Общечеловеческое и национальное в бытии ценностных максим

Будем предельно краткими в обсуждении этой категориальной пары, учитывая, что она издавна служила предметом обстоятельнейших дискуссий в истории отечественной философской и социально-политической мысли, для которой проблема национально-культурной самоидентификации всегда имела жизненно-значимый характер. Остается она таковой вплоть по сию пору.

Думается, что и здесь достаточно отчетливо прослеживаются две, равно тупиковых, рассудочных аксиологических крайности, давно схваченных и тонко проанализированных русскими мыслителями. Это крайности национализма и космополитизма.

Национализм[1138], как известно, исходит в своем “мягком” варианте из тезиса о самоценности и самодостаточности своих национальных ценностей и отсутствии ценностей общечеловеческого плана, а потому отказывается от диалога с другими национально-культурными ценностными мирами. Такова позиция культурного изоляционизма. В худшем же из вариантов националистической идеологии мы сталкиваемся с воинствующим шовинистическим навязыванием своих национальных ценностей, отождествляемых с общечеловеческими, другим народам вплоть до физического истребления этих последних и попрания их национальных святынь. Самый яркий пример такого изуверского национализма - гитлеровский фашизм.

Национализм всегда подпитывает космополитизм - диаметрально противоположную позицию, утверждающую безусловный примат общечеловеческого над национальными. В своем самом примитивном витальном варианте - это типично обывательская точка зрения, выраженная формулой, что главная ценность - это благополучие собственного “я”, а родина там, где нам лучше. Гораздо хуже, когда космополитическим лозунгом “работы во благо всего мира” или “борьбы с национальным тоталитаризмом” оправдывается откровенное шкурное предательство своей страны и товарищей по работе. Деятельность разведчиков-перебежчиков постсоветского времени - самый наглядный тому пример.

В более презентабельном виде космополитизм предстает, когда выдвигает тезис о человеке как гражданине всего мира и о безусловном примате общечеловеческих (или как теперь модно говорить “глобальных”) ценностей над ценностями национальными. Чаще всего под общечеловеческими ценностями здесь понимаются культурные и религиозные ценности какой-то вполне определенной культурной традиции[1139] или же за общечеловеческие выдаются какие-то относительные социальные ценности типа ценностей рынка, демократии или прав человека.

Ясно, что эти ценности значимы, но они, во-первых, предстают в исключительно разнообразных исторических формах[1140]; во-вторых, универсальность их применения в контексте сегодняшнего дня достаточно проблематична (в частности, применительно к России)[1141]; в-третьих, их когда-то вовсе не было и, вполне возможно, они будут пересмотрены в будущем. Иными словами, они явно не универсальны и не общечеловечны. К сожалению, часто под флагом общечеловеческих ценностей разрушаются, а иногда и сознательно оскверняются национальные духовные ценности и святыни.

Не мудрено, что национализм и космополитизм как бы постоянно подпитывают друг друга, не позволяя установить гармоничные взаимоотношения между “родным и вселенским” и встать на позиции настоящего - уважающего ценности других народов духовного, а не витально-звериного и социально-озлобленного - патриотизма. Этот момент в свое время тонко подметил С.Н. Булгаков, писавший: “Национализмом у нас убивается патриотизм и косвенно поддерживается космополитизм, а в этом последнем, в свою очередь, находит свою духовную опору, воинствующий национализм. Получается порочный круг”.[1142]

Выход из этой ложной рассудочной дилеммы опять-таки диалектичен, и он был давно намечен отечественными философами, предупреждавшими о недопустимости механического противополагания национального и общечеловеческого. “Разве воззрение народное исключает воззрение общечеловеческое? - спрашивает выдающийся отечественный публицист и литератор К.С. Аксаков, и сам же отвечает, - Напротив. Ведь мы говорим, например: английская литература, французская литература, германская философия, греческая философия... Дело человечества совершаются народностями, которые не только от того не исчезают и не теряются, но, проникаясь общим содержанием, возвышаются и светлеют и оправдываются как народности[1143]”. В другой своей статье русский публицист делает весьма тонкое замечание относительно того, как и на основе чего этот синтез родного и вселенского должен быть осуществлен: “Чтобы понять общечеловеческое, нужно быть самим собою, надо иметь свое мнение, надо мыслить самому... Только самостоятельные умы служат великому делу человеческой мысли”[1144] .

Впоследствии эта мысль о прорастании во вселенское через родное и преломление вселенского через призму национальных ценностей будет с разными нюансами проходить через всю отечественную философию и литературу. Применительно к сфере духовных ценностей это достаточно очевидно[1145], и получило в рамках отечественной культуры название “соборного духовного единства”, где целое живет и прирастает своеобразием своих частей, а каждая часть реализует своеобразие и творческий потенциал лишь в рамках этого культурного целого. Соответственно, абсолютные духовные ценности, являясь вместе с тем и общечеловеческими, специфически преломятся и своеобразно окрасятся на различной культурно-национальной почве. Специфический же акцент в понимании и применении этих ценностей, который сделает каждая национальная культура, в свою очередь, обусловит проявление ее духовно-культурной самобытности. Если, например, европейская культура больше всего ценит свободу и творческую автономию личности, а российский культурно-географический мир - духовное единство социума и принцип братской бескорыстной взаимопомощи, то один национально-культурный ценностный акцент совсем не исключает другого и не должен за счет него эгоистически самоутверждаться.