Смит во Франции. В Париже Смит подружился с Тюрго, сблизился с математиком и философом дАламбером и великим борцом против невежества и суеверий бароном Гольбахом.
Смит посетил Вольтера в его поместье в окрестностях Женевы и имел с ним несколько бесед. Он считал Вольтера величайшим из живущих французов и не разочаровался в нем. Если не считать языковых трудностей, Смит был хорошо подготовлен к встречам с парижскими философами. Он был хорошо осведомлен о французской культуре. Из его лекций видно, что он имел детальное представление об идеях и деятельности Джона Ло и читал нескольких французских авторов, писавших о системе Ло. Вероятно, он был мало знаком с трудами физиократов, хотя и читал статьи Кенэ в Энциклопедии.
В основном он подчеркнул знание их идей уже в Париже, в личном общении и из физиократической литературы, которая как раз стала в изобилии появляться. Вопрос о зависимости Смита от физиократии и, особенно от Тюрго имеет свою историю. Смит глубже проник во внутреннюю физиологию буржуазного общества. Идя в русле английской традиции, он построил свою экономическую теорию на фундаменте трудовой теории стоимости, тогда как физиократы вообще не имели, в сущности, теории стоимости.
Это позволило ему сделать по сравнению с физиократами важнейший шаг вперед, сказав, что всякий производительный труд создает стоимость, а отнюдь не только земледельческий. Смит имеет более ясное, чем физиократы, представление о классовой структуре буржуазного общества. Вместе с тем есть области, в которых физиократы стояли выше, чем Смит. Это в особенности касается гениальных идей Кенэ о механизме капиталистического воспроизводства.
Смит вслед за физиократами считал, что капиталисты могут накоплять только ценой лишений, воздержания, отказа от потребления. Но у физиократов было при этом, по крайне мере, то логическое основание, что, по их мнению, капиталистам бесплоден. У Смита нет даже этого оправдания. Смит непоследователен в своем тезисе о равноправие, экономической равноценности всех видов производительного труда. Он явно не мог избавиться от представления, что земледельческий труд с точки зрения создания стоимости все-таки заслуживает предпочтения здесь мол, вместе с человеком работает сама природа.
Отношение Смита к физиократам было совершенно иным, чем к меркантилизму. В меркантилистах он видел идейных противников и, при всей своей профессорской сдержанности, не жалел для них критических резкостей иногда даже не разумных. В физиократах он видел, в общем, союзников и друзей, идущих к той же цели несколько иной дорогой. Вывод его в Богатстве народов гласит, что изложенная теория, при всех ее несовершенствах, пожалуй, ближе всего подходит к истине, чем какая либо другая теория политической экономии, до сих пор опубликованная. В другом месте он пишет, что физиократия по крайне мере никогда не причиняла и, вероятно, никогда не причинит ни малейшего вреда ни в одной части земного шара. Франция присутствует в книге Смита не только в идеях, прямо ли, косвенно ли связанных с физиократией, но и в великом множестве разных наблюдений включая личные, примеров и иллюстраций.
Общий тон всего этого материала критический.
Для Смита Франция с ее феодально-абсолютистским строем и оковами для буржуазного развития самый яркий пример противоречия фактических порядков идеальному естественному порядку. Нельзя сказать, что в Англии все хорошо, но, в общем, и целом ее строгой гораздо больше приближается к естественному порядку с его свободой личности, совести и главное предпринимательства. Что означали три года во Франции для Смита лично, в человеческом смысле Во-первых, резкое улучшение его материального положения.
По соглашению с родителями герцога Баклю он должен был получать 300 фунтов в год не только во время путешествия, но и в качестве пенсии до самой смерти. Это позволили Смиту следующие 10 лет работать только над книгой в Глазговский университет он уже не вернулся. Во-вторых, все современники отмечали изменение в характере Смита Он стал собраннее, деловитее, энергичнее и приобрел известный навык в обращении с различными людьми, в том числе и сильными мира сего. Впрочем, светского лоска он не приобрел и остается в глазах большинства знакомых чудаковатым и рассеянным профессором.
Рассеянность Адама Смита скоро срослась с его славой и для обывателей стала ее составной частью. 2.