Семья и воспитание детей

... Семейная жизнь и воспитание детей неуклонно становятся в России все более рациональными и демократичными. Книги известных американских специалистов, как доктор Б. Спок, приобрели здесь такую же популярность, как в свое время в Соединенных Штатах, значительно расширилась в последнее время сеть негосударственных воспитательных и лечебных детских учреждений, консультаций для супругов и т.д. Однако для обеих стран характерно большое разнообразие подходов к методам воспитания детей, в особенности у представителей различных этнических групп, проживающих в рамках географического региона. Для обоих обществ характерно также, что матери принимают большее участие в воспитании детей, чем отцы. «Постсоветские» отцы имеют даже меньше повседневного общения с сыновьями и дочерьми, чем американские мужчины. Это обусловлено, в частности, ростом загруженности на основной работе и необходимостью брать одну или несколько дополнительных работ для содержания семьи. Как и в Соединенных Штатах, воспитанием занимаются в основном матери и женщины-педагоги. В России, так же как и в Америке, дети, не проживающие в сельской местности, в большинстве случаев приобретают трудовые навыки вне семьи (Божков, Голофаст, 1986). Пойдут ли российские отцы по тому же пути, на который недавно встали американцы, в смысле более глубокой вовлеченности мужчин в процесс воспитания, — покажет практика…

Джон Стюарт Милль (1806-1873) – английский социальный мыслитель, логик и экономист середины ХIХ века. Сын Джеймса Милля – философа и экономиста, руководителя ост-индийской компании. Получил классическое домашнее воспитание под руководством отца и в соответствии с советами Иеремии Бентама, под влиянием идей которого он находился в юности. В 16 лет вместе с несколькими учениками этого философа начинает издавать в Лондоне журнал «Westminster Review».

В 1830 г. написал первую книгу “Очерки по нерешенным вопросам политической экономии” (издана в 1844). Идеи этой работы были позже развиты им в “Принципах политической экономии” (1848), переведенных на русский язык Н. Г. Чернышевским (“Примечания” Чернышевского к этой книге – важный этап в развитии российской экономической мысли).

С 1841 г. состоял в переписке с Огюстом Контом, позитивизм которого оказал на Милля большое влияние. Был знаком с весьма популярными в то время работами французских утопических социалистов - Сен-Симона и Фурье, идеи которых Милль пытался соединить с взглядами Д. Рикардо.

В 1843 г. публикует “Систему логики”, в которой последовательно проводится мысль об опытном характере человеческого знания. Он отрицал возможность существования априорных идей и подчеркивал значение индукции как основного метода исследования. Сформулировал правила индуктивного метода. С этих же методологических позиций критикует взгляды представителей интуитивизма (Исследование философии сэра Вильяма Гамильтона, 1865).

Наиболее известное политическое произведение Д. С. Милля “О свободе” (“On Liberty” (1859). Этот очерк был написан на основании переписки, которую Милль вел со своей женой Гарриет Тайлор. Главная идея – стремление защитить частную жизнь и свободу мысли от давления общественного мнения, доминирующего большинства, стереотипов массового сознания и поведения. В этом давлении Милль видел главную угрозу европейской культуре и цивилизации. На эту публикацию немедленно прореагировал А.И.Герцен в «Колоколе» (от 15.04.1859 г.) и «Полярной звезде» (5-ая книга ПЗ, вышедшая в июне того же года), отмечавший засилие мещанских интересов в странах Западной Европы после поражения революции 1848 года. Процветающее общество самодовольной посредственности, всеобщий контроль за малейшими проявлениями инакомыслия и нестандартного поведения, по мнению Герцена и Милля, вели к исчезновению инициативной, смелой, творчески мыслящей личности, а вслед за этим и к стагнации самого общества.

В работе «Утилитаризм» (1961 г.) Милль обсуждает вопрос о цели общества как «максимального счастья максимального числа людей» (формула Бентама). Он подчеркивает значимость этого принципа для понимания справедливости. В то же время его исходная позиция корректируется иной формулой: «несчастный Сократ несомненно лучше, чем счастливый дурак». В 1869 г. Милль выступил с одной из первых в западной литературе работ в защиту прав женщин: «Подчинение женщины». Последние работы Милля «Размышления о репрезентативном правительстве» (1861) и «Автобиография» (1873).

В Хрестоматию мы включаем отрывок из работы Милля «Принципы политической экономии». ФУНКЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВА КАК ТАКОВОГО. 1848

Пытаясь перечислить основные функции правительства, мы сталкиваемся с тем, что они значительно разнообразнее, чем это могло бы показаться на первый взгляд. Эти функции не могут быть очерчены строгими демаркационными линиями, которыми пытается ограничить их некомпетентное общественное мнение. Иногда, например, приходится слышать, что правительства должны посвятить себя деятельности по защите общества от силы или обмана. При этом считается, что люди должны быть свободными в своих действиях, способными позаботиться о себе самостоятельно, и что пока человек не прибегает к силе или обману, не посягает на права личности или на собственность, законодатели и правительства никоим образом не должны проявлять к нему интерес.

Однако почему люди должны быть защищены их правительством, то есть их коллективной силой, лишь от насилия и обмана, а не от других зол, которые не столь очевидны? Если люди не в состоянии защитить себя самостоятельно, они вынуждены обращаться за помощью к правительству. Можно требовать, чтобы люди защищали себя даже против силы с помощью своих умений, мужества или прибегали бы к посторонней помощи или оплачивали защиту против силы, как они в действительности и делают, когда правительство не в состоянии их защитить, но от обмана каждый должен защищаться с помощью собственного ума. Однако не будем на данном этапе вступать в дискуссию относительно принципов, сосредоточим наше внимание на фактах.

Под какую рубрику – противодействия силе или противодействия обману подпадает, например, применение законодательства по вопросам наследования? В той или иной степени такие законы должны существовать в любом обществе. Казалось бы, можно констатировать, что в этом отношении задачей правительства было бы выполнение воли индивида, выраженной в завещании на право распоряжения его собственностью. Это, однако, в крайней степени спорно. Нет, пожалуй, ни одной страны, законы которой обеспечивают абсолютное выполнение условий завещания. Рассмотрим типичный случай, когда завещание вообще отсутствует. Разве не закон, а значит – правительство, устанавливают общие принципы наследования, и определяют наследника? А если наследник в какой-то степени неправоспособен, разве не закон и правительство назначают доверенных лиц, как правило, из числа чиновников, для того, чтобы собрать собственность воедино и использовать ее с максимальной пользой для наследника?

Существует множество других случаев, когда правительство берет на себя заботы по распоряжению собственностью потому, что того требуют либо общественные интересы в целом, либо интересы лишь отдельных заинтересованных лиц. Так часто происходит в случаях со спорной собственностью и в случаях с юридически объявленной несостоятельностью. Еще никто никогда не оспаривал то мнение, что, решая подобного рода задачи, правительство превышает свои полномочия.

Не столь простым, как может показаться, является и определение собственности как таковой. Можно было бы предположить, что закон провозглашает в качестве собственности и защищает лишь то, что произведено самим человеком, или то, что им приобретено по честному и добровольному соглашению с производителем. Но разве в качестве собственности признается только то, что произведено человеком? Разве не существует сама земля, ее леса и воды и другие природные богатства на ее поверхности и в недрах? Это – достояние всего человечества, и поэтому должны существовать правила совместного пользования этими богатствами. То, в силу каких прав и при каких условиях индивиду позволяется распоряжаться какой-либо частью общего наследства, не может оставаться не решенным. Ни одна из функций правительства не является столь необязательной, и в то же время неразрывно связанной с идеей цивилизованного общества.

И опять, легитимность правительства распространяется на противодействие насилию и вероломству, но под какой рубрикой мы должны поместить возлагаемую на людей обязанность выполнять условия договоров, заключенных между ними? Невыполнение их не обязательно подразумевает обман; человек, заключивший договор, мог совершенно искренне желать выполнения его условий. И, далее, сам термин «обман», который едва ли может быть применен даже к случаям сознательного расторжения договора, когда отсутствовало намерение обмануть, тем более не может использоваться, когда невыполнение обязательств явилось следствием халатности.

Разве обеспечение выполнения условий договора не одна из функций правительства? Здесь доктрина невмешательства, без сомнения, получает весьма расширительную трактовку. Утверждается, что обеспечение контроля за соблюдением условий договоров не является, к вящему удовольствию правительства, просто регулированием отношений между индивидами, - это есть нечто большее; это придание законной силы выполнению условий договора, в котором выразилась воля индивидов, заключивших его. Примем без обсуждения такого рода расширение «ограничительной» теории; примем ее такой, какая она есть. Внимание правительств к соблюдению договоров не ограничивается лишь их юридической поддержкой. Сам факт, что один человек не по принуждению и не в результате обмана взял на себя некие обязательства по отношению к другому, мало что значит. Есть обещания, не имеющие никакого отношения к общественному благу, которые участники соглашения, тем не менее, обречены соблюдать. Не говоря уже о том, что существуют соглашения откровенно противозаконные, есть и такие, которые не подпадают под юрисдикцию закона либо из-за интересов стороны, давшей обещание, либо из-за несоответствия соглашения политике государства. Договор, в соответствии с которым один индивид продает себя в рабство другому индивиду, будет признан недействительным судом этой страны[63] и судом большинства стран Европы. Законы только нескольких наций могут обеспечить контроль за соблюдением договоров по поводу действий, которые рассматриваются как проституция или других матримониальных договоров, условия которых в какой-то степени отличаются от предписываемых законом в качестве обязательных. Но поскольку однажды признано, что существуют определенные соглашения, которым из соображений целесообразности не должна придаваться сила закона, неизбежно возникает вопрос о законности остальных соглашений. Должна ли, например, придаваться сила закона трудовым контрактам, в которых оговаривается слишком низкая заработная плата или в соответствии с которыми временные условия труда являются предельно неблагоприятными? Должны ли получать силу закона контракты, в соответствии с которыми одно лицо обязуется находиться в услужении у другого лица свыше непродолжительного периода времени? Должен ли брачный контракт, заключенный на всю жизнь, признаваться правительством нерасторжимым, если одна или обе заключившие его стороны намеренно желают его расторгнуть? Каждый вопрос, который может возникнуть в связи с характером заключенных договоров или в связи с определяемыми ими отношениями между людьми, находится в сфере деятельности законодателя, который не может оставить его без рассмотрения и принятия того или иного решения.

Итак, предотвращение и противодействие насилию и обману обеспечивает соответствующую занятость солдат, полицейских и судей уголовных судов. Но есть еще гражданские суды. Наказание зла – одна из функций правосудия, разрешение гражданских споров – другая. Между людьми возникает множество споров не вследствие злого умысла сторон, а в результате неправильного толкования их юридических прав или из-за несогласия относительно фактов, от обоснования которых и зависят эти права. Разве не отвечает общественным интересам то, что государство назначает официальных лиц, призванных устранять неопределенность и прекращать эти споры? Нельзя сказать, что это диктуется абсолютной необходимостью. Люди могут выбрать арбитра, решения которого будут признаваться обязательными; они так и поступают там, где вообще отсутствует институт суда, или где суды не пользуются доверием, или где судебная тяжба является затяжной и дорогостоящей, или где иррациональность процедуры сбора свидетельских показаний удерживает людей от того, чтобы прибегать к услугам судов. Тем не менее, повсеместно считается правильным, что государство обязано назначать гражданские суды. И даже если их недостатки заставляют людей обращаться в инстанции, заменяющие суды, все равно само их наличие как резервной легальной силы, могущей принять дело к рассмотрению, обеспечивает инстанциям, заменяющим суды, большую часть их действенности.

Государство не только разрешает споры, но и принимает меры по предотвращению причин их возникновения. Законы большинства стран устанавливают правила, регулирующие множество вещей, не столько оттого, что важно, каким именно способом они регулируются, сколько потому, что их так или иначе необходимо урегулировать, так, чтобы при этом не возникало вопросов по поводу предмета урегулирования. Закон предписывает формулировки для многих типов договоров с тем, чтобы предотвратить недопонимание смысла и возникновение споров по поводу формулировок. Он также предусматривает, что в случае возникновения таких споров должны быть доступны свидетельства, могущие помочь их разрешению, что подразумевает заверение документов подписями свидетелей и соблюдение необходимых формальных процедур при заключении контрактов. Закон следит за аутентичностью свидетельств относительно фактов, связанных с правовыми последствиями. Подобные факты, а именно: даты рождений, смертей, заключения браков, характер завещаний, контрактов, юридических процедур заносятся в соответствующие журналы. При этом никогда не предполагается, что, выполняя такие функции, правительство преступает пределы своих полномочий.

Итак, сколь бы широким не было толкование доктрины, что индивиды сами являются достаточными гарантами собственных интересов, и что правительство не несет никаких иных обязательств перед ними, кроме их защиты от посягательств других индивидов, эта доктрина применима только к тем людям, которые могут действовать от собственного имени. Индивид может быть ребенком, или лунатиком, или человеком, впавшим в безумие. Закон, без сомнения, должен стоять на страже интересов таких людей. И он не обязательно делает это через своих представителей. Он часто возлагает опекунство на родственников или близких. Однако заканчиваются ли на этом его функции? Разве, передав контроль за интересами одного лица другому лицу, он не оставляет за собой функцию общего надзора и обеспечения должного опекунства со стороны лица, которому оно доверено?

Существует множество других примеров, когда правительства, с общего одобрения, берут на себя полномочия по выполнению функций, наиболее очевидной целью которых является достижение общественного блага. Рассмотрим в качестве примера функцию (которая является одновременно монополией) чеканки монеты. Эта функция присваивается правительством с единственной целью – заявить индивидам, что они избавляются от забот, связанных с длительной и дорогостоящей процедурой взвешивания и определения химического состава монет. Никто, тем не менее, даже из числа самых рьяных критиков государственного вмешательства, не возражает против этого на основании того, что это якобы несвойственная правительству функция. Предписывание набора стандартных мер и весов – другой пример. Еще один пример - мощение, освещение, очистка улиц и проездов. При этом неважно, кто занимается этим – центральное правительство или, что более типично и желательно, - муниципальные власти. Строительство и улучшение портов, воздвижение маяков, проведение съемок местности с целью создания точных топографических и морских карт, возведение дамб для борьбы с морскими приливами и укрепление речных берегов – также примеры подобного рода.

Эти примеры можно продолжать до бесконечности, не заступая при этом на спорную территорию. Однако сказанного уже достаточно, чтобы придти к выводу, что общепризнанные функции правительства распространяются на гораздо большее число сфер деятельности, чем те, которые могут быть заключены в жесткие рамки какого-либо строгого определения. И едва ли возможно найти оправдание правомерности их всех применительно к каждой сфере, кроме одного, наиболее понятного – общей целесообразности. Точно так же нельзя ограничить вмешательство правительства одним универсальным правилом, за исключением самого простого и наиболее абстрактного – вмешательство не должно признаваться обоснованным до тех пор, пока целесообразность не стала вполне очевидной.

Роберт Кинг Мертон(1910-2003) - один из тех, кто оказал наибольшее влияние на развитие современной американской социологической мысли. Свою исследовательскую деятельность начал, еще будучи студентом Гарвардского университета: вначале под руководством Питирима Сорокина, а затем Талкотта Парсонса. В этом университете в 1936 году получил докторскую степень.

В первых своих публикациях выразил стремление отказаться от построения «великих теорий», так как, по его мнению, «социология еще не готова для своего Эйнштейна, поскольку у нее не было своего Кеплера». Наиболее перспективны, с точки зрения Мертона, являются теории среднего уровня (middle range theories), ориентированные на применение методологии структурно-функционального анализа при объяснении социальных явлений. Социологическая теория, полагал Мертон, способна развиваться лишь на основе осмысленной практики эмпирических исследований, в то же время направления исследований, их методический аппарат и получаемые данные формулируются под влиянием теоретического знания. Р. Мертон разработал кодификацию правил структурно-функционального анализа, который рассматривался им в качестве общенаучного метода, не связанного непосредственно с каким-либо способом интерпретации общества. Он известен как автор теории референтной группы, теории бюрократической личности, разработчик теории аномии. Особые темы творчества Мертона – социология знания и социология науки. В 80-е годы его привлекает проблема амбивалентности поведения во всех сферах социальной жизни.

В 1957 году – Президент Американской Социологической Ассоциации.

В 1961 году Р. Мертон приезжал в Москву и Ленинград для знакомства с российской социологией.

Мы публикуем здесь отрывок одной из наиболее известных работ Р. Мертона, который иллюстрирует специфику социологического анализа социальной реальности. Разграничение явных и латентных функций ориентирует исследователя на то, чтобы глубже понимать и учитывать непредвиденные последствия социального действия.