СП: И, насколько можно судить, математика теории струн весьма сложная...
ДГ: Она сложная исключительно в силу своей новизны. Математический анализ был чрезвычайно сложным для Ньютона. И, как вы знаете, когда Гейзенберг открыл квантовую механику — матричную механику, как ее еще называют, — он ничего не слыхал о матрицах. Но он сумел записать свои соотношения. А потом ему стали говорить: «Это похоже на матрицы!» А он в ответ: «Что такое матрица?» Так что для Гейзенберга матрицы были очень сложными. А сейчас их проходят в колледже.
СП: Вы считаете, что математический инструментарий теории струн со временем станет более доступным? Ведь, как ни крути, но интегралы по путям, к примеру, намного сложнее обычных интегралов.
ДГ: Всему свое время.
СП: Люди просто привыкают к этим сложным вещам или изобретают более понятные подходы?
ДГ: Когда идея возникает впервые, то даже сами первооткрыватели плохо ее понимают. Часто только через много лет изучения новую концепцию удается понять достаточно хорошо, чтобы обучать студентов. Иногда на это требуется несколько поколений. Например, многие физики до сих пор испытывают трудности с квантовой механикой. Мы до сих пор недостаточно хорошо ее понимаем, чтобы как следует преподавать. И это несмотря на то, что прошло уже 80 лет. А если вы заглянете в первые учебники по квантовой механике, написанные в 1930-е годы, — они просто ужасны! Со временем учебники становятся лучше. Они будут продолжать улучшаться, и, когда мы начнем учить квантовой механике старшеклассников, ее станут воспринимать естественнее и лучше ее понимать.
Посмотрите, ведь ровно то же самое происходит и в других областях. Первые статьи и учебники по механике или по электричеству и магнетизму были очень сложными. Когда Эйнштейн изучал электричество и магнетизм, ему было нелегко. Ведь тогда это преподавали только на старших курсах университетов, да и то это считалось очень сложным материалом. А сейчас мы проходим электричество и магнетизм в школе.