Мои ошибки во взаимоотношениях с самыми близкими мне людьми также многочисленны и касались они в основном одного из самых любимых мной человека - дочери.
Мою дочь можно считать основным соавтором моей первой и этой книги, так как к чтению «нетрадиционной» литературы, давшей мне толчок для раздумий над всеми затронутыми в книгах проблемами, приобщила меня именно она. Кроме того, благодаря многочисленным иногда весьма бурным дискуссиям с ней, я смогла более детально разобраться во многих вопросах и многое для себя понять, а ее долгая и тяжелая болезнь помогла мне переосмыслить заново всю свою собственную жизнь и найти в ней многочисленные ошибки, касающиеся и наших с ней взаимоотношений. Эти ошибки можно подразделить на три категории.
Первой моей ошибкой, совершенной во время беременности, было очень кратковременное, но достаточно сильное чувство неудовольствия по поводу несвоевременности появления ребенка (4-ый курс института, общежитие, низкая материальная обеспеченность). Это чувство очень быстро сменилось горячим желанием его родить, несмотря на опасность для собственной жизни (в опасность для жизни, несмотря на угрозы врачей, я просто не верила, не допускала ни на миг возможности смертельного исхода и о нем совершенно не думала), но…
Это было уже после того, как травма ребенку первоначальным моим негативным чувством была, видимо, нанесена. Возможно, что я была не единственным ее «автором», возможно, что я всего лишь усилила аналогичную травму-программу, доставшуюся моему ребенку по наследству, но от этого не легче.
Вторая категория ошибок относится к воспитанию. Я, как мне тогда казалось, очень любила своего ребенка и была заботливой и ласковой мамой. Но моему уже травмированному ребенку была нужна, видимо, более сильная любовь, и, самое главное, совсем другое, более эмоциональное ее проявление, включая слова и ласки. А у меня с выражением чувств была своя проблема. Мой жизненный на тот момент времени опыт очень ярко показал мне, что за чрезмерным проявлением, якобы, любви в форме ласковых слов и поцелуев зачастую нет ничего, кроме лицемерия. Поэтому я старалась выражать свои чувства не словами и поцелуями, а делами - конкретной заботой о тех, кого я любила.
Моего языка любви, который в основном сводился не к эмоциям, а к действиям, направленным на заботу о благополучии, мой ребенок не понимал. Он был настроен на другие волны любви. И только спустя много лет я узнала, что моя девочка с самого раннего детства считала себя недостаточно любимой, а я всегда так радовалась тому, что у меня с ней в детстве было полное взаимопонимание и прочная дружба. Вот такой разный взгляд был у нас с ней на наши взаимоотношения.
Первопричина этого, возможно, таилась в той внутриутробной травме, которую я нанесла ей или усилила еще во время беременности. В дальнейшем это усугубилось различием наших «конструкций», следствием которого явилось несовпадение рабочих диапазонов принимаемых и излучаемых нами полей-программ. Скорее всего, у моей девочки был чрезмерно ослаблен прием любви и, естественно, ее отдача на языке действий, а у меня - чрезмерно ослаблена отдача и, естественно, прием любви на языке жестов и слов. Поэтому мы были не в состоянии почувствовать любовь друг друга, так как наши диапазоны любви не совпадали.
Оптимальным, как уже было многократно сказано, является прием-передача энергии Любви с одинаковым усилением во всем ее необъятно широком диапазоне, так как только в этом случае мы «услышим» любовь других, а они «услышат» нашу любовь.
Третья категория ошибок относится, как мне сейчас представляется, к моему повышенному альтруизму, который был присущ мне, как и многим другим из поколения «шестидесятников». Я всю жизнь добровольно взваливала на себя слишком большие нагрузки, думая, что этим помогаю близким (и не только близким) мне людям. И даже после операции не сумела воплотить в действие закон о том, что любить себя следует не меньше, чем других, если не ради себя, то ради них, и продолжала жить в прежнем режиме.
В результате уже после операции я «заработала» сердечную астму и окончательно лишилась возможности не только помогать другим, но и сама стала нуждаться в помощи. Я на собственном горьком опыте убедилась, что любить себя не меньше, как, впрочем, и не больше, других следует не только ради себя, но и ради этих других, включая самых близких, так как в случае болезни именно на них ложится забота о тяжело больном человеке. И, возможно, им будет еще хуже, чем самому больному.
Своим неправильным пониманием, «что такое хорошо и что такое плохо», я сделала хуже, в первую очередь, самым любимым людям, особенно дочери. Не умея выразить свою любовь словами и жестами, я заменила их конкретными действиями, добровольно взвалив на себя большинство повседневных домашних дел, предоставив и дочери, и мужу заниматься только тем, чем они сами пожелают.
Они также были перегружены сверх меры. Но, в отличие от меня, большую часть времени занимались теми делами, которые им нравились, или которые сами считали необходимыми. Они, как и многие другие люди, имеющие возможность заниматься в основном тем, что нравится, даже не подозревали, о существовании огромного количества дел, которые приходится делать в силу осознанной, а иногда (особенно сейчас) и вынужденной необходимости. Они, скорее всего, даже не подозревали, как тяжко мне иногда приходилось, тем более что я никогда не отличалась физическим здоровьем.
По мнению врачей из-за плохого сердца я должна была иметь инвалидность почти с юности и постоянно жить под «колпаком» и это, видимо, не случайно. Недаром в народе говорят, что «бодливой корове Бог рогов не дает». Но я продолжала «бодаться», несмотря на отсутствие «рогов» (здоровья), и с добровольно взваленной на себя ношей, видимо, слишком переборщила.
Повседневные домашние дела мало кому доставляют настоящую радость, особенно тогда, когда они непосильны. Многие из них приходится делать в силу осознанной необходимости. Поэтому эти дела всегда должны быть разумно распределены между всеми членами семьи. Но если домашние дела в основном делает один из членов семьи, который, к тому же, с полной нагрузкой и отдачей работает на своей основной работе, то рано или поздно эта ноша окажется для него сверхтяжелой даже в том случае, если при нормальной нагрузке такие дела ему доставляли радость.
Непосильным может стать выполнение любой работы, включая любимую, даже для практически здорового человека, если ее объем окажется для него чрезмерным. Поэтому вполне естественно, что наступил момент, когда, добровольно взятая на себя, «ноша» меня «придавила». Попытка что-то изменить слишком запоздала, особенно по отношению к дочери, так как «ноша» оказалась непосильной для меня в тот момент, когда она сама стала мамой и на нее свалилась масса дополнительных нагрузок, которые следовало делать уже не потому, что их делать хотелось, а в силу осознанной необходимости.
Сваливающиеся на любую молодую маму дополнительные дела, включая бессонные ночи у постели больного или тревожно спящего ребенка, вообще-то мало кому доставляют настоящую радость. Большое счастье для молодой мамы, если она большинство дел, связанных с рождением ребенка, делает с радостью. Неплохо и тем мамам, которые делают их хотя бы в силу осознанной необходимости. Но есть и такие (и их немало), которые воспринимают эти дела как вынужденную необходимость, лишая себя при этом не только радости жизни, но и вызывая в себе чувство неудовольствия жизнью. Чувство неудовольствия возникает чаще всего у молодых мам, которые в детстве привыкли делать только то, что им нравится или хочется делать. И это не их вина, а их беда. Возникновению этой беды чаще всего способствуют родители, чрезмерно снимая со своих детей неприятные для них, хотя и жизненно необходимые, нагрузки. Таким родителем, видимо, была и я по отношению к своей дочери, чем, возможно, и помогла «накликать» на нее беду.
К неприятным для нее делам из-за моей чрезмерной опеки в детстве моя девочка оказалась недостаточно подготовленной. А я в этот критический для нее момент оказалась не в состоянии снять с нее, как снимала раньше, большинство неприятных и поэтому непосильных для нее дел, так как сама была перегружена сверх меры.
Наряду с основной работой и обычными домашними делами у меня было множество забот, связанных с превращением разваливающегося деревенского дома и заросшего бурьяном участка в относительно удобное жилище и цветущий сад. Тогда мне казалось, что это необходимо и для здоровья дочери, и для здоровья внуков. Внукам это было действительно нужно, а дочери, как я это теперь понимаю, от меня было нужно совсем другое.
Кроме того, я уже начала понимать, что в чем-то совершила ошибку, так как моя дочь с трудом переносила привычные и обычные для большинства женщин, имеющих детей, трудности повседневного быта. Я же, видя ее страдания, и, желая ей счастья, вместо помощи, которую уже не в состоянии была оказать, пыталась навязать ей свое видение жизни, так как считала и, несмотря ни на что, продолжаю считать, что моя жизнь была в основном счастливой. Я пыталась научить ее жить по своим меркам, не понимая тогда того, что я со своей «учебой» слишком запоздала, что моя девочка уже взрослый человек и, главное, что она - не я, и что мои мерки ей могут и не подойти. Все это привело только к большему взаимному непониманию и усугубило ситуацию.
В силу прежней привычки Катюша, наравне с новыми для нее обязанностями, продолжала делать и то, что считала нужным и что раньше ей делать нравилось, но… уже принуждая себя это делать. В результате суммарная ноша оказалась для нее явно непосильной, лишив ее радости жизни в необходимом для счастливой жизни объеме, так как даже любимые дела уже не могли доставить ей настоящей радости. Несмотря на все внешнее благополучие, она почувствовала себя глубоко несчастной, а виновной в этом совершенно справедливо стала считать меня, хотя и не могла понять сама и объяснить мне, в чем же я перед ней действительно виновата.
Понимание моей вины перед моей девочкой, вернее, совершенных мной ошибок пришло (если действительно пришло), как мне сейчас представляется, только спустя многие годы. Но это было очень тяжкое понимание, так как оно пришло ко мне через ее болезнь, связанную с невыносимыми для нее и меня страданиями, закончившуюся смертью.
Очень трудно человеку начать делать то, что он делать не привык и (или) не любит, а делать то все равно надо. В сутках всего 24 часа и есть предел человеческим силам. Из-за необходимых дел приходится отказываться от многих любимых. Если этого не сделать, то при непосильной нагрузке и любимые дела могут превратиться в ненавистные. И тогда не только осознанная необходимость воспринимается как вынужденная, но и любимые дела вместо радости вызывают раздражение. Это лишает человека и сил, и радости жизни. Об этом мы уже много говорили.
Дефицит радости, безусловно, отражается на физическом и душевном состоянии любого человека и может вызвать тяжелую болезнь, вероятность возникновения которой усиливается при генетической к ней предрасположенности. Если, к тому же, человек умом понимает, что с ним происходит, а чувствовать по-другому не в состоянии, то жизнь его становится сплошной мукой.
Возможно, что возникший из-за меня дефицит радости, а также другие мои ошибки, и стали основной причиной болезни моего единственного ребенка. Но, скорее всего, не только они, а и ошибки многих поколений его предков, как по материнской, так и по отцовской линии, которые можно рассматривать и как его собственные, но в прошлых жизнях. Однако и мои ошибки, наверняка, внести в его болезнь свой весьма ощутимый вклад.
Безусловно, каждым из нас, включая и моего ребенка, в процессе жизни нарабатываются собственные как негативные, так и позитивные программы. Но иногда даже больших позитивных наработок может оказаться недостаточно, чтобы кардинально изменить ситуацию в течение всего одной жизни. Сейчас я все это умом уже понимаю, а сердце все равно болит и болит из-за того, что я невольно способствовала болезни своего единственного ребенка, хотя, как мне тогда казалось, делала все возможное, чтобы он был счастливым.
Если бы в молодости я знала то, что знаю сейчас, то, возможно, это помогло бы мне избежать многих ошибок. Но для того, чтобы все это узнать, мне следовало прожить именно такую жизнь, какую я прожила. Поэтому я благодарна Судьбе, что она дала мне возможность все это понять уже в этой жизни, так как чем раньше что-то поймешь, тем больше вероятности, что это не повторится в следующих жизнях и в жизни потомков, но…