МАНА И МАГИЧЕСКИЕ ЧАРЫ

Очевидным следствием сказанного является то, что все теории, которые закладывают в основание магии и другие подобные ей по­нятия, идут в совершенно неверном направлении. Ибо если сила магии локализована исключительно в человеке, управляется им только при соблюдении весьма специфических условий и предпи­санным традицией образом, то это, конечно же, не та сила, которую когда-то описал доктор Кодрингтон: "Эта мана не закреплена ни в чем и может быть перенесена почти на все". Мана также "действует всевозможными способами, как на благо, так и во зло... Проявля­ется в физической силе или в могуществе и достоинствах любого иного рода, которыми обладает человек". Теперь ясно, что эта сила, описанная Кодрингтоном, почти прямо противоположна той маги­ческой силе, которую мы находим отраженной в мифологии дика­рей, в их поведении и в построении их магических формул. Ведь истинная сила магии, как я хорошо постиг это в Меланезии, заключа­ется только в заклинании и обряде, не может быть "перенесена" на что угодно, а передается лишь в соответствии со строго регламентиро­ванной процедурой. Она никогда не действует "всевозможными спо­собами", а лишь так, как это предписано традицией. Она никогда не проявляется в физической силе, а возможности ее воздействия на спо­собности и качества человека строго ограничены и определены.

Близкое понятие, обнаруженное у североамериканских индейцев, также не может иметь ничего общего со специфической конкретной силой магии. Так, о вакане дакота мы читаем: "Вся жизнь есть вакан. Так же, как и все, что обнаруживает силу, будь то в действии, как ветер и плывущие облака, или в инертной непоколебимости, как ка­мень у дороги... Он охватывает все таинственное, все скрытые силы, все божественное". Об аренде (слово взято из языка ирокезов) нам говорят: "Эта сила считается свойством всех вещей... скал, вод, при­ливов, трав и деревьев, животных и человека, ветра и бурь, туч, грома и молний... неискушенный разум человека видит в ней действительную причину всех явлений, всего происходящего в его окружении".

После того, как мы прояснили сущность магической силы, едва ли необходимо подчеркивать, что между преставлением о мане и иными, подобными ему, с одной стороны, и специфической силой магического заклинания и обряда, с другой, мало общего. Мы ви­дели, что ключевым моментом всей магической веры является явное разграничение между традиционной силой магии и иными силами и энергиями, которыми наделены человек и природа. Понятия типа вакан, аренда и мана, которые включают всевозможные силы и энергии, кроме магических, являются просто примерами первых по­пыток генерализации еще незрелых метафизических представлений. Подобные генерализации мы находим также и в ряде других слов из туземных языков. Они чрезвычайно важны для нашего понима­ния умственного развития человека примитивной культуры, но при нашем нынешнем объеме данных они лишь поднимают проблему соотношения между ранними представлениями о "силе", о "сверхъ­естественном" и о "магических чарах". С той информацией, которой мы располагаем, невозможно определить, каково же первоначаль­ное значение столь сложных понятий, как понятия "физической силы" и "сверхъестественных возможностей". В представлениях американских индейцев упор, по-видимому, делается на первом, а в представлениях океанийцев — на втором. Я хочу подчеркнуть, что при любых попытках постичь ментальность туземцев необходи­мо вначале изучить и описать типы их поведения, а затем уже начать объяснять их словарный запас, исходя из обычаев и жизни. Нет более обманчивого проводника на пути к знаниям, чем язык, а в антропологии "онтологическая аргументация" особенно опасна.

На этом необходимо сделать особый упор. Теория о мане как о сущности примитивной магии и религии столь блестяще отстаива­лась и так беспечно передавалась из рук в руки, что нельзя не указать для начала на противоречивость нашей информации о мане, особенно в Меланезии. Главное же — нельзя было не подчеркнуть, что мы почти не имеем никаких данных о том, как это понятие соотносится с религиозными или магическими культами и верованиями.

Одно несомненно: магия не рождается из абстрактного представления об универсальной силе, последовательно прилагаемого к конкретным случаям. Магия, без сомнения, возникает независимо в разных реаль­ных ситуациях. Каждый вид магии рожден своей собственной ситуацией и ее эмоциональным настроем, обусловлен стихийным ходом мысли и стихийной реакцией человека. Лишь единообразие ментальных процес­

сов во всех этих конкретных случаях привело к определенным уни­версальным особенностям магии и общности концепций, которые мы находим в основе магического мировоззрения и поведения чело­века. Теперь следует представить анализ ситуаций, в которых люди обращаются к магии, и того опыта, который они при этом извлекают.