Реферат Курсовая Конспект
Часть I. ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ АНОМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ - раздел Физика, Психология Аномального Развития Ребенка:Хрестоматия В 2 Т / ...
|
Психология аномального развития ребенка:Хрестоматия в 2 т / Под редакцией В. В. Лебединского и Ы. К. Бардышевской. Т. I. - М: ЧеРо: Высш. шк.: Изд-во МГУ, 2002. — 744 с.
Впервые издаваемая в пашей стране хрестоматия обеспечивает необходимым теоретическим материалом курс «Психология аномального ребенка», читаемый в течение многих лет на факультете психологии МГУ, и сопутствующие курсы («Эмоциональные расстройства с детском возрасте» и практикум по «Психологии аномального ребенка»).
Особенностью данной хрестоматии является то, что она составлена психологами-практиками, непосредственно работающими с детьми в клинике или консультации. Многочисленные случаи, описываемые в статьях разных авторов, делают теоретические построения или выводыясными и понятными, помогая распознать отклонения в развитии ребенка и наметить пути их коррекции.
В отечественной психологической литературе не существует аналогичного издания как по широте и разнообразию представленных в хрестоматии теоретических концепций, так и по охвату клинических проявлений аномального развития детей.
Хрестоматия рассчитана как на студентов, начинающих изучать психологию, гак и на уже работающих врачей, психологов, учителей и воспитателей.
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ.......................................................................................................
Часть I. ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ АНОМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
Л. С. Выготский
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ПСИХИКИ .............................
И. В. Давыдовский
ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ ФАКТОРЫ
В ЭТИОЛОГИИ ......................................................................
И. В. Давыдовский
ЭТИОЛОГИЯ И ФАКТОР СИЛЫ ......................................
И. В. Давыдовский
ПРИСПОСОБИТЕЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПАТОЛОГИИ И НОЗОЛОГИИ ЧЕЛОВЕКА..............................................
Г. Е. Сухарева
НЕСКОЛЬКО ПОЛОЖЕНИЙО ПРИНЦИПАХ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙДИАГНОСТИКИ
Г. Е. Сухарева
ЗНАЧЕНИЕ ВОЗРАСТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ В КЛИНИКЕ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ..........
Д. И. Оудсхоорн
ДЕТСКАЯ И ПОДРОСТКОВАЯПСИХИАТРИЯ............
С. Чёсе и А. Томас
ЗНАЧЕНИЕ ТЕМПЕРАМЕНТА ДЛЯ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ ............................
И. В. Равич-Щербо
ИССЛЕДОВАНИЕ ГЕНОТИП-СРЕДОВЫХ СООТНОШЕНИЙ В ИЗМЕНЧИВОСТИ КОМПОНЕНТОВ ТЕМПЕРАМЕНТА У ДЕТЕЙ ПЕРВЫХ ЛЕТ ЖИЗНИ..............................................................
A, Гезелл
ПРОБЛЕМЫ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОГО ДИАГНОЗА......
B. В. Лебединский
ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ НОРМАЛЬНОГО И АНОМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ...........
К. Лоренц
ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВЫХ СИСТЕМНЫХ СВОЙСТВ ..
К. Лоренц
КОЛЕБАНИЕ КАК КОГНИТИВНАЯ ФУНКЦИЯ................
Л. Гезелл
ЦИКЛ УМСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ......................................
JC. Левин
РЕГРЕССИЯ. РЕТРОГРЕССИЯ И РАЗВИТИЕ.....................
К. Левин
ПОВЕДЕНИЕ В ДАННОМ ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ПОЛЕ
А. Фрейд
НОРМА И ПАТОЛОГИЯ ДЕТСКОГО РАЗВИТИЯ. ВИДЫ РЕГРЕССИЙ И ОЦЕНКА РАЗВИТИЯ
Р. А, Шпиц
ТРИ ОРГАНИЗАТОРА ПСИХИКИ.........................................
Р. Хайнц
О РЕГРЕССИИ..............................................................................
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хрестоматия содержит фрагменты отечественных и зарубежных работ, в которых исследуются проблемы аномального развития детей.
Первый раздел посвящен общим закономерностям аномального развития. Рассматриваются механизмы формирования патологических симптомов с позиции патофизиологии (Давыдовский), клиники (Сухарева), патопсихологии (Выготский), гештальтпсихологии (Левин), психоанализа (А. Фрейд), этологии (Лоренц) и других биологически ориентированных теорий (Гезелл — эмбриология поведения)! Подробно обсуждается проблема этиологии нарушений развития, в том числе роль возрастных особенностей, конституциональных и половых различий (Сухарева, Оудсхоорн. Представлены несколько ключевых работ, в которых анализируется соотношение развития, нормальной и патологической регрессии, а также ускоренного развития (Гезелл, А. Фрейд, Левин, Лебединский).
Второй раздел содержит исследования формирования патологических явлений в развитии сенсорных процессов (Боскис, Левина), моторики (Бернштейн, Гуревич), речи (Лурия, Lenneberg), интеллекта (Пиаже), эмоций (Нюттен, Фресс, Мейли; Лебединский, Бардышевская) и коммуникации (Montagner и др.).
В работе Лебединского и Бардышевской «Аффективное развитие ребенка в норме и патологии» делается попытка дать схему, позволяющую оценивать тяжесть дизонтогенеза в эмоциональной сфере и прогнозировать ход дальнейшего эмоционального развития на основе анализа целого ряда факторов.
Конкретные исследования отдельных вариантов нарушений представлены в третьем и четвертом разделах. Третий раздел посвящен исследованиям аномалий развития у детей раннего возраста (0—3 года). Ядром этого раздела являются работы, выполненные в психоаналитической традиции (M.Klein, С. Winnicott, А.Фрейд, L. Kreisler, Г. Полмайер и др.), в которых подробно исследуются механизмы эмоционального развития в критический для этого развития период и источники его нарушений. Особое внимание уделяется депрессивным расстройствам. Ряд текстов (Харлоу и соавторы) являются классическими примерами этологического исследования нормальных и патологических феноменов раннего развития.
В четвертом разделе рассматриваются нарушения развития, характерные для детей дошкольного и младшего школьного возраста.
В хрестоматии использованы работы широко известных в 30—60-е годы детских психиатров, специализировавшихся на исследовании тяжелых психических нарушений у детей раннего возраста
(Симеон, Чехова), изучении пограничных состояний (Модель, Симеон, Гальперин, Сухарева) и отдельных синдромов эмоциональных нарушений (Лапидес), не переиздававшиеся у нас в стране в течение нескольких десятилетий. Эти работы представляют большой интерес для психологов, поскольку в центр внимания ставятся вопросы динамики и прогноза нарушенного развития, симптомы которого часто по своей тяжести перекрывают симптомы психической болезни.
В данном разделе мы стремились представить различные точки зрения по тем вопросам, которые являются областями особого интереса в психологии аномального ребенка на сегодняшний день. Одним из таких вопросов является проблема этиологии и механизмов аутистических расстройств как наиболее базальных и сложных, глубоко затрагивающих все сферы развития.
Впервые публикуется работа Протопоповой «Моторика и психоортопедия», выполненная в Экспериментальном дефектологическом институте под руководством Л.С. Выготского в 1935 году. Это оригинальное характерологическое исследование моторных типов в детской клинике является образцом научной модели, имеющей прямой выход в психотерапевтическую практику. Использованы работы и других сотрудников Выготского (Занкова, Левиной, Боскис), в которых особое внимание уделяется компенсаторным процессам в развитии аномальных детей.
В хрестоматию включены впервые выполненные переводы ключевых работ Арнольда Гезелла («Проблемы дифференциального диагноза», перевод Рыжова, «Аутизм и органические психозы», перевод Косолаповой), широко цитируемые различными специалистами по детскому развитию статьи Винникота «Переходные феномены и переходные объекты» (перевод Рыжова) и Леннеберга «Естественная история языка» (перевод Букиной). «Групповое исследование слабоумия» Заззо и его сотрудников, хотя и было переведено у нас в стране в 1966 году (переводчики — Глозман, Рихтер, Ключанская, Наурская), не публиковалось отдельным изданием. В хрестоматию вошла также этологическая работа А. Рестуана, Н. Монтанье по развитию коммуникации у детей раннего возраста (перевод Михайловой).
Хрестоматия рассчитана на студентов и аспирантов, специализирующихся в области клинической психологии, практикующих психологов, дефектологов, детских врачей и педагогов. Являясь учебным пособием, данная хрестоматия включает работы различных направлений, что позволяет выделить наиболее проблемные точки современной теории аномального развития.
Хрестоматия обеспечивает необходимым теоретическим материалом курс «Психология аномального ребенка», читаемый в течение многих лет на факультете психологии МГУ, и сопутствующие курсы («Эмоциональные расстройства в детском возрасте» и практикум «Психология аномального ребенка»).
Читаемые курсы методологически опираются на работы отечественной школы Выготского — Бернштейна — Лурии с привлечением современных исследований различных теоретических направлений как в области психологии, так и в смежных дисциплинах.
Многие из включенных в хрестоматию работ представлены полностью или достаточно объемными отрывками. Довольно большой объем многих фрагментов был продиктован необходимостью дать, насколько это возможно в рамках хрестоматии, целостное представление об отдельных взглядах автора, показать логику его рассуждений, примеры, на которые он опирался, контекст других работ, из которых он исходил.
Классические исследования Выготского, Лурии обсуждаются во многих других теоретических курсах, читаемых на психологическом факультете МГУ, и соответственно представлены в других пособиях, поэтому из работ этих авторов были взяты только программные моменты, имеющие непосредственное отношение к курсу «Психология аномального развития».
Поскольку библиография составлялась с использованием множества различных источников, в том числе давних, к сожалению, нельзя исключить возможной неточности и неполноты приведенных ссылок.
Планируется выпуск следующего тома хрестоматии, специально посвященного проблемам аномального развития в подростковом возрасте.
За большую помощь и поддержку в работе благодарим старшего преподавателя отделения клинической психологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова Печникову Элеонору Сергеевну и особенно аспирантов факультета психологии Рыжова Андрея, Косолапову Дарью, Михайлову Юлию, студентку Букину Ольгу, чьи переводы представлены в данной хрестоматии.
Выражаем особую признательность за высокий профессионализм, усердие и чуткость в работе с авторами редактору Федоровой М. П., которая внесла ряд ценных предложений, благодаря которым удалось свести к минимуму неясности в текстах. Благодарим Киселеву А. И. за тщательнейшим образом выполненную корректуру, художника Карцеву Е. В., подготовившую рисунки и диаграммы, и всю редакцию «ЧеРо», работники которой отличаются особым творческим подходом к делу.
Редакторы-составители: Лебединский В. В., Бардышевская М. К.
I ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ АНОМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
III. РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ПОСТРОЕНИИ КЛИНИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ
Переходя к оценке второго компонента, участвующего в построении картины психического заболеванияа, — реактивных свойств больного, связанных с особенностями преморбидной
5' 67
почвы, я считаю нужным подчеркнуть два момента, имеющих большое значение для психиатрической диагностики.
Во-первых, необходимо уточнить само понятие — преморбид-ная почва, нередко неправильно расценивающееся как конституциональные особенности. «Преморбидное» — это весь наличный фонд врожденных и приобретенных свойств, где отражаются и особенности эмбрионального развития, и младенческий период, и вся дальнейшая жизнь человека — его воспитание, навыки и опыт, жизненные установки и уровень развития. Поэтому, для того чтобы лучше уяснить закономерности построения картины настоящего заболевания, мы должны более подробно изучить всю историю развития ребенка в прошлом, ибо на формирование клинической картины нередко оказывают влияние последствия бывших физических и психических вредностей, создающие locus minoris resistentiae7. Так, например, тяжелый исход при легкой травме головы у ребенка часто зависит от того, что она подействовала на мозг, уже инвалидизированный'ранее конгенитальным сифилисом или другой перенесенной инфекцией. В такой же мере вредности, имевшие место незадолго до инфекции (истощающие моменты, психические и физические травмы и т. д.), влияют на картину инфекционного и постинфекционного состояния у ребенка. И чем более внимательно мы будем изучать картину других экзогенных и эндогенных заболеваний, тем яснее для нас будут звучать индивидуальные особенности в картине психического состояния больного. Тогда легче будет правильно распознать не только форму заболевания, но и ее особенности у данного больного.
И второе, что важно учесть во избежание диагностических ошибок, — это наличие в клинической картине психогенных наслоений, возникающих как реакция личности на осознание своего заболевания. В начальной стадии болезни, когда личность еще сохранна, больной очень остро переживает свою нарастающую неполноценность, что ведет к невротическим и конфликтным состояниям. Таким образом, возникают депрессивные реакции и невротические состояния в начале прогрессивного паралича и шизофрении, когда больной ясно понимает, что с ним творится что-то неладное, мешающее ему жить и работать, грозящее ему в дальнейшем инвалидностью.
Так надо расценивать в некоторых случаях идеи отношения, возникающие у больного в начале заболевания, как проекцию своей неполноценности на окружающее. В начальном периоде
Место наименьшего сопротивления.
легче возникают и другие формы психогенных образований, связанных с внешними вредностями, так как болезненный процесс, понижая сопротивляемость организма, тем самым открывает возможность для действия различных травмирующих психических моментов.
Роль личности в построении клинической картины психического заболевания отнюдь не ограничивается вышесказанным — большое значение имеет активность личности в борьбе с болезнью, ее воля к здоровью и стремление преодолеть патологические проявления.
Из этого следует, что не все в симптоматике психического заболевания процессуально обусловлено. Часть симптомов должна быть расценена как реактивные образования и как развитие компенсаторных образований в результате более или менее удачного приспособления личности к создавшейся ситуации. Многое в поведении больного — работает ли он или бродяжничает, спокоен или агрессивен — часто обусловлено не самим болезненным процессом, а жизненными установками больного, созданными всей его предыдущей жизнью, и теми условиями, в которых он живет в настоящее время.
Поэтому для того, чтобы правильно расценить отдельные симптомы в картине заболевания, необходимо хорошо знать корни их происхождения, всю прошлую историю развития больного и обстановку, в которой он жил. Так, скрытность и замкнутость, которые неправильно расцениваются как шизоидная или шизофреническая особенность, только тогда имеют диагностическое значение, если мы знаем корни ее происхождения. Скрытность и замкнутость у эпилептика (эпилептоида) обусловливаются своеобразием его структуры, где агрессия в отношении окружающего сочетается с чувством неполноценности и неуверенности в себе. Вырастающая отсюда подозрительность и тревога являются причиной его недоверчивого отношения к окружающим, отсюда скрытность и замкнутость. Скрытность и замкнутость у лиц тревожно-мнительного склада имеет своей причиной повышенную ранимость и впечатлительность в отношениях с окружающими, их замкнутость носит защитный характер, оберегающий их от травмирующей обстановки. Диагностическое значение в пользу шизофрении имеют только те варианты замкнутости и скрытности, которые обусловлены отсутствием первичной потребности в контакте с окружающим миром.
Также и раздражительность может иметь различное диагностическое значение в зависимости от ее происхождения. Мы знаем раздражительность неврастеника, имеющую корни в его
повышенной истощаемости, пониженном психическом тонусе, и раздражительность эпилептика, обусловленную повышенной эффективностью, злобностью и агрессией.
I. РОЛЬ ВОЗРАСТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ
ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ
II. РОЛЬ ВОЗРАСТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ
Ой
позвоночника (spinobifidae) с последующими изменениями в спинном мозгу. У большинства детей, страдающих недержанием мочи, патофизиологическую основу этого нарушения следует искать не в периферических аппаратах, а в нарушении центральной регуляции (в корковых и подкорковых центрах). Ночной энурез может наблюдаться как скоропроходящее болезненное явление и как стойкий симптом, продолжающийся в течение многих лет. Причины ночного энуреза разнообразны: органические поражения головного мозга, аномалии развития, нарушения водно-солевого обмена, инфекции и травмы, эпилепсия, психическая трав-матизация, неправильное воспитание. Энурез наблюдается нередко при олигофрении, психопатиях и неврозах, а иногда и у здоровых детей, отличающихся неустойчивостью, повышенной возбудимостью.
Расстройства речи, также должны быть отнесены к «преимущественным» синдромам детского возраста. Речь является поздней в эволюционном отношении, наиболее хрупкой и легкоранимой функцией. Она тесно связана с деятельностью второй сигнальной системы (отвлеченным мышлением) и проходит длительный период своего формирования. В основе обучения речи лежит подражание. Речь развивается у ребенка по законам образования условных связей — между сочетанием звуков, которые он слышит, и предметами, появляющимися в его поле зрения. Развитие речи требует участия ряда систем и аппаратов периферических (язык, губы, мягкое и твердое небо, гортань, голосовые связки) и центральных (корковые, речедвига-тельные анализаторы). Нарушение любого звена в этой системе может привести к расстройству речевой функции. Развитие функции речи, богатство словарного фонда находятся в тесной зависимости от среды, в которой живет ребенок, от условий его воспитания и обучения.
Расстройства речи могут наблюдаться при самых разнообразных заболеваниях; наиболее часто они имеют место у детей, страдающих психическим недоразвитием (синдром слабоумия). При грубых формах слабоумия речь совершенно отсутствует, при менее выраженных формах речь появляется, но в более поздние сроки (к 3—4 годам) и отличается бедным запасом слов, неправильным построением фраз (аграмматизмы). Обычно страдает и звукопроизношение (косноязычие и шепелявость).
Значительно реже недоразвитие речи встречается как изолированный синдром у детей, не обнаруживающих явлений слабоумия. Эти дети хорошо понимают обращенный к ним вопрос, выполняют предложенные им задания, но ответить не могут. От-
сутствие речи приводит в дальнейшем к задержке психического развития.
Расстройства речи могут возникать как последствие перенесенных мозговых инфекций и травм. В тех случаях, когда инфекции и травмы имели место в раннем возрасте, нарушение речи также носит характер недоразвития (алалия), реже имеют место очаговые расстройства в отдельных звеньях речевой системы. Возникают различные формы афазии (моторная и сензорная}.
Одной из частых причин недоразвития и расстройства речи является поражение слухового анализатора. При полной глухоте, наступившей в раннем возрасте, имеет место глухонемота. При резкой тугоухости речь также страдает (позднее развитие, бедный запас слов, аграмматизм, нарушение звукопроизношения).
Нарушения ритма и темпа речи проявляются главным образом в форме заакания, которое рассматривается как особая форма невроза. Отметим, что эта форма расстройства речи чаще возникает под влиянием психогенных факторов у детей асте-ничных или чрезмерно возбудимых.
Дефекты звукопроизношения могут быть и у здоровых детей (не выговаривают звуки «л», «р», шипящие; шепелявость, детская сюсюкающая речь), но значительно чаще они наблюдаются у детей с задержанным развитием.
Важно отметить, что при шизофрении в раннем детском возрасте расстройство речи нередко является первым симптомом. Ребенок перестает говорить. В дальнейшем речь иногда возвращается, но уже с бедным запасом слов и неологизмами. В некоторых неясных по своей этиологии формах с прогрессирующим слабоумием постепенный распад речи является в клинической картине основным синдромом (так называемая Dementia infantilis).
Под влиянием психической травмы у детей нередко возникает расстройство речи в форме заикания или мутизма7 (часто избирательный мутизм, возникающий только в условиях, напоминающих травмирующую ситуацию).
Расстройства речи в детском возрасте имеют большое значение. В тех случаях, где на них не обращено должного внимания и не начата своевременная терапия, может наступить дальнейшая задержка развития мышления ребенка. Неправильная речь является моментом, тормозящим дальнейшее обучение ребенка чтению и письму. Более старшие и интеллектуально сохранные
Мутизм — нарушение волевой сферы, проявляющееся отсутствием ответной или спонтанной речи при сохранении способности разговаривать и понимать обращенную к больному речь {примеч. peg,}.
дети часто тяжело переживают свою речевую несостоятельность, становятся более замкнутыми, стеснительными, нередко у них возникают и невротические реакции.
В течение школьного периода продолжается быстрое развитие функции головного мозга. В это время усиливается комплексная деятельность больших полушарий, создаются новые условно-рефлекторные системы коры. Однако активное торможение еще страдает. Соотношение сигнальных корковых систем у детей младшего школьного возраста иное, чем у взрослых. Вторая сигнальная система еще не получила руководящей роли, как у взрослых. Поэтому хотя основные патологические синдромы можно отметить и у ребенка школьного периода, но клиническая картина болезни проявляется у него в более элементарных симптомах. Сложные психопатологические образования у детей встречаются еще редко.
Клиническая картина психозов, наступающих в пубертатном периоде, уже близка к той, которая встречается при психозах у взрослых больных. Однако особенности пубертатного периода — наклонность к мудрствованию, резонерству — часто дают своеобразную шизофреноподобную окраску самым разнообразным заболеваниям, начинающимся в этом возрасте. Гебефренические черты — наклонность к манерничанию, дурашливости — еще больше затрудняют дифференциальный диагноз с шизофренией.
Д. Н. Оудсхоорн
ДЕТСКАЯ И ПОДРОСТКОВАЯ ПСИХИАТРИЯ[8]
ЧЕТЫРЕ СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ЭТИОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Мы последовательно обсудим:
А Различия в темпераменте и их воздействие на развитие.
Б. Органические факторы.
В. Значение эмоциональной привязанности между матерью и ребенком для развития последнего. Г. Смерть одного из родителей; развод.
Г) Наследственные факторы
Почти все научные исследования в данной области построены на близнецовом методе. Многие исследователи показали, что в социальном поведении однояйцовых близнецов больше сходства, чем в разнояйцовых близнецовых парах. В вышеупомянутом Нью-Йоркском лонгитюдинальном исследовании при сравнении близнецов и их сиблингов были получены убедительные данные, свидетельствующие о генетическом компоненте различных особенностей темперамента, в частности таких, как уровень активности, сближение /удаление и адаптация. Порог и интенсивность реагирования и особеиности настроения, как было показано, имеют генетическую основу лишь на первом году жизни, но в целом генетическое влияние на характеристики темперамента выступало наиболее отчетливо на первом году жизни по сравнению со 2—3-м годами жизни. Исследование также отчетливо показало, что средовые факторы оказывают большое влияние на характеристики темперамента.
Насколько значимы конституциональные факторы для психиатрии развития? В какой степени они в одном случае влияют на развитие психических расстройств, а в другом — нет? Cant-well & Tarjan высказывают следующее мнение:
(а) возможно, индивидуальные различия ведут к различиям в реакции на стрессовые ситуации и к различиям в адаптации к этим ситуациям;
(б) характеристики темперамента играют роль в оформлении жизненного опыта;
(в) характеристики темперамента определяют восприятие ребенком окружающей среды и то, какое окружение является «эффективным» для ребенка;
(г) различия темперамента определяют также и реакцию других лиц на ребенка. По типу реакции, которую провоцирует ребенок, этот ребенок может быть предрасположен к какому-либо психическому нарушению.
Насколько постоянны эти конституциональные качества? Cohen et al. (1972) обследовали десять пар близнецов через
неделю после их рождения, а затем в возрасте 3,5 лет. Дети, продемонстрировавшие в возрасте 3,5 лет более сложные сюжетные игры, более зрелую речь и более оригинальное поведение в детском саду, имели также и самые высокие оценки на «Оценочной шкале первой недели жизни» в период новорожденное™, Дети, которые в возрасте 3,5 лет отличались тревожностью и большей отвлекаемостью, имели после рождения значительно более низкие показатели. При исследовании семей авторы обнаружили ту же тенденцию, подтверждающую вышеупомянутые результаты — по данным заполнения родителями соответствующего опросника. Совершенно очевидно, что существуют типичные особенности, проявляемые уже новорожденными, и эти особенности имеют прогностическую ценность в отношении степени компетентности и социально-эмоционального созревания к 3,5 годам.
Rutter et al. (1970) оспаривают эти данные и считают такую выраженную корреляцию вряд ли возможной. Но упомянутые прогностические данные укладывались в диапазон нормального развития поведения; определенные характеристики темперамента младенцев, согласно исследованию, достоверно коррелировали с развитием в последующем нарушений поведения.
Было выделено три группы: (1) «трудные дети» (нерегулярность в биологическом функционировании; уход от новых стимулов, трудная адаптация к изменениям; часто «плохой характер», интенсивная реакция); (2) «легкие дети» (регулярность, легкость приближения к новым стимулам, легкость адаптации, в основном хорошее настроение, реакция в диапазоне средней силы); (3) «дети со сниженной активностью» (медленная адаптация, реакция низкая по интенсивности, низкий уровень активности, тенденция к отдалению).
«Трудные дети» составляли 10% от всей группы детей в ранее упомянутом Нью-Йоркском лонгитюдинальном исследовании, но позже они составляли 25% среди детей с нарушениями поведения — и они сохраняли те же характеристики темперамента. «Легкие дети», как правило, развивались без поведенческих проблем. Дети со сниженной активностью сохраняли те же особенности темперамента, которые не отличали их резко от «трудных детей», но не привлекали к себе внимания.
Мы хотели бы знать патогенез нарушений развития. Из вышеупомянутого Нью-Йоркского лонгитюдинального исследования и исследования детей, родители которых страдают психическими нарушениями, проведенного в Лондонской Кембервэлл, можно выделить некоторые характеристики темперамента, которые име-
ют прогностическое значение для последующих проявлений нарушений поведения. Можно предложить различные объяснения:
(а) Больные родители имеют детей с такими характеристиками темперамента, которые предрасполагают ребёнка к психическим нарушениям. Эта гипотеза отвергнута, так как корреляция между нарушениями в семье и характеристиками темперамента не была достаточно выраженной.
(б) Определенные характеристики темперамента могут вести к психическим нарушениям у ребенка, а последние, в свою очередь, в конечном итоге — к соответствующим нарушениям отношений внутри семьи. Это предположение было отвергнуто в связи с тем, что нарушения отношений в семье предшествуют развитию нарушений поведения у ребенка.
(в) Определенные характеристики темперамента и определенные нарушения отношений в семье действуют независимо друг от друга; те и другие играют роль в развитии психических нарушений у ребенка. Эта гипотеза была также отвергнута, так как существуют некоторые взаимозависимости.
(г) Определенные характеристики темперамента делают ребенка уязвимым в отношении неблагоприятных последствий внешнего стресса, особенно дисгармонии в семье. Такое объяснение очень вероятно.
Слишком часто в кругах специалистов в областях психологии развития и детской психиатрии взаимоотношения между родителями и ребенком рассматриваются как односторонний процесс. Но дети оказывают большое влияние на родителей и вызывают у них определенные виды поведения. Разные дети одной матери могут вызывать у нее различные виды поведения, что не подтверждает мысли об «общем материнском отношении» и т. п. Имеются серьезные свидетельства, что черты характера и поведения, которые описываются как уверенность в себе, сенсомоторные возможности и социальное поведение и навыки, являются врожденными, и варианты этих черт характера и поведения влияют на реакции родителей.
У родителей, как правило, нет какой-либо методики воспитания детей, но у них в репертуаре есть два варианта поведения: (1) «контроль верхней границы» и (2) «контроль нижней границы», т.е. родители оказывают гомеостатическое влияние на поведение ребенка. Таким образом, имеет место отчетливая i интерференция врожденных особенностей ребенка и образа жизни взрослых: поведение ребенка вызывает определенные реакции родителей, которые оказывают регулирующее воздействие на поведение ребенка. В последующем это распространяется на других людей в окружении ребенка. До настоящего момента мы
в принципе обсуждаем типы поведения, относящиеся к норме. А как же этот принцип реализуется при психических расстройствах? Дети в вышеперечисленных исследованиях, характеризовавшиеся незначительной упорядоченностью, слабой гибкостью, низкой адаптацией и т.д., происходили из семей того же типа, что и дети, обладающие более благоприятными особенностями темперамента. В действительности все обследованные семьи, особенно в Лондонском исследовании, имели те или иные отклонения. Но внутри этих семей упомянутые дети подвергались большому риску стать объектом критики родителей. Родители использовали этих детей для того, чтобы отреагировать свою фрустрацию. То же показали и результаты Нью-Йоркского ис^ следования. Дети с одними и теми же характеристиками в одних средовых условиях обнаруживали нарушения поведения, а в других нет. Отношение родителей, педагогов и т. д., по-видимому, является решающим фактором у таких детей. Rutter (1972) обобщил взаимодействие генетических и социальных факторов:
— новорожденный ребенок является сложным существом, которое реагирует на среду, но также и влияет на нее;
— уже при рождении имеется много физиологических и поведенческих различий;
— индивидуальные различия играют большую роль в генетических и биологических влияниях;
— эти индивидуальные различия частично сохраняются по мере роста ребенка, но они, в свою очередь, подвергаются воздействию опыта ребенка;
— индивидуальные различия определяют также особенности реагирования взрослых на ребенка;
— они частично определяют, какое окружение является для ребенка «эффективным» (т. е. окружение, в котором ребенок «расцветает»);
— они также частично определяют, какого рода жизненный опыт может ожидать данного ребенка (так как ребенок, который не предприимчив, получит иной опыт);
— легкость, с которой ребенок относится к изменению жизненных обстоятельств, и адекватная адаптация поведения окажут воздействие на его чувствительность к стрессам.
Стелла Чесе и Александр Томас
ЗНАЧЕНИЕ ТЕМПЕРАМЕНТА ДЛЯ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ[9]
9' 131
социальным окружением, может получиться, что стимулирующее значение активности установится не в соответствии с уровнем реактивности данного индивидуума. В этом случае могут развиться различные нарушения и расстройства поведения» (Strelau, 1985). Чтобы модель «хорошего соответствия» была полезной, в ней не должно быть доказательств «по кругу», погубивыгих так много психологических теорий. Другими словами, очень легко «доказать», что нормальная приспособленность индивидуума к окружению — это следствие «хорошего» соответствия, а неадекватная жизнедеятельность — следствие «плохого», а затем для объяснения типа соответствия использовать характер жизнедеятельности. Поэтому необходимы разработка независимых критериев, с помощью которых можно было бы определить «хорошее» и «плохое» соответствие по многим факторам психического развития, а также выявление условий, при которых эти факторы влияют на тип соответствия и на характер развития — нормальный или патологический. Такой подход просматривается в целом ряде работ (см. ссылки у С. Чесе и А. Томаса — Chess & Thomas, 1984, с. 279), которые дают примеры исследований взаимодействий в конкретных условиях и могут предоставить данные для модели «хорошего соответствия».
АУТИЗМ
Аутизм (его называют по-разному: синдром инфантильного аутизма, детское заболевание аутизма, синдром Каннэра, ранний инфантильный аутизм, ранний детский аутизм) как клиническое состояние был впервые описан Л. Каннэром в 1943 г. на примере 11 детей, отличавшихся, по его характеристике, врожденным недостатком интереса к людям и повышенным интересом к необычным неодушевленным предметам. Тот факт, что при описании этих детей Каннэр использовал термин «аутизм» (прежде употреблявшийся при описании крайней эгоцентричности и отчужденности мышления шизофреников), привел к формированию ошибочных представлений о связанности шизофрении и аутизма (А): считалось, что последствиями детского А являются тяжелые формы психических заболеваний во взрослом возрасте, чаще всего — шизофрения. Однако за последние два десятилетия накоплено большое количество экспериментального мате-
риала, свидетельствующего об этиологической самостоятельности детского А, в развитии которого особо значимая роль принадлежит нейробиологическим факторам. Согласно современным международным нозологическим классификациям (МКБМО и DSM-IV), Л относится к устойчивым синдромам нарушения психического развития.
Первые проявления А наблюдаются вскоре после рождения или в течение первых пяти лет жизни. Его основными признаками являются:
° нарушение социального развития (отсутствие интереса к социальным контактам с родителями или другими взрослыми, отсутствие или недоразвитие комплекса оживления, первых улыбок, эмоциональной привязанности);
D отсутствие или недоразвитие речи (неспособность ребенка употреблять язык как средство общения, развитие эхолалий, неэмоциональность речи и недоразвитие интенциональности речи);
п необычные реакции на среду (выраженное стремление к одиночеству, бесцельность поведения, повторяющийся характер движений, неспособность к ролевым играм, фиксация на одном аспекте предмета);
° стереотипность в поведении (стремление сохранить постоянные, привычные условия жизни и сопротивление малейшим изменениям в окружающей обстановке или жизненном порядке).
Очень небольшое количество больных А способно к проявлению отдельных исключительных способностей (например, к рисованию и математическим вычислениям). Однако спектр таких способностей достаточно узок, и они не компенсируют общий низкий уровень развития интеллекта и адаптации к среде.
Частота встречаемости А составляет примерно 0,02%, причем среди мужчин А встречается в 4—5 раз чаще, чем среди женщин. А встречается в разных культурах, среди представителей разных социальных классов и разного уровня IQ. Около 80% больных А обнаруживают также умственную отсталость разной степени. Примерно 2% взрослых, больных А, способны к независимому существованию, 33% — к элементарным формам самообслуживания, 65% нуждаются в постоянной помощи и поддержке. Коррекция синдрома А возможна, но для благоприятного прогноза решающими являются ранняя диагностика и систематическое, целенаправленное вмешательство.
МКБ — Международная классификация болезней.
Этиология А неизвестна. Ранние теории патогенеза А ссылались на возможные влияния средовых факторов (например, неблагоприятные родительско-детские отношения, дисфункциональные семьи), но современные лонгитюдные исследования не подтверждают эти гипотезы, а указывают на часто встречающиеся нарушения функционирования ЦНС (устойчивость примитивных рефлексов, задержку в установлении полушарной доминантности, отклонения в ЭЭГ и компьютерных оценках мозговой активности). Однако специфические дефекты, ассоциирующиеся с А, еще не выделены. Как группа больные Л отличаются высоким уровнем серотонина в периферических отделах мозга. Генетические исследования А свидетельствуют о высокой конкордант-ности сиблингов, особенно близнецов.
Конкордантность. При работе с дихотомическими признаками оценкой сходства является конкордантность — статистический показатель, говорящий о том, какой процент членов семьи пробанда6 страдает исследуемым расстройством. Существуют два типа конкордантности — парная и пробандная. Парная конкордантность должна нодсчитывать-ся в том случае, если только один член изучаемой пары родственников может рассматриваться как пробанд. Если же оба члена родственной пары (например, оба близнеца) могут считаться пробандами, то должна подсчитываться пробандная конкордантность.
Приведем пример. Представим, что мы работаем с выборкой из 100 пар МЗ близнецов, причем в каждой из них по крайней мере один близнец страдает анализируемым заболеванием. Для того чтобы подсчитать парную конкордантность, нужно оценить сходство близнецов по исследуемому признаку в каждой паре, считая пробандом только одного близнеца пары, т. е. мы имеем дело со 100 пробандами. Если, например, выяснилось, что в 20 парах оба близнеца страдают исследуемым заболеванием, а в 80 парах —только один пробанд, то парная конкордантность равняется 20/100, т. е. 20%. Если же пробандом может считаться как первый, так и второй близнец в каждой паре, то, значит, мы работаем с выборкой нробандов, которая включает всех близнецов (как первых, так и вторых), страдающих исследуемым заболеванием. Тогда мы имеем дело со 120 пробандами (40 из конкордантных пар и 80 из дискордантных). Пробандная конкордантность в таком случае будет равна 40/120, т.е. 33%. Иначе говоря, вероятность того, что близнецы людей, страдающих данным заболеванием, тоже заболеют, составляет 33%.
Пробанд (нем. Proband) — лицо, с которого начинается составление родословной при генеалогическом анализе (примеч. ред.).
Изучение генетических механизмов, влияющих на формирование аутизма, представляло и представляет собой одну из сложных задач психогенетики детского девиантного развития. Трудность ее определяется, во-первых, тем фактом, что А — редко встречающееся заболевание и, во-вторых, среди родителей аутич-,ных детей наблюдается тенденция сознательного ограничения деторождения после появления в семье аутичного ребенка.
Несмотря на эти сложности, к 1967 г. были опубликованы результаты нескольких близнецовых исследований, проанализировав которые М. Раттер (1968) пришел к выводу, что на их основании никаких надежных заключений о генетической природе А сделать нельзя. В течение последующих 10 лет было проведено еще несколько исследований, однако полной ясности в картину этиологии А эти работы не внесли.
Новая волна психогенетических исследований А началась в 1985 г. с публикации близнецового исследования Е. Ритво с коллегами (1985) или, точнее, с критического обсуждения этой работы. В их исследовании выборка состояла из 40 пар близнецов, отобранных через картотеку, созданную для выявления близнецовых пар и семей с высокой плотностью А. Она собиралась при помощи публикаций в средствах массовой информации объявления-обращения Американского национального общества аутичных детей (АНОАД). Поскольку, как всегда бывает в таких случаях, в картотеку вошли только добровольно обратившиеся в АНОАД пары, эта группа не представляет собой рандомизированную7 выборку близнецов, построенную на популяционной основе. Выборка включала 23 пары МЗ и 17 пар ДЗ близнецов. Конкордантность составила 95,7% для МЗ и только 23,5% для ДЗ. Эти оценки конкордантности статистически надежно различаются и, казалось бы, поддерживают гипотезу о наличии генетических влияний в формировании и развитии А. Однако, как уже отмечалось, выборка была построена на основе добровольного участия близнецовых пар, что теоретически могло привести к искажениям в ее формировании и, следовательно, к искажениям результатов.
Незадолго до опубликования работы Ритво с соавторами анализ результатов предыдущих генетических исследований позволил обнаружить, что большинство работ, выполненных до 1977 г., изначально представляли собой описания отдельных случаев,
Рандомизировать — приводить выборку к случайному виду (примеч. ред.)
а родственники пробандов вовлекались в исследования лишь постфактум. Кроме того, обобщенная выборка, составленная на основе всех опубликованных исследований и содержавшая всего 32 близнецовые пары, включала примерно в два раза больше МЗ близнецов, чем ДЗ (22 и 10 соответственно). В генеральной же популяции количество ДЗ примерно вдвое больше, чем МЗ, поэтому выборка, в которой соотношение МЗ и ДЗ обратное (первых вдвое больше, чем вторых), не является репрезентативной. К тому же во многих исследованиях близнецы ДЗ пар были разнополыми. Поскольку же в формировании А пол играет весьма существенную роль, это — серьезная проблема для интерпретации результатов, так как включение разнополых близнецов в анализ ведет к снижению конкордантности ДЗ.
Изучая последствия неадекватных процедур формирования выборки для психогенетических исследований, Раттер и его коллеги поставили перед собой задачу создания репрезентативной и неискаженной выборки, состоящей из пар однополых "близнецов, каждая из которых содержала бы по крайней мере одного аутичного ребенка. В результате тщательных поисков была составлена выборка из 71 пары однополых близнецов, отобранных через школы, больницы и близнецовые картотеки. 11 из них были МЗ близнецами. Диагностика А основывалась на критериях Кан-нэра (1943) и Раттера (1971). В исследованной выборке 4 из 11 МЗ соблизнецам был поставлен диагноз Л, в то время как ни один из ДЗ соблизнецов не соответствовал диагностическим критериям заболевания. Найденная разница была статистически значима (р<0,05).
Недавно были опубликованы результаты еще одного близнецового исследования, в котором использовалась подобная схема формирования выборки fSteffenburg}. Группа исследователей проанализировала все случаи А, зарегистрированные в Дании, Финляндии, Исландии, Норвегии и Швейцарии, с целью отобрать всех больных А в парах однополых близнецов не старше 25 лет. Была найдена 21 пара (11 МЗ и 10 ДЗ) близнецов и одна тройня. Парная конкордантность составила 91% для МЗ близнецов и 0% для ДЗ.
Близнецовые исследования, таким образом, подтверждают гипотезу о генетических влияниях на проявление и развитие А. Однако, как мы видели, ни в одном из исследований конкордантность МЗ близнецов не составила 100%. Для объяснения этого феномена были предложены две гипотезы. Первая касалась этиологической важности средовых влияний (она подробно
обсуждается в разделе о гетерогенности А). Согласно второй гипотезе, близнецовая дискордантность по А может быть результатом того, что этот фенотип представляет собой крайнюю форму выражения какого-то другого психического заболевания. Возможно, несколько взаимодействующих факторов ведут к формированию наиболее отклоняющегося фенотипа, коим и является аутизм, а генетическая предрасположенность существует и для менее выраженных, менее тяжелых форм аутизмоподобного ди-зонтогенеза.
■ . 149
о генетических влияниях в формировании СДВГ. Было проведено анкетирование приемных родителей 35 гиперактивных детей и для сравнения — биологических родителей, которые воспитывают своих собственных детей, страдающих гиперактивностью (Моррисон, 1973). К сожалению, в этом исследовании информация о биологических родителях приемных детей была недоступна. Согласно оценкам родителей, встречаемость гиперактивности среди приемных родителей и их родственников была, значительно ниже, чем среди родственников биологических родителей. Данные, полученные в другой работе (Кантвилл, 1975), подтвердили эти результаты. Конечно же, эти заключения были бы значительно более надежны, если бы авторы смогли привести данные о биологических родителях приемных детей. Но и сейчас можно сделать вывод о том, что усыновленные дети сходны скорее с родственниками их биологических, нежели приемных родителей, и, следовательно, подтвердить гипотезу о генетических влияниях на формирование СДВГ.
Другая группа фактов, поддерживающая идею вовлеченности генов в развитие СДВГ, была собрана в контексте исследований полных сиблингов и полусиблингов, т. е. братьев и сестер, имеющих только одного общего родителя. При сравнении сходства таких пар по «минимальной дисфункции мозга» оказалось, что конкордантность среди первых намного выше, чем среди вторых (Сафер, 1973). Дж. Бидерман с коллегами (1992) опубликовали результаты семейных исследований пациентов, страдающих СДВГ. На начальных этапах работы исследователи проинтервьюировали всех членов семей 22 мальчиков, страдающих СДВГ, и 20 здоровых детей, составивших контрольную группу. Относительный риск развития СДВГ составил 31,5% для родственников СДВГ-пациентов и 5,7% для родственников здоровых детей. Размер выборки пациентов, страдающих СДВГ, в 1992 г. возрос до 140, и в дополнение к контрольной группе здоровых детей была проинтервьюирована группа детей, страдающих другими психическими расстройствами. Результаты воспроизвели ранее обнаруженный паттерн распределения частот встречаемости данного нарушения среди родственников пациентов.
Сопряженность СДВГ и других психических расстройств
Бидерман с коллегами (1991) проанализировали частоты встречаемости аффективных нарушений (депрессии и тревожности), девиантного поведения и трудностей в обучении как среди самих пробандов, страдающих СДВГ, так и среди их родственников.
По сравнению с контрольной выборкой пробанды, страдающие СДВГ, значительно чаще имеют симптомы расстройства поведения и аффективных заболеваний. В свою очередь, родственники пробандов по сравнению с родственниками контрольной группы чаще имеют СДВГ, депрессии, асоциальное поведение, тревожность, чаще употребляют наркотические вещества. Паттерн частот встречаемости СДВГ, тревожности, расстройств поведения и депрессии среди родственников пробандов позволяет сформулировать ряд гипотез относительно передачи этих заболеваний по наследству. Согласно предположению данных авторов, во-первых, СДВГ и депрессии могут иметь общие генетические корни; во-вторых, манифестация СДВГ в совокупности с расстройствами поведения может представлять собой синдром, передаваемый по наследству в этих семьях как единое целое; в-третьих, генетическая передача СДВГ и тревожности в семьях может осуществляться независимыми механизмами. К сожалению, размер выборки все еще слишком мал для того, чтобы проверить гипотезы, касающиеся специфических способов наследования СДВГ как при наличии сопряженных психических заболеваний, Так и при их отсутствии.
Колорадская группа исследователей высказала также предположение, что СДВГ генетически связан с дислексией (см. далее). Эта гипотеза получила подтверждение и в исследовании, проведенном на популяционной выборке австралийских близнецов.
Отечественные исследователи (Бадалян, Горбачевская, Заваден-ко, 1997) провели клинико-нейрофизиологическое исследование двух этиологически различных форм детской гиперактивности — синдрома ломкой Х-хромосомы (СЛХ) и СДВГ. Генетическая этиология СЛХ хорошо известна — это заболевание развивается в результате изменения структуры Х-хромосомы. Генетический механизм СДВГ еще не установлен. Эти два заболевания, однако, перекрываются фенотипически — в спектр обоих синдромов входит детская гиперактивность, но в случае ломкой Х-хромосомы наблюдается и снижение интеллекта. Данное исследование продемонстрировало достоверные различия спектральных характеристик ЭЭГ между СДВГ и СЛХ, позволяя сформулировать гипотезу о различиях в мозговых механизмах этих двух фенотипически перекрывающихся заболеваний.
Генетические модели трансмиссии СДВГ
Приведенные результаты исследований свидетельствуют в пользу гипотезы о влиянии генетических факторов на формирование СДВГ; однако путь передачи этого расстройства по
наследству остается невыясненным. Поскольку в частоте встречаемости этого нарушения наблюдаются существенные половые различия, была высказана гипотеза о сцеплении с Х-хромосомой, однако она маловероятна, так как частота передачи заболевания от отца к сыну не соответствует ожиданиям, вытекающим из гипотезы Х-сцепления (Оменн, 1978). Высказывалось также предположение, что СДВГ передается полигенным путем; но статистический анализ данных был осуществлен на очень маленькой выборке гиперактивных детей (Моррисон, 1973), и потому надежные выводы из этого исследования сделать невозможно.
Таким образом, ясного представления о путях передачи СДВГ по наследству пока нет. Причины подобной ситуации могут быть объяснены тем, что исследовались в основном семьи мальчиков, генеалогические данные собирались, как правило, только о родителях пациентов (а не о более дальних родственниках) и, наконец, размер выборок был слишком мал.
К. Лоренц
ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВЫХ СИСТЕМНЫХ СВОЙСТВ[13]
РОЛЬ РАННЕГО ДЕТСТВА
Ускорение раннего развития
Дистрофия в сочетании
Выводы
По поводу описанной группы атипических "случаев могут быть сделаны лишь весьма скудные выводы общего характера. Из этой группы лишь немногие случаи являются действительно вполне атипическими, но для своего истолкования, они нуждаются в тщательном индивидуальном анализе. Они связаны с удивительными перемещениями внутри комплекса развития. Поскольку эти подлинно атипические случаи вербуются из клинического материала, они подчеркивают тот факт, что развитие ребенка стремится в общем держаться ближе к средней линии. Нельзя, однако, недооценивать клинического значения «атипических случаев»; они являются разумным напоминанием о том, что при рассмотрении отклоняющихся от нормы индивидуумов не следует слишком напирать на общие законы и ориентировочные нормы развития.
П, а, о...
Определение ретрогрессии. Мы говорим о ретрогрессии, если В°ФВп, но В'3 = В11. Ретрогрессия относится всего лишь к различиям и сходству во временной последовательности, не подразумевая утверждений, касающихся «примитивности», «приспособляемости» и т. д.
Определение регрессии. Мы. говорим о регрессии, если В" более «примитивно», чем В12. Это не предполагает, что в" = В11.
Конечно, необходимо будет обсудить определение «примитивизация» и симптомы, которые можно использовать в качестве ее признаков. Вряд ли будет достаточно указать на такие неопределенные критерии, как «менее адаптивный» характер поведения, особенно потому, что сама регрессия часто рассматривается как попытка индивида адаптироваться к определенной ситуации. Ответ можно найти частично в исследованиях по психопатологии. Они наводят на мысль, что происходит переход от «дифференцированного и полного смысла паттерна к более аморфному поведению» (Гольдштейн, 1939). Сложный иерархический порядок в поступке меняется на простую организацию или на дезорганизацию (Камерон, 1938), от абстрактного к более конкретному типу мышления, от рассуждения к научению (Майер, 1932; Клювер, 1933), от гибкого к стереотипному поведению (Клювер, 1933; Кречевский, 1937). Примитивизация — это изменение в структуре поведения, которое в некоторых отношениях, по-видимому, напоминает морфологическую дедифференциацию, наблюдаемую у некоторых примитивных животных, как, например, в условиях плохого питания (Флетчер, 1938).
Исследования, подобные этим, заходят довольно далеко, очерчивая более конкретно, что имеется в виду под примитивизацией. Однако они по-прежнему не дают операционального определения регрессии через эмпирически проверяемые симптомы, которые являются достаточно общими и в то же время достаточно определенными для экспериментальных процедур. Предварительно можно определить регрессию как изменение поведения от паттерна, типичного для более старших нормальных детей, к тому, который типичен для более младших нормальных детей (в равнозначной психологической ситуации). Такое операциональное определение неизбежно ограничено возрастным интервалом до зрелости, потому что переход от взрослого к старческому поведению нужно считать регрессией, но не прогрессивным развитием. Тем не менее в этих пределах оно дает четкий и проверяемый критерий для регрессии. До тех пор, пока теория регрессии не продвинется значительно вперед, вполне можно использовать этот критерий в качестве операционального определения3.
Такое операциональное определение, очевидно, дает возможность установления величины регрессии и уровня, к которому регрессирует человек. Последний может быть выражен возрастным уровнем нормальных детей, для которого это поведение типично. Величину регрессии можно охарактеризовать, указав возрастные уровни для состояния индивида до и после регрессии.
Вы заметите, что это операциональное определение не относится к какому-либо поведению, которое индивид, о котором идет речь, проявлял ранее в своей жизненной истории. Оно относится к типу поведения, характерному для нормальных детей определенных возрастных уровней.
Это определение отнюдь не окончательное, это рабочее определение, необходимость которого вызвана современным состоянием знания в данной области. Его нужно использовать с осторожностью даже в возрастном интервале до зрелости, потому что во всяком случае возможно, что в течение некоторых периодов нормальный средний ребенок может в действительности становиться более примитивным в той или иной функции. В конечном счете различные уровни развития необходимо будет определять концептуально с точки зрения степени дифференциации, организации и сходных качеств, но не возраста. В конце концов в операциональном определении нужно будет совсем опустить ссылку на возраст и конкретизировать отдельные изменения, происходящие в различных условиях.
Изменение организационной взаимозависимости
Возрастающей дифференциации жизненного пространства на относительно изолированные части так или иначе препятствует возрастающая организация жизненного пространства. Имеется обилие* материала, который показывает эту растущую с возрастом организацию. Это относится к увеличению области сосуществующих частей жизненного пространства, которые могут быть организованы как единица, и все большей последовательности действий, которые управляются совместно. Последний момент мы уже обсуждали.
Q-1404
То, что число иерархических слоев возрастает в ходе развития, не обязательно означает равномерное увеличение единства человека. Старший ребенок не всегда демонстрирует более гармоничную личность или личность, более строго управляемую одним центром. Скорее, нужно ожидать спуски и подъемы в степени единства человека, в соответствии с чем дифференциация имеет тенденцию время от времени уменьшать единство, а организация — восстанавливать или увеличивать единство на следующих, более высоких уровнях. Степень организационного единства (org uni) на более позднем уровне развития может, следовательно, быть либо больше, либо меньше, чем на более раннем уровне. Мы можем выразить это с помощью формулы: (7) org uni (СЛ) ^ org uni {Ad).
По-видимому, существуют большие индивидуальные различия в отношении степени организационного единства взрослого. Наконец, мы можем, вероятно, сделать следующее утверждение в отношении организации. Важность процессов организации (взаимозависимости организационного типа), по-видимому, возрастает в ходе развития относительно важности простой взаимозависимости (типа распространяющегося напряжения):
Подводя итог признакам изменения зависимости различных частей человека (жизненного пространства) в ходе развития, мы представляем схематический рис. 4. Есть четкие указания на уменьшение единства на основе «простой взаимозависимости» определенных частей жизненного пространства и жизненного пространства в целом, являющееся результатом увеличения'дифференциации. В то же время степень иерархической организации этих частей жизненного пространства и жизненного пространства в целом возрастает. Степень единства человека, основанная на «организационной взаимозависимости», неустойчива.
Курт Левин
ПОВЕДЕНИЕ В ДАННОМ ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ПОЛЕ1
Удовлетворение потребности
Потребность можно удовлетворить, достигнув либо желаемой цели, либо замещающей цели.
Изменения потребностей и целей
Потребности как часть более общих потребностей
Было сказано, что цели или другие валентности тесно связаны с потребностями. Изменения целей в значительной степени зависят от взаимозависимости потребностей. Потребности могут быть взаимозависимы по-разному:
а) две (или более) потребности могут быть связаны таким образом, что их напряжения изменяются согласованно. Как мы видели, такая связь важна для проблемы замещения;
б) взаимозависимость между потребностями может быть зависимостью между управляющим и управляемым. Например, квазипотребности, которые соответствуют намерениям, индуцируются управляющими потребностями.
В обоих случаях взаимозависимости потребность становится частью более широкой системы потребностей.
Мы обсуждали влияние завершения и незавершения относительно удовлетворения или неудовлетворения потребности, стоящей за действием. Сейчас мы будем обсуждать влияние этих действий на постановку новых целей.
Зрелость притязаний. Для шестимесячного ребенка, лежащего на животе и пытающегося достать погремушку, по-видимому, не имеет значения, дотянется ли он в конце концов до этой погремушки в результате своего собственного усилия или кто-то другой подвинет ее так, чтобы он мог ее достать. Ребенок будет удовлетворен в обоих случаях. Трехлетний ребенок, пытающийся спрыгнуть вниз с третьей ступеньки, может отказаться от помощи. Он не удовлетворится, пока не достигнет определенных результатов самостоятельно. Очень маленький ребенок, по-видимому, знает только удовлетворение и неудовлетворение, но
не успех и неудачу. Другими словами, он имеет потребности и цели, но еще не уровень притязаний.
Мы говорим о притязании в отиошении действия, если результат этого действия рассматривается как достижение, отражающее собственные способности человека; если, кроме того, можно выделить различные степени сложности, мы говорим об уровне притязаний,
Уровень притязаний имеет основное значение для поведения людей и оказывает влияние на большую часть их стремления к цели. В этой связи мы имеем парадокс, что индивид может предпочесть что-нибудь более трудное чему-нибудь более легкому.
Фэйлз в течение шести месяцев изучала развитие притязаний у детей от двух до трех лет. Она наблюдала такие виды деятельности, как надевание и снятие зимнего комбинезона. Отказ от помощи—это, вероятно, наилучший поведенческий признак существования притязания в отношении деятельности. Такое настойчивое требование независимости свидетельствует о том, что собственное действие человека стало частью цели. Наблюдая манипуляции различных степеней сложности (такие, как: расстегнуть молнию, вытащить руку из пальто, повесить шапку на крючок), она обнаружила, что дети этого возраста имеют притязания только в отношении определенных видов деятельности. Один из определяющих факторов — способности ребенка; он не откажется от помощи в тех видах деятельности, которые ему определенно недоступны. Когда он становится старше или лучше обучен, уровень притязаний обнаруживается в отношении более сложных действий. Фэйлз также обнаружила, что социальные ситуации или похвала способствуют повышению притязания. Это свидетельствует о том, что социальный компонент важен для притязаний начиная с их самого раннего периода развития.
Можно выделить различные степени «зрелости притязаний», соответствующие различным типам целей и процедур для достижения этих целей на различных возрастных уровнях. Андерсон (Anderson С, 1940) разработал шкалу зрелости притязаний для детей между двумя и восемью годами, используя такие виды деятельности, как набрасывание ряда колец на палку и сбивание кеглей мячом. Ребенок восьми лет будет рассматривать ряд из пяти бросков как одну единицу и поэтому не будет перебрасывать отдельные кольца, которые не попали на палку, прежде чем подсчитать свои очки. Дети в самой младшей группе (трехлетние) всегда подбирают отдельные кольца, когда не попадают, и перебрасывают их или надевают их прямо на палку. Самые маленькие дети не выполняют правила не заходить за ли-
Рис. 12. Зрелость притязаний на трех возрастных уровнях и величина регрессии в условиях социального давления (награда). Указана частота, с которой ребенок надевает или перебрасывает не попавшее кольцо на палку4
нию. Эти и другие признаки свидетельствуют о том, что развитие уровня притязаний, выбор цели определенной степени сложности, предполагает: 1) ряд целей рассматривается как подчиненные цели в рамках более крупной целевой структуры, 2) сама деятельность понимается как часть цели, 3) ребенок понимает смысл правил и готов выполнять их.
Если на ребенка оказывают давление, предлагая награду, уровень притязаний (т. е. выбранная степень трудности) будет уменьшаться. Если сделано так, что понижение уровня притязаний невозможно, может регрессировать зрелость притязаний (рис. 12), т.е. используется процедура, которая характерна для более младшего возраста. Регрессию зрелости притязаний можно наблюдать у взрослых в эмоциональных ситуациях.
Эгоизм и альтруизм. В эксперименте Моор (Мооге, 1931) детей в возрасте между двумя и тремя годами просили поделиться апельсиновым соком с товарищем, которого сажали рядом с испытуемым. Результаты показывают широкие индивидуальные различия и отсутствие корреляций со степенью уважения испытуемым прав других, определяемой другими методами. Харт-шорн и Мэй (Hartshorne & May, 1929) изучали тестовые ситуации, в которых можно было наблюдать помощь (альтруизм, сотрудничество} со стороны детей. Они утверждают, что тенденция
Данные на этом рисунке взяты из исследования С.Андерсона (Anderson С, 1940).
оказывать помощь «специфическая», а не «общая» у детей между десятью и четырнадцатью годами. Мак-Грат (McGrath, 1923), используя метод опросника, сообщает, что альтруистический ответ на гипотетическую ситуацию увеличивается с возрастом. Пиаже (Piaget, 1932) упорядочивает свои данные по моральному развитию детей с точки зрения двух психологически различных типов морали, которые являются продуктом двух типов социальных отношений: до семи или восьми лет имеет место социальная связь одностороннего уважения, в которой ребенок подчиняется власти взрослого. Постепенно устанавливается отношение взаимного уважения, в котором каждый член имеет более равную часть контроля.
Б. Райт (Wright В., 1942) изучал детей в ситуации, когда у них был выбор оставить предпочитаемую игрушку себе или отдать ее кому-либо другому. Другим ребенком (который не присутствовал) был либо кто-то незнакомый, либо лучший друг. Пятилетний ребенок практически всегда был эгоистичным; восьмилетний ребенок демонстрировал значительный альтруизм, чаще -по отношению к незнакомцу (58% щедрых выборов), чем по отношению к другу (23% щедрых выборов). Действуя в качестве посредника между другом и незнакомым ребенком при распределении игрушек, пятилетний ребенок чаще оказывал предпочтение другу, чем незнакомцу. Восьмилетний чаще оказывал предпочтение незнакомцу, чем другу.
Теоретически альтруистический или эгоистический выбор можно рассматривать как результат относительно мощных сил, действующих на различные регионы жизненного пространства, и потенции различных ситуаций. В жизненном пространстве ребенка С (рис. 13) сила fcc действует на него самого в направлении цели G. Кроме того, в его жизненном пространстве существует сила fcOlC, действующая на другого ребенка (the other child), Ot, в направлении той же самой цели. (Ситуация позволяет только одному человеку достичь цели.) Эта вторая сила fcOlG соответствует потребности другого ребенка (как ее воспринимает ребенок, чье жизненное пространство представлено) и готовности ребенка С поддержать цель ребенка Ot. Говоря с формалистической точки зрения, альтруистичный или эгоистичный выбор зависит от относительной мощности этих двух сил. Согласно Райту, очень маленький ребенок не воспринимает потребность другого ребенка. Это может быть причиной отсутствия кооперирующей игры у маленького ребенка. С увеличением возраста потенция воспринимаемой потребности другого ребенка увели-
Рис. 13. Ситуация альтруизма. (Значение различных символов описано в тексте.)
чивается. Подобным образом потенция внешней группы возрастает по отношению к потенции внутренней группы (друг).
Больший альтруизм по отношению к незнакомцу, чем по отношению к другу, по-видимому, обусловлен частично тем фактом, что ребенок видит самого себя в положении хозяина по отношению к незнакомцу, но не по отношению к другу и что его идеология требует, чтобы он был гостеприимным. Дети оценивали других людей как альтруистичных или эгоистичных в той же степени, в какой они сами были такими. Предварительное исследование показывает, что взрослые в подобной обстановке более эгоистичны, чем восьмилетний ребенок.
Покорность и социальное давление. Обсуждая проблемы конфликтов, мы видели, что силе, действующей на человека в направлении цели, могут противодействовать индуцированные силы, соответствующие воле другого человека. Ввиду связи между психологическими силами и психологическими потребностями мы можем также говорить об индуцированных потребностях. Отношения между двумя людьми могут быть дружескими или враждебными; потребность каждого сильно зависит от поля власти другого.
Виэ наблюдал детей в возрасте между двумя и четырьмя годами, когда в комнату ребенка входил незнакомец. Он обнаружил, что на силу поля власти незнакомца в данный момент влияет физическая позиция обоих людей. Влияние поля власти на ребенка увеличивается с уменьшением расстояния. Оно очень сильно, если ребенка помещают на колени взрослого. Поле власти слабее позади незнакомца или там, где ребенка нельзя увидеть, впереди незнакомца. Другими словами, сила поля власти
одного человека на другого различна дли различных областей. Дж. Д. Франк (Frank J.D., 1944) в экспериментах со студентами и Уоринг, Дуайер и Джанкин (Waring, Dwyer & Junkin, 1939) в экспериментах с детьми из детского сада за обеденным столом также обнаружили, что действенность поля власти при создании индуцированных сил больше, если расстояние между людьми меньше.
Липпитт и Уайт (Lippitt & White, 1943) в экспериментах с десятилетними детьми проверяли влияние индуцированных потребностей во время присутствия и отсутствия индуцирующего поля власти. Они обнаружили, что объем выработки в автократической групповой атмосфере падал очень значительно в течение нескольких минут, когда руководитель покидал помещение. Не так было в демократической групповой атмосфере, где работа выбиралась и планировалась самой группой и где выработка была неизменной, когда руководитель уходил. С.-Е. Маерс (Meyers С. Е., 1944) изучал влияние конфликтующей власти взрослых на детей детсадовского возраста. Он обнаружил, что противоречивые приказы очень значительно понижают конструктивность игры детей. Ребенок может вообще прекратить деятельность (помимо самоманипуляций, сходных с теми, которые описаны Арсенианом [Arsenian, 1943]}, если он не находит способа следовать приказам обеих властей. Даже если приказы обоих взрослых согласуются, слишком частое вмешательство в игру ребенка несколько понижает ее конструктивность. Негативные приказы наносили больший ущерб, чем положительные команды, а неопределенные команды — больший ущерб, чем конкретные.
Индуцированные потребности:, противоположные собственным потребностям, могут привести к постоянному состоянию конфликта, который более или менее скрыт. Если такой конфликт нельзя разрешить, разрушив господствующее поле власти, ребенок может стать агрессивным по отношению к менее могущественным людям. Левин, Лиепитт и Уайт (Lewin, Lippitt & White, 1939) обнаружили, что в нескольких случаях в автократической ' группе один из детей подвергался нападкам как «козел отпущения».
Перенятие чуждых целей. Индуцированная потребность может медленно изменить свой характер в. направлении собственной потребности. Другими словами, человек будет не только следовать приказаниям, но и «принимать» их (в смысле перенимать их). Уоринг, Дуайер и Джанкин (Waiing, Dwyer & Junkin, 1939) наблюдали изменения в этом направлении у детей детского сада.
Данкер (Duncker, 1938) изучал изменения в пищевых предпочтениях детей от двух до пяти лет, на которых повлиял рассказ, в котором герой ненавидел один из двух типов пищи и с восторгом наслаждался другим. После рассказа дети предпочитали любимую еду героя, хотя ранее она была непривлекательна для них. Этот эффект уменьшался с течением времени, но его еще можно было обнаружить после шести дней. Томсон (Thompson) изучал влияние предубежденного руководства на десятилетних детей. Руководитель создавал лишенное привилегий меньшинство в рамках группы детей, которые первоначально имели одинаковый статус. После ряда собраний клуба дети привилегированного большинства продолжали относиться к остальным детям как к лишенным привилегий, даже когда руководитель покидал комнату. Эта дискриминация, однако, была не такой сильной, как в присутствии руководителя. Это показывает как то, что присутствие поля власти руководителя имеет некоторое влияние, так и то, что в какой-то мере произошло перенятие индуцированных целей.
Липпитт и Уайт (Lippitt & White,Л943) в исследовании автократической, демократической и попустительской групп обнаружили, что готовность индивида принимать автократию в клубе частично зависит от домашней ситуации. Для этой цели, по-видимому, наиболее благоприятно сочетание жесткой и теплой атмосферы в доме, т. е. атмосферы относительной автократии, которая своей теплотой препятствует тому, чтобы ребенок стремился стать независимым от семьи. Эти дети имеют тенденцию придерживаться «взрослых ценностей», а не «мальчишеских ценностей». Дети, которые следуют, мальчишеским ценностям, более общительны в своем кругу, но менее покорны в школе.
А. Фрейд
НОРМА И ПАТОЛОГИЯ ДЕТСКОГО РАЗВИТИЯ. ВИДЫ РЕГРЕССИЙ И ОЦЕНКА РАЗВИТИЯ1
ОЦЕНКА ПАТОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
Ложь
Например, в каком возрасте и на какой стадии развития искажение правды начинают называть ложью, т. е. когда это становится симптомом, несущим в себе признак отклонения от социальной нормы? Очевидно, что до наступления такого момента ребенок проходит несколько стадий развития, на которых никто не требует от него правдивости. Ребенок естественно избегает неприятных впечатлений и стремится к приятным, преуменьшает неприятные, игнорирует их или же отрицает, если они присутствуют постоянно. Эта установка, которая представляет собою
примитивный защитный механизм от неприятных переживаний, отчасти похожа на то, как старшие дети и взрослые искажают объективные факты. Но как соотносятся эти формы поведения и стоит ли рассматривать первую из них как предвестника второй — это решает диагност. Принятие желаемого за действительное и доминирование принципа удовольствия — коротко говоря, первичный процесс функционирования психики — вот силы, которые борются в маленьким ребенке против правды во взрослом понимании этого слова. Детскому аналитику приходится решать, с какого момента применять в своих диагнозах термин «ложь». Его заключение должно основываться на четких представлениях о временных рамках таких шагов в развитии ребенка, как, скажем, переход от первичного к вторичному процессу, способность отличать внешний мир- от внутреннего, проверка реальности и т. д. Для развития таких эго-функций одним детям требуется больше времени, чем обычно, и потому они продолжают врать «со всей невинностью». Другие развиваются нормально, но возвращаются на более ранние ступени, когда сталкиваются в жизни с чрезмерной фрустрацией и разочарованиями. Это так называемые выдумщики (истерическая фантазия), которые справляются с невыносимой реальностью, регрессируя к детской форме мышления — принятию желаемого за действительное. И, наконец, есть дети, Эго которых развито хорошо, но зато у них есть другие причины избегать правды или искажать ее. Мотивами к тому могут быть обретение материальных благ, страх авторитета, избегание порицания или наказания, желание похвалы и т. д. Термин «ложь» детские аналитики обычно оставляют именно для таких обстоятельств, это так называемая делинквентная ложь.
Этиология многих случаев, рассматриваемых в детской клинике, включает в себя сочетание всех трех форм, т. е. невинная ложь, ложь-фантазия и делинквентная ложь, причем более ранние по стадиям развития формы являются предусловием для более поздних. ,То, что такая путаница обычна и встречается довольно часто, не освобождает детского аналитика от обязанности распутать ее и определить вклад каждого фактора в конечный симптоматический результат.
ПРИМЕРНЫЙ ПЛАН ДИАГНОСТИЧЕСКОГО ПРОФИЛЯ
L Причины обращения (задержки развития, проблемы с поведением, тревоги, симптомы и т. д.).
II. Описание ребенка (внешность, настроения, манеры и т. д.).
III. Семья и история жизни.
IV. Возможные значимые влияния окружения.
II ФОРМИРОВАНИЕ ПАТОЛОГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ В РАЗВИТИИ ОТДЕЛЬНЫХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ И ПРОЦЕССОВ
Фронтальная форма
Р. М. Боскис
А. Гезелл
РИСОВАНИЕ КАК ПОКАЗАТЕЛЬ РАЗВИТИЯ1
Э. Леннеберг
ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ ЯЗЫКА1
К. Лоренц
Ж. Пиаже
УРОВНИ ОРГАНИЗАЦИИ ИНТЕЛЛЕКТА
Иерархия операций
Варианты нарушения координации различных видов контакта
В патологии возможны следующие механизмы нарушения координации контакта как в рамках одного канала общения, так и между различными каналами:
Варианты нарушения привязанности между матерью и ребенком
Следующим важнейшим показателем развития аффективной коммуникации является качество привязанности между ребенком а матерью.
Под качеством привязанности понимается уровень безопасности взаимодействия между ними в ситуациях с высоким стрессом {разлука, встреча с матерью — эти ситуации особенно показательны в условиях госпитализации ребенка) и с низким стрессом (игра в домашних условиях).
Если есть возможность, обязательно анализируются видеозаписи ранних взаимодействий между матерью и младенцем. Это важно, поскольку депривационные воздействия обнаруживаются на этом материале очень легко, в то время как более поздние
материнские воспоминания в значительной степени скрывают истинное положение дел в раннем периоде развития ребенка. Известно, что сама неспособность матери дать подробные сведения о раннем развитии ребенка является показателем небезопасной привязанности (Waters et al.( 1995).
В случае выраженной ранней эмоциональной депривации (фактор которой является значимым, будь он основным или дополнительным при эмоциональных нарушениях любой природы) удается зафиксировать период, когда ребенок отказывается от безуспешно предпринимавшихся им ранее попыток найти комфорт и ослабление тревоги в контакте с матерью и находит средства самоуспокоения (аутостимуляции).
При оценке качества привязанности определяется критическая масса (количество и интенсивность) патологических симптомов, к которым относятся различные проявления избегания близкого контакта и амбивалентности в диаде «мать — ребенок».
В этологических работах убедительно показана связь определенного типа материнского поведения с развитием избегающей и амбивалентной привязанности в диаде.
Одним из ключевых показателей депривирующего влияния, которое оказывает на ребенка с эмоциональными нарушениями его мать, является значительное превышение количества патологических симптомов в контакте ребенка с матерью по сравнению с гораздо более уравновешенным характером его общения с другими взрослыми.
Во многом такая диспропорция объясняется искаженными способами взаимодействия, навязываемыми ребенку матерью и поддерживаемыми ею (Reid, 1999; Waters et al., 1995). Проекция тревог матери на младенца^ в том числе склонность матери интерпретировать состояние младенца в соответствии со своими собственными потребностями и настроением, стимулирует использование ребенком наиболее мощных и в то же время почти полностью блокирующих развитие защитных механизмов (аутизация).
В случаях тяжелой эмоциональной депривации (около 10% детей, живущих в детских домах), осложненной ранним болевым опытом, формируется привязанность избегающего типа; при правильно организованных на ранних этапах (первые два-три года) заботе и уходе она может превратиться в амбивалентную, в противном случае мы получаем устойчивые психогенные формы аутизма с избегающей привязанностью. Таким образом, по мере развития ребенка характер привязанности меняется: избегающая привязанность может трансформироваться в амбивалентную.
Пятый уровень — уровень символических регуляций эмоциональными процессами
Основная функция этого уровня эмоциональной регуляции — овладение собственными переживаниями. Это достигается включением в аффективный процесс интеллектуальных операций, благодаря которым происходят дифференциация, обобщение и трансформация аффективных явлений.
Один из примеров такой трансформации приводится А. Р. Лу-рия в исследовании аффекта по ассоциативно-двигательной методике. Он показал, что аффективно заряженные слова вызывают определенные моторные реакции (усиление нажима на ленте кимографа). Однако в тех случаях, когда испытуемый включал аффективно насыщенные слова в новые, нейтральные смысловые связи, такого соответствия не наблюдалось (Лурия).
Осмысление (понимание) ребенком собственного эмоционального опыта, дифференцирование и обобщение его осуществляется в поведенческих паттернах (игровых действиях с предметами и без них), образах (в рисунке и фантазии), пиктограммах, а также словах, в которых ребенок изображает аффективные состояния, как свои, так и других людей.
Для первичного обобщения и дифференцирования эмоций важно, чтобы эмоциональный опыт ребенка, понимаемый как накопленные им эмоционально окрашенные впечатления, сохранялся в форме, делающей их доступными для осмысления (Bion, 1962), т. е. для символизации и дальнейшего их анализа и трансформации (Dubinsky, 1997).
Обобщение эмоций дает значительное снижение нагрузки на базальные уровни эмоциональной регуляции. Использование обобщенного эмоционального опыта позволяет ребенку понять природу своих желаний и препятствий на пути к их удовлетворению. Опора на обобщенный эмоциональный опыт позволяет ребенку проигрывать различные стратегии преодоления препятствий или поиска замещающего объекта в воображении и предвосхищать эмоции, вызванные удовлетворением или фрустрацией определенного желания. Дети простраивают собственное поведение таким образом, чтобы избежать столкновения с наиболее травмирующими барьерами.
Следовательно, повышается устойчивость ребенка к препятствиям различных видов и вызванным ими болезненным переживаниям (болезненными следует считать страх, тревогу, ревность, зависть, печаль, горе — 3. Фрейд «Печаль и меланхолия», «Жуткое»; А. Фрейд «Норма и патология детского развития»; Изард. 1999), снижаются интенсивность непосредственного аффективного переживания (т. е. уменьшаются телесные проявления аффекта) и импульсивность поведения (в частности, агрессивного поведения).
Так, появляющаяся вместе с развитием символического мышления способность ребенка предвосхищать возвращение матери, воспроизводить в игре «хорошие» эпизоды общения с ней значительно уменьшает проявления тревоги при кратковременной разлуке с матерью.
Кроме того, обобщение эмоционального опыта позволяет более эффективно обмениваться им с другим человеком, чем непосредственная эмоциональная экспрессия.
Достижение большей свободы по отношению к собственной аффективной жизни происходит и потому, что воображение позволяет ребенку создавать новые переживания, произвольно комбинируя образы, трансформируя аффективно насыщенные — в нейтральные и наоборот.
Привлечение символического мышления для овладения внутренними трудностями не всегда оправдано. В норме ребенок склонен забывать/«заживлять» травматический опыт (А. Фрейд, 1997), т. е. ребенок может справиться с определенными внутренними сложностями на более низких уровнях эмоциональной регуляции, чем уровень символических регуляций. При патологии в более базальных уровнях, например при недостаточности уровня аффективных стереотипов (аффективной ригидности), не происходит десенсибилизации негативных переживаний, напротив, выражающие их символические образы множатся и паразитируют (Симеон, 1948).
Переход от досимволического уровня обобщения эмоционального опыта к символическому зависит от того, насколько он подготовлен всем предшествующим опытом ребенка.
Ребенок находится на досимволическом уровне организации эмоционального опыта, если стимул, претендующий на роль символа, не выполняет своей роли опосредования, ребенок «прилипает» к нему, игнорируя его замещающий характер,
Примером досимволического обобщения на уровне поведения может служить наблюдение, которое приводит Tustin (1972): когда мать выходит из комнаты, годовалая девочка сосет большой мяч, обняв его, и издает те же звуки «м-м-м», которыми она сопровождала сосание груди, или бутылочки, или собственного кулачка уже в возрасте 8 недель. Все это позволяет ей ожидать мать без плача. Когда же мать появляется, девочка прекращает сосание.
Таким образом, одним из механизмов регуляции на досимволическом уровне является аутостимуляция, с помощью которой ребенок воспроизводит недостающее ощущение и облегчает тревогу.
Другим примером досимволического мышления может быть паническая реакция при восприятии рисованного или игрушечного образа, который ребенок, будучи под влиянием сильного аффекта, принимает за настоящий. Дети с психотическими расстройствами пугаются «больших, страшных глаз» у игрушек и выкалывают или заклеивают их.
На символическом уровне ребенок признает замещающий характер используемых им образов. Примером символического обобщения эмоционального опыта может быть использование ребенком в ситуации более долговременной разлуки с матерью мягкой игрушки, причем не столько для вызова отдельных комфортных ощущений тепла и безопасности, сколько для выражения своей привязанности и тоски по ней (ребенок обнимает игрушку, гладит ее, не хочет с ней расставаться, называет ее мамой).
Способность к символическому представлению эмоционального опыта требует ряда условий:
/. Конституциональная {хотя бы минимальная) устойчивость к фрустрации.
Если любая эмоциональная нагрузка воспринимается ребенком как катастрофа, то это может быть связано с врожденным нарушением механизмов накопления хорошего эмоционального опыта, отсутствие или чрезвычайная хрупкость которого делает ребенка беспомощным в ситуациях, требующих от него активности. В свою очередь, сама непереносимость фрустрации делает
невозможной переработку, усвоение и обобщение опыта, связанного с успешным преодолением препятствий.
2. Сформированность досимволических способов дифференциации опыта по качествам: «приятное — неприятное» и «живое — неживое».
Из всех возможных пар категоризации опыта эти две, на наш взгляд, являются наиболее базальными. Дифференциация «приятное — неприятное», основанная на сохранности протопа-тической чувствительности, лежит в основе дальнейшего разделения опыта на «опасный — безопасный», «хороший — плохой», «красивый — некрасивый» и т. д. .
На первичность дифференциации опыта по степени его «приятности» указывает характер автономных слов детей, которые, будучи сильно аффективно насыщенными, передают прежде всего приятный эмоциональный опыт {Левина, 1935). Этот аффективный признак является собирательным для других признаков, которые впоследствии дифференцируются.
Дифференциация «живое — неживое» необходима для понимания намеренности, целенаправленности поведения другого человека, его обусловленности желаниями и иными внутренними состояниями, которые не даны ребенку непосредственно и для понимания нуждаются в символизации.
В возрасте двух лет ребенок понимает связь между поведением людей и их желаниями, а также эмоциями в зависимости от того, реализовано ли желание или нет, однако сами желания могут не учитывать реальности («Мама, достань Луну!»).
К трем годам ребенок четко понимает, что фантазии, представления о желаемом, q одной стороны, и реальное поведение, направленное на осуществление намерения, с другой стороны, различны и что фантазии не могут заместить реальности.
3. Сохранность некоторых врожденных схем интеграции эмоционального опыта и понимания связи между эмоциями, желаниями и поведением как у себя, так и у других людей.
Имеются в виду прежде всего связи между эмоциями, желаниями, с одной стороны, и их словесными обобщениями, с другой стороны. К этим схемам можно отнести речевые и игровые символы.
20 Протопатическая чувствительность, в отличие от эпикритической, обладающей различительной способностью, характеризуется как диффузная с выраженным аффективным компонентом («приятно — неприятно»). При нарушении этого вида чувствительности наблюдаются неприятные тягостные диффузные ощущения, которые сочетаются с немотивированным изменением настроения, депрессивными состояниями, тревогой и страхами.
При этом само стремление ребенка найти символическое соответствие своему внутреннему состоянию, быстрое развитие понимания символов не только зависит от социальных факторов, но и подготовлено созреванием определенных мозговых структур. О сохраняющейся готовности этих структур даже в условиях депривации свидетельствует случай стремительного развития понимания символов у слепоглухонемой девочки Хелен Келлер, начавшей заниматься со своей учительницей только в возрасте 6 лет 8 месяцев. (До этого девочка не понимала никаких символических или словесных сообщений, для коммуникации пользовалась двумя движениями, обозначавшими ее потребности в еде и питье.) (Лоренц, 1997). По-видимому, можно говорить о существовании символической активности базально-го или элементарного типа.
а) Использование переходного и замещающего объектов.
В норме в возрасте от 4 до 12 месяцев может формироваться привязанность к какому-то мягкому предмету, чаще куску одеяла, который ребенок сосет во время засыпания и без которого не может обойтись в этот момент (Winnicott, 1953). Этот объект занимает промежуточное положение между частью тела младенца (заменяя палец, который сосал младенец прежде) и плюшевым мишкой, которого малыш воспринимает как отдельно существующий объект. Переходный объект выступает одновременно как часть самого младенца и как нечто, что не принадлежит ребенку. Ребенок получает возможность воспроизводить отсутствующую материнскую грудь тогда, когда он того хочет, создавая особую — промежуточную между внешней и внутренней — реальность (Лапланш, Понталис, 1996). Лепет — это переходное явление, поскольку он одновременно отражает внутреннее состояние ребенка, не обозначая чего-либо вовне, и является средством коммуникации.
Замещающий объект — это уже полностью отделенный от ребенка символ матери или кого-то близкого.
б) В норме ребенок начинает использовать понятные другим людям символы для выражения своего опыта уже на втором году жизни. Самый первый словарь ребенка в норме включает слова «дай», «на», «хочу», «бо-бо», «пить», «упал», «ба-бах», «вон там», которые отражают намерения и состояния ребенка, а также местоположение предмета-символа, о сохранности которого ребенок заботится.
К этому возрасту ребенок владеет специальными словами для обозначения внутренних состояний, как своих, так и других людей, причем не только аффективных, основанных на желании,
но и более нейтральных, передающих представления и ожидания других людей (Baron-Cohen et al., 1996).
в) Использование игровых символов для овладения эмоциональными переживаниями. Игры-фантазии, в которых ребенка преследуют страшные образы, отмечаются у детей в норме в дошкольном возрасте. Количество таких игр снижается в возрасте 1—8 лет в связи с уменьшением дологического мышления (Пиаже, по: С. Миллер, 1999). Предполагается, что в этих играх ребенок может исследовать свои эмоции, хорошо осознавая условный характер игры.
Вторая функция таких игр с устрашающими символами — это проигрывание травматического опыта с целью десенсибилизации. Стереотипное воспроизведение травмирующего события является одним из основных признаков посттравматического стрессового синдрома у детей (см. DSM-IV).
Сюзанна Миллер описывает игру четырехлетнего ребенка, который испугался дыма, возникшего из-за забытой на плите кастрюли. Этот мальчик многократно проигрывал ситуацию спасения от воображаемого пожара (С° Миллер, 1999).
Симеон (1928) приводит пример мальчика пяти лет, пережившего землетрясение в Крыму в 1927 г., который по приезде в Москву все время играл в Крым и землетрясение, видимо, изживая травму (был сильно испуган, непрерывно дрожал в течение двух часов-после первого толчка).
Развитая способность к фантазированию в норме позволяет ребенку стимулировать себя, т. е. выполняет тонизирующую функцию.
У детей с эмоциональными расстройствами наблюдаются следующие варианты наруш.ения символических обобщений эмоционального опыта:
1. Фиксация на досимволической стадии обобщения эмоционального опыта с интенсивной аутостимуляцией.
В случае тяжелой эмоциональной патологии мы наблюдаем, как дети в возрасте 3—5 лет «прилипают» к определенным ощущениям, пытаясь воспроизвести приятный опыт сосания, лизания, прикосновений к лицу и т. д. в объективно безопасной ситуации. Динамика этой аутостимуляции не зависит от присутствия матери и в целом не выполняет той адаптивной функции, которую мы видим у нормальных годовалых младенцев (собственные наблюдения).
Длительная фиксация на досимволической стадии в возрасте до 5 лет (у детей с РДА органического генеза) происходит, вероятно, из-за крайней бедности самого опыта, непереносимости фрустрации (хотя бы небольшая толерантность к которой
необходима для построения символа, замещающего желаемый, но недоступный объект).
2. Дефицит первичной дифференциации опыта по признакам «приятное — неприятное» и «живое — неживое».
У детей с эмоциональной недостаточностью отмечается задержка в развитии дифференцированного восприятия аффективно насыщенных признаков: организация опыта в зависимости от качества восприятия (преимущественно контактного, тактильного) остается доминирующей на протяжении ряда лет, задерживая усвоение более общих категорий.
Если ребенок с ранним детским аутизмом достиг стадии, на которой он может выделять «приятное», «хорошее» в более сложной области, касающейся отношений между людьми (например, при восприятии картинки, на которой изображены обнимающиеся мама и сын), то он делает это, как правило, в стереотипной форме (мальчик 7 лет говорит: «тепло», хлопает в ладоши, улыбается).
Для детей с психотическими расстройствами характерны спутанность, отсутствие ясной дифференцировки между определяющими категориями опыта (Klein).
Это приводит к смешанным, иногда причудливым идентификациям себя и близких людей с неживыми предметами. Мы наблюдали девочку с ранней детской шизофренией, которая в возрасте трех с половиной лет укачивала банан, обращаясь с ним как с младшим братом (пеленала, кормила своего «бана-ненка»), а потом все-таки съедала его. В этой игре стремление девочки справиться с сильной ревностью к младшему брату путем идентификации с матерью (в реальности девочка пытал-ась его убить) оказалось слабее ее агрессивных импульсов (выбранный в качестве символа брата банан изначально легко провоцировал оральную агрессию).
Такое вычурное наделение неживых предметов признаками живого отличается от наблюдаемого у нормальных детей одухотворения некоторых неживых движущихся предметов: солнца, воды, например (анимизм — норма для ребенка 2—3 лет, по Пиаже).
Описаны случаи идентификации ребенка с техническими приборами (когда эмоциональное и физическое состояние ребенка полностью зависит от состояния этого прибора) (Briggs, 1997).
Использование таких вычурных средств для выражения своего эмоционального опыта ставит в тупик людей, пытающихся вступить с ребенком в контакт, и препятствует его социализации.
Слабость выделения живого в отдельную категорию значительно затрудняет формирование таких понятий, как «думать»,
«чувствовать» и др. Подобный дефицит наблюдается у детей с РДА (по: Baron-Cohen, Tager-Flusberg, Cohen, 1996). У этих детей отсутствуют так называемые «семантические примитивы», т. е. ключевые понятия и фиксированные смыслы, встречающиеся, по описаниям лингвистов, во всех языках и выступающие основой коммуникации. По Анне Вежбицкой (1999), к этим семантическим инвариантам относятся следующие: я, некто, нечто; думать, хотеть, чувствовать, сказать; этот (демонстратив, соответствующий указательному жесту, часто отсутствующему или появляющемуся со значительным запаздыванием у детей с РДА). По Степанову, основными координатами при коммуникации являются: я (говорящий человек как ядро всей системы языка), здесь (местоположение говорящего), сейчас (время). Интересно, что представление о времени страдает у аутичных детей значительно сильнее, чем представление о пространстве, к которому у них «прикрепляются» определенные действия.
3. Искажение дифференциации опыта со значительным сдвигом в сторону неприятного, -
Мы выделяем следующие механизмы нарушения этой дифференциации:
а) перенасыщенность опыта отрицательными эмоциями, что делает неустойчивым и быстро разрушает любой положительный опыт, в связи с сильной тревогой и страхами. Такое искажение эмоционального опыта может быть вызвано травмирующими воздействиями шоковой интенсивности, к которым относятся следующие: длительный ранний опыт соматических страданий, изоляция в случае продолжительных госпитализаций, хроническая аномальная стимуляция со стороны психически больной матери.
Если воздействие этих условий, катастрофически отличающихся от эволюционно ожидаемых, продолжается дольше, чем первые шесть-девять месяцев, и тем более если оно сохраняется на протяжении всего первого года жизни, то у ребенка фиксируется исключительно болезненный опыт, а хороший опыт взаимодействия со взрослым не усваивается и не сохраняется (Spitz, 1946) либо формируется очень медленно, с частыми откатами в эмоциональном развитии (собственные наблюдения за мальчиком, воспитывающимся в доме ребенка);
б) неспособность регулировать неприятные ощущения, абсолютность неприятного: так, депривированный младенец выплескивает сильные негативные эмоции, доходя до состояния истощения, будучи лишен опыта трансформации их в переносимые состояния через понимание их матерью (Bion, 1962);
в) приятные переживания могут связываться только с сильными переживаниями сексуального характера.
Как правило, ребенок, переполненный негативными переживаниями, проецирует их на окружающий мир. Он также создает свой выдуманный мир, населенный странными существами, которые обладают набором признаков, вызывающих инстинктивную агрессию и вместе с тем чувство беспомощности (роботы, инопланетяне, бессмертные, неуязвимые, без лиц, без кожи, покрытые чем-то вроде панциря, с утробным голосом и т. д.). Такими образами ребенок подкармливает свои агрессивные импульсы, которые, в свою очередь, усиливают его страхи. Контролировать эти страхи ребенок может только путем идентификации с этими всесильными агрессивными образами. Поэтому фантазирование этого типа не может дать облегчения ребенку, напротив, негативные эмоции нагнетаются.
4. Отсутствие связи первых слов ребенка с его намерениями и желаниями, неспособность использования слов для активного воздействия на близких взрослых, с тем чтобы получить желаемое.
В патологии часто наблюдается задержка на уровне автономной речи (в норме доминирующей в течение короткого периода на втором году жизни, см.: Р. Левина), или эхолалий (период эхолалий отмечается в конце второго года жизни — Гезелл, 1974). Неблагоприятно, если автономная речь ребенка непонятна для окружающих и ребенок не стремится к тому, чтобы его поняли, помогая себе адекватными мимикой, жестами, позой.
Эхолалий отражают готовность к коммуникации при несло' собности выражать самостоятельно собственные состояния.
У детей, страдающих ранним детским аутизмом, первые слова могут иметь либо комментирующий характер, либо характер аутостимуляции (стихотворные фразы, рекламные лозунги) или быть направлены на разрушение коммуникации («Отойди!», «Отстань!», «Иди отсюда!», «Все!», «Не хочешь!», «Не будешь!»).
У детей с ранним детским аутизмом органического генеза в ряде случаев при доступности называния сложных слов («эскалатор») обнаруживается непонимание слов «мама», «папа», которые «не прилипают» к соответствующим взрослым из-за очень медленного накопления положительного эмоционального опыта, связанного с этими взрослыми.
Дети с ранним детским аутизмом до 4—5 лет не могут использовать слово «дай!» для регуляции действий взрослого, а для получения желаемого результата направляют руку взрослого в нужное место, пользуясь ей как неодушевленным инструментом. 5. Задержка формирования переходного и замещающего объекта.
У большинства наблюдаемых нами детей с РДА органического генеза использование мягкой игрушки как замещающего объекта в ситуации разлуки с матерью запаздывает на несколько лет по сравнению с нормой. Отмечается также сильная задержка в использовании переходного объекта.
6. Стереотипное проигрывание аффективно неприятных переживаний с постепенным выхолащиванием содержания или резким угнетением игровой и исследовательской активности.
Например, мальчик 5 лет с возраста 1 года после того, как отец ушел из семьи, постоянно спрашивает у взрослых: «Где папа? Папа придет?», избегая диалогов на любые другие темы.
Работа с детьми, находящимися на досимволической или же символической стадиях представления своего эмоционального опыта, требует различных техник психотерапии.
С менее зрелыми детьми, не использующими символов для обобщения своего эмоционального опыта, психотерапия идет по линии укрепления и достижения более устойчивой согласованной работы нижележащих уровней эмоциональной регуляции.
Эта работа ведется скорее этологическими методами (про-страивание системы ключевых стимулов, определение оптимального уровня и качества сенсорной и эмоциональной нагрузки, выработка основных коммуникативных паттернов-стереотипов, достижение опыта успешного преодоления препятствий) (Лебединский и др., 1990). Вся эта подготовительная работа позволяет значительно уменьшить стрессовый характер взаимодействия ребенка со средой и простроить устойчивые безопасные отношения со взрослым, хорошие аспекты которого могли бы послужить материалом для символизации.
Переход на символический уровень высвобождает развитие речи, символической игры, рисунка, а также ряда социальных взаимодействий, требующих понимания условности действий или слов другого человека (понимание юмора, обмана и т. д.).
ОБЩАЯ СХЕМА ОЦЕНКИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ НАРУШЕНИЙ
Аффективная система, как уже говорилось выше, имеет многоуровневую структуру, в которой каждый из уровней решает свою специфическую задачу.
Появление каждого нового уровня означает также, что в репертуаре аффективного поведения появился целый ряд новых психологических образований, обеспечивающих более эффективные способы взаимодействия с окружающим. Усиление какого-
либо одного уровня проявляется, с одной стороны, в обострении чувствительности ребенка к определенному классу воздействий (релизеров) и, с другой стороны^ в расширении репертуара поведения, направленного на поиск этих релизеров и взаимодействие с ними.
Среди новообразований выделяют две группы: первая — это интегративные новообразования, определяющие целые периоды аффективного развития, вторая группа — это новообразования более частного характера, поскольку они связаны с развитием отдельных функций. Накопление частных новообразований и их координация друг с другом обеспечивают скачок в аффективном развитии, т. е. появление интегративного новообразования.
Деление это в определенной степени условное, так как роль частных новообразований в аффективном процессе неодинакова, некоторые из них являются ключевыми (например, тактильный контакт младенца с матерью). Несвоевременное их развитие или даже выпадение ведет к искажению развития. Некоторые частные новообразования являются сквозными и участвуют в формировании различных новообразований первых лет жизни.
Следует отметить, что чем младше ребенок, тем более кратковременными и относительными являются периоды устойчивой интеграции поведения из-за расшатывающего влияния быстро нарождающихся, но еще незрелых «будущих» форм.
Так, неустойчивость поведения ребенка на втором году жизни определяется быстрой сменой смычек между частными образованиями, соответствующими второму, третьему и четвертому уровням эмоциональной регуляции. В норме страх разлуки с матерью достигает своего апогея и начинает уменьшаться, как только начинает формироваться символическое мышление, резко расширяется репертуар коммуникации ребенка со сверстниками. Моторная и исследовательская активность высвобождается, поскольку тормозящее влияние многих страхов, связанных с пространством, ослабевает. Вместе с тем ребенок получает удовольствие от повторения того, что ему нравится, он вырабатывает привычки.
Если страхи продолжают оставаться актуальными (фиксируются), то вся активность ребенка стереотипизируется, т. е. более низкий второй уровень вынужден компенсировать недостаточность третьего и четвертого уровней. Вместо прорыва предвестников более сложных форм поведения оживляются и усиливаются более примитивные формы, которые принимают защитный характер.
Периоды массивных трансформаций поведения представляют собой во многом фрустрирующие периоды развития. Условия
эмоциональной депривации, продолжительного стресса создают дополнительную аффективную нагрузку, поскольку ребенок стоит перед задачей интеграции недостаточных частных образований. Исход зависит не только от степени депривационного или стрессового влияния, но и от активности самого ребенка. Активность — это способность ребенка восстанавливать и сохранять относительную эмоциональную стабильность (за счет пластичной перестройки регуляторных механизмов) в такие периоды.
В основу оценки эмоциональной регуляции ребенка положены данные о сбоях в прохождении критических периодов эмоционального развития в первые три года жизни. Пропуск или несвоевременное появление ключевых новообразований в эмоциональной сфере оценивается нами прежде всего с точки зрения их роли в регуляции эмоциональных процессов. За каждым несформированным или искаженным новообразованием стоит недостаточность координации между определенными уровнями эмоциональной регуляции.
КАРТА ОЦЕНКИ
Первые три года жизни — критический период для развития эмоциональной сферы. Он может быть условно подразделен на подготовительные, накопительные и интегративные стадии, на которых манифестируют новые образования. Интегра-тивными для эмоционального развития можно считать периоды: 3 месяца, 6 месяцев, 9 месяцев, 15—'18 месяцев, 24 месяца, 36 месяцев (Spitz, Gesell). Для оценки развития ребенка важно учитывать как последовательность (А), так и время (В) появления новообразований.
I. НОВООБРАЗОВАНИЯ. ВАЖНЫЕ ДЛЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
Б) Время появления новообразований, важных для эмоционального развития
Ниже перечислены наиболее существенные типы смычек между отдельными уровнями эмоциональной регуляции, характерные для первых трех лет жизни ребенка. В действительности смычек больше, и эта схема может быть дополнена.
Разделение типов аффективного реагирования по линии онтогенетической зрелости
III. СПОСОБНОСТЬ К РЕГУЛЯЦИИ С ПОМОЩЬЮ ВЗРОСЛОГО (И В ДАЛЬНЕЙШЕМ САМОРЕГУЛЯЦИИ) СВОЕГО ПОВЕДЕНИЯ В СИТУАЦИЯХ. ВЫЗЫВАЮЩИХ СТРАХИ, АГРЕССИЮ. СПОСОБНОСТЬ РЕБЕНКА ТОРМОЗИТЬ СВОИ ВЛЕЧЕНИЯ
В целом стремление и способность использовать помощь взрослого при аффективных трудностях можно считать проявлением силы позитивной линии развития, линии интеграции опыта в отличие от тотального негативизма, свидетельствующего о силе разрушительных тенденций.
В патологии негативизм принимает характер атаки на эмоциональную связь и коммуникацию (Meltzer), переставая выполнять свою первоначальную функцию утверждения Я.
Важна сохранность эффективности наиболее базальных форм регуляции со стороны взрослого:
а) успокаивающие формы воздействия на ребенка (если он испуган). Предполагается сохранность релизеров, купирующих тревогу (тепло, давление, прикосновение и др.);
б) запрет, наказание — для прекращения агрессии, разрушительного поведения (их эффективность связана с адекватностью вызываемого, в ребенке чувства стыда, вины);
в) тонизирование (способность к разделению хорошего опыта со взрослым), в том числе и через похвалу. Это важно для поддержания усилия в выполнении трудного задания, для преодоления чувства беспомощности, для стимуляции активности.
В норме эти формы регуляции основаны прежде всего на сохранной биологически заданной способности ребенка к подравниванию своего аффективного состояния к аффективному состоянию взрослого: аффективного заражения от взрослого, непосредственного подражания эмоциям взрослого.
В случаях эмоциональной недостаточности эти формы могут быть ограничены или искажены. Например, ребенок может тонизироваться от сильных физических воздействий, воспринимая взрослого исключительно как источник такой приятной стимуляции. Наказание может быть не связано со стыдом, а рассматриваться ребенком только как нарциссическая травма либо связываться с переживанием удовольствия27. Отсутствие стыда и чувства вины приводит к растормаживанию влечений.
Если активность ребенка ограничена областью собственных узких, часто причудливых, интересов, то в похвале взрослого для продолжения «своей» активности он не нуждается, а
71 А. Фрейд. Фантазии и образы избиения. М., 2000.
от той активности, которая навязывается ему взрослым, отказывается. Воздействия взрослого, имеющие успокаивающую функцию (объятия, поглаживания), могут восприниматься как угроза.
Случаи, когда способы правильной регуляции своего поведения с учетом эмоциональной оценки взрослого были сформированы вовремя, но ребенок отказывается их использовать, типичны для возрастного криза двух-трех лет. Главным критерием, помогающим отличить негативизм как патологическое явление от негативизма как возрастного симптома, следует считать ясную связь последнего с утверждением ребенком своего Я и то, что существенная часть коммуникации между ребенком и взрослым в норме остается не затронутой негативизмом. В патологии негативизм приобретает прежде всего характер атаки на эмоциональную связь и коммуникацию в целом (Meltzer), переставая выполнять свою первоначальную функцию утверждения Я.
Предполагается, что все эти формы регулирующего воздействия взрослого на поведение ребенка постепенно интериори-зуются ребенком и становятся формами его саморегуляции.
А. Рестуан, X. Монтанье
ХРОНОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ
Паттерны поведения, выделенные и проанализированные у детей от 18 до 36 месяцев (ясли) и от 3 до 6 лет (детский сад) в существующих публикациях и в исследованиях безансонской группы.
В таблицу не входят: 1. Редко встречающиеся паттерны. 2. Паттерны, которые с равной частотой могут быть отнесены к различным рубрикам в зависимости от контекста (ребенок обнимает и роняет другого; езда верхом; толчок, не приводящий к падению). 3. Перемещения, не связанные с взаимодействием. 4. Единицы имитативной игры и манипуляции с объектом.
Агонистические проявления | ||||
Привязанность и стремление успокоить | Угроза | Агрессия | Испуг и уход | Изоляция |
Ребенок: | ||||
— улыбается | — открывает | — бьет | — прикрыва | — сосет |
-— наклоняет | рот со стис- | другого | ет глаза | палец |
голову набок | нутыми | руками, | — закрывает | — теребит |
— наклоняет | зубами | ногами, | лицо | волосы |
туловище | — пронзительно | объектом | руками | или ухо |
набок | вокализирует | — царапает | — отворачи- | — сосет |
—'■ кивает головой | или кричит | — щипает | вает | ткань или |
— идет вразвалку | «а-а» | — кусает | голову | игрушку |
— раскачивание | — хмурит брови | — таскает за | — откидыва- | — уходит в |
корпуса | — сжимает | волосы или | ет назад | сторону и |
— держит руку | кулаки | за одежду | туловище, | остается |
ладонью кверху | — замахивается, | — тащит и | убирает | стоять |
— отдает что-либо | вытягивает | роняет | руки и | — садится в |
— слегка касается | руку кистью | другого | ноги | стороне |
— ласки | вниз | — трясет | — отодвига- | — растяги- |
— берет за руку | — тыкает указа- | — толкает | ется назад | вается на |
— целует | тельным | другого дс | всем | животе |
— сидит на | пальцем | падения | телом | — ложится |
корточках | — расставляет | — отнимает | — бегство | набок |
— хлопает в ладоши | руки | объект без | — плач | — лежит, |
— вращает | — вытягивает | просьбы | после | свернув- |
туловище | голову (туло- | — кидает | взаимо- | шись «ка- |
— прыгает на месте | вище) вперед | в другого | действия | лачиком» |
— голосовой обмен | — резкое дви- | объект | — плачет | |
без угрозы | жение вперед | вне | ||
— полуоборот или | — удар в воздух | всякого | ||
оборот вокруг | взаимо- | |||
себя | действия |
В результате покадрового анализа отснятого материала было выделено 90 паттернов поведения коммуникации со сверстниками, которые были разделены на 6 категорий:
* отдавание (дар, приношение)
* просьба, обращение
* угроза
* агрессия
* захват объекта
* изоляция и плач
Изучение голосового поведения включало анализ числа вокализаций, их частоты, соотношения и общей формы.
Полученные данные были подвергнуты факторному анализу и классической статистической обработке.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Генез паттернов коммуникации
Количественное соотношение 6 категорий поведения в зависимости от возраста детей представлено в табл. 2.
Таблица 2
Просьбы); ребенок фиксирует взглядна другом ребенке, сжимает зубы и хмурит брови; начало погони (без продолжения); бессистемное движение разных частей тела; указание пальцем на другого ребенка, сопровождающееся фиксацией взгляда; угроза в словах.
До 9 месяцев наблюдается появление мимики угрозы, сопровождаемой характерными вокализациями. Данный паттерн обращен к объекту, который держит другой ребенок.
От 9 до 12 месяцев появляются все основные формы поведения угрозы — все более и более организованные, за исключением нахмуривания бровей и паттернов, связанных с положением стоя и показом языка. При этом процент поведения угрозы остается примерно таким же, как и до 9 месяцев (12% и 13% соответственно).
От 12 до 15 месяцев значительно возрастает процент поведения угрозы (21,5%). Данное возрастное изменение можно связать с началом ходьбы, которое сопровождается более выраженным активным освоением пространства и одновременно возрастанием вероятности конфликтов и соревнований между детьми. До 15 месяцев паттерны угрозы, особенно включающие вокализацию, могут возникать «вхолостую» (вне ситуации соревнования), как будто ребенок «испытывает» свои голосовые возможности вместе с глобальной моторикой.
В течение этого периода до 20 месяцев паттерны угрозы могут объединяться в единую цепь с паттернами отдавания и просьбы. Ответы на такие поведенческие комбинации могут быть самые разнообразные: отдавание, просьба, плач, бегство, агрессия, изоляция и т. д.
Начиная с 15 месяцев все чаще в поведении угрозы встречается паттерн, когда ребенок поднимает руку и вытягивает ее вперед.
После 20 месяцев поведение угрозы приобретает ясность и организованность у большинства детей, эпизоды угрозы становятся явными и легко различимыми:
формируются простые маловариативные паттерны угрозы (см. табл. 1);
* паттерны становятся менее избыточными и строгими;
возникают только в ситуации явного конфликта или соревнования (в отличиеот предыдущих возрастов), за некоторыми исключениями;
Значение паттернов быстро и точно распознается адресатом, о чем можно судить по ответной реакции (положение тела, общая установка на внимание, быстрота реакции). Ответом редко
является открытая агрессия, особенно у детей с ясно организованным поведением.
В возрасте от 24 до 36 месяцев наиболее характерными паттернами угрозы являются слова угрозы, начало погони, рука, поднятая и вытянутая в направлении адресата, указание пальцем, фиксирование взгляда на другом ребенке со сжатыми зубами и нахмуренными бровями. В этом возрасте ребенок использует меньшее число моторных комбинаций для достижения оптимального эффекта. Меньше используется мимика, сопровождающаяся вокализацией, но увеличивается использование взгляда и слов.
Объект в 68% случаев. Также если отдавание сопровождается вокализациями с частотой от 400 до 540 герц, то ребенок-получатель берет объект в 76% случаев, в то время как беззвучное отдавание заканчивается приемом объекта лишь в 34% случаев. Таким образом, в возрасте до 12 или даже до 15 месяцев вокализации проясняют значение еще нечетких паттернов коммуникации (неоднозначные комбинации мимики, жестов, поз и прикосновений) и способствуют улучшению их понимания адресатом.
Индивидуальные профили поведения
И их изменение на втором и третьем году жизни
Изменения поведения в зависимости от контекста
Возьмем в качестве примера агрессивное поведение. В качестве основной причины формирования «агрессивного» профиля поведения мы рассматриваем отношения в семье, но реальный опыт общения, отношение воспитателя, психологическая обстановка в саду, в свою очередь, также играют значительную роль в усилении или изменении такого профиля.
Недостаточность приспособительных возможностей
Эмоция возникает часто потому, что субъект не может или не умеет дать адекватный ответ на стимуляцию. Нерешительность человека, захваченного врасплох, превращается в эмоциональные реакции под прямым влиянием побуждения к действию, которое не находит выхода в реальной ситуации (Wallon, 1949).
В целях классификации разнообразных ситуаций мы сгруппируем их по трем рубрикам: новизна, необычность, внезапность, сознавая, что многие ситуации обладают несколькими из этих признаков.
Внезапность стимуляции мешает им реализоваться. Хорошо известно, что нужно подготовить друзей к плохим новостям, а иногда и к сильным радостям, если мы хотим уберечь их от эмоциональных переживаний.
Реакции на новизну, необычность, внезапность сходны между собой. Наиболее простая их форма соответствует генерализованному возбуждению. Гасто (1957) показал, что реакция удивления представляет собой первичную эмоциональную реакцию, которая соответствует просто возбуждению ретикулярной формации.
Возбуждение является своего рода формой возникновения любой эмоции. «Возбуждение — это наш ответ на ситуацию, вызывающую, по нашему мнению, нечто иное, чем простой и привычный ответ», — говорил Стрэттон (1928), который показал, что
Возбуждение затем дифференцируется по двум полюсам — состояние депрессии и душевного подъема.
Эта схема была применена Бриджесом (1932) к генетическому развитию эмоций. Первые реакции младенца представляют собой недифференцированное возбуждение, постепенно они дифференцируются. При новых и внезапных стимуляциях развитие идет от более сильного страха к менее сильному.
Избыточная мотивация
Что касается возможностей субъекта, то при прочих равных условиях все, что вызывает сильную мотивацию, или, точнее, избыточную мотивацию, является причиной эмоциональных реакций. Напомним еще раз, что специфически эмоциоген-ных ситуаций не существует. Мы рассмотрим лишь некоторые типичные случаи, которые, впрочем, имеют сложный характер.
А. Избыточная мотивация, не находящая применения
Часто избыточная мотивация возникает из-за несоответствия между состоянием мотивации субъекта и обстоятельствами, которые не позволяют ему действовать.
А) Избыточная мотивация перед действием: волнение. В тех случаях, когда человек сильно заинтересован в каком-то трудном деле, мотивация мешает ему отвлечься и думать о чем-то другом. Он испытывает волнение или тревогу, которые выражаются в возбуждении и неприятных вегетативных реакциях. Создается впечатление, будто неиспользованная энергия выливается в эмоциональные разряды. Чаще всего волнение проходит, как только субъект начинает действовать.
Б) Избыточная мотивация после действия. Жане (1928) приводит случай с одним альпинистом, который поскользнулся и покатился в пропасть. Когда ему удалось удержаться и выйти к скале, где ему больше не угрожала никакая опасность, его охватила сильная дрожь. «Сердце, — рассказывал альпинист, — часто билось, тело покрылось холодным потом, и только тогда я испытал страх, какой-то ужас». В газете недавно сообщалось о случае с киноактрисой, автомобиль которой занесло на повороте и он перевернулся на бок, актрисе удалось вылезти через окно автомобиля невредимой, после чего она упала в обморок!
К подобным случаям можно отнести и поведение учащихся в момент публичного объявления оценок {или — что лучше — когда они узнают об оценках из списков, поскольку социально эта
ситуация менее тягостная). Одни хлопают в ладоши, обнимаются, кричат от радости. Они приняты. Другие бледнеют, а некоторые даже плачут. Эти провалились. Характер эмоции зависит от результата, но причина в обоих случаях одна и та же. Ожидание вызывает энергетическую мобилизацию, которая не находит выхода. Она проявляется в эмоциональных реакциях, природа которых зависит от ситуации в целом. Те, кто был свидетелем перемирия в ноябре 1918 г., помнят шумные, возбужденные толпы, наводнившие улицы городов и сел. Напряжение окончилось, больше не надо было себя сдерживать. Простейшую форму такого поведения можно найти у младенца. Свободное движение является источником различных видов возбуждения, и легко установить, что у ребенка «с легкостью движений рождается радость» (Wallon, 1949). Ребенок часто смеется при купании или когда он передвигается по своей кроватке. Однако, как говорит Валлон, «встречаются люди, у которых работа вместо удовлетворения их потребности в активности вызывает раздражение. Их темперамент таков, что движение вызывает больше энергии, чем нужно для его совершения, и не устраняет те установки, которые оно порождает... Такие люди торопятся упредить события, они беспокойны, без подготовки включаются в действие... не располагая достаточными двигательными и интеллектуальными возможностями, выражают свое беспокойство и бессилие в раздражительности и гневе».
Как утверждает Валлон (1949) на основании наблюдений Ин-сабато (1921), источником некоторых эмоций, в том числе радости, может быть легкое щекотание. Возникающее состояние про-приоцептивного возбуждения выражается в безудержном смехе, который может перейти в рыдания, если это возбуждение является чрезмерным и спазматические реакции разрядки становятся болезненными.
Такой тип эмоции лежит в основе большинства игр детей (а также взрослых). Принцип их состоит в том, чтобы создать умеренно напряженную ситуацию, порождающую, как правило, чувство легкого страха; когда он снимается, это вызывает приятную эмоциональную разрядку. Таков принцип игр, вкоторых дети пугают себя, чтобы посмеяться затем над своим страхом. Таков же принцип напряженного ожидания в спектаклях. Бергсон говорил, что смех возникает из-за несоответствия действительного хода событий тому, что обычно ожидают. Это высказывание можно интерпретировать, согласно нашей схеме, следующим образом: реакция на что-то необычное, не вызывающее страха и не влекущее за собой активных действий, выражается
в смехе. Разве не то же самое утверждал Фрейд, рассматривая смех как механизм защиты? Возбуждение .субъекта находит свое выражение в смехе раньше, чем оно станет мучительным.
Последние случаи относились к эмоциям радости. Горе, состояния скорби подчиняются аналогичным законам. Часто после кончины близкого человека социальные обязанности, многочисленные хлопоты требуют мобилизации энергии и как-то отвлекают. Однако в последующие дни, когда потеря является еще живой раной, достаточно иногда незначительного повода, чтобы сдерживаемое горе прорвалось в рыданиях. •
Г. Избыточная мотивация при конфликтах
Между фрустрацией и конфликтом трудно провести различие, однако обычно считают, что конфликт возникает тогда, когдау индивида имеется одновременно два несовместимых друг с другом побуждения действовать. Конфликты являются главной причиной эмоций, и, как уже говорилось, такие психологи, как Дьюи и Клапаред, видели в них основной источник эмоций. Как и фрустрация, конфликт, очевидно, усиливает мотивацию. Ярким примером этого может служить эксперимент Рея (1936). Морскую свинку обучали при пропускании электрического тока прыгать из одного отделения клетки в другое. Условным сигналом к прыжку был звук, раздававшийся за 5 сек. до электроудара. Если в момент звучания сигнала в отделение клали морковь, то у животного явно возникал конфликт, выражавшийся в том, что, прежде чем прыгнуть, оно торопливо, с жадностью съедало морковь. Мотивация «съесть» была сильнее. Не всякий конфликт вызывает эмоциональные реакции. Конфликты являются источником эмоции главным образом тогда, когда субъект не может легко найти решение. Если прибегнуть к классификации Левина (1935), использованной Миллером (1944) и Брауном (1948), то можно различать конфликты типа: приближение — приближение, приближение — избегание и избегание — избегание. Первые никогда не являются драматическими, даже если трудному выбору предшествует период колебаний. Конфликты приближение — избегание являются уже более сложными. Одни из них имеют решение, другие — нет, Так, в ящике Скиннера крысы обучались нажимать на рычаг, чтобы получить пищу (Estes, Skinner, 1941). Если после звука нажатие на рычаг сопровождалось электрическим ударом, то возникал конфликт (приближение—избегание). По мере повторения этой ситуации нажатие на рычаг замедлялось либо полностью прекращалось. Поведение животного свидетельствует о состоянии тревожности, возникшей в результате конфликта. К этому типу ситуаций относятся также и те, которые Павлов называл экспериментальным неврозом и которые представляют собой крайний случай эмоций. В опытах у собаки вырабатывались положительные реакции на круг и отрицательные — на эллипс. Затем предъявлялась трудная задача на дифференцировку: эллипс все меньше и меньше отличался от круга. Наконец наступал момент, когда различение раздражителей оказывалось невозможным для животного. Тогда у него возникало сильное и длительное двигательное возбуждение, животное пыталось сорвать датчики.
Конфликты избегание — избегание являются еще более драматичными, поскольку при этом нет «хороших решений». Индивид находится между Сциллой и Харибдой. В такой ситуации часто оказывается ребенок, когда воспитатель грозит ему наказанием за то, что тот отказывается выполнить неприятное для него требование (съесть суп, сделать задание и т. д.). Эти конфликты вызывают те же типы реакций, как и фрустрации: реальный или воображаемый уход, агрессивность, регрессию, торможение, различные эмоциональные нарушения поведения.
Условнымимогут быть не только двигательные, вербальные, одним словом, зримые реакции, но также и вегетативные, которые чаще всегоне осознаются человеком. Так, сужение сосудов может происходить в ответ на звонок, движение, свет, произнесение слога (Menzies, 1937). Быков (1954) показал, что вегетативные реакции могут быть вызваны интероцептивными раздражениями, что значительно увеличивает число условных стимулов.
Несомненно, именно установлением таких условных связей объясняется большинство тех часто диффузных тревожных эмоциональных реакций, которые мы наблюдаем у самих себя и причину которых не можем найти. Нейтральные по своему характеру стимуляции приобретают эмоциогенность в результате образования условных связей, хотя мы этого не замечаем.
Заразительность эмоций
Бывает, что ситуация как таковая не вызвала бы у нас никаких эмоций, если бы только один или несколько из окружающих нас людей не испытывали эмоцию. Страх заразителен, как и радость. Существует довольно высокая корреляция (0,67) между числом состояний страха, о которых сообщают матери и о которых рассказывают дети (Hogman, 1932). Заражение эмоциями может распространяться даже на целую группу, и панические реакции имеют место как в животном мире, так и среди людей.
Были сделаны многочисленные попытки объяснить эти явления заразительности эмоций, в частности симпатии и эмпа-тии, однако чаще всего они оставались недостаточно обоснованными. Видимо, следует различать два типа заражения эмоциями. Один из них соответствует тем случаям, когда одна и та же ситуация вызывает у одного, а затем у нескольких индивидов одинаковую реакцию страха, гнева или радости. Эти ситуации аналогичны описанным выше, при одном отличии: наличие группы вызывает усиление аффективных состояний и эмоциональных реакций.
Другой тип более специфичен. Он соответствует тем случаям, когда эмоция овладевает нами, хотя сама ситуация нас не затрагивает. Бурная ссора двух людей может привлечь наше внимание или оставитьнас равнодушными, но можети привести к тому, что мы сами будем охвачены гневом. В этом случае, как отмечал Янг (1943), мы отождествляем себя с однимиз ссорящихся. Так же заразителен может быть смех. Мы можем засмеяться,
потому что смеются вокруг нас, но лишь при условии, если мы отождествляем себя с тем, кто смеется. В противном случае мы остаемся равнодушными или даже раздраженными.
Все, что облегчает идентификацию, усиливает заразительность эмоций. С одной стороны, идентификация возникает тем чаще и проявляется тем сильнее, чем ярче выражены внешние эмоциональные проявления. С другой стороны, все, что сокращает социальную дистанцию между двумя или несколькими индивидами, усиливает заразительность эмоций. Так обстоит дело с любовью как физической близостью.
Валлон (1949) считает, что различение себя и другого происходит постепенно. Эмоция возвращает нас к предшествующим стадиям общности. «Именно в больших скоплениях людей, когда в каждом в значительной мере стирается представление о своей индивидуальности, эмоции вспыхивают с наибольшей легкостью и силой». В сообществах, где знают о роли этих коллективных проявлений, придается большое значение церемониям, ритуалам и играм, которые благодаря совпадению одних и тех же эмоциональных реакций способствуют усилению общей сплоченности.
– Конец работы –
Используемые теги: часть, общие, закономерности, аномального, развития0.089
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Часть I. ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ АНОМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов