Хайдеггер усматривает сущность философии в особом философском созерцании, которое является предпосылкой мышления. “Я должен через это созерцание уловить особенности мира, чтобы затем мыслить о нем”. Такое созерцание, конечно связано с рассудком, повторят Хайдеггер вслед за Кантом, “но необходимая принадлежность чувственности и рассудка к сущностному единству не исключает, а подразумевает тот факт, что существует иерархичность в структурированном на основании мышления созерцании...”[376].
Наука, по мнению Хайдеггера, – выступает лишь средством упорядочивания (конструирования, интерпретации, моделирования, идеализации и т. д.) мира. А это представляет собой опредмечивание сущего, то есть выявление лишь отдельных сторон бытия, его состояний. Это наглядно проявляется в создании понятийного аппарата каждой из наук, различие которых как раз и связано с описанием разных предметных областей. Немецкий философ задает справедливый вопрос об обоснованности такого подхода в качестве познания сущности бытия в целом и указывает, что в философии существует область, связанная с разработкой общей онтологической картины мира, которая лежит в основе конкретных наук, является наукой самой по себе. Науки описывают как бы локальные картины мира, по сравнению с общефилософским представлением его в целом. Без этого достичь понимания мира невозможно, но оно недостаточно, полная картина может быть представлена лишь в философии.
Бытие средствами науки познать нельзя, им лишь можно овладеть с помощью философии, которая и представляет собой истинное мышление. Философия мыслит о смысле, который делает вещь именно таковой, какой она есть. Истина бытия не связана с ее практическим использованием, как это осуществляется в науках. Цель наук – овладение миром, но не понимание смысла. Философия же не стремится овладеть бытием, а направлена на постижение его смыслов. Поэтому философское мышление так близко стоит к поэзии и вообще к слову[377]. Постигая смысл бытия философ самоосуществляется в нем.
Ученый при исследовании все время смотрит на мир как бы сквозь “предметные очки”. Философски же мыслящий человек должен не отворачиваться от бытия при помощи предметного ограничения, а напротив, повернуться к нему лицом и слушать его зов, постигать его тайны, которые современный мир науки и техники все больше закрывает от нас. При этом вслушивающегося в “зов бытия” совсем не должен смущать тот факт, что он может ослышаться. Здесь нет готовых истин, а есть лишь постижение смысла. Человеку не дано проникнуть в смысл бытия, но оно само может приоткрыть свою тайну человеку.
Поскольку бытие само должно раскрыться человеку, то метафизика и должна заниматься человеком. Но не индивидом, а человеком как особой структуры бытия - вот-бытием. Соответственно, это требует особого обоснования места вот-бытия в бытии как таковом. "Раскрытие бытийной конституции вот-бытия есть онтология. Поскольку в ней должна быть заложена основа возможности метафизики, – фундамент которой суть конечность вот-бытия, – она называется фундаментальной онтологией"[378].
Онтологическая система, говорит философ, есть всегда конструкция или проект. Проектируя мы постигаем. Но это не просто свободная и анархичная мыслительная конструкция, а та которая дает нам понимание бытия. "Каждая фундаментально онтологическая конструкция осуществляет себя в том, что позволяет увидеть ее проект, т.е. в том, как она проводит вот-бытие к его открытости и позволяет его внутренней метафизике вот-здесь-быть (da-sein läßt)"[379]. Такая конструкция, как бы обнажает перед нами внутреннею сущность бытия. Это процесс "схватывания" того, что лежит в основе метафизического "перво-факта". Или иначе, конечность вот-бытия.
"Конечность вот-бытия – понимание бытия – лежит в забвении"[380] Онтологическая конструкция вырывает из забвения. Поэтому метод такого вырывания – "припоминание" (Widererinnerung)" . Главный (решающий) способ бытия, дающий бытийное понимание человека (вот-бытия) – повседневность. Но это не просто психологическое описание переживаний индивида. Оно важно, но недостаточно. "Экзистенциальная аналитика повседневности не станет описывать, как мы обходимся с ножом и вилкой. Она должна показывать, что и как в основе всякого обхождения с сущим, для которого именно так все и выглядит, как будто бы дано только лишь сущее, – уже лежит трансценденция вот-бытия – в-мире-бытие"[381]. Метафизика вот-бытия имеет свою истину, которая всегда сокрыта.
Фундаментально-онтологическая аналитика вот-бытия, интерпретируя трансценденцию вырабатывает "страх" как основное состояние в возможности понять бытие. Страх заставляет переосмыслить понятие "забота", как "дрожь всего существующего". Понятие заботы есть первая стадия фундаментальной онтологии.
Вот-бытие временно или есть временность, но не в обыденном понимании времени. Временность – это смысл бытия сущего, это горизонт понимания бытия[382].
Время всегда онтологический разграничитель регионов сущего. Например, есть временно сущее : процессы природы и события истории. Есть вневременно сущее (пространство, количественные отношения). Есть надвременная сущность – вечность. Итак, временное – это грань существующего, существующего в это время. То есть время приобретает исключительно онтологическую сущность. Бытие является постижимым только относительно времени, поэтому его нельзя исследовать изолированно от него. Важно выяснить проблему бытия во времени, то есть как присутствующее бытие.
Поэтому основная проблема фундаментальной онтологии понятие временности в качестве трансцендентной первоструктуры. А для этого необходима экзистенциальная интерпретация совести, долга и смерти. Поэтом у "метафизика есть не то, что человеком только "создается" в системах и учениях, но – бытийное понимание, его проект и его отказ, свершающееся в вот-бытии как таковом"[383].
Далее Хайдеггер говорит о том, что метод исследования онтологии, не может быть основан на только мыслительной спекуляции. Необходимо исследовать вещи сами по себе, в их сущности, то есть, иначе говоря феномены. Таким образом, это феноменологический метод. Феномен нельзя путать с явлением. Явление указывает на что-либо в сущем, то есть на одну сторону предмета, но оно может не указывать на сущность как таковую. Феномен – это само себя показывающее бытие, то есть очевидное для нас сущее. То есть, феноменология это прямое понимание предметов, которая, в конечном счете, показывает бытие сущего. Феномен и есть то, что составляет бытие. Поэтому современная онтология "возможна лишь как феноменология"[384]. Онтология – это предметно-содержательная феноменология. То есть она решает вопрос о смысле бытия вообще.
С методологической точки зрения, поскольку бытие представляется мыслящему человеку, смысл феноменологии заключается в истолковании феноменов бытия. То есть феноменология есть, по существу, герменевтика. Последняя, с одной стороны, выполняет методологическую задачу истолкования. А с другой – разрабатывает условия "возможности каждого онтологического исследования"[385]. И, наконец, герменевтика здесь содержит третье значение. Она "онтологически разрабатывает историчность "здесь-бытия" как онтическое условие возможности истории"[386]. То есть сохраняет за собой традиционное значение как методология исторических наук о духе.
Таким образом, М. Хайдеггер строит экзистенциальную метафизику, в центре которой стоит фундаментальная онтология и методом исследования которой выступает феноменология или герменевтика.