Аллен Даллес Искусство разведки
Глава первая Немного о себе
Интерес к международным делам пробудился во мне рано, фактически уже в детские годы. Я воспитывался на рассказах моего деда с отцовской стороны о его путешествии на парусном судне из Бостона в индийский порт Мадрас, где он был миссионером. Во время этого путешествия, продолжавшегося 131 день, судно, на борту которого находился дед, едва не затонуло. В юности я часто бывал у родителей матери в Вашингтоне. Дед Джон У. Фостер в 1892 году занимал пост государственного секретаря при президенте У. Гаррисоне. Он участвовал в Гражданской войне, затем стал генералом, а позднее был нашим посланником в Мексике, России и Испании. Моя мать провела большую часть своей молодости в столицах этих стран, отец получил образование за границей. Я рос в атмосфере семейных споров по поводу происходящих в мире событий.
Наиболее ранние мои воспоминания относятся к испанской и бурской войнам. В 1901 году, когда мне было восемь лет, я жадно прислушивался к жарким спорам моего деда с его зятем Робертом Лансингом (впоследствии занимавшим пост государственного секретаря при президенте В. Вильсоне) о том, чье дело – англичан или буров – является правым. Я даже изложил на бумаге – в весьма решительной форме и со множеством орфографических ошибок – свои взгляды на этот счет. Сочинение мое было обнаружено взрослыми и издано в виде маленькой книжечки, ставшей в районе Вашингтона настоящим «бестселлером». Я был на стороне «обиженных».
За несколько месяцев до начала первой мировой войны, в 1914 году, я закончил университет и, не ожидая, как и все, предстоявших трагических событий, отправился путешествовать по свету, работал школьным учителем сначала в Индии, затем в Китае, и много поездил по Дальнему Востоку. В 1915 году я вернулся в Соединенные Штаты и за год до вступления Америки в войну был принят на дипломатическую службу.
На протяжении последующих десяти лет жизнь моя протекала исключительно интересно: сначала я служил в Австро-Венгрии, где в 1916–1917 годах был свидетелем начала крушения Габсбургской монархии, затем в дни войны я занимался в Швейцарии сбором разведывательных данных о том, что происходило за линией фронта в Германии, Австро-Венгрии и на Балканах. Фактически я был в большей степени разведчиком, чем дипломатом. Будучи направлен в 1919 году на Парижскую мирную конференцию для участия в переговорах по подготовке Версальского договора, я участвовал в решении вопроса об установлении границ новой Чехословакии и работал над проблемами, связанными с революцией в России и мирным урегулированием в Центральной Европе. Когда конференция закончила свою работу, я был одним из тех, кто открыл в 1920 году нашу первую послевоенную миссию в Берлине, а после служебной поездки в Константинополь проработал четыре года начальником отдела госдепартамента по делам стран Ближнего Востока.
К этому моменту, к 1926 году, мои финансы оказались полностью расстроены, и, хотя моя жажда познания мира отнюдь не иссякла, я занялся адвокатской практикой в нью-йоркской юридической фирме, старшие компаньоном в которой был мой брат. Время от времени в моей практике случались перерывы, когда я возвращался на государственную службу, выступая в должности юридического советника при наших делегациях на конференциях Лиги Наций по сокращению вооружений. По роду моей деятельности мне довелось встречаться с Гитлером, Муссолини, Литвиновым и руководящими деятелями Англии и Франции.
Мое тесное общение с братом – Джоном Фостером Даллесом не ограничивалось только сферой юриспруденции. Хотя он был на пять лет старше меня, мы провели значительную часть нашей юности вместе. Каждое лето в начале нынешнего столетия и позднее, когда только позволяла работа, Фостер и я приезжали в летнюю загородную резиденцию нашей семьи в Гендерсон-Харбор на юго-восточном берегу озера Онтарио. Джон У. Фостер основал семейное пристанище в Гендерсон-Харборе в конце минувшего века отчасти ради того, чтобы удовлетворить свою страсть к ловле рыбы (черта, которую мы с братом унаследовали от него). Вскоре к нему перебрались туда мои мать и отец с пятью своими детьми, старшим из которых был мой брат Фостер. И наконец, круг представителей старшего поколения пополнился зятем г-на Фостера Робертом Лансингом и моей теткой г-жой Элеонорой Фостер Лансинг.
Здесь, в чудесной местности, мы не только предавались радостям рыбной ловли, парусного спорта и игре в теннис, но и вели нескончаемые споры по важнейшим мировым проблемам, решать которые училась в то время наша страна. Участие в спорах бывшего – а также будущего – государственного секретаря, естественно, придавало им определенный вес и авторитетность. Мы, дети, вначале ограничивались ролью слушателей и учеников, но по мере того, как взрослели, становились активными участниками дискуссий по международным вопросам. Фостер Даллес часто выступал в этих случаях выразителем взглядов младшего поколения.
В 1908–1909 годах мы были вместе в Париже. Фостер писал тогда свою дипломную работу в Сорбонне, а я готовился в Эльзасской школе к поступлению в Принстонский университет. В 1914–1919 годах наши пути шли раздельно: сначала я путешествовал вокруг света, а затем получил назначение на дипломатическую должность в Вене. Однако мы встретились снова на Парижской мирной конференции в 1919 году. Наши задачи на ней были различными. Он занимался международными экономическими и финансовыми проблемами, я —. политическими. Сотрудничество с ним было для меня очень ценным, оно продолжалось также и в последующие годы. Позднее мы вместе служили на государственной службе, когда в 1953 году он стал государственным секретарем при президенте Д. Эйзенхауэре, а я был переведен с должности заместителя директорами Центрального разведывательного управления (ЦРУ), которую занимал при президенте Г. Трумэне,[14] на должность директора этого управления.
Фостера глубоко волновали кардинальные проблемы нашего времени, трагедия двух братоубийственных войн. между наиболее высокоразвитыми странами мира. Он тал убежденным приверженцем деятельности нового разведывательного управления. Ему хотелось обеспечить себя и своих коллег в госдепартаменте надежной информацией для должного анализа проблем, стоявших как перед президентом, так и перед ним. В силу своей юридической подготовки он всегда старался всесторонне оценить весомость того или иного довода. У него не было предвзятого мнения по внешнеполитическим вопросам. Он стремился проверять свои оценки, сопоставляя их с суровой прозой выводов разведки, методически исследовавшей один за другим все элементы каждой критической ситуации. Снабжать президента и государственного секретаря именно такими выводами и было обязанностью разведки.
Глубокое влияние как на Фостера, так и на меня в первые годы нашей деятельности в области права, дипломатии и международных отношений оказали принципы Вудро Вильсона. Нас волновала та высокая цель, которую он преследовал, направляясь на парижские мирные переговоры, где первой и главной его задачей было создание Лиги Наций, призванной стоять на страже дела мира. Мы оба были разочарованы неудачей версальских переговоров, не сумевших, несмотря на все усилия президента Вильсона, обеспечить прочные основы мира. Брат мой, так же как и его коллеги по делегации, решительно возражал против содержавшегося в договоре нереалистического пункта о репарациях. В этот период я работал над той частью Версальского договора, которая касалась территориального передела мира в соответствии с границами, продиктованными победителями, и которую я считал не менее нереалистической. Наличие этих пунктов сыграло значительную роль (хотя в то время мы могли лишь смутно это предвидеть) в создании атмосферы озлобленности и ожесточения, что способствовало приходу Гитлера к власти и началу в 1939 году новой войны в Европе.
Когда в 1941 году над США нависла угроза войны, президент Франклин Д. Рузвельт вызвал в Вашингтон полковника (позднее генерал-майора) Уильяма Донована и поручил ему организовать централизованную службу разведки. По моему мнению, Билл Донован – организатор и руководитель Управления стратегических служб (УСС) во время второй мировой войны – справедливо считается отцом современной американской разведки. После нападения японцев на Пёрл-Харбор он попросил меня перейти к нему, и я служил вместе с, ним в УСС до окончания войн с Германией и Японией.
В течение этих четырех трудных лет я работал главным образом в Швейцарии, а после прекращения военных действий против Германии – в Берлине. Я сторонник освоения профессии методом анализа исторических прецедентов. Здесь же передо мной представали один прецедент за другим, и я использую их для иллюстрации различных эпизодов в своем повествован. После заключения перемирия с Японией я возвратился в Нью-Йорк и снова занялся адвокатской практикой, Это обстоятельство, однако, не помешало мне принят активное участие в разработке закона о создании в 1947 году центрального разведывательного управления.[15]
В следующем году президент Трумэн предложил мне возглавить комитет, состоящий из трех членов (кроме меня, двумя другими его членами были Уильям Джексон, служивший во время войны в военной разведке, и Матиас Корреа, работавший специальным помощником при морском министре Джеймсе Форрестоле). Мы должны были представить правительству доклад об эффективности ЦРУ в том виде, в каком оно было организовано согласно закону 1947 года, и о взаимодействии ЦРУ с другими государственными разведывательными органами.
Наш доклад был представлен президенту Трумэнд после его переизбрания, и я вновь занялся исключительно адвокатской практикой, на этот раз, как я полагал, окончательно. Однако составление докладов для правительства влечет за собой иногда совершенно неожиданные последствия, например вас могут попросит помочь претворить ваши рекомендации в жизнь. Именно так и произошло со мной. В докладе мы предлагали осуществить ряд довольно серьезных изменений в организации ЦРУ, в частности в том, что касается анализа и оценки разведывательных данных. Генерал Уолтер Беделл Смит, возглавивший управление в 1950 году и уже назначивший Джэксона своим заместителем пригласил меня к себе, чтобы обсудить доклад. Я поехал, в Вашингтон, рассчитывая пробыть там шесть недель, а между тем проработал в ЦРУ 11 лет, из них почти 9 лет в качестве его директора.
С того момента, как в ноябре 1961 года я оставил государственную службу, пришел к выводу, что настало время, когда кто-то (пусть даже такое весьма заинтересованное лицо, как я) должен рассказать – в той мере, в какой это допустимо, – о деятельности разведки как жизненно важном элементе в структуре нашего государственного аппарата.
Я пишу настоящую книгу как частное лицо, и мне хотелось бы, чтобы для всех было предельно ясно, что высказываемые мною взгляды являются исключительно моими собственными и не были ни санкционированы, ни одобрены Центральным разведывательным управлением или каким бы то ни было другим правительственным органом.
Из всех специальностей профессию разведчика понимают, пожалуй, меньше всего и понимают превратно. Одну из причин такого положения метко охарактеризовал президент Дж. Кеннеди, когда приехал в Лэнгли 28 ноября 1961 г., чтобы открыть новое здание штаб-квартиры ЦРУ и попрощаться со мной как с его директором. Он сказал: «О ваших успехах нигде не говорят, а о ваших неудачах трубят повсюду. Ясно, что вы не можете говорить о тех операциях, которые идут хорошо. Те же, которые идут плохо, обычно сами говорят за себя». Затем президент обратился к нескольким тысячам сотрудников и сотрудниц ЦРУ со словами ободрения: «…Я уверен, что вы понимаете, как важна ваша работа и как она нужна, и как высоко будут оценены в далеком будущем ваши усилия. Поэтому хочу выразить вам сейчас мою благодарность и уверенность в том, что и в дальнейшем так же, как и прежде, вы будете оправдывать высокую оценку, которую дает вам наша страна».
Вряд ли можно ожидать надлежащего понимания и поддержки деятельности американской разведки, если о ЦРУ знают (да и то слишком мало) только посвященные, немногие в исполнительных и законодательных органах государственного аппарата, а остальные продолжают черпать сведения о разведке из публикаций, авторы которых знакомы только с внешней стороной дела.
Естественно, имеются веские причины не разглашать секретов разведки. Следует всегда помнить, что свидетельства, сообщенные публике, становятся достоянием противника. Однако принципы, средства и методы – все то, что мы называем ремеслом разведки, – широко известны всем представителям этой службы независимо от того, какой стране она принадлежит. О чем нельзя говорить и о чем здесь не будет сказано – это где, как и когда эти профессиональные средства были или будут использованы в тех или иных операциях, если только об этом уже не было где-то произнесено, как, например, в случае с У-2.[16]
Деятельность ЦРУ не является тайной. Достаточно ознакомиться с Законом о национальной безопасности США 1947 года, чтобы получить общее представление о том, для чего создана эта организация. Конечно, имеется и секретная сторона дела, и закон разрешает Совету национальной безопасности (что фактически означает – президенту) возлагать на ЦРУ определенные задачи и обязанности в области разведки в дополнение к конкретно перечисленным в законе. Эти обязанности не предаются гласности. Однако ЦРУ не единственный орган государственного аппарата, где соблюдение тайны имеет большое значение. Госдепартамент и министерство обороны также тщательно хранят в тайне многое из того, чем они занимаются.
Одним из руководящих принципов моей разведывательной деятельности на посту директора ЦРУ было сохранять в секрете всеми доступными средствами данные о такой деятельности, которую действительно следует держать в секрете, и не делать тайны из того, что известно всем и каждому или что совершенно очевидно как другу, так и врагу.
Вскоре после того, как я стал директором управления, мне представился удобный случай убедиться в бесполезности некоторых видов секретности. Брат президента доктор Мильтон Эйзенхауэр договорился о встрече со мной. Президент вызвался подвезти его к моему управлению на своей машине. Они поехали (по видимому, не предупредив об этом секретную службу), но не могли найти нужного здания, пока не спросили меня по телефону точного адреса. Этот случай побуди меня разобраться, для чего нужна была вся эта бесполезная секретность. В то время на воротах штаб-квартир ЦРУ висела вывеска «Государственная типография». Однако у водителей вашингтонских экскурсионных автобусов вошло в привычку обязательно останавливаться перед нашими главными воротами. Гид начинал разглагольствовать перед туристами о том, что за колючей проволокой, которую они видят перед собой, находится самое секретное, тщательно скрываемое здание в Вашингтоне: штаб-квартира американской шпионской организации – Центрального разведывательного управления. Я также обнаружил, что наше местонахождение было известно практически всем без исключения шоферам такси в Вашингтоне. И стоило мне только распорядиться повесить у наших дверей вывеску надлежащего содержания, как окружающий нас ореол таинственности бесследно исчез. Мы уже не казались посещавшим столицу гостям зловещими или загадочными, а стали для них всего-навсего одним из многих государственных учреждений. Излишняя секретность может причинить даже вред, так же как и излишняя болтливость.
Во время второй мировой войны имел место случай, когда известная доля гласности способствовала успешному сбору разведывательных данных. В ноябре 1942 года я по заданию генерала Донована и УСС был направлен в Швейцарию. В ту пору я официально входил в состав американской дипломатической миссии в должности помощника посланника. Один из ведущих швейцарских журналов опубликовал сообщение, в котором говорилось, что я приехал в эту страну как специальный секретный посланник президента Франклина Д. Рузвельта. На первый взгляд могло показаться, что такая непрошеная реклама помешает моей работе. Однако произошло совершенно обратное. Несмотря на мои скромные, но вполне правдивые попытки отрицать эту версию, в нее все поверили. В результате в мою сеть стали стаями слетаться осведомители: некоторые из них, правда, страдали известными странностями, но были среди них и чрезвычайно ценные субъекты. Если бы я в достаточной мере не умел отделять зерна от плевел, то был бы непригоден для выполняемой мною работы.
Когда мы пытаемся сделать тайну из того, что имеет хоть какое-то отношение к разведке, тем самым растрачиваем силы и энергию, которые следовало бы направить на сохранение в секрете и обеспечение безопасности таких операций, успех которых зависит от этого. Каждую ситуацию следует рассматривать в свете реальных фактов, взяв себе за правило скрывать от потенциального противника всю сколько-нибудь полезную для него информацию о секретных разведывательных операциях иди людях, участвующих в них. Рекомендации, которые Джордж Вашингтон дал полковнику Элиасу Дейтону письме от 26 июля 1777 г., имеют важное значение и наши дни при разработке разведывательных операции:
«Необходимость добывания разведывательных сведений очевидна, и нет нужды еще раз доказывать это. Мне остается лишь добавить, что вы должны стараться держать эту информацию в строжайшем секрете. Дело том, что от соблюдения конспирации зависит успех большинства подобных мероприятий, а при отсутствии её они, как правило, обречены на провал, как бы хорошо они были спланированы и какой бы успех им предрекали».
Большинство американцев склонны слишком много говорить о вещах, которые следует держать в секрете. Я считаю, что мы выдаем значительное число наших секретов в том, что касается военной техники и оружии что мы часто не делаем должного разграничения между теми операциями, которые должны сохраняться секрете, и теми, которые по своему характеру не являются секретными и не могут быть сохранены в тайне. Иногда наша пресса чрезмерно усердствует в погоне за «сенсационными» новостями о готовящихся нами дипломатических, политических и военных акциях. Во время войн мы понимали важность секретности, хотя даже и тогда имели место серьезные случаи неосторожности. Следует, однако, помнить, что наш противник в «холодной войне» использует в своих интересах все, о чем мы пробалтываемся или о чем объявляем открыто.
Конечно, при нашем государственном строе и при том естественном интересе, который вызывает деятельность наших разведывательных органов у американской общественности и средств массовой информации, мы не можем воздвигнуть вокруг этой деятельности стену, да я и не предлагаю этого делать. Ни конгресс, ни президент не имели этого в виду, когда принимался закон 1947 года. К тому же, если мы хотим укрепить веру общественности в миссию разведки и добиться того, чтобы профессия разведчика была оценена по достоинству, все же должны сделать определенную информацию достоянием гласности. Но самое главное – необходимо, чтобы как те, кто непосредственно занимается этой работой, то есть сотрудники разведывательных органов, так и общественность прониклись уверенности в том, что разведывательные операции могут сыграть в деле защиты государства огромную роль.
Глава вторая Экскурс в историю
В V веке до н. э. китайский философ Сунь Цзы писал, что «причиной победы просвещенного государя и мудрого генерала над противником всякий раз, как они предпринимают поход», является наличие у них информации об этом противнике. В 1955 году специальная группа по вопросам разведывательной деятельности при второй комиссии Герберта Гувера в своем консультативном докладе правительству утверждала, что «разведка занимается всем тем, что должно быть известно еще задолго до того, как предпринимается какая-либо акция». Оба эти заявления, как бы ни был велик разделяющий их отрезок времени, имеют между собой общее – упор, который они делают на практическом значении для предпринимаемых действий заблаговременной осведомленности о противнике.
Стремление иметь заблаговременную информацию, несомненно, порождено инстинктом самосохранения. Правитель спрашивает себя: что случится дальше, как пойдут наши дела, какой линии действий следует нам придерживаться, какова сила моих врагов и что они замышляют против нас? И если мы обратимся к свидетельствам писаной истории, то заметим, что подобные вопросы задаются очень давно.
Самыми ранними источниками получения сведений в эпоху, когда человек верил во вмешательство в его дела сверхъестественных сил, были пророки, провидцы, оракулы, прорицатели и астрологи. Если боги заранее знали, что случится в будущем – поскольку они сами до известной степени предопределяли ход событий, – было логично искать указаний о божественных намерениях в откровениях святых людей, в загадках оракулов, в расположении звезд, а часто и в сновидениях.
Мифология и история религий содержат множество примеров вольного или невольного раскрытия божественного промысла в отношении человека самим же человеком. Однако лишь немногие из них касаются практических дел государства, исхода военных акций и т. п. И все же такие примеры встречаются, и я рассматриваю их как самые ранние из вписанных в историю случаев «сбора разведывательных данных».
Саул накануне своей последней битвы «испугался, и крепко дрогнуло сердце его», когда он увидел стан филистимлян. «И вопросил Саул Господа, но Господь не отвечал ему ни во сне, ни через урим, ни через пророков» (I книга Царств, гл. 28). Не имея других «источников информации» и желая узнать, как ему следует действовать в предстоящем сражении, Саул, как известно, вызвал с помощью волшебницы в Аэндоре дух Самуила, и тот поведал ему, что он проиграет сражение и погибнет сам. В одной из последующих глав книги Царств мы читаем, что Давид прямо обратился к Господу за советом по военным делам и получил в ответ именно те сведения, которые ему были нужны: «Преследовать ли мне это полчище и догоню ли я их?» И сказано ему богом: «Преследуй, догонишь и отнимешь».
Совсем иной характер носит еще более ранняя «разведывательная операция», также описанная в Библии. В ней бог предложил человеку самому искать «информацию» на месте (книга Чисел, гл. 13).
Когда Моисей находился с сынами израилевыми в пустыне, бог повелел ему послать вождей всех израильских племен «высмотреть землю Ханаанскую», которую он предназначил им в качестве будущего их местожительства. Моисей приказал вождям «осмотреть землю, какова она, и народ, живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен, и какова земля, на которой живет, хороша ли она или худа?» Вожди потратили на выполнение этого задания сорок дней. Возвратясь, они доложили Моисею и Аарону следующие сведения об осмотренной ими земле: «В ней подлинно течет молоко и мед, и вот плоды ее» – виноград, гранаты и винные ягоды. Однако затем десять человек из двенадцати, ходивших на это «разведывательное задание» (двумя не согласными с ними были Иисус Навин и Халев), сообщили, что народ там был сильнее сынов израилевых.
Это были «люди великорослые», а их «города укрепленные, весьма большие; и роптали на Моисея и Аарона все сыны израилевы». Тогда бог постановил, что, поскольку сыны израилевы усомнились в нем, они должны «кочевать в пустыне сорок лет» – по одному году за каждый день, в течение которого соглядатаи, принесшие столь напугавшие израильтян сведения, осматривали указанную им землю.
В этом «разведывательном задании» кроется нечто большее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Во-первых, если было необходимо получить верное, беспристрастное мнение о земле израильской и о ее людях, то такое поручение не стали бы давать политическим вождям. Послали бы специалистов, и, конечно, не двенадцать человек, а двух или трех. Во-вторых, Моисей и Аарон не нуждались в сведениях об израильской земле, поскольку они доверяли богу. Истинная цель этого задания состояла не в том, чтобы узнать, какова эта земля, а чтобы проверить, что представляли собой вожди израильских племен, насколько сильными они были и в какой мере на них можно было положиться. Когда только двое из них выдержали в глазах бога испытание, он осудил остальных и их народы кочевать в пустыне до тех пор, пока не вырастет новое, более сильное поколение и не займет их место.
История знает немало случаев, когда указания, даже совершенно ясные, оставлялись без внимания или когда их даже не пытались получить. Бог Аполлон наделил дочь троянского царя Приама Кассандру, в которую был влюблен, даром пророчества. Но, как говорит нам мифология, став обладательницей этого дара, она надсмеялась над искусителем. Аполлон не мог взять свой дар обратно, но он мог (и фактически так и сделал) присовокупить к нему ту оговорку, что пророчество Кассандры о том, что похищение Елены будет означать гибель Трои, и ее предостережение о знаменитом троянском коне (одна из первых записанных в летописях «обманных операций») были оставлены без внимания.
Греки с их довольно пессимистическими взглядами на взаимоотношения человека с богами, по-видимому, Попадали в беду даже в тех случаях, когда получали от богов предупредительную информацию, поскольку такая информация приправлялась настолько большой дозой загадок и противоречий, что становилась либо двусмысленной, либо совершенно непонятной. Рассказы о различных «предостережениях», которые красной нитью проходят через всю греческую мифологию, отражают твердую уверенность греков в том, что пути богов, как и пути судьбы, неисповедимы.
Геродот сообщает нам, когда спартанцы спросили у Дельфийского оракула, что им сулит военный поход против Аркадии, тот ответил, что они будут танцевать в Тегее (древний город в Аркадии) с «громким топотом». Спартанцы поняли это таким образом, что они отпразднуют свою победу в этом краю танцами. Поэтому они вторглись в Тегею, захватив с собой оковы, чтобы обратить тегейцев в рабство. Однако они проиграли сражение, были сами обращены в рабство и отправлены работать на полях закованными в те самые цепи, которые принесли с собой. Цепи гремели у них на ногах, когда они работали, и получался тот «громкий топот», который был предсказан оракулом.
На протяжении столетий Дельфийский оракул прошел в своей эволюции через ряд этапов и из «сверхъестественного» явления стал институтом, приобретшим более человеческий и более мирской характер. На начальном этапе девственница, сидевшая над расщелиной в скале, из которой подымались одурманивающие пары, внимала в состоянии транса ответам бога Аполлона на заданные ему вопросы, а какой-нибудь жрец переводил толпе таинственные магические слова «медиума». Именно тут и крылась большая возможность невольных или преднамеренных ошибок. Позднее дев сменили женщины старше пятидесяти лет, поскольку посещавшие оракула клиенты, видимо, мешали ему работать, проявляя неподобающий и весьма человеческий интерес к девам. Однако не следует делать вывод, что это обстоятельство якобы отражалось на божественной природе передаваемых откровений. Характер более мирского института оракул приобрел, как нам теперь известно, в последующие времена, потому что жрецы, по-видимому, располагали сетью «осведомителей» во всех греческих областях и таким образом были зачастую лучше информированы о положении дел, чем люди, приходившие сюда за советами. Их сведения отнюдь не имели божественного происхождения, хотя и выдавались за таковые. Еще позднее к делу, по-видимому, примешалась известная доля коррупции в результате того, что жрецы владели секретам доверенными им клиентами. Властитель или бога пользовавшийся благоволением жрецов в Дельфах, может, и подкупивший их, мог получить сведения о своих соперниках и врагах, которые те сами выдали, когда советовались с оракулом. В наиболее плодотворный период своей деятельности оракулы часто давали прекрасные практические советы.
Однако к 400 году до н. э. Восток значительно опередил Запад в искусстве разведки, отказываясь от услуг оракулов и прорицателей, хотя они, вполне возможно, и играли важную роль в еще более древние периоды китайской истории. Сунь Цзы придерживается более практической точки зрения.[17]
«То, что называют „предвидением“, – писал он, – не может быть получено ни от духов, ни от богов, ни путем проведения аналогий с событиями прошлого, ни посредством расчетов. Оно должно быть добыто от людей, знакомых с положением противника».
В одной из глав своей книги «Искусство войны», озаглавленной «Использование тайных агентов», Сунь Цзы излагает основы шпионажа, каким он практиковался китайцами в 400 году до н. э. и, собственно, в большей степени практикуется и сейчас. Он отмечает, что существует пять типов агентов туземные, внутренние, двойные,невозвратимые и живые. Термины «туземные» и «внутренние» агенты соответствуют понятию, которое мы дальше будем именовать агентами «на месте». «Двойной агент» – термин, употребляемый до настоящего времени, – это вражеский агент, который был захвачен в плен, соответствующим образом обработан и послан обратно, туда, откуда он пришел, в качестве агента захватившей его стороны. Выражение «невозвратимый агент» – китайская тонкость (мы еще вернемся к нему, когда будем рассматривать методику обманных действий). «Невозвратимыми» философ называет таких агентов, через которых противнику доставляется ложная информация. Сунь Цзы считает их невозвратимыми, потому что противник, вероятно, убьет их, когда обнаружит, что информация, полученная от них, была ложной. Те, кого Сунь Цзы именует «живыми агентами», впоследствии получили название «проникающих агентов». Они пробираются на сторону противника, добывают нужные сведения и ухитряются вернуться обратно живыми.
Сунь Цзы принадлежит заслуга не только в том, что он первым дал детальный анализ методов шпионаж; но и в том, что он первым письменно изложил рекомендации в отношении организации разведывательной службы. Он отмечает, что настоящий разведчик использует все пять типов агентов одновременно, и называет эту систему божественной паутиной, чем-то вроде рыболовной сети, состоящей из множества нитей, скрепленных одной общей веревкой. Но этим отнюдь не исчерпывается вклад Сунь Цзы в теорию разведки. Он пишет о контрразведке, психологической войне, мероприятиях по введению противника в заблуждение, обеспечении безопасности, об искусстве разведки в целом. Неудивительно, что книга Сунь Цзы является любимой книгой Мао Цзэдуна и что чтение ее обязательно для специалистов коммунистического Китая по вопросам тактики. Их методы проведения военных кампаний и сбора разведывательных данных явно говорят о том, что они придерживаются принципов, разработанных Сунь Цзы.
Вид шпионажа, который рекомендует Сунь Цзы и который не основывается на указаниях духов или богов, конечно, практиковался и на Западе в древности, однако не столь искусно, как на Востоке. К тому же на Западе он не носил такого организованного характера, и здесь не существовало свода правил, который давал бы возможность одному поколению строить свою работу, основываясь на опыте другого. Большинство зафиксированных в летописях случаев не выходит далеко за рамки того. что мы называли бы рекогносцировкой. Так именно обстояло дело и со второй, более удачной попыткой израильтян разведать обстановку в земле обетованной.
Иисус Навин послал двух человек в Иерихон, чтоб «тайно все высмотреть», и они пришли в дом блудницы Раав (книга Иисуса Навина, гл. 2). Это был, как мне кажется, первый упомянутый в исторических летописях пример того, что сейчас разведчики называют «явка-укрытие». Раав укрыла шпионов, которые добыли нужные им сведения, а позднее благополучно вывела их из своего рода. Израильтяне захватили Иерихон и «все истребили мечом», оставив в живых одну только Раав и ее семью. Тем самым была установлена традиция вознаграждать тех, кто помогает разведке.
Согласно Геродоту, греки перед великим походом 480 года до н. э. заслали в Персию трех шпионов, чтобы дни выяснили, как велика численность собираемых Ксерксом сил. Все три шпиона были пойманы, и их уже собирались казнить, когда Ксеркс остановил казнь и, к огромному удивлению своих советников, заставил обвести шпионов вокруг лагеря, показав им «всех пехотинцев и всех конников и дав им возможность всласть наглядеться на все». Затем он отправил их назад. Замысел Ксеркса сводился к тому, чтобы напугать греков и побудить их сдаться без боя, сознательно доведя до них правильную информацию о размерах собранной им армии. Поскольку, как известно, греков это не устрашило, его психологическая затея не дала результатов. Сунь Цзы, наверное, предложил бы сделать обратное. Он посоветовал бы Ксерксу подкупить шпионов и послать их назад с докладом о том, что его армия значительно меньше и слабее, чем было в действительности. Когда же персы осуществили бы нашествие на Грецию, эти шпионы, вероятно, по мнению Сунь Цзы, сообщили бы Ксерксу, что происходит в лагере греков.
Накануне Фермопильской битвы Ксеркс послал «конного соглядая» разузнать, что делают оборонявшие проход греки и как велика их численность. Несомненно, это было не чем иным, как ближней разведкой. Разведчик Ксеркса, очевидно, подобрался очень близко к врагу, поскольку смог сделать доклад о том, что некоторые из увиденных им воинов «занимались гимнастикой, другие расчесывали свои длинные волосы». Это был, говоря современным языком, образец «сырой информации», явно нуждавшейся в истолковании и анализе. Поэтому Ксеркс призвал к себе одного из своих советников, знакомого с обычаями греков, и тот объяснил ему, что «эти люди явились сюда, чтобы сразиться с нами за проход, и именно к этому они сейчас и готовятся. У них обычай тщательно убирать свою голову перед тем, как пойти на смерть… Тебе предстоит иметь дело с первым царством в Греции и с самыми храбрыми воинами». Ксеркс не совсем доверился этой «оценке» и потерял большое количество своих отборных воинов, бросив их в лобовую атаку против небольшого греческого отряда, которым командовал царь Леонид.
В древние времена использование и размах шпионажа в западном мире зависели, вероятно, от личности, мощи и честолюбия царей и полководцев, от их собственной склонности к военным хитростям и уловкам, от их стремления к власти и от осознания ими необходимости обеспечить безопасность своего царства. Афины во времена демократии и Рим в дни республики не были той средой, которая порождала шпионаж. Государственное управление и политика осуществлялись открыто, так же как планировались и готовились войны. Оставляя в стороне сведения о размерах и расположении вражеских сил в решающие моменты перед вступлением в бой, большой нужды в какой-либо особой информации, в заблаговременной осведомленности о противнике, которая могла бы как-то отразиться на исходе крупных операций, не было. Но для великих полководцев, таких как Александр Македонский и Ганнибал, для создателей неожиданно возникающих и, как правило, весьма недолговечных империй дело обстояло иначе. За покоренными народами надо было осуществлять контроль, выявляя малейшие признаки назревающего восстания.
Военные операции, зачастую представлявшие собой чистейшие авантюры, имели значительно больше надежды на успех при наличии у затевающей их стороны предварительной осведомленности о мощи и богатстве объекта нападения, равно как и о настроениях и политико-моральном состоянии его правителей и населения. Сведения, которыми мы располагаем, подтверждают, что такие основатели империй, как Александр Великий, царь понтийский Митридат и Ганнибал, значительно чаще пользовались данными разведки и полагались на них, чем их предшественники и современники. Известно, что Ганнибал, чрезвычайно искусный стратег, перед походами собирал информацию не только о военном состоянии своих противников, но и об их экономике, причем интересовался выступлениями их государственных деятелей и даже политико-моральным состоянием гражданского населения. Плутарх неоднократно упоминает о наличии у Ганнибала «секретной информации», о «соглядатаях, которых он засылал в лагерь своих противников».
Ганнибал, как мне кажется, был менее силен в лингвистике, чем в стратегии. От Плутарха мы узнаем, что, находясь в Южной Италии, Ганнибал приказал своим проводникам провести его в долину Касинум (прославившееся во время второй мировой войны Кассино): «Они же, неправильно поняв его… поскольку его итальянский язык был весьма посредственным, перепутали название и привели его и его армию… в окрестности города Касилинум». В этой местности Ганнибал едва не попал в ловушку, однако все же успел расправиться с теми, кто его сюда завел. «Поняв тогда ошибку, которую совершили его проводники, и оценив опасность, которой они его подвергли, он тут же накинул им на шею веревку и повесил». Этот эпизод часто рассказывают в наше время в школах разведчиков, чтобы внушить начинающим сотрудникам, насколько необходимо людям их профессии быть точными.
Митридат смог преградить Риму путь дальнейшим завоеваниям в Малой Азии отчасти потому, что сам стал выдающимся разведчиком. В отличие от Ганнибала, он владел 22 языками и диалектами и знал местные племена и их обычаи куда лучше, чем римляне.
В эпоху средневековья добиться стратегической внезапности в военных походах было невозможно в силу как политической раздробленности государства, так и трудностей с транспортировкой, снабжением и мобилизацией войск. Для того чтобы собрать армию, требовались недели и даже месяцы, но и после того, как войско было сформировано, оно могло двигаться со скоростью лишь нескольких миль в день. Экспедиционные силы, перебрасываемые морским путем, могли продвигаться более незаметно, но было трудно скрыть сосредоточение кораблей. Так, например, в 1066 году англосаксонский король Гарольд II располагал всей необходимой информацией о замыслах Вильгельма Завоевателя задолго до того, как тот высадился в Гастингсе. Он сам был в Нормандии и видел нормандскую армию в состоянии боевой готовности. Он знал, что Вильгельм намеревается напасть на Англию, и с большой точностью рассчитал намеченную противником дату погрузки войск на суда и место их высадки. Исходя из количества собранных Вильгельмом плавсредств, он довольно точно определил численность войск Вильгельма. Разгром его армии не был следствием плохой стратегической разведки. Он потерпел поражение скорее потому, что его войска устали от боев: непосредственно перед ним они одержали блистательную победу над датчанами при Стенфорд-Бридже. К тому же их измучил длительный форсированный марш.
Наиболее серьезные политические ошибки, совершенные Западной Европой в отношении Востока в средние века, были в значительной степени обусловлены неудовлетворительным состоянием дел со сбором разведывательных данных. Европейские правители все время старались ослабить Византию, вместо того чтобы поддерживать ее как щит против вторжения. Они не сумели правильно оценить опасность, которую несло с собой быстрое продвижение монголов на Запад. Они также недооценили и турецкую угрозу. Учитывая их предрассудки, можно полагать, что они повторили бы свои же ошибки, даже если бы могли опираться на лучшую информацию, однако без нее они почти не имели шансов найти правильное решение.
Европейские правители не были достаточно хорошо осведомлены о Византийской империи и восточных славянах; еще меньше им было известно о мусульманском мире, и почти ничего они не знали о том, что происходило в Центральной и Восточной Азии. Император Фридрих II (1212–1250 гг.) пытался поддерживать связи с мусульманскими правителями (и в награду за свои старания был обвинен в ереси), а французский король Людовик IX (1226–1270 гг.) посылал к монголам своих эмиссаров Знаменитая книгаМарко Поло о Китае содержит материал, который мог бы быть полезен как источник для стратегической разведки, но никто не пытался использовать ее в этих целях. На протяжении большей части периода средневековья итальянские купцы получали довольно широкую информацию о Востоке; к несчастью, им редко представлялся случай передать ее тем, кто определял восточную политику Европы. Папам не нравилась готовность купцов торговать с врагами истинной веры, а короли не имели с этими купцами почти никаких контактов.
В XV веке итальянцы внесли важный вклад в организацию сбора разведданных, учредив постоянные посольства за границей. Особенную ловкость в добываний стратегической информации проявляли венецианские посланники. Большинство их докладов отличалось высокие качеством, изобилуя меткими наблюдениями и тонким выводами. Постоянные посольства обеспечивали возможность непрерывного наблюдения за ситуацией: на их базе можно было создавать регулярные шпионские сети. К XVI веку большинство европейских правительств уже следовали примеру итальянских городов-государств.
Важную часть информации составляли географические описания той или иной местности. Знание места нахождения брода через реку могло позволить армии ускользнуть из окружения, обнаружение горной тропы – помочь ей обойти сильно укрепленные позиции противника. Местных жителей обычно удавалось побудить давать сведения этого рода. Так, Людовик IX щедро наградил бедуина, показавшего ему, где можно перейти через один из нильских рукавов, что дало ему возможность осуществить внезапное нападение на мусульманскую армию. Сын Людовика обошел сильно укрепленную оборонительную позицию противника в Пиренеях, купив информацию о редко использовавшейся дороге через горы. Более широко известен случай, имевший место во время военных действий в районе Креси, когда Эдуард III едва не оказался окруженным крупной французской армией. Пастух показал ему брод через Сомму, и Эдуард не только сумел ускользнуть от преследования, но и занять такую сильную оборонительную позицию, которая позволила ему разгромить французскую армию, когда та напала на него.
С усилением национализма и религиозной борьбы в XVI и XVII веках в западных странах начали появляться специалисты в области разведки в лице министров и секретарей кабинетов, посвящавших значительную часть своей деятельности организации сбора секретной информации. Наряду с тем, что внутреннее недовольство и гражданские раздоры становятся в это время частым явлением, мы одновременно наблюдаем начало разграничения между разведывательной деятельностью за границей и мероприятиями по обеспечению внутренней безопасности. Тогда для существования двух отдельных служб с различными задачами и функциями время еще не назрело, оно пришло позже, однако шпионы в собственной стране уже играли не менее важную роль, чем шпионы за ее пределами, и все они направлялись одной и той же рукой.
Одним из мастеров в искусстве обоих видов был сэр Фрэнсис Уолсингем, который на протяжении почти всей жизни занимал пост государственного секретаря и был главным специалистом по шпионажу на службе королевы Елизаветы. Рука Уолсингема чувствуется во многих крупных авантюрах, затевавшихся в царствование Елизаветы. Именно он готовил для них почву, собирал необходимую информацию, провоцировал заговоры, а затем сам же их разоблачал. Нет, пожалуй, ни одного приема шпионажа, который не использовался бы им на практике. Благодаря ему плохо продуманный заговор с целью возвести шотландскую королеву Марию Стюарт на английский престол разросся до таких масштабов, что дал в конечном счете Елизавете удобный предлог подписать смертный приговор Марии. Уолсингем вербовал наиболее одаренных выпускников Оксфордского и Кембриджского университетов для продолжения учебы во Франции, с тем чтобы впоследствии они вошли в доверие французского двора и выведывали его замыслы против Англии. Одним из таких молодых людей был, по-видимому, Кристофер Марло, и его преждевременная смерть в трактирной драке в Дептфорде явилась, как считают, злосчастным результатом одной из уолсингемовских интриг.
Глубоко продуманным ходом Уолсингема, несомненно, явилась искусная обходная операция, обеспечившая Англии сведения о военно-морских силах и замыслах противника, на которых в значительной степени была построена ее оборона против испанской армады. Вместо того чтобы попытаться нанести удар прямо по цели, по двору испанского короля Филиппа II, Уолсингем отказался от обычно применявшейся в подобных случаях тактики прямой разведки, столь часто обреченной с самого начала на провал, а действовал через другие страны, где, как ему было известно, имелись уязвимые места, способные открыть ему доступ в Испанию. Он отправил двух молодых англичан в Италию, играя на их тесных связях с тосканским двором. (В операциях Уолсингема можно проследить одну общую для них всех черту – обманное использование религиозных верований: протестанты маскировались под католиков и клялись в, верности делу врагов Англии.) Молодой англичанин Антони Стенден настолько успешно втерся в доверие тосканского посла в Испании, что сумел пристроить, своих агентов на службу в его миссию в Испании. Таким образом, в испанские порты просочились надежные наблюдатели, которые не являлись англичанами и никак не могли быть заподозрены в том, что находятся на службе у англичан. В виде особой любезности тосканский посол позволил «друзьям» Стендена в Испании пользоваться его дипломатической сумкой, чтобы пересылать Стендену в Италию свои «личные» письма.
При Уолсингеме установилась такая практика, когда государственный секретарь ее величества перехватывает внутреннюю и внешнюю корреспонденцию, вскрывал её прочитывал, снова запечатывал и посылал по месту назначения. Для тех случаев, когда корреспонденция оказывалась закодированной или зашифрованной, Уолсингем держал при себе специалиста, некоего Томаса Фелиппеса, являвшегося одновременно шифровальщиком и дешифровалыщиком. Это означало, что он изобретал надежные шифры для Уолсингема и расшифровывал коды, использованные в перехваченных Уолсингемом посланиях. Именно Фелиппес расшифровывал те довольно дилетантские закодированные послания, которые шли от Марии Стюарт и обратно в ее адрес в дни Бабингтонского заговора.
Короче говоря, Уолсингем создал первую в мире вполне профессиональную службу разведки. Несколько позже его соперником стал кардинал Ришелье. Подобных ему мастеров шпионажа не было вплоть до XIX века.
Немало было сделано Джоном Тэрло, главой разведки при Кромвеле. Однако, рассматривая его деятельность в историческом плане, я не нахожу, что он обладал той остротой ума, изобретательностью и смелостью, какими отличался Уолсингем. Успеху Тэрло способствовало наличие тех весьма внушительных средств, которые были предоставлены в его распоряжение. Он тратил свыше 70 тыс. фунтов стерлингов в год. Эта цифра, возможно, несколько преувеличена, однако имеющиеся у нас сведения показывают, что он платил своим шпионам за поставляемую ими информацию непомерно большие суммы и поэтому не встречал никаких затруднений с их вербовкой. Между тем Уолсингем, находясь на службе у скупой королевы, имел самый нищенский бюджет и, говорят, нередко вынужден был оплачивать услуги своих агентов из собственного кармана, и притом в очень скромных размерах.
Тэрло, подобно Уолсингему, занимал должность государственного секретаря, но к этому времени его ведомство уже получило название разведывательного управления, которое впервые было официально употреблено на английском языке по отношению к правительственному органу. Эпоха, в которую жил Тэрло, несомненно, представляла собой время крупных заговоров, имевших целью восстановить Карла Стюарта (Карла I) на его троне. По этой причине – опять-таки как во времена Уолсингема – Тэрло руководил одновременно и внутренней службой безопасности, и системой внешней разведки. Для нужд последней он использовал английских консулов и служивших за границей дипломатов, однако дополнял их работу услугами тайных агентов. Тэрло даже в большей степени, чем Уолсингем, полагался на информацию, добываемую посредством почтовой цензуры, и, безусловно, ему принадлежит заслуга в организации прекрасно действовавшей с точки зрения контрразведки почтовой службы.
Несмотря на, казалось бы, спокойный и едва ли не банальный подход Тэрло к вопросу систематического сбора информации, он зачастую оказывался замешанным в неудавшиеся заговоры. Один из таких заговоров, подготовлявшийся им по наущению Кромвеля, имел целью убийство Карла и его братьев, герцогов Йоркского и Глостерского, и явился ответной акцией на роялистский заговор против жизни Кромвеля, раскрытый Тэрло. Замысел состоял в том, чтобы заманить трех королевских братьев из Франции в Англию, где их при высадке якобы должен был встретить отряд солдат, который затем взбунтовался бы. Сейчас, по прошествии большого отрезка времени, все это выглядит шитым белыми нитками и весьма не похоже на тонкие интриги Уолсингема, сумевшего втянуть в свои заговоры Марию Стюарт. Не стоит гадать, попался бы Карл в расставленные для него сети или нет, поскольку один из ближайших доверенных Тэрло, Морланд, сообщил Карлу о готовящемся заговоре. Уже через пять дней после того, как Карл вступил на трон, «г-н Морланд был возведен в рыцарское достоинство… и король открыто заявил, что это звание было пожаловано Морланду за сведения, которые он ему представил, будучи клерком у министра Тэрло».
Другой иллюстрацией успешной разведывательной операции в XVII веке служит Швеция. Этой стране удавалось сохранять свое положение великой державы в значительной мере благодаря тому, что она обладала наиболее эффективной системой сбора информации во всей Европе. Один русский министр того времени признал, что «шведы знают о нас больше, чем мы сами». В период религиозных войн они усиленно играли на своих протестантских связях и широко использовали людей других национальностей, в частности французских гугенотов, в качестве агентов и осведомителей, в манере, весьма похожей на ту, какая была принята при Уолсингеме, и таким образом избегали неприятностей и прямого обвинения в случае их поимки. Швеция и отчасти Голландия тех дней наглядно иллюстрируют, каким образом относительно небольшие страны могут компенсировать свой дефицит в силе превосходством в разведке в сочетании с техническим преимуществом и организационным искусством.
В конце XVIII – начале XIX века между деятельностью по обеспечению внутренней безопасности и сбором разведывательных данных о зарубежных странах стало возникать различие, с каждым годом проявлявшееся все более явно. Великие державы мира создавали с этой целью раздельные службы, возглавляемые каждая своим специалистом, и возлагали на эти службы все более несхожие задачи. Обусловлено это было, несомненно, тем обстоятельством, что рост внутреннего недовольства, угроза восстания и революции угрожали устойчивости и могуществу крупных автократических и имперских систем Европы и тем самым вызывали к жизни потребность в органах тайной полиции для охраны правителя.
При Наполеоне сначала печально известный Жозеф Фуше, этот продукт крупных заговоров периода Французской революции, а затем полковник Савари являлись одновременно министрами юстиции и начальниками чисто политической тайной полиции и органов контрразведки. Сбор военной информации и разведывательных данных о других государствах находился, однако, в руках эльзасца Карла Шульмейстера. Последний, хотя и был номинально прикреплен к Савари, однако занимался абсолютно обособленными операциями, целью которых было добыть информацию об австрийских армиях и обмануть австрийцев в отношении численности и намерений французских войск.
Появление в XIX столетии крупных наступательных вооруженных сил постепенно вызвало необходимость делать основной упор при добывании информации об иностранных государствах в первую очередь на ее военные аспекты, а ответственность за сбор такой информации переложить на армию. К началу первой мировой войны под эгидой генеральных штабов большинства европейских армий были созданы отдельные органы военной разведки, превратившиеся в главное средство для добывания разведданных об иностранных государствах. Руководили этими органами военные, а не гражданские лица или министры. Задача же ведения политической разведки по-прежнему лежала главным образом на дипломатах.
Единственным исключением вплоть до 1871 года была Пруссия – прежде всего потому, что одаренный и жаждущий власти Вильгельм Штибер держал в своих руках бразды правления как прусской военной разведкой, так и прусской тайной полицией. Ему принадлежат заслуги в проведении первых операций массового шпионажа, в изобретении метода насыщения района действий таким количеством шпионов, что не добыть подробной информации, касающейся всех аспектов военного и политического положения противника, они не могли. Шпионские сети представляли собой своего рода «пятые колонны», способствовавшие подрыву политико-морального состояния гражданского населения, внушая ему страх перед приближающимися захватчиками. Раньше, для шпионажа использовалось небольшое число избранных, занимающих высокое положение лиц. Штибер же набирал своих агентов среди фермеров и лавочников, официантов и горничных. Эти методы он использовал при подготовке к нападению Пруссии на Австрию в 1866 году и на Францию в 1870 году.
Размеры и полномочия органов внутренней безопасности, как правило, прямо пропорциональны масштабам подозрительности и страха, которыми охвачена правящая клика. При жестоком правителе-самодержце тайная полиция пышно расцветает, становится страшной паразитической силой, тянущейся своими щупальцами ко всем слоям населения, охватывающей все стороны жизни нации. Лучший пример подобной организации мы найдем в России XIX века, где устаревшая политическая система испытывала постоянный страх перед собственными народными массами, ее либеральными лидерами или опасными идеями и влияниями, проникающими сюда из соседних стран.
Но такое положение в России не представляло собой новшества XIX столетия. В ранние периоды русской истории татары и другие степные народы всегда пытались выяснить силу гарнизонов за стенами русских кремлей. В результате у русских выработалось чувство подозрительности по отношению к любому человеку, пытающемуся попасть в укрепленные города: они опасались, что действительной целью такого проникновения была разведка. Традиция прикрепления к каждому иностранному гостю «пристава» (что значит буквально «прикрепленный»), так чтобы сразу можно было распознать намерения иностранца, уходит своими корнями в XVI век. Слежка и «поездки с сопровождающим» имеют в России продолжительную историю. В XVII веке, когда русские начали посылать своих людей за границу для получения образования в иностранных университетах, они обычно направляли вместе с ними доверенное лицо, которое должно было следить за каждой группой студентов и доносить о замеченном в соответствующие инстанции.
Появление организованной политической полиции, находящейся в ведении государства, уходит к учреждению царем Николаем I в 1826 году Третьего отделения личной канцелярии императора, которое в 1878 году было упразднено, и его функции были переданы охранке, или отделу безопасности министерства внутренних дел.
Задачей царской охранки была «защита» императорской семьи и царского режима. В соответствии с этим она вела наблюдение за населением страны с помощью целых армий осведомителей и однажды даже отличилась, установив слежку за таким почтенным человеком, как Лев Толстой, в его поездках по России. Толстой уже давно стал всемирно известной фигурой в литературе, но для охранки он по-прежнему оставался лейтенантом в отставке и «подозрительной личностью».
В конце XIX века за пределами России оказалось так много революционеров, радикально настроенных студентов и эмигрантов, что охранка уже не могла гарантировать безопасность царской России одним только подавлением революционных настроений внутри страны. Ей надо было заставить замолчать и те голоса, которые доносились сюда из-за границы. Она стала посылать своих агентов, чтобы те вступали и проникали в организации русских студентов и революционеров в Западной Европе, занимались подстрекательством и подрывом морального духа, похищали документы и искали каналы, по которым нелегальная литература тайно перебрасывалась в Россию. Когда в 1912 году Ленин был в Праге, он, сам того не ведая, держал у себя в доме агента охранки.
Придя в 1917 году к власти, большевики распустили и «разоблачили» охранку как типичное орудие угнетения в руках царского режима. Государство рабочих, говорили они, не нуждается в столь отвратительном средстве поддержания закона и порядка. Однако одновременно с этим они создали собственную тайную полицейскую организацию – Чека, о которой мы скажем ниже.
Одной из крупных разведывательных организаций XIX века в Европе являлась организация, содержавшаяся не правительством, а частной фирмой, банкирским домом Ротшильда. Примером создания такой организации в прошлом – в XVI веке – служит банкирский дом Фуггеров в Аугсбурге. Фуггеры создали внушительную финансовую империю, ссужая денежными средствами обедневших государей и государства, позднее так поступали и Ротшильды. То обстоятельство, что Фуггеры редко ошибались при размещении своих капиталов, было результатом прекрасной организации ими сбора частной информации. Ротшильды, стоило им только достичь более или менее влиятельного положения, стали извлекать пользу из превосходно поставленной службы сбора информации как для самих себя, так и для своих клиентов.
Действуя из контор во Франкфурте-на-Майне, Лондоне, Париже, Вене и Неаполе в целях обеспечения финансовых интересов своих хозяев, агенты Ротшильда зачастую могли добывать сведения первостепенной важности раньше заинтересованных в них правительств. Так, в 1815 году, когда Европа ожидала сообщений об исходе битвы при Ватерлоо, Натан Ротшильд в Лондоне уже знал, что победа досталась англичанам. В целях наживы он играл на понижение, пустив в продажу ценные бумаги английского правительства. Другие дельцы, следившие за каждым его шагом на бирже, последовали его примеру, решив, что англичане и их союзники проиграли сражение при Ватерлоо. В благоприятный момент Ротшильд снова скупил все бумаги по дешевке, а когда, все узнали о победе Англии, цена на правительственные бумаги, естественно, стремительно подскочила.
Шестьдесят лет спустя, в один исторический вечер, потомок Натана Лайонель Ротшильд устроил у себя в доме обед, на котором присутствовал Дизраэли. Во время обеда Лайонель получил секретное сообщение о том, что контрольный пакет акций компании Суэцкого канала, принадлежавший египетскому хидеву, пущен в продажу. Новость чрезвычайно заинтересовала премьер-министра, но, чтобы купить пакет, необходима была сумма, эквивалентная примерно 44 млн. долл. Парламент был распущен на каникулы, и Дизраэли не мог быстро раздобыть такие деньги. Тогда Лайонель купил акции для английского правительства, дав тем самым Дизраэл возможность сделать один из удачнейших ходов в его карьере. Ходили слухи, что некоторые из своих сенсаций Ротшильд добывал с помощью почтовых голубей. Вполне вероятно, что такие слухи не имели под собой почвы, однако доподлинно известно, что один из Ротшильдов, оказавшийся в Париже, когда во время франко-прусской войны 1870 года город был окружен немцами, использовал воздушные шары, а возможно, и почтовых голубей, для сообщения с внешним миром. Мир узнал о заключении перемирия и окончании войны именно этим путем, а не через обычные каналы получения информации.
В первую мировую войну великие державы Европы вступили, имея разведывательные службы, никак не соответствовавшие мощи их вооруженных сил и не приспособленные к выполнению задач, которые ставила перед ними сложная обстановка назревавшего конфликта. Так обстояло дело у обеих сторон. Французская военная разведка была серьезно ослаблена делом Дрейфуса, и ее раздирали внутренние разногласия и интриги. По ее оценке численность германской армии была ровно вдвое меньше, чем в действительности, когда эта армия начала в 1914 году военные действия. Германская разведка, ставшая в 1870 году при Штибере весьма эффективной, впала в плачевное состояние после того, как он вышел в отставку. К тому же германский генеральный штаб времен 1914 года с присущим ему высокомерием и самонадеянностью смотрел на разведку и не придавал ей должного значения. Русские незадолго до этого осуществили ход конем в области разведывательных операций, склонив к измене офицера австрийского генерального штаба полковника Альфреда Редля, который был в конце концов разоблачен в 1913 году. (Я еще вернусь к нему в одной из последующих глав книги.) С его помощью они завладели австро-венгерскими военными планами, что помогло им нанести австрийцам ряд поражений на начальном этапе первой мировой войны. Но после 1913 года австрийцы пересмотрели некоторые из своих планов, и русские, слепо положившиеся на Доставленные Редлем материалы, зачастую испытывали серьезные неприятности. И, как это ни удивительно, они к тому же давали своим войскам на фронте указания военного характера не шифром, а открыто, и немцы, с радостью подслушивавшие их, получали без всяких затрат со своей стороны ценные сведения о расположении русских сил.
Австрийцы, видимо, сумели частично компенсировать измену Редля работой своего агента Альтшиллера, пользовавшегося большим доверием царского военного министра Владимира Сухомлинова и его жены. Общеизвестно, что фаворит императорской семьи Сухомлинов, который из кожи вон лез, обхаживая Распутина, был человеком тщеславным, корыстным и бездарным и имел привычку разбрасывать важные военные документы по всему дому. У немцев также был агент, некий полковник Мясоедов, являвшийся, как полагали, любовником госпожи Сухомлиновой. В 1915 году русские повесили его как шпиона.
В целом можно сказать, что если в ходе первой мировой войны и проводилась сколько-нибудь успешная работа по шпионажу (исключая сферу тактических действий), то она относилась не к сухопутным операциям. Акции такого рода предпринимались в связи с войной на море или в отдаленных, периферийных районах конфликта. Умелая расшифровка англичанами немецких морских кодов была большим достижением разведки, спасшим жизнь множеству людей и давшим Англии возможность продержаться в самые мрачные дни войны. Лоуренс Аравийский на Ближнем Востоке и немец Вассмус в Персии совершали настоящие подвиги в области шпионажа, подрывной работы и разжигания мятежей, подвиги, которые, несомненно, оказали влияние на ход войны в этих районах. Организованные немцами шпионаж и диверсии в Соединенных Штатах могут быть причислены к наиболее удачным акциям их разведки в первой мировой войне отчасти из-за нашей неподготовленности к ответным мероприятиям.
Тем не менее война способствовала появлении ряда новшеств в области шпионажа. Так, использование радио для передачи сообщений военного характера открыло новые возможности в деле сбора информации огромного тактического – а иногда и стратегического – значения путем перехвата радиосигналов и расшифровки кодов и шифров. Сохранение нейтралитета в первой мировой войне некоторыми стратегически важными государствами, такими как Швеция, Норвегия, Голландия, Швейцария, привело к возникновению нового метод шпионажа. Он заключался в том, что шпионаж в отношении противной стороны осуществлялся через нейтральную страну, несмотря на все усилия нейтралов помешать этому. Тот же метод применялся и в мирное время, особенно в Европе. И наконец, на арену международного шпионажа вышел Дальний Восток в лице японской разведывательной службы, которая в последующие годы стала чрезвычайно действенным и опасным фактором в области шпионажа.
На период между двумя мировыми войнами пришелся значительный рост числа разведывательных организаций и усложнения их внутренней структуры. Объекты разведки становились все более технически оснащенными. Обстановка в мире все более осложнялась. Разведывательная служба в руках новых диктатур в Германии, Италии и Японии стала главным их орудием в зондировании почвы за рубежом для подготовки и осуществления внешней экспансии. В то же время перед лицом угрозы со стороны этих диктатур свободные страны, особенно Англия, вынуждены были возложить на свои разведки новые, труднейшие задачи. Безмолвная война между разведывательными организациями обеих сторон во второй мировой войне дает много примеров этому и уроков на будущее, к которым я еще вернусь ниже. Перед лицом общего врага между разведками союзников установилось эффективное сотрудничество, не имевшее себе равного в истории и принесшее самые отрадные результаты.
В дни войны я, находясь на службе в УСС, имел честь работать в контакте с английской разведкой, и у меня завязались тесные личные и служебные взаимоотношения со многими из ее представителей, сохранившиеся и после войны.
В Швейцарии я вступил в контакт с группой французских офицеров, оставшихся верными традиции французского разведывательного управления и помогших генералу де Голлю и «Свободной Франции» создать собственную разведывательную службу. К концу войны у нас установилось сотрудничество со службой итальянской разведки и контрразведки, стоявшей на стороне короля Виктора Эммануила, когда нефашистская Италия примкнула к союзникам. Я также работал вместе с подпольной антифашистской группой в немецком абвере – профессиональной разведывательной службе германской армии. Группа офицеров абвера состояла в тайном заговоре против Гитлера. Глава абвера адмирал Канарис, весьма достопримечательная фигура, был ликвидирован Гитлером, когда после неудавшегося покушения на него в 1944 году были обнаружены документы, свидетельствовавшие о связи Канариса с заговорщиками.
Сотрудничество военного времени способствовало по-моему, появлению среди разведывательных служб свободного мира чувства единства цели, а после войны и Западная Германия внесла в дело организации разведки свой существенный вклад. Все это помогает нам отражать те массированные атаки, которые противник предпринимает против нас в настоящее время.
Глава третья Эволюция американской разведывательной службы
До окончания второй мировой войны официальные государственные органы США вели активную разведывательную деятельность только во время военных действий. С установлением мира разведывательные организации, вызванные к жизни требованиями боевой обстановки, резко сокращались, накопленные знания утрачивались и уроки, преподнесенные горьким опытом, забывались. При возникновении нового кризиса, вплоть до Пёрл-Харбора, людям, работавшим в области разведки, приходилось все начинать сначала.
Разведка, особенно на ранних этапах истории Соединенных Штатов, велась недостаточно официально, поэтому историк или специалист, занимающийся изучением развития разведывательного дела в США, наталкивается на серьезные трудности из-за крайней скудности официальных материалов. Разведывательные операции зачастую проводились генералами и дипломатами единолично, так сказать, с налету. В то время это гарантировало в известной степени сохранение секретности, чего трудно было добиться позднее, когда донесения стали представляться в семи экземплярах или же размножаться на ротаторе и рассылаться большому числу должностных лиц, часто не имеющих непосредственного отношения к разведке. Однако для историка такое положение весьма усложняет задачу. Александр Гамильтон был в штабе генерала Вашингтона одним из тех немногих, кому доверялось расшифровывать и прочитывать донесения, написанные тайнописью ли закодированные, копий с которых не снималось. Вашингтон, хорошо понимавший необходимость секретности, хранил свои разведывательные мероприятия в столь глубокой тайне, что мы, быть может, никогда не узнаем всех их подробностей.
Правда, позднее двое из офицеров его разведки, Будино и Толмедж,[18] опубликовали мемуары, однако они отличались чрезвычайной сдержанностью. Даже когда через сорок лет после окончания войны Джон Джей[19] поведал Джеймсу Фенимору Куперу подлинную историю одного шпиона революционных войск, которую тот позднее использовал для своего романа «Шпион», Джей отказался открыть ему настоящее имя этого человека. Значительную часть сведений о том, что нам известно сегодня как о революционной, так и гражданской войнах, удалось выявить только через многие поколения после окончания этих войн.
Разведывательная деятельность стоит денег, и агентам нужно платить. Это государственные деньги, и поэтому даже те из генералов, которые являются ярыми противниками всяких формальностей и безрассудно горячими головами, все же, как правило, составляют отчеты о затратах, связанных со сбором информации. Вашингтон вел тщательную запись всех сумм, израсходованных им на приобретение сведений разведывательного характера. Обычно он выделял необходимые денежные суммы авансом из собственных средств, а затем включал выплаченную сумму в счет, покрывавший все его расходы, который посылал континентальному конгрессу. Поскольку Вашингтон расписывал все расходы по отдельным статьям, из его финансовых отчетов преследует, что он истратил на сбор секретной информации в годы революционной войны около 17 тыс. долл. – сумма по тем временам огромную. За два столетия до нее Уолсингем в Англии также вел подобную запись, и именно из нее мы почерпнули множество деталей в отношении его разведывательных мероприятий.
Однако не только официальные отчеты свидетельствуют, что денежная сторона дела помогает выявлен исторических фактов. Особенностью разведывательной деятельности в военных условиях является то обстоятельство, что между завершением агентом работы уплатой ему денежного вознаграждения за нее всегда проходит определенное время. Возможно, что он попал в тыл противника и не мог вернуться домой раньше, чем закончилась война. Или же использовавшая его воинская часть поспешно сменила месторасположение, чтобы пойти в наступление или отступить, и оставила его на произвол судьбы без награды за его труды. Может случиться, что лишь много лет спустя, и даже только тогда, когда бывший агент или его наследники впадают в нужду, государству предъявляется претензия с требованием уплаты вознаграждения за оказанные ему в прошлом услуги. В силу специфики разведывательной работы бывает, что к этому времени уже нет в живых никого, кто мог бы подтвердить справедливость такой претензии, равно как не сохранилось абсолютно никаких документов. Но при всех условиях подобные факты часто проливают свет на разведывательные операции, сыгравшие значительную роль в нашей истории, которые в противном случае могли бы остаться совершенно неизвестными.
В декабре 1852 года некий Даниэль Брайан обратился к мировому судье в графстве Тайога, штат Нью-Йорк, и дал под присягой показания, касавшиеся его отца, Александра Брайана, умершего в 1825 году. Даниэль Брайан заявил, что в 1777 году, перед самым началом сражения при Саратоге, генерал Гэйтс сказал его отцу, что хочет, чтобы тот «направился в армию Бургойна в качестве разведчика, поскольку ему необходимы были в этот решающий момент достоверные сведения об артиллерии противника (о калибре орудий и их количестве), а также информация о намерениях противника». Брайан «отправился в армию Бургойна, купил там кусок сукна на брюки и, пока занимался якобы поисками портного, разведал силу артиллерии и, насколько он мог судить, численность армии. Несмотря на то что планы действий противника хранились в секрете, он узнал, что на следующий день противник намеревался занять Бимисские высоты».
Даниэль рассказал, что Александр Брайан ушел из армии Бургойна, вовремя добрался до американских позиций и передал генералу Гэйтсу добытую им информацию. В результате Гэйтс на следующее утро был на Бимисских высотах «в полной готовности встретить армию Бургойна». Как нам известно, последняя потерпела жестокое поражение, после чего, десять дней спустя, Бургойн капитулировал в Саратоге. Брайан так и не был вознагражден за свои труды. В ту ночь, когда он отсутствовал, умер его больной ребенок и чуть не умерла жена. Гэйтс пообещал послать семье Брайана врача, однако тот так и не явился. Семьдесят пять лет спустя сын Брайана письменно изложил всю эту историю. Причины его поступка так пока и не выяснены, поскольку нет никаких указаний на то, чтобы от него поступила какая-либо претензия на выплату ему вознаграждения.[20]
Пока случай или дальнейшие изыскания не дадут на каких-нибудь новых сведений, мы так и не узнаем, в какой степени победа Гэйтса, которая способствовала перелому в войне и в большой мере определила решение французов помочь нам, была основана на информации, доставленной ему Брайаном. Неожиданные находки подобного рода могут только заставить нас задуматься о всех других невоспетых героях, рисковавших жизнью чтобы добыть информацию, нужную для борьбы за Америку.
Шпионом – героем революции, о котором знает каждый американский школьник, является, конечно, Натан Хейл.[21] Но даже Хейл, несмотря на принесенную им жертву, мог бы оказаться забытым, если бы Ганна Адамс не написала о нем в 1799 году в «Истории Новой Англии». Как это ни странно может сейчас показаться, но уже через 22 года после его гибели о нем совершенно забыли и, как писала Адамс, «вряд ли кому-нибудь известно, что такая личность вообще существовала». Благодаря Адамс его сила духа и преданность делу оказали на последующие поколения значительное влияние. Но, кроме этого, печальная судьба Хейла сыграла в то время и другую роль. Хейл был добровольцем, дилетантом, движимым глубоким чувством патриотизма, но плохо подготовленным к выполнению опасной работы разведчика. Его гибель и обстоятельства этой гибели, по-видимому, ясно показали генералу Вашингтону необходимость осуществления более профессиональных, тщательно подготовленных разведывательных акций. Потеряв Хейла, Вашингтон решил организовать управление секретной разведки и избрал в качестве одного из его руководителей майора Бенджамина Толмеджа, который был соучеником Натана Хейла по Йельскому университету и близким его другом. Это обстоятельство послужило для Толмеджа дополнительным стимулом к тому, чтобы добиваться успеха нового начинания. Толмедж работал в тесном сотрудничестве с неким Робертом Таунсендом.
Таунсенд руководил одной из самых плодотворных и разветвленных шпионских сетей среди действовавших на стороне колонистов во время революции. Мы по крайней мере не знаем другой ей равной. Объектом ее действий был нью-йоркский район, где находился штаб английских войск. Сложность работы в этом районе состояла не столько в сборе информации, сколько в ее передаче. (Помню, что генерал Донован всегда усиленно внушал мне важнейшее значение связи. Бесполезно заниматься сбором сведений, если нет возможности быстро и точно передать их по месту назначения.)
Поскольку англичане держали Нью-Йорк, реку Гудзон и район порта под строгим контролем, было совершенно невозможно или по меньшей мере чрезвычайно рискованно пробираться через их линии обороны к Вашингтону в Уэстчестер. Поэтому информация от агентов Таунсенда в Нью-Йорке доставлялась Вашингтону окольным, но по тем временам очень быстрым, эффективным и надежным путем. Она передавалась из Нью-Йорка на северный берег острова Лонг-Айленд, а оттуда через пролив на побережье Коннектикута, где попадала в руки Толмеджа, который переправлял информацию Вашингтону.
История знает имена и других шпионов времен революционной войны, кроме Хейла. Наиболее широко известными из них являются, несомненно, майор Джон Андре[22] и Бенедикт Арнольд.[23] Эти два господина, быть может, так и не были бы разоблачены, и в этом случае трудно даже представить себе, какой вред они могли бы нанести делу патриотов, если бы не Таунсенд и Толмедж, вторые, по-видимому, были такими же мастерами в области контрразведки, как и в сборе военной информации.
Согласно одной версии, Андре как-то посетил некоего английского майора, квартировавшего в доме Таунсенда. Случайно услышанный во время этого посещения разговор возбудил подозрения сестры Таунсенда, поделившейся ими с братом. Позднее, когда Андре был задержан при попытке перейти американскую линию фронта по выданному ему Арнольдом пропуску, ряд промахов, которые Толмедж не был в состоянии предотвратить, явился для Арнольда сигналом о том, что он разоблачен, и вызвал его спешное и благополучное бегство.
В типичной «инструкции», составленной в конце 1778 года самим Вашингтоном для Таунсенда, говорится, в частности, следующее: «Общайтесь как можно больше с офицерами и беженцами, посещайте кафе и все общественные места в Нью-Йорке». Далее Вашингтон перечислял интересующие его объекты наблюдения и уточнял, какие именно сведения о них были ему нужны: «Производятся ли какие-нибудь работы на реке Карле близ Гарлем-тауна и укреплен ли Хорнс-Хук. Если да, то сколько солдат содержится в каждом из этих пункте и какое количество пушек и какого калибра имеется на месте этих работ».
Приведенный документ может служить образцом подлинно деловой инструкции разведчикам. В нем точно указывается, что требуется узнать, и даже говорится, каким образом следует действовать агенту, чтобы добыть нужные сведения.
Работа по сбору информации об английских штабах в Нью-Йорке и Филадельфии проводилась, по-видимому, бесчисленным множеством частных граждан, лавочников, книготорговцев, трактирщиков и подобных им людей, повседневно соприкасавшихся с английскими офицерами, оказывавших им различные услуги, прислушивавшихся к их разговорам и прикидывавшихся сторонниками тори, чтобы войти к ним в доверие. Тот факт, что представители обеих сторон говорили на одном и том же языке, имели одни и те же традиции и обычаи, а отличались друг от друга только своими политическими убеждениями, делал шпионаж иным по характеру и в известном смысле более легкой задачей, чем в случае конфликта между сторонами, различными по национальности, языку и даже внешнему виду. Зато задача контрразведки в этих условиях неимоверно усложнялась.
Одним из типичных, невоспетых патриотов той времени был некий Геркулес Маллиган, нью-йоркский портной, имевший широкую клиентуру среди англичан. Соседи считали его тори или по крайней мере сочувствующим этой партии, поэтому они относились к нему с пренебрежением и всячески портили ему жизнь. Но в первое же утро в Нью-Йорке после окончания войны генерал Вашингтон на глазах всех жителей округи остановился в доме Маллигана и, к огромному изумлению соседей, позавтракал у него. После этого соседям стало ясно, как обстояло дело с Маллиганом. Он, очевидно, собирал по крохам важную информацию, которую черпал из разговоров своих болтливых военных клиентов-англичан, и ухитрялся передавать ее генералу, возможно, через Таунсенда.
В период революции разведка отнюдь не ограничивалась военным шпионажем в колониях. Более хитроумная игра в области международного политического шпионажа шла в дипломатических кругах. Ставки были высокими. Главной ареной была Франция, где Бенджамин Франклин возглавлял американскую миссию, целью которой являлось склонить французов на оказание помощи колониям. Англичанам было крайне важно знать, как проходят переговоры Франклина и какую помощь французы оказывают колониям. Нам, вероятно, никогда не станет известно, сколько шпионов окружало Франклина и скольких он сам имел в Англии. Он был человеком осторожным и к тому же находился в чужой стране, да и в опубликованных им воспоминаниях содержится очень мало сведений об этом периоде его жизни. Однако мы знаем многое о человеке, которому, как кажется, удалось перехитрить Франклина. Впрочем, удалось ли? Это еще вопрос.
Доктор Эдвард Бэнкрофт родился в английских владениях в Америке в городе Уэстфилд, штат Массачусетс, но получил образование в Англии. Он был назначен секретарем американской миссии в Париже, втерся в доверие к Франклину и стал его «верным» помощником и протеже за весьма небольшую плату. Бэнкрофт с успехом изображал из себя лояльного, преданного свой стране американца. Он мог очень неплохо жить на то маленькое жалованье, какое получал от американцев, поскольку его щедро субсидировали англичане. «500 фунтов стерлингов единовременно, такая же сумма в качестве годового жалованья и пожизненная пенсия» – такова была обещанная ему награда. Как человек, посвященный во все секретные дела Франклина (или так он по крайне мере думал), Бэнкрофт, несомненно, был ценным агентом для англичан.
Он передавал свои донесения английскому посольств в Париже, помещая их в бутылку, которую прятал в дупле дерева в Тюильрийском саду. Писались такие донесения тайнописью, между строк любовных писем. Всякий раз, когда имевшаяся у него информация был настолько обильной, что не вмещалась в бутылку, или когда ему нужны были новые указания от англичан, oн попросту ехал в Лондон с благословения Франклина, поскольку умел уверить того, что может добыть в Лондоне ценные сведения для американцев. Англичане охотно снабжали его тем, что мы называем сегодня «куриным кормом», то есть дезориентирующей информацией, специально подготовленной для противника. Таким образом он был одним из первых агентов-двойников в наше истории.
Чтобы по возможности отвлечь от своего агента всякие подозрения, англичане даже однажды арестовали Бэнкрофта, когда тот покидал Англию. Тем самым они рассчитывали убедить Франклина в его честности и показать, на какие опасности обрекает его верность американскому делу. Все зависело, конечно, от актерского таланта доктора Бэнкрофта, и талант этот, очевидно, был настолько велик, что, когда позднее Франклину представили доказательства двуличия его протеже, он отказался поверить им.
Может быть, лукавый Франклин и знал о том, что происходило, однако хотел оставить это в тайне. В 1777 году он писал Джулиане Ритчи, американке, жившей во Франции, которая предупредила его о том, что он окружен шпионами:
«Я весьма обязан Вам за Вашу добрую заботу о моем благополучии, выразившуюся в сообщенной мне информации. Я не сомневаюсь в том, что она является вполне обоснованной. Однако поскольку невозможно… укрыться от наблюдения шпионов, когда заинтересованные люди считают, что их следует засылать с этой целью, я уже давно руководствуюсь одним правилом, предотвращающим всякие неудобства от подобных интриг. Правило это такое: не заниматься никакими делами, предание коих гласности заставило бы меня краснеть, и делать лишь то, что пусть себе на здоровье видят шпионы. Когда поступки человека справедливы и честны, то чем больших известно, тем больше растет и укрепляется его репутация. Поэтому, будь я уверен в том, что мой камердинер шпион, думаю, что я не уволил бы его за это, если бы он нравился мне в других отношениях. Б.Ф.»[24]
Когда англичане заявили французам официальный дипломатический протест по поводу поддержки ими американской стороны, они основывались на секретном донесении Бэнкрофта. При этом они приводили факты и цифры, которые тот знал от Франклина, и даже использовали формулировки Бэнкрофта. Это был промах, какой время от времени случается в сфере разведки. Бэнкрофт смертельно испугался, что Франклин поймет, что тут что-то нечисто, и заподозрит его. Он даже уговорил англичан дать ему пропуск, чтобы немедленно бежать, если бы это потребовалось. Франклин сказал, что столь точная информация должна была исходить из весьма близкого к нему источника, однако, насколько нам известно, он не предпринял по поводу случившегося никаких других шагов.
Англичане тоже имели основания подозревать Бэнкрофта. Георг III, по-видимому, не вполне доверял ему и его донесениям с тех пор, как обнаружил, что Бэнкрофт приобретал на свои нечестно заработанные фунты ценные бумаги, стоимость которых должна была возрасти, если бы победили американцы.
Двуличие Бэнкрофта было неопровержимо установлено только в 1889 году, после опубликования некоторых материалов из английских архивов, относящихся к периоду революционной войны. Среди них есть письмо, написанное в 1784 году и адресованное министру иностранных дел лорду Кармартену, в котором Бэнкрофт кратко излагал историю своей деятельности в качестве английского шпиона. Видимо, английское правительство задержало выплату причитавшегося ему денежного вознаграждения, и Бэнкрофт предъявлял этим письмом претензию своим хозяевам, напоминая им о своих прошлых заслугах. Письмо заканчивается следующими словами: «Я не требую ничего, кроме бессрочной пенсии в сумме 500 фунтов стерлингов в год, каковую правительство неоднократно давало слово платить мне и ради каковой я пожертвовал почти восемью годами моей жизни».
Личные агенты Франклина в Лондоне занимали, по-видимому, высокие посты. В начале 1778 года Франклин узнал содержание донесения о положении в Америке, представленного генералом Корнуолисом в Лондон, меньше чем через месяц после того, как он официально вручил его. Суть донесения сводилась к тому, что победе в Америке была невозможна. Если агенты Франклина проникли на столь высокие посты в английском правительстве, то вполне вероятно, что им было известно о той информации, какой Бэнкрофт снабжал англичан.
В ходе Гражданской войны еще больше, чем во время революции, общность обычаев и языка обеих участвовавших в конфликте сторон и тот факт, что многие люди жившие на территории одной стороны, сочувствовали политическим целям другой, делали выполнение основных задач шпионажа делом относительно простым, а осуществление контрразведки – чрезвычайно трудным. Однако имеющиеся у нас данные показывают, что обе стороны, по-видимому, сумели осуществить слишком мало хорошо продуманных длительных шпионских операций, которые могли бы сравниться по ценности результатов или по совершенству выполнения с операциями времен революции. Не было случая, чтобы крупное сражение было выиграно, проиграно или предотвращено благодаря хорошо поставленной разведке. Большинство разведывательных операций ограничивались более или менее локальными и временными объектами. Один автор пишет: «В любом городе средневековой Италии за один только год шпионских операций осуществлялось больше, чем за все четыре года Гражданской войны».
Такое положение было обусловлено многим причинами. В начале войны ни одна из сторон уже не имела действующей разведывательной организации, а наши военные тех дней не обладали сколько-нибудь значительным опытом разведывательной работы. До революции колониальные лидеры в течение долгих лет занимались организацией антианглийских заговоров и вели против англичан ограниченную тайную войну. Таким образом, к началу открытого конфликта они располагали сетью действующих «источников», работавших на них в Англии, и к тому же могли опираться на проверенные методы осуществления тайной деятельности на континенте. Иначе обстояло дело как на Севере, так и Юге перед Гражданской войной. Вашингтон был исключительно талантливым руководителем разведки. Он сам направлял всю разведывательную деятельность американских сил вплоть до того, что лично участвовал в важнейших операциях такого рода. Во всем созвездии генералов федеральной и конфедеративной армий не было полководца, одаренного таким талантом. Кроме того, Гражданская война по своему характеру не была войной внезапностей и секретов. Большие, громоздкие армии подолгу располагались на одном месте, а когда начинали двигаться, то слух об их передвижениях разносился стремительно. Вашингтон, имея в своем распоряжении значительно меньше войск, мог распространять ложную информацию о численности своих сил и перебрасывать их с такой быстротой, что англичане, начинавшие запланированное наступление, уже не заставали их там, где они были еще накануне, особенно в тех случаях, когда Вашингтон заранее знал от своих агентов о движении английских войск.
В начале Гражданской войны город Вашингтон представлял собой настоящее решето, и северяне действовали настолько открыто, что размеры и передвижения их сил были очевидны любому заинтересованному наблюдателю. Говорят, что конфедераты никогда уже не имели столько полезной для них информации, как перед началом битвы при Бул-Ране.
Одним из первых событий этого периода, явно указывавшим на необходимость создания службы контрразведки, явился заговор банды головорезов в Балтиморе с целью убийства Линкольна на его пути в Вашингтон, где он должен был выступать с первой своей президентской речью в феврале 1861 года. Аллен Пинкертон, Уже получивший определенную известность, работая частным детективом на службе железнодорожных компаний, был нанят группой сторонников Линкольна для его охраны. Пинкертон благополучно доставил Линкольна в Вашингтон, договорившись о том, что президентский поезд будет пропущен через Балтимор поздней ночью без предварительного объявления. В то же время агенты Пинкертона «проникли» в организацию балтиморских заговорщиков и неотрывно следили за каждым их шагом.
Как бы ни был Пинкертон хорош для работы в службе органов безопасности и в контрразведке, он довольно слабо проявил себя как организатор сбора разведывательной информации. Тем не менее он сумел привлечь на работу одного превосходного агента, некоего Тимоти Уэбстера, который на свой страх и риск добыл в Вирджинии ряд ценных сведений. К несчастью, из-за безрассудного маневра Пинкертона Уэбстер был захвачен в плен еще в начале войны и казнен. Позднее Пинкертон стал работать в военной разведке непосредственно с генералом Маклеланом в его штабе. Пинкертон считал, что задач военной разведки состоит в том, чтобы подсчитывать число солдат противника, а затем снова пересчитывать их, чтобы удостовериться в правильности подсчета. Поскольку Маклелан прославился тем, что никогда не вступал в бой, если не располагал превосходящими силами, подсчеты Пинкертона вряд ли могли серьезно содействовать исходу каких бы то ни было сражений. Даже имея в своем распоряжении превосходящие по численности силы, Маклелан не добился успеха в сражении при Антитэме против генерала Ли. Когда Линкольн после этого сражения отстранил его от командования, Пинкертон вышел в отставку, оставив федеральные силы буквально без всякой секретной службы.
Тот факт, что Линкольн нанял в период сражения при Бул-Ране собственного агента для выполнения военно-разведывательного задания, стал известен только в 1876 году. В этом случае, как и в предыдущих, этот факт выявился благодаря предъявленному правительству требованию о выплате вознаграждения за оказанные услуги. В марте 1876 года Верховный суд Соединенных Штатов разбирал апелляцию, поступившую из палаты претензий: некий Енох Тоттен предъявил правительству иск, требуя «выплаты компенсации за услуги, якобы оказанные» неким Уильямом Ллойдом «по соглашению с президентом Линкольном, заключенному в июле 1861 года, в соответствии с которым он должен был отправиться на Юг и выяснить численность войск, размещенных в различных пунктах мятежных штатов, добыть планы фортов и фортификаций… и доложить эти факты президенту… Ллойд пробрался… в расположение войск мятежников и находился там на протяжении всего хода войны, собирая и время от времени передавая информацию президенту». По окончании военных действий ему были оплачены его расходы, но не жалованье в размере 200 долл. в месяц, которое Линкольн, как утверждается заявлении, обещал ему. Несмотря на скудость фактов случай этот интересен тем, что свидетельствует, о проявленной в то время Линкольном предусмотрительное и об осторожности, с какой он действовал на протяжении четырех долгих лет войны. Верховный суд отметил в своем постановлении, что «и наниматель, и агент, очевидно, понимали, что каждый из них должен навечно хранить молчание о его отношении к делу».
Этот эпизод подтверждает также, что агент разведки не может добиваться через суд выплаты ему вознаграждения за услуги секретного характера. Суд постановил: «Агенты… должны получать вознаграждение из соответствующих средств нанимающего их ведомства, и притом в той сумме, какую те, кто распоряжается этими средствами, могут выделить. Секретность, предписываемая подобного рода соглашениями, исключает взыскание вознаграждения по суду». Это решение служит агентам предостережением, что лучше требовать суммы причитающегося им вознаграждения сразу, в момент операции.
После того как Пинкертон вышел в отставку, была предпринята попытка создать чисто военную разведывательную организацию, известную под названием Бюро военной информации. Руководство им было поручено майору (позднее генералу) Джорджу X. Шарпу, который, по-видимому, был довольно посредственным чиновником и, насколько известно, не разработал и не провел ни одной крупной разведывательной операции.
Действительно, ценную информацию федеральные силы получали от случайных отважных добровольцев, которые в большинстве своем действовали по собственному почину и сами находили способы передачи добытых сведений. Одним из таких добровольных разведчиков был Лафайетт Бэйкер. Он маскировался под бродячего фотографа, разъезжал по южным районам, посещал лагеря конфедеративных войск в Вирджинии, фотографировал солдат и одновременно собирал ценную военную информацию. Позднее он стал бригадным генералом и возглавил Национальную сыскную полицию, своего рода предтечу нынешней секретной службы. Если Пинкертон был отличным контрразведчиком, но весьма посредственным руководителем службы разведки, то Бэйкер проявил исключительные способности в этом последнем искусстве, но его недостатки как начальника секретной службы стоили нам жизни одного из самых выдающихся наших резидентов. До сего дня никто не знает, где были люди Бэйкера вечером 14 апреля 1865 г., когда Авраам Линкольн сидел в никем не охраняемой ложе на спектакле в театре Форда, и почему убийцы, собравшиеся в пансионате госпожи Сьюрат, чей фанатизм был хорошо известен всему Вашингтону, не были взяты Бэйкером под наблюдение? Да и арест Бута и его сообщников также не являлся делом рук Бэйкера, хотя он и приписал заслугу себе.
Другим добровольным разведчиком, работавшим на Юге, была жительница Ричмонда Элизабет ван Лью. Она оставалась на своем посту на протяжении всей войны и считается самым ценным агентом из всех когда-либо имевшихся у северян. Сам Грант утверждал, что наиболее ценная информация из Ричмонда во время войны поступала от нее. Обращает на себя внимание тот факт, что за все время Гражданской войны не было ни одного случая «проникновения» в важные штабы противника, которое всегда представляет собой наиболее яркий образец разведки на высоком уровне. Почти не наблюдалось также и случаев применения высоко-результативных и хитроумных приемов шпионажа. Ближе всего к такому уровню шпионской деятельности подошла, говорят, Элизабет ван Лью, ухитрившись устроить одну из своих служанок, негритянку, горничной в дом Джефферсона Дэвиса. Получаемые от этого источника сведения Элизабет ван Лью пересылала майору Шарпу в Вашингтон.
В 80-х годах прошлого века в Соединенных Штатах были созданы первые постоянно действующие армейская и военно-морская разведывательные организации мирного времени. Армейская организация была известна под названием отдела военной информации, входившего в управление генерального адъютанта. Разведывательный отдел военно-морских сил входил в состав управления личного состава и штурманской службы. В течение того же десятилетия в наших заграничных посольствах и миссиях впервые были введены должности военных и военно-морских атташе, которые должны были выполнять обязанности наблюдателей и разведчиков. С созданием в 1903 году общего штаба армии отдел военной информации был включен в него в качестве «второго отдела», и с тех пор отделы разведки в штабах американской армии стали обозначаться индексом G-2. Однако ввиду отсутствия у работников этого первого G-2 всякой 1 заинтересованности и чувства ответственности, он вскоре пришел в полный упадок и едва не исчез вообще. Таким образом; в первой мировой войне мы снова оказались без настоящей разведывательной службы. Но на этот наше положение было иным. Мы воевали за границей, наши войска непосредственно участвовали в боевых действиях лишь немногим более года, и у нас были союзники. развернуть в полной мере разведку не было времени, да нам это было и не нужно, поскольку мы могли в значительной степени положиться на англичан и французов в деле войсковой разведки и, в частности, в выявлении возможностей вооруженных сил противника.
Однако мы быстро учились – в большой мере благодаря усилиям группы офицеров, которым я и хочу отдать должное. Прежде всего, следует упомянуть полковника Ральфа фон Демана. Многие признают его главной движущей силой в создании американской военной разведки. О его работе рассказано в «Истории секретной службы» Ричарда Уилмера Роуэна, книге, которую я считаю лучшим из написанных американскими авторами повествований о деятельности разведывательных служб на протяжении многих веков. Я сотрудничал с полковником ван Деманом в период первой мировой войны, когда находился в Берне, и могу засвидетельствовать плодотворность работы, проведенной им и его преемниками – генералом Деннисом Ноланом и генералом Мальборо Черчиллем – по закладке основ нашей нынешней военно-разведывательной службы.
К концу войны в США в основном уже сложились армейские и морские разведывательные органы, продолжавшие существовать, хотя и в сильно урезанном виде, вплоть до начала второй мировой войны: G-2, СКР (служба контрразведки) и УР ВМС (управление разведки ВМС). Не менее важное значение имел наш начальный опыт во время первой мировой войны в области шифровального искусства, о чем я буду подробнее говорить в одной из последующих глав. У нас имелась в зачаточном виде организация, сумевшая в мирные годы, в период между двумя мировыми войнами, создать такое средство разведки, которое сыграло для нас важнейшую роль, когда мы были вновь вовлечены в войну. Речь идет о нашей способности расшифровывать дипломатические и военно-морские коды японцев.
Лишь в ходе второй мировой войны, и в частности после нападения на Пёрл-Харбор, мы начали создавать наряду с органами военной разведки специальную организацию по осуществлению стратегической разведки. Как я уже отмечал выше, начало было положено в 1941 году, когда президент Франклин Д. Рузвельт пригласил полковника Уильяма Донована в Вашингтон и предложил ему взяться за эту проблему.
Полковник (позднее генерал-майор) Донован идеально подходил для этой работы. Видный юрист, ветеран первой мировой войны, награжденный орденом Почета, он в мирные дни делил свое до пределов заполненное время между юриспруденцией, государственной службой и политикой. Он знал мир, поскольку много путешествовал, понимал людей. У него была склонность к необычным и опасным действиям, но эта склонность уравновешивалась рассудительностью. Короче говоря, у него были качества, необходимые для разведчика.
Подлое нападение японцев на Пёрл-Харбор и наше вступление в войну, естественно, стимулировали быстрый рост Управления стратегических служб (УСС) и числа его разведывательных операций. Вначале УСС было создано официально как научно-исследовательская и аналитическая организация, работать в ней были приглашены наши лучшие историки и другие ученые. К июню 1942 года Бюро координатора информации – первоначальное название организации Донована – было переименовано в Управление стратегических служб, которое получило задание «собирать и анализировать стратегическую информацию, а также планировать и осуществлять специальные операции».
К этому времени УСС уже широко занималось «специальными операциями» – так для маскировки назывались секретная разведка и секретные операции любого вида и характера, в частности поддержка подпольных антифашистских групп в тылу противника и скрытая подготовка к вторжению в Северную Африку.
На протяжении 1943 года подразделения УСС работали во всех частях мира, за исключением Латинской Америки, где действовало ФБР, и некоторых районов Дальневосточного командования, где уже хозяйничал генерал Макартур.
Служба партизанской войны и групп Сопротивления, созданная в УСС по образцу ныне широко разрекламированного английского отдела руководителя специальных операций (РСО) и работавшая в тесном взаимодействии с последним на европейском театре военных действий, уже начала забрасывать группы во Францию, Италию и Югославию, а также на некоторые участки китайско-бирмано-индийского театра войны. Основной замысел заключался в поддержке, обучении и материальном обеспечении уже существовавших движений Сопротивления, а там, где их не было, – в организации добровольцев из местного населения в боевые партизанские отряды. В числе наиболее прославившихся групп были так называемые джедбурги, заброшенные во Францию, и отряд № 101, действовавший в Бирме. Позднее УСС создало специальные подразделения для разработки и распространения материалов подрывной пропаганды, а также для контрразведки и выполнения некоторых диверсионных заданий, требовавших от их исполнителей специальной подготовки – умения разрушать подводные объекты или технически обслуживать регулярные разведывательные операции. Наряду со всеми этими мероприятиями УСС должно было развернуть сеть собственных школ специальной подготовки.
К концу войны, когда наша армия стремительно двигалась по Германии, УСС создало особые подразделения для задержания военных преступников и спасения произведений искусства, награбленных немцами в разных странах. В задачи этих подразделений входил также контроль за перемещением денежных фондов, которые, как предполагалось, нацистские лидеры будут укрывать, с тем чтобы позднее воспользоваться ими. Кажется, не было ничего такого, чего не попыталось бы в то или иное время сделать УСС в период между 1942 годом и концом войны.
После окончания войны все подразделения УСС, кроме службы секретной разведки и службы анализа,[25] были распущены. Казалось, что даже и эти последние вскоре исчезнут.
В течение непродолжительного периода после победы над Японией создавалось впечатление, будто США намерены постепенно отвести свои войска из Европы и с Дальнего Востока. Видимо, это повлекло бы за собой прекращение разведывательной деятельности. Действительно, в конце 1945 года можно было предположить, что мы поступим так, как поступили после первой мировой войны, – свернем палатки и вернемся к своим обычным делам. Но на этот раз, в отличие от 1919 года, когда мы отвергли Лигу Наций, мы стали одним из членов – основателей Организации Объединенных Наций и оказали ей поддержку в надежде, что впоследствии она будет хранительницей международного мира. Кроме того, мы начали осознавать необходимость знать значительно больше, чем нам было известно, о тайных планах Кремля.
В своем обращении к конгрессу 12 марта 1947 г. президент Трумэн заявил, что действия коммунистов угрожают безопасности нашей страны. Мы будем, сказал он, «оказывать свободным народам помощь в защите их свободных институтов и их национальной целостности от попыток со стороны агрессивных движений навязать им тоталитарные режимы». Трумэн добавил, что мы не можем допустить каких-либо изменений в существующем положении, осуществляемых в нарушение Устава Организации Объединенных Наций посредством «насилия или таких уловок, как политическое проникновение».
К тому времени стало очевидным, что Организация Объединенных Наций, скованная в своих действиях советским вето, не могла играть роль полицейской силы. Было также ясно, что нам предстоит пережить длительный период конфронтации. В этих условиях правительство США осуществило ряд мероприятий по претворению наших слов в дела. Одними из первых таких мероприятий явились реорганизация структуры нашей национальной обороны, объединение всех видов вооруженных сил под руководством министра обороны и создание Совета национальной безопасности.
В то время Трумэн, основываясь на выдвинутом генералом Донованом проекте, рекомендовал учредить Центральное разведывательное управление в качестве постоянно действующего правительственного органа. Республиканский конгресс дал на это свое согласие, и с единодушного одобрения представителей обеих партий принятый в 1947 году Закон о национальной безопасности санкционировал создание Центрального разведывательного управления. Это был открыто функционирующий орган исполнительной власти, хотя, конечно, на нем лежало также много обязанностей секретного характера. Президент Трумэн позаботился о том, чтобы новое ведомство было обеспечено всем необходимым для содействия усилиям нашего правительства, направленным на то, чтобы отразить коммунистическую тактику насилия, уловок и политического проникновения. Центральное разведывательное управление переняло многое из опыта и методов работы УСС, а также использовало некоторых его сотрудников в своей деятельности. К счастью, многие старшие работники УСС продолжали служить в различных временных разведывательных организациях, находившихся в период 1945–1947 годов в ведении государственного департамента и военного министерства.
Однако в структурном отношении ЦРУ отнюдь не было копией УСС или прежней или нынешней разведывательной организации других стран. Принципиальное его построение было уникальным, поскольку оно объединило под руководством одного человека выполнение задач анализа и координации с проведением секретных разведывательных операций, о которых я расскажу ниже. Новая организация была также призвана восполнить пробелы в существующей у нас разведывательной системе, не вытесняя и не конкурируя излишне с другими американскими органами разведки, подчиненными госдепартаменту и министерству обороны. В то же время стало ясно, что ни государственный департамент, черпающий свою информацию в основном из донесений дипломатических представительств США за границей, ни вооруженные силы, опирающиеся главным образом на информацию своих атташе и военных учреждений за границей, не могли заниматься сбором разведывательных сведений в тех районах земного шара, куда доступ все более затруднялся. Они также не могли содержать там постоянные группы специально подготовленных разведчиков. По этой причине ЦРУ получило полномочия создать собственную службу сбора секретной информации, отдельную от той части организации, которая имела задачей собирать и анализировать информацию, поступающую из других правительственных ведомств.
Первая особенность структуры ЦРУ состоит в том, что оно должно подходить к разведывательным сведениям, добытым его секретной службой, с той же меркой, как и к информации, поступающей из других правительственных ведомств. Вторая особенность выработалась не сразу, а в результате ряда последовательных слияний, которые, как показал опыт, были практически необходимостью для достижения максимальной эффективности работы управления. Этой особенностью явилось объединение всех видов секретной деятельности под одной крышей и одним руководством. По традиции разведывательные службы для проведения операций в области шпионажа и контрразведки имели разные отделы и органы для политической или психологической войны. ЦРУ отказалось от такого деления, часто ведущего к тому, что правая рука не знает, что делает левая.
Последним нововведением в американской разведке было объединение всех разведывательных служб вооруженных сил под одним руководством. В соответствии с директивой министерства обороны в августе 1961 года было учреждено Разведывательное управление министерства обороны (РУМО). Первым его руководителем был назначен выдающийся представитель военно-воздушных сил генерал-лейтенант Джозеф Кэррол, а в помощь ему приданы два способных разведчика. С его заместителем генерал-лейтенантом Уильямом Квинном мне довелось работать в тесном контакте, когда Квинн во время вторжения союзных войск в Южную Францию и Германию прекрасно исполнял обязанности начальника разведывательного отдела 7-й армии под командованием генерала Александера Патча. Летом и осенью 1944 года я часто тайно встречался с Квинном в различных пунктах освобожденной Франции близ северной границы Швейцарии и снабжал его всей информацией, какую только мог собрать о передвижениях и планах фашистских войск во время отступления их к горному «редуту» в Южной Германии и Австрии. Квинн внес существенный вклад в работу Разведывательного совета США в те годы, когда я был председателем этого совета. Создание РУМО не только преследовало цель слияния разведывательных служб вооруженных сил в одну организацию. Его главная задача состояла в обеспечении максимальной координации и эффективности разведывательной работы, выполняемой армией, авиацией и военно-морским флотом.
Таким образом, если раньше мы полностью свертывали разведывательные структуры с окончанием войны, то теперь, наоборот, расширили их настолько, чтобы они могли успешно справляться с неизменно возраставшими и усложнявшимися задачами. Создание таких организаций, как РУМО, а до него ЦРУ, является результатом хорошо продуманных усилий, направленных на то, чтобы поставить разведку на подобающее ей место в системе обеспечения нашей национальной безопасности. Конечно, всегда будет существовать возможность того, что два столь влиятельных и щедро финансируемых органами ЦРУ и РУМО,[26] могут превратиться в соперников и конкурентов. В известной степени соперничество может быть полезным, но если оно окажется чрезмерным, то может дорого нам обойтись и станет опасным. Четкое разграничение функций необходимо всегда. В общих чертах оно имеется. К тому же высокая компетентность как военных, так и невоенных руководителей обеих организаций служит гарантией (если положение не изменится) плодотворности их работы. Однако необходимо сохранить контроль директора Центрального разведывательного управления над той частью деятельности нашей разведывательной организации, которая связана с оценкой поступающей информации.
Глава четвертая Потребности свободного общества в области разведки
В настоящее время Соединенным Штатам брошен вызов со стороны враждебной им группы государств, которые исповедуют образ жизни и систему государственного управления, чуждые нашему. Само по себе это явление не новое: мы сталкивались с подобными вызовами и раньше. Новое состоит в том, что сейчас мы впервые имеем перед собой противника, обладающего достаточной военной мощью для того, чтобы нанес сокрушительный удар непосредственно по Соединенным Штатам; в эру ядерных ракет это возможно за каких – нибудь несколько часов и даже минут, так что почти не останется времени для объявления тревоги.
Правда, мы располагаем такими же возможностям по отношению к противнику. Но в свободном обществе средства обороны и сдерживания готовятся достаточно открыто, в то время как противная сторона возвела вокруг своих приготовлений непреодолимую стену секретности. Для того чтобы ликвидировать этот разрыв и сделать возможным стратегическое предупреждение, нам приходится все больше и больше полагаться на наши разведывательные операции.
Государственный департамент[27] и министерство обороны собирают информацию за рубежом, их специалисты по разведке анализируют ее, составляют донесения и хорошо с этим справляются. В таком случае не ограничится ли их работа только этими функциями?
Пятнадцать лет назад как исполнительные, так и законодательные органы нашего правительства ответили на этот вопрос «нет».[28] Такое решение основывалось на понимании нами характера коммунистической угрозы. Мы начали осознавать, что таится за той атмосферой секретности, какой по собственному почину окружили себя коммунисты, что означают те меры, с помощью которых они пытаются скрыть подготовку ими ракетного удара и свое проникновение с подрывными целями в страны свободного мира.
Огромные пространства как в Советском Союзе, так и в коммунистическом Китае наглухо закрыты для всякого постороннего глаза. Эти государства не предоставляют нам сведений о своих армиях и вооружении, не дают информации о том, что не было бы тщательно проконтролировано,[29] а между тем мы нуждаемся в них для обеспечения самообороны и защиты всего свободного мира. Они отвергают принцип инспектирования, который мы считаем необходимым для контроля над вооружениями, и, глазом не моргнув, утверждают, что подобная секретность представляет собой крупное преимущество и важнейший элемент политики. Они требуют права тайно вооружаться, чтобы быть в состоянии тайно совершить нападение (если они того пожелают). Они наотрез отказались от выдвинутого президентом Эйзенхауэром в 1955 году предложения об «открытом небе», которое мы готовы были принять для нашей страны, если бы они приняли его для своей. Их отказ заставил органы разведки взять на себя задачу обеспечения равновесия в области осведомленности.
Берлинская стена не только наглухо изолировала друг от друга обе половины расколотого в политическом отношении города и ограничила возможность дальнейшего бегства значительного числа восточных немцев на Запад. Она также явилась попыткой закрыть одну из последних крупных брешей в «железном занавесе» – в этом барьере из колючей проволоки, фугасов, сторожевых вышек, подвижных патрулей и закрытых пограничных районов, тянущихся к югу от Балтийского моря. Возведя берлинскую стену,[30] Советы завершили изоляцию Восточной Европы на свой манер, но им потребовалось на это шестнадцать лет.
И тем не менее имеются возможности проникнуть за воздвигнутый барьер: под ним, над ним, обойти его или даже прорваться через него. Это только одно из ряда препятствий. За ним находятся другие изолированные и запретные зоны, а позади них – стены секретности общего и личного порядка. Вся эта громоздкая система охраняет то, что, по мнению Советского государства, могло бы выдать его силу или слабость пытливому Западу.
С точки зрения западной разведки, «железный и бамбуковый занавесы» разделяют мир на две части – на свободные и закрытые районы. Главные объекты находятся в закрытых районах позади занавесов. Это военные, технические, промышленные и атомные установки, составляющие костяк коммунистической мощи, – возможности и ресурсы коммунизма. Это также и планы людей, стоящих у руководства в Советском Союзе и коммунистическом Китае, их воинственные замыслы и их «мирные» политические намерения. Чтобы добыть сведения об этих объектах, одной лишь открыто проводимой госдепартаментом и министерством обороны работы по сбору информации, какой бы успешной она ни была, недостаточно. Чтобы проникнуть сквозь сооруженный коммунистическим блоком барьер секретности, необходимы специальные приемы и средства, какими обладает только секретная разведка.
В наши дни разведка вынуждена вести постоянное наблюдение во всех районах мира независимо от того, к чему в данный момент приковано основное внимание дипломатов или военных. Наши жизненно важные интересы могут в любое время оказаться под угрозой практически в любом районе земного шара.
Несколько десятилетий назад никто не мог, да и не подумал бы, предсказать, что в б0-х годах вооруженные силы США окажутся в Корее и будут активно участвовать в военных действиях в Южном Вьетнаме, что Куба превратится во враждебное коммунистическое государство, находящееся в тесном союзе с Москвой, или что Конго займет важнейшее место в нашей внешней политике. И тем не менее сегодня это реальная действительность, а предстоящие годы, несомненно, привнесут много нового.
Сегодня невозможно заранее сказать, где может возникнуть новая опасная ситуация. Обязанность разведки – предупреждать о подобных опасностях так, чтобы правительство могло своевременно принять должные меры. В поисках информации теперь уже нельзя ограничиваться рамками лишь некоторых стран. Ареной противостояния является весь мир. В наш ракетно-ядерный век даже Арктика и Антарктика стали стратегически важными районами. Расстояние в значительной степени утратило свое былое значение. Со стратегической точки зрения счет времени идет на часы или даже минуты. Океаны, которые во время второй мировой войны служили нашей стране защитой и обеспечивали ей достаточно времени, чтобы во всеоружии встретить опасность, по-прежнему обширны. Однако в наши дни ракеты могут перелететь через них за считанные минуты, а бомбардировщики – за несколько часов. Сегодня Соединенные Штаты находятся на передней линии фронта, ибо они являются главной целью противника. Чтобы совершить нападение, уже не нужна длительная мобилизация, скрыть которую невозможно: ракеты стоят наготове на пусковых площадках, бомбардировщики по первому сигналу могут подняться в воздух.
Таким образом, сегодня на разведывательную службу ложится еще большая ответственность, чем прежде, ибо она не может ждать появления явных признаков враждебных действий против нас до тех пор, пока другая сторона не примет решения нанести нам удар. Правительство США должно быть заблаговременно предупреждено. Положение осложняется, когда (как в Корее и Вьетнаме) провокационное нападение направлено не против Соединенных Штатов, а против удаленного района, утрата которого для свободного мира поставила бы под угрозу нашу безопасность. Превосходно организованная, хорошо скоординированная служба разведки, всегда находящаяся в полной боевой готовности, способная точно и быстро доносить о событиях, происходящих в любом уголке земного шара, – лучшая гарантия против каких бы то ни было сюрпризов.
Бдительность разведки, заблаговременное предупреждение ею об опасности уже сами по себе могли бы явиться одним из наиболее эффективных средств сдерживания агрессивных устремлений потенциального противника. Поэтому тот факт, что такое средство имеется, не должен храниться в секрете, а, наоборот, о нем следует широко оповестить мир, однако методы и средства, используемые разведкой, должны содержаться в тайне. Нельзя допускать, чтобы деятельность разведки была запрещение] темой для разговоров. То, чего мы стремимся достичь и чего в значительной степени уже достигли – создания самой эффективной на земном шаре разведывательной службы, – должно стать общеизвестным фактом.
К проблеме добывания информации добавляется вопрос о том, как эту информацию обрабатывать и анализировать. По моему мнению, имеются немаловажные основания для того, чтобы возложить ответственность за анализ и обобщение разведданных на центральный правительственный орган, не имеющий отношения к принятию политических решений или к выбору тех систем вооружения, которые будут разрабатываться для нашей обороны. Естественно, политические деятели склонны держаться за предложенную ими политику, и сотрудник госдепартамента и министерства обороны отнюдь не представляют собой исключения из этого правила. Они, вероятно, будут предвзято относиться к разведывательным донесениям, которые поставят под сомнение ранее принятые политические решения или потребуют каких-либо изменений в устоявшейся оценке мощи Советов в той или иной военной отрасли. Самый серьезный недостаток в разведывательной работе, порождающий больше ошибок, чем любой обманный маневр или интрига иностранного государства, – это предубежденность. Я допускаю, что все мы страдаем предубежденностью, в том числе и сотрудники ЦРУ. Однако, поручив координацию поступающей информации нашей Центральной разведывательной службе, не связанной с разработкой политического курса и не имеющей особой приверженности к какому определенному виду вооружений, мы в состоянии максимально избежать подгонки фактов, добытых разведкой к какой-либо одной точке зрения.
Во времена Пёрл-Харбора высокопоставленные лица как в США, так и за рубежом были убеждены, что если японцы решатся нанести удар, то нанесут его в южном направлении, по наиболее уязвимому месту—английским, французским и голландским колониям. Возможность того, что они выберут объектом для первого удар наиболее опасного своего противника – Соединенные Штаты, полностью сбрасывалась со счетов. Нападение и Гавайские острова и Филиппины, а также неверное отношение к имевшейся у нас тогда информации серьезно повлияли на принятое позднее нашим руководством решение о том, как следует организовать разведывательную деятельность. Хотя сигналы, доходившие до нас, быть может, и не были настолько ясными, чтобы руководители страны могли определить, что речь идет именно о Гавайских и Филиппинских островах, при правильном их анализе они должны были открыть нам глаза на приближение опасности в районе Тихого океана.
Если кто-либо испытывает сомнения в отношении важности объективной информации, я порекомендовал бы ему проанализировать ошибки, совершенные руководителями государств из-за того, что они слушались плохих советов или неправильно оценивали действия и реакцию других стран. Когда кайзер Вильгельм II напал в 1914 году на Францию и позволил своим военачальникам убедить себя в том, что нарушение бельгийского нейтралитета необходимо для военных успехов Германии, он чересчур положился на мнение своих военачальников о том, что Англия не вступит в войну, и пренебрег предупреждениями своих политических деятелей. Здесь была налицо грубая недооценка имеющейся информации.
Накануне второй мировой войны английское правительство вопреки всем предупреждениям Черчилля не сумело оценить масштабы нацистской угрозы. В первую очередь это касалось недооценки возможностей немецкой авиации.
Аналогичным образом Гитлер, начав вторую мировую войну, совершил целый ряд просчетов. Он не учел мощи и решимости Англии: в июне 1941 года он открыл второй фронт против России, безрассудно игнорируя все последствия совершения подобного акта. Когда в 1942 году его уведомили о плане высадки американских и английских войск в Северной Африке, он отказался принять во внимание имеющуюся в его распоряжении информацию. Говорят, что он небрежно ответил своим советникам: «У них нет для этого морских транспортных средств».
Каким бы успешным ни было нападение Японии на Пёрл-Харбор, дальнейшие события показали, что Правительство этой страны совершило величайший из всех просчетов, недооценив американский военный потенциал.
Угроза, возникшая сегодня и практически не существовавшая до коммунистической революции, предъявляет к нашей разведке новые требования. Она определяется попытками коммунистов – а мы начали понимать это после второй мировой войны – подорвать безопасность стран свободного мира. Поскольку мероприятия проводимые в данном направлении, содержатся в секрете для обнаружения и принятия соответствующих мер необходимо использовать методы секретной разведки.
В лице Советского Союза мы имеем противника поднявшего искусство шпионажа на небывалую высоту и сумевшего превратить подрывную работу и обман в грозное политическое оружие. Ни одна другая страна мира никогда еще не использовала эти методы в подобных масштабах. Операции, проводимые в поддержку общего политического курса СССР, продолжают осуществляться в периоды так называемой «оттепели» под маской политики сосуществования так же энергично как и в периоды самого острого кризиса. Наша разведка играет важнейшую роль в деле нейтрализации подобной враждебной деятельности, представляющей опасность как для нас, так и для наших союзников.
Не случаен тот факт, что за последнее время был раскрыто значительное число случаев советского шпионажа и подрывной работы в ряде стран НАТО. Мир должен знать то, что уже известно Советам, а именно что свободные страны мира создали чрезвычайно действенные контрразведывательные организации и за минувшие годы научились успешно разоблачать советских шпионов. При наличии у нас НАТО и других союзов мы, конечно, непосредственно заинтересованы в организации систем внутренней безопасности других стран, с которыми у нас могут быть общие секреты. Если коммунисты украдут у одного из наших союзников какой-либо документ НАТО, то это нанесет нам такой же ущерб, как если бы он был украден из наших собственных досье. Данного обстоятельство вызывает серьезную необходимость международного сотрудничества в области разведывательной работы.
Союзники США и многие другие дружественные нам страны, как правило, разделяют нашу точку зрения на коммунистическую угрозу. Многие из них могут внести – и вносят – существенный вклад в укрепление позиций свободного мира, в том числе и в сфере разведки, чтобы мы своевременно были предупреждены об опасности. Однако некоторые из наших друзей не в состояний сделать всего, что им, может быть, хотелось, и ожидают от Соединенных Штатов руководства как в области разведки, так и во многих других областях. Когда мы раскрываем враждебные коммунистические планы, они рассчитывают, что мы поможем распознать опасности, грозящие им самим. Сделать это в наших интересах. Одной из самых отрадных черт нашей разведывательной деятельности в последнее время – к тому же впервые возникшей за всю ее долгую историю – является растущее сотрудничество между американскими службами разведки и соответствующими им организациями до всех странах свободного мира, объединившимися с нами, поскольку нам угрожает общая опасность.[31]
В отношении нашей разведывательной работы существует один принципиальный вопрос, который, как мне представляется, тревожит очень многих людей. Нужно ли, спрашивают они, чтобы Соединенные Штаты с их высокими идеалами и традициями занимались шпионажем, посылали самолеты У-2 летать над чужими территориями, расшифровывали чужие кодированные донесения?
Многие из тех, кто понимает необходимость такой работы в военное время, все же сомневаются в ее оправданности в мирные дни. Одинаково ли мы следим как за друзьями, так и за врагами и не потому ли мы это делаем, что какая-то другая, менее разборчивая в средствах страна с более низким уровнем морали делает это по отношению к нам? Я не считаю такие вопросы неуместными, легкомысленными или носящими пацифистский характер. В сущности, сама постановка подобных вопросов делает нам честь.
Лично я нахожу мало оправданий в пользу шпионажа за нашими друзьями или союзниками в мирное время. Не говоря уже о моральной стороне дела. У нас есть другие, значительно более важные сферы приложения ваших ограниченных ресурсов в области разведки, а также методы получения нужной нам информации через обычные дипломатические каналы. Конечно, нам приходится считаться с тем доказанным историей фактом, что у нас бывали друзья, которые потом становились врагами. Так дважды в недавнем прошлом было с Германией, так было с Италией и Японией. Поэтому всегда полезно иметь запас основных данных – в большинстве своем не очень секретных – о всех странах. Я припоминаю, что в начале второй мировой войны к населению США обратились с просьбой присылать личные фотоснимки различных районов земного шара, в частности островов в Тихом океане. Мы не располагали тогда достаточно полными сведениями об очертаниях берегов, о флоре и фауне многих мест, где в скором времени могли высадиться наши войска.
Однако на вопрос о том, необходима ли нам разведывательная работа, особенно если речь идет о странах коммунистического блока, следует ответить, что в действительности мы не находимся с ними «в мире» и не находились с тех пор, как коммунизм сам объявил войну нашему образу государственного управления и жизни. Мы не можем быть уверены в нашей безопасности, если противник убежден, что может застать нас врасплох и нанести внезапный удар по странам свободного мира в удобное для него время и в удобном месте.
Глава пятая Сбор информации
Сбор сведений об иностранных государствах производится самыми различными способами, причем не все они являются таинственными или секретными. Это относится в первую очередь к открытым сведениям, то есть информации, почерпнутой из газет, книг, научных и технических изданий, официальных отчетов о правительственных совещаниях, передач радио и телевидения. Даже роман или пьеса могут содержать полезную информацию о положении государства.
В Советском Союзе источниках получения открытых сведений являются, конечно, газеты «Известия» и «Правда». Первая представляет правительственный орган, вторая – партийный. Кроме того, в России много других маленьких «Известий» и маленькой «Правды». Один остряк как-то сказал, что в «Известиях» нет правды, а в «Правде» нет известий. Это достаточно верно, и тем не менее знание того, что Советы публикуют и что они игнорируют и какой поворот они придают щекотливым событиям, о которых они вынуждены сообщать в печати, представляет собой подлинный интерес.
Любопытно, например, сравнить опубликованный в советской печати официальный текст выступления Хрущева с тем, что он сказал в действительности. Его ставшая знаменитой реплика, брошенная западным дипломатом на приеме в польском посольстве в Москве 18 ноября 1956 г. «Мы вас похороним», не была доподлинно процитирована в отчетах советской прессы, хотя многие ее слышали. По-видимому, правительственная печать имеет право подвергать высказывания премьера Хрущева цензуре, вероятно, с его санкции. Однако позднее, когда до Хрущева дошел смысл сказанного им тогда, он дал своим словам пространное и смягчающее толкование. Следовательно, знать, как и почему содержание какой-либо истории искажается, зачастую так же интересно, как и ее фактическое содержание. Нередко случается, что существует одна версия для «внутреннего потребления», вторая – для других стран коммунистического блока и третья – для зарубежных стран. Бывают случаи, когда «сказки», которые коммунистические режимы рассказывают собственным народам, свидетельствуют о появлении у них новых слабых мест и возникновении новых опасностей.
Сбор Соединенными Штатами открытой информации об иностранных государствах является обязанностью главным образом госдепартамента, другие ведомства государственного аппарата сотрудничают с ним в меру собственных возможностей. ЦРУ заинтересовано в «продукте» и принимает участие в его сборе, анализе и обобщении. Совершенно очевидно, что собирать и сортировать подобную информацию в мировом масштабе – задача колоссальная, но работа эта организована хорошо и бремя ее поделено справедливо.
Достаточно трудоемкую часть работы составляет прослушивание иностранных передач, могущих представлять для нас интерес. В одних только странах «железного занавеса» в эфир ежедневно извергаются миллионы сообщений. Большинство действительно интересных передач идет из Москвы и Пекина, некоторые из предназначены для слушателей внутри страны, другие для заграницы.
Открытая информация – зерно для разведывательной мельницы. Информация поступает в изобилии, но нужно немало опытных работников, чтобы проанализировать ее, то есть, перевернув тонны руды, найти крупицу золота. Так, осенью 1961 года мы за несколько часов были предупреждены о намерении СССР возобновить атомные испытания. Известно об этом стало из туманно сформулированного сообщения, переданного московским радио для опубликования в провинциальной советской газете. Молодая сотрудница на отдаленном посту радиоконтроля поймала это сообщение, правильно его оценила и немедленно передала в Вашингтон. Благодаря бдительности и пониманию своих задач она сумела выделить из потоков убийственного многословия, которые ей приходится ежедневно прослушивать, действительно важное сообщение.
В свободных странах, где пресса свободна и правительство не препятствует публикации политической и научной информации, сбор открытых сведений особенно важен и полезен в составлении разведывательных оценок. Поскольку наша страна относится именно к таким, у нас также собирают подобные данные. Советы черпают наиболее ценные для них сведения из наших печатных изданий, в особенности технических и научных журналов, из публикуемых у нас стенографических отчетов о заседаниях конгресса и т. п. Для сбора такого материала они часто используют работников дипломатических миссий своих союзников в Вашингтоне. Добыть материал – не проблема. Советы просто экономят свои силы, чтобы употребить их на решение более серьезных задач. К тому же они считают, что польский или чешский агент по сбору информации будет меньше бросаться в глаза, чем русский.
Информация собирается также в ходе обычных акций по поддержанию официальных взаимоотношений с иностранными государствами. Такая информация не является открытой в смысле доступности ее каждому, кто читает газеты и слушает радио. Ведь успех дипломатических переговоров всегда сопряжен с определенной степенью секретности. Но разведывательной службе дается право знакомиться с информацией, добытой путем дипломатических контактов, для использования ее при составлении своих оценок. Подобная информация может содержать факты, точки зрения и намеки, имеющие важное значение, особенно если их сопоставить разведывательной информацией из других источников. Если в понедельник министр иностранных дел некой страны Х не решается принять то или иное американское предложение, то это может означать, что во вторник он должен встретиться с представителем Советов и надеется получить от него более выгодное предложение. Позднее из совершенно другого источника мы можем мельком услышать, в чем состоит советское предложение. Вместе взятые, эти два сообщения будут, по всей вероятности, иметь гораздо большее значение, чем каждое в отдельности.
Работа по сбору открытой информации ведется широко и основательно. Нужно не упустить ничего, что доступно могло бы оказаться полезным. Однако могут быть вопросы, по которым правительству срочно требуется. Информация и ответа на которые подобные материалы не дают. В материалах может не быть необходимых деталей, они могут быть недостаточно убедительными или не вполне заслуживающими доверия. Естественно это чаще имеет место в закрытом обществе. Мы не можем рассчитывать на то, что Советы умышленно иди случайно предадут гласности сведения, которые больше всего хочет получить наше руководство. Они публикуют только такие данные, в достоверность которых хотят заставить нас поверить. Если они все-таки печатают официальную информацию, ей не всегда можно доверять. Опубликованные статистические данные могут нарисовать красочную картину выполнения пятилетнего плана, а между тем экономическая информация, поступающая от источников внутри страны, покажет, что по некоторым показателям план провалился и что цифры в рублях не показывают истинных величин стоимости. Ракета, которую видят и фотографируют на параде в день Советской Армии репортеры западных газет и военные атташе, фактически может быть не боевым снарядом, а собранными воедино частями каких-то других ракет. Собирать открытую информацию легко, но не менее легко и подсовывать в нее дезинформацию. По всем этим причинам тайный сбор информации (разведка) должен оставаться важным, основным видом деятельности разведки.
Задача тайного сбора сведений состоит главным образом том, чтобы, обойдя все препятствия, приблизиться к определенному объекту. Наша сторона намечает объект, противник создает препятствия. Обычно он знает, какие объекты являются для нас наиболее важным, и обеспечивает им достаточно надежную охрану. Например, когда Советы начали испытывать свои ракеты, они выбрали площадки для их запуска в самых отдаленных и труднодоступных пустынных районах страны. И чем полнее и жестче контроль правительства над своим народом, тем больше препятствий для сбора разведывательной информации. В наше время это означает, что американская разведка должна выявить намерения и возможности государства, окружившего себя стеной секретности и организованно занимающегося дезинформацией государства, главные военные объекты которого могу быть скрыты за тысячи миль от проезжих дорог.
Для тайного сбора информации привлекаются «агенты», «источники», «осведомители». Наряду с ними могут использоваться и машины, ибо сегодня существуют машины, способные делать то, чего не могут сделать люди, и «видеть» вещи, которые не могут увидеть последние. Поскольку противник, несомненно, попытался бы помешать этой работе, если бы мог установить место, где она проводится, и добраться до нее, такая работа ведется тайно, поэтому мы и называем ее тайным сбором информации. Традиционный же термин для характеристики подобной деятельности – «шпионаж».
Суть шпионажа – получить доступ к намеченному объекту. Человек или аппарат должен находиться достаточно близко к определенному объекту, месту или лицу, чтобы собрать нужные сведения о них или обнаружить их, не привлекая к себе внимания тех, кто их охраняет. Затем добытая информация должна быть доставлена лицам, которые в ней нуждаются, и дойти до них быстро, ибо в противном случае она устареет. И нельзя допустить, чтобы в дороге она была утеряна или кем-нибудь перехвачена.
В простейшем своем виде шпионаж не более как рекогносцировка, проведенная очень скрытно. Ее достаточно, когда нужно лишь бегло осмотреть объект. Агент пробирается к объекту, осматривает его, а затем возвращается и докладывает об увиденном. Обычно объект имеет довольно большие размеры и может быть легко распознан: войска, фортификационные сооружения или аэродромы. Возможно, агенту удастся пробраться также в закрытый объект, осмотреть его и даже похитить документы. Во всяком случае, продолжительность его пребывания здесь весьма ограничена. Трудно организовать непрерывную передачу донесений, когда присутствие агента на данном участке является тайным и нелегальным.
Этот метод шпионажа вряд ли пригоден сегодня в странах за «железным занавесом». И совсем не потому, препятствия невозможно преодолеть. Дело в другом – в том, что человек, обученный преодолевать их, вряд ли будет обладать техническими знаниями, которые позволят ему представить нужное донесение о нынешних сложных объектах. Если вы совсем не знаете, что такое ядерные реакторы, то мало что поймете, даже если окажитесь рядом с одним из них. Даже для такого редкого человека, который имеет и техническую подготовку, вряд ли достаточно только близко подойти к объекту, чтобы получить нужную разведывательную информацию. Требуется тщательное ознакомление с работой реактора. По этой причине нереалистично думать, что американские или другие западные туристы, совершающие поездки по Советскому Союзу, могут принести немалую пользу в сборе разведывательной информации.
Гораздо большую ценность для будущего по сравнению с разведкой-рекогносцировкой имеет «проникновение», когда агенту удается пробраться внутрь объекта и остаться там. Один из способов проникновения заключается в том, что агент ухитряется устроиться на работу в соответствующее учреждение или втереться в доверие к руководящим лицам другой державы. Тогда он может добыть нужные ему сведения от людей, доверяющих ему и абсолютно не подозревающих об истинной его роли, Часто такие операции называют «внедрением», и они представляют собой один из старейших методов шпионажа. Секретарь Франклина Эдвард Бэнкрофт, о котором я рассказал в одной из предыдущих глав, является классическим примером «внедренного» агента.
Проникновение такого рода основывается на притворном изъявлении агентом лояльности, которая зачастую не проверяется. Впрочем, ее нелегко проверить, особенно если противники говорят на одном языке и придерживаются одних и тех же традиций и обычаев. Но сегодня когда одна нация и идеология так резко отличаются от другой нации и идеологии, агенту стало труднее притворяться на протяжении длительного времени, находясь под пристальным наблюдением. И все же это возможно, Одной из наиболее известных шпионских операций Советского Союза накануне и во время второй мировой войны было создание на Дальнем Востоке шпионской сети, которой руководил Рихард Зорге, немец, работавший в Токио в качестве корреспондента газеты «Франкфуртер цайтунг». Зорге всячески обхаживал своих земляков из германского посольства в Токио, и в конце концов ему удалось поступить на службу в отдел печати посольства. Это обеспечило ему не только прекрасное прикрытие для секретной работы со своими японскими агентами, но и прямой доступ к секретной информации о методах ведения войны нацистами и об их взаимоотношениях с Японией.
Чтобы добиться этого, Зорге пришлось разыгрывать роль преданного нациста, что он и делал, по-видимому достаточно убедительно, хотя и ненавидел нацистов. Сотрудники гестапо при посольстве так же, как и сам посол и военный атташе, были его «друзьями». Если бы гестапо в Берлине поинтересовалось прошлым Зорге, что оно конечном счете и сделало после того, как в июне 1941 года японцы арестовали его, то обнаружило бы, что Зорге в начале 20-х годов был коммунистическим агентом и агитатором в Германии и прожил несколько лет в Москве.
Вскоре после этого руководители советского шпионажа применили подобный метод против Запада. Когда вспоминаешь об агентах, разоблаченных после войны, на ум приходят имена Бруно Понтекорво и Клауса Фукса. В некоторых случаях, когда такие агенты занимали на Западе ответственные посты, в досье западных органов безопасности и разведки находились сведения об их прошлых коммунистических связях. И тем не менее все они были разоблачены слишком поздно. Фукс и Понтекорво переходили с работы в одной из союзнических стран на работу в другой, находясь один год в Англии, другой – в Канаде, третий – в Соединенных Штатах. Поскольку научные лаборатории союзников работали в большой спешке, ученые, имеющие аттестации из одной союзнической страны, иногда принимались на службу в другой, так как предполагалось, что они уже достаточно хорошо проверены на прежнем месте работы. А когда с личными делами все же знакомились, то обнаруженные в них данные, особенно если они были внесены нацистами, видимо, часто игнорировались: ведь в ту пору Россия была нашим союзником, а Гитлер – врагом, и война требовала использования как можно большего числа талантливых ученых различных национальностей.
Последствия этих упущений и промахов в бурные военные годы достойны сожаления, и полученный урок будет не скоро забыт. Мы не можем позволить, чтобы у нас появились новые Фуксы или Понтекорво. Сегодня проверка лиц, желающих поступить на работу в секретные органы американского государственного аппарата и связанные с ними технические учреждения, является с полным на то основанием тщательной и кропотливой.
Поэтому в наше время агенту, отбираемому для внедрения, недостаточно только личных способностей. При современных методах проверки благонадежности он рискует провалиться, если обнаружатся какие-либо сведения о том, что он когда-то был не тем, за кого выдает. Единственный способ сделать сегодня человека настолько неузнаваемым, что он сможет продержаться во вражеском окружении длительное время, – это полностью его перевоплотить. Такое перевоплощение требует многолетнего обучения. Необходимо, чтобы прошлое этого человека было тщательно скрыто и погребено под множеством слоев вымышленных биографических фактов, которые должны иметь соответствующее подтверждение.
Если вы родились в Финляндии, а нужно, чтобы местом вашего рождения считался немецкий город Мюнхен, то у вас должны быть документы, доказывающие вашу связь с этим городом. Вы должны вести себя как человек, родившийся и живший в нем. Нужно сделать так, чтобы и в самом Мюнхене в случае какой-либо проверки можно было удостовериться, что вы мюнхенец. Мюнхен или другой город может быть выбран потому, что он подвергся бомбежкам и некоторые документы могли при этом погибнуть. Перевоплощенного таким образом человека называют нелегалом. О таких агентах я еще буду говорить ниже. Совершенно очевидно, что разведка займется всей этой кропотливой подготовкой только в том случае, если ей будет очень нужно посадить надежно и надолго в этом месте своего человека.
Если разведывательная служба не внедрит собственного агента на тщательно оберегаемый объект, ей остается ничего иного, как завербовать человека, уже находящегося там. Возможно, этот человек будет находиться не совсем на том месте, где он мог бы иметь доступ к нужной вам информации, или он еще только начинает свою служебную деятельность, которая в перспективе приведет к тому, что он получит работу намеченном вами объекте. Главное, чтобы он был подходящим и не вызывающим подозрений у окружающих. Он, как мы говорим, находится «на месте».
Одним из моих самых ценных агентов в период второй мировой войны (я еще вернусь к нему ниже) был именно такой человек. Когда я впервые установил с ним контакт, он уже работал в министерстве иностранных дел Германии на посту, открывавшем ему доступ к переписке с немецкими дипломатическими службам во всем мире. Он находился именно там, где было нужно. Ни один из иностранных дипломатов любого ранга мог бы добыть такого количества информации, как добывал этот человек, имевший доступ к важнейшим досье министерства иностранных дел. При самом тщательном перспективном планировании следовало бы считать огромным везением, если бы нам удалось внедрить своего агента на этот объект и путем всяческих ухищрений помочь занять подобный пост, даже если бы этот человек вел себя как самый лояльный нацист. Такой метод вербовки агента «на месте», несмотря на колоссальные трудности, обладает тем преимуществом, что позволяет разведывательной службе избрать объект, выявить его наиболее важные и уязвимые точки, а затем заняться поисками человека, уже работающего в таком месте и склонного пойти на сотрудничество с разведкой.
Именно путем вербовки агентов, уже работающих «на месте», и было организовано большинство широко известных случаев советского проникновения на важные объекты в западных странах.
Хотя Дэвид Грингласс[32] в годы второй мировой войны работал всего-навсего чертежником в Лос-Аламосе, он имел доступ к секретным деталям внутреннего устройства атомной бомбы. Джудит Коплон вскоре после войны была принята на работу в один из отделов министерства юстиции, осуществлявший регистрацию иностранных агентов в Соединенных Штатах. Она регулярно читала проходившие через ее руки отчеты ФБР о расследовании дел, касающихся советского шпионажа в Соединенных Штатах, и снимала с них копии для Советов. Гарри Хаутон[33] и Джон Вассел,[34] хотя не имели высоких чинов и занимались главным образом канцелярской работой, располагали возможностью добывать из английского военно-морского министерства, где они служили в конце 50-х годов, секретные технические документы. В Западной Германии Альфред Френцель, работавший в середине 50-х годов в парламентском комитете по вопросам обороны, имел доступ к поступавшим в этот комитет документам НАТО. Ирвин Скарбек был в I960—1961 годах лишь канцелярским служащим в нашем посольстве в Варшаве, но после того, как он скомпрометировал себя связью с одной польской девицей и подвергся шантажу, сумел достать для польской разведки, действовавшей под советским руководством, несколько секретных отчетов нашего посла о политическом положении в Восточной Европе, адресованных госдепартаменту.
Все эти люди к моменту вербовки уже работали в должностях, делавших их полезными для коммунистов. Позднее некоторые из них заняли более высокие посты, которые значительно увеличили их ценность в глазах Советов. В ряде случаев такой переход, возможно, был осуществлен по секретному указанию Советского Союза. Хаутон и Вассел впервые были завербованы, когда служили в английских посольствах стран за «железным занавесом». После того как они вернулись на родину и поступили на работу в морское министерство, естественно, получили более широкий доступ к важным документам Аналогичным образом Скарбек, не будь он схвачен в результате тщательно проведенной работы контрразведки еще в Варшаве, также, вероятно, смог бы в течение многих лет оказывать Советам наиболее ценные услуги поскольку его назначали в Соединенных Штатах на различные дипломатические посты.
Советский Союз поднял громкую шумиху вокруг дела одного своего «инсайдера», сотрудничавшего с западной разведкой и имевшего, по признанию самих русских доступ к информации огромной важности. Я имею в виду случай с полковником Олегом Пеньковским,[35] осуждение и казнь которого сейчас уже дело прошлого. Судебный процесс над ним и над англичанином Гревиллом Винном,[36] проходивший в начале мая 1963 года, длился ровно неделю. Непонятно одно – почему Советы сочли нужным организовать в этом случае показательный процесс, вместо того чтобы сохранить все происшедшее в строжайшей тайне.
Доказательства, которые с разрешения Советов фигурировали на суде, довольно убедительно говорят о том, что некоторым разведывательным службам Запада удалось за несколько лет до того заручиться услугами советского полковника, занимавшего ответственное положение в военной и технической иерархии Советской армии. Советы в достаточной мере ему доверяли и разрешали поездки на различные международные совещания в Западной Европе. Эти поездки обеспечили западным разведкам условия для установления контакта и связи с Пеньковским.
Советы утверждают, что приманкой для него послужили материальные соблазны жизни на Западе – вино, женщины и т. п. Это обычный способ дискредитации субъекта, чьи действия и мотивы фактически могли быть значительно более достойными, чем Советский Союз готов был признать. Но Пеньковский был опытным офицером в высоком чине, награжденным многими советскими орденами, а не молодым авантюристом, человеком, которого можно было бы заподозрить в том, что он способен соблазниться только материальными благами.
Но каковы бы ни были мотивы Пеньковского, его случай типичен для современных методов шпионажа. Пеньковский имел естественный доступ к важной информации. Все его преимущества вытекали из его положения. Никакая рекогносцировка, никакой турист, никакой «внедренный» агент не могли бы сделать того, что сделал он. Он уже был «на месте». Его надо было разыскать, установить с ним контакт, убедить в том, что он может оказать большую помощь делу, в которое он верил.
Тех открытых и тайных методов сбора информации, о которых я рассказал, безусловно, недостаточно для удовлетворения всех наших нынешних потребностей в области разведки. Их можно дополнить, что в действительности и делается, другими методами, в частности использованием достижений науки и техники, а также многих сведений, поступающих к нам от «добровольцев», о которых я скажу дальше.
Глава шестая Сбор информации с помощью технических средств
Разведывательной службе нужен человек, который говорит на языке суахили и французском языке, имеет диплом инженера-химика, неженатый, по возрасту должен быть старше тридцати пяти лет, а ростом ниже пяти футов восьми дюймов. Вы нажимаете на кнопку – и не проходит и сорока секунд, как машина, подобная тем, какие обычно используются при работе с кадрами, отвечает, имеется такой человек или нет. В случае утвердительного ответа она также сообщает вам все, что о нем известно. Такие же машины применяются и для сортировки и группировки данных самой разведки.
Это означает, что сегодня в числе людей, занимающихся анализом и оценкой разведывательной информации, имеются лица, обученные «обработке данных» и обращению с вычислительными и другими сложными «думающими» машинами.
Мы не строим иллюзий в отношении способности этих машин улучшить качество информации. Последнее всегда зависит от надежности источника и искусства аналитика. Машина, однако, может быстро и точно извлечь из огромного количества накопленных сведений те данные, которые необходимы для оценки текущей информации. То, для чего аналитику потребовались бы недели поисков и изучения архивных материалов, машина может выполнить в считанные минуты.
Однако это отнюдь не самая трудная задача из тех которые способно выполнить сегодня техническое средство в деле сбора информации. Я имею в виду не вычислительные и коммерческие машины, а специальные аппараты, разработанные для наблюдения и записи событий, машины, призванные заменить в известном смысле человеческие руки и глаза или взять на себя такую работу для выполнения которой человеческих способностей недостаточно.
Научно-технический характер многих современных объектов разведки подсказал идею создания аппаратов, могущих вести за ними наблюдение. Если объект издает характерный для него звук, то напрашивается мысль о чувствительном акустическом приборе, который способен уловить и зафиксировать его. Например, если объект порождает ударные волны под землей, то их обнаружит сейсмограф.
Кроме того, необходимость наблюдения за результатами наших собственных опытов с ядерным оружием и ракетами ускорила создание оборудования, которое после некоторых изменений может оказаться полезным и для наблюдения за экспериментами, проводимыми в других странах. Радиолокация и точное фотографирование с дальних расстояний – вот основные технические средства сбора информации. Еще одним методом является взятие проб воздуха и их анализ для обнаружения радиоактивности. Поскольку ветры переносят радиоактивные частицы через государственные границы, для взятия таких проб нет необходимости проникать на территорию противника по воздуху или суше.
В 1948 году наше правительство установило круглосуточное наблюдение за атмосферой с самолетов в целях обнаружения проводимых испытаний атомного оружия. Первое свидетельство советского атомного взрыва в азиатской части страны было получено таким путем в сентябре 1949 года к изумлению всего мира и многих Ученых, которые до того времени считали на основании имевшихся у них данных, что у Советов еще долгие годы не будет атомной бомбы. Благодаря дальнейшему усовершенствованию аппаратуры мы можем уже фиксировать не только факт атомного взрыва, но также мощность и тип взорванного устройства или оружия.
Эти достижения, как и следовало ожидать, в конечном счете подтолкнули противника, узнавшего, что его опыты детально распознаются, к принятию контрмер технического характера. Сейчас можно так «укрывать» атомные взрывы и под землей, и на больших высотах, что нелегко определять как мощность, так и тип взрываемых устройств. Теперь очередь, конечно, за энергичными специалистами по техническим средствам сбора информации: они должны найти способы разведки, несмотря на контрмеры.
Длительные переговоры, которые ведутся последние годы с Советским Союзом по вопросу о разоружении и запрещении испытаний ядерного оружия, связаны. именно с этими проблемами. В ходе переговоров стадо известно о поразительно сложных исследованиях, до сих пор являвшихся секретными, которые проводятся нами и Советами в области маскировки опытов с ядерными устройствами и обнаружения их даже в тех случаях когда они тщательно скрываются.
Современная техника пытается таким образом обнаруживать некоторые научные и военные эксперименты других государств и следить за ними, основываясь на «побочных последствиях» этих экспериментов. Успехи в исследовании космоса дают уникальную возможность для осуществления подобного контроля. Космические летательные аппараты во время полета посылают на Землю сообщения о своей работе и об околоземном пространстве с помощью электронных сигналов, или телеметрии. Эти сигналы, разумеется, предназначаются для баз и станций страны, запустившей аппарат. Но, как и в случае обычных радиосообщений, ничто не может помешать тому, кто имеет соответствующее оборудование, «слушать» и фиксировать их. Поэтому государства, соревнующиеся в области освоения космического пространства, безусловно, будут перехватывать друг у друга телеметрические сообщения, чтобы узнать, в чем заключается суть экспериментов противной стороны и насколько эти эксперименты успешны. Главная трудность заключается в том, чтобы правильно расшифровать фиксируемые сигналы.
Многие важные военные и технические объекты однако, являются стационарными и не выдают своего местоположения или характера своей деятельности какими бы то ни было сигналами, которые могут быть обнаружены, выслежены, проконтролированы или перехвачены. Строящиеся заводы, верфи, арсеналы и базы ракетной оружия не дают знать о своем существовании какими – либо внешними проявлениями, поддающимися обнаружению с больших расстояний. Чтобы обнаружить существование таких сооружений, надо подойти к ним вплотную или пролететь над ними на очень больших высотах, вооружась фотокамерами дальнего действия.
Именно такова была задача самолета У-2, который мог собирать информацию с большей скоростью, точностью и надежностью, чем любой агент, находящийся на советской территории. Результаты его полетов можно приравнять только к получению технических документов непосредственно из советских учреждений и лабораторий. У-2 знаменовал собой новый, высший уровень в деле научно-технического сбора разведывательной информации. Томас С. Гэйтс-младший, занимавший во время инцидента с самолетом У-2 (1 мая I960 г.) пост министра обороны Соединенных Штатов, заявил 2 июня I960 г. на заседании сенатской комиссии по иностранным делам: «В результате этих полетов мы получили информацию об аэродромах, самолетах, ракетах, испытаниях ракет и обучении личного состава ракетных войск, о складах специального оружия, строительстве подводных лодок, атомной промышленности и дислокации военно-воздушных сил… то есть все виды важнейшей информации. Полученные данные были учтены при разработке наших военных программ. Мы, по всей видимости, были основными потребителями этой информации, и больше всего в ней заинтересованы».
Позже именно полеты высотных разведывательных самолетов У-2 дали нам в конце октября 1962 года «достоверную» информацию о размещении на Кубе советских ракет среднего радиуса действия. Если бы ракеты не были обнаружены в то время, когда работы на базах еще продолжались, и их удалось бы замаскировать, базы эти могли бы стать тайной и смертельной угрозой для безопасности США и стран Западного полушария. Здесь мы также наблюдаем интересный случай, когда классические методы сбора информации в сочетании с техническими средствами дают исключительно ценные результаты. Внедренные агенты и беженцы с Кубы сообщали, что на острове строится нечто похожее на базы ракетного оружия, и точно указывали место строительства. Для проверки этих сообщений мы и прибегли к помощи воздушной разведки.
Красноречивое свидетельство важности научного сбора информации, сотни раз доказавшего свою ценность, приведено Уинстоном Черчиллем в его книге «Вторая мировая война».[37] Черчилль рассказывает о применении англичанами в ходе оборонительных боев за Англию в сентябре 1940 года радиолокатора, а также о серьезных работах по должной оценке фальсифицированных радиосигналов, посылавшихся Берлином с целью введения в заблуждение англичан. Все это он называет «колдовской войной» и в заключение пишет, что, «если бы английская наука не превзошла немецкую и если бы ее новые возможности не были эффективно использованы в борьбе за выживание, мы вполне могли бы оказаться побежденными, а будучи побежденными – уничтоженными».
Наука будет и впредь важнейшим средством разведки. Мы находимся в напряженнейшем соревновании с коммунистическим блоком, особенно с Советским Союзом, в области развития науки и должны позаботиться о том, чтобы сохранить за собой первенство. Когда-нибудь это может оказаться для нас не менее важным, чем наличие радиолокатора для Англии в 1940 году.
Глава седьмая Планирование и руководство
Вопросы, интересующие разведывательную службу, настолько широки и разнообразны, что в процессе сбора информации должен быть установлен определенный порядок. Эта задача ложится, по логике вещей, на штаб-квартиру разведки. Только она одна располагает сведениями о ситуации в мире в целом и точно знает, какие сведения нужны правительству ежедневно.
Отсутствие соответствующего руководства и направления может привести к тому, что разведчики в различных уголках земного шара будут тратить много времени, дублируя работу друг друга, или что в поступающей информации окажутся серьезные пробелы. Находясь на работе за пределами родной страны, разведчик не в состоянии судить с достаточной полнотой о ценности направляемой им информации, поскольку он не может знать, не добыты ли уже получаемые им сведения где-то в другом месте или не стала ли она уже известной из открытых источников. Может даже оказаться, что она имеет настолько второстепенное значение, что не стоит тратить на ее получение ни усилий, ни средств.
Наше правительство определяет стоящий перед разведкой объем информации, который необходимо добыть, независимо от каких бы то ни было препятствий. Оно также устанавливает очередность решения задач, исходя из их важности и срочности. Сведения о советских межконтинентальных баллистических ракетах будут иметь приоритет над информацией о советском производстве стали. Вопрос о том, станет ли Советский Союз воевать из-за Лаоса, важнее, чем выяснение политической окраски какого-нибудь нового режима на Ближнем Востоке. Только после установления приоритетов приступают к рассмотрению вопроса о путях и способах преодоления препятствий. Если нужные сведения могут быт получены из открытых источников или в процессе обычной дипломатической работы, от разведывательной службы не будут требовать, чтобы она израсходовала на выполнение этой задачи часть тех ограниченных средств какими она располагает для тайного сбора информации. Решение о том, что данную работу должна выполнить именно служба разведки, обычно принимается в тех случаях, когда известно, что вокруг намечаемого объекта проникновения созданы серьезные препятствия.
При подготовке указаний по выполнению разведывательного задания в определенном районе штаб прежде всего учитывает факторы политике– и физико-географического характера, а также наличие лиц, имеющих доступ к нужной информации. Очевидно, что смежные и пограничные районы вдоль всей огромной периферии коммунистического мира служат окнами – хотя и плотно занавешенными – в этот мир. Поездки довольно многочисленных делегаций из стран китайско-советского блока во многие государства, не обязательно смежные с этим блоком, также обеспечивают возможность, хотя и совсем иного рода, получить о нем информацию. Кроме того, следует принять во внимание, что граждане пограничных с СССР и Китаем стран могут не испытывать тех трудностей, с которыми сталкиваются американцы в отношении поездок в закрытые районы, а попав туда, пользуются большей свободой передвижения, находясь при этом под менее пристальным наблюдением. Все эти обстоятельства представляют собой различные аспекты проблемы доступа, а поэтому учитываются при разработке руководящих директив.
Допустим, что нашему правительству потребовались сведения о новом промышленном или техническом объекте в красном Китае, где Соединенные Штаты не имеют ни дипломатической миссии, ни неофициального представительства. В этом случае разведывательная служба могла бы положиться на те свободные страны, прилегающие к Китаю, в которых время от времени укрываются китайские беженцы, или на одну из свободных стран как бы далека она ни была от Китая, где последний имеет дипломатическую миссию. Выбор мог бы пасть также на свободную страну, которая поддерживает торговые отношения с Китаем и жители которой могут туда ездить. Но она бы не поручила выполнения этого задания в стране, не располагающей ни одним из этих условий, как не стала бы без разбора оповещать о своих устремлениях весь свет, посылая во все его концы своих разведчиков за одними и теми же сведениями и с приказом добыть эти сведения любым способом, какой они только сумеют изобрести.
После выступления Хрущева на XX партийном съезде 1956 году с его закрытым докладом, в котором он осуждал Сталина, из сообщений газет и других источников было ясно, что где-то должен иметься текст этого выступления. Доклад был слишком большим и детальным, чтобы его мог сделать без предварительной подготовки даже Хрущев, известный своими длинными импровизированными выступлениями. Разведка организовала «охоту» за документом, поскольку он, так и не опубликованный в СССР, имел огромное значение для свободного мира.[39] В конце концов текст был найден, но за много миль от Москвы. В этом случае штабу пришлось мобилизовать самые различные источники и проследить за тем, чтобы ни один из них не был упущен. Я всегда рассматривал это дело как одну из наиболее крупных разведывательных операций за время моей службы в разведке. Поскольку доклад был полностью опубликован госдепартаментом, получение его текста явилось также одним из тех немногих успехов разведки, о которых можно было сказать открыто, при условии, чтобы источники и методы приобретения документа продолжали оставаться тайной.
Выбор способа добычи информации после того как задание получено, как правило, зависит от изобретательности разведчика, работающего «на месте». Мой агент в Министерстве иностранных дел Германии, о котором я уже говорил, привозил или тайно пересылал мне в Швейцарию в период 1943–1945 годов поразительнейшие подборки самых секретных немецких дипломатических и военных сообщений, составивших в общей сложности свыше двух тысяч документов. В силу причин технического порядка он мог посылать мне только небольшую часть имевшихся в его распоряжении материалов: ему приходилось делать выборку для меня по собственному усмотрению.
Когда война в Европе подходила к концу, перед нами все еще маячила вероятность длительного конфликта с Японией. В то время штаб предложил мне дать нашему агенту указание сосредоточить внимание на получении донесений от германских миссий на Дальнем Востоке, особенно из Токио и Шанхая. Хотя я был согласен со штабом, быстро выполнить такое указание было делом нелегким.
Мой агент находился в Берлине, я – в Швейцарии Он мог приезжать ко мне лишь изредка, раз в несколько недель, а дело было слишком важным, чтобы можно было отложить его до нашей следующей встречи. Как правило, мы никогда не вели друг с другом переписки через швейцарско-германскую границу, потому что это было слишком опасно. Однако на крайний случай у нас имелась договоренность о том, чтобы я писал ему от имени мнимой его подружки, якобы проживавшей в Швейцарии. Поскольку открытки всегда кажутся цензорам более невинными, чем запечатанные письма, «подружка» отправила на домашний адрес агента красивую открытку. «Она» написала, что ее приятельница в Цюрихе держит магазин, до сих пор торговавший японскими игрушками. Теперь запасы этих игрушек у нее иссякли, а выписать их из Японии нельзя из-за трудностей военного времени. Ввиду наличия между Германией и Японией тесных связей не может ли он подсказать, где она могла бы купить в Германии японские игрушки для своего магазина? Мой агент сразу понял, в чем дело, поскольку знал, что все письма от швейцарской «подружки» были моими письмами. Следующая партия телеграмм в адрес германского министерства иностранных дел, которую он прислал мне, состояла в основном из донесений немецких чиновников на Дальнем Востоке, сообщивших о тяжелом положении военно-морского флота и плачевном состоянии авиации Японии.
Иногда по дипломатическим или иным соображениям штаб разведывательной службы дает директивы с указанием, чего не следует делать. Может случиться, что какой-нибудь инициативный разведчик находит великолепные возможности получения информации, но, снесясь со штабом, с огорчением узнает, что имеются веские причины отказаться от них.
В своем письме губернатору Дьюи, о котором я уже упоминал выше, генерал Маршалл подчеркнул исключительную щекотливость операций, касающихся вражеских кодов и шифров, и рассказал о нескорректированной попытке американской разведки добыть германский код в Португалии. Операция дала осечку и немцы изменили уже расшифрованный нами код.
Мне ничего не было известно об этом случае, когда я, находясь во время войны на работе в Швейцарии, получил из штаба радиотелеграмму, предписывавшую не пытаться добывать каких-либо иностранных кодов без предварительных указаний. Вскоре после этого, в конце 1944 года, один из моих самых надежных германских агентов сообщил, что может получить самую подробную информацию о некоторых нацистских кодах и шифрах. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Хотя я и доверял этому агенту, мне все же не хотелось навести его на мысль о том, что мы уже расшифровываем немецкие коды. Если бы я не проявил к его словам никакого интереса, то он бы именно так и подумал. Ведь никакой разведчик не отверг бы в противном случае подобного предложения. Поэтому я ответил своему агенту, что должен обдумать, как это лучше сделать. На следующий день я сказал ему, что, поскольку вынужден держать связь с Вашингтоном только по радио – Швейцария была в то время окружена нацистскими и фашистскими войсками, – было бы слишком рискованно передавать этим способом то, что он мог бы мне прислать. Я добавил, что хотел бы дождаться освобождения Франции (к тому времени войска уже высадились в Нормандию)[40] и тогда переслать полученную им информацию о кодах надежной дипломатической почтой. Это не вызвало у него подозрений.
Самое лучшее планирование и самое лучшее руководство не могут, конечно, предусмотреть всего. Ни одна разведывательная служба и ни один разведчик не исключают возможности случайного, неожиданного и зачастую необъяснимого везения. Иногда человек, у которого есть что-то на уме, считает для себя более безопасным Дойти на контакт с западным разведчиком в десятке тысяч миль от дома и поэтому ждет удобного случая, например поездки за границу, с целью найти такого разведчика. Случается, что какой-нибудь советский ученый или инженер, приехав в Юго-Восточную Азию, будет говорить здесь свободнее, чем «за занавесом» или в Нью-Йорке. Инструкции, данные Кремлем советскому представителю в Египте, могли бы – попадись они нам на глаза – пролить некоторый свет на политику Советского Союза в отношении Берлина.
В 1958 году арабский студент из Ирака, учившийся в Аризоне, получил из Багдада письмо, которое заставило его немедленно выехать на родину. Уезжая, он намекнул одному из своих американских друзей, что причиной его внезапного отъезда является неизбежность (возможность) важных политических изменений в его стране в ближайшее время. Несколько недель спустя в Ираке произошел государственный переворот, поразивший западный мир и заставивший некоторых разведчиков краснеть.[41]Дело в том, что благодаря сообразительности агента, занимавшегося сбором информации в Аризоне, коротенькое сообщение о поспешном отъезде студента и о причине этого отъезда очень быстро достигло штаба в Вашингтоне. К сожалению, здесь оно было расценено, и вполне естественно, как единственный неподтвержденный сигнал, противоречащий всему, что нам было известно в тот период о ситуации в Ираке.
Эта история показывает, насколько важно, чтобы разведчик, работающий «на месте» без каких-либо директив или указаний со стороны штаба, посылал наверх любые крупицы информации, какой бы маловажной она ни казалась. Если бы, например, в случае с Ираком штаб получил три-четыре сообщения о том, что лица, бывшие в неладах с иракским правительством, съезжаются в Багдад, то он сделал бы должные выводы.
Несколько лет назад, когда даже факт проведения пленума Центрального комитета коммунистической партии в Москве хранился в глубокой тайне, его приближение можно было иногда предсказать, наблюдая за теми многочисленными членами ЦК, которые занимали дипломатические или другие посты за рубежом или находились в заграничных поездках. Если все они неожиданно возвращались в Москву, значит, что-то должно в ближайшее время произойти. Эти разъезды советских представителей служили своего рода информацией, и разведчики, работающие «на местах», получали указания следить за ними. Руководство штаба необходимо, однако оно не может заменить собой инициативы работников действующих «на местах», подобной той, которая была проявлена в Аризоне.
Глава восьмая Главный противник – коммунистические разведслужбы
Глава девятая Контрразведка
В современном мире, правильно оценивающем значение шпионажа, каждая сторона пытается как можно больше затруднить действия разведывательных органов противной стороны, принимая для этого специальные меры по охране секретной информации, важных объектов и личного состава. Эти меры, представляя собой совершенно необходимую предосторожность, превращаются в конечном счете в фактор, толкающий специалистов в разведывательных органах противника на разработку еще более хитроумных путей обхода всех этих препятствий.
Очевидно, если страна хочет оградить себя от непрекращающихся нападок со стороны разведывательных служб противника, она не должна ограничиваться наблюдением за иностранцами, прибывающими на ее территорию, охраной секретных районов и проверкой лояльности лиц, имеющих доступ к секретам. Ей также необходимо выяснить, какие цели преследуют разведывательные органы враждебных государств, как они действуют, каких людей используют в качестве своих агентов.
Операции, преследующие эти специфические цели, относятся к области контрразведки, а полученная в результате таких операций информация называется контрразведывательной. Контрразведка занимается в основной защитной и оборонительной деятельностью. Ее главная задача состоит в том, чтобы препятствовать шпионажу против своей страны, однако она может также сослужить исключительно полезную службу в раскрытии фактов вражеского проникновения и подрывных заговоров, направленных против других свободных стран. Нашей контрразведке приходится непосредственно иметь дел раскрытием тайной агрессии, подрывной деятельности и саботажа. Хотя такого рода информация и не дает, подобно позитивной разведывательной информации, прямой пользы правительству при выработке политического курса, тем не менее она зачастую предупреждает наше правительство о характере действий противников и о тех районах, в которых нашей стране, возможно, придется предпринять какие-то политические акции.
Например, обнаружение в 1954 году тайных перевозок оружия морским транспортом из Чехословакии в Гватемалу послужило для нас первым сигналом, что прилагаются большие усилия для укрепления позиций коммунистического режима в этой стране.
В Соединенных Штатах контрразведывательные функции вменены в обязанность различным учреждениям, каждое из которых имеет особую сферу деятельности. Сферой деятельности Федерального бюро расследований (ФБР) является территория самих Соединенных Штатов, и ФБР – помимо других своих обязанностей– отвечает за пресечение вражеской деятельности иностранных агентов на территории США. ЦРУ отвечает прежде всего за организацию контрразведывательной работы за пределами Соединенных Штатов, образуя, таким образом, передовую линию обороны против вражеского шпионажа. Оно стремится раскрыть операции вражеской разведки до того, как ее агенты достигнут намеченных целей. Кроме того, каждый вид вооруженных сил имеет свою контрразведку, в задачу которой входит защита от проникновения вражеских агентов штабов, технических объектов и личного состава как у себя в стране, так и за границей.
Эффективность подобного разделения сфер деятельности зависит от координации действий различных ведомств и от быстроты обмена контрразведывательной информацией между ними.
Именно благодаря координации действий американских органов контрразведки был схвачен крупный советский шпион полковник Рудольф Абель. В мае 1957 года Рейно Хэйханен,[51] близкий сотоварищ полковника Абеля в Соединенных Штатах, возвращался в Советский Союз для доклада. Находясь в Западной Европе, он решил перейти на нашу сторону и явился в органы американской разведки, предъявив американский паспорт, полученный по фальшивому удостоверению о рождении. Фантастический рассказ Хэйханена о советском шпионаже в США содержал подробности о тайниках с деньгами, о способах связи между агентами этой группы, а также ряд деталей, касавшихся личности полковника Абеля. Вся эта информация была немедленно направлена в Вашингтон и передана в ФБР для проверки. Все рассказанное Хэйханеном полностью подтвердилось. Он добровольно вернулся в Соединенные Штаты и стал главным свидетелем на судебном процессе Абеля.
Как только Хэйханен прибыл на территорию США, главная ответственность за него была возложена на ФБР, а ЦРУ продолжало заниматься лишь внешними аспектами дела.
Классические цели контрразведки состоят в том, чтобы «обнаружить, опознать и нейтрализовать» вражескую агентуру. «Нейтрализация» может принимать различные формы. На территории Соединенных Штатов арестованный шпион может быть предан суду. Та же участь может постичь захваченного с поличным иностранного разведчика, если он не имеет дипломатического иммунитета. Если же он располагает таковым, то, как правило, высылается из США. Но есть и другие способы нейтрализации вражеских агентов, причем одним из самых эффективных является разоблачение или угроза разоблачения: немногого будет стоить шпион после того, как его имя, внешность и биографические сведения станут достоянием прессы.
Американской контрразведке приходится сталкиваться с широчайшим кругом вопросов, поскольку Советы используют против нас не только собственный разведывательный аппарат, но и агентуру Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии – стран, имеющих за плечами богатую историю если не в области построения коммунизма, то во всяком случае в области шпионажа.
Органы разведки и контрразведки коммунистического Китая действуют почти независимо от Москвы, хотя многие руководящие работники этих органов обучались в советских разведывательных и контрразведывательных учебных центрах.
Несмотря на то что цели контрразведки являются оборонительными, действует она преимущественно наступательными методами. Идеальным является раскрытие планов вражеской разведки на самой ранней стадии, а не после того, как они начнут осуществляться и приносить ощутимый вред. Чтобы выполнить эту задачу, контрразведка стремится проникнуть внутрь разведывательных служб противника вплоть до самого высокого уровня – туда, где разрабатываются планы операций, где отбирают и готовят агентов. Если эта цель достигается, ставится другая – привлечь на свою сторону «инсайдеров» из лагеря противника.
Одним из самых знаменитых случаев успешного проникновения в высокие сферы вражеской разведки является дело Альфреда Редля, который с 1901 по 1905 год возглавлял контрразведывательный отдел военной секретной службы Австро-Венгерской империи, а затем был представителем военной разведки в Праге. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что с 1902 года до ареста в 1913 году Редль был тайным агентом русских. Когда он еще только начинал свою карьеру, русские поймали его в ловушку, используя две его слабости – гомосексуализм и невероятную жадность. В те же годы он продал кое-что из своего «добра» французам и итальянцам. Но и это еще не все. В качестве руководящего работника военной разведки Редль входил в состав генерального штаба австро-венгерской армии и имел доступ к военным планам генерального штаба, которые он тоже передал русским.
Хотя Редль незадолго до войны был арестован, самоубийство, совершенное им по «предложению» его начальников сразу же после того, как была раскрыта его измена, исключило возможность допросить его и установить масштабы понесенного ущерба. Австрийцы больше заботились о том, чтобы замять этот скандал, и поначалу не доложили о нем даже императору.
По иронии судьбы Редль был разоблачен при помощи одной из контрразведывательных мер – почтовой цензуры, которую к тому же он сам довел до высокой степени совершенства, будучи главой контрразведки. Два почтовых отправления, содержавших крупные денежные суммы, были подвергнуты осмотру в отделе доставки венского почтамта. Поскольку письма были отправлены из одного пограничного города в Восточной Пруссии по весьма странно выглядевшему адресу, они были признаны чрезвычайно подозрительными. Почти три месяца полиция терпеливо дожидалась, когда кто-нибудь придет получить эти письма. Наконец явился Редль, остальное было уже дело техники. Однако до сих пор специалисты, изучающие в наши дни этот случай, не перестают удивляться, как русские в чрезвычайно важном деле позволили такую небрежность при передаче денег своему агенту. Это тем более странно, что почтовая цензура была одним из хорошо отработанных контрразведывательных приемов, используемых самой царской охранкой.
Конечно, вовсе не обязательно вербовать начальника контрразведки, как это было в случае с Редлем. Его секретарь, если бы таковой был, мог бы сыграть ту же роль не хуже своего шефа. В самом деле, масштабы современного центрального разведывательного учреждения не позволяют его руководителю вникать во все детали оперативной работы, интересующей спецслужбы противника. Более того, штаб-квартиры разведывательных органов теперь настолько «непроницаемы», насколько это в состоянии обеспечить опытнейшие специалисты, занимающиеся этим вопросом. Учитывая все эти обстоятельства, контрразведка обычно избирает более доступные и уязвимые органы, непосредственно ведающие осуществлением конкретных операций. Объектами внимания контрразведчиков чаще всего оказываются учреждения и отделы, которые разведка противника имеет за пределами своей страны. Известно, что такие органы находятся в посольствах, консульствах и торговых представительствах, которые могут обеспечить разведчику дипломатический иммунитет и в определенной степени маскируют также его основную деятельность.
Каким образом агент контрразведки проникает на намеченный объект? Как может он установить контакт с работниками разведывательной службы противника? Один из способов заключается в том, чтобы обзавестись некоей информацией, призванной сыграть роль приманки, и предложить ее вместе со своими услугами противной стороне. Поскольку в наше время ряд самых сенсационных сведений доставался разведчикам от людей, которые прямо-таки сами падали как снег на голову. Ни одна разведка не позволит себе оттолкнуть человека, предлагающего ей какую-либо информации. Конечно, за «железным занавесом» и в большинстве дипломатических представительств советского блока по внешнюю сторону «занавеса» к иностранцам относятся, как правило, настолько недоверчиво и подозрительно, что незваный гость, с чем бы он ни пришел, не может попасть дальше секретаря в посольской приемной. Но в конечном счете его способность пробиться дальше определяется предполагаемыми достоинствами информации, которую он надеется там получить. Разведке любой страны время от времени, когда появляется такой инициативный информатор, приходится решать вопрос: кто он – чистосердечный добровольный помощник или агент противной стороны? Это – нелегкая задача.
Если контрразведка успешно «внедрила» своего агента в какой-нибудь орган разведывательной службы противника, она может ожидать, что этому агенту, раз он принят противной стороной на службу, будут даваться все более важные поручения. О всех заданиях агент аккуратно докладывает пославшей его разведывательной службе.
В 50-х годах Советы использовали этот метод против союзнических разведывательных органов в Западной Германии и Австрии. В те годы с Востока перебегало такое множество людей, что приходилось привлекать наиболее образованных для проверки и опроса остальных. Советы решили воспользоваться создавшейся обстановкой и разумно направляли своих агентов в среду перебежчиков, снабжая их такой информацией о положении за «железным занавесом», которая обязательно Должна была вызвать к ним большой интерес западных разведок. С помощью этих агентов Советы старались выяснить, что мы делаем с беженцами, получить данные на наш персонал, а также искать среди перебежчиков таких, которые могут в перспективе оказать пользу советской разведке.
Такая же тактика может быть использована в совершенно иных целях, а именно для провокаций – этой древней и бесчестной практики. Сам термин «agents provocateurs» свидетельствует о том, что он зародился во Франции, где провокаторы использовались в прежние времена, во времена политических смут, но опять-таки именно русские подняли провокацию до уровня искусства. Это было главное средство, с помощью которого царская охранка нападала на след революционеров и инакомыслящих. Агент, вступив в какой-нибудь революционный кружок, не только шпионил за его участниками и передавал сведения о них полиции, но и подстрекал их к таким действиям, которые давали бы повод для ареста отдельных или всех членов кружка. Агенты точно сообщали, когда и где должна совершиться намеченная акция, поэтому полиция не испытывала никаких затруднений при осуществлении своих мероприятий.
На практике провокационные действия могли приобретать крайне изощренный, сложный и драматический характер. Самым гнусным царским провокаторам присущи черты персонажей Ф. М. Достоевского. Чтобы побудить революционеров к действиям, которые могли бы дать полиции повод обрушиться на них, провокатор сам должен был играть роль революционного лидера и террориста. Если полиция хотела захватить значительное число лиц и предъявить им обвинение, революционная группа должна была совершить нечто чрезвычайное, более серьезное, чем просто проведение тайных собраний. В России в начале нынешнего века имели место поразительные случаи.
Самый известный из царских провокаторов агент Азеф,[52] по-видимому, был инициатором идеи убийства дяди царя великого князя Сергея и министра внутренних дел Плеве. Эти убийства дали охранке возможность арестовать большое число террористов.
Один из ближайших соратников Ленина с 1912 года и до революции Роман Малиновский[53] был в действительности агентом царской полиции и провокатором. Близкие к Ленину люди подозревали Малиновского, но Ленин неоднократно защищал его. Малиновский помогал полиции выявлять местонахождение подпольных типографий, сообщал о тайных собраниях и конспиративных встречах. Но главное его достижение было еще более эффектным.
Он добился своего избрания (при содействии полиции и с согласия ничего не ведавшего Ленина) в русский парламент – Государственную думу и стал членом большевистской фракции. Здесь он отличился в качестве главного большевистского оратора. Полиции неоднократно приходилось призывать его умерить революционный пыл своих речей. В случае с Азефом и Малиновским, как и со многими другими «двойниками», трудно с уверенностью утверждать, кому они в действительности служили. Они так хорошо играли роли персонажей, под маской которых им приходилось действовать, что иногда, по-видимому, увлекались своей игрой, всерьез верили в реальность этих ролей.
Агент-двойник – это самое типичное оружие контрразведывательных операций, причем он может выступать под различными личинами. В страны вроде Западной Германии, где сосредоточено много технических и военных объектов как западногерманских, так и вооруженных сил НАТО, из советского блока направляется огромное количество агентов, собирающих шпионские сведения о базах, аэродромах, военных складах, заводах, гарнизонах американской армии и т. д. Одни агенты попадают в руки органов безопасности, другие являются с повинной знакомятся с девушкой и решают остаться с ней или просто находят жизнь на Западе более привлекательной. Такие люди становятся агентами-двойниками, когда удается убедить их и дальше поддерживать видимость работы в пользу советского блока, но «под контролем» Запада. Арестованные агенты часто соглашаются на такое предложение, предпочитая пойти на эту сделку, нежели на один-два года сесть в тюрьму.
Чтобы укрепить репутацию такого агента, ему разрешают передавать советской стороне заранее отобранную безобидную информацию в расчете на то, что Советы впоследствии могут дать этому агенту новые инструкции и задания, из которых нам будет ясно, чем интересуется противник и каким образом он собирается получить нужные ему сведения. Иногда с помощью такого агента удается заманить на Запад вражеского связного, другого агента или даже сотрудника разведки. Когда это случается, можно либо следить за действиями приехавшего, рассчитывая, что он наведет на других агентов, находящихся на Западе, либо арестовать его. В последнем случае операция на этом, по понятным причинам, и завершается, но ее цель все равно достигнута: обезврежен еще один человек, работающий на противную сторону.
Еще более ценным двойником является гражданин западной страны, который, получив предложение разведки противника работать на нее, тайно сообщает об этом властям своей страны. Здесь выгодна двойная ситуация. Во-первых, если Советы пытаются завербовать жителя западной страны, значит, они задумали нечто серьезное. Во-вторых, если человек, которому было сделано такое предложение, добровольно сообщает об этом, значит, ему можно доверять. Обычно представители разведки западной страны рекомендуют лицу, ставшему объектом советской вербовки, «принять» советское предложение и делать вид, будто он работает на Советы, и в то же время ставить в известность соответствующие органы своей страны о всех поручаемых ему заданиях. Кроме того, его снабжают информацией, которую его патроны хотят «подсунуть» Советам. Игру можно продолжать до тех пор, пока Советы не заподозрят своего «агента» или пока у него хватит выдержки.
Случай с ныне покойным голливудским кинорежиссером Борисом Морросом является именно таким примером. Через Морроса, который на протяжении многих лет сотрудничал с ФБР, Советы руководили сетью своих исключительно важных агентов США, большинство которых действовало в политических кругах и среди интеллигенции. Эта операция привела к аресту супругов Собл, доктора Роберта Соблена и многих других советских агентов.
«Слежка» – это профессиональный термин, означающий неотступное, постоянное наблюдение. Подобно всякой контрразведывательной функции, слежка должна осуществляться с максимальной осторожностью, чтобы человек, являющийся ее объектом, ничего не заметил. Преступник, который чувствует или знает, что за ним следят, имеет очень ограниченные возможности. Самое большее, на что он может надеяться, это ускользнуть от слежки и найти безопасное убежище. Агент разведки, почувствовав, что за ним установлена слежка, попытается покинуть страну, и в этом ему, конечно, постарается оказать помощь штаб-квартира его спецслужбы.
Слежка в контрразведке имеет двоякую цель. Во-первых, если человека лишь подозревают в том, что он является вражеским агентом, пристальное наблюдение за всеми его действиями на протяжении определенного времени может дать дополнительные сведения, которые подтвердят это подозрение и прольют свет на миссию этого агента и используемые им способы ее осуществления. Во-вторых, агент лишь в редких случаях действует самостоятельно. Со временем он так или иначе вступит в контакт со своими пособниками, информаторами, может быть, и с людьми, от которых получает приказы. Превосходно налаженная слежка может раскрыть агентурную сеть, к которой он принадлежит, и каналы, по которым он пересылает свои донесения.
Именно слежка была тем главным средством, которое позволило англичанам задержать в январе 1961 года пятерых советских агентов из группы Лонсдэйла. Гарри Хаутон, служащий морского министерства, был заподозрен в передаче секретной информации неизвестной иностранной державе. Скотланд-Ярд выследил Хаутона на одной из лондонских улиц, где он имел настолько мимолетную встречу с другим человеком, что нельзя было с уверенностью сказать, передал ли один из них что-либо другому и даже обменялись ли они хоть словом.
Однако тот факт, что оба действовали скрытно и, по-видимому, крайне опасались слежки, убедил английских контрразведчиков в том, что они напали на верный след. Скотланд-Ярд создал из своих специально подготовленных сотрудников две группы, чтобы следить за каждым из подозреваемых в отдельности. После многих дней неустанной, хорошо организованной и замаскированной слежки следы привели их к букинистической лавке, которой владела вполне безобидная на вид американская супружеская пара. Их роль – если они вообще были причастны – не удалось выяснить сразу.
В следующий раз Хаутон прибыл в Лондон со своей подружкой, которая работала в том же военном учреждении. У них была хозяйственная сумка. Когда они шли по улице (опять-таки под наблюдением), сзади подошел тот самый человек, с которым у Хаутона был контакт в прошлый раз. В момент передачи ему Хаутоном и его спутницей сумки (ясно, что это был заранее условленный способ передачи «товара») все трое были арестованы.[54] Неизвестный оказался Гордоном Лонсдэйлом, советским «нелегалом» с канадскими документами, именно он и руководил всей этой операцией.
Через несколько часов та же участь постигла невинно выглядевшую американскую чету. ФБР разыскивало их как советских агентов еще в Соединенных Штатах, но они исчезли, когда почувствовали неладное. В Лондоне они с помощью тайного радиопередатчика направляли информацию Лонсдэйла в Москву.
Контрразведка, подобно большинству областей разведывательной работы, использует многочисленные технические средства, в частности такое, с помощью которого в прошлом было раскрыто тайных агентурных групп больше, чем посредством чего-либо другого. Речь идет о перехвате и установлении местонахождения подпольных радиопередатчиков, о так называемой «радиопеленгации». Для этого используются чувствительные электронные измерительные приборы, которые монтируются вместе с радиоприемником, установленным на легковом автомобиле или грузовике. С помощью такого аппарата можно установить местонахождение источника радиосигналов.
В настоящее время в большинстве стран все легальные передатчики, как коммерческие, так и любительские, не могут использоваться без лицензии и должны быть зарегистрированы. В Соединенных Штатах позывные и точное местонахождение передатчика фиксируются в федеральной комиссии связи. Комиссия постоянно следит за установленным порядком в эфире. Это позволяет обнаруживать слишком беззаботных радиолюбителей, не удосужившихся обзавестись лицензией, а также засекать передатчики нелегальной агентуры. Зашифрованный текст сообщений и отсутствие официально зарегистрированных позывных – вот признаки, по которым обычно опознается работа нелегальных радиопередатчиков.
Наблюдение за подозрительными источниками сигналов может также показать, что радист работает по определенному графику, и это почти всегда означает, что передачи ведутся для иностранного разведывательного центра. Теперь вступает в дело радиопеленгация. Главная помеха быстрому определению местонахождения нелегального передатчика заключается в том, что обычно оператор по вполне понятным соображениям находится в эфире максимально короткий отрезок времени. Пока работники службы радиопеленгации колесят по большому городу, пытаясь нащупать и выделить сигналы шпионского передатчика, работающего на волнах, заполненных другими сигналами, он внезапно прекращает работу, уходит из эфира и пеленгаторщикам ничего не остается, как ждать, когда он снова заговорит через несколько дней или недель. Если речь идет о советском агенте, график работы передатчика, хотя он и имеет четкий порядок, может строиться таким образом, что определить его бывает нелегко. К тому же график может часто меняться. Единственное решение, которое может принять в таком случае штаб радиопеленгации, состоит в том, чтобы постоянно ловить в эфире подозрительные сигналы и, обнаружив их, неотрывно следить за ними. В этой области, как и в других, специалисты каждой стороны изобретают все новые приспособления, дающие возможность перехитрить противную сторону. Последней новинкой такого рода является скоростной метод радиопередач. Радисту не нужно теперь пользоваться телеграфным ключом, напрягая все свои силы, чтобы работать как можно быстрее. Он заблаговременно записывает свое сообщение на магнитную ленту, а затем передает его в эфир, пуская магнитофон с такой большой скоростью, что человеческое ухо абсолютно не в состоянии уловить содержание передачи. Приемная радиостанция записывает радиограмму и может затем воспроизвести ее уже с нормальной скоростью. Если нелегальный радист находится в эфире всего 20–30 секунд, пеленгаторщики вряд ли смогут установить местонахождение его передатчика.
Во время второй мировой войны, когда скоростная радиопередача еще не применялась, радиопеленгация посолила контрразведывательным органам обеих сторон провести много успешных операций. В ходе знаменитой операции «Северный полюс» центр английской разведки в Лондоне поддерживал связь с голландским подпольем по радио. Голландцы передавали в Лондон сообщения о немецкой армии и по радио условливались с Лондоном о переброске в Голландию новых партий живой силы и техники. В 1942–1944 годах англичане в ответ на просьбы, поступавшие через различные радиопередатчики голландского подполья, сбросили в Голландии в заранее назначенных местах большие партии оружия и продовольствия. Многие бомбардировщики, перебрасывавшие людей и грузы в Голландию, оказывались сбитыми сразу после того, как они поворачивали домой, но ценный груз, как вначале думали в Англии, все же попадал к людям, которые в нем так нуждались. На самом деле в конце 1941 и в начале 1942 года контрразведывательные органы германской армии, которые действовали на территории Голландии сумели с помощью радиопеленгации засечь ряд нелегальных передатчиков, принадлежавших голландскому подполью, и захватить нескольких радистов. На их место немцы ставили своих людей, аккуратно проинформировав Лондон, что старые радисты не справились с делом и «подполье» выделило новых. Это была работа контрразведки в ее коварнейшем виде. Подстраиваясь в эфире под голландских подпольщиков, нацисты втянули в ловушку немало храбрых добровольцев и получили огромное количество снаряжения, которое предназначалось для борьбы против них. Таким образом, нацисты сумели нейтрализовать деятельность определенной части голландского подполья. Именно этим объяснялся тот факт, что бомбардировщиков сбивали только после того, как они сбрасывали свой груз. Обману нацистов был положен конец, лишь когда два захваченных немцами подпольщика сумели бежать и добраться до Англии.
Во время второй мировой войны немецкая служба пеленгации, которая всегда была превосходно организована, внесла также значительный вклад в ликвидацию важных советских агентурных сетей в Европе. К середине 1941 года станции радиоперехвата немецкой контрразведки записали и проанализировали достаточно много зашифрованных радиограмм, посылавшихся явно нелегальными передатчиками, находившимися где-то на территории Западной Европы. Был сделан вывод, что обширная советская агентура выкачивала информацию о нацистах, действуя с территории оккупированных Германией стран. Немецкая служба пеленгации действовала настойчиво, непрестанно и систематически. Правда, их задача облегчалась тем, что радисты подолгу находились в эфире, так как передаваемая информация была очень ценной и к тому же значительной по объему.
Легко понять, какое огромное значение имеет для контрразведки радиопеленгация, если учесть, что в данном случае немцы не имели ни малейшей зацепки, которая помогла бы им установить личность или местонахождение многочисленных советских агентов, собиравших для Москвы настолько важную информацию, что несколько передатчиков работали практически непрерывно. Немцам не удавалось также разгадать шифры, которыми пользовались советские радисты. Они могли попытаться нащупать эту невидимую шпионскую сеть лишь путем пеленгации и установления местонахождения тех передатчиков, через которые передавалась добытая этой сетью информация. В данном случае речь шла о точном определении местоположения передатчиков не в пределах одного города, а на территории, простирающейся на много тысяч квадратных миль.
Менее чем за год – с осени 1941 до лета 1942 года – подразделения пеленгации немецкого абвера сумели засечь три наиболее важные советские подпольные радиостанции и арестовать их обслуживающий персонал. (Радистов обычно заставали врасплох, когда они вели передачу.) Две установки находились в Бельгии и одна – во Франции. Когда радисты заговорили, нацисты, конечно, смогли выследить тех агентов и осведомителей, чья информация давала такую нагрузку радиопередатчикам. С помощью одного из радистов, арестованных в Бельгии, немцы добрались до группы Шульце-Бойзена – Харнака в Берлине, о которой мы рассказывали в предыдущей главе. Как и в случае с операцией «Северный полюс», немцы в течение некоторого времени использовали часть советских радиопередатчиков и пытались достаточно долго дезинформировать Москву, чтобы с ее невольной помощью выявить еще ряд лиц, сотрудничающих с советской разведкой.
В результате потерь, а также в силу того, что после провалов было слишком опасно, если вообще возможно, вновь наладить подпольные радиопередачи с территории Германии и оккупированных ею стран, Советы начиная с 1942 года сосредоточили свои усилия на создании базы для передачи разведывательной информации с территории Швейцарии. Поскольку Советский Союз не имел дипломатического представительства в этой стране, снова возникла необходимость прибегнуть к подпольным радиопередатчикам. Многие из них были со временем засечены и ликвидированы усилиями швейцарской службы пеленгации.
Наш обзор никоим образом не охватил всех людских и технических средств, которыми располагает контрразведка. Значительная часть ее основной работы ведется на таком лишенном всякого романтического ореола поприще, как архивы и досье, которые составляют главную опору всей деятельности контрразведки.
Одним из величайших достижений в контрразведывательной службе явилась частичная механизация работы с досье, которая обеспечивает быстрый и точный отбор необходимого материала из огромных запасов информации, касающейся всего, что происходит в мире.
Хотя большая часть повседневной работы контрразведки весьма трудоемка и однообразна, ее сложные и хитроумные операции очень похожи на гигантское шахматное сражение, полем для которого служит весь мир.
Глава десятая Добровольные помощники
Выполнение задачи, нацеленной на добывание Западом секретов за «железным или бамбуковым занавесами» облегчается благодаря помощи людей, которые приходят к нам добровольно.
Нашей разведке не всегда приходится самой добираться до интересующей нас цели. Зачастую нужная информация доходит до нас через хорошо осведомленных людей. Нашими добровольными помощниками являются «перебежчики», которые покидают родину и переходят к нам, либо люди, которые остаются «на месте», но работают на нас. Однако необходимо помнить, что и противник пользуется этим же источником сведений. Информация, получаемая от перебежчиков, бывает сплошь и рядом отрывочной и разрозненной, но и она пополняет запас наших знаний о противнике.
Термины «перебежчик» и «дезертир» часто применяются в международном политическом и разведывательном языке к тем должностным лицам или просто хорошо информированным гражданам, которые покидают свои страны. Однако эти определения вызывают вполне законное недовольство лиц, отвергнувших покинутое ими общество и избравших, по их мнению, лучшее.
Я предпочитаю называть их добровольцами и не собираюсь утверждать, что все так называемые перебежчики оказались на Западе по политическим мотивам. Совсем нет. Большинство из них стали на этот путь потому, что их постигла неудача в работе, остальных привлекли материальные соблазны жизни на Западе. Среди этих людей есть и такие, кто перешел на нашу сторону по идейным соображениям.
Если перешедший к нам человек принадлежал к советской иерархии, он мог быть хорошо осведомлённым о сильных и слабых сторонах режима, борющихся между собой группировках, фактах коррупции. Если это технический специалист, ему известны достижения в соответствующей области деятельности. Добровольцами могут быть военные, дипломаты, ученые, инженеры солисты балета и др.
Часто дезертиры оказываются совсем не теми, за кого себя выдают. Время от времени инсценируются мнимые дезертирства. Хотя такой способ засылки агентов и нельзя признать особенно удачным, однако и он может принести определенную пользу. Мнимый перебежчик может почерпнуть кое-какие сведения (и затем переслать их в свою штаб-квартиру) во время расспросов, которым его подвергнут в той стране, куда он перебежит. В ходе этих бесед он может выяснить, что известно его собеседникам о его стране и чего они не знают. Следующим и последним шагом таких лжедезертиров является «дезертирство обратно». Наступит день, когда такой человек вдруг заявит, что он разочаровался, раскаялся в своих грехах и хочет вернуться на родину, даже если его там ждет наказание. Это дает определенный пропагандистский эффект, подрывает престиж страны, предоставившей убежище «перебежчику», обеспечивает ему, являющемуся в действительности шпионом, удобную возможность вернуться домой и привезти собранную информацию. Однако такие случаи представляют собой исключения.
Разведчики также имеют возможность получить назначение на работу за рубеж под прикрытием, например, дипломатов или совершить поездку за границу, и некоторые из них пользуются такими случаями, чтобы дезертировать. Их дезертирство считается самой тяжелой потерей.
Дезертирство кадрового разведчика противной стороны является, естественно, большой удачей для контрразведки. Ведь с точки зрения количества и качества получаемой при этом информации такой источник равноценен прямому проникновению на какой-то срок в разведывательные штабы противника. Один такой доброволец-разведчик может буквально парализовать на несколько месяцев работу покинутой им разведывательной службы. Он может рассказать об организации этой службы, а также о работе и характере многих своих коллег в штаб-квартире разведки. Он может разоблачить разведчиков, действующих под разными личинами за пределами его страны. А самое главное – располагает информацией о проводимых разведывательных операциях. Однако он может и не знать многих агенте по той простой причине, что во всех разведывательных службах сведения такого характера засекречиваются и лишь немногие работники, непосредственно связанные с делом осведомлены о том, какие агенты участвуют в той или иной операции.
Глава одиннадцатая Обман противника
В разведке понятие «дезинформация» охватывает широкий круг мероприятий, с помощью которых одно государство пытается ввести в заблуждение другое государство, обычно потенциального или фактического противника, относительно своих возможностей и намерений. Наиболее активно этот метод используется в ходе войны или непосредственно накануне войны, когда его основная задача заключается в том, чтобы отвлечь силы обороны противника от участка, где намечается удар, или создать у него впечатление, что нападение вовсе не планируется, или просто ввести его в заблуждение относительно своих планов и целей.
Метод дезинформации стар, как сама история. Интересные примеры дезинформации содержатся в сочинениях Гомера и Фукидида: троянский конь, приведший к падению Трои, и хитрость греков при нападении на Сиракузы в 415 году до н. э. Во втором случае грекам удалось заслать в ряды защитников Сиракуз своего агента, который убедил сиракузцев напасть на греческий лагерь, находившийся в некотором удалении от города. Тем временем греки погрузили всю свою армию на корабли и приплыли в Сиракузы, оставшиеся фактически беззащитными.
Операции по стратегической дезинформации обычно требуют длительной и тщательной подготовки. Необходимо прежде всего выяснить, что думает противник и чего он ожидает. Дело в том, что информация, передаваемая ему, должна казаться правдоподобной и не выходить за рамки реальных планов, которые, как известно противнику, противостоящая сторона в состояний осуществить.
Затем разведка должна найти способ доведения дезинформации до противника. Успех зависит от тесного взаимодействия военного командования с разведывательной службой.
После того как союзники изгнали немцев из Северной Африки в 1943 году, всем было ясно, что следующий шаг будет предпринят в Южной Европе, неизвестно было только – где. Поскольку Сицилия явно представляла собой удобный плацдарм для дальнейшего наступления и действительно являлась целью союзников, они считали, что необходимо сделать все возможное для того, чтобы создать у немцев и итальянцев впечатление, будто союзники обойдут Сицилию. Попытка убедить немцев, что никаких военных действий вовсе не будет предпринято или что союзники двинутся через Испанию, исключалась, поскольку это было бы неправдоподобно. Дезинформация должна держаться рамок возможных действий.
Для быстрой и эффективной передачи высшему военному командованию противника правдоподобных дезинформационных сведений вряд ли найдется другой, более эффективный метод, чем «несчастный случай», если он кажется логически оправданным и налицо все признаки того, что противнику очень повезло. Такой «несчастный случай» был талантливо организован англичанами в 1943 году перед вторжением на Сицилию, и немцы восприняли его как действительное событие. В начале мая 1943 года на юго-восточном побережье Испании между португальской границей и Гибралтаром недалеко от города Уэлва был найден прибитый к берегу волнами труп английского майора. К его запястью был пристегнут портфель, в котором находились письма английского генерального штаба генералу Александеру[55] в Тунисе. В этих документах содержались явные намеки на то, что союзники намерены вторгнуться в Южную Европу через Сардинию и Грецию. Как нам стало известно после войны, немцы полностью поверили этим намекам. Гитлер направил танковую дивизию в Грецию, а итальянский гарнизон на Сицилии не получил подкрепления.
В современной истории разведки это, пожалуй, один из лучших примеров дезинформации с помощью одного мероприятия. Операция эта имела кодовое наименование «Начинка» и была детально описана одним из основных ее участников Ю. Монтэгю в книге «Человек, которого не было». Это была чрезвычайно хитроумная уловка, ставшая возможной благодаря особенностям современной войны и средствам, которые дает современная наука. Ничего неправдоподобного не было в том, что потерпел аварию самолет, на котором летел офицер с важным документом, а также в том, что его труп прибило к испанскому берегу.
В действительности для операции был использован труп только что умершего человека из гражданских. Труп облачили в форму английского майора, в карманы положили все необходимые документы, удостоверяющие его личность, визитные карточки и прочие мелочи, подтверждающие, что это действительно майор Мартин. Он был спущен на воду с английской подводной лодки, которая всплыла достаточно близко от испанского берега, чтобы была уверенность, что его прибьет к берегу. Так и случилось.
В ходе операции «Оверлорд» – высадки объединенных союзных войск в Нормандии в июне 1944 года– также эффективно использовалась дезинформация. Здесь была предпринята не одиночная акция, а целый комплекс тесно связанных между собой дезинформационных мероприятий. Хорошо известно, что с их помощью удалось заставить немцев до конца сомневаться, на каком именно участке союзники совершат высадку. В наших собственных войсках были распространены ложные слухи, исходя из предположения, что они дойдут до ушей немецких агентов в Англии и те сообщат о них куда следует. Была использована радиосвязь с агентами из французского подполья. По радио передавали ложные приказы и указания о поддержке планируемой высадки союзных войск. Было известно, что некоторые из французских агентов перевербованы немцами и что они передадут им послание, полученное от союзников. Эти агенты, таким образом, служили прямым каналом проникновения разведывательных служб. Для того чтобы убедить немцев в том, что высадка произойдет в районе Гавра, агентам, действующий в этом районе, было дано задание установить наблюдение за определенными объектами, чтобы тем самым указать немцам на возросший интерес союзников к укреплениям, железнодорожным перевозкам и т. п. Наконец, военная разведка и рекогносцировка местности были организованы таким образом, чтобы продемонстрировать крайний интерес именно к тем районам, где военные действия не планировались. Самолеты-разведчики совершали в район побережья Нормандии вылетов меньше, чем в район Гавра и др. Чтобы воспрепятствовать сосредоточению сил на севере Франции, были распространены слухи о подготовке отвлекающего нападения на Норвегию.
Имеются в основном два способа доведения дезинформации до противника. Можно организовать какое-либо происшествие, подобно тому, как это сделали англичане в Испании. Такие «несчастные случаи» кажутся правдоподобными, поскольку они часто происходят в силу превратностей войны. История знает множество случаев, когда курьеры с важными сообщениями попадали в руки противника. Другой способ заключается в том, чтобы заслать к противнику своего агента, который будет делать вид, что сообщает о наших планах, как это сделали афиняне в Сиракузах. Таким агентом может быть «перебежчик» или какое-нибудь «нейтральное лицо». В данном случае, как и при проведении всех контрразведывательных мероприятий по проникновению к противнику, задача заключается в том, чтобы заставить противника поверить агенту. Нельзя рассчитывать, что он просто появится с сенсационной военной информацией и ее признают достоверной, если он не будет в состоянии объяснить, почему пошел на такой поступок, а также каким образом добыл информацию.
С появлением радио возник совершенно уникальный канал дезинформации. Например, на территорию противника выброшен парашютист с портативным передатчиком и его захватили. Он признался, что направлен с заданием собирать шпионскую информацию о передвижении войск противника и передавать эти сведения в разведывательный центр по радио. Вполне возможно, что такого агента расстреляют после того, как он расскажет о своем задании, а возможно, что его расстреляют и до этого. Однако весьма вероятно, что противник сочтет целесообразным оставить его в живых, поскольку его рация является прямым каналом для передачи дезинформации разведке противника. Если разведывательная служба, пославшая агента, знает, что он захвачен и работает «под контролем» противника, она может и дальше давать ему задания, с тем чтобы ввести в заблуждение противника. Например, если ставится задание дать информацию о сосредоточении войск в районе А, то тем самым создается впечатление, что в этом районе планируются какие-то военные действия. Этот тактический прием также использовался союзниками при подготовке высадки в Нормандии.
Менее значительные по своему характеру дезинформационные мероприятия, в основном оборонительного характера, связаны с маскировкой важных объектов. Во время второй мировой войны для того, чтобы ввести в заблуждение бомбардировочную авиацию фашистов, аэродромы в Англии замаскировывались таким образом, что с воздуха казались фермами. Ангары обкладывались дерном, а мастерским придавали вид сараев, помещений для скота или каких-либо сельскохозяйственных строений. Еще большее значение имели другие мероприятия – в ряде районов расчищались площадки и на них устанавливались макеты самолетов, с тем чтобы эти площадки выглядели как настоящие авиационные аэродромы. В соответствующих районах вдоль морского побережья ставили макеты военных кораблей там, где они в действительности могли бы находиться.
Операции по стратегической дезинформации требуют самого тесного сотрудничества всех участвующих в них органов государственного аппарата и обеспечения полной секретности. В силу этого демократическим государствам трудно осуществлять широкие дезинформационные мероприятия, за исключением военного времени, когда устанавливаются особые меры контроля. В ином, безусловно выгодном, положении находятся Советы. В условиях централизации и полного контроля над средствами информации в их стране они могут гораздо эффективнее, чем мы, проводить дезинформационные операции. Советы зачастую с некоторой помпой выставляют на обозрение такие виды оружия, которые должны отвлечь внимание от другого, уже имеющегося у них или еще только разрабатываемого вида вооружений. Показывались также образцы самолетов и техники, которую они не собирались принимать на вооружение.
Например, во время авиационного парада в июле 1955 года в присутствии дипломатов и военных атташе пролетала армада советских тяжелых бомбардировщиков нового типа, причем этих самолетов оказывалось гораздо больше, чем можно было ожидать. В результате создавалось впечатление, что за последнее время с конвейера сходит значительное число тяжелых бомбардировщиков и что Советы, следовательно, намерены увеличивать мощь своей тяжелой бомбардировочной авиации. Впоследствии выяснилось, что одна и та же эскадрилья летала по кругу, вновь появляясь над Красной площадью через каждые несколько минут. Цель состояла в том, чтобы создать впечатление, будто Советы концентрируют свое внимание на строительстве бомбардировщиков. В действительности они вскоре намеревались сделать больший упор на создание ракетных систем.
В целях дезинформации может быть использован также такой канал, как светские встречи. Когда советский дипломат сугубо доверительно скажет что-то на обеде своему коллеге из нейтральной страны, он обычно рассчитывает на то, что этот нейтрал бывает также и на обедах у англичан и американцев. Это «случайно оброненное замечание» содержалось в директиве Министерства иностранных дел СССР. Когда в разведцентре где-нибудь на Западе станут изучать «случайно оброненную фразу», обнаружится, что ее содержание в основном совпадает с тем, что сказал советский представитель на коктейле где-нибудь за десять тысяч миль от этого места. Таким образом, создается впечатление, что два заявления подтверждают друг друга. В действительности оба русских действовали в соответствии с разработанной операцией по политической дезинформации.
Одна из самых успешных, рассчитанных на длительный срок операций по политической дезинформации Запада была проведена накануне и в ходе второй мировой войны, с тем чтобы создать впечатление, будто народное движение в Китае – это не коммунистическое движение, а повседневная борьба за социальные и «аграрные» реформы. Эта дезинформация распространялась через находящихся под коммунистическим влиянием журналистов на Дальнем Востоке, а также через организации, в которые проникли коммунисты на Западе.
Когда кто-то преднамеренно обманывает, он может иногда ввести в заблуждение не только врага, но и друга. В дальнейшем, когда он снова, захочет обмануть, ему уже не поверят. Зачастую, боясь быть обманутой противником, разведка не могла по достоинству оценить информацию, случайно попавшую в ее руки.
Если вы все время ожидаете от противника хитростей и обмана, то буквально все происходящее может восприниматься вами как обман с его стороны. Побочный результат дезинформации, после того как одна акция оказалась успешной, заключается в том, что она лишает противника способности правильно оценивать другие разведывательные сведения. Он будет относиться ко всему подозрительно и недоверчиво. Противник не захочет, чтобы его вновь поймали врасплох.
10 января 1940 г., когда шел первый год второй мировой войны, немецкий связной самолет, летевший из одного пункта в Германии в другой, попал в облачность, сбился с курса, у него кончился бензин и он совершил вынужденную посадку, как оказалось, в Бельгии. На борту самолета имелись все планы немецкого вторжения во Францию через Бельгию, о чем Гитлер уже отдал приказ. Когда майор немецких ВВС, пилотировавший самолет, понял, где он приземлился, он быстро разжег костер и попытался сжечь документы, находившиеся в самолете. Однако представители бельгийских властей захватили его прежде, чем он успел уничтожить бумаги, и спасли достаточное количество полуобгорелых и вовсе не пострадавших документов, чтобы можно было уяснить суть немецких планов.
Некоторые высокопоставленные английские и французские чиновники, изучавшие этот материал, сочли, что это немецкая дезинформационная акция. Трудно было поверить, что немцы могли разрешить небольшому самолету лететь в плохую погоду в непосредственной близости от бельгийской границы, имея на борту детальный план вторжения. Таким образом, внимание сосредоточивалось на обстоятельствах, а не на содержании самих документов. Черчилль пишет, что он был против такой оценки. Поставив себя на место германских лидеров, он задался вопросом: какую выгоду они могли получить в данный момент при помощи подобной дезинформации, предупреждая с помощью фальшивых планов Бельгию и Голландию? Очевидно – никакой. Как мы выяснили после войны, вторжение в Бельгию, намечавшееся на 16 января, то есть через шесть дней после вынужденной посадки самолета, было перенесено Гитлером на несколько более поздний срок главным образом потому, что немецкие планы попали в руки союзников.
Случаи подобного рода, заставляющие пугаться призраков дезинформации, не единичны. Уже отмечалось, что, если вы направляете к противнику агента с целью дезинформации, должны добиться, чтобы этому агенту поверили. К неожиданно выпавшей удаче в разведке иногда относятся с недоверием и оставляют ее без внимания, поскольку подозревают, что это – дезинформация. Так произошло у нацистов в конце второй мировой войны с делом «Цицерона» – албанца,[56] служившего лакеем у английского посла в Турции. Ему удалось подобрать ключи к личному сейфу посла и добраться до совершенно секретных английских документов по вопросам ведения войны. Однажды он предложил немцам купить эти документы, а также взялся и впредь добывать для них аналогичные материалы. Предложение было принято, однако некоторые специалисты Гитлера в Берлине никак не могли поверить, что это не трюк англичан. Правда, здесь были более сложные причины, чем просто опасение возможной дезинформации.
Этот случай служит прекрасным примером того, как предвзятые мнения могут помешать правильно оценить достоверную разведывательную информацию. Документы, добытые «Цицероном», свидетельствовали о подготовке широкого наступления и наращивании сил союзников. Информация полностью противоречила тем иллюзиям, которые питали высшие немецкие круги. Кроме того, соперничество и разногласия между различными органами германского руководства помешали трезво оценить полученную информацию. Разведывательная служба во главе с Гиммлером и Кальтенбруннером враждовала с дипломатическим ведомством, которое возглавлял Риббентроп. Поэтому, если Кальтенбруннер считал информацию достоверной, Риббентроп автоматически был склонен считать ее никуда не годной. Объективный анализ оперативных данных исключался в обстановке, когда враждующие нацистские бонзы дрались за власть и престиж. В сведениях, добытых «Цицероном», Риббентроп и дипломатическая служба подозревали дезинформацию. В результате, насколько можно судить, материалы, предоставленные «Цицероном», не оказали заметного влияния на стратегию нацистов. Вопреки широко распространенному мнению, нет также доказательств того, что нацисты получили от «Цицерона» какую-либо информацию о планируемом вторжении в Европу, за исключением, возможно, кодового наименования операции «Оверлорд».
Другой комичный момент в этом деле заключается в том, что нацистская разведка выплатила этому ценнейшему агенту сотни тысяч фальшивых фунтов стерлингов. И он с тех пор пытается добиться от германского правительства вознаграждения за оказанные услуги настоящими купюрами.
Глава двенадцатая Использование разведывательной информации
Информация, собранная разведкой или составленная аналитиком, не принесет большой пользы, если не попадет в руки «потребителей», то есть тех, кто определяет политику. Делать это надо своевременно, в четкой и ясной форме, чтобы разведывательные сведения легко можно было связать с той политической проблемой, которой в данный момент занимаются лица, пользующиеся разведывательной информацией.
Выполнить эти требования нелегко, поскольку общая масса получаемой разведывательной информации колоссальна и затрагивает многие вопросы. Ежедневно в штаб-квартиру ЦРУ поступают тысячи сообщений непосредственно или через другие органы правительства, особенно государственный департамент и военные ведомства. К этим сообщениям добавляется значительное число материалов, подготовленных в результате исследований, проведенных учеными. Если учесть все, что нам надо знать о событиях, происходящих за «железным занавесом» и еще в сотнях других стран, этот объем информации не покажется удивительным. В любом уголке мира могут произойти события, которые затронут безопасность Соединенных Штатов. Каким же образом вся эта масса информации проходит через различные органы, занимающиеся ее сбором, и как она обрабатывается в государственном департаменте, министерстве обороны и ЦРУ?
Между этими тремя органами происходит постоянный и зачастую автоматический обмен важными разведывательными сведениями. Конечно, кто-то должен решить, что считать «важным», и установить приоритет для различных видов информации. Отправитель разведывательного сообщения (им может быть любой из наших многочисленных служащих за границей – дипломатов, военных или разведчиков) зачастую характеризует его как важный. Однако вопрос о ценности информации обычно решается тем, кто ее получает. Если сообщение содержит сведения особо острого характера, возможности начала войны или о серьезной угрозе нашей национальной безопасности, то отправитель направит его по таким каналам, которые обеспечиваю автоматическое доведение до работников разведки в государственном департаменте, военном ведомстве и ЦРУ. Последнее в качестве органа, координирующего внешнюю разведку, имеет доступ ко всей разведывательной информации, поступающей в любое ведомство нашего правительства. Такое положение закреплено законом.[57]
За важной разведывательной информацией, поступающей в государственный департамент, военное министерство и ЦРУ, установлен круглосуточный контроль. В рабочее время (в разведке оно никогда не бывает регламентированным) специально выделенные офицеры рассматривают поступающую информацию в поисках каких-либо фактов особо острой направленное. В долгие ночные часы дежурство осуществляют специальные работники в трех указанных выше ведомства Они тесно связаны друг с другом, со временем близко узнают друг друга и постоянно обмениваются соображениями относительно того, какие косвенные признаки могут свидетельствовать о назревании кризис. На случай, когда в потоке сообщений, поступающих в ночное время, появится какое-то очень важное известие, обеспечена возможность немедленного извещения непосредственных начальников. Последние решают, кого из высших политических руководителей – от президента и до ответственных руководящих работников государственного департамента, министерства обороны и ЦРУ – следует немедленно поставить в известность. Аналитики следят также и за материалами печати радиопередачами, включая передачи из Советского Союза и коммунистического Китая. Сведения крайне важные и вместе с тем открытые – смерть Сталина, восстание в Ираке, убийство политического лидера – могут сначала стать известными через органы массовой информации. Наши чиновники за границей в настоящее время располагают самыми быстродействующими средствами передачи сообщений из наших посольств и с объектов, находящихся за границей. Однако эти сообщения должны подвергнуться зашифровке и расшифровке, вследствие чего газеты иногда сообщают новости первыми.
Когда происходит какое-то важное событие, затрагивающее нашу безопасность и требующее принятия политических решений и мер, разведка обычно производит анализ – постфактум, чтобы установить, насколько эффективно использовалась имеющаяся информация и насколько своевременно был получен сигнал. Например, революция в Ираке в 1958 году или возведение Берлинской стены 13 августа 1961 г. потребовали такого анализа, поскольку эти события не были четко предсказаны разведкой. Цель анализа заключается в том, чтобы получить представление о степени внимательности и готовности разведки к выполнению поставленных задач. Если имела место неудача в деле предварительного предупреждения или в области использования имевшейся разведывательной информации, устанавливаются ее причины и делается все, чтобы найти возможность устранить выявленные недостатки.
Обработка поступающей разведывательной информации ведется по трем основным линиям. Во-первых, ежедневная и ежечасная обработка текущей разведывательной информации. Во-вторых, изучение всей имеющейся информации по проблемам, представляющим интерес для наших руководящих деятелей, разрабатывающих политику. Эту информацию можно назвать «основополагающей разведывательной информацией». Например, одна группа аналитиков может заниматься обработкой сообщений о советской экономике; другая – о сельском хозяйстве; третья – о металлургии и выпуске средств производства; четвертая – о развитии самолетостроения и ракетостроения. В-третьих, ведется подготовка разведывательных оценок, описываемых ниже.
Время для детального анализа и оценки каждого важного сообщения, которое должно лечь на стол государственных чиновников, участвующих в разработке государственной политики, бывает крайне ограниченным. Поэтому чрезвычайно важно помнить, что «разведывательное сырье», «сырье», необработанные разведданные – вещь опасная, так как даже автор этого сообщения не может гарантировать ее достоверности и полноты. В связи с этим деятелей, разрабатывающих политику и получающих подобную разведывательную информацию в виде периодически выпускаемых разведывательных бюллетеней (или в виде отдельной сводки, если важность информации требует особого подхода), предупреждают, чтобы они не принимали решений основании «сырого» разведывательного материала.
В этих бюллетенях, ежедневном и еженедельном, суммируются важные события, происшедшие во всем мире за прошедшие дни и даже часы. В них содержатся оценки, даваемые отправителем информации или ЦРУ после консультации с представителями других разведывательных правительственных ведомств. Для этой цели представители ведомств часто встречаются и просматривают сообщения, которые должны быть включены в ежедневный бюллетень. Новые сведения могут добавляться в ежедневный бюллетень вплоть до утра того дня, когда он выходит. Когда такая разведывательная информация рассылается, она зачастую сопровождается пояснительной запиской об источнике, способе получения и достоверности. На некоторых сообщениях имеются свои отметки о степени их достоверности, однако в большинстве бюллетеней эти указания отсутствуют.
Помимо сообщений, содержащих «сырую» разведывательную информацию, и помимо работы по подборке «основополагающих разведывательных данных» составляются также доклады о позиции отдельных стран, которые обычно именуются «национальными оценками». Эти доклады готовятся совместно всеми ведомствами, занимающимися разведкой на основе всей имеющейся по данной проблеме разведывательной информации.
Здесь мы подходим к одному из самых важных этапов всей разведывательной деятельности – оценке, анализу и обобщению всего объема полученной информации, касающейся тех или иных предстоящих событий, объектов и т. п., который должен принести значительную пользу государственным деятелям, разрабатывающим политический курс страны при рассмотрении ими самых различных и наиболее острых проблем сегодняшнего дня: Берлин, Куба, Лаос, цели объекты коммунистов, планы Советов в области обычных вооруженных сил и ядерного оружия, состояние экономики СССР и коммунистического Китая. Перечень проблем можно продолжать до бесконечности, и проблемы эти, конечно, связаны не только с коммунистическим блоком. Иногда оценки должны даваться немедленно. Иногда, особенно в случае перспективных оценок, они даются после аналитических исследований, продолжающихся многие недели.
Одной из основных причин создания ЦРУ была потребность в механизме, который координировал бы работу по составлению разведывательных оценок, чтобы президент, государственный секретарь и министр обороны могли получать единый и обоснованный анализ фактов, возникающих ситуаций, затрагивающих наши национальные интересы. Президент Трумэн, внесший в 1947 году законопроект о создании ЦРУ, в мемуарах пишет; о необходимости такого механизма «Война доказала нам необходимость так организовать сбор разведывательной информации, чтобы мы имели ее по тем проблемам, по которым это необходимо, и в нужное время и чтобы она была облечена в ясную и понятную форму. Если она неясна и непонятна, она бесполезна».
Далее Трумэн описывает систему координации разведывательной деятельности и переходит к вопросу о предоставлении разведывательной информации лицам, ответственным за разработку политики: «Всякий раз, когда Совет национальной безопасности собирается рассматривать какие-либо политические планы, скажем, политику в отношении Юго-Восточной Азии, он тут же предлагает ЦРУ дать оценку возможных последствий этой политики. Директор ЦРУ участвует в работе Совета национальной безопасности и постоянно информирует его членов по мере рассмотрения ими стоящей проблемы. Его оценки выражают мнение ЦРУ и учитывают точки зрения всех других органов, представляющих информацию ЦРУ.[58] К их числу относятся армейская разведка, разведка ВВС, военно-морская разведка, государственный департамент, ФБР, директор разведывательной службы Федеральной комиссии по атомной энергии[59] Наконец, государственный секретарь дает свои окончательные рекомендации по рассматриваемым политическим планам и президент принимает окончательное решение»[60]
То, что Трумэн называет «органами, предоставляющими информацию ЦРУ», – это фактически созданный в 1950 году разведывательный консультативный комитет, который впоследствии был преобразован в разведывательное бюро Соединенных Штатов, часто именуемое разведывательным сообществом. В состав разведывательного сообщества входит помимо указанных выше еще один член – руководитель вновь созданного Разведывательного управления министерства обороны, координирующего работу армейской, военно-морской и военно-воздушной разведывательных служб и играющего все возрастающую роль в разведывательном сообществе. То же можно сказать и о разведывательном подразделении государственного департамента,[61] глава которого имеет ранг помощника государственного секретаря. Разведывательное бюро регулярно, раз в неделю, собирается на заседание. Заседания могут проводиться и чаще, в периоды кризисных ситуаций или когда получено важное разведывательное сообщение. Директор Центрального разведывательного управления, являющийся председателем Разведывательного бюро, несет ответственность за оценки, вырабатываемые на заседаниях этого бюро. Однако, если кто-либо из членов бюро не согласен с выработанной оценкой и хочет указать на этот факт, его мнение излагается в примечании к разведывательной оценке, которая направляется президенту и заинтересованным членам Совета национальной безопасности.
В настоящее время приняты меры, обеспечивающие директору ЦРУ возможность установления в чрезвычайных ситуациях незамедлительного контакта с президентом и другими высшими должностными лицами в администрации. Многолетний опыт показывает, что эта система действительно функционирует успешно. За все время моей работы на посту директора ЦРУ не произошло ни одного случая, когда я не смог бы в течение нескольких минут передать президенту разведывательное донесение, казавшееся крайне важным.
В ЦРУ был создан Совет национальных оценок, в состав которого входят как гражданские, так и военные специалисты-разведчики. Задача совета заключается в подготовке предварительных проектов большинства оценок и согласовании этих проектов с членами Разведывательного бюро США. Для изучения сугубо специальных вопросов, таких как советские ракеты, программы строительства военно-воздушных сил и ядерных вооружений, были созданы компетентные технические комитеты при Разведывательном бюро. В некоторых случаях для консультации могут привлекаться специалисты неправительственных организаций.
Очевидно, что работа по подготовке варианта оценки, передача его в Разведывательное бюро, окончательная формулировка доклада и возможных особых мнений и, наконец, передача доклада деятелям, ответственным за разработку политики, – это длительная процедура. Бывают нередко случаи, когда требуются «молниеносные» оценки. Один из них имел место в связи с суэцким кризисом в ноябре 1956 года.[62] Я выехал из Вашингтона на мой избирательный участок в штате Нью-Йорк. Но накануне дня выборов мне позвонил по телефону генерал Чарлз Кейбелл, заместитель директора ЦРУ. Он зачитал текст только что полученной советской ноты. Булганин[63] угрожал Лондону и Парижу применением ракет, если английские и французские войска не уйдут из Египта. Я попросил генерала Кейбелла созвать заседание представителей разведывательного сообщества и тут же вылетел в Вашингтон. Разведывательное бюро заседало всю ночь, и рано утром в день выборов я представил президенту Эйзенхауэру нашу согласованную оценку намерений Советского Союза и вероятного направления его действий в связи с кризисом.
Содержание этих и других оценок обычно хранится в секрете. Однако общественность должна знать, что существует такой механизм и что он может действовать оперативно. Это важное звено в структуре обеспечения нашей национальной безопасности.
Еще до того как 22 октября 1962 г. президент Кеннеди обратился к стране с посланием о тайной транспортировке ракет среднего радиуса действия на Кубу, разведывательное сообщество уже располагало сообщениями от агентов и беженцев о сооружении ракетных баз на Кубе. Было хорошо известно, что в течение некоторого времени Кастро (или Советы якобы в интересах Кастро) создавал целую серию баз ракет класса «земля – воздух».[64] Однако дальность действия этих ракет невелика, и предполагалось, что их основное назначение заключалось в том, чтобы обеспечить оборону от возможных налетов авиации. Поскольку сообщения поступали преимущественно от лиц, плохо разбирающихся в ракетной технике, на их основе невозможно было сделать окончательный вывод, все ли ракеты, о которых они говорят, ракеты малого радиуса действия или же здесь присутствует нечто более зловещее.
Собранных сведений, однако, было достаточно, чтобы разведывательное сообщество приняло решение о проведении более серьезного научного и точного анализа происходящих событий. Были возобновлены разведывательные полеты и получены конкретные данные, которые легли в основу послания президента стране и его мер по блокаде Кубы. Потребовалось, конечно, произвести не только самый тщательный разведывательный анализ, но и незамедлительно дать разведывательные оценки. Как заявил президент, воздушная разведка установила, вне всяких сомнений, что на территории Кубы сооружается нечто большее, чем объекты противовоздушной обороны. Между прочим, это был случай, когда, безусловно, следовало придать гласности выводы разведки. Последующие заявления и действия Хрущева подтвердили точность этих выводов.
Это был еще один случаи, когда требовалась «молниеносная» оценка. Чаще оценки можно готовить в более спокойной обстановке, хотя в настоящее время поспешность характерна для всей разведывательной деятельности.
Независимо от того, появилась ли оценка в результате многих недель аналитической работы или ее составили «за ночь», на конечном результате работы сказываются годы обучения искусству разведывательного анализа. Например, в случае с Кубой оценку можно было дать быстро лишь благодаря многим годам упорной работы специалистов высшей квалификации в области анализа материалов аэрофотосъемки. Эти работники приобрели такой опыт в расшифровке фотографий ракетных баз, что там, где новичок ничего не разобрал бы или мог бы дать неправильную оценку, они, посмотрев заснятые на пленку ракеты на Кубе, дали ясный и точный разведывательный вывод.
Разведывательный анализ должен проводиться по всем странам, где могут оказаться затронутыми наши интересы, и в специфических областях, особенно интересующих разведку, таких как достижения Советов в области ядерной физики, баллистики, аэродинамики, исследования космоса, а также в области промышленности, сельского хозяйства и транспорта. Естественно, для нас может иметь значение политическая, экономическая и социальная обстановка в различных странах. Припоминаю, что как-то мне нужно было быстро получить развернутую информацию о Гренландии. Буквально через несколько минут передо мной уже лежали материалы по географии, геологии, климатическим условиям, народонаселению и истории этого малопосещаемого района.
Все это отнюдь не просто автоматизация, подшивка и хранение старых докладов и умение нажать нужную кнопку, чтобы получить ответ. Автоматизация помогает и ускорять весь процесс. Однако по мере того как мы все дальше будем продвигаться в век научных достижений, сложные машины и научные приборы по отысканию информации будут требовать все более высокой квалификации со стороны операторов и аналитиков. Без этого информация, полученная с помощью научных методов, а также посредством шпионажа, будет давать мало пользы. Только терпеливый аналитик сопоставляет факты, раздумывает над ними, проверяет различные гипотезы и делает выводы. Для решения этих задач ему нужны солидная подготовка, воображение и оригинальность мышления кропотливого ученого.
Некоторые оценки запрашиваются высокопоставленными должностными лицами, чтобы использовать их при решении конкретных проблем или уяснить с их помощью, каким образом будут реагировать другие государства на те или иные действия, намечаемые нами. Другие оценки готовятся регулярно, например периодические доклады о военных и технических приготовлениях Советского Союза. Прежде чем приступить к оценке, дается указание ускорить сбор разведывательных данных, чтобы попытаться заполнить некоторые пробелы в наших знаниях, необходимых для полного анализа проблемы. Такие пробелы могут быть в военной или экономической информации, а также в нашей информации относительно того или иного правительства в конкретный момент. Наконец, часто оценки готовятся в связи с тем, что кто-либо из членов разведывательного сообщества сочтет, что та или иная ситуация заслуживает особого внимания. Облачко на небе бывает величиной с кулак, но оно может предвещать бурю. Обязанность разведки заключается в том, чтобы объявить тревогу до того, как ситуация приобретет кризисный характер. Хотя разведку иногда обвиняют в том, что она не предупредила о том или ином кризисе, прессе не известны те случаи, когда она дала, и своевременно, необходимое предупреждение, поскольку эта сторона деятельности разведки обычно не афишируется.
Имеется круг вопросов, которым постоянно уделяется особое внимание и по которым разведывательные оценки готовятся наиболее часто, – это в первую очередь вопрос о военной угрозе, особенно со стороны Советского Союза. Речь идет о советских программах и достижениях в области ракетостроения, производства ядерных боеголовок, строительства атомных подводных лодок, самолетов новых типов и всего остального, что может обеспечить Советам прорыв в этих областях, а также в исследовании космоса. Эти задачи из числа самых сложных, какие приходится решать работникам разведки, составляющим оценки.
Здесь приходится учитывать возможности Советов производить данное вооружение, роль, отводимую этому вооружению военными специалистами, и место, которое оно действительно занимает во всей системе вооружений. Всегда трудно предсказать, в какой мере упор будет делаться на данный вид вооружений, пока не завершена стадия проектирования, не испытана эффективность этого оружия и заводы не получили указания приступить к его фактическому выпуску. Пока те или иные виды советского оружия находятся на ранних стадиях разработки, в наших оценках упор будет делаться на возможность и вероятные направления действии. После получения дополнительных конкретных данных можно дать более полную оценку перспектив производства этого вида оружия.
Например, в 1954 году имелись данные, свидетельствовавшие, что Советский Союз производит межконтинентальные тяжелые бомбардировщики дальнего радиуса действия, сходные с нашими самолетами Б-52. Сначала все говорило о том, что русские приняли эту машину на вооружение в качестве одного из основных компонентов своих наступательных сил и собираются производить тяжелые бомбардировщики настолько быстрыми темпами, насколько это позволят их экономика и производственные мощности. Министерство обороны затребовало оценку вероятного наращивания мощи бомбардировочной авиации такого типа на ближайшую перспективу и получило ее от разведывательного сообщества. Оценка основывалась на знании советской авиационной промышленности и типов самолетов, находящихся в производстве, а также учитывалось, насколько возрастет их выпуск, исходя из существующего уровня производства и ожидаемого расширения производственных мощностей. Имелись веские основания полагать, что Советы, если бы захотели, могли выпускать бомбардировщики быстрыми темпами. Когда составлялась оценка, имелись данные, подтверждавшие, что Советы хотят и намерены реализовать свои возможности. Все это вызвало в нашей стране разговоры об американском «отставании по бомбардировщикам».
Естественно, разведка пристально следила за развитием событий. Однако производство росло не такими быстрыми темпами, как предполагалось. Поступали сведения о том, что боевые характеристики тяжелого бомбардировщика оказались менее чем удовлетворительными. И, вероятно, в 1957 году советские руководители явно решили резко ограничить производство тяжелых бомбардировщиков. Нашего отставания по бомбардировочной авиации так и не произошло. Положение вполне разъяснилось, когда появились тревожные данные об успехах русских в области создания межконтинентальных баллистических ракет. Таким образом, хотя прежние оценки возможностей производства бомбардировщиков были верными, однако по политическим соображениям возникла необходимость в подготовке новой оценки о перспективах развития ракетного оружия в СССР.
Намерения могут изменяться или даже вовсе пересматриваться, и поэтому разведывательные оценки никогда не могут быть окончательными.
Советская программа ракетостроения, так же как и программа выпуска бомбардировщиков, претерпела ряд изменений. Советы рано, вероятно раньше нас, поняли значение ракет как оружия будущего и потенциального психологического воздействия на население и достижений в области завоевания космоса. Они поняли это еще до того, как стало ясно, что размеры ядерной боеголовки и ее вес могут быть настолько уменьшены, что для переброски их на значительное расстояние можно будет использовать большие ракеты, необходимость создания которых была ими правильно расценена как дело наиболее перспективное. В силу географического положения их стратегические потребности отличаются от наших, и они вскоре осознали, что ракеты ближнего и среднего радиуса действия будут иметь большую ценность для осуществления их планов.
Зарождение программы ракетостроения относится концу второй мировой войны, когда Советский Союз, тщательно проанализировав успехи немцев в области создания снарядов ФАУ-1 и ФАУ-2, приложил необходимые усилия для того, чтобы в ходе завоевания Восточной Германии захватить как можно больше немецких опытных образцов и немецких специалистов-ракетчиков.
Однако было бы ошибкой приписывать нынешние успехи советского ракетостроения в значительной мере немцам. Русские сами имеют длительный опыт работы в этой области и быстро достигли в ней высокого мастерства. Они никогда полностью не доверяли немцам, но выкачали из них все знания, держали их несколько лет за чертежными досками вдали от испытательных полигонов, а затем отправили большинство из них в Германию. Хотя эти люди и были полезными источниками разведывательной информации, однако они никогда не соприкасались с производством ракет и могли рассказать лишь о том, над чем сами непосредственно трудились.
В течение первого послевоенного десятилетия мы располагали лишь отрывочными сведениями о советском ракетостроении. Чертежные доски молчат, а ракеты ближнего радиуса не очень заметны. Когда были использованы новые научно-технические методы и когда начиная с 1956 года появилась возможность сделать фотоснимки с самолета У-2, в руки сгоравших от нетерпения сотрудников разведки начала поступать достоверная разведывательная информация. Нетерпение их было понятным, так как на них оказывали сильное давление работники министерства обороны, занимающиеся вопросами ракетостроения, а также противоракетной обороной. В этой области планировать следует на длительный срок, и министерство обороны считало, что правильнее будет предложить разведывательному сообществу дать оценку вероятных достижений Советов в области ракетостроения на ряд последующих лет.
Так же как и в случае с производством советских бомбардировщиков, разведывательное сообщество, я могу прямо сказать, было бы не в претензии, если бы от него не требовали подобного гадания на кофейной гуще, однако для разработки наших военных планов необходимы оценки и такого рода. Лица, занимающиеся военным планированием, говорят работникам разведки: «Если вы не дадите нам оценок на будущее, нам придется их сделать самим, но вы, разведчики, ведь имеете больше возможностей, чем мы». Если бы разведывательная служба стала отрицать этот факт, это было бы равнозначно признанию, что она не может справиться со своей работой.
Таким образом, нужно было рассчитать потенции производства ракет в Советском Союзе, исходя из оценки производственных и конструкторских возможностей на конкретный период. Вновь пришлось решать, каким образом Советский Союз распределит всю совокупность своих возможностей в военной области? Сколько средств будет брошено на ракетостроение? Сколько на развитие ядерного потенциала? Сколько на тяжелые бомбардировщики, а также на истребители и ракеты класса «земля – воздух» для противовоздушной обороны? Сколько на подводный флот? Сколько на средства нападения и сколько на оборону?
Из-за неуверенности, имевшей место в конце 50-х годов, в стране пошли споры о так называемом отставании в области ракет. Затем на основе некоторых уточненных оценок возможностей русских и выяснения их намерений и общей стратегии были сделаны выводы о количестве ракет и ядерных боеголовок, которыми они будут располагать и которые будут иметь на стартовых позициях через несколько лет.
Безусловно, испытания ракет, проведенные Советским Союзом в 1957 году и позже, показали, что СССР находится на достаточно высоком уровне в области создания межконтинентальных баллистических ракет. Запуск ракет на расстояние 7–8 тыс. миль в центральный район Тихого океана был хорошо разрекламирован точно так же как и выведение первого спутника на орбиту. Испытания ракет средней дальности действия также, очевидно, имели положительные результаты. Однако неизвестно было, установят ли русские свои громоздкие и неуклюжие, хотя и достаточно эффективные, межконтинентальные баллистические ракеты первого поколения на боевых позициях или же подождут появления ракет второго или третьего поколения. Намерены ли они как можно скорее использовать результаты временного превосходства в области ракетостроения? Теперь, по-видимому, на этот вопрос надо ответить, что они избрали более упорядоченный план ракетостроения. Вскоре появились данные, говорящие о том, что темпы производства межконтинентальных баллистических ракет в Советском Союзе, так же как и в случае с бомбардировщиками, были пересмотрены в сторону понижения.
Сегодня после кубинского инцидента вполне можно сделать вывод, что Советы решили пойти на значительный риск, сооружая на Кубе базы для баллистических ракет среднего радиуса действия, имеющих целью поражение территории Соединенных Штатов, в качестве эквивалента значительного дополнения к числу тех межконтинентальных баллистических ракет, которые расположены в глубине территории России.
Во всяком случае, собранные разведкой сведения о советских ракетах были достоверными и полными с точки зрения определения характера и мощи потенциальной угрозы. Точно так же была получена своевременная и полная разведывательная информация о производстве в Советском Союзе мощных ракетных двигателей и о работе по созданию спутников. Эта разведывательная информация заставляла нас самих более активно действовать в области ракетостроения и освоения космоса.
Переходя от военной области к политической, мы видим, что при составлении политических оценок возникаю г еще более сложные проблемы. Анализ человеческого поведения и ожидаемой реакции в условиях данной ситуации никогда нельзя поручать счетной машине. И здесь иногда в тупик заходит даже самый опытный аналитик.
Более десяти лет назад, осенью 1950 года, нашей стране приходилось принимать в Северной Корее трудное решение о том, следует ли продвигаться вперед к реке Ялу, чтобы объединить Корею.[65] Если мы поступим таким образом, какова будет реакция китайских коммунистов? Ответят ли они незамедлительным ударом или ничего не предпримут при определенных условиях, например если наступающие войска будут в основном состоять из корейцев, а не из американцев или сил ООН или если мы не будем нарушать систему снабжения Китая корейской электроэнергией?
В тот момент мы располагали точными разведывательными данными о дислокации и численности войск китайских коммунистов за рекой Ялу. Нам приходилось оценивать намерения как Москвы, так и Пекина. Мы не были посвящены в их секретные решения. В подобных случаях работник разведки поступит излишне самонадеянно, если выскажет твердое суждение, не имея сведений о дислокации и перемещении войск, о подвозе предметов стратегического значения и т. д. Я могу объективно говорить об оценках 1950 года, поскольку они делались как раз перед тем, как я пришел на работу в ЦРУ. Составители оценок пришли к выводу, что ситуация может развиваться двояко, но в большей степени склонялись к мнению, что при определенных обстоятельствах китайцы, вероятно, не вмешаются. Фактически мы не знали, что предпримут китайские коммунисты, насколько сильное давление окажет на них Советский Союз и какую поддержку окажет им, если они выступят.
Нельзя думать, что реакция коммунистического лидера и его действия будут такими же, как действия наших политиков, или что он всегда правильно оценит нашу реакцию. В октябре 1962 года Хрущев, по-видимому, считал, что ему удастся незаметно доставить ракеты на Кубу, установить и замаскировать их, а затем в подходящий, по его мнению, момент поставить Соединенные Штаты перед свершившимся фактом, с которым мы примиримся, чтобы избежать возникновения войны. Безусловно, он допустил просчет. Но ведь и в нашей стране кое-кто ошибался, полагая, что Хрущев не предпримет попытки установить наступательное оружие Кубе прямо под нашим носом.
Вопросу о роли разведки на начальном этапе кубинского кризиса в октябре 1962 года был посвящен публичный доклад подкомиссии сенатской комиссии по вооруженным силам, представителем которой был сенатор Джон Стеннис (от Миссисипи). Основной вывод подкомиссии состоял в следующем: «Ошибочные суждения и склонность представителей разведывательного сообщества считать, что установка стратегических ракет на Кубе противоречит политике Советов, привели к принятию таких разведывательных оценок, которые, как впоследствии выяснилось, были неверными».
Эти критические замечания в адрес разведки относятся к сентябрю – началу октября, когда еще не были получены необходимые материалы аэрофотосъемки. В то время некоторые разведывательные оценки в общем сводились к тому, что Советы вряд ли станут устанавливать на Кубе ракеты среднего радиуса действия, то есть такие ракеты, которые могут поразить глубинные районы Соединенных Штатов. Однако некоторые, особенно Маккоун, директор ЦРУ, выражали тогда по этому поводу серьезные опасения. Однако разведывательное сообщество в целом считало, что Хрущев не станет рисковать, принимая меры, непосредственно угрожающие Соединенным Штатам, меры, от которых, как показали последующие события, он готов был тут же отказаться, столкнувшись с сильным противодействием со стороны США. Куба – это еще один случай, подтверждающий, что и впредь нам следует ожидать от Хрущева неожиданных, необычных, неадекватных действий, если он будет уверен, что сможет не только наступать, но и отступить, когда сопротивление станет слишком сильным, отступить, не нанося серьезного ущерба своему положению внутри страны. Полностью контролируя каналы массовой информации в своей стране, он может изобразить отступление на Кубе как еще одну «миролюбивую» акцию Советского Союза.
При подготовке оценок, касающихся политики, действий и возможной реакции Советского Союза, в числе участников этой работы всегда хорошо иметь одного или двух человек, которые могли бы объяснить, почему и когда Хрущев может предпринять необычные, сенсационные и даже неразумные, с нашей точки зрения, невыгодные действия. Конечно, считая, что Советский Союз почти всегда действует непредсказуемо, мы будем приходить к довольно комичным и в большинстве случаев неправильным выводам. Однако полезно время от времени напоминать лицам, разрабатывающим политический курс страны, что подобную необычность, непредсказуемость в действиях Советов не следует исключать.
Если некоторые наши работники, составлявшие оценки, ошиблись в случае с Кубой, то Хрущев и его советники допустили еще более серьезный просчет. Они явно полагали, что смогут осуществить этот грубый маневр, не натолкнувшись на решительное противодействие со стороны США. Работники разведки должны считаться с фактом, что каждый раз, когда в области международных отношений происходит какое-либо значительное обострение ситуации, к которому публика, возможно, не была подготовлена, можно ожидать, что поднимется шум: «разведка снова проглядела». Иногда такие обвинения являются справедливыми. Однако в большинстве случаев, когда разведка предвидела то или иное событие и правильно его оценивала, она не могла афишировать тот факт, что своевременно и правильно оценила перспективу развития событий.
Так было с интервенцией в Суэце в 1956 году. В этом случае разведка хорошо знала о том, какие действия предпримут Израиль, а затем Англия и Франция. У общественности, однако, создалось впечатление, что разведка не сработала. Официальные американские лица выступили с заявлениями о том, что страна не была заранее предупреждена об этих действиях. Официальные лица хотели сказать лишь, что англичане, французы и израильтяне не сообщили нам о том, что они намерены предпринять. Фактически разведка Соединенных Штатов информировала правительство все время, но, как обычно, не афишировала свои успехи.
Еще один пример – спутник. Хотя все думали, что разведка здесь недоглядела, однако в действительности разведывательное сообщество с большой точностью предсказывало, как пойдет работа в Советском Союзе в области технических средств исследования космоса, а также примерно указало время, когда советский спутник будет выведен на орбиту.
В некоторых ситуациях средства массовой информации и общественность неверно оценивали действительную роль разведки. Заранее решив, какой должна быть разведывательная оценка в свете официально принятых мер, представители печати и общественности затем выступали с нападками на разведку, хотя в действительности подобных оценок не предоставлялось. Взять, к примеру, действия в заливе Кочинос в 1961 году.[66] Значительная часть американской прессы предполагала, когда предпринимались эти действия, что они обречены на провал из-за ошибочной разведывательной оценки, что высадка послужит сигналом для широкого и успешного восстания на Кубе. Всякий, кто, подобно мне, работал с представителями антигитлеровского подполья в тылу у нацистов во Франции, Италии и Германии во время второй мировой войны, понял бы, что стихийные революции невооруженного народа в наш век неэффективны и зачастую ведут к катастрофе. Хотя я никогда не занимался обсуждением деталей кубинской операции 1961 года и не собираюсь этого делать сейчас, повторю только то, что уже говорил публично: мне не известно, чтобы кто-нибудь предсказывал, что высадка в заливе явится толчком для стихийного выступления невооруженного народа.
Естественно, при составлении наших разведывательных оценок, особенно касающихся коммунистов, мы должны принимать во внимание не только естественные и обычные явления, но также и необычные, неожиданные по своему характеру поступки. Уход Хрущева с Парижской конференции в верхах в 1960 году, хотя он в течение нескольких лет знал о полетах самолета У-2;[67] внезапное возобновление ядерных испытаний именно в тот момент, когда в Белграде в 1961 году собрались представители неприсоединившихся государств, и даже знаменитый случай, когда он стучал по столу ботинком, – все это было разыграно, с тем чтобы вызвать потрясение, которое способствовало бы достижению желательных для него результатов. Возможно, он рассчитывал, что такие же последствия будет иметь попытка установки ракет на Кубе. При оценке действий Хрущева, его поступков и высказываний в той или иной ситуации нужно учитывать особенности его характера.
Безусловно, мы редко знаем все факторы, оказывающие влияние на развитие той или иной ситуации. Никто не может с уверенностью предсказать ход мыслей лидеров, решения которых творят историю. Даже если бы мы взялись оценивать, какими будут наши собственные политические решения через несколько лет, мы скоро заблудились бы в непроходимой чаще неясностей. Однако наших работников, занимающихся оценками, просят определять, что будут делать другие. К сожалению, процесс выработки разведывательных оценок никогда не станет точной наукой.
Однако прогресс достигнут по крайней мере в деле сбора и систематизации информации, характеризующей данную ситуацию, чтобы оказать необходимое содействие тем, кто планирует и проводит политику. Нередко имеется возможность указать определенный круг вероятных действий и выделить те факторы, которые повлияют на те или иные решения Кремля и Пекина. Во всяком случае, мы далеко ушли от времен Перл-Харбора и той несколько сумбурной системы разведывательного анализа, которая преобладала в то время.
Глава тринадцатая Люди, работающие в разведке
Агент
Работник разведки, занимающийся тайным сборе разведывательной информации, – это кадровый сотрудник разведывательной службы, американский гражданин, выполняющий свои служебные обязанности в том или ином районе США или за границей и действующий по указаниям Центра. Он выполняет роль руководителя, организатора, вербовщика, а также специалиста, на месте оценивающего ту разведывательную продукцию, которую добывает его аппарат. Человек, которого он подбирает, вербует, обучает и направляет на сбор информации и работу которого он оценивает, – это агент. Агент (им может являться гражданин любой национальности) имеет непосредственный доступ к интересующей разведку информации или же может получать ее посредством своих связей. Его связь с разведывательной службой обычно продолжается до тех пор, пока обе стороны считают, что она их удовлетворяет и выгодна им обеим.
Если разведчику удается найти человека, представляющего интерес для разведывательной службы в силу того, что он располагает информацией или имеет доступ к ней, он должен прежде всего определить, на какой основе потенциальный агент захочет сотрудничать с ним или с помощью каких средств его можно заставить пойти на сотрудничество. Если агент сам предлагает свои услуги, подобные вопросы не встают перед разведчиком, но он все же должен установить, что подтолкнуло, побудило агента к принятию такого решения, чтобы понять этого человека и правильно им руководить. Это нужно также потому, что этот человек мог быть направлен противником.
В качестве основы сотрудничества агента с разведывательной службой на первом месте стоят идеологические убеждения и патриотические чувства. В преданности агента, добровольно изъявившего желание сотрудничать по идеологическим мотивам, если он искренен, редко бывает необходимость сомневаться, тогда как в отношении людей, работающих главным образом за денежное вознаграждение или из жажды приключений и волнующих кровь интриг, у вас всегда должна присутствовать настороженность.
Собственно говоря, идеология – это не самый точный термин для характеристики того, о чем мы говорим, однако мы пользуемся им ввиду отсутствия лучшего. Мало кто из агентов путем абстрактных рассуждений приходит к выводу, что одна общественная система лучше другой. Мало кто отыскивает оправдание совершаемым актам измены, как это делал, например, Клаус Фукс, который заявил, что он мог бы принести клятву верности британской короне и вместе с тем передавать английские секреты Советскому Союзу. «Посредством моей марксистской философии, – сказал он, – я разделил свой ум на две изолированные части». Вероятнее всего, взгляды и суждения будут основываться на чувствах и на вполне практических соображениях.
Агент, сотрудничающий на идеологической основе в настоящее время обычно не считает себя изменником своей родины. Им движет прежде всего стремление добиться падения ненавистного ему режима. Поскольку Соединенные Штаты не являются империалистической державой и ведут борьбу против коммунистических режимов, а не против народов коммунистических стран, имеется основа для общности целей агента, действующего по идеологическим мотивам, и разведывательных служб свободных государств.
Убежденные агенты не легко идут на сотрудничество с разведкой. Вначале они могут предпочесть присоединиться к какому-нибудь подпольному движению, если такое существует, либо принять участие в политической деятельности эмигрантов, прямо добивающихся ликвидации тоталитарного режима, господствующего в их стране.
Во время второй мировой войны один из моих лучших агентов в Германии, информация которого имела величайшее значение для успешного ведения военных действий союзников, все время пытался убедить меня в том, что ему следует присоединиться к разраставшемуся тогда подпольному движению, ставившему цель избавиться от нацистов. При каждой встрече я должен был разъяснять ему, что, поступив таким образом, он привлечет к себе внимание, поставит себя под угрозу и что было бы целесообразнее сохранить имеющиеся у него возможности и впредь добывать для нас очень важную информацию. Было заметно, что он разочарован, что он хочет вступить в борьбу. У него было и другое соображение: он полагал, что его положение после окончания войны будет прочнее, если он станет открыто помогать свержению нацистов. Никто не сочтет его героем за то, что он снабжал союзников разведывательной информации. К сожалению, в этом он был прав. Другой агент-антифашист, сотрудничавший со мной в то время, готов был давать любую информацию, за исключением сведений, которые могли бы непосредственно привести к гибели солдат – его соотечественников. Такие оговорки делают люди с чистой совестью.
Все разведывательные службы пользуются также услугами людей, работающих главным образом за деньги или из любви к приключениям и интригам. Некоторых привлекает атмосфера секретности и обмана, так как они испытывают некое извращенное чувство удовлетворения оттого, что являются никому не ведомыми пружинами развития событий. Среди заговорщиков часто встречаются люди с такой чертой. Знавшие Уиттэйкера Чэмберса[71] утверждают, что он явно относился к их числу. В перевернутом мире шпионажа можно встретить и таких людей, которыми движет жажда власти, самомнение – чувства, которые они не могут удовлетворить, выполняя обычную работу. Агенты часто занимают высокие посты. Они могут стать ценными и важными специалистами для правительственных служб и иногда получают доступ в очень высокие сферы. У Сомерсета Моэма в шпионском рассказе времен первой мировой войны хорошо сказано о человеке, который взялся за шпионаж.
«Он не думал, чтобы (Кайпор) стал шпионом лишь из-за денег, – пишет он. – Он был человеком с умеренными запросами… Быть может, принадлежал к числу тех людей, которые предпочитают окольные пути прямым, поскольку, идя такими путями, испытывают некое сложное чувство удовлетворения оттого, что одурачивают своих ближних. Может быть, он стал шпионом… желая взять верх над важными персонами, которые даже и не знали о его существовании. Быть может, им двигало тщеславие, ощущение того, что его таланты не получают должного признания, или просто озорное стремление напроказить».[72]
То, о чем здесь пишет Моэм, известно каждому крупному писателю и психологу, а также каждому опытному работнику разведки. Побудительные мотивы редко действуют отдельно, в их чистом виде, чаще всего они переплетаются. Возможность получения денежного вознаграждения, обеспечение личной безопасности зачастую являются теми факторами, которые сопутствуют, дополняют идеологическую основу сотрудничества с разведкой. Некоторые разведывательные службы считают очень полезным, чтобы агент, сотрудничающий с ними на идеологической основе, время от времени принимал деньги, подарок или какое-нибудь одолжение, поскольку все это в известной мере привязывает агента к разведке, закрепляет контакт со спецслужбой. Как Уиттэйкер Чэмберс, так и Элизабет Бентли рассказывали, что Советы, проводя работу по проникновению в государственный аппарат Соединенных Штатов во время второй мировой войны, настойчиво навязывали денежное вознаграждение даже «преданным» американским коммунистам, работавшим на них.
Лица, идущие на сотрудничество за плату, делают это потому, что испытывают финансовые затруднения, имеют долги, которые не могут погасить, либо растратили государственные средства и не могут восполнить растрату. Опасаясь разоблачения и не имея возможности добыть средства законным путем, они могут в конце концов обратиться к иностранной разведке с предложением снабжать ее информацией, если она заплатит им достаточно, чтобы обезопасить их положение. Человек, рассчитывающий таким образом уйти от уголовной ответственности, сам идет на еще большее нарушение закона и, вероятно, будет активно работать на разведку, поскольку не видит иного выхода. В конце концов разведка всегда дает ему понять, что может найти способ в любое время разоблачить его перед властями его страны.
Специфический характер коммунистического государства иногда дает Западу некоторые возможности получения определенных услуг со стороны лиц, «не желающих сотрудничать». Преступление, которое добропорядочный коммунист легче всего совершает и которого больше всего боится, – это политическое преступление. Основными же политическими преступлениями среди коммунистов считаются неправильный образ мыслей уклоны различных видов, отступление от линии партий в своих действиях или даже в неосторожных заявлениях. Зачастую подобные отклонения могли иметь место когда-то в прошлом, но объявляются отклонениями и преступлениями позднее, когда партия вдруг сочтет необходимым в силу каких-то причин провести чистку в своей среде, пересмотреть программу и толкование ленинизма. Все чистки, проводившиеся за последние 15 лет, являются примерами циничных соображений выгоды: доктрина формулировалась с тем, чтобы найти козлов отпущения или оправдать серьезные изменения в системе управления, в политике или в организации правительственного аппарата. Например, в начале 50-х годов многие искренние и преданные коммунисты с ужасом узнали, что они являлись титоистами и должны понести за это наказание. После смерти и ниспровержения Сталина самым тяжким преступлением, конечно, стал сталинизм. Имеются и другие менее серьезные и более многочисленные партийные проступки.
Западные разведывательные службы, как это хорошо известно коммунистам, пристально наблюдают за этими проявлениями и, кроме того, в течение ряда лет ведут учет факторов, связанных с деятельностью, выступлениями, личной и общественной жизнью коммунистических лидеров от самой верхушки до самых низших звеньев партийной иерархии. Когда появляются первые признаки новой чистки, западные разведывательные службы зачастую пытаются установить контакт с лицами, которым, по их мнению, угрожают отстранение, позор, а возможно, и более суровые наказания, и убедить их в том, что они будут нуждаться в помощи и получат ее, если согласятся на сотрудничество. Здесь просматривается не столько попытка оказать давление, сколько стремление напугать человека, лишить его самоуверенности и самодовольства и заставить почувствовать, что он нуждается в друзьях и в помощи. Одна из причин того, что этот метод срабатывает не так часто, как хотелось бы, заложена в самом характере человеческой натуры. Перед лицом опасности, угрожающей всем, рассуждают обычно так: «Когда начнут падать бомбы, они, может быть, попадут в дом напротив или в соседний дом, но не в мой. Авось обойдется».
Для создания разведывательной службы, безусловно, необходимы различные люди: мудрый, проницательный аналитик, обрабатывающий «сырые» разведывательные материалы, добываемые во всех частях света; технические специалисты, помогающие создавать и использовать все научные средства сбора разведывательной информации; административные и оперативные работники и работники по вопросам координации, которые направляют в должное русло работу по добыванию информации. Для выполнения всех указанных задач требуются высотое мастерство и профессиональная подготовка.
Глава четырнадцатая Мифы, неудачи и источники неприятностей
Мифы
За последние десять лет появилось немало мифов о ЦРУ и самом искусстве разведки. Отчасти эти мифы являются порождением враждебной коммунистической пропаганды. В большинстве случаев они представляют собой результат игры воображения или догадок, чему способствуют неосведомленность общественности и те подозрения, которые вызывает к себе всякая секретная организация. Иногда мифы вырастают из газетных новостей, публикуемых специально для того, чтобы «выудить» факты. Авторы заметок считают, что чем сильнее преувеличение, тем больше шансов на появление опровержения или по крайней мере какого-нибудь иного ответа помимо «нам нечего сказать». На протяжении многих лет так обычно и отвечают, и я считаю правильным, что корреспонденты просят ЦРУ сообщать какую-либо дополнительную информацию.
Глава шестнадцатая Секретность в свободном обществе
Народы стран свободного мира питают отвращение к секретности в деятельности правительства. Им кажется, что если их правительство окружает покровом тайны свои действия, то за этим кроется что-то зловещее и опасное. Это может быть началом установления автократической формы правления или связано со стремлением скрыть свои промахи и ошибки.
Поэтому трудно убедить народы таких стран в том, что национальные интересы иногда требуют сохранения некоторых вещей в тайне, что свобода самого народа может оказаться в опасности, если слишком много будет говориться о мероприятиях по обеспечению национальной безопасности в ходе трудных дипломатических переговоров. В конце концов все, что правительство или средства массовой информации сообщают народу, незамедлительно становится известно и противнику. Общеизвестно, что человек по злому умыслу или небрежности разглашает тайну, тем самым он выдает ее Советам, а это равносильно тому, что он передал им важные секретные сведения. Стоит ли тратить миллионы долларов на организацию борьбы со шпионажем, если секреты подобным образом разглашаются? Я считаю, что правительство зачастую является одним из самых злостных нарушителей секретности.
Наши «отцы-основатели» включили положения, гарантирующие свободу печати, в Билль о правах. Так, первая поправка к конституции гласит: «Конгресс не будет принимать законов… ограничивающих свободу слова или печати». С установлением этой и других конституционных гарантий распространилось мнение, что, хотя у нас и есть ряд законов, карающих за шпионаж, мы не можем принять федеральный закон, аналогичный тому, который действует в другом великом демократическом государстве – Великобритании. Английский Закон об охране государственной тайны[80] предусматривает наказание за несанкционированное раскрытие не подлежащей оглашению и секретной информации, и существующая в Англии система судопроизводства позволяет вести процессы, не разглашая публично секретную информацию.
Наш метод разбора дел о нарушениях секретности, по-моему, может быть улучшен, и далее я выскажу некоторые предложения на этот счет. Сотрудники наших разведывательных органов отлично знают, что сохранить свои действия в тайне возможно лишь в том случае, если заранее все тщательно продумать. При существующих законах работник разведки не может рассчитывать на значительную помощь со стороны судебных инстанций в сдерживании тех лиц, которые стремятся раскрыть его деятельность. По собственному опыту могу сказать, что, планируя разведывательные операции, я обдумывал прежде всего, каким образом данную операцию можно скрыть от противника и как сохранить ее в тайне от прессы. Зачастую противник и пресса менялись местами. Для работника разведки в свободном обществе такое положение является одной из жизненных реальностей.
Вопрос заключается в том, в состоянии ли мы улучшить нашу систему обеспечения безопасности и в то же время сохранить наш свободный образ жизни и свободу печати и стоит ли в конечном счете пытаться хотя бы устранить имеющиеся слабости в наших мерах безопасности и выбалтывание секретов. Я убежден, что стоит.
Какими путями происходит утечка секретной информации? Первое – публикация материалов с официального разрешения. Второе – тайная передача секретных сведений в открытую печать недовольными чиновниками, которым не нравится проводимая политика и которые считают, что они должны защищать позиции своего подразделения от посягательства соперничающей группировки или от поборников неугодного им политического курса. Третье – неосторожность. Американцы слишком много говорят и любят похвастать своей осведомленностью. И наконец, существует крайне острая проблема благонадежности лиц, допущенных к секретным материалам, и обеспечения безопасности секретных объектов.
Слабости, присущие нашей нации, отчетливо проявляются в свете тех разоблачений, которые недавно сделал Павел Монат, работник польской разведки, подготовленный для ведения шпионажа в Соединенных Штатах. Полковник Монат занимал высокий пост в польской разведке, до того как был назначен военным атташе в Вашингтоне в 1955 году. Весной 1958 года Монат вернулся в Польшу и, проработав еще год в разведке и проанализировав то, что он увидел во время пребывания в США, решил оставить службу и порвать с коммунизмом. В 1959 году он обратился в наше посольство в Вене с просьбой о предоставлении ему убежища в Соединенных Штатах. В своей книге «Шпион в США» он пишет: «Америка – чудесная страна для ведения шпионажа. В вопросах сохранения секретов – страна довольно бесхитростная… Одним из самых слабых звеньев национальной безопасности… является большое дружелюбие ее народа… Люди жаждут хоть как-нибудь проявить себя…
Я часто встречал американцев, которые, выпив пару рюмок, казалось, не могли ни разоткровенничаться со мной и ни рассказать мне о таких вещах, о которых они никогда бы не рассказали и собственной жене».[81]
Однако наиболее ценные сведения Монат черпал из открытых источников информации. «Американцы, – пишет он, – не только беззаботны и чрезмерно разговорчивы; они и в открытой печати сообщают гораздо больше того, что необходимо для подрыва их безопасности».
Монат описывает, какие сведения ему удалось добыть из «24-го ежегодного отчета о состоянии военно-воздушных сил» объемом в 372 страницы, опубликованного в журнале «Авиэйшн уикли». «Нам потребовались бы месяцы работы и не одна тысяча долларов для оплаты агентов, чтобы один за другим собрать эти факты… Журнал преподнес их нам на серебряной тарелочке».
Он отмечает также такое издание, как «Мисайлз энД рокетс», и особенно печатные органы армии, флота, военно-воздушных сил и морской пехоты, которые ведут «межведомственную борьбу» на страницах печати, а также множество различных руководств и отчетов, публикуемых каждым военным ведомством. Наконец, Монат подчеркивает ту ценность, которую представляли для коммунистической разведки «Протоколы дебатов в конгрессе по военному бюджету». Эти материалы он оценивает как один из лучших источников получения нужной ему информации. «Вооруженным силам США, – добавляет Монат, – должно быть, крайне трудно защищать страну и ее независимость, когда секреты обороны изо дня в день раскрываются перед любым читателем».
Дуглас Кейтер, сотрудник журнала «Рипортер», занимающийся этой проблемой, подвергал ее всестороннему и тщательному анализу. В своей книге «Четвертая власть в государстве» он описал трудности, с которыми сталкивались администрации Трумэна и Эйзенхауэра. «Президент Трумэн как-то заявил, – пишет Кейтер, – что „95 процентов нашей секретной информации публикуется в газетах или журналах“, и высказался за то, чтобы журналисты воздерживались от публикации некоторой информации, даже если они получили ее от уполномоченных на это правительственных источников».[82] На мой взгляд, это слишком жесткое требование, предъявляемое журналистам, хотя мне известны случаи, когда корреспонденты и редакторы по собственной инициативе отказывались публиковать сообщения, которые, по их мнению, могли нанести ущерб национальной безопасности, или консультировались относительно секретности тех или иных сведений.
Кейтер приводит слова, сказанные президентом Эйзенхауэром на пресс-конференции в 1955 году: «В течение более двух лет меня беспокоит неизвестно как происходящая утечка секретной информации». Он также ссылается на министра обороны Чарльза Вильсона, заявившего, что США даже не пытаются скрывать от Советов военные секреты, за обладание которыми мы заплатили бы сотни миллионов долларов, если бы смогли получить нечто похожее о военном потенциале СССР.
Разведывательное сообщество хорошо знало об этой проблеме, и Бедел Смит, будучи директором ЦРУ, был так обеспокоен создавшимся положением, что решил произвести эксперимент. В 1951 году он пригласил на время каникул группу ученых из одного крупного университета страны. Чтобы сберечь их время, Смит снабдил их всеми необходимыми материалами, доступными каждому американцу, газетными статьями, протоколами заседаний конгресса, правительственными сообщениями монографиями, текстами речей. Затем он предложил им определить, какую оценку военных возможностей США составили бы Советы на основе этих открытых источников. Ученые сделали вывод, что группа специалистов, поработав несколько недель с этой литературой, сможет извлечь существенные данные о многих областях нашей национальной обороны. Заключение было направлено президенту Трумэну и другим лицам, разрабатывающим политику на высшем уровне, и признано настолько точным, что лишние экземпляры документа были уничтожены, а оставшиеся засекречены.
Можно ли пресечь подобное разглашение важной информации? В значительной степени это зависит от правительства и конгресса – органов исполнительной власти, которые публикуют или разрешают публиковать различные материалы, в частности протоколы заседаний конгресса и отчеты о результатах тех или иных расследований.
Имеются свидетельства серьезных намерений конгресса ограничить неразборчивую публикацию информации.[83] Член палаты представителей Джордж Магон, весьма уважаемый член конгресса, председатель подкомиссии палаты по ассигнованиям на оборону, в речи, произнесенной в конгрессе 7 марта 1963 г. и получившей широкое освещение в печати, потребовал положить конец «безобразному и нетерпимому» положению.
«Президент, вице-президент и спикер палаты представителей, – заявил он, – должны совместно постараться остановить процесс быстрой эрозии нашей разведывательной деятельности… В Москве, Пекине и Гаване, по всей видимости, аплодируют нашей глупости, поскольку мы публично сообщаем о таких фактах, на добывание которых они охотно затратили бы крупные денежные средства. Крайне важно положить этому конец».[84]
Я, конечно, понимаю, что при решении вопросов, связанных с ассигнованиями, и другими вопросами, в частности при обсуждении военного бюджета, комиссии конгресса должны получать необходимый объем секретной информация от органов исполнительной власти. Но следует ли публиковать такую информацию во всех деталях? Часто специальные и технические детали, представляющие особую ценность для потенциального противника, не представляют большого интереса для общественности. Вряд ли есть необходимость знакомить широкую общественность с такими техническими деталями.
Часто повторяют, что конгресс не в состоянии хранить секреты. Действительность опровергает это утверждение. Манхэттенский проект, разработанный для создания атомной бомбы, на который были израсходованы миллиарды государственных средств, был тщательно охранявшимся секретом в жизненно важной области нашей национальной обороны.
Читатель может возразить, что секреты возможно сохранять лишь в условиях «горячей», а не «холодной» войны. Мой почти десятилетний опыт взаимоотношений с конгрессом и мои связи с подкомиссиями по делам ЦРУ комиссий по вооруженным силам палаты представителей и сената, комиссий по ассигнованиям обеих палат приводят меня к выводу, что можно хранить тайну и вместе с тем предоставлять законодательным органам всю необходимую им информацию. Я не знаю ни одного случая разглашения секретов из-за того, что подкомиссиям сообщались самые сокровенные детали деятельности ЦРУ, в том числе сведения о полетах самолета У-2. Безусловно, труднее обеспечивать секретность в вопросах, которые рассматриваются всем конгрессом и по которым требуется его согласие. Однако нет необходимости посвящать в такие секретные детали, которые министерство обороны, возможно, сочтет нужным сообщить лишь некоторым комиссиям конгресса в связи с представлением развернутых материалов по проекту бюджета.
Открытое и всестороннее обсуждение этого вопроса в органах исполнительной власти и в конгрессе, на мой взгляд, позволило бы изыскать такие меры, при осуществлении которых противник лишится значительной части той информации, которую он свободно получает сегодня. Несомненно, определенная утечка будет происходить и в дальнейшем, но в значительно меньшем объеме. Разве не стоит заняться этим вопросом?
Гораздо сложнее обстоит дело с периодической печатью, в частности с военными и техническими газетам и журналами. Я припоминаю то время, когда разведывательное сообщество разрабатывало планы применения различных технических средств для обнаружения испытаний советских ракет и работ по исследованию космоса. Американские технические журналы всячески старались ознакомить своих читателей, а следовательно, и Советский Союз с детальным устройством радиолокаторов и других технических средств, которые для обеспечения эффективности их действия в силу географических причин надо было разместить на территориях дружественных нам стран, близких к Советскому Союзу. Эти страны проявляли полную готовность сотрудничать с нами при условии обеспечения секретности. Однако выполнение этой важной задачи было поставлено под угрозу в результате разглашения сведений зачастую через наши собственные технические журналы. Сотрудничавшие с нами друзья оказались в весьма затруднительном положении, их отношения с Советами осложнились из-за публикации в печати различных догадок и слухов. Подобное разглашение информации очень мало способствовало благополучию или даже просвещению американского народа, за исключением небольшого числа технических специалистов. Думаю, что такая информация не относится к разряду той, которую «должен знать» американский народ.
Несомненно, в нынешний ракетно-ядерный век чрезвычайно важно широко информировать американский народ о нашем военном положении в мире. В свое время много говорилось о нашем отставании по бомбардировщикам, ракетам и т. д. При этом правительственные органы констатировали, что наш военный потенциал никогда не уступал советскому. Хорошо, если наш народ знает об этом так же, как и советское правительство. Однако нет необходимости давать при этом детальную информацию о том, где располагается каждая подземная ракетная пусковая площадка, сколько мы намереваемся произвести бомбардировщиков или истребителей и каковы их тактико-технические данные.
Наряду с разглашением информации в результате нашей практики открытого государственного управления имеются еще разглашение по неосторожности и преднамеренное разглашение сведений в результате наличия особых интересов и действий каких-то групп или отдельных лиц в правительстве. Преднамеренным разглашением я называю выбалтывание информации теми, кто не имеет права на ее распространение. Чаще всего это происходит в министерстве обороны, а иногда в государственном департаменте. Имели место случаи, когда некоторым работникам казалось, что к их службе или политике, которую они проводят, несправедливо относятся пресса или даже вышестоящие правительственные деятели, поскольку пресса и общественное мнение не располагают «всеми» фактами. По существу, это апелляция нижестоящих работников через головы старших к общественному мнению. Недавно такой случай произошел в связи с передачей стратегических ракет из ведения сухопутных сил в ведение военно-воздушных сил. Временами утечка информации по вопросам политики госдепартамента осуществлялась также через чиновников этого ведомства, если они неодобрительно относились к ней. Такое разглашение сведений о деятельности государственного департамента позволяют себе и другие органы, обычно военные, если у них есть расхождения в точках зрения на те или иные политические проблемы.
Дуглас Кейтер описывает особенно досадное распространение слухов о личной записке государственного секретаря Раска министру обороны Макнамаре. Раск якобы полагал, что даже в случае «массированного нападения СССР в Европе следует отвечать применением лишь обычного оружия». Как сообщает Кейтер, это было «не действительным смыслом записки, а лишь его „толкованием“ кем-то из служащих военно-воздушных сил, явно враждебно настроенным по отношению к позиции государственного секретаря». Потребовалось, добавляет Кейтер, затратить примерно тысячу человеко-часов на расследование, прежде чем удалось установить, кто из генералов пустил слух о записке Раска. Генерала нашли и «сослали» в Максвелл-Филд, штат Алабама.
Разглашение по неосторожности, неумышленное, либо может быть результатом беспечной болтовни, либо спровоцировано ловким репортером. Опросив достаточно широкий круг лиц, репортер часто может по отрывочным сведениям воссоздать полную картину сверхсекретных мероприятий или разрабатываемых программ. Бороться с таким разглашением трудно, поскольку репортеры, прямо или косвенно получающие от этого выгоду, отказываются сообщать источники информации. По это причине почти невозможно с полной уверенностью установить виновное лицо или группу лиц.
За 11 лет службы в Центральном разведывательное управлении[85] я присутствовал на десятках заседаний на самом высоком правительственном уровне, на которых разыгрывались сцены, подобные той, которую я сейчас опишу. Причем все происходило совершенно идентично независимо от того, кто находился у власти – республиканцы или демократы. Высокопоставленный правительственный деятель входит в комнату, потрясая газетой, и говорит: «Какой черт разболтал все это? Лишь пару дней назад мы, сидя за столом вдесятером, приняли секретное решение, а теперь оно расписано в прессе для уведомления нашего противника. На этот раз мы должны найти виновного и повесить его на ближайшем фонаре. Так нельзя больше управлять государством. Надо покончить с этим. Проведите расследование и подготовьте доклад – и чтоб на этот раз были конкретные предложения. Я не собираюсь дольше терпеть подобных вещей в правительстве».
И тогда колеса начинают вертеться. К работе приступает комиссия по вопросам безопасности. Если есть предположение, что имело место правонарушение, могут привлечь к расследованию ФБР. В результате расследования выясняется следующее.
Правительственное решение, сведения о котором были разглашены, излагалось в секретной или совершенно секретной записке, отпечатанной первоначально примерно в десятках экземпляров для рассылки в различные министерства, управления и подразделения правительства, заинтересованные в этом вопросе, при строгом соблюдении принципа «знает только тот, кому необходимо это знать». Затем с этой запиской смогли ознакомиться несколько сотен человек, поскольку она была размножена в большом количестве экземпляров руководителями ведомств для уведомления подчиненных. Возможно, что были направлены телеграммы сотрудникам в страны, где может потребоваться осуществить соответствующие действия. Когда подобное расследование завершается, зачастую устанавливают, что видеть документ или слышать о его содержании и говорить о нем с X, Y и Z могли от 500 до 1000 человек. Никакой чиновник никогда не признается, что при этом были нарушены правила секретности, и никакой корреспондент или публицист не выдаст источника своей информации.
По окончании расследования приходят к заключению, что нарушение совершено неизвестным лицом и установить, кем именно, невозможно. На какой-то стадии расследования директору ЦРУ обычно напоминают, что в соответствии с законом об учреждении ЦРУ он обязан «охранять источники разведывательной информации и обеспечить ее неразглашение»,[86] и требуют от него ответа на вопрос, что он делает для того, чтобы обеспечить выполнение этого положения.
Директор ЦРУ, как правило, отвечает, что закон не предоставил ему каких-либо прав по расследованию за пределами Управления и, более того, специально предписывает, чтобы оно не осуществляло каких-либо функций, связанных с обеспечением внутренней безопасности. Кроме того, как видно из истории законодательства, это положение закона прежде всего преследовало цель вменить в обязанность директору ЦРУ обеспечение безопасности своих собственных операций.
Я должен признать, и делаю это с чувством сожаления и печали, что за годы службы в ЦРУ не добился большого успеха в поисках приемлемого и эффективного способа сделать более дисциплинированным наш правительственный аппарат в части сохранения им секретности или хотя бы уменьшить количество неприятных случаев утечки секретной информации, представляющей несомненный интерес для потенциального противника.
Однако положение можно улучшить, и я считал, что необходимо откровенно обсудить этот вопрос. Англичане с помощью своего Закона об охране государственной тайны и других аналогичных мер создали более действенную юридическую систему в этой области, чем мы. При этом они так же, как и мы, ценят и охраняют положение о свободе печати.
Я исхожу из предпосылки, что не следует принимать мер, которые могли бы ограничить свободу печати. Но свобода вовсе не означает полной свободы действий там, где затрагиваются интересы нашей национальной безопасности, и Первая поправка к конституции не была рассчитана на предоставление подобной свободы.
Я не предлагаю решать проблему безопасности путем принятия дополнительных законодательных актов. Необходимо лишь повысить требовательность к исполнению некоторых наших законов по борьбе со шпионажем, о чем я скажу дальше. Просто правительство должна навести порядок в собственном доме, достигнув договоренности между исполнительной властью и конгрессом а затем добиваться добровольного сотрудничества в этой области со стороны органов массовой информации.
Можно предложить следующий порядок действий: 1) органы исполнительной власти, в частности государственный департамент, министерство обороны и разведывательное сообщество, должны сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать появлению в печати информации, представляющей ценность для наших противников, и более решительно бороться с утечкой информации из исполнительных органов; 2) с согласия лидеров конгресса необходимо принять меры по ограничению публикаций протоколов конгресса, касающихся секретных проблем национальной безопасности, в частности в военной области. После того как будут достигнуты некоторые успехи по этим двум пунктам, следует провести спокойное (надеемся) обсуждение между непосредственно заинтересованными государственными чиновниками и руководителями прессы и других средств массовой информации – радио, телевидения, технических и военных журналов, – чтобы определить, как и в каком объеме можно и нужно конфиденциально информировать прессу по вопросам, где соблюдение секретности важно для обеспечения нашей национальной безопасности, в частности по вопросам военной техники и разведопераций.
До начала обсуждения может оказаться очень полезным, чтобы заинтересованные представители правительства и прессы познакомились с результатами, достигнутыми Великобританией с помощью системы «уведомления Д», на основе которой пресса добровольно сотрудничает с правительством в деле сохранения военных секретов. Предлагая изучить эту систему, я учитываю, что положение в нашей стране существенно отличается от положения в Англии, где пресса и издательское дело сильно централизованы в одном большом городе, а именно в Лондоне. В Соединенных Штатах нет подобного авторитетного центра по вопросам прессы и публикации. В нашей стране труднее найти некую ограниченную группу представителей сферы распространения информации, мнение которых учитывала бы пресса во всех частях страны. Откровенно говоря, я должен отметить, что сотрудничество английской прессы с правительством установилось на основании Закона об охране государственной тайны и не всегда происходит на чисто добровольной основе. Газеты часто консультируются с соответствующим правительственным ведомством, чтобы быть уверенными, что, опубликовав подобранный материал, они не причинят ущерба безопасности страны.
Система действует уже более пятидесяти лет (она была установлена на следующий год после вступления в силу Закона об охране государственной тайны 1911 г.) посредством комитета, состоящего из четырех представителей правительства – постоянных глав военного министерства, адмиралтейства, министерства военно-воздушных сил и министерства гражданского воздушного флота и 11 представителей организаций, занимающихся распространением информации.
Когда создается угроза разглашения в печати секретных данных, затрагивающих интересы национальной безопасности, секретарь созывает заседание комитета, на котором рассматривается вопрос. Если все представители прессы выражают согласие, в органы массовой информации направляется соответствующее предупреждение. В экстренных случаях секретарь имеет право направить «уведомление Д» под свою ответственность, при согласии не менее двух представителей прессы. Если впоследствии другие представители прессы будут возражать против «уведомления Д», оно может быть отменено, однако такого случая еще не было ни разу, поскольку чрезвычайные полномочия использовались крайне редко, лишь когда большое значение имел временный фактор.[87]
«Уведомления Д» касаются военных вопросов, раскрытие которых в печати причинило бы ущерб национальным интересам. В докладе, подготовленном комиссией во главе с лордом Рэдклиффом, рассматриваются проблемы обеспечения безопасности в Англии, и в частности вопрос об эффективности системы «уведомления Д». В докладе отмечается, что «имели место случаи нарушения установленного порядка… чаще по беспечности, чем преднамеренные, и при этом никогда не приходилось сталкиваться с упорством после того, как секретарь обсуждал вопрос с ответственным редактором». Благодаря этой системе, отмечается в докладе Рэдклиффа английское правительство получило возможность «не пропускать в открытую печать, на радио и телевидение многие материалы… которые необходимо держать в тайне, которые были бы полезны другим державам… и которые, по нашему мнению, никаким другим способом невозможно было бы сохранить в секрете». В докладе также подчеркивается, что система «уведомления Д», «по-видимому, удовлетворяет обе стороны», и говорится, что по данным, которыми располагает комиссия, «ни та, ни другая сторона не желает вносить изменения в существующую систему», и комиссия рекомендует и далее применять ее в том виде, в каком она действует сейчас.
Подробное ознакомление с этой системой позволит выяснить, нельзя ли некоторые ее элементы с пользой применить в нашей стране, с тем чтобы способствовать разрешению наших проблем по вопросам сохранения секретности. Добавлю, что эта система не имеет ничего общего с широко обсуждавшимся по обе стороны Атлантики случаем, когда два английских журналиста, корреспонденты «Дейли мейл» и «Дейли скетч», просидели несколько месяцев в тюрьме за то, что отказались сообщить трибуналу, созданному парламентом для расследования дела Уильяма Вассела, источники информации, на основании которой они писали о нем. Был и третий корреспондент, который не попал в тюрьму, поскольку его предполагаемый информатор лично явился и заявил, что именно он снабдил корреспондента сведениями. Не исключено, что корреспондентам, отсидевшим в тюрьме, было бы трудно указать настоящие источники, даже если бы они этого хотели, поскольку их статьи, вполне возможно, были плодом их собственного воображения.
Следующей мерой, направленной на улучшение нашей системы обеспечения безопасности, должны явиться пересмотр и усиление в некоторых аспектах наших законов по борьбе со шпионажем. Начиная с 1946 года исполнительная власть неоднократно предпринимала попытки, и безуспешные, внести поправки в закон о шпионаже, с тем чтобы обвинение не терпело фиаско лишь из-за того, что трудно установить, могло ли привлекаемое к ответственности лицо предполагать, что информация, неправомерно раскрытая или переданная иностранному государству, «будет использована во вред Соединенным Штатам или на пользу иностранной державе», или оно шло на это сознательно. Выяснить это трудно. К счастью, сейчас уже нет необходимости доказывать наличие такого намерения, когда речь идет о секретной информации, касающейся «разведки средствами связи». Однако это требование остается в силе при разбирательстве дел о разглашении секретной информации других видов. Много секретной информации было раскрыто без разрешения и даже передано иностранным государствам, и при этом в защиту виновного выдвигался довод, что он, помогая нашему союзнику, хотел помочь нашему правительству (ведь после 1941 г. Советский Союз в течение некоторого времени был нашим союзником).
Английские законы основаны на теории прерогатив. Вся официальная информация может исходить только от короля, и лица, официально получающие ее, не имеют права разглашать эту информацию без санкции короны. Эта теория прерогатив правительства в подобных вопросах представляется здравой. В нашей стране большинство случаев раскрытия в суде всех деталей секретной информации, неправомерно приобретенной или хранимой, или переданной противнику, может идти во вред государственным интересам. Иногда даже приходится прекращать судебное разбирательство, чтобы избежать разглашения секретной информации. Некоторые виновные в серьезных проступках, затрагивающих нашу безопасность, не были привлечены к ответственности в силу лишь одной или нескольких причин, указанных выше. Сознание того, что наше правительство может не привлечь к ответственности даже в самых тяжких случаях шпионажа, создает у некоторых людей уверенность, что они могут совершать незначительные нарушения законов о шпионаже, оставаясь безнаказанными. Советы не оставили без внимания это обстоятельство.
Если вы небрежно ведете автомобиль на улице и собьете человека или причините ущерб чьей-то собственности, не составит никакого труда привлечь вас к ответственности. Однако, если с нашими важнейшими секретами обращаются беспечно, в этом случае почти ничего невозможно сделать.
Но если даже нам и удастся улучшить законодательство по борьбе со шпионажем и обеспечению безопасности, если мы сумеем в какой-то мере сократит непреднамеренную выдачу противнику ценной для него информации, все равно останется опасность предательства. Я имею в виду наших собственных изменников и тех, кто выдает наши секреты и секреты НАТО под давлением и шантажом, за деньги или по «идеологическим» причинам, или просто для того, чтобы удовлетворить свое «я», разогнать скуку и пережить волнующие моменты. Здесь даже бдительное правительство в свободном обществе не может обеспечить достаточно эффективных защитных мер, не нарушая открыто прав граждан. К сожалению, были случаи как в нашей стране, так и за рубежом, когда глаз правительства оказывался недостаточно зорким. Слишком часто изменник продолжительное время творит свое грязное дело, до того как служба безопасности выявит его.
Помимо шпионов, которых захватывали до и в ходе войны, мы знаем таких предателей, как Берджес и Маклин, Хьютон, Вассел и Блейк[88] в Англии и совсем недавно полковник Веннерстом в Швеции. Для нас измена в 1960 году двух специалистов Агентства национальной безопасности[89] Уильяма Мартина и Бернона Митчелла явилась тяжелым ударом, а измена Ирвина Скарбека – печальной историей слабой личности.
Затем последовал «четырехугольник» Профьюмо – Уорд – Кристина Килер – Иванов. Имело ли место разглашение секретов, по всей вероятности, установить не удастся. Однако известно, что советский разведчик Евгений Иванов своими действиями способствовал подрыву авторитета правительства и его лидеров. Тем самым он случайно или преднамеренно нанес больший ущерб свободному миру, чем если бы добыл разведывательную информацию, которую, по-видимому, стремился получить.
Эти и другие описанные мной случаи говорят об упущениях, имевших место в наших свободных странах деле защиты национальной безопасности, однако подлинная причина лежит глубже.
В Англии, и то же самое в большой мере можно сказать о Соединенных Штатах, служба безопасности обычно мало касается вопросов безопасности, проверки кадров и практики других ответственных органов правительства. Насколько я могу судить по делу Профьюмо, служба безопасности не имела основания для вмешательства, пока на сцене не появился советский разведчик Иванов. После этого задумались о возможной угрозе национальной безопасности. Если бы до этого момента обнаружилось, что служба безопасности следит за частной жизнью английских граждан, не говоря уже о высокопоставленных правительственных деятелях, поднялась бы буря возмущения.
В Англии министерство иностранных дел и военные учреждения сами подбирают себе кадры, а службу безопасности привлекают зачастую лишь тогда, когда замечается неблагонадежность нанятых лиц. Ни Берджеса, ни Маклина нельзя было допускать ни к каким секретным делам. Даже относительно поверхностное ознакомление с их деятельностью за годы, предшествовавшие измене, должно было привести к их увольнению, а Берджеса вообще не следовало брать на работу. В случаях с Мартином и Митчеллом я уверен, что, если бы кто-нибудь сообщил, как они живут, последовало бы расследование. Их квартиры представляли собой картину ужасного беспорядка и неряшливости. Что-то должно быть не в порядке с людьми, которые так живут.
При нашей системе (в значительной мере также дело обстоит и в Англии) служба безопасности не следит постоянно за частной жизнью служащих. Нам не следует обзаводиться гестапо. Дом человека – его крепость, и иногда говорят, что частная жизнь человека никого не касается, если он хорошо справляется с работой.
Англичане, а быть может, и мы слишком далеко заходим в соблюдении этих принципов. Государственная служба – это привилегия, а не право, и, для того чтобы оставаться на государственной службе, человек должен соответствовать определенным нормам морали, требованиям более высоким, чем те, которые предъявляются к другим людям.
В связи с делом Профьюмо в парламенте подчеркивалось, что беспокойство вызывают главным образом вопросы безопасности, а не морали. С политической точки зрения это, возможно, мудрая линия. Английские газеты в редакционных статьях в общем высказывались в том смысле, что не следует уж слишком забрасывать камнями неустойчивых в половом отношении людей. Так, одна газета писала: «Если четко придерживаться этих позиций, то Англия часто оставалась бы без руководства». В печати отмечалось, что Нельсон, к огорчению его жены, открыто и скандально нарушал супружескую верность; что Гарриетт Вильсон, которую характеризуют как тогдашний эквивалент Кристин Килер, предложила герцогу Веллингтону хорошо заплатить ей за то, чтобы она не включала рассказ об их отношениях в свои мемуары. «Печатай и будь проклята», – ответил он ей. В английской печати отмечалось, что некоторые из весьма уважаемых лидеров Великобритании не всегда идеально вели себя в моральном отношении.
Однако эти факты сравнительно давней истории Англии касались людей мужественных, занимавших высокое положение и ответственных за свое поведение перед народом. Кроме того, это происходило тогда когда мы не сталкивались с интригами Советов и их вербовкой людей слабых и с отклонениями от нормы поведения. Примеры из прошлого не могут служить сегодня полезным руководством при подборе кадров и определении пригодности работников секретных звеньев государственного аппарата. Я не вижу причин, почему человека следует брать на работу или оставлять на службе в секретном государственном органе, если достоверно известно о серьезных «слабостях» в характере этого человека и ненормальностях в его поведении, в связи с чем он может стать объектом шантажа.
Задача проверки благонадежности работников становится крайне сложной, поскольку требуется периодически давать оценку, не ограничиваясь одной лишь проверкой при найме. В людях, жизнь и анкеты которых могли казаться абсолютно чистыми, когда их брали на работу, через несколько лет могут развиться скрытые пороки, не замеченные в процессе проверок их благонадежности. Никто не может утверждать, что даже самые тщательные и самые частые проверки выявят все человеческие слабости. Остается лишь проверять как можно тщательнее, применяя и технические средства, такие как полиграф, более известный под названием «детектор лжи». За долгие годы своей практики я пришел к выводу, что детектор лжи представляет собой важное средство оценки пригодности персонала. Этот прибор в одинаковой степени полезен как для снятия с людей подозрений и ложных обвинений, так и для выявления человеческих слабостей и отступлений от нормы.[90]
Не хвастаясь, я могу сказать, что в ЦРУ кадры подобраны отличные. Начало было положено хорошее, впоследствии организация значительно укрепилась под руководством сторонника твердой, но разумной дисциплины генерала Уолтера Беделла Смита, моего предшественника на посту директора ЦРУ, который разработал четкие принципы обеспечения благонадежности. Билл однажды удивил общественность и прессу, заявив в 1952 году во время проходившей тогда избирательной кампании, что следует исходить из того, что в ЦРУ может находиться советский агент. Он был вполне прав. Всегда следует предполагать, что такая возможность не исключена, хотя ни он, ни я не смогли обнаружить этого агента. Поскольку прошли годы и ничего не произошло, мы можем проявлять больший оптимизм, но не твердую уверенность, что такого человека в ЦРУ нет. С благонадежностью работников ЦРУ дело обстоит неплохо не потому, что мы не видим своих недостатков или не пытаемся проверять факты, или склонны скрывать действительное положение, как это часто делается. Мы задались целью избавиться от всех работников, о которых известно, что они гомосексуалисты, от людей с неустойчивой психикой или слабым характером, от людей, домашняя или семейная жизнь которых может вызвать нежелательные моменты в поведении. И здесь Управление добилось немалых успехов.
В нашем государственном аппарате – в каждом важном органе – имеется отдел безопасности, несущий ответственность за благонадежность личного состава. Комиссия по делам гражданской государственной службы[91] и иногда ФБР помогают в тщательном изучении персонала государственных органов. Круг их задач обычно ограничивается проверкой кандидата путем опроса его коллег, соседей и других лиц, которые могут в какой-то мере осветить характер поступающего на работу человека. Кроме того, эти органы проводят проверку того, что делают другие правительственные органы. Комиссия и ФБР не решают вопроса о приеме на работу Окончательное решение о пригодности кандидата или сотрудника принимается органом, который нанимает и увольняет их.
Все отделы безопасности в государственном департаменте, министерстве обороны, военных министерствах, Агентстве национальной безопасности, Комиссии по атомной энергии, а также в ЦРУ учитывают опыт других отделов, и, безусловно, между ними налажена координация работы, они проводят консультации, производят обмен опытом по применению различных способов освобождения от лиц, ненадежных с точки зрения безопасности. В некоторых ведомствах при подборе руководителя отдела безопасности недостаточный упор делался на длительность его службы и опытность. Опасным является мнение, что такой пост может занимать в течение года или двух лет человек, назначаемый по политическим соображениям.
Работу должен выполнять специалист, намеревающийся длительное время пробыть на этой должности.
Добавлю несколько слов об обеспечении безопасности наших объектов за границей, где ведется секретная работа. Преимущественно это наши посольства во всех странах мира и те объекты, где у нас размещены войска и секретные военные базы. По сравнению с советской практикой может сложиться впечатление, что мы весьма беспечны. Советские представительства за рубежом, особенно посольства, превращены – насколько это возможно – в отгороженные от внешнего мира крепости. За исключением официальных приемов, в их стены допускаются лишь немногие посторонние лица. В максимально возможной степени представительство обходится своим персоналом в обеспечении даже самых незначительных хозяйственных нужд, таких как водоснабжение, электричество, мелкий ремонт и т. д. К услугам местного населения их персонал если и прибегает, то в крайне редких случаях, и не предоставляет ему свободного доступа во все помещения.
Я не стал бы копировать все меры предосторожности, принимаемые Советами, у нас нет нужды превращать наши посольства в крепости и поселять весь свой персонал в стенах посольства. Однако во многих случаях за «железным занавесом» мы слишком широко пользуемся услугами местного персонала, чего Советы никогда не стали бы делать. Это обстоятельство отмечалось в докладе, представленном парламенту Англии в 1963 году трибуналом, назначенным на основании закона 1921 года о проведении расследований для изучения дела Вассела. Во главе этого трибунала стоял также лорд Рэдклифф, доклад которого по делу Лонсдэйла я упоминал выше.[92]
В английском посольстве в Москве, когда Вассел находился там в аппарате военно-морского атташе, работал советский гражданин Михаильский, выполнявший различные поручения. В докладе Рэдклиффа он характеризуется как «агент русской секретной службы, с помощью которого был завербован Вассел». Этот человек, говорится в докладе, служил «помощником в административном отделе посольства», а также «помогал персоналу посольства в качестве переводчика и агента по таким вопросам, как наем русской прислуги, организация поездок» и т. д. Занимаясь этой работой, он «играл действительно важную роль, обеспечивая комфорт и удобства английскому персоналу, особенно тем, кто испытывал трудности в связи с незнанием русского языка. Такие удобства должны каким-то образом предоставляться персоналу для поддержания нормального морального состояния». В докладе Рэдклиффа признавалось, что использование таких лиц представляет собой «постоянный риск с точки зрения безопасности». Так оно и оказалось в действительности в случае с Васселом. Хотя в докладе Рэдклиффа оправдывается использование услуг этого человека тем, чтобы он обеспечивал англичанам большие удобства, по-моему, подобная практика за «железным занавесом» является рискованной и ее не следует поощрять. Безусловно, безопасности должно быть отдано предпочтение перед удобствами, и в этих странах нам следует обеспечивать наши важные представительства, дипломатические и военные, американским персоналом сверху донизу.
Тот факт, что за последнее время на Западе было раскрыто значительное число советских шпионских операций, вовсе не является свидетельством того, что наша служба безопасности действует неэффективно. Напротив, это самое лучшее доказательство силы нашей контрразведки, являющейся наступательным оружием обеспечения безопасности. Благодаря ей мы сейчас раскрываем факты разведывательного проникновения Советов, остававшиеся нераскрытыми в течение многих лет. Хотя неизбежным является некоторое замешательство и на нашей стороне, однако наиболее сильный удар получили Советы. В результате, возможно, им приходится пересматривать многие методы своей шпионской деятельности. Вместе с тем запоздалое разоблачение советских агентов в нашей среде должно послужить нам предупреждением о глубине и изощренности шпионской деятельности Кремля. Оно должно заставить нас большее внимание уделить мерам по обеспечению безопасности, чтобы прежде всего исключить возможность подобного проникновения в будущем.
Глава семнадцатая Разведывательная служба и наши свободы
Время от времени выдвигаются обвинения в том, что американская разведка или служба безопасности могут стать угрозой нашим свободам, что в секретности, окутывающей в силу необходимости разведывательные операции, есть нечто устрашающее и что эта секретность несовместима с принципами свободного общества. В печати появлялись сенсационные сообщения о том, что ЦРУ якобы оказывает поддержку диктаторам, по своему усмотрению осуществляет национальную политику и произвольно расходует закрытые фонды.[93] Гарри Рэнсом в своей работе «Централизованная разведка и национальная безопасность» ставит эту проблему следующим образом: «ЦРУ является незаменимым органом сбора и оценки информации по всему миру для Совета национальной безопасности. Однако для большинства ЦРУ остается таинственным, сверхсекретным, действующим в тени органом правительства. Его незримая роль, его власть и влияние, секретность, окружающая его структуру и деятельность, – все это ставит серьезные вопросы о месте ЦРУ в демократическом обществе. Один из таких вопросов состоит в том, каким образом демократия может обеспечить, чтобы секретная служба не превратилась в орудие заговора или в средство подавления традиционных свобод демократического самоуправления».[94] Вполне понятно, что относительно новый орган нашей администрации, как ЦРУ, и его деятельность, несмотря на стремление Управления остаться в тени, должны в большей мере, чем другие органы, освещаться печатью для общественности, вынуждены отвечать на вопросы и подвергаться нападкам. Работая над настоящей книгой, я преследовал цель всесторонне осветить действительное положение разведки в нашем свободном обществе. Как я уже отмечал, ЦРУ является открыто признаваемым органом нашего правительства. Его обязанности, место в структуре нашей администрации и средства контроля над ним определены частично законами и частично директивами Совета национальной безопасности. Вместе с тем, подобно многим другим ведомствам, оно должно держать значительную часть информации о своей деятельности в секрете.
Я уже отмечал, что как в царской, так и в Советской России, в Германии, в Японии при господстве милитаристов и в некоторых других странах служба безопасности, выполнявшая определенные разведывательные функции, использовалась для поддержки тирана или тоталитарного строя, для подавления свобод у себя в стране и совершения террористических актов за границей.
Кроме того, как я уже отмечал, во многих регионах, особенно ярко это проявилось в Латинской Америке, диктаторы превращали специальные службы в свои личные гестапо, основной задачей которых являлось устрашение оппозиционных диктатору организаций и лиц.
Подобное извращенное использование разведывательного аппарата и широкая огласка этих фактов привели к тому, что у многих создалось неправильное представление о действительных функциях разведывательной службы в свободном обществе.
В силу характера нашего государства и нашего общества, закрепленного конституцией и Биллем о правах, разведывательные организации, подобные тем, которые возникали в полицейских государствах, автоматически оказались бы запрещенными законом. В нашей стране никогда не смогли бы укорениться такие организации, как гестапо Гиммлера и КГБ Хрущева. В законе, на основании которого было создано ЦРУ, специально предусматривается, что «Управление не будет иметь полицейских функций, права вызова в суд, исполнительных прав и функций по обеспечению внутренней безопасности». Кроме того, ЦРУ – орган обслуживающий, а не делающий политику. Все его действия должны вытекать из правительственной политики и согласовываться с ней. Он не может действовать без санкции и одобрения сo стороны высших органов правительства, несущих ответственность за разработку и осуществление политики.
Закон, принятый при поддержке обеих партий, устанавливает и другие правовые и практические ограничительные меры в отношении деятельности ЦРУ. В основном это меры, которые соответствуют гарантиям, обеспечивающим демократию.
Центральное разведывательное управление подчинено непосредственно Совету национальной безопасности. Это фактически означает, что оно подчинено прямо президенту. Таким образом, глава исполнительной власти сам осуществляет контроль за деятельностью ЦРУ.
Директивы Совета национальной безопасности принимаются на основе полномочий, предоставленных Законом о национальной безопасности США 1947 года. Закон предусматривает, что в дополнение к обязанностям и функциям, им установленным, ЦРУ уполномочивается «выполнять в интересах существующих разведывательных органов такую представляющую взаимный интерес работу, которая по решению Совета национальной безопасности может быть осуществлена более эффективно централизованным путем… выполнять другие функции и задачи, связанные с ведением разведки в интересах национальной безопасности, которые могут поручаться ему время от времени Советом национальной безопасности».
Президент подбирает кандидатов на посты директора и заместителя директора ЦРУ, а сенат утверждает этих кандидатов, причем это не формальная процедура. За 15 лет со дня создания Управления во главе его стояло четыре директора:[95]1) вице-адмирал Рескоу Генри Хилленкойттер, зарекомендовавший себя отличной службой на флоте и в военно-морской разведке; 2) генерал Уолтер Беделл Смит, который помимо блестящей военной карьеры три года являлся послом США в Советском Союзе, а впоследствии занимал пост заместителя государственного секретаря; 3) автор этих строк – какие-либо комментарии здесь будут неуместны, можно лишь упомянуть мою длительную службу в государственном аппарате и многолетнюю работу в разведке; 4) Джон А. Маккоун, нынешний директор, исключительно положительно зарекомендовал себя на многих важных государственных постах в правительстве Трумэна и Эйзенхауэра в качестве члена президентской комиссии по вопросам военно-воздушных сил, заместителя министра обороны, заместителя министра военно-воздушных сил и председателя Комиссии по атомной энергии.
Закон требует, чтобы должность директора или заместителя директора ЦРУ занимали гражданские лица. В то время как теоретически оба эти поста могут быть замещены гражданскими лицами, военные по закону не могут занимать их одновременно (В течение последнего десятилетия сложилась практика распределения этих постов между военными и гражданскими лицами.) Два последних директора – гражданские лица – имели при себе в качестве заместителей военных с большим опытом службы в вооруженных силах Соединенных Штатов. В период моего директорства заместителем был генерал Чарльз Пирр Кайбл, а сейчас, при Джоне Маккоуне, – генерал-лейтенант Маршалл Картер.
На основании собственного опыта службы в Управлении при трех президентах я могу со всей определенностью сказать, что глава исполнительной власти проявляет постоянный глубокий интерес к деятельности Управления. Восемь из одиннадцати лет моей службы на посту заместителя и директора ЦРУ прошли при президенте Эйзенхауэре. Мы много беседовали с ним о текущей деятельности Управления, и особенно о расходовании средств. Я вспоминаю, как он сказал мне, что в Управлении следует создать внутреннюю систему финансовой отчетности по средствам, не подлежащим контролю, то есть ассигнуемым конгрессом и расходуемым по распоряжению директора. Этот контроль, по мнению Эйзенхауэра, должен быть, если это возможно, более строгим, чем контроль Центрального финансового управления.
Хотя многие расходы, очевидно, необходимо держать в секрете от общественности, ЦРУ всегда готово отчитаться перед президентом, соответствующими подкомиссиями конгресса по ассигнованиям и Бюджетным бюро за каждый израсходованный цент, независимо от того, на что он пошел. В первые годы существования Управления его деятельность была предметом ряда специальных расследований. Я сам, как уже отмечал, в возглавлял комиссию из трех человек, которая в 1949 году представила президенту Трумэну доклад о деятельности ЦРУ. Расследования проводились также двумя комиссиями Гувера – одно в 1949 году и другое в 1955 году. Эти комиссии занимались изучением системы органов исполнительной власти, в том числе и наших разведывательных органов. Доклад, составленный по результатам деятельности комиссии в 1955 году, когда я был директором ЦРУ, включал специальный раздел, подготовленный подкомиссией во главе с генералом Марком У. Кларком. Примерно в то же время для президента Эйзенхауэра группа во главе с генералом Джэймсом Дулитлом подготовила обзор некоторых более секретных операций Управления. Интересно отметить, что подкомиссия генерала Кларка, выражая беспокойство по поводу скудости разведывательной информации, поступающей из-за «железного занавеса», призывала к «твердому руководству, смелости и настойчивости». От нас требовали не сокращать, а наращивать свои усилия. Самолет У-2 уже проектировался и должен был начать полеты через год.
Одна из рекомендаций, вытекающая из доклада комиссии Гувера 1955 года, заключалась в том, чтобы создать при президенте постоянный наблюдательный орган из гражданских лиц, который часто называют «наблюдательным комитетом». Он должен был заменить работающие от случая к случаю временные комиссии по расследованию. Я обсуждал с президентом Эйзенхауэром, как лучше реализовать эту идею. Он был полностью согласен с этой рекомендацией. Президент назначил Консультативный совет по внешней разведке при президенте,[96] председателем которого в течение некоторого времени был выдающийся руководитель Массачусетского технологического института Джейм Киллиан-младший. Президент Кеннеди вскоре после вступления в должность восстановил этот совет, немного изменив его состав, но во главе его по-прежнему стоял доктор Киллиан. В апреле 1963 года Киллиан ушел с этого поста и председателем Совета стал выдающийся юрист и специалист по вопросам государственного управления Кларк Клиффорд. Досье, отчеты, деятельность и расходы Центрального разведывательного управления открыты перед этим президентским органом, который собирается на свои заседания несколько раз в году.
Другая рекомендация комиссии Гувера – создать также наблюдательную комиссию конгресса – имела более бурную историю. В 1953 году, еще до рекомендации комиссии Гувера, сенатор Майк Мэнсфилд внес законопроект о создании объединенной комиссии сената и палаты представителей по контролю за деятельностью ЦРУ, подобной Объединенной комиссии по атомной энергии.[97]25 августа 1953 г. он написал мне письмо, в котором спрашивал, какие взаимоотношения у ЦРУ с конгрессом, а также каково мнение Управления о внесенном им предложении. Я находился за границей, и мой заместитель, генерал Кэйбл, ответил, что у ЦРУ «существуют более тесные связи с конгрессом, чем у разведки любого государства с законодательным органом этого государства».
Несколько лет спустя по этому вопросу состоялось голосование в сенате. Предложение имело вид совместной резолюции, внесенной сенатором Мэнсфилдом. Резолюция получила значительную поддержку 35 сенаторов от обеих партий и в феврале 1956 года была передана с положительной оценкой в сенатскую комиссию. Однако резолюция вызвала резкие возражения со стороны сенатора Карла Хэйдена, тогдашнего председателя сенатской комиссии по ассигнованиям. Сенатора Хэйдена поддержал сенатор Ричард Рассел, председатель сенатской комиссии по вооруженным силам, а также сенатор Леверетт Солтенстолл, член этой комиссии от республиканской партии. В апреле, после весьма интересных и бурных дебатов, сенат подавляющим большинством отклонил резолюцию о создании наблюдательной комиссии. Выступая против этой резолюции, сенатор Рассел сказал: «Хотя мы задавали ему (Аллену Даллесу) крайне дотошные вопросы о некоторых действиях, от которых, когда о них слышишь, кровь стынет в жилах, он всегда отвечал прямо и откровенно, что бы мы ни спрашивали». Вопрос был решен, когда это заявление подтвердил бывший вице-президент (в то время сенатор) Олбер Беркли, который говорил, исходя из своего опыта работы в качестве члена Совета национальной безопасности. Против резолюции высказался также сенатор Стюарт Саймингтон, который хорошо осведомлен о деятельности Управления в период, когда он занимал пост министра военно-воздушных сил. После окончательного голосования (против – 59, за – 27) десять сенаторов, первоначально поддерживавших резолюцию, изменили свое мнение и присоединились к большинству. Они услышали достаточно много для того, чтобы убедиться, что по крайней мере в настоящее время такая мера не вызывается необходимостью.
В ходе дебатов особенно подчеркивалось то обстоятельство, что система контроля существует и хорошо действует уже в течение десяти лет.
Представление, что конгресс не осуществляет никакого контроля за деятельностью ЦРУ, совершенно ошибочно. Контроль над ассигнованиями позволяет контролировать деятельность ЦРУ. От финансов зависит численный состав ЦРУ, насколько широко оно может проводить свою деятельность и в определенной степени даже что оно может делать. Еще до того, как соответствующая подкомиссия конгресса начинает заниматься бюджетом ЦРУ, он рассматривается Бюджетным бюро, которое должно одобрить ассигнуемую сумму, безусловно, с санкции президента. Затем бюджет рассматривается подкомиссиями комиссий палаты представителей и сената по ассигнованиям, так же как и бюджет других органов и учреждений исполнительной власти. Разница заключается лишь в том, что размер бюджета ЦРУ за пределами подкомиссий нигде не оглашается. Председателем подкомиссии палаты представителей является Кларенс Кэннон, и невозможно найти более надежного стража государственных финансов, чем он. Подкомиссия имеет право знакомиться со всеми, какими пожелает, документами, касающимися бюджета ЦРУ, и требовать самых детальных разъяснений о его расходах в прошлом и настоящем.
Все это подробно изложил в своем ярком выступлении в палате представителей Кэннон 10 мая I960 г., имевшем место сразу же после провала полета самолета У-2, пилотируемого Фрэнсисом Гари Пауэрсом: «Самолет совершал разведывательный полет, санкционированный и финансированный ассигнованиями, рекомендованными комиссией палаты представителей по ассигнованиям и утвержденными конгрессом».
Далее он отметил, что ассигнования на полеты были одобрены и рекомендованы также Бюджетным бюро и, как это бывает со всеми аналогичными расходами и мероприятиями, с согласия главы исполнительное власти. Кэннон остановился на праве подкомиссии комиссии по ассигнованиям рекомендовать ассигнования на подобные цели, а также подчеркнул, что о полетах не были информированы ни палата представителей, ни страна. Он напомнил, что во время второй мировой войны были ассигнованы миллиарды долларов на манхэттенский проект по созданию атомной бомбы при аналогичных мерах предосторожности, как и в отношении самолета У-2, то есть решением подкомиссии комиссии по ассигнованиям. Он указал на широкую шпионскую деятельность Советского Союза, на то, что советские шпионы выкрали секреты атомной бомбы. Сославшись на внезапное нападение коммунистов в Корее в 1950 году, Кэннон следующим образом оправдывал полеты самолета У-2:
«Ежегодно мы указывали ЦРУ… что оно обязано в подобных ситуациях принимать эффективные меры. Мы говорили: „Это не должно повториться снова, и вы должны сделать так, чтобы это не повторилось“… План, по которому они действовали, когда получили этот самолет, явился их ответом на наши требования».
Он воспользовался этим случаем, чтобы похвалить ЦРУ за то, что оно посылало самолеты-разведчики в воздушное пространство СССР в течение четырех лет до захвата Пауэрса. В заключение Кеннон сказал: «Мы убедительно продемонстрировали в этом случае, что свободные народы, сталкиваясь с самым жестоким и преступным деспотизмом, могут в рамках конституции США защитить страну и сохранить мировую цивилизацию».
Я привожу эти высказывания лишь для того, чтобы показать, в какой мере даже самые секретные разведывательные операции ЦРУ раскрывались при соответствующих обстоятельствах и мерах предосторожности перед представителями народа в конгрессе.
Помимо комиссии палаты представителей по ассигнованиям, рассматривающей деятельность ЦРУ, имеется также подкомиссия комиссии палаты представителей по вооруженным силам. Председатель этой подкомиссии Карл Винсон в течение ряда лет возглавляет и комиссию по вооруженным силам. Этой подкомиссии ЦРУ докладывает о своей текущей деятельности в тех объемах и в таких деталях, как того пожелает подкомиссия. Здесь речь идет не столько о финансовых аспектах разведывательных операций, сколько о всех других элементах деятельности ЦРУ. В сенате также имеется аналогичная подкомиссия комиссии по вооруженным силам.
15 лет назад, когда рассматривался законопроект о создании Центрального разведывательного управления, комиссии конгресса, занимавшиеся этим вопросом, просили меня высказать точку зрения по этой проблеме. Не ограничившись этим, я представил меморандум, опубликованный в протоколах конгресса, в котором предлагал создать специальный консультативный орган по делам нового разведывательного управления в составе представителей президента, государственного секретаря министра обороны.[98] Я предлагал, чтобы на эту группу «была возложена задача давать советы и рекомендации директору Центрального разведывательного управления и обеспечивать должный контакт между Управлением, указанными двумя министерствами и главой исполнительной власти». Это предложение было реализовано. Все разведывательные операции, затрагивающие вопросы большой политики, должны получать такую санкцию.
Несомненно, общественность и пресса могут критиковать действия разведки, в том числе такие, о которых стало известно из-за неудачи или неосторожности. К разведывательной деятельности это относится в такой же мере, как и к любому другому виду государственной деятельности. Когда в разведывательной работе случается неудача и о ней становится широко известно, ЦРУ и главным образом его директор должны быть готовы взять на себя всю ответственность, особенно в тех случаях, когда умолчать этот факт невозможно. Иногда, в случае инцидента с самолетом У-2, сбитым над советской территорией, и с кубинскими событиями в апреле 1961 года, глава исполнительной власти публично брал на себя ответственность, и такой шаг, как я уже разъяснял, являлся вполне обоснованным.
По установившейся традиции не только Управление не должно вмешиваться в политические вопросы, но и все его сотрудники не должны заниматься никакой политической деятельностью. Никто в Управлении – от директора и до самых низших должностей – не может принимать участие в политической деятельности, за исключением участия в голосовании. Когда нарушается это правило, тут же принимается заявление об отставке или же его предлагают подать.[99] Сотрудникам, вынашивающим честолюбивые политические замыслы, дают понять, что их вряд ли в скором времени возьмут на работу, если они, выступив на политической арене, потерпят неудачу.
Однако самой важной гарантией являются качества и самодисциплина руководителей разведывательной службы и людей, работающих в ней. Все зависит от того, какие люди служат у нас, от их честности и уважения к демократической процедуре, от их чувства долга и преданности при решении важных и острых задач стоящих перед ними.
После более чем десяти лет службы я могу сказать, что никогда не видел людей, более преданных делу обеспечения безопасности нашей страны и нашего образа жизни, чем люди, которые работают в Центральном разведывательном управлении. Наши сотрудники занимаются разведкой не ради материальной выгоды или получения за свою службу высоких рангов, или общественного признания. Они идут на эту работу потому, что видят возможность послужить своей стране, потому, что она захватывает их, а также потому, что они верят, что своей службой могут лично способствовать укреплению национальной безопасности США.
Угроза нашим свободам возникает не от нашей разведки, а скорее в результате того, что мы можем быть недостаточно осведомлены относительно опасностей, угрожающих нам. Если еще будут иметь место события, вроде кубинских, если некоторые страны некоммунистического мира, находящиеся под угрозой сегодня, будут еще больше ослаблены, мы вполне можем оказаться в изоляции и возникнет опасность и для наших свобод.
Мы отчетливо видим характер военной угрозы в век ракетно-ядерного оружия и правильно делаем, расходуя миллиарды долларов на то, чтобы противостоять этой угрозе. Точно так же мы должны противостоять всем аспектам невидимой войны – подрывной деятельности, осуществляющейся с помощью шпионажа. Меньше всего сегодня мы можем позволить себе заковать нашу разведку в цепи. Мы не можем обойтись без разведки, осуществляющей защитную и информационную роль и действующей в специфических условиях постоянной напряженности, имеющих место в современную эпоху.
Приложения
Примечания
брат Аллена Даллеса Джон Фостер Даллес был крупным политиком послевоенного времени. Он занимал пост государственного секретаря США в администрации президента Д. Эйзенхауэра
(обратно)
См. Герэн А., Варэн Ж. Люди из ЦРУ. – М., 1985.– С. 36. 8
(обратно)
«Хайку», «танка» – краткие национальные поэтические творения философского содержания.
(обратно)
Герэн А., Варэн Ж. Указ. соч. – С. 37
(обратно)
Яковлев Н. Н. ЦРУ против СССР. – М, 1983.– С. 99.
(обратно)
Colby W. Honorable Men: My Life in the CIA. – N. Y., 1978.– P. 28
(обратно)
Rositzke H. The ClA's Secret Operatics. – N. Y., 1979.– P. 13
(обратно)
См. Prouty P. The Secret Team. – Englewood Cliffs, 1973.– P. 66
(обратно)
Domhoff G. W. Who Rules America. – N. Y. 1967.– P. 127
(обратно)
Schlesenger A. R. Kennedy and his Time. – P. 456. 16
(обратно)
Schlesenger A. R. Kennedy and his Times. – Boston, 1978.– P. 276
(обратно)
Цит. по: Герэн А., Варэн Ж. Указ. соч.—С. 37. Там же. – С. 43
(обратно)
Там же. – С.43
(обратно)
На эту должность А. Даллес был назначен в 1951 году. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду Закон о национальной безопасности СILL 1947 года. – Прим пер.
(обратно)
1 мая I960 г. самолет У-2, пилотируемый Пауэрсом, был сбит над советской территорией. – прим. пер.
(обратно)
Cведениями о Сунь Цзы я обязан вышедшему в свет прекрасному переводу его книги «Искусство войны» с комментариями генерала Сэма Гриффитса (Sun Tzu. An of War. – Oxford, Clarendon press, 1963) – Прим авт.
(обратно)
Б Толмедж – майор американской армии, один из первых разведчиков США – Прим. пер.
(обратно)
Дж Джей – во время Войны за независимость возглавлял специальный (разведывательный) комитет Конгресса американец штатов. – Прим пер.
(обратно)
Оригинал показаний сына Брайана находится в коллекции материалов о деятельности разведывательной службы, собранной Уолтером Пфорцхеймером, чьей любезности мы обязаны приведенными выше выдержками. – Прим авт.
(обратно)
Натан Хейл (1755–1776) считается первым американским разведчиком-героем. При выполнении задания Вашингтона был схвачен и повешен англичанами. Очевидцы сообщали, что перед смертью Н. Хейл заявил: «Я сожалею только о том, что у меня одна жизнь которую я могу отдать за свою родину». На территории штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли ему воздвигнут памятник. – Прим. пер.
(обратно)
Дж. Андре (1751–1780) – начальник разведан английской армии, повешен американцами. – Прим. пер.
(обратно)
Б. Арнольд (1741–1801) – американский генерал, решивший предательски сдать англичанам крепость Вест-Пойнт. – . Прим. пер.
(обратно)
Оригинал письма находится в коллекции Американского философского общества в Филадельфии среди прочих бумаг Б. Франклина – Прим. авт.
(обратно)
1945 году аналитические подразделения УСС были переданы в ведение госдепартамента, а оперативные подразделения – военного министерства. – Прим. пер.
(обратно)
В настоящее время на долю РУМО приходится 80 % всех ассигнований, выделяемых на разведку США. – Прим. пер.
(обратно)
В госдепартаменте США вопросами разведки занимается Управление разведки и исследования. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду Закон о национальной безопасности США 47 года, предоставивший ЦРУ право добывать секретную информацию. – Прим. пер.
(обратно)
В настоящее время данные о численности Вооруженных Сил – СР преданы гласности. – Прим. пер.
(обратно)
Берлинская стена была возведена для защиты экономических интересов ГДР. В 1989 году демонтирована. – Прим. пер.
(обратно)
Начало сотрудничеству разведок западных стран было положено в годы второй мировой войны. В настоящее время ЦРУ поддерживает постоянные контакты со спецслужбами более чем 30 стран мира– Прим. пер.
(обратно)
Грингласс Д. – механик вспомогательной службы атомного центра в Лос-Аламосе. По обвинению в шпионаже в пользу СССР осужден американским судом к 15 годам тюремного заключения. – Прим. пер.
(обратно)
Хаутон Г. – служащий военно-морского министерства Великобритании. За сотрудничество с советской разведкой (входил в группу Лонсдейла-Молодого) осужден английским судом к 15 годам тюремного заключения. – Прим. пер.
(обратно)
Вассел Дж. – служащий военно-морского министерства Великобритании. За сотрудничество с советской разведкой приговорен к 8 годам тюремного заключения. – Прим. пер.
(обратно)
Пеньковский О. В. (1919–1963) – сотрудник советской военной разведки, в течение ряда лет работал на американскую и английскую разведки. В 1963 году за измену родине приговорен к смертной казни. – Прим. пер.
(обратно)
Винн Г. – английский бизнесмен. По заданию американской английской разведок поддерживал связь с Пеньковским. Осужден советским судом в 1963 году к 8 годам тюремного заключения. В 1964 году обменен на советского разведчика К. Т. Молодого (Г. Лонсдейла). – Прим. пер.
(обратно)
Churchill W. The Second World War. – Houghton, Mifflin Co., 1948–1953. – Прим. пер.
(обратно)
Henry L. Stimson and McGeorge Bundy. On Active Service in Peace and War. – Harper & Brothers, 1948.– Прим. авт.
(обратно)
В 1988 году доклад Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» был опубликован в советской печати. – Прим. пер.
(обратно)
Высадка войск союзников в Нормандии началась 6 июня 1944 г. – Прим. пер.
(обратно)
Речь идет об антиимпериалистической и антифеодальной революции 14 июня 1959 г. в Иране. – Прим. пер.
(обратно)
Под фамилией Лонсдейла в Англии работал советский разведчик К. Т Молодый (1933–1970). В 1963 году был арестован и осужден английским судом к 25 годам тюремного заключения. В 1964 году обменен на Г. Винна. – Прим. пер.
(обратно)
Группа Шульце-Бойзена – Харнака – интернациональная разведывательная организация, известная под названием «Красна капелла» Действовала на территории Германии в годы второй мировой войны. После провала почти все ее члены были уничтожены. – Прим. пер.
(обратно)
Foote A. Handbook for Spies. – L., 1949.– P. 75 – Прим. пер.
(обратно)
Розенберги Этель и Юлиус – граждане США. В 1951 году арестованы и осуждены по «обвинению в шпионаже в пользу СССР» В 1953 году казнены на электрическом стуле. Отказались от помилования в обмен на предложение о признании своей деятельности незаконной. – Прим. пер.
(обратно)
Голд Г. – гражданин США. Выступал в качестве свидетеля обвинения на процессе по делу Розенбергов. – Прим. пер.
(обратно)
Хисс О. – высокопоставленный служащий государственного департамента США. Обвинен Маккарти в связи с «коммунистическим подпольем» в 30-е годы. В 1950 году американским судом признан виновным в принадлежности к шпионской организации. Дело Хисса послужило предлогом для развертывания кампании травли прогрессивных элементов в США. – Прим. пер.
(обратно)
Берджес Г. – служащий английского посольства в Вашингтоне сотрудничал с советской разведкой (входил в знаменитую «Кембриджскую пятерку»). В 1951 году под угрозой провала вывезен в СССР; Маклин Д. – начальник американского отдела МИД Великобритании, сотрудничал с советской разведкой (входил в «Кембриджскую пятерку»). В 1951 году под угрозой провала вывезен в СССР. – Прим. пер.
(обратно)
Филби Г. (1912–1988) – выдающийся советский разведчик. Работал в английской разведке с 1948 по 1951 год. В 1963 году под угрозой провала был вывезен в СССР. – Прим. пер.
(обратно)
Абель Р. (настоящая фамилия – Фишер) (1903–1971) – выдающийся советский разведчик. С 1927 года работал в органах госбезопасности, с 1948 года – на нелегальной работе в США. В 1957 году арестован ФБР и приговорен американским судом к 30 годам каторги. С 1962 года проживал в СССР. – Прим. пер.
(обратно)
Хэйханен (1920–1961). С 1939 года—в НКВД, на контрразведывательной работе. С 1952 года – в США, в 1954 году – передан на связь Абелю. Ввиду профессиональной непригодности (пьянство, неразборчивость в связях) был отозван в Москву. В 1961 году представитель ЦРУ объявил о его гибели в результате автомобильной катастрофы – Прим. пер.
(обратно)
Азеф Е. (1869–1918) – секретный сотрудник министерства внутренних дел России. Член ЦК партии эсеров, руководитель Боевой организации этой партии В 1908 году разоблачен, приговорен партийным судом к смертной казни, скрылся. – Прим. пер.
(обратно)
Малиновский Р. В. (1876–1918) после Октябрьской революции разоблачен и расстрелян по приговору Верховного трибунала – Прим пер.
(обратно)
Даллес «забыл» упомянуть, что в это время Хаутон уже работал на английскую контрразведку. – Прим. пер.
(обратно)
Александер X. (1891–1969) – английский фельдмаршал, главнокомандующий союзными войсками в Средиземноморье. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду Э. Базна, продавший немцам план вторжения союзников в Нормандию. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду Закон о национальной безопасности США 1947 года. – Прим. пер.
(обратно)
В настоящее время в их число помимо перечисленных входят: РУМО, Национальное управление наемнической разведки, разведка корпуса морской пехоты, Секретная служба США, штаб разведывательного сообщества – Прим пер
(обратно)
В настоящее время – министерство энергетики. – Прим. пер.
(обратно)
Memoirs of Harry S. Truman. – Doubleday and Co., 1958 – Прим. авт.
(обратно)
Имеется в виду Управление разведок и исследований – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду англо-франко-израильское вторжение в Египет. Решительная позиция СССР сыграла большую роль в деле прекращения агрессии. – Прим. пер.
(обратно)
Булганин Н. А. – председатель Совета министров СССР в 1956 году – Прим. пер.
(обратно)
Советское ракетное оружие было размещено на Кубе по просьбе правительства Ф. Кастро с целью противодействовать агрессивным устремлениям американской администрации. – Прим. пер.
(обратно)
Речь идет о развязанной южнокорейской военщиной при поддержке США войне против КНДР. – Прим. пер.
(обратно)
17 апреля 1961 г. на Кубе была предпринята попытка высадки бригады кубинских наемников при поддержке США – Прим. пер.
(обратно)
Полеты самолетов У-2 над территорией СССР начались в 1955 году. – Прим. пер.
(обратно)
В настоящее время ЦРУ в целях поиска подходящих кандидатов публикует объявления о приеме на работу в прессе. – Прим пер.
(обратно)
Разведывательная школа ЦРУ находится в Кэлт-Пири. Известна под названием «Ферма» Прим. пер.
(обратно)
Ветераны УСС занимали в ЦРУ доминирующее положение вплоть до середины 80-х годов. Директором ЦРУ в 1981–1987 годах являлся У. Кейси, резидент УСС в Лондоне в годы второй мировой войны. – Прим. пер.
(обратно)
Чэмберс У. (1901–1961) – американский журналист. В 40 – 50-х годах выступал с обвинениями в шпионской деятельности в пользу СССР против Хисса, Уайта и др. В 1984 году президент Рейган наградил его медалью Свободы (посмертно). – Прим. пер.
(обратно)
Maugham W. Somerset. Ashenden, or The British Agent. – Doubleday, l927 – Прим. авт.
(обратно)
См. Handbook for Spies. – L., 1949.– Прим. авт.
(обратно)
Имеется в виду Закон о национальной безопасности США 1947 года. – Прим. пер.
(обратно)
Американские военные корабли вплоть до недавнего времени (до 1989 г.) вторгались в советские территориальные воды в разведывательных целях. – Прим. пер.
(обратно)
Пауэре Ф. Г. (1929–1977) – американский летчик, по заданию ЦРУ выполнял полеты на самолетах У-2 с 1956 по 1960 год. После возвращения в США работал в фирме «Локхид». Разбился во время испытательного полета. – Прим. пер.
(обратно)
С 1972 по 1974 год контакты между двумя ведомствами были сведены к минимуму вследствие взаимных обвинений в нарушении секретности, – Прим. пер.
(обратно)
Handbook for Spies.—P. 137.—Прим. авт.
(обратно)
В действительности сооружение пункта подслушивания находилось «под контролем» советской разведки с самого начала, а сам пункт использовался для дезинформации западных спецслужб. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду закон Англии «Об охране государственной тайны» 1911 года. В настоящее время действует закон под тем же названием, принятый в 1988 году. – Прим. пер.
(обратно)
Spy in the U. S. – Harper and Row, 1961.– Прим. авт.
(обратно)
Carter D. The Fourth Branch of Government. – Boston, Houghfon Mifflin, 1959.– Прим. авт.
(обратно)
В 1976–1977 годах в структуре конгресса с целью ограничения числа лиц, до которых доводится секретная информация, образованы специальные комитеты по разведке в сенате и палате представителей. – Прим. пер.
(обратно)
Congressional Record. – 1963. – March 7. – P. 3549. – Прим. авт.
(обратно)
С 1951 по 1961 год. – Прим. пер.
(обратно)
Имеется в виду Закон о национальной безопасности США 1947 года. – Прим. пер.
(обратно)
Выдача «уведомления – Д» для опубликования в прессе каких-либо материалов не является гарантией от судебного преследования за разглашение государственной тайны. – Прим. пер.
(обратно)
Блейк Дж. – сотрудник английской разведки. За работу в пользу СССР в 1961 году английским судом приговорен к 42 годам тюремного заключения. В 1966 году бежал из тюрьмы. В настоящее время проживает в СССР. – Прим. пер.
(обратно)
Агентство национальной безопасности США занимается радиоэлектронной разведкой, а также перехватом и дешифровкой сообщений, передаваемых по линиям связи. – Прим. пер.
(обратно)
В настоящее время проверка на полиграфе является обязательным условием для поступления на работу в ЦРУ и другие правительственные органы США – Прим. пер.
(обратно)
Управление по кадровой работе входит в состав исполнительного управления президента – Прим. пер.
(обратно)
Оба доклада Рэдклиффа, упоминавшиеся в настоящей главе, представляют интерес для тех, кто занимается вопросами безопасности Первый доклад, опубликованный в парламентском отчете в апреле 1962 года, последовал за делом шпионской организации Лонсдейла (англичане называют Портлендским делом) и делом Блейка В докладе предлагались некоторые меры по укреплению безопасности в Англии, а также рассматривалась проблема сохранения секретности прессы. Второй доклад Рэдклиффа, опубликованный в апреле 1963 года, был подготовлен трибуналом, созданным в соответствии с законом 1921 года и резолюцией парламента от 14 ноября 1962 г. Виконт Рэдклифф был председателем работавшей ранее комиссии, а также этого трибунала. Доклад трибунала ограничивался процессуальным расследованием обстоятельств дела Вассела. Это интересный документ, однако не только в силу своего процессуального характера. Упор в нем делается на вопрос, имели ли место явные нарушения долга – Прим. авт.
(обратно)
Здесь явное противоречие В директиве СНБ № 54 212 (1955 г.) главной задачей ЦРУ устанавливается поддержка любых групп, готовых сотрудничать с США – Прим пер
(обратно)
См. Ransom H. Central Intelligence and National Security. – Harvard University Press, 1958 – Прим авт.
(обратно)
К моменту выхода настоящего издания на посту директора ЦРУ побывало 14 человек. – Прим. пер.
(обратно)
Этот орган просуществовал с небольшим перерывом (1977–1980) до настоящего времени. – Прим. пер.
(обратно)
Подобные комитеты (не один, а два) были созданы только в 1977–1978 годах. – Прим. пер.
(обратно)
Такой орган создан в системе Совета национальной безопасности. – Прим. пер.
(обратно)
Закон США о политической деятельности 1939 года (Закон Хэтча) – Прим пер.
(обратно)
Richelson J. The US Intelligent Community. – Cambr., 1989 – P. 13.
(обратно)
Congressional Quarterly. – 1988.– Sept – P. 2636.
(обратно)
US News and World Report. – 1986.– June 16.– P. 24.
(обратно)
The New York Times. – July. – 1989.– P. A. 14.
(обратно)
White House Office of the Press Secretary. Immediate Release. – 1981.– Dec 4.
(обратно)
ТАСС. – Серия АД. – 1982.– 24 июля. – Л. 30—36
(обратно)
The New York Times. – 1988. —Dec. 11.—P. 1, 42; The Wall Street Journal, – 1988. – Dec. 8.– P. A. 24.
(обратно)
См. The New York Times Magazine. – 1983.– Jan. 16.– P. 8.
(обратно)
См. The Washington Post. – 1989.– Febr. – 3.– P. 3.
(обратно)
См. Der Spiegel. – 1989. – Nr. 38 – S. 194 – 197
(обратно)
ТАСС. БПИ. – 1988 – № 165 – С. 19, 20.
(обратно)
International Herald Tribune. – 1988.– Dee. 12.– P 1.
(обратно)
Der Spiegel. – 1989.– Febr. 20.– P. 30.
(обратно)
The Washington Post. – 1986 – May 19.– P. A. 1, A. 10.
(обратно)
Quirk D. The Central Intelligence Agency. A Photographic History – Guilford. – 1986.
(обратно)
См. The Washington Post. – 1988.– June 5.– Р. С. 1. 268
(обратно)
Congressional Record. – 1988.– Apr. 13.– P. E. 1009. 269
(обратно)
Эйджи Ф., Вульф Л. Грязная работа ЦРУ в Западной Европе. – М., 1979.– С. 18.
(обратно)
См. The Guardian. – 1987.– Dec. 23.– P. 13. 271
(обратно)
US News and World Report, – 1989.– June 26.– P. 19; Aug. P. 24.
(обратно)
Signal. – Vol. 44.*– 1989.– No. l.—P. 37–38.
(обратно)
«Congressional Record», – 1988.– Apr. 13.– P. E. 1009.
(обратно)
Кодекс поведения государственных служащих, принятый в 1978 году, регулирует также кадровые вопросы в ЦРУ.
(обратно)
См. Quirk J. The Central Intelligence Agency. A Photographic History. – Guilford (CT), 1986.
(обратно)
Оглавление
· К читателю
· Глава первая . Немного о себе
· Глава вторая . Экскурс в историю
· Глава третья . Эволюция американской разведывательной службы
· Глава четвертая . Потребности свободного общества в области разведки
· Глава пятая . Сбор информации
· Глава шестая . Сбор информации с помощью технических средств
· Глава седьмая . Планирование и руководство
· Глава восьмая . Главный противник – коммунистические разведслужбы
· Глава девятая . Контрразведка
· Глава десятая . Добровольные помощники
· Глава одиннадцатая . Обман противника
· Глава двенадцатая . Использование разведывательной информации
· Глава тринадцатая . Люди, работающие в разведке
· Глава четырнадцатая . Мифы, неудачи и источники неприятностей
· Глава пятнадцатая . Роль разведки в «холодной войне»
· Глава шестнадцатая . Секретность в свободном обществе
· Глава семнадцатая . Разведывательная служба и наши свободы
· Вместо послесловия
· Приложения
· Разведывательное сообщество
· Структура ЦРУ . (по состоянию на 1989 г.)
· Кодекс поведения сотрудника ЦРУ
· Награды в ЦРУ
· Резидент . . . . . . . . . . . . .