется и краткое, но точное опи­
сание того же у северных массим (включая туземцев Тробрианских
островов (ibid., ch. LIII,p.708).

68 Поселение белых в восточной части Новой Гвинеи.


J


69 Так как я не столько хочу подвергнуть критике конкретные взгляды, сколько представить некоторые новые данные, относящиеся к этой про­блеме, то не буду приводить существующие точки зрения, особенно тех авторов, мнения которых представляются мне несостоятельными. Воз­можность "непризнания в древние времена физического родства между отцом и ребенком" впервые предположил г-н Хартленд {The Legend of Perseus, 1894-96), а открытия Спенсера и Гиллена блестяще подтверди­ли его догадку. Хартленд впоследствии посвятил этой проблеме в вы­сшей степени исчерпывающее и выдающееся исследование {Primitive Paternity). Сэр Дж.Фрэзер также подтвердил своим авторитетом, что незнание физического отцовства было всеобщим для первобытного че­ловечества {Totemism and Exogamy).

70 The Melanesians of British New Guinea, p.84.

71 Trans, of Roy. Soc. South Australia, vol.XXXIX, 1915, p.562.

72 Я использую терминологию проф. Зелигмана, основанную на его клас-

сификации папуасов (op.cit., pp.1-8).

73 См.: Seligman, op.cit. (passim); а также: ibid., ch. XLIX.

74 Мои собственные заметки, сделанные у маилу, и те заключения, которые

я вывел на их основании, — типичный пример такого промаха. В ка­честве других примеров можно привести опровержение Штреловым и фон Леонарди открытий Спенсера и Гиллена; опровержение, которое, если внимательно прочитать доводы фон Леонарди и данные, представ­ленные Штреловым, окажется бесплодной полемикой, основанной на неадекватных посылках и фактически полностью подтверждающей открытия Спенсера и Гиллена. Это объясняется недостаточной теорети­ческой подготовкой наблюдателя (Штрелова). Вы не можете ожидать хорошей всесторонней этнографической работы от неподготовленного наблюдателя, так же как и хорошего геологического отчета от шахтера или гидродинамической теории от водолаза. Отнюдь не достаточно про­сто иметь перед собой факты; необходимо еще умение оперировать ими. Но отсутствие подготовки и аналитических навыков является не един­ственной причиной неудачи. В прекрасной книге о туземцах Новой Гви­неи (Гудноу Бей на северо-восточном побережье), написанной преп. X.Ньютоном, теперь епископом Карпентарии, лучше которого вряд ли кто был вооружен для понимания происходящего в умах тузем­цев и истолкования туземных обычаев, мы читаем следующее утверж­дение: "Как предполагается [утверждением Спенсера и Гиллена], долж­ны существовать расы вполне несведущие [о каузальной связи между зачатием и беременностью]; но трудно поверить в такое положение вещей, когда супружеская неверность так строго наказывается повсюду и когда ответственность отца за ребенка признается, пусть даже не в полной мере {In Far New Guinea, p.194). Превосходный наблюдатель (каковым, несомненно, является нынешний епископ Карпентарии), мно­гие годы живя среди туземцев, зная их язык, уж он-то должен был представлять себе положение вещей, существующее вокруг него. Однако его аргумент — супружеская ревность и фактическое признание отцов-


Б. Малиновский

75 Мой опыт полевых изысканий убедил меня в полной несостоятельности теорий, которые приписывают дикарю иной тип мышления и иные ло­гические… 76 Давайте проверим этот социологический принцип с помощью приме­ ров цивилизованной веры; когда мы говорим:…

БАЛОМА

для меня неприемлем. Кроме того, какие бы прения ни велись относи­тельно теоретической ценности концепции "коллективной души , во всех эмпирических социологических исследованиях она будет ставить ученого в безнадежно затруднительное положение. В полевых условиях, изучая ли примитивное, цивилизованное ли общество, приходится иметь тело с целой совокупностью индивидуальных душ, и методы, вместе с теоретическими концепциями, следует вырабатывать исключительно применительно к этому сложному материалу. Постулат коллективного сознания бессодержателен и абсолютно бесполезен для наблюдателя-этнографа.

 


МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ*

Теперь обратимся к обсуждению фольклора в связи с типичными эмоциональными характеристиками матрилинейной семьи**. Тем самым мы вступаем в область весьма разработанных проблем, ле­жащих на грани психоанализа и антропологии. Давно уже призна­но, что и серьезные предания о временах предков, и истории, рас­сказываемые ради забавы, так или иначе отражают желания людей, среди которых они имеют хождение. Более того, школа Фрейда придерживается мнения, что фольклор особенно тесно связан с под­авляемыми желаниями, которые некоторым образом находят выход в сказках и легендах; то же самое относится к пословицам, типич­ным шуткам и фразеологизмам, а также к стереотипным ругатель­ствам и оскорблениям.

Начнем с последних. Связь ругательств и оскорблений с бессо­знательным не следует интерпретировать в том смысле, что они непосредственно отвечают подавляемым стремлениям оскорбляемо­го или даже оскорбителя. Например, широко распространенное у восточных народов и многих дикарей выражение "съешь дерьмо" и

* В оригинале статья называется "Непристойность и миф" (Obscenity and myth), но это какое-то недоразумение, так как означенной теме в ней посвящено менее трех страниц.

** Б. Малиновский пользуется термином "матрилинейная семья", но в строгом смысле семья не может быть матрилинейной. Матрилинейность — принцип формирования родственных групп (кланов, субкланов), при котором в группы входят только потомки женщин. Этот принцип сильно сказывается на семейных отношениях, но не является собственно характеристикой семьи, которая обычно состоит из членов разных матрилинеиных кланов и субкланов. Однако в мифах, анализируемых Малиновским, фигурируют семьи, не основанные на браке, лишенные мужей. Они состоят из женщин и их братьев и детей. В нашей литературе этот легендарный и лишь редко встречающийся в действительности тип семьи называют материнской семьей.



Б. Малиновский МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ*



 


его слегка модифицированная форма у народов, говорящих на романских языках, непосредственно не выражает желаний ни пер­вого, ни второго. Косвенно оно призвано только унизить и оскор­бить человека, которому адресовано. Всякое ругательство (или формула оскорбления) содержит определенные допущения, окра­шенные сильным эмоциональным потенциалом. Некоторые из них эксплуатируют чувства отвращения и стыда; в других описыва­ются или подразумеваются определенные действия, которые счи­таются непристойными в данном обществе, и именно это оскорб­ляет чувства слушателя. Сюда относятся и богохульства, достиг­шие в европейской культуре зенита изощренности в бесчисленных вариациях "Me cago en Diosl"*, которые можно услышать повсю­ду, где звучит звонкий испанский язык. Сюда также относятся различные оскорбления с упоминанием социального положения, презираемых или унизительных занятий, преступных привычек и т.п. Все они весьма интересны с социологической точки зрения, так как указывают на то, что считается пределом деградации в данном обществе.

В Европе инцестуальное ругательство, — когда адресату предла­гают вступить в кровосмесительную половую связь (обычно с ма­терью), — отличительный атрибут славянских народов, среди ко­торых первенство, несомненно, принадлежит русским. Это много­численные вариации выражения "Е.. твою мать" ("Вступи в половое сношение со своей матерью")**. Этот тип ругательств, в связи с его сюжетом и той важной ролью, что он играет на островах Тробриан, более всего интересует нас. Здесь у туземцев имеются три инцесту-альных выражения: "Квой инам" — "Совокупляйся с твоей ма­терью"; "Квойлумута" — "Совокупляйся с твоей сестрой"; "Квой ум квава" — "Совокупляйся с твоей женой". Комбинация этих трех высказываний любопытна уже сама по себе, ведь мы видим, что в них самые законные и самые запретные типы половых от­ношений упоминаются бок о бок, с одной и той же целью — ос­корбления или унижения. Еще более примечательной является их градация по степени оскорбительности. Ибо в то время как при­глашение к инцесту с матерью — это довольно мягкое оскорбле­ние, скорее поддразнивание или подшучивание, вроде нашего

* "... я на [вашего] Бога" (исп. — ред.).

** Б.Малиновский ошибочно трактует это ругательство как инцестуальное. Каковы бы ни были его вариации, всегда подразумевается совокупление произносящего эти оскорбительные слова с матерью адресата.


"Пошел куда подальше!"*, то предположение об инцесте с сест­рой — уже серьезная обида, и используется это ругательство лишь в приступе настоящего гнева. Но самым худшим оскорблением яв­ляется предложение вступить в половую связь с женой. Я знаю лишь два случая, когда его употребили всерьез, и в одном из этих случаев оно послужило, наряду с другими мотивами, причиной братоубий­ства. Это выражение считается настолько скверным, что я узнал о его существовании только после длительного пребывания на Троб-рианах. Ни один туземец не произнесет его иначе как шепотом и не станет шутить с таким чудовищным оскорблением.

Какова психология такой градации? Очевидно, что здесь нет от­четливой корреляции с чудовищностью или непривлекательностью действия. Инцест с матерью на деле исключен абсолютно и пол­ностью, и вместе с тем он фигурирует в самом мягком ругательстве. Не могут быть связаны различия в оскорбительной силе ругательств и со степенью преступности предполагаемого действия, ибо наиме­нее преступное, по сути, законное половое сношение, если его вам приписывают, оказывается самым оскорбительным. На самом деле залогом оскорбительности выступает как раз правдоподобие и ре­альность действия и то чувство стыда, гнева и унижения в глазах социума, которое возникает, когда сметены все барьеры социаль­ного этикета, обнажая голую реальность. Ибо половая близость между мужем и женой маскируется здесь самым строгим этикетом. Он, конечно, не так строг, как правила, регулирующие отношения между братом и сестрой, но он полностью исключает какие бы то ни было публичные намеки на сексуальные контакты. Нельзя шу­тить на тему секса и произносить непристойности в присутствии супругов. А говорить в грубых выражениях о личных и непосред­ственных проявлениях сексуальности людей, состоящих в браке, — значит нанести моральное оскорбление чувствительным тробриан-цам. Психологически это исключительно интересно, так как пока­зывает, что сила воздействия оскорбления коренится, главным об­разом, в соотношении реальности действия и правдоподобия жела­ния, с одной стороны, и традиционных приемов социального сдер­живания — с другой.

Тот же психологический механизм проясняет степени действен­ности оскорблений, предполагающих инцест с матерью и с сестрой. Они измеряются прежде всего вероятностью допущения. Мысль об инцестуальных отношениях с матерью так же омерзительна для ту-* "Oh, go to Jericho!" — буквально: "Ступай в Иерихон".



Б. Малиновский

  земца, как и мысль об инцесте с сестрой, возможно, даже в большей мере. Но… Нам нечего сказать о пословицах на островах Тробриан, по той причине, что их здесь не существует. Что же касается…

10- 52


Tl



Б. Малиновский


МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ*



 


Первое заклинание связано с ритуальным купанием в море. За­клинание произносится над губчатыми листьями, которые туземцы используют как аналог нашему купальному полотенцу, обтирая и высушивая ими кожу. Купающийся вытирает кожу заколдованными листьями, а затем бросает их в воду. Подобно тому, как листья на волнах то поднимаются вверх, то опускаются вниз, "нутро" люби­мой будет страстно волноваться. Иногда этого заклинания бывает достаточно; если же нет, то отвергнутый влюбленный прибегает к более сильному средству. Вторая формула произноситься над оре­хом бетеля, который влюбленный затем жует и выплевывает в на­правлении своей возлюбленной. Если и это не приносит результата, тогда третье заклинание, еще более сильное, чем два предыдущих, произносится над каким-нибудь деликатесом, вроде ореха бетеля или табака, и часть этого зелья затем дают съесть, пожевать или выкурить возлюбленной. Еще более решительная мера — произнес­ти магическую формулу в раскрытые ладони, а затем попытаться прижать их к груди любимой.

Последний и самый сильнодействующий метод, почти без преуве­личения можно назвать психоаналитическим. Фактически задолго до того, как Фрейд открыл преимущественно эротический характер сновидений, аналогичные теории уже были весьма популярны у ди­карей с шоколадной кожей на северо-западе Меланезии. По их пред­ставлениям, некоторые формы магии могут вызывать сновидения. Желание, внушенное во сне, возникает и в часы бодрствования, и таким образом сон становится явью. Это чистой воды фрейдизм, но перевернутый с ног на голову; впрочем, я не буду даже пытаться определить, какая из этих двух теорий верна, а какая ошибочна.

Что до любовной магии, то существует еще и методика с приме­нением определенных ароматических трав: их варят в кокосовом масле и произносят над ними заклинание. Оно придает мощную способность вызывать сновидения. Если приготовившему это маги­ческое варево человеку удастся сделать так, чтобы его аромат достиг ноздрей возлюбленной, то этот ищущий любви обязательно ей при­снится. Она же непременно попытается воплотить в жизнь видения и переживания такого сна.

Среди нескольких видов любовной магии самым важным, несо­мненно, является сулумвойя. Ему приписывается большая сила, и если туземец захочет купить соответствующие заклинание и обряд или пожелает, чтобы они были исполнены от его имени, то ему придется дать немалую цену. Эта магия локализована в двух цент-


pax. Один из них расположен на восточном берегу основного остро­ва. С прекрасного пляжа, покрытого чистым коралловым песком, открывается вид на запад, где за белыми гребнями рифа в ясный день можно видеть силуэты возвышающихся вдали коралловых скал. Среди них расположен остров Ива, еще один центр любовной магии. А на основном острове, этот пляж, где жители деревни Ку-милабвага обычно купаются и откуда они уходят в плавания на своих каноэ, — почти что святилище любви. Здесь среди белых известковых скал, поросших роскошной растительностью скрыва­ется грот, где в первобытные времена разыгралась трагедия; по обеим сторонам грота бьют источники, которые до сих пор обладают магической способностью внушать любовь.

Эти два магических центра любви, обращенные друг к другу, но разделенные морем, связывает прекрасный романтический миф. Интереснейшая особенность этого мифа состоит в том, что он ведет происхождение любовной магии от ужасного и трагического — в глазах туземцев — события: инцестуальных отношений между бра­том и сестрой. Этот сюжет имеет некоторое сходство с легендами о Тристане и Изольде, Ланселоте и Женевьеве, Зигмунде и Зигелин-де, а также с целым рядом аналогичных историй, распространенных у дикарей.

В деревне Кумилабвага жила женщина из клана Маласи, у нее были сын и дочь. Однажды, пока мать изготовляла себе юбку из растительных волокон, сын приготовил магическое снадобье из трав. Сделал он это, чтобы добиться любви некой женщины. Он положил немного пряных листьев квайявага и немного душистой сулумвойя (мяты) в очищенное кокосовое масло и варил эту смесь, произнося над ней заклинание. Затем он вылил ее в сосуд из жест­ких листьев банана и поставил его на крышу хижины, сделанную их пальмовых листьев. А сам отправился купаться в море. Тем вре­менем его сестра собралась к источнику, чтобы набрать воды в со­суды из кокосовых орехов. Проходя мимо того места, где было оставлено магическое масло, она задела сосуд волосами, и несколько капель масла попало на них. Она растерла это зелье пальцами и понюхала его. Вернувшись с водой, она спросила мать: "Где муж­чина, где мой брат?" Это, согласно местным представлениям о мо­рали, было отвратительно, ибо ни одна девушка не должна спраши­вать о своем брате, не должна говорить о нем как о мужчине. Мать догадалась о том, что произошло. Она сказала себе: "Увы, мои дети потеряли голову!".


ю*




Ил. 8. П. Гоген. Идол. 1898. С.-Петербург, Государственный эрмитаж.

 


Ил. 7. П. Гоген. Таинственный источник. 1893. Цюрих, собрание Э.Бюрле.


270


Б. Малиновский


МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ*



 


Сестра побежала за своим братом и нашла его на берегу, где он купался. Он был без передника из листьев, который обычно при­крывает детородный орган у мужчин. Она же развязала свою юбку из растительных волокон и, обнаженная, попыталась приблизиться к нему. Придя в ужас от ее непристойного вида, мужчина бросился бежать по берегу, пока дорогу ему не преградила отвесная скала, которая с севера ограждает пляж Бокараивата. Он повернулся и побежал обратно, к скале на южном конце пляжа, крутой и непри­ступной. Так они трижды пробежали по пляжу в тени развесистых ветвей огромных деревьев. Наконец, уставший и изнуренный, муж­чина позволил сестре догнать его, и они упали, обнявшись, в лас­кающие волны. Затем преисполненные стыда и угрызений совести, но сжигаемые неугасающим огнем любви, они отправились в грот Бокараивата и оставались там без пищи, без воды и без сна. Там они и умерли, сжимая друг друга в объятиях, а сквозь их сплетенные тела проросла душистая трава — местная мята (сулумвойя).

А на на острове Ива одному мужчине приснился кирисала, маги­ческий сон об этом трагическом событии. Ему явилось видение во сне. Проснувшись, он сказал: "В гроте Бокараивата двое мертвых, а из их тел растет сулумвойя. Я должен идти". Он взял каноэ и поплыл от своего острова к острову Китава. Затем с Китавы он отправился к основному острову и высадился на берегу, где разыг­ралась трагедия. Там он увидел цаплю, парящую над гротом. Он вошел в грот и нашел траву сулумвойя, проросшую сквозь тела любовников. Потом он пошел в деревню. Мать признала позор, павший на ее семью. Она дала этому человеку магическое заклина­ние, которое тот выучил наизусть. Часть формулы он "взял" с собой на Ива, а часть "оставил" в Кумилабваге. В гроте он сорвал немного мяты и тоже увез с собой. Он вернулся на свой остров, на Иву, и сказал: "Я привез сюда верхушку магии; ее корни остались в Ку­милабваге. Так они и будут там около пляжа Кадиусаваса и вод Бокараиваты. В одном источнике должны купаться мужчины, в дру­гом — женщины". Потом этот мужчина с Ивы наложил табу на магию, строго предписав, как должен исполняться ритуал, и поста­вил условие, что людям Ива и Кумилабвага причитается изрядная плата, если они будут допускать других к своей магии или своим священным местам. В предании также упоминается чудо или по крайней мере чудесный знак, который должен являться тем, кто совершает магический ритуал на берегу. В мифе это подается как установление мужчины с острова Ива: если магия удалась и можно


ждать желаемых результатов, должны появиться две маленькие рыбки, играющие на мелководье у берега.

Эту последнюю часть мифа я здесь изложил лишь конспективно, ибо полный пересказ содержит социологические притязания обла­дателей магии, утомительно многочисленные и переходящие в хвас­товство; упоминание о чудесном знаке обычно навевает воспомина­ния из недавнего прошлого; описания ритуала доходят до чисто технических подробностей, а перечень табу выливается в череду наставлений и назиданий. Но для рассказчика как раз эта последняя часть предания, представляющая практический, прагматический и зачастую личный интерес, пожалуй, более важна, чем все остальное, и антрополог может почерпнуть из нее гораздо больше, чем из всего предшествующего драматического рассказа. В мифе излагаются со­циологические притязания, так как магия, о которой идет речь, — личная собственность. Она должна переходить от полновластного владельца к человеку, которому она причитается по праву. Вся сила магии заключается в соблюдении традиции. Первостепенное значе­ние имеет прямое родство между нынешнем ее обладателем и теми, кто стоял у ее истоков. В некоторых магических заклинаниях пере­числяются имена всех их прежних обладателей. Обряды и заклина­ния должны полностью соответствовать исходному канону. И миф служит неоспоримым первоисточником, содержит законченную мо­дель этой серийной обрядовой практики. Кроме того он служит ве­рительной грамотой на право наследования магии, исходным свиде­тельством наследственных привилегий.

В связи с этим необходимо сказать несколько слов о социологи­ческом контексте магии и мифов. Некоторые виды магии не лока­лизованы. Сюда относятся колдовство, любовная магия, магия кра­соты и магия кула*. В этих видах магии филиация** тоже важна, хотя речь идет не о родственной филиации. Другие виды магии связаны с определенной местностью, с местными ремеслами общи­ны, с привилегиями и исключительными правами, принадлежащими вождю и его главной деревне. Сюда относится всякая земледельчес­кая магия, которая должна иметь своим источником ту почву, на которой она только и может быть действенной. Сюда же относится магия охоты на акул и магия других видов рыбной ловли, имеющих местный характер. Сюда также относятся некоторые формы магии пос­троения каноэ, магия красных раковин, используемых для украшений,

* См. прим. к с. 120

** Здесь филиация понимается как линия преемственности.



Б. Малиновский


МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ*



 


и, больше всего, вайгиги, верховная магия дождя и солнца, являющаяся исключительной привилегией верховных вождей Омараканы.

В такого рода локализованной магии эзотерическая сила слов так же тесно связана с определенным местом, как и люди, населяющие соответствующую деревню и пользующиеся этой магией. Таким об­разом, магия не только локализована, но и является исключитель­ной наследственной собственностью группы лиц, связанных матри-линейным родством. В таких случаях миф о магии должен рассмат­риваться — наравне с мифом о происхождении местной общины — как мощная социологическая сила, объединяющая группу, придаю­щая ей чувство общности и солидарности и утверждающая единые культурные ценности.

Еще один элемент концовки изложенного выше рассказа, пред­ставленный также в большинстве других мифов о магии, — пере­числение знамений и чудес. Можно сказать, что подобно тому, как локальный миф обосновывает права группы посредством прецеден­та, миф о магии подтверждает их посредством чуда. Магия основы­вается на вере в особую силу, изначально принадлежавшую челове­ку и наследуемую по традиции6. Действенность этой силы подтвер­ждается мифом, но она должна подтверждаться и тем единственным аргументом, который человек принимает в качестве окончательного доказательства, а именно практическими результатами. "По плодам их узнаете их"*. Человек примитивной культуры ничуть не менее страстно, чем современный человек науки, стремится подтвердить свои убеждения эмпирическим фактом. Эмпиризм веры, — как у дикаря, так и у цивилизованного человека, — сводится к поискам чудес. Живая вера всегда будет порождать идею чуда. Нет ни одной цивилизованной религии без своих святых и демонов, без своих прозрений и знамений, без духа Господня, нисходящего на верую­щих. Нет ни одного новомодного религиозного течения, ни одной новой религии, будь то спиритизм, теософия или Христианская Нау­ка**, которые не пытались бы доказать свою правомерность неоп­ровержимыми фактами сверхъестественных манифестаций. У дика­ря также есть свое чудотворство, и на Тробрианах, где всем сверхъ­естественным заправляет магия, это чудотворство магии. Каждому виду магии сопутствуют непрерывные потоки чудес, которые то сли­ваются в целую реку неоспоримых сверхъестественных доказа-

Матф. 7,16.

См. прим. к с. 97.


тельств, то растекаются тоненькими ручейками мелких знамений, но никогда не иссякают.

Так, любовной магии сопутствует свой поток, который, начина­ется с перечисления ее текущих ординарных успехов, затем вбирает в себя замечательные рассказы о совершенно безобразных мужчи­нах, возбуждавших страсть у знаменитых красавиц, и доходит до кульминации, иллюстрируя чудотворную мощь магических чар каким-нибудь недавним печально известным примером инцеста. Это преступление обычно связывается с роковой случайностью, подо­бной той, что соединила мифических любовников, брата и сестру из Кумилабваги. Таким образом, миф закладывает фундамент всех сегодняшних чудес; он остается их моделью и каноном. Я мог бы привести и другие рассказы, в которых раскрывается аналогичная связь между первоначальным мифическим чудом и его повторением в сегодняшних чудесах живой веры. Читатели моей книги "Арго­навты Тихоокеанского Запада" должны помнить, как мифология церемониального обмена накладывает свой отпечаток на современ­ные обычаи и практики. В магии дождя и солнца, в земледельческой и рыболовной магии выражена мощная тенденция рассматривать экстраординарные чудесные свидетельства магических чар как пов­торение первоначальных мифических чудес.

И последнее. В большинстве мифов, ближе к концу, излагаются ритуальные предписания, табу и нормы поведения. Если миф о том или ином виде магии рассказывается ее "владельцем", то этот послед­ний, естественно, будет утверждать, что его собственные функции обусловлены всем рассказанным. Он верит в свое тождество с перво­начальным обладателем магии. В мифе о любви, как мы видели, место, где произошла исходная трагедия, — эти грот, пляж и источники — становится святыней, наделенной магической силой. Для местных жи­телей, которые больше не обладают монополией на эту магию, огром­ное значение имеют определенные их прерогативы, по-прежнему свя­занные с данным местом. Внимание этих людей, естественно, больше всего занято той частью ритуала, которая остается принадлежностью этого места. События мифа, связанного с магией дождя и благоприят­ной погоды, которая является одним из краеугольных камней власти вождя Омараканы, ассоциируются с несколькими примечательными местами окрестного ландшафта. Эти же места служат средоточием соответствующих ритуалов и в настоящее время.

Считается, что всякая сексуальная привлекательность, всякая со­блазнительность имеет своим источником любовную магию.



Б. Малиновский

Магические обряды, требующиеся для успешной охоты на акул и удачной ловли калала также связаны с особыми местами. Но и в тех преданиях, которые не… 1 См.: Argonauts of the Western Pacific, pp.304. 2 Фрейдистам, наверное, будет интересна психология символизма, лежа­ щего в основе этих мифов. Следует отметить, что…

F



Б. Малиновский


МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ

Лурду, Лоретто, Сантьяго де Компостела и бесчисленным храмам, алтарям и местам чудотворной силы, где мы, приверженцы Римской Католической Церкви,… Католичество не одиноко. Человек, прибывший в Солт Лейк Сити, естественно,… Молельный дом.

МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ 281

Здесь нам следует прервать наши рассуждения, чтобы привлечь внимание читателя, особенно если он неспециалист, к тому, что речь идет отнюдь не об… Б. Малиновский лифф-Браун, подводит нас к вопросу о социальном аспекте мифо­логии. Внимание к поступку и поведению в современных…

ПРЕЖНИЕ ФОЛЬКЛОРИСТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ

МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ 283 фактическую социальную функцию мифологии. Основная цель свя­щенного предания… Теория, согласно которой сущность мифа заключается в аллего­рическом представлении природных явлений, связана прежде…

МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ

опыта полевых исследований и из внимательно прочитанной лите­ратуры, совершенно ясно, что предположение о полном отличии ментальности людей,… Выступая против аллегорических интерпретаций Макса Мюлле­ра, Эндрю Лэнг… • Имеется ввиду исследователь Хантер, который связывал внутренний, скры­тый, смысл мифологии с луной и ее фазами. **…

Б. Малиновский


МИФ КАК ДРАМАТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОГМЫ

ном авторстве, ибо мифы обязаны своим существованием коллек­тивному творцу не в большей и не в меньшей мере, чем обряды бракосочетания или… Таким образом, мы можем заключить, что выдвигаемая здесь точка зрения… Робертсон-Смит полностью предвосхитил отстаиваемую здесь точку зрения: "если тот образ мысли, который представлен…

Б. Малиновский

но отыскать взаимосвязь между фольклором и религией, которая позволила бы нам проверить и документально подтвердить ведущие принципы… Окончательный критерий любой теории в какой-либо области знаний, претендующей… 1 Вспомним хотя бы пример Жанны д'Арк и первоначальную враждеб­ ность церкви к заявлениям Бернадет из Лурда [фр.…

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Фронтиспис 128 145 146 240 241 269 270 282

Мишель Фуко Забота о себе

Поль Рикёр

Ричард Нолл

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ КАРЛА ЮНГА

На основании прежде неопубликованных материалов из частных архивов доктор Нолл делает неожиданные выводы о тайных аспектах ранних этапов жизни и… Бронислав Малиновский. Магия, наука и религия.Пер. с англ. — М.: «Рефл-бук»,… ISBN 5-87983-054-3, серия ISBN 5-87983-065-9 ("Рефл-бук")

УДК 165.9 ББК 86.3

Научное издание Бронислав Малиновский Магия, наука и религия

Художественное оформление В. Бурмака

Технический редактор Н.В. Мосюренко

Компьютерная верстка А. Чижевская

Подписано в печать 16.10.98 г. Формат 60x88/16. Бумага офсетная. Гарнитура тайме. Печать офсетная. Печ. листов 19. Тираж 6000 (I завод — 4000).

Издательство «Рефл-бук», Москва, 3-я Тверская-Ямская, 11/13. Лицензия ЛР №090069 от 27.12.93 г.

Отпечатано в ППП «Типография «Наука»

121099, Москва, Шубинский пер., 6

Заказ № 52

– Конец работы –

Используемые теги: магия, наука, Религия0.068

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Еще рефераты, курсовые, дипломные работы на эту тему:

История мировых религий: конспект лекций История мировых религий. Конспект лекций ЛЕКЦИЯ № 1. Религия как феномен культуры Классификация религий
История мировых религий конспект лекций... С Ф Панкин...

ПОНЯТИЕ, ПРЕДМЕТ, МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОЧНИКИ НАУКИ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА. КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО КАК УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА КП ® юридические науки ® общественные науки
ПРИМЕРЫ СОБЫТИЙ И ДЕЙСТВИЙ... Событие смерть Президента РФ новые выборы... Правомерное действие принятие законопроекта в м чтении ГД передачу его на рассмотрение СФ...

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ
МАГИЯ НАУКА И РЕЛИГИЯ... Избранные работы... Москва...

Современная наука и ее основные разделы. Классификация естественных наук.
Основой этой деятельности является сбор научных фактов, их постоянное обновление и систематизация, критический анализ и на этой базе синтез новых… Так, например, Египет славился своими геометрами; но если взять египетский… Действительно, требование «доказательств» показалось бы почти кощунством в условиях, предполагавших авторитарную…

Наука, культура и религия
А так как в божественном откровении, по его мнению, не может быть ничего ошибочного, то из этого следует, что ошибается разум, а не вера. Церковь… В европейской философии материализм в средние века не имел такого… Однако господствующей формой идеологии была религиозная идеология, которая из философии стремилась сделать служанку…

Понятие науки, классификация наук. Особенности научного знания
Наука это и итог познания мира система проверенных на практике достоверных знаний и в то же время особая область деятельности духовного... Во первых под наукой имеют в виду особый вид человеческой деятельности... Различают субъект познания и объект познания Можно сказать что подлинным субъектом познания в каждую эпоху является...

Наука и религия
Но действительно ли религия и наука отрицают друг друга? Вопрос этот в истории человечества возник недавно. Религия и наука на протяжении веков сосуществовали и развивались без… Религия была объявлена мировоззрением антинаучным.

Понятие информация используется в различных науках, при этом в каждой науке понятие информация связано с различными системами понятий
Слово информация происходит от латинского слова informatio что в переводе означает сведение разъяснение ознакомление... Понятие информация является базовым в курсе информатики однако невозможно... Понятие информация используется в различных науках при этом в каждой науке понятие информация связано с...

Что является отличительным признаком археологии как науки от других наук исторического цикла
Археология как наука является частью... lt variant gt Исторической науки... lt variant gt Палеоантропологии...

Основное отличие науки экономики от других наук
Приведупример, экономика - это общественная наука об использовании редких ограниченныхресурсов в целях удовлетворения не ограниченных… Основное отличие науки экономики от естественных наукзаключается в отсутствии… Верность философских подходов и концепций проверяется,даже не поколениями, а веками чтобы узнать, верна ли та или иная…

0.039
Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • По категориям
  • По работам