Культ пороков как генератор и стимулятор биологического вырождения

Поведение животных двухаспектно:

· с одной стороны оно ориентировано на получение удо­воль­ст­вия, главным образом физиологического характера и отчасти — психоэмоционального;

· с другой стороны оно ориентировано на то, чтобы избежать неприятностей, главным образом — боли и отчасти — психоэмоциональных.

В любом из вариантов поведение животного строится на основе врождённых инстинктивных программ и их надстроечных оболочек, выражающих индивидуальный и кол­лектив­ный опыт взаимодействия со средой обитания популяции, в состав которой входит особь.

Издревле для человека почиталось предосудительным следо­вать этой двухаспектности поведения животных.

Все исторически устойчивые в преемственности поколений общества (и соответственно — их культуры) издревле, ещё со времён каменного века, требовали от своих членов быть выше этой двухаспектности животного поведения:

· С одной стороны — они требовали, чтобы в поведении их полноправных членов выражалась осмысленная воля, ориентированная на достижение той или иной пользы для общества; воля, способная к самопожертвованию в каких-то чрезвычайных обстоятельствах.

· И с другой стороны — чтобы при этом люди принимали на себя нравственно-эти­чес­кий долг оказания разносторонней поддержки как выжившим героям (если те утрачивали здоровье и трудоспособность), так и близким погибших, оставшимся без попечения.[262]

Проявление именно этих качеств представляет собой — честь[263].

В историческом прошлом:

Отказ от требования быть выше свойственной животным двухаспектности поведения и сопутствующего ему нравственно-этического долга всех членов общества становился первым открытым выражением уже свершившегося нравственного разложения общества, которое влёкло за собой социальную катастрофу, наступавшую в течение жизни одного — четырёх поколений, если общество не отказывалось от такого рода нравственно-этической животно-демонической распущенности.

В этой связи приведём картину В.Г. Перова «Чаепитие в Мытищах, близ Москвы», написанную им в 1862 г. — спустя 7 лет после завершения второй мировой войны XIX века, обы­чно называемой «крымской» вопреки её характеру и географии боевых действий. Картина явно не клеветническая (иначе 1917 г. был бы невозможен), хотя можно допустить, что такого рода нравственность и выражающая её этика, характерные для жизни России тех лет, в сюжете картины доведены до степени выражения, близкой к предельной.

Но та же порочная нравственность, реализу­ется и в наши дни в других жизненных сюжетах — как в личностных вза­­имоотно­ше­ниях, так и в отношении государствен­ных ин­сти­ту­тов (вклю­­чая и слу­жбы соцобеспечения) к героям, потерявшим здо­ровье и в большей или ме­нь­­шей мере трудоспособность именно вслед­ствие того, что они жертвовали собой…

Соответственно этой объективной за­коно­мер­ности соци­о­ло­гии, неоднократно про­являвшей­ся в исто­рии, в 1969 г., уже после написания романа «Час быка», И.А. Еф­ре­мов писал своему другу американскому палеон­то­логу Эверету Олсону:

«Мы можем видеть, что с древних времён нрав­­ственность и честь (в русском понимании этих слов[264]) много существеннее, чем шпаги, стрелы и слоны, танки и пикирующие бомбардировщики. Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности. Это является единственной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения.

Когда для всех людей честная и напряжённая работа станет непривычной, какое будущее может ожидать человечество? Кто сможет кормить, одевать, исцелять и перевозить людей? Бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования? Поколения, привыкшие к честному образу жизни, должны вымереть в течение последующих 20 лет, а затем произойдёт величайшая катастрофа в истории в виде широко распространяемой технической монокультуры, основы которой сейчас упорно внедряются во всех странах…» (Приводится по тексту книги: А. Константинов, «Светозарный мост», изд. 2, по публикации на сайте:

http://noogen.2084.ru/Efremov.htm).

Последний абзац в приведённой цитате из письма И.А. Еф­ре­мова Э. Олсону представляет собой характеристику глобальной политики, направленной на развращение подрастающих поколений, которая проводилась и в то время, и продолжает проводиться ныне во всех так называемых «развитых странах», включая СССР и постсоветскую РФ.

Это особенно заметно в России, где изрядная доля населения помнит искусство (и прежде всего кинематограф) советской эпохи, во многом работавшее на пропаганду идеалов строительства социализма и коммунизма и воспитание соответствующих нравственности и этики. Поэтому многие наши соотечественники сейчас способны сопоставить художественные произведения тех лет с «художествами» постсоветской эпохи.

· Если для советской эпохи было характерным широкий спектр идей (как масштаба личностного, так и общенародного и общечеловеческого), выраженных в сюжетах фильмов и иных произведений искусства,

· то в постсоветскую эпоху идей — всего две: одна — «доказать свою крутизну!», вторая — «урвать деньги!».

Поскольку обе идейки, быстро публике наскучивают (главным образом потому, что рецепты того и другого, представляемые в фильмах, не могут быть реализованы в судьбах подавляющего большинства людей в силу неадекватности предлагаемых рецептов жизни как таковой, т.е. — возможностям людей), то коммерционализация такого вздорного «искусства» оставляет единственное средство привлечь к его произведениям внимание зрителя: выпустить на экран «вечные ценности» — половые инстинкты, удовлетворение которых в естественной и противоестественной форме (включая и сопереживание экранным героям вплоть до впадения в оргазм) позволяет получить гарантированное удовлетворение определённого контингента зрителей и обеспечить кассовые сборы.

К этим двум «идейкам» и «вечным ценностям» добавляется ещё третья идея: получение физиологических удовольствий в разного рода пороках. Она подаётся если и не как вершина смысла жизни (на что притязают устроители «гей-парадов»), то как нормальная составляющая жизни общества: смысл жизни — непрестанно получать удовольствие: выпивка и наркотики — в меру это хорошо; секс — любой по достижении определённого возрастного рубежа, но без тяжких телесных повреждений, — это хорошо; азартные игры и легализованные жестокие зрелища (начиная от бокса) как способ «пощекотать нервы» и выработать адреналин — для тех, кому не хватает футбольно-хоккейных страстей (получаемых большинством с доставкой на дом по телевизору). Дескать всё это характерно для «человеческой природы»[265], и цивилизация должна дать легальные пути для реализации этих «естественных» потребностей, чтобы минимизировать неизбежный ущерб и удерживать их проявления в пределах, допустимых для жизни общества.

Но эта третья идея — напрочь противоречит нормам реликтовых культур и древних цивилизаций, которые требовали от полноправных членов общества отличаться в своём поведении от животных и не быть распущенными и распутными, хотя в то же самое время распутство допускалось рабовладельческими культурами в пределах сообщества рабов, которых за людей не считали — «говорящие орудия», «человекообразные скоты в услужении человека».

Если делать обобщения, то в толпо-«элитарных» культурах всевозможное распутство признавалось допустимым для простонародной толпы при условии, что оно не затрагивает спокойствие и интересы «элиты» и её хозяев. В пределах же самóй «элиты» распутство всегда порицалось, но поскольку оно возникало, то не должно было носить вызывающего и публичного характера, подрывающего культовый миф любого толпо-«элитаризма» о благородстве «элиты», её достоинстве и чести — как о характеристических свойствах «элиты» в целом. Иными словами «элиты» везде в большей или меньшей мере заражены ханжеством: всевозможный разврат в их среде неизбежен (в силу статистического преобладания нечеловечных типов строя психики), но его проявления не должны носить публично-вызывающего характера, а тем более — не могут быть культовым явлением (т.е. поощряемым культурой и властью).

Для жителей России описанное выше изменение качества художественного творчества заметно, но для подавляющего большинства жителей «цивилизованного мира» сказанное выше — в принципе непонятно[266], потому, что они выросли и живут под воздействием художественного творчества второго рода: культ «крутизны», культ денег, половые инстинкты — без меры, пороки — норма жизни, если они «в меру». Т.е. это ещё один косвенный показатель того, что Запад — общество рабов, возомнивших о своей якобы действительной свободе.

Могут быть выдвинуты возражения, что и в западном кинематографе есть фильмы, которые учат доброте, правильной этике и т.п. — Да, в западном кинематографе действительно есть фильмы, которые многими воспринимаются именно в таковом качестве, однако в действительности они никого и ничему добродетельному не учат, поскольку и в них прежде, чем явить свою доброту, их положительные герои уже как-то сделали деньги (например, «Красотка», «Ловушка для родителей», «Двое: я и моя тень»[267], уйма голливудских «рождественских сказок»), либо милостью сценаристов обрели запредельную «крутизну» такого уровня, которая недостижима в реальной жизни (например, многочисленные фильмы с участием Стивена Сигала, Сильвестра Сталлоне, Брюса Уиллиса).

Но то, что подавляющему большинству простых людей требуется в жизни — честным созидательным трудом выработать благополучие своей семьи и общества —это не тема художественного творчества, предназначенного для широких масс: поскольку организационные принципы толпо-«элитаризма» не предполагают решение этой задачи в жизни, этому нет места в жизни толпо-«элитарных» обществ и соответственно искусство не способно этому учить людей.

Последнее и отличает произведения искусства толпо-«элита­риз­ма» от лучших произведений искусства так называемого «социалистического реализма» советской эпохи, которые работали на воплощение определённых идеалов общественной в целом значимости в жизнь.

Конечно, «элита», — более образованная, чем простонародье, и потому понимающая последствия пороков, — заказывает для своего развлечения иные художественные произведения, в которых поменьше секса, «крутизны», культа денег, и в которых выражаются какие ни на есть идеи (масштаба от личностного до общечеловеческого), однако эти идеи по их сути (вне зависимости от масштаба) актуальны не для жизни всего общества, а исключительно для жизни «элиты» на всём готовом за счёт остального общества. Эта составляющая художественного творчества с грифом «не для всех» не носит столь беззастенчиво развращающего характера, как массовое искусство в тех же культурах, предназначенное для простонародной толпы в толпо-«элитарном» обществе. Однако остающаяся в умолчаниях идеализация «элиты» в условиях толпо-«элитаризма» сама по себе развращающа.

Оправдание такого положения дел в искусстве и, прежде всего, — в искусстве для широких масс — ссылками на то, что «спрос рождает предложение», в данном случае не проходит, поскольку вне зависимости от того, понимают это деятели искусств и шоу-бизнеса (а так же и зрители) либо же нет, искусства оказывают то или иное воспитательное воздействие на подрастающие поколения. И это воздействие тем более результативно — чем более доступны произведения художественного творчества людям, и прежде всего — детям и подросткам.

Причина этого в том, что в процессе взросления все люди без исключения проходят возрастные периоды, когда они воспринимают из поведения окружающих и культуры (включая и произведения искусства) образцы поведения для себя без самостоятельного их осмысления и переосмысления. Это может происходить потому, что в детском и подростковом возрасте люди ещё не обладают всеми необходимыми знаниями для того, чтобы понять, соответствуют предлагаемые им образцы поведения Добру либо Злу, или же в зависимости от сопутствующих обстоятельств могут быть либо тем, либо другим. Неразвитость волевых качеств тоже может содействовать растлению даже в тех случаях, если ребёнок (подросток) понимает, что с ним происходит, и осознаёт вредные, возможно необратимые, последствия происходящего: при безволии действует алгоритмика стадно-стайного поведения[268].

Вследствие действия названных факторов индивид в толпо-«элитарной» культуре может стать жертвой растления раньше, чем будет способен осознать, что с ним делает общество и к каким последствиям это ведёт для него самого, для его потомков и общества в целом. В толпо-«элитаризме» такого рода растление подрастающих поколений обществом и его культурой носит массовый характер, и в подавляющем большинстве случаев последствия для личности необратимы; вопрос только в тяжести этих последствий.

В условиях толпо-«элитаризма», на воспроизводство которого работают все общественные институты, единственная возможность уберечь подрастающего человека от растления — праведное семейное воспитание, к которому однако подавля­ющее большинство семей не способны, поскольку старшие в них были растлены сами некогда в прошлом и не обладают знаниями и волевыми качествами, необходимыми для того, чтобы своих детей и их друзей защитить от пагубного воздействия окружающих и культуры.

Всё это означает, что если двадцать лет непрестанно показывать по телевидению всевозможную «крутизну», культ денег, секс, пороки «в меру» как норму общественной жизни, роскошную жизнь «элиты» на всём готовом, то выросшие на этом поколения воспримут всё это и некогда показанное им на экране будут воспроизводить в своей жизни по возможностям каждого, в меру его развращённости. Поколения, растлённые такой политикой, действительно породят спрос на такое «искусство», которое в дальнейшем будет развращать их детей и внуков, воспроизводя общество человекообразных недолюдков в преемственности поколений.

Если же на протяжении двадцати лет показывать по телевидению мечту — идеалы праведной жизни всего общества на основе труда всех, то в составе новых поколений будет существенно ме­ньше нравственно-этически разложившихся недолюдков, вслед­ствие чего реальная жизнь общества будет ближе к воплощению мечты о всеобщем благоденствии в преемственности поколений.

Т.е. вопрос о том, что и как показывать на экранах и подавать людям в иных формах художественного творчества и в образовательных программах, — это не вопрос о «свободе» художественного творчества и «свободе» самовыражения художников в искусстве (особенно в таком искусстве, как кинематография, требующем изрядных капиталовложений в каждое произведение). Это — вопрос политики: кого воспитываем посредством искусства — человеков? либо человекообразных недолюдков?

И если государство действительно демократическое, то есть работает на общество и воплощение в жизнь его жизненных интересов, — то оно обязано подавлять и искоренять «свободу» бессовестного художественного творчества, и поддерживать свободу художественного творчества, исходя из того, что свобода — совестью водительство Богом данное.

Содержание же российского постсоветского телеэфира и некоторых учебных курсов в системе всеобщего образования таково, что вывод однозначен: постсоветская государственность — антинародная и без признаков того, что в обозримой перспективе она изменит своё качество сама собой. Но это — не выражение «человеческой природы» и не стихийное стечение житейских обстоятельств, а глобальная политика, целенаправленно проводимая в русле библейского проекта порабощения человечества от имени Бога. И этой политике беззастенчиво служит постсоветская российская государственность вследствие того, что подавляющее большинство бюрократов в РФ по состоянию на 2010 г. — носители опущенного в противоестественность типа строя психики, сложившегося на основе типов строя психики скотского и зомби.

Фактически культ пороков в толпо-«элитарных» обществах, устойчивых в преемственности поколений, является генератором и стимулятором биологического вырождения некоторой части населения.

Все пороки без исключения так или иначе оказывают воздействие на генетику, и соответственно — на потенциал личностного развития — будущих поколений. И это воздействие во всех случаях без исключения носит вредоносный характер: иначе бы пороки не назывались пороками и не порицались бы в исторически устойчивых культурах как антиобщественное зло.

Различие между пороками только в том, что одни оказывают большее воздействие на геном (хромосомный аппарат и митохондриальную ДНК) — к их числу принадлежат употребление алкоголя, табака, более тяжёлых наркотиков.

Другие же большее воздействие оказывают на духовное наследие (биополевую составляющую генетического механизма втянувшихся в порочный образ жизни людей) — к их числу принадлежат половые извращения, азартные игры, этические злоупотребления в отношении окружающих и природы; а в последние десятилетия и годы к ним добавились психоэмо­циональные зависимости от телевидения и интернета.

Но подавляющее большинство тех, кто ведёт образ жизни, в котором есть место пороку, оказываются под комплексным воздействием нескольких, а то и многих факторов. Под воздействием этих факторов уничтожается биологический потенциал будущих поколений: как минимум — это создаёт предпосылки к автоматически бессознательному повторению потомками порочного образа жизни их предков, а как максимум — родовая линия обрывается вследствие гибели людей или утраты репродуктивной способности. В диапазоне между этими крайностями лежит жизнь, отягощённая болезнями и проблемами, возникающими вследствие отсутствия необходимых для их выявления и разрешения жизненных навыков, которые индивид подчас просто не способен освоить или выработать по причине более или менее ярко выраженной биологической неполноценности.

Организационные принципы толпо-«элитаризма» таковы, что культ пороков как генератор и стимулятор биологического вырождения в большей мере затрагивает простонародье — широкие народные массы. Поэтому, при определённой глобальной политике, проводимой в отношении того или иного конкретного общества, культ пороков может стать орудием «самогеноцида» общества в целом либо тех или иных народов в его составе: с одной стороны, общество, вовлекаясь в порочный образ жизни, само утрачивает репродуктивный потенциал и потенциал личностного развития его членов и (как следствие) культуры; а с другой стороны, исторически реально культ пороков может быть навеян извне, в обход контроля сознания большей части общества при посредничестве некоторых его же членов, которые не понимают последствий происходящего либо же стали предателями, но чьё положение в обществе и в институтах власти таково, что они оказывают влияние на характер культурной политики.

На протяжении последнего тысячелетия Русь-Московия-Рос­сия-СССР-РФ живут именно в таком режиме «самогеноцида». И если Русская региональная цивилизация не погибла до настоящего времени, то только потому, что на протяжении всего этого времени сохранялось устойчивое генетическое ядро[269].