Б. Малиновский

 

с настоящим каннибализмом и охотой за головами. Антропология "открытого воздуха", в противоположность записыванию под дик­товку, — это тяжелая работа, но это также и огромная радость. Только такая антропология может дать нам всесторонний взгляд на примитивную культуру и ее носителей. В том, что касается мифа, такая антропология показывает нам, что он, будучи далеко не праз­дным умозрительным построением, является жизненно важной со­ставной частью практического взаимодействия человека с окружа­ющей его действительностью.

Однако и здесь мои притязания невелики, и все заслуги опять же принадлежат сэру Джеймсу Фрэзеру. В "Золотой ветви" представ­лена теория ритуальной и социальной функции мифа, к которой я смог сделать лишь небольшие дополнения в виде того, что проверил, подтвердил и задокументировал в процессе своих полевых исследо­ваний. Эта теория применена Фрэзером в его знаменитых книгах и при истолковании магии, и при мастерской демонстрации огромного значения земледельческих ритуалов, и при декларировании цент­ральной роли культов растительности и плодородия ("Adonis, Attis, Osiris"; "Spirits of the Corn and of the Wild" ). В этих работах, как и во многих других своих трудах, Джеймс Фрэзер устанавливает тесную связь между словом и действием в примитивной вере; он показывает, что слова мифологических рассказов и заклинаний, с одной стороны, и акты ритуала, с другой, являются двумя неразде­лимыми аспектами примитивной веры. Глубокий философский во­прос, поставленный Фаустом — что первично, слово или дело, — обернулся софизмом. Человек начинается одновременно и с ясно сформулированной мысли, и смысли, воплощенной в действии. Без слов, встроенных ли в трезвую и рациональную беседу, запущенных ли в дело посредством магического заклинания, обращенных ли к божеству в молитве, человек не мог бы пуститься в свою великую культурную Одиссею, с ее приключениями и свершениями.

* "Адонис, Аттис и Осирис"; "Духи зерна и диких животных".

1 Один из основных эпизодов мифа о Тудаве подробно изложен в работе автора: Complex and Myth in Mother Right, in: Psyche, Vol.V, Jan. 1925, pp. 209-210.

Ил З Резная деревянная фигурка, украшавшая нос пироги, ин­крустирована перламутром (Соломоновы острова). Выраженный прогнатизм (выступающие челюсти), характерный для подобных фигурок никак не связан с антропологическим типом мелане­зийцев и скорее всего, ассоциируется с клювом фрегата, птицы, считавшейся инкарнацией духа умершего. Музей Дуэ, Соломоновы острова.

БАЛОМА:

ДУХИ МЕРТВЫХ НА ТРОБРИАНСКИХ ОСТРОВАХ¹

У туземцев Киривины смерть становится отправной точкой двух цепей событий, которые протекают почти независимо друг от друга. Смерть поражает индивида: его душа (балома или балом) покидает тело и отправляется в иной мир, чтобы вести там призрачное сущес­твование. Его кончина — это также и событие для всей общины, потерявшей своего члена. Люди скорбят об умершем, оплакивают его и устраивают бесконечный ряд поминальных пиров. Чаще всего это обряды, заключающиеся в раздаче неприготовленной пищи, реже они представляют собой настоящие трапезы, для которых пищу готовят и на которых ее съедают на месте. Эти церемонии проводятся близ тела умершего и диктуются долгом скорби и опла­кивания. Но эти общественные церемонии и обряды — что очень важно для нашего изложения — никак не связаны с духом. Они исполняются не для того, чтобы сообщить балома (духу) о своей любви и сожалении, и не для того, чтобы удержать его от возвра­щения; они ничего не сулят ему и не влияют на его отношения с живыми.

Поэтому туземные представления о загробной жизни следует об­суждать, не касаясь темы оплакивания и погребальных обрядов. Последние чрезвычайно сложны, и правильное их описание потре­бовало бы также досконального анализа туземной социальной сис­темы . В этой статье будут охарактеризованы лишь представления о духах мертвых и загробной жизни.

Сразу же после того, как дух покидает тело, с ним происходит замечательная вещь. В широком смысле это может быть определено как расщепление. Посуществу, имеются два верования, которые, будучи явно несовместимыми, тем не менее, бытуют бок о бок. Со­гласно одному из них, балома (основной вид духов мертвых) от-

Ил 4. Фигурка Ули из раскрашенного дерева (Новая Ирландия). Ули представляют собой изображения предков, наделенные чер­тами гермафродитов; использовались, по всей вероятности, в ма­гии плодородия. Волосы собраны в траурную прическу. На шее — охотничье лассо. Ранее принадлежала к коллекции У.Бонды; в настоящее время находится в коллекции барона фон дер Хайдта.

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

правляется "на Туму, небольшой островок, расположенный пример­но в десяти милях на северо-запад от Тробриан"³. На этом острове имеются и живые обитатели, которые локализуются в большой де­ревне, тоже называющейся Тума. Его часто посещают и туземцы с основного острова. По другому верованию, после смерти дух неко­торое, недолгое, время ведет неприкаянное существование возле де­ревни и в местах, часто посещавшихся умершим: где-то на огороде, на берегу моря или у водоема. Этот вид духов называется коси (иногда произносится кос). Соотношение между коси и балома не вполне ясно, и туземцы обычно не утруждают себя попытками со­гласовать эти представления. Некоторые наиболее интеллектуаль­ные информаторы берутся объяснить несоответствия, но их "теоло­гические" опыты дают не совпадающие результаты, и, по-видимому, господствующая ортодоксальная версия отсутствует. Так или иначе, эти два верования существуют бок о бок в догматической неприкосновенности; они считаются истинными, оказывают влияние на поступки людей, управляют их поведением. Люди искренне, правда, не слишком сильно, боятся коси, а некоторые действия, совершаемые при оплакивании и захоронении умерших, подразуме­вают веру в путешествие духа на Туму — представления об этом путешествии разработаны до деталей.

Тело умершего убирают всеми его лучшими украшениями, и все ценные вещи, которыми он владел, кладутся рядом с ним. Это де­лается для того, чтобы он смог унести "сущность" или "духовную часть" своих богатств в иной мир. Этот обычай подразумевает веру в местного Харона по имени Топилета, который получает "плату" от духа (см. ниже).

Коси, призрак умершего, в течение нескольких дней после смерти можно встретить на дороге возле деревни, увидеть на огороде или услышать, как он стучится в дома своих родных и друзей. Люди явно боятся встречи с коси и всегда стремятся быть настороже, чтобы вовремя заметить его, но их страх не очень силен. Коси счи­таются глумливыми, но в целом безвредными; они проказничают, докучают людям и пугают их, устраивая мелкие пакости, вроде гру­бой шутки, когда один человек в темноте пугает другого. Вечерами, притаившись где-нибудь, коси может бросать камешки или гальку в проходящих мимо, звать их по имени; иногда слышится его смех, доносящийся из мрака ночи. Но он никогда не причиняет реального вреда. Никто никогда не пострадал от коси, а тем более не был убит им. Коси никогда не прибегает к таким ужасным способам запуги-

вания людей, от которых волосы на голове становятся дыбом и которые так часто описываются в наших историях о привидениях. Я очень хорошо помню, как впервые услышал упоминание о коси. Была темная ночь, и я в компании троих туземцев возвращался из соседней деревни, где в тот день умер мужчина и где мы присутст­вовали при его погребении. Мы шагали друг за другом, когда не­ожиданно один из туземцев остановился, и все они разом заговори­ли, оглядываясь вокруг с явным любопытством и интересом, но без признаков ужаса. Мой переводчик объяснил, что кто-то из них ус­лышал коси в огороде, засаженном ямсом, — мы в тот момент как раз его пересекали. Я был поражен тем фривольным тоном, в каком туземцы обсуждали это мрачное происшествие, и попытался выяс­нить, всерьез ли они верят в появление коси и как реагируют на него эмоционально. В реальности события, кажется, не было ни малейшего сомнения, и впоследствии я узнал, что хотя увидеть или услышать коси — дело довольно обычное, никто не боится пойти в одиночку в темный огород, где только что раздавался голос коси, и никто ни в коей мере не одержим невыносимым, гнетущим, парали­зующим страхом, так хорошо известным всем, кто испытал его сам или изучал отношение к привидениям, какими мы представляем их в Европе. У туземцев абсолютно нет "историй о привидениях", за исключением рассказов о мелких проделках коси, и даже маленькие дети не боятся их.

В целом наблюдается удивительное отсутствие суеверной боязни темноты, и люди не страшатся ходить в одиночку по ночам. Я по­сылал мальчиков (явно не старше десяти лет) ночью по одному на довольно значительные расстояния за какими-нибудь намеренно ос­тавленными мною вещами и обнаружил, что они безбоязненно и с готовностью соглашаются идти за небольшую плитку табака. Муж­чины и юноши ночью в одиночку ходят из одной деревни в другую, часто на расстояние в несколько миль, не имея шанса встретить кого-либо в пути. В действительности же, поскольку такие прогулки обычно совершаются в связи с какой-нибудь любовной историей, часто недозволенной, постольку идущий сознательно избегает каких-либо встреч, пробираясь в буше в стороне от дороги. Я хоро­шо помню также, как встречал в сумерках на дороге одиноких жен­щин, правда только пожилых. Дорога, ведущая из деревни Омара-кана (и из ряда других деревень, расположенных недалеко от вос­точного побережья) к берегу, проходит через раибоаг — скалистую местность, поросшую лесом, — где тропинка петляет среди скал и

Б. Малиновский