Эпистемологические критерии

Главное значение имеют эпистемологические, т. е. теоретико-познавательные, критерии (эпистемология – это наука о познании) определения социологического знания. Не всякое знание об обществе можно считать социологическим. Ведь представления об обществе существуют и в религии, и в морали, и в утопическом, и в обыденном сознании. А для того, чтобы такие представления могли считаться социологическими, общество должно стать объектом особой познавательной установки и особого рода деятельности, которые мы называем наукой.

Социология – не просто знание, а научное знание об обществе. Соответственно история социологии начинается там, где начинается подобное знание.

Но что такое научное знание об обществе? Было бы ошибочно полагать, что подобный род знания отличается от других тем, что оно истинно, тогда как другие ложны. Есть все основания полагать, что, во-первых, в науке было высказано множество ложных суждений, во-вторых, вне науки было высказано немало истинных суждений об обществе.

Так же ошибочно представление о том, что социология, как и наука вообще, – это знание точное, достоверное, фактуальное в противоположность знанию приблизительному, недостоверному, умозрительному, полученному не опытным путем, а благодаря деятельности воображения, фантазии познающего субъекта. Научное познание в таком понимании выглядит как процесс непрерывного сбора точно установленных фактов.

Но научные факты – не просто события и явления, которые необходимо лишь зарегистрировать и “собрать” с тем, чтобы впоследствии установить какую-нибудь научную закономерность или зависимость. Я гляжу в ночное небо и вижу, как по нему плывет луна. Во время грозы я слышу раскаты грома. На улице я отмечаю, как два человека пожимают друг другу руки. Мой друг родился 14 августа 1945 года. Все это достоверно установленные факты, но сами по себе эти констатации отнюдь не являются научными.

Научные факты – результат специальной обработки реальности. Они превращаются в объекты науки тогда, когда представлены в виде особых, идеализированных объектов. Эти последние не совпадают с реальными объектами: они “вырезаются” из общего нерасчлененного потока реальности на основе определенных критериев и фиксируют в ней наиболее существенные в данном отношении свойства.

Треугольник, квант,хромосома, рождаемость, лидерство, социальный статус – вот несколько примеров идеализированных объектов. Если они не конструируются изначально в науке, а берутся из реальности в “готовом” виде, то в науке они получают новую интерпретацию. Так, когда физик говорит о силе или энергии, то он имеет в виду не то же самое, что спортсмен-тяжелоатлет, а когда социолог изучает семью, то для него это явление предстает несколько иначе, чем для супругов, выясняющих отношения.

Научные факты – не просто точно зарегистрированные и собранные события и явления. Будучи идеализированными объектами, они являются продуктом таких мыслительных процедур, как абстракция, идеализация, обобщение, сравнение, классификация и т. д. Даже обычное коллекционирование марок предполагает ряд подобных процедур; тем более это относится к “коллекционированию” научных фактов. При этом воображение и фантазия играют очень существенную роль.

Из сказанного следует, что, будучи научным, социологическое знание об обществе отличается от обыденного, житейского, основанного исключительно на здравом смысле. Оно отличается также от так называемых “народных наук”, т. е. некоторых систематизированных форм социального и культурного опыта, чаще всего воплощенных в традициях, таких, например, как народная медицина, народная агрикультура, этнопедагогика, традиционные системы социально-экономических представлений и т. п. [1].

Правда, в социологии, как и в других гуманитарных науках, роль обыденного знания гораздо значительнее, чем в науках о природе, и здравый смысл может служить здесь не только источником информации, но и инструментом анализа. Тем не менее, наука – это особый род деятельности, существующий там и постольку, где и поскольку здравого смысла недостаточно. Поэтому обыденные представления об обществе не являются предметом изучения в истории социологии.

Как и всякая наука, социология основана на понятийном и, шире, теоретическом осмыслении реальности. Это систематизированное знание, отличное от хаотического набора отдельных сведений. Оно воплощено в определенных системах понятий: теоретических системах, моделях, схемах. Оно формулируется в более или менее универсальных высказываниях, называемых номологическими: законах, закономерностях, принципах, зависимостях, частных обобщениях и т. п. Даже если речь идет о причинном объяснении отдельного факта или события (а это также относится к компетенции науки), то наука соединяет высказывания по поводу данного факта или события с высказываниями более универсального характера.

Подобные высказывания предполагают определенные процедуры доказательства, проверки и опровержения. Эти процедуры могут быть как теоретическими, так и эмпирическими, основанными на методически осуществляемых наблюдении, эксперименте и т. п.

Подобно любой другой науке, социология в целом призвана описывать, объяснять и предсказывать поведение объекта, который она изучает. Если речь идет о социологии как прикладной науке, то она выполняет также социально-технологическую функцию, которая состоит в разработке рекомендаций относительно путей воздействия на социальные процессы. Направление этого воздействия определяется на основе тех или иных ценностей. Эти ценности могут быть осознанными или неосознанными, декларируемыми или скрываемыми, но они так или иначе присутствуют при практическом использовании социологического знания.

Очевидно, что далеко не все отмеченные функции науки (описательная, объяснительная, предсказательная и технологическая) могут и должны осуществляться в каждом исследовании, и удельный вес каждой из них различен в разных познавательных ситуациях. Но важно иметь в виду, что последняя функция в социологии базируется на первых трех, т. е. на изучении реальных тенденций, а не тех, которые представляются нам желаемыми или должными. Иными словами, прежде чем говорить о том, что должно быть, социология говорит о том, что есть, будет и почему, а не наоборот.

До сих пор речь шла о таких эпистемологических критериях социологии, которые позволяют считать ее научным знанием вообще и объединяют ее со всеми другими науками, включая естественные. Следует, однако, иметь в виду, что социология – наука гуманитарная, и отмеченные признаки выступают в ней не так, как, скажем, в физике, химии или биологии.

Во-первых, объект и субъект исследования здесь в значительной мере совпадают: в известном смысле социология – это средство самопознания общества и человека. Отсюда важность таких “субъективных” познавательных средств, как здравый смысл, понимание, интроспекция (контролируемое самонаблюдение), эмпатия (вчувствование в переживания других людей) и т. п. Такого рода средства либо играют самостоятельную роль в процессе исследования, либо служат дополнением к “объективным” методам и подходам, позволяя адекватно интерпретировать полученные этим путем данные.

“Субъективные” средства тем более существенны, что социальная реальность – это необозримая область знаков (в том числе естественных и искусственных языков), символов, значений, смыслов. Социальные явления не просто “существуют”, они всегда “значат” для человека, и именно через механизмы значений происходит социальное и межиндивидуальное взаимодействие.

Во-вторых, социальная реальность – это проявление человеческого существования, а потому – это сфера свободы. Как бы жестко поведение человека ни было детерминировано социальными обстоятельствами, сами эти обстоятельства – в значительной степени результаты индивидуальных и коллективных выборов и проектов, осуществленных и осуществляемых. Отсюда и роль индивидуальной и коллективной ответственности человека за то, что происходит в обществе. Мы не можем отвечать за ураганы или смену дня и ночи, солнечные затмения или падение метеоритов, но мы, наши предки и потомки, несем ответственность за социальные катаклизмы и коллизии, утраты и достижения.

Социальная реальность отличается гораздо большей степенью свободы, неопределенности и изменчивости, чем реальность природная; это всегда область человеческого выбора между различными альтернативами развития. Поэтому различные средства описания, объяснения и предсказания в этой области заведомо не могут быть столь же точными, как в естественных науках, а точность знания здесь отнюдь не всегда совпадает с его адекватностью и достоверностью. Социальным явлениям свойственна довольно высокая степень непредсказуемости, а попытки предсказать их зачастую лишь усугубляют эту непредсказуемость. Вместе с тем, вследствие эффекта так называемого самосбывающегося пророчества, те или иные явления или тенденции, которых в принципе не должно было бы быть, иногда имеют место как раз потому, что они были предсказаны.

Отмеченные эпистемологические особенности всегда характерны для социологического и, шире, гуманитарного знания: каким бы объективным, точным и достоверным оно ни было, оно всегда остается в известной мере субъективным и приблизительным. В этом его слабость и его сила: ведь сверхточное знание о “неточной”, изменчивой и текучей реальности было бы ее искажением. К тому же указанные особенности расширяют диапазон используемых познавательных средств: помимо перечисленных “субъективных” методов к ним относятся разнообразные художественные методы и приемы, метафора, ирония и т. п.

Наряду с социологической публицистикой эти средства и полученные благодаря им результаты занимают почетное место в истории социальной и социологической мысли; часто трудно провести грань между собственно “научной”, “публицистической” и “художественной” социологией. Не случайно американский социолог Ч. Кули считал социологию “художественной” наукой. Еще в эпоху предыстории социологии мы находим прекрасные образцы такого рода в “Похвале глупости” Эразма Роттердамского (1511), “Басне о пчелах” Бернарда Мандевиля (1705), “Персидских письмах” Шарля Монтескье (1721). В XX в. глубокий социологический анализ, основанный на применении метода иронии, присутствует, например, в таких произведениях, как “Законы Паркинсона” английского ученого С. Паркинсона, “Принцип Питера, или Почему дела идут вкривь и вкось” американца Л. Питера, в произведениях российских писателей-сатириков, в частности М. М. Жванецкого.