II. Синтагма. Реальное и формальное знание

1. В предыдущем разделе было выяснено, что знание — мы изображаем его схемой

 

 

— является специфически мысленным атрибутивным знанием только в том случае, когда 1) его содержание вычленяется в объектах действительности посредством операций практически-предметного сравнения, 2) связь значения (определяемая характером мыслительной операции) складывается из трех компонент: связей абстракции, метки и обобщения, 3) форма знания в силу этого несет на себе три соответствующие функции.

Для того чтобы рассмотреть связь между знаковой формой и объективным содержанием в атрибутивном знании в общем виде, отвлеченно от особенностей строения самой формы, мы взяли в первом

­ Конец страницы 595 ­

¯ Начало страницы 596 ¯

разделе в качестве предмета исследования атрибутивное знание с простейшей однознаковой формой, так называемое номинативное знание, которое мы изображаем схемой X—(А). Символ X обозначает здесь единичный реальный предмет, а символ (А) — какой-либо отдельный знак, в частности отдельное слово. Проанализировав на примере номинативного знания связь значения, присущую всем атрибутивным знаниям, мы можем теперь перейти к более сложным примерам (к высказываниям с многознаковой формой, таким, как «дом — строение», «медь — металл», «параллелограмм — четырехугольник, у которого противоположные стороны параллельны» и т.п.) и рассмотреть: 1) строение формы различных атрибутивных знаний в порядке ее закономерного усложнения и 2) влияние этого усложнения на значения и функции, входящих в знание знаков.

В качестве объективной основы, определяющей закономерность усложнения формы, мы возьмем увеличение числа сторон, выделяемых в предметах действительности, или, как мы говорим, увеличение «степени экстенсивности» знания.

2. Самым простым среди сложных видов атрибутивного знания является знание с экстенсивностью степени два, форма которого состоит из двух знаков, каждый из которых обозначает определенную сторону рассматриваемого предмета. Чтобы получить знание такого вида о каком-либо единичном предмете X, нужно проделать последовательно две операции практически-предметного сравнения. Результатом этих операций будет сложное атрибутивное знание о единичном предмете X, которое наглядно-схематически может быть изображено в формуле X—(А)(В). Символы (А) и (В) выражают здесь словесные обозначения двух сторон, открытых в предмете X.

С точки зрения фило- и онтогенеза, для того чтобы возникло такое знание, необходимы особые условия, и в частности должна появиться особая способность разума — связывать в некоторое единство последовательные операции практически-предметного сравнения одного и того же предмета с различными эталонами.

В своих экспериментальных работах Н. X. Швачкин показал, что в возрасте от 11 месяцев до одного года семи месяцев дети первоначально не образуют и соответственно не выделяют в речи взрослых сложных, в частности двузнаковых, форм и используют в своем речевом мышлении только номинативные знания [Швачкин, 1954 а, с. 91-95]. Но затем в ходе экспериментов они начинают сопоставлять и связывать между собой последовательно проделанные операции сравнения одних и тех же предметов и выражать это в объединении соответствующих знаков. «Так, например, — пишет Н. X. Швачкин, — когда Вите Н., называвшему синий горшок "гок" и желтую бочку "бок", показали желтый горшок и спросили его, что это такое, он сначала ответил: "Бок", — но, сравнив конфликтную

­ Конец страницы 596 ­

¯ Начало страницы 597 ¯

игрушку с синим горшком, произнес: "Гок", — после чего громко сказал: "Гок-бок". Так это название и осталось за этим предметом. Впоследствии подобными именами он называл многие конфликтные предметы. К такому "словообразованию" самостоятельно пришли в разное время еще семнадцать детей» (там же, с. 95).

Атрибутивное знание вида X—(А)(В), несмотря на свою полиэкстенсивность и наличие двух знаков в форме, остается в принципе номинативным знанием. Оба знака его формы абсолютно равноправны: они относятся к реально данному предмету X рядоположенно и являются фактически одним сложным его определением. Однако сама особенность формы такого знания создает необходимую основу для того, чтобы при определенных условиях оно могло превратиться в знание принципиально иного вида, в так называемое синтагматическое знание, которое наглядно-схематически может быть выражено в формуле (А)—(В).

Одной из причин, приводящих к появлению синтагматического знания, является, по-видимому, своеобразный разрыв между «полями зрения» общающихся между собой людей. В условиях этого разрыва номинативные высказывания уже не могут обеспечить процесс коммуникации и появляется необходимость в выработке новых языковых форм. Исследование конкретных условий и механизмов фило- и онтогенеза синтагматического знания представляет собой комплексную задачу, лежащую на стыке нескольких наук — логики, психологии, языкознания, отчасти антропологии и этнографии. Попытки решить или как-то осветить ее были сделаны с различных сторон, однако до сих пор ни одна из них не привела к сколь-нибудь значительным результатам. В частности, не удалась эта попытка и Н. X. Швачкину, который вынужден был просто констатировать превращение «именных суждений» в более сложные — дву- и трехсловные [Швачкин, 1954 b].

Мы ограничимся этими немногими замечаниями относительно проблемы генезиса атрибутивно-синтагматического знания и в дальнейшем будем рассматривать только его строение, процессы формирования отдельных знаний и способы их употребления.

3. Прежде всего сопоставим функциональные взаимоотношения элементов синтагмы (бок)—(гок), или (А)—(В), и функциональные взаимоотношения элементов номинативного знания X—(гок), или X—(В). В номинативном знании первый элемент есть сам предмет, а второй — форма знания о нем. Но и взаимоотношение элементов синтагмы может быть представлено таким образом, что первый элемент — знак (бок), или (А), — будет «играть роль» самого познаваемого предмета, а второй элемент — знак (гок), или (В), — роль формы знания о нем. Иначе говоря, строение синтагмы, рассматриваемой отдельно, таково, что один знак в ней является заместителем самого реального предмета, а второй выступает как форма знания, но уже не о непосредственно данном реальном

­ Конец страницы 597 ­

¯ Начало страницы 598 ¯

предмете X, а об этом предмете, замещенном знаком (бок), или (А). Но это значит, что отношение между реальным предметом и формой знания, между реальным предметом и языковыми знаками, как бы переносится внутрь самой системы знаков языка, внутрь самой формы. Взаимосвязь синтагмы (А)—(В), рассматриваемая в этом плане, оказывается не чем иным, как замещением номинативного знания X—(В), «вбирающим» в себя его смысл и «значение»⁴, а знак (А) выступает в роли «формального» предмета знания, или «предмета-заместителя».

Благодаря такому распределению функций синтагматическая форма (А)—(В) может сохранить и сохраняет свойства полноценного знания даже в отсутствие реального предмета высказывания. Это подтверждается всей практикой нашего мышления и общения. Если мы просто скажем дом, металл, стоит, не указывая при этом ни на один предмет, то эти слова не будут выражать никакого знания, несмотря на то что мы прекрасно знаем и осознаем их «смысл». Для того чтобы эти слова стали формой знания, необходимо отнести их к каким-либо предметам. Если же мы скажем дом — строение, медь — металл, то будем иметь полноценное знание и без какого-либо специального непосредственного указания на реальные предметы, о которых идет речь. Если воспользоваться примером Н. X. Швачкина, то это можно выразить так: выражение «бок-гок» представляет собой полноценное высказывание и является формой знания только в том случае, если оно относится к какому-либо данному в этот момент реальному предмету, т.е. только в том случае, если существует взаимосвязь X—(бок-гок), а высказывание (бок)—(гок), как об этом свидетельствует вся практика нашего мышления, сохраняет функции и смысл знания и помимо прямого, непосредственного отнесения к предмету.

Мы пришли к этому исключительно важному, на наш взгляд, выводу, рассматривая синтагматическую форму, казалось бы, отдельно, отвлеченно от связи ее с реальными предметами. Однако на деле вообще вне и помимо связи с реальными предметами синтагма (А)—(В) никак не

__________________________________________

⁴ Здесь сразу же, забегая несколько вперед, заметим, что всякое замещение не просто «принимает» на себя, «впитывает», определенные свойства замещаемого, но и обязательно в определенных отношениях отличается от него: во-первых, оно принимает на себя не все свойства замещаемого (и поэтому является его абстрактным замещением), во-вторых, содержит такие свойства, которых у замещаемого не было. Эти два момента являются обязательным условием всякого замещения [Ладенко, 1958 а], и если в настоящем разделе при анализе взаимоотношений между синтагмой и номинативным знанием мы останавливаемся только на первой стороне дела — на тождестве синтагмы и номинативного знания в определенном отношении, — то в следующем разделе основным предметом рассмотрения будет вторая сторона отношения замещения — различие между номинативным знанием и синтагмой.

­ Конец страницы 598 ­

¯ Начало страницы 599 ¯

может иметь действительного смысла и значения, никак не может быть знанием. Знание всегда есть знание о чем-либо реально существующем, объективном. Знаки языка являются формой знания лишь постольку, поскольку они замещают реальные предметы. Замещение реальных объектов знаковой формой имеет смысл, оправданно и целесообразно как с точки зрения самого мышления, так и с точки зрения общения людей между собой, а замещение одних значков другими — если мы берем их просто как значки, а не как знаки чего-то объективно существующего — не имеет никакого смысла и никакого оправдания. Значит, синтагматическая форма (А)—(В) не является самостоятельным изолированным целым в языковом мышлении и не может рассматриваться вне связи с реальными предметами. Она представляет собой лишь элемент более сложного языково-мысленного целого, а именно взаимосвязи X—(А)—(В) и соответственно может рассматриваться лишь как элемент этой взаимосвязи. Когда мы говорим «дом — строение», «медь — металл», то как сами синтагмы в целом, так и входящие в них знаки имеют смысл и значение лишь постольку, поскольку (сейчас или впоследствии) мы можем отнести их к определенным реальным предметам. Иначе говоря, структура полного знання не исчерпывается связью между знаками самой синтагмы, а предполагает еще одну связь — связь этих знаков с реальными предметами. В высказывании «дом — строение» слово «строение» имеет значение и может рассматриваться как форма знания только потому, что мы можем отнести и относим слово «дом» — а следовательно, через него и слово «строение» — к определенным реальным предметам. Таким образом, синтагма (А)—(В) может рассматриваться как знание и замещение номинативного знания только в предположении, что существует еще и может быть реализована собственно номинативная связь X—(А) и что, следовательно, на основе этого может быть образована взаимосвязь X—(А)—(В). Соответственно акт образования синтагмы (А)—(В) является осмысленным и значимым только в предположении второго акта, именно акта образования номинативной связи X—(А). Поэтому, рассматривая синтагматическую форму (А)—(В) как замещение номинативного знания X—(В), мы должны рассматривать ее с учетом той связи, которая может быть установлена между X и (А) и которая превращает взаимосвязь (А)—(В) в элемент сложной взаимосвязи X—(А)—(В).

Но и последнее положение неточно выражает существо дела. Мы не можем рассматривать синтагму (А)—(В) просто как элемент взаимосвязи X—(А)—(В), так как две связи, образующие последнюю — X—(А) и (А)—(В), — в реальном языковом мышлении обособляются (как в пространстве, так и во времени), приобретают относительно самостоятельное существование и получают за счет этого такие особенности, которыми они не обладали как просто элементы взаимосвязи X—(А)—(В). Поэтому при определенных условиях и в определенных границах, мы

­ Конец страницы 599 ­

¯ Начало страницы 600 ¯

можем и должны рассматривать синтагматическую форму (А)—(В) как относительно самостоятельное образование; при этом мы должны, с одной стороны, учитывать связь ее с реальными объектами, а с другой — отвлекаться oт этой связи: иначе — мы должны привлекать к рассмотрению связь синтагматической формы с реальными объектами, учитывая, что в действительности она обособлена, существует в пространстве и во времени относительно независимо и дает относительно независимое и самостоятельное существование интересующей нас взаимосвязи (А)—(В). Наглядно-схематически мы будем выражать этот факт и соответствующее ему понимание в формуле Х...(А)—(В), причем точки между изображениями реального предмета и первого знака синтагмы будут служить и изображением того, что связь между синтагмой (А)—(В) и реальным предметом X, с одной стороны, существует и должна учитываться при исследовании, с другой — что она обособлена в пространстве и во времени и в силу этого дает синтагматической связи (А)—(В) относительно самостоятельное существование.

Итак, всякое знание (по сути дела и соответственно исходным определениям) есть знание о реально существующем, есть взаимосвязь знаковой формы с объективным содержанием. Однако с появлением сложных, в частности синтагматических, форм знания в языковом мышлении появляются такие взаимосвязи, составленные исключительно из знаков формы, которые как бы «перенимают», «впитывают» в себя структуру «полного» знания, становятся его замещением. Такие взаимосвязи знаков могут существовать и иметь смысл и значение в системе языкового мышления и коммуникации лишь при условии превращения в дальнейшем в «полное» знание, отнесенное к реальным объектам. Но это превращение может быть обособлено в пространстве и во времени от акта образования самой синтагматической связи и поэтому должно выступать относительно него лишь как возможное; при этом условии взаимосвязь синтагматической (или какой-либо другой, более сложной) формы может существовать относительно независимо и самостоятельно как «замещение» полного знания.

Чтобы учесть это, на наш взгляд, исключительно важное явление языкового мышления в понятиях, нужно ввести различение реального и формального знания.

Мы будем называть реальным знанием взаимосвязь, образованную путем непосредственного отнесения знаковой формы к объективному содержанию, или иначе — взаимосвязь знаковой формы с непосредственно данным объектным содержанием. Формальным знанием мы будем называть взаимосвязь, образованную путем отнесения одних знаков формы к другим знакам, или иначе — взаимосвязь знаков формы, связанных между собой связью значения.

­ Конец страницы 600 ­

¯ Начало страницы 601 ¯