Отиар Шпанн

(род. в 1878 г.)

Необходимость ие-эмпирического обоснования учения об обществе [xxiii]

I. Постановка проблемы

Учение об обществе, как общая наука о специальных общественных науках (как-то: наука о народном хозяйстве, наука о государстве и т. д.), возможно лишь тогда, когда оно имеет собственный объект в обществе, как таковом,—собственный объект, в противоположность тому, который дан в „составных частях" (людях и имуществах) и уже обрабатывается психологией, биологией, физикой, технологией, географией и т. д.

Но есть общественные науки, которые не являются психологией: сюда относится, по крайней мере, учение о народном хозяйстве и учение о государстве. Таким образом, наличность такой науки показывает, что цель специфических общественных наук, а следовательно, и общей науки об обществе, не есть факт, что неудачи натуралистической социологии не должны обескураживать, но лишь служить доказательством следующего положения: методы социальной науки надо строить исключительно на не-эмпирической почве.

Если должна существовать наука об обществе, то она не может не иметь объекта. Но понятие „взаимодействия" не дает собственного объекта; как мы видели, оно далее от-

нимает этот объект у науки. Откуда же она его возьмет? Тут надо как следует вдуматься в вопрос.

Понятие взаимодействия отнимает у, н а у к и об обществе объект благодаря тому, что оно вкладывает всю реальность в составные части, ибо последние принципиально должны быть самостоятельными, способными к собственному существованию отдельностями, которые своею взаимной деятельностью что-то производят. Но это значит: они одни существуют на самом деле, в то время как „общество", в качеству чего-то особого, целого, само по себе более не существует. Вот к чему решительно приводит такой ход мыслей. Всякая реальность лежит в единичном по упомянутой схеме:

А (α, β, γ…)

Если, напр., А означает лес, то а, р, у были бы деревья, единственно реальное, создающее своим взаимоотношением лес А,—кажущуюся вещь, кажущуюся коллективность. Если А означает фабрику, то α, β, γ были бы: рабочие, машины, сырье—единственные реальности, своим взаимодействием создающие кажущуюся вещь, кажущуюся коллективность—фабрику. Если А означает армию, то α, β, γ были бы солдаты, оружие, снаряды—единственные реальности, которые своим взаимодействием создают кажущуюся вещь, кажущуюся коллективность—армию. Если, наконец, А означает все человеческое общество вообще, тогда α, β, γ были бы просто люди, которые, будучи единственной реальностью, своим взаимодействием создают абстрактную, кажущуюся коллективность— „общество".

Какой бы пример ни выбрать, повсюду та же песня: когда налицо имеется первоначальное взаимодействие частей, тогда реальность лежит только в частях, а коллективное целое— мы будем называть его просто „целым" или .целостностью"— является лишь абстракцией, чем-то производным, не действующим само по себе.

Этим окончательно формулирован вопрос: это вопрос о соотношении целого и части. И отсюда вывод: если должна существовать наука об обществе, то:

1. должна быть доказана, с точки зрения теории познания и логики, возможность подобного целого, возникающего не благодаря взаимодействию своих частей; таковая должна была бы заключать в себе не каузальное соотношение целого| и части (ибо, если бы имелась каузальность частей, то тут опять-таки было бы взаимодействие); и

2.. должно еще быть доказано чисто аналитически (не дедуктивно, не „метафизически"), что именно „общество" представляет подобную целостность (и к тому же, как само по себе, так и во всех своих формах: хозяйства, государства

и т. д.), в которой реальность не обусловливается причинно частями, но которая является настоящим целым (именно, в вышеуказанном смысле, заключая в себе некаузальное соотношение с частями). Короче говоря: во-первых, должна быть доказана, с точки зрения теории познания и логики, возможность некаузального понимания целостностей или коллективностей вообще, а во-вторых—фактическое применение этого понятия к общественным явлениям.

, Первое доказательство, будучи сведено ко второму, требует логики и учения о категориях целого; второе—расчленения по содержанию на основе тех не-каузальных категорий, которые доставляет логика целого, или, по крайней мере, на основе не-каузальных понятий (ибо, как указано было, каузальность частей неизбежно должна была бы вновь привести к взаимодействию и тем самым к уничтожению истинной целостности).

2. Ссылка на наличность науки

Я не могу здесь представить оба доказательства. Что касается логического доказательства, то я дал небольшой эскиз в „Zeitschr. f. Volkswirtschaft" [xxiv]. Но я предполагаю дать в этой книге аналитическое доказательство науки об обществе, как и науки о народном хозяйстве (которая, равным образом, отнюдь не есть психология хозяйствующих субъектов [xxv]. В самых общих словах, это доказательство заключается _и, в различении индивидуализма и универсализма, при чем допущение или отклонение этого различия вызывает собственное, иное учение об обществе и учение о народном хозяйстве; с этим, конечно, не согласятся теперь, когда каждый .исследователь является бессознательно методологическим индивидуалистом [xxvi].

Но возможно и совсем другое доказательство, довольно легкое: это, выражаясь по Канту, ссылка на „факт науки". Разве Платон, Аристотель, Адам Мюллер, Гегель не создали науки о государстве—„учения об обществе"? Разве это учение не отличается от натуралистической социологии или индивидуалистической политической экономии лишь в подробностях содержания, лишь в отдельных „успехах" науки? Это могли бы сказать только современники, просто не знающие другого лагеря, ибо они совершенно исключительно и бессознательно

живут в угарной атмосфере индивидуалистически-каузальной науки. Нет, этот „факт науки" обнаруживает некаузальный метод, который представляет собой не мнимое самостоятельное „взаимодействие" частей (это обман зрения и фикция), но анализ целого по способности к расчленению его частей. Можно было бы возразить, что и забытую науку Платона, Аристотеля, Адама Мюллера, Гегеля и т. д. следовало бы назвать безрезультатной, подобно тому, как мы это сделали выше по отношению к натуралистической социологии. Это утверждение было бы неправильно, но не в том вовсе дело! Мы апеллируем здесь не к результатам, но к другой методологической природе, к некаузальным процессам.

3. О сущности целого. (Целое против взаимодействия)

Дабы не ограничить этого методологического изложения одними лишь ссылками и доказать, хотя бы примерами, возможность того некаузального исследования, мы прибавим еще следующее:

Схема кажущейся коллективности А (α, β, γ), в которой вся реальность принадлежит взаимодействующим частям, разлагается следующим образом: А означает, скажем, дом, затем кирпичную печь, затем „народную толпу", затем „армию", „рынок", „фабрику", „нацию". Напротив, α, β, γ всякий раз будут означать соответственные составные части (кирпичи, люди). Ясно, что, поскольку мы не выводим целое из взаимодействия частей, мы должны сказать:

Дом вовсе не имеет кирпичей в качестве своих составных частей. „Дом" есть не то, что состоит из кирпичей (ибо тут может быть известняк, мрамор, дерево, железо-бетон, бумага, стекло и т. д.), но дом есть то, что имеет комнаты, кухню, погреб и т. д. Но „комната"—это значит: осмысленный орган с определенным назначением; но „имеет"—это значит: расчленяется, представляет, но не возникает из взаимодействия частей. Равным образом, кирпичная печь—это не то, что состоит из кирпичей, но то, что имеется в помещениях для известных надобностей. „Дом" или „кирпичная печь" состоят не из суммирования своих частей, но представляют собой самостоятельные целостности, стоящие над частями. „Дом" и „кирпичная печь" каждое в отдельности представляет собою расчленение других целостностей. И точно так же народная толпа, армия, рынок, фабрика, нация представляют собой в каждом случае иные целостности, несмотря на то, что во всех случаях конечные элементы (если бы их можно было рассматривать, как самостоятельное) одинаковы, а именно: люди. Но целое „армия" имеет своими членами (органами) бойцов; целое „рынок"—своими членами (органами) покупателей и продавцов; целое „фабрика—своими

членами (органами)—предпринимателей, мастеров, рабочих; целое „нация"—своими членами (органами)—носителей народного духа. Нелюди своим взаимодействием различного рода создали, составили те целостности, ибо: 1) люди сами по себе вовсе не существуют и 2)не существует также людей определяемых по их отношению к народу прежде их принадлежности к народу, и таких, которые уже покупали и хозяйствовали, прежде чем были членами рыночной и хозяйственной целостности и точно так же не существует людей, которые воевали прежде, чем принадлежали к целостности, в которой воевали, и к сверх-целостности, против которой воевали (сверх-целостности, в области которой происходит противоположение Центр тяжести лежит в этом „прежде", которое не дает составной части (члену) быть реальной самой по себе. Но вот и дальнейшие примеры. Нарисованная картина (А) не состоит из красочных пятен (α, β, γ), но есть целостность картины (сущность, идея), материалом для которой служат „красочные пятна". Песнь нибелунгов (А) не состоит из букв (α, β, γ), но есть целостность, идея, сущность песни нибелунгов, которая расчленяется на слова и звуки (буквы). Поэтому, как нельзя определить песнь нибелунгов в виде миллиона букв, „взаимодействующих" в известной последовательности, точно так же нельзя определять общество, государство, хозяйство количеством людей и их взаимодействий. А никогда не определяется (составляется, суммируется) α, β, γ, но наоборот: А есть первичное, самостоятельное, первое (песня, картина, дом, государство, нация), которое расчленяется, составляется из α, β, γ, как своего материала. Все это понимание отнюдь не ново. Оно лишь затерялось для нас и стало совершенно непривычным, вследствие всецело эмпирически-механического направления нашего образования. Еще Аристотель ясно понимал сущность состояния совокупности, и всем более высоко развитым в философском отношении эпохам было свойственно то же воззрение. Его знаменитые слова, что целое неизбежно предшествует части, уже исчерпывает вопрос[xxvii]. Конечно, тут имеется в виду не простое предшествование во времени, но логический приоритет. „Когда все тело погибло,—говорится далее у Аристотеля,—то нет уж также ни ноги ни руки, кроме имени... ибо отвлеченное определение каждого предмета лежит в его деятельности и возможности для него таковую выполнять (т. е., значит, в его поведении, в его свойствах), так что, когда их больше нет у него, нельзя также сказать, что он еще остался тем же самым, но только то, что он сохранил еще то же имя". Это заключение неопровержимо. Вне целого та „часть" не является вовсе

тем же, ч ем была прежде, но, вообще, чем-то совсем иным!.. Состояние совокупности есть нечто самостоятельное с собственными свойствами, а это значит, что логически оно предшествует этим свойствам. Так, в мертвом теле рука не есть более рука, но „мясо" и „кости". Но и обратно: в живом теле рука не есть „мясо и кости", но элемент, выполняющий определенные отправления. Равным образом, вне народного хозяйства человек не является более носителем хозяйственных действий, составляющих народнохозяйственное целое, но биологическую (животную) или психологическую сущность самое по себе. Поэтому, и наоборот, в качестве члена народного хозяйства человек представляет н е биологическую или психологическую сущность, но член, свойство этого самостоятельного целого. Отсюда ясно вытекает методологическая возможность построить общую крышу над отдельными социальными науками, которые занимаются особыми областями общественного целого, путем общих рассуждений, основанных на рассмотрении не тех или иных частей целого, общества, напр., хозяйства, но целого, как такового, совокупной целостности, „общества".