Хочешь мира -- не готовься к войне

У Служкина был пустой урок, и он проверял листочки с самостоятельной"вэ"-класса. Служкину срочно требовались оценки, чтобы выставить четвертные,поэтому он не углублялся в сущность предмета, а действовал более экономично-- по вдохновению. Он смотрел фамилию и, не читая, сразу ставил оценку. Итак ясно, кто чего заслуживает. Ергин? Два. Градусов? Два. Баскакова? М-м...ладно, не жалко, четыре. Суслов? Два. Даже с минусом. Закончив с листочками, Служкин раскрыл створку окна и закурил. Внизу находился замкнутый забором дворик между стеной школы, корпусомспортзала и теплым переходом. Дворик был загроможден поломанными партами.Сюда на переменах бегали курить старшеклассники. Мат и галдеж привлекли внимание Служкина, и он высунулся из окна.Оказывается, во дворике шла разборка. Посреди толпы школьников стоялмаленький, взъерошенный Овечкин. За лацкан пиджака его держал тощий ивысокий Цыря -- Цыренщиков, всем известная местная шпана, быстроперерастающая в уголовника. Цырю подзуживал толстый олигофрен Бизя-Колобок,его лучший друг. Вокруг толпились наиболее прославленные двоечникивосьмых-девятых классов. Рядом Безматерных и Безденежных держали под рукитоже красного и взъерошенного Чебыкина, не подпуская его к Цыре. Цыря, что-то объяснив, вдруг ткнул Овечкина кулаком в скулу. Овечкинотлетел и сел в снег. Цыря нагнулся, поднял его, подтащил к себе и снова далему по скуле. Овечкин опять отлетел. Чебыкин, вырываясь, дергался междубезматерныхом и безденежныхом. Служкин выкинул окурок и решительно забросил ногу на подоконник. Изокна он ловко спрыгнул на заснеженную крышу теплого перехода, а с нее -- водворик. Однако ноги его скользнули по валявшейся столешнице сломанной парты,и он шлепнулся задом на какие-то железяки. Кто-то из толпы вокруг Цыриоглянулся, но Служкин уже вскочил, раздвинул двоечников, взял Цырю за плечои развернул. -- Не п-понял!... -- изумился Цыря. -- Гуманитарная помощь, -- пояснил Служкин и хлопнул его по зубам. --Теперь понял, Мцыря? -- Че за фраер?! -- заверещал Бизя-Колобок, подскакивая к Служкину, иСлужкин коротким толчком кувыркнул его в сугроб. Цыря прикрыл ладонью разбитые губы. Лицо его сделалось зверским.Служкин тем временем повернулся и отвесил Безденежных такой пинок, откоторого тот, выпятив пузо, пробежал несколько шагов. Безматерныхблагоразумно отцепился от Чебыкина сам. -- Ты кто такой воще?... -- угрюмо спросил Цыря. -- Это географ... из школы... -- прошелестели двоечники. -- Чего встали, козлы?! -- вопил Бизя-Колобок. -- Он тут один!... Служкин сильно стукнул ладонью в лоб, и Бизя снова улетел в сугроб,едва не выронив глаза. -- Ну-ка дернули все отсюда, ублюдки! -- прорычал Служкин на двоечникови топнул ногой. Двоечники начали тихо утекать в щель между забором и школой. -- Цыря, вмочи ему! -- грозно орал из сугроба Бизя-Колобок. Цыря, оставшись в одиночестве, хмуро поглядел на Служкина, сплюнул ипошел к забору. Уже сидя на заборе верхом, он пообещал: -- Ладно, Овца, я тебя еще выловлю. Служкин шагнул к барахтающемуся в сугробе Бизе и вышиб его пинком.Матерясь, Колобок перекатился через забор вслед за Цырей. Чебыкин поправлял пиджак, а Овечкин прикладывал к скуле снежок. -- Фонарь будет, наверное, -- мрачно сообщил он. -- Вы нас из окна увидали, Виктор Сергеевич? -- спросил Чебыкин. -- Нет, мне из министерства телеграммой сообщили. -- У вас, Виктор Сергеевич, брюки порвались, -- сказал Овечкин, неотрывая снежка от щеки. Служкин вздрогнул, как ужаленный, и стремительно заглянул через плечона собственный зад. На заду, как хвост, висел клин материи, выдранный, когдаСлужкин, поскользнувшись, упал задом на железяки. В прорехе предательскибелела подкладка. -- У меня же еще в "а" урок! -- завыл Служкин, пытаясь приставить клинна место. -- Как же я его проведу в рваных штанах?! -- Попросите у Розы Борисовны отменить урок, -- посоветовал Чебыкин,сочувствующе глядя на Служкина, который прикрывал зад рукой. -- И что я ей скажу? Что портки распластал? Да она на меня в суд подастза оскорбление личности! -- Тогда придется сидеть весь урок, -- заметил Овечкин. -- С вами посидишь... -- проныл Служкин и бессильно начал материтьсякуда круче, чем это делал Бизя-Колобок. -- Да и как я в кабинет попаду? Сголым задом через всю школу просверкаю? -- В окно надо лезть, -- сделал вывод Овечкин. Служкин задрал голову,рассматривая свое окно. -- С крыши перехода мне одному туда не забраться... -- Давайте, Виктор Сергеевич, я вам из окна руку подам, а вы Овчину наспину встанете, -- предложил Чебыкин. -- Другого пути нет, -- подумав, согласился Служкин. Чебыкин с ключом от кабинета убежал, а Служкин с Овечкиным полезли накрышу теплого перехода. Когда они забрались, из окна высунулась круглая,веснушчатая физиономия Чебыкина. -- Атас, Виктор Сергеевич! -- вдруг крикнул Чебыкин. -- Вон там РозаБорисовна идет! Служкин оглянулся и увидел на школьной дорожке Угрозу. И тут грянул звонок с урока. -- Блин, давайте скорее!... -- завопил Служкин. -- Чеба, руку!... Овечкин уперся ладонями в стену. Служкин взлетел ему на плечи и рыбкойнырнул в окно, где в него вцепился Чебыкин. Вдвоем они с грохотом повалилисьна пол, уронив стул и учительский стол. Служкин тотчас вскочил и выглянул из окна. Угроза, раскрыв рот, стоялапосреди волейбольной площадки. -- Да... -- откачнувшись, протянул Служкин. -- Сделает она из менясегодня банановое пюре, точно... -- А вы объясните ей все честно, -- предложил Чебыкин. -- Наивный ты... Честным хорошо быть только потому, что верят, когдаврешь. Весь урок в девятом "А" Служкин сидел за своим столом как гвоздямиприколоченный. Для красной профессуры Служкин поспешно выдумал какую-топроверочную работу. На проверочной он мог сидеть, не вызывая подозрений.Однако посреди урока раздался стук в дверь. -- Старков, открой, -- велел Служкин. -- Это вас, -- выглянув, сообщил Старков. -- Скажи, я занят... Но тут Старкова властно отодвинули с дороги, и в кабинет вошла УгрозаБорисовна собственной персоной. -- Виктор Сергеевич, я вас прошу пройти ко мне прямо сейчас, -- ледянымтоном произнесла она. -- Роза Борисовна, я сейчас провожу контрольную работу за четверть и немогу отлучиться, -- ответил Служкин. "Контрольная!... За четверть!" -- изумленно ахнула профессура. -- И тем не менее я повторяю свою просьбу. -- А я повторяю, что сейчас не могу отлучиться, -- в отчаянии отчеканилСлужкин. -- И прошу вас не мешать мне вести урок. Девятый "А" изменился в лице. Угроза покачнулась, но выстояла. Она развернулась, вышла и грохнуладверью. Профессура подпрыгнула за партами. Служкин успел заметитьпотрясенный взгляд Маши Большаковой и тотчас уткнулся в раскрытый классныйжурнал. Уши его были свекольного цвета. До конца урока насмерть сраженная красная профессура не издала низвука. После звонка девятиклассники тихо, как с похорон, вышли из кабинета.Служкин надел пуховик, прикрывающий позорную пробоину, и бежал с полясражения домой, не заглянув к завучам и даже прошмыгнув мимо их двери нацыпочках. На следующий день Роза Борисовна не ответила на служкинское "здрасте".И на другой день тоже. А потом Служкин и сам не стал здороваться. Близилиськаникулы, и можно было надеяться, что после них конфликт забудется самсобою. Оставалось только пережить итоговый педсовет за третью четверть,прогулять который было опаснее, чем убить Розу Борисовну. Служкин явился на педсовет, старательно теряясь в толпе учителей, сел всторонке на самое незаметное место. Итоги четверти подводили долго, сперебранками. И учителя, и Роза Борисовна распалились. Наконец речь дошла доучителей-предметников. -- География! -- в последнюю очередь объявила Роза Борисовна и сталадемонстративно долго разыскивать в папке служкинский отчет. -- Вызывает недоумение дифференциация оценок по географии у девятыхклассов, -- сказала Угроза. -- В "а"-классе почти у всех пятерки, в "бэ" --четверки, в "вэ" -- тройки. Чем вы это объясните, Виктор Сергеевич? Конечно,эти классы мы составляли из сравнительно равных по силам учеников, но ведьне может быть, чтобы в "а" средний балл был четыре и семь, а в "вэ" -- три иодин! -- Что заработали, то и получили... -- пробормотал Служкин. Угроза сделала большую паузу, раздавливая его тишиной. -- Лично у меня, -- начала она, -- складывается впечатление, что делотут не в знаниях учеников, а в личных пристрастиях учителя, то есть вличности самого Виктора Сергеевича. Насколько я знаю, педагогические приемыВиктора Сергеевича довольно далеки от традиционных. К песням, которые онисполнял на уроках в первой четверти... -- тут смех прокатился по учителям,-- в третьей добавляются еще и массовые прогулы, инициируемые учителем,катания с горок вместо экскурсий, в которых Виктор Сергеевич участвуетнаравне с учениками, и многое другое. Сама я лично видела ВиктораСергеевича, вместе с учеником влезающим с улицы в окно своего кабинета навтором этаже, а на мое замечание он в присутствии всего класса отреагировалс таким пренебрежением, которое граничит с хамством... Угроза раскатывала Служкина в блин еще с четверть часа. -- Итак, Виктор Сергеевич, -- закруглилась она, -- четвертая четвертьдля вас становится решающей. В это время мы формируем педколлектив дляработы в следующем году, и я не исключаю, что наш коллектив отнесется квашей попытке занять в нем место не очень одобрительно. Впрочем, все зависитот вас. Разгромом Служкина педсовет и закончился. Руины Служкина, дымясь,сидели за партой, когда все учителя начали с облегчением вставать и греметьстульями. Служкин не понимал глаз. Кира, проходя мимо него, помедлила инасмешливо сказала: -- Ну, ты да-ал... Служкин помолчал, кивая головой, и согласился: -- Дал, да потом страдал. -- И это все твои комментарии? -- У париев нет комментариев.