Санкции и процедуры

Разумеется, обязанности повиноваться и сообщать информацию имеют силу лишь в том случае, если существуют механизмы, обес­печивающие их выполнение. В свете материалов типа нижеследу­ющего (из дела Mercy Docks and Harbor Board v. Coggins and Griffith [Liverpool] Ltd., [1947] A.C.I) отмеченные институциональные различия выглядят размытыми:

«"Я не следую ничьим приказам", — заявил крановщик. "Такой решительный ответ", — сказал судья Симмонс, — "означает, что он [крановщик] — квалифицированный работ­ник, знающий свое дело и делающий его по-своему. И все же, в конечном итоге, он отказывается выполнять работу соответ­ственно указаниям [нанимателей] на свой страх и риск, ибо в их распоряжении остается единственная санкция — право увольнения"» (цит. по книге Батта "Закон хозяина и слуги" [Batt, 1967, р. 2]).

Если власть администрации, обеспечивающая выполнение ее распоряжений, покоится исключительно на угрозе увольнения, как об этом свидетельствует приведенный отрывок, то несмотря на номинальную обязанность повиноваться, власть администра­ции ничем не отличается от "власти" независимого участника сделки при обычном рыночном обмене. При отсутствии явного контракта, в котором говорится противоположное, возможность прекратить переговоры и любые последующие деловые связи также являются "единственной санкцией" в распоряжении участников торговой сделки, неудовлетворенных предлагаемыми на данный момент условиями торговли. Очевидно, что претензии на особую власть при трансакциях найма не могут базироваться на одной лишь угрозе прекращения деловых связей. В противном случае, как утверждают Алчян и Демсец (Alchian and Demsetz, 1972), не может быть никаких ощутимых различий между трансакциями найма и любым другим обменом в рыночной среде.

Однако определениям трансакций найма и торговых трансак­ций и различий между ними посвящен большой объем установ­лений прецедентного права, и это обстоятельство не позволяет отвергнуть идею значимости институциональной формы. Если бы, давая оценку выполнению контракта, суды обращали внимание только на постулированные в контракте детали отношений, то тип отношений, в которые вступили стороны, не имел бы зна­чения. Тот факт, что участники трансакции готовы тратить сред­ства на установление в судебном порядке юридического типа трансакции, является сильным аргументом в пользу того, что институциональные ярлыки действительно создают правовые раз­личия, имеющие практическое значение для сторон трансакции. Это наводит на мысль, что, может быть, целесообразно не огра­ничиваться рассмотрением обязанностей, номинально вменяе­мых сторонам трансакции найма, и заняться более фундамен­тальными вопросами. Действительно ли прекращение деловых связей является единственной санкцией или же в распоряжении нанимателей и наемных работников имеются другие меры нака­зания? И если верно последнее, то в чем отличие этих мер от имеющихся в распоряжении участников торговых трансакций? Одинаковы ли возможности заключения и приведения в испол­нение контрактов в ситуации торгов и найма соответственно, или же критерии результативности исполнения и наказания за нару­шения для разных институтов различны? Иными словами, раз­личаются ли в зависимости от способа организации обстоятель­ства, при которых наниматель может увольнять или предъявлять иск, а также меры воздействия и наказания, предусмотренные законом?

Хотя и отношения найма, и торговые отношения регулируют­ся весьма прочно установившимся сводом актов обычного права и многие основополагающие правила поведения применимы к обоим видам отношений (см. ниже), при более внимательном изучении прецедентного права выясняется, что на самом деле есть ряд различий в механизмах и наказаниях, имеющихся в рас­поряжении участников торговых трансакций и трансакций найма соответственно, а также в применении этих механизмов и нака­заний судами. Например, вопреки цитированному выше отрывку из "Закона хозяина и слуги" Батта угроза увольнения не является единственной санкцией в распоряжении нанимателей. Наемный работник, не справившийся со своими обязанностями, может быть привлечен к ответственности за причиненный ущерб, если его действия повредили бизнесу нанимателя. "При отсутствии документального подтверждения освобождения от ответственности за нарушение контракта наниматель имеет право взыскать с на­емного работника компенсацию... за убытки, понесенные нани­мателем из-за небрежности или неправомерных действий [наем­ного работника]... или вообще за любое невыполнение обязанностей, возложенных на него контрактом найма" (56 CJS 500, курсив мой; Restatement of Agency [2nd] § 399, 400, 401).

Кроме того, если личное поведение и лояльность участников торговых обменов подлежат исключительно деловой оценке, то наемного работника закон, за редкими исключениями, обязыва­ет действовать в интересах нанимателя. Разумеется, соображения репутации могут быть фактором, сдерживающим нелояльное по­ведение при обоих типах трансакций, но формальные юридичес­кие санкции за такое поведение имеются только в распоряжении нанимателей. Независимый поставщик, который вербует себе персонал из числа наемных работников своего коммерческого клиента, возможно, ставит под угрозу свои будущие деловые свя­зи, но, как правило, не может быть привлечен к юридической ответственности за убытки этого клиента. Но если такой "налет­чик" — наемный работник, то переманивание сослуживцев в кон­курирующее предприятие, вероятно, является нарушением обя­занности вести себя лояльно и дает бывшему нанимателю право взыскать компенсацию за убытки (см. дело Frederick Chusid & Co. v. Marshall Leeman & Co., 326 F. Supp. 1043 [1971]). Этот аспект закона также обеспечивает в рамках обычного права меры в связи с продажей акций лицами, располагающими конфиденциальной информацией, равно как и в связи с рядом других действий, кото­рые запрещены наемным работникам, но без ограничений разре­шены внешним подрядчикам (Clark, 1985, р. 74—75). Здесь важно то, что закон дает нанимателю право взыскивать с нелояльного или не желающего сотрудничать подчиненного компенсацию за убытки и тем самым проводит четкую грань между стимулами на­емных работников и стимулами независимых подрядчиков, причем отличие наказания, которое несет за конфликтное поведение наемный работник, служит аргументом в пользу общепринятого в теории фирмы воззрения на власть нанимателя.

Похожие санкции подкрепляют обязанность наемного работника сообщать информацию. Так, наемный работник несет юридическую ответственность за любые денежные убытки, понесен­ные нанимателем в результате сокрытия этим работником фактов имеющих актуальное значение, и обязан возместить ущерб и вернуть любую выручку, приобретенную нечестным путем благодаря сокрытию этих фактов. Независимый субподрядчик никакой ответственности такого рода не несет и, в частности, может сво­бодно использовать в своих интересах благоприятные возможно­сти извлечения прибыли в ходе реализации контракта (Clark, op. cit, p. 73—75). To обстоятельство, что наемный работник с мень­шей вероятностью может успешно воспользоваться сокрытием фактов, должно ослаблять его стимулы искажать или утаивать от нанимателя информацию.

Приводимое в работе Evans and Grossman (1983) возражение, что стороны торгового контракта могут нанять арбитров с целью провести ревизию в фирме и разрешить возникшие разногласия, не ослабляет данной аргументации. В конечном итоге, арбитрам приходится полагаться на информацию, предоставляемую конф­ликтующими сторонами. Нелояльное действующее лицо (в осо­бенности если оно, по собственным оценкам, имеет мало шан­сов на успех и хочет выиграть время) может чинить препятствия арбитражному разбирательству и стремиться перенести спорный вопрос в суд. В соответствии с законами о раскрытии информа­ции суды применяют дифференцированный подход к интегриро­ванным и независимым участникам сделки, что оказывает влия­ние и на перспективы, и на сроки успешного доступа к информации. С учетом обязанности наемного работника сообщать информацию у нанимателя гораздо больше шансов на то, что окончательное решение будет в его пользу, чем у независимой стороны контракта в ситуации, аналогичной во всех других отно­шениях. Господствующая доктрина возлагает большее бремя до­казывания на истца, отстаивающего свое право на доступ к внут­рифирменной документации не интегрированного с ним ответчика. Очевидно, что отсрочки и другие издержки, которые могут быть связаны с таким судопроизводством, создадут больше препят­ствий на пути к приобретению информации от независимого под­рядчика, чем от интегрированного подразделения. В свете этого традиционные теории, связывающие с интеграцией радикальный переход от асимметричной к бесплатной информации, дают пре­увеличенную, но не противоречащую реальности картину умень­шения институциональных помех на пути к информации — пре­имущество, которое господствующая правовая доктрина старается обеспечить внутренней организации.

Имеются различия и в процедурах разрешения конфликтов, возникающих при торговых трансакциях и трансакциях найма, причем внутренней организации здесь присуща большая гибкость. Как отмечает Уильямсон, даже в ситуации коллективного договора распоряжения администрации несут в себе презумпцию ле­гитимности ("предполагаемую законность"), которая отражена в правилах урегулирования конфликтов между нанимателями и наемными работниками:

"Даже там, где коллективное соглашение предусматривает определенные нарушения его условий либо стороны оговари­вают правила управления основными производственными ак­тивами, администрация фирмы обычно может дополнять спи­сок подобных нарушений или оговоренных правил. Разрабо­танные менеджментом правила могут быть оспорены в арбитражном порядке, но они несут в себе предполагаемую законность и будут поддерживаться до тех пор, пока они обо­снованны с точки зрения достижения эффективности функ­ционирования организации и поддержания порядка, не явля­ются явно несправедливыми по отношению к работникам или не подавляют безосновательно их права. Менеджеры также пользуются той привилегией, что их приказы должны выпол­няться и что они могут наказывать наемных работников за от­каз подчиняться даже неразумным приказам. Почти все тре­тейские судьи исходят из того, что работник сначала должен подчиниться приказу и только затем искать помощи через ус­тановленную процедуру подачи жалоб. Исключение составля­ют случаи, когда подчинение приказу подвергло бы работни­ка рискам, угрожающим его здоровью или безопасности" (Уильямсон, 1996, с. 397 [цитата из К.Саммерса]).

В случае возникновения противоречий при торговых сделках требуется "взаимное согласие участников сделки до того, как будут осуществляться адаптации к изменившимся обстоятельствам" (Уильямсон, 1996, с. 397). Это различие может иметь важное зна­чение. За время, необходимое для того, чтобы договориться о взаимно выгодных корректировках, могут быть упущены благо­приятные возможности для действий. Потенциальная ответствен­ность наемного работника за неподчинение разумному распоря­жению или затягивание его исполнения, вероятно, будет спо­собствовать немедленному достижению согласия и тем самым обеспечит быструю адаптивную реакцию на изменившиеся обстоятельства.

Доктрина respondeat superior, согласно которой ответственность за гражданские правонарушения, допущенные наемным работ­ником, распространяется на нанимателя, также влияет на стимулы, связанные с трансакциями найма. Во-первых, она побуждает нанимателей осуществлять более пристальный надзор за деятель­ностью наемных работников. А во-вторых, в той мере, в которой наемный работник в законном порядке может требовать от нани­мателя покрытия личных обязательств перед третьими сторонами в связи с действиями, предпринятыми по распоряжению пред­принимателя, благодаря этой доктрине наемный работник будет охотнее выполнять приказы, ибо на его долю выпадает меньше необходимости оценивать последствия этих действий. Интерес­но, что хотя фирма не определяется функцией надзора per se, как утверждают Алчян и Демсец (Alchian and Demsetz, 1972) и авто­ры других работ, побудительные мотивы, формируемые инсти­туциональной структурой, вероятно, способствуют более интен­сивному надзору внутри фирм, нежели между фирмами — даже если сохраняется постоянный уровень претензий на остаточный доход.

Таким образом, имеются ощутимые различия как в обязатель­ствах, которые возлагаются на участников сделки в ситуациях торговли и найма, так и в санкциях и процедурах, подкрепляю­щих эти обязательства. Иными словами, хотя и стороны трансак­ций найма, и стороны торговых трансакций имеют право предъяв­лять иск, характер искового требования и шансы на успех различаются в зависимости от типа трансакции и применяемых норм обычного права. Рассмотренные выше правовые различия, по-видимому, подкрепляют те свойства административного и ин­формационного характера, которые традиционные воззрения на фирму часто приписывают внутренней организации.