СП: В вашей лекции есть утверждение о том, что теоретическая физика в целом и теория струн в частности развиваются «не только из любопытства, но и потому, что мы хотим знать, понимаем ли мы происхождение нашего мира». Для вас лично основной мотив исследования — это любопытство, или вы считаете вопрос о происхождении мира прагматическим?
ДГ: Главный мотив, конечно, любопытство. Это то, что движет вперед фундаментальную науку. Но любой ученый получает огромное моральное удовлетворение, когда ответы на вопросы, полученные благодаря любопытству, оказываются полезны в каком-либо смысле: непосредственно — для людей, для общества, или косвенно — для других наук. Так что я говорил о приложениях нового знания фундаментальных законов физики к другим областям науки.
Одним из самых замечательных приложений является космология — вот почему специалисты по теории струн так много общаются с космологами и астрофизиками. Космологи сейчас пытаются понять самые ранние этапы развития Вселенной после Большого взрыва и сам Большой взрыв. И в этой области наши сферы интересов перекрываются, причем очень сильно. Так что вы никогда не сможете построить исчерпывающую космологическую теорию или историю Вселенной без понимания вопросов, которыми мы задаемся в теории струн.
Но есть и другие приложения теории струн. Это очень радует физиков-струнщиков. В частности, тот факт, что мы открываем новую математику. Или возможность по-новому думать о ядерном взаимодействии, что позволяет улучшить наши расчеты. Всё это вызывает глубокое удовлетворение. Эта теория — существенный шаг в развитии науки, и у нее множество приложений, как и у квантовой механики.