Менее всего Андрей был склонен полагать, что ему помогла неуклюжая молитва. Вспоминать, как нарисованного святого просил вмешаться, было неловко. Но факт – его приняли на новую фирму и предоставили широкие полномочия. Выделили отдельный кабинет и секретаршу (девушка не подойдет – можете заменить), назначили солидный оклад и без обиняков заявили – ждут реальной отдачи в реальные сроки. Если подразделение Андрея докажет свою состоятельность, то через некоторое время превратится в филиал.
Когда Андрей первый раз зашел в свой кабинет, сел за пустой стол, пережил легкую панику – за что хвататься? За подробный бизнес‑план? За штатное расписание? Сделать заказ оборудования или налаживать контакты с поставщиками древесины?
Через несколько минут ответ нашелся сам собой. Андрей пулей вылетел из кабинета. И мчался не по служебным делам, а по домашним…
Как Семен Алексеевич ни костерил непутевую дочку, но стоило увидеть ее, неожиданно нагрянувшую, красивую, как из телевизора, точно не от него с матерью, – и вся злость пропала. Обнялись и всплакнули…
– Ленка, ты что ж не предупредила?
– Звонила несколько раз, папа, но ты не отвечал.
– Да, я это… у… с Петькой, словом. Ты надолго? К матери на кладбище съездим?
– Папуля, что там на кладбище зимой? Летом обязательно съездим. А у меня самолет вечером. Я так плакала, когда мама умерла! Ты не представляешь! Меня даже хотели на представлении заменить, но некем было. И потом, знаю эти подмены! Сегодня она за тебя выступила, а завтра ее в основной состав взяли.
Лена прошлась по квартире, Семен Алексеевич следом топал. Дочь крутила носом: до чего же все убого! Пошла умываться в ванную. Ватными дисками стирала краску с глаз и лица. Мерзкого цвета ватки бросала тут же.
– Так ты по делу приехала? – спросил Семен Алексеевич.
– Ага. – Лена протирала лицо какой‑то жидкостью из бутылочки. – Петьку заберу…
И дальше она стала говорить такое! У отца все проклятия всколыхнулись и в глотке застряли.
Лена хотела отдать ребенка одной немецкой семье. Они наши немцы, эмигранты, очень богатые и бездетные. Хотят усыновить белого ребеночка, а не негритоса или азиата, и чтобы здоровенький. Если Петька их устроит, то все юридические формальности не страшны. В Германии такие юристы – только держись. Бездетные немцы оплатили Лене поездку домой, и задаток она получила…
– Курва! – простонал Семен Алексеевич. – Родного дитя продаешь!
– Папа, не говори глупостей! Здесь Петька никому не нужен, а там его ждет фантастическая жизнь, широкие перспективы, многомиллионное наследство! Я в первую очередь о благе Пети думала. По‑немецки его будут звать Петер. Петер не болеет? Он симпатично выглядит? Извини, я в туалет. Какой‑то дрянью кормили в самолете…
Семен Алексеевич бросился звонить Марии Ивановне. Кроме того, что приехала мама Пети, поначалу из сбивчивой речи дедушки няня ничего не поняла. Но когда он трижды повторил катастрофическое известие, обомлела:
– Что же делать?
– Андрею звоните и Марине. Моя дочь‑стерва как танк – ее только бронебойным снарядом остановишь.
Мария Ивановна отключилась и тут же набрала сотовый Андрея:
– Извините, что отвлекаю, но приехала Лена, хочет забрать Петечку и продать в иностранную семью.
Мариванна очень волновалась и поэтому говорила торопливо и сбивчиво.
– Какая Лена? Что за бред?
– Лена – мать Петечки. Она приехала, хочет ребенка увезти и отдать в семью немецких миллиардеров. Звонил Семен Алексеевич. Его дочь уже получила за Петю большую сумму.
– Хрена ей, а не Петьку! – выругался Андрей (и у Марии Ивановны слегка отлегло от сердца). – Сейчас приеду. Никому дверь не открывайте!
Набрав телефон Марины, Мария Ивановна уже немного успокоилась, зато страшная перспектива обросла в ее воображении дикими подробностями.
– Мариночка, у нас беда! Прибыла родная мать Петечки. Особа, о которой трудно сказать что‑то положительное. Она запланировала продать Петечку в семью старых, но очень богатых русских немцев, проживающих в собственном замке в Баварии. Часть платы за нашего Петечку, огромные деньги, Леной уже получены…
– Мариванна, откуда информация?
– От Семена Алексеевича. Он звонил, пока его дочь сидела в туалете.
– В каком туалете?
– В их московской квартире! Марина, она, Лена, здесь и нагрянет с минуты на минуту! Что делать? Андрею я уже позвонила, он в пути.
– Еду! – коротко ответила Марина.
Она приехала первой. Офис Марининой фирмы находился ближе к дому, и пробок по дороге не было. Андрей увяз в дорожном заторе и добирался дольше, чем рассчитывал.
Андрей приказал Мариванне не открывать дверь. Но за порогом (в «глазок» увидела) стоял Семен Алексеевич. Не впустить его Мария Ивановна не могла.
Вслед за дедушкой в квартиру вошла Лена.
Марина мгновенно, секунды за три, оценила девицу. И пережила взрыв жгучей ревности‑ненависти.
На шпильках в Лене под два метра росту. Лицо без макияжа, но эта кожа знает тщательный уход. Коротенькая, до талии, куртка из серебристой норки. Узкие брюки заправлены в высокие сапоги. И вся в блестках – стразы на брюках по боковому шву, россыпью на сапогах до колена, на изящной черной сумочке – то ли настоящий Версаче, то ли хорошая подделка…
Марина не страдала комплексом неполноценности из‑за своей внешности. Но на нее на улицах не оглядывались. А такие, как Лена, магнитом притягивали взгляды. В толпе не затеряется, будет рассекать толпу, как нож масло, вышагивать вихлявой походкой манекенщицы в коридоре завистливых зевак… Ненавижу! Пусть у меня нет таких бесконечных ног и балетной пластики тела! Зато в мозгах тьма извилин!.. Ненавижу!
Семен Алексеевич счел нужным познакомить дам:
– Это, значит, моя дочка Ленка. А это Мария Ивановна, Петькина няня и крестная мать. Марина, Андреева невеста.
На Марину Лена глянула как на заштатную статистку, которой не терпится в основной балетный состав.
У оскорбленной Марины кровь ударила в голову.
– Няня? – обратилась Лена к Марии Ивановне. – Очень хорошо. Соберите ребенка, нас внизу такси ждет.
«Даже не поспешила увидеть сына! – поразилась Мария Ивановна. – Не спросила, как он себя чувствует! Не выразила элементарной благодарности людям, которые заботились о ее ребенке!»
Мария Ивановна беспомощно посмотрела на Семена Алексеевича. Он ответил ей взглядом, в котором была неутешаемая родительская боль: не знаю, за какие грехи, но наказал Господь…
Вперед шагнула Марина:
– Ребенка не получишь! – И добавила после паузы, раздельно и смачно: – Сука ты драная!
Мария Ивановна и Семен Алексеевич внутренне ахнули: интеллигентная Марина (в данный момент пунцовая, как свекла без кожуры) употребляет такие выражения?
Она их не употребляла! Даже не знала, что помнит! Хранились в каких‑то темных запасниках подсознания. И сейчас, в минуту острой ненависти, выскочили.
А Лена, напротив, ничуть не поразилась. И быстро, вполне по стилистике, парировала:
– Сама ты шлюха подзаборная!
Прозвучало, конечно, не «шлюха», а другое, нецензурное выражение.
Девушки ругались, как портовые грузчики! Семен Алексеевич и Мария Ивановна переводили взгляд с одной фурии на другую. Это были уже не стильные современные девушки, а самки, сражающиеся за детеныша… Так у них и до драки дойдет!
Дошло!
– Иди ты на!..
Сильными тренированными руками Лена, на голову выше Марины, толкнула противницу в грудь. Марина отлетела к стенке, но быстро вскочила. С утробным рыком помчалась вперед, врезалась в Лену и двумя стиснутыми кулаками заехала ей в солнечное сплетение. Удар получился на славу! Лена согнулась пополам и рухнула на пол.
– Девки! – заорал Семен Алексеевич. – Вы сбрендили!
«А если они Петечку будут на части рвать? – пришло в голову Марии Ивановне. – Покалечат маленького!»
Она побежала в комнату, схватила на руки Петю, который до этого мирно колотил по любимому развивающему барабану, и помчалась с ним в ванную. Захлопнула дверь и закрылась на щеколду.
Лена быстро пришла в себя (отец не мог не отметить – бой‑девка!) и снова ринулась в драку. Марине тоже храбрости не занимать. Семен Алексеевич оттаскивал их, увещевал не вполне культурными словами, мужественно встревал в сплетение взбесившихся девиц… Никогда не видел, чтобы бабы дрались! И лучше не видеть!
На его счастье, прибыл Андрей. Ворвался в квартиру:
– Что здесь происходит?
– Ты не поверишь, Андрюша, – облегченно вздохнул Семен Алексеевич. – Обе трезвые и натурально буйные!
По внешнему виду Марины, красной и лохматой, с оторванным воротником блузки, по Лене, одетой во что‑то меховое с блестками (призабылась девушка, но она все‑таки первый сорт), можно было подумать, что здесь случился кулачный бой. Глупость, конечно. Девушки не дерутся, у них другое оружие имеется.
– Что происходит? – повторил Андрей. – Зачем приехала? – обратился он к Лене.
Заправляя растрепанные волосы, Лена, в отличие от Марины, быстро восстановившая дыхание и погасившая эмоции, почти равнодушно ответила:
– Приехала за ребенком. Ты же сам умолял избавить тебя от Петера. Правильно? Все, как ты хочешь, милый!
Последнее слово, произнесенное с нарочитой ласковостью, вызвало у Марины возмущенный звук – нечто среднее между бульком и рыком.
Андрей удивленно посмотрел на Марину:
– Тебе плохо?
– Очень! Убей ее! – серьезно потребовала Марина и ткнула пальцем в Лену.
Он не нашелся что ответить. А Семен Алексеевич прояснил положение:
– Девочки немного поспорили.
– Хватит лясы точить! – Лена одернула норковую курточку. – Где Петя? Мы уезжаем!
– Собираешься одна воспитывать ребенка? – спросил Андрей.
– Не твое дело!
– Это правда, что ты хочешь отдать Петьку в чужую семью?
– Тебя не касается!
– Ошибаешься, голубушка! Судьба моего сына касается меня самым непосредственным образом.
– Да идите вы все к чертовой матери! – Лена посмотрела на часы. – Самолет на Берлин вечером, а я еще хотела матрешек купить. Гоните моего ребенка!
– Убей ее! – снова потребовала Марина. – Придуши стерву!
Андрей никогда не видел Марину в подобном состоянии и даже не предполагал, что она может быть вот такой – зомбированно яростной. А если она уже беременна? Повлияет на их девочку, и родится припадочная истеричка… Спасибо, не надо!
Лена, решительно всех расталкивая, попыталась пройти в комнату. Андрей ей не позволил.
– Извините, Семен Алексеевич! – бросил он дедушке.
Схватил Лену поперек талии (ее длинные конечности заболтались, как у куклы‑марионетки) и понес на выход. На лестничной площадке поставил на ноги и дал легкого пинка под зад:
– Катись! И чтобы я больше тебя не видел!
Лена спускалась по ступенькам и орала так, что было слышно всему подъезду. Грозилась вернуться с милицией и забрать то, что ей полагается по праву.
Мимо Андрея проскользнул Семен Алексеевич и тоже стал спускаться по лестнице:
– Присмотрю за дурой, как бы чего не натворила.
– Вы шапку забыли, – машинально напомнил Андрей.
Семен Алексеевич не выходил на мороз без своего игольчатого треуха. Говорил: котелок мерзнет. Но тут только рукой махнул.
Андрей вернулся в квартиру и первым делом обнял Марину. Она тряслась осиновым листочком:
– Ты… ты… не представляешь, что со мною было! Господи! Даже не подозревала, что так люблю Петечку!
Марина хотела сказать: люблю тебя и ревную безумно. Но вырвались совершенно другие слова, и полностью правдивые.
– Тихо, малыш, тихо! – гладил ее по спине Андрей. – Самое отвратное – если Лена сейчас заявится с милицией, то мы будем вынуждены отдать ей Петьку. Она мать… по документам… закон на ее стороне.
– Смываемся! – отстранилась Марина. – Берем Петю и едем к моим родителям. Адреса Ленка не знает, а Мариванна не выдаст.
– А где вообще Петька и Мариванна?
Их не было ни в одной комнате, ни в другой… После недолгих поисков обнаружили – в ванной прячутся.
– Осада снята, – постучал в дверь Андрей. – Заключенные могут выйти на свободу.
Петьку собрали в рекордные сроки. Андрей одевал сына, Мариванна и Марина швыряли в сумки жизненно необходимые ребенку вещи, в том числе утрамбовывали барабан, который отзывался идиотской музыкой…
Из парадного выходили как шпионы. Первым выскользнул Андрей с сумками, огляделся по сторонам – чисто. Свистнул Марине, стоявшей с Петей за подъездной дверью. Она юркнула в машину, Андрей бросил сумки в багажник, сел за руль и на скорости рванул с места.
Предостережения были не напрасны. Лена в минутах разминулась с беглецами и действительно явилась с милицией.
Не долго раздумывая (сложно мыслить она была не способна, но хватку имела железную), тормознула на улице патрульный милицейский «газик» с водителем и сержантом на переднем сиденье.
– Мальчики! Плачу по сто баксов, помогите забрать ребенка, тут рядом.
Хотя «мальчики» и были впечатлены внешностью дивы, все‑таки уточнили: чей ребенок и что за происшествие?
– Мой собственный ребенок! Вот паспорт. Чисто по закону. Папа, скажи! – ткнула Лена отца.
Семен Алексеевич побаивался представителей правоохранительных органов и только продудел:
– Оно, конечно, она мать, хотя…
– Отец моего маленького, – Лена сделала трогательную плаксивую гримасу, – шантажирует, требует денег, издевается над крошкой… Ну, мальчики! Помогите нечастной женщине!
Не помочь такой красавице? Да еще за хорошую мзду?
Бравые милиционеры ворвались в квартиру и обнаружили там лишь испуганную женщину, представившуюся няней. Она твердила:
– Отец Андрей велел все решать через адвокатов. Через адвокатов отец Андрей велел…
Это были точные инструкции Андрея: пусть Лена добивается ребенка через адвокатов.
Никаких адвокатов, конечно, в наличии не имелось. Но милиционеры об этом не знали. «Отец Андрей» было воспринято как имя священнослужителя. Разборки в поповской семье? Адвокаты и родительские дрязги? Тухлое дело. Накостылять, не нарушая закона, в угоду симпатичной барышне и за хорошую плату – это пожалуйста! С адвокатами связываться – извините! Милиционеры, не будь дураками, развели руками и поспешили на выход. Деньги обратно и не подумали вернуть.
У Лены от злости, разочарования, рухнувших планов слезы из глаз брызнули. Но Марию Ивановну не растрогали. И Семен Алексеевич горько покачал головой:
– Кукушкиным слезам веры нет. Не обломилось Петьку продать? Убирайся, доченька! Я ж не Марина, так тебе накостыляю, что ни в какой бордель‑балет не примут!
Мария Ивановна отчетливо услышала, как дочь Семена Алексеевича, выходя, бормотала: «Уроды! Отмороженные уроды!»
Это о них? О родном отце, раздавленном горем после смерти любимой жены, и ее, Лены, матери? Об Андрее, взвалившем на себя тяжкий груз ответственности за ребенка, в кровной принадлежности которого остались сомнения? О ней, няне и крестной матери, готовой жизнь отдать за улыбку Петечки? О Марине, истово любящей не ею рожденного ребенка?
Первопричина бурления страстей, Петька, единственный пребывал в полном неведении разыгравшейся драмы и никак не реагировал на происходящее. То есть вел себя как обычно – дул в подгузники, поскольку горшок, конечно, забыли, рвался на пол исследовать плинтусы на предмет их отрывания и ножки мебели на предмет устойчивости. Маринины родители бегали за мальчиком, шустро ползающим на четвереньках по квартире, и только успевали отнимать у него предметы, к еде не предназначенные.
Однако вечером Петька раскапризничался, не засыпал, хотя глаза тер не переставая.
– Животик у него твердый, – определила Марина и стала звонить Мариванне. – Петечка сегодня какал?
Няня, она же крестная мама, говорила замедленно, точно спросонья:
– У меня не какал. И у вас? Сегодня утром дала Петечке грушевое пюре. Груши его крепят. Надо, чтобы обязательно облегчился! Лучше всего поставить микроклизму с маслом.
За клизмой и вазелиновым маслом в дежурную аптеку отправился Игорь Сергеевич, Маринин папа…