Реферат Курсовая Конспект
ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ - раздел Социология, ...
|
ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ серия основана в 1 996 г.
ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ
УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ Под общ. редакцией д.ф.н., проф. Л.Г. Эфендиева
Рекомендовано
Министерством образования
Российской Федерации
в качестве учебного пособия для студентов
высших учебных заведений
Москва
ИНФРА-М
УДК 316(075.8) ББК 60.5я73 О 28
Рецензенты: Отделение социологии Российского государственного гуманитарного университета, член-корр. РАН Ж Г. Тощенко;
д.ф.п., проф., зав. отделом истории социологии Института социально-политических исследований РАН В.П. Култыгии
Учебное пособие подготовлено авторским коллективом:
раздел I, гл. I, III; разделы I!—VII — д.ф.н. Эфендиев А.Г.*;
раздел I, гл. II — к.и.н. Кравченко Е.И.;
разделы VIII, IX; раздел X, гл. XXVII — к.и.н. Пушкарева Г.В.*;
раздел X, гл. XXV — д.с.н. Щербина В.В.*;
раздел X, гл. XXVI —д.с.н. Верховин В.И.
* Главы, написанные данными авторами, подготовлены при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Грант РФФИ № 99-06-80513
Общая социология:Учебное пособие/Под общ. ред. проф. О 28 А.Г. Эфсндиева. — М.: ИНФРА-М,2000. — 654 с. — (Серия «Высшее образование»).
' ISBN 5-16-000176-Х
В учебном пособии дается последовательное описание проблемного поля современной социологической науки — базовой отрасли обще-ствозпания. Большое внимание уделено пониманию исходных элементов социальной реальности, принципам и формам социальных взаимодействий, социальным институтам, общностям и группам, социальной стратификации, социологическому анализу культуры, личности, организации, экономики, политики. Узловые вопросы рассматриваются сквозь призму исторического развития.
Фундаментальность анализа сочетается с доступностью изложения.
Для студентов, преподавателей и аспирантов социологических, социально-гуманитарных, юридических факультетов, факультетов экономики и менеджмента, а также для всех интересующихся вопросами социологии.
ББК 60.5я73
ISBN 5-16-000176-Х
© Коллектив авторов, 2000 © ИНФРА-М, 2000
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие....................................................................................................... 9
Раздел I. ВВОДНЫЙ
ГЛАВА I. СОЦИОЛОГИЯ КАК НАУКА ............................................................. 15
§ 1. Метод социологии: его возникновение
и становление.......................................................................................... 1 5
§ 2. Основные принципы научного исследования,
реализуемые в социологии.................................................................. 26
§ 3. Предмет социологии. Социология в системе наук......................... 42
ГЛАВА II. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ ЗАПАДА:
ОЧЕРК ИСТОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ ..................................... 51
§ 1. О риске социологического поиска....................................................... 51
§ 2. История социологии или история социологии?............................. 54
§ 3. Модель общества и модель человека: грани единого.................. 69
§ 4. Когда познание социального становится
самопознанием ...................................................................................... 74
ГЛАВА III. ПРИРОДНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ СОЦИАЛЬНОЙ
ЖИЗНИ. СОЦИАЛЬНОЕ ............................................................. 78
§ 1. Постановка проблемы............................................................................ 78
§ 2. Основные социологические традиции решения вопроса о
соотношении природного
и социального.......................................................................................... 80
§ 3. Природно-географические условия социальной жизни............... 85
§ 4. Особенности биологии человека как предпосылка
социальной жизни ................................................................................. 91
§ 5. Начала социальной жизни ................................................................... 93
§ 6. Социальное............................................................................................... 99
Раздел II. ИСХОДНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ
ГЛАВА IV. СОЦИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ КАК РОДОВОЕ ПОНЯТИЕ
СОЦИОЛОГИИ ............................................................................. 109
§ 1. Проблема родового понятия в социологии .................................. 109
§ 2. [Единичное действие........................................................................... 114
§ 3. Специфика социального действия ................................................. 120
ГЛАВА V. СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ................................................... 126
§ 1. Что такое социальная реальность?................................................ 126
§ 2. Социальная реальность — «парадоксальная» реальность.... 129
§ 3. Что и в какой степени обусловливает социальные явления?
Взаимодействие социальной реальности и внесоциальных
условий, сил........................................................................................... 131
ГЛАВА VI. СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ
ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ............................. 141
§ 1. Постановка проблемы........................................................................ 141
§ 2. От «общины» к «обществу», от механической солидарности к
органической ........................................................................................ 143
§ 3. М. Вебер: от мира традиций
к миру рациональных действий....................................................... 147
§ 4. Типовые переменные Т. Парсонса:
к универсалистски-достиженческому обществу.......................... 154
Раздел III. СОЦИАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ: ФОРМЫ, ТИПЫ И ПРИНЦИПЫ РЕГУЛЯЦИИ
ГЛАВА VII. СОЦИАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ:
ИХ РАЗНОВИДНОСТИ И ПРИНЦИПЫ РЕГУЛЯЦИИ.... 165
§ 1. Социальная связь................................................................................. 165
§ 2. Разновидности социальных взаимодействий.............................. 171
§ 3. Принципы регуляции социальных
взаимодействий ................................................................................... 174
§ 4. Социальная регуляция поведения личности в обществе......... 184
ГЛАВА VIII. СОЦИАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ: СРЕДСТВА ОБМЕНА, ВСЕОБЩИЕ ВИДЫ И ФОРМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ.................................................................. 187
§ 1. Средства обмена и их иерархия...................................................... 187
§ 2. Сотрудничество и соперничество как типы социальных
взаимодействий .................................................................................. 195
§ 3. Формы социальных взаимодействий. Власть............................... 204
Раздел IV. СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ: СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
ГЛАВА IX. СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ: СУЩНОСТЬ
И СОЦИАЛЬНЫЕ ЭФФЕКТЫ (ПОСЛЕДСТВИЯ).............. 214
§ 1. Институты: их роль в обществе и значение для социологии.
Постановка проблемы........................................................................ 214
§ 2. Основные признаки институтов ....................................................... 215
§ 3. Социальные последствия (эффекты) институализации........... 220
ГЛАВА X. СИСТЕМА СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ .............................. 231
§ 1. Многообразие институтов.................................................................. 231
§ 2. Основные принципы функционирования системы
социальных институтов ..................................................................... 232
§ 3. Анализ социальных институтов:
основные принципы ........................................................................... 236
ГЛАВА XI. ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ
ИНСТИТУТОВ .............................................................................. 243
§ 1. Проблема устойчивости-изменчивости социальных
институтов.............................................................................................. 243
§ 2. Основные варианты институциональных изменений ............... 248
§ 3. Социально-исторические типы социальных институтов .......... 251
§ 4. Особенности становления институтов российского
общества (наброски социологического анализа)........................ 261
Раздел V. ЧЕЛОВЕК В ОКРУЖЕНИИ СЕБЕ ПОДОБНЫХ: СОЦИАЛЬНЫЕ ОБЩНОСТИ
ГЛАВА XII. МНОГООБРАЗИЕ СОЦИАЛЬНЫХ
ОБЩНОСТЕЙ................................................................................ 272
§ 1. Солидаризация (интеграция) как способ
повышения эффективности социальных
взаимодействий. Постановка проблемы ...................................... 272
§ 2. Проблема общностей в социальной науке.................................... 273
§ 3. Социальная общность как феномен.
Разновидности общностей............................................................... 276
§ 4. Множества............................................................................................... 280
§ 5. Контактные социальные общности................................................. 285
ГЛАВА XIII. СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ:
ИХ СУЩНОСТЬ И РАЗНОВИДНОСТИ.................................. 291
§ 1. Социальные группы в жизни людей ................................................ 291
§ 2. Основные признаки групповой общности;
специфика групповых целей и духовно-культурной жизни ... 295
§ 3. Основные признаки групповой общности:
специфика солидарных взаимодействий в группе .................... 302
§ 4. Внутренние и внешние факторы
интеграции группы............................................................................... 314
§ 5. Многообразие социальных групп..................................................... 317
Раздел VI. КУЛЬТУРА: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
ГЛАВА XIV. КУЛЬТУРА КАК ЯВЛЕНИЕ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ
АНАЛИЗ ......................................................................................... 330
§ 1. Культура и природа.............................................................................. 331
§ 2. Культура — сознание — деятельность.......................................... 336
§ 3. Культура и общество: социальные свойства
и функции культуры ............................................................................ 339
§ 4. Культура: преемственность и социализация................................ 342
ГЛАВА XV. ОСНОВНЫЕ СТРУКТУРНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ
КУЛЬТУРЫ: ЯЗЫК. ТИПЫ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ РЕГУЛЯЦИИ ................................................................................ 344
§ 1. Язык ......................................................................................................... 344
§ 2. Основные социально-исторические типы
социокультурной регуляции.............................................................. 350
§ 3. Традиционная регуляция в современном обществе ................. 355 *
ГЛАВА XVI. ОСНОВНЫЕ СТРУКТУРНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТУРЫ. СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О МИРЕ: МИФ - РЕЛИГИЯ - ИДЕОЛОГИЯ .................................... 360
§ 1. Специфика мифологического обоснования
социального поведения..................................................................... 361
§ 2. Особенности и социально-историческая
роль религии ........................................................................................ 365
§ 3. Идеология............................................................................................... 381
ГЛАВА XVII. ОСНОВНЫЕ СТРУКТУРНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТУРЫ.
ЦЕННОСТНО-НОРМАТИВНАЯ
РЕГУЛЯЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ
В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ ............................................387
§ 1. Ценности................................................................................................. 387
§ 2. Ценностно-нормативный механизм социальной регуляции... 403
§ 3. Порядок. Отклоняющееся (девиантное)
поведение.............................................................................................. 410
ГЛАВА XVIII. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПРОЦЕСС....................................... 418
§ 1. Целостность культуры и механизмы
ее воспроизводства............................................................................ 418
§ 2. Изменения в культуре ........................................................................ 426
§ 3. Многообразие культур......................................................................... 444
Раздел VII. ЛИЧНОСТЬ
ГЛАВА XIX.
ЛИЧНОСТЬ В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНЫХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ. СТАТУСЫ ........................................... 455
§ 1. Личность в социологии: социальный робот или автономный
субъект социальной жизни.
Постановка проблемы........................................................................ 455
§ 2. Мир социальных статусов .................................................................. 459
§ 3. Иерархия статусов. Статусные коллизии ..................................... 465
ГЛАВА XX. ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ РОЛИ ............................................................. 470
§ 1. Социальная роль как поведенческая характеристика............... 470
§ 2. Социальные роли и поведение личности ..................................... 475
§ 3. Автономия личности. Ролевое поведение —
это притворство?.................................................................................. 485
§ 4. Социализация ....................................................................................... 492
Раздел VIII. ОБЩЕСТВО
ГЛАВА XXI. ОБЩЕСТВО КАК ЦЕЛОСТНОСТЬ........................................... 504
§ 1. Признаки общества ............................................................................. 504
§ 2. Структурная композиция общества................................................ 507
§ 3. Общество как система......................................................................... 513
ГЛАВА XXII. ОБЩЕСТВО: МЕХАНИЗМЫ РАЗВИТИЯ
И РАЗРУШЕНИЯ ........................................................................ 517
§ 1. Механизмы функционирования общества
как целостности.................................................................................... 517
§ 2. Разрушение общества. Аномия........................................................ 523
§ 3. Развитие общества............................................................................... 526
§ 4. Типология общества............................................................................. 532
Раздел IX. СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ
ГЛАВА XXIII. СТРАТИФИКАЦИЯ:
ОБЩЕСТВО В РАЗРЕЗЕ........................................................... 537
§ 1. Социальная дифференциация и социальное неравенство ....537
§ 2. Социальное пространство ................................................................ 541
§ 3. Основания социальной стратификации......................................... 543
§ 4. Профиль стратификации.................................................................... 549
ГЛАВА XXIV. ДИНАМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
СТРАТИФИКАЦИИ......................................................................555
§ 1. Социальные механизмы воспроизводства
стратификационной структуры общества.................................... 555
§ 2. Социальная мобильность................................................................... 560
§ 3. Индивидуальная социальная мобильность ................................. 562
§ 4. Маргинальность .................................................................................... 564
РАЗДЕЛ X. СОЦИОЛОГИЯ ВАЖНЕЙШИХ ЯВЛЕНИЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
ГЛАВА XXV. СОЦИОЛОГИЯ ОРГАНИЗАЦИЙ И ОРГАНИЗАЦИЯ КАК ПРЕДМЕТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА......................................... 567
§ 1. Социология организаций как специальная
социолого-управленческая теория ............................................... 568
§ 2. Условия и предпосылки возникновения
организации.......................................................................................... 575
§ 3. Внутренняя среда организации........................................................ 587
§ 4. Внешняя среда организации и ее модели.................................... 597
ГЛАВА XXVI. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ
И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ ..................................... 607
§ 1. Основные характеристики экономического поведения:
социологический анализ.................................................................... 607
§ 2. Типы и виды экономического поведения
и их особенности.................................................................................. 613
§ 3. Модели экономического поведения................................................. 628
ГЛАВА XXVII. СОЦИОЛОГИЯ ПОЛИТИКИ................................................... 631
§ 1. Институализация политической жизни ......................................... 631
§ 2. Политическая власть и общество.................................................... 636
§ 3. Дифференциация политической власти ...................................... 639
§ 4. Легитимность власти........................................................................... 646
Список литературы.......................................................................................... 649
ПРЕДИСЛОВИЕ
Среди наук, призванных дать нашему современнику глубокое рационалистическое понимание общественной жизни, социология имеет основополагающее значение. Общепризнанно ее место как ведущей, базовой отрасли современного обществознания.
Огромными интеллектуальными усилиями плеяды выдающихся ученых за относительно небольшой срок (полтора столетия) было создано впечатляющее здание социологической науки, поражающей разнообразием концепций, подходов, направлений, ярких самобытных имен.
По известным причинам наука, составляющая фундамент современного социального знания, стала доступна широким слоям отечественной общественности лишь в последние годы. Первые учебники по социологии появились только пять-семь лет назад, накоплен первый опыт (в том числе опыт наивных ошибок примитивизма и чрезмерного упрощения сложных социологических идей и подходов). Введение нового учебного предмета во всех случаях процесс не простой. В наших условиях он существенно осложнен и тем, что и в сугубо научном плане лишь в последние годы началось глубокое позитивное осмысление богатства, накопленного мировой социологией.
Предлагаемый курс социологии, несомненно, опирается на полученный за последние годы опыт исследования и преподавания социологии в нашей стране и в то же время стремится избежать ошибок, упущений предыдущего этапа. Не нам судить, насколько удалось соединить доступность, популярность изложения с научной глубиной, теоретической основательностью и содержательностью, не допустив при этом вульгаризации, примитивизма в трактовке сложнейших проблем современного социологического знания.
Современная социология, адекватно отражая многообразие механизмов соорганизации людей в социуме, разнообразие факторов, участвующих в социальных сцеплениях, взаимодействиях индивидов, представляет собой многообразие теорий, концепций, дающее плюралистическую интерпретацию социальной жизни, в рамках которого не оказывается предпочтений ни одной теории как единственно правильной.
Многообразные социологические концепции лишь на первый взгляд несовместимы. Мы осознанно стремились делать акцент не на том, что разъединяет различные концепции и школы мировой социологии, а на том, что их объединяет, взаимно дополняет, обогащает, углубляет.
Акцент на синтез социологических теорий и подходов сделан во имя главной цели, которую мы перед собой ставили, — дать более или менее доступное, популярное (в лучшем смысле этого слова) и в то же время глубокое, научно последовательное описание проблемного поля современной социологии, структурировав его посредством системы основных понятий, категорий, их логических связей и взаимодействий в единую понятийную сеть, «паутину» описания социальной реальности. Именно овладение проблемным полем социологии, ее понятийной сеткой, на наш взгляд, должно помочь читателю обрести социологическое видение социальной реальности, сформировать социологическое воображение, понимание процессов, происходящих в обществе. Пожалуй, ничто так не важно для нас, как формирование у читателя существенно отличающегося как от обывательского, так и от умозрительно-спекулятивного, подлинно социологическо-рационалистического видения социальной жизни.
Вынося на суд читателя свой труд, коллектив авторов испытывает двойственное чувство: удовлетворенность проведенной работой и естественное беспокойство о том, насколько удалось реализовать этот непростой замысел. В ходе написания учебного пособия авторы вели невидимый диалог с теми, кому адресовали свой труд, — читателями, желающими глубже узнать себя и общество, в котором живут. Этот диалог будет еще успешнее, если читатель будет знать, какие идеи, подходы, принципы мы стремились реализовать в данном учебном пособии.
Мы ставили перед собой задачу написать именно учебное пособие, учебник, а не «зубрильник», не некий набор тезисно изложенных понятий, категорий, схем, который необходимо запомнить («вызубрить») перед экзаменами. Не ради экзамена (зачета) мы писали эту книгу, хотя наверняка она должна быть использована и в этих прагматических целях, а ради того, чтобы с помощью социологической науки объяснить читателю общество, социальную жизнь, в которую он вовлечен. Акцент делается на аналитически-разъяснительном, объясняющем подходе, мы стремились увлечь читателя, сделать его соучастником нашего анализа, размышлений. И это делалось не только в учебных целях, а для того, чтобы обеспечить внутреннее усвоение, переживание социологического анализа читателем, выработать у него социологическое воображение, мышление, которое, надеемся, так или иначе проявится в его последующей конкретной деятельности. Акцент на аналитическо-разъяс-нительном подходе (а не на «описательно-запоминательном») обусловил сам «дух» нашей книги, сказался на стиле изложения большинства разделов и на объеме учебного пособия, который благодаря пониманию издательства «ИНФРА-М» позволил более или ме-
нее точно реализовать этот подход (за что авторский коллектив признателен издательству).
Далее. Это российский учебник социологии, что имеет свое проявление во многих аспектах. Отметим лишь некоторые из них.
Прежде всего мы стремились с помощью научно-социологического анализа помочь нашему соотечественнику понять наше общество, социально-исторические корни его своеобразия, специфики мы (где явно, а где неявно) обращаемся к истории нашего общества и к проблемам, которые возникли сегодня, в один из самых острых периодов развития нашего народа не только в его новейшей, но, может быть, и всей многовековой истории. И более широко — мы стремились научно-социологически проанализировать историю возникновения и развития основных социальных форм и институтов. Во многом такой социолого-исторический подход, который прослеживается во многих главах данного учебного пособия, осуществлен для того, чтобы читатель в ракурсе социологического анализа постиг прошлое и настоящее (и прежде всего прошлое и настоящее нашего общества) смог оценить ступени, этапы развития его институтов, культуры и благодаря этому глубже понять сущность происходящих сегодня событий.
Наше учебное пособие — российское еще и потому, что мы считаем необходимым сохранить присущую российскому обществоз-нанию выработанную в предыдущие годы традицию теоретической культуры, стремление основывать анализ важнейших проблем социальной жизни на глубоком теоретико-понятийном фундаменте. Мы не хотели бы превращать учебное пособие по социологической науке в нечто околонаучное, а еще хуже — мнимонаучное. Мы не стремились избегать изложения трудных социологический идей, категорий («социальное действие», «социальная реальность», «социальная система», «социальная структура» и др.) — без них не может быть воссоздана подлинно социологическая картина социального мира; но мы старались изложить самые трудные социологические идеи, категории в ясной, образной и доступной форме.
Отметим и еще один важный для нас момент. Логика изложения основ социологической науки воспроизводит один из главных принципов современного социологического понимания общественной жизни, общественно-исторического процесса: социальная жизнь есть не что иное, как активное и целенаправленное созидание людьми социальных отношений, форм жизни, но в определенных рамках, которые налагают определенные ограничения на эту активность, ее направленность, содержание. Акцент на активность людей, самодетерминацию социальной жизни способствует преодолению фатализма в понимании общественной жизни, ее предопределенности, что достаточно глубоко укоренилось в сознании нашего на-
рода. В этом свете судьба того или иного общества фатально не предопределена, не предписана, а зависит в решающей степени от того, вокруг каких идей, каких целей объединилось это общество, насколько оно сумело найти эффективный ответ на вызовы истории и природы.
Активистское понимание социальных процессов, к чему подводит нас вся современная социологическая наука, — это, если так можно сказать, теоретический и нравственный «нерв» нашей книги. И в этом есть своя неизбежная логика, к тому нас подводит непредвзятый научно-социологический анализ как всего мирового исторического процесса, так и развития нашего общества, особенно за последние 10 лет. Поскольку на изломе истории внутренние пружины, тенденции общественного развития всегда проявляются в наиболее неприкрытой, яркой форме, так и взлеты и падения нашего народа, в особенности в последние годы, годы тяжелых и непростых испытаний, со всей очевидностью обнажили ответственность самого общества, самих людей за свою историю, настоящее и будущее.
Предлагаемое учебное пособие — результат коллективных усилий. Авторский коллектив стремился к достижению единства как общенаучных, так и методических подходов. Вместе с тем это единство не исключает определенного различия — и не только стиля, но и некоторых акцентов, научных подходов и идей.
Мы стремились сохранить в учебном пособии по социологии присущую нашей науке эмпирическую операциональность, факту-альность. Там, где это возможно и необходимо, общие рассуждения подкрепляются данными конкретно-социологических, этнографических исследований, историческими фактами и примерами и т.д. Надеемся, что это не только углубит понимание соответствующих проблем, но и позволит лучше ощутить своеобразие социологии как науки, тяготеющей к фактуальному анализу социальных явлений. Как правило, подобный материал выделен шрифтом.
Акцент на описание сердцевины единого проблемного поля социологии привел к тому, что вне нашего внимания, к сожалению, осталось немало увлекательных тем, а многих мы лишь коснулись, не подвергая специальному анализу. Думается, предложенный курс социологической науки в реальной практике преподавания может и должен быть откорректирован в зависимости от профиля подготовки студентов, их познавательных интересов, возможностей учебного процесса. Какие-то главы, параграфы составят основу изучаемого курса, другие могут быть изучены факультативно, третьи оставлены без внимания.
Научный аппарат ввиду ориентированности учебного пособия на массового читателя, прежде всего студентов, аспирантов, пре-
подавателей, преследует преимущественно учебные цели. В конце книги дан список литературы, которую мы рекомендуем студентам для подготовки к занятиям по этому курсу. В него вошли главным образом работы ведущих представителей мировой и отечественной социологической мысли, опубликованные в нашей стране в последние годы и поэтому более или менее доступные для читателя.
Д-р ф. п., проф. А. Г. Эфепдиев
Раздел I.
Единство теоретического и эмпирического в социологии. Схема научного исследования в социологии
Признание ведущей роли теории не должно вести к другой крайности — пренебрежению, недооценке эмпирических исследований. А ведь уже долгие десятилетия, фактически на протяжении всей истории социологии, осуществляются попытки «очистить» социологию от эмпирических методов исследования социальных явлений. Несмотря на многие огрехи, упущения эмпирических исследований (которые вполне естественны для еще молодой науки), надо признать, что критики эмпирической составляющей социологии сыграли в целом положительную роль в совершенствовании и отборе наиболее эффективных методов и приемов конкретных исследований.
Критики многое ставили под сомнение в эмпирической социологии — и стремление сблизить общественную науку с естественными науками на основе логической требовательности к доказательности выводов и идей, и формализацию изучаемых явлений, и стремление выразить количественно многое из того, о чем ученые привыкли рассуждать абстрактно, и т.д. К 70-м гг. подобная критика перестала быть активной, она не смогла отбросить эмпирическое начало в социологии, но помогла уточнить его роль, возможности как важнейшего средства познания социальных явлений.
Вместе с тем, как отмечал Р. Мертон, выдающийся американский социолог, счастливо сочетавший в своей научной деятельности эмпирические и теоретические исследования, эмпирическое исследование выходит далеко за рамки пассивной роли верификации и проверки теории — оно не только подтверждает или опровергает теорию, а выявляет непреднамеренные, неожиданные для исследователя данные, связи. Последние могут стать отправными точками в создании абсолютно новой теоретической модели, гипотезы, которая может значительно отойти от исходной теоретической модели. Более того, нескончаемость теоретического поиска в социологии (как, впрочем, и в физике, химии и других опытных науках) нередко основывается на необходимости объяснения непреднамеренных, неожиданных эмпирических результатов.
Одним из распространенных критических замечаний, которое и сегодня приходится часто слышать социологам, занимающимся эмпирическими исследованиями, является следующее: «А что нового дают эмпирические исследования?»
«Иногда утверждается, что результаты эмпирического анализа в большинстве своем тривиальны, что он может фиксировать лишь то, что для каждого и так очевидно... Во время второй мировой войны в американской армии проводилось большое число обследований солдат как в условиях боевой обстановки, так и в лагерях подготов-
ки дома, в США... В нижеследующих абзацах приводится несколько примеров количественного анализа, а затем объясняется, почему они могут казаться некоторым читателям очевидными.
1. Солдаты с более высоким уровнем образования проявляли боль
ше психоневротических симптомов, чем их менее образованные
товарищи. (Психическая нестабильность интеллектуала в сравне
нии с более инертной психологией «человека с улицы» часто яв
ляется предметом обсуждения.)
2. Солдаты — выходцы из сельских районов обычно находились в
хорошем настроении чаще, чем солдаты — выходцы из городов
(в конце концов, первые более привычны к трудностям).
3. Солдаты-южане лучше переносили жаркий климат, чем солдаты-
северяне (естественно, ведь южане привычны к жаркой погоде).
4. Рядовые-белые больше стремились стать унтер-офицерами, чем
рядовые-негры (отсутствие у негров честолюбия вошло в поговорку).
5. Негры-южане предпочитали находиться под командованием белых
офицеров-южан, а не северян (разве не известно, что у белых-южан
больше отцовских чувств к их «черненьким», чем у белых-северян?).
6. Во время войны солдаты сильнее стремились вернуться домой в
США, чем после капитуляции Германии (нельзя винить людей за то,
что они не хотят быть убитыми).
...Почему для установления подобных данных тратится так много средств и энергии, ведь они столь очевидны? Не лучше ли принимать их без доказательств и сразу переходить к более углубленному уровню анализа? Возможно, это и было бы лучше, если бы не одно «но», касающееся приведенных выше примеров. Каждое из этих утверждений прямо противоположно тому, что было обнаружено в действительности. Солдаты с низким уровнем образования более невротичны, чем их более образованные товарищи; южане не обнаружили по сравнению с северянами большей адаптации к тропическому климату; негры больше стремились к повышению, чем белые, и т.д. Если бы мы с самого начала привели подлинные результаты исследования, читатель и их назвал бы "очевидными"»*.
Мы привели пространную выдержку из работы П. Лазерсфель-да, американского социолога, внесшего весомый вклад в разработку методологических и методических проблем эмпирических социологических исследований. Она освобождает нас от долгих рассуждений о значимости эмпирических исследований и позволяет дать ответ на вопрос, зачем нужны эмпирические исследования — они предоставляют нам факты (а не предположения), на основе которых могут строиться научное понимание, анализ изучаемого социального явления.
Социологическая теория выступает как реальное знание о том или ином явлении прежде всего в том случае, когда получает фак-туальную интерпретацию, обоснование. Соответствие эмпирическим данным есть опытное доказательство состоятельности теории, опытное свидетельство ее объяснительных возможностей. Именно
* Американская социология. Перспективы, проблемы, методы / Под ред. Т. Пар-сонса. — М., 1972, с. 146—147.
внутренняяИтак, социология как наука представляет собой
организация_ органическое единство, взаимодействие теоре-и?^1|?Л ГИ СК тических и эмпирических методов. Данное един-
НАУКИ
ство, в котором эмпирическое является средством обоснования теоретических идей, — идеальная модель социологии как науки в целом.
Но в социологической практике в зависимости от отрасли социологической науки, конкретных задач, решаемых в данном исследовании, и индивидуальных склонностей самого исследователя, характера его профессиональной подготовки пропорции между теоретическими и эмпирическими началами могут быть различными. Эти пропорции служат основанием для одной из наиболее популярных (в том числе и в нашей стране) классификаций социологического знания по его уровням (в основе этой классификации в определенной степени воспроизводятся (но не совсем точно) идеи Р. Мертона):
1) в одних случаях эмпирия превалирует, а теоретические идеи
проявляются лишь в постановке проблем эмпирического исследо
вания, его гипотез и т.д. Это уровень эмпирических социологических
(или конкретно-социологических) исследований, главная научная
цель которых — добыча конкретных фактов, их описание, класси
фикация, интерпретация;
2) в других случаях, опираясь на различные конкретно-социо
логические исследования того или иного социального института,
социального явления (образования или религии, политики или куль
туры), социолог ставит задачу теоретически осмыслить данную со
циальную подсистему, понять ее внутренние и внешние связи и
зависимости. Это социологические теории среднего уровня, играющие
в современной социологической науке особую роль, которые весь
ма многообразны. Фактически все более или менее значимые соци
альные подсистемы описываются соответствующей социологичес
кой теорией. Социология семьи, социология религии, социология
образования, социология организации — вот лишь некоторые из
социальных подсистем.
Для всех социологических теорий среднего уровня характерны:
а) широкая опора на эмпирическую базу по соответствующей
проблеме;
б) теоретическое описание изучаемой социальной подсистемы
на основе обобщения эмпирических данных;
в) описание теоретической модели изучаемой подсистемы в
рамках той или иной всеохватывающей теории общества. Иначе
говоря, специальные социологические теории должны черпать в
теоретических разработках более высокого уровня общие подходы
к анализу соответствующей подсистемы;
г) теории среднего уровня являются теоретической базой соответствующих социологических исследований. Трудно себе представить автора эмпирических исследований рекламы (например, эффективности рекламы шоколадных батончиков «Сникерс»), не ориентирующегося на положения социологии рекламы при подготовке этих исследований.
Таким образом, в социологических теориях среднего уровня устанавливается эффективное взаимодействие теоретических и эмпирических методов. Они тесно связаны как с конкретно-социологическими исследованиями, так и со всеохватывающими теоретическими конструкциями;
3) всеохватывающие теоретические конструкции образуют высший уровень социологического знания — общесоциологические теории, исследующие общество как единую систему, взаимодействие ее основных элементов, основы функционирования и развития общества как социального организма.
Особое значение этих теорий в том, что они определяют:
а) общий подход исследователя-социолога к изучению и ос
мыслению социальных явлений;
б) направленность научного поиска;
в) интерпретацию эмпирических фактов.
Иными словами, общесоциологические теории пронизывают единым теоретическим видением как эмпирическое исследование, так и анализ социальных явлений на уровне теории среднего уровня. Это достигается благодаря тому, что именно в рамках общесоциологических доктрин описывается теоретическая модель общественной жизни как целостности.
В современной социологии существуют несколько доктрин, теорий, пытающихся дать целостное описание социальной жизни, но нередко с принципиально разных позиций (о них будет рассказано в следующей главе).
Единство теории и эмпирии в общесоциологических теориях носит сложный и преимущественно опосредованный характер. Речь идет прежде всего о широком использовании этими теориями основных выводов, полученных в том числе в теориях среднего уровня, которые, в свою очередь, базируются на широкой эмпирической основе.
* * *
Говоря о внутренней организации социологического знания, выделим прикладные и фундаментальные исследования, цели которых различны.
Как правило, цель прикладных исследований — дать конкретное знание о состоянии дел в той или иной отрасли промышленности, на предприятии, разработать конкретные рекомендации, выяснить рейтинг популярности политика и т.д.
Цель фундаментальных исследований — выявить важнейшие тенденции в развитии социальной жизни, отдельных ее сфер (экономика, политика, молодежь, семья и т.п.). Так, «фундаментала» может не интересовать, сколько человек проголосуют за того или иного кандидата. Главным для него может быть выяснение закономерностей поведения населения стран с зарождающимися демократическими традициями, анализ факторов, влияющих на формирование политических симпатий или антипатий, и т.п.
Неверно было бы чрезмерно разводить эти виды социологических исследований. В идеале прикладные исследования (например, эффективности рекламы жевательной резинки «Дирол») разрабатываются на основе исходных понятий и идей, выдвигаемых социологией рекламы.
И наоборот, очень часто те, кто решает прикладные задачи, опережают соответствующие фундаментальные исследования (или не осведомлены о них). Нередко, особенно в условиях нехватки средств на фундаментальные исследования, «прикладники» в своих работах накапливают серьезный материал для фундаментальных поисков и обобщений.
В структуре социологического знания важно выделить общую социологию. Какими же проблемами она занимается, что является предметом изучения курса «Общая социология»?
Общая социология исследует прежде всего:
1) родовые свойства всех базовых социокультурных явлений, форм
взаимодействий, идет ли речь о социальных группах или институтах,
культуре личности или обществе;
2) основные связи между этими базовыми социокультурными явле
ниями, формами взаимодействий;
3) основные связи между обществом как целостной системой со
циальных взаимодействий и каждым из базовых социокультурных яв
лений, форм (т.е. роль этих явлений, форм в обществе как системе).
Итак, современная социология представляет собой многоуровневый комплекс теорий, типов знания, которые тесно взаимосвязаны друг с другом и образуют единую целостность — современную социологическую науку.
§ 3. Предмет социологии. Социология в системе наук
МЕСТО СОЦИОЛОГИИ В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНОГО ЗНАНИЯ, ЕЕ ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ |
Социальные явления, человек в системе общественных связей являются предметом изучения двух комплексов наук — гуманитарных и социальных. Термин «гуманитарные науки» еще не имеет точного определения. По нашему мнению, они характеризуются тем, что:
а) изучают основные, смыслообразующие идеи о человеке
(в том числе и всеобщие основания существования человека в сис
теме социальных связей);
б) носят аксиологический (ценностный, т.е. оценивающий яв
ления как положительные или отрицательные, полезные или вред
ные и т.п.) характер.
Это прежде всего философия и такие философские дисциплины, как этика, эстетика.
Социальные науки изучают различные формы социальной жизни, принципы функционирования экономических, политических и других явлений и представляют собой неаксиологические науки (или, во всяком случае, стремятся быть ими). Именно к таким наукам относится социоло'гия.
Современное обществознание представляет собой сложную широко разветвленную систему знаний: юридическая наука соседствует с политической экономией, этнография — с демографией и т.д. Для всех этих наук характерно достаточно конкретное (не философское) осмысление исследуемых проблем социальной жизни. Чем же отличается социология от родственных ей социальных наук? Анализ этих отличий позволяет обратить внимание на ряд особенностей и достоинств социологического знания.
Прежде всего социология (как и любая другая наука) осуществляет упорядоченный поиск (термин Р. Мертона) среди огромного многообразия единичных фактов, событий, явлений, их связей, того, что многократно повторяется, носит для данного разряда единичных явлений типичный характер.
Поиск многократно повторяющегося, пробивающегося сквозь многообразие единичных явлений, неодолимого — великая миссия науки. Физика изучает инвариантное, повторяющееся в природных фактах, явлениях, связях между физическими объектами; биология — инвариантное в живом организме, социология — инвариантное в социальной жизни.
Какова предметная область социологии, какие аспекты общественной жизни она изучает? Существует несколько мнений.
1. Начиная с О. Конта, Г. Спенсера и до раннего Э. Дюркгейма
социологию стремились истолковать как интегральную, универсаль
ную науку об обществе. Такие «имперские», «захватнические» ам
биции молодой науки были, с одной стороны, понятны (так как ее
главной миссией, по мнению первых социологов, был анализ глу
бинных основ всей социальной жизни), а с другой стороны, бес
почвенны и чрезмерны. Неоправданное расширение предметной
области науки попросту означало бы утрату самого предмета иссле
дования. Ни одна наука не в состоянии охватить объект целиком и
полностью, во всех его проявлениях.
2. Другие исследователи (в свое время и Г. Зиммель) придержи
вались мнения о том, что социология изучает социальные общнос
ти, группы, классы, нации, социальную сферу и т.д. Забытая се
годня на Западе, у нас в стране эта точка зрения достаточно широ
ко распространена. К перечисленным объектам добавляются часто
образование, материальное благосостояние и т.п. Иными словами,
социологию трактуют не предметно, а объектно, как науку о соци
альной среде. Данная точка зрения является односторонней, не учи
тывает мирового опыта развития социологической науки и черес
чур сужает область исследования социологии, лишает ее фунда
ментальности.
3. М. Вебер (а в какой-то степени и его немецкие предшествен
ники Ф. Теннис, Г. Зиммель) формирует, с одной стороны, более
скромное, а с другой стороны, более фундаментальное представ
ление о предметной области социологии. Оно было развито затем
Т. Парсонсом и сегодня, по сути, является решающим и общеприз
нанным.
Сторонники этого взгляда утверждают, что социология не имеет специально отведенной сферы социальных явлений в отличие от политической, юридической, экономической науки. Но она все же не является всеохватывающей наукой об обществе. Как согласовать эти два на первый взгляд противоречивые утверждения?
Для социологии нет специально отведенной области, она не изучает какие-либо специфические, характерные лишь для конкретной сферы общественной жизни явления. Данное обстоятельство определяет не только широту охвата, объем социологического видения, но и его глубину. Ведь социологическому познанию присуще стремление постичь природу социальных связей между людьми, законов приспособления людей друг к другу, отношений, проявляющихся в любых областях социальной жизни, возникающих как спонтанно, так и преднамеренно. Речь идет об изучении своеобразных «первокирпичиков» социальной жизни, из которых формируются отдельные общественные строения, каждое из которых имеет специфические конфигурацию и функции — политические,
экономические и другие явления. Эти «первокирпичики», по выражению Г. Зиммеля, — «различные всеобщие социальные формы, используемые людьми для построения и поддержания общества».
Г. Зиммель подчеркивает слово «формы». Содержание может быть различным — экономическим, политическим. Например, мы можем изучать шар как форму безотносительно от того, какого он цвета, чем заполнена его емкость.
В современной социологии слово «форма» нередко заменяется словом «модель». Модель — наглядный аналог, в котором социальное явление представлено схематически, чтобы показать его основные свойства и взаимосвязи. Социолог может моделировать конкретное явление (например, модель функционирования рекламы Инкомбанка — это прикладная задача), а может описать общую модель функционирования рекламы.
Приведем пример общей модели. Мы можем рассматривать конфликт, возникающий между товарищами, можем рассматривать конфликт политический, экономический, а можем рассматривать конфликт как определенный тип социального взаимодействия.
Это и есть в данном случае главная цель социологии — выявить на основе эмпирических фактов основные инварианты, типичные, повторяющиеся, универсальные признаки, координаты, важнейшие связи, которыми характеризуется любой конфликт. Подобные инварианты являются ключом к пониманию любого конфликта. Конечно, каждый вид конфликта тем более каждый конкретный конфликт имеет своеобразные черты и функцию. Но это своеобразие есть преломление общих, инвариантных связей, тенденций, характерных для любого конфликта. Вот почему социология конфликта занимает ключевое положение во всей конфликтологии, которая включает и другие аспекты (не только социологические).
Аналогичным образом социология занимает ключевое положение среди социальных наук. Изучаем ли мы политику, государство, власть, экономику, рынок, спрос и предложение, право, — мы должны глубоко понимать сущность власти как таковой, социальных институтов вообще, основные принципы взаимодействия и обмена, основы регулирования общественной жизни в целом. Именно социология, обращаясь к всеобщим формам социальной жизни, отвлекаясь от случайного, выявляет наиболее существенное, без чего невозможно анализировать власть в политологии, обмен в экономике, закон в правоведении.
Проанализировав термин «всеобщие формы», обратимся ко второй части определения, данного Зиммелем: «...для построения и поддержания общества». Социология изучает именно формы и способы взаимодействия людей. В этом еще одна специфическая черта социологического подхода. И экономика, и политика, и конф-
44
ликт — все это виды взаимодействия. Но именно социология обращает внимание на различные социальные системы (группы, организации, партии, общество в целом) как особые конструкции взаимодействия. Согласно Т. Парсонсу, социология «изучает структуры и процессы, имеющие отношение к интеграции этих систем... равно как и силы, благоприятствующие интеграции или же препятствующие ей»*. Нигде более само это сцепление, взаимодействие, его механизмы, варианты, системы не становятся объектом специального анализа безотносительно к их конкретному содержанию, виду.
С этой характеристикой связан и еще один существенный аспект социологического анализа: все, что подвергается исследованию, исследуется с точки зрения интегрированное™, включенности в общество как целое. Говоря о духовном мире личности, мы описываем его посредством понятий, которые несут скрытую информацию о включении данного индивида в определенное взаимодействие с другими, о том, что его культура, принятые им нормы поведения принимаются или не принимаются другими участниками социальных взаимодействий; говоря об экономике, мы рассматриваем экономику как подсистему общества, выявляя «каналы» включения экономики в целостную систему.
Благодаря этому общество, а также акцент на интеграции присутствуют в социологическом анализе и непосредственно, и опосредованно, как определитель смысла происходящего в отдельных социальных процессах.
Целостно-интеграционный подход социологии к социальным явлениям, при котором анализ функционирования общества, присущих ему норм, ценностей, стандартов взаимоотношений между людьми становится ключом к пониманию отдельных явлений, представляет собой огромное преимущество социологии не только с точки зрения адекватности реальной жизни («жизнеподобия»), но и с точки зрения прогноза, предупреждения отрицательных последствий осуществления тех или иных решений (в сфере экономики, политики).
На преимущества целостно-интеграционного подхода социологии к явлениям сообществленной («социальной») жизни людей неоднократно указывали классики мировой науки, в том числе П. Сорокин: «В медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта процедура, к сожалению, почти отсутствует, ибо ее необходимость еще
* Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы, с. 364.
не осознана. Как и в медицине, (узко) специализированный подход здесь становится плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль»*.
Итак, целостно-интеграционный подход социологии к отдельным социальным явлениям дает ей огромное преимущество перед другими социальными науками.
Экономическая наука, изучая специфические законы экономической жизни, вынуждена оперировать понятием homo economicus, обозначающим чисто экономическое существо, деятельность которого мотивирована сугубо рациональными утилитарными ориента-циями на получение экономического эффекта, прибыли. Homo economicus — это существо, лишенное антиэкономических религиозных убеждений («давать деньги в рост грешно»), альтруизма, соборности, эстетических вкусов и т.д., им движет только лишь рациональный расчет, только прибыль. Но homo economicus может существовать лишь в воображении ученого-экономиста. Как только он ступит на грешную землю социальной жизни, он сразу столкнется с неодолимым воздействием силы традиций, принятых стандартов поведения — всем социокультурным контекстом. Окажется, что люди вынуждены в экономике совершать не самые прибыльные, но зато приемлемые с точки зрения других людей действия. В абсолютизации homo economicus одна из причин трудностей прохождения либеральных реформ в России.
Homo economicus, как и homo religiosus (существо, отрицающее мирское, телесное, утилитарное) и homo politicus — односторонние, нежизненные символы, абстракция. Homo socius «социологией рассматривается как одновременно и нераздельно экономический, политический, религиозный, этический, художественный, часто рациональный и утилитарный, часто нерациональный и даже иррациональный... В этом смысле социология изучает человека и социокультурное пространство такими, какими они есть на самом деле. В отличие от других наук, которые в целях аналитики рассматривают явления искусственно, выделяя их и полностью изолируя от остальных»**.
Анализируя конкретную сферу жизни общества, например политику, социолог прежде всего изучает, как преломляются общесоциальные свойства, связи, механизмы. Социальные действия и
* Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество, с. 170; См. также с. 162—163, 173—178; 188—189 ** Там же, с. 162—163.
46
взаимодействия, социальные институты, группы, социальные статусы и роли, ценности, нормы, санкции — вот лишь некоторые своеобразные «хрусталики», сквозь призму которых социолог стремится осмыслить процессы, происходящие в политике или образовании, в семье или экономике.
С этим обстоятельством тесно связано и еще одно свойство социологического видения. Социолог все анализирует с точки зрения интересов людей, их потребностей, ожиданий, предпочтений и настроений. Например, для правоведа проблема легитимности (законности) власти — это проблема соблюдения закона, законности в той форме, в которой она возникла исторически (обычное право, конституционное право и т.д.). Он анализирует внутреннюю логику эволюции форм законности, наличие противоречий в законах, их совершенство и т.д. Для социолога же проблема легитимности — это прежде всего проблема признания людьми власти. Иначе говоря, изучая проблемы политики или образования, демографии, социолог всегда учитывает интересы людей как общественных существ, их мотивы и ожидания, борьбу идей и судеб. Социология во всех случаях стремится прежде всего найти смысл, контекст, порожденный общественной, социальной природой существования человека.
На наш взгляд, положение социологии в системе социальных наук в какой-то мере аналогично месту физики в системе естественных наук. Думается, отнюдь не случаен тот факт, что О. Конт, выдвигая идеи о новой науке об обществе, на первых порах использовал термин, введенный еще Т. Гоббсом, — «социальная физика».
Итак, социология изучает общие принципы воспроизводства (функционирования) и изменения основных (простых и сложных) форм социальных взаимодействий, в том числе общество как целостную систему социальных взаимодействий на основе широкого привлечения эмпирических данных, фактов реальной жизни, выделяя повторяющееся, устойчивое в этих взаимодействиях в различных сферах общественной жизни.
Базовые категории как раз и призваны дать описание основных простых и сложных форм социального взаимодействия, тех элементов, которые обеспечивают интеграцию людей в единое целое: социальное, социальное действие, социальная реальность, социальное взаимодействие, социальный институт, социальный статус, социальная роль, социальная структура, социальная общность, социальная группа, ценности, нормы, порядок.
Рассмотрим соотношение социологии и таких,
СОЦИОЛОГИЯ ипожалуй, наиболее близких к ней наук, как ис-
историятория и психология.
Социологию и историю объединяет опора на факты. Социология, и это убедительно показал М. Вебер в своих работах по истории хозяйства, религии и ее влиянии на тип хозяйственной деятельности, как и история, может базироваться на исторических фактах.
Опара на исторический факт имеет как преимущества, так и ограничения. Одним из преимуществ является то, что исторический факт — это состоявшееся событие, в котором вполне проявились определенные социальные силы, механизма, социальные взаимодействия. Другое преимущество — возможность наблюдать (а не предполагать) определенные следствия, тем самым выявляя закономерное, повторяющееся. Это в особенности касается не какого-то одного события, а больших исторических периодов, социальных циклов и т.д. Так, мы можем всесторонне проанализировать причины Великой французской революции, а также выявить ее социальные-, экономические, духовные последствия как для Франции, так и для Европы в целом.
Ограничением является то, что наука, в том числе и социологическая, вынуждена подчас опираться не на систему исторических фактов, а на отдельные, иногда разрозненные свидетельства. Подлинная картина происходившего нередко трудно поддается реконструкции из-за недостатка свидетельств, архивных материалов.
Например, из-за неоднократных пожаров, уничтоживших главные архивы в средневековой Москве, трудно поддаются реконструкции многие важные события тогдашней Руси, что усложняет понимание процесса формирования русской государственности, культуры, взаимодействия азиатских и европейских элементов, традиций повседневной экономической, политической жизни и постоянно порождает острейшие дискуссии по этому поводу в современной публицистической и научной литературе.
Вместе с тем имеются существенные различил в том, как анализируется и интерпретируется исторический факт в социологической и исторической науках. Эти различия обусловлены различиями наук номотетических и идиографических. Номотетические науки (от греч. nomos — закон) ищут в познании социума общее — законы функционирования и изменения общества, исследуют неизменное, повторяющееся в реальном течении событий — это науки о законах. Идиографические науки (от греч. idios — своеобразный, особый и grapho — пишу) описывают единичное в его конкретно-исторической форме, изучают однократное содержание явления — это науки о событиях.
Социология, политология, экономические науки относятся к но-мотетическим наукам, история, этнография — к идиографическим.
Коренное отличие социологии от истории в том, что ее цель — объяснение повторяющегося, регулярного, типического, закономерного в истории основных форм социальной жизни. Однако сле-
дует учитывать, что любая номотетическая наука содержит в себе описательный элемент, а любая идиографическая наука так или иначе основывается на знании законов изучаемого объекта.
Метод социологии, который стремится объяснить повторяющееся, регулярное, — генерализирующий метод, т.е. обобщающий, отыскивающий главные, генеральные тенденции. Так, Э. Дюркгей-му пришлось проанализировать и обобщить огромный фактический материал, касающийся суицидальных явлений в различных обществах, культурных и социальных средах, демографических группах, чтобы выявить связь между увеличением числа самоубийств и «атомизацией» индивидов, нарушением социальных связей.
Метод истории — это метод, преимущественно индивидуализирующий, рассматривающий социальное явление с точки зрения его неповторимых, индивидуальных характеристик.
Социология и история — науки, взаимно обогащающие друг друга, совместными усилиями дающие более полную, глубокую и всестороннюю картину социальной реальности. Вместе с тем существует определенная опасность социологизации истории. Это происходит в том случае, когда исторически своеобразное явление пытаются подвести под заранее подготовленную жесткую (а иногда и неадекватную) схему, социологическую конструкцию. Так, не всегда закономерности, выявленные при изучении западной культуры и западного общества в целом, приемлемы для иных культур и обществ.
социология и психология |
Сделав центром своих исследований взаимодействие между людьми, социология должна тщательно и глубоко изучать духовную жизнь, ожидания, установки, мотивы, переживания, предпочтения действующих субъектов. И здесь возникает проблема различения социологического и психологического подходов к изучению духовной жизни людей.
Можно согласиться с П. Сорокиным, утверждавшим, что когда в исследовании основными показателями (переменными) считаются инстинкты, желания, воля, темперамент человека и на их основе анализируют его поступки, то в этом случае проводится психологическое исследование.
Когда же ученый считает отправной точкой социальное положение человека, его статус, традиции, обычаи, он проводит социологическое исследование.
Проанализируем, например, такое социальное явление, как взятка. Конкретный работник конкретного учреждения получил взятку. При изучении этого события можно предпочесть психологический анализ: определить силу воли этого человека, тип его темперамента, степень устойчивости психики. Это может объяснить, почему дан-
49
ный человек потребовал взятку или как он поддался на уговоры взяткодателя и т.д.
Можно провести и социологический анализ: попытаться определить, в какой социокультурной среде вырос и работает этот человек, на каких традициях воспитан, проследить его жизненный путь, общую социальную атмосферу и т.д. В данном случае мы выясним, какие социальные факторы могут способствовать появлению феномена взятки.
Итак, первое отличие социологии от психологии: социология изучает не индивидуально-психические особенности человека, а социокультурные причины, последствия, меры предупреждения его поступков. Иными словами, социология объясняет явление не особенностями психики конкретного человека, а спецификой его статуса, места в социальных взаимодействиях, нормами, которые утвердились в данной среде, данном обществе.
Второе отличие (которое обусловлено первым): для психолога психика конкретного человека — это всегда неповторимый, уникальный мир, социолог же рассматривает индивидуальную психику человека как стандартную способность понимать, воспринимать, желать и взаимодействовать с себе подобными. Социолог чаще всего отвлекается от индивидуальных особенностей восприятия, желаний, энергии данного человека. И в этом смысле психика для социолога — это типичная способность, присущая любому человеку.
Третье отличие: для социолога человек интересен в первую очередь с точки зрения его рациональной составляющей, т.е. социология не изучает бессознательное, иррациональное.
В истории науки были (и есть) попытки свести социологию к психологии, объяснить социальные явления особенностями человеческой психики (бихевиоризм, этнометодология и др.). Однако «объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества»*, а не в природе индивида.
Важнейшие законы развития духовных феноменов могут быть поняты лишь исходя из познания логики социальных связей и взаимодействий, а не из познания темперамента, механизмов восприятия, памяти человека.
Чем вызваны основные различия духовного мира американских и российских студентов (соответствующие данные приведены в разделе «Культура»). Чем они объясняются — врожденным темпераментом или тем, что студенты живут в разных обществах, в которых приняты другие нормы, ценности, взаимодействия между людьми?
* Дюркгейм Э О разделении общественного труда. Метод социологии, 1991, с. 492.
50
Этим и объясняется особое значение социологии в осмыслении духовной жизни людей. Она изучает, каким образом в ходе социальных взаимодействий создаются и меняются принятые и одобренные идеи, ценности, нормы, которые определяют поведение отдельных людей, а психология изучает, как индивидуальные особенности психики, восприятия сказываются на усвоении людьми этих идей и мотивов.
Глава II. Теоретическая социология Запада: очерк истории и методологии
...Не существует критериев,
которые позволили бы окончательно доказать
превосходство одного из направлений социологии над остальными,
поскольку вопрос о том, к какому знанию мы стремимся и до какой
степени это знание применимо, есть экзистенциальный выбор.
Пер Монсон,
современный шведский социолог
§1.0 риске социологического поиска
История социологии по жанру близка к трагикомедии. Попытки познать природу общества и законы его жизни соседствуют здесь с добродушной улыбкой, иногда самоиронией, а порой откровенным разочарованием в своем творчестве.
Однако сколь бы ни были различны и противоречивы взгляды ученых, это постоянный поиск исследовательских приемов и выразительных средств, с помощью которых общественное бытие может быть понято и описано. А сделать это не так просто. Первое, счем сталкивается социолог, — это особая, труднодоступная и трудновыразимая словами природа социального.
«Социальное» дословно означает «межтелесное», «межчеловеческое». Это все, что связано с совместной жизнью людей, их сопринадлежностью друг другу, взаимной сопричастностью. Оно не подвластно восприятию физическими органами.
Социальная реальность символична. По сути своей она сфера смыслов и значений, рожденных внутри человеческого общения, в диалоге между людьми. Чтобы ее «увидеть», необходимо обрести социальное зрение. А даруется оно лишь тем, кто погружается в мир социальных символов, активно пользуется ими. И тут возника-
ет второе (не менее сложное) препятствие на пути к постижению общества: человек стремится понять то, неотъемлемой частью которого является сам. Он воспитывается и формируется (в той или иной степени) социальной средой, которая, в свою очередь, является результатом его общения с себе подобными.
Что здесь первично, а что вторично? С чего начать объяснение социальной жизни? Сосредоточиться ли на изучении социальных максим и правил или начать с изучения самих людей, наделенных волей, воображением, страстями, их природы и многообразия?
Социологическая традиция ограждает нас от поспешных решений. С одной стороны, можно рискнуть и мысленно представить социум овеществленным. Явная измерительная (какой бы смысл мы ни вкладывали в это слово) направленность социологических методов свидетельствует об этом. Кредо социологов, отстаивающих «строго научные» подходы к изучению общества («понять — значит измерить»), и по сей день имеет своих сторонников.
Действительно, общество воздействует на своих граждан: люди учитывают мнения и поступки других, но само общество — это их совместное творчество. Этим объясняется уникальное свойство социальной материи терять свою одушевленность, рассыпаясь в неловких руках исследователя, как только он пытается свести ее к внешним, «проявленным» и застывшим формам. Остаются схемы — исчисляемые, но безжизненные. Вспоминается тонкое наблюдение отечественного философа Э.В. Ильенкова о сходстве специфики «измерения» социокультурного пространства,с законами квантовой физики: чем точнее измерительная процедура, тем сильнее деформируется объект исследования. «Звуки умертвив», социальная наука вольна поверить алгеброй гармонию, но воссоздать гармонию с помощью алгебры ей не удавалось никогда.
С другой стороны, существует опасность, что эти абстрактные схемы полностью поглотят живого человека. В то же время желание воссоздать смысловое единство социального, а в нем — человеческую индивидуальность чревато размыванием границ социологии. Наука об устойчивых и повторяющихся формах совместной жизни людей подменяется размышлениями о душевном, что характерно для психологии, или философским поиском конечных смыслов существования мира и себя в нем.
Итак, лишая очеловеченное пространство его надэмпирическо-го, метафизического измерения, мы умышленно или по неведению лишаем его и подлинного смысла. Если же этого не делать, то само существование социологии как стремящейся к строгим доказательствам науки окажется под угрозой. •
Дерзкое желание описать рациональными средствами столь трепетное, эфемерное вещество социального вот уже полтора века за-
52
ставляет социологов мучительно биться над решением одной и той же задачи: как, не впадая ни в одну, ни в другую крайность, предложить миру эмпирически обоснованную интеллектуальную модель социума?
История социологии свидетельствует, что это зависит от самого мыслителя, дерзнувшего проникнуть в тайны социального, глубины, целостности его личности и, конечно же, его профессионализма.
Мечта об «абсолютном наблюдателе» лукава, предостерегает нас французский философ экзистенциально-феноменологической ориентации, один из основоположников феноменологической социологии М. Мерло-Понти. Любой социальный факт предстает перед нами «как один из вариантов жизни, частью которой является наша жизнь»*.
Хотим мы того или нет, мы придаем социальной реальности в нашем воображении ту форму, которой обладаем сами, те пропорции, которыми сами наделены. Социологическое видение немыслимо за пределами нашего ощущения мира и человека в нем. Наука, как резонно утверждал выдающийся современный немецкий социальный философ М. Хайдеггер, — это «способ, притом решающий, каким для нас предстает все, что есть»**.
Социальное — не просто объект, а скорее опыт наших взаимоотношений с ним, осмысленный и потому значимый. Запечатлеть социальное можно только благодаря кому-то, через кого-то. Пренеб-регнуть этим соображением — значит не заметить третью чрезвычайно коварную особенность развития теоретической социологии. Исследователь фокусирует собою потоки реальности, преобразуя и осмысливая их в своей теории, которая всегда бывает не простым отражением изучаемого, а творческим воспроизведением действительности человеком.
Наука всегда предполагает определенные взаимоотношения исследователя с изучаемой действительностью: она видится им так, как он можетее увидеть. «В какой бы «момент» мы ни взяли эволюцию социологической теории, мы неизменно сталкиваемся с образом ее конкретного носителя: теоретика, вынашивающего собственное видение науки об обществе в лоне своего общего мировоззрения (и как неотъемлемую составную часть)»***.
Речь в данном случае идет не столько об индивидуальных характеристиках ученого (хотя они очень важны), сколько о понимании им возможностей и задач науки. Очевидно, что ученый описывает
* Мерло-Понти М. В защиту философии. — М , 1996, с. 88.
** Хайдеггер М. Наука и осмысление/Время и бытие. — М , 1993, с 239
*** Очерки по истории и теории социологии XIX — начала XX века/Отв. ред.
Ю.Н. Давыдов — М., 1994, с. 3.
тот тип общества, в котором живет, в русле того мировоззрения, которое исповедует, и теми методами, которые может предоставить ему наука. Именно на этом настаивает социолог Ю.Н. Давыдов, подчеркивая относительность, конкретно-исторический характер социологической научности, ее культурно-историческую обусловленность и современным теоретику обществом, и его неизбежно ограниченными познавательными средствами.
Все это свидетельствует только об одном: не существует и не может существовать единого, общепринятого научного «отпечатка» социальной действительности. Каждая авторская перспектива хороша и интересна по-своему, каждая содержит в себе проблеск истины, являет смысл, содержание социального в отпущенных ему пределах. Но только в совокупности, искусно дополняя друг друга, они могут вернуть нас к первооснове всех научных воззрений. «...В известном смысле история социологии — это сама социология»*. Впрочем, и история авторских социальных учений— это социология как таковая.
Тем не менее право войти в эту историю получают далеко не все исследователи. В большинстве своем это люди, которые осмелились пренебречь ироничным отношением к себе со стороны «профессионально опытных» коллег и по-детски бесхитростно усомниться, казалось бы, в очевидном: что такое общество, насколько доступно нам его изучение, и, если доступно, то как мы можем это сделать?
Существо этой трогательной «наивности», характерной для всех выдающихся социальных теоретиков, в способности к предельно откровенному диалогу с самим собой: «А для чего я занимаюсь социологией? Зачем мне это нужно и что на деле я могу предложить людям?»
Почему бы и нам не взглянуть на наследие западных теоретиков с этой точки зрения? Ведь эти вопросы, обращенные к себе, и составляют сердцевину творческого поиска, в которой наука и жизнь обретают полноту и цельность.
§ 2. История социологии или история социологии?
/. Дух естествознанияв социологии
Оставив в стороне дискуссии о времени возникновения социологии, напомним, что название новой сферы познания — «позитивная» система знания — дал французский философ О. Копт**.
* Гоффман А.Б. Семь лекций по истории социологии: Учебное пособие для вузов. — М., 1997, с. 17.
** См. подробнее: История социологии и история социальной мысли: Общее и особенное (материалы «круглого стола»)//Социологические исследования. 1996. — № 10, с. 77—78; № 11, с. 56—59.
Зиждилась она, помысли Конта,на достижениях позитивного, или истинно положительного (т.е. достоверного, полезного, созидающего), мышления, способного «видеть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти согласно общему положению о неизменности естественных законов»*.
Очевидно, что такой образ науки соответствует новоевропейскому миропониманию с его критикой средневекового аскетизма и апологией здравого смысла. В эпоху Просвещения представление о науке как выходе к Свету из «пещеры теней» Платона сменяется зрелищем «расколдовывания мира» в духе естествознания. Это уже не наука о мире (Studium generate), а рассудочная схема, выверенная формальной логикой и эмпирически достоверная. Она решительно сокращает сферу научного опыта, выводя за его предел и интуицию, и религиозное созерцание, и «логику сердца», по выражению Б. Паскаля. Более того, определение разума как высшей познавательной способности человека, духовной по своей природе, утверждает самоценность познания. Дух естествознания овладевает знанием гуманитарным. Критерием истинности становится «научность» как достоверное знание об объективном порядке вещей, свободных от ценностей и всего надэмпирического.
Дань своей эпохе О. Конт отдает сполна, и это неизменно отмечают его историографы. Гораздо реже внимание обращают на те моменты, которые несколько искажают портрет создателя науки об обществе по образу наук о природе.
Традиционно суть позитивного подхода усматривают в отказе человеческого разума от поиска первопричин и смысла существования мира, человеческого бытия ради обнаружения наличных свя-, зей и закономерностей. «Мы... признаем абсолютно недоступными и бессмысленными поиски первых или последних причин, — поясняет Конт. — ...Мы ограничиваемся точным анализом обстоятельств возникновения явлений и связываем их друг с другом естественными отношениями последовательности и подобия»**.
Тем не менее не следует забывать, что, рассуждая о «социальной физике» (т.е. социологии), Конт отнюдь не считал ее всецело подвластной естественнонаучным методам и процедурам. Он решительно возражал против «математизации» социологии, с чем абсолютно не считаются неопозитивисты XX в.
Более того, при ближайшем рассмотрении механистическому миру новой философии оказывается не чуждой метафизика. Своим открытием «чистой научности» Конт провозглашает начало «под-
Конт О. Дух позитивной философии. — СПб., 1910, с. 19. * Конт О. Курс положительной философии. — СПб., 1899—1900, с. 4.
линной человеческой истории». Ее содержание раскрывается в идее прогресса как беспрерывного улучшения человеческой природы, и прежде всего разума, ибо социальные беспорядки видятся Контом следствием нестроений интеллектуальных*.
Согласно Конту, эволюционное развитие человечества проходит три стадии: теологическую (от поклонения фетишам к признанию Творца), метафизическую, или разрушительную (подчиненная разного рода идеям, абстрактным сущностям) и позитивную (принципы которой рождают гармонию в обществе). Неким образом обновленное сознание делает возможным позитивную науку, которая призвана изучать позитивно мыслящих граждан.
Интеллектуальная эволюция, по Конту, тождественна духовному возрастанию. Он считает для себя невозможным «рассматривать систему развития, присущую каждой науке, изолированно от всеобщего поступательного развития человеческого духа»**. Постепенно эта мысль полностью овладевает сознанием ученого. Социология становится все менее похожей на «социальную физику» и все более — на «позитивную веру». Конт объявляет себя первосвященником новой религии***.
Конечно, можно отмахнуться от странностей французского мыслителя, тем более что ряд фактов его биографии, мягко говоря, смущает****. Но кто знает, где проходит грань между эмоциональной неустойчивостью и душевной неуспокоенностью, неравнодушием к тому, что ты делаешь?
* Откровение Конта о зависимости социального естества от определенного, существующего в данной среде умозрения оказало серьезное влияние на судьбы социологической теории Интересную попытку противопоставить типы социального устройства в зависимости от этого предпринимают многие западные социологи, противопоставляя Gememschaft (общину) и Gesellschaft (общество). Эмоциональные, тесные связи в общине и рациональные, механические в обществе описаны Тонье, Теннисом, а затем как механическая (в общине) и органическая (в обществе) солидарность Дюркгеймом. ** Compte A. Cours de philosophie positive. Т. IV - Paris, 1864. P. 377-378 *** Быть может, это простое совпадение, но социология рождается именно тогда, когда, по словам немецкого философа второй половины XIX в Ф. Ницше, умирает Бог. Взгляд рационального человека обращается к миру видимому. Однако потребность в поиске высшего смысла жизни не становится от этого менее ощутимой. И, возложив на себя бремя миссии, позитивная социология сразу забывает о хрупкости той предельной черты, за которой научное творчество перестает быть таковым по причине излишней самонадеянности и неправомерности своих притязаний.
**** В 1842 г. он признается, что уже 20 лет придерживается режима так называемой мозговой гигиены, т.е. не читает произведения, затрагивающие сферу его научных интересов, чтобы не утерять оригинальность собственных суждений. В 1826 г., в возрасте 28 лет, Конт переживает серьезный нервный срыв, из-за которого прерывает чтение публичных лекций по философии. Годом позже он пытается покончить с собой, бросившись в Сену, но, оставшись в живых, с удвоенной энергией берется за реализацию своих научных замыслов. В 1842 г выходит в свет его 6-томный «Курс позитивной философии», а в 1851 г. он завершает работу над 4-томной «Системой позитивной политики».
О. Конт не в состоянии представить науку о людях без обращения в конечном счете к этике, высшим человеческим ценностям. Он жаждет кружным путем позитивной науки, а затем и «научно обоснованной» религии призвать человечество к духовному пробуждению. Впрочем, в этом стремлении Конт не одинок. О чрезвычайной важности общих ценностных ориентиров, а в ряде случаев и религии упоминали впоследствии Э. Дюркгейм и Т. Парсонс, Дж. Герберт Мид и П. Сорокин, Г. Зиммель и многие другие известные социологи.
Характер взаимоотношений людей в обществе, социальных связей, по зрелым раздумьям Конта, —лишь отражение господствующего типа мышления, а не автоматическое воспроизведение действительности. Так и природа научного поиска во многом обусловлена внутренним настроем, образными предпочтениями ее обладателя.
Упустив это из виду, немудрено поразиться множеству внешне исключающих друг друга вариантов позитивного толкования мира. Если социология О. Конта — это духовная миссия, то в конце XIX — начале XX в., так называемые школы одного фактора сводят глубину и многообразие социальной жизни к действию какого-либо одного существенного обстоятельства. Для одних это причины психологического свойства (Л. Уорд, А. Смолл), для других — географического (Ф. Ратцель, Э. Хантингтон), для третьих — расово-антропо-логического (Ж. Ляпуж, X. Чемберлен) и т.д. Соблазн свести сложность целого к простоте его части —- незатейливая предыстория утонченных попыток современной социологии упростить человека, а вместе с ним всю социальную среду, до внешне обнаруживаемых характеристик.
Особое место в ряду позитивистов занимает Г. Спенсер (1820— 1903), английский последователь Конта,„ориентированный на социал-дарвинизм. Он приложил немало усилий для высвобождения социологии из плена утопий и превращения ее в общую теорию систем. Проводя условную параллель между социумом и биологическим организмом, Спенсер отрабатывает целый ряд принципиально важных для науки понятий: «структура», «социальная функция», процессы «интеграции и дифференциации». Однако все его умозаключения покоятся на легко узнаваемой идее жизнеспособности наиболее приспособленных. Смысл человеческого существования, таким образом, усматривается в целесообразных по отношению к окружающей среде поступках — не более того.
Очевидно, что столь упрощенное восприятие действительности не могло просуществовать долго. «Социология была обречена... вновь и вновь отыскивать предмет, который удовлетворял бы — заранее постулированным ею... — критериям научности. Эти критерии формулировались и утверждались, становясь достоянием «сообщества
57
социологов», в ходе не теоретического (и экспериментального) освоения предмета, а наоборот...»* Желаемое выдавалось за действительное, ложась тяжким бременем на плечи первого поколения социологов.
Подобное понимание сущности научных построений беспокоило многих. Э. Гуссерль с тревогой писал о возрастающем влиянии «системосозидающего мышления», в соответствии с которым на основе умозрительных посылок реальность всего лишь имитируется, оставаясь непознанной. А необходимость ее познания возрастала, требуя ответа на неизбывные вопросы: какова социальная действительность и что значит ее научное изучение?
I
Таких функций немало: способность соотносить полезность для себя и для других тех или иных явлений (действий, обстоятельств) путем умозаключения, не прибегая к пробным действиям, производимым наугад; умение различать общее и специфическое, что очень важно в дальнейшем для выделения своего «Я» из общности, и, наоборот, включения своего «Я» в общность, и т.д.
Но для понимания того, что же порождает социальную форму регуляции жизни, мы хотели бы сделать акцент на следующих функциях сознания.
1. Реализуя свои опережающие способности путем мысленного
преобразования реальности, воображения, сознание позволяет про
гнозировать непосредственные и отдаленные последствия для себя
и других предполагаемых действий.
2. Сознание способно (посредством биохимических механизмов)
идеально побуждать к практическим действиям в соответствии с про
гнозируемым, проектированным, предвиденным. Благодаря этому:
• возникает мотивационная сфера человеческой целенаправ
ленной деятельности;
• формируется способность стимулировать себя к совершению
определенных действий или, наоборот, сдерживать себя, т.е.
способность осмысленной регламентации и регуляции сво
ей деятельности на основе запретов и поощрений.
3. Сознание посредством различных форм кодирования позволяет:
• аккумулировать накопленный опыт в виде информации и
передавать ее другому человеку, поколению;
• передавать партнеру свой замысел, свои ожидания от его
деятельности в виде просьб, предложений, приказов (ком
муникация).
Данные функциональные возможности сознания (это, конечно, далеко не полный их перечень) как особого метода ориентации в окружающей среде являются решающей предпосылкой формирования и особого состояния жизни — социальной жизни.
§ 6. Социальное
Что отличает любое человеческое взаимодействие, любую человеческую форму коллективности от других сложных систем, от животной стаи в том числе? Чем отличается любое социальное деяние человека от любого действия животного? В данном параграфе мы постараемся разъяснить и по возможности описать понятие «социальное» — то, что является первопричиной, постоянно присутствующей в каждой клеточке, фрагменте социальной жизни.
Проблема социального проходит через всю историю социальной мысли. При ее рассмотрении чаще всего делается акцент на
том, что социальное — это эффект, возникающий в результате взаимодействия индивидов. Но, как мы уже упоминали, совместные действия присущи и стадным сообществам животных. По этой же причине можно усомниться в корректности и другого мнения, согласно которому социальное обусловлено природой человека, является своеобразным эквивалентом проявления чувства привязанности, притяжения. В этом случае, к тому же, размывается различие между социальным и животно-инстинктивным. Справедливо усматривая серьезные упущения, некорректность предыдущих подходов, представители «социологизма» (прежде всего Э. Дюркгейм) трактовали социальное как особую суть, особую внеживую реальность.
Как видим, описать социальное полно и точно — задача сложная. Сознание, как отмечалось, способствует формированию социальной формы регуляции жизни благодаря способности человека прогнозировать последствия для себя и других планируемых действий, способности побуждать себя к действиям или воздерживаться от них и т.д. Что же дает синтез этих эффектов, пронизывающий, как всепроникающий эфир, всю социальную жизнь?
На наш взгляд, М. Вебер, выделив в качестве квинтэссенции социальной жизни «ожидание» (т.е. ориентацию на ответную реакцию), а еще точнее, «ожидание ожидания ожидания», в большей мере, чем другие, приблизился к пониманию социального как некого эмерджентного (т.е. внезапно возникающего) эффекта «магнитного поля».
Что же такое «ожидание ожидания ожидания» и что оно порождает?
Ежедневно, входя в различные взаимодействия с людьми, мы осознанно или неосознанно постоянно реализуем собственные ожидания того, что другие люди будут выполнять определенные обязательства и соответствующие действия. А они, в свою очередь, ожидают, что от них ожидают выполнения данных действий. Идя на работу, мы надеемся (точнее, настолько уверены, что даже не задумываемся над этим), что работники общественного транспорта выполнят свои профессиональные обязанности. Ученый, создавая книгу или проводя эксперименты, ожидает, что его усилия будут оценены коллегами по достоинству. Более или менее значимое действие не может состояться, если человек не ожидает (первое ожидание) с достаточной уверенностью, что другие люди ожидают (второе ожидание) от него подобного действия и готовы отреагировать на его действия так, как ожидает (третье ожидание) сам человек. Именно сопряженность взаимных ожиданий как своеобразных обязательств порождает «магнитное поле», особый «эфир», который обеспечивает конкретной личности предсказуемость по-
100
ведения окружающих, партнеров по социуму. Тем самым создаются необходимые стабильные, надежные условия для его существования и развития в социуме.
Именно в сети таких сопряженных взаимных ожиданий можно строить и реализовывать реальные планы, не ожидая ни от кого подвоха или неожиданностей, поскольку реакции, действия окружающих индивида людей ожидаемы, предсказуемы.
• Итак, благодаря регуляции жизнедеятельности на основе вза
имных (многократных) ожиданий-обязательств возникают: а) пред
сказуемость, прогнозируемость; б) стабильность, надежность по
ложения субъекта в среде себе подобных. И наоборот, при отсут
ствии предсказуемости утрачиваются те преимущества, на которые
рассчитывает индивид в социуме. Люди чувствуют себя неуверен
но, теряя стимулы к активной деятельности, им трудно планиро
вать свои действия, на что-то рассчитывать, они ощущают упадок
моральных и творческих сил.
Конечно, даже в достаточно стабильной сети взаимных ожиданий-обязательств возникают причины для неуверенности, беспокойства, тревоги. Но мера непредсказуемости зависит от того, насколько велика «брешь» в данной сети. Социальные потрясения общества (революции, глубокие реформы), сопровождающиеся изменением сети взаимных ожиданий-обязательств, влекут за собой массовую непредсказуемость, неуверенность. Человеку трудно найти социальную поддержку. То же происходит и с отдельными людьми, которые разрывают систему своих ожиданий-обязательств по отношению к близким, сослуживцам и т.д. Подобные люди резко дестабилизируют свою социальную ситуацию, лишаются тех преимуществ, на которые могли бы рассчитывать. Образно говоря, результаты реализации преимуществ социального — это не беспокойный взгляд в неизведанное, а уверенность в предсказуемом, договоренном, отрегулированном.
• Каким же образом социум создает такую сеть взаимных ожи
даний-обязательств, делающих возможными вероятностные про
гнозы поведения партнеров? Что такое мораль, закон? Это, по сути,
правила игры в социуме, которые представляют собой своеобраз
ные договоренности, разделяемые всеми взаимные обязательства,
в соответствии с которыми люди строят свою жизнь. Их наличие, с
одной стороны, направляет деяния человека в определенное рус
ло, а с другой стороны, позволяет ему делать вероятностные про
гнозы по поводу того, как оценят его поведение окружающие его
люди. Иначе говоря, мораль, закон, традиции и т.д. — это своеоб
разные узлы систем взаимных ожиданий, взаимных обязательств,
благодаря которым жизнь среди себе подобных становится пред
сказуемой и надежной.
101
Что еще важнее в данном случае, социальное — это особый тип, форма регуляции поведения на основе опережающего прогноза поведения окружающих (в том числе по отношению к самому субъекту действия), который возмомсен благодаря взаимным обязательствам, договоренностям.
Это суть социального.
• Взаимность ожиданий-обязательств составляет своеобразное невидимое «магнитное поле» социальной действительности, без которого невозможна экономика, политика и т.д. Деньги превращаются в простые бумажки, не имеющие никакой ценности. Ведь, по словам М. Вебера, человек принимает деньги потому, «что ориентирует свои действия на ожидания готовности со стороны многочисленных незнакомых и неопределенных «других» в свою очередь принять их впоследствии в процессе обмена»*.
Итак, мы в экономику «впускаем» сознание, хотя еще недавно у нас не было сомнений, что в нее не может проникнуть что-то духовное, осмысленное, преднамеренное, т.е. ожидания, обязательства и т.д. Но приглядимся повнимательнее. Казалось бы, отношения собственности не зависят от сознания и сами определяют поведение людей. Однако все оказывается гораздо сложнее.
Рассмотрим собственность на землю — здесь никак не связана с сознанием лишь сама земля. Но в ней нет ни грана социального, поэтому она не интересует социологов, а является скорее предметом исследования биологов, почвоведов и т.д. Что же касается собственности по поводу земли, то это своеобразная система взаимных ожиданий, воплощающая признание другими людьми прав на эту землю, взаимно согласованных, регламентированных правил, которые люди сами разработали и обязались соблюдать. Собственность придает человеку уверенность, что он может ею распорядиться, порождает ожидания, что другие люди защитят его от посягательств на его землю.
«Ожидание ожидания ожидания», или сознательная регуляция поведения людей на основе взаимных обязательств, делающих возможными взаимные вероятностные прогнозы поведения окружающих, — казалось бы, незначительная, неприметная особенность человеческой жизни. А между тем именно она оказалась тем «золотником» («мал золотник, да дорог»), который породил эффект предсказуемости, прогнозируемое™, что сделало возможным упорядоченность, интегрированность, сплоченность и т.д., т.е. новое состояние жизни — социальную жизнь. Именно взаимные ожидания-обязательства создали стабильную основу для личного творчества, сделали возможными целеполагание, а вместе с ним деятельность человека. Все эти свойства развивались, закреплялись, удержива-
* Вебер М. Избранные произведения, с. 625. 102
лись, передавались и могли быть востребованы лишь в «магнитном поле» взаимного притяжения людей и лишь на основе взаимных ожиданий-обязательств. Человек не сделал бы ни шага на пути своего развития, оставшись в плену инстинктов, если бы не возникло «магнитное поле» социального — система взаимных ожиданий-обязательств. На нем основаны социальные связи, государство, образование, культура и экономика. Человеческая цивилизация, наука, искусство, техника, способы и навыки теоретической деятельности — все это было выработано, приобретено, передано одним поколением другому благодаря этому незатейливому «золотнику».
* * *
Социальное качественно преобразует общие начала жизни человека — они социализируются.
• Социализируется система потребностей человека, у которого природная программа жизнедеятельности (программа обмена веществ, сохранения и продолжения рода и т.д.) дополняется социокультурной программой, обеспечивающей включение индивида в социум и его развитие в социуме, которая тоже жизненно неотвратима, т.е. формируется более богатая в качественном отношении система потребностей.
Потребности, порожденные социокультурной программой, ничуть не менее жизненны, естественны, чем витальные. Чувство голода по своим естественным механизмам побуждения к действию в общем мало отличается от чувства стыда, угрызений совести, ущемленного достоинства — все эти чувства имеют и материальное проявление: начинается активное поступление адреналина в кровь, в результате чего мы испытываем раздражение, и т.д.
Существенные изменения претерпевают и материально-витальные потребности, которые также социализируются, содержательно меняются (например, современный человек предпочитает есть не сырое мясо, а подвергнутое кулинарной обработке). При этом витальные потребности в определенной степени становятся подвластными моральным, эстетическим регуляторам. К тому же возникают материальные потребности, возможные лишь в социуме (приобретение телевизора, книг и др.).
Потребности человека многообразны, одна из лучших их классификаций принадлежит А. Маслоу, известному американскому социальному психологу, который разделил потребности на базисные и производные (метапотребности). К числу последних он отнес потребность в справедливости, порядке и т.п. Метапотребности ценностно равны (т.е. не подвержены иерархии). Базисные потребности, напротив, располагаются, по убеждению А. Маслоу, в соответствии с определенной иерархией: 1) физиологические (потребности в продолжении рода, пище, дыхании, одежде, жилище, отды-
103
хе); 2) потребности безопасности и качества жизни — так называемые экзистенциальные (в стабильности условий своего существования, уверенности в завтрашнем дне, безопасности своего существования, гарантированной занятости и т.д.); 3) социальные потребности (в привязанностях, принадлежности к коллективу, общении, заботе о других и внимании к себе, в участии в совместной трудовой деятельности); 4) потребности престижа (в уважении со стороны «значимых других», служебном росте, статусе, признании и в высокой оценке); 5) потребности самореализации, творческого самовыражения.
Однако «пирамида потребностей» А. Маслоу подвергается серьезной критике — в основном в силу того, что она пытается предложить универсальную иерархию потребностей, при которой вышестоящая потребность во всех случаях не может стать актуальной, пока не удовлетворена предыдущая. Между тем данные социологических исследований свидетельствуют о том, что, к примеру, научными работниками потребность в самореализации рассматривается как приоритетная, другим же потребностям может придаваться различное значение, а некоторые из них вообще на время могут выпасть из числа значимых ценностей.
Кроме того, многие другие вопросы могут быть объяснены лишь в том случае, если признать, что действия человека реализуют сразу несколько его потребностей. Следует также учесть, что иерархия потребностей определяется как культурой общества, так и конкретной социальной ситуацией, в которую вовлечена личность, и, наконец, типом личности, ее приоритетами.
Становление системы потребностей современного человека — процесс длительный. В ходе эволюции поэтапно происходит переход от безусловного доминирования витальных потребностей, присущего дикарю, к целостной многомерной системе потребностей современного человека. Личность все чаще не может, да и не хочет пренебрегать ни одной из своих потребностей в угоду другой. П. Сорокин усматривал в этом признаки становления новой цивилизации, социокультурной суперсистемы.
Между тем формирование целостной многомерной системы потребностей — это общая тенденция, которая довольно настойчиво пробивает себе путь, но проявляется сложно и противоречиво.
Так, на разных этапах развития личности степень ее ориентированности на удовлетворение материальных потребностей различна. Очень многое зависит, как уже отмечалось, от конкретной социальной ситуации, в которую вовлечена личность.
Своеобразным доказательством того, что в определенных социальных ситуациях люди определенного возраста вынуждены уделять первоочередное внимание удовлетворению материальных по-
104
требностей, являются результаты проведенных нами в 1997 г. социологических исследований московских учителей и преподавателей вузов. При опросе 1300 учителей (всех типов государственных школ) выявлено существенное различие в уровне их жизни в зависимости от их возраста. Наиболее низкие показатели уровня жизни семей опрошенных были выявлены у учителей в возрасте 31 года — 55 лет: 20,2% из них отметили, что им «часто не хватает средств на самое необходимое, даже на нормальное питание», а 51% — что питаются нормально, но могут приобрести только самую необходимую одежду, а приобретение бытовой техники уже ставит семью в достаточно затруднительное положение. Тем самым суммарный показатель неудовлетворительного уровня жизни в этой возрастной категории составил 71,2% (среди учителей в возрасте до 25 лет — 47,6%, в возрасте от 25 до 30 лет — 57,2%). При этом углубленный анализ показал*, что именно учителя в возрасте 31 года — 55 лет имеют самую большую учебную нагрузку, получают более высокую зарплату, больше всех устают за рабочую неделю (60% отметили, что за неделю они так устают, что им ме всегда в выходные дни удается восстанавливать силы, —сравним: среди тех, кому до 30 лет, так ответили до 40%).
Почему же у учителей этой возрастной категории, которые больше всех работают и имеют самые высокие заработки, отмечаются самые низкие показатели уровня жизни? Дело в том, что, как показал дополнительный анализ полученных данных, именно у учителей эгого возраста постоянно нарастают затраты на детей. Подобная картина была выявлена и при опросе преподавателей московских вузов**.
Проведенные социологические исследования показывают, что материальное положение людей, создающих и содержащих семью, достаточно напряженно, поэтому у людей данного возраста можно ожидать повышенную ориентацию на удовлетворение материальных потребностей. Сама социальная ситуация обусловливает подобное положение.
Особую значимость приобретает влияние, которое оказывает культура общества на реализацию потребностей человека. Потребности должны быть осознанны и осмысленны как цели деятельности. На процесс осмысления потребностей решающее влияние оказывает принятая в данном обществе иерархия ценностей.
Известно, что бедность в рамках европейской культуры — это чаще всего признак жизненных неудач, вызывающий презрение, однако в рамках многих восточных культур бедность истолковывается иначе и вызывает сожаление. В современном мире все сильнее проявляется тенденция к целостной многомерности системы потребностей личности. Но влияние базовой культуры (к примеру, западной
* См : Эфендиев А.Г. Московский учитель' штрихи социологического портрета. — М., 1997 ** См/ Эфендиев А.Г. Преподаватель московского вуза. — М., 1996, с. 25—26.
или восточной) весьма ощутимо, особенно в ситуации конфликта ценностей, конфликта потребностей. В рамках культуры российского общества вполне естественное желание материального благополучия в течение многих десятиле-i тий рассматривалось как классовый пережиток. Сегодня, когда идет! становление новой системы ценностей, подчас происходит абсо-1 лютизация другой крайности — ориентации на материальное бла-1 гополучие на фоне нарастания бездуховности, неустроенности, нищеты и преступности. Причем наша культура как целостность еще не создала соответствующих балансов и противовесов.
• Формируется новый тип усилий по удовлетворению потреб
ностей — целенаправленная деятельность во имя цели, которая пред
ставляет собой осознанную потребность.
• Возникает новый тип скоординированных усилий индиви
дов — социальное сообщество, которое характеризуется осмыс
ленной координацией, регламентацией поведения. Каждый член
сообщества, осуществляя свои действия, учитывает реакцию дру
гих, сознательно ориентируясь на принятые в сообществе ценно
сти, нормы, принципы, законы.
Благодаря этому развитая форма социального сообщества обладает уникальной целостностью, интегрированностью, устойчивостью и вместе с тем мобильностью, потенцией к саморазвитию. Такое сообщество способно адаптироваться к самым сложным условиям, мобилизоваться для решения жизненно важных для сообщества проблем, предотвращать внутренние раздоры, регулировать взаимоотношения внутри сообщества, преодолевая конфликты, а каждое новое поколение благодаря наличию уникального механизма передачи накопленного опыта избегает необходимости начинать все сначала.
* * *
Проделанный нами анализ позволяет уточнить базовый термин «социальное», который мы будем использовать в дальнейшем. «Социальное» в отечественной социологии имеет несколько значений. Во-первых, им обозначают определенную сферу общественной жизни, в рамках которой удовлетворяются необходимые жизненные потребности членов общества, происходит взаимодействие различных общностей людей, различающихся по возрастному, имущественному, национальному и другим признакам.
Данное определение социального основано на соответствующих научных традициях и используется в документах, юридических актах, названиях учреждений и т.д.
Когда говорят о явлениях, связанных с социальной сферой, имеют в виду проблемы заработной платы и социальной защиты, национальные и классовые отношения, проблемы здравоохранения, образования, пенсионного обеспечения и т.д. Однако при та-
ком употреблении термина «социальное» многие явления социальной жизни (в частности, политика, экономические отношения, институты) не рассматриваются как формы социальных связей и выходят за рамки социальной жизни.
В этом контексте термин «социальное» мы в данной работе не используем.
Во-вторых, термины «социальное» и «общественное» зачастую используются как полностью идентичные. При такой трактовке социальное корреспондируется лишь с общественным. Конечно, общество — высшее образование, детище социального. Только в обществе как целостности социальное как особое свойство приобретает наиболее развитые формы. Но социальное шире общественного, оно может характеризовать и межгрупповое взаимодействие, взаимодействие в малых группах и т.д. Поэтому для обозначения процессов, явления, эффектов, возникающих лишь в рамках всего общества, мы используем термин «общественный» (в научной литературе есть его аналог — «социетальный»).
Мы рассматриваем термин «социальное» в третьем — самом широком — смысле, как качественно новую, особую, специфическую для человека форму регуляции поведения и порождаемые ею свойства человеческой жизни. Социальное пронизывает все явления особого (социального) состояния жизни — как его элементарные формы, так и сложные образования и системы.
Раздел II.
I
ценностей, благополучия, туземцы Амазонки основной своей целью считают согласие с природой, а материальное благополучие подчинено этот основной цели. Вполне возможно, сделав такой исторический выбор, туземцы достигли куда большего на своем пути, чем так называемые цивилизованные народы — на своем*.
Данный пример демонстрирует еще один нюанс изучения социальной реальности.
Культурно-исторический выбор «втягивает» социального субъекта (личность, социальную группу или общество) в новый социальный континуум. Он сталкивается с теми обстоятельствами, теми функциональными целесообразностями, с которыми вряд ли столкнется тот, кто сделал иной выбор.
Возникает эффект, который мы называем «ветвями» развития социальной реальности — у каждой из этих ветвей возникают (помимо всеобщих) собственные ограничения и содействия, функциональные целесообразности, которые обусловливаются данными специфическими условиями.
Можно ли сказать, что у народов Амазонки будут те же законы, тенденции организации социальной жизни? Обязательно ли возникнут развитые отношения власти, господства—подчинения, государство или, провозглашая другие ценности, данная ветвь развития социальной жизни порождает и иную фундаментальную логику? Возможно, социальное неравенство, власть, отношение господства—подчинения, государство возникают в том случае, если народы избирают приоритеты, связанные с подчинением, приспособлением и преобразованием природы, т.е. избирают путь цивилизованного развития. А не ведет ли этот цивилизованный путь к экологической катастрофе, которая уничтожит подобную организацию общественной жизни? Не является ли данный путь в свете вероятных экологических катастроф тупиковым? Может быть, разумнее было пойти по пути народов Амазонки? Наверное, "были народы, решившие сделать это, но они оказались порабощенными народами, которые выбрали путь цивилизованного развития, т.е. развития, связанного с вычленением человеческого сообщества из природы, ее подчинением и приспособлением. Мы не имеем достаточных эмпирических наблюдений, фактов для подобного вывода, но пример, приведенный К. Леви-Строссом, явно свидетельствует о том, что выбор различных «ветвей» развития может породить различия (и достаточно ощутимые) самой логики организации социальной жизни.
Не может ли быть такого, что различие вариантов развития и, соответственно, возникновение различных социальных континуумов приводит к такому положению, при котором то, что признается эффективным, целесообразным в одном обществе, не признает-
* См.: Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М. 1994, с. 338—348.
139
ся таковым в другом обществе? Можно ли образцы, рецепты, выработанные для общества со своими традициями, логикой развития, использовать в обществах с другой логикой развития? Причем речь идет не просто о культурных особенностях того или иного общества. Выбор социально-исторического пути обусловливает большее — определенную (иную) логику социальных процессов, эффективных социальных процедур и т.д.
Последние размышления из области дискуссий, сомнений, которые движут современной наукой. Имея большое значение для понимания фундаментальных программ социальной жизни, они
заслуживают того, чтоб стать предметом исследований.
* * *
Нет гарантий того, что каждое общество найдет адекватный ответ на требования природы и истории. Согласно социологическому пониманию в истории успех, процветание или возникновение тупиковых ситуаций не запрограммированы, не предопределены фатально. История знает все — и тупики, и гибель, и процветание. Позитивная реакция на внешние условия может соседствовать с менее позитивной или вообще вызывающей губительные последствия.
В истории человечества народы, которые не смогли организовать сеть социальных взаимодействий достаточно эффективно, зачастую оказывались вытесненными с исторической арены народами-конкурентами, лишь оставляя не всегда величественные памятники — свидетельства своего бывшего существования; другие народы «топчутся на месте», с завистью взирая на успех своих более удачливых и разумных соседей.
Завершая анализ связи социальной реальности и внешних условий, подчеркнем, что история — это живое творчество людей. Но для социолога это не просто тривиальное признание того, что без усилий людей история вообще не состоялась бы. Люди живут в предлагаемых обстоятельствах, которые налагают на них определенные требования, ограничения. Но все, что пережило человечество, что создали, достигли, утратили народы, обусловлено не только и не столько этими ограничениями, сколько тем, что они сумели выбрать, изобрести, уразуметь, какие цели и идеи смогли выдвинуть, вокруг каких идей объединиться, какую степень настойчивости в их достижении сумели проявить, а чем они сами себе навредили.
140
I
Глава VI. Социально-исторические типы организации социальной жизни
§ 1. Постановка проблемы
Социальные мыслители на протяжении многих веков стремятся установить способ определения основного своеобразия того или иного обустройства социальной действительности, сути организации социальной жизни того или иного народа на данном историческом отрезке его развития. Это позволило бы докопаться до сути любого общества на любом историческом отрезке его развития, сопоставить, сравнить на самом фундаментальном уровне различные народы в различные исторические эпохи.
Среди множества исследований были и достаточно зрелые, концептуально цельные — например, учение К. Маркса об общественно-экономической формации, основанное на принципе соответствия производительных сил и производственных отношений. Но по мере развития социологии все больше авторитетных исследователей склонялись к тому, что за основу понимания исторического своеобразия организации социальной жизни необходимо принимать, во-первых, те показатели, свойства, которые непосредственно связаны с социальной реальностью, а не технологические или другие внесоциальные факторы — ведь необходимо понять своеобразие не уровня и объема материальных благ и т.п., а собственно социальной жизни. Во-вторых, надо исследовать самое элементарное, повседневно воспроизводимое в социальной жизни, а потому определяющее — наиболее устойчивые характеристики (типы) социальных связей, социальных действий и взаимодействий (Конечно, понятие социальных действий возникло лишь у М. Вебера, но стремление выявить наиболее устойчивое в повседневной жизни того или иного общества характеризовало поиски и его непосредственных предшественников.)
При таком подходе исследователь как бы докапывается до первооснов, «первокирпичиков» организации социальной жизни, из которых соткана вся ткань социальной реальности, воплощенная как в простых формах, так и в сложных социальных образованиях. Выявленные особенности носят общесоциальный характер, приобретая значение базовой характеристики организации как экономической, так и политической жизни, становясь основой понимания как иерархически-стратификационной организации общества, так и норм взаимоотношений в малых группах, коллективах и т.д.
Итак, для того, чтобы понять ту или иную социальную реальность, основные принципы, правила игры организации социальной жизни у определенного народа на определенном историческом отрезке его развития, следует изучить наиболее устойчивые характеристики социальных действий индивидов, из которых соткана ткань социальной реальности.
Учитывая, что творцом социального действия, его смыслообра-зующей и смыслонаполняющей основой является мотивация, изучение мотивации каждодневных действий становится ключом к пониманию социально-исторического своеобразия той или иной социальной действительности.
Мотивации людей крайне многообразны, их варианты и нюансы весьма многочисленны. Наука не может, да и не должна изучать все это многообразие. Она стремится определить наиболее устойчивые, неизменные в данном обществе типы, модели мотивации социальных действий, которые и представляют собой своеобразный общий знаменатель всего многообразия мотиваций социальных действий членов данного общества. Самая трудная задача исследователя — найти в этом предельном многообразии мотиваций, разнообразных по форме, конфигурациям, смыслу социальных действий, этот общий знаменатель, который и позволит выявить сущность той или иной социально-исторической реальности.
Прежде чем приступить к анализу различных типологий организации социальной жизни, необходимо сделать ряд уточнений относительно применения термина «социально-исторический тип».
1. Употребляя данное понятие, мы имеем в виду такие модели, повторяющиеся формы (типы) социальных явлений, которые исторически (хронологически) возникли на определенном этапе развития социальной жизни. Следует сделать несколько замечаний относительно термина «исторический».
• Он не подразумевает смыслового оттенка «...и исторически отживший». В социальной жизни когда-то возникшее затем удерживается, сохраняется. Вновь исторически возникшее полностью не вытесняет ранее функционировавшее, или сосуществуя одновременно с ним, или включая его в свой состав.
Иными словами, говоря о социально-исторических типах, мы ведем речь не об их смене с полным вытеснением предыдущего, а об историческом пути дополнения, обогащения и доминирования (как более адекватного новым условиям) последующего. Таким образом, в живой социальной реальности сохраняются самые различные социально-исторические типы форм, возникшие как давно, так и сравнительно недавно. Существенно меняется их удельный вес, новые социально-исторические типы приобретают доминирующее значение и начинают определять сущность той или иной социальной реальности.
• Используя термин «исторический», мы далеки от мысли приписать тем самым истории обязательное поступательное движение вперед с нетерпеливым ожиданием счастливого конца. Иными словами, мы далеки от прямого оценочного подхода к историческим явлениям. Для нас все исторически новое — это не столько оцениваемое как обязательно положительное, сколько оцениваемое сугубо хронологически как последующее.
2. Несколько замечаний об употреблении термина «тип». Типология — это научная процедура, позволяющая разработать основные обобщенные координаты анализа реальной жизни, но это не сама жизнь, а некая абстракция, схема, которая облегчает изучение, понимание реальной жизни. Она как бы фокусирует наш взгляд на определенных явлениях, связях, интерпретациях этих связей, помогая тем самым более точно интерпретировать в том числе и нашу действительность, нашу историю.
Мы предложим читателю различные подходы разных авторов к определению типов организации социальной жизни. Между ними нетрудно уловить преемственность и ощутимое различие. Но главное, эти подходы позволяют нашему современнику более точно и глубоко оценивать нашу жизнь.
§ 2. От «общины» к «обществу», от механической солидарности к органической
Первую довольно удачную попытку предложить подобный общий знаменатель социальных связей, социальных действий (это понятие вошло в научный оборот позже) и на основе этого выделить социально-исторические типы организации социальной жизни общества предпринял Ф. Теннис в своем классическом труде «Община и общество». Выдвинутые им принципиальные положения (несмотря на их некоторую противоречивость и умозрительность) стали импульсом к осмыслению важных проблем типологии организации социальной жизни, поискам упомянутого общего знаменателя. Идеи Ф. Тенниса способствовали возникновению гипотез, множества конкретно-социологических исследований, которые в целом подтвердили эти идеи.
Основная идея Ф. Тенниса отражена в самом названии его книги — противопоставление общины и общества, общинного типа социальных действий и связей и типа социальных действий, характерного для современного общества.
Ф. Теннис выделяет два типа воли (и соответственно два типа регуляции социальных связей):
• инстинктивная (сущностная) воля, которая как бы подталкивает человека к действиям на основе эмоциональной бли-
143
зости (материнская любовь, семейно-родственные отношения, дружба, любовь к родине и т.д.);
• рассудочная (избирательная) воля, которая предполагает возможность рационального выбора и наличие специально поставленной цели действий (торговая деятельность, государство, рациональный обмен и т.д.).
На основе этого устанавливаются два типа социальных взаимодействий: общинные (которые Ф. Теннис несколько романтизировал) и общественные (ассоциативные). По мнению Ф. Тенниса, в обществе каждый человек испытывает напряженное негативное и даже враждебное отношение к другому и делает что-то для другого, только рассчитывая на выгоду. Достаточно точно уловив процесс перехода от характерной для общины эмоционально-персо-нифицированой ориентации на другого к рационально-деиндиви-дуализированной регуляции, характерной для общества, Ф. Теннис глубоко вскрыл основную проблему, во многом определив логику дальнейших исследований типологии социальных взаимодействий. Конечно, многое в этой работе спорно, неубедительно и даже наивно. Но важно другое — в ней были определены основные пути дальнейшего поиска.
Свой вклад в разъяснение фундаментальных принципов организации социальной жизни в различные исторические эпохи внес и Э. Дюркгейм, проанализировавший природу тех связей, которые объединяют людей, создают общество как целостность. Так же как и Ф. Теннис, он пытается сравнить два типа организации социальной реальности, но приходит по существу к противоположным результатам. Если Ф. Теннис считал, что общество в отличие от общины не имеет внутренних источников солидарности, взаимной связи и взаимозависимости людей друг от друга (последние, по его мнению, в «обществе» сохраняются лишь благодаря силе государства), то Э. Дюркгейм придерживается совершенно иного взгляда.
Определяя связь между людьми как солидарность, он делает основной проблемой своего классического исследования («Разделение общественного труда») различия между солидарностью (а соответственно, и организацией социальной жизни) в примитивных обществах и солидарностью, возникающей в развитых обществах на основе разделения труда, социальной дифференциации. Благодаря последним факторам формируются иная по своей природе социальная связь, иные ориентации на другого и, соответственно, иная организация социальной жизни.
Коренную сущность этих различий Э. Дюркгейм выразил следующим образом: «Социальная жизнь проистекает из двойного источника: из сходства сознаний, а также из разделения труда. В первом случае индивид социализирован потому, что, не имея соб-
Г44
ственной индивидуальности, он сливается вместе с себе подобными в одном и том же коллективном типе; во втором — потому, что, имея личный облик и особую деятельность, отличающие его от других, он зависит от них в той же мере, в какой отличается, и следовательно зависит от общества, возникшего из их объединения»*.
Первый тип солидарности, названный Э. Дюркгеймом механической солидарностью, возникает благодаря тому, что «все члены группы индивидуально притягиваются друг к другу потому, что они сходны...». Это «психический тип общества». Он проявляется в том, в частности, что граждане «любят друг друга и предпочитают друг друга иностранцам»**.
«Совсем иначе обстоит дело с солидарностью, производимой разделением труда. В то время как первая требует, чтобы индивиды походили друг на друга, последняя предполагает, что они друг от друга отличаются... Действительно, с одной стороны каждый тем все теснее зависит от общества, чем более разделен труд, а с другой стороны — деятельность каждого тем личностнее, чем она более специализирована...» Эта солидарность напоминает связь отдельных органов организма. «На основании этой аналогии мы предлагаем называть органической (курсив наш. — А.Э.) солидарность, вызываемую разделением труда»***.
Основа механической солидарности — неразвитость специализированных социальных функций, выполняемых индивидом. Этот тип солидарности доминирует в архаических обществах, возникая вначале на общинно-клановой, а затем на территориальной основе. Механическая солидарность существует в условиях малого объема и плотности населения, слабой функциональной взаимозависимости индивидов — их связывают преимущественно кровно-родственные узы, территория, этническое сходство, но не специализированные функции, делающие их ощутимо зависимыми друг от друга в повседневной жизни.
Регуляция социальных связей в обществах механической солидарности осуществляется на основе конкретной адресности, детали-зированности. Люди взаимодействуют не с функцией другого (для них незначимо, что он делает, чем он для него и других незаменим) — связь осуществляется преимущественно на эмоционально-нравственной основе, поскольку в основном это сородичи, соседи, люди одной крови. Здесь нет серьезной зависимости, а значит,
* Дюркгейм Э.О Разделение общественного труда. Метод социологии, с. 213-
214.
** Там же, с. 103.
*** Там же, с. 127—128.
145
эмоции и соответствующие принципы регуляции, которые уместны в дружбе, семье, любви, преобладают во всех социальных связях, основывающихся на механической солидарности.
Механическая солидарность, доминируя в архаических обществах, вместе с тем никогда полностью не вытесняется, не исчезает. В социально-дифференцированных обществах она проявляется в виде любви к Родине, своим национальным обычаям, присутствует в уголовном праве, поскольку оно предусматривает репрессивные наказания, являющиеся трансформированной формой мести.
Органическая солидарность основана на разделении общественного труда, социальной, профессиональной дифференциации. Она преобладает в более развитых обществах, объединяющих людей, не просто проживающих на одной территории и объединяемых этническим сходством, а взаимозависимых друг от друга в экономическом, политическом, культурном отношении.
Людей связывает друг с другом взаимозависимость, взаимодополняемость функций, профессий, умений. Соответственно, отношения между людьми строятся прежде всего с учетом их социальных функций, умений, способностей, а не на эмоциональной основе, т.е. являются деиндивидуализированными (а не эмоционально-персонифицированными), носят абстрактный характер. Эти функции выполняются независимо от того, к какой этнической группе принадлежит исполнитель этой функции, чей он родственник, какова его профессия.
Тем самым (и в этом основной пафос работы Э. Дюркгейма) органическая солидарность создает такой тип организации социальной жизни, в котором высшая ценность — индивид, выполняющий свои функциональные обязанности перед другими и приобретающий тем самым свободу от произвола, независимость от других. Каждый зависит от каждого, а поэтому уважает его свободу и индивидуальность.
Идеи Ф. Тенниса и (особенно) Э. Дюркгейма наметили основную генеральную линию исследования типов организации социальной жизни: путь развития социальной реальности — это эволюция от преимущественно эмоционально-персонифицированных отношений к рационально-деиндивидуализированным. Эти идеи получили развитие в работах М. Вебера и Т. Парсонса, чьи типологии мотивации социальных действий сыграли и во многом продолжают играть основополагающую роль в общесоциологическом анализе как социально-исторических типов социальных действий отдельных индивидов, так и (что более важно), социально-исторических типов социальной реальности, порождаемой подобными действиями.
146
§ 3. М. Вебер: от мира традиций к миру рациональных действий
М. Вебер, сделавший существенный акцент на социологическом анализе мотивации социального действия, сфокусировал свое внимание на степени участия рациональных элементов в процессе мотивации социального действия.
Он классифицировал социальные действия (их мотивации) на основе целерационального действия. «Целерационально действует тот индивид, чье поведение ориентировано на цель, средства и побочные результаты его действия, кто рационально рассматривает отношение средств к цели и побочным результатам... то есть действует, во всяком случае, не аффективно (прежде всего не эмоционально) и не традиционно»*.
Иначе говоря, целерациональное действие характеризуется ясным пониманием Деятелем своей цели и средств, которые для этого наиболее пригодны, эффективны. Все составляющие целерационального действия основаны на глубокой рефлексии сознания. Деятель рассчитывает потенциальные реакции окружающих, возможность их использования для достижения своей цели и т.д.
Возникающее иногда противоречие между индивидуальной целью и ориентацией на другого может быть разрешено самим Деятелем — он "соотносит цель и средства, просчитывает положительные или отрицательные последствия своих действий и находит разумную меру сочетания личной цели и социальных обязательств.
Преимущества полностью осмысленных, просчитанных действий очевидны. В подобной мотивации в наиболее концентрированном виде проявляется все, на что способен разум человека, освобожденного от эмоций, предрассудков, внешнего произвола, собственных привычек, слабостей. И в этом просматривается мощный гуманистический потенциал идей М. Вебера.
Вместе с тем это лишь идеальная модель, некий образец, по степени приближения к которому можно судить о разумности действий и поступков. В реальной жизни, на наш взгляд, такого рода действия отнюдь не часты.
Более распространенным является ценностно-рациональное действие, подчиненное определенным требованиям, учитывающее принятые в этом обществе ценности. Индивид в этом случае не имеет какой-либо внешней, рационально понятой цели, он строго ориентирован на выполнение своих убеждений о долге, достоинстве, красоте. Ценностно-рациональное действие, по словам М. Вебера, всегда подчинено «заповедям» или «требованиям», повиновение которым человек считает своим долгом.
Вебер М., Избранные произведения, с. 629.
147
В этом случае сознание Деятеля не полностью раскрепощено, поскольку, принимая решения, разрешая противоречия между личной целью и ориентацией на другого, он строго ориентируется на ценности, принятые в обществе.
Два других вида социальных действий — аффективное и традиционное — находятся, по выражению М. Вебера, на самой границе, а часто даже за пределом того, что «осмысленно», т.е. на границе действий, подлежащих социологическому анализу.
Аффективное действие обусловлено чисто эмоциональным состоянием и осуществляется в состоянии аффекта, при котором роль сознания минимизирована. Человек, находящийся в подобном состоянии, стремится немедленно удовлетворить испытываемые им чувства (жажда мести, гнев, ненависть и др.). Это, конечно, не инстинктивное, а преднамеренное действие. Но основанием такого мотива является не рациональный расчет, не «служение» ценности, а чувство, аффект, который ставит цель и вырабатывает средства ее достижения.
В традиционном действии также предельно минимизирована самостоятельная роль сознания. Такое действие осуществляется на основе глубоко усвоенных социальных образцов поведения, норм, ставших привычными, традиционными, не подверженными проверке на истинность. И в этом случае самостоятельное моральное сознание данного человека «не включено», он поступает «как все»,
«как принято испокон веков».
* * *
В реальной х<изни причудливо переплетаются все перечисленные виды социальных действий.
Например, приобретая телевизор или видеомагнитофон, вы рационально взвешиваете их достоинства, недостатки и цену. При этом вы учитываете свои материальные возможности, веяния моды, престиж, насколько приобретение данного товара по данной цене и уровню престижа «приличествует» для вас, и т.д. Конечно, в данном потребительско-экономическом социальном действии (покупка товара) доминирует рациональная мотивация. Вообще экономическое поведение в условиях рынка, свободы выбора и конкуренции считается в какой-то мере образчиком целерацио-нальной мотивации. Вы взвешиваете, соотносите различные обстоятельства, условия, хотя и к этому рациональному выбору примешиваются отнюдь не сугубо рациональные элементы: престиж, приличия, а может быть, и чаевые. С точки зрения рациональной логики надо платить лишь за работу, но чаевые — это традиция, поэтому вы их даете — таксисту, грузчику и т.д. Чаевых ожидают даже в самом рационально организованном обществе, и ваш рационализм будет воспринят как нечто неприличное, как жадность и т.д.
Следовательно, в экономическом поведении переплетаются це-лерациональный момент и традиции, обычаи, ценности культуры,
148
которые нельзя не учитывать при анализе, прогнозировании эффективности того или иного экономического плана, проекта. Экономику, эффективные варианты ее развития нельзя рассчитать сугубо рационально, поскольку это сфера социальных действий с ориентацией на другого. Экономика ежедневно, ежечасно погружена в культурный контекст. Важно учитывать, как в той или иной культуре принято работать, распределять доходы, расходовать их, а не только руководствоваться чисто рациональными (математическими) расчетами прибыли, схемами ее распределения, расходования. Пренебрежение социокультурным контекстом, традициями экономического поведения очень опасно для тех, кто осуществляет экономическую политику в той или иной стране — будь то члены правительства или руководители фирм.
В этом отношении примечательна история Волховского алюминиевого завода. В 1995 г. американский капиталист—владелец 50% акций назначил нового директора из-за рубежа, который прибыл в Волхов со своей командой менеджеров. Жить в провинции они не захотели и снимали номера в знаменитой петербургской гостинице «Астория». Иногда и в рабочий перерыв ездили обедать за 120 км в северную столицу. От приглашений же порыбачить, посидеть у костра директор отказывался. Скоро стало ясно, что главная проблема нового директора в том, что он отвергал систему компромиссов, на которой основана российская экономика (отказывался от бартера, не соглашался на взаимозачеты и т.д.) и не хотел учитывать российские традиции в социальной сфере. Директор мог без всяких объяснений уволить рабочего, в течение года своей работы ни разу не созвал профсоюзное собрание, закрыл заводскую газету, а тех, кто приходил к нему за пособием на похороны, просто выставлял за дверь.
Американский владелец акций сменил директора, ориентированного на западную систему рационального управления, на российского, имеющего опыт управления российскими предприятиями. И дела пошли в гору.
Новый директор вернул все социальные гарантии, возродил газету, договорился с партнерами о взаимозачетах и уступках и даже организовал продажу свиней по низкой цене своим работникам и партнерам... Прощаясь с журналистом, который брал у него интервью, новый директор сказал: «А рыбалка здесь, чувствую, замечательная. Время бы выкроить»*.
Еще один пример. У вашего соседа случилось несчастье — в его доме произошел пожар. Вы пришли на помощь, потратили свои силы, время, помогли вынести мебель, одолжили денег для покупки новой мебели, хотя они вам были нужны самому. С точки зрения рациональной вы нанесли себе ущерб. Но с точки зрения ценностно-рациональной — понятий товарищества, взаимопомощи, человеческого долга — вы поступили разумно и оправданно.
См. «Известия» от 16 ноября 1996 г.
149
Аффективных действий в нашей жизни немало: драка ребят во дворе, бурная радость футбольного болельщика и т.д. Даже самый образованный, «рациональный» человек может совершить аффективное действие — так же как и традиционное, когда выполняется обычай, обряд, ритуал: празднование («обмывание») нового назначения, покупка невесте обручального кольца и т.д. Но традиционное действие является для некоторых людей, не отличающихся развитым социальным мышлением, достаточно типичным, и не только в быту, где это оправдано, но и в общественно-политической жизни — например, сегодня, как и в советское время, избиратели голосуют за того кандидата, за которого «посоветовал» голосовать председатель (раньше — колхоза, а сейчас — товарищества). Так было заведено раньше, так происходит и теперь... Кстати, существует проблема совместимости (или несовместимости) демократической процедуры выборов и традиционализма избирателей.
Предложенная М. Вебером типология социальных действий по степени участия в их мотивации сознательных, рациональных элементов стала основой для понимания им социально-исторических типов организации социальной жизни. Согласно Веберу, основу исторического процесса составляет процесс нарастающей рационализации социальной жизни. По мере увеличения доли рационализма изменяются системы социальных действий, социально-исторические типы социальной реальности. Соответственно, выделены два основных типа организации социальной жизни.
Тип организации социальной жизни, в которой доминирует традиционное действие, в науке принято называть традиционным обществом. В таком обществе доминирующим регулятором социальной жизни является обычай, традиция. Человек шаблонно, по традиции повторяет образцы поведения, не вдаваясь в смысл своих действий. Господствует принцип «так принято», а не принцип «это эффективнее, целесообразнее».
Поэтому для традиционной мотивации затруднено восприятие нового, характерны консерватизм как идей, так и норм, на основе которых организуется система социальных взаимодействий, что ведет к консервации социальных порядков. Власть в таком обществе осуществляется на основе пиетета, наследуемого из поколения в поколение. Содержание распоряжений властелина также определяется традицией, которая налагает обязанности и на господина, и на его подданных. «Если господа неосторожно ее нарушают, их господство находится под угрозой. Правовые новшества, расходящиеся с традиционными нормами, принципиально не возможны... Однако в тех случаях, когда традиционные нормы не работают... гос-
150
Г
подин действует по собственному произволу, то есть по настроению, капризу, личным склонностям»*. Соответственно, в социальной жизни царят «священная» традиция и произвол. А это, в свою очередь, заставляет простолюдина опасаться всего необычного и еще более ревностно сохранять верность привычному, традиционному.
Конечно, нельзя упрощать проблему, абсолютизируя консерватизм, невосприимчивость нового в традиционном обществе. Источником изменений в социальной жизни (и не только традиционного общества) становится, в том числе, харизма вождя, лидера, который предлагает что-то новое, небывалое, непривычное. Эмоциональное, аффективное поклонение особому дару, благодати вождя преодолевает (на время) привычку жить так, как принято издавна. Но «харизматическое» господство — это отношения, имеющие сугубо личную и нерутинную окраску. Когда эти отношения длятся долго, то в поздней стадии харизма как бы истощается... возникает тенденция к рутинизации (опривычива-нию, укоренению — А.Э.) харизмы (порядков, которые введены благодаря харизме — А.Э.). Устанавливается авторитет прецедентов**. В результате вновь все возвращается на круги своя, устанавливается порядок, базирующийся на новой укоренившейся привычке, которая была привнесена благодаря харизме инноватора.
Понятие «традиционное общество» охватывает огромную историческую эпоху — от (условно) патриархально-родового общества с господствующим мифологическим сознанием до (так же условно) окончания феодального периода, для которого были характерными господство натурального хозяйства, деление общества на сословия с их привилегиями, с достаточно жесткими, в том числе юридическими, межсословными перегородками, монархическая наследственная власть.
Согласно М. Веберу, особое значение имеет мир рациональных действий, в котором господствуют не чувства родства, общины, традиции (как в традиционном «сельском» укладе жизни), а внутренняя убежденность в принятых ценностях, принципах и расчет, взвешивание убытка и прибыли — это становится возможным в городской системе социальных взаимосвязей, в которой люди, как правило, не имеют с большинством своих партнеров родственных связей и живут за счет продажи своих изделий на рынке. Формируется новый тип социальной реальности: помимо ценностно-рациональных действий все большее значение начинает приобретать ори-
* Вебер М. Три типа господства//Двадцать два: М — Иерусалим, 1990. — № 72,
июль—август.
** Там же, с 190, 192
151
ентация, признающая за человеком право (и обязывающая его к этому) действовать во имя жизненной цели, быть свободным и независимым в своей жизни, надеяться на свои знания, умения, отвечать за свои поступки, получать по заслугам, достижениям. Это мотивация по-иному организует социальную реальность, придает ей иные черты. Данный тип общества принято называть современным (модерным) или индустриальным обществом.
На основе такой рациональной мотивации, корни которой в протестантизме, формируется тот тип капитализма, который возник в Европе в XVI — XVIII вв.
Вне определенного типа «ориентации на другого», типа социального действия, нет европейского капитализма. Хотя капитализм с другими типами взаимосвязей между людьми возник гораздо раньше и в различных странах: предприятия, имеющие целью извлечение максимальной прибыли и всемерное увеличение капитала, имелись даже во времена поздней античности в Древнем Риме, Древнем Китае, Древней Индии и даже Вавилоне. Отсюда следует вывод о существовании не одного, а нескольких видов капитализма, существенно отличающихся друг от друга, — это, по определению М. Вебера, «авантюрный капитализм» (мы называем его сегодня «криминально-мафиозным»), «ростовщически-посреднический» (купля-продажа самих денег, напоминающий наш банковский капитализм, который играл с народом, создавая пирамиду государственных краткосрочных финансовых обязательств, но не вкладывая средства в производство), «бюрократически-чиновнический» (создание крупных капиталов с помощью различных способов использования финансовых средств, номинальным собственником которых является государство, олицетворяемое верховной властью, — наподобие наших «олигархов») и т.д.
Однако все эти типы «капиталистической деятельности» обладают общей особенностью, отличающей их от того типа капитализма, который, согласно Веберу, мог возникнуть (или мог быть изобретен) лишь в Европе и только в XVI — XVII вв.* Европейский капитализм отличается от иных видов продуктивностью, стремлением извлечь прибыль путем создания промышленных предприятий, ориентированных на массовое производство товаров, необходимых всему населению страны. Иные формы капитализма могут остаться в сфере распределения и перераспределения уже добытой продукции. Причем М. Вебер специально подчеркивает, что этот тип капитализма возник не потому, что лишь к этому времени произошло, в частности, накопление капитала — это происходило и раньше и в других странах (например, богатые восточные купцы давали в рост деньги королям, царям, султанам). Именно Реформация обеспечила появление совершенно нового типа «капиталистической деятельности», который возможен, как утверждал Вебер, возражая полумарксисту Зом-барту, «не от притока новых денег, а от внедрения нового духа»**.
* См.: Давыдов Ю.Н. Особенности методологического кризиса в исторической науке// Вопросы истории. — 1994. — № 6. с. 60. ** Там же
152
Проведенный М. Вебером анализ обусловленности типа капиталистической деятельности типом социальных действий в обществе, организации социальной реальности не теряет своей научной и практической актуальности. Согласитесь, что архаические типы капитализма, о которых говорит М. Вебер, поразительно напоминают бизнес в современной России. Фундаментальная причина подобного состояния российского капитализма в ракурсе веберовского подхода становится понятной: она в мотивации каждодневной предпринимательской деятельности, характере социальных действий, «ориентации на другого» типичных для современного российского общества.
Итак, главное в учении М. Вебера о мотивации социальных действий — это идея о ее нарастающей рационализации, которая во многом достигается путем рационализации в том числе религии (см. об этом в разделе VI), являющейся источником формирования мотивации единичных людей, их «рутинных», повседневных социальных действий. По мере утверждения все более рациональных критериев система действия приобретает все большую гибкость, способность к изменению и восприимчивости к новому.
Вместе с тем нельзя не отметить следующее. Критерий рационализма не в полной мере может быть отнесен к числу социальных, т.е. раскрывающих особенность собственно социальной ориентации на другого. Он скорее носит познавательно-интеллектуальный характер. И это следует иметь в виду. В результате, хотя сам М. Вебер уделял огромное значение ценностям, определяющим смысл социальных действий, в его критериях типологии социального действия именно содержательная сторона «ориентации на другого» не нашла достаточно полного выражения.
И еще на одно обстоятельство мы хотели бы обратить внимание. Акцентировав внимание на проблеме рационализма, М. Вебер волей-неволей построил европоцентристскую систему типов социальных действий и, соответственно, типов организации социальной жизни. Ведь приоритет рационального есть специфика западноевропейской цивилизации. Можно ли по этому критерию оценивать социальную действительность, формирующуюся на Востоке, где приоритет отдан чувственно-практическому и, соответственно, мотивации, нормы поведения в меньшей степени базируются на рационально-теоретических доводах? На это, в частности, обращают внимание ряд исследователей. Так, А.А. Ицхокин указывает на то, что современная социальная наука в ее «систематической» части, и прежде всего теоретическая социология, есть максимально концентрированное и догматическое выражение западной и только западной мировоззренческой парадигмы, и считает, что «нужна теория, в рамках которой «нормальны» обе модели миропорядка»*. Не
* Ицхокин А.А Релятивистская теория социальной ценности и «свободная от ценности» теория социальной организации//Социологический журнал. — 1995. — № 3, с. 100, 101; см также: Ицхокин А А. О системной природе дилеммы «Восток — Запад»//Социологические исследования. — 1992 — № 8
153
является ли некоторая европоцентричность проблемой всей социологической науки, ее теоретических моделей? Удалось ли социологии добиться «общезначимости» своих подходов, принципов организации социальной жизни?
§ 4. Типовые переменные Т. Парсонса:
к универсалистски-достиженческому обществу
Достаточно комплексную и емкую систему критериев социальных действий, их мотиваций предложил классик мировой социологии Т. Парсонс, который, по его собственному признанию, разрабатывая типовые переменные ценностных ориентации действий, обобщил идеи своих ранее упомянутых предшественников*. К сожалению, в отечественной социологии идея Т. Парсонса (на наш взгляд, наиболее в содержательном отношении плодотворная из всех его гипотез, теоретических схем) не получила серьезного осмысления. Между тем сам Т. Парсонс утверждает: «Я думаю, что самой важной нитью, поддерживающей преемственность в моей научно-теоретической деятельности, была так называемая схема переменных образцов ценностной ориентации, которая выступала в качестве главного теоретического каркаса для анализа социальных систем»**.
В науке принят термин «типовые переменные социального действия», которые позволяют вскрыть (под определенным углом зрения, конечно) существенные, содержательные характеристики мотивов, имеющих принципиальное, фундаментальное значение для понимания организации социальной жизни у того или иного народа, позволяют уловить сущность социально-исторической реальности в ту или иную эпоху.
Основу этой системы мотивационных показателей составляет анализ способов ориентации Актора на другого: на что (какие свойства, принципы, критерии) он ориентируется, строя свои отношения с другими (в ситуациях, требующих выбора). Эти способы представлены как альтернативы.
Соответственно, система данных альтернатив позволяет не только более многосторонне охватить единичное действие Актора, но и глубже уяснить специфику организации социальной жизни.
Эти пары характеризуют возможности альтернативы:
1) ориентация индивида при оценке поведения другого на какое-то общее универсальное правило или на некие партикулярные (частные, обособленные, неофициальные, субъективно-произвольные) критерии, являющиеся неким исключением из этих общих правил («универсализм — партикуляризм»);
* См : Парсонс Т. Система современных обществ — М., 1997, с 210, 227. ** Там же, с. 227, 229.
154
2) ориентация индивида при оценке поведения другого на дос
тижения, квалификацию, профессионализм последнего или при
обретенное им от рождения (пол, нация, возраст, положение в се
мье), приобретенное недостиженческими путями — связи, дружес
кие отношения («достижения — приписывания»; вслед за Р. Линто-
ном, который ввел в научный оборот понятия «приписанный» (от
рождения) или «достигаемый» статус, Т. Парсонс называет припи
сывание «аскриптивностыо», и ныне это понятие широко исполь
зуется в социологии);
3) ориентация Актора в своих действиях на личную выгоду, лич
ный интерес или на интересы коллектива, членом которого он яв
ляется («ориентация на себя — ориентация на коллектив»). В даль
нейшем, кстати, Т. Парсонс эту альтернативу исключил;
4) принятие Актором на себя широких (диффузных) обязаннос
тей в данной ситуации или выполнение специфических, специализи
рованных обязанностей («диффузность — специфичность»);
5) использование Актором в своих действиях по отношению к
другому эмоциональных (аффективных) или рациональных (аффек
тивно нейтральных) критериев, оценок («аффективность — аф
фективная нейтральность»).
Достаточно скрупулезно выделенные Т. Парсонсом основные альтернативы (в реальной жизни их гораздо больше) свидетельствуют о предельной многомерности мотивации конкретного социального действия.
Представим, что молодой талантливый ученый обратился к директору своего НИИ с просьбой выделить ему средства для продолжения перспективных исследований. Сегодня финансирование науки резко ограничено. На всех денег не хватает. Нужен выбор. Как будет рассуждать директор? Из каких критериев, аргументов будет исходить? «Да, у данного ученого неплохие показатели в разработке крайне нужной темы (достиженческие критерии), и по всем общим правилам именно его следовало бы поддержать (критерий универсализма). Но вышестоящий руководитель просил выделить средства на проект, разрабатываемый его сыном (аскриптивный критерий), который работает в этом же институте и у которого, если судить по общим правилам, мало шансов получить без директорской поддержки эти средства (партикуляризм). А мне очень нужна поддержка этого руководителя в ходе выборов в академики («ориентация на себя»). Да и молод этот «гений» (аскриптивный критерий), дерзок, независим, поэтому не очень мне симпатичен (аффективный критерий). Но все-таки, может быть, не стоит обращать внимание на личную неприязнь, обиду, возраст, другие «нюансы», если эти исследования наверняка принесут успех, весомый результат («ориентация на достижения»)?
Какие из этих ориентации возьмут верх? Каждая из предложенных альтернатив, как видим, вносит свою лепту в выбор мотива.
155
Борьба мотивов — так называют социологи ситуацию, аналогичную этой, — порождает довольно мучительные, чаще всего невидимые со стороны, внутренние переживания. На выбор Актором конкретного варианта мотивации влияет ряд обстоятельств: ситуация, собственная нравственная культура и, что самое главное, принятая в данном институте (или еще шире — в данном обществе) система ценностей, приоритетов. Последнее обстоятельство во многом определяет (предопределяет) наиболее вероятный, типичный для данной системы социальных взаимодействий выбор.
Временно отклонимся от темы, чтобы сделать некоторые уточнения, разъяснения.
Первое. «Аскриптивность — достиженчество», как и «универсализм — партикуляризм», — это крайние позиции различных векторов социального континуума. Они имеют множество промежуточных форм, исторических вариаций.
В своей крайней, исторически ранней форме аскриптивность проявляется в предпочтении, которое отдается родственнику, соседу, земляку, человеку той же национальности и т.д.
В процессе социального развития возникают иные варианты ас-криптивности: предоставление привилегий, наследуемых детьми (сословная организация общества, престолонаследие монаршей власти и т.д.). Аскриптивность приобретает все более яркий оттенок, который и ранее в ней присутствовал, — оттенок «близости к тебе, верности», предоставление привилегий людям, продемонстрировавшим личную преданность (принцип личного служения), и др. Приобретают новый оттенок и вариации проявления аскрип-тивности: ориентация на связи, кумовство, а не на способности, квалификацию.
Современные вариации аскриптивности препятствуют успеху дела, достижениям — это подбор и выдвижение кадров по критериям не профессионализма, а личной преданности, родственных, дружеских связей, стремление окружить себя не профессионалами, а верными «слугами». Часто употребляемое ныне слово «команда» в одном обществе воспринимается как группа проверенных в деле, морально честных и порядочных профессионалов, а в другом — как несколько особо доверенных людей, которые не выдадут, которые служат не делу, а «хозяину», которые дружат домами и т.д.
Универсализм прежде всего предполагает применение единого (универсального) критерия при оценке деятельности любого человека, при его нравственной (все должны быть честными, порядочными) и юридически-правовой оценке (все должны подчиняться закону и нести одинаковую ответственность).
156
В современной жизни партикуляризм проявляется в наличии двойной морали (к подчиненным одни требования, к начальнику — другие), в предоставлении исключений, привилегий, эксклюзивных прав своим приближенным и т.д.
Аскриптивность тесно связана с партикуляризмом. Соответственно универсализм чаще всего тяготеет к ориентации на достижения.
Второе. Сами по себе альтернативы нейтральны, ни один из ■)тих вариантов не является безусловно хорошим или безусловно плохим — все зависит от конкретных условий, ситуации.
Так, есть обоснованный партикуляризм — предоставление льгот инвалидам, ветеранам, пенсионерам. Ориентация на такие аск-риптивные свойства, как детский или, наоборот, преклонный возраст партнера, плохое состояние его здоровья, является безус-иовным основанием для социальной поддержки больных, инвалидов, детей, молодежи, стариков, предоставления им социальных льгот. Поэтому абсолютизация универсалистски-достиженческих критериев, полное пренебрежение аскриптивными началами мо-1 ут стать причинами цинизма и «бездушия» общества. В то же время безусловного порицания заслуживает практика, когда аскрип-гивные свойства (близкий родственник, знакомый) становятся основанием для приема на работу, выдвижения на ответственный пост и т.д.
Не может быть однозначно положительно или негативно оценена и ориентация на достижение. Конечно, исторически именно данная ориентация в своей неотвратимости оказалась способной уничтожить кровно-родственные, клановые предрассудки. В центре ее находится индивид, способный и желающий достигнуть в жизни многого своими руками. Идеологическое выражение дости-женческой ориентации приобрело в США статус «американской мечты». Т. Парсонс, пытаясь найти «господствующую ценность», которая могла бы рассматриваться в качестве идейно-нравственной основы существующей социальной системы, указывал (как и многие другие -социологи, политологи, философы, журналисты, политики) на стремление к достижению успеха. Американская культура характеризуется упором на достижение личного успеха. В США стал традиционным и приобрел большую популярность и идеологическую значимость образ-символ «человека, сделавшего самого себя».
Но подобная ориентация таит и серьезные нравственные и социальные негативные последствия.
Так, М. Мид, известный американский социальный антрополог, после многолетних исследований пришла к выводу, что стыд, пожалуй, сильнее всего ощущается в связи с неудачей... родителей, которые не преуспели. Жизненная неудача осуждается нами как не-
простительный грех. Осуждение этого «греха» у нас сильнее, чем осуждение нарушения десяти заповедей. Неудача становится безжалостным социальным прессом. Конечно, американское общество оказывает разностороннюю поддержку тем, кто аскриптивно не может достигнуть равного с другими успеха — инвалидам, больным и т.д.
Но вместе с тем осуждение жизненной неудачи очень ощутимо давит на человека. Страх получить «клеймо» неудачника становится одной из наиболее распространенных причин девиантного (отклоняющегося) поведения, в том числе преступности. Автор одной из самых известных концепций девиантного поведения Р. Мертон считает, что причиной девиации является расхождение между навязываемой обществом цели достижения личного успеха и тех возможностей, средств, которыми могут воспользоваться люди различных слоев общества. Моральный мандат на достижение успеха осуществляет давление, принуждающее к тому, чтобы всячески добиваться успеха, побуждает к использованию не только честных, но, если необходимо, и нечестных средств*.
Или другой пример. Патернализм, безусловно, является вариацией кровно-родственной аскриптивности по отношению к тем, кто служит тебе верой и правдой. На нем, в частности, организовано (и достаточно эффективно) производство в Японии. Патернализм рождает во многом бескорыстную заинтересованность хозяина в благополучии своих работников и заинтересованность работников в успехах хозяина. Не патернализмом ли объясняется японское качество, для достижения которого, как показал опыт, необходимы особая моральная ответственность, чувство профессионального или иного долга?
Этот пример не только еще раз подтверждает идеологическую нейтральность рассматриваемых критериев, но и свидетельствует об относительности дихотомии, противопоставления аскриптивности и достижения. В определенных ситуациях ориентация на аск-риптивность является достаточно приемлемым средством для получения высоких достижений. Опыт Японии позволяет выдвинуть предположение, что клановость, общинность подчас могут удачно соответствовать требованиям достиженческой ориентации.
Тем самым эффективная адаптация аскриптивных форм к индустриальному и постиндустриальному развитию позволяет предположить, что в некоторых ситуациях и некоторых культурах аскрип-тивность и достиженчество могут дополнять друг друга.
То же касается и альтернативы «эффективность — аффективная нейтральность». Казалось бы, желательно, чтобы Актор принимал решения аффективно нейтрально. Но зачастую чувства (гордость за
* См. подробнее1 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура// СОЦИС. — 1992. — № 2—4
158
свою профессию, чувство долга, призвания и. др.), т.е. аффекты, становятся основой высокозначимых действий подлинных профессионалов. Включая в систему альтернатив пару «эффективность — аффективная нейтральность», Т. Парсонс, по его собственному признанию, руководствовался стремлением оценить профессиональную ориентацию, которая была бы «незаинтересованной», бескорыстной (исключающей, например, рациональные расчеты врача относительно богатства пациента), желанием уместить в «одной аналитической схеме» и рационализм, и свойственные человеку нерациональные эмоции или аффект*.
Идеологическую нейтральность этой альтернативы следует рассматривать и в более широком контексте. Так, известно, что у народов Востока считается приоритетным эмоционально-чувственное отношение к объекту. Это отнюдь не значит, что Восток лишен рационализма, однако он не является приоритетным. И подобное отношение к объекту в реальной практике нередко может быть более эффективным, целесообразным (пример, приведенный Т. Парсонсом, — тому подтверждение).
* * *
Вернемся к директору НИИ. Мы оставили его в раздумьях. Если для него важнее всего достиженческие и универсальные характеристики, то способный (хотя и не очень симпатичный директору) молодой ученый может надеяться на поддержку. Более того, все работники этого НИИ будут ориентированы на развитие своих профессиональных качеств, стремясь завоевать признание среди коллег, руководства благодаря не знакомствам, подхалимажу, а своим профессиональным успехам. Иначе говоря, утверждение дости-женческих и универсалистских критериев стимулирует профессиональную активность, инициативу, уверенность в наличии равных универсальных условий.
Если же в данном НИИ (или более широко — в обществе) процветает кумовство, отсутствуют единые универсальные требования, то такой нравственный климат вряд ли будет способствовать росту профессиональной активности и инициативы...
Подобные выводы вполне правомерны применительно и ко всему оба1еству.
Тем самым мы получаем возможность начать анализ типов социально-исторической реальности на основе переменной мотивации социального действия Т. Парсонса. Определяющими, решающими для выявления собственно социального содержания действий Т. Парсонс считал первые две из перечисленных альтернатив: «универсализм — партикуляризм»; «достижения — приписывания». Именно их вариации и сочетания позволяют вскрыть наиболее важные черты организации социальной жизни на том или ином историческом отрезке времени.
* Парсонс Т. Система современных обществ, с. 227, 228.
159
В качестве базовых имеются два типа социально-исторической реальности.
Первый тип характеризуется доминированием партикуляристс-ки-аскриптивной мотивации социальных действий. Это, как правило (по европейским меркам), традиционное общество (родовая община, раннефеодальное общество и т.п.). В центре ее биологическая (кровно-родственная) и территориальная связь (совместное проживание родовой общины). Ведущая ориентация — принадлежность человека к группе «своих» людей (а не его навыки, умения) и, соответственно, различные требования к «своим» и к чужакам.
Второй (идеальный) тип социально-исторической реальности характеризуется доминированием «универсализма» и «достижения». Это, по мнению Т. Парсонса, характерно для организации социальной жизни в современных западных странах.
Этот тип социально-исторической реальности формируется на основе признания всеобщего значения этических ценностей (христианства). Данные ценности и, что не менее важно, закон имеют универсальный характер, любые проявления партикуляризма, как правило, исключаются, и никто на них, как правило, не рассчитывает.
Этический и правовой универсализм тесно связан с достижен-ческой ориентацией, которая формирует деловитость, инициативность, надежду на собственные силы, успех, а с другой стороны, уважение к людям, проявляющим инициативу, их поддержку или (по крайней мере) толерантное к ним отношение. Формируется здоровый индивидуализм (расчет на собственные силы, личная ответственность за себя, отсутствие социального иждивенчества). Утверждается идеология хшзненного успеха. Но достиженческая ориентация должна быть вписана в рамки строгих морально-этических и правовых норм, приоритетов в целях предотвращения игнорирования интересов других, проявления открытого воинствующего эгоизма.
Партикуляристско-аскриптивная мотивация не исчезает, но об- ласть ее распространения резко сужается, она вытесняется в сферу] малой семьи (значения более широких структур родства приобре- : тают преимущественно символический характер), проявляется в социальной благотворительности.
Рассмотренные два базовых типа социально-исторической реальности — это идеальные типы, в которых сконцентрированы лишь наиболее важные переменные, признаки. В реальной социальной жизни они наполняются многими новыми краскам и оттенками, существуют как в более совершенных, так и в переходных формах.
160
Как видим, по мнению Т. Парсонса, партикуляризм и аскрип-гивность представляют собой архаичные, а достиженчество и универсализм — более развитые, современные (модерные) способы «ориентации на другого». Но реальная жизнь намного противоречивее, чем идеальные схемы, которыми пользуется ученый.
И еще несколько слов. Аскриптивно-партикуляристский тип социальных действий и соответствующая организация общественной жизни в наибольшей мере характерна для традиционного общества как на Востоке, так и на Западе, т.е. характерна для всех стран на определенной ступени их развития. Вот почему не совсем правы те, кто приписывают черты традиционного общества (общинность, к примеру) только Востоку. Это общечеловеческая форма исторического развития организации социальной жизни. В странах Дальнего, Среднего и Ближнего Востока, Латинской Америки она сохранилась, но надолго ли — это еще вопрос.
Некоторые элементы аскриптивности эффективно приспосабливаются (по крайней мере пока) к новым условиям и развиваются (например, патернализм в японском обществе). Однако во многих странах на фоне современных промышленных технологий зримо проявляются клановость, отсутствие универсализма в применении закона, льготы, исключения для приближенных к власть предержащим, подбор и выдвижение кадров не по профессиональным и деловым качествам, а по степени знакомства, родства, личной преданности и т.д.
Каково же российское общество с этой точки зрения? Однозначно ответить крайне сложно.
В проведенном нами социологическом исследовании «Московский студент: проблемы и настроения» (опрошено более 1300 студентов 2-х и 4-х курсов всех типов вузов Москвы) изучалась, в частности, мотивация учебной деятельности студентов. Базовым был вопрос: «Что, по вашему мнению, более всего необходимо сегодня молодому человеку для жизненного успеха? Подчеркните не более трех ответов». Ответы представлены в табл. 1.
Анализируя результаты, мы сделали следующие выводы: «Следует учесть, что мотивация достаточно сложное и, самое главное, чуткое духовное образование. Она аккумулирует жизненные наблюдения человека, его размышления, как живут люди, что сегодня важнее, а что отступает на задний план. Являясь же побудительной силой деятельности человека, его конкретных социальных действий, мотивация определяет устремления человека, смысл его активности, практических выборов.
Данные, приведенные в таблице, есть своеобразный результат нашей современной жизни, ее изгибов, тенденций, прокладывающих себе путь через зигзаги, отступления и т.п. Не является ли тот факт, что безусловным лидером среди условий жизненного успеха
6 Об
щля социоло!ия
161
давляющее большинство американских богачей (сейчас в США насчитывается 3,5 млн. миллионеров) закончили обычные государственные (бесплатные) школы и заработали свои миллионы тяжким и честным трудом, работая по 55 часов в неделю*.
Согласитесь, по общему признанию, провалы в экономике, политике за последние годы во многом были вызваны предоставлением льгот, привилегий фирмам, банкам, которые имели доступ к верхам (вспомните альтернативу «партикуляризм — универсализм»). И если задуматься, в чем природа тех неимоверных трудностей преобразований в нашей стране, то мы вынуждены будем признать, что главная сложность, главная проблема — сами стандарты, образцы социальных действий, в которых велико влияние аскриптивно-партикуляристской ориентации. Вспомним звучащее как предупреждение высказывание М. Вебера о том, что капитализм возникал много раз и в разных местах планеты; каким он становился — авантюристическим, бюрократическим и т.д., — зависело от типа социальных действий, «ориентации на другого», из которых «соткана» социальная жизнь того или иного общества.
И последнее. Социально-исторические типы мотивации социального действия, предложенные классиками мировой социологии, дают лишь общие ориентиры для понимания особенностей организации социальной жизни у того или иного народа на определенном отрезке его истории. Специфика общества, в частности российского, не всегда может точно и корректно соответствовать этой выработанной на основе западноевропейского исторического опыта классификации. На наш взгляд, самая ответственная и важная задача нашей социологической науки — разработка на основе опыта мировой социологии более гибкой, точной системы признаков социальных действий, которая давала бы более точное понимание организации социальной жизни в России. Но есть ли у нас свои веберы, парсонсы?..
Мы закончили анализ исходных элементов социальной жизни... Реальную социальную жизнь можно сравнить со своеобразным живым ковром, в котором сплетаются узоры и фрагменты, состоящие, в свою очередь, из элементарных узоров, в основе которых — нити. Мы попытались изучить первооснову «ковра», понять, что, как и в какой степени может оказать воздействие на него.
Особое внимание мы уделили социальному действию, своеобразному элементарному «узлу» этого ковра, в котором, образно говоря, сплелись нити, начала социальной жизни. Теперь становится ясным и путь дальнейшего анализа:
: См.: АиФ, 1997, № 24.
163
а) взаимодействие как сцепление социальных действий; систе
мы социальных действий (социальные системы).
Мы постараемся изучить выработанные и отобранные обществен- ■ но-исторической практикой функционально целесообразные принципы, тенденции интеграции людей в простые и сложные социальные формы;
б) культура — с одной стороны, как система «изобретений»,
способствующих удовлетворению потребностей людей, с другой
стороны, как символическое средство интеграции, объединения J
людей на основе разделяемых стандартов поведения;
в) личность как единственное реальное действующее лицо со
циальных процессов, вдыхающее жизнь в социальные структуры.
Раздел III.
СОЦИАЛЬНЫЕ
I
I
действий обоих партнеров по отношению друг к другу, возобновля-смость (и не только действий, но и их координации), устойчивый интерес к ответным действиям своего партнера отличают социальное взаимодействие от единичного социального контакта, делают его главным предметом социологического анализа.
Яркий пример взаимодействия —учебный процесс. Преподаватель, готовясь к лекции, отбирает материал с учетом интересов студентов. Он мысленно прогнозирует их реакцию, анализирует, позволит ли предложенный материал глубже освоить изучаемую науку и т.д. В ходе лекции студенты воспринимают материал в зависимости от того, насколько они считают данную науку важной для своей подготовки, насколько материал логичен, убедителен, доходчив; одни увлеченно работают, другие записывают объяснения преподавателя лишь в силу того, что это необходимо делать, а третьи не испытывают никакого интереса и не считают нужным это скрывать... Готовясь к новой встрече со студентами, преподаватель корректирует свою программу действий с учетом результатов предыдущего занятия (углубляет одни разделы, облегчает другие, уясняет, какой стиль взаимоотношений целесообразно избрать, и т.д.).
В приведенном примере присутствует основной элемент социального взаимодействия — глубокая и тесная координация системы действий партнеров.
Как и всякая связь, взаимодействие может быть прямым (как в приведенном примере) и опосредованным.
Ректор вуза взаимодействует со студентами чаще всего опосредованно, вырабатывая стратегию развития вуза, совершенствуя учебную деятельность, подбирая ведущие кадры вуза и т.д., — все это сказывается на качестве подготовки студентов, конкурентоспособности выпускников вуза, престиже института.
В целях удовлетворения своих решающих потребностей человек входит в глубокое, возобновляемое взаимодействие с другими людьми, обществом в целом. И труд, и образование, и здравоохранение, и многое другое, без чего мы не можем жить, базируются на скоординированных, взаимообязывающих, надежных и устойчивых связях — взаимодействиях. Происходит глубокое, образно говоря, социальное взаимопроникновение, которым индивид в своих же интересах не может пренебречь, от которого он, по сути, не может уклониться. Пытаясь найти поддержку у других, желая, чтобы эта поддержка была устойчивой, надежной, человек берет на
себя немалые обязательства.
* * *
Социальное взаимодействие (интеракция) как регулярный, устойчивый взаимообмен Акторов социальными действиями — главный, приоритетный предмет социологического анализа.
Социологи не ограничиваются констатацией важности изучения взаимодействий, стремясь обнаружить первичный, скрытый от
169
глаз механизм социальных взаимодействий, докопаться до осязаемых его «винтиков» и «сцеплений».
Первую такую попытку сделал Э. Дюркгейм в ходе анализа со-циального разделения труда, которое возникает как средство преодоления конкуренции, средство избежания конфликта между производителями одинаковой продукции, услуг и т.д. М. Вебер с уди- { вительной точностью, социологической однозначностью описал суть многих социальных феноменов, и прежде всего механизма осуществления власти. Учитывая традиции классиков социологии, следуя одному из основополагающих требований социологии — использовать не общие размытые рассуждения, а конкретный анализ реально обнаруживаемых социальных явлений, мы постараемся вскрыть
механизмы социальных взаимодействий. 1
* * * .1
Актор и его партнер, вступая в социальную связь, стремятся 1 удовлетворить свои потребности. Следовательно, социальная связь предполагает взаимные ожидания каких-то услуг, ресурсов, которые каждому из партнеров необходимы. Иными словами, социальную связь можно представить себе как обмен материальными, моральными, эмоциональными и т.п. услугами, ресурсами.
Не случайно ученые, стремившиеся установить элементарные, осязаемые основы социальных взаимоотношений, проанализировать их на «молекулярном» уровне, основывали свои исследования на обменном подходе.
В той или иной форме это характеризовало некоторые идеи Г. Зиммеля и Т. Парсонса. Центром своего понимания социальной жизни сделали социальный обмен Д. Хоманс, П. Блау и их последователи.
Использование этого подхода способствует достаточно убедительной, ясной трактовке не только самых элементарных взаимо- ; связей между Акторами, но и складывающихся на их основе, но к ним не сводимых сложных социальных взаимоотношений. Хотя у : некоторых авторов использование обмена в качестве основы своих исследований сводится нередко к банальностям.
Некоторую антитезу теории социального обмена в трактовке природы взаимодействий представляли идеи Д. Мида и других представителей символического интеракционизма. Они делали акцент на том, что любое устойчивое взаимодействие возможно лишь на основе взаимного признания партнерами единых критериев, ценностей, норм, символов. Данное очень существенное уточнение, бесспорно, углубляет понимание механизмов взаимодействия.
Анализируя механизмы социальных взаимодействий, мы будем опираться на многие идеи, выработанные как в теории социально-
го обмена, символическом интеракционизме, так и в работах Э. Дюркгейма, М. Вебера и др.
Мы остановимся на основных разновидностях взаимодействий, проанализируем ведущие принципы регуляции любых социальных интеракций, которые составляют основу всей системы социальных взаимодействий, проанализируем средства обмена, их иерархию, логику применения. И наконец, мы попытаемся проанализировать основные конфигурации взаимодействий (конфликт, сотрудничество, власть и др.).
§ 2. Разновидности социальных взаимодействий
Представляя социальную жизнь как социальный обмен, следует сделать ряд существенных уточнений.
Принципы, которые мы собираемся анализировать, регулируют обмен в процессе самовозобновляемых, регулярных социальных связей — взаимодействий. В ходе социального контакта эти принципы могут и не действовать: Актор может мало заботиться о том, будет ли его поведение вызывать желание у его партнера возобновлять связь, не нанесет ли подобный обмен ущерб ему самому, может проявлять или излишнее великодушие, или излишнюю скупость и т.д. При наличии одноразовых, несистематических контактов люди иногда ведут себя совершенно иначе, чем при наличии устойчивых взаимоотношений, имеющих к тому же определяющий характер.
Все отношения обмена предполагают получение вознаграждения в обмен на плату — издержки. Необходимость компенсировать получение благ, чтобы по-прежнему получать их, и является «пусковым механизмом» социального взаимодействия (или, по выражению П. Блау, «социального притяжения»). Именно то, что взаимно вознаграждается, имеет тенденцию к регулярности, самовозобнов-ляемости. На этой основе возникают взаимные ожидания того, что эффект нового акта взаимодействия будет таким же. Любой регулярный социальный обмен тем самым стремится к гарантиям взаимности. Но в одном случае эти гарантии могут быть оговорены заранее, а в другом строятся на доверии.
Соответственно, социальные взаимодействия как обмен могут иметь несколько разновидностей.
Обмен на основе определенных договоренностей, которые могут быть оформлены в виде договора, контракта, устава, закона, скреплены печатью, а могут и не иметь формализованного характера (устная договоренность), предполагает, что обязательства сторон,
171
объем услуг, сроки оказания ожидаемой услуги, форма возврата ; и т.д. строго оговорены.
При наиболее распространенном диффузном (нежестком) обме- < яе точная плата за услугу, форма и сроки оплаты могут не оговари- ■* ваться. Человек предоставляет услугу, приходит на выручку по собственной инициативе. Главным при этом является как ожидание взаимности (в перспективе), так и доверие Актора к получателю услуги, который сам принимает решение, как, когда и в какой форме расплатиться, вознаградить за услугу. Он имеет свободу выбора, но во многом иллюзорную — ведь если расплата оказывается явно ниже приемлемой или вообще не наступает, партнер лишается доверия и обмен с ним прекращается. Восстановить доверие намного труднее, чем возобновить оговоренные формы взаимодействия. Как отметил П. Блау, типы обмена, предполагающие добровольное и инициативное предоставление выгод и услуг другому, вовлекают «факторы, создающие диффузные» (жестко не обозначенные ни по срокам, ни по форме услуги) будущие обязательства, не специфицированные четко, при которых природа возврата не может оговариваться, и по большей части оставлена на усмотрение того, кто его осуществляет»*.
Социальная жизнь представляет собой постоянное переплетение, взаимодополнение договорных и диффузных форм социального обмена.
Договорные формы наиболее отчетливо проявляются в экономической сфере; социальный обмен здесь приобретает форму сделки, в которой строго оговорены объем услуг, сроки их возмещения, стоимость и т.д. Ценник на сыре — это не что иное, как открыто заявленная цена услуги, при соблюдении которой владелец готов произвести с вами обмен; договорная форма пронизывает социальный обмен в организации между руководителем и подчиненными (контракт) и т.д. Широко развиты договорные формы взаимодействия в политической жизни (договоры между (Государствами, партиями, договор о коалиционном правительстве, договоры между политическими деятелями о координации деятельности и др.).
По существу и взаимодействия между государством и гражданами также носят договорный характер (в качестве договора может рассматриваться конституция).
Диффузность (нежесткость) в чистом виде проявляется в обменах, имеющих прежде всего, если так можно выразиться, морально-этическое содержание: дружба, соседство, взаимоотношения родителей и детей, партнерство. Мы не согласны с авторами, ут-
* См.: Култыгин В.П Концепция социального обмена в современной социологии// СОЦИС. — 1997. — № 5, с. 95.
— 172
верждающими, что социальный обмен — это только диффузный обмен. В этом случае из социального обмена выпадают экономический обмен, обмен в политической сфере жизни общества, взаимодействия в организации. Однако именно диффузный обмен является наиболее массовым. Как экономическая сделка, так и политический договор, контракт сотканы из общесоциальной ткани, в которой стороны добровольно предоставляют услугу на основе ожиданий взаимности и доверия к партнеру.
Вы покупаете в магазине сыр и надеетесь, что вас не обманут, т.е. качество сыра будет соответствовать указанной цене. А если вас обманут? Вряд ли вы станете обращаться в суд — скорее всего, вы перестанете доверять этому магазину, этому производителю. Вы слушаете предвыборные речи кандидата в депутаты или в президенты, который клянется, что выполнит свои обещания, а в противном случае «готов лечь на рельсы»... Доверяя ему, ожидая выполнения обещаний, вы добровольно голосуете за него. И лишь через определенное время, убедившись в тщетности своих ожиданий, вы откажете ему в доверии.
Сколь бы ни были жесткими договорные формы социального обмена, они базируются на таких нежестких материях, как ожидание, доверие и т.п. Можно сказать, что система социальных взаимодействий пронизана доверием, ожиданием взаимности. По каждому поводу не станешь обращаться в суд, надеяться на карательные органы. Основная масса обменов между людьми в обществе осуществляется в кредит, на основе риска, ожидания взаимности, на основе доверия.
Диффузный социальный обмен, предполагающий добровольность, доверие к партнеру, является фундаментальной основой повседневной жизни. Одаривать других и не ждать тотчас ответного вознаграждения, оставив его на совести получателя услуги, доверившись его такту, обязательности, — именно это составляет основу социальных взаимодействий.
Вот почему роль таких факторов, как честность, верность дан-I ному слову, является главным гарантом эффективности всей сис-: темы социальных взаимоотношений, взаимодействий. Если в обществе нет «климата ответственности», любые договоры, угроза санкций будут бесполезными.
«Диффузность — жесткость» — это лишь один из векторов огромного многообразия взаимодействий. Другой вектор — «прямые-косвенные интеракции».
Чтобы точнее понять, как организуется социальная жизнь, как она регулируется, нельзя ограничиваться изучением лишь прямых (простых) интеракций между индивидами (хотя они и наиболее наглядны). Взаимодействия (и, соответственно, обмен вознаграждениями) могут быть как простыми, непосредственно-двусторон-
ними, так и сложными, опосредованно-косвенными, когда взаимодействия осуществляются через три-четыре лица и т.п.
Так, между учителем и учеником (его семьей) может осуществляться простой, прямой обмен (плата за репетиторство и т.п.) или сложный, опосредованно-косвенный обмен (учитель преподает в государственной школе, но государство выплачивает ему зарплату из суммы налогов, в которую входят и налоги, выплаченные родителями учеников).
В современном обществе доля косвенных интеракций очень большая, если не доминирующая. Актор, как правило, вознаграждает одних, а расплачиваются другие.
В этом случае речь идет скорее о взаимодействии индивида с социальной группой, социальными организациями, обществом.
Другой вектор: обмен осуществляется на уровне как индивидов, так и социальных групп, общностей.
Преподаватели вузов как социально-профессиональная группа могут высказать неудовлетворенность той платой, которую общество в лице государства предоставляет им за их высококвалифицированный труд. Демонстрации, митинги, забастовки есть не что иное, как проявление неудовлетворенности данных социально-профессиональных групп вознаграждением, получаемым ими за свой труд.
Принципы регуляции взаимодействий, которые мы будем рассматривать, на наш взгляд, носят всеобщий характер. Они реализуются как в индивидуальном, так и в групповом обмене, касаются как прямых, так и косвенных интеракций, проявляются как в жестких, так и в диффузных социальных взаимодействиях.
§ 3. Принципы регуляции социальных взаимодействий
/. Принцип личностной целесообразности (так называемый принцип «минимакса»): Актор (индивидуальный или групповой) в ходе взаимодействия стремится максимизировать вознаграждение и минимизировать затраты, издержки. Максимизация вознаграждения может ожидаться как тотчас, так и в будущем. При этом важно учитывать два обстоятельства. Первое: вознаграждение (и затраты) могут быть и материальными, и моральными (одобрение, поощрения, поддержка, уважение и т.п.), и интеллектуальными (знания, квалификация) и т.д. Второе: человек измеряет пользу или вред от обмена, используя определенные социокультурные критерии — ценности, которые становятся мерилом. То, что в одном обществе может считаться выгодным, в другой системе ценностей теряет значение выгоды...
Далее. Предположим, взаимодействия с каким-то человеком в основном вызывают у вас беспокойство, раздражение, неудовлетво-
174
ренность, т.е. наносят вам ущерб. Вполне естественно, что вы пытаетесь прекратить взаимодействие с ним. Однако вполне возможно, что этот человек—ваш руководитель, который, несмотря на ущерб, приносимый вам, обеспечивает вас выгодными заказами, работой. Другой вариант: несмотря на неудовлетворенность взаимодействиями с руководителем, вы не рискуете увольняться, поскольку не уверены, что в силу возраста или квалификации сможете найти другое место работы. Или вас удерживает тот факт, что вы работаете в престижном учреждении, что придает вам дополнительные преимущества, вызывает уважение со стороны окружающих и т.д.
Как видите, человеку приходится «взвешивать» совокупное вознаграждение и затраты. Взаимодействие продолжается, пока совокупное вознаграждение перевешивает затраты, т.е. цена (если можно использовать этот экономический термин), которую платят этому человеку в этой системе взаимодействия, достаточно высока и устраивает его.
Далее. Надо помнить, что люди в зависимости от их способностей, возможностей могут соглашаться на разную цену. Кроме того, в разных системах взаимодействия эта цена различна: если на периферии кандидат наук — это значимая фигура, то в ведущих московских вузах и научно-исследовательских институтах его статус гораздо ниже.
Следовательно, согласно первому принципу регуляции социальных взаимодействий социальная связь приобретает устойчивый, возобновляемый характер, т.е. приобретает качество взаимодействия, лишь в том случае, если соответствуетушчнооинои (слово «личность» здесь употребляется условно — это может быть индивидуальный или групповой субъект) целесообразности, т.е. затраты не превышают вознаграждения. Из принципа личностной целесообразности следуют еще два побочных вывода:
• чем большую выгоду ожидает Деятель от взаимодействия с
другим субъектом (другими субъектами), тем более вероят
но, что он предпочтет взаимодействие именно с этим субъек
том (этими субъектами);
• люди склонны выбирать те линии взаимодействий, которые
предвещают им наибольшую выгоду в данной ситуации,
данной сети взаимодействий.
Принцип целесообразности в более сложной форме пробивает себе путь и в опосредованных связях, например «личность — общество», «личность — государство».
Социальная среда, конкретная сеть социальных связей и зависимостей может быть признана Деятелем разумной, целесообразной в том случае, если издержки, которые он несет за такие эффекты социального, как «порядок», «сложение и координация сил и умений», «разделение труда и функций», дают достаточное вознаграждение, возможности для удовлетворения собственных жиз-
175
ненных целей. На уровне социума люди постоянно находятся в поиске этой меры, идет переустройство этих связей на основе изменения механизма регуляции.
Общество может быть организовано таким образом, чтобы обеспечить оборону от внешнего врага, что требует серьезных жертв от каждого (удлинение рабочего дня, снижение уровня материального благосостояния и т.д.). Ожидаемое вознаграждение, несомненно, превышает затраты. Но в мирное время (когда отпала вражеская угроза) затраты явно превышают положительный эффект. Люди начинают испытывать желание изменить этот порядок социальных взаимоотношений (именно поэтому тоталитарный режим так упорно пугал население военной угрозой).
Или рассмотрим взаимоотношения гражданина с государством: если государство не способно защитить его от насилия, дезорганизации экономической жизни, если в своем государстве человек стал беженцем, признание им государства, уважение к нему резко снижается.
//. Принцип взаимной эффективности интеракций. Деятель оценивает разумность, эффективность взаимодействий, как прямых, так и опосредованных с точки зрения личностной целесообразности. Но ведь и его партнер по связям также пытается определить, насколько вознаграждение превышает его затраты. Вполне возможно, что оценка эффективности социальной связи будет различной: то, что для одного «дешево», для другого может быть «дорого».
Предположим, вы являетесь участником карточной игры. После нескольких крупных выигрышей вы собираетесь выйти из нее — ведь вряд ли такие подарки судьбы будут бесконечными. Но компаньоны по игре возражают: они в проигрыше, вы забрали значительную часть их средств и, выйдя из игры, не оставите им шансов хотя бы на возврат средств. Следовательно, у вас одни критерии, у них — другие. Возникает необходимость поиска компромиссного варианта, который устроил бы всех.
Другой пример. Предположим, вы талантливый актер, вам дают лучшие роли, вы постоянно заняты в спектаклях. Вас это вполне устраивает: вы развиваете свой талант, ваша известность растет. Вознаграждение велико, и вы считаете это справедливым. А как считают менее талантливые члены труппы? Какие у них в этом случае пропорции затрат и вознаграждения? Годы уходят, а им приходится по-прежнему исполнять второстепенные роли, которые не дают им возможности проявить свои способности, и т.д. Зреет недовольство, конфликт. Необходимо найти компромисс, дать возможность и другим актерам, пусть и не столь блистательным, получать первые роли,
«Поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы они поступали по отношению к тебе» — великая, простая истина, ставшая нравственным правилом человеческого общежития.
Г. Зиммель считал конституирующим следующий принцип общения: «Каждый должен иметь столько возможностей удовлетво-
176
рять свое влечение к общению, насколько это совместимо с точно такой же степенью удовлетворения этого влечения всеми другими... Каждый должен дать другим такой же максимум ценностей... который совместим с максимумом этих ценностей, полученных им самим...»*
Какие выводы мы можем сделать?
Связь должна быть взаимно эффективной и для Деятеля, и для его партнеров. Это залог ее устойчивости, регулярности, признак социального равновесия, достигнутого в системе социальных связей. Если интересы одной из сторон ущемляются, она будет стремиться пересмотреть эти связи, по-новому их отрегулировать.
Начиная анализ социального действия, мы подчеркивали, что импульс желаний, исходящий от самой личности (группы, нации и т.д.), преломляется через барьеры, ограничения, которые диктует ситуация. Требования взаимной эффективности, взаимной целесообразности социальных взаимодействий партнеров могут существенно ограничить «аппетит» Актора. Если он заинтересован в возобновлении взаимодействия с конкретным партнером, он вынужден считаться с его интересами. Конечно, если претензии партнера не устраивают Актора, он будет искать другого партнера. Но если партнер обладает уникальными способностями, свойствами, имеет доступ к уникальной информации и т.д., Актор вынужден будет существенно ограничить свои запросы, чтобы любыми способами заполучить этого партнера.
Принцип взаимной эффективности порождает два важных вывода:
• социальное взаимодействие всегда предусматривает некий
компромисс, т.е. каждый партнер вынужден считаться с
интересами напарника и при необходимости ограничивать
свои притязания;
• партнеры чаще всего обладают различными по ценности
способностями, ресурсами, и, соответственно, претендуют
на различное вознаграждение со стороны своего напарника.
В этом случае взаимодействие как регулярная, возобновляе
мая связь осуществляется в том случае, если оба партнера
согласны, чтобы вознаграждение было несимметричным: один,
обладающий большими способностями, получает больше
материальных вознаграждений, прав, привилегий, чем дру
гой. Но и менее способный тоже должен получать вознаг
раждение, которое хотя бы немного превышало его затраты
в этом социальном обмене.
Зиммель Г. Избранное. Т. 2. — М., 1996, с. 492—493.
177
Иначе говоря, эквивалентность обмена между партнерами, предоставляющими неравные по ценности и сложности услуги, восстанавливается посредством неэквивалентности вознаграждений.
///. Принцип взаимного признания критериев обмена обоснованными (легитимными) — принцип единого критерия. Для того чтобы взаимодействие состоялось, участники социальных связей (системы) должны руководствоваться едиными критериями оценки вознаграждения. Состоится ли ваша покупка (обмен), если за не очень качественный, по вашему мнению, продукт продавец на рынке потребует от вас высокую (на ваш взгляд) цену?
Если два завода не договорятся о приемлемой для обеих сторон цене, взаимодействие не будет налажено. Если преподаватель будет руководствоваться одними посылками (например, студенты должны выполнять требования преподавателя готовиться ко всем занятиям независимо от того, насколько преподаватель сумел увлечь студентов своим предметом), а студенты — другими (например, необходимо изучать лишь то, что наверняка пригодится в будущем, и то, что интересно), то между ними не будет достигнуто взаимодействия, что приведет к конфликту.
Применяя единый критерий (взаимно признаваемый обоснованным, разумным), единые «правила игры», ценности, шкалу их приоритетов, партнеры, доверяя друг другу, спокойно и уверенно возобновляют свои связи, придают им устойчивый, регулярный характер. Наличие единых взаимно признаваемых обоснованными, легитимными правил игры, норм, ценностей является условием согласия, стабильности взаимодействия двух партнеров. Кроме того, находясь в непосредственном контакте, используя метод дискуссий, проб и ошибок, партнеры могут и сами выработать единые критерии (вспомните пример с карточной игрой). Когда же речь идет о групповых взаимодействиях, опосредованных социальных взаимодействиях, системах, комплексах взаимодействий Актора с обезличенными социальными образованиями, системами (государство, народ, коллектив и т.д.), наличие единых критериев становится основой налаживания социальных обменов, согласия во всей системе социальных взаимодействий, обществе. Эти единые разделяемые критерии становятся своеобразными символически-культурными скрепами (особое значение данного принципа обосновано символическими интеракционистами), которые соединяют людей. Отсутствие же единых критериев порождает отсутствие согласия, стабильности.
Согласованность, сопряженность, единство регуляторов социальных связей — это важнейшее условие развития как отдельных линий взаимодействия, так и функционирования всего общества в целом. Одна из самых сложных и драматичных проблем социальной жизни — это выработка единства в понимании «правил игры», всеобщая легитимация тех или иных идей, ценностей.
178
Отсутствие в обществе, социальной группе, организации объединяющих (разделяемых) жизненных ценностей, идеалов, норм имеет опасные последствия. В подобной ситуации невозможна устойчивая система возобновляемых взаимодействий. Конечно, достичь полной гармонии в понимании ценностей вряд ли когда-нибудь удастся. Но чем шире область сопряжения, единства ценностей, тем прочнее и мобильнее общество.
IV. Принцип социальной дифференциации. Мы уже подчеркивали, что взаимодействующие партнеры обладают разными способностями, и, соответственно, обмен между ними носит несимметричный характер.
Люди, обладающие большими ресурсами, признаваемыми в данной системе взаимодействий дефицитными (знаниями, имуществом, силой, способностями, связями и т.п.), вызывают желание взаимодействовать с ними у большого числа партнеров, для которых эти ресурсы представляются важными. Взамен люди, обладающие «дефицитом», могут потребовать определенных преимуществ — как материальных, так и моральных (уважение, признание, привилегии и т.д.).
Здесь важны два побочных момента:
• заинтересованность многих в установлении регулярных свя
зей с людьми, способными предоставить значительное число
ресурсов, особенно ценных в данном обществе. Подобные
люди становятся центром целой сети взаимодействий и
способны не только оказывать влияние на многих, но и
сохранять эту сеть как целое, как систему — это является
своеобразным прообразом таких централизованных сис
тем взаимодействий, как государство, организация, се
мья и т.д.;
• готовность этих многих людей признать за лицами, облада
ющими «дефицитом», особые привилегии, права, что яв
ляется элементарным проявлением социального преимуще
ства, неравенства.
Связь особого социального положения с обладанием особо ценными ресурсами подтверждена эмпирически. Причем подобное положение характерно даже для общинного уклада социальной жизни. Исследование общественной жизни папуасов Кивай (Новая Гвинея), проведенное Г. Ландтманом, подтвердило, что зачатки социальной дифференциации в зависимости от способности предоставлять важные услуги наблюдаются уже в примитивном обществе. Он обнаружил, что, несмотря на видимость всеобщего равенства (все мужчины выполняли одинаковую работу, никто не имел ни слуг, ни рабов, ни у кого не было собственного дома), некоторые папуасы имели возможность принимать большее количество гостей, чем другие, поэтому занимали несколько более высокое положение и
179
пользовались уважением. Воины, гарпунеры и колдуны также имели более высокий статус. В то же время слепые, больные и другие неполноценные люди имели более низкий статус и вынуждены были в определенной степени поддерживать мнения других по общим вопросам.
В исследовании «Общество на углу улицы» У. Уайта лидер шайки Док обладал такими ресурсами, как сила, сообразительность, верность данному слову. Это поставило его в положение лидера, снискало уважение: большое число участников шайки ощущали потребность в его услугах.
Кстати, что такое лидер? Часто при определении этого понятия внимание акцентируют на особенностях темперамента, стиля поведения. Не отрицая значения этих факторов, следует определять это понятие в базисном, социологическом ракурсе — это обладание способностями стратегического мышления, квалификацией, способностями генератора идей, организатора, наличие связей и т.д. Эти дефицитные ресурсы и ставят человека в положение, при котором многие участники группы начинают зависеть от него, уважать его, подчиняться ему, предоставлять определенные привилегии (право выступать от имени группы, принимать решения, обязывающие других к определенному поведению, и т.д.). Причем понятие об особо ценных, дефицитных ресурсах в научных учреждениях и, предположим, в промышленных фирмах различно. Иными словами, в разных обществах, культурах, ситуациях ценным ресурсом будут считаться различные способности, свойства и т.д. В одном случае это обусловлено спецификой деятельности (в научном коллективе, конечно, генерирование новых крупных исследовательских идей будет признано особо ценным ресурсом), в другом случае — традицией, культурными нормами.
Приведем любопытный пример Д. Фрезер предложил следующее объяснение феномена кроскузенного брака (запрет прямого брака и разрешение перекрестного брака) у австралийских аборигенов: не имея возможности предоставить равноценный по значимости эквивалент за женщину-работницу, хранительницу очага (женщина была главным богатством, самым ценным ресурсом), туземец был обязан отдать в качестве компенсации свою сестру или дочь В результате у аборигенов тот из мужчин, у кого было много сестер, жен, считался богачом, к нему относились с уважением, предоставляли привилегии, полномочия при решении общих дел, его мнение было особенно важным. Тот, кто не имел сестер, считался бедняком и был обречен остаться холостяком.
Как видим, доступ к признаваемым в данном обществе особо ценным (как материальным, так и нематериальным) ресурсам, обладание ими становится фактором, существенно воздействующим
* См : Смелзер Н Социология — М , 1994, с. 275 180
I
на организацию социальных взаимодействий между социальными субъектами, одним из важных системообразующих элементов социальной реальности. Один из участников обмена получает преимущества перед другим: или большее материальное вознаграждение, или большая престижность, или большая степень уважения, а в особых случаях — прямое подчинение партнера его распоряжениям.
Обладание особо ценными ресурсами может быть достигнуто благодаря собственным усилиям (квалификация, профессионализм, моральные качества) или получено по наследству (богатство, родственные связи с высшими кругами общества). Соответственно, те или иные привилегии могут быть получены в ходе, например, завоевания должности (человек, назначенный руководителем предприятия начальником отдела, получает право распоряжаться подчиненными) или аскриптивно (престолонаследие, права отца или матери по отношению к детям).
Организация социальной жизни существенно зависит от того, доступ к какого вида привилегиям, правам в данном обществе дается от рождения (аскриптивно) или достигается.
В первом случае для обретения привилегий, особых прав человек (царь, король, владелец унаследованной личной фирмы и др.) не обязательно должен обладать необходимыми ресурсами, квалификацией, талантом, что так или иначе сказывается на качестве осуществления привилегий и полномочий.
В заключение сделаем одну существенную оговорку. Во всех изложенных сюжетах процесс получения привилегий людьми, обладавшими особо ценными ресурсами, рождался как бы «на наших глазах». Это сделано с целью возможно глубже понять суть подобных процессов. Между тем в более или менее развитом обществе значимая часть привилегий, прав, престижа уже закреплена за определенными профессиями, должностями, общественными позициями (ученый, президент, староста группы, начальник отдела, заведующий кафедрой и др.), что является следствием закрепления, укоренения определенных взаимодействий, правил игры, норм, в соответствии с которыми происходит взаимообмен услугами в развитом обществе. Но и в развитых обществах привилегии могут рождаться «на наших глазах». Яркое доказательство этого — образование неформальной группы, точнее, завоевание в ней места лидера человеком, проявившим наиболее ценные для задач, решаемых данной группой, способности, умения, связи и т.д.
V. Принцип равновесия в системе социальных взаимодействий. Этот принцип как бы результирует все рассмотренные нами принципы: принцип личностной целесообразности, принцип взаимной эффективности интеракций, принцип единого критерия и принцип социальной дифференциации в зависимости от обладания дефицит-
181
ным ресурсом. Именно взаимоувязанность, совокупность этих принципов дает нам представление о равновесной стабильной системе социальных взаимодействий как непосредственных, так (что еще важнее) опосредованных, как межличностных, так и групповых.
Обеспечение равновесия в системе социальных взаимодействий — важнейший принцип организации не только (и не столько) межличностных интеракций, а всей системы социальных взаимозависимостей и отношений.
К равновесию стремится социум во взаимоотношениях с природой. Различные отрасли промышленности, как показал К. Маркс, строят свои отношения по принципу равновесия.
По своей сути равновесие — это признак отрегулированности отношений между субъектами взаимодействий в соответствии с критериями, ценностями, нормами, принятыми в данной системе социальных взаимодействий.
А что такое по своей сути затраты и вознаграждение?
Если затраты и вознаграждение наполнить реальным содержанием, т.е. определить, какие действия, услуги, ресурсы требуются от Деятеля в качестве затрат и какие услуги, права, привилегии и в каком объеме будут получены в качестве вознаграждения, то затраты предстанут как функциональные обязанности Деятеля, а вознаграждение — как его функциональные права.
Иначе говоря, права и обязанности Деятеля (в дальнейшем будет показано, что права, привилегии, обязанности определяют социальную позицию Деятеля в системе социальных взаимодействий — его социальный статус) есть не что иное, как конкретное воплощение того, какие услуги, ресурсы Деятель должен предоставить системе социальных взаимодействий и на какое вознаграждение он твердо может рассчитывать.
Социальные позиции в системе социальных взаимодействий фиксируют в себе не просто права и обязанности Деятеля, выполняющего те или иные функции, но и уравновешенность этих прав и обязанностей в соответствии с едиными критериями, приоритетами, принятыми в данной системе взаимодействий. Работа чиновников (работников государственного аппарата) требует особой подготовки, степень ее ответственности очень высока, поэтому то, что их зарплата превышает зарплату, предположим, учителя школы, вполне обоснованно. Мы называем это явление равновесием статусов.
Но следует иметь в виду несколько существенных моментов.
Первый. Равновесие устанавливается между людьми, предлагающими к обмену различные по дефицитности ценности, ресурсы и, соответственно, осуществляющими различные виды социально разделенного, социально (в том числе профессионально) дифференцированного труда.
182
Не следует путать равновесие и равенство. Равновесие в обмене, как мы отметили (см. принцип взаимной эффективности), между неравными партнерами устанавливается посредством неэквивалентности их вознаграждений. Равновесие есть уравнивание неравного; допустим, 1 кг золота и 1 кг хлопка по объему несопоставимы, а по весу нам удастся их уравнять.
Итак, равновесие предполагает, что в рамках применения единого критерия (вес или объем) каждому Деятелю воздают эквивалентно тому, что он предоставил системе социального взаимодействия, следовательно, равновесие в каждой системе социальных взаимодействий, общества устанавливается в зависимости от принятого в этой системе, этом обществе критерия — это второй существенный момент.
Не стоит думать, что тоталитаризм не имел своего равновесия: низкий жизненный уровень трудящихся уравновешивался гарантией работы, более или менее сносного существования. Свое равновесие имело и крепостничество: большинство крестьян сами предпочитали зависеть от сильных феодалов, чтобы получить защиту от набегов, произвола. Свобода обходилась гораздо дороже, чем польза от нее. Но прошло время, плата за «крепость» в условиях развитого государства, способного обеспечить всех защитой, становилась все более несоизмеримой вознаграждению. Требовалось установить новый единый критерий.
Отсюда следует, что равновесие — это явление исторически изменчивое. Конфликты, требования одной из сторон взаимодействия или пересмотреть соотношения затрат и вознаграждения, или применить другой критерий к оценке услуг, их дефицитности и т.д. порождают изменения равновесия.
Иллюстрацией нарушения равновесия статусов является случай, проанализированный Дж. Хомансом*. Бухгалтеры отдела были недовольны тем, что оплата их труда, несмотря на большую сложность и интеллектуальную загруженность, не превышала оплату труда учетчиц оплаченных счетов, чей труд не требует специальных знаний, а предполагает лишь физическую подвижность. Данная обида была усугублена еще тем обстоятельством, что бухгалтеров нередко перекидывали на другой фронт работы, ограничивали возможности их карьерного роста и т.д. Бухгалтеры жаловались руководству, представителям профсоюзов, но изменений не произошло, так как, по мнению бухгалтеров, «начальство не защищает нас».
В достаточно простом эмпирическом исследовании Дж. Хоманса нашли воплощение и обоснование важнейшие теоретические идеи — в частности, значимость установления разделяемых критериев для определения того, кто чего стоит, положение о комплексном харак-
См : Хоманс Д. Статус конторских служащих// СОЦИС — 1993. — № 2.
183
тере, взаимодополняемости средств обмена в ходе взаимодействия (об этом речь пойдет в следующей главе) и многое другое.
Равновесие существенно зависит от традиционной для данного общества культуры, иерархии ценностей, связанной с ней иерархии в том числе видов профессиональной деятельности. Известно, что в странах, в которых приоритетны либеральные ценности, профессии, непосредственно обеспечивающие развитие, образование человека, защиту его прав, охрану его здоровья, ценятся очень высоко, у представителей этих профессий высокий престиж, одно из самых высоких вознаграждений за услуги. В странах же, в которых исторически приоритет отдан не личности, а государству, власти, вооруженным силам и в которых финансирование образования, здравоохранения в течение многих десятилетий ведется по остаточному принципу, иные приоритеты, критерии — и, следовательно, иное равновесие.
Мы Завершили анализ основных принципов социального взаимодействия как обмена. Конечно, данный перечень принципов не является исчерпывающим, но эти принципы становятся организующим началом социальной жизни, определяют основные рамки, «ритмы» ее функционирования. Именно в них заложены основы социальной жизни — социальное неравенство и иерархия, роль ценностей как критериев обмена, легитимация как признание взаимодействия обоснованным, законным, разумным, социальное равновесие как уравнивание неравного и т.д.
§ 4. Социальная регуляция поведения личности в обществе
Рассматривая проблемы социальной регуляции, нельзя не видеть и тех существенных различий, которые обнаруживаются при сопоставлении механизмов социальной регуляции на микро- и макроуровне, прямой и опосредованных форм социальных взаимодействий.
Мы подчеркивали, что наличие единого критерия, совпадение ценностей представляет собой основу любых социальных связей и взаимодействия. Но определение единого критерия на микроуровне происходит по элементарному сценарию. Каждый оценивает эффективность социальной связи в соответствии со своими нуждами, потребностями, соотносит затраты и вознаграждение со своими личными возможностями.
Известно, что туземцы с радостью меняли меха на побрякушки, предлагаемые европейцами. Европейцы недоумевали, считая, что вознаграждение несоизмеримо с затратами. Но, вероятно, такого же мнения придерживались и туземцы: мехов у них было немало,
184
добыть их не так уж трудно, а вот зеркало или стеклянные бусы приобрести негде.
Но как регулировать опосредованные связи, процессы на макроуровне? В соответствии с каким критерием будут строить отношения друг с другом два завода, находящиеся на разных концах страны, президент страны и работница молочно-товарной фермы уральского села? Как любого человека, невзирая на его индивидуальные особенности, склонности, надежно включить в систему общественных связей таким образом, чтобы его поведение для незнакомых с ним было предсказуемо, понятно; как включиться каждому в систему опосредованных общественных связей, где трудно, да и невозможно договариваться каждый раз о новых критериях, новых нормах взаимосвязей?
Это возможно лишь на основе выработки единых критериев, стандартов поведения, которые как своеобразные посредники делают возможным взаимодействие между людьми независимо от их статуса, характера сотрудничества (случайное или регулярное), характера связей (прямых или опосредованных).
Идет ли речь о взаимодействии индивидов, или заводов, фирм, государственных учреждений или общественных организаций, идет ли речь о жителях отдаленного края, о поведении в экономической сфере или в политике, в кругу близких или на совещании, — во всем и везде нужен своеобразный язык, который был бы понятен всем участникам данной системы социальных связей. Т. Парсонс назвал символическими посредниками подобные критерии, которые понятны всем и которыми готовы пользоваться все. К их числу он отнес прежде всего систему ценностей, деньги, власть (закон), которые предоставляют возможность регулировать любые социальные связи (независимо от их сложности и опосредованности) на основе социокультурных, экономических и политических критериев.
Единая система нравственных ценностей вооружает нас моральными критериями (что такое добро и что такое зло; за что человека могут помиловать, а за что наказать), скрепляет общество, делает возможным устойчивое взаимодействие его участников в любых ситуациях.
Благодаря деньгам и рынку вклад любого члена данного общества может быть оценен любым другим. И не прибегая к прямому контакту, товарообмену, каждый из нас благодаря деньгам (конечно, если они надежно функционируют) легко может вступить в любую экономическую сделку на любом конце страны.
Власть (и закон) уравнивает всех членов общества, заставляя нести определенные обязательства перед ним, сохраняя основные условия существования как каждого индивида, так и общества в целом.
I
185
Именно ценности, деньги, власть в совокупности отграничивают данное общество как относительно замкнутую, самодостаточную систему социальных взаимодействий от других обществ, имеющих своих символических посредников. Общества обособляются друг от друга как особые системы социальных связей, регулируемых особыми нравственными, экономическими, политическими критериями. В данной системе связей человек действует в соответствии с понятными для него и других нравственными нормами, получает вознаграждение в соответствии с размером трудового вклада вдела всего сообщества, обязуется выполнять указания власти и надеется получать от нее защиту.
Как же общество выработало эти единые стандарты поведения, единые нормы, по которым определяется, что такое добро и~что такое зло?
Любой стандарт поведения, нормы, принципы, регулирующие взаимоотношения индивидов в обществе, опосредованно выражают связь между людьми. Типовой стандарт поведения человека в данном обществе был определен на основе различных реальных вариантов, личностных образцов поведения на микроуровне. Можно согласиться с Э. Дюркгеймом, который в характерной для него образной форме писал, что «коллективные представления — продукт обширной, почти необъятной кооперации, которая развивается не только в пространстве, но и во времени. Для их создания множество различных умов сравнивали между собой, сближали и соединяли свои идеи и свои чувства, и длинные ряды поколений накапливали свой опыт и свои знания»*.
На первых порах границы определенной системы социальных связей почти совпадали с семьей, общиной.
Готтентоты, жившие в Капской провинции (в нынешней ЮАР), прославилась как невероятные разбойники и похитители крупного рогатого скота. Когда один миссионер, обративший готтентота в христианство, спросил: «Ты знаешь, что такое зло?» —тот ответил: «Знаю, это если зулусы уводят моих быков».— «А что такое добро?» — «Это если я у зулусов угоню быков».
По мере расширения системы социальных связей не только расширялся круг людей, которым было «разрешено» считаться равными с членами семьи, общины, племени, но и изменялись критерии отбора; стандарты поведения адаптировались к обслуживанию более сложной системы отношении. Оказалось, что отношения «добрых родственников», связанных кровно-родственной, эмоциональной общностью, не во всем пригодны для регулярных связей с другими людьми, людьми из других родов и т.д.
* Дюркгейм Э. Социология и теория познания. Хрестоматия по истории психологии. — М., 1980, с. 218.
186
Расширение системы социальных связей, а с другой стороны, необходимость обеспечить их регулярность, самовозобновляемость (особенно если речь идет об институализированных связях) деин-дивидуализировали стандарты поведения. Деиндивидуализированный образец — это исторически отобранный тип поведения, обеспечивающий эффективное выполнение той или иной функции независимо от того, какой человек будет ее выполнять (т.е. независимо от его психологических и физических особенностей).
Высшая степень деиндивидуализации — образец человека вообще как элементарной единицы системы социальной связи. Общество, устанавливая нормы, ценности, как бы устанавливает набор социальных характеристик, которыми должен обладать любой участник социальных связей, независимо от его индивидуальных особенностей и т.д.
«Возлюби ближнего своего, как самого себя». Любовь к человеку — это высшее проявление человеческого духа, отобранный в этом реальном мире образец поведения. Возникает особое ценностное отношение — человечность, человеколюбие. Вглядываясь в другого, индивид ищет уже не прямую пользу — он задумывается о величии человека, его разума, его «божественного» начала. Чисто практическая основа взаимодействия порождает уникальный мир ценностей человека, который живет во многом сам по себе, руководствуясь нередко собственной логикой. Прямая выгода здесь проявляется лишь в самой опосредованной, трудно уловимой форме.
Глава VIII. Социальные взаимодействия: средства обмена, всеобщие виды и формы взаимодействий
§ 1. Средства обмена и их иерархия
Рассматривая социальные взаимодействия как обмен услугами, ресурсами, мы уже указывали, что в качестве затрат, или платы (со стороны того, кому оказана услуга), или вознаграждения (тому, кто оказал услугу) могут быть использованы (предложены и востребованы) различные социальные ценности — средства обмена.
Обмен ресурсами, услугами в современном обществе носит устоявшийся, укорененный характер. В подавляющем числе случаев заранее известно (ожидается), кто какую плату должен вносить в систему общественных взаимодействий, на какое вознаграждение
он может рассчитывать. Мы указывали, что затраты — это обязанность, а вознаграждение — право, что в совокупности определяет статусную позицию Деятеля в данном обществе: от хлебороба ждут хлеба, он, в свою очередь, ожидает денежного вознаграждения, а если достиг особых успехов, — уважения, почета; от профессора ждут разработки новых научных идей, их передачу студентам, взамен он ожидает материального вознаграждения, добросовестного отношения студентов к занятиям и т.д.
Все это приобрело сложившийся самовозобновляющийся (по выражению социологов — институализированный) характер. Но в этой будничной суете нам не всегда раскрывается суть взаимодействий: почему кто-то пользуется почетом, признанием, поклонением, другой получает власть и мы соглашаемся с этим?
Социология пытается объяснить эти явления повседневности.
Классификация средств обмена, перечень ценностей, используемых в ходе обмена, и, что особенно важно, их иерархия — одна из наименее разработанных проблем социологии.
К средствам обмена, на наш взгляд, можно отнести материальные ценности (деньги, товары, даже силу и т.д.), социальные ценности (безопасность, стабильность условий существования и т.д.); интеллектуальные ресурсы (знания, профессиональные навыки, опыт в виде пережитого знания и др.), моральные ценности (симпатия, привязанность, любовь, дружба и др.), уважение (признание заслуг, престиж, поклонение, слава), уступки (изменение поведения, господство — подчинение).
Трудно сказать, какое из этих средств обмена социально более важно. Ведь нередко преуспевающий человек, обладающий престижем, богатством, но ощущающий одиночество, превыше всего ценит дружеское расположение со стороны ближнего. Тот, кто предоставит ему такую ценность, может приобрести над ним огромную власть.
Но нас интересуют не отдельные фрагменты, а устойчивые самовозобновляющиеся явления.
По мнению П. Блау, существуют лишь четыре основных вида вознаграждений: деньги, социальное одобрение, уважение и уступки. Поскольку Блау исследует проблему власти, он делает акцент лишь на одной стороне взаимодействия: какое вознаграждение может потребовать тот, кто оказывает услугу. Соответственно, мы предлагаем выделить те средства обмена, которые используются преимущественно только как вознаграждения (со стороны получателя услуг) и фиксируют определенное подчинение одного из партнеров другому, которое может быть слабым (признание, уважение), более ощутимым (способность влиять на решения получателя услуг), достаточно жестким (прямое подчинение распоряжениям того, кто предоставляет услугу).
188
Нельзя не согласиться с П. Блау (и эту точку зрения разделяют большинство социологов) в том, что наиболее ценное средство вознаграждения — это уступки, изменение поведения со стороны получателя услуги, в результате чего тот, кто оказывает услугу, может получить фактически все, что ему необходимо.
И наоборот, самыми ничтожными средствами обмена, как это ни странно, на первый взгляд, являются деньги. Ведь для тех, кто расплачивается, это возобновляемые ресурсы. В то же время они исчерпаемы, их можно легко истратить (интеллектуальные ресурсы, например, как средство обмена тоже можно использовать, но нельзя полностью отнять — они все равно остаются у того, кто предложил их для обмена).
Вместе с тем деньги — наиболее элементарное «демократичное» средство обмена. Их заработать может любой (т.е. они доступны), их можно аккумулировать, количественно выразить и обменивать. Надо различать деньги, богатство как средство и предпосылку индивидуального развития личности, более свободного доступа к достижениям культуры, науки, образованию, комфорту (в этом смысле деньги, казалось бы, всемогущи, так как обладают уникальной способностью превращения, метаморфозы) и как средство расплаты, после которой к тому, кто расплатился, не может быть предъявлено никаких требований.
Не случайно социологи, проводя исследования, неоднократно обнаруживали, что чем ниже профессиональная квалификация, образованность человека, тем большее значение имеет для него материальная (денежная) компенсация его услуг, а роль престижа, удовлетворенности трудом, уважительного отношения к себе не столь велика, как для людей высокой квалификации. Почему? Может быть, услуги, оказываемые ими, настолько элементарны, что они вынуждены согласиться на самую элементарную форму вознаграждения?
Или другой пример. Социологическое исследование «Преподаватель московского вуза» выявило, что при более или менее равной для преподавателей всех вузов оплате труда (кстати, весьма низкой) качество работы преподавателей престижных вузов (МГУ, МИФИ и др.) было значительно выше, чем качество работы преподавателей остальных вузов. Помимо других причин (традиции научных школ и т.д.), очевидно, огромное значение имели уважение, престиж преподавания в этих знаменитых вузах, что существенно компенсировало низкую оплату за работу высокого качества*.
Сделаем ряд промежуточных обобщений.
• В процессе социального взаимодействия может быть предложено и востребовано множество средств обмена, наиболее весомое
* См. подробнее: Эфендиев А.Г Преподаватель московского вуза, гл
189
w
из которых — уступки, предполагающие подчинение получателя услуги распоряжениям того, кто оказывает услугу.
• В процессе обмена реализуется целый комплекс средств обме
на, чтобы разными средствами поощрить партнера к взаимодей
ствию, дать ему дополнительные гарантии. Материальный обмен
может подкрепляться товарищеской верностью, симпатией, ува
жением друг к другу.
• В процессе комплексного обмена использование одного сред
ства обмена (в данном примере престиж, признание обществом
заслуг таких вузов, как МГУ, МИФИ) способно компенсировать
недостаток другого (например, престиж работы в таких вузах, как
МГУ, МИФИ, компенсирует недостаток денежного вознагражде
ния). Ведь, как мы уже отмечали, люди оценивают совокупное воз
награждение, т.е. все виды вознаграждения, предоставляемые по
лучателями услуги.
Из всего этого следуют важные практические выводы: взаимодействуя с партнером, в услугах которого нуждаетесь, вы:
во-первых, в качестве вознаграждения должны использовать комплекс ценностей — средств обмена;
во-вторых, что особенно важно, недостаток одних видов вознаграждений (например, необоснованно низкая зарплата) следует компенсировать другими видами вознаграждения (престиж, предоставление материальных льгот, уважение и т.п.).
* * *
Переходим к более высокому уровню анализа средств обмена. Средства обмена, как уже упоминалось, имеют различную социальную значимость, весомость. Но какова логика выбора приемлемого средства обмена в тех или иных интеракциях, логика предоставления одним партнером другому преимуществ, превосходства, подчинения?
Мы не затрагиваем чисто количественную сторону проблемы (количество денег, степень уважения и т.д.), хотя и это важно, а лишь напомним, что уравнивание неравных услуг происходит через неэквивалентный обмен. Эта неэквивалентность выражается как количественно (один человек за один час своей работы получает больше, чем другой), так и качественно. В последнем случае важно, какое по значимости средство обмена будет предложено — востребовано в качестве вознаграждения. На этой качественной стороне мы и остановимся.
Напомним два обстоятельства.
Первое. Мы анализируем не единичные фрагментарные контакты между социальными субъектами, а регулярные, самовозобновляющиеся интеракции. Соответственно, превосходство, подчинение или зависимость, уважение и т.д. являются не фрагментарным, а устой-
чивым элементом, характеризующим социальные связи Акторов. Вот почему хирург, сделавший разовую уникальную операцию, может рассчитывать лишь на денежное вознаграждение, благодарность, признательность, а начальник отдела, ежедневно осуществляющий управление вашей деятельностью, обеспечивающий отдел выгодными тказами, отстаивающий его интересы и т.д., оказывает отделу, может быть, не столь уникальную, но регулярную, самовозобновляющуюся услугу, которая «взвешивается» на совсем иных весах социальной значимости, он получает право на власть над вами.
Второе. Когда речь идет об экономической сделке — понятно, что здесь имеет место взаимный обмен материально-финансовыми ценностями, которые могут подкрепляться симпатией, уважением и т.д. Причем последние средства обмена в ходе экономической сделки возникают диффузно, непредвиденно, они не оговариваются в предварительной сделке. Когда же речь идет о диффузных социальных интеракциях, то выбирает средство обмена и устанавливает сроки расплаты тот, кто получил услугу...
•Понятно, что получатель самовозобновляемой услуги всегда заинтересован в том, чтобы заплатить меньше, а получить побольше (пресловутый принцип минимакса). Но если речь идет о регулярном получении особо ценной, дефицитной* услуги (т.е. число людей, имеющих доступ к ней, ограничено, а желающих получить гакую услугу много), то цена вознаграждения должна быть велика.
• Чем менее ценна и дефицитна для получателя услуга, тем
меньшую стоимость он заплатит — это очевидно из первого прин
ципа регуляции социальных взаимодействий.
• Менее очевидно другое: чем более ценна услуга, которой
расплачивается реципиент (получатель) дефицитной услуги, тем
меньше его зависимость от донора (благодетеля). В любом коллек
тиве отношение к наиболее квалифицированным специалистам со
стороны руководства («благодетелей») несколько иное, чем к дру
гим. Нередко создается ситуация, когда видный ученый (услуги его
дефицитны и особо ценны) держится достаточно независимо от
администрации, руководства.
Итак, люди обмениваются различными по дефицитности и ценности услугами, ресурсами. Какова же логика выбора приемлемого средства обмена?
* Как правило, «особый ценный» — это синоним «дефицитного» (потому и ценят, что дефицитен, и наоборот). Но отнюдь не всегда Бывают случаи, когда услуга дефицитна (мало, кто готов ее оказать), но не престижна (так как общество не относит ее к особо ценной услуге — например, труд уборщицы, ассенизатора и тд ) Исполнитель дефицитной, но не ценной услуги не может рассчитывать на признание. Или, наоборот, высшее образование всегда ценится в цивилизованных странах, но оно не является дефицитным.
191
Люди могут обмениваться примерно равными по качеству, уровню социальной значимости, ценности и дефицитности услугами. В этом случае они находят денежную, материальную, эмоциональную, нравственную и т.п. форму расчетов. Чем устойчивее эти типы взаиморасчетов, тем чаще они сопровождаются, подкрепляются чувством привязанности, верности, дружбы, товарищества. Здесь нет еще ощутимого намека на подчинение одной стороны другой. Качество предоставляемых — востребованных услуг в ходе обмена в целом эквивалентно.
Люди могут обмениваться различными по качеству, уровню социальной значимости, ценности и дефицитности услугами (взаимодействие уборщицы вуза и профессора, рядового профессора и крупного ученого). В этом случае тоже может быть использована денежная, материальная, эмоциональная и другая форма расчетов.
Но в качестве вознаграждения работник, например, физического труда вынужден расплачиваться не только деньгами, материальными ресурсами, но и признанием заслуг, признанием престижности деятельности работников умственного труда. Это признание может исходить от самого работника физического труда или — в ситуации опосредованных связей — от всего общества, признающего труд ученого, врача, юриста более престижным. Возникает некоторое признаваемое обеими сторонами, всем обществом легитимное преимущество, которое наряду с неэквивалентным материальным обменом уравнивает неравных. Это преимущество может проявляться как в межличностных, так и в межгрупповых интеракциях (взаимодействия работников физического и умственного труда и т.п.).
Существует ряд услуг, которые могут быть предоставлены очень небольшим числом партнеров, — например, уникальное мастерство дрессировщика. Но, к сожалению, в этих услугах остро нуждается относительно небольшое количество людей, и степень жизненной важности этих услуг даже для любителей цирка не достигает тех значений, которые могут заставлять Актора идти на регулярные уступки.
Когда же речь идет об услугах, удовлетворяющих жизненно важные потребности (защита, безопасность, гарантии от произвола, обеспечение порядка, удовлетворение насущных материальных потребностей и т.д.), их получатель готов выразить по отношению к своему «благодетелю» гораздо большие благодарность, признательность, почитание.
Но сочтет ли достаточным подобное вознаграждение тот, кто регулярно оказывает (или берется оказывать) подобную жизненно важную услугу? Это зависит в конечном счете от самого благодетеля: его может не удовлетворить такая плата, как большая сумма
192
денег, почет, уважение. Он может потребовать от получателя услуги готовности идти на уступки, регулярно подчиняться его требованиям. Опять возникает проблема легитимности — признания сторонами интеракции обмена разумным. Можно отказаться от посещения цирка, если дрессировщик вдруг потребует не только денег, признания, почета, но и подчинения его требованиям. Но можно ли с такой же беспечностью отказаться от услуги, обеспечивающей безопасность, защиту от произвола и т.п.?
Итак, «благодетель», оказывающий дефицитную услугу, приобретает власть над ее получателем или ограничивается иным, менее обязывающим вознаграждением в зависимости:
• от того, насколько жизненно важна для получателя эта ус
луга;
• от того, насколько трудно «благодетелю» оказать эту услугу
и насколько редко он ее оказывает. Услугу, которая не тре
бует от него больших усилий, ресурсов, «благодетель» мо
жет в конце концов согласиться оказывать не за самую вы
сокую цену (хотя в это верится с трудом);
• от желаний, «требований того кому должен, т.е. поставщи
ка первичной услуги... Односторонняя зависимость перено
сит власть усмотрения по поводу возмещения с должника
на кредитора и преобразует отношения между равными в
отношения власти между вышестоящим и подчиненным»*.
Например, очевидна важность для человека сохранения личной безопасности, порядка. Для этого государство вынуждено содержать правоохранительные органы. За эту услугу государство требует от гражданина не только уплаты налогов, признательности (уважения к государственным органам), но и подчинения власти государства, обязанности всегда и во всем следовать букве закона. Станет ли платить эту высокую цену гражданин, если государство окажется не способным обеспечить его безопасность и покой? Если обещанная необходимая услуга не оказывается или оказывается не в полной мере, вознаграждение в виде законопослушания, уважения к государственным органам, выплаты налогов может и не последовать.
* * *
Дефицитность, значимость услуги есть основание для получения власти. Следовательно, монополизация услуги усиливает власть, а возникновение конкурентов ее расшатывает. Таким образом, ценность услуги, а значит, и обязывающая сила зависимости, подчинения определяется рядом условий типа «монополия — конкуренция».
* Култыгин В.П. Концепция социального обмена в современной социологии, с. 97.
193
7 Общая социолот ия
1. Чем меньше «благодетелей», чем выше монополизация оказа
ния жизненно важных услуг, тем интенсивнее сила подчинения
получателя услуги. Поэтому субъект, желающий усилить свои од
носторонние преимущества, стремится монополизировать жизнен
но важные для других услуги. И наоборот, чем больше «благодете
лей», готовых предоставить услугу, тем меньшую по социальной
значимости цену заплатит получатель услуги.
Вернемся к гражданину, который ищет гарантий безопасности у государства. Как известно, сегодня помимо государственных органов внутренних дел существуют еще несколько источников обеспечения безопасности, например частные службы безопасности, т.е. в обществе возникла конкуренция источников силы, обеспечивающей безопасность. Вследствие этого обязанность гражданина подчиняться силе власти одного из этих источников — государства — может быть существенно снижена.
Приведем еще более простой пример. В семье сформировались два источника власти — отец и мать. Причем очень часто мнения, распоряжения отца и матери диаметрально противоположны. Играя на противоречиях между родителями, ребенок чаще всего будет делать то, что сочтет нужным, не слушая ни одного из родителей.
Вот почему так нежелательна и опасна конкуренция, дробление власти как источника дефицитного ресурса. Вот почему любое государство должно бороться против возникновения негосударственной военной силы — всевозможных войск самообороны, казачьих войск и т.д.
2. Чем выше степень монополизации «благодетелем» дефицит
ных услуг в данном социальном пространстве, тем большее число
получателей этих услуг вынуждены будут признавать его власть над
собой. Такой монополист становится управляющим центром дан
ной системы взаимодействий. Все его партнеры обязаны уступать
его распоряжениям.
3. Чем шире, разнообразнее перечень монополизированных ус
луг, оказываемых одним субъектом, тем тотальнее его власть над
получателями услуги. И наоборот, чем более специализированы,
дифференцированы услуги, оказываемые «благодетелем» (или раз
ными «благодетелями»), тем более специализирована власть каж
дого «благодетеля». Этим объясняется принципиальное различие
между всеохватывающей властью помещика над своими крепост
ными, абсолютного монарха над своими подданными и системой
дифференцированной, специализированной власти демократичес
ких режимов.
Итак, чтобы получить превосходство над другими, власть, необходимо выполнить следующее условие:
субъект должен иметь в своем распоряжении ресурсы, признаваемые в данной сети взаимодействий особо важными, жизненно
194
необходимыми для других, — назовем это принципом легитимной обоснованности власти. К этому исходному условию Р. Эмерсон добавляет еще четыре*:
• благодетель не должен испытывать зависимости от своих
подопечных, быть объектом торга, т.е. люди не должны иметь
ресурсов, которых не хватает самому «благодетелю». В про
тивном случае они могут получить -его жизненно важные
услуги с помощью прямого обмена — принцип независимо
сти власти;
• подопечные не должны иметь возможности получить жела
емые жизненно важные услуги, блага из альтернативного
источника, иначе они не будут ощущать свою зависимость
от «благодетеля» — принцип монополизации власти;
• подопечные не должны иметь возможности получить от «бла
годетеля» желаемые услуги с помощью силы — принцип
неодолимости власти;
• подопечные должны безоговорочно считать ценными те блага,
которыми монопольно владеет и предоставляет им «благо
детель», и не производить переоценку ценностей — прин
цип легитимной устойчивости власти.
§ 2. Сотрудничество и соперничество как типы социальных взаимодействий
Взаимодействия между людьми весьма различны, подчас причудливы.
Стремление приоткрыть завесу над будничными, но в то же время не всегда осознаваемыми повседневными взаимоотношениями между людьми побуждает нас разобраться в видах и формах социальных взаимодействий, к которым, в частности, относятся сотрудничество и конкуренция, власть и конфликт и др. Изученные нами принципы взаимодействия, средства обмена всегда воплощаются в жизнь в каких-либо конкретных формах взаимоотношений.
Поскольку существует многообразие форм взаимодействий, мы сделаем акцент на базовых образцах взаимоотношений, к которым так или иначе может быть сведено это многообразие. При таком подходе дружба, любовь, партнерство и т.д. могут быть отнесены к формам сотрудничества, а воспитание ребенка выявляет много общего с влиянием морального авторитета на сограждан, средств массовой информации на аудиторию и т.д.
I
* См.: Култыгин В П. Концепция социального обмена в современной социологии, с. 96—97.
195
Средства обмена могут быть использованы самые разные, но это может не менять самого механизма взаимоотношений, их типа или формы. Кстати, некоторые авторы не учитывают того обстоятельства, что реальное взаимодействие есть единство формы (образца взаимоотношений) и содержания (средств обмена). Иначе они не утверждали бы, как это делает 3. Бауман, что дружба, любовь не есть одна из форм социального обмена. Сам 3. Бауман, завершая анализ этих явлений, признает, что «любовь и обмен — это две крайности континуума, на котором можно расположить все человеческие отношения»*. При этом любовь — это форма, в которой в идеале полностью отсутствуют корысть, расчет, а экономическая сделка строится лишь на расчете; первое основано наличном отношении, второе — на безличном. Казалось бы, все верно, но верно^ только в том случае, если ограничиться одним средством обмена — материальным. Если же признать весь набор средств обмена социально значимым и необходимым, то данное утверждение покажется не совсем обоснованным в социологическом (но не в этическом) смысле.
Мы не хотели бы лишать романтического ореола таких понятий, как «любовь» и «дружба». Тот факт, что в отличие от многих других конкретных форм взаимодействий основу дружбы, любви составляют прежде всего эмоциональные и нравственные ценности (симпатия, влечение, верность, искренность и т.д.), не означает, что обмен этими ценностями не следует общей логике человеческих отношений. Ведь дружба не может быть односторонней, а безответная любовь предполагает другие сатисфакции, которые могут быть признаны достаточными или недостаточными.
Рассмотрим конкретные образцы социальных взаимоотношений. Выделим среди их многообразия два основных типа: сотрудничество и соперничество («ассоциация — диссоциация»).
Сотрудничество как вид взаимодействия проявляется во множестве конкретных взаимоотношений между людьми: деловое партнерство, дружба, солидарность, политический союз между партиями, государствами, сотрудничество между фирмами и др. Оно является основой объединения людей в организации или фуппы, проявления взаимопомощи, взаимоподдержки, любви.
Отличительные черты взаимодействий типа сотрудничества:
• обоюдная заинтересованность, выгодность взаимодействия для обеих сторон, при котором ни одна из них не ущемлена в той степени, которую сама сочтет неразумной, неприемлемой, т.е. каждая сторона получает то, что признает приемлемым, обоснованным;
* Бауман 3 Мыслить социологически — М , 1996, с 112 196
• возможна направленность этого взаимодействия на дости
жение возникающей совместной цели (но не аналогичной),
что содействует также укреплению гарантий сотрудничества,
дружбы, партнерства;
• подкрепление длительного взаимовыгодного сотрудничества
такими средствами обмена, как верность, признательность,
уважение, поддержка.
Соперничество как тип взаимодействия предполагает в качестве предпосылок наличие единого неделимого объекта притязаний обеих сторон (голоса избирателей, авторитет, территория, властные права, полномочия и др.).
Если сотрудничество строится на основе взаимоподдержки, стремлении учесть интересы партнера, чтобы упрочить, стабилизировать взаимодействие, то основу соперничества составляют:
• стремление опередить, отстранить, подчинить или уничто
жить соперника, т.е. ущемить его в неприемлемой для него
степени, форме;
• отсутствие общих, совместных целей, но обязательное на
личие аналогичных целей относительно неделимого объекта:
оба хотят овладеть кошельком покупателя (экономическая
конкуренция), властью (политическая конкуренция) и т.д.
Каждая сторона считает соперника, его социальные пози
ции, действия препятствием на пути достижения цели;
• подкрепление длительного соперничества негативными сред
ствами обмена (зависть, хитрость, неприязнь, озлобление,
неискренность, скрытность), сила проявлений которых за
висит от формы соперничества.
Соперничество может принимать вид конкуренции и конфликта.
При наличии конкуренции соперники пытаются просто опередить друг друга (предложить более качественный или более дешевый товар, убедить избирателей, что предлагаемая им политическая программа более соответствует их интересам и т.д.). При наличии конфликта предпринимаются более жесткие, агрессивные попытки заставить соперника отказаться от притязаний на неделимый объект, навязать свою волю, изменить поведение соперника, отстранить его от неделимого объекта, а может быть, и вообще социально-статусно или даже физически устранить его.
Существуют и другие различия.
Конкуренция — это соперничество двух социальных субъектов или более за что-то находящееся вне этих субъектов (чаще всего соперничество за признание кем-то третьим): конкуренция претендентов на определенную должность, политических партий на власть в государстве и т.д. Конкуренция не обязательно предполагает знание конкретного соперника (например, конкурс при приеме
197
в вуз, участие в творческом соревновании пианистов и т.д.). Даже если соперник известен, то главное, на что направлены действия в условиях конкуренции, — добиться признания третьими своих усилий, возможностей, т.е. добиться предпочтения. Иными словами, конкуренция предполагает не прямое воздействие на соперника (может быть, кроме конкуренции в таких видах спорта, как борьба, спортивная игра и др.), а демонстрацию перед третьими своих возможностей.
Однако некоторые конкуренты могут пренебречь правилами конкуренции и прибегнуть к прямому воздействию на конкурента, чтобы оттеснить его от объекта конкурентной борьбы (экономическая война, прямое столкновение политических сил, гражданская война, физическое устранение соперника).
В этом случае конкуренция перерастает в конфликт. Конфликт — это всегда прямое столкновение соперников. В отличие от конкуренции для конфликта характерны знание соперника, причин конфликта и ожидание ответных действий, противоборства. По мнению Л. Крисберга, «социальный конфликт существует в том случае, когда две или большее количество сторон убеждены в том, что цели их несовместимы»*.
Не всякая конкуренция перерастает в конфликт, и, что еще важнее, не всякий конфликт есть порождение конкуренции.
Так, иногда конфликты возникают внутри системы взаимодействующих субъектов (назовем это внутрисистемным, внутренним конфликтом).
Мы отмечали, что сотрудничество как вид взаимодействий строится на признании обоими партнерами разумных правил обмена. Такое сотрудничество характеризует отношения как между людьми, предлагающими к обмену равные по дефицитности и ценности ресурсы, так и между работником и хозяином, крепостным и помещиком, начальником и подчиненным. Однако со временем одна из сторон взаимодействия может потребовать новых правил игры: рабочий — иного вознаграждения, подчиненный — учета его мнения при решении производственных вопросов и т.д. Речь идет о перераспределении ресурсов, полномочий одного в пользу другого. Участники связи не могут разойтись, эта связь неделима, и в то же время их не устраивают старые правила игры.
Как видим, причины внутреннего (возникшего внутри данной системы взаимодействий) конфликта — это несогласие одной стороны (или обеих сторон) взаимодействия с правилами игры, критериями, по которым оценивается значимость, весомость их услуги, и в конечном счете ценностями.
* См : Здравомыслов А Г Социология конфликта. — М., 1994, с 86. 198
* Из этого можно сделать два промежуточных, но очень важных
для понимания природы конфликтов вывода.
1. Конфликт — явление историческое и социокультурное: одни и
те же правила игры, критерии в одной исторической или социо
культурной ситуации могут стать яблоком раздора, порождая не
примиримый конфликт, а в другой исторической или социокуль
турной ситуации конфликт может и не возникнуть. В средневековом
обществе сословные привилегии феодалов на владение землей очень
долго никем не оспаривались; главенство мужчины в семье, на про
изводстве, в политической жизни в одной социокультурной среде
воспринимается как нормальное, разумное, а в другой — порожда
ет конфликт.
2. В конечном счете внутрисистемные конфликты — это столкно
вение, противоборство идей, критериев приемлемости ценностей.
Проблема конфликтов весьма многообразна. Существует огромное количество видов конфликтов, их форм, причин возникновения и т.д., что крайне затрудняет их систематизацию и выявление общесоциологических аспектов анализа конфликтов.
На наш взгляд, систематизация конфликтов затруднительна по той причине, что основания для их типологии взаимопересекаются. Мы уже указывали, что главной причиной внутреннего (внутрисистемного) конфликта могут быть пересмотр одной из сторон норм, ценностей, ее несогласие со старыми правилами игры, т.е. в основе лежит конфликт ценностей. Но конфликт ценностей (на наш взгляд, решающий вид конфликта) может быть не только внутрисистемным, но и межсистемным, когда два государства или две группировки государств, имеющих различные системы ценностей, по-разному оценивают те или иные события (например, «холодная война» между СССР и США). Нередко такие конфликты возникают и между странами одной религии, одной системы ценностей (пример — первая мировая война).
В то же время и внутренний (внутрисистемный) конфликт не обязательно представляет собой конфликт ценностей. Вполне возможно, что два конкурента конфликтуют в борьбе за должность начальника. Оба молоды, оба имеют одну и ту же шкалу ценностей, оба имеют равные притязания. Здесь уже имеет место конфликт притязаний.
Во многом схожи с конкурентными, хотя имеют существенные отличия, «экспансионистские» конфликты, сопровождающиеся захватом чужой территории, чужих зон влияния, чужой собственности, зон компетентности.
Но при всем разнообразии конфликтов можно констатировать, что любой «конфликт... есть одновременно развертывание действия и контрдействия. Это реализация намерений и вместе с тем преодо-
199
ление сопротивления, которое неизбежно встречается в ходе этой* реализации. Это исключительно сложное совместное действие по"' меньшей мере двух сторон, объединенных противостоянием»*.
Современная социология далека от идиллического умиления сотрудничеством и негативного отношения к соперничеству. Идеологическая нейтральность, непредвзятость современной социологии позволили ей выработать объективное отношение к этим видам взаимодействия, отрицающее однозначную похвалу или однозначное осуждение того или иного их вида, оценить их внутреннюю сложность и многозначность.
Прежде всего отметим, что в реальной жизни дружба может сочетаться с элементами внутренней конкуренции и, более того, иметь некоторый элемент статусного неравенства, статусного превосходства одного из партнеров, а сотрудничество со временем может перерасти в конфликт. Стремление же любой ценой сохранить сотрудничество, согласие, стабильность может привести к тому, что будет законсервировано такое сотрудничество, в котором одна из сторон чувствует себя несправедливо обделенной, а другая откровенно паразитирует на активности, энергичности партнера. Подобное сотрудничество чревато неприятными последствиями — может произойти внезапный крах всей системы взаимодействий ввиду наличия скрытого конфликта. Поэтому нельзя однозначно позитивно оценивать любое сотрудничество, стремясь сохранить его любой ценой.
Также нельзя однозначно негативно оценивать и соперничество. Общепризнанна польза конкуренции для общества, если она ведется по определенным правилам. Чем шире область социальных взаимодействий, в которых установлены конкурентные связи, тем выше вероятность того, что наиболее подготовленные, конкурентоспособные люди, организации будут востребованы в этом обществе. Достаточное развитие конкурентных начал означает, что мы имеем дело с развитой в обществе достиженческой мотивацией (в противовес аскриптивной).
Сложнее обстоит дело с конфликтами, особенно с их крайними формами, характеризующимися высокой интенсивностью социальных столкновений, в результате которых в короткий промежуток времени расходуется большое количество психологических ресурсов.
Некоторые (например, К. Маркс) считали конфликты локомотивами истории, «повивальной бабкой истории», решительно разрешающей противоречия социальной жизни, осуществляющей коренные преобразования социальных связей и тем самым открыва-
* Здравомыслов А.Г. Социология конфликта, с. 101. 200
ющей путь быстрому развитию производительных сил и общественных отношений. При этом чем решительнее форма разрешения классового конфликта, порождением которого и является социальная революция, в ходе которой конфликт достигает своего апогея, чем последовательнее уничтожаются старые традиции в ходе революции, тем быстрее идет общество вперед.
Другие, подводя итоги череды французских революций XVIII— XIX вв., русских революций XX в. и анализируя более свежие собы-1ия (социалистические революции в странах Восточной Европы после второй мировой войны, исламская революция в Иране и т.д.), усматривают в любых революциях преимущественно деструктивное начало, что приводит к неправильной оценке конфликтов вообще.
Утверх<дается, что история социальной эволюции свидетельствует о том, что все фундаментальные и по-настоящему прогрессивные процессы — результат развития знания, солидарности, концепции и мотива (т.е. ассоциаций), а не ненависти, зверства, сумасшедшей борьбы — неизбежных атрибутов любой великой революции. «Революция есть худший способ улучшения политических и духовных условий жизни масс... Революции скорее... не увеличивают, а сокращают все базовые свободы, не улучшая, а скорее ухудшая экономическое и культурное положение рабочего класса. Чего бы она ни добивалась, достигается это чудовищной и непропорционально великой ценой»*.
Как уже отмечалось, любое сотрудничество может со временем не устроить одну из сторон и перерасти в конфликт. Следовательно, возникновение конфликта — это свидетельство не патологии той или иной системы социальных взаимодействий, а ее естественного развития, источник новых качественных изменений.
Конфликты возникают неизбежно, являясь свидетельством роста социального организма. Именно конфликты несут в себе заряд обновления системы социальных взаимодействий. В этом кредо так называемого конфликтологического направления в современной социологической мысли. Ее наиболее известные представители (Р. Дарендорф, Л. Козер), восприняв у своих предшественников многие идеи о роли и природе конфликтов, в то же время предложили более зрелую (на наш взгляд), лишенную политической ангажированности концепцию. Признавая естественную неизбежность конфликта, американский социолог Л. Козер использует своеобразную метафору: конфликт, по его мнению, выполняет функцию страхующего клапана, который позволяет своевременно произвести необходимые реформы, преобразования, повышающие адаптационные способности социального организма к окружающей среде. Тем
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество, с. 270—271.
самым за счет определенных преобразований сохраняется целостность социальной системы.
Но конфликт — это очень острое оружие. В умелых руках оно лечит, развивает, а в неумелых — скорее разрушает, дезорганизует. На наш взгляд, суть современного отношения к конфликтам выразил Р. Дарендорф, который указывал, что конфликт «является отцом всех вещей, т.е. движущей силой изменений, но конфликт не должен быть войной. Пожалуй, в рациональном обуздании социальных конфликтов заключается одна из центральных задач политики»*.
Весь исторический опыт свидетельствует: если обе стороны конфликта проявляют терпимость, готовность к разумным компромиссам, именно конфликт становится фактором, как правило, конструктивных изменений систем социальных интеракций, способствует установлению новых норм, критериев взаимоотношений, зон компетентности, которые (в той или иной степени) устраивают обе стороны, повышают эффективность социальных взаимодействий, укрепляют, стабилизируют социальную систему.
Если же конфликтующие стороны идут на обострение своих отношений, рассматривая друг друга как непримиримых антагонистов, придавая конфликту черты «непримиримой классовой борьбы», то подобные конфликты имеют, как правило, огромные разрушительные последствия (разрушается семья, в пожаре гражданских войн уничтожаются накопленные обществом ресурсы, вымываются целые социальные слои, утрачивается их культура и т.д.).
Правда, истории известны случаи, когда разрешение конфликта, приобретшего разрушительные формы, приводил к созданию благоприятных условий для быстрого развития всего общества, в частности война между Севером и Югом в США. В целом в этом случае созидательный потенциал конфликта, несмотря на жертвы, все-таки превысил его разрушительные последствия. Но гораздо чаще гражданские войны, смуты, сопровождавшиеся казнями, «экспроприацией экспроприаторов», отбрасывали общество назад.
Никто не может предсказать, что перевесит — созидательный импульс или разрушительное начало конфликта. Это обнаруживается, как правило, постфактум. Политики, призывая к «решительному бою», всегда рисуют заманчивые картины быстрого развития страны. Но все здравые люди должны понимать: конфликт — настолько сложное явление, что рационально просчитать все его последствия и управлять им в соответствии со своими планами невозможно.
* Дарендорф Р Элементы теории социального конфликта// СОЦИС. — 1994. — №5, с. 147.
202
В нашу задачу не входит подробное описание условий и технологий мирного разрешения конфликта. Опираясь на опыт и мнения социологов, мы хотели бы обратить внимание на то, что для компромиссного разрешения конфликта необходимы две основные фуппы условий: ценностные условия и институализация процесса предупреждения и разрешения конфликта (институализация конфликта).
Первое, Если конфликтующие стороны считают высшей ценностью, приоритетом избежание острых форм разрешения конфликта: сохранение мира на земле, неприемлемость гражданской войны в обществе, процветание организации, единство семьи и т.д., — то, каким бы острым ни был конфликт, он, как правило, может избежать той формы, которая приводит к разрушительным последствиям.
Как видим, и в этом-случае проблема конфликта, форм и методов разрешения связана с проблемой ценностей.
Есть и другие ценностные условия: признание другой стороны правомочной, имеющей право на существование, отстаивание своих интересов. И вообще признание конфликта как такового. Пока не признано наличие конфликта (хотя бы одной из сторон), невозможно вести переговоры о его разрешении.
Второе. Конкуренция, конфликты неизбежны. Это часть социальной жизни, которую также можно и нужно упорядочить, ин-ституализировать. Конкуренция должна протекать в рамках законов, правил конкурентной борьбы, которая направляет конкуренцию (политическую, экономическую, творческую) в определенное русло. Закон, корпоративные правила, инструкции должны пресекать попытки нечестной конкуренции, ведущей к перерастанию в конфликт.
Что касается конфликтов внутри социальных систем (семьи, организации, общества и т.д.), то должны быть выработаны определенные процедуры, которые помогают их разрешению.
Так, в некоторых семьях не принято вмешивать детей в конфликт родителей Или рассмотрим роль партий, парламента в упорядочивании общественно-политической борьбы в обществе. Наличие хорошо организованных партий позволяет рядовым членам общества, придерживающимся тех или иных взглядов на общественное устройство, проявлять несогласие с режимом, отдавая на выборах голоса той партии, которая этот протест наиболее точно сумела выразить. Вместо стихийных, неосознаваемых форм несогласия, протеста (которые зачастую заканчивались, как известно из истории, бунтами, восстаниями, крестьянскими войнами) формируется иной механизм выражения протеста, предъявления претензий. В тех странах, в которых успешно действует парламент, исчезают гражданские войны. Ибо парламентская форма борьбы, предпола-
203
тающая как заявления протеста, несогласия, требования изменений, так и союз фракций, блоки, переговоры, согласительные комиссии, компромиссы, позволяет социальным конфликтам найти конструктивную форму выражения и разрешения.
По мнению Р. Дарендорфа, одним из важнейших обстоятельств, меняющих картину общественной жизни на Западе (ранее потрясаемом классовыми выступлениями рабочих), явилась институализация конфликтов между рабочими и предпринимателями, вызванных распределением прибыли и заработной платы. Была выработана система, элементами которой стали отраслевые профсоюзы, законодательство, государственная политика регулирования заработной платы и т.д. Другими элементами институализации конфликта являются законы о забастовках, устанавливающие сроки предупреждения о забастовке, процедуру согласительных комиссий и т.д.
§ 3. Формы социальных взаимодействий. Власть
«Ассоциация— диссоциация» как основной тип социальных взаимодействий воплощается в конкретных формах интеракций. Рассмотрим наиболее важные из них, представив формы социальных взаимодействий в виде своеобразной цепочки, логика и последовательность которой в какой-то степени воспроизводит историю возникновения и развития основных форм социальных взаимодействий (рис. 1). При этом мы, как и другие исследователи этих проблем, будем частично основываться на классических положениях Э. Дюр-кгейма и идеях М. Вебера (в первую очередь о власти, ее легитимности и т.п.).
На самых ранних этапах развития социума сотрудничество (I на рис. 1) между людьми носило достаточно широкий неспециализированный характер, чем-то напоминая взаимоотношения между соседями в современной деревне, где принят обмен продуктами в случае необходимости. Соседи равны, ни один из них не обладает монополией на какую-либо услугу, ресурс. По Э. Дюркгейму, подобные взаимоотношения характерны для обществ с относительно небольшими объемом и плотностью населения, ведущим натуральное хозяйство. Возникающие взаимодействия с другими носят спорадический и неспециализированный характер.
Но уплотнение массы людей, порожденное ростом населения, неизбежно ведет к взаимодействию с нарастающим числом партнеров, которые предлагают широкий набор неспециализированных услуг.
Возникает конкуренция (II) между теми, кто предлагает третьему одинаковые услуги. Обострение конкуренции чревато возникновением прямого противоборства, конфликтов между конкурентами.
С целью снижения конкуренции и избежания разрушительных конфликтов развивается специализация предоставляемых услуг (не
204
г
только материально-хозяйственных, но и интеллектуальных, обра-; зовательных, оборонно-силовых, управленчески-координационных, художественно-эстетических и др.), что приводит к социальному разделению труда. По выражению Э. Дюркгейма, «разделение труда есть борьба за существование, но оно представляет ее смягченную развязку. Благодаря ему соперники (конкуренты) не вынуждены истреблять друг друга, но могут сосуществовать бок о бок»*.
Специализация, разделение труда закрепляется, утверждается, приобретает самовозобновляемый характер. Возникают специальности, профессии. Закрепленная специализация обеспечивает предсказуемость характера услуги, ее качества, количества, ее оплаты с учетом ценности и дефицитности предоставляемой специализированной услуги. Тем самым обеспечивается регулярность, возобнов-ляемость интеракций субъектов, предоставляющих специализированные услуги.
Возникает социальная кооперация (III), особая форма сотрудничества, в основе которой — социальный обмен (чаще не непосредственно-двусторонний, а опосредованный, многоступенчатый) между субъектами, обменивающимися специализированными услугами. Специализируются все социально значимые услуги — от производства сельскохозяйственной продукции до оказания интеллектуальных, оборонно-силовых, управленчески-координационных услуг и т.д.
Вместе с тем специализированные услуги начинают разделяться не только по конкретному содержанию, но и по ценности, дефицитности, рангу.
Соответственно, социальная кооперация приобретает как горизонтальные измерения (IV), так и вертикальное (иерархическое — V, VI). В иерархических формах взаимодействий на одном полюсе находится благодетель, наставник, правитель, на другом — опекаемый, ученик, управляемый.
Проанализируем иерархизированные формы взаимодействия.
Как уже отмечалось, способность отдельных людей, групп предоставлять особо ценные, дефицитные услуги ведет к тому, что те, кому предоставляются эти услуги, вынуждены расплачиваться достаточно дорого: ува>кением, признанием особых заслуг и даже уступками, подчинением своим «благодетелям». Соответственно, главным проявлением иерархических взаимодействий является оказа-, ние одним из участников взаимодействия (предоставляющим осо-| бо важные услуги) воздействия на поведение другого.
Сделаем одно уточнение. Мы рассматриваем иерархические вза-| имодействия (да и все формы взаимодействия), которые как бы!
* Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии, с. 253.| 206
«рождаются» на наших глазах. Конечно, очень часто и сегодня происходит становление неформальных групп, завоевание человеком лидерства в силу особых способностей, связей, умений и т.д. Но основную роль играют другие формы иерархии, в которых исторически возникшее сегодня функционирует как уже ставшее, в «снятой» форме. Эти формы иерархической кооперации заранее оговорены должностью, рангом, степенью, званием и т.д., за которыми закреплены определенные функции, права, обязанности.
Итак, основной признак иерархических взаимодействий — способность оказывать воздействие на поведение другого.
В более слабом виде — это влияние (V), предполагающее учет (но не обязательно полное принятие) одним человеком мнения другого при выработке собственных решений на основе уважения, признания заслуг, ума, таланта, а значит, признания значимым для себя мнения этого человека, этой профессии, занимающего ;ту должность (вспомним пример с профессором и уборщицей). Влияние — переходная к власти форма взаимодействия. С одной стороны, есть воздействие (и это роднит влияние и власть), а с другой стороны, не пастырь, а сама паства принимает решение о юм, прислушиваться ли к мнению «благодетеля».
На наш взгляд, примером такой переходной иерархизированной формы взаимодействия является феномен морального авторитета известных писателей, общественных деятелей, научного авторитета крупных ученых — создателей известных научных школ. Ярким примером является влияние средств массовой информации, которые в силу огромных возможностей воздействия на слушателей получили название «четвертая власть».
Конечно, здесь еще нет полного подчинения, принуждения Обязывающая сила уважения, престижа еще не гарантирует, что во всех случаях мнения морального, научного авторитета будут учтены. Но так или иначе влияние уже содержит намек на господство, подчинение.
Высшая форма иерархизированных социальных взаимодействий — социальная власть (VI), не только политическая, но и власть родителей, начальника над подчиненными и т.д. Нас интересует прежде всего механизм фактической власти, т.е. власти, способной настоять на своем.
Основой власти как формы взаимоотношений является такое средство обмена (вознаграждения), как уступка: получатель жизненно важной и дефицитной услуги (или надеющийся получить гакую услугу) обрекает себя на повиновение, т.е. на то, что его деятельность будут контролировать, координировать, программировать и преобразовывать.
Наиболее точно определил это понятие М. Вебер, подчеркивавший, что власть означает способность настоять на своем даже при
207 |
I
наличии сопротивления, независимо от того, в чем эта способ-' ность выражается. Иными словами, власть — это такое взаимоотношение, при котором один субъект способен тем или иным образом, вызвать в поведении других изменения (уступки), желательные для него, даже в тех случаях, когда этого не желают те, кто должен изменить свое поведение.
Данное социологическое понимание власти фактически в тех или иных вариациях было воспринято всеми социологами, каждый из которых вносит новые нюансы, аспекты анализа власти как обязывающего воздействия на другого.
Интересную и логически связанную с веберовской трактовку j власти как степени свободы («властителя») дает 3. Бауман, фикси- ! руя еще один аспект данного феномена. «Чем больше у человека власти, тем... большее количество решений может считаться для него реалистичным, тем шире круг целей, которые он может пре- < следовать вполне обоснованно, тем больше гарантий, что он полу- ; чит (от тех, кто ему обязан уступить — подчиняться его воле. — А.Г.) то, чего хочет... Таким образом, власть заключается в способности пользоваться действиями других людей как средствами для j достижения собственных целей (курсив наш. —А.Э.)»*.
Власть как процедура, как механизм взаимодействия — явление * сложное, многослойное.
О том, что и как порождает такое вознаграждение, как уступка, мы говорили в § 1 данной главы. Но выявление причин готовности (вынужденной?) подчиненного идти на уступки позволяет осмыслить глубинный механизм власти, который, однако, еще не исчерпывает задачу постижения основных социологических ракурсов понимания власти.
Власть — это форма социальных взаимодействий и в то же время инструмент, обеспечивающий упорядоченный характер этих взаимодействий. В последнем случае мы особо подчеркиваем главную социальную функцию власти. Власть имеет место именно в системах взаимодействий (в группах, партиях, организациях, обществе, наконец) прежде всего как решающий инструмент, обеспечиваю-' щий, гарантирующий соблюдение принятых правил игры, норм, координированность, соорганизованность, упорядоченность действий отдельных индивидов; инструмент — препятствующий произволу и анархии, которые способны разрушить системы взаимодействия, породить беспорядок, непредсказуемость. В этих целях-власть наделяется правом ограничения свободы действий отдельных индивидов, обладает силой принуждения.
* Бауман 3. Мыслить социологически, с. 121, 122. 208
Вместе с тем власть — это сложный механизм социального взаимодействия. Он включает не только властные воздействия, волю, последовательность со стороны властителя, но и признание обоснованным доверия к властным действиям и ко всему порядку, системе отправления власти со стороны опекаемых. Социология делает особый акцент не на деятельности властителя, а на легитимности — массовой поддержке, признании власти опекаемыми. «Господство, то есть реальная способность подчинить себе других, покоится на готовности тех, кому приказывают, слушаться приказаний»*.
Главное не столько и не только в том, почему люди борются за власть, упиваются властью (это как раз и понятно), а в том, почему люди подчиняются, исполняют распоряжения других — это и есть центральный пункт социологического анализа механизмов власти.
Анализ власти как формы социального обмена способствует достаточно ясному пониманию природы легитимности, ее критериев: человек ожидает, что положительный эффект услуги, которую оказывает ему властитель, превысит те издержки, которые он несет, подчинясь распоряжениям властителя. На чем основано доверие подчиненных к властителю, что признается приемлемым, разумным во властных деяниях, до каких пределов власти позволительно вмешиваться в личную жизнь, приказывать, ошибаться, наконец?
Это объясняется проблемой легитимности. М. Вебер выделил три разновидности «легитимных оснований господства»: харизматическое господство-подчинение; традиционное господство-подчинение; легальное господство-подчинение, — которые представляют собой вариант веберовского континуума мотивации социального действия (аффективное действие — традиционное действие — целерацио-нальное действие).
Харизматическое господство-подчинение основано на эмоциональной, аффективной реакции поклонения особому дару лидера, вождя в силу его уникальных интеллектуальных, этических и других способностей и качеств. Люди подчиняются вождю не потому, что так принято, не потому, что этого требует закон, а потому, что они очарованы его обаянием.
«Харизматическое господство основано на аффективной преданности вождю и на дарованной ему благодати (харизме). Харизму могут обеспечить магические способности, откровение, героические деяния, сила духа или зажигательность речи... Наиболее чистые типы — господство пророков, военных героев, великих демагогов. Тот, кто распоряжается, — вождь. Те, кто подчиняются, — «учени-
Вебер М. Три типа господства, с. 185.
209
ки». Они подчиняются вождю исключительно на основании его небывалых свойств; не по своему уставному положению и не в силу традиционной почтительности*.
Харизматически обоснованное господство-подчинение играет огромную роль в изменениях общества. Можно согласиться с П. Бергером: «возможность прорыва сквозь социально «принятый мир как данность», разработаны Вебером в тезисах харизмы... Несмотря на ясное понимание недолговечности харизмы, Вебер рассматривал ее как главную движущую силу истории... харизма несет в высшей степени страстный вызов или предопределение. Она заменяет старые смыслы новыми и радикально переопределяет основные посылки, касающиеся человеческого существования»**.
Но харизма быстро увядает, поэтому она выступает как некая историческая увертюра, пусковой механизм установления новых социальных порядков, социальных нововведений. В любом обществе — основанном или на традиционной, или на рациональной мотивации социальных действий, — преодоление устоявшегося, привычного требует особых усилий, которые возможны лишь на основе особого эмоционального порыва, доверия, создающего не только рассудочное, но и чувственно практические основания для признания, легитимации нового, его утверждения на практике. Харизма нужна новому властителю, устанавливающему новые порядки, законы, уставы, иначе говоря, харизма является фактором преобразования.
Если человек обладает харизмой, его господство (на производстве, в семье и т.д.) будет более эффективным, распоряжения будут обладать большей обязывающей силой, безотлагательностью. При отсутствии у начальника харизмы его подчиненные, ориентируясь на устав, конечно, будут исполнять свои обязанности, но, возможно, не с таким рвением, которое могло быть при наличии у него харизмы.
Итак, харизма необходима для серьезных изменений социальных порядков, деятельности фирмы, кафедры и т.д. Для обеспечения же простого воспроизводства, функционирования общества, коллектива, предприятия харизма желательна, но не обязательна.
Традиционное господство-подчинение основано на вере в священное происхождение существующих порядков. Человек покоряется властителю (государю, хозяину), его приказу, требованиям не потому, что тот имеет на это право по конституции, закону, договору найма и т.д., а потому; что так принято. Но и властители долж-
* См.: Вебер М. Три типа государства//Двадцать два, № 72, июль—август, М
1990.
** Бергер П Приглашение в социологию, с. 118, 119.
210
Г
ны отдавать лишь определенные, освященные традицией распоряжения, традиционно заботиться о своих подчиненных. Традиция достаточно надежно регулирует взаимоотношения между властителем и подчиненным (например, подчинение распоряжениям старшего в семье, традиционное подчинение аксакалу и т.д.)- Традици-: онный тип легитимности при всей своей недостаточно рациональ-| но-логической обоснованности, осмысленности обладает достаточно (сильными ресурсами принуждения.
Легальное господство-подчинение, или господство на основании устава (договора, контракта, закона) осуществляется «в силу веры в обязательность легального установления власти, обоснованной рационально созданными правилами, т.е. ориентации на подчинение при выполнении установленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляет современный государственный служащий и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении»*.
На легальном господстве основаны современные государство, предприятие, фирма и т.д. Главный признак легальной легитимности — признание властных распоряжений разумными, обоснованными, так как они соответствуют установленным правилам, закону, другим рационально выверенным, оформленным установлениям. Закон, должность, контракт, соответствующие права и обязанности — вот что прежде всего регулирует взаимоотношения властителя и опекаемого в этом случае, а не поклонение, симпатия или традиция.
Хотя |
Власть осуществляется благодаря таким средствам, как авторитет и насилие (рис. 1, VI-1 и VI-2). Некоторые авторы, в том числе Ч. Миллс, утверждают, что существуют три, а не два основных средства осуществления власти. «Безусловно, — пишет он, — в наше время нет нужды доказывать, что насилие представляет собой «решающее» средство власти. Но мы далеко не всегда испытываем на себе насилие. Вместе с насилием нужно рассматривать и авторитет (власть, которой сознательно и добровольно подчиняются) и манипулирование (власть, о механизме действия которой подчиненные ничего не знают). Фактически, рассуждая о природе власти,
мы должны постоянно различать эти три вида ее действия»
сам Ч. Миллс не дает определение третьего средства — манипулирования, можно предположить, что речь идет об управлении людьми в выгодных для властителя целях, но неприемлемых для подчиненных и скрываемых от них. Манипуляция так или иначе подразумевает неискренность, обман, наличие тайного умысла. Но и ма-
Вебер М Избранные произведения, с. 647. * Миллс Ч. Социологическое воображение. -
М., 1998, с. 54.
211
нипулирование должно базироваться на способности власти хотя бы обманом подчинить людей, создать интригу. Иными словами, манипуляция — это не равноценное авторитету и насилию средство реализации власти, а скорее метод, форма использования этих средств.
Авторитет как средство власти основан на признании подчиненными этой власти разумной, обоснованной, его использование предполагает уважение к власти, ее целям, методам реализации. При этом властный авторитет, хотя и имеет много общего с моральным авторитетом (о нем шла речь, когда мы анализировали влияние как форму социальных интеракций), качественно отличается от него по степени обязывающей, принуждающей силы. Властный авторитет повелевает, распоряжается со всей присущей принуждению силой и безапелляционностью, и у паствы нет выбора, выполнять или не выполнять эти распоряжения, основанные на авторитете.
Чем же объясняется такая обязывающая сила авторитета? Она обусловлена легитимностью, признанием подчиненными власти обоснованной, разумной.
Отец одним словом может остановить конфликт между детьми; король, чей сан освящен «божественным светом», одним взглядом подчинял себе непокорных вельмож (таков обычай); вождь, всего лишь произнеся зажигательную речь, мог повести в бой горстку плохо вооруженных, но ослепленных харизмой своего вождя бойцов; начальник письменным распоряжением увольняет одного человека, а другого повышает в должности — его распоряжение легально, оно регулируется законом, уставом, который вызывает уважение.
Авторитет, позволяющий властителю без физического насилия распоряжаться людьми, незыблемо покоится на легитимности, признании власти — или по традиции священных, законных или основанных на эмоциональном поклонении — харизматических
Авторитет может быть формальным (авторитет короля, начальника, родителя и т.д.) или неформальным — им в настоящее время обладают, как правило, харизматические лидеры.
Примеры — Дэн Сяопин, который в последние десять лет своей жизни не занимал никакого поста, но сумел обеспечить модернизацию Китая, аятолла Хомейни, который в первые годы революции в Иране не занимал никакой должности, но властно определил путь развития исламской республики Иран.
Второе средство власти — это насилие. Без права и возможности осуществлять насилие власть лишается одного из главных своих признаков — гарантии неодолимости своих распоряжений. Насилие может быть психологическим (постоянные придирки, гонения и др.), административно-юридическим (административные запре-
212
ты, взыскания, выговоры), физическим (физическое прямое применение силы или угроза применения силы).
Существуют два варианта насилия: легитимное и нелегитимное. Легитимное насилие подразумевает применение силы (или предупреждение о возможном применении силы) к тем, кто нарушает закон, права людей, общественный порядок и т.д. Данный вид насилия одобряется, признается легитимным подавляющим большинством граждан (порой даже теми, кто нарушает закон).
Нелегитимное насилие — это осуществление властью насилия в целях, не признаваемых большинством граждан обоснованными. Это могут быть отдельные легальные (законные) акции государства (типа наведения конституционного порядка в одной из областей, республик, страны), но не признаваемые обществом разумными (хотя в целом власть еще может признаваться легитимной). Это может быть деятельность всей власти, которая (независимо от того, пришла ли она к власти легально или путем незаконного захвата власти, а также оккупации) не воспринимается населением обоснованной, легитимной. В последних случаях любые распоряжения власти лишены возможности реализации на основе авторитета. Остается только одно — угроза силы или прямое применение силы.
Как правило, рано или поздно нелегитимная власть разрушается. Но следует помнить, что долговечность нелегитимной власти зависит от многих условий, в том числе от позиции, энергии, активности населения. Если оно не проявляет организованности, активности с целью смены власти, возникает промежуточное состояние, которое может затянуться на долгие годы. Происходит привыкание к нелегитимной, малоавторитетной власти, сила которой лишь в готовности осуществить насилие или реально осуществляемом насилии.
Поведение подчиненных в этой ситуации характеризуется нео-добряемым, но добровольным исполнением властных распоряжений, покорностью (формальной дисциплинированностью) власти. Это касается не только государства, но и учреждения, семьи и др.
Раздел IV.
II
227
ко сложностей политических преобразований, но главным образом не считался со сложившимися стереотипами восприятия власти массовым сознанием»*.
Вот почему, говоря о преобразованиях структуры общества, государства, социологи имеют в виду не только (и не столько) перетасовку крупных государственных учреждений, преобразования министерств, введение таких позиций, как «президент», «депутат» и т.д. (это во многом внешняя сторона вопроса), а изменения базовых, устойчивых поведенческих комплексов социальных действий, взаимосвязь которых и представляет общество.
Социальная структура общества — это система наиболее устойчивых позиций, базисных (статусно-ролевых), независимых от конкретных людей, связей, взаимоотношений; по сути это невидимый, аналитически вычленяемый фундамент (скелет) общества. Чтобы понять общество, организацию социальной жизни у того или иного народа на том или ином отрезке его истории, следует изучить систему статусно-ролевых стандартов поведения, связей, мотивации каждодневной деятельности людей, нормы и матрицы их взаимоотношений, иными словами, изучить институты общества, их первоосновы, «ячейки».
Институализация социальных взаимодействий,
структура иналичие предуказывающих социальных структур
личность(статусов, ролей) обусловливают проблему «лич-
ность и общество», «личность и социальный порядок». Именно в социальных институтах личность вынуждена подстраиваться под статусно-ролевой стандарт, «уместиться» в ячейку, не ею созданную, вести себя не так, как хочется, а так, как предуказанно, т.е. во многом стандартно.
Следовательно, желая получить гарантию регулярности, само-возобновляемости, предсказуемости поведения партнеров, удовлетворения своих потребностей, люди расплачиваются своей свободой.
Однако для социологов романтически-идиллическое умиление безбрежной свободой кажется наивным: в социальном пространстве не существует, не может и не должна существовать «интуитивно-животная», безбрежная свобода индивида. Ясно и четко представляя механизмы организации людей в устойчивые, предсказуемые связи, мы понимаем, что институализация как бы создает два мира: мир институализированных взаимодействий (где индивид постоянно взаимодействует с другими партнерами) и мир индивидуальной жизни (где личность сама принимает решения, творит).
* Здравомыслов А.Г. Проблема власти в современной социологии. В кн • Проблемы теоретической социологии. — СПб., с. 211.
228
Однако свобода в мире индивидуальной жизни строится на фундаменте, создаваемом миром институализированных взаимодействий. Вступая во взаимодействие с другими, желая получить от этого немалую прибыль, прирост в удовлетворении своих личных потребностей, человек в первую очередь заинтересован в четкости и ясности этих правил взаимодействий и предсказуемости поведения партнеров. Радость предсказуемости, удовольствие от надежности другого, удовлетворенность порядком — это своеобразные эмоциональные симптомы, индикаторы такой организации социального мира, в котором создан фундамент для личного спокойствия и личной свободы. Свобода личности начинается вместе с получением индивидом от социального мира свободы (гарантии) от произвола партнеров по взаимодействию, свободы (гарантии) от непредсказуемости, свободы (гарантии) от невыплаты зарплаты за свой труд и т.д.
Может ли человек быть подлинно свободным в выборе жизненно важных решений в условиях хаоса, беспорядка? Не порождает ли непредсказуемость общественной жизни в современной России чувство неуверенности, опасности? Свобода, обретаемая в условиях хаоса, анархии, — это свобода испытывать страх, неуверенность, уязвимость и т.д. Подлинная свобода, демократия всегда строится на высокой дисциплинированности, законопослушании, предсказуемости поведения индивидов по отношению друг к другу.
Ролевое стандартизированное поведение личности — это не просто плата индивида за предсказуемость, самовозобновляемость своих взаимодействий с другими, а своеобразное «отступное» миру социальных связей за получение спокойствия, внутренней свободы в выборе жизненного пути, свободы от страха, произвола.
Мы не затрагивали проблему прав человека в системе социальных взаимодействий, в данном случае нас интересовал лишь общесоциологический аспект проблемы: превращает ли институа-лизация личность в некий робот-автомат, выполняющий заложенную в него структурой роль, или, предотвращая ее взаимодействия с другими от хаоса, произвола, непредсказуемости, создает уверенность, надежность, которые прочно охраняют внутреннюю свободу личности? Что касается того, какими будут правила игры в социальных институтах — правилами тоталитарного или демократического общества, — это зависит от самого общества.
ЭФФВСГЫ СТРАТИФИКАЦИИ |
Третья группа последствий институализации социальных связей — эффекты стратификации. Статусно-ролевое размежевание, порожденное в том числе четким распределением в социальных институтах функций, прав и обязанностей, ведет к устойчивому разделению труда и профессионализации выполнения функций. Именно в институ-
229
ализированных взаимодействиях случайное, экспериментальное, нерегулярное разделение функций, нерегулярные отношения зависимости укореняются и приобретают самовоспроизводящийся характер, что ведет к серьезным социальным последствиям для исполнителя — агента функции.
Различие между способностями, умениями людей, решаемыми ими функциями, задачами приобретает в условиях социальных институтов характер устойчивой социальной дифференциации по горизонтали и по вертикали. Возникает не только профессиональное размежевание статусно-ролевых позиций, ячеек (дифференциация по горизонтали), но и социально-иерархическое разделение статусно-ролевых позиций (дифференциация по вертикали, т.е. социальная стратификация). Социальная стратификация, располагающая людей по разным ступеням общественной лестницы в зависимости от занимаемой социальной позиции, — это одно из наиболее значимых социальных последствий процесса инсти-туализации.
Спорадически возникающее зыбкое преимущество людей той или иной специальности, выполняющих ту или иную функцию, приобретает характер устойчивого, предсказуемого, признаваемого всеми преимущества. Это преимущество (или, наоборот, подчиненность) закрепляется за любым, кто занял определенную позицию в обществе. Само же общество предстает как иерархизи-рованная, многообразная, сложно организованная самовозобновляемая система статусно-ролевых позиций.
* * *
Мы рассмотрели основные, решающие последствия, эффекты институализации социальных взаимодействий и тем самым объяснили, почему все крупнейшие социологи считают ключевой для понимания социальной жизни именно проблему институциаль-ных, повседневных, рутинных связей. Чтобы понять общество, глубинный характер социальных связей в нем, надо изучить механизмы регулирования социальных институтов, их нормы, правила. Именно привычное, будничное и рутинное (а не яркие, неповторимые события), как оказалось, навязывают нам определенный порядок мыслей, предпочтений. Именно институциональные взаимодействия составляют ядро социальной практики людей.
230
Глава X. Система социальных институтов
§ 1. Многообразие институтов
Институализированные социальные связи могут быть формальными (оформленными, т.е. регулируемыми законами, инструкциями) и неформальными.
Примером неформальных социальных институтов может быть дружба — один из элементов, который характеризует жизнь любого общества, обязательное устойчивое явление человеческого сообщества. Регламентация в дружбе достаточно полная, четкая и подчас даже жестокая. Обида, ссора, прекращение дружеских связей — своеобразные формы социального контроля и санкции в этом социальном институте. Но эта регламентация не оформлена в виде законов, административных уложений. У дружбы есть ресурсы (доверие, симпатия, длительность знакомства и т.д.), но нет учреждении Она имеет четкое отграничение (от любви, взаимоотношений с коллегами по службе, братских отношении), но не имеет четкого профессионального закрепления статуса, прав и обязанностей партнеров. Другой пример неформальных социальных институтов — соседство, которое у многих народов является значимым элементом социальной жизни.
Формальные социальные институты имеют общий признак — взаимодействие между субъектами на основе формально оговоренных правил, законов, регламентов, положений. Как правило, те институциональные связи, которые играют особо важную роль в жизни людей, регулируются законами, положениями, инструкциями. Их функционирование контролирует государство, которое охраняет силой своей власти принятый порядок вещей. Формальные социальные институты определяют прочность общества. Но неверно было бы думать, что они регулируются только писаными правилами — чаще всего речь идет о переплетении писаных и неписаных норм.
Например, экономические социальные институты функционируют на основе не только закона, инструкции, приказа, но и такой неписаной нормы, как верность данному слову, которая зачастую оказывается сильнее десятков законов или постановлений; в некоторых странах взяточничество стало неписаной нормой, настолько распространенной, что является достаточно устойчивым (структурным) элементом организации экономической деятельности, хотя оно преследуется законом.
Анализируя любой формальный социальный институт, необходимо исследовать не только формально зафиксированные нормы, правила, но и всю систему стандартов, в том числе морально-нравствен-
231
ных эталонов, обычаев, традиций, которые устойчиво, неизменно участвуют в регулировании институализированных взаимодействий. Правоведы не случайно разводят право и правоприменительную практику — нередко применение закона блокируется нормами морали, обычаями, традициями. Поэтому социолог (в отличие от юриста), анализируя те или иные социальные институты, обязан акцентировать внимание на критерии устойчивости, неизменности нормы, независимо от того, зафиксирована ли она формально.
Социальные институты различаются не только степени их формализованное™, но и функциями, которые они осуществляют.
Экономические институты, т.е. наиболее устойчивые, подлежащие строгой регламентации социальные связи в сфере хозяйственной деятельности, — это все макроинституты, которые занимаются производством и распределением благ и услуг, регулированием денежного обращения, организацией и разделением труда (промышленность, сельское хозяйство, финансы, торговля); можно выделить и институционально-нормативные комплексы — институции, своеобразные институциональные «первокирпичики», из которых строятся макроинституты (собственность, управление, конкуренция, ценообразование, банкротство и т.д.).
Политические институты, т.е. институты, связанные прежде всего с борьбой за власть, ее осуществление и распределение, нацелены на мобилизацию возможностей, обеспечивающих функционирование общества как целостности. Это государство, армия, полиция, суд, различные партии. К этим политическим институтам примыкают общественные движения, объединения, где распространены строго определенные институализированные формы деятельности (институции) — митинги, демонстрации, выборы, предвыборные кампании.
Институты культуры и социализации — это наиболее устойчивые, четко регламентированные формы взаимодействия с целью укрепления, создания и распространения культуры (системы ценностей), научных знаний, социализации молодого поколения, овладения ими научными знаниями, культурными ценностями общества. К таким институтам относятся образование, наука, искусство, религия.
Институт семьи в настоящее время примыкает к институтам социализации, но имеет и другие функции.
§ 2. Основные принципы функционирования системы социальных институтов
Очевидно, что учреждения социального института образования предназначены для обучения, института здравоохранения — для
232
заботы о нашем здоровье и т.п. Но это лишь поверхностное представление о деятельности институтов. Научно-социологический анализ позволяет углубить это представление. Для этого, в частности, был выработан структурно-функциональный анализ, основу которого составляет изучение общества как структурно-расчлененной целостности, в которой каждый структурный элемент (статусно-ролевая позиция как первичный элемент, институт как вторичный) выполняет свою функцию, т.е. удовлетворяет определенную потребность, приносит «пользу».
Крупнейшие представители структурного функционализма — выдающиеся американские социологи Т. Парсонс, Р. Мертон, продолжившие традиции функционализма Э. Дюркгейма.
В данном параграфе мы проанализируем основные принципы функционирования системы институтов — принцип взаимосвязи и совместимости институтов и принцип автономности и специфичности институтов.
В следующем параграфе мы рассмотрим основные подходы, принципы изучения системы социальных институтов, используя идеи Р. Мертона изложенных им в знаменитой статье «Явные и латентные функции»*.
Общество представляет собой целостную систему взаимосвязанных институтов. Вместе с тем каждый институт обладает автономией, относительной независимостью, т.е. социальные институты общества, с одной стороны, тесно взаимосвязаны, образуя некую социально-функциональную целостность, а с другой стороны, автономны.
ВЗАИМОСВЯЗЬ И СОВМЕСТИМОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ ОБЩЕСТВА |
Существуют очевидные и скрытые проявления взаимосвязи институтов, целостности их системы.
Известно, как взаимосвязаны, например, экономикам образование: чем выше уровень развития экономики, ее эффективности, тем выше уровень налоговых поступлений в бюджет, тем больше государство сможет выделить средств на бесплатное всеобщее образование населения, тем выше будет качество получаемого образования и т.д. — и наоборот, чем выше уровень образования населения, подрастающего поколения, тем выше квалификация работников народного хозяйства, тем с более сложной и производительной техникой они смогут работать, что повысит эффективность экономики.
* См : Американская социологическая мысль. — М , 1994, с. 379—447.
233
Но данная взаимосвязь предусматривает решение сложнейшей фундаментальной задами — совместимости норм, регуляторов, пра-ви^ игры в этих разных социальных институтах.
Ведь одна и та же личность в одно и то же время включена и в институты семьи (отец, мать), и в политические институты (избиратель, активист какого-либо общественно-политического движения), и в экономические институты (работник предприятия, руководитель отдела, фирмы). Усвоенные им нормы, принципы поведения, например, на работе должны быть совместимы с признанными нормами его поведения в семье, теми идеалами, представлениями, которые он внушает своему сыну, и т.д. Совместимость главных, исходных идей, принципов, представлений, которыми руководствуются люди в различных сферах жизни общества, является главным условием духовно-моральной целостности личности. Именно подобная моральная целостность вооружает человека общим видением окружающего мира, единым моральным кодексом, которым можно руководствоваться в любой жизненной ситуации.
Наличие такого морального компаса удобно не только для самого индивида, поскольку предохраняет его от внутренних противоречий, конфликтов, раздвоения, но и для его партнеров по взаимодействию, поскольку поведение личности становится целостным, обретает предсказуемость, прогнозируемость, надежность. И наоборот, несовместимость иерархии принципов, норм, регулирующих различные институциональные взаимодействия, в которых участвует индивид, порождает его нескончаемые внутренние конфликты, раздвоенность, непоследовательность, непредсказуемость, что дестабилизирует его семью или коллектив, в котором он работает.
Не менее (если не более) важно рассмотреть эту проблему применительно к обществу. В результате рассогласования, несовместимости исходных принципов, норм регуляции основных социальных институтов они начинают блокировать развитие друг друга. Так, система образования, которая воспитывает в духе начетничества, послушания, безынициативности, не может не затруднять развитие демократических политических институтов.
Иначе говоря, функционально социальные институты в рамках одного общества должны основываться на единых коренных исходных принципах, ценностных приоритетах, что обеспечивает совместимость и целостность системы институтов данного общества.
Да и историческая логика развития институтов обусловливает подобную целостность — ведь новые институты, как правило, выходят из недр уже сложившихся в процессе дифференциации определенных видов человеческой деятельности, поэтому не могут не перенять исходные принципы у институтов-метрополий.
234
Исходные принципы, ценностные приоритеты, которые едины для всего общества, являются регулятивным, идейным стержнем деятельности всех социальных институтов данного общества, что и обеспечивает целостность, высокую интегрированность общества. Эти исходные принципы могут иметь вид религиозных норм («Десять заповедей»), а в современном обществе могут быть зафиксированы в конституции, которая затем конкретизируется в законах, регулирующих деятельность отдельных социальных институтов.
АВТОНОМНОСТЬ И СПЕЦИФИЧНОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ |
Автономия, относительная независимость социальных институтов объясняется тем, что каждый из них решает специальные задачи, специфические проблемы, удовлетворяет определенные потребности людей. Автономия проявляется как внешнеорганизационно, так и внут-реннерегулятивно.
Внешняя (организационная) автономия институтов выражается прежде всего в наличии отдельных профессий, отдельных учреждений здравоохранения, образования, материального производства, банковской деятельности и др. У каждого учреждения свой интерес, он предписывает личности — участнику социального института — особые обязанности, ждет серьезного отношения и лояльности к этим обязательствам. Поэтому ввиду участия одних и тех же людей в ряде коллективов фундаментальной чертой всех человеческих обществ является ролевой плюрализм. Будучи включенной в различные институты, личность может столкнуться с ситуацией конфликта в системе своих обязательств перед различными институтами (ролевой конфликт). Наличие подобного конфликта есть одно из свидетельств автономии, относительной независимости институтов.
Более сложно обнаружить внутреннюю (регулятивную) автономию социальных институтов. Речь идет о том, что нормы, регулирующие деятельность различных социальных институтов, обладают существенным своеобразием, спецификой, призванной обеспечить наиболее эффективное выполнение задач, решаемых данным институтом.
Взаимоотношения в производственном коллективе, на работе с коллегами, руководителем, как известно, существенно отличаются от взаимоотношений в семье. Там одни нормы, правила — здесь совершенно иные. Как вы посмотрите на перенесение норм семейной жизни в производственный коллектив9 Что из этого выйдет? Велика специфика нормативно-регулятивного механизма армейской жизни — ее ни с чем не спутаешь, и, к счастью, нигде более не применишь. В экономических социальных институтах, все подчинено получению высокой экономической эффективности — прибыли, но эта задача не столь важна для деятельности, например, институтов культуры, образования.
235
Подобная автономия является огромным преимуществом и характерна для развитых обществ. Она отгораживает каждый институт от применения в его деятельности функционально нецелесообразных для его задач и целей, правил игры, норм. Функционирование институтов как относительно независимых специальных форм социальных взаимодействий, в которых применяются специфические нормы регуляций, есть важное завоевание (мы хорошо помним время, когда, например, экономические институты руководствовались чисто идеологическими политическими целями, пренебрегая понятиями прибыльности, рентабельности и т.д.). Специализация институтов органически связана со специализацией норм, писаных и неписаных законов, их регулирующих. Примерами этого являются воинские и другие уставы, профессиональная этика врачей и юристов, которые существенно отличаются друг от друга. Подобная специализация позволила добиться высокой эффективности организации социальной жизни. Учет особенностей регуляции социальных взаимодействий в сфере экономики или образования, недопустимость перенесения в сферу политики, производства норм семейно-товарищеских отношений, отягощения экономики религиозно-нравственными представлениями о соборности, бескорыстии — все это, как показывает исторический опыт, эффективно способствует развитию как отдельных сфер, так и всей социальной жизни в целом. Чем яснее и четче осознается обществом, его отдельными гражданами необходимость учета специфики регуляции того или иного института, тем общество мобильнее, адаптированнее к историческим условиям.
Вместе с тем специфические моменты регулятивных механизмов отдельных институтов находятся в-органическом единстве с принципом совместимости исходных принципов, ценностных приоритетов идеалов, норм деятельности всех институтов общества. С одной стороны, это способствует целостности, единству системы социальных институтов, общества в целом, а с другой стороны, его внутреннему разнообразию.
§ 3. Анализ социальных институтов: основные принципы
О функциях того или иного социального института, как указывает вслед за Э. Дюркгеймом Р. Мертон, судят не по тому, какие цели преследуют люди, взаимодействуя с партнерами, а по тому, какие последствия, реальную пользу это взаимодействи-е имеет для общества. Изучение реальных последствий, а не предназначений, намерений позволяет не только однозначно эмпирически факту-
236
ально проанализировать функции институтов, но и существенно расширить саму область подобного анализа.
ЯВНЫЕ - ЛАТЕНТНЫЕ ФУНКЦИИ |
Существуют последствия, которые никто не мог предположить, к которым никто не стремился и не ставил их своей целью, — это так называемые латентные функции института, которые существуют наряду с явными, преднамеренными, ожидаемыми функциями (последствиями), ради которых и организуется институт как система самовозобновляемых взаимодействий.
Явные функции непосредственно связаны с удовлетворением тех или иных потребностей людей: институт образования существует для обучения и воспитания, экономические институты — для производства и распределения материальных благ, семья — для продолжения рода и воспитания подрастающего поколения и т.д.
Значительную же часть функциональных результатов, последствий деятельности того или иного института люди не осознают и не предполагают (до поры до времени или не осознают вообще). Но значение латентных функций в жизни людей огромно. Их анализ позволяет получить полную картину взаимозависимости, взаимоувязанное™ различных институтов, их способности выполнять «неожиданную» для общества в целом, для других институтов роль. Без анализа латентных функций наши представления о роли того или иного института в социальных процессах всегда прямолинейны, в чем-то примитивны и поэтому неточны.
Мы различаем два типа латентных функций: всеобщие и специфические.
Говоря о всеобщих латентных функциях, в данном случае мы имеем в виду, что все институты играют огромную роль в социализации личности. Становясь участником экономических или политических институтов, личность должна соответствовать определенному набору статусно-ролевых предуказаний. В системе институциональных взаимодействий; учитывая жесткость норм, наличие санкций, значимость институтов для решения социальных проблем, индивид получает главные жизненные уроки, хотя ни его партнеры по взаимодействию, ни он сам могут не ставить никаких специальных воспитательных задач. Его формирует сама процедура, сами регулятивные механизмы, будничная и ежедневная «шлифовка», которую он получает в ходе рутинных институциональных взаимодействий. И значение подобной «шлифовки» в формировании духовного облика личности не менее (если не более) важно, чем значение лекций, телепередач и т.д.
Необходимо назвать и другие всеобщие латентные функции институтов. Так, институциональные взаимодействия, «заведенный
237
порядок вещей» с их ясными нормативными указаниями и санкциями выполняют огромную контрольную функцию
Куда многообразнее специфические латентные функции Здесь у каждого социального института могут быть свои особые «сюрпризы»
Например, явная функция системы высшего образования для всех очевидна — подготовка специалистов высшей квалификации различных профессий Но есть и другая, подчас малозаметная, но очень важная функция Высшее образование играет огромное значение в воспроизводстве социальных различии в обществе между высшими и средними классами, с одной стороны, и низшими классами — с другой стороны Иначе говоря, латентные функции высшего образования связаны с воспроизводством социальной стратификации
Теория воспроизводственной функции образования была предложена в 60-е гг П Бурдье, который констатировал, что во Франции сын высшего чиновника имеет в 24 раза больше шансов поступить в университет, чем сын сельскохозяйственного рабочего, в 40 раз больше, чем сын промышленного рабочего, и его шансы вдвое выше, чем у сына среднего чиновника
Конечно, высшее образование является одним из средств для восходящей социальной мобильности, своего рода «социальным лифтом»* Но этот «лифт» предназначен лишь для индивидуальной социально-стратификационной мобильности Если же рассматривать значение высшего образования в макрогрупповои социальной динамике, то здесь очевидна его функция воспроизводства высшего и среднего классов
Причем, несмотря на то что в последние три десятилетия высшее образование в странах Запада стало массовым и доступным, социальный состав студенчества в них изменился мало Это доказывает, что социальная структура высшего образования обусловлена не запретами и ограничениями на получение высшего образования представителями низших слоев Причины сложнее Стремление молодого человека получить высшее образование обусловлено не только материальными возможностями его семьи, но и рядом более скрытых причин, в частности социокультурным аспектом в какой социальной среде имеются оптимальные культурные условия для формирования комплекса личностных качеств, требуемых для получения высшего образования9 Ведь для успешного прохождения конкурса, стремления глубоко изучать преподаваемые предметы, необходимо вырасти и жить в среде, где уважа-
* См Сорокин П Социальная мобильность В кн Человек Цивилизация Общество
238
ют интеллектуальный труд, считают его приоритетным, где родители создают необходимую культурную атмосферу уважения к знанию, утверждают ценности профессионализма, мотивацию на достижение в учебе как средство достижении в обществе Поэтому представители разных социальных слоев испытывают разное стремление получить высшее образование
Латентные функции высшего образования в деле воспроизводства социальных различии, социальной стратификации были обнаружены и в проведенных нами социологических исследованиях московского студенчества*
Вузы более явственно, чем средняя школа ощущают на себе влияние преобразований социальной стратификации российского общества, происшедших в последние годы В отличие от среднего образования которое выполняет в основном функции общегражданской социализации (и носит всеобщий характер), высшее образование выполняет функции профессиональной социализации личности Иными словами, в вузах идет непосредственная подготовка людей для тех или иных престижных, приоритетных «пчелиных сот» в системе социальных институтов
Отказ от специальной государственной регламентации социального состава студенчества привел к тому, что он формируется под влиянием механизмов саморегуляции В результате коренные преобразования произошедшие в нашем обществе за последние годы привели к серьезным изменениям в социальной стратификации студенчества
Так, среди московских студентов значительно уменьшилась доля детей рабочих, которая составляет, по нашим данным, 19,3% Для сравнения к 80 м гг , т е в «доперестроечную» эпоху, когда государство поддерживало определенный баланс социальных слоев в составе студенчества, дети рабочих составляли примерно 35— 45% от общей численности студентов (данные по СССР) Сегодня же вузы Москвы интенсивно пополняются за счет выходцев из средних и высших слоев, социальный состав студенчества приближается к «западному» типу — типу, характерному для индустриально развитых стран Внутри московского студенчества непропорционально велика доля детей из семей предпринимателей, лиц, занятых в негосударственном секторе И это понятно ведь для «средних классов» и особенно для «новых средних классов», включающих в себя представителей среднего и малого бизнеса, высшее образование — это крайне необходимое средство удержать и передать детям свой статус, социальные позиции Причем в разных институтах доля детей владельцев или руководи телей фирм, банков различна в юридических, стоматологических, коммерческих вузах она составляла от 7 до 20%, в педагогических, сельскохозяйственных, технических — до 2%
* См подробнее Эфендиев А Г Московский студент проблемы и настроения — М , 1996 Эфендиев А Г Дуди на О М Московское студенчество в период реформирования российского общества// СОЦИС — 1997 — № 9
239
Изучение латентных эффектов, результатов деятельности тех или иных институтов является важнейшей задачей социологической науки, в том числе конкретно-социологических исследований. Нередко те последствия, которые казались очевидными при эмпирической проверке, оказываются малозначимыми, несущественными, и наоборот.
Люди, осуществляющие управление, будь то политики, руководители страны или руководители предприятий, фирм, всегда должны помнить о латентных последствиях.
К примеру, сколько было «нарублено дров» в последние годы ввиду недостаточного анализа возможных социальных (непредвиденных экономистами) последствий того или иного сценария реформ. Другой пример. Сокращение количества государственных (бесплатных) вузов ввиду скудости бюджета может иметь латентные последствия: сокращение доступа к высшему образованию детей из малоимущих семей, снижение интеллектуально-образовательного уровня новых поколений, что сильнейшим образом скажется на возможностях нашего общества в технотронную эпоху, возможный рост наркомании, преступности и т.д.
Итак, увидеть латентные последствия деятельности того или иного института, правильно представить их роль и значение для интеграции, стабильности и развития общества в целом — важное условие современного анализа сложных социальных явлений.
ФУНКЦИЯ -ДИСФУНКЦИЯ |
Р. Мертон предложил разделить последствия деятельности социального института, которые способствуют упрочению, выживанию, процветанию, саморегуляции данной системы (функции), и последствия, которые ведут к дезорганизации данной системы, изменениям ее структуры (дисфункции). Сразу оговоримся: будучи идеологически-нейтральной наукой, социология не дает никаких оценок, поэтому дисфункция не является синонимом зла, а функция — синонимом добра.
То, что распад СССР произошел в результате реализации многих дисфункций («парад» суверенитетов союзных республик, рост их национального самосознания и т.д.), — бесспорно, но оценка этих дисфункций зависит от идеологической позиции индивида; силовое подавление различных эксцессов в союзных республиках, направленных на распад СССР, — это функция, способствующая укреплению СССР, но вместе с тем, как оказалось, не были учтены возможные латентные последствия применения силы — оно приобрело латентно дисфункциональное значение, став катализатором роста национального сепаратизма.
Таким образом, одни и те же действия социального института могут быть одновременно функциональными и дисфункциональными.
РЕЗУЛЬТАТ |
Поскольку тот или иной институт полифункцио-нален (имеет много последствии), совмещая яв-
I
ные и литентные функции, функции и дисфункции для того, чтобы адекватно оценить функцию того или иного социального института, элемента социальной структуры, необходимо проанализировать агрегированный результат его деятельности в конкретной ситуации.
Прежде чем закрывать вузы, сокращать численность бесплатных студенческих мест, надо серьезно взвесить, оценить агрегированный результат подобных действий: прежде чем использовать вооруженные силы в подавлении социальных конфликтов, необходимо оценить агрегированный результат таких действий. Всегда надо помнить о возможных латентных последствиях, в том числе дисфункций.
Имеет место разнообразие исторических и социо-
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ культурных вариантов выполнения общественных
эквиваленты, функций.
функциональные Один социальный институт выполняет mho-
альтернативы го фуНКцИй; несколько институтов могут вы-
полнять одну и туже функцию. Полирезультативность, многофункциональность институтов приводит к тому, что функции многих институтов пересекаются, а иногда параллельны. Поэтому нельзя считать незаменимым тот или иной социальный институт. Существуют функциональные заменители, эквиваленты, функциональные альтернативы, порождающие сходные, близкие следствия. Например, обучающие функции выполняют школа и телевидение, в то же время они выполняют и воспитательные функции наряду с семьей, армией, религией и т.д. Конечно, каждый из этих институтов имеет свои функциональные возможности в деле воспитания, с какими-то задачами лучше справляются одни институты, с какими-то — другие.
Вследствие этого надо иметь в виду следующее.
Во-первых, в различных обществах различные институты могут выполнять воспитательную, к примеру, функцию — такую функцию в нашей стране в советские времена выполняли трудовой коллектив, армия, школа, детский сад, семья и т.д. При этом воспитательная функция семьи снижалась, но все большее значение приобретало общественное воспитание. В других странах в силу исторических и других причин в области воспитания особую роль играли церковь и семья. Иначе говоря, в одних обществах воспитательную функцию выполняют один набор институтов, в других — другой.
Главное, чтобы воспитательная функция выполнялась не теми, так другими (альтернативными) институтами, осуществлялось эффективное формирование и усвоение вырабатываемых культурных ценностей, норм, правил поведения.
Во-вторых, очень важно, чтобы в случае выхода из строя одного из социальных институтов его воспитательную (в нашем примере)
241
функцию эквивалентно выполняли другие институты. Однако гак происходит не всегда.
Так, в ходе преобразований, происходящих в последние годы в нашем обществе, многие институты (точнее, их учреждения), активно выполнявшие воспитательную функцию, устранились от этого. Большую роль в воспитании играли трудовые коллективы, конкретнее — партийные и комсомольские организации. Происшедшие общественно-политические изменения (в частности, обоснованный запрет деятельности политических организаций по месту трудовой деятельности и др.) привели к тому, что трудовой коллектив во многом перестал выполнять эту функцию.
Отстранилась от воспитательной работы и школа, где за последние годы сформировалось устойчивое мнение, что школа должна прежде всего обучать, а воспитание —дело второстепенное. Это привело к тому, что лишь 20,7% опрошенных учителей московских средних школ оценили на «отлично» свою деятельность в области воспитания; для сравнения: 77,7% учителей оценили на «отлично» свою деятельность по параметрам соблюдения расписания, выполнения своей педагогической нагрузки, 57,9% — по параметрам выполнения основных задач учебной программы, 31,5% — по параметрам методической отработанности проводимых занятий*.
Итак, в системе воспитания молодежи в последние годы произошли значительные негативные изменения: фактически устраняется от воспитания молодежи трудовой коллектив; подчас не воспитывает, а калечит духовный мир молодежи армия; резко снизили свои воспитательные функции школа, вуз. В советские времена последовательно снижалась роль семьи в воспитании детей (послеродовой отпуск для ухода за ребенком составлял лишь 3 года).
Возникли ли за эти годы функциональные эквиваленты в области воспитания молодежи? Скорее всего — нет. Религиозное воспитание, работа с молодежью по месту жительства носят еще эпизодический характер.
В результате в системе воспитания образовался институционально-функциональный вакуум. Система целенаправленных общественных воспитательных воздействий на молодежь распалась, фрагмен-тировалась, и общество не нашло соответствующих функциональных эквивалентов. Резко увеличилась доля стихийных форм духовного развития, где очень многое зависит от собственного выбора молодого человека, неформальной микрогруппы, в которую он вовлечен. Рост общественно неприемлемых типов поведения среди молодежи, который нередко проявляется в нашей жизни, связан не только с теми противоречиями, конфликтами, характеризующими духовную жизнь современного российского общества на этапе реформ, но и с тем, что система целенаправленного (институциональ-
* См : Эфендиев А.Г. Московский учитель штрихи социологического портрета, с. 92—118.
242
но закрепленного) воспитания молодежи по сути развалилась. Возник институционально-функциональный вакуум; общество не нашло соответствующих функциональных эквивалентов, альтернатив.
I
Глава XI. Изменение социальных институтов
§ 1. Проблема устойчивости-изменчивости социальных институтов
Благодаря наличию социальных институтов будничная жизнь приобретает вид своеобразной «машины», в которой все функции расчленены, предуказаны обязанности, права, поведение, а успех общего дела зависит от того, как каждый на своем месте выполняет определенную задачу. В результате институализация существенно усиливает взаимозависимость участников социальных связей, которая охраняется санкциями.
Хорошо отлаженные институализированные взаимодействия — это прочная система рутинных социальных взаимодействий.
Ее прочность обеспечивается следующим.
Во-первых, каждый агент выполняет определенную функцию, которая взаимодействует с функциями другого. Причем подобная взаимозависимость не только характеризует взаимоотношения двух партнеров, непосредственно взаимодействующих друг с другом, но и распространяется на длинную цепь институализированных связей, воплощающихся в системе взаимозависимых организаций, учреждений.
Во-вторых, взаимозависимость всех участников институтов объясняется и тем, что каждый, работая за себя, выполняя сугубо индивидуальную задачу, в то же время работает (даже не всегда осознанно) на общее благо. Некачественная работа, неполадки в одном из «притертых» звеньев сказываются так или иначе не только на работе партнеров, но и на эффективности деятельности всего института.
В-третьих, прочность, спаянность институализированных взаимодействий объясняется не только функциональной взаимозависимостью. Особое значение играет легитимация социального института, точнее, норм, ценностей, регулирующих взаимодействия в нем. Нормы поведения участников института, заведенный порядок вещей, действий, отношений, сложившаяся практика взаимодействий признаются «священными» участниками института,
243
всем обществом. Отношение к ним — как к священным, непререкаемым, неприкосновенным. Легитимация норм, заведенного порядка становится важным средством, обеспечивающим выполнение каждым своих функций, а значит, и слаженность социальных институтов.
В-четвертых, невиданную прочность, незыблемость придают социальным институтам неодолимость, независимость, «бессмертность» институциональных элементов от «вновь пришедшего», о чем уже говорилось.
Итак, социальный институт принимает вид высокоинтегриро-ванной, освященной признанием общества мощной непробиваемой машины (стены), хорошо защищенной «притертостыо» функций и непререкаемостью заведенного порядка от случайных и непродуманных реформ или авантюр.
Эта «непробиваемость», «отлаженность» вызывает чувство спокойствия, стабильности, уверенности в завтрашнем дне, но имеет и негативную сторону: социальным институтам в отличие от спорадических, экспериментальных присущи инерция, консерватизм.
В любом социальном институте (а отсюда и в обществе!) тяга к устойчивости безусловно превалирует над тягой и способностью к переменам. Более или менее значимое социальное изменение в процедурах взаимодействий, правах и обязанностях партнеров, их иерархии всегда является непростой проблемой. Почему?
Во-первых, изменения в социальных институтах ввиду спаянности, слитности «ячеек», функций, невозможно проводить точечно, лишь в одной данной ячейке: любое изменение прав, обязанностей одного агента неминуемо затрагивает права, полномочия другого агента. Возникает цепная реакция — так называемый «эффект домино», что ведет к деорганизации всей цепочки социального института, а это резко снижает уровень предсказуемости, увеличивает элемент риска. Любое изменение в социальном институте, таким образом, требует в той или иной степени изменения всей (или по крайней мере значительной части) цепи института. А это всегда нелегко, непросто сделать.
Во-вторых, изменения в социальных институтах необходимо проводить относительно синхронно: нельзя допустить, чтобы одни участники институциальных взаимодействий уже начали работать по новым правилам, нормам, законам, а их партнеры, коллеги придерживались бы старых правил, норм, законов. Возникнет разрыв «полей ответственности», разрыв взаимодействий, чреватый распадом социального института.
В-третьих (и это, пожалуй, самое главное), необходимо, чтобы эти изменения признали легитимными (разумными, обоснованными) все участники институциональных взаимодействий или (если
244
речь идет о локальном изменении в одном из частных звеньев цепи институциональных связей) те, кого эти изменения непосредственно затрагивают. Этого добиться очень нелегко: изменения, как правило, ведут к перераспределению прав и обязанностей, льгот и привилегий агентов, т.е. затрагивают их интересы, таят в себе риск непредсказуемости, неизвестности, возможного ухудшения положения вещей. Поэтому люди редко соглашаются на серьезные изменения социальных институтов, пока принятый порядок вещей способен в целом удовлетворить их потребности. В социальной жизни по этой причине изменения не происходят «при первой подвернувшейся возможности». Если даже какой-то новатор проявит желание сделать это, другие участники социальных институтов позволят ему осуществить это желание лишь в условиях ощутимой необходимости.
В обществе предсказуемость, надежность старого порядка вещей до поры до времени перевешивают возможные выгоды нового, но связанные с риском и непредсказуемостью. Далее. В обществе выбирают не всегда самое лучшее, а то, которое приемлемо, легитимно для участников институализированных взаимодействий.
Итак, изменения социальных институтов таят в себе риск разлада социальной машины, дезорганизованности, непредсказуемых последствий, утраты стабильности. Существует даже поговорка: «Не дай Бог жить в эпоху перемен».
Поддаются ли изменениям институты, сложившийся порядок вещей? Весь исторический опыт свидетельствует: подвижки, которые претерпела за многие тысячелетия организация социальной жизни, произошли в результате серьезных изменений социальных институтов.
Например, динамика высшей должности в государстве — от главы родовой общины до Президента Российской Федерации — свидетельствует об огромных изменениях в политических институтах; в последние десятилетия отчетливо видны изменения в решающих социальных институтах российского общества: возникновение частной собственности, конкуренции между производителями, свободы ценообразования и т.д.
Социологический реализм, его последователи абсолютизировали «непробиваемость» социальных институтов, их независимость от воли и желаний простых людей. Однако социальный институт — это всего лишь процедура взаимодействий людей. Как мы отмечали, объективность институционального мира — сколь бы неодолимой она ни казалась — созданная людьми объективность.
Социальный институт, созданный сообществом людей, оказывает огромное воздействие на них, но в то же время только его создатели способны оказать воздействие на свое детище. Ведь имен-
245
но люди, используя метод проб и ошибок или осмысленно проектируя (используя закон, инструкции, программы и т.д.), отобрали и сделали привычными те или иные процедуры, придав им статус легитимных, именно люди сочли целесообразным предъявить (и предъявляют) любому «вновь входящему» деиндивидуали-зированные требования как нормы, именно люди подкрепляют обязывающие требования санкциями. Социальные институты, статусно-ролевые комплексы — все это изобретение людей, в конечном счете им подвластное.
Но подвластное не отдельному индивиду. Как показывает исторический опыт и логический анализ, чтобы пробить «непробиваемую стену» институализированных взаимодействий, необходимо использовать как минимум две самые мощные силы социального преобразования (или разрушения).
Первая (главная) сила — это сила заинтересованности людей, признания ими необходимости изменения социального института и согласия (пассивного или активного) на утверждение новых норм. Так как любой институт сохраняется и воспроизводится на основе легитимации его правил, норм как разумных, «священных», то изменение института предполагает изменение легитимации и признания легитимными новых устоев.
Мы не затрагиваем подробно вопрос о том, как происходит изменение легитимности — здесь имеет значение и глубина разочарования в старых порядках, и притягательность новых идей, новых норм, и умение эти идеи выдвинуть, обосновать и пропагандировать, и авторитет, харизма «новаторов»; одно лишь понятно: без готовности к изменениям, признания обществом предлагаемых путей разумными, желательными изменения социальных институтов невозможны. Никакие усилия царей, президента, группы «столичных реформаторов» без легитимации не могут привести к устойчивым изменениям глубинных структур общества, статусно-ролевых стандартов поведения, норм взаимоотношений между участниками института.
Вторая сила — это сила власти. Именно власть обладает функцией нормотворчества, помноженной на невиданную силу, обязывающую людей делать то, что не хочется, включая ресурсы принуждения.
Власть может не только предложить новые нормы, правила игры для всех вовлеченных в институализированные взаимодействия, перераспределить права и обязанности, привилегии между агентами, их иерархию, не только относительно синхронно изменить поведение основных участников, но и, подкрепив свои предложения силой авторитета или насилия, реализовать (реально обеспечить, применяя санкции) новый порядок институциональных
246
взаимодействий. При этом власть сама по себе не может обеспечить признание этих изменений необходимыми, т.е. обеспечить их легитимацию, но может использовать свои ресурсы убеждения, подавления сопротивления инакомыслящих, поддержать своей мощью, предоставлением привилегий, льгот новые образцы статусно-ролевого поведения. Сила власти здесь не безгранична, но достаточно велика.
Речь идет не только о государственной власти, но и о власти родителей, определяющих правила поведения своего ребенка; власти начальника, стремящегося по-иному распределить обязанности среди сотрудников, власти «пророка» над людьми и т.д. При этом легитимация нового порядка будет вынужденной (к примеру, работник предпенсионного возраста, которому нелегко найти новое место работы, вынужден признать новый порядок в учреждении, в котором работает), или харизматической (вера в талант нового лидера), или ценностно-рациональной (изменение представлений работника о том, как следует работать, что является главным в работе), или традиционной («начальник всегда прав»). Но во всех случаях без легитимации новых порядков, норм изменение институциональных взаимодействий невозможно.
Мы привели лишь общую схему механизма изменений институциональных взаимодействий. В реальности все гораздо сложнее, противоречивее, таит в себе много проблем.
Так, надо решить, все ли агенты должны признавать необходимость введения новых норм или достаточно того, чтобы ее признали лишь самые активные и авторитетные из них? Или возникает проблема соотношения идеала, желательного и реальной готовности осуществлять конкретный нормативный порядок. Часто люди согласны с необходимостью серьезных изменений в своих взаимодействиях с другими, но сами в конкретной рутинной деятельности не способны жить и работать по-новому.
Существует и другая проблема — проблема «шага» реформ, изменений институтов. Насколько общество готово к радикальным изменениям в своей жизни? Можно ли высчитать формулу «приемлемой» радикальности? И этот вопрос нельзя решать абстрактно.
Так, Германия после второй мировой войны принесла извинения человечеству за злодеяния фашизма, т.е. произошло радикальное изменение легитимации (в виде искреннего, как показала послевоенная история, покаяния), которая получила подкрепление законами. Это нашло свое отражение в установлении подлинной демократии, запрете нацизма как идеологии и политики и т.д. И уже через десять лет человечество стало свидетелем «германского чуда» — бурного роста всех сторон общественной жизни, всех социальных институтов германского общества на основе демократии, либерализма и т.д. Германия справилась с радикальностью изменений. Возможно, решающую роль сыграли глубина раскаяния, или наличие поколения, жившего до фашизма и имевшего конкрет-
247
ные навыки деятельности в демократическом обществе, рыночной! экономике, или присущая германскому народу деловитость, орга-| низованность, дисциплинированность.
Но всякое ли общество может справиться с радикальностью ре-| форм? Можно ли любому обществу предписывать такие одинаковые рецепты? Или надо учитывать и степень покаяния, и общие особенности базисных норм взаимоотношений, менталитета, и предшествующий исторический опыт живущих поколений и т.д.?
Есть и другие трудности осуществления институциональных изменений. Так, известно, что основные институты находятся в постоянном самовозобновляемом (функциональном) процессе. Экономику, сельскохозяйственное производство, образование на год-два не остановишь для осуществления «ремонта» и изменений. Их надо производить, не прекращая процесса функционирования социальных институтов — образно говоря, не останавливая поезда, нам иногда требуется заменить его колеса.
§ 2. Основные варианты институциональных изменений
Развитие социальных институтов осуществляется по двум вза-имнопереплетающимся векторам, которые выражают два основных элемента любой социальной связи: предмет связи, дифференциация предметной области институциональных функциональных связей (назовем это предметно-технологическим вариантом институциональных изменений) и, самое важное, изменение правил игры, принципов, регуляции институциональных связей, исходных принципов «ориентации на другого», мотивации социальных действий (назовем это регулятивно-нормативным вариантом институциональных изменений).
1. Дифференциация, специализация предметной области институциональных связей — это дифференциация социальных институтов (так, из социального института образования на определенном этапе вычленяется институт высшего образования). Причем дифференциация институтов сопровождается не только специализацией предметной области, созданием специальных учреждений (вузов), специальных технологий (в нашем примере вместо уроков проводятся лекции, семинары, лабораторные занятия), но и специализацией норм, правил игры, по которым организуются взаимодействия. Меняется характер взаимоотношений (в нашем примере — преподавателя и ученика), меняется форма контроля (зачетно-экзаменационная сессия), норма регуляции взаимоотношений (организация кафедр, ученых советов), возникают иные статусно-ролевые позиции, квалификационные требования.
248
И сегодня мы являемся свидетелями рождения новых социальных институтов путем дифференциации старых, уже сложившихся: из общесудебной системы был дифференцирован Конституционный Суд как самостоятельный институт, может быть выделено в самостоятельный правоохранительный институт следствие, наркология в рамках института здравоохранения имеет тенденцию к превращению в самостоятельный социальный институт.
Подобная дифференциация и специализация — один из важнейших признаков эволюционного развития общества, его социальных институтов. Эволюционный развивающий эффект достигается за счет более конкретного, профессионального исполнения тех или иных функций, более точной и конкретной регламентации, учитывающей специфику данного вида деятельности. Возникновение нового социального института делает обслуживаемую им связь более независимой, самостоятельной и равновесной с другими связями. Дифференциация происходит в том случае, когда в рамках сложившихся институтов не удается качественно удовлетворять какие-либо конкретные социальные потребности —- как правило, дифференциация социального института создает необходимые условия для более полного их удовлетворения.
Но дифференциация социального института не бесконечна; нередко она переходит разумные границы, вызывая негативные последствия.
В свое время многие отечественные технические вузы чрезмерно углубляли специализацию подготовки будущих инженеров; в ущерб приносились широта кругозора, а подчас и фундаментальность подготовки. Будущий выпускник планово готовился под «плановое» конкретное место, для выполнения узкой функции. Иногда ему удавалось получить соответствующую работу по узкой специальности, но если он не мог этого сделать (а сегодня, в условиях рынка, свободного трудоустройства выпускников найти такую работу весьма трудно), у него возникали очень непростые проблемы. Вот почему многие иностранные учебные заведения предпочитают широкую фундаментальную подготовку, обеспечивающую будущему специалисту высокие адаптационные способности к широкому набору функций, способность переключаться с одного профиля на другой в зависимости от конкретного спроса.
Итак, дифференциация социальных институтов как один из вариантов их развития подразумевает выделение более специализированной предметной области институализированных связей и специализацию принципов регуляции статусно-ролевых стандартов поведения участников вновь созданных институтов. Тем самым дифференциация способствует дальнейшей автономизации институтов.
2. Особое значение имеет перерегуляция институциональных социальных связей, изменение исходных принципов «ориентации на другого». В этом случае основные участники этих связей стремятся
249
при сохранении института (потребность в нем остается) к карди нальным изменениям их регуляции, базисных норм взаимодействий По мнению одной (или обеих) сторон, вознаграждение не соответствует ее (их) затратам.
Так, в частности, произошло у нас с институтом собственности Людей не устраивает моральное, материальное, юридическое ре гулирование их обязанностей и прав, связанных с собственностью Если раньше наши граждане не владели, не распоряжалиа собственностью, были подконтрольны, но получали право на га рантированный минимум уровня жизни, то сегодня многие хотят владеть, распоряжаться собственностью, рисковать, имея лиил шанс жить зажиточно и независимо Естественно, многие другие удовлетворены сложившейся за годы Советской власти системой регуляции — этим объясняются препоны, препятствия на пути становления новых форм собственности, которые еще не получили необходимой легитимации, признания обоснованными во всех слоях общества
Перерегулирование социальных институтов — процесс сложный, драматичный, сопровождающийся противоборством сил. И это естественно, поскольку речь идет об изменении исходных, ценностных основ регуляции взаимодействия людей, что всегда сопровождается смятением душ, умов, нарастанием конфликтов. Социальные институты, находящиеся в состоянии перерегуляции, с трудом справляются со своими функциями, падает ответственность работников учреждений данного социального института, растет нестабильность, непредсказуемость — неминуемая плата за развитие общества, перестройку социальных институтов.
Особенно драматичными бывают периоды в развитии общества, связанные с переналадкой основных систем социальных институтов общества: экономических, политических и др. В этом случае происходит достаточно широкий и глубокий пересмотр основных систем ценностей, исходных принципов регулирования всех сфер жизни общества, идет смена всей системы институтов, т.е. смена общественного строя. Выдвигаются по сути новые критерии того, что такое добро и что такое зло, новые исходные принципы организации всей социальной жизни. Общество, система социальных институтов, исходные ценности и нормы, правила игры проходят процесс обновления.
Итак, оценивая уровень развития социальных институтов как системы мы должны применить два критерия:
• критерий специализированности, автономности социального
института (институтов);
• регулятивно-нормативный критерий, который предпола
гает анализ наиболее устойчивых, обобщенных показате-
250
лей мотиваций социальных действий, «ориентации на другого».
Опираясь на идеи классиков мировой социологии (см. раздел II, 1лаву III), можно определить основную направленность эволюции социальных институтов (западноевропейского общества) следующим образом: от институтов общинного типа (механической солидарности, традиционного общества) с присущими им малой диф-ференцированностью, аскриптивностью, чувственно-индивидуальным (а не универсалистским) отношением к партнеру — к современным (модерным) институтам (с органической солидарностью, рациональным действием) с присущим им дифференцированнос-тью, доминированием достиженческих универсалистских норм, правил игры.
§ 3. Социально-исторические типы социальных институтов
Современная социология, продолжая терминологическую традицию, заложенную М. Вебером и Т. Парсонсом, выделяет два основных типа социальных институтов: традиционные (образующие традиционное общество) и модерные (образующие современное индустриальное общество).
Традиционные институты возникли в древнем обществе и существовали, в частности, в Западной Европе вплоть до становления индустриального общества в XVI — XVII вв. В процессе развития традиционные институты претерпели существенные изменения, сохранив при этом основные признаки: доминирование партикуляристски-аскриптивной ориентации «на другого» и слабая специализированностъ.
РАННИЕ ТРАДИЦИОННЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ |
Рассматривая первобытное общество как крайне функционально-недифференцированное, лишенное специализированных институтов, Р. Макай-вер отмечает, что «первобытное общество может иметь достаточно совершенную систему церемониальных служб и более совершенную систему родственных различий, чем это характерно для развитого общества. Но здесь мало группирований или разрядов, в которые члены сообщества зачисляются исходя из практических целей кооперативной жизни. Группирование по признаку родства является преобладающим и всеобъемлющим... Имеются, конечно, и определенные «естественные» группирования, в особенности возрастные и половые... имеется лишь очень незначительная специализация производственной деятельности и обмена...
Даже те права, которые для нас являются интимными, были то время правами, принадлежащими кровному братству Предос! тавление жен гостям племени, общее для американских индейце! и многих племен Африки, Полинезии и Азии, может рассматри! ваться как допуск к племенной «свободе» дескать «гость вступа! ет в обладание всеми правами членов племени » Освященная^ традицией вседозволенность на первобытных свадебных торже] ствах, существование среди некоторых африканских племен ин| ститута «невестиной хижины», где невеста была доступна для все?| мужчин племени, добрачная проституция, ставшая вавилонскш храмовым обрядом, могут истолковываться как пережитки сексу-| ального коммунизма или по крайней мере как утверждение перед их отчуждением браком — тех прав, которые считалис!) исконной принадлежностью всего племени»*
Доминирующие социальные институты — это сначала слабораз-| витый институт кровного родства, а затем (с целью привязки ре- бенка к родителям, что обеспечивало успешную социализацию! семья, в рамках которой осуществлялись воспроизводство рода! обучение накопленному опыту (социализация), хозяйственно-экономическая деятельность (охота, бортничество, собирательство, позже земледелие, скотоводство), управленчески-политическая деятельность, распределение власти В семье существовали нормы,д статусно-ролевые кровно-родственные предуказания, адекватные для выполнения основных функции семьи (деторождение, опека и воспитание детей) Поэтому использовались матрицы «родитель-ребенок», «брат—брат», «родственник—родственник» и тд
Аскриптивность и партикуляризм ранних традиционных институтов сочетаются с их малой автономностью, слабой диффе-ренцированностью Разделение труда носит половозрастной характер Не существует специальных людей, которые занимались бы дифференцированно, автономно от кровно-родственных, половозрастных отношении специальными функциями (например, глава рода не только обеспечивает опеку, передачу опыта, но и является верховным правителем, который может заставить, принудить к определенным действиям) Не существует особых норм, правил, которые регулировали бы взаимоотношения между людьми в области хозяйственной деятельности, управления делами рода, семьи Все регулируется на основе единой матрицы кровно-родственных отношении — один и тот же человек занимается и охотой, и строительством дома, является и воином-защитником, и воспитателем
* Макайвер Р Реальность социальной эволюции В кн Американская социологическая мысль —М 1994 с 85 86
252
По мере расширения семей, родов, возникновения необходимости контактировать, конкурировать, взаимодействовать с другими родами, семьями, племенами ранние традиционно-аскрип-тивные институты изменяются Устанавливаются нормы, которые регулируют некоторые аспекты повседневной жизнедеятельности и приобретают в определенной степени более рационально-дости-женческии характер
Прежде всего речь идет об отделении (конечно, относительном) управленчески-политической функции По мере усиления контактов, конкуренции, противоборства с другими родами перед главой рода со всей остротой встает проблема обеспечения интересов, процветания, стабильности своего рода, семьи в целом Интересы целого (рода, племени) приходится ставить выше норм, интересов семьи, своих ближних
Формирование племени племенных союзов, возникновение со вета старейшин вождей, дружин, других зачатков государства спо собствуют возникновению проблемы вычленения функции управления обществом (и соответствующих властных статусов) из функций и статусно-ролевой структуры семьи Чтобы охранять свою территорию вождь обязан создать сильную боевую дружину и поставить во главе ее прежде всего храброго талантливого воина, а не обязательно близкого родственника Выделяются специальные должности позиции (статусы) вождей, князей, воинов и др
Организация политической власти приобретает во многом собственную логику, происходит некоторая рационализация нормативной регуляции данного социального института Но аскриптив-ность хотя и ослабевает в какой-то мере, но не исчезает, доминируя в течение еще многих столетии, как непосредственно в се-меино-родственнои форме, так и опосредованно в форме личного служения и верности владыке, а не делу
Проявлением непосредственной семейно-родственной аскрип-тивности является, например, престолонаследие, формирование родовой знати (элиты) по семейно родственным критериям и т д Даже в раннефеодальном обществе отношения сеньора с вассалом строились на основе личных связей, личной преданности (т е аскриптивно-партикуляристски а не достиженчески-универсалист-ски) вассального договора по которому «вассал влагал свои сомк нутые руки в руки сеньора который должен был сжать их, и выражал волю препоручить себя сеньору примерно по следующей формуле «Сир я становлюсь вашим человеком» (Франция, XIII в )»* Позднее личные связи трансформировались в аскриптивно-наслед-ственные (сословные), чтобы преодолеть произвол сеньора обеспечить определенные гарантии вассалу, его семье против капризов хозяина
' Ле Гофф Ж Цивилизация средневекового Запада —М 1992 с 90
253
Во многом сходные процессы происходили и в хозяйственной жизни. Полностью натуральное хозяйство охотников и собирателей плодов сменяет специализированное хозяйство скотоводов и земледельцев; происходит дифференциация многих видов хозяйственной деятельности (ремесло, строительство, разделение умственного и физического труда и т.д.); возникают города как принципиально новый вид поселений и организации социальной жизни; возникает обмен между родами, племенами, городом и селом, работниками умственного и физического труда; появляется торговля как специализированная система хозяйственной деятельности, подчиняющаяся уже не семейным, а собственным (в основном рационально-рыночным) нормам, и, соответственно, люди, работающие на торговлю, рынок, ремесла.
Ремесленники, купцы, ростовщики, пастухи, виноделы, корчмари — вот только несколько статусно-ролевых позиций, возникающих экономических институтов. Однако доминирует натуральное внутрисемейное хозяйство; роль специализированных экономических институтов еще невелика.
поздние Характерные черты поздних традиционных инсти-
ТРАДИЦИОННЫЕ тутов (существовавших в эпоху феодализма) —
социальные относительно малая дифференцированность,
институты. ощутимая аскриптивность и партикуляризм. Ко-
зарождение нечно, возникают и развиваются социальная диф-
«2^ГЕ1^Е^НЫХ ференциация, иерархия сословий, власть феода-
I
260
ности сфер общественной жизни, общества в целом к новым вызовам истории, внешней среды, обеспечивает высокую динамичность, новаторство, отзывчивость на новое, большую эффективность и стабильность, устойчивость институциональной структуры общества;
• в усилении автономии социальных институтов, которая про
является не только в относительной независимости органи
заций, учреждений данного социального института, специ
фичности его правил, норм, но и в способности института
к саморазвитию, инновациям в целях повышения эффекта
(так, из общего образования развился социальный инсти
тут высшего образования);
• в усилении взаимозависимости сфер общественной жиз
ни, которая проявляется тем сильнее, чем глубже специа
лизация и автономия институтов. Возникает эффект нара
стания целостности общества, его системности по мере внут
реннего усложнения его основной структуры.
§ 4. Особенности становления институтов российского общества (наброски социологического анализа)
Какова специфика российских институтов? Какие институционально-нормативные «мостики» использовало наше общество в своем продвижении от традиционно-патриархального состояния до современного?
Этот вопрос имеет большое значение для понимания судеб нашей страны, ее особенностей, проблем и достижений. Но ответ на него затруднен, по крайней мере не является однозначным — в частности, потому, что если западноевропейское общество, история его институциональных основ, становления и развития его нормативно-регулятивных устоев повседневной жизни составляли предмет исследований многих поколений социологов (от Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, М. Вебера до Т. Парсонса и Р. Мертона, а сегодня П. Бурдье, И. Валлерстайна и др.), то история же отечественных социальных институтов, их своеобразие фактически мало подвергались серьезному научно-доказательному анализу социологов.
Мы не претендуем на анализ, тем более решение этой, безусловно, одной из важнейших проблем отечественной социологии, а ограничимся лишь обозначением некоторых пунктиров.
Как и во всех феодальных странах, в России были явно выражены черты аскриптивно-партикуляристской организации: престолонаследие монаршей власти, принципы личного служения, сослов-
26 7
ные привилегии, передаваемые по наследству, крепостной строи и т.д. Но мы не будем останавливаться на этих всеобщих аспектах, а сфокусируем внимание на исторических особенностях становления социальной организации российского общества.
Прежде всего огромное значение имела эпоха объединения русских земель после татаро-монгольского нашествия, эпоха формирования и укрепления централизованного российского государства (XV—XVIII вв.), когда во многом были заложены основные нормативно-регулятивные устои российского общества, его ведущих институтов: государства, религии, экономики.
Как уже упоминалось, формирование западноевропейских государств в постфеодальную эпоху происходило на основе греко-римского государственно-правового наследия. Своеобразные осколки греко-римской цивилизации существовали не только в виде буквальных развалин римских «акведуков», крепостей. Речь идет прежде всего о нормативно-институциональном наследии, существовавшем наяву, в практике повседневных взаимоотношений людей, заселявших Западную Европу в виде определенных правовых традиций, обычаев ведения хозяйства, заведенного порядка вещей, которые во многом послужили своеобразным катализатором, зачатком западноевропейских модерных нетрадиционных институтов.
Россия была лишена подобного наследия и если и могла заимствовать у римского общества какие-либо устои (используя восточно-римское, византийское наследие), то это заимствование носило преимущественно «книжно-умозрительный» характер, так как на российской территории никогда не было византийских городов, население никогда не жило по византийским законам, нормам, обычаям (хотя священнослужители давали некоторые знания, которые служили возможными ориентирами).
В течение нескольких веков институциональный порядок российского общества в той или иной степени находился под влиянием устоев Золотой Орды.
ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВА КАК РЕШАЮЩЕГО ИНСТИТУТА РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА |
П.Н. Милюков, один из самых тонких и наблюдательных российских историков, тяготевших к масштабному осмыслению отечественной истории, отмечал, что, «изучая культуру любого западноевропейского государства, мы должны от экономического строя переходить сначала к социальной структуре, а затем уже к государственной организации. Применительно же к России удобнее использовать обратный порядок, т.е. прежде ознакомиться с развитием государственности, а затем с развитием социального строя, поскольку в России государство обусловило общественную
организацию, тогда как на Западе, наоборот, общественная организация обусловила государственный строй»*.
Последуем его совету. Каковы же были закладывавшиеся основы государства как решающего института российского общества?
Византийская (восточно-римская) традиция имперской власти, как считают современные исследователи**, была унаследована от Рима, где государство считалось высшей и незыблемой ценностью, а император господином, неограниченным правителем, но обязанным подчиняться универсальным законам. Сильное централизованное государство в римском варианте всегда основано на универсальном, едином для всех законе. Как неоспоримая обязанность, повинность признавалось византийскими императорами служение народу на основе закона, на основе справедливости.
Еще одно своеобразие византийского порядка государственного устройства: византийский император считался господином государства, но (в отличие от восточных деспотий) не собственником государства. Он не воспринимал государство св*оей вотчиной, собственностью, которой мог бы распоряжаться произвольно, по своему усмотрению.
Далее. Своей идеологической основой Византийское государство признавало христианство, поэтому светская и духовная власть были слиты, а император считался не только мирским правителем, но и фактически высшим Главой церкви, имеющим право смещать и назначать ее предводителей. В отличие от Восточной Римской империи в Западной Европе признание христианства основой государства делало церковь и организационно, и политически, и экономически ощутимо независимой от королевской власти.
Отметим и другое обстоятельство. В Византии феодалы не обладали юридически закрепленными привилегиями — они определялись на основе личной верности и службы императору, который мог менять эти привилегии по своему усмотрению. Не были закреплены и сословные привилегии купцов, ремесленников. Как и в Риме, в Византии поощрялись торговля и ремесло. Но и купцов, и ремесленников контролировали и опекали — они получали гарантированные заказы от армии, двора, но и подвергались произволу чиновников.
Теперь о России. В период объединения русских земель, формирования московского государства очень многое было заимствовано у Византии, преемницей которой считала себя Москва («Третий Рим»). И это проявлялось не только во внешне ритуальном осуще-
* Милюков П Н Очерки по истории русской культуры. — М , 1992, с. 23. **См , например' Хачатурян В М История мировых цивилизаций — М., 1998.
263
ствлении государственной власти, но и в духовной жизни — Москва переняла православную (византийскую) версию христианства. Из рук византийских священнослужителей Россия получила догматы христианства, его письменную культуру, религиозные ритуалы, обряды.
Вместе с тем в результате многих иных воздействий, и прежде всего практики золотоордынской организации власти, с которой непосредственно (а не умозрительно) сталкивалось российское общество, были сформированы стандарты, нормы, ощутимо отличавшиеся от римско-византийских обычаев устройства государственной власти.
Если византийский император служил народу на основе закона, обязан был подчиняться универсальным законам, то в России легитимация норм, традиций власти протекала в духе восточных деспотий. Формировалось представление о власти самодержца, который не ограничен никакими законами, произволен в своем властвовании.
Василий III, заложивший во многом фундамент царской власти, связывал с титулом «государь» представление о неограниченной власти в своей земле: «Чи ни волен яз князь великий в своем княжении?» По словам австрийского посла Герберштейна, Василий III превосходил властью всех монархов в мире: «Всех одинаково гнетет он жестоким рабством». Иван Грозный, внук Василия III, закрепляет порядок о том, что основным свойством самодержавной власти является ее неограниченность. В переписке с бежавшим в Литву князем Курбским Иван Грозный утверждал: «А российское самодержство изначала сами владеют всеми государствами, а жаловати если своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмы».
Ничем не ограниченная, никакими законами не регулируемая власть самодержца — такова нормативно-регулятивная основа функционирования государства. Это государство произвола. И в этом коренное институциональное отличие российской государственной традиции от греко-римской, которая как в западно-римской, так и в восточно-римской (византийской) версии всегда признавала единство сильного государства и законности. В Западной Европе именно опора на римскую государственную традицию, римское право становилась одним из главных средств борьбы против произвола удельных феодалов. Сильная королевская власть вела к утверждению универсальных норм и стандартов социальной регуляции. Король подчинялся и уважал свой закон так же, как и любой его подданный. (Вспомним хотя бы тяжбу судьи Коука против английского короля Якова I — представить себе такое для России даже в XX в. — невозможно.)
В России усиление государства вело к усилению не универсализма, а произвола. В.О. Ключевский вслед за СМ. Соловьевым отме-
264
чал, что московские самодержцы управляли своим государством, как вотчиной; они считались собственниками всей земли, могли лишить земли, средств к существованию, жизни любого; могли сбривать бороды, заставлять своих поданных разучивать европейские танцы и т.д. Именно выбор восточно-деспотического варианта власти, согласно которому государь — это собственник, владелец государства, судеб людей, во многом, как мы предполагаем, определил многие особенности развития социальных институтов российского общества.
Так, в России гораздо медленнее, чем на Западе, законодательно оформлялись сословные права основных слоев населения, которые могли бы гарантировать представителям этих сословий определенные привилегии и обязанности, переходящие по наследству. Подобный наследственный (аскриптивный), но универсалистский принцип мог бы противостоять произволу самодержца, который был заинтересован в более примитивном ас-криптивном принципе — принципе личного служения, личной преданности. Укоренение норм личной преданности в течение многих столетий создавало незащищенность даже вьйсших слоев общества перед произволом самодержца. Вместе с тем это закрепляло и определенную культурную традицию власти, согласно которой верность, близость к государю, властелину, руководителю становилась главным условием личных достижений.
Например, служилое дворянство, казалось бы, являлось привилегированным сословием. Но земля, права передавались представителям этого сословия условно, на основе принципа личного служения. Царь мог забрать землю, лишить наследников прав на нее. Только Петр I в 1714 г. предоставил помещикам право передавать по наследству поместье, которое до тех пор принадлежало им условно. Окончательно право собственности дворян на вотчинные земли и другие их сословные права и обязанности были законодательно оформлены в 40—80-х гг. XVIII в. Городские жители, так называемое третье сословие, фактически вплоть до «Грамоты городам» (1775 г.) не имели ясно очерченных прав, привилегий, а значит, определенных гарантий от произвола власти, ее представителей. Жесткая централизованная власть, имевшая право контролировать все и вся, мешала созданию мощных коммунальных движений, которые в Западной Европе завершились оформлением городских хартий, юридически закрепляющих их свободу.
Неограниченная власть самодержца, произвол власти, отсутствие законных гарантий, прав и обязанностей существенно снижают уровень организованности общества, предсказуемости социальной жизни, усиливают хаос. Люди лишаются тех преимуществ, которыми обладает социальное, организованное, упорядоченное. Все это тормозит развитие процесса институализации
265
социальных связей. Социальные институты как гаранты предсказуемости, гарантированности, а вместе с ними и все общество, на протяжении столетий имеют примитивные, элементарные формы. Личность, ее права мало что значат как для государства, так и для самой личности. Не создает ли такая практика социальных взаимодействий неуверенность в завтрашнем дне, стремление жить одним днем, невостребованность рационального планирования своей деятельности, надежду на «авось», социальную пассивность, упование на доброго и мудрого царя, а не на себя, свою энергию, рассудок?
Формируется снисходительное отношение к высшему регулятивному механизму социальной жизни — закону, который не уважает даже сам властелин, а ведь хорошо организованное общество базируется на законе как неоспоримой святыне. Мощь и сила государства направляется не на эффективную организацию людей по определенным правилам, а на принуждение людей к поведению, желательному для государя, власти. Власть рассматривается не как высшая ответственность, а как возможность подчинять себе людей.
РОССИЙСКИЙ Теперь несколько слов о городе, который на За-
город паде был главным источником развития дости-
женческой ориентации, нового типа институциональных норм. Город — это объединение чуждых по крови людей, в основе взаимодействия которых рациональные критерии пользы, успеха, качества и т.д. Центром города является рынок, на котором горожане обменивали произведенную продукцию между собой, между городом и деревней, данным городом и другими городами, областями. Не случайно в городах-полисах Древней Греции зарождались юридические институты и поведенческие комплексы, ставшие нормативно-регулятивной основой современных (модерных) институтов. Именно в городах средневековой Европы возникли городские рынки и университеты — «рассадники» знаний, профессионализма и компетентности...
В 1630 г. в России горожане составляли лишь 2,5% населения, в 1724 г. — 3, в 1897 г. — 13%. Сравните с Голландией: 50% горожан в 1515 г.; 65% — в 1795 г., или с Японией: 22% горожан в 1750 г.*
Но каковы по своему качеству русские города? (Хотя и количество горожан, т.е. носителей иных, не аскриптивно-родовых стан-
* Бродель Ф Материальная цивилизация: экономика и капитализм, XV— XVIII вв. Т I 1986, с. 514.
266
дартов, во многом определяет процессы эволюции традиционных институтов к современным (модерным) устоям повседневности.)
М. Вебер и Ф. Бродель разработали взаимодополняющие друг друга типологии городов. По мнению Ф. Броделя, существуют следующие типы городов:
• открытые города, которые не отличаются от своей округи
и даже смешиваются с ней, — это города античного об
разца, открытые в сторону своих деревень и равные им,
индустрия в них только зарождалась. Это исторически ранние
города (тип А);
• замкнутые города, которые закрыты в буквальном смысле
этого слова; их стены в гораздо большей степени определя
ли границы сущности, нежели владений — это средневеко
вые города Западной Европы. Пройти за их крепостные сте
ны — это было то же, что пересечь государственную грани
цу. Это был иной мир, с иными стандартами, нормами по
ведения, и пришелец долго мог оставаться в этом мире чу
жаком, деревенщиной. Здесь правили купцы, ремесленни
ки, точнее, цехи, гильдии. Ощутимо было развито незави
симое от феодала, князя самоуправление, в котором зада
вали тон известные горожане (тип В);
• города, находившиеся под опекой, подчинявшиеся государю и
государству, — это города современного типа, где сильное
централизованное государство установило свою власть, сделало
независимые города частью единого государства, привело
их к покорности, сохранив, если город прошел этап второ
го типа, его самоуправление и т.д. (тип С)*.
Ф. Бродель, размышляя о том, к какому типу отнести русские города, приходит к выводу: «Мы могли бы сказать о промежуточном положении между А и С, когда не сложился средний этап эволюции. И государь оказался тут как тут наподобие молодца из сказки»**.
М. Вебер, идеи которого, по признанию Ф. Броделя, и были положены в основу его анализа, выделяя «княжеские города» (или княжеские и вотчинные города), отмечает, что такой город базируется на патриархальных и политических доходах как основе покупательной способности крупных потребителей, которые могут быть: 1) должностными лицами, обладающие законными или незаконными доходами, или 2) вотчинниками и носителями политической власти, расходующими ренту с внегородских земель или иные... доходы (примером чиновничьего города мо-
Бродель Ф Указ соч , с 547—558 ** Там же.
267
жет служить Пекин, вотчинного города — Москва до отмены крепостного права)*.
Итак, судьба средневекового русского города существенно отличается от судьбы средневекового западноевропейского города — русский город не испытал в своем развитии тех свобод, коммунальных сообщностей, цехов, гильдий, присущих городам-коммунам, торговым городам Северной Италии, Западной Европы между Луарой и Рейном и т.д.
П.Н. Милюков отмечал, что русский город не был естественным продуктом внутреннего экономического развития страны. Промыслы и торговля из-за своего незначительного развития вполне могли пока обходиться и сельским укладом жизни — город нужен был государству. Это было место, «огороженное», укрепленное, военный оборонительный пункт. Здесь находились начальство — стояла воеводина изба — тюрьма для «колодников», в городе жили приказные люди для управления и ратные люди для обороны в случае осады. Дома, которые находились внутри города, назывались осадными. Вне города, на «посаде», жило торгово-промышленное население. Позднее возле посада появляются и слободы.
Итак, «русский город был прежде всего правительственным и военным центром. В целой половине России, на юг от Оки все без исключения города... появлялись именно как оборонительные пункты...»**.
Историческое своеобразие русских городов оказало значительное влияние на эволюцию социальных институтов российского общества. Ведь городской тип организации социальной жизни, основанный на рациональном расчете, качестве, умении, профессионализме, тип хозяйствования, присущий городу, ориентированный на рынок, товарно-денежный обмен, специализированное производство на заказ, слой людей, который эти нормы, стандарты жизни, хозяйствования воплощает, и являлись главными носителями нетрадиционных институциональных порядков. Судьба русских городов и вместе с этим судьба русской индустриальной экономики во многом определяли характер, глубину преобразования традиционных институтов.
Итак, город был детищем государства, а не внутренней логики развития хозяйственной жизни, глубокого разделения ремесла, торговли, с одной стороны, и земледелия — с другой. В России на протяжении столетий ремесло институционально нередко было
* Вебер М. Город, с. 312.
** Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры.
268
соединено с земледелием. Крепостной безземельный крестьянин мог оставаться дома, став кузнецом, заниматься извозом, торговать в разнос, уходить на заработки, но не становиться при этом городским жителем. Чаще же всего речь шла о сочетании сельскохозяйственного производства с каким-либо промыслом (особенно в зимнее время).
Но государство само создавало для своих нужд не только города, но и промышленность, индустрию, которая «кормила» эти города. Развитие экономики, ее новых институционально-нормативных форм не столько подготавливалось изнутри, сколько организовывалось государством. Но на свой лад. Задачи обороны, внешней политики чаще всего были основным фактором развития экономики.
В годы правления Петра I развитие промышленности преимущественно осуществлялось не за счет свободного рыночного товарооборота, купли-продажи, наема свободных работников, а сверху. Российская промышленность, мануфактуры, заводы и т.д. еще очень долго не являли собой новый тип нормативно-институциональной регуляции. Это был по сути не городской, а вотчинно-феодальный тип промышленности с приписанными крепостными, внерыночной ценовой регуляцией, льготами от государства и т.д. Соответственно в этой промышленности слабо проявлялись достиженчески-конкурентные нормы, стандарты: казенная промышленность, опекаемая государством, живущая на государственный заказ, без конкуренции на рынке труда и капитала.
Подобное развитие экономики подчиняло ее государству; политические институты оказались слиты и господствовали над экономическими, нормы политических институтов определяли целесообразность, эффективность экономических. Нет ни свободной конкуренции, ни свободного ценообразования — есть политический контроль и опека.
Зародышевый характер городского рынка, рыночного обмена, собственно рыночных институциональных норм, господство государства, его опека и контроль — все это во многом предопределило тип хозяйствования, нормы предпринимательского поведения, упование на государство, его защиту, опеку, а не на собственную предприимчивость, инициативу и активность. Все это закладывало определенные нормы, стандарты взаимоотношений предпринимателей, купцов с государством, формировало безынициативность, боязнь политической самостоятельности. Так было в XVIII в., так было в начале XX в., так есть и в конце XX в.
Город, созданный и опекаемый государством, созданная и опекаемая государством промышленность не могли не породить пассивное в социальном смысле городское население. Яркой чертой средневекового западноевропейского города является самоуправ-
269
ление, готовность отстоять свои интересы в борьбе с удельными баронами, феодалами, королями. Российское же городское сословие фактически было выпестовано, создано государством. Даже самим выделением в особую общественную группу и своим корпоративным устройством оно было целиком обязано правительству. Правительство хотело дать городскому сословию те элементы самостоятельности, которых не выработала русская история, для чего, используя формы средневековой европейской свободы, поделило его на гильдии и цехи. Но городское корпоративное устройство в России в гораздо большей степени, чем дворянское, по оценке П.Н. Милюкова, оказалось мертвой формой.
Российские города ни по своему количеству, ни по своему качеству вплоть до 1861 г. не были носителями эффективных модерных достиженчески-универсальных норм институциональных
взаимодействий.
* * *
Подведем некоторые итоги. Итак, доминирование государственного произвола над обществом обусловило существенное своеобразие развития российских социальных институтов, которое мы ощущаем и поныне, — это и тип политического властвования, принятый в нашем обществе и в годы самодержавия, и в советское время, и сохранившийся во многом до сих пор; и неуважение к личности, ее правам со стороны власти; и неразвитость гражданского общества, способности и готовности социальных слоев граждан заявить и отстоять свои права; и ориентация на государственный контроль за экономикой и т.д.
На первый взгляд, поражает, что данный способ организации общественной жизни легитимен, т.е. признан обоснованным как властителем, так и опекаемыми. Однако это вполне объяснимо: неуважение личности со стороны властей возможно лишь при условии неуважения самой личностью своих прав, своего достоинства. Значение анализа истории социальных институтов в том, что он приоткрывает завесу над тайной становления норм, стандартов взаимодействия людей в повседневной жизни.
Раздел V.
I
традиции, обычаи, и всякий вовлекаемый в нее должен принимать эти нормы как должное.
Единые нормы, правила, ценности должны определять как пути, средства, правила достижения каждым участником совпадающей цели, так и взаимоотношения между партнерами — участниками общности.
Переменная солидарных социальных действий Реально общность возникает не при наличии совпадающих целей и единых представлении о приличиях, нравственности, а при возникновении на основе совпадающих целей и разделяемых норм системы солидарных социальных взаимодействий партнеров.
Общность — это комплекс социальных действий, ориентированных на оказание помощи, содействия, поддержки друг другу. Эти действия могут быть кратковременными или длительными, поверхностными или играть решающую роль в жизнедеятельности личности.
Как видим, общность — явление многомерное и в то же время целостное. Чтобы общность стала реальной, необходимо выполнить множество условии Вместе с тем рассмотренные три ее элемента позволяют выявить особенности, недостатки или преимущества различных видов социальных общностей. В зависимости от того, каковы цели (совпадают они или едины), насколько партнеры признают для себя обязательными выработанные в общности правила игры, насколько систематически, регулярно осуществляются солидарные взаимодействия, зависят тип, форма общности. При этом последний элемент — характер солидарных социальных взаимодействии — играет особую роль
Основу нашей классификации типов социальных общностей составило солидарное социальное действие как родовое понятие социологии. Солидарные социальные действия воплощаются в определенном типе социальной связи, который определяет тип социальных общностей.
В предложенной схеме выделены три разновидности социальных общностей, мнимые (множества), контактные, групповые.
Во множествах воплощаются мнимые солидарные социальные действия, в контактных общностях —- контактные солидарные социальные действия, в групповых общностях — институализиро-ванные солидарные взаимодействия. В центре схемы — солидарное действие и солидарная социальная связь как взаимно направленные социальные действия. Над социальными действиями партнеров надстраиваются мнимые социальные действия, которые не имеют никакой связи с социальными действиями: мнимые социальные действия создают видимость социальных связей, преднамеренная взаимная ориентация партнеров друг на друга отсут-
278
ствует. Разнообразных форм мнимых социальных общностей (множеств) немало, и мы ежедневно вовлечены в них.
I
§ 4. Множества
На улице, в транспорте, на работе — везде человек ощущает присутствие других людей, что нередко создает впечатление общности. И первый образ коллективности, сообщности, который предстает в нашем воображении, — это нередко образ совместности, «неодиночности» нашей повседневной жизни. Однако общность не всегда есть признак коллективности, за ней нередко скрываются изолированность индивида, отсутствие его ориентации на другого, соучастия, сопереживания, глубокое одиночество. В этом случае речь идет о множествах, мнимой общности. Главный признак различных ее форм — отсутствие взаимных социальных действий, солидарной социальной связи при наличии совпадающих целей, интересов (примеры — очередь в магазине, пассажиры в автобусе и др.).
Рассмотрим некоторые формы множеств.
КАТЕГОРИИ |
Регулярно в газетах публикуются статистические данные о том, что в нашей стране, насчитывается столько-то рабочих, учащейся молодежи, среди них сголько-то школьников, студентов и т.п. Нередко эти данные выдаются за численность такой-то социальной общности, профессиональной группы. Не стоит спешить с такими утверждениями. Факт, что в нашей стране насчитывается столько-то людей, обладающих схожими признаками (например, учащихся, рабочих, пенсионеров и т.д.), не дает социологу оснований для выделения той или иной социальной общности (группы) и определения ее численности.
Категории (а также массы, о которых будем говорить позже) часто выдаются за истинные социальные общности. Но тот факт, что в России имеется определенное количество студентов, вовсе не означает, что эти студенты объединены в единый социальный организм, способный выступить как единое целое за свои интересы, повышение качества учебы, своевременность выплаты достойной стипендии и т.д.
Скорее, можно говорить о том, что статистика определила некое формально-статистическое множество, т.е. выделила людей по какому-то общему признаку (но не по признаку наличия между людьми социальных связей). Этих людей объединяет то, что они одинаковы, имеют общий признак, но они совершенно изолированы друг от друга. На основе формально-статистического принци па можно выделить лишь различные социальные категории: про-
280
фессиональные, возрастные, половые, имущественные и др. Как правило, в статистических сводках и представлены социальные категории, выделенные на основе принципа множества; этими данными нельзя пренебрегать — они важны для разработки государственных решений о повышении зарплаты, стипендии и т.д.
Агрегация — это объединение людей, простран-
агрегацияственно находящихся в одном месте, иными сло-
вами, локализованное множество (пассажиры одного поезда, пешеходы на конкретной улице и т.д.). Каждый озабочен своими делами, хотя, казалось бы, есть внешний признак общности — совпадающие цели (скорее, совпадающее местоположение). Здесь уже есть некое ощущение «неодиночности», но это мнимая коллективность: есть единство местоположения, но нет взаимной направленности действий, солидарных отношений друг с другом. Однако они довольно легко могут возникнуть.
Например, если поезд попадает в аварию, то пассажиры могут начать самоорганизовываться, оказывать помощь друг другу, выдвигать лидеров, разделять функции' организация питания, налаживание связи с железнодорожной станцией и т.д. Пешеходы тоже могут легко вступить в определенные связи друг с другом, если произошел несчастный случай' кто-то берется вызвать милицию, скорую помощь, другие ему советуют, как это сделать, где найти телефон, и т.д. Еще несколько минут назад эти люди не знали, да и не хотели знать друг друга — но вот они вошли в социальный контакт, и мнимая коллективность внезапно переросла в коллективность подлинную, множество преобразовалось в общность, хотя и хрупкую.
Особое внимание социологов, психологов, фило-
МАССЫ . ■
софов, да и политологов привлекает другая форма
множества — массы. Пожалуй, анализ именно этого вида мнимых общностей имеет наибольшее значение для социологического понимания общественных процессов. В отличие от категории и агрегации, которые бездейственны, массы уже характеризуются действием, но не социальным. М. Вебер отмечал, что «общностным действием не является реакция прохожих на ливень (они открывают зонт), это не совместные действия, а массово-однотипные, таковыми не являются также и действия, вызванные простым влиянием поведения других... например, при общей панике и т.д.»*. Решающий признак массы, точнее, объединения людей, имеющих мас-совидно-типичное поведение, — не только однородность социального положения или места положения, но и однородность реакции на внешний объект, ответных действий, ориентации, ожиданий.
На данный признак как отличительный для масс и массовид-ного поведения обращал внимание Г. Блумер: «Масса... не являет-
* Вебер М Избранные произведения — М , 1990, с. 524.
281
ся формой общности, так как у нее никакой социальной организации... Она просто состоит из некоего конгломерата индивидов, которые сами по себе изолированы, анонимны... индивиды отделены друг от друга и неизвестны друг другу... Вместо того чтобы действовать, откликаясь на внушение и взволнованное возбуждение со стороны тех, с кем он состоит в контакте, он действует, откликаясь на тот объект, который привлек его внимание, и на основании пробужденных им порывов»*.
Массовидная коллективность проявляется в очень большом спектре форм социальной жизни: паника в горящем кинотеатре, повальное бегство беженцев, масса зрителей телевизионной рекламы, масса избирателей, слушающих по радио выступление кандидата в депутаты, и т.д. Масса может расчленяться по статусам (пролетарская масса, крестьянская масса), функциям (масса избирателей), но может объединять представителей самых разных слоев (масса слушателей, масса покупателей и т.д.). Однако главным признаком остается однородность реакции изолированных индивидов, их ответных действий на какой-то внешний объект, раздражитель, а не на тех, кто рядом.
«Каждый массовизированный индивид делает самостоятельный выбор. Совпадение их выборов сделало массу могучей силой»**. Именно такой могучей силой были пролетарские массы, когда пролетарии, одинаково отражая условия своей жизни, несли в себе скрытый протест, который внезапно, под влиянием случайных обстоятельств, мог привести сначала к неорганизованным, но совместным действиям толпы протестующих рабочих, а потом к организованным действиям рабочего класса.
Могучая сила масс (массовизированных индивидов) проявляется и в ходе избирательного процесса. Совпадение политических симпатий у людей, не знающих друг друга и живущих в разных концах огромной России, приводит к власти одних людей и обрекает на политическое забвение других.
Массы гораздо легче обмануть, чем людей организованных, обсуждающих друг с другом проблемы, имеющих лидеров, но массы способны учиться на собственных ошибках, хотя эти ошибки могут дорого стоить — например, вторично голосовать за человека, который оказался неспособным выполнить обещанное, индивид вряд ли станет, так же как вряд ли станет вторично покупать товар, качество которого оказалось весьма далеким от указанного в рекламе.
* Блумер Г. Теория коллективного поведения. В кн.: Американская социологическая мысль —М., 1994, с 185. ** Там же, с. 186.
282
Но есть сферы, в которых масса легко обманывается, ждет одобрения своих не всегда развитых вкусов и т.д. Речь идет о массовой культуре, которая чаще всего спекулирует на непритязательности, необработанности вкусов «человека с улицы». Кроме того, она убеждает массовизированного индивида в том, что его эстетические представления (нередко довольно убогие, примитивные) являются образцом подлинной культуры человечества.
Мы подошли к очень важной проблеме.
Люди выступают в массе как разрозненные индивиды, не отягощенные общими правилами, культурно-нравственными нормами, обязательствами перед другими. Каждый индивид действует по своему усмотрению, не заботясь о том, насколько это способствует решению общих интересов, насколько это соответствует выработанным в обществе (городе, коллективе и т.д.) представлениям о должном, приличном, приемлемом. Ничто его не стесняет в его реакциях на внешний источник. «Каждый сам за себя, сам себе судия».
Это таит множество проблем, в том числе и негативных, на что обращали внимание многие социологи, психологи, философы. Данная проблема актуализировалась особенно в XX в., когда благодаря развитию средств массовой информации, рекламы, установлению всеобщего избирательного права и т.д. произошла резкая массови-зация социальной жизни. Благодаря активному развитию СМИ формы прямого аудиовизуального получения информации вытесняют общение с друзьями, во время которого под влиянием более развитых партнеров вырабатывались коллективные (разделяемые) представления, оценки, и индивид вынужден был придерживаться их, так как существовал определенный групповой контроль со стороны друзей. В результате такого вытеснения имеет место активизация усредненного человека; по меткому выражению X. Ортеги-и-Гассета, произошло восстание масс, «масса захватила авансцену социальной жизни», «герои исчезли, остался хор»*. По этой причине, отмечает Ортега-и-Гассет, происходит игнорирование основных принципов разума, гражданской законности, общепризнанных норм культуры. Если культура все-таки есть, то это «массовая культура — вульгарная и примитивная, откликающаяся не на общественные, групповые идеалы, вкусы, вырабатываемые коллективно под решающим вниманием аристократов духа, а на примитивные, стандартные представления, вкусы, прихоти людей без особых способностей... В результате безнравственность обрела статус некоего щегольства, массовая посредственность, отвергнув мораль,
* Ортега-и-Гассет X. Восстание масс// Вопросы философии. — 1989. — № 3, • с. 120, 122.
283
К
идею подчинения и служения общественно признанным идеалам, избавляется от чувства долга»*.
Конечно, анализ последствий массовизации, выполненный Ор-тегой-и-Гассетом, во многом справедлив, но он в какой-то мере упрощает последствия изменений, особенно в сфере средств массовой информации, которые произошли за последнее столетие и, • видимо, будут происходить и в нынешнем столетии.
Да, «пресса быстро научила, как массивизировать человека. Она сумела найти его, когда он один, дома, на работе, на улице. С тех пор радио и телевидение пошли дальше. Они приносят ему домой, воссоздают специально для него в четырех стенах то, за чем ему раньше нужно было идти в кафе, на площадь, в клуб»**.
Да, «организация поднимает интеллектуальный уровень людей, находящихся в массе, так как формирует благодаря взаимообогащению мнений, предложений лидеров — «аристократов духа» наиболее тонкие и глубокие идеи, коммуникация (массовая — А.Э.) понижает его, погружая их в толпы на дому»***.
Но нельзя, упрощая проблему, считать, что рост массовизации во всех случаях ведет к нарастанию пошлости, глупости, проявляющихся в решении важнейших социальных процессов «человеком с улицы».
Прежде всего классические социальные исследования механизмов влияния средств массовой информации, проведенные П. Ла-зерсфельдом, показали, что средства информации чаще всего воздействуют на индивида не напрямую, а опосредованно — через лидеров общественного мнения, которые всегда имеются в бригаде рабочих, семье и т.д. Иными словами, и в век средств массовой информации индивид в конечном счете вырабатывает культурную, политическую позицию в групповой дискуссии, а не при непосредственном просмотре телепередач, чтении газет или прослушивании радиопередач.
Далее. Мы забываем о тех, кто передает информацию. Разве они не выразители чьих-то социально-групповых идей, интересов? В конечном счете то, что будет передано массовизированному индивиду, слушателю или зрителю, зависит от того, какие группы людей, достаточно ярких и ловких, сумеют найти доступ к средствам массовой информации, какие идеи они сочтут нужным внушать массовизированному индивиду. Распространяемые идеи, следовательно, есть результат не массовизации, а хорошо продуманных групповых целей и интересов.
Еще один момент. Разве возможности внушения этой группой людей беспредельны? Ведь нельзя же полностью оглуплять массови-
I
* Ортега-и Гассет X Указ. соч. — № 4, с. 136, 153. ** Московичи С. Век толп, с. 249. *** Там же, с. 241.
284
зированного человека, лишать его элементарной способности анализировать. Как уже отмечалось, массовизированного человека легко обмануть, но он умеет учиться на собственных ошибках. Итак, мас-совизация социальной жизни — это, видимо, неодолимая тенденция современной социальной жизни, но ее отрицательное воздействие нельзя абсолютизировать. Механизмы массовизации индивида могут органично включать в себя групповое воздействие, групповую обработку и выработку распространяемых, внушаемых идей.
§ 5. Контактные социальные общности
Представьте себе, что вас пригласили на вечеринку, где вы познакомились с приятными людьми, с которыми вам было весело, приятно общаться. Но со многими участниками этой компании вы уже никогда не встретитесь. Общность была хотя и приятной, но кратковременной, узконаправленной.
Таковы контактные общности. В отличие от множеств здесь обязательно присутствуют «ориентация на другого», социальное действие, устанавливается социальная связь. Но эти связи носят контактный характер, т.е. они неустойчивы, узконаправленны, случайны, не являются самовозобновляемыми.
Рассмотрим несколько видов контактных общностей; некоторые из них малоприметны, а другие невозможно не заметить. Аудитория — это одноразовое кратковременное, как правило, узконаправленное взаимодействие лектора (певца, актера и т.д.) и слушателей. Аудитория напоминает рассеянную массу слушателей радиопередачи, читателей той или иной газеты — и в том и в другом случае индивиды реагируют на внешний источник информации. Но в отличие от массы аудитория — это не изолированные, а находящиеся в прямом или мысленном контакте друг с другом индивиды. В аудитории возникает два вектора связей: от слушателя к исполнителю (лектору) и от слушателя к слушателю. Именно наличие последнего вектора создает общность всех слушателей, зрителей в зале, аудитории, на стадионе и т.д. Но общность эта контактна, ибо ориентация на другого слушателя носит кратковременный поверхностный характер, хотя обязательно имеет место. Так, находясь в кинотеатре или в концертном зале, мы видим, как люди реагируют на выступление исполнителя, и нам неудобно сохранять индифферентность.
Любопытный факт: фильмы с участием Чарли Чаплина вызывают куда больший смех при просмотре их в кинотеатре, чем при просмотре их дома, в одиночестве.
Но аудитория как общность принципиально отличается от учебной группы. Связи, которые возникают между лектором и ауди-
285
I
торией, между слушателями при публичной (но одноразовой) лекции, кардинально отличаются от связей, возникающих в учебном процессе. Последний, как мы отмечали, является видом взаимодействий, т.е. самовозобновляющихся социальных действий, и предъявляет совершенно другие требования к логике построения, точности и ясности изложения, организации и научному уровню лекций и др.
Трудно, пожалуй, найти такой вид контактных общностей, который привлекал бы столь пристальное внимание политиков, ученых, простых смертных, как толпа. Сколько исторических событий связано с образом толпы разгневанных людей, готовых, как стихия, смести все на своем пути! Память об этих событиях заставляет нас быть осмотрительнее, осторожнее, политиков — быть благоразумными, вождей — задуматься, как овладеть силой толпы, подчинив ее своим задачам.
Как и все формы контактных общностей, толпа — это спонтанная, временная общность людей, определяемая сиюминутным настоящим. Толпа, как и агрегация, всегда территориально локализована, и, как всем общностям, толпе присуще совпадение целей. Но в отличие от агрегации между участниками толпы возникают определенная «ориентация на другого», социальные связи: обмен мнениями, содействие, выработка общих планов действий, а также подражание и другие формы быстродействия и неосмысленной взаимной отзывчивости.
Анализируя толпу как сложный и любопытный для научного исследования вид социальных контактных общностей, мы будем опираться на исследования Г. Лебона, Г. Тарда, Г. Блумера, С. Мос-ковичи, которые придерживались во многом сходных взглядов.
Существует несколько разновидностей толпы:
• случайная толпа — это, например, толпа «зевак», наблю
дающих за тушением пожара, и т.д.;
• обусловленная толпа — это, например, очередь (толчея)
за билетами на концерт популярного исполнителя (люди
общаются, беспокоятся, хватит ли им билетов, организу
ют контроль за тем, чтобы никто не получил билеты без
очереди, и т.д.);
• действующая толпа привлекает наибольшее внимание ис
следователей — это сборище, восставшая толпа, мятеж.
Социологический анализ выделяет следующие особенности толпы как социальной общности.
«Толпы суть ассоциации спонтанные и преходящие, которые не могут бесконечно оставаться в состоянии волнения. Им предначертано... распадаться, исчезать так же быстро, как и появлять-
286
ся, не оставляя следов»*. Здесь нет и не ожидается (пока толпа существует как спонтанное стихийное соединение людей) никакой организованности, делающей взаимоотношения людей в толпе упорядоченными, самовозобновляющимися; нет четких и устойчивых норм, культурных традиций — ведь это спонтанное и временное сборище; правила игры если и устанавливаются, то кратковременно; нет устойчивого разделения труда, устойчивой иерархии и т.д. Итак, хотя социальные действия между участниками толпы осуществляются, но они плохо организованы, носят неукорененный, несамовозобновляющийся характер.
Конечно, нельзя утверждать, что в толпе вообще нет никакого намека на упорядоченность взаимоотношений соучастников, ско-ординированность их действий. Наш опыт изучения толпы, исследования Р. Тернера и других показывают, что представлять толпу как некое однообразное месиво гнева, эмоций и т.д. примитивно и не совсем точно. В толпе возникает определенная координация, находится вожак, инициатор, который предлагает определенный план действий и отличается, как правило, эмоциональностью, импульсивностью, находчивостью. У такого импульсивного вожака сразу находятся несколько помощников (тоже эмоциональных), которые вместе с вожаком составляют некое ядро толпы, остальные более пассивны и послушно следуют установкам вожака и актива. Тот факт, что все находятся в замкнутом пространстве, имеют совпадающие цели (которые и объединили их в толпу), убыстряет процесс принятия целей и выработки плана действий.
Однако все меры по координации, упорядочению взаимоотношений участников толпы носят спонтанный и преходящий характер. Поэтому разделение функций, иерархия не имеет последствий вне этой толпы, т.е. разделение функций, обретение каких-то обязанностей, прав (например, лидерства) в толпе не порождают социального статуса, признаваемого вне толпы в обществе в целом. И это очень важный, осязаемый критерий различения толпы и организованных устойчивых видов общностей.
Полуорганизованные виды действующей толпы (митинг, демонстрация и т.д.) характеризуются большей организованностью. Нормы, разделение функций, иерархия в этих общностях носят более устойчивый характер, хотя они, как правило, возникают не на самом митинге, демонстрации, а до них и помимо них. Это вид специально организованной действующей толпы. Костяк ее участников хорошо организован; эта организованность закладывается вне данного митинга, продолжая действовать устойчиво. Можно сказать, что митинги, демонстрации, манифестации, шествия специально органи-
Московичи С Век толп, с. 207.
287
I
зуются, чтобы использовать эмоциональную энергию, силу, присущую действующей толпе, но в контролируемых рамках.
Г. Лебон и другие классики социологии, психо
личности логии и социальной психологии отмечают, что
в толпе в «толпе индивиды утрачивают свое собствен
ное мнение, свои интеллектуальные способнос
ти»*. У индивидуального участника толпы происходит «потеря им
самоконтроля и способности к критическому суждению, наплыв
порывов и эмоций, многие из которых обычно подавлены»**.
В результате в толпе «интеллектуальные способности индивидов и,
следовательно, их индивидуальность исчезает; разнородное утопа
ет в однородном, и берут верх бессознательные качества»***.
Как же это происходит9
Первое. Поведение личности в толпе характеризуется повышенной аффективностыо (эмоциональной возбудимостью). Проникаясь коллективным возбуждением, человек, как правило, перестает рационально-критически воспринимать ситуацию, теряет самоконтроль. Причины этого, в частности, в чрезвычайной насыщенности аффективных контактов, взаимных реакции на предельно малом замкнутом пространстве. В этих условиях человек, как правило, bje способен анализировать поступки, высказывания других, прежде чем реагировать на них. Иными словами, человек отказывается от присущих ему в обычной обстановке процедур принятия решения.
Второе. Это порождает чрезмерную внушаемость индивида. Ввиду повышенной эффективности он сразу откликается на предложения, порой самые сумасбродные, порывы, побуждения чаще всего получают немедленное воплощение. В толпе эффект внушения очень высок, что делает ее высокореферентной для индивида, вовлеченного в нее. В то же время внушаемость распространяется только на цель, которая объединила людей в действующую толпу, и только на участников толпы (посторонние люди зачастую иронизируют над участниками толпы).
Третье. Потеря способности рационально-критически оценивать ситуацию и повышенная внушаемость деиндивидуализируют людей, превращая их в «стадо баранов» — ведь именно в рациональном обдумывании, взвешивании альтернатив сильнее всего проявляются особенности, склонности, способности, жизненный опыт личности. Повышенная аффективность и внушаемость смывает черты индивидуальности.
* Московичи С Указ соч , с 290
** Блумер Г Коллективное поведение Американская социологическая мысль,
с 180
*** Лебон Г. Психология народов и масс, с 161
288
Если индивидуальность проявляется, то только в эмоционально-импульсивном аспекте (один кричит громче, чем другой), но смысл социальных действий остается у всех одинаковым.
Очень часто человек, попав в агрессивную толпу, меняется до неузнаваемости, порой сам себя не узнавая. Опасность толпы в том, что она «открыта» для агрессивных, низменных, бездумных действии.
Это круг профессионалов, друзей, знакомых, людей одного социального положения и т.д., собравшихся вместе, чтобы удовлетворить свои социальные потребности, потребности в общении, заботе о других, внимании к себе, признании, престиже. Социальные круги — это и блистательный аристократический бал, и салон мадам Шерер из «Войны и мира», и встречи приятелей, и конференция ученых, и студенческий поход и др. Для всех этих встреч характерно одно: в этих контактных общностях происходит довольно малообязываю-щии, поверхностный обмен эмоциональными ресурсами, общением, информацией.
Круги могут быть достаточно устойчивыми или одноразовыми, но от этого социальная суть взаимоотношений существенно не меняется. Обмен информацией, симпатией, эмоциями не порождает серьезных взаимных обязательств людей по отношению друг к другу. Они не связаны глубинными взаимодействиями, которые вынуждают человека учесть мнение партнера, проникнуться его интересами и т.д. Это не соратники по работе, не члены семьи, с которыми человек связан институциональными связями — в отличие от них знакомые по компании не могут высказать серьезный упрек, являющийся видом контроля. Поэтому не следует переоценивать значение контактов в компании приятелей, искать в социальных кругах глубокое социальное содержание.
Пригласили бы вы человека, с которым часто встречаетесь в компании, к себе на работу? Уверены ли вы, что ваши встречи в течение 5—10 лет на отдыхе, в гостях и т.д. дали вам возможность считать его надежным человеком? Тот уровень нравственных качеств человека, который достаточен для таких встреч, недостаточен для совместной работы*.
* Часто задается вопрос где граница между дружбой и приятельскими отношениями'' Попробуем провести эту границу на основе социологии Друг — это человек, с которым вы находитесь в институализированном, эмоциональном, нравственном, интеллектуальном обмене, постоянных и взаимообязывающих взаимодействиях Приятель же — это знакомый, контакты с которым (на вечеринках, на отдыхе) приятны, но не порождают серьезных обязательств друг к другу
289
10 Общая социология *
Но не следует и пренебрегать ролью социальных кругов в общественной жизни.
Общности типа социальных кругов немало способствуют созданию сети таких контактных социальных связей, как знакомства, деловые связи, что существенно сказывается на утверждении авторитета личности, признании ее заслуг, особых дарований.
Социальные круги дополняют каркас общественных связей, являются достаточно важным элементом социальной системы. Благодаря им личность с разной силой обязательств может стать участником различных видов коллективов. Например, ученый может быть членом экспертного совета и редколлегии, встречаться с коллегами на симпозиумах и конференциях, выезжать для чтения лекций, проведения научного семинара. Все перечисленные формы коллективов являются дополняющими общностями, носят ма-лоукорененный и слабообязывающий характер, но вместе с тем они играют существенную роль в науке.
Следует учесть также, что в социальных кругах зарождается, преобразуется общественное мнение, которое именно здесь обретает силу. Кроме того, социальные круги — это основа для образования активно действующих социальных групп. Особенно ярко такие действия наблюдаются в политике, при образовании политических партий...*
Таким образом, социальные круги, являясь, как и все контактные общности, поверхностными, неукорененными социальными образованиями, в то же время могут стать ядром, точкой кристаллизации формирования групповых общностей, для чего у них существует много предпосылок. Именно в социальных кругах, как правило, возникают некоторое ощущение своей принадлежности к кругу людей (начинает складываться слабообя-зывающее «Мы»), чувство престижности принадлежать к определенному кругу, некоторые проблески лидерства, а также контроля («человеку нашего круга не пристало так себя вести»; «его не следует впускать в наш круг» и т.д.). Конечно, лидерство в компании не порождает серьезных социально-статусных последствий. Тамада, избранный за праздничным столом, только в этой компании найдет признание благодаря своему организаторскому и ораторскому таланту. Но если эти предпосылки разовьются и приобретут свойства регулярности, организованности, социальные круги начинают перерастать в социальные группы — устойчивый комплекс солидарных взаимодействий.
* Фролов С С. Социология. — М , 1994, с 203. 290
Глава XIII. Социальные группы:
их сущность и разновидности
§ 1. Социальные группы в жизни людей
В целях повышения эффективности своих действий человек стремится вступить в сеть отношений, которая объединяет усилия людей, делает их способными выступать как единое целое — такое устойчивое, четко налаженное, предсказуемое (в смысле поддержки, помощи, содействия) для Актора единство (единение) достигается в социальных группах — устойчивых, самовозобновляющихся комплексах солидарных взаимодействий.
К сожалению, термин «группа» в быту, да и в науке трактуется довольно противоречиво. Поэтому сразу оговоримся: под социальной группой мы имеем в виду только нечто устойчивое и, что самое главное, имеющее надежно налаженную систему солидарных взаимодействий, образующую единое целое.
Употребляемый в этом смысле термин «социальная группа» в корне отличается от термина «группа», употребляемого в качестве простой, формальной группировки людей, имеющих схожие черты (группы любителей бокса), или оказавшихся в одном месте (группа пассажиров, группа прохожих), или сидящих в одной аудитории (группа студентов), или специально организованных для проведения научных экспериментов (лабораторная группа, экспериментальная группа).
В смысле множества в демографии, статистике употребляется термин «группа» (в социологии — «категория»). Именно это имеется в виду, когда говорится о группе людей с высшим образованием, о студенчестве как социально-демографической группе (независимо от организованности студенчества).
Кстати, это касается и употребления термина «социальный класс». Например, когда мы имеем в виду совокупность, категорию людей, имеющих схожее социально-экономическое положение, то мы говорим о рабочем классе как о категории населения; когда мы имеем в виду однородные реакции рабочих на какое-либо событие, экономическое явление, мы можем говорить о рабочем классе как о массе рабочих; когда же мы воспринимаем рабочий класс как хорошо организованную большую общность, целое — мы говорим о рабочем классе как большой социальной группе.
Группа, способная выступать как единое целое — это одно из сложнейших и удивительнейших социальных образований; различные, изолированные друг от друга индивиды образуют такую
291
сеть взаимоотношении друг с другом, что становятся по сути единым целом.
В чем секрет образования подобного социального организма? Что заставляет людей так тесно координировать свои усилия, стать социальным организмом со своими нравами, традициями? Можно ответить: просто люди так устроены. Но почему не всегда и не всем это удается? Какая-то студенческая группа, например, может быть не только формально, но и фактически социальной группой. Ребята часто собираются вместе, ходят в походы, посещают театры; они готовы отстаивать свои групповые интересы перед кафедрой, деканатом, способны «пропесочить» своего товарища, если он повел себя не так, как принято в группе, и т.д. По всему чувствуется, что это не просто группа студентов, которых расписание занятий сводит вместе в одной аудитории, а социальный организм.
КОМУ И ЗАЧЕМ НЕОБХОДИМЫ СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ? |
Для ответа на данный вопрос необходимо разделить его на два подвопроса: • Каков критерий эффективности социальной группы, в каком случае она привлекательна для Актора, а значит, и устойчива?
• Нужно ли Актору стремиться участвовать в группе как
устойчивом объединении людей, чем он должен посту
питься ради этого?
Начнем с ответа на первый подвопрос.
1. Устойчивость связей в группе в конечном счете зависит от эффекта, вознаграждения*, который предоставляет индивиду групповая солидарность. Этот эффект может иметь явный, очевидный или латентный для индивида характер, может проявляться достаточно быстро или через определенный промежуток времени. В одних случаях индивид сам получает поддержку в трудную минуту, в других случаях наблюдает, как такая поддержка оказывается другим, что порождает у него обоснованную надежду на получение такой поддержки в случае необходимости.
В групповых общностях Актор как минимум надеется на получение следующей выгоды:
• объединяясь с другими, координируя свои усилия, идя на
жертвы ради общего дела, он надеется решить те свои
личные проблемы, которые в одиночку решить невозмож
но или крайне рискованно;
I
* Напомним, что вознаграждение может быть и материальным, и моральным (престиж данной группы, уважение к Актору со стороны членов этой группы, перспективы профессионального, должностного роста и т д.)
292
• объединяясь с другими, проявляя готовность к взаимопо
мощи он надеется получить в тяжелую минуту поддерж
ку, помощь от многих других, увеличить силу и гарантию
ответной помощи;
• отстаивая авторитет и престиж группы, Актор надеется,
что достигнутый группой престиж повысит и его автори
тет, престиж, значимость со всеми вытекающими отсюда
последствиями.
Все это подчеркивает главное: критерием эффективности любой групповой общности и залогом ее устойчивости является то, насколько вознаграждения, получаемые от группы, превышают затраты, плату за координацию усилий индивидов, готовность жертвовать (в отдельных случаях) своими прямыми интересами; насколько соотношение вознаграждения и затрат, т.е. мера, которая устанавливается в данной групповой общности, выше (или ниже) той меры, которая установилась в аналогичных общностях.
В чем загадка долголетия одних народов, сумевших, несмотря на гонения, сохранить свой язык, культуру, сформировавшиеся 2—3 тысячелетия назад, и неспособности выжить других народов, которые ассимилировались с иными культурами?
Народы, которые демонстрируют удивительное долголетие, выживаемость даже в условиях диаспоры, сумели выработать такие нормы солидарных взаимодействий, при которых кахедый мог получить от своих соплеменников, в том числе своей общины, серьезную помощь и поддержку — материальную, социальную, моральную (община содействует обустройству на новом месте, обеспечивает переподготовку, образование, предоставляет на первое время пособия, льготы, помогает в трудоустройстве, в устройстве будущего детей). Личностная эффективность подобных общностей обусловливает ответную реакцию со стороны Актора: верность национальным обычаям, чувство гордости за свой народ, стремление приумножить его достоинство, славу.
Если участники группы не смогли выработать такие нормы, правила организации солидарных связей, которые обеспечивали бы личностную целесообразность участия Актора в групповых взаимодействиях, то устойчивость подобной группы невелика. Члены этой группы будут мало дорожить ею, слабо откликаться на ее призывы, избегать участия в солидарных действиях, пренебрегать обычаями, утратят чувство верности этой общности. Они способны на переход в другие, более эффективные с точки зрения личностной целесообразности групповые общности (на ассимиляцию).
И наоборот, если групповая общность предоставляет или обещает многие преимущества, человек будет стремиться к укреплению ее позиций, авторитетности, престижности, свято блюсти ее
293
I
нормы, традиции, выполнять ее требования, идти на определенные личные жертвы ради процветания этой общности.
2. Отвечая на второй подвопрос, подчеркнем, что история давно подтвердила высокую значимость социальных групп, солидарности. Человек должен стремиться участвовать в дееспособных социальных группах — в противном случае он вряд ли достигнет особых успехов в области личной карьеры, личного благополучия, безопасности и т.д.
Но развитие группы может потребовать от людей определенных действий, непосредственно не связанных с личными интересами, но укрепляющих их групповую общность, повышающих ее престиж, признание в обществе. Для эффективного функционирования группы могут возникнуть потребности в формировании органов управления сообщества, которые, более эффективно координируя усилия членов группы, в то же время потребуют определенных затрат на свое содержание и т.д. Иначе говоря, у индивида в рамках групповой общности возникает целый круг намерений, идей, ориентации, ожиданий, действий, которые впрямую с его личными потребностями не связаны, но выражают те моменты, которые обеспечивают более эффективное функционирование групповой общности как ассоциации. Кроме «Я» в духовном мире личности формируется «Мы».
ГРУППА КАК СУБЪЕКТ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА |
Именно общности, и прежде всего групповые, являются основными субъектами исторического процесса и «виновниками» крупных социальных изменений. Мы отмечали, что социальные институты представляют собой настолько жестко отлаженный механизм, его элементы настолько взаимосвязаны (как в пространственном, так и временном измерении), что изменения в процедуре взаимодействий, введение новых норм, правил без хорошо организованной, массовой поддержки невозможно.
Историю делают общности — прежде всего хорошо организованные общности — группы. Лишь групповые солидарные скоординированные действия могут содействовать изменению (или сохранению) коренных институциональных основ развития отдельной личности. Именно солидарные действия, солидарные согласие и поддержка могут изменить нормы, законы, которые регулируют жизнедеятельность отдельных индивидов.
РОЛЬ ГРУППЫ В ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ |
Чем эффективнее индивиды решают свои личные проблемы с помощью общностей, чем богаче палитра общностно-групповых объединений, в которых личность может получить поддержку в решении своих многообразных интересов, тем
I
лучше организовано общество, тем эффективнее путем переговоров между лидерами групповых объединений, т.е. бесконфликтно, в этом обществе решаются самые непростые проблемы, тем точнее выражаются интересы отдельных личностей, тем точнее может быть найден общественный компромисс, тем лучше и надежнее защищена личность от произвола других индивидов, государства. И наоборот, чем хуже организована общностно-группо-вая жизнь людей, тем хаотичнее общественная жизнь, тем больше в ней алогичного, случайного, непредсказуемого.
Люди объединяются в общности как для отстаивания насущных социально-экономических, политических интересов, так и для реализации культурных, социально-демографических интересов, потребностей. Правозащитные организации, женское движение, совет школы, наблюдательные советы в средствах массовой информации, правление жилищного кооператива, профсоюзные организации, политические партии, движения — вот только некоторые примеры общностно-групповых форм реализации интересов людей. Гражданское общество — это хорошо организованное в общност-но-групповом отношении общество. Люди объединены в группы для удовлетворения своих интересов, противостояния произволу власти, государства. Пользуется авторитетом, достигает желаемых целей тот социальный слой, представители которого смогли сформироваться, проявить боеспособную солидарность.
§ 2. Основные признаки групповой общности: специфика групповых целей и духовно-культурной жизни
Способность группы выступать как единое целое достигается благодаря тому, что основные атрибутивные свойства социальной общности (целевая, духовно-культурная, солидарно-интеракцио-нистская) в ней проявляются качественно более высокой интенсивностью, глубиной.
Для группы (в общих чертах) характерны следующие атрибутивные свойства:
• наличие (помимо совпадающих целей) единой общегруп
повой цели;
• принятие членами группы основных ценностей, норм, раз
деляемых группой, формирование «Мы-сознания»;
• устойчивая, самовозобновляющаяся система солидарных вза
имодействий членов группы, институализация групповых
взаимоотношений (это свойство будет рассмотрено в § 3).
Все эти три атрибутивных свойства групповой общности находятся в постоянном сопряжении. Если один из этих параметров
295
менее выражен, рано или поздно он должен достигнуть степени развития параметров других атрибутивных свойств — в противном случае начнется распад группы. Так, устойчивые взаимодействия могут возникнуть лишь на основе принятия всеми членами групповых норм поведения, системы ценностей. Но если нормы еще сохранились (как более инерционные явления), а взаимодействия уже рассыпаются, так как отсутствует хорошая организация, координация внутри группы, то рано или поздно рассыпаются и нормы.
Не случайно у высокоинтегрированных групп все три показателя, как правило, достаточно развиты. Отставание или опережение каких-либо параметров — признаки позитивного или негативного развития, становления или разрушения, процессов усиления, интеграции или дезинтеграции группы.
Проанализируем атрибутивные свойства социальных групп, сделав акцент на тех чертах, свойствах, которые не встречаются в иных типах общностей.
НАЛИЧИЕ ЕДИНОЙ ОБЩЕГРУППОВОЙ ЦЕЛИ |
Поясним это на примере воображаемого клуба болельщиков «Спартака». Участников этого клуба соединила в одну общность приверженность любимой футбольной команде. Объединившись, они создали свою организацию, выбрали руководящие органы, казначея, секретаря и т.д. У этой организации возникли собственные интересы и цели — предположим, найти средства для поездок делегации болельщиков на матчи в другие города, заставить руководство команды «Спартака» прислушиваться к мнению клуба болельщиков «Спартака», отстаивать интересы клуба болельщиков перед другими подразделениями, созданными при команде «Спартак», право делегировать своих представителей на собрание акционеров команды «Спартак» и т.д.
Это примерьГ общеколлективных, общегрупповых целей, которые непосредственно не связаны с личными целями болельщиков.
Примеров общегрупповых целей, ради реализации которых мы поступаемся своими интересами, множество — например, ради благополучия, престижа своей семьи каждый из нас готов чем-то пожертвовать (покупка новой престижной мебели заставляет нас отказаться от реализации каких-то личных планов и т.д.).
Наличие единой общегрупповой цели и принятие ее участниками группы — важнейший признак и условие функционирования групповой общности.
СВОЕОБРАЗИЕ ДУХОВНО-КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ СОЦИАЛЬНОЙ ГРУППЫ |
Духовно-культурная жизнь социальной группы характеризуется рядом особенностей.
1. Люди, объединенные в социальные группы, характеризуются единством ведущих духовных регуляторов: ценностей, норм, принципов поведения.
296
Так, члены социальной группы в сфере производства (бригады, фирмы, отдела) руководствуются едиными принципами трудовой морали. Челорек, не разделяющий этих принципов, не может рассчитывать на значительную поддержку, не получает всех преимуществ, которые имеют остальные члены группы (за него не «встанут горой», его не защитят и т.д.).
Общности, возникающие на основе совместного проведения досуга, предполагают единство общих представлений о содержании досуга, стиле поведения, вкусах, привязанностях.
Совпадение, схожесть системы ценностей, норм поведения становится условием и (в то же время) результатом устойчивости, прочности внутренних связей между членами социальной группы. Человек не может ощущать себя частью группы, если придерживается иных принципов, разделяет иные (чем у группы) нормы, ценности. Он должен или подчиниться принятым в групповой общности нормам, представлениям, или выйти из группы, утратив соответствующие преимущества.
2. Другой отличительной чертой духовной жизни высокоинтег-
рированной группы является формирование у ее членов солидари-
стских ориентации, направленных на данную группу. Это выра
жается в:
• признании индивидом значимыми для себя успехов груп
пы, необходимости укрепления ее авторитета, позиций,
устойчивости (назовем это условно «авторитетностью»
группы в глазах ее членов);
• признании индивидом значимым для себя мнения груп
пы, желании соответствовать образцам поведения, приня
тым в данной группе (назовем это «референтностью» группы)*.
Конечно, иногда для человека более значимы нормы, цен
ности другой, более престижной группы, что естествен
но, поскольку человек стремится к новым достижениям и
продвижению. Но определенная референтность необходи
ма во всех случаях для успешного функционирования группы.
Если группа не обладает достаточной референтностью, она
распадается.
3. Синтез перечисленных (и других) особенностей духовно-
культурной регуляции связей в социальных группах способствует
формированию чувства принадлежности к группе, причисления
себя к группе — «Мы». Эффект идентификации индивида с общ
ностью, т.е. «Мы-сознание» (иногда говорят «Мы — чувство»), —
важнейший признак наличия социальной группы, а причисление
* См подробнее о феномене референтности групп: Келли Г. Две функции референтных групп. В кн.: Современная зарубежная социальная психология. — М., 1984, с 197—203
297
себя к какой-либо группе — признак вашей принадлежности к этой группе*.
«Мы-сознание» — это самый точный и легко обнаруживаемый признак групповой ориентированности мотивационной сферы личности. При этом следует иметь в виду следующее:
• как правило, «Мы» не поглощает личность полностью. Чем
уже спектр ролей, функций, которые явились основанием
для объединения, тем тоньше нить, которая объединяет
личность с группой. Группа совместного проведения досу
га предполагает одну степень поглощения личности, на
ция — другую, профессиональное объединение — третью;
• «Мы» может обладать различной обязывающей силой:
можно говорить о формальной идентификации личности с ка
кой-нибудь категорией граждан («Мы-студенты», когда речь идет
просто о студенчестве как социальной категории молодых людей,
обучающихся в вузах или техникумах; «Мы-инженсры» и т.д.);
«Мы», конечно, возникает и в социальных кругах, толпе, но в этих контактных общностях оно слабо обязывающе, неустойчиво, кратковременно. Вы не будете сильно переживать по поводу успехов или неуспехов такой общности, ее авторитета, отношения ее участников к вам;
«Мы» в высокоразвитой социальной группе сильно обязывающее, переживания за успехи, неудачи «Мы», готовность идти на уступки ради «Мы» весьма ощутимы.
Какая группа людей вызывает у вас эффект «Мы»? Наверняка, ваша семья. А можете ли вы то же сказать о своей студенческой группе? Можно ли говорить о современном российском студенчестве не как о социальной категории людей, обучающихся в вузах, а именно как о социальной группе?
4. Тем самым, возникает еще один аспект —- «Я» как член «Мы». Индивид начинает оценивать свои возможные поступки с точки зрения группы, предполагая ее возможные реакции.
Отметим особенности духовной регуляции «Я» в социальной группе, в «Мы»:
• тот, кто включает свое «Я» в какое-либо «Мы», сам берет
на себя определенные солидарные обязательства по отно
шению к «Мы», членам этого «Мы», готов в чем-то под
чиниться «Мы» «ради общего дела;
• причисление себя к «Мы» вызывает желание, обязывает
перенимать нормы отношений, традиций, специфику куль-
* См. о сложности и противоречивости идентификации личности в современной России: Ядов В.А Символические и примордиальные солидарности (социальная идентификация личности) в условиях быстрых социальных перемен. В кн ■ Проблемы теоретической социологии. — СПб., 1994, с. 169—183.
298
туры, присущей именно данной социальной группе. Группа благодаря механизмам причисления «Я» к «Мы» определяет, а подчас и навязывает определенные нравственные эталоны поведения своим членам;
• индивид начинает анализировать, оценивать свое «Я» с точки зрения «Мы». В этом случае самооценка основывается на ценностях, нормах, принципах, которые индивид усмотрел в поведении тех, к которым он себя хотел бы причислить или уже причислил. Без внутреннего контроля (типа «что скажут обо мне мои коллеги»?) невозможно не только органичное включение личности в группу, но и (опосредованно) признание ее членом данной группы со стороны партнеров.
5. Яркой чертой (во многом интегральной) духовной жизни в группе является конформизм — коррекция ценностей, поведения отдельных членов группы в соответствии с нормами, традициями, требованиями группы.
Ввиду многозначности трактовок понятия «конформизм» уточним его. Мы понимаем конформизм как вынужденное или добровольное усвоение индивидом принятых в группе оценок, идей, норм, ценностей. Соответственно, конформизм может проявляться в тех случаях, когда индивид в угоду группе меняет свою точку зрения, свои стандарты поведения, и в тех случаях, когда человек, не имевший своей точки зрения на то или иное событие, своего мнения, перенимает позицию, сложившуюся в группе, и в тех случаях, когда личность, отдавая приоритет групповым интересам, стремясь укрепить группу, в знак солидарности осознанно принимает мнение группы, ее нормы. В последнем случае речь идет о добровольном, сознательном изменении своей точки зрения, а не под давлением группы или из-за опасения такого давления*.
Конформизм порождается и авторитетностью группы, и ее ре-ферентностыо, и идентификацией личности с группой. В отдельных случаях он невозможен без группового давления, группового контроля за поведением человека (см. § 3 данной главы).
Конформизм обеспечивает ощутимое единообразие мыслей, отношения членов группы к решению важнейших проблем ее развития, ее отношений с конкурирующими группами, норм поведения в группе. Конформизм является необходимым условием обеспечения целостности группы, ее способности выступать как единое целое.
* См.: Петровский А.В. Опыт построения социально-психологической концепции групповой активности// Вопросы психологии — 1973. — № 5.
299
Ряд научных экспериментов показал, что личность под давлением группы может согласиться с ее мнением, если даже оно не совпадает с его собственным мнением.
Так, С. Аш в своем классическом исследовании конформизма предложил восьми испытуемым сравнить отрезок, изображенный на одном куске картона, с тремя отрезками, изображенными на другом листе, и определить, какой из последних трех отрезков равен первому по длине. «Неосведомленным» был лишь один, остальные находились в сговоре с экспериментатором и давали то правильные, то неправильные ответы. С. Эш установил, что 77% испытуемых по меньшей мере однажды соглашались с очевидно неправильными утверждениями других и из каждых трех испытуемых один систематически давал ответ, совпадающий с ответами остальных членов группы, даже если это противоречило собственному восприятию испытуемого.
Кстати, оказалось, что столь выраженное давление конформности проявляется главным образом в тех случаях, когда испытуемый лишен какой-либо социальной поддержки. Достаточно ввести в группу человека, ознакомленного с сутью опыта и систематически разделяющего мнение испытуемого, как тот сразу же приобретает уверенность и начинает высказывать собственную точку зрения. Иначе говоря, конформизм усиливается в сильно сплоченных группах, где все выражают единое мнение, и существенно снижается там, где есть «раскол»*.
Как видим, стремление высказывать такое же мнение, вести себя так же, как другие (большинство), даже если это не соответствует собственным представлениям, проявляется даже в экспериментальной группе. Что же касается реальной социальной группы, участники которой объединены подлинными целями, интересами, то в этом случае сила конформного склонения (конечно, при условии авторитетности и референтности группы, самоидентификации личности с группой, включения «Я» в «Мы») существенно увеличивается.
Конформизм имеет как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, конформизм усиливает целостность, интегрированность группы.
С другой стороны, он таит в себе немало опасностей, поскольку сложившееся ошибочное мнение группы, ее лидеров, инициативных членов приобретает статус «священной коровы». Может ли ошибаться коллектив, класс, народ? Учитывая, что выработка коллективного мнения включает и механизмы конформизма, можно ответить утвердительно.
* См. подробнее: Аш С. Влияние группового давления на модификацию и искажение суждений. В кн.: Практикум по социальной психологии. —Спб , 2000, с 210—224.
300
О конкретных аспектах формирования коллективных ошибок свидетельствуют исследования американских специалистов. В частности, И. Дженис заинтересовался тем, в какой степени «Мы-чув-ство» вызывает конформизм и отказ от разногласий, насколько эти феномены помогут объяснить удачные и неудачные групповые решения, принятые американскими президентами и их советниками, — имелись в виду Перл-Харбор (декабрь 1941 г.), вторжение на Кубу (1961 г.), война во Вьетнаме (1964—1967 гг.). И. Дженис предположил (и в ходе исследования это подтвердилось), что столь грубые ошибки были вызваны стремлением групп, принимающих решения, подавить свое несогласие в интересах групповой гармонии. Он назвал этот феномен «огрупплением мышления» — ему способствуют дружеская сплоченность группы, сравнительная изоляция группы от противоречащих мнений и директивный лидер, дающий понять, какое решение ему по душе. И. Дженис выявил и внешние симптомы огруппления мышления: групповая иллюзия о неуязвимости, неоспоримая вера в этичность группы, давление конформизма, самоцензура и в результате — «иллюзия единомыслия»*.
6. Рассматривая «Мы», хотелось бы отметить еще одну специфику духовной регуляции связей в социальной группе — наличие у членов группы чувства собственного отличия, а подчас и преимущества над другими. Определенная притягательность, привлекательность «Мы» для обеспечения устойчивой связи индивидов в общности всегда необходима. Но выбор способа достижения этой привлекательности зависит от общей культуры, типа связей общности, ее целей, остроты конкуренции с другими общностями. Одни могут подчеркивать богоизбранность своего народа, другие — величие народа — строителя коммунизма, третьи — говорить об интеллектуальной элите нации и т.д. Вполне естественна гордость всей группы за успехи одного из ее членов, которая усиливает гордость и за всю группу, усиливает чувство «Мы» со всеми вытекающими отсюда последствиями — этим чувством объясняется и стремление отпраздновать какой-то успех члена своей семьи, что сплачивает всех ее участников, и ношение футболок с эмблемой того или иного вуза, галстуков с эмблемой своей фирмы и т.д.
Итак, наличие общегрупповых целей, стремление укрепить авторитет и позиции группы в конкуренции с другими группами, принятие индивидом групповых норм (благодаря авторитетности, референтности группы, конформизму), формирование «Мы» как особого пласта сознания личности, ее мотиваций, ожиданий, связанных с интересами группы как целого, стремление подчеркнуть, выделить свою особость — вот, вероятно, главные черты общегруппового солидарного сознания.
* См. подробнее Дженис И Огрупление мышления. В кн.: Практикум по социальной психологии, с. 243—255
301
§ 3. Основные признаки групповой общности: специфика солидарных взаимодействий в группе
Как вычленить в многообразии отношений между людьми те, которые являются групповыми (а не межличностными и т.д.)?
Конечно, объединение в группу не исключает индивидуальную личную жизнь, межличностные отношения, иными словами, в реальной жизни индивидуальное, межличностное и групповое переплетается. Но объединение в группу не только дает надежду на поддержку, защиту со стороны других членов группы, но и формирует новый пласт практики социальных взаимоотношений — групповые взаимодействия, общими признаками которых являются:
• непосредственная их мотивированность не личными потреб
ностями, а интересами всей группы; т.е. ориентация не на
«другого», а на «нас». «Другой» представляет интерес лишь
как наш представитель, или как наш союзник, или как
наш конкурент (назовем это «Мы-действие»);
• систематический, самовозобновляемый характер действия,
ориентированного на «нас» (группу). Иными словами, со
лидарные связи между Акторами (взаимная поддержка,
координация действий, координация целей и др.) приоб
ретают упорядоченный, институализированный характер.
Если мы хотим понять, способна ли группа выступать как единое целое, давать устойчивый эффект солидарных действий, защищать, приумножить усилия и т.д., надо определить, присутствует ли в этом сообществе этот «групповой пласт» практики взаимодействий, насколько он эффективен и институализирован.
Проанализируем первый признак групповых
«мы — ДЕЙСТВИЯ» взаимодействий — их мотивированность не
личными потребностями, а интересами всей
группы («Мы-действия»), — сопоставляя его с простыми меж-
личностыми (парными) интеракциями.
К примеру, проследим связи индивида в рамках своего трудового коллектива (бригады, кафедры, отдела и др.):
• парная, личная связь с партнерами, отдельными членами
коллектива, которая обусловлена взаимной зависимостью друг
от друга. В этом случае индивид оценивает значимость этой
связи, поступка, действия партнера с точки зрения того,
как они сказываются на решении его личных проблем;
• внешне парная, личная связь с партнером по коллекти
ву, в том числе оказание ему помощи, оценка его дей
ствий с точки зрения укрепления престижа коллектива,
302
позиций последнего. Хотя тот или иной поступок партнера может никак и не сказаться на решении личных целей индивида, он оценивает его поступок с точки зрения «нас», оказывает ему помощь, ориентируясь на пользу (или вред), которую приобретет коллектив («Надо ему помочь, а то он нас всех подведет», «Ты подвел коллектив», «Ты выручил всех нас» и т.д.); • оценка индивидом взаимодействия между двумя другими членами коллектива с точки зрения того, как эти отношения отразятся на решении лишь его личных проблем. Если они никак не влияют на его интересы, он безразличен к ним; • оценка индивидом взаимодействий коллег между собой с точки зрения функционирования коллектива, укрепления его позиций («Не выполнив обещания, ты подвел не только своего напарника, но и всех нас»); • заимоотношения индивида с членами конкурирующих («союзнических») общностей с точки зрения возможности достижения своих личных целей («Мало ли что он из дружественной фирмы, — зачем я должен ему помогать?»); • взаимоотношения индивида с членами «конкурирующих» («союзнических») общностей с учетом интересов своего коллектива («Для работников фирмы, с которой мы сотрудничаем, мы сделаем исключение»); • взаимоотношения с членами своего коллектива в условиях противостояния «конкурирующей» общности («Мы должны забыть о наших противоречиях и помогать друг другу в конкурентной борьбе»). Это только некоторые связи, в которые вступает индивид в группе и посредством группы, — и парные (межличностные) связи, и ряд связей и взаимодействий, которые реализуются и развиваются лишь в группе. Своеобразие последних связей в том, что они ориентированы не на другого, а на нас, на группу в целом. «Мы — действия» осуществляются и развиваются с целью сохранения тех условий, тех преимуществ, которые заложены в координации, взаимопомощи, получаемой от значительного числа людей (а не одного партнера).
Конечно, при этом в групповой общности возникает сложное переплетение связей: человек, который никак вам не навредил, вами осуждается с точки зрения интересов группы, к которой вы принадлежите; в условиях конкуренции с другой фирмой, ее представителями вы готовы простить своему коллеге все обиды и т.д. Более того, целый ряд действий ориентирован исключительно на группу как социальный субъект: организация какого-то коллективного праздника, мероприятия, с целью поддержать коллективный дух, сформировать чувство коллективизма, хотя
303
каждому в отдельности это никакой сугубо личной пользы не принесет, и т.д.
Взаимодействия в групповой общности многослойны, парные связи опосредуются интересами группы, связи внутри группы — конкуренцией с другой общностью, личное входит в сложное и противоречивое взаимодействие с общим, групповым.
ИНСТИТУАЛИЗАЦИЯ СОЛИДАРНЫХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ В ГРУППЕ |
Проанализируем второй признак групповых взаимодействий — институализацию солидарных взаимодействий в группе. Связи взаимной помощи, координации, солидарности именно в группах институализируются, т.е. приобретают предсказуемый, самовозобновляемый характер, становятся не произвольными, не хаотичными, а регулярными, во многом гарантированными.
Уровень институализации солидарных связей определяет эффективность группы, надежность помощи, взаимовыручки, координации действий Акторов, их сплоченность. Устойчивые солидарные взаимоотношения благодаря основным эффектам институализации (возникновению четких норм солидарного поведения, санкций, статусов, ролей, структуры групп и т.д.) становятся не просто желательными, возможными, а обязательными, неизбежными.
Именно процесс институализации солидарных взаимодействий приобретает основное значение в перерастании контактных общностей в группу, является решающим фактором ее становления и развития. Уровень институализации солидарных связей определяет эффективность групповых взаимодействий для личности, ее способность дать своим участникам больше, чем конкурирующая группа, поэтому институализация становится предпосылкой, основой авторитетности группы, конформизма, единства норм группового поведения и т.д.
Существует несколько признаков институализации солидарных связей:
• Статусно-ролевое размежевание в целях обеспечения высокой эффективности и самовозобновляемости солидарных отношений. Происходит выделение и разделение функций по обеспечению координации, взаимопомощи, решению общегрупповых целей, отстаиванию интересов группы в целом, ее престижа и авторитета, — в результате чего появляются статусные «гнезда», «ячейки», которые предуказывают участникам группы определенный порядок солидарных действий, обязанностей. За этими «гнездами» закрепляется деиндевидуализированный набор ожидаемых действий (роль), обязывающий к определенному поведению.
304
Вгруппе формируются лидеры, идеологи и т.д., прямая обязанность которых — выполнение определенных функций, осуществление практик, связанных с организацией солидарных взаимодействий между членами группы (оказание помощи, координация, налаживание связей с «союзническими» группами и т.д.), т.е. возникают статусы, роли, которые непосредственно отвечают за дееспособность группы как единого целого.
• Формируется определенная структура групповой общности как устойчивая, относительно неизменная система связей между членами группы, обеспечивающая эффективное функционирование солидарных взаимодействий. Отработанность, отрегулирован-ность этой структуры является залогом дееспособности группы.
Статусно-ролевые позиции этой структуры наделяются определенными правами, привилегиями, обязанностями: лидер — властными полномочиями (но в то же время и ответственностью за группу), «идеолог» — признанием, уважением (но он обязан и продуцировать» новые идеи, приводить аргументы в их пользу, давать своевременную идейно-нравственную оценку поведения отдельных индивидов и т.д.), «лидер общественного мнения» призван своевременно формировать оценки тех или иных поступков, отвергать вредные инициативы и т.д. Конечно, в зависимости от целей группы в ней возникают свои названия статусов и соответствующих ролей.
Солидарными статусно-ролевыми предуказаниями должны быть наделены все, включая рядовых членов группы, — они обязаны выполнять требования, указания, которые необходимы для функционирования группы, проявлять лояльность к общегрупповым целям, помогать своим товарищам, и т.д. и в1 то же время имеют основание твердо рассчитывать на такую же поддержку при необходимости.
Благодаря статусно-ролевому размежеванию,.-структуре солидарные взаимодействия в группе приобретают надежность, обязательность. Есть люди, которые отвечают за это, получив необходимые права и полномочия. Вероятность получения эффектов солидарности ввиду этого значительно повышается.
В неформальных группах статусно-ролевая структура может создаваться методом дискуссии (явной или латентной), методом проб и ошибок исходя из целей, культуры, способностей, амбиций участников этой группы.
В формальных группах, а также в больших группах каждый вновь приходящий застает уже сформировавшуюся статусно-ролевую
* В момент создания, в течение первых лет существования организации ее структура, особенно нормы, стандарты, традиции, также формируются во многом «на наших глазах», методом проб и ошибок и т.д.
305
структуру, уже распределенную по вертикали и горизонтали систему солидарных взаимодействий*. Одно поколение участников группы сменяет другое, а группа, ее структура, нормы, традиции ввиду их институализированности продолжают существовать. Конечно, подобное «бессмертие» — удел прежде всего больших групп. Так, нация как этническая группа воспроизводится несмотря на то, что одно поколение сменяет другое; сохраняются язык, традиции, нормы взаимоподдержки, и т.д.
Следовательно, институализация групповых связей порождает еще один важный феномен групповой общности; воспроизводимость групповых норм, стандартов от поколения к поколению.
• Формальные — неформальные отношения
• Наряду с формальной (официальной) статусно-ролевой си
стемой отношений в организациях возникают неофициальные вза
имоотношения, которые строятся на неформализованных социо
культурных элементах — традициях, обычаях, моральных нормах
и санкциях, симпатиях, антипатиях и т.д.
К сожалению, в науке существует путаница по поводу неформального пласта отношений. На наш взгляд, в пласте неформальных отношений можно условно выделить три слоя:
1) неформализованные нормы, традиции осуществления офици
альных функций лицами различных официальных статусов.
Например, ни в одном законе или инструкции не регламентированы взаимоотношения студента и ректора (преподавателя), но принято, что стиль этих взаимоотношений предполагает учитывать со стороны студента. Такова неписаная традиция взаимоотношений;
2) неформальная структура социальных взаимодействий, кото
рая может дополнять официальную структуру, а иногда и проти
востоять ей. Речь,дцет о тех аспектах, когда по поводу общегруппо
вых целей возникают неофициальные статусы и роли (неформаль
ный лидер, эмоциональный лидер и др.). Данная неформальная
структура может в чем-то совпадать с официальной (начальник-
лидер), может существовать параллельно, изредка оппонируя офи
циальной структуре, а может и противостоять ей. Наличие нефор
мальной структуры организации жизни группы существенно до
полняет групповые взаимодействия — она играет немалую роль в
групповом контроле, создает систему защиты от административно
го произвола официальной структуры, позволяет выражать и от
стаивать интересы членов группы перед официальным руковод
ством, создает возможность участия неофициальных статусов в ре
альном управлении организацией. Взаимодействие официальной и
неофициальной структуры организации — закон эффективного
развития организации, хотя они и различаются характером задач,
306
степенью ответственности перед внешними органами, ресурсами влияния, уровнем развитости группового «эгоизма»;
3) неформальные взаимоотношения между участниками групп, которые в отличие от первых двух слоев неформальных отношений никак не связаны с групповыми целями. Речь идет о совместном проведении свободного времени, отдыхе, спортивных занятиях, развлечениях, учебе и т.д. В результате внутри организации могут быть созданы неформальные микрогруппы, которые (в отличие от первых двух слоев) не связаны с решением проблем группы. Однако эти неформальные микрогруппы эмоционально особо близких, доверяющих друг другу работников вполне могут превратиться (а могут и не превратиться) в элемент неформальной структуры организации, оказывающий существенное влияние на работу организации в целом.
В хотторнском эксперименте была выявлена и особая роль небольших групп работников, которые совместно проводили свободное от работы время. Но эти микрогруппы оказались способными оказывать влияние на производственную деятельность всего завода. Несмотря на попытки руководства контролировать выработку путем установления норм, эти группы сами неофициально регулировали темп работы. Те, у кого темп работы был слишком высок (их называли «выскочками»), подвергались социальному давлению со стороны группы, которое, по свидетельству Ф. Ретлисбергера и У. Диксона, зачастую оказывалось столь сильным, что рабочие специально работали медленнее и отказывались от премий за превышение норм выработки.
Исследования П. Блау, проведенные в 1963 г., показали, что неформальные отношения развиваются на всех уровнях организации, а наверху пирамиды личные неформальные связи могут играть даже более важную роль в реальной структуре власти и при принятии решений, чем формальные.
«Встречи без галстуков» могут быть гораздо эффективнее, чем официальные переговоры. Например, личная встреча директоров и предпринимателей часто определяет политику деловых корпораций. Руководители крупных фирм зачастую консультируют друг друга неформальным путем, совместно проводя досуг. Несколько членов правления корпорации нередко руководят ее деятельностью, принимая неформальные решения.
Эффективность неформальных связей зависит от направленности принимаемых неформальных решений. Если они исходят из приоритета интересов коллектива (фирмы, государства и т.д.), то неформальные связи содействуют решению проблем; если же превалируют личные интересы, выгода, то неформальные контакты могут стать причиной ухудшения положения фирмы, государства и т.д.
В реальной группе тесно переплетаются формальные и многообразные неформальные отношения. Дружба, личная привязан-
307
ность может стать основой создания прочных отношений, влияющих (как позитивно, так и негативно) на реальный ход дел в организации.
ЛИДЕР ГРУППЫ |
Важнейшим фактором, обеспечивающим эффективную деятельность группы как целого, является деятельность лидера и (более широко) органов управления групповой деятельности. Лидер группы необходим не только для координации деятельности отдельных членов группы и контроля.
Лидер есть личностно-ролевое воплощение и олицетворение интересов группы как социального субъекта, ее целостности. Функция лидера — это постоянное, регулярное осуществление и отслеживание задач, интересов группы как единого целого. Он непосредственно несет ответственность за престиж, сплоченность, интегрированность группы. Его деятельность, полномочия, права и обязанности в первую очередь выражают именно эту групповую солидарную задачу, функцию. Синтез этих компонентов (координация, контроль, выражение интересов группы как целостности) дает эффект «лидер — творец «группы».
Не имея лидера, группа представляет собой лишь объединение людей с совпадающими целями, нормами, критериями, которое обречено на распад.
Лидер наделяется властью, которая существует везде, где есть совместная деятельность, это необходимый атрибут общественных отношений, «суть которого заключается в переводе материальных и духовных интересов и сил в совместное действие»*.
Ранее мы рассматривали лишь механизм власти, отвлекаясь от ее содержания, выполняемых задач, — при рассмотрении групповых взаимодействий мы подходим к этой задаче вплотную. Уступки, на которые идет каждый участник группы, подчиняясь властным решениям лидера (органов управления), имеют смысл, будут им признаны обоснованными в тех случаях, когда эта власть обеспечивает индивидам возможность выступать как единое целое и получать от этого ожидаемое вознаграждение. Раз участие в группе Актору необходимо, значит, он должен подчиниться требованиям, распоряжениям, обеспечивающим скоординированность действий отдельных индивидов (во избежания хаоса), подчиняться рациональным решениям, принимаемым в интересах всей группы как системы. И при этом Актор должен поступиться своими правами, свободой, суверенитетом. Следовательно, власть — это выработанное и отобранное людьми средство наиболее эффектив-
* Здравомыслов А.Г. Проблема власти в современной социологии. В кн.: Проблемы теоретической социологии. — СПб., 1994, с. 200.
308
ного решения вопросов координации, организованности социальной группы, обеспечивающих способность разрозненных людей выступать как единое целое и получать благодаря этому соответствующее вознаграждение.
В соответствии с выделением двух сфер утверждения групповых интересов (внешняя — утверждение авторитета, позиций групп в противоборстве с конкурирующими и в единстве с союзническими группами; внутренняя — организация наиболее эффективной системы солидарных взаимодействий между членами группы) можно выделить следующие направления деятельности лидера*:
• осуществление внешних контактов, сотрудничество и про
тивоборство с другими группами, поиск наиболее выгод
ных внешних связей, отстаивание интересов группы перед
вышестоящими организациями, т.е. обеспечение наилуч
ших внешних условий для деятельности групп;
• реагирование на вызовы внешней среды и выдвижение
соответствующих новых идей, целей развития группы в
изменившихся внешних условиях, реорганизация внутренней
структуры группы, норм, стандартов солидарных отноше
ний в соответствии с внешними требованиями;
• программирование, координация деятельности членов груп
пы с целью эффективного решения задач внутригруппового
развития, ее отдельных участников, усиления сплоченнос
ти, солидарности группы, преодоления конфликтов и т.д.
Для осуществления этих функций лидеру необходимы определенные интеллектуальные, психо-волевые, нравственно-эмоциональные, физически-имидживые ресурсы, он наделяется определенными правами, привилегиями (властью) и немалыми обязанностями. • Формальный— неформальный лидер.
В неформальной (малой) группе лидер, естественно, неформальный. Его полномочия, форма реализации привилегий, власти, носит, как правило, достаточно диффузный, расплывчатый характер (например, лидер компании друзей).
В формальной группе зачастую существует проблема соотношения формального, официально наделенного властью руководителя и неформального авторитета, выразителя групповых мнений, интересов.
Не всегда отношения формального и неформального лидера строятся по схеме конкуренции. Во-первых, подчас неформальным лидером является лидер «эмоциональных симпатий», лидер общественного мнения, которые не являются конкурентами ру-
* См.: ШутцУ. Комплементарная функция лидера. В кн.: Современная зарубежная социальная психология. — М., 1984, с. 162—168.
309
I
ководителя (и, как правило, не претендуют на эту роль), хотя и могут оказать на него серьезное воздействие, заставить корректировать свое поведение.
Иногда неформальный лидер (к примеру, крупный ученый) фактически сохраняет за собой лидерские позиции, но формально они отходят к его ученику — при решении всех важных вопросов он ориентируется на мнение своего учителя.
Иногда (в редких счастливых случаях) одно и то же лицо является формальным и неформальным лидером.
Мы хотели бы обратить внимание не столько на психологическую драму, которая характеризует конкуренцию, а может быть, и конфликт между формальным и неформальным лидерами, сколько на разный объем задач, ответственности, обусловленный различным видом лидерства.
Неформальное и формальное лидерство — это два разных социальных явления. Прежде всего неформальный лидер опирается на неформальную структуру отношений между людьми, его задачи воздействия на ситуацию диффузны; он выражает преимущественно интересы самих участников группы изнутри («групповой эгоизм»), а ответственность за последствия действий снижена.
Формальный руководитель всегда вырабатывает цель, принимает решения, сообразуясь со множеством различных обстоятельств, далеко выходящих за рамки данной группы. Руководитель всегда осмысливает группу в более широком макроконтексте, осуществляет свои полномочия, опираясь на официальные нормативы, организует официальную структуру взаимоотношений между сотрудниками.
Каким должен быть эффективный лидер?
Для социологии нет изначально негодных или изначально эффективных методов управления. Лидер прежде всего должен соответствовать типу социальной реальности, типу организации социальных взаимодействий.
Известны основные стили лидерства, которые мы представим как некие «идеальные» типы:
• авторитарный, который строится на безусловном автори
тете лидера, принимающего единоличные решения, по
давляющего инициативу других, абсолютизирующего кон
троль над подчиненными. Авторитарный тип лидерства может
быть и вынужденным, когда члены группы малоинициа
тивны, а степень самоорганизации и ответственности низ
кая;
• демократический — стремление вовлечь участников груп
пы в управление, поощрение инициативы, совместного
обсуждения и принятия решений, контроль присутствует,
но неприоритетен. Демократический тип целесообразен и возможен в условиях высокоразвитого личностного развития, высокой организованности индивидов; • попустительский стиль не является стилем руководства в полном смысле слова, роль лидера крайне снижена — он ограничивается тем, что подписывает документы и присутствует на заседаниях. Группа же фактически остается без руководства. Солидарные связи снижены, фактически имеется не гругта, а агрегация людей.
Общесоциологический анализ эффективного стиля лидерства прежде всего разводит индивидуально-психологические, функциональные и социально-типические особенности лидерства. Но во всех случаях необходимо учитывать, что выбор приемлемого варианта лидерства определяется не только и не столько личностью лидера, особенностями его характера, сколько готовностью членов группы признать приемлемыми тот или иной тип взаимоотношений лидера с ними.
Функциональные особенности лидера в разных группах различны. В неформальной группе друзей лидер не может быть авторитарным, тем более деспотичным в отличие от формального лидера — руководителя; лидер научного коллектива по определению не может вести себя со своими подопечными так, как это позволено начальнику коллектива малоквалифицированных работников; лидерство в военном коллективе по определению будет отличаться от лидерства в группе актеров и т.п.
Особо важно разводить индивидуально-психологические и социально-типические аспекты. Царь может быть «жестоким и грозным», а может быть «тишайшим», но независимо от лич-ностно-индивидуальных особенностей царствующей особы власть царя как социально-типический тип лидерства чаще всего оставалась неизменной. Общесоциологический подход исходит из того, что социально-типический аспект лидерства определяется прежде всего типом социальной мотивации, приемлемой в данном обществе, в данной среде.
Традиционной мотивации будет соответствовать вполне определенный тип организации руководства и власти. Лидер и его опекаемые будут считать приемлемыми и разумными скорее авторитарную форму взаимоотношений с безусловным единоначалием, заботой об опекаемых и т.д. Попытка внедрить демократический тип лидерства в среде, где превалируют традиционалистски-патриархальные устои, наивна и утопична.
Демократический тип лидерства возможен и уместен как для руководителя, так и для подчиненных в той среде, где приоритетом является личность, ее независимость, самостоятельность и
311
ответственность. Наивно внедрять демократический стиль руководства, если у членов группы недостаточно развито чувство личной ответственности, самостоятельности, если они постоянно ждут от своего руководителя указаний, если низок уровень самоорганизации, самоконтроля.
Иными словами, тип лидерства должен быть адекватен доминирующим типам социальной мотивации, принятой в данной среде, т.е. должен соответствовать социально-исторической, социокультурной ситуации.
Еще одно обстоятельство важно для понимания проблемы эффективного лидерства.
Согласно одному из наиболее существенных положений Дж. Хоманса, выдвинутого им на основе анализа результатов хот-торнского эксперимента, чем выше социальный ранг в группе, тем в большей степени его действия согласуются с нормами этой группы, и наоборот, т.е. лишь работники третьего ранга (непризнанные, неуважаемые в группе лица) могут быть нонконформистами. Они потому и не признаны группой, что не приняли групповых норм, так как группа для них не авторитетна, а группа в ответ на их нонконформизм лишает их своего доверия, уважения и т.д. Казалось бы, все ясно — лидер должен быть образцом выполнения групповых норм.
Однако на основе других исследований Дж. Хоманс установил в дальнейшем следующую эмпирическую закономерность: члены социальных групп, имеющие высокий ранг (лидеры) и низкий ранг (неуважаемые, непризнанные), наименее склонны к конформности, а члены группы среднего ранга в наибольшей степени склонны к конформности*.
Итак, от эффективного лидера надо ждать готовности (смелости) к нововведениям, неконформного поведения, оригинальности в оценках, подходах. Он более чутко реагирует на внешние угрозы, новые предложения и возможности. Лидер, склонный к конформизму, не способен предложить и поддержать с помощью своего авторитета новые, более адекватные складывающейся ситуации образцы поведения. В этом смысле (а не только в интеллектуальном, эмоционально-харизматическом) лидер несколько противостоит основной массе членов группы.
Обладая властью, авторитетом, лидер в немалой степени способен сформировать новые образцы поведения в группе, создать определенную культуру организации общества. Поддерживая людей, поведение которых пусть в чем-то непривычно для группы,
I
* См. подробнее: Тернер Дж. Структура социологической теории, с. 309—313. 312
но более адекватно новым условиям, формируя во многом культуру группы, лидер тем самым формирует «дух группы, деловую и организационную культуру ее членов».
ГРУППОВОЙ КОНТРОЛЬ |
Важное условие функционирования группы как системы институализированных солидарных связей — формирование групповых деиндивидуа-лизированных норм солидарных отношений и группового контроля за их осуществлением.
В различных группах формируются различные нормы солидарного поведения. Степень реализации взаимопомощи, взаимной поддержки, готовности руководителя защитить своего работника, готовности быть верным своим обычаям и т.д. в решающей степени зависит от уровня группового контроля за личностью, соответствием ее поведения определенным нормам, стандартам.
Таким образом, для функционирования устойчивой системы солидарных взаимодействий нужен групповой контроль в различных его видах, который с помощью группового «надзора» за поведением членов группы, а также позитивных или негативных санкций становится дополнительным гарантом внутригрупповой солидарности, выполнения групповых норм и стандартов поведения; препятствует действиям, разрушающим единство, солидарность участников групп.
Не случайно самый высокий уровень групповой интеграции достигается при очень высоком уровне контроля (секты, касты, воинские коллективы, формальная организация).
Групповой контроль оказывается главным условием развития конформизма (добровольного или принудительного). Групповой контроль на время способен преодолеть дезинтеграционное воздействие малой авторитетности группы для некоторых ее участников.
Этот контроль может осуществляться в виде внешнего контроля группы за личностью (общественное мнение): одобрение или неприятие (критика), уклонение от сотрудничества или порщре-ние. Он может быть выражен слабо или сильно (остракизм, выговор, увольнение с работы). Наличие внешнего контроля, его своевременность, функциональная точность — важнейшее условие и свидетельство развитости группы как целостного социального организма.
Особую роль играет самоконтроль — видоизмененная форма внешнего контроля группы, ее лидеров, общественного мнения за своими членами. Основной механизм самоконтроля — это включение своего «Я» в «Мы». Ведущие формы самоконтроля — это чувства совести, вины и стыда перед товарищами, внутреннее раскаяние и т.д.
313
Важным индикатором отношения личности к группе (насколько она авторитетна для нее, насколько она идентифицирует себя с группой) является глубина ее переживаний и раскаяния за свои проступки перед «Мы».
Однако люди могут стремиться избегать нареканий со стороны группы не только потому, что группа для них высокореферентна, высокозначима. Между восторженным отношением к группе и полным пренебрежением ею существует множество промежуточных состояний.
Вполне возможно (особенно в формальных и больших группах), что для человека более референтна другая группа, но он не уверен, что будет принят в нее, поэтому остается в прежней группе, где гарантированы определенные вознаграждения (может, и не очень высокие). В результате возникает и определенный уровень самоконтроля — обусловленный скорее не столько чувством совести, а опасением быть выдворенным из группы и лишиться пусть и не самой эффективной, но гарантированной поддержки своих сотрудников (назовем это формой вынужденного самоконтроля).
Завершая описание основных признаков социальной группы, отметим:
• все перечисленные признаки сопряжены, взаимозависи
мы; при этом основная роль принадлежит институализа-
ции солидарных взаимодействий;
• способность группы выступать как единое целое обуслов
лена существенным усложнением внутренней организации
групповой деятельности. Группа — это сложно организо
ванная общность независимо от ее размера и области фун
кционирования.
§ 4. Внутренние и внешние
факторы интеграции группы*
Группа развивается как живой организм: взрослеет, крепнет, болеет, деградирует, рассыпается.
К примеру, семья во всех учебниках рассматривается как высоко-интегрированная групповая общность. Но семья на пороге развода являет собой пример деградирующей группы; чувство «Мы» хотя и существует, но мало обязывающее; взаимоподдержка, вза-
* Как правило, при изучении групповой динамики исследователи ограничиваются анализом уровня референтности, конформизма в группе, «Мы — сознание», наличия лидерства, группового контроля Об этих показателях зрелости группы мы вели речь выше В данном параграфе мы обратим внимание на внутренние и внешние факторы интеграции группы.
314
имопомощь имеют примитивно-элементарные формы. Семья как группа мало авторитетна в представлении ее членов: мало кто думает о ее престиже, мало кто стремится к усилению ее единства.
Проблема факторов интеграции группы всегда представляла интерес для исследователей. Как, почему сплачивается группа и что разрушает ее?
Обозначим две исходные точки, которые послужат нам в какой-то мере ориентиром для понимания внутренних движущих сил интеграции:
1) группа не может возникнуть при отсутствии у людей об
щих целей;
2) верность группе, готовность следовать групповым нормам,
требованиям, идти на жертвы ради коллектива возникают
в том случае, если люди получают или обоснованно ожи
дают от группы определенных вознаграждений, поддерж
ки, помощи, престижа.
Причем если вознаграждения*, получаемые в данной группе, ощутимо ниже вознаграждений в соседних конкурирующих группах, то уровень приверженности Актора данной группе, ее лидерам, традициям снижается — иногда настолько, что он переходит в другую группу.
Это внутренние причины, движущие силы интеграции группы. Поэтому рост интеграции группы предполагает:
• обеспечение благоприятных (в данной ситуации, в данной
шкале ценностей) для отдельных участников правил игры, по
зволяющих им надеяться на пристойное вознаграждение. Это не
обходимое, но недостаточное условие;
• обеспечение регулярности, гарантированности эффекта воз
награждения, что определяется уровнем институализации
солидарных взаимодействий. В этом случае речь идет о на
личии зрелой статусно-ролевой структуры группы, лиде
ра, об эффективности его деятельности, социальном кон
троле, референтности группы.
Лишь объединение этих внутренних условий дает необходимый интеграционный эффект.
Групповой контроль, групповое давление на личность без надежды на помощь, вознаграждение, защиту не создает устойчивых интенций к интеграции, самоидентификации с группой, формирования «Мы» и т.д. И наоборот, наличие гуманистических норм взаимоотношений в группе, способных одарить личность материальными, эмоциональными, нравственными вознаграждениями, мо-
* Еще раз напомним, это вознаграждение может быть как материальным, так и моральным
315
жет остаться нереализованным, если не будет лидера, группового контроля за выполнением этих норм, традиций. В результате может произойти саморазрушение группы, ибо потенциально возможный эффект так и не стал (из-за слабой институализации) реальностью.
* * *
На практике судьба социальных групп так или иначе зависит от взаимодействия внутренних и внешних движущих сил, причин. Конечно, группы могут и саморазрушаться, но толчок, провоцирующий разрушение (или интеграцию) групп, чаще всего возникает извне.
Внешние факторы — это природные условия, которые заставляют людей объединяться в борьбе со стихией, конкуренция, конфликт с другими общностями, представителями других социальных групп, другими людьми, обладающими большими ресурсами. Причинами подобной конкуренции, конфликтов могут быть активность, амбиции как других групп (фирм, наций), так и активность вашей группы.
Внешняя угроза может носить открыто враждебный характер или проявляться в завуалированной форме, в виде неявной конкуренции между общностями (в сознании рядовых работников наличие более успешной фирмы — это фактически внешний конкурирующий фактор, который влияет на состояние группы).
Внешние и внутренние факторы групповой динамики в реальной жизни переплетаются, причем подчас причудливо, крайне противоречиво.
Прежде всего отметим, что под воздействием внешних сил, препятствий и ограничений (природные катаклизмы, конкуренция, конфликт с другими общностями, аннексионистские попытки захвата зон влияния и т.д.) условием личной выживаемости индивидов становится интеграция, объединение усилий, обеспечение высокой организованности солидарных взаимодействий. Необходимость сплочения становится прозрачной, легко осознается.
Не случайно в истории человечества наличие внешней угрозы всегда становилось серьезным толчком к интеграции в социальную группу. Не случайно правители, не справлявшиеся со своими функциями, всегда придумывали повод для «победоносной войны», которая сплачивает общество. Поиски внешнего врага очень часто выступают средством консолидации нации.
Однако эффект внешнего воздействия в решающей степени зависит от уровня внутренней организованности, интегрированнос-ти группы.
Плохо организованная группа, в которой ослаб групповой контроль, не надлежащим образом реализуются статусно-ролевые предуказания и т.д., под воздействием внешних угроз мо-
316
жет быстро разрушиться. (В этом смысле внешние воздействия являются лучшим средством проверки уровня сплоченности группы.) В другой же слабоинтегрированной социальной группе могут найтись силы, лидеры, которые в условиях опасности распада группы смогут взять на себя функцию и властные привилегии лидера с целью интеграции общности для отпора внешних сил — история знает немало тому примеров (Жанна д'Арк, К. Минин и Д. Пожарский и др.).
Как видим, внешние и внутренние факторы групповой динамики причудливо взаимодействуют друг с другом. В одном случае внешние воздействия становятся причиной формирования группы или приводят к усилению интеграционных процессов в группе, группового контроля, конформизма, более четкому выполнению статусно-ролевых предуказаний, в другом —- к развалу групповой общности. Причем нередко одинаково дезинтегрированные общности могут по-разному реагировать на внешнюю угрозу, препятствия, конкуренцию. Это зависит от того, смогли ли члены группы выдвинуть лидера, объединиться вокруг него, пойти на жертвы ради возможных успехов — от этого, казалось бы, исторически случайного, зависит нередко судьба личности (организации, народов).
Всегда есть этап, когда групповая система взаимодействий лишь начинает складываться. Это хорошо знакомо первокурсникам Смогут ли они стать групповой общностью, единым целым? Начинают определяться основные связи, взаимодействия, возможные будущие лидеры... Только-только начинает формироваться чувство единого «Мы» со всеми вытекающими последствиями. Долог и не прост путь от суммы людей, имеющих совпадающие цели, к группе, и не всякая группа может стать общностью, пользующейся авторитетом у своих членов, способной контролировать их поведение, имеющей ярко выраженного лидера — инициатора идей и дел и тд.
§ 5. Многообразие социальных групп
Многообразие социальных групп обусловлено прежде всего разнообразием задач, для решения которых образовались эти группы. Что объединило, обособило членов этой групповой общности — профессиональные интересы, общая идеология, этнические признаки?
На этом основании можно выделить три вида групп (см. рис. 1, с. 279):
• социальные группы, которые образованы, так сказать, по аскриптивному (приписанному от рождения) признаку: расовые, этнические группы, территориальные, группы на основании родства, социально-демографические группы и т.п.;
317
• статусные (и профессиональные) группы, возникшие в ре
зультате социального разделения труда, институализации
социальных связей, т.е. группы, образованные на основа
нии сходства социального положения, позиций в обще
стве: рабочий класс, крестьянство, инх<енерно-техничес-
кие работники, учительство, чиновничество, предприни
матели и т.д.;
• целевые группы (организации), т.е. группы, организованные
для решения тех или иных задач — хозяйственных, науч
но-исследовательских, политических, просветительских
и т.д. Преднамеренность создания этих групп обусловлива
ет, как правило, наличие более или менее жесткой форма
лизованной системы взаимных прав и обязательств участ
ников группы, контроля за выполнением этих обязательств,
наличие официальной структуры, разделения функций,
статусов и ролей работников организации, наличие лиде
ра-руководителя и т.д. Взаимодействия в целевых группах
высокоинституализированы, что повышает надежность
получения групповых эффектов.
Приведенный перечень групп свидетельствует об огромном многообразии задач, интересов, целей, ради которых люди могут объединяться в группы. Это особенно необходимо учитывать при изучении конкретных социальных проблем, роли социальных групп в их решении. Иначе говоря, эта классификация групп основана на содержательных аспектах социальных процессов.
В то же время существует и другая классификация групп — на основе тех свойств, которые характеризуют социальные группы независимо от того, идет ли речь о рабочем классе, предпринимателях, молодежи, пенсионерах и т.д. В этом случае социальные группы различаются на основании того, как взаимодействуют участники группы — непосредственно или опосредованно.
Так, для некоторых социальных групп характерно наличие непосредственных личных солидарных взаимодействий, которые, естественно, могут сложиться лишь среди небольшого числа партнеров. Соответственно, они называются малыми группами. Наличие прямого общения сказывается на внутригрупповых взаимодействиях — их персонифицированном характере, возможности более полной идентификации индивида с «Мы».
Большие группы — это многотысячные группы людей, разбросанные на обширных пространствах, ввиду чего для них характерны опосредованные солидарные взаимодействия. Большая группа (а это прежде всего классовые, территориальные, национальные общности), как правило, включает малые группы (бригада рабочих, национально-культурная община и др.).
318
Группы могут быть формальными и неформальными, что особенно важно для малых групп. В больших группах, которые имеют сложную макроструктуру, формализованные подгруппы (профсоюзы, партии) могут составлять лишь своеобразный костяк общности.
МАЛАЯ ГРУППА |
Роль малых групп в жизни простого человека, да и всего общества трудно переоценить.
Как и всякая социальная группа, малая группа — это постоянная, самовозобновляющаяся система взаимодействий между ее участниками, не случайный набор людей, а устойчивое объединение.
Основные черты социальных групп характерны и для малых групп. Но существует и ряд специфических особенностей, на которые единодушно указывают Дж. Хоманс, Р. Мертон, Р. Бейлз, Г.М. Андреева, М.С. Комаров, А.И. Кравченко, С.С. Фролов и др.
Во-первых, в малых группах обязательно прямое взаимодействие, хорошее знакомство партнеров друг с другом.
Во-вторых, в малой группе относительно небольшое число участников (это и позволяет им знать друг друга и находиться в определенной возобновляемой системе непосредственных связей) — от 2—3 до 20—25 человек. По мнению ряда авторов, максимальная численность составляет 10 — 15 человек, а оптимальная — 7— 9 человек.
Эти особенности обусловливают ряд отличительных черт внут-ригрупповых взаимодействий в малой группе:
• они носят персонифицированный характер;
• у участника группы легко формируется «Мы-сознание», ибо
«Мы» легко и персонально осязаемо. Любой участник группы
легко соотносит себя с ней;
• в малой группе эффективно может осуществляться груп
повой контроль (и самоконтроль). Человек постоянно на
виду, он постоянно мысленно проигрывает вероятную ре
акцию на свои поступки со стороны партнеров, имеет до
стоверные ожидания относительно возможной реакции
каждого партнера;
• структура малой группы, выработанные в ней статусно-
ролевые стандарты поведения, традиции, групповые нор
мы в значительной мере неповторимо индивидуализирова
ны, т.е. адекватны конкретному составу участников, их
психологическим, нравственным, профессиональным осо
бенностям. Это характерно и для неформальной малой группы,
и формальной (в меньшей степени). Но в любых малых
группах групповые нормы и стандарты поведения в зна
чительной части формируются методом проб и ошибок,
319
«подгоняются» под индивидуально-личностные особенности конкретных индивидов. Поэтому групповые нормы имеют низкую способность к самовоспроизводству (особенно в неформальной малой группе).
Синтез данных особенностей составляет неповторимость атмосферы малой группы. Здесь кипят истинные страсти и предпочтения, нормы поведения здесь не воображаемые, а ощутимые. Это реальная, легко воспринимаемая и глубоко переживаемая среда 1 социальных действий. Этим объясняется особая роль малых групп .| в формировании личности, ее социализации: именно в малых группах человек получает наиболее впечатляющие жизненные уроки, индивидуальный опыт, приобщается к коллективному опыту поколений.
Связь «личность — общество» осуществляется преимущественно через десятки малых групп, в которые вовлечен индивид. Реальное, эмпирически осязаемое общество обязательно репрезентируется через малые группы, предстает в связях, нормах поведения ее членов. Любые макропроцессы реализуются в той мере, в какой в них оказались вовлечены малые группы, т.е. прокладывают себе путь через процессы, происходящие в малых группах.
Способность малой группы выступать посредником во взаимоотношениях отдельной личности и предприятия, социального слоя (класса), общества в целом было подтверждено рядом социологических исследований*.
Хотторнский эксперимент, в частности, показал, что идентификация рядовых работников с компанией зависит от степени уважения и общности между доверенными лицами компании и малой группой.
Исследования, проводившиеся во время второй мировой войны, показали, что боеспособность зависит от сети накладывающихся друг на друга связей в малой группе, лояльности бойца по отношению к товарищам: он не должен подводить своих парней.
Значение малой группы во взаимодействии индивида с макропроцессами, нацией, обществом в целом облегчает понимание процессов интеграции больших социальных групп.
Но важен и более масштабный аспект осмысления роли малой группы в общественной жизни. Можно ли говорить, например, о благополучии в армии, если в ее микрогруппах массовый масштаб принимают дедовщина, дезертирство? Можно ли говорить о мо-
I
* См.: Миллз Г. О социологии малых групп. В кн.: Американская социология.
Перспективы, проблемы, методы. — М., 1972.
* См. адаптированный перевод текста Ч. Кули «Первичные группы» В кн.:
Кравченко А.И. Основы социологии. — М., 1997, с. 261—265.
320
рально здоровом обществе, если в нем нередко процветают кумовство, интриги и т.д.?
* # #
Среди малых групп принято выделять первичные и вторичные (что, по нашему мнению, соответствует первичным и вторичным социальным взаимодействиям, связям, отношениям).
Первым на наличие первичных малых групп указал американский социолог Ч. Кули. Подчеркивая значение первичных отношений между людьми, в которых реализуется подлинная человеческая природа (речь идет о таких чувствах, как любовь, негодование, тщеславие, привязанность, честолюбие и т.д.), Ч. Кули впервые обратил внимание на роль тех социальных групп, которые строятся на основе межличностной интеграции**.
Между тем идеи Ч. Кули и проделанный им анализ довольно противоречивы, а подчас просто нелогичны. Фактически, говоря о первичных группах, он имеет в виду любые малые группы, выдвигая в качестве признака первичных отношений наличие непосредственного межличностного контакта. В другом месте главным признаком первичных групп он называет доверительные, интимные отношения, противопоставляя их формальным отношениям. Но не всякие неформальные отношения носят доверительный, интимный характер. Поведение студента по отношению к ректору, как мы уже говорили, согласно неписаному правилу будет подчеркнуто уважительным, даже с некоторыми элементами заискивания, почтения, но отнюдь не доверительным. Можно согласиться с Г.М. Андреевой, что предложенные Ч Кули основания для выделения первичных групп привели к серьезным, довольно драматическим противоречиям*. Поэтому современные социологи, признавая «авторские права» Ч. Кули на термин «первичная группа», этот термин фактически толкуют иначе.
Под первичной группой (точнее, группой, основанной на первичных отношениях) принято подразумевать малую группу, интегрированную на основе таких исходных (первичных) признаков, как родственно-семейная близость, симпатия, эмоциональная привязанность, доверительность. Отношения в первичных группах (семья, сверстники, друзья и др.) наиболее эмоционально окрашены и, как правило, не имеют для их участников какой-либо утилитарной ценности, чем и привлекательны. Взаимодействия в первичных группах в наименьшей степени «огрублены», обусловлены социально-рациональными соображениями выгоды, корысти, карьеры. Большинство первичных групп создается на основе добровольного согласия, личной привязанности.
Вследствие этого первичная группа характеризуется:
• эффектом нерасторжимости «Я» и «Мы»;
* См.: Андреева Г М. Социальная психология. — М., 1980, с. 242—243.
11 Общая социология
• достаточно высоким уровнем признания каждым ее участ
ником мнения членов группы (родителей, друзей), их глу
боким переживанием;
• высоким уровнем признания принятых в группе норм,
правил, стиля поведения, моды, вкусов.
В результате первичная группа играет огромную роль в формировании у личности базовых ценностных ориентации, нравственных принципов, вкусов, предпочтений и т.д. и осуществляет соответствующий социальный контроль, который носит хотя и неформальный, но достаточно глубокий характер.
Вторичные группы возникают на основе вторичных социальных отношений. Если первичные группы в современном обществе существуют лишь в виде малой группы, сформированной на основе межличностных взаимоотношений, то вторичная группа может быть и большой, и средней (ЗИЛ, МГУ и др.), и малой (кафедра, отдел, бригада).
Трудности выявления и определения вторичной группы связаны с определением вторичных отношений. Вторичные отношения — это отнюдь не синоним формальных отношений (вспомним пример про отношения между студентом и ректором, регулируемые неписаными нормами, — это вторичные отношения, но неформальные).
Нам представляется, что разделение групп на первичные и вторичные аналогично классификации взаимодействий людей, предложенной Ф. Теннисом: община с ее инстинктивной волей и общество с его рациональной (избирательной) волей. В первичных группах отношения между людьми индивидуально-адресные, партику-ляристские (к одному из друзей человек может испытывать большую симпатию, чем к другому), а вторичные группы объединяют людей, связанных «поневоле», в силу исполнения определенных функций, статусов, ролей, а не наличия симпатии или антипатии. Основу вторичных групп составляет рациональный расчет, социальные контакты здесь носят безличный, односторонний и утилитарный характер*. Отношения между участниками вторичных групп являются как формальными, так и неформальными (например, заведующий отделом руководствуется в своих отношениях с подчиненными как законом, инструкциями, так и неписаными правилами, принятыми в данном сообществе).
Вторичная группа организуется в основных социальных институтах (экономических, политических, образования) на базе различных учреждений, предприятий, школ, партийных организаций и т.д.
* Фролов С.С Социология, с 160. 322
Следует сделать два специальных пояснения.
1. Вторичные малые группы, как и все малые группы, харак
теризуются эмоциональной полнокровностью, осязаемостью, эм
пирической, практической достоверностью. Но эта эмоциональ
ность вторична, опосредована функциональными соображения
ми, нормами. Эмоциональность чаще всего выступает фоном для
реализации прагматичных, функционально целесообразных рас
четов.
Во вторичных группах могут образовываться первичные отношения между партнерами, возникать параллельные первичные группы, объединяющие людей по признаку симпатии, совместного проведения свободного времени. Здесь уже иной мир, иная логика отношений.
Анализ вторичных отношений и, соответственно, вторичных групп имеет существенное значение как для социальной науки, так и для социальной практики. В реальности в малой группе тесно переплетены первичные и вторичные (служебно-функцио-нальные) межличностные отношения. Но их необходимо четко разделять: первые ориентированы на «другого», на его индивидуально-личностные качества, симпатии, а вторые — на цель, ради которой существует организация. Без подобного разделения первичные отношения могут нанести вред делу (например, дружеские отношения между руководителем и одним из работников создают особые возможности для продвижения этого работника по служебной лестнице). Традиция смешивать первичные и вторичные отношения, подчинять вторые первым является признаком аскриптивно-партикуляристской мотивации, вредит делу и в конечном счете функционированию социальных институтов, в рамках которых возникли данные учреждения, организации. Совмещение вторичных (служебно-функциональных) и первичных (эмоционально-аскриптивных) отношений, подчинение первых вторым есть признак неразвитости, незрелости достиженчески-универсалистской мотивации, незрелости социальной организации общественной жизни. В ней еще сильно проявляются «общинные» черты.
2. Зачастую особо подчеркивается роль первичных групп в про
цессе социализации личности и недооценивается роль вторичных
групп. Не принижая роли первичных групп, мы можем утверж
дать, что именно вторичные отношения, для которых характерны
деиндивидуализированные, служебно-функциональные требова
ния и неукоснительный контроль за их выполнением, формиру
ют трудовую мораль, дисциплинированность, ответственность,
многие другие важнейшие черты современного работника, граж
данина. Учитель в школе, командир в армии, бригадир, коллега
323
на работе — все они связаны с нами вторичными (хотя эмоцио
нально окрашенными) отношениями, и многое определяется тем,
какими деловыми и общечеловеческими качествами, какой куль
турой обладает этот учитель, командир, бригадир и т.д.
большие группыГоворя об основной роли социальных групп в
и специфика ихвозникновении общественных макропроцессов и
интеграцииизменений, мы, конечно же, имели в виду боль-
шие многотысячные социальные группы, которые во многом являются основными субъектами истории. Хотим обратить внимание на следующее.
1. Большая группа является носителем и хранителем основных социально-типических характеристик культуры. Содержание социально-значимых черт человеческой психики, как справедливо подчеркивает Г.Г. Дилигенский, формируется Именно на макросоциаль-ном уровне. Как бы ни была велика роль малых групп и непосредственного межличностного общения в процессах формирования личности, сами по себе эти группы не создают исторически конкретных исходных социальных норм, ценностей, установок, потребностей. Все эти и иные смыслообразующие элементы возникают на основе исторического опыта, носителем которого являются не отдельные индивиды, не малые группы в 10—20 человек, а большие группы. Круг интересов, зависимостей, реализуемых в малой группе, настолько узок, что установление норм, стандартов поведения, уникальных для данной малой группы, бессмысленно. Каково придется человеку, вовлеченному в десятки малых групп, если в каждой из них будут приняты уникальная система норм, ценностей, особый язык? Именно в больших социальных группах (этническая, профессиональная, городская и др.) человек оказывается в пространстве, социальные масштабы которого достаточны для существования особенной системы норм, ценностей, стандартов поведения, культурного опыта. По выражению Г.Г. Дилигенского, этот опыт лишь «доведен» до индивида через посредство малой группы и межличностного общения*. Именно большая группа отбирает, селекционирует, утверждает как приемлемое, передает от поколения к поколению основные обычаи, традиции, ценности и т.д.
В этом отношении показательна роль этнической общности, прежде всего нации, в формировании, сохранении, развитии и трансляции культуры. Может ли быть свой язык у каждой малой группы как общности? Что делать с традициями, обычаями, нормами, если они не носят массового характера, не признаны в других малых группах данной этнической общности?
* См ■ Дилигенский Г.Г Массовое политическое сознание...//Вопросы психологии. — 1991. — № 9.
324
При этом неверно было бы вообще отрицать наличие специфических моментов культуры в той или иной малой группе. Компания молодежи придерживается определенного стиля одежды, использует определенный сленг, но это, как правило, малозначимые вариации в рамках молодежи как большой социально-демографической группы; каждая бригада рабочих может иметь свои особенности, но они не выходят за рамки единства поведения, культуры рабочего класса.
2. Достаточно сложной проблемой является интеграция больших групп.
Зачастую принято считать, что массовые большие общности, как правило, слабо интегрированы, а малые группы высокоин-тегрированы. Но, например, семья (малая группа) накануне развода отнюдь не представляет собой образчик высокоинтегриро-ванной общности.
С другой стороны, можно привести множество примеров высо-коинтегрированных больших социальных групп, в частности, наций, представители которых готовы пожертвовать своими личными интересами во имя своего народа.
Например, рабочий класс России в 1917 г. представлял собой хорошо организованную на территории всей Российской Империи общность, способную выступать как единое целое, а не как масса разрозненных пролетариев.
Как удается объединить в одном порыве огромные массы никогда не видевших друг друга людей, разбросанных на огромной территории?
Конечно, интеграция больших общностей подчиняется общесоциологическим тенденциям интеграции групповых общностей: формирование структуры группы, появление эффективного лидера, органов управления, эффективный групповой контроль, конформизм, подчинение групповым целям и т.д., превращение совпадающей цели в общегрупповую цель и т.д. Вместе с тем малая группа интегрируется по одной схеме, а большая — по более сложной, многоступенчатой.
Есть два момента, которые, на наш взгляд, отличают интеграционные процессы в больших группах от аналогичных процессов в малых группах.
Первый. Особая роль идеологии в сплочении, интеграции масс в большую, многотысячную социальную группу, способную выступить как единое целое. Именно идеология, идеологическая работа во многом обеспечивает сплочение, солидаризацию, самоидентификацию с «Мы», которые в малой группе достигаются благодаря прямому чувственному контакту, облегчающему осознание участниками малой группы своей общности, единства.
325
Разрозненные представители той или иной массы, имея совпадающие социально-статусные позиции, воспроизводят1 некоторые стандарты поведения, этого достаточно, чтобы организовать контактную общность. Но при этом еще отсутствуют единые ясные и точные представления о том, как достичь индивидуальных целей, что главное и второстепенное в жизни, кто является союзником, а кто соперником и т.д. Люди, не имеющие единых ценностей, норм, единых представлений о путях решения проблем, не могут сплотиться в единую боеспособную силу.
Поэтому, чтобы объединить разрозненные многотысячные массы, наделить их способностью выступать как единое целое на огромной территории, необходимо внедрить единые представления о целях, путях развития и т.д. Эту функцию и выполняет идеологическая работа. Без объединяющей идеологии деятельность лидера, партии не мохсет быть эффективной. Более того, в больших группах лидер во многом сам является идеологом, т.е. человеком, способным выработать единую программу действий и сплотить на ее основе многотысячные массы.
Причем идеология должна объяснять не только сложившуюся ситуацию, пути и методы ее преодоления и т.д., но и важность и необходимость объединения, солидарности. Именно эту функцию во многом выполняли лозунги типа «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!». Солидаристский импульс идеологии, способствующий выделению данной группы из общества, может быть связан и с признанием особой роли данной группы, что делает притягательным «Мы» для «Я» (такую роль играли идеи о всемирно-исторической роли пролетариата как гегемона социалистической революции).
Все идеологии, сыгравшие роль эффективного катализатора объединения масс в боеспособную социальную группу, сочетают в себе объяснительно-оценочную, программно-ориентирующую и солидаристски-сплачивающую компоненту. Благодаря единой идеологии, осуществлению разнообразной по форме идеологической работы разрозненные, разбросанные на огромной территории индивиды со схожими статусно-ролевыми позициями оказываются готовыми к солидарным групповым действиям.
Примерами идеологий больших групп, которые стали символическими, идейными интеграторами разрозненных на огромной территории масс, являются идеология французской буржуазии в виде учения французских материалистов XVIII в., пролетарская идеология (марксизм-ленинизм) в России, сионизм, палестинская национальная идеология и др.
Второй. Существует мнение, что большая группа не может обеспечить хорошего эффективного группового контроля за выпол-
326
нением всеми ее участниками общегрупповых целей, принятых в группе норм, стандартов поведения, следовательно, и конформного поведение и т.д.
Но опыт успешных, эффективных больших групп свидетельствует: такой контроль может быть в той или иной степени достигнут в больших группах в многоступенчатой форме. На общегрупповом уровне в виде идеологии закладываются основные критерии, требования к поведению отдельных участников группы. Контроль же может достаточно эффективно осуществляться через малые группы (бригаду, церковную общину, семью и др.). В этом случае малая группа выступает своеобразным транслятором общенациональных, общеклассовых и т.п. целей, мнения всего народа, класса. Таким образом, интеграция большой группы во многом зависит и от того, насколько внутри нее обеспечивается общегрупповая (общеклассовая, общенациональная и т.д.) направленность малой группы.
Так, жизнеспособность той или иной этнической группы в решающей степени определяется тем, насколько в семье чтут национальный язык и национальные обычаи, контролируют соблюдение национальных традиций, участвуют в работе общины и т.д.
Тем самым малая группа поддерживает и сохраняет жизнеспособность большой группы, ее способность выступать как единое целое.
Советско-партийная система функционировала благодаря четкой вертикали, в основании которой находилась жестко контролируемая сверху первичная партийная организация. Все процессы, затрагивавшие интересы большой группы (КПСС), успешно, своевременно и, как правило, на надлежащем уровне решались благодаря тому, что первичные партийные организации активно проводили решения руководящих органов, его идеологов и лидеров, контролировали деятельность руководителей на местах, рядовых членов партии, выполнение ими основных идеологических установок.
Приведенные примеры свидетельствуют: организованность, боеспособность большой группы зависит помимо того, о чем говорилось в предыдущих разделах (институализация, лидерство, авторитетность группы, личностная эффективность и т.д.), и от организованности малых групп вокруг целей, идеалов, ценностей и норм больших групп.
* * *
Трудно логически строго анализировать солидарные отношения, объединяющие людей в самые разные общности (веселая компания друзей, многотысячная демонстрация, семья и др.). Мы лишь стремились определить общую логику анализа общностей, в которые вовлечен человек с первых лет своей жизни.
327
Раздел VI.
I
P. Тернер, американский социолог, пытаясь проанализировать, как и за что награждают в США и Великобритании, разослал запросы 53 ведущим американским корпорациям и 51 британской корпорации с просьбой выслать служебные биографии с указанием наград своих сотрудников.
Всего было проанализировано более 750 таких биографий. Исследование подтвердило предположение автора, что английское общество стремится поощрить успех посредством поручительства и поддержки, а вознаграждения и поощрения исходят от центрального вышестоящего учреждения; для американского общества характерно соревнование в открытой борьбе со своими коллегами, а вознаграждения и поощрения исходят от отдельных учреждений, обществ профессионалов и т.д. Оказалось, что в Англии 53% составляют правительственные награды, в США —только 11%. Зато в США награды, присуждаемые колледжами и университетами, составляют 42%, а в Англии — 13%, В США 14% наград присуждены за спортивную, религиозную, патриотическую деятельность, общественные заслуги, в Англии — ни одной. Все это является убедительным, на наш взгляд, свидетельством двух различных культур продвижения по службе, которые поддерживают и ориентируют индивида на вполне определенный алгоритм поведения для достижения успеха, продвижения по службе...*
..... Индийца удивляет, что жена европейца называет мужа по име
ни, обращаясь к нему в присутствии его матери и без ее разреше
ния. Японцы, рассказывая о печальном событии, улыбаются, чтобы
не огорчить слушателя. Мусульманин будет поражен, увидев алко
гольные напитки на христианских поминках за столом. Латиноаме
риканцы часто сетуют на холодность и отчужденность североаме
риканцев, поскольку североамериканцы не любят, чтобы до них дот
рагивались во время разговора, и считают, что наиболее приемле
мое расстояние между собеседниками — 75 см. Житель США счи
тает себя обязанным улыбаться человеку, с которым случайно пе
ресекся взглядом — иначе могут решить, что он плохо воспитан. Но
улыбка не может служить поводом для контакта, потому что контакт
без должной причины рассматривается как вмешательство в част
ную жизнь или как угроза сексуального домогательства. Всего лишь
подозрение в этом может стать основанием для обращения к пра
вовой защите. В контактах с собеседником требуются терпимость
и снисходительность, сдержанность в выражении удовольствия и
сожаления: не принято желать здоровья чихающему и желать при
ятного аппетита.
Как мы думаем, примеров достаточно. О чем они? Почему люди ведут себя по-разному, оценивают по-разному одну и ту же ситуацию? Первое, что приходит на ум, — они считают, что так и следует себя вести; каждый оценивает чужие поступки, действия, мысли
* См.: Тернер Р. Сравнительный контент-анализ биографий//Вопросы социологии. — 1992 — № 1, с. 121—128.
329
с точки зрения того, как принято в его среде, обществе, в котором он живет.
Иными словами, каждое общество обладает определенной системой образцов поведения, традиций, ценностей, критериев, представлений о мире, о том, как следует себя вести, что такое добро и зло, т.е. каждое общество обладает своей культурой*.
Глава XIV. Культура как явление: социологический анализ
Когда заходит разговор о культуре, ее роли в нашей жизни, чаще всего упоминают художественную литературу, изобразительное искусство, а также образование, культуру поведения. Но все это — лишь небольшая, хотя и очень важная часть культуры.
Культура — это прежде всего характерный для членов данного общества образ мыслей и образ действий. В социологическом понимании культура, и в первую очередь ценности, нормы, традиции, критерии, оценки регулируют взаимоотношения людей, обьединя-ют людей в единую целостность — общество.
Это сделало возможным переход от регуляции на основе рефлексов, инстинктов, т.е. жестких врожденных шаблонов, к социальной регуляции на основе «ожидания — ожидания — ожидания». Люди создали своеобразную надстройку из символических феноменов в виде норм, обычаев, правил игры, оценок, что позволило им вести предсказуемую скоординированную жизнь. Следовательно, культура — важнейшая субстанция социальной жизни, а социальная реальность, как уже упоминалось, — социокультурная реальность. Благодаря тому, что человек изобрел символически-культурную связь, наполненную моральными нормами, ценностями, законами, критериями добра и зла, и стала возможна социальная жизнь.
Мы постараемся хотя бы вкратце проанализировать культуру как социальный феномен, раскрыть многообразие проблем, которые обнаруживает социологический анализ этого уникального творения человеческого сообщества.
* * *
В науке, да и в обыденной жизни трудно найти термин, который мог бы сравниться с термином «культура» по частоте употреб-
* Достаточно подробно и всесторонне проблема определения культуры, особенностей аспектов изучения культуры в различных науках проанализированы Иониным Л.Г. (см.: Ионин Л.Г. Социология культуры. — М , 1996, гл. I, II)
330
Г
ления и многозначности толкования. Дать этому термину однозначную трактовку чрезвычайно трудно именно по причине того, что он употребляется во всех областях нашей жизни, приобретая в каждом случае особый оттенок.
Попытаемся социологически описать культуру, указав ее основные признаки.
§ 1. Культура и природа
Термин «культура» произошел от латинского слова cultura и первоначально означал возделывание, облагораживание земли. Слова «возделанное человеком», «облагораживание» определяют один из главных смыслов культуры и породили, видимо, тот широкий круг явлений, свойств, объединенных словом «культура».
Изучение соотношения культуры и природы (как вне человека, так и естественно-биологической природы самого человека) — первый этап социологического анализа культуры, но в ходе этого изучения обнаруживается, что данное соотношение носит неоднозначный многоплановый характер.
Итак, говоря о культуре, мы имеем в виду те яв-
I
Любой социокультурный феномен должен быть функционально целесообразен, обеспечивать удовлетворение определенных биологических, психических и социальных нужд. Все культуры имеют природные отпечатки той среды, в которой они развивались. Как уже отмечалось, необходимость продолжения рода требует создания семьи, защита от неприятеля — создания армии, необходимость приема пищи — развития кулинарного искусства и т.д. Но вариантов организации семейно-брачной жизни, организации армейской службы, национальной кухни — огромное множество.
Универсальное, функционально необходимое проявится в потреблении пищи с определенной калорийностью: она должна быть высококалорийной в условиях холода, больших физических нагрузок, а весной — насыщенной витаминами. Вариативно-культурное проявится в убранстве стола, красоте и удобстве посуды, в том, будет ли человек есть за столом или сядет на ковер, скрестив ноги. Способ приготовления блюд, сочетание приправ отражают кулинарные традиции народа. Во всем проявится единство функционально-целесообразного и культурно-вариативного, даже в сексе: «Например, на Западе является вполне нормальным и приемлемым положение, когда женщина лежит на спине, а мужчина — на ней. Для других культур это является абсурдным, для них приемлемы другие позы»*. Но это свидетельствует о вариативно-культурных различиях, а не о разном биологическом строении людей.
Вариативность исчезает только в тех случаях, когда обстоятельства, природа оставляют один выбор. Люди способны изобрести множество вариантов достижения своих потребностей. Культурное многообразие — многобразие вариантов действий, принятых в различных культурах по одному и тому же поводу, — пожалуй, самая яркая особенность человеческих сообществ.
• Культура — это результат социального творчества сообществ. Каждое из сообществ в меру своей фантазии, изобретательности смогло придумать различные варианты решения проблем. Поэтому вариант, изобретенный в одной культуре, может быть более эффективным, другие могут довольствоваться меньшим, третьи — долго и безрезультатно пытаться найти более или менее приемлемое решение, четвертые вообще могут не придать этому значения.
Достижения или неудачи сообщества, группы, организации дол
жны быть поняты с учетом того, какую культуру «сотворило» дан
ное сообщество, что оно сумело изобрести, вокруг каких идей, цен
ностей обьединиться, что сочло более, а что менее желательным.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Есть еще один ракурс рассмотрения соотно-
МИР, СОЗДАННЫЙ шения природы и культуры. Речь идет о выделе-
культурой нии человека, человеческого сообщества из при-
* Гидценс Э. Социология, с. 48. 334
роды благодаря культуре, ее изобретениями. Произошло это не сразу. Предки современных людей многие тысячелетия занимались присваивающей экономикой (основанной на собирательстве, рыболовстве, охоте). Регуляция взаимоотношений между индивидами носила полуинстинктивный характер, основываясь на чувстве родства, близости. Разделение общественного труда происходило на основе половозрастных признаков. Собирательство, охота не предполагали отграничения собственности: и леса, и ягоды, и рыба принадлежали природе. Отдельные элементы собственно культуры (жилье, одежда, орудия труда, охота, речь) были еще фрагментарны, эпизодичны. Культура, ее плоды не охватывали всю жизнь людей как система. Общество как система еще не выделилось из природы, являясь его частью.
• Цивилизованная жизнь людей возникает в том случае, когда люди и в духовном, и в материальном, и в социально-организационном смысле начинают жить преимущественно благодаря культуре, собственным человеческим изобретениям.
Слова «цивилизация», «цивилизованный» имеют много оттенков, однако главный их смысл — оккультуренный, развитый. Для общесоциологического понимания цивилизации этот смысл очень важен. Вслед за Л. Морганом и Ф. Энгельсом определим цивилизацию как ступень развития человеческого сообщества, следующую за дикостью и варварством и характеризующуюся, в частности, возникновением классов, государства, частной собственности.
На ступени цивилизации решающее значение приобретают те формы духовной, экономической, общественно-политической жизни, которые изобретены самим человеком, его культурой, а не даны ему от природы. С этой точки зрения мы можем сказать, что цивилизация — это практически осуществленная культура. Общество людей начинает жить по собственным, а не природным законам. Люди регулируют свои отношения на основе закона, норм, обычаев, а не рефлексов или инстинктов. Основные стороны человеческой жизни приобретают институализированный характер: возникают институты частной собственности, государства; институа-лизируется социальная иерархия (возникают социальная стратификация), институализируется процесс социализации (возникают письменность, образование, наука и т.д.).
Тем самым появляется особый мир социальной реальности как социокультурной реальности, несводимый и невыводимый из природной реальности, возникают «знаменитые» парадоксы социальной реальности, социальная обьективность, неодолимость инсти-туализированных связей, статусы и роли.
335
Очагом нового окультуренного мира становятся города. Перефразируя слова Ф. Броделя о средневековом городе, можно сказать, что стены первых городов ранних цивилизаций были границами нового образа жизни, новой социальной реальности, отличной (и отделенной городскими стенами) от природы, природной аргументации и детерминации*.
• Но выходя из природы, вставая на путь социокультурной регуляции всех основных сторон и аспектов своей жизни, человек делает еще один шаг — к многообразию придумок, изобретений по поводу того, как жить, что главное, а что второстепенное в жизни, что считать добром, а что злом и т.д. Возможность различных культурных вариантов ответов на вызовы природы, социальной истории «обрекают» человечество на вариативность, многообразие цивилизаций, многообразие путей социокультурного развития.
Взойдя на ступень окультуренного мира, человек предопределил многообразие цивилизаций, многообразие социокультурных миров. Делая первые шаги по пути цивилизованного развития, общество отбирает нормы, изобретает основные смыслы, приоритеты, которые затем институализируются и приобретают силу социальной объективности, традиций, неодолимых особенностей восприятия жизни, отношения к другим и т.д.
Тем самым цивилизации древности (древнеегипетская, вавилонская, греко-римская, древнеиндийская, древнекитайская), их разнообразие, различия во многом и предопределили социокультурное многообразие и различие современного мира.
§ 2. Культура — сознание — деятельность
КУЛЬТУРА И СОЗНАНИЕ: МЕНТАЛИТЕТ |
Что же является источником внеприродного, что в действительности делает возможным надын-стинктивное в жизни людей? Все, что связано с «возделанным» в человеческой жизни, так или иначе порождено сознанием. Идет ли речь о хозяйственной деятельности людей или политике, применении совершенных технологий или нравственных поисках людей, поведении в быту или восприятии художественных ценностей, — везде мы имеем дело со знаниями, навыками людей, их ценностями, предпочтениями, традициями, приверженностями и т.д.
Но культура — это не вообще сознание, не отдельные его элементы, а символический способ, метод оценочного освоения действительности и ориентации в ней.
* Бродель Ф Материальная цивилизация экономики и капитализм XV—XVIII вв Т I, с. 511.
336
• В поисках путей и вариантов удовлетворения своих потребно
стей (материальных, социальных, духовных и т.д.) человек чаще
всего сталкивается с необходимостью оценить явления, средства
их достижения с точки зрения пользы и вреда, добра и зла, допу
стимого или запретного и т.д. Другими словами, активная, практи
чески осмысленная деятельность сразу заставляет человека опреде
лить (или хотя бы предположить) значимость, приемлемость, пред
почтительность для себя, для других тех обьектов, тех действий,
которые ему необходимы. Без этого нет мотива, сознательного дей
ствия. Культура — это восприятие, взгляд на мир сквозь призму
добра и зла, полезного и вредного, умного и глупого, прекрасного
и безобразного, приемлемого и незначительного и т.д. «Другими
словами, это те идеи, представления и т.д., которые в совокупно
сти составляют генеральное определение ситуации нашей жизни»*.
• Как способ символического освоения действительности и ори
ентации в пей культура — это не отдельные оценки, нормы, не их
хаотичный набор, произвольная сумма, а лишь оценочные элемен
ты, взятые как в значительной степени упорядоченная целостность.
Это проявляется во многом. Остановимся на главном.
Говоря о культуре, мы прежде всего имеем в виду разнообраз
ные варианты культур как вариативные системы знаний, ценнос
тей, предпочтений, норм поведения, согласованных, сопряжен
ных друг с другом. Внутреннее сопряжение различных элементов
культуры, хотя и не абсолютно, но проявляется в виде достаточно
устойчивой, логически прослеживаемой специфической определен
ности восприятия (в том числе оценки) мира и практической дея
тельности в нем — ментальности. Логически прослеживаемая спе
цифика может характеризовать духовный мир конкретного обще
ства (американского, российского и др.), представителей той или
иной социальной общности: территориальной (москвичи, одесси
ты, перербуржцы и т.д.), этнической (русские, казахи и т.д.).
культура И Культура как способ оценочного освоения дей-
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ствительности воплощается в практической деятельности людей — производственной, бытовой, художественной, политической, научной, учебной и т.д. Известно, что в любой практической деятельности относительно независимо взаимодействуют внутренняя и процессуально-внешняя деятельность. В ходе внутренней деятельности формируются мотивы, смысл, которые придают люди своим поступкам, отбираются цели действий, разрабатываются схемы, проекты, технологии будущих деяний. Культура как менталитет наполняет внутреннюю деятельность впол-
: Ионин Л.Г. Социология культуры. — М., 1996, с. 76.
337
не определенной системой традиций, оценок, обычаев, ценностей, предлагает более или менее сопряженные с ней практические выборы, предпочтения и т.д. В этом проявляется еще одна характеристика культуры — она организует, определяет содержание, направленность, и даже технологию (если учесть приемы, навыки, умения) практической деятельности людей.
Во взаимосвязи культуры и деятельности сделаем акцент на следующих моментах:
• культура и детерминация деятельности;
• деятельность как показатель культуры.
Значимость культуры как социального феномена обьясняется прежде всего тем, что это непосредственный, актуальный «виновник» стиля практической жизни людей. Естественно, сама культура не развивается изолированно, а реагирует на импульсы, проистекающие от природных условий жизни данной группы людей, социально-экономических обстоятельств, в которых они осуществляют свою деятельность. Но на пути импульсов внешней среды к конкретному человеку, его поступкам, действиям культура — это отнюдь не неприметный «полустанок», который можно легко проскочить, а сложная духовная система, в которой осмысливается, оценивается, переопределяется внешняя информация. Именно культура непосредственно определяет реакцию человека на внешние импульсы, его действия. Как мы отмечали в ходе анализа факторов обусловливания (детерминации) явлений социальной жизни, внешние условия, факторы, процессы не определяют сами по себе конкретного содержания событий, действий, которые осуществляют люди, но «некоторым образом приводят социальные субьекты к возбуждению, которое затем внутренним образом приводится в форму, с которой система может работать»*. Реакция субъектов на данное возбуждение зависит от культурных традиций, от того, какой тип реакции в данной культуре приемлем, от норм, ценностей, правил приличий, выработанных в этой культуре.
Здесь и таится ответ на вопрос, почему представители разных народов по-разному реагируют и действуют в аналогичных ситуациях, почему, например, у англичан одна система поощрений, стимулов к продвижению, а у американцев — другая. Другими словами, импульсы, идущие от внешнего мира, проходят через «чистилище» культуры.
И наоборот, все действия людей несут на себе мощный отпечаток культуры данного общества.
* Луман Н. Понятие общества, с. 36. 338
Например, советских людей всегда поражала четкость и размеренность работы рабочих из ГДР. В качестве другого примера можно привести различную манеру исполнения одного и того же пейзажа одними и теми же красками, на одном и том же холсте двумя художниками — японцем и европейцем.
Культура стремится самореализоваться в практике. Нацеленностью на практику и определяется особая значимость культуры в социальной жизни. То, что стало ее достоянием, культура обязательно воплощает прямо или опосредованно на практике. Желая познать культуру другого человека, мы должны судить о ней не столько по его высказываниям, словам, заявлениям о намерениях или целях, а по его действиям. Реальная практическая деятельность — это и реальное воплощение культуры, и ее показатель.
§ 3. Культура и общество: социальные свойства и функции культуры
Культуру изучают многие науки — философия, культурология, история, политология, и другие, поскольку это высший продукт человеческой деятельности, высшее проявление сознания, человеческого творчества.
Но у социологии существует свой ракурс изучения — исследование роли культуры, ее функций в формировании и развитии социальных систем (систем социальных взаимодействий) — социальных институтов, групп, общества в целом. Социолога интересует, каким образом культура, те или иные ее элементы, исторические типы влияют на развитие социальных сообществ, определяют их особенности.
Вот почему социология акцентирует внимание прежде всего на тех свойствах, элементах культуры, которые реализуются в социальных взаимодействиях, выступают как символические механизмы обеспечения ^организованности физически изолированных друг от друга индивидов. При этом социология выявляет новые возможности, аспекты культуры, делает акценты на том, что ускользает от внимания иных исследователей.
социальныеЛюбая социальная связь Актора с другими Акто-
СВОЙСТВА рами может осуществляться лишь в том случае,
культурыесли они имеют символических посредников в
виде норм, правил игры, представлений о приличиях. Без этих символических элементов невозможны социальная связь, социальное взаимодействие. Но общественная «погруженность» культуры, ее функция интеграции социальных систем придают культурным феноменам ряд особенностей. Как уже говорилось, для того, чтобы действия партнеров были взаимоожидаемы-
339
ми, взаимопредсказуемыми, партнеры должны руководствоваться правилами, критериями, выработанными в этом обществе, стандартами, нормами, традициями, которые разделяемы в данной среде, т.е. культурой.
Из этого следует ряд новых характеристик культурных явлений.
• Культура — это символы, знаки, идеи, которые разделяет не
один человек, а которые понятны и приняты всеми — это всегда
детище коллективности, не бывает культуры одиночек. Чтобы стать
элементом культуры, личная выдумка, фантазия должна быть кол
лективно понята и воспринята. Культура — это всегда социальный
феномен (по крайней мере для социологов), обеспечивающий взаи
модействие людей. Культурные привычки, по утверждению
Дж. Мердока, социальны; иначе говоря, они разделяются людьми,
живущими в организованных коллективах или обществах, и сохра
няют относительное единообразие под воздействием социальных фак
торов, т.е. это групповые привычки. «Привычки, общие для членов
социальной группы, образуют культуру этой группы... Отрицать это
означает... отречься оттого существеннейшего взгляда, который был
внесен в антропологию социологией»*. Очевидное для социологов
утверждение поддерживают и другие антропологи (Р. Линтон, Б. Ма
линовский, К. Уисслер и др.). Хотя следует отметить, что подобная
точка зрения не разделяется Л. Уайтом, К. Лоуком** и др.
• Социальная (а не индивидуальная) природа культуры обу
словливает и еще один существенный момент. Культура — это все
гда стандарт, образец, принятый в группе, коллективе, обществе,
благодаря которому создается возможность предсказуемости соци
ального поведения Актора.
Систематические, самовозобновляемые (институализирован-ные) взаимодействия в отличие от случайных, одноразовых, экспериментальных действий предполагают возобновляемость, стандартность (институализированность) культурных символов, идей, мотивов Акторов. Это, возможно, вызовет протест: ведь культура — это прежде всего синоним возвышенного, творческого начала в человеке. Однако надо снять идиллический налет с понятия «культура» — да, это творчество, но творчество не единиц, а общности.
• Напомним, что культура находит свое проявление и вопло
щение в деятельности, в устойчивых, повторяющихся образцах
(стандартах) деятельности. Нередко утверждают еще более кате-
* Мердок Дж. Фундаментальные характеристики культуры, с 50, 51
** См.р Уайт Л. Понятие культуры. В кн. Антология исследований культуры
Т. I. —M., 1997, с. 37—39, 50.
340
горично: культура — это образцы поведения, деятельности, естественно, основанные на устойчивых стандартных мотивах, предпочтениях.
Этот аспект проблемы имеет особое значение для социологического анализа культуры как явления. Спорадические, случайные действия к культуре относить не следует. Если тот или иной элемент жизнедеятельности начинает превращаться из спорадического, нерегулярного в достаточно устойчивое, повторяющееся, значит, произошли определенные изменения в культуре данной группы людей, общества.
Следовательно, из круга явлений, описываемых понятием «культура», при социологическом рассмотрении выпадают не только инстинктивные действия людей, но и те моменты, аспекты, которые носят сугубо индивидуальный, а потому случайный, неустойчивый характер, т.е. не ставшие образцом деятельности.
Образцы деятельности обнаруживают себя в производственной сфере, быту, науке, отдыхе и т.д. Они проявляются как в смысловом содержательном отношении, так и в технологии действий, стиле, манере действий. У всех народов храмы служат сходным целям, но готический храм отличается от православного или мечети. Или вспомним о различной манере выполнения одного и того же пейзажа европейским и японским художниками.
Способ строгания дерева рубанком (представители многих народов это делают движением к себе, а не от себя), организация выборов, проведение заседаний парламента, манера пения, порядок подачи блюд и т.д. — эти образцы деятельности есть воплощение культуры, реально осуществляемая культура.
Итак, анализ социальной природы культуры делает акцент на несколько «неожиданных» ее свойствах, лишает ее некоего идиллического налета. Культура предстает как важнейший механизм социальной машины повседневности, выполняющий важнейшие социальные функции.
социальные Интегративпая социальная функция культуры. Бла-
ФУНКЦИИ годаря культуре, ее символическим феноменам
КУЛЬТУРЫ (идеям, оценкам, нормам, ценностям) возмож-
ны интеграция физически изолированных людей в некие системы взаимодействий. Культура — это скрепы, которые обьединяют людей, делают возможным надежные, самовозобновляемые взаимоотношения.
Единые стандарты поведения, нормы, ценности, традиции делают возможным сорганизацию людей на огромных территориях, объединяют людей в единое общество, отделяя их от групп людей, руководствующихся иной системой норм, ценностей. Следовательно, культура отличает одно общество от другого.
Регулятивная социальная функция культуры. Культура — это нормативная система, это то, что считается разумным, обоснованным в данном сообществе. С помощью норм, ценностей, обычаев культура упорядочивает, направляет, ориентирует действия людей, благодаря культуре люди оценивают пользу или вред, добро или зло и т.д.
Следовательно, культура как нормативная система регулирует поведение:
• во-первых, она информирует Актора о том, на что можно
рассчитывать, надеяться, как себя вести, чтобы быть при
нятым, одобренным другими, и о том, что будет сочтено
нежелательным;
• во-вторых, она побуждает, мотивирует человека к поведе
нию, одобряемому в данной группе, сообщности;
• в-третьих, она налагает ограничения, контролирует поведе
ние людей, которые должны вести себя так, как считается
принятым, приемлемым. Культура способна отслеживать и
наказывать, поощрять, удерживать от поступка и потвор
ствовать.
§ 4. Культура: преемственность и социализация
В мировой социологии, антропологии еще в первой половине XX в. было введено трехчастное деление культуры: материальная, социальная и духовная культура. Под материальной культурой понимается все, что относится к взаимоотношениям человека с материальной средой его обитания (в том числе с природой), к удовлетворению потребностей его дальнейшего материального существования. Под социальной культурой понимаются правила, нормы взаимоотношений людей, институциональные нормы повседневности, традиции группового поведения и т.д. Под духовной культурой понимаются субъективные аспекты жизни, идеи, ценности*.
Культура воплощается в стандартах социального поведения, обьективируется в вещественно-предметных (одежда, здания, станки) и знаково-символических формах (под последними имеются в виду те продукты культуры, которые передают свою информацию через слово, символы, знаки, изображения: научные статьи, устное народное творчество, научно-популярные книги, художественная литература, картины, фрески, ноты, схемы, чертежи и т.д.). Благодаря этой объективации происходит определенная фиксация исторического опыта данного народа, общности, семьи, а поэтому
* См : Ионин Л.Г. Социология культуры, с 28. 342
культура, ее смыслы и значения могут быть переданы другому человеку, другому поколению.
• Тем самым выявляется еще один штрих социологического
осмысления культуры — как средства формирования с помощью
прошлого, накопленного опыта, традиций сегодняшних представ
лений и сегодняшней жизнедеятельности.
Культура — это то своеобразное, специфичное в нравах, установках людей, которое, как правило, воспроизводится из исторического прошлого и перешло, будучи закрепленным в институтах, по наследству от предыдущих поколений. Говоря о культуре того или иного народа, мы всегда хотим понять его настоящее или даже приоткрыть завесу над его будущим, как бы заглядывая в прошлое. Культура — это историческое наследие, которое «обрекает» нас на определенный тип поведения в настоящем и будущем.
Подчеркивая преемственность, мы отнюдь не абсолютиризуем устойчивость и неизменность культуры. Способность к саморазвитию, изменчивости — это важнейший признак социокультурного процесса.
• Культура выполняет в социальной жизни ту же функцию,
что и ген в жизни животных, — функцию воспроизводства от по
коления к поколению определенного типа социального поведения
человека.
Преемственность культуры осуществляется в процессе социализации личности, в том числе в процессе воспитания и образования. Культура как внебиологическое, благоприобретенное не подчиняется в целом законам генетической наследственности — ею можно овладеть лишь в ходе социального наследования. Поэтому, говоря о воспитании и образовании личности, мы имеем в виду процесс формирования личности прежде всего как носителя, воспреемника и продолжателя культуры.
Механизмы социализации обеспечивают самовозобновляемость общества, духовное замещение одного поколения другим. Человек с рождения с помощью слов, книг, фильмов, наставлений научается строить отношения с другими, пользоваться материально-вещественными предметами, которые его окружают, наблюдая за поведением других (образцами деятельности, принятыми в обществе) и, самое главное, осуществляя собственную практическую деятельность; вырабатывая в процессе включения в социальные институты собственный опыт, получая порицание и одобрение от старших носителей исторического наследия, он делает своим достоянием культуру семьи, общности, человечества. Следовательно, еще одна социальная функция культуры — приобщение к накопленному историческому наследию, воспроизводство определенных порядков, т.е. функция социализации.
343
Глава XV. Основные структурные элементы
культуры. Язык, типы социокультурной регуляции
Культура любого народа — это целостная сложноорганизован-ная система, основу которой составляют неизменные и воспроизводимые структурные элементы. Каждый элемент играет свою роль, выполняет свою функцию. Оттого, насколько зрелы, развиты структурные элементы, из которых состоит данная культура, зависит ее способность выполнять более (или менее) эффективно свои социальные функции, сравнимость ее или с симфоническим оркестром, способным исполнять любую по сложности мелодию, или с небольшим домашним оркестриком с примитивным и односложным звучанием. Следовательно, культура может различаться не только содержанием, стилистикой, но и зрелостью своей структуры, богатством и развитостью форм, разнообразием регулятивных инструментов, а значит, и характером функционирования в обществе. Рассмотрим основные, наиболее устойчивые элементы культуры как системы.
§ 1. Язык
Язык — код, шифр, которым пользуются люди для передачи важной информации, а также для выделения «своих» из окружающего мира.
Благодаря языку как общепринятой в данном сообществе системе кодов (сигналов, знаков), имеющих определенные смысл, значения, партнеры достигают надежного взаимопонимания, являющегося основой, предпосылкой любого социального взаимодействия, передачи опыта новым поколениям «своих», которые тоже должны понимать ту же систему кодов, сигналов, знаков.
Язык играет и другую функцию — выделение «нас» из «других», но мы не будем акцентировать на этом внимание. Также отметим, что создание особого языка, особого шифра, понятного только «своим», но тайного для «чужих», характерно не только для этнических общностей, но и для молодежных, профессиональных, криминальных групп, элиты и т.д.
Так, учащиеся одной из английских привилегированных школ используют совершенно непонятный для непосвященных язык, составленный из средневековой латыни и напластований сленгов многих поколений. Российская молодежь 90-х гг. тоже использовала определенный сленг, не всегда понятный старшему поколению Высшее общество Англии подчеркивает свою обособленность, особость, опуская «дг» в конце слова.
344
Язык как система кодов, обеспечивающая взаимопонимание, является исходным условием образования любых сообществ.
Становится понятным, почему любое государство как система власти того или иного общества уделяет огромное значение проблеме национального или государственного языка, оказывает ему всемерную властную поддержку.
Воспевание национального языка как «великого», «могучего» эмоционально подкрепляет социальную значимость языка как системы общепринятых шифров, обеспечивающей взаимопонимание участников данной системы социальных взаимодействий. Уважительное отношение к родному языку, обучение ему своих детей, охрана чистоты языка и т.д. — все это важнейшие условия воспроизводства общества, его целостности, устойчивости и мобильности.
Функция взаимопонимания индивидов, являющаяся основной
функцией языка, достигается в ходе реализации трех основных его
подфункций, которые взаимосвязаны и в то же время относительно
независимы друг от друга.
„,,,„ „.„ Первое условие взаимопониания (и соответствен-
I
ную интерпретацию, приписывает определенный смысл, значение этому объекту.
Механизм реализации интерпретационной функции в какой-то
мере двусторонен. С одной стороны, та или иная контекстуальная
трактовка, смысловая дешифровка вырабатывается в ходе социаль
но-исторической практики,есть результат социально-исторической
аккумуляции; с другой стороны, интерпретация определяет поня
тийно-логическую основу восприятия вновь открывающегося мира,
мировосприятия новых поколений носителей данного языка.
ЯЗЫК КАК Через смысловые нюансы и контексты, смысло-
ретранслятор вые трактовки и дешифровки воспроизводится,
культуры поддерживается и передается своеобразие, непов-
торимость культуры, характерные для нее стилистика, акценты, приоритеты.
Тем самым язык является ретранслятором данной культуры. Очевидно, что культура распространяется и с помощью жестов, обрядов, мимики, танцев. Однако вряд ли что-нибудь может конкурировать с таким наиболее емким, доступным, точным ретранслятором культуры, каким является язык. Существуют две точки зрения на оценку языка как ретранслятора культуры.
1. По мнению одних исследователей, в передаче национального
своеобразия роль языка незначима. Поэтому вытеснение родного
языка языком, имеющим международный статус, — явление впол
не допустимое, не наносящее вред развитию национальной куль
туры. Думается, приведенные выше эмпирические сведения об ин
терпретационной подфункции языка содержат в себе в явном или
неявном виде достаточные убедительные аргументы против подоб
ных легковесных утверждений.
2. Вместе с тем нельзя абсолютизировать роль языка в качестве
чуть ли не единственного носителя культуры, как это пытаются
сделать некоторые исследователи и особенно политики. Очень час
то язык исполняет лишь преимущественно идентификационную
подфункцию. Как показал опыт СССР, где в городах национальных
республик возникали русские школы (национальная по содержа
нию литература писалась, издавалась на русском языке), на рус
ском языке в той или иной мере передавалась нерусская культура с
ее нормами и традициями (хотя нельзя сказать, что передаваемая
посредством русского языка национальная культура не имела оп
ределенного своеобразия, отличия от исходной национальной).
В конце 80-х гг. автор данного раздела книги попросил группу московских студентов и бакинских студентов коренной национальности, но обучающихся на русском языке, дать нравственные характеристики слову «деловой человек». Среди ответов московских студентов превалировали такие характеристики, как «способный лю-
349
бым способом добиться своего», «пробивной», «наглый» и т.д. Среди ответов их сверстников из Баку— «активный», «энергичный», «практичный».
Своеобразным аргументом против абсолютизации роли языка как решающего носителя национальной культуры являются и результаты исследования московских ассирийцев: наиболее сильным фактором поддержания их этнокультурной идентичности оказался не язык, а стойкая и достаточно богатая историческая память, передающаяся из поколение в поколение и удерживающая имена многих древних царей, полулегендарных персонажей, вошедших в мировую культурную традицию, т е. сохранившееся представление об Ассирийском царстве (сущестовавшем три-четыре тысячелетия назад!). Еще более ярко и непосредственно переживают ассирийцы события относительно недавнего времени (начала XX в.): 84% опрошенных смогли даже точно указать название местности и селения, где родились их предки*.
§ 2. Основные социально-исторические типы социокультурной регуляции
Культура по своей структуре — крайне сложная и многообразная система. Но нас интересуют лишь те структурные элементы, которые непосредственно участвуют в реализации основных социальных функций культуры: интегративной, регулятивной, социа-лизационной.
Ежедневно совершая те или иные поступки, действия мы ориентируемся на те или иные доводы, идеи, правила, шаблоны и т.д.: в знак расположения мы пожимаем руку коллеге, улыбаемся, похлопываем по плечу — так это принято; к Пасхе печем куличи, красим яйца, готовим яства — так требует обычай; стремимся одеваться по моде; на работе выполняем определенные обязанности, соблюдаем правила распорядка, нормы и т.д. В сложной ситуации, когда необходимо принять непростое решение, мы стремимся разобраться, что для нас важнее, ценнее — честь, достоинство или материальное благополучие, свобода, возможность проявить свою независимость или карьера?
Как видим, современная культура имеет много инстументов, средств регулирования поведения — от самых элементарных, мало-осознаваемых, осуществляемых чисто автоматически до сложнейших, предполагающих осмысленность выбора, апеллирующих к глубинным пластам духовного мира, вызывающих глубокое внутреннее сопереживание. Эти инструменты дополняют друг друга, обеспечивают регуляцию поведения в самых разнообразных ситуациях.
* Титов В Н Этнокультурная характеристика московских ассирийцев (опыт эт-носоциологического опроса)//Этнографическое обозрение. — 1992 — № 5, с 47—54).
350
Вместе с тем они в разной степени способны задействовать личную ответственность, личное социальное творчество Актора.
Соответственно, одна из главных характеристик организации общества — определение, каково соотношение различных типов социальной регуляции в данном обществе, насколько важнейшие сферы общественной жизни регулируются социокультурными механизмами, предполагающими осмысленный выбор индивида, за который он несет личную ответственность.
И это, пожалуй, может быть рассмотрено социологией в качестве одного из самых главных критериев классификации социально-регулятивных инструментов, используемых в культуре.
В ходе культурно-исторического развития человечество выработало два основных типа регуляции: на основе малоосмысленного традиционного* шаблона поведения (это, пожалуй, наиболее ранняя форма социальной регуляции) и на основе личностно-избира-емой и осмысливаемой ценностной позиции (ценностно-нормативный вид регуляции — более современная, посттрадиционная форма социальной регуляции).
При использовании традиционного шаблона поведения человек осуществляет свои действия потому, что так принято, не размышляя, не оценивая, не взвешивая, не будет ли другое действие более целесообразным. «Психологический механизм подобной регуляции в том, что способ и нормы деятельности не фиксируются отдельно от самой деятельности»**. Мысль вплетена в деятельность и не выделена из нее.
В современной жизни подобными шаблонами являются и элементарные привычки (здороваться правой рукой, писать слева направо, а у некоторых народов — справа налево), и определенные обычаи, обряды, ритуалы и т.д.
В традиционном (в абсолютном смысле — в раннетрадицион-ном, в меньшей степени в позднетрадиционном) обществе подобная регуляция играла исключительно важную роль.
* Слово «традиция» широко распространено, что сделало его многозначным Поэтому следует разделять традицию, традиционное как тип (механизм) социального мышления, поведения и традицию, традиционное как нечто устойчивое, как преемственность. В первом случае мы имеем дело с определенным типом регуляции социального поведения — малоосмысленным, автоматическим (традиционалистским) повторением того, что было принято предками Во втором случае подчеркивается, что данные правила, в том числе нормы, ценности (т.е осознанные формы регуляции) для данной культуры традиционны и переходят от поколения к поколению. В данном разделе мы будем использовать слово «традиция» преимущественно в первом смысле этого слова ** Левкович В П. Обычай и ритуал как способы социальной регуляции. В кн ■ Психологические проблемы социальной регуляции поведения — М., 1976, с 213
351
Все носило шаблонный характер. «Способ, каким человек должен питаться, одеваться в конкретных обстоятельствах, жесты, которые он должен делать, формулы, которые он должен произносить, точно определены»*. Шаблонный тип регуляции обеспечивал высокий уровень предсказуемости поведения, социальной интеракции. В этом смысле все было достаточно надежно, даже жестко предсказуемо, чего нельзя сказать о способности к изменениям, эффективности, результативности.
При использовании ценностной (ценностно-нормативной) регуляции человек принимает решения, ориентируясь прежде всего на критерии — ценности и нормы, которые в данном обществе признаны разумными, обоснованными. Отличительной чертой психологического механизма ценностно-нормативной регуляции является то, что «принципы деятельности выделены из процесса деятельности и воплощены в культуре особыми средствами... в которых сформулированы лишь общие правила и принципы, рассчитанные на их творческую реализацию в виде некоторых критериев, оценок, абстрактных принципов»**.
Но эти критерии, абстрактные принципы, с одной стороны, приняты в данном сообществе, которое придало им определенный пафос, почитание, а с другой стороны, обязательно должны быть осмыслены, переопределены, переработаны каждой личностью, каждым новым поколением. Ценность, почитаемая в данном обществе, входит в духовный мир личности, как будто ее вновь создали, становясь глубоко интимным ее внутренним достоянием (человек может и не отдавать в отдельных случаях себе отчет в том, что воспринятые им критерии, абстрактные принципы общеприняты, почитаемы в той или иной общности).
Иными словами, общество и здесь контролирует предсказуемость поведения человека, наделяя его выработанными стандартными критериями оценки. Но этот контроль осуществляется опосредованно, неявно, апеллируя к интеллекту личности, ее личностному выбору, убеждениям. Ценность усваивается каждой личностью по-новому, требует ее личностного переосмысления, переработки.
Как видим, предсказуемость поведения, ориентация на стандарты социального поведения обеспечивается и существует в двух социально-исторических типах — шаблонной и ценностной регуляции.
Конкретные социокультурные различия между ними следующие.
* Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии, 1991,
с 271.
** Левкович В.П. Указ. соч., с. 213, 215.
352
Обобщенность — конкретность. Шаблон — ситуативно-конкретизированный регулятор. Он указывает, как себя вести в аналогичных, схожих ситуациях. В результате поведение человека регулируется набором конкретных шаблонов, инструкций. Если же человек сталкивается с непредвиденными обстоятельствами, его поведение грозит стать непредсказуемым, произвольным, или у человека формируется боязнь перед новизной, боязнь риска. Традиция, повтор, неизменность того, что делали предки, — яркий результат подобной регуляции.
Ф. Кэшинг, долгое время проживший в племени зуньи, сообщал, что это племя при изготовлении оружия и предметов домашнего обихода тщательно сохраняет традиционную форму этих предметов вплоть до мельчайших деталей орнамента. Аналогичные данные приводит Д. Бернау: индейцы Британской Гвианы «обнаруживает поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов: они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них»*.
Ценность же (а также норма) — это обобщенный (а не ситуативно-конкретный) критерий, который может быть применен при оценке любой конкретной ситуации. Можно ситуативно знать, что нельзя лгать (конкретно) родителям, нельзя лгать (конкретно) начальнику и т.д. Обобщенная же, ценностно-нормативная регуляция будет регулировать поведение иначе: «Всякая ложь безнравственна». Такая регуляция гарантирует, что не только в «давно за-инструктированных», но даже в непредвиденных ситуациях (в отношении которых еще не выработано «инструкций») человек поведет себя надежно, предсказуемо. Выйдя за рамки «привычного», но, будучи вооруженным обобщенным критерием — ценностью, он не подведет и будет вести себя в пределах договоренного. Становятся возможными социальный риск вхокдения в непредвиденное, социальное творчество, инициатива при сохранении предсказуемости поведения человека по принципиальным вопросам.
Внешнее-внутреннее. Индивид воспринимает шаблон как непререкаемое, не требующее доказательств, а значит, не связанное с личными размышлениями, логикой и практической проверкой, внешнее требование.
Следовательно, шаблон, во-первых, как правило, малоосознава-ем. Человек выступает как своеобразный «автомат», выполняющий набор инструкций, не подлежащих обсуждению и размышлению. Поступки и действия (как других лиц, так и свои собственные) оцениваются по критерию «можно — нельзя», «разрешено — не разрешено». Если поступки и действия не соответствуют этому критерию, индивид испытывает чувство стыда перед другими, боязнь.
* См : Леви-Брюль Л Первобытное мышление. — М., 1930, с. 24
353
12 Общая социоло! ия
Кроме того, шаблон —деиндивидуализированная регуляция. Человек не выделяет себя из общности, он действует и мыслит так, как принято в общности, и стыдится, что сделал что-то не так.
Выработанные в общности правила, шаблоны воспринимаются как непререкаемые мотивы личного поведения. Внутриличностная регуляция поведения фактически еще отсутствует.
Наоборот, ценностно-нормативная регуляция предполагает личное восприятие, оценку, размышление о том, что более важно, более правильно. Ценность нельзя запомнить, заучить, ее следует осознать и принять как ценное, желательное. Поэтому ценностная регуляция — это внутренняя регуляция социального поведения.
Следовательно, во-первых, ценностная регуляция — это осознанная, основанная на личной оценке, размышлениях регуляция социального поведения. Из бездушного робота-автомата человек преобразуется в самостоятельно мыслящего субъекта, ответственного за собственное решение, прогнозы, предвидения.
Духовно-интеллектуальное богатство такого человека не сравнимо с шаблонным миром «духовного робота». Человек осознает, что ценно для него, более значимо, и мыслит понятиями «добро — зло», «полезно — бесполезно». Особое значение приобретают чувства вины, совести, но и ощущение стыда по-прежнему сохраняется*.
Во-вторых, в центре размышлений индивида стоит его «Я» (что я хочу? что я считаю правильным и желательным?). Ценностная регуляция предполагает выделение личности из общества, возникает личностное восприятие мира.
В то же время ценности, нормы выработаны не индивидом, а обществом, что сохраняет предсказуемость поведения личности для других. Робот-автомат преобразуется в самостоятельного, но предсказуемого по принципиальным параметрам поведения деятеля. Это создает интеллектуально-нравственные и социальные условия для развития социального творчества, социальной фантазии.
* В мировой философско-этической, социологической, психологической литературе проблема страха — стыда — вины рассматривается как проблема исторического развития индивидуального контроля: от животно-инстинктивного страха за свою жизнь, через стыд перед своей общиной, стыд за свою репутацию, к вине, которая выражает озабоченность, ответственность индивида перед самим собой за свои личные качества. На основании этого деления выделяется культура стыда, мораль которой является неиндивидуалистической. Она призывает индивида к тому, чтобы без особых размышлений выполнять свои конкретные обязанности. Для нее решающее значение имеет не мотив поступка, а правилен ли поступок с точки зрения принятых в обществе правил приличий. Культура же «вины» призывает индивида следовать голосу собственной совести, за которой предполагается универсальный нравственный закон (См. об этом работы Бенедикта Р , Лотмана Ю М., а также1 Кон И.С Моральное социальное и регулятивное механизмы культуры В кн.: Социальная психология личности. — М., 1979, с. 86—91.)
354
• Есть и другие различия между традиционно-шаблонным типом регуляции и ценностно-нормативным. Ценности благодаря более высокому уровню интеллектуально-логического обоснования иерархизированы. В процессе шаблонной регуляции нет иерархии (нет понимания, где причина, а где следствия, что важно, а что менее важно).
Благодаря этому возникает еще одно различие. Шаблонно-традиционный тип регуляции основан на системе прямых, неаргументированных запретов и других санкций. Нарушение любого шаблона воспринимается как одинаково опасное, что обусловливает жесткость и неиерархизированность санкций (любой проступок карается одинаково жестоко). Иерархизированность же ценностей и норм порождает «гибкость» и иерархизированность санкций (за более общественно опасный проступок — более жесткая, за менее опасный — менее жесткая санкция). Кстати, так как традиционно-шаблонная регуляция в современном обществе, как правило, осуществляется в малоответственных сферах поведения, то кардинально меняется и характер санкций за несоблюдение обычая, ритуала, этикета — они лишаются жесткости.
§ 3. Традиционная регуляция в современном обществе
Шаблонный тип социокультурной регуляции не случайно назван нами социально-историческим, — он возник на раннем этапе развития общества, но широко используется и современным обществом. Современный человек использует достаточно широкий арсенал социокультурных регуляторов, что делает его жизнь многообразной, его поведение гибким при сохранении целостности, духовного единства, задаваемого системой ценностей.
Рассмотрим основные проявления традиционно-шаблонной ре
гуляции в современной жизни (следует оговориться: в современной
науке нет единства относительно того, что считать привычками, а
что — манерами, являются ли привычки, ритуалы обычаем и т.д.).
привычкиПривычки — это самые элементарные составляю-
ОБЫЧАИ, ритуалыщие повседневного поведения, которые выпол-в нашей жизниняются человеком в полуавтоматическом режиме: протягивание правой рукой для рукопожатия, ношение часов на левой руке, использование в процессе еды ложки, вилки и т.д. Существуют привычки традиционно-шаблонного типа — никто не может объяснить, почему что-то надо делать так, а не иначе. Некоторые привычки возникают вполне осознанно, но затем закрепляются и доводятся до автоматизма — например, чистка зубов утром и вечером. Привычки человека, отличающиеся от
355
общепринятых, могут вызвать в современном обществе слабую санкцию: недоумение и т.п.
Обычай — это «традиционно установившийся порядок поведения. Это одобренные обществом массовые образцы действий, которые рекомендуется выполнять»*. Множество шаблонов может быть отнесено к обычаям: традиционное питание, бытовые обычаи (например, празднование Нового года, обычай гостеприимства у народов Кавказа), санитарно-гигиенические обычаи (баня с парной, или просто душ, или баня в бочке) и т.д.
Одни обычаи имеют древнюю историю, другие возникли и закрепились всего лишь несколько десятилетий назад. Но во всех случаях под обычаем мы имеем в виду закрепившийся, устойчивый порядок действий, поведения. Другие отличительные черты обычаев — выработка их несколькими поколениями и малоосмысленное, преимущественно аффективное следование им.
Никто не может объяснить, например, почему у представителей некоторых народов на употребление свинины наложено табу.
Конечно, не исключено, что в момент укоренения тот или иной порядок действий имел логическое или практическое обоснование.
Так, мусульмане нередко заявляют, что и запрет употребления свинины, и обычай обрезания имеют медицинское обоснование. Возможно, это действительно так. Но в современном обществе цель обряда обрезания — подтвердить личную приверженность человека своей культуре, своему народу.
Следовательно, можно выделить обычаи особого рода — обряды, ритуалы, которые представляют собой стандартизованный набор действий, не порождающих нового в материальном смысле слова, но имеющих огромное символическое значение.
Ритуал бракосочетания (обмен колец, кое-где «выкуп невесты» и т.д.), траур в дни похорон (черный цвет одежды, задрапированные зеркала и т.д.) — это символы уважения, верности, радости или скорби, соблюдение которых оказывают огромное эмоциональное воздействие на участников и зрителей данного ритуала. В свое время значение обрядов, ритуалов в жизни людей было очень важным. Известны ритуалы инициации — перехода в статус полноправного члена клана или племени; они отождествляются со смертью и новым рождением. Без этого ритуала мужчина не мог рассчитывать на права, привилегии и обязанности, которые ему были бы положены по статусу. Как правило, ритуалы инициации являлись и «концентрированной школой», и экзаменом на зрелость. У многих племен ритуал инициации продолжается несколько месяцев; молодых кандидатов поселяют в специально построенный лагерь вдали от деревни, заставляют голодать, подвергают жесточайшей порке,
* Кравченко А.И. Введение в социологию. — М., 1995, с. 62—63. 356
делают обрезание и тотчас же заставляют танцевать, несмотря на то, что они истекают кровью. Все это время им нельзя издать ни звука — иначе они обречены на пожизненный позор. Затем им читают «краткий курс» (семья, гражданские обязанности, мораль, ремесла). После этого каждый из молодых людей получает новое имя*. В настоящее время своеобразным ритуалом инициации является церемония вручения паспорта в торжественной обстановке, в западных странах существуют обряды конфирмации — совершеннолетия, которые проводятся торжественно, празднично и запоминаются на всю жизнь.
Обряды, ритуалы (выпускной бал в школе, свадьба, юбилей и т.д.) освещают все более или менее значимые вехи жизни, придают ей особую эмоциональную окраску. Правда, в отличие от традиционного общества, в котором обычаи регулировали все основные сферы человеческого поведения, сегодня их роль не является основополагающей, хотя и достаточно приметна. Люди по-прежнему стремятся соблюдать их, воспитывать новые поколения в соответствии с обычаями.
...Вокруг «гуляла масленица». Все были приятно возбуждены, кто пел, кто плясал, а кто с интересом наблюдал за всеобщим весельем. Но безразличных не было. Кто-то вспоминал свое детство, масленицу в своей деревне, отдельные ее эпизоды. Кто-то, впервые попав на масленицу, вспоминал живописные рассказы своей бабушки о праздновании масленицы в ее деревне, но всех объединяло одно: чувство единения народа, имеющего единые корни, свидетельством которых являются обычаи, обряды, ритуалы...
В современной жизни эти преимущественно аффективные, ма-лоосмысливаемые шаблоны поведения выполняют огромную ин-тегративную, социализационную роль, определяют культурное своеобразие стиля, образа жизни народа, общности.
Однако нельзя однозначно утверждать, что регулятивная функция обычаев в современном обществе снижена. Например, немалая часть жителей (как правило, сельских), как и в былые годы, голосуют на выборах так, как им посоветовал начальник. Вряд ли при такой традиционно-шаблонной регуляции будут реализованы преимущества всеобщего избирательного права.
Среди регуляторов социального поведения особняком стоит мода.
Как и обычай, мода является преимуще-
социологическийственно аффективно-малоосмысленной формой
анализрегуляции; как и обычай, мода регулируется
слабыми санкциями, так как не распространяется (как и обычай) на важные сферы современной общественной жизни, а затрагивает лишь чисто стилистические особенности социальных порядков, стандартов поведения.
' См : Оля Б. Боги тропической Африки. — М., 1986, с. 119—122.
357
Но есть и существенное различие между обычаем и модой: обычай делает акцент на устойчивости, преемственности, а мода — на новизне, изменчивости. Конечно, мода тоже является стандартом поведения (одежды, быта, архитектурного стиля, стиля поведения и т.д.), но это относительно подвижный, периодически изменяющийся стандарт поведения.
Социология моды — одно из увлекательных направлений нашей науки. Г. Спенсер еще на первых этапах развития социологической науки на основе анализа большого этнографического и культурно-исторического материала выделил два вида подражательных действий:
• мотивированные желанием выразить уважение лицам с бо
лее высоким статусом;
• стимулируемые стремлением подчеркнуть свое равенство с
ними.
Данные мотивы и являются основой возникновения моды. Мода — это прежде всего новые образцы поведения, применяемые престижными слоями для того, чтобы выделиться из общества, и перенимаемые другими членами общества с тем, чтобы выглядеть как представители преуспевающих, престижных слоев.
Пока существуют социальные сословия, не может быть и единой моды. На это обратил внимание Г. Зиммель, внесший особо заметный вклад в социологическое осмысление феномена моды. Подчеркивая роль престижных слоев в формировании моды, он вместе с тем углубил понимание механизма развития моды. Мода, согласно его взглядам, удовлетворяет двойственную потребность человека: отличаться от других и быть похожим на других. Развитие ее происходит следующим образом: высшие классы стремятся посредством внешних хорошо различимых признаков продемонстрировать свое отличие от низших; последние же, стремясь к более высокому статусу, овладевают этими признаками, после чего высшие классы вынуждены вводить новые отличительные знаки (новые моды), которые вновь заимствуются и т.д.
В продолжение и развитие этих идей Г. Блумер называет две фазы развития моды: инновация и отбор. При этом он в какой-то мере заглушает стратификационный аспект анализа моды (престижные слои — низшие слои, которые стремятся быть похожими на престижные слои). Видимо, сказывается ощутимый рост среднего класса в структуре индустриально развитых стран, что в определенной степени изменило стратификационный аспект инноваций в моде, выдвинуло на первый план эгалитарные факторы. Согласно взглядам Г. Блумера, на первой фазе (инновация) происходит предложение соперничающих между собой культурных образцов; на второй фазе все социальные группы осуществляют отбор, в результате которого одобренный образец становится об-
358
щепринятой нормой. Благодаря этому мода, во-первых, создает определенную меру единообразия, необходимую для нормально-ю функционирования общества; во-вторых, облегчает возможность разрыва с ближайшим прошлым и подготовку к ближайшему бу-лущему; в-третьих, воспитывает и формирует общность, стандарт восприятия и вкуса.
Социологический анализ моды позволяет по-новому увидеть этот будничный, постоянно напоминающий нам о себе регулятор социальной жизни*.
Прежде всего, говоря о моде, мы подчеркиваем изменчивость, динамичность внешних и стилистических аспектов социального поведения. Изменение глубинных аспектов не относится к области моды. Поэтому, когда говорится «сейчас это модно», — подчеркивается, что это не затрагивает глубинные аспекты, а лишь внешнюю сторону.
Обобщая научно-социологический анализ и практику моды, можно выделить следующие аспекты понимания, исследования моды.
• Мода как свидетельство социального престижа. Приобрете
ние модной вещи, следование модному стилю поведения, обще
ния осуществляется не столько ради утилитарно-практической,
сколько ради социально-престижной задачи (в некоторых случаях
обе задачи могут совпадать). Следуя моде, одни слои стремятся под
держать свой престиж, другие — угнаться за престижными слоями
путем приобретения присущей последним одежды, домов, стиля
поведения.
• ' Мода как стремление подчеркнуть свою социально-страти
фикационную принадлежность, создать дополнительные механиз
мы, способствующие идентификации с определенными слоями.
• Мода как способ приобретения индивидуальной специфики,
самобытности. И в этом еще одно ее важное отличие от обычая.
Мода как социальный регулятор более гуманистична, она удиви
тельным образом сочетает в себе способ престижной идентифика
ции и способ выражения индивидуальной неповторимости, дает
достаточный простор индивидуальности, который расширяется по
мере развития духовного мира личности.
Итак, мода является:
• своеобразным регулятором стилистики социального пове
дения;
• интегратором посредством механизма идентификации;
* Несколько работ отечественных ученых посвящено социологии моды: Толстых В.И. Мода как социальный феномен. В кн ■ Мода: за и против. — М , 1973; Гофман А Б Мода и люди. — М., 1994.
359
• средством поддержания социального престижа;
• средством достижения социального престижа;
• средством проявления индивидуальности.
Мода существует не только на одежду, но и на стиль поведения, социальные предпочтения, манеры и т.д. Изменение моды отнюдь не всегда является изменением в нужном направлении.
Например, сегодня зачастую российские мужчины придерживаются направления моды, которое подчеркивает грубую силу, атлетизм и предпочитают темную цветовую гамму. А ведь это стиль, которого придерживаются мафиозные круги Не является ли подобная мода своеобразным свидетельством того, кто сегодня в нашей стране пользуется наибольшим престижем?
Глава XVI. Основные структурные элементы культуры. Социально-исторические системы представлений о мире: миф — религия — идеология
Итак, человечество исторически выработало и сегодня использует традиционно-шаблонный и ценностно-нормативный тип социальной регуляции. Но как регулирует свое поведение человек, что он принимает во внимание, из чего исходит, как обосновывает свои намерения, мотивы и т.д. — все это зависит от сложившегося у него мироощущения, мировоззрения, которое позволяет ему познавать, осмысливать мир. Мир может восприниматься зеркально-эмоционально, как своеобразный «сон наяву» (так назвал миф известный социолог религии Р. Белла), чувственно насыщенный, фрагментарный, скользящий по поверхности взгляд на окружающую действительность. В другом случае человек стремится проникнуть за внешнюю оболочку событий, явлений, определить главное и второстепенное, установить, что он может и не может изменить. Формируются соответствующие типы регуляции поведения. Так, «сон наяву» вынуждает действовать шаблонно, мало осознавая, почему надо делать так, а не иначе.
Человечество исторически выработало и использует сегодня следующие системы (картины) представлений о мире, его восприятия и объяснения: миф, религия и идеология.
Анализ этих систем обоснования социального поведения позволяет углубить понимание социокультурной организации социальной жизни.
360
§ 1. Специфика мифологического обоснования социального поведения
МИФ как Первой собственно человеческой формой ори-
социальное ентации человека среди себе подобных была ми-
ЯВЛЕНИЕ фология. Она представляет интерес для многих
наук — философии, истории, этнографии, культурологии, психологии, эстетики и др. Социология изучает миф с учетом своих научно-познавательных интересов — понять, как регулируется общество.
Мифы, легенды, сказания, былины — это памятники мифологического восприятия и объяснения мира. Этот мир удивительно полнокровен, осязаем, возвышен и в то же время привычен; он наполнен героями и злыми духами, элементы будничной реальности здесь сочетаются с необычным, сверхъестественным, магическим волшебством.
Общепризнанно (начиная, пожалуй, с В. Вундта), что мифы создаются на основе аффектации. А.Ф. Лосев, один из самых глубоких исследователей духовной культуры, подчеркивает, продолжая эту мысль: «Чтобы создать миф, меньше всего надо употреблять интеллектуальные усилия»*.
Рационально-интеллектуальные усилия в мифе минимизированы, носят элементарный характер. «Общая черта этого (мифологического. — А.Э.) мышления — значение для него аналогии в ее наиболее действенной форме, в форме уподобления... Источник мифологического мышления — символически рационализированная магия, полностью основанная на применении этого метода»**. В этой «наивысшей по своей полнокровности и эмоциональной напряженности реальности», по выражению А.Ф. Лосева, понимание мира конкретно, фрагментарно-ситуативно.
Минимизированность рационально-интеллектуальной составляющей не дает мифологии возможность сделать главной опорой мышления анализ всеобщих, неодолимых социальных связей. Мифология апеллирует не к выявлению общих тенденций, закона, общих правил, господствующих в природе и обществе, не к причине, а к конкретно-образному, конкретно-чувственному, эмоциональному восприятию. Причинно-следственные связи еще не улавливаются. В мифах, сказаниях, легендах пересказывается череда событии — не более; непонятно, что от чего зависит, что на что способно
* Лосев А Ф. Диалектика мифа В кн Философия Мифология Культура. — М , 1991, с 25
** Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ) В кн ■ Избранное Образ общества — М , 1994, с 84—85.
влиять, нет деления на зависимое и независимое, неодолимое. Все, что непонятно в пределах подобной картины мира, что не может быть осмыслено, усмотрено сразу же в личном опыте, личных наблюдениях, приобретает сверхъестественное, фантастическое описание. В этой ситуации вполне естественна шаблонно-автоматическая ориентация и регуляция. Человек, не понимая сути происходящего, вынужден повторять те процедуры, которые были отобраны и проверены предками как безопасные, надежные (хотя, может быть, и не самые эффективные).
Преимущественно аффективное восприятие и объяснение мира, при котором главная интеллектуальная процедура — аналогия, порождает еще одну специфику мифологии — неумение выделить главное, важное и менее важное. Нет иерархии значений, деления на то, что не зависит от человека (потусторонний мир), и на мир, с которым он реально сталкивается. Точнее, существует лишь «посюсторонний» мир. Люди, черти, демоны, духи — все живут и действуют в этом мире, они такие же, как и люди.
«Антропоморфизированные боги и демоны обладают лишь относительным качественным превосходством по сравнению с человеком. Их страсти так же безмерны, как страсти сильных людей, и так же безмерна их жажда наслаждений. Но они не всеведущи и не всемогущи — в противном случае их не могло бы быть много — и не обязательно вечны (в Вавилоне, у древних германцев), они только могут продлить свое славное существование магической едой или напитком... подобно тому, как волшебное снадобье лекаря может продлить человеческую жизнь»*. Не случайно, сверхъестественное (боги, духи, демоны) наделяется гиперболизированными человеческими способностями: это супергерой, суперчеловек. Сверхъестественное в мифологии оказывается всего лишь гиперчеловеческим.
Миф — это социокультурный феномен, выполняющий регулятивную, интегративную и социализационную функции в обществе, в том числе и современном.
Еще Э. Дюркгейм, анализируя тотемизм, распространенный у австралийских аборигенов, отмечал, что тотемный медведь, волк и т.д. — это выраженный в сверхъестественной форме символ самой социальной общности, средство объединения всех членов общины в единое целое. Наличие обожествленного общего предка, наделенного мифопоэтизированными способностями, становится исходным и решающим средством выделения этой общины, формирования собственного отличия, «Мы — сознания»**.
* Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ), с 102. ** См/ Дюркгейм Э Элементарные формы религиозной жизни Тотемическая система в Австралии. В кн ■ Социология религии: классические подходы Хрестоматия.— М., 1994
362
Итак, миф — это яркая, чувственно насыщенная картина мира, способствующая очень ограниченному, неглубокому его пониманию, но характеризующаяся высокой эмоциональной достоверностью, правдоподобием.
МИф В современном обществе миф, соседствуя с бо-
в современномлее рационализированными, осмысленными кар-
обществетинами мира, продолжает играть немалое значе-
ние в жизни людей. В каждом обществе существует своя мифологически-эмоциональная картина мира, которая составляет образно-мифологическую основу его духовной жизни.
Миф о героическом советском народе — это был не просто лозунг, но определенное видение своего народа, его истории, миссии. И, надо сказать, этот мифологический образ «работал», и довольно успешно, сплачивая советских людей, вызывая у них чувство этического превосходства, уважение к собственной истории.
В создании мифопоэтического восприятия в современном мире большую роль играют искусство, средства массовой информации, в особенности кино и телевидение.
Воздействуя на эмоциональный мир людей, формируя у них сугубо чувственное восприятие, современное кино, телевидение, литература руководствуются достаточно осмысленными целями и задачами. Поэтому миф в современном обществе, воплощенный в кинофильм или книгу, всегда содержит те или иные рациональные (политические, нравственные и др.) установки и расчеты.
Нельзя забывать и о рекламе, которая стала сегодня одним из главных средств формирования мифологического восприятия жизни, в частности материальных стандартов потребления. В этом случае реализуются экономические установки и расчеты. Тем самым выявляется существенное обстоятельство: миф в современном обществе лишь внешне слаборационализирован — по сути он реализует определенные экономические, политические, нравственные установки, интересы.
Вместе с тем употребление слова «миф» в современном обществе нередко означает ложную, правдоподобную, но не истинную картину мира. С этим можно согласиться, если речь идет о мифах, «рассыпающихся в прах» при их рационально-интеллектуальной проверке на достоверность. Но нельзя считать, что мифология в современном обществе объединяет лишь надуманные, ложные мифы. Признавая особую роль эмоционально-чувственного (а не только рационального) восприятия мира, мы не можем не осознавать роль мифопоэтического, может быть, несколько возвышенного, восприятия в жизнедеятельности современного общества.
Современный человек, наделенный не только разумом, но и чувствами и эмоциями, не может (и не должен) быть лишенным
363
мифопоэтического осознания мира. Однако главное в том, является ли мифологическое восприятие мира дополняющим моментом в его ориентации в современном обществе или доминирующим, поскольку стратегически важная линия поведения человека должна быть рациональной и осмысленной.
Мифологическое сознание — колыбель духовной жизни человечества. Это прекрасный, но все-таки «сон наяву». И судьба человечества коренным образом зависела оттого, сможет ли оно развеять этот сон, сформировать иную картину восприятия и обьяснения мира.
Миф разрушался под натиском нескольких основных факторов. Во-первых, под воздействием интеллектуально-логических способностей человека — развития письменности, возникновения научных знаний (астрономии, медицины, математики), которые ранее были аккумулированы в храмах и составляли, как правило, монополию жрецов.
Во-вторых (и это особо важно), в результате усложнения социальной жизни: усложнялись взаимодействия людей, что требовало перехода от шаблонной малоосмысленной, автоматической регуляции к регуляции осмысленной, ориентирующей на всеобщие (этические) принципы.
М. Вебер очень точно заметил, что в греческой мифологии богиня правосудия Фемида, как и подобные боги в мифологических представлениях других народов, не была самой сильной и важной. «Этические притязания к богам растут со следующими моментами:
1) с ростом власти, с ростом притязаний к качеству правосудия;
2) с ростом рационального постижения мировых процессов...;
3) с ростом регламентации все новых типов человеческих отноше
ний посредством... правил и зависимости людей от их соблюде
ния;
4) особенно с ростом социального и экономического значения
надежности слова, данного другом, вассалом, должностным лицом,
партнером по обмену...*
Кроме того, и это в-третьих, в результате усложнения социальной жизни углублялась социальная дифференциация, которая усиливала социальное различие между людьми, а это вело к иерархии, неравенству, а также к индивидуальному различению людей в общине, выделению личности, имеющей особые, дифференцированные интересы, из общины.
Таким образом, человек и интеллектуально был готов жить более разумно, рационально. И реальная практика социальных взаи-
* Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ), с 104. 364
модействий наталкивалась на бредовость, «иллюзорность» подобных регуляторов поведения.
§ 2. Особенности и социально-историческая роль религии
Примерно с VIII по II в. до н.э. произошел важнейший переворот в духовной жизни человечества* — формирование качественно иной, религиозной системы представлений о мире.
Это не только предопределило магистральные пути развития отдельных народов, цивилизаций — думается, формирование у некоторых народов (но не у всех) религиозных представлений сделало возможным то развитие человечества, его цивилизации, которого оно достигло. Иными словами, не изобретя религию, человек не достиг бы высших ступеней общественного развития. религия и МИФ Рассмотрим особенности зрелой религии, ее отличие от мифологических представлений о мире.
Общий знаменатель отличий и всего развития социально-исторических систем представлений о мире впервые сформулировали в социологии О. Конт и Э. Дюркгейм. Так, Э. Дюркгейм отмечает, что «цивилизация имеет тенденцию стать рациональнее и логичнее»**. М. Вебер превращает этот тезис в важнейшее положение своей социологической концепции — учение о нарастающей рациональности. Религия представляет собой важнейший, если не решающий, этап рационализации человеческих представлений о мире, а значит, и рационализации человеческих взаимоотношений в мире. «Рационализация проявляется в том, что деятельность индивидов характеризуется выбором все более адекватных методов, средств, путей достижения определенных целей и знаменует тем самым новую ступень свободы человека — свободы от мистики случая, от магии, т.е. нефункциональных средств в стремлении к целям»***. Религия — это этап на пути человека от «сна наяву» к целерациональной системе представлений о мире, его «расколдовыванию», по выражению М. Вебера, к рационализации мира.
Рационализация религией человеческих представлений о мире проявляется в следующем.
• Не умея еще обьяснить казуально доподлинно мир, общество, его основные связи, иерархии, принципы взаимодействия, но осознавая их неодолимость, необходимость, независимость от
* Вслед за К Ясперсом этот период в современной социальной науке называют осевым временем.
** Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии, с 271. *** Гараджа В.И. Социология религии. — М., 1996, с. 36
365
конкретных людей, религия четко делит мир на посюсторонний, зависимый от людей, данный им непосредственно в их ощущениях, и потусторонний, божественный, священный, где господствуют независимые от людей Бог, Закон. Происходит раздвоение мира, придание потустороннему миру силы священного, требующего непререкаемого поклонения. Боги из мифологических сверхчелове-ков в религии преобразуются в идеальных, непогрешимых, обладающих пререгативой на абсолютную истину, святость логические (неодушевленные) конструкции, воплощающие в себе неодолимую логику явлений. Они вершители судеб, они судьи, наставники. Независимое от конкретных людей в религии нередко выступает в виде сверхъестественного, получает непререкаемый статус высшего поклонения — «священного», «сакрального».
• Религия особым образом организует взаимодействие отдель
ного человека с Богом и Святым Законом, Высшим Разумом. Ос
лабляется его связь не только с природой, но и с общиной, инди
вид превращается из автомата, повторявшего общинные шаблоны,
в человека, самостоятельно и ответственно регулирующего свое по
ведение, апеллируя к Богу.
Религия предлагает каждому глубоко личностную регуляцию поведения через спасение души как следование особым всеобщим (ценностным) принципам этого священного мира.
Человек сам организует свою жизнь, благодаря чему достигает этического совершенства и благополучия. Он сам принимает решение, осмысливает его, сопоставляет. Главное во взаимоотношении с Богом — этическое воздаяние, главный регулятивный механизм религии: через этические, признаваемые каждым как божественные, священные требования линностно регулировать социальное поведение каждого, регулировать посредством совести, понятий долга, чести, ответственности.
И в этом великий смысл религии. Освятив, назвав божественным то, что носит необходимый, независимый от людей и пока необъяснимый характер, религия обеспечивает личностную регуляцию поведения в социуме, преодолевает принцип полуживотной «стадности», преимущественно аффективно-малоосмысленной регуляции на основе шаблонов.
• Религия организует жизнь не ситуативно-конкретно, а на ос
нове устойчивых критериев, всеобщих (абстрактных) принципов о
должном, благе. Основу религиозной мотивации составляют обоб
щенные понятия, формулы взаимодействия человека с другими
людьми. Религия связана с объяснением и регулированием поведе
ния человека на основе трактовки «предельных конечных условий
человеческого существования» (термин, употребляемый М. Вебе-
ром, Т. Парсонсом и др.) — жизнь, смерть, смысл жизни. Эта ори-
366
енТация не конкретная, не ситуативная, а ценностно-этическая, обобщенно-абстрактная. Религия наделила жизнь человека ценностями как всеобщими критериями, породила ценностно-осмысленную регуляцию поведения.
Итак, религия, во-первых, «оторвала» проявлявшиеся в тысячах ситуациях определенные предпочтительные варианты связей от ситуации и конкретики, придав им характер абстрактных, обобщенных представлений о том, как следует жить, что ценить в жизни; во-вторых, «освятила» эти обобщенные представления, заставив людей выполнять их не под страхом мести со стороны духов, а в силу совести, чувства долга; в-третьих, религия тем самым дала индивиду шанс самостоятельно соотносить себя с этими священными ценностями, сопоставлять, взвешивать, выбирать.
• Существенным моментом является иерархия ценностей, норм регуляции поведения. Религия вырабатывает представления об особо ценном и менее важном. Это придает социальной регуляции поведения достаточную гибкость, преодолевает однозначность, прямолинейность поведения «мифологического» человека, приводит к иерархизации санкций — возникает система санкций, различающихся по интенсивности своего карательного и поощрительного воздействия*.
Эти черты, на наш взгляд, дают представление о религиозной системе представлений как идеальном типе, знаменующем важный этап процесса рационализации мотивационной деятельности человека**.
Конечно, данная рационализация носит исторический характер, она не абсолютна, но религия более рационально, чем мифология, организует духовную жизнь общества, личности.
Ориентация на обобщенные, абстрактные (а не конкретно-ситуативные) принципы, предполагающие активную мыслительно-интеллектуальную деятельность индивида, его личный, осознанный выбор, иерархизация значений, ценностей и санкций — все это крупный шаг вперед не только в области интеллектуального развития духовной жизни личности и общества, но и в области совершенствования практики социальных взаимодействий, перехода к ценностно-осмысленной регуляции поведения со всеми ее преимуществами.
* Подобная иерархизация в значительной степени плод интеллектуальных упражнений священников, богословов, специально занимавшихся подобной умственной деятельностью
** Вот почему не совсем верно было бы мифиологические верования называть религиозными, хотя подобное смешение носит постоянный характер, в том числе в науке Нередко мифологические верования называют архаическими религиями, элементарными формами-религии
367
Если бы человечество не придумало религию, оно вряд ли вышло из своего первобытного состояния. Благодаря религии был создан удивительно гибкий для своего времени механизм социальной регуляции.
Однако религия сохраняет необъяснимое, иррациональное, по
тому что, как и мифология, неспособна эмпирически достоверно
доказать, обосновать необходимость следовать определенной логи
ке социальных взаимодействий. Поэтому она вынуждена прибег
нуть к утверждению священного как высшего, принимаего на веру.
К тому же религия во многом представляет собой качественное
развитие мифологического (мистицизм, ритуалы, обрядность, жер
твоприношения и т.д.). Очищение религии (в которой главное —
служение этическим принципам, этическое воздаяние за подобное
служение) от мифологического (языческого), от ритуально-чув
ственной мишуры, обрядности, жертвоприношения, языческого
понимания греховного как некоего табу, представлений о Боге как
эмоционально-чувственно осязаемом живом существе является ос
новным направлением развития самой религии.
РЕЛИГИЯ КАК Общесоциологический анализ религии пред-
социальное полагает анализ двух моментов:
ЯВЛЕНИЕ • выявление ее неизменной, инвариантной
сущности. В.М. Гараджа называет это субстанциональным определением религии, имея в виду, что субстанция в философском понимании — сущность, то, что составляет основу*;
• выявление функции религии, ее последствий для социолога — функциональный анализ религии как социального феномена.
Попробуем вкратце рассмотреть субстанциональные и функциональные аспекты религии.
Прежде всего подчеркнем, что религия (если даже остановиться только на мировых религиях) — крайне многоликое явление. К мировым религиям М. Вебер относил «пять религиозных или религиозно обусловленных систем регламентации жизни, число сторонников которых особенно велико: религиозная этика конфуцианства, индуизма, буддизма, христианства и ислама. К ним следует отнести в качестве шестой религии иудаизм, потому что в нем содержатся решающие исторические предпосылки для понимания двух последних из названных мировых религий...»**.
* Гараджа В.И. Социология религии, с. 36.
** Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. В кн.: Избранное. Образ
общества — М., 1994, с. 43.
368
Общепринято (в нашей стране) идентифицировать религию со сверхъестественным, фантастическим. Вера в сверхъестественное, мистическое, чудо ощутимо проявляется в христианстве (непорочное зачатие, Воскресение, Богоявление и т.д.). «Однако на протяжении веков в нем была выработана изощренная система рационального обоснования веры, что сильно уменьшала объем допускаемого сверхъестественного начала»*. Сверхъестественное в буддизме же проявляется гораздо слабее, лишь на низшем уровне массового культа. Что же касается конфуцианства, то оно в принципе требует отказа, недопущения необъяснимых чудес и разумного обоснования социальных порядков и морали.
Если в христианстве и исламе есть Бог как некое сверхъестественное явление, то буддизм — это религия без Бога, Будда — это реальное историческое лицо. Конфуцианство создано конкретным ученым.
Единобожие тоже не является особенностью мировых религий.
Так, в странах Дальнего Востока, особенно в Японии, отмечается переплетение религий — конфуцианства, буддизма и даосизма, — которое на протяжении веков сложилось в органичную систему, отводящую каждому компоненту соответствующее место. Так, в Японии свадьбу могут праздновать под сводом храма одной религии, а инициацию мужчин — в рамках другой религиозной традиции.
Общим для всех мировых религий, т.е. субстанционными чертами религии, является следующее:
• утверждение конечных смыслов человеческого существова
ния как системы иерархизированных ценностей;
• утверждение их как священных, непререкаемых, требующих
эмоционального (харизматического) поклонения, подчинения;
' • утверждение, что человек получает этическое воздаяние, суть которого в психологическом поощрении и спасении (все мировые религии — религии спасения). «Спасение выступает как конечная цель религиозных усилий человека и высшее дарение со стороны Бога»**.
Если проанализировать эти общие моменты, можно обнаружить, что собственно религиозное заключается в признании священного и спасения как механизма религиозной регуляции социального поведения личности. Иначе говоря, религия — это система ценностно обоснованной регуляции личности (посредством утверждения конечных истин бытия), признаваемая священной и выступающая в форме спасения (как самосовершенствования) личности.
* Ерасов Б С Социальная культурология Ч. 1. — М., 1994, с. 178—179.
** См.- Ерасов Б.С Указ, соч., с. 184—186; Ч. И, с. 28—41, а также1 Аверинцев С.
Спасение. В кн.: Философская энциклопедия. — М., 1970. Т. 5, с. 107.
369
религия КАК Но религия существует не только как система
СОЦИАЛЬНЫЙ представлений, восприятия и объяснения мира.
Г
Неслучайно, поданным Я.И. Гилинского, повышенная девиан-тность в большей мере присуща представителям определенных социальных групп, имеющих определенные социальные возможности, перспективы, а также маргинальным социальным слоям, молодежи в целом (маргиналам по определению).
Так, в Ленинграде коэффициент «криминальной активности» (частное от деления обследуемой социальной группы среди преступников на ее долю в населении) оказался по убийствам следующим: 1,9 — рабочие; 0,17 — служащие; 0,28 — учащиеся; по тяжким преступлениям — соответственно 1,97; 0,16; 0,39; по кражам личного имущества — 1,06; 0,04; 0,66*. Причем по мере усиления опасности социально-классовая зависимость девиации возрастает, и наоборот. Так, воруют по мелочи (в магазинах) представители всех слоев; делают махинации с налогами представители высших слоев, а вот разбойное нападение, крупные кражи — это уже пре-раготива выходцев из низших слоев.
Итак, индивид, решающий, как достигнуть жизненного успеха, выбирает средства, которые ему доступны. Выбор одобряемых или неодобряемых средств зависит, во-первых, от доступности законных средств достижения целей (социальное положение, материальное положение родителей, их связи и т.д.) и, во-вторых, от степени усвоения личностью одобряемых ценностей и норм поведения.
В соответствии с дихотомией «цели — средства» Р. Мертон выделяет формы адаптации индивида к социальной структуре (табл. 3).
Таблица 3
Типология девиации Р. Мертона
Способ адаптации | Одобряемые обществом цели | Одобряемые обществом средства |
1. Конформизм | + | + |
2. Инновация | + | — |
3. Ритуализм | — | + |
4. Ретритизм (бегство от действительности) | ________ | _________ |
5 Мятеж (бунт) | +(-) |
Плюс — согласие, минус — отрицание.
* Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения//СОЦИС. — 1991. — № 4, с. 76.
414
Конформизм предполагает добропорядочное поведение человека, ориентированного на достижение жизненного успеха с помощью одобряемых средств (хорошее образование, престижная работа, добросовестное исполнение своих профессиональных обязанностей — все это открывает путь к карьере, личному успеху).
Конформизм, по сути, не является девиацией. На тотальном конформизме подавляющего большинства граждан и основано стабильное общество. Но подобный жизненный путь реалистичен отнюдь не для всех.
Индивиды, которые глубоко усвоили (и привержены им эмоционально) одобряемые обществом цели в виде «жизненного успеха», но не имеют для их достижения необходимых условий (или считают их неэффективными), прибегают к различным инновациям.
В разряд инноваторов входят множество носителей девиантного поведения, в том числе нарушители закона, которые во имя жизненного успеха нарушают одобряемые нормы поведения (вор, мошенник, взяточник, расхититель государственного имущества и т.д.).
Вместе с тем Р. Мертон обращает внимание на одно важное обстоятельство социологического свойства. Подобные инновации для представителей низших слоев нередко являются единственным способом достижения акцентируемых обществом целей. Их инновации сопряжены с крайними формами антиобщественного поведения, насилием, продажей наркотиков и т.д. Общество легко распознает подобные девиации и осуждает их. Другое дело — инноваторы-преступники «белые воротнички». Они, как правило, хорошо образованны, воспитанны, их девиации трудно распознаваемы (например, уклонение от налогов). Как справедливо отмечает Р. Мертон, история крупных американских состояний переполнена весьма сомнительными инновациями.
Говоря о «инновационной» девиации, следует иметь в виду, что социальные отклонения могут иметь для общества различные значения. «Позитивные служат средством прогрессивного развития системы, повышения уровня ее организованности, преодоления устаревших, консервативных или реакционных стандартов поведения. Это социальное творчество: научное, техническое, художественное, общественно-политическое. Негативные дисфункциональны, дезорганизуют систему, подрывая подчас ее основы. Это социальная патология: преступность...»*
Позитивная девиация является необходимым условием изменения общества. Устаревшие нормы могут сдерживать развитие; по словам Я.И. Гилинского, в таком случае анормальной становится
* Гилинский Я.И. Указ. соч., с. 74.
«норма», «нормальны» же отклонения от нее (примеры подобной анормальности норм — законы, запрещавшие частную инициативу, предпринимательство, бытующее недоверие к частной собственности на землю, фермерству).
Признаком анормальности нормы и нормальности отклонения от нее отнюдь не является распространенность подобных отклонений (как сегодня распространено, к примеру, взяточничество чиновников), а их негативный характер (несмотря на их распространенность), дезорганизующий, разрушающий общество.
Ритуализм в полном смысле слова девиацией не является. К ри-туалистам относятся те, кто или отказались от целей жизненного успеха, или существенно снизили свои притязания, но не вышли за рамки дозволенных норм поведения. Как правило, это представители тех слоев общества, для которых недостижим жизненный успех без инноваций. Данные люди должны или отказаться от цели, но не нарушать дозволенный порядок (это и есть ритуалисты), или решиться на инновации ради достижения целей.
Фактически в любом обществе конформисты и ритуалисты составляют опору стабильности, порядка, противостоят хаосу непредсказуемости. Но если конформисты активно утверждают цели и нормы данного общества, то ритуалисты представляют образчик покорности, вынужденного смирения, сверхуступчивости, дисциплинированности.
Ретритизм — это бегство от действительности; представители данной девиации отказались как от общественно одобряемых целей, так и от одобряемых норм поведения. Они во всех отношениях ведут себя вне приличий, принятых в данном обществе. Есть вынужденные ретристы (психические больные), но социологов они мало интересует. Ретристы — это представители так называемого социального дна: бродяги, беспризорники, бомжи, нищие, алкоголики и наркоманы. Полностью выпадая из социальной системы (так как они не приемлют ни общественно одобряемых целей, ни одобряемых норм поведения), они попадают в этот разряд чаще всего поневоле. Постоянные поражения, жизненные неудачи в битве за «жизненный успех» приводят к пораженческим настроениям, полному отказу и от успеха, и от приличий. «Бегство завершено, конфликт устранен, индивид выключен из общества»*.
Социальное «дно» состоит из двух основных социальных типов: бывшие ритуалисты, которые в конце концов отказываются от норм приличного поведения, и те, кто стремился к жизненному успеху и даже чего-то достиг, но потерпел поражение.
* Мертон Р. Социальная структура и аномия//СОЦИС. — 1992 — № 5, с. 92. 416
Особую распространенность ретритизм получает в обществе, в котором в существенной степени нарушена устойчивость, интег-рированность социальных систем, произошло размывание ценностей, норм, представлений о дозволенном. Ценностно-нормативная неопределенность, хаос провоцирует, облегчает отказ как от общественно приемлемых целей (которых нет в подобном обществе), так и от приемлемых норм поведения.
Выключение из общества становится более массовым и под влиянием социальных, национальных, региональных катастроф (пример — беженцы).
Мятеж прямо противоположен ретритизму. Это отказ от целей, норм, одобряемых данным обществом, но предлагаются новые цели и нормы и идет борьба за их утверждение. Иначе говоря,,это разрушение старой социальной системы и установление новой. Данная девиация, с одной стороны, дисфункциональна по отношению к данной социальной системе, а с другой стороны, конструктивна, так как стремится к утверждению новой системы.
В этом ее отличие от бунта — мятежа, который «притворен». Цели в принципе не достижимы, но желанны, что порождает: «1) смешанное чувство ненависти, злобы и враждебности; 2) ощущение собственного бессилия... 3) периодически возобновляющееся переживание беспорядочной враждебности»*.
Бунтарь выступает не против нынешней социальной системы, а против нынешних ее «кормчих». В этой борьбе за кресло он притворно отвергает цели, нарушает нормы поведения (бунтует), но стремится лишь к установлению своего господства, не меняя социальной системы...
Социологи стремятся увидеть в бомже и добропорядочной семье, толпе бунтарей, сметающих все на своем пути, и непристойных делишках уклоняющихся от налогов нуворишей не просто всплески индивидуальных особенностей психики отдельных людей. Перед нами болезнь социальной системы общества, ценностно-нормативного механизма регуляции поведения. Именно противоречия, сбои, неполадки в функционировании этого механизма выбрасывают на поверхность социальной жизни неудачников и воров, мошенников и наркоманов. Социология безжалостна в своем анализе общества. Общество лишь в воображении ученого идеально интегрировано, в реальности же даже относительно устойчивое, стабильное общество не лишено проблем, не говоря уже об обществе, которое переживает кризис.
Мертон Р Указ соч., с. 93.
417
0Щ<1Я СОЦИОЛОГИЯ
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ
РЕГУЛЯЦИЯ
СОЦИАЛЬНОГО
ПОВЕДЕНИЯ В
СОВРЕМЕННОМ
ОБЩЕСТВЕ
Завершая анализ социокультурной регуляции поведения в современном обществе, предложим схему, в которой систематизированы все основные культурные инструменты организации социальной жизни в современном обществе (рис. 1).
Глава XVIII. Социокультурный процесс
Фактически всем народам присущи определенные формы культуры, характеризующиеся самобытностью и специфичностью. Одна из поразительных черт культуры как явления — способность развиваться, изменяться и при этом сохранять свои особенности.
Никто не станет отрицать, что, например, мусульманская культура претерпела ощутимые изменения за последние десятилетия: теперь в мусульманских странах не все женщины носят чадру; появилось светское образование, включая и высшее, во многих странах — государственное устройство с существенными элементами парламентаризма и т.д. Вместе с тем никто не станет отрицать и того, что для всех мусульманских стран характерны особые нормы взаимоотношений, т.е. все нововведения, как правило, не выходят за рамки мусульманской культуры, сохраняя присущую ей самобытность и целостность.
О чем это свидетельствует? Прежде всего о том, что социокультурный процесс, т.е. функционирование культуры как социального явления, представляет собой переплетение двух основных противоречивых тенденций: тенденцию к сохранению, устойчивости, преемственности культуры и тенденцию к ее изменениям. Постижение основных механизмов функционирования культуры — одно из главных условий понимания современного человека и общества. Осмысление культурного процесса предполагает анализ каждой из названных тенденций.
§ 1. Целостность культуры и механизмы ее воспроизводства
Термин «варвар», который широко использовался еще в Древней Греции, для греков и римлян имел как бы двойной смысл: чужеземец и дикарь, невежественный человек. Совпадение этих двух смыслов и значений отнюдь не случайно. Используя этот термин, греко-римляне оценили носителей иной культуры как представителей более низкой, по их мнению, ступени культурного развития. Этот, казалось бы, сугубо лингвистический факт можно рассматривать в другом аспекте, имеющем серьезное социальное значение.
418
1. Греко-римляне оценивают то, что не соответствует их ценно
стям и нормам, преимущественно как явления, свидетельствую
щее о более низком уровне развития.
Причем это характерно не только для греко-римлян, но и для всех народов: по мнению мусульман, жители стран, в которых запрещено многоженство, испытывают большие неудобства; обряд обрезания, по мнению людей, исповедующих христианскую культуру, является еще одним доказательством безжалостности, жестокости, присущей якобы мусульманам, и т д.
2. Все народы стремятся измерить культуру других народов, их
достижения «своим аршином»*, считая свой культурно-историчес
кий путь и вариант развития единственно верным.
Отмеченные выше два момента остро проявлялись как два тысячелетия назад, так и сегодня: согласитесь, что нас нередко удивляет или даже раздражает поведение людей иной культуры, их обычаи, стиль жизни и т.д. То, что не соответствует нашим нормам поведения, нашим ценностям, мы пытаемся оценить как неразумное, нецивилизованное, как признак отсталости.
ЭТНОЦЕНТРИЗМ, ЕГО ФУНКЦИОНАЛЬНО ЦЕЛЕСООБРАЗНЫЕ И ДИСФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ФОРМЫ |
Тенденция оценивать обычаи, ценности, нормы других культур с позиции восприятия своей собственной культуры как центральной называется этноцентризмом. Этот термин впервые ввел в научный оборот американский социологу. Самнер.
Этноцентризм может быть не только этническим (хотя чаще всего мы сталкиваемся с этой формой), но и групповым (например, упоминавшийся возможный этноцентризм военных).
Очевидно, что этноцентризм порождается достаточно ощутимыми различиями между культурами. Социологический анализ, стремящийся к идеологической нейтральности, выявляет глубинный характер этноцентризма. Ни один народ не может развиваться устойчиво и стабильно, если не будет привержен принятым в данной культуре нормам, ценностям, обычаям, т.е. с точки зрения социологии этноцентризм функционально целесообразен, поскольку содействует стабильности общности, ее развитию; вместе с тем в определенных условиях этноцентризм может быть дисфункциональным, т.е. оказывать дестабилизирующее воздействие на развитие данного общества, общности.
Рассмотрим функционально целесообразные свойства этноцентризма. Исторический опыт показал, что народы, социальные группы, которые обладают достаточно развитым этноцентризмом, от-
* Да и не только народы — например, нередко военные стремятся использовать нормы воинской службы и принятые там ценности в оценке деятельности научных коллективов, гражданских организаций
420
личаются устойчивостью, высокой сплоченностью, патриотизмом, способностью сохранять себя как общность, не поддаваясь ассимиляции. И наоборот, народы, социальные группы, которые не испытывают чувство гордости, эмоциональной приверженности своему языку, обычаям, традициям, своей истории, легко уступают в конкуренции, ассимилируют и т.д. Все это свидетельствует, что приверженность своей культуре, своей истории, традиции, языку является основополагающим условием интеграции народа, группы, формирования «Мы-сознания» и т.д. Поэтому не следует уклоняться от проявлений этноцентризма (в его разумных, функционально целесообразных формах) в реальной, повседневной жизни.
Вместе с тем этноцентризм может принимать такие деструктивные формы, как ксенофобия (страх и неприязнь к чужим обычаям, нравам), шовинизм (признание превосходства своей культуры, народа над другими культурами и народами). Подобные формы этноцентризма порождают целый ряд проблем, которые могут принести вред самому народу, его интересам.
Во-первых, подобная абсолютизация этноцентризма лишает народ необходимой доли самокритичности: чрезмерно восторженная оценка своей культуры не позволяет увидеть положительные стороны другой культуры, воспринимать и упущения в культуре своего народа.
Во-вторых (и это следует из первого), культура оказывается неспособной к преодолению своих несовершенств за счет, в том числе, заимствования у других народов более эффективных образцов поведения. При чрезмерном этноцентризме такие качества других народов, как, например, деловитость, изобретательность, энергичность, предприимчивость, могут восприниматься как воровство, прохиндейство, торгашество и т.д.
В-третьих, крайний этноцентризм неминуемо порождает враждебность, конфликты с другими народами, группами в силу стремления навязать им свои, «более передовые» нормы и ценности, что ведет к открытому протесту со стороны представителей других народов.
Итак, этноцентризм — явление для культуры неизбежное, но его формы существенно влияют на судьбу данной культуры, народа, социальной общности. Недостаточное развитие этноцентризма ведет к размыванию культуры, таит в себе опасность ассимиляции культуры в более устойчивую, интегрированную. Абсолютизация тормозит развитие культуры, делает ее невосприимчивой к новому, чревато конфликтами с другими народами, общностями.
Опираясь на исторический опыт и исследования социологов, антропологов, этнологов, сформулируем основные постулаты фун-
421
кционально целесообразного этноцентризма: «Я люблю и берегу ценности, нормы, обычаи моей культуры. Я им отдаю предпочтение, но считаю, что любая культура имеет право на существование и для ее представителей она самая лучшая в мире и они должны быть верны ей. Оставаясь безусловным приверженцем своей культуры, я признаю за другой культурой не только право на существование, но и способность находить при решении каких-то вопросов более оптимальные решения. Сохраняя свою культуру, нам, возможно, следует что-то изменить в ней, что-то перенять у других». Функционально целесообразный этноцентризм оказывается органично связанным с толерантным, уважительным, непредвзятым отношением к другой культуре, что является признаком развитости, уверенности в себе, открытости культуры. Благодаря этому культура становится восприимчивой к тому, что выработано в другой культуре. И наоборот неуважительное отношение к другой культуре, являясь элементом дисфункциональных форм этноцентризма (шовинизма, ксенофобии), делает ее малоподвижной, заскорузлой.
ЦЕЛОСТНОСТЬ КУЛЬТУРЫ И КУЛЬТУРНЫЙ РЕЛЯТИВИЗМ |
Толерантное, т.е. уважительное, терпимое отношение к другим культурам утверждалось по мере углубленного изучения других культур как целостности, как упорядоченной системы обычаев, норм, ценностей. Анализу культуры как целостности посвящены работы видных социологов и социальных антропологов XX в. — Б. Малиновского, У. Самнера, Р. Бенедикт и др.
Отметим особую роль выдающегося исследователя, социального антрополога (в нашей стране эта область знания раньше называлась этнографией) Б. Малиновского, польского ученого, написавшего основные работы в Англии.
Ранее исследователи рассматривали культуру как совокупность отдельных элементов, которые могут и должны быть объяснены, поняты исторически, т.е. как ступень, стадия развития общества. Причем эти отдельные элементы оценивались не с учетом той роли, функции, которую они играют в рамках данной культуры, а в контексте, относящемся ко всему человечеству (критерием же общечеловеческого чаще всего считался путь развития западной цивилизации).
Б. Малиновский, одним из первых отвергнув такие принципы анализа культуры, при котором ее элементы изымаются из конкретного контекста, настаивает на признании целостности культуры и взаимозависимости, сопряженности элементов культуры, требует интерпретации той или иной культуры на основе анализа факторов, поддающихся наблюдению и синхронно согласующихся между собой*. Реализация данного замысла потребовала разработки и при-
* См ■ Малиновский Б Научная теория культуры Фрагменты // Вопросы философии. — 1983. — № 2
422
менения соответствующих методов исследования, которые позволяли исследователю понять ментальность изучаемого народа, воспринять характерную для него логику культурных форм и образований, т.е. методов глубокого погружения.
Признание культуры как целостности является важнейшим исследовательским принципом для большинства современных социологов. В рамках целостного подхода к культуре становятся затруднительными, если не полностью научно несостоятельными: а) попытка вырвать тот или иной элемент для анализа его роли и функции из целостной системы данной культуры; б) сравнение и оценка элементов той или иной культуры на основе критериев, ценностей и норм, выработанных в рамках другой культуры.
Например, кровная месть еще встречается у народов, для которых характерны определенный темперамент, эмоциональная возбудимость, а обязательной нормой поведения являются готовность постоять за свою честь, гордость, независимость. Учтем достаточную вероятность невысокого уровня раскрываемости преступлений, элементов халатности, коррупции, непрофессионализма в деятельности органов охраны порядка, прокуратуры, суда неразвитых государств. В результате мы можем обнаружить, что обычай кровной мести становится сильным элементом сдерживания от тяжких преступлений, и прежде всего убийств Иначе говоря, одни элементы уравновешены другими. По этой причине кровная месть сохранилась даже у многих народов Запада (вендетта на Корсике и Сардинии).
Признание целостности культуры, ее внутренней сопряженности делает необходимым при оценке тех или иных социокультурных явлений осуществление принципа культурного релятивизма, т.е. соотнесения образцов поведения, нравов, присущих тому или иному народу, с типом культуры, ее внутренней логикой. Оценка отдельного элемента культуры (обычая или нормы, ценности или обряда) возможна только в рамках данной культуры (например, многоженство не может быть понято, оценено в рамках христианства). Думается, культурный релятивизм должен найти применение как в процессе научного анализа, так и в ходе повседневных взаимных контактов представителей различных культур.
Вместе с тем нельзя считать культуру абсолютно целостной, полагать, что все ее элементы причинносвязаны, что, кстати, было характерно для Б. Малиновского. По утверждению П. Сорокина, «для этого надо еще доказать, что национализм не может существовать без всеобщего образования, Библия — без механических изобретении, милитаризм — без всеобщего избирательного права и т.д.... Всякое логическое единство охватывает не всю культуру, а остается некоторое количество нейтральных или противоречащих ей систем»*.
Сорокин П Социологические теории современности —М., 1992, с 68—69.
423
Безусловным является причинно-логическое единство ядра культуры, определяющего ее своеобразие, менталитет, при наличии большей или меньшей свободы, нелогичности, случайности на периферии. И даже близкие культуры, например развивающиеся и активно взаимодействующие в рамках общеевропейской культурной традиции, долгие столетия удерживают характерные для них основные свойства.
Например, своеобразием германской культуры на протяжении многих лет являются дисциплина и идеализм. Методом контент-анализа было проанализировано 45 пьес немецких и американских авторов. Обнаружились поразительные национальные различия между прагматическим, индивидуалистическим, оптимистическим американским видением мира и более идеалистическим, абсолютистским и пессимистическим — немецким*.
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ Рассматривая проблему изменчивости-устойчи-
СЕЛЕКЦИЯ и вости социальных институтов, мы специально
иммунитет подчеркивали: общество как система предска-
зуемых самовозобновляемых взаимодействий — явление достаточно консервативное, незыблемое. И главным га-, рантом незыблемости общественных устоев, норм являются культурные механизмы, средства, оберегающие от чуждых проникновений, способных внести сумятицу, дезорганизовать жизнь общества. Все, что несет в себе риск непредсказуемости, культурой воспринимается как непривычное, неприличное, ненормальное, ненадежное.
Сопряженность, целостность'культуры обеспечивается не «хитростью мирового разума» (Гегель), не «невидимой рукой истории» (А. Смит), а социокультурным отбором, селекцией. Любая культура стремится сохранить лишь то, что в целом соответствует ее общей логике, менталитету. Даже новые свои «приобретения», рождены ли они в недрах самой культуры или являются заимствованнными, с большой осторожностью отбираются с точки зрения совместимости с данной культурой.
Социокультурный иммунитет, или сопротивление культуры внутренне чуждым ей элементам, может проявляться в латентных и явных формах.
Латентные формы — это наполнение заимствованных извне форм традиционным для данной социокультурной среды содержанием, например заимствованные (или навязанные) современные формы политической организации общественной жизни, наполненные традиционным содержанием родоплеменных отноше-
* См.: Тернер Р. Сравнительный контент-анализ биографий Вопросы социологии. Т. 1. № 1, 1992, с. 132.
424
ний, в результате чего демократическая фабула института прези-денства и самим главой государства, и народом воспринимаются как институт вождя — предводителя народа, обладающего непререкаемым пожизненным авторитетом; политические партии будут строиться по признаку землячества, кланов, являясь по существу родоплеменной организацией в борьбе за власть, парламент по сути является советом вождей и аксакалов племен и родов. Результат налицо: культура продолжает жить и воспроизводить традиционные для себя модели политических институтов, но в причудли-' вых, заимствованных формах*. Весьма дискуссионен вопрос, способствовало ли внедрение этих форм развитию культуры (в том числе политической) народа.
Явное, активное сопротивление культуры чуждым ей элементам — это проявление достаточно сильного социального иммунитета, защитной реакции. В этом случае восприятие новых явлений, их состыковка с устоявшимися элементами культуры — как правило, мучительный процесс, нередко сопровождающийся острыми конфликтами, масштаб которых зависит от того, насколько сильно эти нововведения затрагивают глубинные пласты культуры.
Относительно безболезненно обновляя свои периферийные элементы, культура демонстрирует достаточно сильную реакцию отторжения, когда речь заходит о попытках изменить ее ядро (ценности, нормы, нравы), используя весь арсенал социальных санкций, вплоть до остракизма, моральной изоляции, превращения носителя подобных инноваций в изгоя. Забвение человеком национальной культуры, ее обычаев, стремление пренебречь ими, живя по нормам другой культуры, которая для него может казаться более приемлемой, порождает недоверие к нему, отчуждение.
Во всех случаях общество сопротивляется вторжению в глубокие пласты своей культуры инородного элемента, непривычного, способного внести беспорядок. Данное сопротивление (причем не всегда адекватное реальной угрозе) — свидетельство особой заботы людей о культуре, сохранении ее самобытности, неповторимости, поскольку утрата культуры неминуемо ведет к распаду данного социума, характеризующегося определенными традициями, своеобразием менталитета, норм и образцов поведения, т.е. тем, что выделяло данный социум из множества других, хотя территория, люди, ее населяющие, их потомки сохраняются.
* Подобное является одним из примеров синкретической (эклектичной) формы восприятия внешних образцов поведения, о чем речь пойдет в разделе, посвященном взаимодействию культур.
425
§ 2. Изменения в культуре
можно ли и стоит ли ОЦЕНИВАТЬ КУЛЬТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ? |
Социальный иммунитет, сопротивление культуры инновациям — для социолога факт неоспоримый, как неоспоримо и то, что культура человеческого сообщества за многие тысячелетия своей истории претерпела немалые изменения.
Но при этом обнаруживаются следующие проблемы в социологическом осмыслении этих изменений.
Первое. Изменения в культуре бывают двоякого рода: а) изменения в развитии материальной культуры, технологиях (от колеса к ракете и от кольчуги до костюма), которые ощутимы, легко обнаруживаются и, как правило, однозначно толкуются; б) изменения в развитии социальных норм, ценностей, традиций, которыми люди руководствуются в своей жизни, которые для социолога представляют главный интерес. Но именно эти изменения, как правило, трудно поддаются однозначной оценке, проявляются в неявной форме. Более того, социальные ценности, нормы особенно консервативны, что связано не столько с «отставанием сознания от бытия», сколько с самой функцией социальной культуры: обеспечить надежное, предсказуемое взаимодействие людей друг с другом, устойчивость, стабильность социальных систем. Ради предсказуемости и стабильности приходится жертвовать новыми идеями, которые вызовут неизвестную реакцию со стороны партнеров.
Следовательно, изучая изменения в культуре, надо отдавать себе отчет в том, об изменениях какого сегмента культурных явлений идет речь.
Второе. Как интерпретировать изменения в культуре? Можно ли утверждать, что последующее в культуре всегда эффективнее, сложнее, прогрессивнее, чем предыдущее?
Идея прогресса как позитивно направленной динамики социокультурных процессов — одна из важнейших для человечества, поскольку человек всегда совершает те или иные деяния, надеясь на улучшение своего положения.
Поэтому, начиная с древнегреческих мыслителей до Э. Дюрк-гейма, идея прогресса пронизывала труды всех известных социальных мыслителей. Первым, кто усомнился в ней, был Ф. Теннис, который отнюдь не восхищался современным обществом, сменившим общину.
Научно-фактуально (а не умозрительно) идея прогресса, эволюции находит обоснование в трудах исследователей, которые акцентируют внимание прежде всего на изменениях материальной культуры, технологии, уверенно утверждая, что в культуре суще-
426
ствует прогрессивная динамика — эволюция. Такова была позиция К. Маркса, который основой общественного развития считал развитие производительных сил. Близкую к этой идею высказывал У. Огборн (теория культурного лага), выделявший материальную и нематериальную (адаптивную) культуру, которая изменяется гораздо медленнее, «запаздывает», но общее направление эволюции определяется развитием материальной культуры. Л. Уайт, другой яркий представитель эволюционных идей, заявлял, что «технология выступает как независимая переменная, социальная система — как зависимая переменная». На основе анализа развития материальной культуры он приходит к выводу о позитивной эволюционной динамике изменений в культуре, общий знаменатель которых — более эффективное использование энергии*.
Подобная эволюционистски-прогрессистская точка зрения сегодня вызывает немало возражений. Оппоненты подтверждают, что современный человек живет материально богаче, комфортнее, чем 10—20 веков назад. Но сегодня даже этой, казалось бы, очевидной уверенности противостоит идея «пределов роста», основанная на данных о нарастающей экологической катастрофе, безудержной урбанизации и т.д. В социальной же культуре обнаружить явные признаки прогресса в XX в. крайне сложно, потому что именно к XX в. относятся сталинский ГУЛАГ, две мировые войны, использование атомной бомбы, более 100 миллионов убитых в глобальных конфликтах, тирания и диктатура всех видов и т.д.
* Можно привести и другие аргументы, опровергающие оптимизм эволюционно-прогрессистских взглядов. Анализируя историю развития институтов, мы отмечали, что раннее средневековье в Западной Европе являло собой (в том числе по признанию Т. Парсонса) безусловный шаг назад по сравнению с древнегреческой демократией полиса и универсализмом государственного устройства Древнего Рима.
И. Уоллерстайн отмечает, что, как показывает история, социальные процессы поворачивают вспять, замедляются, приостанавливаются и даже останавливаются вовсе. Столь же далеко от истины оптимистическое предположение о том, что процессы развития непременно приводят к последующим улучшениям. Во многих отношениях более поздние стадии развития человеческой истории вряд ли могут считаться лучшими, чем более ранние**. Более того, нередко продвижение по одному направлению порождает откат по другому. Так, демократизация в нашей стране, ликвидация тоталитарного режима привела к росту бездуховности, коррупции, нестабильности.
* См.: подробнее' Уайт Л Энергия и эволюция в культурной антропологии:
В кн.: Антология исследований культуры. Т. 1. — СПб., 1997.
** Цит. по Штомпка П. Социология социальных изменений, с. 240—241.
427
Третье. Желая изменить социальные порядки, люди надеются улучшить их. Но всегда ли наступает улучшение? Превышает ли улучшение тот возможный вред, который принесло это изменение? Всегда ли новое проходит проверку временем, воспринимается последующими поколениями как «улучшение, совершенное предками»?
Иными словами, «прогресс всегда соотносится с ценностями,
т.е. это не чисто описательная, детальная, объективированная кон
цепция, а скорее, ценностная категория. Один и тот же процесс
может квалифицироваться по-разному в зависимости от предпола
гаемых ценностных предпочтений, которые совершенно различны
у разных индивидов, групп, классов, наций»*. Поэтому социолог
воздерживается от широкого использования оценочных по смыслу
слов «прогресс», «эволюция», используя (идеологически) нейтраль
ные «социокультурное изменение», «динамика».
основанияИтак, человек, как правило, склонен восприни-
культурныхмать сложившийся мир, социальные явления и
измененийсобытия в фокусе уже усвоенной им культуры,
системы ценностей, как приемлемые, нормальные. Но означает ли это, что люди во всех случаях, независимо от степени удовлетворенности сложившимися условиями, воспринимают мир, господствующие в нем ценности, нормы, порядки как безусловные, не подлежащие пересмотру и изменению? Что способствует изменениям в культуре и обществе, побуждает к выходу за рамки принятого, нормального в рамках данной культуры?
Основное внимание уделим изменениям принципов, норм, регулирующих социальные отношения между людьми.
Реальным импульсом к культурным изменениям является неудовлетворенность социального субъекта своим социальным положением, теми или иными правилами игры, утвердившимися в обществе, которая может быть малоосознаваемой, а может приобретать форму решительного протеста. Но во всех случаях изменения в культуре небеспричинны.
Подобная неудовлетворенность возникает в силу разных обстоятельств: ощущение невозможности физически выжить в предлагаемых условиях (экология и уровень жизни, интенсивность труда, психологические нагрузки и т.д.), сравнение своего нынешнего социального положения (социальной защищенности, престижности, уровня жизни) с прежним, с положением иных социальных слоев, иного народа и т.д.
Не случайно в изолированных обществах социальная жизнь малоконфликтна — в частности, потому, что невозможно сравнить свою
* Штомпка П. Социология социальных изменений, с. 50—51. 428
жизнь, устройство общества с жизнью другого народа. Отсутствие внешнего примера, возможности сравнения укрепляет представление о незаменимости сложившихся устоев, принципов, порождает смирение, пассивность. И наоборот, расширение межкультурных связей дает возможность сравнивать свое общество, свои нормы, свой уровень жизни с условиями жизни других людей, что повышает критичность и создает ситуацию, способствующую развитию чувства неудовлетворенности.
В возникновении неудовлетворенности сложившейся системой норм, правил игры, огромную роль играет агитационно-пропагандистская деятельность пророков, духовных лидеров, политических деятелей, партийных вожаков, газет, телевидения, которые подталкивают людей к сравнениям и интерпретируют результаты этих сравнений.
Но неудовлетворенность, хотя и необходимое побудительное, но недостаточное условие для культурных изменений. При отсутствии социокультурной идеи, проекта и социокультурной готовности субъектов к организации своей жизни на новых принципах, неудовлетворенность масс ограничивается протестом в разных его формах (в том числе в форме бунта). В этом случае культура воспроизводится, т.е. воспроизводятся модели деятельности (политической, экономической), регуляторы социальных связей, социальные институты.
Так, долгие столетия крестьянские войны не могли перешагнуть через идеи монархии, веру в доброго царя. Подобное характерно не только для российской истории. В Китае в XIV в. в результате всенародного восстания было свергнуто правление монгольской династии Юань, но предводитель восстания основал новую династию китайских императоров Мин, которая правила страной вплоть до середины XVII в.' Налицо повторение политико-культурных форм, представлений о желательном способе организации политического устройства. В данном случае мы не затрагиваем проблемы, почему не были преодолены традиционные представления о желательном политическом устройстве.
Изменения в культуре, т.е. формирование новых для данного
общества идей, способов деятельности, норм поведения и ценнос
тей, вызывается двумя взаимодействующими группами причин:
внутренними, возникающими и реализующимися в процессе само
развития данного общества, его культуры, и внешними, возника
ющими в процессе взаимодействия с другими культурами.
саморазвитиеОсобое значение имеет продуцирование новой
культурыкультуры (точнее, ее элементов) путем самораз-
вития. Этот вариант всегда имеет огромное значение. Социальный иммунитет, этноцентризм обусловливают такое положение вещей, что именно имманентные изменения культуры в наименьшей степени дезорганизуют культуру, позволяют новому органично синтезироваться со сложившимся, упорядоченным.
429
Саморазвитие культуры осуществляется в нескольких формах.
1. Выход человека за рамки привычных, традиционных образцов
деятельности, норм и т.д. происходил и происходит нередко неосоз
нанно, спорадически, стихийно.
Взять, к примеру, технологические изобретения. На протяжении длительного времени, когда наука была отделена от производства, совершенствование техники было вплетено в ткань самого процесса материального производства: случайное изменение угла чеканки неожиданно могло дать большую глубину и выразительность; случайная добавка в глину нового компонента могла улучшить ее прочность; случайно подобранный состав клея, внесение нового компонента могли сделать его более долговечным и т.д. Полученный эффект, к которому автор невольного изобретения, может быть, и не стремился, побуждал к закреплению соответствующего приема, метода, навыка; случайное превращается в регулярное, систематическое.
Но могут ли быть стихийные самоизменения в социальных нормах, правилах игры и т.д.? На ранних этапах развития общества закрепление многих шаблонов поведения происходило, наверное, путем стихийного отбора приемлемого варианта отношений, связей (не всегда самого эффективного). Думается, что даже сегодня происходит стихийное саморазвитие социальных правил, норм, традиций, моды. Ведь очень часто в моде утверждается не то, что задумал кутюрье, а то, что случайно было использовано человеком, а затем осмысленно закрепилось как образец.
Или возьмем сложившееся стихийно, но известное всем москвичам правило: проходить в середину вагона метро, если не надо выходить на следующей остановке. Человек, нарушающий это правило, наверняка приезжий.
В современном обществе, в котором социальное поведение регулируется в основном ценностно-нормативным механизмом, предполагающим осознанный выбор, роль стихийных форм саморазвития ограничена.
2. Ведущее значение в развитии культуры приобретает сознатель
ная деятельность по изменению культуры и общества, предполага
ющая разработку принципиально новых проектов, подходов, ин
новаций.
Особую роль в развитии науки, технологий сыграли великие ученые, конструкторы (Галилей, Ньютон, Эйнштейн, Циолковский и др.), в искусстве, литературе — гениальные творцы (Фидий, Микеланджело, Рублев, Бетховен, Толстой и др.). В области морали, политики, экономики, в выдвижении новых ценностей, норм социальных взаимоотношений аналогичную роль сыграли пророки. Употребляя вслед за М. Вебером слово «пророк», социолог не пытается ни иронизировать, ни выказывать трепетное благоговение перед известными личностями, чьи идеи и деятельность ускорили развитие общества, его культуры.
430
Пророчество представляет собой переход за границы привычного в самой сложной, но во многом решающей сфере культуры, в которой инновации даются с особым трудом, — регулировании социальных связей и отношений.
Обладая уникальным творческим даром, т.е. даром социальной фантазии, предвидения, предвосхищения возможных положительных эффектов, пророки выдвигают идеи или в религиозной форме, или в форме более или менее строгих логических теоретических построений. Они предлагают новые пути решения самых сложных вопросов социальной жизни в виде как моральных заповедей, проповедей, учений, так и манифестов, программ, трактатов. Не все пророчества сбываются, не всегда наступает обещанный эффект — пророчество в этом случае становится лжепророчеством.
Имена многих пророков вошли в сокровищницу мировой культуры: Будда, Моисей, Конфуций, Иисус, Магомед и др., — потому, что они заложили основы ведущих тенденций развития мирового социокультурного процесса, предложили ценности, которые соотносят человека с конечными условиями его существования. Идеи каждого из них на многие столетия предначертали перспективы той или иной культуры, определили ее смысловое ядро, самобытность, «наделили человечество знаниями о высших ценностях и ориентирах исторического процесса», по выражению А. Тойнби.
Другие пророки — это люди, деятельность которых сыграла огромную роль в решении отдельных вопросов общественной жизни, например Солон, Перикл, сыгравших решающую роль в становлении демократии в истории человечества, отработке ее основных механизмов и др.
Пророки и «национального» масштаба, и общечеловеческого, осознав реальные противоречия, с которыми столкнулось общество, впервые не только предложили своему народу (а может быть, и группе народов) более совершенные методы регулирования социальных отношений, их организации, но и попытались внедрить, распространить свои идеи и убедить людей в их правоте, используя свою харизму, авторитет, а иногда и власть.
РассматРивая пР°блемы саморазвития культу-
и закреплениеРЫ' ВЫД6ЛИМ еш-е одну проблему — распростра-
КУЛЬТУРНЫХнение культурных новшеств и их закрепление, в
ИННОВАЦИЙрезультате чего происходят культурные измене-
ния.
С этой целью воспользуемся моделью распространения культуры в современном обществе А. Моля* (рис. 1).
* См ■ Моль А Социодинамика культуры. — М., 1984, с. 94.
431
Основу данной модели составляют четыре основных фактора: личность — микросреда — средства массовой информации — массы (макросреда). При функционировании культуры в обычном режиме (на схеме этот вариант обозначен обычной линией, связывающей все эти четыре фактора) основная задача всех элементов, функционирующих в данном режиме, — поддержание принятого образца.
При функционировании культуры в режиме инновации (на схеме этот вариант обозначен пунктирной линией) картина существенно усложняется.
• Начинается процесс инновации с творческой личности, ко
торая, являясь частицей общества, восприняв его культуру, благо
даря своему интеллекту, индивидуальным особенностям, собствен
ному опыту, умению видеть то, чего не заметили другие, выдвига
ет инновацию, изобретает новый культурный образец.
• Творческая личность распространяет изобретение в своей бли
жайшей микросреде — бригаде, семье и т.д. Микросреда придирчи
во оценивает инновацию с точки зрения ее эффективности по срав
нению с принятым образцом.
Таким образом, в микросреде происходят первое распространение изобретения и первая конкуренция (с уже имеющимся образцом поведения). Если изобретение стоит того, чтобы идти на ломку старого порядка вещей, микросреда отбирает и закрепляет новый образец поведения. В принятии предлагаемого образца поведения как желательного большое значение имеет не только его сущность, но и степень неудовлетворенности микросреды старыми порядками, а также авторитет инноватора в данной микросреде.
«В том случае, если образец устраивает членов малой группы, он принимается... На этом распространение культурной нормы или ценности может закончится»*. Очень часто можно наблюдать нормы, которые характерны только для определенной семьи или какого-либо рабочего малого коллектива и не распространяются на большую социальную совокупность. Для дальнейшего распространения культурного образца необходимо, чтобы он, во-первых, имел ценность и значимость в пределах большой группы или общества; во-вторых, он должен быть растиражирован и доведен до массовой аудитории с помощью средств массовой информации.
• Итак, судьба инновации теперь существенно зависит от того,
попадет ли она в макросреду, будучи растиражированной с помо
щью средств массовой информации. Инновация сначала попадает в
банк идей, предлагаемых в обществе новых вариантов культурных
образцов, и в зависимости от того, сочтут ли владельцы и работни-
: Фролов С С Социология, с 54
433
ки средств массовой информации данное культурное изобретение нужным и полезным для широкого круга людей (с точки зрения интересов держателей средств информации), она будет отобрана из банка идей в ходе новой, второй конкуренции с другими идеями, вариантами, имеющимися в этом банке.
Средства массовой информации «вбрасывают» инновацию в макросреду. Начинается второе распространение идеи. Различные средства массовой информации продвигают чаще всего различные инновации. В макросреде происходит конкуренция различных предложений, культурных изобретений, идей. Отзывчивость масс на ту или иную инновацию (как и в микросреде) зависит как от степени неудовлетворенности масс старыми порядками, содержания самого проекта, так и от авторитета инноватора, его харизмы, степени его поддержки со стороны авторитетных в массах деятелей, средств массовой информации (насколько последние сумели убедить, что данная инновация самая приемлемая, эффективная).
Став достоянием культуры масс, инновация обретает черты устойчивого образца, который транслируется через механизмы социализации личности. Круг замкнулся..
Сделаем ряд обобщений относительно всех этапов продвижения инновации от творческой личности к культуре масс.
Первое. Процесс распространения и принятия культурных изменений весьма сложный. На пути нового стоят такие социальные силы, как социальный иммунитет, многократная конкуренция с другими идеями, многократный отбор воспринимаемого как наиболее приемлемого. Лишь минуя все эти преграды, культурное изобретение имеет шанс закрепиться, стать культурным образцом, стандартом.
Второе. Принятие микро- и макросредой нового изобретения не означает воплощения изобретения в том виде, как предложила творческая личность. Микро- и макросреда, принимая эту идею, что-то перерабатывают, уточняют, делают новые акценты и т.д. Культурное изменение (как реально утвердившееся изобретение) всегда есть продукт коллективной творческой деятельности. Талантливый индивид придумывает образец, а общность (в одном случае микросреда, в другом — макросреда) оценивает, примеривает, корректирует, принимает, распространяет и утверждает его как стандарт поведения, т.е. как явление культуры.
Каждый новый образец сталкивается с определенной реакцией прежней, устоявшейся культуры: абсолютное отторжение (в этом случае изменения не происходят); синкретизм (т.е. эклектичное соединение, сочетание в рамках культуры абсолютно разнородных элементов, образцов); адаптация, при которой происходит органичное (взаимное) приспособление инновации и системы ранее
434
сложившихся стандартов (для этого во многом и осуществляется корректировка предлагаемого новшества, сглаживание острых углов, расстановка приемлемых акцентов и т.д.).
Поэтому конкретное изобретение, культурное новшество, внедряясь в одну культурную систему, может породить одни результаты, а внедряясь в другую — совсем иные.
В одной культуре внедрение свободного рынка может породить всплеск инициативы, самостоятельности и ответственности, в другой — рост коррупции, злоупотреблений служебным положением. Ведь культурное новшество должно быть адаптировано в старую систему, которая, используя механизмы селекции, социального иммунитета, этноцентризма, приспосабливает это новшество к себе, корректирует его. И это крайне важно иметь в виду реформаторам, планирующим изменения в обществе.
Третье. В процессе распространения и закрепления культурных изменений в современном обществе весьма велика роль случайности. Творческая личность инициирует изменение, предлагая новшество, — но всегда ли находятся такие творческие личности? Можно ли сказать, что инициируемое новшество всегда является самым лучшим, самым эффективным вариантом? Можно ли утверждать, что в банке идей всегда содержатся все возможные варианты? Можно ли сказать, что средства массовой информации всегда выбирают наиболее эффективный вариант из этого банка идей? Можно ли утверждать, что наиболее эффективный вариант будет продвигаться в массовую культуру наиболее авторитетными, харизматическими деятелями?
Конечно, нельзя рассматривать любое изменение культуры как чисто случайный процесс. Общество готово воспринять то или иное новшество лишь в условиях неудовлетворенности сложившимся положением вещей. В культуре сильно развит социальный иммунитет против необоснованных беспричинных изменений. Но в том, какие новшества внедряются и закрепляются в культуре масс, обнаруживается немалая доля случайности. Конечно, становясь впоследствии достоянием культуры как системы, новое институализи-руется, обретает характер утвержденного, разделяемого, непререкаемого, нормального. И вряд ли кто-нибудь сумеет (или посмеет) это утвердившееся, закрепленное назвать случайным, неожиданным, недетерминированным (необусловленным).
Роль случайного, неожиданного в социокультурных изменениях нельзя недооценивать. В этом отношении интерееен анализ процесса возникновения капитализма, восходящего приблизительно к 1450 г. и охватывающего пространство Западной Европы, осуществленный видным американским социологом И. Уоллерстайном*.
* См.: Уоллерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменяется?//СОЦИС — 1997. — № 1, с 15—17.
435
Он отмечает, что к этому времени произошел коллапс трех основных социальных институтов, на которых покоилась феодальная система: сеньориальной власти (ввиду демографического спада и нехватки трудовых ресурсов крестьяне получили возможность требовать коренного улучшения экономических условий), государства (произошел резкий упадок доходов), церкви (в результате ослабления собственного экономического положения и всеобщего кризиса власти). При таком глубоком кризисе обычно происходит обновление правящего слоя — как правило, благодаря вторжению извне (подобное было не раз, в том числе в Китае). Но внешнего вторжения не произошло, и в Западной Европе события приняли другой оборот — появилась принципиально отличная от феодальной капиталистическая система.
Подобное развитие было непредвиденным. Но почему это произошло? Ведь предпринимательский слой существовал задолго до обсуждаемых событий, но никогда не допускалось, чтобы он стал ведущим. Капитализм выступал здесь, так же как и в других местах, полуподпольной (альтернативной во многом) культурой, которая не могла вдруг стать настолько сильной, чтобы приобрести доминирующий характер. Однако в условиях, с одной стороны, глубочайшего кризиса общества, его основных институтов, а с другой стороны, невозможности обновления правящих элит путем внешнего вторжения история «приоткрыла на мгновение (возможно, беспрецедентно) «ворота», и капиталистическая сила быстро проскользнула через щель. И также быстро консолидировалась. Есть все основания рассматривать произошедшее как нечто экстраординарное, неожиданное и, безусловно, недетерминированное»*.
Сделанные нами обобщения процесса распространения и закрепления культурных изменений применимы как к процессам имманентного саморазвития культуры, так и к изменениям культуры в результате взаимодействия с другими культурами. И в том и в другом случае культурные изменения происходят не беспричинно, а в силу неудовлетворенности людей сложившимся порядком вещей; и в том и в другом случае культура сопротивляется изменениям, призывая на помощь этноцентризм и социокультурный иммунитет; и в том и в другом случае результаты внедрения новшества могут кардинально различаться.
изменения*" Заимствования в процессе развития культуры
культурмогут реализоваться как внутри определенной
в результате ихкультуры, обеспечивая распространение образ-ВЗАИМОДЕЙСТВИЯцов культуры среди данного народа, так и в ходе социального взаимодействия культур различных обществ, народов, т.е. кросс-культурного взаимодействия. Несмотря на отдельные различия реализации механизмов внутри- и кросс-культурного заимствования, между ними есть много общего.
* См : Уоллерстайн И. Указ. соч., с. 17. 436
При внутрикулыпурном развитии распространение новых ценностей образцов поведения, присущих одному слою общества, на другие социальные группы всегда является весьма важным фактором развития культуры социума. Рассматривая системы ценностей (гл. II, § 4), мы указывали на то, как прагматичные ценности предпринимательского слоя России обогащали систему ценностей дворянства.
Заимствования в процессе кросс-культурных связей всегда играли большую роль, но в последние два столетия приобретают все возрастающее значение в исторической эволюции многих культур. Трудно представить развитие той или иной страны, ее науки, техники, социальных идей, политических институтов, исскусства и литературы (не говоря уже о моде) без фактора кросс-культурного заимствования.
Это дало основание некоторым социологам и антропологам считать заимствование культур основой развития человечества. Причем чаще всего речь идет о нескольких центрах культуры, из которых волнами распространялись эти «базовые культуры».
2. Вместе с тем, не отрицая огромного значения заимствования (извне) культурных идей, норм поведения и т.д., следует учесть, что состоявшееся в результате заимствования изменение есть результат синтеза внешних идей, образцов и внутренних факторов развития первоначальной культуры.
Социальный иммунитет, социокультурная селекция, с одной стороны, а с другой стороны, неудовлетворенность сложившейся культурой, признание необходимости изменений оказывают огромное влияние на степень восприятия внешних идей и образцов. «Проникновение новых идей — это не автоматическое приложение к некоему типу культуры, но мощный стимул ее развития»*. Внешний пример, как правило, становится лишь мерилом того, «как можно было бы это сделать, который рождает сомнения в совершенстве и незаменимости тех или иных принципов организации общественной жизни, правил приличий, норм поведения»**. Во всех случаях подсмотренное еще не есть элемент культуры. Оно должно быть освоено данной культурой, соответствовать ей (в той или иной мере), и лишь в этом случае оно может стать ее устойчивой и неотъемлемой составляющей.
С другой стороны, состоявшееся изменение в немалой степени зависит от того, принудительно, вынужденно или добровольно заимствуется культурный элемент, т.е. от метода внешнего воздействия на культуру.
* Боас Ф Эволюция или диффузия? В кн : Антология исследований культуры. Т. 1.—СПб., 1997, с. 344. ** Там же.
437
3. Заимствование культуры происходит в процессе социальных
связей. Поэтому следует говорить соответственно как о внутри-,
так и о кросс-культурных контактах и культурных взаимодействиях.
Культурные контакты, как правило, не обусловливают серьезные
культурные изменения. Культурные взаимодействия предполагают
иной тип культурных связей — сопряженная регуляция, система
обмена культурными ценностями и т.д. Примером такого взаимо
действия являются (на кросс-культурном уровне) связи между на
родами-соседями, а также народами, близкими этнически или
объединенными общей системой ценностей (славянские народы,
христианский мир). Примером внутри культурного взаимодействия
являются культурные связи между жителями города и села и т.д.
4. В современной науке существуют разночтения по поводу трак
товки понятий «диффузия», «аккультурация», «ассимиляция», «адап
тация» и др., описывающих основные процессы и результаты вне
шних заимствований культуры*. Так, британские исследователи тя
готеют к тому, чтобы все процессы культурных взаимодействий
называть аккультурацией, а диффузию — ее результатом. Амери
канские же ученые стремятся рассматривать диффузию как взаи
модействие преимущественно добровольное, отграниченное от ак
культурации, «где явственно ощущается фактор насилия, включая
как непосредственное применение насилия, но также элементы
давления, связанные с угнетением, принудительным внедрением
новых целей, и психологический прессинг, вырастающий из вос
приятия людьми своего угнетенного положения»**.
Не углубляясь в лабиринты научных дискуссий, будем в данной работе придерживаться следующего толкования соответствующих понятий.
Родовым понятием является взаимодействие культур, которое в случае добровольного протекания процесса целесообразно называть диффузией. Если во взаимодействии есть элемент принуждения, его следует называть аккультурацией, которая предполагает неравноправие культур, одна из которых является донорской (доминирующая культура), а другая реципиентной (подчиненная культура).
Культурные взаимодействия могут породить различные результаты:
• ассимиляция, т.е. полное принятие одной культуры другой, в результате чего происходит растворение одной из культур в другой;
* См.: Билз Р. Аккультурация. В кн.' Антология исследований культуры. Т 1. —
СПб , 1997.
** Там же, с. 350
438
• адаптация, т.е. соединение изначальных и заимствованных
элементов в гармоничное целое;
• нередко наблюдается синкретичный (эклектичный) резуль
тат, т.е. сохранение противоречащих друг другу установок,
которые примиряются в повседневности сообразно с теми
или иными обстоятельствами;
• отторжение, т.е. неприятие идей, образцов поведения иной
культуры.
5. При любом виде культурного взаимодействия (в большей или меньшей степени) происходит сопряжение двух культур, взаимный обмен ценностями. По данным социологических исследований, даже в условиях аккультурации (в частности, процесса влияния «белой» американской культуры на индейцев, чернокожих американцев) чаще всего имеет место взаимовлияние (транскультура-ция), причем донорская культура заимствует (как правило, неосознанно) лишь то, что ей необходимо и целесообразно (в частности, негритянский джаз и т.п.).
В процессе глубокого взаимодействия Запада и Востока (которое происходит в форме как диффузии, так и аккультурации) в последние века не только Восток заимствовал многое у Запада, но и Запад, испытывающий серьезные моральные проблемы, многое заимствовал у Востока, его морального опыта — например, идеи ненасилия, ненасильственного неповиновения, распространение восточных религий среди части молодежи западных стран и т.д. Чем регулярнее, глубже взаимодействие культур, тем ощутимее их взаимовлияние, которое наиболее явно проявляется в ходе культурного взаимодействия между народами-соседями (сходство традиций, обычаев, музыки, кухни, норм поведения и т.д.). Это взаимовлияние может усиливаться при общности религии, близости этнических корней, но и при отсутствии этих факторов оно проявляется достаточно зримо (например, у народов Закавказья, Северного Кавказа, включая русских, там проживающих).
Таковы общие принципы культурных взаимодействий. Рассмотрим их проявление в зависимости от добровольного, вынужденного или принудительного характера культурных взаимодействий.
добровольное Добровольное заимствование культуры — это за-
ЗАИМСТВОВАНИЕ имствование, побуждаемое внутренними интере-
культуры сами, желаниями самого субъекта. Так, сегодня
многие страны, порвав с тоталитаризмом, ищут пути своего дальнейшего развития, заимствуя отдельные идеи, ценности, принципы политического устройства, модели деятельности, примеряясь к ним, соотнося их с собственным историческим опытом. Внутрикультурные добровольные изменения имеют еще
439
более широкое распространение: сельская культура немало заимствует у городской, рабочая молодежь — у студенческой и т.д.
Добровольное заимствование имеет ряд особенностей.
Каждая культура в условия добровольных культурных взаимодействий отбирает в другой культуре лишь те элементы, образцы, которые способствуют решению се собственных проблем, в чем есть необходимость, выявлена неудовлетворенность, и закрепляет лишь приемлемые для данной культуры образцы.
Благодаря этой избирательности (которая является проявлением механизмов социальной селекции культуры) «заменяются» элементы, более не соответствующие тенденциям развития самой культуры, сдерживавшие ее эволюцию. В подобных условиях заимствование способствует развитию общества. Вместе с тем, как правило, заимствованное адаптируется к данной культуре, минимизируя возможно наносимый ей ущерб, не деформируя грубо ее первооснов. Естественно, это отнюдь не означает, что данный процесс происходит бесконфликтно, поскольку, как уже отмечалось, культура, как правило, обладает немалым социальным иммунитетом, защитными ресурсами, но конфликты в этом случае разрешаются внутри самой культуры путем органичной адаптации нового элемента к устоявшейся социокультурной системе.
Об избирательности процесса добровольного заимствования свидетельствует следующее.
Фактически все страны мира заимствовали у Запада индустриальные технологии и способы организации промышленности. Но отнюдь не все заимствовали нормы и принципы западной морали. Особенно это относится к Японии, которая использует, с одной стороны, западные технологии, а с другой стороны — традиционную систему моральных ценностей, образцов поведения. Иначе говоря, заимствуется лишь то, в чем есть необходимость, что приемлемо. Приведем противоположный пример: попытки заимствования Западом японского опыта. Япония отличается от Запада организацией социальных связей на производстве, системой стимулирования труда, чему японцы приписывают немалое значение при объяснении моральной ответственности рядовых сотрудников, их вовлеченности, заинтересованности в делах фирмы и т.д., что приносит эффект в решении производственных дел, значительно повышает качество производства. Это подтолкнуло западные страны к заимствованию японского опыта. По свидетельству Э. Гидденса, речь шла о следующих элементах: 1) система «принятия решения снизу». В японских фирмах работники могут консультироваться друг с другом, а также с вышестоящими руководителями, которые встречаются с рабочими и обсуждают политику правления (на Западе существует четкая иерархическая вертикаль, цепь команд, осуществляемых сверху вниз); 2) более широкая специализация японских служащих, которые могут, работая на одной и той же фирме, несколько раз менять направления своей деятельности (на Западе человек специализируется на одной специальности, профессии);
440
3) обеспечение японским служащим пожизненной трудовой занятости со стороны крупных корпораций; 4) разрешение не только производственных, но и непроизводственных проблем японских служащих в корпорации, «в семье», ввиду чего нет четкого различия деятельности индивидов внутри и вне организации. Европейцы в «погоне» за повторением японского эффекта попытались внедрить эти явления. Но в западной культуре, которая также обладает иммунитетом, избирательностью, большинство этих элементов не дало эффекта. Однако исследования, проведенные на японских заводах в Британии и США, показали, что система «принятия решений снизу» действует и вне культурной среды Японии*, но, будучи включена в другую среду, культурную систему, наверняка приобретает определенные особенности.
Вынужденное заимствование культуры сочетает
вынужденное в cege элементы внешней добровольности и внут-
КУЛЬТУРЫ реннего принуждения. Этот вариант заимствова-
ния преимущественно возникает в тех ситуациях, когда представители той или иной культуры (сегодня это чаще всего мигранты — как из одной страны в другую, так и из села в город) оказываются вынужденными принять другую культуру — не на основе добровольного выбора, а как условие включения в иную социокультурную среду, что делает вынужденное заимствование аккультурацией.
В подобных случаях следует говорить о наличии донорской и реципиентной групп в культурном взаимодействии. Реципиентная группа вынуждена перенимать нормы и принципы поведения, овладевать моделями деятельности, которые обеспечивают выживаемость в новой среде. Насколько быстрым и глубоким будет заимствование, произойдет ли полная ассимиляция в новой культуре, зависит от ряда обстоятельств.
Культура — это «язык» социальных связей. И если нет общности, в рамках которой «старые» нормы, принципы могут воспроизводиться, то культура быстро распадается. Вот почему для сохранения культуры важное значение имеет сохранение общности (семья, землячество, община), в рамках которой данная культура могла бы выполнять свою роль как регулятора социальных связей.
Стремление к сохранению своей культуры, ее самобытности проявляется и в том, что эмигранты одной национальности стремятся устроиться на работу к своим землякам, которые могут делать для них какие-то исключения, давать привилегии; это стремление может проявиться и в ориентации молодежи к вступлению в брак только с членами своего землячества, своей национальности. Все это проявления защитной реакции представителей данной культуры в условиях угрозы их ассимиляции, стремление сохранить объединенными усилиями свою культуру.
* См/ Гидценс Э Социология, с. 257—277.
441
Как показал опыт, в зависимости от степени развитости защитных способностей, соответствующих традиций той или иной культуры ассимиляция реципиента в рамках донорской культуры может быть полной или частичной. Но как бы прочно ни придерживалась семья своих национальных традиций, как бы сплоченно ни жили члены общины, они в главном подчиняются нормам, образцам поведения донорской культуры. Более того, могут возникнуть противоречия между стандартами, на которые ориентируется человек, работая на производстве, и нормами отношений с земляками, в семье. Иными словами, может возникнуть синкретичный (эклектичный) эффект.
Многое из того, что проявляется в ходе вынужденного кросс-культурного заимствования, характерно и для соответствующих внут-рикультурных процессов, например для аккультурации сельских жителей в городе. Конечно, тот факт, что заимствование происходит в рамках одной культуры, делает его менее драматичным и конфликтным, однако селяне при установлении межличностных контактов все же тяготеют к людям, выросшим в аналогичной сельской среде (и не обязательно к землякам).
ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВНЕДРЕНИЕ (НАВЯЗЫВАНИЕ) КУЛЬТУРЫ |
Существует два варианта принудительного внедрения культуры: а) кросс-культурное — в результате порабощения (в том числе колониального) народа и стремления навязать ему чуждые культурные нормы, нравы, традиции; б) внутрикуль-турное — принудительное навязывание одной социальной группой людей, приобретших политическую власть, своей идеологии остальной части общества.
Внешнее принуждение может и не сопровождаться навязыванием культуры. Угнетение народа может ограничиться выплатой дани, признанием политической и экономической зависимости, установлением общего колониального управления страной, предоставлением колонизаторам заметных экономических и политических привилегий. В других случаях зависимость (политическая, экономическая) может сопровождаться принудительным навязыванием культуры поработителя, подавлением местной национальной культуры, принудительной ассимиляцией народа. Это навязывание может осуществляться как во внешне лояльных формах (поддержка миссионеров, предоставление привилегий для осуществления ими своей деятельности, предоставление преимуществ тем, кто владеет языком, культурой нации угнетателя, ограничение возможностей для развития национальной культуры и т.д.), так и в принудительных формах (переход системы образования на учебники, учебные программы, которые ретранслируют иную культуру, запрет на ведение делопроизводства на родном языке, ис-
442
кусственное внедрение правового регулирования там, где ранее царствовал обычай, адат и т.д.).
Во внутрикультурных взаимодействиях, как правило, захват власти сопровождается принудительной обработкой умов в духе идеологии, системы ценностей, выражающей интересы социального слоя, на который опирается группа людей, захватившая власть: запрет на распространение какой-либо другой идеологии, жесткая цензура, преследование диссидентства, возведение концлагерей, запреты на профессии для людей, разделяющих ценности иной культуры, и т.д.
Яркой чертой принудительного заимствования является заимствование не того, что считала необходимым культура реципиента (что характерно для добровольного заимствования), а того, что считает необходимым донор. Право выбора принадлежит доминирующей культуре, которая для осуществления своих целей может принудить культуру перенять важнейшие элементы своей культуры. Конечно, и в этом случае реципиентная культура в чем-то по-своему трансформирует внешнюю принудительную инновацию. Создание полиции, уголовного права по образцу западноевропейских в реальности оказывается мало похожим на образцы, сохраняя ощутимые особенности реципиентной культуры.
Конечно, не все навязываемое донорской культурой оказывается вредным для реципиентной культуры, кое-что подчиненная культура может перенять у донора и добровольно, пытаясь решить свои проблемы. Но в данном случае мы хотели бы обратить внимание на следующее. Что касается ядра культуры (нравов, обычаев и т.д.), навязываемые донорской культурой образцы могут нарушить целостность культуры реципиента, его внутреннюю логику. Так, решительное отбрасывание традиционно-аскриптивной регуляции, искусственное внедрение регуляции, основывающейся на достижен-чески-универсалистских принципах не раз и не два приводили к серьезным деформациям реципиентной культуры. Искусственно внедряемые элементы, которые часто поддерживаются ресурсами власти, нарушают принятый порядок, в результате наблюдается рост аморальности, воровства, коррупции — ведь старые, понятные регуляторы «унижены» новой властью, а новые правила, нормы непонятны.
Эффект навязывания культуры, глубина принудительной ассимиляции народа зависит как от силы принуждения захватчика (в том числе физического насилия), культурного подавления, так и от способности порабощенного политически и экономически народа отстоять свою культуру, его сплоченности вокруг.националь-но-культурной идеи (Рим латинизировал почти все народы, вошедшие в состав империи, но не смог культурно подавить еврейс-
443
Г
кий народ; известны безуспешные попытки «онемечивания» западных славян, «отуречивания» юго-западных славян).
Современный мир, его культура, сформировались отнюдь не только мирным путем, но и огнем, и мечом. Так, во многом благодаря принуждению, навязыванию культуры распространилось мусульманство. Но сегодня даже потомки народов, которые до принудительного принятия мусульманства были христианами, вряд ли могут себя представить вне мусульманских ценностей, норм шариата и т.д. Мусульманство стало основой их восприятия мира, фундаментом культуры. Конкистадоры мечом и кровью утверждали католицизм в Центральной и Южной Америке.
Причем следует учесть, что даже в этих случаях порабощенная, умирающая культура способна оказать обратное влияние на культуру поработителя. Это влияние может проявиться достаточно быстро, а может оказать кумулятивный эффект, может ограничиться сугубо внешними изменениями, затронув лишь верхние слои общества, или распространиться на широкие массы. И нередко народ, проигрывая в военно-техническом отношении, оказывается победителем в социокультурном. Варвары поработили и разрушили Рим, но использовали римское право и политический опыт при налаживании собственной политической организации общественной жизни.
Во внутрикультурном взаимодействии подавление культуры прежде всего связано с деятельностью тоталитарных режимов. В нашей стране в горниле гражданской войны, концлагерей, массовой эмиграции, цензуры, преследования инакомыслия были уничтожены целые пласты многообразной культуры — все принудительным образом было сведено к субкультуре городского пролетариата.
Современная культура человечества — результат функционирования культуры как социального явления, взаимодействия, социальной селекции, социального иммунитета, с одной стороны, а с другой — развития культуры за счет как саморазвития, так и заимствований, взаимовлияния. Все это породило многообразие культур, которое является важным фактором жизни современного человека.
§ 3. Многообразие культур
Говоря о культуре, мы обращаем внимание прежде всего на многообразие ее конкретных вариантов. Человеку, наверное, проще было бы взаимодействовать с другими людьми, если бы в мире утвердилась одна культура: многих разногласий и конфликтов можно было бы избежать, — но почему-то не хочется жить в таком
444
скучном, унылом и однообразном мире. Ведь взаимодействуя с людьми другой культуры, человек невольно выявляет нечто новое для себя, обнаруживает удобства, преимущества норм, традиций, способов деятельности другой культуры, что способствует изменениям, улучшениям. Поэтому жить в условиях одной культуры не только скучно, но и нежелательно, даже опасно. Отсутствие внутреннего многообразия, дифференциации — это свидетельство неспособности данной системы к развитию, застоя.
Чем богаче многообразие культур, тем богаче арсенал идей, представлений, норм, способов деятельности, культурных предложений, которые могут быть использованы. В этом отношении внутреннее многообразие всегда признак развитой адаптационной способности, способности к развитию той или иной системы, идет ли речь о человечестве в целом или об отдельном обществе. Вместе с тем нельзя и абсолютизировать принцип дифференциации, внутреннего многообразия — оно не должно угрожать сохранению целостности системы.
Многообразие культур мы рассмотрим в двух аспектах:
• многообразие культур в масштабах человечества с акцентом
на социокультурных суперсистемах;
• внутреннее многообразие культур отдельного общества, народа
с акцентом на субкультуры.
социокультурныеАнализ великих культур человечества (так их суперсистемы.называли О. Шпенглер и Н. Бердяев), или ло-запад и востоккальных цивилизаций (А. Тойнби), или больших культурных систем и суперсистем (П. Сорокин) всегда привлекал пристальное внимание философов и историков. Но с конца XIX в. он приобрел как бы «второе дыхание», будучи подкрепленным новыми наблюдениями, новой системой аргументации научных теорий. Большинство исследователей (прежде всего О. Шпенглер, Н. Данилевский, А. Тойнби) особое внимание уделяли различиям между цивилизациями, определенным группам народов, близких друг другу географически, стремились выделить повторяющиеся этапы, циклы развития подобных цивилизаций. Так, согласно А. Тойнби, динамика цивилизации (ее возникновение, рост, «надлом», упадок и разложение) определяется законом вызова географической, исторической ситуации и ответа, который может дать данная цивилизация, прежде всего — ее творческое меньшинство*.
В современном мире мы обнаруживаем две основные социокультурные тенденции, идущие из глубины истории, взаимодействующие, обогащающие друг друга, но вместе с тем сохраняющие свою
См ' Тойнби А. Постижение истории. — М., 1993.
445
целостность и самобытность: Запад и Восток. Объясняя своеобразие Запада, отметим особую роль христианства. К. Ясперс отмечал, что из иудейства были заимствованы религиозные импульсы и предпосылки, от греков — философская широта, ясность и сила мысли; от римлян — организационная мудрость в сфере реального. Он также подчеркивал, что в отличие от Китая и Индии, которые в культурном отношении всегда были очень замкнуты и «продолжили в своей жизни собственное прошлое», Греция выходила за эти рамки, отправляясь от чуждого ей прошлого восточных народов. Поэтому западный мир обеспечил непрерывность в формировании образованности*.
Считается, что Запад и Восток — эти две великие мировые традиции — выявляют свои различия при решении конечных вопросов бытия, что, соответственно, определяет основные акценты в понимании конкретных задач, путей их решения, иными словами, переопределения мира и себя в нем.
На основе работ современных философов, социологов, культурологов попытаемся хотя бы в общей форме обозначить эти две великие мировые культурные традиции ценностных приоритетов. Эти традиции прежде всего проявляются в следующем:
• Отношение к человеческой личности. В соответствии с запад
ной традицией человек есть начало и творец мира, его «Я» является
центром мироздания. Соответственно, главная задача человека —
самовыражение и самореализация, приоритет личности как глав
ного творца, уважение прав личности.
Восточные же религии основываются на идее ложности индивидуальных форм духовной жизни, культивируют идею отказа от личного «Я» в пользу безличного абсолюта, подчинения личных интересов судьбе, абсолюту, государству, обществу.
• Отношение к миру, реальности. Западная традиция склонна под
черкивать активное отношение человека к условиям своего суще
ствования, внешнему миру, в том числе социальному. Западный
человек воспринимает мир как арену своей деятельности, ему свой
ственна решительность во взаимоотношениях с внешним миром.
Ориентация на успех, достижение, предприимчивость — осново
полагающие алгоритмы его жизни. Именно западному человеку из
вестна идея и реальность политической свободы, демократии, воз
никшая в Греции и более не возникавшая долгое время нигде.
Восток скорее предпочитает доктрину «недеяния» во внешнем мире, «вписывание» в естественный порядок вещей, уход в себя. В рамках восточной традиции возникает идея о поиске нирваны как подлинного смысла бытия человека, предполагающего, в частно-
* Ясперс К. Смысл и назначение истории —М., 1991, с. 82—84. 446
сти, абсолютную отрешенность от внешнего бытия, отсутствие страсти, жажды жизни, исключающую необходимость обращения к внешнему, утверждающую покорность. Для Востока в целом характерна не столько ориентация на внешнее обустройство жизни, сколько на внутреннее духовное виртуозное (по словам М. Вебера) самосовершенствование.
• Отношение к возможностям разума. Для Запада характерны ни перед чем не останавливающаяся рациональность, которая открыта силе логической мысли и эмпирической данности, прагматизм.
Восток тяготеет к интуитивному познанию, чем и обусловлены традиционные для Востока медитация и самовнушение. Знание на Востоке носит скорее чувственно-практический характер, понимается как интуитивное овладение, интуитивная мудрость, а не как абстрактно-логическая доказательная система представлений.
Конечно, это лишь беглый и контурный абрис двух великих культурных традиций. Как мы уже отмечали, идет диалог, взаимодействие между двумя великими культурными традициями, сохраняющими, тем не менее, ощутимые своеобразие, самобытность.
Нередко называют и другие различия двух традиций. В частности, указывается на то, что Восток — традиционалистская культура. Следование традициям жить так, как было принято, — важнейшая ценность для Востока, что, соответственно, предопределяет невысокую динамичность восточного общества. Но традиционализм может быть воспринят не как специфика (самобытность), отличительная особенность восточной культуры, а как определенный этап социально-исторического развития Востока. Ведь традиционализм, как, кстати, и общинность (связанная с сельским укладом жизни), был характерен и для культуры Запада до периода Ренессанса, Реформации и индустриализации и т.д. Поэтому нельзя утверждать, что в рамках западной культуры вообще не может идти речь о традиционализме. Точнее было бы сказать, что в современной западной культуре традиционалистская мотивация (да и общинная) представлена ощутимо слабее (поскольку во многом изжита), чем в восточной.
Анализируя различия между Востоком и Западом, мы постоянно вынуждены решать, что является социально-историческими различиями и что является различиями, порожденными собственной спецификой Запада или Востока, т.е. что является отсталостью, а что — самобытностью.
Приведем примеры из современной японской жизни — чем они порождены: социально-историческими особенностями современного этапа развития японского общества или самобытностью японской культуры?
447
1. «Японцы очень заботятся о произведенном на других впечатле
нии. Они во многих случаях определяют свое поведение в зависи
мости от того, что скажут окружающие: похвалят или будут ругать.
Поэтому в японском языке появилось такое трудно переводимое
слово «сэкэнтэй» — впечатление, производимое на людей, благо
пристойность, репутация. Но японца интересует мнение не всех
людей, а лишь близкого круга лиц. В Японии очень большое значе
ние придается разделению людей на знакомых и незнакомых. Счи
тается, что в обществе незнакомых можно вести себя как угодно.
Не стыдно купить без очереди билет, если в этой очереди нет зна
комых. Японцы не соблюдают чистоту в общественных местах, не
относятся бережно к общественной собственности, не являющейся
собственностью их групп. В человеческих отношениях они могут
обойтись очень невежливо с незнакомым человеком и причинить
ему неприятность»*. По признанию одного из японских исследова
телей Ц. Кэндзо, характерная для японцев склонность разделять
«своих» и «чужих», «поступать как все», восходит к земледельческой
общине, к клановому характеру общества**.
2. Сотрудник Института культуры при Японской радиовещательной
корпорации И. Есихика, проведя социологическое обследование 3600
японцев, исследовал проявления национальной психологии в со
временной речевой практике японцев. Респондентам было пред
ложено назвать свои любимые слова. Самыми популярными оказа
лись слова «усилие» и «терпение» (26,8% опрошенных), затем «спа
сибо», «преданность», «характер» (натура)", «любовь», «согласие», «со
чувствие», «дружба» и «доверие»***.
На наш взгляд, если в первом примере мы имеем дело с признаками традиционалистски-общинной организации социальной жизни, то во втором — со спецификой, самобытностью японской культуры. Причем (и это особенно следует подчеркнуть) в реальной жизни эти две составляющие тесно переплетаются, взаимодействуют, взаимодополняют и выступают в тесном и органичном единстве, предстают как единая целостная культура.
РОССИЯ В МИРОВОМ СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ |
Одной из наиболее актуальных проблем современной отечественной социальной науки является осмысление культуры России в мировом социокультурном пространстве, в том числе в ракурсе двух великих мировых культурных традиций. Выявление сущностных составляющих феномена российской культуры является важным условием формирования самосознания россиян, определения особенностей социокультурной организации российского общества и т.д.
: См.: Социоку/ь.турные исследования о Японии — М., 1981, с. 118—124. ' Там же., с. 125 '**Тамже, с. 110.
448
Возникновение этой проблемы восходит к дискуссии «славянофилов» и «западников». Начало научному изучению особенностей российского социокультурного пространства и российской цивилизации положила книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» (1869). Являясь одним из основоположников учения о глобальных цивилизациях, Данилевский вводит термин «российская цивилизация», подчеркивая, что российская культура с присущими ей приоритетами и стандартами является суперсистемой, что «Россия — это не просто страна, а часть света» (по выражению Николая II), культура которой и по масштабам распространения, и по глубине своеобразия, самобытности позволяет ей фактически выступать как особый культурный мир (цивилизация).
В 20—30-х гг. XX в. российские ученые-эмигранты выдвинули идею «евразийства». Обоснование «евразийства» с позиции концепции многовариантности (мультилинейности) исторического процесса было дано Н.С. Трубецким. Россия рассматривалась как особый замкнутый культурный регион — Евразия, пространственно, исторически и духовно слитый с азиатским ареалом.
Происходящие в нашем обществе реформы, идущие трудно и противоречиво, вновь остро ставят вопрос об особенностях российского общества, его культуры, которая во многом определяет пути и возможности нашего дальнейшего развития.
Для ответа на столь вахшые в научном, политическом и даже практическом отношении вопросы в науке пока не накоплен достаточный фактуальный и аналитический материал. Сегодня анализ российской цивилизации носит во многом умозрительно-философский, в чем-то идеологический характер. В этих дискуссиях не всегда разводятся социально-исторические особенности российской культуры и ее самобытность, специфичность. Сопоставление с другими мирами (цивилизациями) носит нередко пропагандистский характер.
Существуют следующие позиции.
«Западническая». Российская цивилизация рассматривается как запаздывающая по отношению к Западу. Западный путь развития рассматривается как единственное и последовательное выражение общечеловеческих тенденций развития. Подобные взгляды объединяют «западников» XIX в. и реформаторов начала 90-х гг.
«Славянофильская». Отрицается отставание от Запада и отстаивается самобытность российской цивилизации — ее духовность, моральная направленность, что выгодно отличают ее от западной культуры. В частности, указывается на такие самобытные черты, как общинность и соборность, способствующие преодолению индивидуализма. (Но где здесь самобытность, а где социально-историческая особенность российской цивилизации?)
449
15 Общая социолси ия
«Антиномийнал» (условное название). Делается акцент на анализе внутренних «непримиримых» противоречий российской культуры, которые, как считают сторонники этой позиции, обрекают ее на аморфность и непоследовательность, а принадлежащую подобной культуре систему социальных взаимодействий наделяют непредсказуемостью, нестабильностью, господством произвола власти и т.д. По утверждению Н. Бердяева, Россия соединяет в себе Запад и Восток как два потока мировой истории, и это соединение превращает ее отнюдь не в некий интегральный вариант, а в арену столкновения и взаимодействия двух потоков мировой истории — Востока и Запада*.
Представители «антиномийной» позиции отмечают, что исходная характеристика русской культуры состоит в том, что в ней отражается пограничное положение России между двумя континентами и цивилизациями — Европой и Азией, Западом и Востоком. Это промежуточное положение имеет не только исторический, но и социокультурный, этнический характер. На территории России с первых шагов становления российской культуры и государственности шло глубокое взаимодействие славянских, тюркских, угрофин-ских народов, их культур и религий. При этом сам русский народ занимал огромную территорию, проживал в самых различных природно-климатических условиях, входил в контакт с народами, исповедующими самую различную культуру и веру. Это также способствовало чрезмерной вариативности обычаев, обрядов, образцов поведения. Промежуточное положение между Западом и Востоком, взаимодействие с обоими этими началами в самых разных формах и противодействие им обусловили глубокую противоречивость русской культуры, ее раздвоенность и внутренний раскол, постоянные перемены во внутренней (от реформ к консерватизму) и внешней (от союза с Западом до противостояния ему) политике**.
Конечно, в любой культуре можно обнаружить противоречия, несостыкованности приоритетов, создающих разнообразие национально-духовной жизни: индивидуализм — коллективизм, смирение — бунт, галантность — мужественность, сентиментальность — жесткость***. Подобные противоречия вполне обоснованы — ведь в зависимости от ситуации, области деятельности мы можем делать акцент на досуге или работе, доброте или жестокости. Более того, наличие подобных противоречий, присущих любой сложной системе ценностей, как уже отмечалось в предыдущих главах, позво-
* Бердяев Н.А. Русская идея//Вопросы философии. — 1990 — № 1, с. 78
** Проблемам раздвоенности русской культуры посвящены рыботы А С Ахие-
зера, Б.С Ерасова, Ю.М. Лотмана и др.
*** «Хризантема и меч» — таково название книги Р Бенедикт о Японии
450
ляет культуре проявлять большую гибкость, легче адаптироваться к ситуации. Это не непримиримые противоречия, а различные тенденции, которые могут сочетаться в зависимости от ситуации и области применения. При этом в целом не нарушается соразмерность, целостность культуры и в то же время ее самобытность.
Но в русской культуре, по мнению Б.С. Ерасова, «наряду с этими антиномиями постоянно присутствуют устойчивые черты принципиального разрыва: между природно-языческим началом и высокой религиозностью; между культом материализма и приверженностью к возвышенным духовным идеалам; между всеохватной государственностью и анархической вольницей, духом свободы и покорностью и т.д.»*. Наличие подобных непримиримых тенденций делает культуру неустойчивой, неспособной дать целостную, интегрированную картину мира. Личность получает в подобной культуре противоречащие друг Другу, но считающиеся при этом одинаково приемлемыми предуказания. Подобная «антиномийность» ведет к тому, что культура с трудом реализует одну из важнейших своих функций — интеграцию общества, несет в себе зримые зерна его раскола, перманентных конфликтов ценностей, атомизации, при которой автономия личности легко трансформируется в анархическую безответственность, сочетающуюся со страхом, неуверенностью в себе.
Проблема «российской цивилизации» требует серьезного и непредвзятого исследования философов, социологов, культурологов. Лишь поняв свою культуру своей страны, ее традиции, ценностные приоритеты, стандарты поведения, мы можем анализировать пути развития российского общества, формулировать реалистические, выполнимые задачи, которые будут поняты и реализованы российским народом.
СУБКУЛЬТУРЫ |
«Единство через многообразие» — вот краткое выражение сути культурной жизни общества. Культура любого современного общества представляет собой совокупность различных субкультур, которые взаимодействуют, сочетаются друг с другом, сохраняя вместе с тем свои особенности.
Основу культуры любого общества составляет общеразделяемая всеми членами общества система базовых ценностей, прежде всего «конечные истины бытия», исходные ценностные приоритеты, предпочтения. В то же время существуют модификации культуры общества в соответствии с возрастными, профессиональными, территориальными, классовыми и другими особенностями той или иной группы людей. Речь идет именно о модификации, при кото-
* Ерасов Б.С Антиномии российской цивилизации В кн.: Российская цивилизация. — М., 1998, с 44.
451
Г
рой, сохраняя характерный для данной культуры менталитет, иерархию ведущих ценностей, норм и образцов поведения, в рамках той или иной группы, возникают, во-первых, специфические, особые ценности, нормы, обычаи, обеспечивающие регулирование связей в соответствующих социальных институтах (воинская, врачебная субкультуры и др.), во-вторых, стилевые особенности, акценты, которые выражают особенности типа жизнедеятельности носителей субкультуры, их истории (городская субкультура, субкультура казаков и т.д.), в-третьих, определенные (идеолого-групповые) различия в понимании путей развития общества (идеология рабочего класса и т.д.). «Следовательно, мы имеем дело с двумя уровнями ценностей, норм, обычаев: общеразделяемыми и специфическими... Безусловна зависимость второго локального уровня от фундаментальных ценностей общества, которые позволяют не только интегрировать группы с самыми различными субкультурами, но и определенным образом осуществляют ценностный и нормативный контроль над ними...»*
Рассматривая субкультуры общества, необходимо отделить те субкультуры, которые противостоят культуре данного общества, являются ее антагонистами, нарушают социальный порядок, — это субкультура преступного, уголовного мира (делинкветная субкультура), а также так называемая контркультура.
Делинкветная субкультура довольно многообразна, поскольку в зависимости от содержания закона в разряд делинкветной субкультуры еще 20—30 лет назад могли попасть как нарушители уголовного права (воры, бандиты), так и предприниматели (подпольные цеховщики), и представители диссидентствующей интеллигенции. (В результате коренных изменений, происшедших в России в прошедшее десятилетие, последние два вида субкультур утратили де-линкветность.) Каждый из видов этой субкультуры существует как особый культурный «мирок», со своими нравами, правилами игры и даже языком.
Что касается контркультуры, то, на наш взгляд, это вид протеста, чаще всего части молодежи, которая не покушается на правовые основы существующего общества, но бросает вызов его морали, приличиям, принятым нормам поведения. Наиболее ярким образцом контркультуры в последние 20—30 лет были хиппи.
На Западе являясь формой протеста против «культуры отцов», данная контркультура характеризовалась гипертрофированным неприятием западной культуры — такими элементами, как широкое употребление наркотиков, отказ от традиционных христианских ценностей семьи, возведение в культ бесцельного времяпрепровождения, попытки заимствовать мистические тенденции Востока и др.
* Комаров М.С. Введение в социологию, с 75
452
Следует иметь в виду, что наличие и распространение контркультуры как целостного образования, а не как отдельных остаточных явлений — признак довольно глубокого кризиса культуры общества, неудовлетворенности части людей (чаще всего молодежи) предлагаемой данной культурой системой ценностей, норм и образцов поведения.
Нельзя сказать, что общество ничего не может заимствовать у контркультуры. Обладая социальным иммунитетом и селективной способностью, культура общества, как показал опыт последних лет, восприняла те элементы контркультуры, которые могли бы помочь ответить на вопросы, имеющиеся у общества.
Осталось в прошлом движение хиппи, но не все их привычки исчезли вместе с ним. Отказ от консерватизма в одежде, большая искренность в отношениях между людьми, уважение к личности, терпимость по отношению к представителям сексуальных меньшинств — эти черты культуры возникли в какой-то мере и под влиянием хиппи.
С позитивными субкультурами мы имеем дело повседневно — это субкультура военных, врачей, предпринимателей, интеллигенции, субкультура казачества, городская и сельская субкультура, субкультура старообрядцев, молодежи и т.д.
Формирование подобных субкультур — процесс неизбежный. Они являются отражением в культуре таких глубинных процессов, как дифференциация и автономизация социальных институтов, вовлечение личности в разнообразные социальные группы с целью получения надежной солидарной поддержки, помощи. Отсутствие внутреннего многообразия, дифференциации характерно для примитивных обществ. Единообразие, отсутствие альтернативных культурных образцов поведения является одной из причин малоподвижности подобных обществ, их предельного консерватизма.
Наличие же развитых субкультур, их разнообразие — свидетельство не только внутреннего богатства данного общества, едва ли не более важно, что такое общество оказывается более способным к адаптации к новым условиям, готовым найти ответы на новые вызовы истории, т.е. способным к саморазвитию.
В этой связи хотелось бы отметить следующее.
Первое. Богатство и разнообразие субкультур, толерантное к ним отношение способствуют обогащению банка идей, культурных образцов общества. Нередко будущее народа во многом зависит от наличия в его структуре субкультуры, которая содержит довольно эффективный ответ на вызовы истории.
Какой бы была Западная Европа, если в эпоху феодализма в этих странах в рамках городской субкультуры не развилась бы капиталистическая этика предпринимательства, не вызрела субкультура протестантизма?
453
Г
Может быть, путь к реформам в нынешнем российском обществе осложнен тем обстоятельством, что в рамках советской культуры не было позитивной субкультуры предпринимательства, которая существовала только в делинкветной форме? Не сказывается ли былая делинкветность предпринимательской субкультуры на становлении норм, обычаев современной предпринимательской субкультуры, сообщая ей склонность к коррупции, мафиозности, бездуховность, меркантилизм?
Второе. Тот факт, что эффективный ответ может быть найден внутри той же системы базовых ценностей, приоритетов, существенно облегчает адаптацию к подобному новшеству. Мы получаем более или менее близкий нам «по духу» вариант инноваций. Одно дело заимствовать нормы предпринимательской деятельности у протестантского Запада, другое дело — заимствовать их у предпринимателей-старообрядцев. Перенимаемое у «соседней» субкультуры легко становится органичной частью культуры. Многие прагматические образцы поведения предпринимателей-протестантов со временем становятся нормой поведения представителей других слоев западноевропейского общества, в том числе католических. Черта поведения, специфичная для одной из субкультур, содержавшая эффективный ответ на вопросы, поставленные перед всем обществом, приобретает значение общеразделяемой ценности.
Раздел VII.
ЛИЧНОСТЬ
Глава XIX.
Личность в системе социальных взаимодействий. Статусы
Г
разновидностиКаждый человек включен во множество соци-
социальныхальных институтов, взаимодействуя с другими
людьми по различному поводу, выполняя ках<-
дый раз различные функции.
Это свойство любого индивида — например, первоклассник имеет статус ребенка с определенными правами и обязанностями по отношению к своим близким, статус ученика — по отношению к школьному учителю, статус товарища по классу, вратаря дворовой футбольной команды; лидера неформальной группы товарищей и т.д. Иначе говоря, кажды-й человек выполняет множество функций в системе социальных связей и, соответственно, имеет множество статусов.
Мир статусов весьма многообразен, поэтому рассмотрим лишь их типологию.
• Статусы могут быть формализованными или неформализованны
ми. Первые, как правило, лучше закреплены, защищены законом
(статус директора завода, губернатора области и др.). Человек, зани
мающий подобный статус, обладает точно оговоренными правами,
привилегиями, преимуществами и обязанностями. Подобный статус
возникает в рамках формальных институтов, групп и имеет ощути
мые преимущества над неформализованными статусами (статус ли
дера компании друзей, неформального лидера коллектива и др.),
которые имеют, как правило, диффузный характер, они могут воз
никнуть или не возникнуть. Права, обязанности, полномочия по
добного статуса основаны не на законах, инструкциях, а на обще
ственном мнении, что нередко их делает зыбкими. Поэтому люди
стремятся «защититься» формализованными статусами — так уче
ный стремится подтвердить свою квалификацию научной степенью,
званием, что предоставляет ему законные привилегии и права.
• Статусы могут быть предписанными (аскриптивными) и дос
тигаемыми, что имеет особое значение для понимания социальной
жизни.
Предписанный статус (вместе со всеми правами, обязанностями и привилегиями), как правило, приобретается от рождения — национальность, пол, родственное положение, возрастные характеристики и др. Могут быть и другие предписанные статусы — инвалид и т.д.
Статусы, для достижения которых необходимо приложить специальные усилия, являются приобретенными, достигаемыми (статус профессора, рабочего, депутата, учителя, офицера и т.д.).
В традиционном обществе, для социальных институтов которого характерна аскриптивность, основные статусы общества имеют ас-криптивный, наследуемый (а не достигаемый) характер.
В подобных обществах аскриптивность как исходный мотивацион-ный принцип признается всеми слоями общества как главное ос-
462
нование для социально-статусных притязаний. И король, и пастух, и пахарь, и кузнец считают свое положение обоснованным и готовят своих детей к тому, чтобы те заняли их место, т.е. стали королями, пастухами, пахарями, кузнецами. Люди воспитываются в духе судьбы, покорности ей, воспроизводя родительский опыт, социальный статус, положение, и об ином не могут и мечтать.
По мере развития общества аскриптивные статусы вытесняются в сферу семейных отношений, отчасти сохраняясь в межнациональной сфере. В современном обществе ведущее значение приобретают достигаемые статусы, овладение которыми не передается по наследству, а требует наличия образования, победы над конкурентами. Увеличение роли достигаемых статусов в организации общественной жизни — это увеличение спроса на энергичных, компетентных людей, повышение динамики социальных процессов.
Вместе с тем иногда человек добивается достигаемого статуса с помощью недостиженческих принципов; большое значение в этом случае придается не способностям, знаниям человека, а его верности, личной преданности руководителю, наличию связей — это превращенная, латентная форма предписанного овладения статусной позицией.
Распространенность подобных форм является явным признаком пережитков традиционалистски-аскриптивной мотивации. Реальные механизмы, посредством которых утверждается в современном обществе традиционалистски-аскриптивная мотивация, — это социальный иммунитет, социальная селекция традиционной культуры, в которой доминирует аскриптивная (в различных ее формах) мотивация. Традиционалистски-аскриптивная культура сопротивляется, заставляет мимикрировать социальную жизнь, в результате чего по форме статусы являются достигаемыми, а ведущую роль в овладении ими играют аскриптивные мотивации.
• Из множества статусов, которые занимает человек, прежде всего необходимо определить главный статус. Это является доволь-. но сложной задачей, но именно главный статус прежде всего определяет и, что не менее важно, самоопределяет человека социально («кто я такой, чего я достиг?»).
Безусловно, в большинстве случаев особое значение имеет статус личности, связанный с работой, профессией, немалое значение может иметь имущественное положение. Однако в условиях неформальной компании друзей эти признаки могут иметь второстепенное значение — здесь решающую роль могут играть культурный уровень, образованность, общительность.
Следовательно, следует различать основную, общую иерархию статусов личности, которая срабатывает в большенстве ситуаций в данном обществе, и специфическую, использующуюся в особых условиях, для особых людей.
463
I
Г
Наличие специфической иерархии может привести к серьезным коллизиям. Не всегда статус человека, определяемый обществом как главный для данного человека, совпадает со статусом, который, ориентируясь на общепринятую иерархию, считает главным сам человек. Такое неадекватное понимание своего места в обществе может иметь драматические последствия для человека, порождая внутренние и внешние конфликты, противоречия.
Так, предприниматель может пребывать в уверенности, что главное в его социальной характеристике — имущественное, материальное положение, однако для высших кругов, куда он стремится попасть, решающее значение могут иметь его «родовитость», уровень образования, культуры. Специалист—представитель национальных меньшинств будет надеяться, что при решении вопроса о его продвижении по службе в первую очередь будет оценен его профессионализм, как это обычно бывает по отношению к другим специалистам, но внимание может быть обращено прежде всего на его национальность.
• Кроме главного статуса, связанного прежде всего с профессией, работой (точнее, ее престижем), допустимо говорить об обобщенном статусе, иначе называемом индексом социальной позиции, значение которого помогает произвести целостную оценку социальной позиции как своей, так и других в системе социальных координат.
Зачастую имущественное положение образованного человека, избранного на высокий политический пост, неизмеримо ниже имущественного положения тех, кто достаточно быстро сделал большие деньги, занимаясь экономическими аферами, сделками и т.д. Чей статус, социальная позиция выше? Как соотнести имущество одного, высочайшее образование и квалификацию другого, интересную и дефицитную профессию третьего?
Как отметил М. Вебер, если бы общество ранжировало позиции чисто рыночно-целерационально, то материально-имущественное преимущество любого человека (в том числе ассенизатора) вызывало бы к нему огромное уважение. Но речь идет о социальных (а не экономических) законах, которые учитывают гораздо более сложный и многообразный комплекс статусных условий*.
Индекс социальной позиции в какой-то мере позволяет более многосторонне, комплексно оценивать социальную позицию. Этот индекс включает в себя три-четыре основных признака: престиж профессии, уровень дохода и уровень образования (зачастую — наличие властных полномочий, привилегий).
* См.: М.Вебер. Класс, статус и партия. В кн.: Социальная стратификация. Вып. 1. — М., 1992.
464
§ 3. Иерархия статусов. Статусные коллизии
социальныйСтатусы в обществе иерархизированы.
престиж статусаПринятая иерархия (ранжирование) статусов представляет собой основу социальной стратификации данного общества, о чем будет сказано в специальном разделе.
Социальный престиж (уважение, признание) статусов (точнее, престиж функций, закрепленных за конкретным статусом), по сути, и представляет собой иерархию статусов, разделяемую обществом и закрепленную в культуре, общественном мнении.
• Сам престиж, и, соответственно, иерархия статусов формируются под влиянием двух факторов: а) реальной функциональной значимости тех или иных функций для развития общества, воспроизводства его структур (инвариантная сторона престижа статуса); б) системы ценностей, шкалы предпочтений исторических традиций, учитываемых в данной культуре (культурно-вариативная сторона престижа статуса).
В связи с этим иерархия, престижность статусов у различных народов имеет много общего, и в то же время весьма специфична.
Так, в любом обществе статусы, связанные с осуществлением властных полномочий, являются одними из самых уважаемых, поскольку власть дает право распоряжаться наиболее ценными, дефицитными ресурсами, обеспечивает порядок в обществе и т.д. В любом обществе всячески стремятся поддержать и престиж армии-защитницы Отечества, гаранта его целостности и независимости. Высоким престижем обладают и статусы, связанные с высоким уровнем образования, профессиональной подготовкой. В то же время в различных обществах имеются и существенные различия в определении престижности того или иного статуса, профессии. Так, пастух у одних народов — это малопривлекательный статус, ассоциируемый с малой образованностью, ограниченным кругозором, примитивным трудом, а у других народов это едва ли не героическая профессия, требующая мужества, отваги, доблести. Такое различие в оценке престижности одного и того же статуса объясняется культурой, принятыми в данном обществе приоритетами ценностей, традициями и обычаями. В достиженческих обществах всегда очень высоко ценятся образование, наука как условия высоких достижений, а приоритетной является личность. Синтез этих двух слагаемых приводит к тому, что в этих странах при достаточно высоком престиже статусов, связанных с властью (чиновник, руководитель и т.д.), наибольшим престижем пользуются статусы, сочетающие высокую образованность и предусматривающие обслуживание интересов личности, а не государства — статусы ученого, профессора, юриста, врача, социолога, психолога и др.
В обществах же бюрократизированных, где роль государства традиционно высока, статусы, связанные с властью (чиновник, руководитель и т.д.), всегда более значимы, чем в странах, где роль государства менее заметна.
465
• Престиж статуса разделяем обществом. Здесь не может быть «самозванства» самовосхваления. При этом иерархия статусов, их престижность утверждается, формируется в обществе под влиянием подчас трудноуловимых процессов, оценок, не всегда осознаваемых предпочтений. В каждом обществе существуют подчас парадоксальные (не очень логичные), но очень тонкие «весы», которые в соответствии с традициями, ценностными приоритетами данного общества позволяют определить престижность.
Общество постоянно стремится поддержать принятую иерархию статусов — материально, морально и даже эмоционально-символически (посредством ритуалов, обрядов, церемоний). Оно поощряет престижные статусы, отдает им дань уважения. Так, материальное вознаграждение людей, занимающих престижный статус, не только имеет цель возместить их физические и интеллектуальные затраты, но и выполняет латентную функцию — количественно выражает престижность данного статуса. (И низкая зарплата российского профессора, врача, учителя и т.д. вызывает протест не только по причине невозможности прожить на эту зарплату, но и потому, что является лучшим свидетельством того, как общество ценит этот труд, насколько он престижен.) За один и тот же объем усилий человек престижного статуса потребует одно вознаграждение, человек менее престижного статуса — другое.
Моральная поддержка статуса выражается в том, что люди, занимающие престижный статус, приобретают определенный авторитет, их выбирают в попечительские советы, приглашают на встречи с молодежью, о них пишут книги, снимают фильмы... Носители этого статуса сами уделяют большое внимание поддержанию его престижа. Корпоративная солидарность, понятие о «чести и достоинстве дворянина», «офицерской чести», «долге ученого, учителя» — все это своеобразные формы самоконтроля для поддержания престижности собственного статуса.
Не случайно социальный престиж статуса играет огромную роль в распределении социальных желаний, планов, энергии (в особенности молодежи). Престижный статус стремятся получить наиболее активные, подготовленные, амбициозные члены общества.
Престиж (иерархия) статусов, который охраняют культура, традиции, с одной стороны, явление довольно устойчивое и даже консервативное, а с другой стороны, в нем происходят подвижки, подчас немалые, обусловленные изменением общественных связей, функций, которые в конечном счете порождены изменением ценностей, общественных приоритетов и целей.
В современном российском обществе буквально за одно десятилетие произошло крушение престижности одних статусов и резкий взлет престижности других. Так, еще, казалось бы, недавно в нашей
466
стране высоким престижем пользовались военно-промышленный комплекс и, соответственно, технические вузы, а профессия бухгалтера вызывала некоторое пренебрежение. Сегодня, наоборот, резко повысился престиж экономических, в том числе бухгалтерских, специальностей, менеджеров, юристов и т.д., что связано с глубокими преобразованиями в нашем обществе.
Любая глубинная перестройка социальных институтов общества неминуемо связана с изменением иерархии статусов, их престижа. Статусная характеристика личности, казалось бы, СТАТУСНЫЕстатична — но только на первый взгляд. Статусы, ста-коллизиитусные притязания и разочарования, статусные шансы и несоответствия играют заметную роль в формировании социального самочувствия человека. Ведь одна из главных социальных движущих сил — это стремление людей занять престижный статус, который реализует их высокие притязания, дает шанс на жизненный успех. Человек социально оценивает себя (и других) во многом с точки зрения занимаемого социального статуса, престижности социальной позиции, что вызывает у него или гордость, или глубокое разочарование, определенные умонастроения.
Завершая рассмотрение ориентации личности в мире социальных статусов, проанализируем статусные коллизии, с которыми сталкиваются люди, стремясь занять определенный статус, поддержать его престиж и т.д.
Вначале разъясним некоторые явления, как правило, составляющие основу статусных коллизий или сопутствующие им.
Статусные притязания (не путать с притязаниями отдельной личности на достижение престижного статуса) — это ожидания группы людей, занимающих тот или иной статус, определенных материальных, моральных, эмоциональных вознаграждений, уважения, прав, привилегий. Статусные притязания позволяют данной статусной группе вести определенный образ жизни, соразмерный престижу данного статуса.
Чем выше престижность статуса (основой которой является признание обществом данной функции важной, значимой для его функционирования), тем выше уровень притязаний — и наоборот.
Статусное несоответствие (рассогласование) — это несоответствие материального, морального, экономического и другого вида вознаграждения как общественной значимости функций, выполняемых людьми данного статуса, так и статусным притязаниям носителей данного социального статуса. (Яркий пример статусного несоответствия — уровень материального обеспечения офицеров российской армии.)
Рассмотрим некоторые статусные коллизии личности.
1. Снижение занимаемого статуса, престижность прошлого статуса сохранена (понижение в должности). Это распространенная ста-
467
тусная коллизия. Статус (руководителя, начальника) остался неизменным, так же как и его престиж, но человек не справился со своей задачей, ему не хватило знаний, квалификации, или он не сработался с вышестоящим руководителем, с подчиненными, или сменил место жительства, место работы и т.д. Подобные коллизии приводят к серьезной личной драме человека, который глубоко переживает свою неудачу. Ему приходится менять статусные притязания, систему взаимоотношений, манеру поведения. Люди по-разному выходят из этой коллизии, но она всегда драматична в психологическом отношении.
2. Статус сохранен, но снижена его престижность. Данная коллизия задевает уже всех представителей данной статусной группы. Явными, зримыми признаками снижения престижности статуса является снижение уровня материального дохода, моральных, эмоциональных знаков внимания и уважения («он всего лишь доцент»). В результате, в частности, снижается интерес молодежи к соответствующему статусу.
Снижение престижности статуса — это серьезная и опасная для представителей данной статусной группы и для общества (если речь идет о необоснованном снижении общественно значимого статуса) коллизия.
Ведь высокая престижность статуса (например, профессии, организации, учреждения, в котором работает человек), всегда является сильнейшим стимулом статусно-профессиональной деятельности. И вопрос не сводится лишь к получению высокого материального вознаграждения — большую стимулирующую роль играют и моральные, эмоциональные факторы поддержания высокого престижа, то уважение, привилегии, которыми пользуются представители данной профессии, учреждения. Причем в престижной статусной группе, организации эффективно срабатывают не только внутренние стимулы; в них выше уровень группового контроля, который ввиду авторитетности и референтнос-ти престижной группы (для ее членов) достаточно легко переходит в самоконтроль. Коллеги постоянно стремятся поддерживать высокую репутацию, признание, уважение к своей престижной организации.
Снижение же престижа сопровождается глубокими внутренними деформациями, демотивацией деятельности работников, которые испытывают пессимизм, неуверенность в завтрашнем дне, безразличие к таким понятиям, как профессионализм, профессиональная честь, репутация.
В этом случае степень демотивации не менее ощутима, чем уровень падения материального вознаграждения. Снижение престижа статуса, социальных позиций группы, уважения к ней оказывает
468
огромное дополнительное, сугубо социальное (не сводимое лишь к материальному) депрессивное воздействие*.
При снижении престижа статуса возрастает текучесть кадров, наиболее амбициозные, энергичные люди стремятся занять более уважаемые статусно-профессиональные ниши.
Снижение престижности статуса приводит к существенному изменению положения представителей данной статусной группы в обществе. Ресурс, которым они обладают (контролируют), не признается дефицитным, поэтому снижаются авторитет этих людей, их способность оказывать влияние на представителей других статусных групп, исчезают статусные привилегии и т.д. В результате меняется круг знакомых, приятелей, выгодных и престижных связей. Человек перемещается в менее престижную нишу, где иные люди, иные возможности и иные социальные шансы.
3. Статусная дифракция (рассеивание) социальной реакции. Социальные притязания у представителей различных статусных групп различны. Один и тот же уровень материальных доходов, моральных, эмоциональных знаков уважения, признания может вызвать различные реакции у представителей различающихся по престижу социальных групп: быть признан приемлемым представителями менее престижной статусной группы, вызвать протест у представителей более престижной статусной группы.
Учителям московских школ и преподавателям московских вузов (показатели уровня материального положения у представителей обеих статусно-профессиональных групп были схожими) был задан вопрос: «С каким настроением вы смотрите в будущее?» Ответы «С тревогой и неуверенностью» или «Со страхом и отчаянием» были даны каждым третьим (35%) учителем, а среди преподавателей вузов они были более распространены — 46,6%, т.е. так ответил почти каждый второй опрошенный преподаватель вузов**.
Из этого следует, что, во-первых, социальная реакция может тесно увязываться не только (а может, и не столько) с самим уровнем жизни, но и с уровнем статусных притязаний той или иной статусно-профессиональной группы.
Во-вторых, нельзя анализировать, прогнозировать социальные реакции людей, используя лишь данные об их уровне жизни, социальной обеспеченности, комфортности. Следует учесть, что непрестижные статусные группы, имеющие невысокие социальные притязания, могут представлять собой наименее требовательную среду и, наоборот, представители более престижных статусных групп могут оказаться социально более требовательными.
* Поэтому, наверное, и опасно, рассматривая мотивацию профессионально-трудовой деятельности, пренебрегать морально-престижными ее составляющими ** См ■ Эфендиев А.Г. Московский учитель: штрихи социологического портрета, с. 18—26
469
Глава XX. Личность и ее роли
§ 1. Социальная роль как поведенческая характеристика
ПОНЯТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ РОЛИ |
Зная социальный статус конкретного человека (студент, преподаватель и т.д.), его социальные функции, мы ожидаем от него типичного набора действий, типичного набора качеств, которые, как нам представляется, необходимы для осуществления этих функций.
Ожидаемое поведение, ассоциируемое со статусом, который имеет человек, — это, по определению Р. Линтона, социальная роль. Если статус — это сами права и обязанности, то социальная роль — это ожидание поведения, типичного для людей данного статуса в данном обществе, данной системе социальных взаимодействий. Рассмотрим основные харатеристики социальной роли. • Социальная роль — это ожидание (экспектация), предъявляемое обществом к личности, занимающей тот или иной статус. Она не зависит от самой личности, ее желаний и существует как бы помимо и до самой личности.
Мы уже отмечали ранее, что любой социальный институт как вид регулярных социальных взаимодействий предъявляет к поведению участников этих взаимодействий определенные стандартные де-индивидуализированные требования. Тем самым обеспечивается предсказуемость поведения любого, кто занимает определенную социальную позицию («ячейку») в данном социальном институте, что гарантирует нужный уровень деятельности института, его устойчивость, самовозобновляемость, безболезненность замещения одного участника связей другим. Время и культура произвели отбор наиболее целесообразных и приемлемых для данного статуса типичных образцов поведения личности и закрепили их в виде стандарта, нормы.
Как следует себя вести, каким образом действовать в той или иной ситуации человеку с определенным положением, социальным статусом — все это в решающей степени предначертано обществом, выработано обществом, его культурой, его историей. Не первокурсник определяет, как он будет учиться, а задолго до его поступления в вуз общество «объявило», каким должен быть студент. Социальный институт высшего образования посредством своих норм, традиций во многом предопределил, как должен вести себя любой студент. В семье также существуют ролевые стандарты: отец должен заботиться о материальном благополучии семьи, нести ответственность за ее стабильность, процветание; дети должны помогать родителям по хозяйству и т.д.
Основные требования вырабатывались, шлифовались обществом и существуют независимо от конкретных людей, вопреки их желаниям и представлениям. «Базовую типологию ролей заранее опре-
470
деляет общество. На языке театра, откуда и было заимствовано понятие роли, можно сказать, что общество расписывает роли всем драматическим персонам... Актерам нужно только войти в роли, расписанные им до поднятия занавеса. Пока роли играются по тексту, социальное действо идет как запланировано»*.
Роль — это деиндивидуализированный образец поведения человека, занимающего определенный статус. Претендуя на данный статус, человек должен выполнять все ролевые предуказания, которые закреплены за этой социальной позицией. Не роль «подстраивается» под своего исполнителя, а исполнитель должен выполнять расписанную для него обществом, культурой, традициями роль.
И если работа требует сдержанности, а человек является весьма эмоциональным, вспыльчивым, он должен или отказаться от подобной карьеры, или научиться контролировать себя.
Таким образом, роль, будучи независимым от личности, деин-дивидуализированным образцом поведения, является основным средством обеспечения эффективного, бесперебойного функционирования первоосновы социальной жизни — социальных институтов. Именно посредством системы ролевых предуказаний люди включаются в институционализированные взаимодействия.
• Социальная роль органично соединяет в себе символически-
информационную и императивно-контрольную составляющие. Сим
волически-информационная составляющая предоставляет личнос
ти сценарий поведения, в котором достаточно подробно представ
лен образец требуемого от человека данного статуса поведения,
вплоть до приемлемых жестов, походки, одежды, привычек. Роле
вая экспектация (ожидание) существует в виде не только правил,
инструкций, норм поведения — эти разрозненные стандарты со
здают некий целостный образ того, как следует себя вести, кото
рый легко воспринимается человеком. В то же время этот целост
ный образ воспринимается не просто как яркая картинка, а как
требование, повеление, предуказание. Человек, соотнося свое по
ведение с подобным образом, не просто констатирует несоответ
ствие или соответствие ему, но и прогнозирует возможные санк
ции (позитивные или негативные), последствия для себя невыпол
нения этого ожидания.
• Необходимо соотносить социальные роли с ценностями, нор
мами поведения, традициями, обычаями.
Конечно, ценности, нормы и роли возникают и утверждаются в едином социокультурном пространстве. Реальное содержание роли в решающей степени определяется ценностными приоритетами, стандартами поведения, принятыми в данном обществе, культуре.
Бергер П Приглашение в социологию, с. 91.
471
Но в рамках социальной роли происходит определенная систематизация норм поведения в единое целое в соответствии со спецификой функции, статуса, которую роль обслуживает. В результате в одной роли увязана не одна, а множество норм, причем у каждой роли могут быть специфическая цепочка норм, их особая иерархи-зация и систематизация, обеспечивающая эффективное выполнение данной конкретной функции. (Поведение начальника предполагает одну систему норм, поведение подчиненного — несколько иную.)
Роль — это особый тип регуляции, — функциональной регуляции, призванной обеспечить выполнение определенных функций в рамках конкретного социального института. Соответственно, пролевом поведении человека особый акцент делается на функциональной направленности, статусной увязанности ожидаемого поведения. Отсюда возможны расхождения между ролевыми (функциональными) предуказаниями и общечеловеческими требованиями: сострадание не самый важный элемент ролевого поведения стражника, но представляет важную общечеловеческую добродетель; искренность, наверное, как ценность приоритетнее приветливости, но в поведении гостя последняя важнее: гость не должен, проявляя искренность, признаваться в том, что ему не понравился обед, который ему предложили.
• Социальная роль — это достаточно полная, но не всеохваты
вающая поведенческая характеристика. В ролевых ожиданиях содер
жатся именно те предуказания, делается акцент на тех требуемых
действиях, которые гарантируют выполнение данных социальных
функций. Но не более того.
Ролевой стандарт, контролируя достаточно широкую область статусного поведения личности, затрагивая при этом достаточно глубокие пласты духовного мира, тем не менее оставляет определенный простор для индивидуальных особенностей личности, ее фантазии и т.д. Причем степень ролевой регламентированности зависит как от культурно-исторических традиций общества (так, в кастовом обществе эта регламентация распространялась даже на цвет одежды), так и от функциональной необходимости. Некоторые социальные институты (например, армия) предполагают довольно высокую гарантирован ность выполнения профессиональных обязанностей. В этих случаях степень ролевой регламентации достаточно велика. Вместе с тем, как отмечает П. Бергер, среди профессиональных ролей минимально регламентируется роль мусорщика, труд котрого примитивен и не требует соблюдения жестких правил.
• Социальная роль органично объединяет в себе функциональ
но-целесообразные (повторяющиеся, инвариантные) и культурно-
вариативные черты, характеристики, что дает нам образец ролевого
472
поведения (женщины, сына, учителя, начальника и т.п.) в данном обществе.
Функциональная целесообразность порождает много общих черт в ролевых образцах поведения у разных народов: независимо от принадлежности к той или иной нации офицеры должны уметь отдавать распоряжения, приказы, управлять подчиненными, исполнять приказы вышестоящего начальства (без управленческой вертикали армия в одночасье потеряет способность выполнять возложенные на нее задачи); учителя должны быть интеллегентными людьми, проявлять доверительность, уважительное отношение к учащимся (без этого не может состояться процесс образования, воспитания) и т.д.
Применительно же к культурно-вариативной составляющей социальной роли в разных странах часто возникают различия, и довольно серьезные, обусловленные своеобразием культур, в которых, к примеру, один и тот же статус может иметь разный престиж.
Статус учителя в некоторых странах высок, престижен. Так, зарплата учителя общественнной школы США составляет до 30 долл. в час плюс оплаченная государством медицинская страховка, что для США немаловажно. Отпуск учителю полагается несколько раз в году. Последние опросы общественного мнения показали, что по престижности эта работа занимает одно из первых пяти мест*.
В других же странах человек, занимающий должность учителя, воспринимается как неудачник.
Большую роль в формировании ролевого стандарта поведения играет и система ценностей, принятая в этом обществе, нормы взаимоотношений.
Ролевой стандарт поведения американского учителя несет зримые черты определенной системы ценностей, не терпящей авторитарности, диктата, в том числе по отношению к ученикам. Американский учитель не имеет права сделать ребенку замечание, он обязан записывать положительные и отрицательные поступки ученика. Учителю строго-настрого запрещено вести какие бы то ни было «душевные» разговоры с учениками и с их родителями — он должен лишь преподавать свой предмет**. Подобные черты ролевого стандарта американского общества увязываются со всей системой социальных институтов, ориентацией на то, что люди должны желать учиться, иметь к этому мотивацию, с системой ценностей, моральных принципов американского общества.
См : «Известия» от 24 октября 1998 г. * Там же.
473
§ 2. Социальные роли и поведение личности
Одна из главных проблем социологии личности — определение степени влияния общества на личность, обусловливания ее внутреннего мира, желании, стремлений и т.д. Может быть, справедливо утверждение, что общество «продавливает» в личности независимо от ее желания то, что обществу необходимо? А может быть, правы те, кто считает, что личность выбирает те варианты ролевого поведения, которые позволяют ей добиться преимуществ, успехов в данной социальной среде?
Попробуем ответить на вопрос, обусловливает ли общество личность, ее поведение, нормы, и как обусловливает.
Филипп Зимбардо, известный американский исследователь, является автором знаменитого в социологии и социальной психологии «тюремного эксперимента». Однажды в газете г. Стэнфорда, в котором расположен один из лучших американских университетов, появилось объявление: «Для психологического исследования тюремной жизни требуются мужчины-студенты. Продолжительность работы — 1—2 недели, плата — 15 долларов в день». С помощью тестов были отобраны 24 студента, здоровые, интеллектуально развитые, не имевшие преступного прошлого, не имеющие ни пристрастия к наркотикам, ни психологических отклонений. С помощью жребия их поделили на «заключенных» и «тюремщиков». Стэнфордская полиция, согласившаяся помочь ученым, доставила «заключенных» в наручниках в «тюрьму», оборудованную в одном из помещений университета. «Тюремщики» раздели их догола, подвергли унизительной процедуре обыска, выдали тюремную одежду и разместили по «камерам». «Тюремщики» не получали подобных инструкций, им было лишь сказано, что они должны относится к делу серьезно, поддерживать порядок и добиваться послушания «заключенных».
В первый день опыта атмосфера была сравнительно веселая и дружеская, молодые люди только входили в свои роли и не принимали их всерьез. Но уже на второй день обстановка изменилась. «Заключенные» предприняли попытку бунта: сорвав с себя тюремные колпаки, они забаррикадировали двери и стали оскорблять охрану. «Тюремщики» применили силу, зачинщики были брошены в карцер. Это разобщило «заключенных» и сплотило «тюремщиков». Роли стали исполняться всерьез. «Заключенные» почувствовали себя одинокими, угнетенными, подавленными. Некоторые «тюремщики» начали не только наслаждаться властью, но и злоупотреблять ею. Их обращение с «заключенными» стало грубым, вызывающим. Один из «тюремщиков» на пятый день эксперимента швырнул тарелку с сосисками в лицо «заключенному», отказавшемуся есть. «Я ненавидел себя за то, что заставляю его есть, но еще больше я ненавидел его за то, что он не ест», — сказал он позднее. На шестые сутки эксперимент был прекращен. Все были морально травмированы. Обобщая свои эксперименты, Зимбардо заявил, что индивидуальное поведение гораздо больше зависит от внешних социальных
475
условий и сил, чем от таких расплывчатых понятий, как «Я», «черты личности», «сила воли»*.
Результаты этого оригинального и в чем-то даже печального (хороших парней удалось так быстро превратить в озлобленную массу, конфликтующую по всем законам традиционной тюрьмы) эксперимента многозначны. Но бросается в глаза, что функциональная целесообразность (необходимость поддерживать порядок, добиваться послушания подчиненных) плюс социокультурные традиции (как следует вести себя тюремщику и заключенному), иначе говоря, ролевые стандарты и ожидания обусловили вполне типичное и легко узнаваемое поведение сторон. Благодаря чему же это произошло?
МЕХАНИЗМЫ СТРУКТУРНО-РОЛЕВОГО ОБУСЛОВЛИВАНИЯ (ПРИНУЖДЕНИЯ) СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ ЛИЧНОСТИ |
Механизм отбора. Для осуществления тех или иных функций личность должна обладать определенными способностями, уровнем подготовки, биопсихическими качествами. Не каждая личность может рассчитывать на определенную социальную роль. Общество, в котором сложились элементы сословной организации (как в явной, так и неявной форме), может предъявить требования и относительно социального происхождения или национальности.
• Это ведет к тому, что еще до «воспитания» носителя роли
социальная среда отбирает в число исполнителей того или иного
статуса людей, имеющих определенные свойства, качества. (При
мер — эмоциональность представителей артистической среды.)
Отбор свойств, в свою очередь, может оказывать обратное воздей
ствие на саму трактовку данной социальной роли как нормы.
Офицерство в царской России формировалось в подавляющем большинстве из представителей дворянства, поэтому аристократизм поведения, в том числе «рыцарство», становился нормой для социальной роли офицера, хотя функционально эта черта ролевого поведения не была остро необходимой. После революции принцип отбора в офицерский корпус стал прямо противоположным (предпочтение отдавалось рабочим и крестьянам), соответственно изменились и нормы офицерского поведения.
• В различных ситуациях принципы отбора могут уточняться,
особенно когда речь идет об отборе для выдвижения на престиж
ные статусы. Так, в условиях глубоких перемен общества требуются
люди прежде всего решительные, энергичные, способные идти на
обострение ситуации.
• Следует в этой связи обратить внимание и на эффект углуб
ления качеств, которые позволили человеку занять ту или иную
* См. подробнее: Зимбардо Ф. Стэнфордский тюремный эксперимент. В кн/ Практикум по социальной психологии, с. 296—321.
476
статусную позицию. Систематическое выполнение социальной роли совершенствует соответствующие качества личности, поскольку ситуации, в которых они реализуются, регулярно повторяются.
Предположим, молодой человек выбрал себе стезю ученого, хотя его способности могли быть применены в других областях деятельности, например государственного управления. Но, сделав свой выбор, он углубил в себе имено те качества и способности, которые нужны ученому. Через несколько лет потребность в самореализации станет для него важней, чем потребность в занятии определенной властной должности, постоянная неудовлетворенность, скорее всего, станет чертой характера, а инстинкт власти будет угасать.
Механизм «вживания» в роль. Характер ролевой деятельности, предуказания (профессиональные, нравственные), которые человек должен исполнять, социально-ролевые ситуации, которые ежедневно повторяются, не только углубляют, но и могут формировать определенные свойства, которых ранее не было, но которые требуются в данной социальной позиции.
Вовлечение в определенную ролевую деятельность формирует и необходимые навыки, и нравственные качества, свойства и даже чувства, манеру поведения, предуказанные данным статусом: во-первых, сам исполнитель новой роли оказывается в ситуации, которая содействует активному принятию образцов нового ролевого поведения; во-вторых, социальная среда всячески внешне принуждает (посредством предуказания, поощрения, контроля) нового исполнителя роли к формированию необходимых качеств.
Рассмотрим первый из этих механизмов.
Человек в новом статусе оказывается включенным в определенную логику социальных взаимодействий: он вовлекается в выполнение определенных действий, несет ответственность, использует привилегии, полномочия. Тем самым формируются определенная (ролевая) мотивация, ролевые смыслы деятельности, которые довольно часто повторяются, приобретают устойчивость. Таким образом, индивид постепенно проникается новым для себя смыслом новой роли, осмысливает тонкости, подробности данной работы, которые открываются ему только в этой социальной позиции. •
Неопытный «либерально» ориентированный начальник начинает осознавать свою ответственность за результаты деятельности коллектива, понимать, что люди не всегда склонны выполнять свои обязанности надлежащим образом. Это порождает у него (подчас неожиданно и для него, и для окружающих) определенную жесткость, прагматизм и т.д. Вчитываясь в новые нормы, которые еще недавно казались ненужными, вызывали отторжение, человек, как правило, начинает осваивать все аспекты ролевого стандарта — от должностных до неформальных. Еще вчера казавшаяся ненужной «солидная осанка» незаметно становится неотъемлемой чертой облика нового начальника, который прибегает к этому и другим
477
средствам утверждения престижа должности, поддерживая «дистанцию» с подчиненными.
Иными словами, сама логика ролевой деятельности, повторяющиеся мотивации создают смыслы, адекватные ролевым стандартам. «Мы чувствуем себя пылкими, когда целуем; более смиренными, когда стоим на коленях; более свирепыми, когда сотрясаем кулаками. Регламентированные действия привносят в роль соответствующие эмоции и социальные установки. Профессор, изображающий ум, сам начинает чувствовать себя умным. Проповедник вдруг замечает, что сам начинает верить в свои проповеди»*.
Механизм предписывания. Социальная среда, создав образец выполнения социальной роли, функционально и социокультурно предписывает личности тот стандартный набор моральных, трудовых и других качеств, которыми она должна обладать.
Данные предписания могут иметь вид как фиксированных требований (воинский устав), так и своеобразных пожеланий, ожиданий окружающих. В системе формализованных социальных институтов есть формальные требования, стандарты, следовать которым строго обязательно. Особенно жестко механизмы предписывания действуют в армии. Там шире и ролевой набор, подлежащий предписанию, и строже контроль за его выполнением. (Мы также знаем, какой должна быть хорошая хозяйка, хотя в этом случае механизмы предписывания действуют лишь на неформальном уровне.)
Механизм поощрения выполнения ролевых предписаний. Выполнение в полной мере этих предписаний обусловливает для личности достаточно высокую вероятность эффективного решения личных целей, повышает гарантии получения признания, материального вознаграждения, кадрового продвижения.
Каждый исполнитель той или иной социальной роли должен ясно осознавать, что условием его успеха на данной стезе является более или менее тщательное соблюдение ролевых предуказаний. И это касается не только инженера, военного, но и хозяйки, матери: признание, отношение к ней со стороны супруга, детей обусловлено не только эмоционально-психологическими, но и социально-ролевыми механизмами — насколько ее поведение в семье соответствует принятым образцам поведения хозяйки, матери в данной культуре, среде.
Механизм контроля. Общество, социальная группа не только ог-бирают людей для выполнения определенных ролей, не только предписывают (предлагают) им образцы соответствующего ролевого поведения, но и контролируют исполнение роли в соответствии с
* Бергер П. Приглашение в социологию, с. 91 478
определенными ролевыми нормами. Жесткость социального ролевого контроля зависит, в первую очередь, от следующих факторов:
• степень формализованности роли (военные, работники пра
воохранительных органов). Например, дружба всегда реали
зуется через неформализованные социальные роли, поэто
му и санкции здесь достаточно условны, кроме одной —
резкий разрыв связи;
• важность того или иного компонента ролевого поведения;
• престижность статуса: роль, связанная с более престижным
статусом, подвергается более серьезному и тщательному внеш
нему контролю и самоконтролю;
• сплоченность группы, в рамках которой осуществляется ро
левое поведение, а значит, и силы группового контроля;
• степень референтное™ группы, ее авторитетности для ис
полнителя роли.
Контроль осуществляется в самых разных формах — от воздействия общественного мнения, проявления недоверия, избегания контактов до репрессий.
Послушание, подчинение внешним требованиям довольно развито у людей, что становится одним из важнейших механизмов обусловливания поведения личности социальной средой. Обратим внимание на результаты эксперимента С. Милгрэма, который разделил испытуемых на «учителей» и «учеников» и исследовал, будут ли «учителя» подчиняться требованию экспериментаторов, усиливать наказание «ученику», несмотря на страдания последнего (мнимые, о чем «учитель» не знал). Эксперимент был проведен в университетах разных стран. В США 60% «учителей» усиливали наказание «ученику», несмотря на его просьбы не делать этого, т.е. послушание оказалось значительно сильнее милосердия. В Риме, Австралии показатели оказались еще выше, а в Мюнхене составили 85% (!) испытуемых (что является своеобразным подтверждением немецкой дисциплинированности как социокультурного явления).
Таким образом, отбирая, предписывая, поощряя и контролируя, социальная среда фактически «созидает» личность, ее знания, качества такими, как этого требует социальная роль. Благодаря этому личность вписывается в процесс функционирования социальных институтов, не нарушает заведенный, привычный порядок.
Социальная среда обусловливает прежде всего ролевое поведение индивидов, т.е. социально повторяющееся, типичное.
РОЛЕВЫЕ КОНФЛИКТЫ ЛИЧНОСТИ |
Можно объяснить внутренние переживания людей, их душевную неустойчивость, столь возросшие в последнее время, преимущественно индивидуально-психологическими причинами (особенностями темперамента, высокой тревожностью восприятия). Наверное, немало случаев, когда именно они являлись основанием
479
душевного разлада. Но социология стремится находить причины личных потрясений, переживаний в конфликтах, несогласованностях тех требований, ожиданий, предуказаний, которые предъявляет к человеку социальная среда. Едва ли не большинство многих внутренних конфликтов личности, ее раздвоенность, непоследовательность объясняются ролевыми конфликтами, которые существуют независимо от данной личности. Устанавливая причины душевного разлада, надо помнить, что чаще всего именно несогласованность ролевых требований, которые человек должен выполнять, — одна из главных причин, определяющих драматизм, а подчас и трагизм жизни нашего современника, живущего в мире, который ставит его перед трудноразрешимыми дилеммами, предъявляя ему взаимоисключающие требования и т.д.
Ролевые конфликты возникают в силу ряда конкретных причин и приобретают различную социальную и психологическую форму. Одну из таких причин мы уже упоминали — это внутренняя сложность самой роли, сочетающей в себе функционально-целесообразные и культурно-вариативные компоненты, между которыми может возникнуть несоответствие, что прождает «внутриролевой» конфликт.
Другая причина ролевых несоответствий — различия, несовпадения интерпретации, трактовки того, как должна выполняться одна и та же роль (конфликт экспектаций). На нашей схеме ролевого поведения (рис. 1) «социальная роль» (Ша) выглядела очень абстрактно. Но при глубоком анализе обнаруживается, что в рамках одного общества при безусловном сохранении единства главных требований личность может столкнуться с достаточно различными экспектациями.
К примеру, можно выделить следующие образцы ожидаемого поведения студента:
принятый в обществе образец (студент должен систематически посещать занятия и готовиться к ним, посещать библиотеку, расширять свой научный и культурный кругозор и т.д.); на этот, может быть, не совсем реальный образец нас ориентируют законы, инструкции, правила, регламентирующие поведение студента в вузе; экспектаций тех, с кем непосредственно взаимодействует конкретная личность (речь идет об образцах учебной деятельности, принятых в вузе, в котором обучается студент);
экспектаций референтной (для личности) группы, с которой она себя идентифицирует; здесь могут быть совершенно иные представления о поведении студента (появляться на занятиях лишь к концу семестра, начинать серьезно заниматься только в период сессии и т.д.).
480
Как видим, даже в рамках одного общества личность сталкивается с различными экспектациями ролевого поведения, что становится одной из главных причин ролевых конфликтов.
Существует еще одна группа несоответствий, порождающих «межролевой конфликт».
Следует иметь в виду, что каждый статус «обслуживается» множеством ролей. Директор завода в одной роли выступает перед вышестоящими руководителями, в другой роли — перед своими коллегами, в третьей роли — перед подчиненными, в четвертой — перед родственниками. Главный его статус — директор завода, но во всех перечисленных ролях он выступает в новом ракурсе. Р. Мертон назвал совокупность ролей, обусловленную данным статусом, ролевым набором. Процесс дифференциации социальных институтов (одна из ведущих тенденций социального развития) все время умножает число статусов, которыми обладает человек, и закрепленных за ними ролевых наборов. При этом каждый образец ролевого поведения, обслуживая конкретную функцию, приобретает в чем-то свой специфический набор норм, образцов действий, ценностных приоритетов. Происходит дальнейшая фрагментаризация социальной жизни; личности все сложнее сохранить свою целостность. Все чаще возникают ситуации, при которых на личность оказывают давление различные по содержанию ролевые предуказания.
На основе перечисленных причин выделим основные типы ролевых конфликтов.
1. Внутриролевой конфликт между функциональной целесообразностью ролевых предписаний и социокультурными особенностями ролевых стандартов.
Яркий пример внутриролевого конфликта — атмосфера, в которой работали поколения обществоведов советских лет. Для всякой науки функционально целесообразно, чтобы ученые занимали рационально-критическую позицию по отношению к действительности. Но в условиях тоталитаризма от обществоведов ожидалось (и это стало нормативным образцом, выполнение которого контролировалось) оправдание существующего положения вещей, одобрения и пропаганды результатов деятельности политической элиты, что накладывало на весь облик обществоведа определенный отпечаток.
Конфликт между функциональной целесообразностью и социокультурными образцами социальной роли может быть решен по-разному. В нашем примере социокультурные ценности, требования, поддерживаемые всей мощью государственной машины, одержали безусловную победу, в результате чего за малым исключением общественная наука как средство рационально-критического познания социальной жизни фактически в былые годы по сути была сведена на нет.
481
16 Общая социоло1ия
Сегодня аналогичный внутриролевой конфликт нередко проявляется у работников средств массовой информации (конфликт между необходимостью предоставлять обществу объективную информацию и обычаем выполнять чей-то заказ).
2. Конфликт экспектаций, т.е. конфликт, вызванный различиями
интерпретаций одной и той же роли, может проявляться в различ
ных вариациях.
• Конфликт, вызванный тем, что различные субъекты предъяв
ляют подчас противоположные требования к выполнению личнос
тью одной и той же роли.
Нередко от женщины-работницы начальник ждет высокой самоотдачи на работе, а ее муж и дети — низкой самоотдачи на работе, с тем, чтобы она могла больше сил и времени уделять семье. Вспомним пример о конфликте экспектаций по поводу поведения студента: его друзья могут предъявлять ему совершенно иные требования, чем его родители и преподаватели.
• Пример с женщиной-работницей свидетельствует и о том,
что различные субъекты по-разному оценивают значимость одной
и той же роли (еще один вид ролевого конфликта): в семье счита
ют, что главное — это роль матери, а ее начальник убежден, что
главное — это роль работницы.
Еще один вариант конфликта экспектаций — между ролевыми стандартами, выработанными в различных социальных общностях, социальных средах, который особенно ярко проявляется при смене личностью социокультурной среды.
Даже смена кафедры, вуза преподавателем в границах одного и того же города может породить определенную напряженность, ощущение «чужака» и т.д. На одной кафедре ролевая матрица «руководитель — подчиненный» основана на демократических принципах: руководитель научно-педагогического коллектива — это не начальник воинского подразделения, он не столько диктует, навязывает коллегам свои решения, сколько координирует их деятельность, ч ' создавая простор для творчества. На другой кафедре эта матрица может строиться на авторитарных принципах. Человек, усвоивший ролевые экспектаций демократического руководства, будет формировать линию поведения в духе соответствующих ожиданий, столкнувшись с авторитарностью, произволом, что как правило, создает основу для конфликта.
3. Традиционным для социологии является анализ межролевого
конфликта: очень часто возникает несоответствие между ролью
«заботливого отца, хорошего семьянина» и «влюбленного в свое
дело ученого, самоотверженного исследователя». Укажем, что и
та, и другая роль «выпестованы» обществом, столкновение про
изошло по причине противоречий мех<ду самими стандартами,
которые не возникали до тех пор, пока не пересеклись в конкрет
ной личности.
482
Ориентация на две при синхронизации противоречащие друг другу социальные роли приводит к внутренней борьбе личности, ее раздвоению и т.д.
Конкретно это раздвоение может проявляться по-разному: ученый стремится больше заниматься детьми, но реально не уделяет им должного внимания из-за занятости научными исследованиями. В этом случае конфликт ролей проявляется как противоречие между намерениями (а может быть, -и заявлениями, словами) и реальным поведением. Межролевой конфликт может проявиться и в непоследовательности поведения личности. Когда наш герой не занят наукой, он заботливый отец; когда же он занят своими исследованиями, он может проявить удивительное безразличие и бессердечие по отношению к своему ребенку.
_ Выполняя роли, человек, как правило, испытыва-
напряженияет эмоциональные и нравственные переживания,
и ПУТИ ихможет войти в конфликт с другими людьми, ис-
преодоленияпытывать моральный кризис, раздвоенность. Это порождает дискомфорт, неуверенность, психологическое расстройство, являющееся признаками ролевого напряжения. «Ролевое напряжение может повышаться в связи с неадекватной ролевой подготовкой, или ролевым конфликтом, или неудачами, возникающими при исполнении данной роли»*.
Ролевые напряжения довольно многообразны. Они могут иметь преимущественно внутриличностный (внутреннее напряжение в ходе выполнения ролей, ролевых конфликтов) или внешний характер. К числу последних можно отнести виды напряжений, возникающие между исполнителем данной роли и его партнерами, которые ожидают от него совершенно иного поведения.
Мы уже приводили пример конфликта экспектаций, связанный с ' переходом преподавателя с одной кафедры на другую в пределах того же города. Примером внешних ролевых напряжений могут быть и случаи, когда исполнитель одной роли использует ее нормы поведения при исполнении другой роли (офицер использует нормы армейской жизни в семье, что вызывает возражение близких, создает напряжение).
Основными причинами ролевых напряжений являются прежде всего ролевые конфликты, о которых речь шла выше. Широко распространенной причиной ролевых напряжений является и неадекватная ролевая подготовка ввиду моральной и профессиональной неадаптированности исполнителя к требованиям той или иной роли.
Речь идет о трудностях, переживаниях в связи с необходимостью исполнения данной личностью нового статуса и, соответственно, незнакомой ему роли: овладение ролью студента, солдата, отца,
* Фролов С.С. Социология, с 74.
483
матери, деда, начальника и т.д. Это требует как приобретения новых знаний, навыков, так и формирования новых моральных качеств, свойств. Дед должен не только научиться укладывать внука спать, но и выработать в себе способность заботиться о нем, стать добрее, мягче. Ролевое напряжение, вызванное овладением новым статусом, особенно ярко происходит в период так называемой адаптации к новой роли.
Не меньшая ролевая напряженность возникает и при существенном изменении ролевого стандарта поведения. Так, руководителю государственного предприятия, собирающемуся стать руководителем акционерного предприятия, требуется новая ролевая подготовка, которая проходит довольно сложно, поскольку необходимо преодолеть уже сложившиеся, привычные для него и окружающих стандарты поведения руководителя государственного предприятия.
В некоторых случаях речь идет о физическом, интеллектуальном и другом несоответствии человека данному статусу и роли, что приводит к систематическому психологическому напряжению, формированию комплекса неполноценности, депрессии.
Как многообразны формы, причины, ситуации, порождающие ролевые напряжения, так многообразны и пути их преодоления. Мы не ведем речь о преодолении первооснов, первопричин психологического напряжения в ходе ролевого поведения — речь идет лишь о путях преодоления напряжений, возможной депрессии.
Очевидно, что напряжения, связанные с неадекватностью ролевой подготовки, преодолеваются по мере преодоления этого несоответствия в ходе получения необходимых знаний, жизненного опыта, наблюдений и т.д.
Если же напряжение вызвано физическим, интеллектуальным несоответствием личности статусу и роли, на которые она претендует, то здесь могут быть предложены иные меры, смысл которых — защитить психику личности от депрессии, вызванной неудачами. Для этого может быть применен метод рационализации ролевых ожиданий, создающий иллюзорные, но кажущиеся рациональными оправдания неудач.
Молодому человеку, который по состоянию здоровья не был принят в отряд космонавтов, внушается мысль, оправдывающая его неудачу: лучше заняться научно-исследовательской работой, где гораздо шире возможности самореализации; молодому певцу, которому его природные задатки не дают надежд на блестящую карьеру на этом поприще, внушается мысль, что горздо интереснее карьера композитора, дирижера и т д.
Рационализация ролевых ожиданий может снижать притязания, переносить притязания с одного престижного статуса на другой, но в другой области, сфере (к примеру, с производства на семью, и наоборот).
Суть принципа разделения ролей, как пути преодоления ролевых напряжений, — осознанная дифференциация правил, приемов,
484
норм, присущих выполнению одной роли, от норм, образцов поведения, присущих другой роли.
Известно, как часто мать-учительница продолжает свою «педагогическую» деятельность дома, подчас проявляя жесткость и лишая семью ласки. Зачастую офицер продолжает муштру и дома, в кругу знакомых, на отдыхе. Разделение ролевых ожиданий ни в коем случае не предполагает ущемления, забвения одной из ролей во имя другой. В нем реализован известный принцип: «Богу — богово, Кесарю — кесарево».
Принцип иерархизации ролей также может сыграть огромную роль в преодолении серьезных психологических переживаний, порожденных столкновением ролевых предуказаний.
«Что для меня важнее — дети, семья, или наука?» «Кто я прежде всего — мать или работница?» Каждый человек, столкнувшись с подобной дилеммой, оказывается в психологическом тупике, выход из которого — выбор самой личностью одной из этих ролей в качестве приоритетной. И в конфликтных ситуациях следует выполнять предуказания роли, которой отдано предпочтение.
Регулирование ролей — это сознательные, целенаправленные действия общества, нации, коллектива, семьи, цель которых — преодоление психологического напряжения личности, вызванного ролевым конфликтом.
Например, конфликт между воинской присягой, которая повелевает выполнять приказы, в том числе связанные с уничтожением других людей и принципами человеколюбия, гуманизма. В результате воин, как правило, испытывает глубокое морально-психологическое переживание, вводящее его в длительное депрессивное состояние (вьетнамский синдром в американской армии, афганский и чеченский синдромы — в российской). В этом случае напряжение может быть преодолено, в том числе благодаря и тому, что общество, нация, семья берут на себя регулирование этого конфликта, рационально обосновывают поведение воина, оправдывают его действия: «выполнение интернационального долга», «наведение конституционного порядка во имя сохранения целостности государства».
Другая форма регулирования ролей связана с утверждением (пропагандой) властными органами, средствами массовой информации новых стандартов ролевого поведения. (Подобное регулирование ролей могло бы сыграть немалую роль в утверждении в нашем обществе образца предпринимателя, фермера и т.д., повышении их престижа.)
§ 3. Автономия личности.
Ролевое поведение — это притворство?
Итак, общество, социальная среда обладают достаточно ощутимыми механизмами обусловливания ролевого поведения личности.
485
Но при этом личность сохраняет свою автономию, которая тем ощутимее, чем явственнее проявляются в той или иной ситуации структурно-ролевые альтернативы (в отличие от структурно-ролевого принуждения, о котором речь шла в разделе, посвященном механизмам ролевого обусловливания поведения). Структурно-ролевые альтернативы являются свидетельством того, насколько в данной среде широк выбор личностью варианта ролевого поведения, что может зависеть от специфики статуса (ролевое поведение мусорщика слабее регламентируется, чем ролевое поведение военного, врача и др.), престижности статуса (чем престижнее работа, тем сильнее групповой контроль за репутацией престижной фирмы и т.д.).
Следует также учесть, что-различные общества предоставляют личности различный по широте выбор ролевых альтернатив. Тоталитарные системы, как правило, существенно ограничивают свободу индивидов и, соответственно, автономию личности —- в целом происходит ее унификация, стандартизация.
ПРОИГРЫВАНИЕ РОЛЕЙ |
Автономия личности прежде всего проявляется в ходе проигрывания ею ролей (см. рис. 1, Шб), процесса, в котором взаимодействуют несколько факторов:
• нравственный мир личности, ее идеалы, установки, притя
зания (назовем это «Я» данной личности): что-то является
для нее приемлемым, желательным, что-то вызывает не
приятие, а что-то воспринимается как вынужденное.
Конечно, при нормальном порядке вещей различные экспекта-ции ролевого поведения не могут иметь принципиальных расхождений — ведь и нравственный мир личности, и система экспекта-ций формируются в едином ценностно-нормативном пространстве данного общества, данной культуры.
Но личность (в частности, студент) оценивает, насколько те или иные аспекты ролевых предуказаний (учебной деятельности) желательны, приемлемы для нее (экспектации своей референтной группы, круга друзей или общественный образец ролевого поведения студента), и осуществляет выбор из возможных вариантов;
• собственно проигрывание ролей зависит от способности лич
ности предвидеть, рассчитать возможные последствия выбо
ра того или иного варианта ролевого поведения.
В проигрывании ролей большое значение имеют не только интеллектуальные способности личности, но и опыт решения ролевых проблем, отсутствие которого (например, «юношеский максимализм») может привести к серьезным ролевым конфликтам, вызванным бескомпромиссностью, завышенной интерпретацией образцов ролевого поведения и т.д.
486
ситуации Первое. В начале условной цепочки взаимодействия
ролевого личности и общества (поиск личности — предло-
n i^n-rAm-iv' жения общества — выбор личностью из предло-
Раздел VIII.
Глава XXII. Общество: механизмы развития и разрушения
Раздел IX.
Раздел X.
Ubbul 1Ь*1ЬпИЬ
условий длязнания подчиненными сформированной систе-
признаниямы властных отношений как справедливых и за-
легитимнымиконных. Исследование этой проблемы восходит к
формируемыхработам М. Вебера по изучению легитимности и
иГ.'^лтылм!1,-?.1^ нашло продолжение в разработках таких специа-
Г
• систему социальных норм, предписаний и правил, регули
рующих их взаимоотношения и деятельность; систему роле
вых предписаний, задающих основу организационного по
ведения людей и социальных групп.
Будучи связанной с системой установленных правил, формальная организация стандартизирует и унифицирует отношения в сфере деловых взаимодействий, существенно снижает роль личного фактора (позволяя не учитывать в управлении индивидуальные особенности его участников) в деятельности организаций; делает деловые отношения более определенными и предсказуемыми; сводит сложность и многофакторность человеческих отношений к упрощенным стандартизированным безличным деловым взаимодействиям между позициями. Построенные на этом принципе отношения — это не отношения реальных людей, а отношения их позиций — например, директора магазина игрушек с заведующим секции мягких игрушек.
Сточки зрения обеспечения порядка и предсказуемости в сфере деловых отношений преимущества такой системы отношений очевидны. Стремление же свести все организационные отношения организации к деловым и формальным привело к появлению в теории организаций и управленческой практике одной из наиболее популярных в первой половине XX в. моделей организации, именуемой моделью «идеальной бюрократии». Формирование последней связано с именем М. Вебера, хотя сам термин «формальная организация» был введен значительно позже Э. Мэйо. Рассматривая бюрократию как наиболее эффективную форму принципов легитимной власти (работа по правилам), Вебер трактовал последнюю как самый эффективный и технически чистый тип социальной организации из созданных человечеством и как единственный тип подлинно профессионального управления,-как машину по принятию рациональных решений. Будучи направленной на рационализацию деловых взаимоотношений, построенных на власти универсальной и безличной нормы, она противостоит власти реального человека, поскольку та всегда предполагает произвол*.
Логика высокоформализованных бюрократических деловых отношений по Веберу предполагает, что:
• бюрократия представляет собой «штаб», состоящий из ве
домств (специализированных социальных институтов) с четко
разделенной сферой полномочий;
• деятельность каждого ведомства специализирована, компе
тенция каждого работника в ней четко определена и четко
обозначена;
* См Вебер М. Три типа господства.
583
• деятельность максимально дробится, упрощается и стандар
тизируется, обязанности исполнителей просты и рутинны;
• все управление строится на принципах разделения компе
тенции, иерархии и власти;
• каждый руководитель наделяется властью и формальным ав
торитетом, в соответствии с иерархией;
• каждый подчиненный имеет руководителя;
• приказы отдаются сверху, но обжалуются снизу;
• власть любого руководителя строго нормирована и ограни
чена рамками деятельности;
• деятельность максимально регламентирована системой еди
нообразных и обязательных правил, причем и само управле
ние строится в соответствии с установленными правилами;
• управленец — это чиновник, наемный работник, высоко
квалифицированный профессионал, специализирующийся
на определенном виде управленческой деятельности;
• идеальный чиновник осуществляет обязанности в соответ
ствии с инструкцией, строго по правилам, не проявляя
эмоций;
• карьера чиновника зависит от его стажа и квалификации;
• оплата труда зависит не от количества выполненной рабо
ты, а от должности, которую человек занимает в организа
ции.
Однако, как показывает практика, построить деятельность организации целиком на принципах формализации отношений невозможно. Во-первых, реальная деятельность бюрократии не столь идиллична, как ее описал М. Вебер. Как видно из работ авторитетных специалистов (П. Блау, А. Гоулднер, Р. Дабин, М. Крозье, Р. Лай-керт, Д. Макгрегор, Р. Мертон, Д. Сильверман, Н. Смелзер и др.), она порождает ряд дисфункций, из которых наиболее значимы игнорирование внешнеориентированных целей, обслуживание корпоративных интересов, отчуждение работника и др. Во-вторых, деятельность организации предполагает не только порядок, но и творческую активность работника, что в данной модели практически не предусмотрено. В-третьих, существует множество ограничений на тотальную формализацию отношений:
• всю сферу человеческих взаимодействий в организации нельзя
свести к деловым;
• формализация деловых отношений возможна только в том
случае, если способы деятельности и задачи повторяются;
• в организации существует масса проблем, требующих ин
новационных решений;
• высокий уровень формализации отношений возможен лишь
в той организации, ситуация в которой относительно ста-
584
бильна и определенна, что позволяет четко распределить, регламентировать и стандартизировать обязанности работников;
• для установления и юридического оформления норм необходимо, чтобы эти нормы соблюдались в неформализованной сфере.
Ряд специалистов (например, М. Крозье) утверждают, что даже организации, именующиеся бюрократическими, не представляют собой систем, в которых вся сфера деловых отношений формализована и упорядочена. Они представляют собой «островки упорядоченности и определенности в море неопределенности». В связи с этим возникает необходимость дать представление об альтернативном типе социальной регуляции поведения, сосуществующем в формальной организации.
Неформальная организация — это во многом альтернативная, но не менее действенная подсистема социокультурной регуляции поведения, стихийно возникающая и действующая в организации на уровне малых групп. Этот тип социальной регуляции поведения ориентирован на реализацию групповых целей (зачастую не совпадающих с общими целями организации) и поддержание социального порядка в группе. Вектор ее воздействия часто не совпадает с вектором организационного воздействия формальной организации. Возникая в процессе деятельности, неформальная организация действует как в сфере деловых, так и неделовых отношений.
Неформальная организация может быть определена как естественно сформированная социокультурная подсистема регуляции поведения людей, действующая в рамках малой группы и институционализирующая отношения между людьми, а не позициями. Эта подсистема направлена на обеспечение общих целей и общих интересов группы. Открытие этой подсистемы регуляции связано с разработками представителей школы человеческих отношений (Э. Мэйо, Ф. Ротлисбергер, В.уДиксонс и др.), анализом итогов знаменитого хотторнского эксперимента, а в дальнейшем — с работами Ч. Барнарда, Р. Дабина, Р. Лайкерта, Г. Саймона, Дж. Хоманса, А. Этцио-ни и др.
В разработках Э. Мэйо механизм неформальной организации рассматривается как элемент процессов групповой динамики и оценивается как действенное средство регуляции поведения в группе. Оно связывается с появлением в группе воспроизводимых форм поведения — «рутин» и системы выработанных группой социальных норм, направляющих, контролирующих, регулирующих и корректирующих межличностные взаимодействия в группе и поведение отдельных ее членов. Этот механизм дополняется формированием динамичной структуры групповых отношений, связанных с выде-
585
лением авторитетных членов группы — лидеров — основных агентов контроля за поведением группы, направленного на реализацию и защиту ее интересов.
Э. Мэйо правомочно отмечал, что роль этой системы столь сильна, что любые акции, предпринимаемые руководством в организации, имеют смысл только при одобрении группы, и указывал на действенность предпринимаемых группой санкций в ответ на отклоняющееся поведение лидера. Поскольку структура формируемых здесь отношений более динамична, нормы более подвижны, чем в формальной организации, а более подвижные цели не совпадают с целями организации, по мнению некоторых специалистов, в частности Ч. Барнарда, неформальная организация хотя и является важным компонентом социальной организации, но может быть рассмотрена как бесструктурная система бессознательной регуляции, координации деятельности и поведения, проявляющейся на уровне группы. Однако большинство современных специалистов считают неформальную организацию целенаправленной и достаточно структурированной системой регуляции, действующей на уровне группы*.
Взаимоотношения формальной и неформальной организаций сложны и диалектичны. С одной стороны, очевидное изначальное несовпадение целей и их функций ведет к рассогласованию векторов их организационных воздействий и часто провоцирует конфликт между ними. С другой стороны, эти подсистемы социальной регуляции взаимодополняют друг друга. Если формальная организация, объективно ориентированная на достижение общеорганизационных целей, часто провоцирует конфликт между участниками совместной деятельности, то неформальная организация снимает эти напряжения и укрепляет интеграцию социальной общности, без чего деятельность организации невозможна. Кроме того, по утверждению Ч. Барнадра, связь этих систем регуляции очевидна: во-первых, формальная организация возникает из неформальной, т.е. образцы поведения и нормы, создаваемые в процессе неформальных взаимодействий, являются основой для конструирования формальной структуры; во-вторых, неформальная организация — полигон для проверки создаваемых образцов, при отсутствии которой юридическое закрепление социальных норм в формальной подсистеме регуляции ведет к их недействительности; в-третьих, формальная организация, заполняя собой лишь часть организационного пространства, неизбежно порождает неформальную организацию.
* См ■ Эпштейн С. Индустриальная социология в США — М., 1972. 586
§ 3. Внутренняя среда организации
Весь перечень процессов формирования воспро-
ОРГАНИЗАЦИИ КАКИЗВ°ДИМЫХ> предсказуемых и устойчивых дело-
ВАЖНЕЙШАЯвых формальных отношений в организации на-
составляющаяходит отражение и закрепление в структуре уп-
внутреннейравления организацией, именуемой формальной
среды иили административной структурой организации.
организацииПоследняя в наиболее общем виде может быть
определена как принятый в организации способ разделения деятельностей, способ ее соединения, координации и контроля, закрепленный в системе взаимосвязанных безличных статусов (должностных и профессиональных), юридически закрепленных социальных норм и формально-ролевых предписаний подразделений, функций, закрепленных за каждым подразделением и ролевых позиций, системе деловых коммуникаций между ними, форм и способ принятия решений. Совокупность этих элементов обеспечивает порядок в сфере деловых взаимодействий, что создает предпосылки для эффективной совместной деятельности. Структура организации, таким образом, является одной из главных характеристик внутренней среды и строения организаций.
Организационные структуры вариативны. Они различаются степенью дифференциации и специализации видов деятельности и структурных подразделений; мерой централизации в принятии решений; уровнем централизации власти, числом этажей иерархии и длиной скалярной цепи; степенью стандартизации и формализации деловых отношений; мерой автономии работников и структурных подразделений; принятыми формами и степенью жесткости контроля, способами коммуникаций и др. Разные исследователи (Дж. Вудворд, А. Чендлер-мл., Д. Пыо (Паг), Г. Саймон и др.) называют до 10—14 подобных признаков организационной структуры.
В ряде современных концепций организации, начиная с разработок представителей «эстонской группы», громадный перечень переменных, характеризующий параметры структуры, пытаются свести к более ограниченному перечню укрупненных параметров. Так, в концепции группы Д. Пью, Б. Хайниыгс, Д. Хиксона вводятся два укрупненных измерения организационной структуры: 1) горизонтальное, именуемое параметром «структурности деятельности» (последнее включает такие характеристики структуры, как степень структурной дифференциации, степень формализации и стандартизации деятельности); 2) вертикальное, именуемое степенью концентрации власти (последнее включает такие характеристики структуры, как мера автономии организации в принятии решения
587
ВНУТРЕННИЕ Некоторые наиболее типичные структуры будут
ситуационные рассмотрены в дальнейшем. Формирование того или иного типа структур во многом зависит от ряда факторов, именуемых «ситуационными пе- j ременными» и относящихся как к внутренней, так и внешней среде организаций. Соответственно определяется набор переменных, характеризующих внутреннюю среду организации. Отметим, что к ситуационным переменным, относящимся к внутренней среде и ; влияющим на структуру организации, могут быть отнесены цели, стратегия, технология, размер организации, тип персонала, тип организационной культуры*.
Цели организации. Один из важнейших элементов внутренней среды и внутренних ситуационных переменных организации — организационные цели. Важнейшую их роль в формировании организационной структуры и функционировании организации отмечали практически все специалисты по организации управления, начиная с представителей классической школы. Так, А. Файоль, давая определение социальной составляющей процесса организации, связывает этот процесс именно с формированием структур управления под цель. Эта же точка зрения в той или иной форме просматривается и в работах многих современных специалистов, особенно рационально дефпрагматической ориентации (Р. Дабин, П. Друкер, М. Крозье и др.).
Под целями организации обычно понимается идеальный образ .желаемого будущего или планируемый результат. Проблема целеполага-ния активно разрабатывается организационной и управленческой теорией, начиная с классической школы.
Управление современной организации предполагает наличие не одной цели, а их разветвленной системы, при этом работа с целями — особая область деятельности управленца, который занимается выбором приоритетных целей и их уравновешиванием в терминах «результат — цена». При этом именно оценка результатов реализации широкого перечня целей сегодня часто рассматривается как основной способ оценки эффективности организации.
Например, П. Друкер, один из авторов популярной на Западе концепции «управления по целям», применительно к деловой коммерческой организации выделяет следующий примерный набор целей, ориентированных на реализацию в разных областях:
• определение секторов рынка, с которой организация рабо
тает;
• цели, связанные с отношением к нововведениям и облас
тям нововведений;
* См ■ Мескон М X., Альберт М., Хедоури М. Основы менеджмента. 590
• обеспечение продуктивности организации;
• обеспечение определенного уровня производительности;
• обеспечение материальных и финансовых ресурсов;
• достижение определенного уровня прибыли;
• развитие эффективности системы управления и развитие самих
менеджеров;
• обеспечение признания организации со стороны внешнего
окружения.
Оценивая функцию целей, Друкер связывает с их существованием возможность решения ряда управленческих проблем:
• оценка и интерпретация широкого спектра общественных
явлений;
• проверка истинности теоретических представлений, латен
тно заложенных в целях;
• оценка и предсказание поведения людей, групп и других
организаций;
• оценка значимости тех или иных целей уже в процессе при
нятия решения*.
Стратегия организации. Другим важным компонентом внутренней среды, тесно связанным с понятием цели, является стратегия. Эта ситуационная переменная внутренней среды, интегрирующая осмысленную логику организационного развития. Под стратегией обычно понимается разновидность долгосрочного плана развития организации, ориентированного на перспективы взаимоотношений с внешней средой с учетом реальных и потенциальных возможностей организации. По определению А. Чендлера, последняя включает перечень долгосрочных целей, краткосрочных и вспомогательных целей, способы распределения и пользования ресурсами, правила, регулирующие взаимоотношения персонала и осуществление деятельности. Стратегия всегда возникает по поводу и в связи с изменением состояния внешней среды и в той или иной степени учитывает актуальные и потенциальные возможности организации.
В значительной мере определяя логику развития организации, стратегия в то же время влияет на формирование организационной структуры. Выявлению роли стратегии как одной из важных ситуационных переменных посвящены разработки Дж. Чайлда. В ходе реализации бирмингемского исследовательского проекта он пришел к выводу, что именно стратегический выбор, осуществляемый менеджером, предопределяет многие объективные факторы (размер, технологию, меру зависимости от других организаций, влияющих
* См ■ Пью Д.С, Хиксон Дж. Хрестоматия. Краткое изложение работ признанных авторитетов в теории и практике менеджмента. — М , 1992.
591
на формирование организационной структуры). При этом ранее сделанный стратегический выбор во многом ограничивает последующие выборы.
Важная роль стратегии в формировании организационной структуры отмечается и многими другими исследователями*. Так, А. Чен-длер и Г. Даймс, анализируя логику формирования структуры американских (а затем европейских) коммерческих организаций, показали, что каждому из двух выделенных ими типов противоположных стратегий (оборонительная и позитивная) развития организации соответствует свой тип организационной структуры. Так называемая оборонительная стратегия, ориентированная на удержание и укрепление уже завоеванных ранее фирмой позиций на рынке и предполагавшая ее развитие посредством слияния с организациями-поставщиками и продавцами), приводила к созданию централизованной функционально-разделенной («линейно-штабной, или неофункциональной) структуры». Позитивная стратегия, связанная с активным поиском новых рынков и созданием новых направлений деятельности (диверсификация), приводила к формированию децентрализованной (так называемой дивизионной) структуры. Об этом же свидетельствуют и работы многих других авторов (И. Ансоффа, П. Лоуренса, Дж. Лорша, Дж. Пфеффера, Дж. Саланчика и др.).
Технология. Третий важный компонент внутренней среды организации и одновременно ситуационная переменная — технология, один из мощных факторов, определяющих состояние структуры организации. В узкой трактовке технология, по определению Л. Дэ-виса и Ч. Перроу, — это совокупность средств деятельности (оборудование, инфраструктура, инструменты, технические знания и навыки персонала и др.), позволяющих обеспечить переработку сырья в конечный продукт (услугу) с заданными свойствами.
Э. де Боно, А. Маккей, Дж. Томпсон и другие предлагают более широкую трактовку технологии — как алгоритма любой деятельности, обеспечивающей достижение запланированного результата, что позволяет применить это понятие к процессам переработки информации и процессам управления.
Впервые проблема влияния технологии в ее традиционном понимании на социальные отношения (социальную организацию) и структуру организации исследована в работах представителей со-циотехнического подхода в социологии организации — Дж. Вуд-ворд, Р. Дабина, А. Раиса, Э. Триста, Н.И. Лапина, В.Г. Подмарко-ва, О.И. Шкаратана и др. Эти специалисты указали, во-первых, на
* См , Пью Д , Хиксон Д. Христоматия.. Ансофф И. Стратегия управления. — М , 1999.
592
то, что технико-технологический компонент организации формирует относительно самостоятельную подсистему регуляции поведения людей, сосуществующую с подсистемой социальной регуляции, а во-вторых, на то, что эта подсистема, особенно в производственных организациях, во многом предопределяет и ограничивает ряд черт собственно социальной организации и структуры.
Так, по Р. Дабину, именно технология задает систему социальных статусов, фиксируя место каждого работника в системе разделения труда, создавая основания для возникновения определенной формы социальной организации. Исследования представителей со-циотехнического подхода показали, что технология — это не только мощное средство целедостижения, но и важный фактор, влияющий на изменение социальных отношений и структуры организации. В наиболее наглядной форме это удалось продемонстрировать Дж. Вудворд. Исследуя разнотипные производственные организации в Британии, она разделила существующие технологии по степени жесткости контроля и возможности осуществления планирования деятельности на три типа: 1) технологии единичного и мелкосерийного производства (выпуск опытных и единичных образцов и мелких серий — уникальные турбины для электростанций, единичные заказы на реактивные самолеты, космические корабли, выставочные образцы и др.); 2) технологии массового и крупносерийного производства (машиностроение с применением конвейерной сборки); 3) технологии поточного производства (автоматизированные химические и металлургические предприятия). Проанализировав влияние технологий на параметры социальных отношений, Вудворд сделала вывод, что жесткость и тип технологий — мощный фактор, влияющий на жесткость и тип организационного контроля и типы организационных структур, значимость управленческих функций.
Так, описывая организационные структуры, характерные для использования первого, наименее'жесткого типа технологий (единичного и мелкосерийного производства), она в качестве их признаков назвала малоэтажность управленческой пирамиды, слабую дифференциацию видов деятельности, отсутствие вспомогательных рабочих и функциональных специалистов, низкую формализацию и стандартизацию отношений. Для организаций, использующих второй тип технологий, были характерны многоэтажная иерархическая пирамида с очень широким основанием (высокий уровень разделения труда), существенный процент вспомогательных рабочих и функциональных специалистов, высокий уровень формализации отношений, длинная скалярная цепь прохождения приказов. Для организаций, использующих третий тип технологий (наиболее жесткие), были характерны высокая пирамида с более узким, чем в организациях второго типа, основанием, преобладание процента вспомогательных рабочих и функциональных специалистов над основными рабочими и линейными специалистами, управление в режиме консультаций.
Технологии осуществления базовой деятельности не исчерпывают всего перечня технологий, используемых в организации, и не
20 Общая социология
593
являются единственными переменными. Понятие «технология» применяется и к процессам управления. Например, Дж. Томпсон приводит типологию технологий координации, которые он именует процедурами координации.
Размер организации. Четвертый компонент внутренней среды и ситуационная переменная, признаваемая практически всеми исследователями организации, — размер организации. Открытие значимости размера как важнейшей ситуационной переменной организации связано с разработками эстонской группы. Как показали исследования Д. Пью, Б. Хайнингса, Д. Диксона и др., сначала в Англии, а затем в рамках масштабного международного проекта, размер организации (ассоциирующийся в первую очередь с ее численностью) — один из важнейших факторов, предопределяющих такие переменные, как степень разделения труда в организации, степень ее структурной дифференциации (число специализированных подразделений), степень стандартизации и формализации деятельности.
Тип персонала. Пятый компонент внутренней среды и в то же время один из первых по значимости — это тип персонала. Именно персонал, будучи субъектом деятельности, носителем навыков, знаний, культуры и объектом организационного воздействия, оказывает мощное воздействие на организационную структуру и формы контроля. Под персоналом организации, в рамках данной главы, мы будем понимать всю совокупность работников, выполняющих различные виды деятельности в организации.
Во многих концепциях, начиная с У. Тейлора (П. Друкер, Д. Макгрегор, Э. Шейн и др.), именно человек в организации рассматривается как наиболее ценный организационный ресурс (при этом единственный ресурс, стоимость которого увеличивается по мере эксплуатации) и важная ситуационная переменная. От морального облика персонала, его ответственности и добросовестности, способности к конструктивной активности, квалификации, грамотности, степени интернализации работником наличной организационной культуры непосредственно зависит установление оптимальных форм организации, контроля и типа структур. Так, Г. Саймон именно с мерой и глубиной усвоения персоналом норм и ценностей, организационной культуры, которую он именует организационной моралью, связывает степень демократизации системы управления.
Представление о высокой значимости свойств персонала, для определения форм и методов управления и типов используемых организационных структур просматривается в теории организации на всех стадиях ее становления, начиная с классической школы и школы человеческих отношений. Именно противоположные пред-
594
ставления о свойствах рядового работника как объекта управления в производственных организациях Америки заставили Ф. Тейлора и Э. Мэйо предложить две противоположные модели управления.
Тейлор, апеллирующий к известной формуле, утверждающей, что «средний человек — глуп, ленив и жаден», предлагал соответствующую модель управления: жесткое разделение интеллектуального и исполнительного труда, программирование исполнителя извне, жесткие формы внешнего контроля и экономические стимулы (такая модель в концепции Д. Макгрегора* позже получила наименование теории X).
Э. Мэйо апеллировал к представлению о рядовом работнике как творческом, социально,ориентированном, ответственном и коллективистском существе, стремящемся к осуществлению творческой и сознательной деятельности, и соответственно предлагал мягкие формы контроля, использование творческого потенциала, саморегуляции, самоконтроля, неформальных механизмов регуляции, апелляцию не к денежным мотиваторам. Модель Мэйо рассматривала управленца как специалиста главным образом в области налаживания отношений в организации (теория Y).
Не вступая в спор об истинной природе человека, мы рассматриваем его качества как базовую ситуационную переменную (определяемую рядом факторов, среди которых важнейшим является культурный), во многом обусловливающую степень жесткости контроля и ограничения активности работника и его свободы в организации. В максимальной степени роль персонала как важнейшей ситуационной переменной была подчеркнута А. Этциони, сформулировавшим принцип «согласия», в соответствии с которым жесткость организационной структуры обратно пропорциональна ответственности персонала.
Организационная и деловая культура. Наконец, шестой компонент, иногда выделяемый в качестве особого элемента внутренней среды, — организационная культура и деловая культура. В концепциях современных исследователей — представителей рационально прагматической традиции (И. Ансофф, Т. Питере, Р. Уоттерман, Э. Шейн и др.) организационная культура рассматривается как один из элементов внутренней среды организации, как формируемый и управляемый фактор, предопределяющий формы организационного поведения и, тем самым, способы организации деятельности. Согласно такому подходу, организационная культура — это сознательно формируемый руководством или селектируемый фактор, непосредственно детерминирующий поведение человека. Согласно Э. Шейну, организационная культура вэтой концепции определя-
Макгрегор Д. Человеческий фактор и производство//СОЦИС. — 1995. — № 1.
595
ется как разделяемый большинством членов организации (или ядром организации), иногда плохо осознаваемый, интегрированный набор априорных базовых представлений (или культурная парадигма), которые группа изобрела, позаимствовала или приобрела другим путем в процессе решения проблем адаптации к внешней среде или проблем внутренней интеграции и которые признаны достойными и действенными для того, чтобы быть переданным другим поколениям.
В соответствии с такими представлениями культура обычно описывается как многоуровневая система, имеющая иерархическое строение: 1) ядро культуры — это набор разделяемых большинством работников организации, но неосознаваемых ими априорных базовых представлений, предопределяющих восприятие реальности и детерминирующих их поведение; 2) более низкий уровень — это разделение ценности, прямо ненаблюдаемые, но проявляющиеся в сходстве интерпретации ситуации; 3) наконец, третий уровень («уровень видимых артефактов») — это наблюдаемое поведение, воспроизводимые образцы поведения, организационной структуры.
Содержание этих представлений определяется принятыми принципами взаимодействия со средой, представлениями о повседневной жизни, взаимоотношениях природы и человека, содержании человеческой деятельности, принципах человеческих взаимоотношений. При этом, имея в основе набор иногда плохо осознаваемых базовых представлений, организационная культура проявляется на двух уровнях — среднем уровне, «уровне декларируемых ценностей», более осознаваемых членами группы, чем базовые представления, и низшем уровне, именуемом «уровнем видимым культурных артефактов», который напрямую проявляется в типе реальной формально-иерархической структуры, системе лидерства, принятых формах деятельности и поведения и др.
Существует и другая парадигма организационной культуры, предложенная исследователями, работающими в рамках феноменологической традиции (П. Бергером, М.Луи, С. Роббинсом, Д. Сильверма-ном и др.). Рассматривая единство организационной культуры как предпосылку коммуникаций и совместной деятельности и самого существования организации, они в то же время отрицают манипу-лятивную роль культуры и рассматривают человека не как «марионетку культуры», а как творца культуры. Суть этой концепции: принципиальный отказ от рассмотрения культуры как элемента внутренней среды, но рассмотрение ее как самой природы организации; отказ от рассмотрения культуры как управляемого или сознательно формируемого кем-либо фактора и ее трактовка как продукта уникальной истории организации; постулирование принци-
596
па «социальной определенности» (согласно которому именно в процессе и средствами совместной интерпретации реальной ситуации формируется социальная реальность); описание ее в терминах «наличного репертуара смыслов» (с учетом того, что реальные смыслы не существуют, присваиваются людьми в интерсубъективном контексте, который формируется в процессе неповторимой истории организации).
Следует также подчеркнуть, что организационная культура обычно не рассматривается вне контекста фоновой (общенациональной и национальной, деловой и профессиональной) культуры, которая по отношению к организации является элементом внешней среды. На тесную связь организационной и деловой культуры указывали многие авторы — например, представители эстонской группы (Б. Хайнингс, Д. Хиксон, Дж. Чайлд) и Г. Хофштед выявили прямую зависимость типа организации и форм управления от особенностей национальной деловой культуры.
§ 4. Внешняя среда организации и ее модели
представлениеОрганизация не может действовать изолирован-0 внешней средено от внешнего окружения, от характеристик которого во многом зависят ее структура, формы и направления деятельности. Организация получает от внешнего окружения разнообразные ресурсы и информацию; производит продукт (услуги) с учетом его потребностей; выполняет определенные функции по отношению к более широкому социуму; формирует свое поведение с учетом правил, установленных внешним окружением. Рассмотрим внешнюю среду организации, или организационное окружение.
На ранних стадиях развития теории организации (классическая школа, школа человеческих отношений) исследователи обращали основное внимание на внутренние факторы. Однако начиная с 50-х гг. на Западе термин «внешняя среда» прочно вошел в обиход организационной теории, а с середины 60-х гг. число исследований и значимость этой области исследования постоянно возрастали. Эта проблематика приобретает все большее значение в теории организации по мере нарастания нестабильности внешней организационной среды (перенасыщенный рынок). В современной теории организаций сложилось целое направление (инвайронментальный подход), пытающееся определить основные свойства организации исходя из логики ее взаимодействия с внешней средой и свойств самой среды.
Интерес к изучению внешней среды организации обусловлен тем, что она создает условия и накладывает ограничения на суще-
597
ствование организации. Будучи элементом более широкого социума, последняя находится от него и его элементов в высокой зависимости: во-первых, жизнедеятельность организации тесно связана с выполнением ею функций по отношению к этой более широкой системе; во-вторых, внешняя среда задает правила и ограничения, в которых организация вынуждена функционировать; в-третьих, она является необходимым источником ресурсов, вне которых организация не может осуществлять свою деятельность; в-четвертых, внешняя среда является сферой конкуренции для организаций, выполняющих сходную деятельность; в-пятых, она является ареной сотрудничества, кооперации и обмена деятельности между организациями (сама организация не является единственной сферой кооперации и обмена деятельности); в-шестых, внешняя среда — это источник замыслов менеджера и фактор, провоцирующий развитие организации.
МОДЕЛИ ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ |
Внешняя среда — это собирательное понятие. В современной теории и социологии организаций внешняя среда рассматривается как более широкая и значительно более сложная система, чем сама организация. В широком смысле внешняя среда — это совокупность внешних по отношению к организации факторов, влияющих на процессы жизнедеятельности организации (природных, технологических, культурных, экономических, юридических и др.). Будучи адекватным отражением какой-то стороны внешнего окружения, такие модели среды правомочны, однако односторонни. Поэтому в ряде теорий предпринимаются попытки создать интегрированную модель среды. Одной из наиболее удачных синтетических моделей среды, описывающих организацию как систему разнородных ресурсов и пытающихся совместить различные представления о внешней среде, является представление о ней как о сверхсложной «гетерогенной системе», — ситуационная модель среды, предложенная П. Лоурен-сом и Дж. Лоршем.
Эта модель, получившая достаточно широкое распространение в современной теории организаций, рассматривает внешнюю среду как совокупность разноприродных сегментов, предельное число которых не определено и для каждой конкретной организации равно числу специализированных подразделений, существующих в организации, вычленяющих свой тип ресурса. Здесь среда представлена как многослойное и разноприродное (гетерогенное) образование и каждый фрагмент организации имеет дело со своим подвижным фрагментом внешней среды, соответствующей определенному типу ресурса. Для отделов продаж и маркетинга внешней средой выступает рынок в собственном смысле слова, для отдела финансов внешней средой являются банки и акционеры, для отдела научно-техни-
598
ческих разработок — технологии и образцы новой продукции, для отдела кадров сегментом среды будет рынок рабочей силы и др. При этом каждый фрагмент среды, с которым данное подразделение стремится к балансу, предъявляет организации свою систему требований, обладает различной степенью подвижности, отличной от нее природой. Сама же среда трактуется как более сложная при более сложном и дифференцированном строении организации.
В рамках социологической трактовки среды обычно выделяют «широкую» и «узкую» трактовку внешней среды. Широкая трактовка предполагает рассмотрение внешней среды в виде макро- и микроокружения (классификация М. Зей-Феррел). Макроокружение — это внешние характеристики культуры (ценности, нормы, институциональные образцы, в том числе и юридические нормы), языковая среда и др., микроокружение — это другие субъекты деятельности, с которыми организация вступает во взаимодействие (другие организации).
Термин «внешняя среда организации» имеет и более узкую, собственно социологическую трактовку. Будучи элементом более широкого социума, она вступает в многообразные отношения с его различными подсистемами и элементами.
Наиболее популярной является узкая трактовка внешней среды как части микроокружения, как другие организации, с которыми данная организация вступает в отношения сотрудничества или конкуренции и от которых непосредственно зависит ее эффективность и жизнеспособность. Наиболее последовательно эта модель представлена в работах Дж. Пфеффера и Дж. Саланчика, которые правомочно рассматривают любую организацию как систему, зависящую от других организаций в части получения от них различных ресурсов (сырья, продуктов, услуг, денег, информации и др.). Ими выделено два типа зависимости — прямые и опосредованные. Первый предполагает отношения сотрудничества и обмена деятельностями и ресурсами: «поставщик — продавец», т.е. в этом случае организации вступают в прямые контакты; второй тип предполагает отношения конкуренции, при которых организации вступают в борьбу за дефицитный ресурс, прямо не контактируя между собой, но взаимодействуя на рынке через потребителя. Существуют и другие модели внешней среды.
ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ. ВНЕШНИЕ СИТУАЦИОННЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ |
Степень предсказуемости, мера определенности и предсказуемости состояния среды — главные характеристики внешней среды, влияющие на поведение организации. Предсказуемость изменений внешней среды во многом предопределяет выбор стратегии, структуры, направления развития организации, поведение организации.
599
К числу наиболее известных классификаций изменений внешней среды по уровню предсказуемости и неопределенности может быть отнесена классификация Р. Джарковича.
Она построена по двум основаниям: выраженности изменений и выраженности колебаний внешней среды в процессе изменений. По этим основаниям все изменения внешней среды могут быть разделены на четыре группы: 1) сильные изменения с незначительными колебаниями; 2) слабые изменения с незначительными колебаниями, 3) слабые изменения с высоким уровнем колебаний; 4) сильные изменения с высоким уровнем колебаний.
В современной теории организаций состояние внешней среды рассматривается как важнейший фактор и ситуационная переменная, определяющая структуру, функции, логику развития организации. Несмотря на различия представлений в инвайронментальных концепциях организации, состояние внешней среды рассматривается как один из важнейших факторов организационной динамики, организационного функционирования и развития. Другими основными характеристиками внешней среды являются также уровень ее предсказуемости и изменчивости, что во многом предопределяет степень определенности (неопределенности) ситуации, в которой работает организация, влияя на параметры структуры и способы организации деятельности. При этом в одних из инвайронментальных моделей организация деятельности связывается с объективными свойствами самой среды (степенью насыщенности рынка, политической и экономической стабильностью общества и др.), а в других — с режимом работы самой организации. Например, Д. Кац и Р. Канн рассматривают характеристики среды как во многом производные от изменения характеристик самой системы — функций «входа» и «выхода».
Именно уровень определенности (неопределенности) и предсказуемости изменений как базовая характеристика среды рассматривается обычно как задающий такие важнейшие параметры развития организации, как степень функциональной и структурной дифференциации, а также используемые способы и формы координации и контроля.
В концепции «комплексной организации» П. Лоуренса и Дж. Лор-ша, например, именно высокий уровень неопределенности внешней среды, с которой организация вступает во взаимодействие, заставляет менеджеров крупной деловой производственно-коммерческой организации дифференцировать среду на составляющие (последняя теперь описывается в терминах гетерогенной системы), создавать новые специализированные функции и структурные подразделения, что в конечном счете определяет контуры сложной комплексной организации. Последняя описывается Лоуренсом и Лоршем как состоящая из трех подразделений, относительно авто-
600
номных и разнородных по направлениям, способам деятельности, гипу персонала, технологии, стратегии и организационной культуре. 1) отдел научно-технических разработок; 2) отдел производства; 3) отдел продаж. При этом степень дифференциации внутри этих подразделений будет тем выше, чем выше уровень неопределенности внешнего окружения.
Другой внешней ситуационной переменной внешней среды, трактуемой как целевое окружение, являются типы и степени зависимости одной организации от другой. Эта ситуационная переменная была впервые отмечена представителями эстонской группы, в работах которых зависимость от других организаций определяла те характеристики структуры, которые были названы нами показателями «концентрации власти».
В работах П. Лоуренса, Дж. Лорша, Дж. Пфеффера, Дж. Салан-чика взаимоотношения организаций друг с другом описывались как отношения тотальной взаимной зависимости, объясняемой потребностью организации в различных ресурсах, которые контролируются другими организациями. Как уже упоминалось, эти зависимости были прямыми или опосредованными. При этом тотальная взаимозависимость организаций описывалась как всеобщие отношения, образующие единую «организационную сеть». Степень зависимости одной организации от другой во многом определяет и стратегию, и структуру организации. Согласно тезису Пфеффера и Саланчика, любая организация, формируя свою стратегию развития, ориентирована на обеспечение надежности отношений с другими организациями, и в то же время — на снижение своей зависимости от этих организаций.
ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ СРЕДА ОРГАНИЗАЦИИ КАК ФАКТОРЫ ОРГАНИЗАЦИОННОГО РАЗВИТИЯ |
Организационное развитие — это широко используемый в теории организаций, но многозначный и до сих пор недостаточно четко определенный термин. Под организационным развитием мы будем понимать процесс направленных качественных структурных изменений в организации, оцениваемых по их результатам как позитивные. Внешними признаками организационного развития обычно считают увеличение размера организации и ее структурную дифференциацию, усиление ее независимости от состояния внешней среды. Следует отметить, что используемые критерии позитивности субъективны, различны и весьма разнообразны — в одних моделях это повышение способности организации к выживанию, в других — достижение поставленной цели, в третьих — создание или освоение новых направлений и способов деятельности, в четвертых — удержание власти отдельными группами и др.
Существует множество моделей организационного развития, различающихся по фактору, провоцирующему изменение (эндогенные — внутрисредные и экзогенные — внешнесредные модели), оценке роли менеджера в процессе развития (рациональные и естественные), характеру протекающих процессов и др.
В современной социологии и общей теории организаций организационное развитие обычно связывается с воздействием как внешне- так и внутриорганизационных факторов. При этом ряд специалистов инвайронментальной ориентации (например, П. Ло-уренс, Дж. Лорш) рассматривают организацию как посредника между человеком и внешней средой, из которой они черпают разнообразные ресурсы. Логику развития организации они непосредственно объясняют ее взаимодействием с внешней средой, изменением ее состояния, поскольку от взаимодействия с последней напрямую зависит перспектива выживания и результаты деятельности организации. В то же время организационное развитие — это избирательная реакция организации на состояние среды с учетом состояния организации.
Что касается механизмов и логики протекания этих процессов, то и здесь в организационной теории не существует единства. Согласно концепции А. Гоулднера все модели организационного развития условно можно разделить на две принципиально различных группы — «рациональные» и «естественные». Первые описывают процесс организационного развития как продукт сознательной деятельности менеджера, инициирующего изменения и определяющего стратегический выбор в соответствии с заранее выработанным планом (А. Файоль, М. Вебер, Дж. Чайлд, А. Чендлер, Дж. Пфеф-фер, Дж. Саланчик и др.). Вторые описывают их либо как итог разнородных и нескоординированных усилий менеджеров, неосознанных случайностных процессов (селекционные модели — Ч. Линдб-лом, М. Ханнон, Дж. Фримен, Дж. Кэррол и др.), либо в терминах закономерных, телеологически направленных процессов, протекающих в организации (теории жизненных циклов — А. Селзник, К. Боулдинг, И. Адизес и др.).
В большинстве современных моделей процесс развития описывается на уровне единичной организации (фокусная перспектива). При этом взаимоотношения организации с внешней средой описываются через механизм пассивной адаптации организации к среде, что предполагает рассмотрение организации как достаточно гибкой, пластичной и высокоадаптивной системы. В некоторых из естественно-адаптивных моделей этот процесс описывается как телеологически заданный, закономерный и естественный процесс приспособления организации к типу среды. При этом внешняя среда в этих моделях рассматривается обычно как фактор, напрямую задающий направления деятельности, типы структур и функции орга-
602
низации. Сам процесс развития организации здесь связывается со структурными изменениями, обеспечивающими повышение способности организации к выживанию, за счет процесса автоматического приспособления организации к среде, с которой она взаимодействует. При этом тип формируемой организационной структуры, формы и направления деятельности организации должны в идеале точно соответствовать типу того фрагмента среды, с которой она вступает во взаимодействие.
Ярким примером естественной модели организации, описываемой в такой логике, является модель поэтапного развития молодых организаций, предложенная в 60-е гг. основоположником организационной экологии А. Хоули, который описывал внешнюю среду как совокупность экологических ниш.
Трактуя молодую организацию как естественную пластичную открытую систему, он рассматривает ее развитие как поэтапное приспособление к внешней среде на «принципе изоморфизма». Принцип формулируется в виде императива, предписывающего необходимость обеспечения соответствия между «организационной формой» и типом экологической ниши, с которой взаимодействует организация, как условия выживания организации. Логика протекания этого процесса связывается им с индивидуальной адаптацией организации к внешней среде. Сама же организация трактуется им как форма существования социальной популяции (группы людей, эксплуатирующих один и тот же тип ресурса), возникающая при соприкосновении со специфическим типом внешнего окружения. При этом «разнообразие возможных организационных форм равно разнообразию организационных сред» (типов экологических ниш).
В рационально-адаптационных моделях (И. Ансофф, Дж. Чайлд, А. Чендлер, Дж. Пфеффер, Дж. Саланчик и др.) организационное развитие рассматривается как результат стратегического выбора — вариативной (ответной Или упреждающей) реакции менеджера на вызов среды, что связано с его выбором определенной стратегии развития организации. Например, согласно концепции А. Чендлера взаимодействие организации с внешней средой опосредовано сознательным выбором менеджером стратегии в ответ на внешние изменения — «технологические и рыночные давления». Здесь, с одной стороны, подчеркиваются относительная свобода и разнообразие возможных реакций менеджеров на одни и те же условия внешнего окружения, а с другой стороны, вводится определенное ограничение на свободу стратегического выбора, которое связано со сделанными менеджером ранее стратегическими выборами.
Во многих рационально-адаптивных моделях тип стратегических реакций на внешние давления среды не только вариативен, но и обусловлен характеристиками самой организации. Так, Дж. Томп-
603
сон, рассматривая в качестве ориентира при формировании стратегии деловой организации снижение неопределенности во взаимоотношениях с «целевым окружением», основой выбора стратегии считает тип координационных технологий (технологии с длинными, средними и короткими связями), которые, в свою очередь, обусловлены типом зависимости между структурными подразделениями (коллективные, последовательные, взаимные). По его представлению, развитие организации, всегда связанное с ее укрупнением и структурной дифференциацией, должно реализовываться с использованием трех версий стратегий:
• для организаций, в которых доминирует последовательный
тип зависимости между подразделениями и технологии с
длинными связями (производственная организация), наи
лучшей стратегией будет присоединение к себе предприя
тий-поставщиков и продавцов (пример — покупка нефте
очистительным предприятием нефтескважин и бензоколо
нок). Формируемая организационная структура — многосек
ционная, иерархически построенная, с сильным центром,
координация строится по принципу «координации средствами
иерархии»;
• для организаций, в которых доминируют взаимозависимость
подразделений и технологии со среднесрочными связями
(банки, торговые конторы), лучшей стратегией будет рас
ширение числа клиентов посредством формирования новых
филиалов;
• для организаций, в которых взаимоотношения подразделе
ний строятся на принципах взаимозависимости и домини
рует координационная технология с короткими связями (вуз,
больница), наилучшей стратегией развития будет расшире
ние числа клиентов с одновременным навязыванием им
установленных в организации правил и норм.
В некоторых других рациональных моделях организационного развития (теория ресурсной зависимости), тоже акцентирующих внимание на взаимодействии организации с целевым окружением, логика пассивной рациональной адаптации организации к состоянию среды дополняется представлениями о возможности активного воздействия организации на состояние внешнего окружения, трактуемого как целевое окружение (адаптирующие воздействия).
Так, Дж. Пфеффер и Дж. Саланчик подробно рассматривают набор возможных стратегий, направленных, с одной стороны, на преодоление неопределенности в отношениях с организациями целевого окружения и повышением надежности в отношениях с ними, а с другой стороны, на снижение ресурсной зависимости от организаций целевого окружения:
604
1) стратегия, направленная на устранение препятствий, возникаю
щих в сфере отношений с организациями-партнерами, поставляю
щими необходимые организации ресурсы (накопление запаса ре
сурсов, последовательная смена приоритетов, активная реклама и
реализация программ «паблик-рилейшнз», временные политичес
кие коалиции против какой-либо организации);
2) стратегия укрупнения организации: а) диверсификация (созда
ние новых направлений деятельности); б) слияние с другими орга
низациями (организациями—поставщиками сырья и продавцами
произведенного товара или услуги);
3) стратегия, ориентированная на улаживание отношений с целе
вым окружением посредством заключения торговых соглашений,
членства в торговых ассоциациях, создания союзов производите
лей, совместных предприятий совместного руководства;
4) стратегия изменения правил, регулирующих взаимодействие с
другими организациями, в свою пользу(создание лобби в парла
менте и групп, представляющих интересы данной организации, в
исполнительных муниципальных и государственных органах).
Существуют и другие модели развития организации, представляющие развитие организации как ее индивидуальную адаптацию к внешней среде.
Однако часть современных специалистов трактуют организацию как довольно консервативную систему, развитие которой не связано с моделями индивидуальной адаптации к динамике внешней среды. Открытие феномена консерватизма связано с эмпирическими исследованиями А. Стинчкомба (середина 60-х гг.), сформулировавшего феномен «структурной инерции» (запаздывание и неадекватность организационных реакций на флуктуации внешней среды). Он показал, что все обследуемые им американские деловые организации сохранили базовые черты, отражающие условия, характерные для периода их возникновения. В связи с этим доминирующая роль менеджера в определении будущего организации была поставлена под сомнение.
Стремление объяснить логику развития организации, в контексте ее взаимоотношений с внешней средой и с учетом ее трактовки как консервативной системы, привело к появлению ряда попу-ляционных моделей организационного развития. Особую трактовку организационного развития предложили в конце 80-х гг. М. Хан-нон, Дж. Фримен и Дж. Кэррол. Их модель получила наименование популяционно-селекционной.
Основу этой модели составляют следующие представления. 1. Изменения состояния внешней среды в нормальных условиях жизнедеятельности организации не предполагают ее адекватных реакций, поскольку Дж. Кэррол отграничил возможные реакции так называемым социокультурным репертуаром организации — набором выработанных в ходе истории организации (или организационной популяции) социокультурных образцов, в рамках которых менеджер и осуществляет стратегический выбор.
605
606
2. Функционирование организации в режиме предъявления наличных социокультурных образцов не предполагает организационного развития. Пока наличного социокультурного репертуара достаточно для ответа на вызов внешней среды, организационного развития не происходит. Основанием для начала процесса развития являются такие изменения во внешней среде, при которых ни один из социокультурных образцов организации не может быть применен в качестве реакции на эти изменения. Чаще всего это исчезновение старых или возникновение новых экологических ниш, которые стимулируют возникновение новых направлений деятельности и роста числа организаций, их реализующих, т.е. организационную популяцию. Следовательно, процесс организационного развития — это эволюционно-скачкообразный процесс, описываемый в терминах «прерывающейся постепенности».
3 Организационное развитие описывается в этой модели как социокультурный процесс, спровоцированный качественными изменениями состояния внешней среды, а механизм его реализации обусловлен расширением социокультурного репертуара организации (и популяции) в связи с освоением новых экологических ниш. Это в конечном счете повышает способность выживания организации в динамичной среде и снижает ее зависимость от любой экологической ниши, что и является критерием организационного развития.
4. Процесс организационного развития не может быть понят на
уровне единичной организации, поскольку последняя представляет
собой консервативную систему с весьма слабыми возможностями
индивидуальной адаптации. Этот процесс может быть объяснен
лишь процессами на уровне организационной популяции — сово
купности организаций, выполняющих сходную деятельность на оп
ределенном географически очерченном пространстве, эксплуати
рующих один и тот же тип экологических ниш и конкурирующих за
ограниченные ресурсы.
5. Развитие организации — это двухфазовый процесс, имеющий
как инновационно-рациональный, так и случайностный компонент.
Первая фаза — радикальное изменение внешней среды — предпо
лагает рациональную деятельность менеджеров на уровне единич
ной организации и создание рационально обоснованного проекта
деятельности в новых условиях. Созданные в разных организациях
новые образцы деятельности образуют первоначальный «фонд бу
дущих изменений» на уровне организационной популяции. Однако
инновационный проект — это лишь повод для реальных процессов
развития. Вторая фаза протекает на уровне организационной по
пуляции и предполагает естественный отбор и селекцию внешней
средой различных образцов, созданных в разных организациях, по
средством конкуренции организаций в рамках данной экологичес
кой ниши. При этом часть организаций, совершивших инновации,
прекращает существование, другая часть не улучшает свои пози
ции на рынке, а третья выигрывает в конкуренции. Зарекомендо
вавшие себя с положительной стороны образцы быстро осваива
ются всеми организациями популяции (посредством обмена пер
соналом) и расширяют их социокультурный репертуар, повышая
способность к выживанию. Таким образом, развитие организаций
здесь представляет собой смешанный инновационно-селекционный процесс, причем на уровне организационной популяции. Деятельность менеджера в таких моделях, являясь исходным пунктом и необходимым звеном организационного развития, не рассматривается, однако, как предопределяющая контуры будущего организации.
Глава XXVI. Экономическая социология и экономическое поведение
§ 1. Основные характеристики экономического поведения: социологический анализ
Традиция социологического анализа экономических процессов общества базируется на поведенческом подходе. В центре исследовательской деятельности находится категория «экономическое поведение» (проблема «homo economicus»), являющаяся основой как социологического, так и экономического анализа.
Основоположником поведенческого подхода в области экономической социологии по праву считается М. Вебер. Его теория социального действия является фундаментальной базой социологического анализа экономических процессов общества. М. Вебер подробно исследовал одну из важнейших модификаций рационального (целерационального) дейртвия, т.е. поведения экономического, поставив задачу изучения «внутренних» элементов рационального действия: цель, средства, результат, планирование, калькуляция (расчет), максимизация выгоды (пользы), альтернативность и свобода выбора, а также тех институциональных, аксиологических (субстантивная рациональность) и ресурсно-функциональных условий (обмен, деньги, контракт, конкуренция), которые конкретизируют, специализируют экономическое действие и делают его возможным в рамках определенной социокультурной матрицы.
Для М. Вебера, построившего типологию экономического действия, характерен рационалистический подход, дающий возможность сконструировать идеальный, феноменологически «чистый» образец экономического поведения, характерный для определенной экономической культуры («дух капитализма»)*.
* Weber M Economy and Society An Online of Interpretive Sociology V 1 Berkely University California Press 1978
607
В. Парето, другой выдающийся аналитик экономического поведения, использовал иную парадигму исследования этого феномена. Относя экономическое действие к категории рационального (логического), он «вывел» целый класс (нелогических) моделей и форм социального поведения, базирующийся на социальных стандартах, привычках, стереотипах и традициях. Это обогатило научные представления о специфике социального поведения, в том числе экономического, в структуру которого были включены не только рациональные (логические), но и иррациональные (аффективные, нелогические) элементы. Анализ явлений и факторов «нелогического» поведения, обозначаемых терминами «осадки» и «деривации», открыл для социологов существенную роль иррациональных и эмоциональных компонентов социального (экономического) поведения, разного рода предрасположений, установок, предрассудков, стереотипов, сознательно или бессознательно маскируемых и реализуемых в «идеологиях», «теориях» и верованиях*.
Важный вклад в прояснение социальной сущности и природы экономического поведения, репрезентативного периоду развивающегося индустриального капитализма, внес Г. Зиммель. Он дал фундаментальный анализ социального института денег как рационально-калькулируемой основы большинства человеческих действий, которая координирует их и приводит к «общему знаменателю». Выделенный Г. Зиммелем денежный тип рационализации социальной жизни позволил ему раскрыть противоречивую природу универсальных критериев и форм социально-экономического обмена, которые регулируют, рационализируют и рационируют поведение множества людей, являясь важной мерой их ценностных отношений**.
Н. Кондратьев в рамках своей вероятностно-статистической концепции социальных наук сумел экстраполировать поведенческий подход в широкую область экономических явлений, творчески обогатив концепции социального действия М. Вебера и П. Сорокина. Наиболее существенный аспект его концепции — выделение в структуре экономических процессов того социального субстрата, который является областью исследования социологов. Это индивидуальные, групповые и массовые акты поведения людей и их взаимодействия, которые порождают такую относительно самостоятельную область, как экономика***.
* Гофман А. Социология В.Парето (Разумен ли Homo sapiens^/McTopna теоретической социологии. Т 2 — М., 1998, с 39. ** Simmel G. The Philosophy of Money. - Boston. 1978.
*** Кондратьев Н.Д. Основные проблемы экономической статики и динамики. — М., 1991, с. 117.
608
Поведенческий анализ экономических процессов современного общества получил продуктивное продолжение в структурно-функциональном подходе Т. Парсонса и его ученика Н. Смелзера. Они дали институциональную и социокультурную интерпретацию экономического действия как подсистемы действия социального*. Заслугой Т. Парсонса можно считать и то, что он отстаивал и обосновывал в полемике с институционалистами необходимость и автономность социологического анализа экономической жизни общества и разработал оригинальную систему институциональной, социокультурной и функциональной детерминации рационального экономического действия, творчески синтезируя идеи М. Вебера, В. Парето, А. Маршала и Й. Шумпетера.
Социологический анализ экономического поведения, начатый классиками социологии, получил продолжение в ряде концепций зарубежных и отечественных специалистов середины и конца XX в., хотя в процессе анализа, что вполне естественно, наметились определенные конкурирующие тенденции. Эта ситуация наблюдается как в США, так и в Западной Европе.
Анализируя различные точки зрения на предметную область экономической социологии, можно констатировать, что базовым предметом социологического анализа является категория «экономическое поведение», которая, получив различную интерпретацию у разных исследователей, у большинства из них занимает ведущее место.
Рассматривая эту категорию, мы ставим задачу ее социологической интерпретации, т.е., сохранив принципы экономического анализа, наполнить эту категорию (насколько это возможно) содержанием, приближенным к реальному человеческому поведению со всеми противоречиями, 'проблемами и «иррациональными остатками», которые ему свойственны.
Можно констатировать, что экономическое поведение является «социальной субстанцией» всех процессов, которые в совокупности составляют то, что называется хозяйственной жизнью общества. Это связано с тем фактом, что основу оборота громадной массы экономических ценностей (благ, услуг, информации), их обмена составляют многочисленные и разнокачественные по характеру и содержанию, циклично возобновляющиеся индивидуальные, групповые и массовые акты поведения людей в целях удовлетворения своих потребностей или непосредственным, или в основном опосредованным образом**.
* Parsons Т, Smelser N Economy and Society A Study in Integration of Economic and Social Theory. — L.: Rontledge and P. Kegan. 1984. ** Кондратьев Н Д. Указ. соч , с. 109—110.
609
Таким образом, экономическое поведение — это система социальных действий, которые, во-первых, связаны с использованием различных по функциям и по назначению экономических ценностей (ресурсов), и, во-вторых, ориентированы на получение пользы (выгоды, вознаграждения, прибыли) от их обращения.
Дополним это определение определением Н. Кондратьева, которое уже в своих формулировках содержит многозначные, нелинейные трактовки социального поведения, реализуемого в различных секторах экономики. В них заложена вероятностная версия экономических действий, как по сути, так и по форме: «Лица, выступающие на рынке... в конкретном своем виде обнаруживают, несомненно, всегда величайшее многообразие, какое только можно наблюдать среди людей развитого общества... но, отмечая разнообразие отдельных хозяйствующих лиц... нельзя забывать и обратной стороны вопроса. Все эти люди формируются в определенных и в основном сходных социально-экономических условиях... и поскольку в основном есть сходство и близость в объективных социально-экономических условиях их жизни, не может не быть единообразия и в самих людях, и в их поведении»*. Исходя из этих предположений, Н. Кондратьев дает общую трактовку и характеристику социальных действий в системе хозяйственной жизни общества и тех субъектов (хозяйствующих лиц), которые их реализуют. Все хозяйствующие лица:
• различают ценные вещи от неценных;
• каких бы взглядов они ни придерживались и к каким бы
целям ни стремились, как правило, отстаивают личные хо
зяйственные интересы или отстаивают как свои те интере
сы, которые представляют;
• более или менее субъективно оценивают те товары, с кото
рыми им приходится сталкиваться, но их субъективные оценки
всегда связаны с объективно существующей расценкой этих
товаров в обществе и находящей выражение в ценах;
• способны в большей или меньшей мере калькулировать, про
изводить расчет и потому видеть, где их ожидает вероятная
выгода, а где — потери;
• хотят в зависимости от индивидуальных условий и способ
ностей действовать с целью получения больших выгод и пре
дупреждения потерь;
• фактически способны ошибаться в своих расчетах, а следо
вательно, в своих действиях**.
* Кондратьев Н.Д Основные проблемы экономической статики и динамики, с. 355—356. ** Там же.
610
- Первое, что бросается в глаза при анализе и интерпретации этого обширного определения, — констатация многомерности, многозначности, многовариантности предпосылок и исходов поступков и действий человека.
В этой стохастической реальности (где намерения и предпочтения многих действовать рационально не всегда совпадают с компетентностью доводить эти намерения до искомого результата) существует определенный набор принципов и методов, которые, повторяясь многократно, часто методом проб и ошибок, сужают поле неоптимального выбора, определяя некоторый стандартный путь, по которому необходимо идти и который предполагает:
• ценностную направленность максимизационных намерений
и действий, без которой сам принцип превращается в три
виальную формулу «максимизации чего угодно»;
• личный экономический интерес, в котором концентрирован
но выражены смысл, предмет, направленность и результат
максимизирующего действия;
• взаимозависимость личностных оценок тех экономических благ,
на которые направлены максимизационные действия, и их
ценовых «аналогов», которые синхронизируют субъективно
несоизмеримые шкалы ценностей множества людей;
• определенную степень квалификации, связанную с расчетом
вероятных выгод и издержек;
• устойчивое стремление экономических субъектов действовать
в рамках приемлемого баланса выгод и издержек;
• неизбежную неточность, относительность калькулируемых
экономических действий, связанных с получением выгод,
и обусловленную этим вероятность ошибок и неправильных
действий.
Экономическое поведение как социальный феномен является предметом изучения как экономической науки, так и социологии.
Социология, выходя за рамки строго заданных категорий экономической теории, акцентирует свое внимание на факторах, условиях, социальных институтах, ситуациях, а также на действующих в их контексте различных социальных субъектах, которые реализуют свои конкретные, в том числе экономические, интересы. Иначе говоря, предметом внимания социолога являются модели социального поведения в связи с применением и объяснением принципа максимизации результатов и минимизации затрат, а также те социокультурные институты и сопутствующие им социальные стимуляторы или ограничители, которые делают возможным или существенно лимитируют рациональное использование различных экономических ресурсов (личностных, технологических, организационных, финансовых, информационных и др.).
611
Таким образом, ожидаемым результатом экономического поведения являются различные вознаграждения за те или иные действия, связанные с использованием и рекомбинацией экономических ресурсов.
Основу социального поведения экономического типа составляет многообразная система норм и правил, отражающих функциональные и иные характеристики различных рыночных элементов. Эти нормы и правила являются обязательными для всех легально действующих субъектов экономического поведения и закреплены юридически на государственном уровне, в различных соглашениях между людьми, в традициях и нормах обыденной жизни, а также в функциональной программе экономических ресурсов (например, правила и нормы обращения с деньгами, купли-продажи, инвестирования, кредитования, собственности, обращения ценных бумаг, ренты и т.п.).
Совокупность указанных норм и правил в одних случаях может быть закреплена во всей возможной полноте в специальных законодательных актах, а в других случаях — в обычном, естественном праве, традициях, обычаях, социальных привычках или стереотипах. Однако независимо от этого она определяет исходный порядок и допустимые пределы социального поведения для абсолютного большинства действующих субъектов, желающих добиться реально возможных и легально допустимых выгод
Универсальным ядром мотивации субъектов экономического поведения является формула «максимум вознаграждения путем минимума затрат». Очевидно, что любой субъект экономического поведения, мыслящий рационально, ориентирован на выгоды (вознаграждения) в процессе затрат собственных ресурсов и минимальные издержки, в противном случае инициация различных экономических действий была бы маловероятна. Однако известно, что воплотить в жизнь эту формулу полностью невозможно. Тем не менее абсолютное большинство субъектов экономического поведения базируются в своих действиях на ее реализации, правда, часто с непредсказуемым и неясным исходом. Это объясняется тем, что любой из субъектов действует в определенной системе ограничений (лимитов), которые вносят существенные коррективы в их планы и намерения — как в начале, так и в процессе реализации поставленных целей.
Специализация субъектов экономического поведения, функционирующих даже в одной фазе воспроизводственного цикла, варьируется в громадном диапазоне форм и возможностей, поскольку параметры экономического поведения существенным образом различаются в зависимости от различных факторов, и прежде всего от характера экономических ресурсов, запускаемых в рыночный оборот.
612
§ 2. Типы и виды экономического поведения и их особенности
В социологической науке отсутствует строгая классификация различных видов экономического поведения. Это объясняется, с нашей точки зрения, неразработанностью самой категории «экономическое поведение»; разнообразием теоретических макро- и микроподходов в анализе различных явлений и уровней экономической жизни общества, их многомерностью и структурной сложностью; наличием множества теоретических подходов в рамках тех или иных социологических и экономических концепций.
Утверждение о том, что экономическая социология стремится применить социологическую теорию и социологические исследования к комплексу явлений, связанных с производством, распределением, обменом и потреблением экономических благ и услуг, является лишь общей предпосылкой теоретических рассуждений по интересующему нас вопросу. Тем не менее оно может быть принято как наиболее простая схема для социологического анализа экономического поведения*.
Базируясь на этих предпосылках, можно выделить следующие основные виды экономического поведения, реализуемые в различных фазах воспроизводственного цикла: дистрибутивное (распределительное), производственное, обменное и потребительское. (Данная схема весьма условна, так как эти виды экономического поведения не проявляются в чистом виде.)
Рынок можно понимать как бесконечный пР°чесс перераспределения (редистрибу-
ПОВЕДЕНИЕ ции) о-громной массы экономических ре-
сурсов по сети обмена и обращения, где
множество субъектов перманентно получают и теряют право контроля над теми или иными благами. Фактически дистрибутивные модели— поведенческие элементы многоликого института собственности, которые демонстрируют множество вариантов доступа к экономическим ресурсам, права контроля над ними. Все экономические ресурсы, находящиеся в обращении (рабочая сила, информация, капитал в различной форме, ноу-хау и др.), могут эффективно использоваться в том случае, если кому-то принадлежат. В то же время они существуют и функционируют не абсолютно автономно, а приобретают определенный смысл, значение (ценность), если для кого-то являются предметом интереса.
Гарантом того, что экономические ресурсы различного назначения будут сохранены и приумножены, является институт соб-
* Смелзер Н Социология экономической жизни/Американская социология — М, 1972
613
ственности, который обеспечивает соединение субъектов с экономическими ресурсами и защиту их прав.
Анализируя наиболее общие функциональные характеристики института собственности, можно отметить следующее. В собственности может быть то, что полезно (ценно) для владельца экономических ресурсов в настоящем или будущем, что законно им присвоено и не может отчуждаться без его компетентного согласия. Если эти условия соблюдены, любой субъект экономического поведения может:
• извлекать пользу для себя в соответствии со своими интере
сами и компетенцией (т.е. пользоваться предметом собствен
ности);
• защищать, охранять кондиции экономических ресурсов, уп
равлять их движением (т.е. распоряжаться ими);
• диктовать в процессе пользования и движения принадлежа
щих ему ресурсов свою волю тем лицам, которые имеют к
ним доступ (т.е. владеть).
Таким образом, дистрибутивное (распределительное) поведение отражает в своих основных компонентах функционально-нормативные предписания института собственности и тех конституционно закрепленных правовых режимов, которые задают принципы и рамки его реализации. Оно обеспечивает соединение различных субъектов с экономическими ресурсами, определяет норму и меру присвоения полезных свойств этих ресурсов, а также механизмы и способы их перераспределения от одного пользователя к другому.
В процессе социально-экономической эволюции сложилась и в настоящее время доминирует весьма эластичная матрица институциональных отношений собственности, основанная на индивидуализированном (частном) интересе (Ф. Хайек). Она допускает громадное разнообразие экономических (максимизирующих) действий как внутри различных собственнических «монад» (фирм, организаций), так и за их пределами.
Нам представляется, что спецификация полного права собственности, предпринятая А. Оноре* на основе выделения 11 элементов (права владения, пользования, право на доход, капитальную стоимость, безопасность владения и т.д.), дает возможность очертить идеальный набор экономических действий, которые должен совершать субъект, чтобы компетентно контролировать, сберегать и умножать принадлежащие ему ресурсы.
В соответствии с мерой доступа к ресурсам и степенью контроля за получением выгоды от их оборота можно выделить три основные
* Honore A. Ownership/Oxford Essays in Jurisprudence. — Oxford, 1961, p. 112— 128.
614
модели дистрибутивного поведения: хозяйственную, агентскую, функциональную.
Хозяйственная модель характеризует экономическое поведение субъектов, являющихся собственниками тех или иных экономических ресурсов. Очевидно, что преимущественное получение выгоды собственниками может быть в полной мере реализовано только при определенных условиях. Во-первых, при наличии компетентности функционально-технологической, т.е. при умении обеспечивать сохранение физических и иных кондиций этих ресурсов; во-вторых, при наличии компетентности правовой, т.е. способности отстоять и сохранить в неприкосновенности номинальное и реальное право собственности на данные ресурсы; в-третьих, компетентности экономической, т.е. способности сохранить, а при необходимости и увеличить товарную стоимость (ценность) этих ресурсов или рационально распорядиться выгодой от их оборота.
Агентская модель дистрибутивного поведения реализуется различными субъектами экономического поведения, которые по поручению владельцев обеспечивают правовой, экономический и организационный контроль над действиями лиц, имеющих доступ к объекту чужой собственности с целью реализации прежде всего хозяйского интереса и, соответственно, эффективного оборота экономических ресурсов.
Например, функцией менеджеров является прежде всего интеграция личностных ресурсов и создание организационных форм, обеспечивающих оптимальный их оборот в рамках целевой функции фирмы (организации) и защиты хозяйского экономического интереса.
Функциональная модель дистрибутивного поведения свойственна субъектам, использующим и извлекающим на договорной или иной основе выгоду из полезных свойств экономических ресурсов, находящихся в собственности других лиц. Наиболее типичные, массовые модели дистрибутивного поведения подобного рода характерны для всех лиц, занятых по найму, и арендаторов. Разделение труда в системе общественного производства демонстрирует богатейший спектр действия важнейших правомочий — прав пользования экономическими ресурсами. Любой субъект, занятый по найму, независимо от того, какие функции он выполняет, в той или иной степени наделен этим правом, так как имеет непосредственный доступ к тем ресурсам, которые ему не принадлежат. Его экономический интерес и данные ему частичные правомочия «доступа» позволяют в определенных пределах (установленных контрактом между хозяином и пользователем) получать выгоду, соединяя свою компетентность с теми ресурсами (или их частью), которые он «потребляет».
615
Очевидно, что перечень перечисленных моделей дистрибутивного поведения не является исчерпывающим. В экономике, особенно в развитых рыночных условиях, действует масса социальных инвариантов, отражающих изменчивые и весьма сложные «пучки правомочий», наиболее эффективные комбинации которых для всех сфер еще не найдены*.
ПРОИЗВОДСТВЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ |
Производственное поведение связано прежде всего с накоплением, концентрацией материальных, технологических, интеллектуальных, организационных и других ресурсов, их соединением и комбинированием с целью получения благ с фиксированными потребительскими свойствами и прибыли (дохода) от их обращения на рынке. Это весьма упрощенная трактовка сложнейшего комплекса факторов, характеризующих поведение различных экономических субъектов, выступающих в качестве товаропроизводителей (фирм, предприятий, организаций), лишь констатация некоторого общего принципа, воплощенного в функции максимизации выгоды (производительности), которую реализуют различные субъекты, включенные в те или иные сектора экономики.
Следует отметить, что производятся прежде всего экономические ценности, которые в одном случае могут быть связаны с материальным субстратом, а в другом — не связаны с ним. Таким образом, в экономическом смысле ценно не то, что материально, а то, что является предметом экономического интереса. Производительный труд является производительным потому, что создаваемые им продукты, «осязаемые» и «неосязаемые», являются специфической ценностью для различных экономических субъектов, т.е. предметом спроса**.
Производственное поведение, по определению В. Леонтьева, прежде всего основано на поиске и поддержании таких комбинаций, как «затраты — выпуск», которые позволяют максимизировать разницу между доходами и издержками. Это дает возможность оптимизировать прибыль в конкретный промежуток времени — естественно, при условии определения величины и соотношения спроса и предложения на выпускаемую продукцию.
Анализируя производственное поведение хозяйственных субъектов, следует учитывать, что последние не могут по причине ограниченных ресурсов увеличивать выпуск продукции до бесконечности. Это объясняется прежде всего тем, что расходы и издержки, которые несет производитель, жестко связаны с доходом от реали-
* Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. — М., 1992, с. 65
** Роббинс Л. Предмет экономической HayKn//THESIS. — 1993.
с 13—14.
-Т. 1. Вып. 1,
616
зации выпускаемой продукции, т.е. вся система организации производства должна подчиняться этой формуле.
Весьма усложняется процесс рассмотрения производственного поведения и «заложенных» в нем (рационально и традиционно) принципов максимизации при выделении двух важнейших аспектов его реализации. Первый аспект касается объединения человеческих ресурсов и проявляется в функционировании институциональных механизмов их интеграции. Эта проблематика рассматривается социологией организаций. Лишь предварительное и весьма краткое знакомство с ней «размывает» «фокус» экономического анализа и открывает огромное количество подходов, концепций в рамках различных школ и традиций*.
Второй аспект касается специфики профессиональных действий мнохсества людей, включенных по различным причинам в производственный процесс и реализующих множество программ и моделей трудового поведения. Эта проблематика рассматривается социологией труда, индустриальной социологией и т.д. Остановимся на этом аспекте подробнее.
Трудовое поведение — это специализированная профессиональная активность, связанная преимущественно с использованием и применением исходных ресурсов (факторов производства), преобразующихся, трансформирующихся в конечные или промежуточные продукты. Однако, реализуя эти функции, значительное большинство занятых имеют весьма смутное, а часто вообще не имеют никакого представления о том кто, каким образом, какими средствами и в какой степени обеспечивает целостность и конечную эффективность (прибыльность) производственного процесса. Следовательно, их ареал экономических интересов в основном концентрируется вокруг функций, заданных тем рабочим местом, которые они занимают.
Эти особенности трудового поведения работников, занятых по найму, обусловливают нелинейную, полифункциональную связь их с процессом производства, многомерность и эластичность их трудовой мотивации. Последняя не всегда и не обязательно синхронна конечным целям производственной организации.
Выделение специальной категории «трудовое поведение» объясняется тем, что человек, включенный в систему производства, не является жестким элементом производственной системы, но в большей или меньшей степени сохраняет определенную дистанцию между трудовыми функциями, заданными на рабочих местах, и собственными способностями, возможностями, установками и намерениями по их реализации. Работник, как правило, относится к
* Щербина В.В. Социология организаций' Словарь-справочник. — М., 1996.
617
своим трудовым функциям как к средствам и условиям, которые обеспечивают прежде всего реализацию ее целей, интересов и потребностей.
Таким образом, мера целевой и функциональной адекватности трудового поведения требованиям производства будет тем выше, чем больше индивидуальные интересы и цели работника соответствуют целям той социальной организации, которая формируется на его (производства) основе. В этой связи можно говорить о степени идентификации личности работника с процессом труда (в условиях конкретной производственной организации), которая может, как известно, варьироваться в очень широком диапазоне.
Трудовое поведение работника, с одной стороны, отражает объективную необходимость, заданность условий его функционирования и проявляет себя в рамках довольно жесткого контекста той или иной производственной ситуации. С другой стороны, в связи с многоальтернативностью и возможностями выбора оно мотивируется, что не одно и то же. Поэтому функциональная задача, которая задается (нормативно) конкретному носителю профессиональных способностей на конкретном рабочем месте, с одной стороны, осмысливается им в контексте своих экономических интересов, потребностей, профессионального опыта, а с другой стороны, коррелируется уровнем (степенью) согласования этих интересов с интересами производственной организации. В известном смысле валентность достижения лично значимого результата определяется диапазоном возможностей, представленных в рамках социальной организации, социокультурной и профессиональной среды, в которой этот процесс является допустимым и желательным.
Очевидно, что реальное применение профессиональных способностей работников возможно именно в тех случаях, когда они видят или предполагают конкретную пользу, выгоду от этого. В этой связи в зависимости от качества вознаграждения, его гарантированное™ и адекватности могут быть реализованы:
• форсированная модель затрат профессиональных способно
стей, т.е. интенсивное их использование в надежде на мак
симальное (в настоящем или в будущем) вознаграждение;
• оптимально-равновесная модель затрат профессиональных
способностей, т.е. регуляция работником своих затрат в со
ответствии с ожидаемой долей вознаграждения;
• минимизационная модель затрат, которая выполняется на
«пороге» минимальной доли вознаграждения, за которым
затраты теряют всякий смысл;
• незатратная (нулевая) модель, при которой затраты профес
сиональных способностей нецелесообразны и неприемлемы
для их носителя.
618
Очевидно, что когнитивно-смысловой компонент этих моделей трудового поведения зависит от критериев, положенных в их основу. Это могут быть:
• затратно-потребительские модели (натуральные), ориенти
рованные на компенсацию в виде определенных средств жиз
необеспечения;
• затратно-экономические модели, связанные непосредствен
но с первыми, но обеспечивающие более широкий диапа
зон выбора элементов возмещений, так как они оценива
ются в деньгах;
• затратно-стратификационные модели, предполагающие в
качестве компенсации определенные привилегии и престиж,
связанный с тем результирующим статусом, к которому стре
мится индивид;
• затратно-креативные модели, осуществляемые ради реали
зации творческих, инновационных целей;
• затратно-гедонистические модели, предполагающие вознаг
раждение в самом процессе затрат;
• затратно-безвозмездные, т.е. альтруистические, модели и т.п.
Эти модели не проявляются в чистом виде, а представляют сложнейшую комбинацию различных тактик и стратегий и соответствующих им средств и методов достижения различных целей, которые в зависимости от обстоятельств, субъективных и объективных условий могут изменяться по форме и содержанию. На различных стадиях жизненного и профессионального циклов индивидов могут доминировать различные приоритеты, влияющие на способ реалиг зации этих моделей поведения, а также на смысл, вкладываемый в достижение конкретного результата. Эти модификации обусловливаются качеством ресурсов, накопленных индивидом, уровнем и характером его социальных и профессиональных притязаний, ожиданиями референтных групп, влиянием конкретной социальной среды и субкультуры и т.д.
Вообще факты минимизации затрат в структуре производства (ограничение производительности, нарушение обязательств) — весьма массовые, типичные случаи поведения работников всех видов труда и всех категорий. Процесс труда в этом смысле можно рассматривать как полярную систему социально-экономического обмена, в которой имеются две стороны максимизации выгоды, противоположные по знаку экономических интересов. Если без согласия одной из сторон нарушается баланс их интересов (выгод и затрат), то в этой системе социально-экономического обмена возникает эффект минимизации, проявляющийся в различных психологических, социальных и экономических формах. Таким образом, оценка многочисленных фактов минимизации должна носить не
619
абсолютный, а относительный характер. Анализ конкретных ситуаций позволяет определить «виновника» нарушения контракта — максимизирующий свою выгоду работодатель, эксплуатирующий наемного работника, или работник, максимизирующий свою выгоду за счет работодателя, и т.п.
ОБМЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ |
Обменное поведение обеспечивает движение различных экономических благ (товаров, услуг, информации) на рынке на основе учета и сравнения их ценности. Мера дефицитности обращающихся товаров проявляется в ценах. Она управляет действиями множества субъектов, являющихся по отношению друг к другу продавцами и покупателями.
Можно выделить множество цепочек и схем социального обмена, возникающих в системе человеческого взаимодействия, в которых используются различные критерии обмена, способы оценки и измерители, позволяющие определить ценность, справедливость, эквивалентность и гарантированность распределения благ. Существуют разнообразные измерители социального обмена. Одни из них (например, деньги) универсальны и применимы в оценке множества ситуаций и действий, другие действуют только в определенных групповых, социокультурных и личностных контекстах. Некоторые формулы социального обмена мало понятны наблюдателям со стороны, не понимающим ценностно-смысловых программ, определяющих конкретные принципы обмена. Речь идет о тех акси-ологически ориентированных действиях, при которых обмен задается определенной системой ценностей, приемлемых только для одних людей и неприемлемых для других.
Экономический обмен — одна из форм социального обмена, реализуемого в сфере хозяйственной жизни. Его основой является взаимодействие людей (экономических субъектов), перераспределяющих различные экономические ресурсы в структуре рыночных отношений с целью получения выгоды (прибыли, дохода, вознаграждения). Методы и способы обмена зависят от множества факторов: экономических ресурсов, находящихся в обороте, механизмов ценообразования, компетентности действующих субъектов, их умения предвидеть, учитывать рыночную конъюнктуру, принимать на этой основе рациональные решения и т.п. Формы экономического обмена чрезвычайно разнообразны, а обмен есть универсальный элемент всякого экономического действия, независимо от его специализации.
Наиболее наглядные и эмпирически обозримые элементы экономического обмена демонстрирует коммерция (торговля), относящаяся к самому древнему классу экономических действий*. В сво-
* Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. — М., 1992, с. 65. 620
ем развитии она проходит ряд архаических фаз и промежуточных состояний, постепенно превращаясь в универсальный регулятор рыночного поведения на основе обмена различными предметами в пропорциях, определявшихся их относительной редкостью и механизмом ценообразования. В конечном итоге сама возможность материального производства обусловлена торговлей, так как последняя дает ему толчок и управляет им, поставляя ценовую информацию об относительной редкости различных предметов в различных местах*.
Экономический обмен — это массовый, вероятностный процесс, в котором действуют множество продавцов и покупателей, что способствует (или создает предпосылки) выравниванию шансов сторон в процессе реализации ими своих преимуществ. Ценовые условия одних продавцов могут заменяться ценовыми условиями других, более выгодных покупателю. Это обеспечивает конкуренция на рынке, которая способствует и понижению цен, и увеличению предложения товаров, повышая не просто относительный выигрыш покупателя, но и уровень его благосостояния при постоянном доходе.
Процесс выравнивания шансов в долгосрочной перспективе в связи с постоянным нарушением равновесия колеблется то в сторону продавца, то в сторону покупателя. В противоположность конкуренции монопольные эффекты, постоянно возникающие на рынке продавцов, позволяют отдельным из них путем сохранения выгодных цен и объемов продаж принуждать покупателя соглашаться на их условия в связи с отсутствием других альтернатив.
Ситуации рыночного обмена в системе взаимодействия продавцов и покупателей демонстрируют богатейший набор возможностей, которые зависят от качества потребительских благ, их насыщенности на рынке, отсутствия или наличия субститутов, уровня дохода потребителей, стабильности денежной системы и т.д.
Следует выделить наиболее существенные характеристики и функции коммерческого поведения. Оно обеспечивает предложение и движение различных благ на основе поиска ценовой информации об их относительной полезности (ценности) и использования этой информации для получения выгоды.
В условиях рыночной экономики движение товарных ресурсов возможно прежде всего в том случае, если издержки, связанные с их оборотом, окупаются. В противном случае процесс движения благ затормаживается, т.е. интенсивность движения благ прямо пропорциональна выгоде от их оборота. Эта формула является основой коммерческого поведения.
* * Хайек Ф. Указ. соч , с. 164.
Таким образом, традиционная схема экономического обмена «производство — потребление» явно недостаточна для объяснения движения экономических ресурсов от производителей к потребителям. Процесс предложения произведенных благ возможен только в том случае, если это выгодно тому, кто производит и продает. Именно выгодность человеческой деятельности, по словам Ф. Хайека, побуждает многих избирать такой род занятий, при котором их усилия оказываются более продуктивными и соответствующим образом окупаются.
Оборот и обмен благ совершается (инициируется) продавцами и покупателями, которые мотивируют свои действия прежде всего соображениями выгоды. Каждый продавец знает, что предлагаемые им товары являются предметом человеческих потребностей, однако он также знает, что процесс предложения и доведения этих благ до покупателей требует затрат, т.е. движение благ из того места, где они производятся, в то место, где они потребляются, предполагает наличие дополнительных усилий со стороны продавца (вложений, средств, времени). Эти затраты предполагается окупить путем увеличения ценности благ, прежде всего за счет того, что они приобретают новое качество, т.е. оказываются в нужном месте в нужное время. И чем оперативнее они доходят до покупателя (потребителя), тем ценность их возрастает. Таким образом, продавец, физически не изменяя кондиции товара, путем их перекомбинации во времени и в пространстве, изменяет в нужную ему сторону их ценность. Это создает возможность извлекать выгоду из разницы ценностей (цен) одного и того же блага. Естественно, чем выше разница ценностей (цен) одного и того же блага в разных местах и в разное время, тем выше в конечном итоге выгода от их обращения.
Спонтанный процесс информационно-поисковой активности коммерсантов, стремящихся получить прибыль, позволяет им, с одной стороны, реализовать собственные экономические интересы, а с другой — вносить в производство совокупного продукта вклад больший, чем в любом другом случае*.
В заключение перечислим объективные функции коммерческого поведения, включенного в процесс обмена экономическими ценностями:
• обеспечение поиска, координации и коммуникации производителей и потребителей, а также включение новых благ и услуг в рыночный оборот (коммуникативно-поисковая функция);
* Хайек Ф. Пагубная самонадеянность, с. 65. 622
• установление необходимых пропорций производства и по
требления путем распределения ценовой информации меж
ду производителями и потребителями благ (регулятивно-ин-
формационная функция);
• формирование инфраструктуры рыночного обмена, его спе
циализации и сегментации (конструктивная функция, т.е.
создание и развитие рыночных структур);
• экономия средств и ресурсов производителей и потребите
лей в процессе взаимоприспособления их экономических
интересов (посредническо-спекулятивная функция);
• обеспечение сохранения потребительских свойств экономи
ческих ресурсов, их кондиций в процессе их передачи (рас
пределения) от производителей к потребителям (консерва-
ционная функция, т.е. создание средств хранения товаров);
• передача прав собственности на те или иные блага в про
цессе их перемещения по каналам рынка от одних пользо
вателей (собственников) к другим (распределительная фун
кция);
• предоставление гарантий и страхование рисков в процессе
движения товаров (страховая функция, т.е. защита прав соб
ственности на товар, обращающийся на рынке).
Эти функции коммерческого поведения достигают своего позитивного апогея только в очень развитом, насыщенном рынке благ и услуг, т.е. в тех условиях, когда продавец находится в жесткой зависимости от покупателя.
ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ |
Потребительское поведение обеспечивает извлечение экономических благ из товарного оборота и присвоение их полезных свойств с целью удовлетворения многочисленных потребностей человека. Фаза потребления характерна для большинства субъектов экономического поведения, использующих те или иные ресурсы для собственных нужд. Таким образом, процесс потребления в более строгом смысле — это извлечение и присвоение полезных свойств различных благ, связанные с выключением их (абсолютным или относительным) из экономического оборота.
Мы имеем в виду более узкое понимание потребления и соответствующий ему тип экономической активности, которые связаны с процессом жизнеобеспечения домашних хозяйств (семей и отдельных индивидов). «Присвоение» же полезных свойств экономических ресурсов в системе производства традиционно описывается в социологии в терминах трудового поведения.
Рассматривая потребительское поведение в этом однозначном смысле и выделяя его центральный элемент — извлечение полезных свойств потребительских благ, мы не можем свести данный про-
623
цесс только к этому компоненту, поскольку последний неразрывно связан с другими относительно самостоятельными действиями, без которых его реализация невозможна. Например, можно выделить следующие процессы:
• приобретение потребительских благ;
• поиск их на рынке и вне его;
• рациональное их использование, хранение и распределение;
• выбор потребительских приоритетов и дозирование потреб
ления во времени;
• ранжирование потребительских наборов и поиск средств,
обеспечивающих оптимальное потребление;
• накопление, сбережение, резервирование и трата ликвид
ных средств и построение на этой основе оптимальных по
требительских бюджетов и т.п.
Таким образом, потребительское поведение нельзя рассматривать линейно — это весьма сложная система социальных и экономических действий, которая обеспечивает устойчивость, защиту, функциональную, экономическую и культурную целесообразность хозяйственного цикла любых потребительских ячеек. Внутри потребительского поведения можно выделить ряд фаз, которые отражают его особенности:
• собственно саму фазу потребления, внутри которой проис
ходит изъятие потребительских свойств различных ресур
сов, находящихся в распоряжении домашних хозяйств;
• покупательское поведение, относительно самостоятельный
элемент потребительского поведения, связанный с приоб
ретением различных благ и их заменителей, включающихся
в хозяйственный оборот;
• информационно-поисковое поведение, ориентированное на
удовлетворение платежеспособного спроса потребительских
ячеек (поиск товара);
• информационно-поисковое поведение, связанное с обес
печением и поддержанием определенного уровня благосос
тояния (дохода) потребительских ячеек (поиск дохода);
• хозяйственное поведение, обеспечивающее координацию всех
потребительских действий в соответствии с задачами и це
левыми функциями домашних хозяйств, а также реализа
цию функций правовой и социальной их защиты;
• распределительное поведение, связанное с наделением членов
потребительской ячейки различными ресурсами, находящи
мися в ее собственности;
• функциональное поведение, связанное с эксплуатацией ос
новных и вспомогательных средств жизнеобеспечения до
машних хозяйств;
624
• сберегательное поведение, направленное на резервирование ликвидных средств и иных активов, находящихся в собственности потребителя.
В любом своем качестве непосредственный процесс потребления связан с присвоением потребительских ценностей различного класса и порядка. Функционально и поведенчески непосредственный процесс потребления обусловлен сложившейся на определенном этапе общественного развития структурой человеческих потребностей, которая синхронна системам благ, предоставляемых обществом.
Непосредственный процесс потребления — сущностная сторона потребительского поведения. Он является результирующим элементом всех других экономических и неэкономических действий, которые делают возможным сам процесс воспроизводства и жизнеобеспечения домашних хозяйств. Естественно, что структура и качество жизнеобеспечения могут быть весьма различны. Они имеют два пограничных уровня: первый находится на границе физиологического минимума, за которым начинается деградация, второй — в зоне престижного (демонстративного) потребления, превышая разумные рациональные нормы и стандарты.
Исходный баланс потребления определяется тремя составляющими: уровнем дохода, стандартом потребления и степенью компетентности субъектов калькулировать свои действия, не выходя за пределы тех ресурсов, которыми они обладают. Доход потребительских ячеек (домашних хозяйств), независимо от того, как он получается, есть основной фактор их обеспечения. Однако доход изменяется во времени, служа своеобразным результатом процесса потребления и являясь базовым элементом его насыщения. Если учесть, что доход — переменная величина, то очевидно, что количественные и качественные характеристики процесса потребления могут изменяться в зависимости от ее колебаний.
Если отбросить этнические, регионально-культурные и другие различия, то можно сказать, что доходы и потребление растут в соответствии с ростом производительности труда и ВНП. Существуют и сосуществуют множество стран с различным средним уровнем дохода и потребления. Если не учитывать самые бедные страны, то следует отметить, что так называемые нормальные стандарты потребления существенно отличаются по количественным и качественным параметрам. Пропорционально различаются в этих странах и реальные стандарты потребления различных социальных групп. Средний стандарт потребления отвечает возможностям конкретных экономик, в условиях которых он достигает определенного фиксированного уровня и существенным образом колеблется в разных странах.
21 Общая социология
625
В свою очередь, объективные ограничения этого рода способствуют минимизации притязаний потребителей в соответствии с определенными бюджетными ограничениями. Стандарты потребления и их параметры лимитируются целым рядом факторов. Во-первых, конкретным уровнем производительности труда и эффективности экономик, которые обеспечивают наиболее вероятные (массовые) уровни дохода. Во-вторых, приоритетом в распределении национального дохода и т.п. Естественно, что доход зависит также от места занятых в системе экономической стратификации, различные факторы которой демонстрируют дифференциацию потребительских возможностей занятого населения.
Ограничения в получении дохода и, соответственно, уровня потребления зависят не только от объективных факторов, но и от личных усилий субъектов, которые при прочих равных условиях должны форсировать свои ресурсы, чтобы обеспечить желаемый стандарт потребления.
Постоянный доход, обеспечивающий фиксированные стандарты потребления, является, как правило, пределом, который, с одной стороны, лимитируется уровнем благосостояния, достигнутым в рамках конкретных экономик (для большинства занятых по найму он фиксируется в среднестатистической ставке заработной платы), а с другой стороны, определяется возможностями конкретных потребителей преодолевать эти ограничения за счет дополнительных усилий или поддерживать благосостояние и потребление на среднестатистическом уровне.
Говоря о специфике «потребительского поведения», можно выделить ряд факторов, которые существенно изменяют структуру (пропорции) потребления в сторону доминирования тех или иных потребительских предпочтений. Они демонстрируют объективные особенности функционирования домашних хозяйств и определяют конкретный баланс их потребления в зависимости от:
• образа жизни;
■• стадии развития, на которой они находятся;
• демографических характеристик, количества членов семьи;
• доминирующих социальных стандартов, отражающих их со
циально-культурную специфику, и т.п.
Естественно, что структура потребительского поведения неотделима от конкретных социокультурных матриц, которые определяют доминанты и приоритеты потребительского поведения, их функциональные и ритуально-символические характеристики. Этот аспект приобретается и усваивается традиционно-опытным путем. Таким образом, конкретные стандарты и соответствующие им структуры потребления являются в большей степени фактом социальных привычек, традиций и стереотипов, чем чисто рациональных дей-
626
ствий. Последние в значительной степени выступают производным элементом того, что приобретено и усвоено ранее в системе традиционного потребительского поведения. Тем не менее можно сформулировать общие принципы и методы реализации рациональных моделей потребительского поведения, которые базируются на сохранении равновесия дохода (бюджетных ограничений) и необходимых трат(потребления).
Рациональными моделями потребительского поведения можно признать те, которые:
• не выходят за границы реального дохода;
• способствуют созданию оптимального баланса трат и по
ступлений в соответствии со сложившейся и рационально
дозируемой структурой потребления;
• обеспечивают контроль и нормирование структуры потреб
ления и соответствующих им трат, не превышающих лими
ты реального дохода;
• устанавливают равновесие статей дохода и расхода потре
бительских бюджетов;
• способствуют резервированию части средств с целью стра
хования от непредвиденных ситуаций и обстоятельств;
• обеспечивают оптимальный баланс насыщения потребнос
тей в соответствии со сложившимися стандартами жизни и
кредитование потребительского бюджета за счет будущих
доходов.
Процесс потребления включает в себя некий аксиологический каркас, который делает возможным и целесообразным весь процесс потребления, в том числе и те рациональные схемы поведения, которые реализуются внутри его. Это связано с тем, что сам по себе процесс потребления (в его рациональной части) не существует как автономный феномен, но всегда детерминируется набором инструментальных и терминальных ценностей, которые доминируют в конкретной социальной среде и в конечном счете служат ориентиром потребительского выбора. Естественно, что эти стандарты и ориентиры могут быть различными, что указывает на многообразие культурных форм потребления даже при условии одинакового потребительского бюджета.
Рациональность моделей потребительского поведения определяется и тем, что они должны обеспечить защиту и воспроизводство определенной системы ценностей, на основе которых функционируют конкретные потребительские ячейки. Речь идет о системе традиций и образцов поведения, которые репрезентируют социальную матрицу домашних хозяйств, делая ее конкретной и относительно самостоятельной культурной единицей. Последняя, базируясь на определенных ценностях и предпочтениях, сохраняет и
627
транслирует конкретные модели потребительского выбора, передаваемые другим поколениям.
§ 3. Модели экономического поведения
Наряду с основными видами экономического поведения можно анализировать входящие в их структуру модели экономического поведения: монетарные, коммерческие, маркетинговые, посреднические, предпринимательские (инновационные) и др. Рассмотрим некоторые из них.
Монетарное поведение есть производное социального института денег, который обеспечивает распределение, дозирование и калькуляцию экономических ресурсов в процессе обмена. Деньги наряду с механизмом цен являются расчетно-аналитическим базисом большинства человеческих действий. Они позволяют калькулировать в сопоставимых показателях многочисленные социальные действия; координировать множество индивидуальных интересов и целей, которые не сопоставимы другим способом; измерять и оценивать эквивалентность обменных операций и т.д. Деньги являются предметом (объектом) как профессиональных, так и непрофессиональных действий, которые, в свою очередь, дифференцируются на несколько разновидностей в зависимости от того, какой мотив трат и накоплений ликвидных средств доминирует — рациональный, традиционный, альтруистический или аффективно-иррациональные мотивы.
Рациональные модели монетарного поведения базируются на строгом учете и расчете накоплений и трат независимо от того, какие цели преследуются — потребления, резервирования (сбережения), коммерции, производства или инвестирования.
Традиционные модели воспроизводят стереотипы и социальные привычки обращения с деньгами, которые приобретены традиционно-опытным путем. Традиционные модели монетарного поведения характерны для массовых пользователей денег, которые реализуют операции получения дохода, купли-продажи, трат-накоплений, примитивного баланса и учета. Структуру мотивации этих моделей могут составлять рациональные, аффективные, иррациональные элементы в различных пропорциях и сочетаниях.
Альтруистические модели основаны на безвозмездной трате (передаче) ликвидных средств с целью оказания помощи субъектам, нуждающимся в экономической и социальной поддержке. Основу мотиваций этих моделей поведения составляют сопереживание, моральные и религиозные соображения, ощущение социальной вины перед неимущими и нуждающимися.
628
Аффективно-иррациональные модели реализуются в случаях, когда субъекты экономического поведения находятся в состоянии аффекта, становятся по тем или иным причинам недееспособными, абсолютизируют объективные функции денег или подвержены влиянию массовых психозов и групповых аффектов.
Существует целая цепочка заменителей, «менее совершенных денег» (различных ценных бумаг и иных инструментов), которые делают возможным существование сложнейшего социального финансово-инвестиционного института (точнее, сети финансово-инвестиционных институтов), оперирующего различного рода обязательствами с целью постоянного перераспределения капиталов от тех, кто ими обладает, к тем, кто в них нуждается. Речь идет о специфической форме экономической активности — инвестиционном поведении. Известно, что в инвестиционный цикл втянуто множество субъектов рынка. Одни из них профессионально заняты в этой области (активные инвесторы), другие реализуют инвестиционные функции на непрофессиональной основе (пассивные инвесторы).
В первом случае инвестиционное поведение можно рассматривать как определенный вид трудового поведения различной специализации и квалификации, которым занято множество людей: менеджеры банков, страховых обществ, инвестиционных компаний и фондов, функционеры фондовых рынков (брокеры, маклеры и дилеры), лица, профессионально занимающиеся консалтингом инвестиционных потоков, прогнозом поведения ценных бумаг, и др.
Многочисленная категория пассивных инвесторов, несмотря на дифференциацию, характеризуется одним общим признаком: они являются фидуциариями (доверителями), т.е. профессионально не осуществляют операции с инвестиционными активами, а передают их на контрактной основе профессиональным инвесторам и пассивно ожидают выполнения обязательств. К ним относятся, например, и мелкие депозитарии банков, и крупные рантье, оперирующие большими свободными капиталами.
Таким образом, функционально инвестиционное поведение массовых сберегателей сводится в основном к выбору места и формы аккумуляции ресурсов под эгидой профессиональных посредников, которые обеспечивают взаимовыгодное их обращение.
Особую роль в актуализации экономической активности играют инновационные модели экономического поведения — предпринимательские. Сущность предпринимательского поведения определяется прежде всего инновационным компонентом, позволяющим тому или иному агенту рыночного процесса реализовать такие решения и действия, которые обеспечивают так называемый пред-
629
принимательский доход. Таким образом, это специфический вид экономического поведения, ориентированного на определенную вероятность достижения предельной нормы прибыли, извлекаемой в системе рыночной неопределенности. Инновационный эффект предпринимательского поведения складывается как минимум из трех составляющих:
• уникальные личностные качества и способности отдельных
индивидов;
• соответствующая рыночная среда, насыщенная огромным
разнообразием потенциальных и реальных комбинаций, яв
ляющихся многоальтернативным полем предпринимательс
кого выбора;
• предпринимательская культура, включающая в себя опре
деленный набор инструментальных и терминальных ценно
стей, стандартов и образцов поведения, которые иниции
руют венчурный модус социальных действий различных
рыночных агентов. Данный тип культуры воспроизводит мас
совые модели экономического поведения множества субъектов
независимо от того, какой результат достигается ими в фи
нале. Он, в свою очередь, может коррелироваться в своем
положительном значении огромным числом факторов — от
наличия уникальных способностей до непредсказуемого слу
чайного везения.
Наличие этих трех составляющих создает необходимые предпосылки для постоянного возобновления в различных комбинациях и сочетаниях социально-экономической матрицы массовых человеческих действий, ориентированных на предпринимательский успех. Причем постоянный риск неудачи, которая является уделом значительного большинства, компенсируется перманентно появляющимися примерами уникальных результатов и достижений. Последние, в свою очередь, стимулируют экономическую активность новых поколений, а также инициативу многих не потерявших надежду неудачников и банкротов (Й. Шумпетер). Очевидно, что так называемая предпринимательская функция объективируется только в случае соединения конкретных субъектов с теми возможностями и ресурсами, которые они находят, интегрируют и запускают в оборот в определенной, ограниченной рамками конкретного времени и пространства конъюнктурной ситуации. Причем неважно, что способствует интеграции редких ресурсов — личные качества индивида, ориентированного на экономический успех, или различные, в том числе случайные, обстоятельства, способствующие объединению редких ресурсов, находящихся под контролем многих пользователей.
630
Глава XXVII. Социология политики
Наши оценки современной политической жизни крайне противоречивы: то нам кажется, что в политике царит хаос, то начинают терзать сомнения, не разыгрывается ли перед нами очередной политический фарс. В условиях нестабильности, экономических трудностей мы надеемся, что политики смогут решить возникшие проблемы, и быстро разочаровываемся в них, когда понимаем, что их действия не приносят желаемого результата.
За этими противоречивыми субъективными оценками скрываются серьезные научные проблемы соотношения рационального и иррационального, случайного и определенного, изменчивого и устойчивого в политике, решение которых может дать ответ на волнующие нас вопросы о стабильности политических режимов, успехе демократических преобразований, повышении благосостояния населения и др.
Рассмотрим эти проблемы с точки зрения социолога. Прежде всего рассмотрим процессы институализации политических отношений, так как именно социальные институты придают социальным взаимодействиям устойчивость, вносят элементы предсказуемости в поведение людей, и именно их разрушение провоцирует нарастание в стране хаоса и беспорядка.
§ 1. Институализация политической жизни
Становление политических институтов — процесс длительный. Его начало восходит к постепенному появлению качественно нового вида взаимодействия — политической власти, институализация которой и положила начало созданию разветвленной сети современных политических институтов.
Напомним, что власть — это всегда взаимодействие, основанное на неравенстве индивидов. Индивид может понуждать другого или других к каким-либо действиям только при условии обладания такими ресурсами (сила, статус, интеллект, опыт и т.д.), которых нет у его партнеров по взаимодействию. Индивид, являющийся объектом власти, должен быть поставлен в такие условия, при которых он не может не подчиниться. Властное взаимодействие не состоится, если один из его участников имеет возможность уклониться. Пресечение уклонения достигается тремя основными способами:
• насилием, т.е. применением репрессивных мер;
• различными формами влияния-зависимости, т.е. требованием
каких-либо благ в обмен на подчинение;
• нормативным порядком, т.е. системой правил, законов.
631
Из всего многообразия властных отношений выделим те виды, которые предполагают вовлеченность в них буквально всех членов социума, — потестарную и политическую власть.
Потестарная власть была характерна для родоплеменной общины, в которой для обладания властью над сородичами достаточно было быть старшим, иметь большой опыт, житейскую мудрость, знать обычаи и ритуалы.
Власть вождя над родоплеменной общиной, члены которой были связаны узами родства и соседства, не требовала использования особых механизмов — достаточно было жесткой системы социального контроля, которая применялась в общностях, характеризующихся непосредственным взаимодействием.
Численный рост племен способствовал расширению ареала их расселения. Борьба за жизненное пространство вынуждала племена объединяться в союзы. Эти два естественных процесса вызвали качественный сдвиг в системе внутренних связей и взаимодействий: отношения родства и соседства перестали быть единственными связующими структурами между людьми. Для обеспечения единства новых усложнившихся конгломератов требовались дополнительные мощные объединительные механизмы — важнейшим из них стала политическая власть, которая упрочивалась по мере усложнения и дифференциации системы социальных взаимодействий, по мере перехода от общинного, родоплеменного характера организации социальной жизни к социетальному. Политическая власть — это важнейший компонент общества: история свидетельствует, что смогли выжить и развиться лишь те общества, которые создали устойчивые формы политической власти.
Устойчивость политической власти достигается в процессе ее институализации, которая начинается с выделения статусно-ролевых групп, призванных управлять делами зарождающегося общества.
Антропологи свидетельствуют, что только на стадии разложения родового строя появляется специализированный управленческий труд. Ранее вожди наравне со своими соплеменниками обрабатывали землю, занимались строительством, охотились и лишь эпизодически выполняли управленческие функции*. Усложнение структурных связей потребовало более квалифицированного управленческого труда, к которому надо было готовиться, которому надо было обучаться, которым надо было заниматься профессионально.
Появление особых групп, которые освобождались от непосредственного участия в материальном производстве, отвечало потребности социума в управленческом труде. Например, Русская Прав-
* Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности,—М., 1995, с. 28.
632
да, представлявшая собой первый свод законов древнерусского общества, фиксирует именно такое разделение людей. Указанные в ней служилые люди или княжьи мужи составляли слой, непосредственно участвовавший в управлении, помогающий князю в решении таких задач, как оборона, сбор податей и т.д.*
Первоначально статусно-ролевое разделение сопровождалось созданием особых отличительных знаков, выделяющих правителей из общей массы. Вождь тхенду (Индия) «выделялся среди окружающих своей внешностью и поведением: это и особый костюм с украшениями в виде черепа обезьяны или из крупных раковин и рогов, это и полное достоинства поведение. Люди приближались к нему в почтительной, полусогнутой позе, не поднимая на него глаз. В некоторых деревнях чистота вождя оберегалась настолько, что ему не давали касаться ногами земли и под его ноги, прежде чем ступить на землю, подстилали листья и ветви»**.
Цари Древнего Рима являлись перед народом в золотой короне, имитирующей венок из дубовых листьев. Они располагались на сидении, украшенном слоновой костью, одетые в пурпурную тунику, расшитую золотом, и расписной плащ, держа в руках скипетр с орлом. Во время парадных выходов шедшие перед царем служители-ликторы несли фасции — пучок розог с воткнутым в них боевым топором. Символы власти, создаваемые каждым народом, должны были напоминать населению об особом статусе человека, который ими управляет,
В современных обществах, как правило, отсутствует нарочитая броскость одеяния, помпезность. Однако при всей демократичности нравов и сегодня старательно оберегается статус главы государства, важнейших государственных органов. Их резиденции становятся национальными символами, сами должностные лица получают ряд льгот. И даже предвыборная борьба за обладание высшими государственными постами приобретает (по крайней мере внешне, для массовой аудитории) характер борьбы достойнейших из достойных.
Параллельно с выделением статусной управляющей группы шло создание нормативно-правовой системы, регулирующей степень ответственности этой группы, характер ее взаимодействия с остальной частью населения.
Судебник Ярослава Мудрого, Соборное Уложение Алексея Михайловича, Конституция Российской Федерации — все это документы разных эпох, но они закрепляли принятые в свое время нормы властных отношений. Устойчивость, самовозобновляемость любого
* Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. — М , 1987, т. 1 с 250. ** Ранние формы политической организации1 от первобытности к государственности, с. 91.
633
института обеспечивается именно сложившимися нормами и правилам, которые рассматриваются индивидами как само собой разумеющиеся, естественные и потому обязательные к исполнению. Институализация политической власти стала возможной именно благодаря созданию многими поколениями каждого общества таких норм.
Следует оговориться, что нормы политической власти подвижны и изменяются с развитием общества. Каждая страна, каждая эпоха имеют конкретные формы выражения норм и правил, регулирующих отношение политической власти. Но при всем своем многообразии и изменчивости они определяют права и обязанности управляющих и управляемых, их взаимную ответственность.
Отношения управляющих и управляемых могут регламентироваться на основе как закона, так и правил, формально нигде не зафиксированных, но, тем не менее, всеми соблюдаемых.
Регламентация отношений между управляющими и управляемыми сводится обычно к фиксации сферы компетенции управляющих, т.е. к уточнению тех вопросов, которые составляют предмет власти. Исторической тенденцией здесь является сужение границ произвола, защита прав населения. Современные правовые акты четко указывают пределы и возможности государственных органов, должностных лиц.
В странах складывается и система ответственности населения перед государством, определяемая как гражданская ответственность или гражданский долг. Для поддержания нормативного порядка создавался надежный механизм санкций, обеспечивающий выполнение индивидами предписываемых норм и правил.
Особенностью политической власти является воспроизведение ею самого противоречивого вида неравенства, при котором управляющая группа получает огромные преимущества перед группой управляемых. Недовольство управляемых может многократно усиливаться некомпетентностью, злоупотреблениями власть придержа-щих. Поэтому политическая власть нуждается в особом механизме санкций, предполагающем право на законное применение силы и принуждения или, по выражению М. Вебера, «на монополию легитимного физического насилия»*.
Складывающийся политический институциональный порядок постепенно становился привычкой. Люди усваивали в ходе обучения, общения нормы политического властного взаимодействия, узнавали о возможных санкциях в случае несоблюдения правил и стремились избежать столкновения с силой. Механизмы «опривы-чивания» нормативного политического поведения принципиально не отличаются от «опривычивания» нормативных отношений, например, в семье. Регулярно воспроизводимые в социуме действия
* Вебер М Избранные произведения, с. 645. 634
становятся настолько обычными, что люди даже не задумываются о наличии альтернатив.
Подчеркнем вместе с тем, что «опривычивание» норм политического властного взаимодействия (идет ли речь о тех, кто осуществляет власть, или тех, кто подчиняется) не происходит автоматически. Оно осуществляется в ходе научения этим нормам и под постоянным контролем как со стороны окружающих людей, так и особых органов, призванных корректировать их поведение, в том числе и при помощи соответствующих санкций. Кроме того, в сознании людей должны направленно формироваться представления о целесообразности, необходимости, правомерности сложившихся отношений политической власти, об их легитимности.
Институализация политической власти — естественный процесс. Его основу составляет не воля рационально мыслящих людей, стремящихся к заключению некоего общественного договора, а результат действий людей, преследующих сиюминутные интересы, но вынужденных в своих поступках исходить из ожиданий других людей, ориентироваться на них, вырабатывать нормы совместной жизни. Институализация — это отбор правил взаимодействия из множества других. Причем отбор, особенно на ранних этапах, скорее случайный, чем всесторонне продуманный. Этим, в частности, объясняется многообразие форм политических институализированных отношений: нормы вырабатывались всегда в конкретной ситуации и конкретными людьми.
Главным итогом институализации является появление в обще
стве устойчивого механизма, обеспечивающего постоянное воспро
изводство политических властных отношений. Причина «незыбле
мости» власти заключена в специфике механизма его институцио
нального воспроизводства: люди в своих действиях «обречены» по
стоянно ориентироваться на ценности и нормы, созданные пре
дыдущими поколениями. Ожидания и суждения других людей все
гда будут корректировать поведение тех, кто не следует принятым
правилам. В процессе институализации власть деперсонализирует
ся, потому что вся система складывающихся норм, механизма сан
кций ориентируется на обеспечение власти не конкретного челове
ка, а определенной династии, статусной группы, членов прави
тельства, президента и т.п. ,
Реальные политические взаимодействия, конечно, шире институциональных рамок. Человеку свойственна более широкая гамма действии, чем та, которая определена нормативными требованиями и предписаниями. Однако в ходе институализации политическая власть обретает четкие очертания. Властные отношения становятся понятными, предсказуемыми, позволяющими каждому человеку определить в них свое место.
635
затрат на обеспечение различных общественных работ, для создания страхового фонда, персонального потребления правителей и их приближенных. Необходимость в централизованных фондах была очевидной. Но даже если она не осознавалась всеми членами социума, то по мере выделения особой статусной группы, специализирующейся на управленческих функциях и не производящей материальные блага, она превращалась в одно из условии существования этой группы. Вот почему для создания централизованных материальных и денежных фондов необходимы были властные отношения, предполагающие, с одной стороны, наличие тех, кто будет собирать средства, распоряжаться ими, а с другой стороны, тех, кто будет эти средства добровольно или под принуждением отдавать.
Подчеркнем еще раз: стремление людей иметь страховые фонды, возникающая необходимость перераспределения части произведенного валового общественного продукта вынуждали их воспроизводить определенные устойчивые взаимодействия, что могло быть осуществлено только в рамках политических властеотношений, в которые вовлекается все население страны.
Вторая функция — поддержание социального мира в обществе. Социальные отношения в обществе не существуют в отрыве от людей, воспроизводящих в своих действиях эти отношения. Но человеку свойственны поступки, способные привести к разрывам сложившихся связей. Примирить конфликтующих субъектов обычно может тот, кто обладает сильным влиянием на обоих. История свидетельствует, что во всех странах люди искали приемлемые способы разрешения возникающих споров, и обычно в роли арбитров выступали те, кто был наделен властью. Обладание властью делало слово судьи весомым, обязательным к исполнению всеми участниками конфликта, более того, оно могло обретать силу закона. Таким образом, политические властеотношения становятся своеобразным полем, на котором разрешаются конфликты между индивидами, группами, способные в противном случае привести к непредсказуемым, разрушительным последствиям для общества в целом.
Третья функция — поддержание институционального единства общества, сохранение единого социокультурного пространства. Как известно, общество в отличие от родоплеменной общины все более дифференцируется по мере своего развития. Люди, живущие в разных городах, занимающиеся разными ремеслами, обычно замыкаются на своих частных или групповых проблемах, у них возникают разные интересы, предпочтения, устремления. Удержать этих людей в рамках единого территориального и социального пространства может только политическая власть, и ни только применяя на-
637
силие. Главное заключается в том, что субъект политической власти обретает право формировать, изменять и поддерживать нормативный порядок в обществе.
Нормы, регулирующие поведение индивидов, возникают в обществе повсеместно в ходе взаимодействий индивидов и существуют в виде традиций, обычаев, обрядов, ритуалов, моральных запретов и нравственных требований. Специфика всех этих норм заключается в том, что они создаются самими участниками взаимодействия и контроль за их выполнением осуществляется ими же.
В рамках политических властеотношений возникает особый вид нормотворчества — институт права, отличающийся предоставлением субъекту политической власти исключительных возможностей создавать нормы; обязательным характером этих норм для всего населения; возможностью применения субъектом власти санкций в отношении тех, кто не соблюдает эти нормы.
Благодаря институту права создается единое нормативное пространство, которое, не устраняя групповых различий, обеспечивает институциональное единство общества. Это достигается за счет ограничений на те или иные виды деятельности, законодательного закрепления за каждым социальным институтом, организацией, группой определенной ниши в социальном пространстве, определения единых функциональных требований, предъявляемых со стороны общества к институциональным образованиям. Отношения политической власти создают необходимые условия для эффективного функционирования института права, а следовательно, для формирования единого нормативного порядка, скрепляющего многообразные, разноплановые институционные образования.
Мобилизующая функция политической власти. Нередко люди начинают разрушать систему общественных отношений под влиянием чрезвычайных обстоятельств. Поэтому население любой страны нуждается в защите — от нападения извне, природных катаклизмов, голода, падения жизненного уровня, разгула преступности и т.д. Для этого необходимо объединить, скоординировать усилия всего или большинства населения. Эта задача может быть успешно решена только в рамках политических властеотношений, когда решение субъекта власти, направленное на достижение определенной цели, не оспаривается населением и подлежит обязательному исполнению, в том числе под угрозой применения силы. Таким образом, мобилизующая функция политической власти проявляется в ее способности организовывать и направлять массы на решение вставших перед обществом проблем.
Мы перечислили позитивные функции политической власти, т.е. указали на виды зависимости, которые подчеркивают, во-первых, что общество для сохранения своей целостности нуждается в
638
политической власти, и, во-вторых, сама политическая власть создает реальные возможности для поддержания этой целостности. Именно наличием этой сложной зависимости обусловлен сам факт неразрывности общества и политической власти.
Вместе с тем существует множество «подводных течений», которые способны подчас до неузнаваемости изменить логику взаимозависимости — и тогда политическая власть демонстрирует свое бессилие, более того, может сама стать источником конфликтов, социальной нестабильности, привести к разрушению общества. Прежде чем ответить на вопрос, когда и почему это происходит, необходимо рассмотреть процессы, происходящие внутри политических властеотношений.
§ 3. Дифференциация политической власти
На ранних ступенях развития общества отношения политической власти были синкретичными, т.е. внутренне не разделялись на специфические сегменты, сферы управления.
Князья в Киевской Руси сами правили, сами вершили суд, сами возглавляли войско, сами отправлялись со своей дружиной за сбором налогов, дани. И хотя правящие группы всегда были иерархич-ными, первоначально внутри их не существовало специализации по выполняемым функциям.
Главной тенденцией развития политических властеотношений в истории любого общества является их постепенная внутренняя диф-ферениация. Вначале образуются самостоятельные социальные институты, ответственные за выполнение той или иной функции политической власти в обществе: выделение армии в особый институт и особую организацию, отвечающую за безопасность сообщества, образование института судопроизводства, специализирующегося на разрешении споров и конфликтных ситуаций, института налогообложения.
Политическая власть постепенно обретает все более сложную конфигурацию. Ее дифференциация была обусловлена сложными коллизиями социальных взаимодействий, когда индивиды для решения своих проблем бывали вынуждены прибегать к созданию различных политических институтов. Следовательно, можно говорить о социальной обусловленности процесса дифференциации политической власти.
Рассмотрим, к примеру, редистрибутивную функцию политической власти. Заинтересованность как плательщиков, так и собирателей дани в упорядоченности отношений заставляла их вырабатывать соответствующие нормы и правила, что и означало начало формирования института налогообложения. По мере увеличения поступлений в казну возникала необходимость эффективно распоряжать-
639
1
ний возникают качественно новые социальные институты, предназначенные упорядочить, регламентировать воздействие масс на субъекта политической власти: институт всеобщего избирательного права, институт политических партий, институт общественных организаций и групп давления и т.п. Назначение этих институтов — согласование без применения силы интересов различных социальных групп, упорядочивание взаимодействия по поводу их выражения, защиты и реализации. Некоторые институты (например, институт общественных организаций и групп давления) занимают пограничное положение, одновременно являясь и законодательно регулируемой системой отношений с субъектом политической власти, и сложившимися нормами и правилами неполитического взаимодействия, поэтому мы назовем их социально-политическими.
Каждый новый политический институт возникал в ответ на сформировавшуюся общественную потребность, которая всегда проявлялась как в целенаправленных действиях сторонников установления и закрепления данного вида взаимодействия, так и в молчаливом одобрении их действий устойчивым большинством, потенциально готовым включиться в создаваемые социальные и политические структуры.
Вызревание общественной потребности в новом политическом институте — это всегда длительный и сложный путь.
Так, введению в Англии всеобщего избирательного права предшествовала ожесточенная борьба. Английская буржуазия получила избирательное право в 1832 г., однако широкие городские слои ремесленников, квалифицированных рабочих требовали распространения этого права и на себя. В 1836 г. они создали Лондонскую ассоциацию рабочих для борьбы за всеобщее избирательное право, а два года спустя сформулировали Хартию — программный документ, предусматривающий введение всеобщего избирательного права, отмену имущественного ценза для депутатов парламента, его ежегодное переизбрание, тайное голосование, уравнение избирательных округов. Так началось чартистское движение в стране, сопровождавшееся столкновениями с силами порядка. Другой исторический пример — революционные выступления в России в 1905 г., одним из следствий которых стало провозглашение Октябрьского Манифеста и объявление о созыве первого в России парламента. Однако в начале XX в. институт парламентаризма не прижился в России в силу ряда причин, в том числе и из-за непоследовательности инициаторов этого начинания и фактического безразличия со стороны населения — значит, в обществе отсутствовала ярко выраженная потребность в этом институте.
Политическая власть в современном обществе представлена не только множеством институтов, но и огромным количеством различных организаций, учреждений, органов. Например, институт политических партий в обществе предполагает, как правило, фун-
641
кционирование нескольких партий; институт парламентаризма представлен не только законодательным собранием, но и многими формальными и неформальными группами, объединениями, оказывающими помощь и поддержку избранным депутатам. Особенно разветвленную сеть различных органов и учреждений имеет институт исполнительной власти.
Итак, политическая власть по мере развития общества становится внутренне крайне сложным образованием. В рамках политических властеотношений исчезает даже однозначность в определении субъекта власти. Регулярные выборы, референдумы, узаконенная практика давления на государственные структуры деформируют картину политической власти как особой формы взаимодействия, при котором субъект, используя определенные ресурсы, может добиваться своей цели. В современном обществе субъект власти оказывается функционально разделенным, находясь в зоне влияния различных сил, в том числе и тех, которые формально должны ему подчиняться.
Процесс дифференциации политической власти нашел отражение в философско-политических и правовых доктринах.
Наиболее известной из них является «теория разделения властей», возникшая в период кардинальных изменений в экономике западноевропейских стран и укрепления позиций буржазии. Ее лейтмотивом стала борьба против абсолютной власти монарха, ее основной смысл заключался в необходимости разделения единой государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную.
Сложность, запутанность политических властеотношений в современном обществе крайне затрудняют их анализ. Пользуясь терминологией американского политолога Р. Даля*, можно назвать современную политическую власть полиархичной (от греческого poly — много, archi — старший, главный), подчеркнув ее основную отличительную черту — наличие нескольких институтов, регулирующих отдельные сегменты политических властеотношений, нескольких центров принятия самостоятельных управленческих решений, нескольких центров влияния на процесс принятия этих решений.
Сложность политики определяется не только многообразием социальных институтов и организаций, но и выполнением ими не только явных, но и латентных функций, что порождает более сложные внутренние зависимости как внутри поля политических властеотношений, так и при воздействии политической власти на общество.
* Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии — 1994. — № 3, с. 37—48.
642
Например, институт парламентаризма решает две основные задачи — законотворчество и представительство интересов различных слоев населения общества, которые фиксируются и регламентируются в нормах государственного права, однако парламентарии зачастую занимаются саморекламой или рекламой деятельности своей партии.
Латентность не опасна, если не блокирует выполнение институтом своих основных функций. Однако при определенных обстоятельствах возможно появление откровенно негативных видов воздействия политических институтов на общество, т.е. дисфункций.
Например, если парламентарии начинают подменять исполнительную власть или вмешиваться в судопроизводство, то сразу происходит сбой в работе всего механизма политической власти, ибо нарушается ранее сложившееся функциональное равновесие между политическими институтами. Если парламентарии стремятся использовать предоставленное им право на законодательную деятельность в целях личной выгоды, это может привести к дискредитации самого института парламентаризма. Если взяточничество становится обычным явлением среди государственных чиновников, то ни о какой эффективности работы правительства, всей системы государственной службы не может быть и речи. Коррумпированная власть вызывает брезгливые чувства у рядовых граждан, что уже само по себе лишает ее массовой поддержки и делает беспомощной в решении сложных вопросов социального развития.
Дисфункции, таким образом, противоречат формальным институциональным требованиям и сложившимся в обществе официально декларируемым представлениям о назначении и роли того или иного института. Они являются результатом непредвиденных последствий взаимодействий людей. Коррупция как дисфункция госаппарата складывается из многочисленных фактов взяточничества чиновников, в результате чего деформируются, искажаются роль и назначение институтов исполнительной власти, призванных осуществлять оперативное управление страной в интересх всего общества.
Возможно ли предотвратить появление и развитие дисфункций политических институтов, угрожающих расбалансировкой и даже распадом всей системы власти в обществе?
В простых политических системах традиционного общества, ас-криптивного по способу формирования политических элит, главным регулятором всегда выступала исполнительная власть. Опираясь на право легитимного насилия, она контролировала деятельность любого социального института, при необходимости вносила в его работу необходимые коррективы, исходя прежде всего из собственного понимания принципа государственной целесообразности.
643
Конечно, волюнтаризм и произвол исполнительной власти в традиционном обществе имел свои ограничения. Как только политическая система переставала выполнять свою основную функцию по управлению делами общества, она начинала испытывать сильное давление со стороны различных социальных слоев в виде народных бунтов и восстаний, фрондистских движений высших сословий. Однако давление извне не ставило под сомнение сам принцип единоличного права исполнительной власти на регуляцию политических институтов.
В сложных политических системах современных обществ, основанных на глубокой дифференциации управленческих функций, требовался иной механизм внутренней саморегуляции. Как бы ни была компетентна исполнительная власть, она не могла в силу сложности самого общества непосредственно контролировать все политические институты, достигшие в своем развитии достаточно высокого уровня автономности. Сосредоточение в одних руках всех рычагов управления неизбежно приводило к консервации старого, неспособности к самообновлению.
Тоталитаризм как явление XX в. — наглядное тому подтверждение: всеобщий контроль над политическими институтами и другими сферами социальной жизни приводил к застою, падению инициативы, интеллектуальной деградации. Главный урок тоталитаризма — вывод о неэффективности контроля за политическими и социальными институтами из одного центра
Возможна ли децентрализованная политическая система? Есть мнение, что такая система развалится под влиянием собственных же социальных институтов, работающих на воспроизводство отдельных сегментов политической жизни. А если учесть стремление каждого института, и без того монопольно контролирующего определенные виды политических связей и отношений, к распространению своего влияния, исполняя и латентные функции, то это мнение рождает вполне оправданные опасения: например, институт налогообложения, предоставленный самому себе, может превратиться в гигантскую машину по выкачиванию из населения денег любой ценой, институт охраны правопорядка во имя стабильности может превратить насилие в главный регулятор поведения населения, институт парламентаризма может взять на себя функции исполнительной власти, а правительство начнет диктовать правовые нормы и т.д. Вот почему в обществе так широко распространено убеждение если не в необходимости сильной, авторитетной личности, то, по крайней мере, в полезности особого образования, стоящего как бы над всеми политическими институтами в виде, например, института главы государства.
644
Хотелось бы отметить, что необходимость в таком социальном институте появляется, как правило, лишь в условиях нарастания нестабильности, конфликтности в самой политической системе. К сожалению, в такой обстановке проявляются латентные функции самого института главы государства, когда намерение согласовывать функционирование органов государственной власти трансформируется в откровенное давление, порождая тем самым авторитаризм в различных его проявлениях.
Можно ли в условиях многообразия политических институтов современного общества обеспечить единство политической власти и избежать проявлений авторитаризма?
Историческая практика показывает, что децентрализованная система власти возможна — ее основу составляет чисто функциональная зависимость политических институтов, исключающая руководство из единого центра. В общественно-политической мысли такой способ зависимости политических институтов получил название принципа разделения властей.
Что же обеспечивает функциональное единство и целостность децентрализованных систем политической власти? Во-первых, равновесие подобных систем поддерживается соответствующими нормами и ценностями, обеспечивающими воспроизводство таких структурных связей между институтами, которые исключают доминирование одного из них, но при этом четко определяют функциональное назначение каждого.
Характер таких норм можно проиллюстрировать на примере взаимодействия Конгресса и президента США. Законодательная и исполнительная ветви власти в этой стране имеют полную свободу действий в рамках своей компетенции, но при этом ни одна из них не может расширить зону своего влияния из-за системы взаимных сдержек и противовесов Нормативные ограничения, таким образом, не позволяют ни Конгрессу, ни президенту США взять в свои руки всю полноту политической власти в обществе.
Во-вторых, нормы и правила, регламентирующие отношения между политическими институтами, должны стать неотъемлемой частью культуры общества. Иными словами, их надо не только провозгласить, зафиксировать в каком-либо важном юридическом документе (например, в конституции), но и сделать реальными образцами, стандартами, на которые ориентируются и политические деятели, и простые граждане. Интериоризация норм и ценностей децентрализованной политической системы, пожалуй, самый сложный и противоречивый процесс. Убедить людей в правомерности именно такого государственно-политического устройства, побудить их следовать установленным правилам, наконец превратить это побуждение в привычку необычайно сложно. Для этого требуются не только соответствующая идеологическая работа, но и постоян-
645
пая демонстрация способностей децентрализованной политической системы решать острые социальные проблемы.
Усвоение обществом нормативного порядка децентрализованной политической системы зависит от степени укорененности в политической культуре ценностей рационализма, законности и свободы. Рациональное поведение, как показал М. Вебер, порождает и требует определенного вида политического господства, при котором главным регулятором является закон. Только освобождение от произвола может гарантировать индивиду право на свободный выбор, только последовательное соблюдение закона делает возможным реализацию этого права всеми гражданами. Осознание важности, значимости закона, а не воли правителя является основой для установления нормативного порядка децентрализованной политической системы.
В-третьих, достоянием общественности должны становиться все случаи нарушения нормативного порядка децентрализованной системы политической власти — в этом важную роль должны сыграть средства массовой информации. Но их роль будет эффективной только при наличии нормативного порядка — в противном случае общественное мнение будет не в состоянии адекватно оценить опасность размывания норм и ценностей демократии.
§ 4. Легитимность власти
В политической истории можно наблюдать немало, на первый взгляд, парадоксальных явлений. Одним из них является покорность масс тираническим, тоталитарным режимам, которую трудно объяснить страхом перед вооруженной силой, тем более, что люди сами способствуют приходу к власти авторитарных правителей, требуют сильной власти, поощряют вмешательство государства во все сферы общественной жизни. Есть также немало случаев отторжения массами демократических форм организации политической жизни, недоверия к демократическим институтам, лидерам, отстаивающим либеральные принципы свободы личности (классическим примером этого является падение Веймарской республики в Германии, приход к власти Гитлера).
Однако, с точки зрения социолога, эти явления нельзя назвать парадоксальными. Люди могут подчиняться власти в силу привычки, симпатий и глубокой веры в истинность намерений правителей, своих убеждений и ценностных ориентации, расчета. Институ-ализация политической власти, таким образом, требует включения механизмов, обеспечивающих необходимую мотивацию поведения. Достигается это путем формирования соответствующих ценност-
646
ных образцов с последующим их внедрением в массовое сознание, в мотивационную структуру личности.
Укорененные в сознании масс образцы поведения обусловливают легитимацию различных типов политического господства. Определение М. Вебером основных типов социального действия позволило ему назвать и основные типы легитимности политической власти:
традиционный тип легитимности, в основе которого лежит «авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение»*. Иными словами, у людей под воздействием традиции вырабатывается определенный стереотип поведения в системе политических властеотношений, который они воспроизводят по привычке, потому что так поступали их предки.
В.О. Ключевский наглядно демонстрирует эту особенность отношения человека к политической жизни на примере Бориса Годунова. Народ знал или догадывался о политической недееспособности Федора Иоановича, но не роптал и не выступал против него, так как в его представлении последний из Рюриковичей был «законным царем». Восшествие на престол Годунова противоречило сложившейся традиции. Наделенный умом государственного деятеля, жаждущий осуществить реформы во благо Отечества, он так и не был понят и признан своим народом. Пресечение царской династии, олицетворяющей привычное политическое правление, по мнению В.О.Ключевского, стало одной из важнейших причин великой смуты;
харизматический тип легитимности (от греческого charisma — призвание, божественный дар), в основе которого лежит особое, эмоционально окрашенное отношение масс к своему лидеру. Такой тип легитимности свойствен обществам, в которых в силу определенных причин люди в своих поступках руководствуются скорее чувствами, чем привычкой или разумом. Они безгранично преданы своему лидеру, верят в его исключительность и готовы исполнять его волю, надеясь на его особый дар;
легальный, или рациональный, тип легитимности характерен для тех обществ, где доминирует целерациональный тип поведения. Рациональный человек готов подчиниться лишь такому политическому порядку, который будет восприниматься им как необходимое условие достижения личных целей. А для достижения своих целей ему прежде всего необходима определенность, устойчивость внешних правил. Вот почему рационально действующий человек заинтересован в наличии четких, эффективных законов и готов поддерживать ту власть, которая гарантирует ему стабильность, не сковы-
Вебер М. Избранные произведения, с. 31.
647
вающую, однако, его личную инициативу. Легальный тип легитимности является, по мнению М. Вебера, исторически высшей формой, он свойствен только современным обществам.
Человек формирует представления о политическом нормативном порядке под влиянием определенной социокультурной традиции, что в конечном итоге обусловливает легитимацию различных, а подчас и противоположных политических порядков. Либеральная социокультурная традиция способствует легитимации демократических институтов, авторитарная провоцирует недоверие к парламентаризму, принципу разделения властей, порождает благожелательное отношение к концентрации власти в одних руках.
Итак, легитимация является важным механизмом, обеспечивающим устойчивость, стабильность и эффективность работы политических институтов и системы политической власти в целом. Ее основу составляет способность человека интериоризировать внешние нормы, превращать их в собственные установки, убеждения, что ведет к возможности воспроизводства институциональных связей без видимого принуждения. На процесс интериоризации институциональных норм оказывает огромное воздействие политическая культура, влияющая на формирование ценностных ориентации, убеждений, мировоззрения личности.
Список литературы'
Алмонд Г. Гражданская культура. Политические установки и демократия пяти наций. В кн.: Антология мировой политической мысли. Т. II. — М., 1997.
Американская социологическая мысль. Тексты. — М., 1994.
Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы/Под ред. Т. Парсонса. — М., 1972.
Андреева Г.М. Социальная психология. — М., 1997. Ансофф И. Стратегическое управление. — М., 1988. Антология исследований культуры. Т.1. — СПб., 1997. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. — М., 1993. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. — М., 1993.
Ахиезер А.С. Россия: критика политического опыта. Т. I. — Новосибирск, 1997.
Бауман 3. Мыслить социологически. — М., 1996.
Бергер П. Приглашение в социологию. — М., 1996.
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М., 1995.
Блау П.М. Исследование формальных организаций/Американская социология. Проблемы. Перспективы. Методы. — М., 1972.
Блок М. Апология истории. — М., 1973.
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV— XVIII вв. Т. 1—3. — М., 1986—1992.
Бурдье П. Рынок символической продукции//Вопросы социологии. — 1994. — № 5.
Бурдье П. Социология политики. — М., 1993. Вебер М. Избранное. Образ общества. — М., 1994. Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990.
Вебер М. Три типа господства. — Москва — Иерусалим//Двадцать два. — 1990. — № 72.
Вебер М. Харизматическое лидерство//СОЦИС. — 1988. — № 5. Верховин В.И. Экономическая социология. — М., 1998. Гараджа В.И. Социология религии. — М., 1996. Гвишиани Д.М. Организация и управление. — М., 1998.
* Учитывая учебный характер издания, в список включена лишь общедоступная литература.
649
Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии//ТНЕ81Б. — Весна. —
1993. Т. 1, вып. 1.
Гидденс Э. Социальная стратификация//СОЦИС. — 1992. — № 7, 9, 11.
Гидценс Э Социология. — М., 1999.
Годфруа Ж. Что такое психология. Ч. 1,2. — М., 1992.
Гоулднер Э. Анализ организаций//Социология сегодня. Проблемы и перспективы. — М., 1967.
Громов И., Мацкевич А., Семенов В. Западная социология. — СПб., 1997. Гумилев Л.П. Этногенез и биосфера Земли. — М., 1994.
Давыдов Ю.Н. Веберовская социология капитализма//С0ЦИС. — 1994. — № 8—10.
Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство//Вопросы философии. —
1994. — № 3.
Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта//СОЦИС. — 1994. — № 5.
Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. — М., 1998. Друкер П.Ф. Эффективный управляющий. — М., 1994.
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. — М., 1991.
Дюр^ейм Э. Самоубийство. — М., 1994. Ерасов Б.С. Социальная культурология. В 2 ч. — М., 1994. Жеманов О.Н. Буржуазная индустриальная социология. — М., 1974. Зайцев А.К. Социальный конфликт на предприятиии. — Калуга, 1993. Замошкин Ю.А. Вызовы цивилизации и опыт США. — М., 1991.
Зарубина Н.Н. Социокультурная основа хозяйства и предпринимательства. — М., 1998.
Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. — М., 1994. Зиммель Г. Избранное. Т. II. — М., 1996.
Зиммель Г. Общение. Пример чистой или формальной социологии// СОЦИС. — 1984. — № 2.
Зиммель Г. Экскурс по проблеме: Как возникло общество?//Вопросы социологии. — 1993. — № 5.
Ионин Л.Г. Социология культуры. — М., 1996.
История теоретической социологии. В 4-х т/Отв. ред. Ю.Н. Давыдов. — М., 1995—1998.
Катц Д., Кан Р. Социальная психология организаций. — Киев, 1993.
650
Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. — СПб., 1998.
Козер Л. Функции социального конфликта: Завершение конфликта. В кн.: Современная зарубежная социология. — М., 1993.
Комаров М.С. Введение в социологию. — М., 1994.
Кон И.С. Открытие «Я». — М., 1978.
Кон И.С. Ребенок и общество. — М. 1991.
Кондратьев Н. Основные проблемы экономической статики и динамики.—М., 1991.
Кравченко А.И. Введение в социологию. — М., 1995.
Кравченко Е.И. Эрвин Гоффман. Социология лицедейства. — М., 1997.
Култыгин В.П. Концепции социального обмена в современной социоло-ГИИ//СОЦИС. — 1997. — № 5.
Лапин Н.И. Проблемы социального анализа организационных систем// Вопросы философии. — 1974. — № 7.
Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. — М., 1992. Лебон Т. Психология народов и масс. — СПб., 1995. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М., 1991.
Луман Н. Почему необходима системная теория. Понятие общества. В кн.: Проблемы теоретической социологии. —СПб., 1994.
Майерс Д. Социальная психология. — СПб., 1997.
Макгрегор. Человеческий фактор и производство//СОЦИС. — 1995. — № 1.
Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М., 1994.
Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. — М., Т. 3, изд. 2.
Маслоу А.Г. Мотивация и личность. — СПб., 1999.
Мертон Р.К. Социальная теория и социальная структура. Глава VI. Социальная структура и аномия//СОЦИС. — 1992. — № 2—4.
Мертон Р.К. Явные и латентные функции. В кн.: Американская социологическая мысль. — М., 1994.
Миллс Ч. Социологическое воображение. — М., 1998.
Мильнер Б.З. Теория организаций. — М., 1998.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. — М., 1992.
Моль А. Социодинамика культуры. — М., 1973.
Монсон П. Лодка на аллеях парка: введение в социологию. — М., 1995.
Монсон П. Современная западная социология. — СПб., 1992.
651
Московичи С. Век толп. — М., 1996.
Московичи С. От коллективных представлений к социологии//Вопросы социологии. — 1992. — № 2. Т. 1.
Норт Д.К. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. 1997.
Основы социологии/Под ред А.Г. Эфендиева. — М., 1993.
Парк Р. Компромисс и конфликт//Вопросы социологии. — 1994. — № 5.
Парсонс Т. Общий обзор. В кн.: Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. — М., 1972.
Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения// THESIS. — Весна. — 1993. — Т. 1, вып. 2.
Парсонс Т. Система современных обществ. — М., 1997.
Парсонс Т. Современная западная теоретическая социология. Вып. II. — М., 1994.
Подмарков В.Г. Введение в промышленную социологию. — М., 1979.
Покровский Н.Е. Проблема аномии в современном обществе. — М., 1995.
Пригожий А.И. Современная социология организаций. — М., 1995.
Проблемы теоретической социологии. — СПб., 1994.
Радаев В.В. Экономическая социология. — М., 1997.
Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная страцификация. — М., 1995.
Российская цивилизация. Этнокультурные и духовные аспекты. — М., 1998.
Смелзер Н. Социология. — М., 1994.
Современная американская социология. — М., 1994.
Современная западная социология: словарь. — М., 1990.
Современная зарубежная социальная психология. Тексты. — М., 1984.
Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. — Новосибирск, 1995.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М., 1992. Социальная стратификация. Вып. 1—3. — М., 1992. Социология / Под ред. Г.В. Осипова. — М., 1995.
Социология сегодня Проблемы, перспективы / Под ред. Р К. Мертона. — М., 1965.
Тернер Дж. Структура социологической теории. — М., 1985. Тойнби А. Постижение истории. — М., 1991. Тощенко Ж.Т. Социология. 2-е изд. — М., 1998.
652
Уоллерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменя-ется?//СОЦИС. — 1995. — № 1.
Фролов С.С. Социология. — М , 1994.
Хабермас Ю. Отношение между системой и жизненным mmpom//THESIS. — Весна. — 1993.—Т. 1, вып. 2.
Хачатурян В.М. История цивилизаций. — М., 1997.
Хоманс Дж. Социальное поведение как обмен/Современная зарубежная социальная психология. Тексты/Под ред. Г.М. Андреевой и др. — М., 1984.
Штомпка П. Социология социальных изменений. — М., 1996. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. — М., 1969. Щербина В.В. Социология организаций: Словарь-справочник. — М., 1996. Щюц А. Структуры повседневного мышления//СОЦИС. — 1986. — № 1.
Щюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках. В кн.: Американская социологическая мысль. — М., 1994.
Эпштейн С. Индустриальная социология в США. — М., 1972.
Ядов В.А. Стратегия социологического исследование. Описание, объяснения, понимание социальной реальности. — М., 1998.
ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ
Учебное пособое
Редактор Т.Г. Берзина Корректор Е.А. Морозова Компьютерная верстка СМ Майоров Художественное оформление «Ин-Арт»
ЛР № 070824 от 21 01 93
Подписано в печать 25 08 2000
Формат 60x90/16 Печать офсетная. Уел печ. л 41,0. Тираж 6000 экз Заказ № 5211
Издательский Дом «ИНФРА-М» 127214, Москва, Дмитровское ш , 107
Тел. (095) 485-70-63, 485-71-77
Факс (095) 485-53-18 Робофакс (095) 485-54-44
E-mail books@infia-m.ru
http //www infra-m ru
Отпечатано с готовых диапозитивов
в ГИПП «Нижполиграф». 603006, Нижний Новгород, ул Варварская, 32.
ISBN S-Lb-00DL7b-X
9 785160 001760
OCR: Мельников А.С. 2.08.06
ИНФРА-М
Книги рассылаются почтой по всей территории Россиии ближнего зарубежья.
Рассылка книг производится только по предоплате.
Для оформления заказа нужно воспользоваться прайс-листом Издательского Дома "ИНФРА-М"
Прайс-лист можно бесплатно заказать по почте,получить по факсус круглосуточного автоматического факс-аппарата, заказать по электронной почтеили найти на www-сервере http7/www.infra-m.ru
Заказчик самостоятельно подсчитывает по прайс-листу стоимость своего заказа.
Рекомендуемая к предоплате величина почтовых расходов составляет 40% от стоимости заказа. Это средняя величина почтовых расходов для России. Реальныепочтовые расходымогут быть больше или меньше оплаченной суммы.
При поступлении средств на расчетный счет Издательского Дома "ИНФРА-М" на каждого клиента открывается лицевой счет,на котором фиксируется движение средств клиента.
Цена заказанного товара может отличаться от указанной в прайс-листе. Цена,по которой производится отгрузка, назначается в момент регистрации заказа оператором. Это оптовая цена, действующая в день регистрации заказа.
При выполнении заказа с лицевого счета списываются стоимость книг и реальная сумма почтовых расходов, исчисленная по почтовым тарифам доставки на указанный клиентом адрес.
Остаток средствфиксируется на лицевом счете и может быть использован по усмотрению клиента для закупки литературы по прайс-листу или оплаты услуг Издательского Дома "ИНФРА-М". С каждой посылкой вы получаете свежий прайс-лист.
Теяефоиьг. ЩЩ 4Ш~7М7> 48&-7В1& : Факт (ШЩ ■* Робофакс: >
– Конец работы –
Используемые теги: Общая, Социология0.027
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов