Голосование при множественности залоговых кредиторов.

Если множественность залоговых кредиторов образуют залогодержатели по предшествующему и последующему залогам, целесообразно руководствоваться следующим. Если залог предоставлен в обеспечение собственных долгов, оба залогодержателя голосуют своими денежными требованиями к должнику, и поэтому вопрос голосования мало связан с наличием у них залоговых прав. Однако в тех случаях, когда принятие решения зависит от согласия залогового кредитора (например, решение собрания о заключении мирового соглашения), думается, значение имеют голоса обоих залогодержателей. Таково буквальное толкование Закона. Однако можно помыслить и иное толкование, отдающее приоритет предшествующему залогодержателю. Оно тем не менее является менее предпочтительным, поскольку несоразмерно ухудшает положение залогового кредитора по последующему залогу. Если исходить из нормальной ситуации, последующий залогодержатель может реально претендовать на какую-то часть выручки от продажи предмета залога. Именно с таким его привилегированным положением связаны особые привилегии в вопросах голосования в тех отдельных случаях, оставшихся от прежней концепции Закона о банкротстве в тексте его действующей редакции.

Если речь идет о залоге в обеспечение чужого долга, к сказанному добавляется еще один тонкий момент. Предшествующий и последующий залогодержатели голосуют так, чтобы в совокупности их голоса не превышали оценочной стоимости заложенного имущества. Например, при стоимости вещи в 1 млн. и требованиях предшествующего залогодержателя в 600 тыс., а последующего в 500 тыс. последний голосует только на сумму 400 тыс. Иначе никак нельзя. В противном случае вещь стоимостью 1 млн. могла бы давать голосов на любую сумму. Права иных кредиторов оказались бы существенно нарушены.

В случае с иным типом множественности залоговых кредиторов, построенной по модели солидарности их требований, решение для залога по чужим долгам будет иным. Когда значение имеет количество голосов залогового кредитора, каждый из двух солидарных залогодержателей должен иметь голоса пропорционально его доле в обязательстве, обеспеченном залогом, с учетом соотношения размера обязательства и стоимости заложенного имущества. Например, если требования одного из двух залогодержателей составляют 100, второго - 200, а цена заложенной вещи равна 500, то первый имеет 100 голосов, второй - в 2 раза больше. Если же при указанных условиях вещь стоит всего 270, то при подсчете голосов для первого будет учитываться 90, а для второго - 180.

Если же значение имеет сам факт голосования за определенное решение повестки дня собрания (как в случае с голосованием за заключение мирового соглашения), то каждый из солидарных залогодержателей имеет право голоса и особых сложностей возникать не должно.

Перейдем к следующему вопросу, связанному с голосованием залоговых кредиторов. Зародилась практика, при которой одна часть кредиторов заинтересована в том, чтобы как можно быстрее завершить процедуру наблюдения (можно даже без проведения первого собрания кредиторов), а другая заинтересована в прямо противоположном результате. Нетрудно догадаться, к которой из двух частей относятся залоговые кредиторы, утрачивающие право голоса в следующей процедуре банкротства (мы исходим из того подавляющего большинства случаев, когда наблюдение заканчивается конкурсным производством). При этом залоговые кредиторы, которые не смогли использовать право голоса в процедуре наблюдения (например, при выборе кандидатуры конкурсного управляющего, если его утверждение было отложено судом, а функции возложены на бывшего временного управляющего), пытаются доказывать, что это нереализованное право перешло в следующую процедуру. Выделяют вопросы, относящиеся к компетенции первого собрания кредиторов, и утверждают, что якобы по этим вопросам залоговый кредитор имеет голос в любой процедуре банкротства.

С подобной логикой сложно согласиться. Право голоса привязано Законом не к вопросам повестки дня (на взгляд автора, это было бы вполне удачное решение), а к тому, в какой процедуре банкротства проходит собрание кредиторов. Следовательно, не может быть вопросов, перекочевавших (в юридическом, а не в бытовом понимании) из одной процедуры в другую.

Таким образом, попытки залогодержателей подстраховаться и защитить себя прежде всего от недобросовестности арбитражного управляющего, влияя на его выбор, в условиях действующего законодательства иногда оказываются безрезультатными.

В этом же ряду - избрание в комитет кредиторов представителей залогового кредитора (в процедуре наблюдения, пока у того есть перевес голосов). К сожалению, и это не помогает. Закон не регламентирует основания, по которым может быть отстранен тот или иной член комитета кредиторов. Следовательно, он может быть в любой момент переизбран простым большинством голосов и, значит, без учета мнения залогового кредитора, если дело будет происходить в конкурсном производстве.

Как следствие, во главу угла должны ставиться не превентивные меры (недопущение появления арбитражного управляющего, в чьей порядочности и компетентности имеются сомнения), а меры реагирования на допущенные нарушения. Если эти нарушения серьезны, залоговый кредитор, пользуясь статусом лица, участвующего в деле, вправе ставить вопрос об отстранении конкурсного управляющего, и судам целесообразно относиться к подобным заявлениям максимально внимательно.

Еще один вопрос, актуальный для времен финансового кризиса, - о последствиях падения стоимости обеспечения (стоимости предмета залога) ниже размеров обеспечиваемого требования. Бывают ситуации, когда заложенные пакеты акций дешевеют в десятки раз; проблема актуальна для оборудования, автотранспорта и т.п.

Допустим, обеспеченное требование равно 10 млн., а стоимость предмета залога, составлявшая ранее 15 млн., упала в настоящий момент до 1 млн. В этом случае нельзя признать справедливым, если залоговый кредитор не сможет голосовать на собрании кредиторов ни одной копейкой своих требований, пока предмет залога не будет продан и залогодержателю не будет выплачена вся выручка или большая ее часть. Предоставить ему право голоса можно как минимум двумя путями. Первый путь, который можно охарактеризовать как наиболее гибкий, сводится к следующему. Если залогодержатель докажет, что предмет залога стоит приблизительно 1 млн., то суд может признать за ним право голоса на оставшиеся 9 млн. еще до того, как состоится продажа заложенного имущества.

Второй вариант - изменение условий обеспечения. Чаще всего заложенное имущество обеспечивает требования кредитора в полном объеме. На это суды ориентированы, в том числе в предпоследнем абзаце п. 1 Постановления N 58. Однако при написании этого разъяснения не преследовалась цель, как иногда полагают, обречь залогодержателя на "страдание" (как в описанном выше примере), на ожидание, при отсутствии возможности что-либо сделать, когда же наконец будет продан предмет залога.

Это не так. Залогодатель должен иметь возможность осуществлять свое право залога так, как он того пожелает, - имеющий большее, имеет и меньшее, входящее в состав большего. Таким образом, имея обеспечение в размере до 10 млн., залогодержатель может пожелать войти в дело о банкротстве только с обеспечением до 1 млн. И для оформления этого может быть достаточно одного только заявления залогодержателя, сделанного суду в момент установления его требований. Более того, может иметь право на существование подобное заявление, сделанное и позднее. В этом случае речь будет идти о частичном отказе от требований (обеспечение снизится с 10 млн. до 1 млн.).

Отличие последнего варианта от первого состоит в том, что наступившее изменение условий обеспечения является необратимым для залогового кредитора. Если каким-то чудом имущество с рыночной стоимостью 1 млн. будет продано за 5 млн., то он сможет претендовать как залоговый кредитор только на 1 млн. А если бы условия обеспечения не менялись (как в первом варианте), залогодержатель рассчитывал бы на все 5 млн. Именно поэтому первый вариант наиболее гибкий, а вопрос о признании права голоса у залогового кредитора вполне может быть рассмотрен арбитражным судом, разбирающим дело о банкротстве, в порядке разрешения разногласий между кредитором и управляющим в соответствии со ст. 60 Закона о банкротстве.

Поскольку высказанные предложения могут показаться необычными и встретить консервативную критику, попробуем привести ряд аргументов в их защиту.

Аргумент первый. Когда мы имеем залог по чужим долгам, голосовать всем размером обеспеченного залогом требования автоматически кредитор не может. При требовании на 10 млн. и стоимости залога в 1 млн. голосовать кредитор будет только требованиями на 1 млн. (см. абз. 6 п. 20 Постановления N 58). Понятно, ради чего введено указанное правило, - Пленум желал предотвратить злоупотребления, при которых имущество на копейку обеспечивало бы требования на миллиарды.

Если задуматься, данная ситуация аналогична той, которую мы рассматриваем. Налицо та же неопределенность, налицо предположение, что предмет залога стоит всего 1 млн. после падения его стоимости. Это предположение может оказаться неверным, и в действительности имущество будет куплено за 5 млн. Тем не менее в ситуации с залогом по чужим долгам этот предположительный характер выводов ни на что не влияет, оценка реальной стоимости предмета залога становится определяющей для установления размера требования, с которым залогодержатель попадает в реестр требований кредиторов и, значит, получает голоса на собрании. И доводы о том, что долг обеспечен залогом в полном объеме, никак не работают. Не работают именно потому, что не имеют отношения к делу.

Как представляется, надо быть последовательными и придавать значение оценке залога в обратной ситуации, если того требует справедливость. Тем самым соблюдается баланс интересов сторон.

Аргумент второй. Залогодержатель может не осуществлять свое право залога в целом, не заявляя о нем. В этом случае его требования будут установлены как требования денежного кредитора, не обеспеченные залогом. Надо полагать, что, имея возможность не реализовывать право залога в целом, он имеет аналогичную возможность не реализовывать его в части. И вряд ли стоит ему в этой возможности отказывать. Ведь кредитора по денежному обязательству никто не ограничивает в возможности заявить в деле о банкротстве требование лишь на часть причитающейся ему суммы, и никто такому кредитору не скажет: либо заявляй требование на всю сумму, либо вообще не заявляй. Аналогия между правом требования по денежному обязательству и правом обращения взыскания на заложенное имущество, на наш взгляд, прямая, хотя в последнем случае речь не идет, по-видимому, о праве обязательственной природы. Аналогом заявления требования в отношении части денежной суммы является заявление залогодержателя о том, что он желает получить удовлетворение за счет вещи, переданной в залог, лишь в какой-то части основного долга. И если залогодержатель сделал такое заявление, то он отказался от осуществления в деле о банкротстве другой части своего залогового права (и передумать он уже не может в дальнейшем), а значит, в этой оставшейся части его не следует рассматривать как залогового кредитора. Со всеми вытекающими из этого последствиями, в том числе с появлением у него права голоса.

Аргумент третий. Если предмет залога гибнет весь (стадо из 10 коров съели волки), залогодержатель перестает быть таковым и остается обычным денежным кредитором. Все права голоса в конкурсном производстве у него есть. Теперь предположим, что одна корова уцелела. Она одна теперь обеспечивает денежное требование в целом, хотя стадом ее не назовешь. Неужели и в этом случае залогодержатель не сможет рассчитывать на право голоса, приходящееся на погибших коров? Если положительно отвечать на этот вопрос, то сложно будет объяснить прежде всего не юристам, зачем нужно такое право, какая у него функция в обществе. И уж точно надо прямо сказать людям, что это раньше право было тем, что называли "искусством добра и справедливости" (jus est ars boni at aequi), а теперь оно стало набором математических формул, в которые суды подставляют переменные величины. Так сказать, для ясности.

Но поскольку автор настоящей статьи ничего общего с подобной математикой от права иметь не желает, он предлагает иначе относиться к случаю частичной гибели предмета залога. Все предложения уже приведены выше. Ну, а поскольку частичная гибель предмета залога, рассмотренная под углом зрения стоимости обеспечения, - это брат-близнец понижения стоимости самого предмета залога без его гибели, то и решение для обоих казусов должно быть одинаковым.

Иногда приходилось слышать следующее опасение. Не затронет ли права третьих лиц подобное вольное обращение залогодержателя с осуществлением своих прав в деле о банкротстве? Например, если у кредитора, кроме залога, предоставленного должником за себя, имеется несколько поручителей и указанные поручители предоставляли поручительство в расчете на имеющееся обеспечение в виде залога.

Вопрос действительно интересный и требует ответа. Опасение может быть охарактеризовано в целом как правильное, но не имеющее отношения к рассматриваемой проблеме. В тех предложениях, которые даны выше, автор исходил из того соображения, что залогодержатель не действует в ущерб собственным интересам, что он снижает сумму, в которой залог обеспечивает его требование на 10 млн., до 1 млн. по той только причине, что залог действительно стоит не более 1 млн. Ситуация, при которой он так делает для того только, чтобы навредить поручителям (если залог по-прежнему стоит 10 млн.), в виду не имелась. Это другая проблема. Ее точно так же можно помыслить в случае, когда залогодержатель вообще не заявляет свои требования, основанные на залоге, рассчитывая добрать с поручителя неполученное с основного должника. Ведь запретить залогодержателю не заявлять свои требования в деле о банкротстве нельзя - это его право, и за него никто не может решать, как это право осуществлять. Интересы поручителей должны защищаться иным образом - через отказ кредитору во взыскании с поручителей денежных средств, которые он не получил с должника по собственной вине. Могут продумываться иные пути соблюдения интересов поручителей. В целом данный вопрос заслуживает самостоятельного исследования, как и многие другие вопросы поручительства, связанные с банкротством.

 

Особенности продажи предмета залога

 

Закон устанавливает в абз. 3 п. 4 ст. 138, что порядок и условия проведения торгов по продаже предмета залога определяются залоговым кредитором. Попробуем разобраться, что скрывается за этой лаконичной формулировкой. Идея, которую воплощали разработчики Закона, была следующей. Залогодержателю даются те же правомочия, которыми обладает собрание кредиторов в отношении обычного имущества, составляющего конкурсную массу. Таким образом, если на вопрос есть ответ применительно к собранию кредиторов, примерно таким же будет и ответ применительно к залоговому кредитору. В конечном счете арбитром выступит судья, рассматривающий дело о банкротстве, который оценит условия, относящиеся к порядку продажи заложенного имущества, и вынесет вердикт - приемлемы они или нет.

Разумеется, Закон не мог заранее предвидеть все возможные коллизии. Их решать надо по мере обнаружения. Например, встречался уже вопрос о том, как определяется порядок продажи в случае, когда заложенное имущество входит в состав иного имущества (имущественного комплекса - предприятия). В отношении заложенного имущества порядок определяет залогодержатель, в отношении всего имущественного комплекса - собрание кредиторов. Как быть? Понятно, что возможен путь раздельной продажи: заложенное имущество - отдельно, остальное имущество предприятия - отдельно. Однако это может быть невыгодно (с экономической точки зрения) или неприемлемо (с юридической). Юридическая невозможность раздельной продажи может присутствовать в случае, если Закон прямо предусматривает обязательную продажу на торгах предприятия должника в целом (например, в силу п. 1 ст. 179 Закона о банкротстве для банкротства сельскохозяйственной организации).

Следовательно, собрание кредиторов будет готовить свои предложения по порядку продажи, залоговый кредитор свои, а задача по совмещению противоречивых позиций, как обычно, будет решаться арбитражным судом.

Если в деле о банкротстве установлены требования и предшествующего, и последующего залогодержателей, необходимо отдавать предпочтение тому кредитору, права которого пользуются старшинством, т.е. определяющее положение имеет предшествующий залогодержатель. В частности, он, а не последующий залогодержатель вправе определить порядок продажи заложенного имущества на торгах.

Однако наряду с типичным примером множественности залоговых кредиторов, описанной выше, могут быть иные случаи. Например, если при частичной уступке обеспеченного залогом требования цедент и цессионарий не договорятся, чье залоговое право будет обладать старшинством, они станут солидарными залогодержателями и их права не будут обладать приоритетом по отношению друг к другу. То же самое происходит в случае, когда поручитель частично исполняет обязательство должника, обеспеченное залогом. В этих случаях определять порядок продажи заложенного имущества на торгах оба залогодержателя должны совместно; любые разногласия между ними должны решаться арбитражным судом, при этом очевидно несправедливые условия суд должен отвергать независимо от того, какова доля в праве требования того, кто их предлагает (хоть 99%), а вот если речь идет о каких-то особенностях продажи, одинаково приемлемых и в одном, и в другом варианте, выбирать суду, по-видимому, целесообразно вариант, предложенный тем залоговым кредитором, требования которого выше.

Судебная практика также должна дать ответы на вопросы, вправе ли залоговый кредитор предусмотреть:

- участие своего представителя в конкурсной комиссии (в целях сохранения объективности конкурсной комиссии речь, думается, должна идти только об участии в качестве наблюдателя);

- конкретную сумму задатка;

- конкретный шаг аукциона;

- вознаграждение организатора торгов - специализированной организации (по-видимому, может, поскольку в противном случае собрание может заблокировать любую продажу, введя смехотворно низкие ставки вознаграждения, по которым никто не согласится работать; но суд контролирует, чтобы это вознаграждение не было завышенным и неразумным) <1>;

--------------------------------

<1> К сожалению, Пленум ВАС РФ отнес эти расходы к числу текущих платежей, резервируемых на спецсчете. Целесообразнее было бы исключать их из выручки от продажи заложенного имущества еще до того, как определять пропорцию 70 и 30 или 80 и 20%. В этом случае залогодержатель был бы значительно экономнее, определяя вознаграждение организатору торгов.

 

- конкретного организатора торгов или по меньшей мере признаки специализированной организации, которым должен соответствовать организатор торгов, привлекаемый конкурсным управляющим, если нельзя определить конкретного организатора (решение должно быть таким же, как в случае с собранием кредиторов; как известно, часто собрание определяет конкретную торгующую организацию);

- условия (проект) договора купли-продажи (в данном случае надо обратить внимание на то, что в Законе говорится о порядке и условиях проведения торгов, а договор купли-продажи заключается по итогам указанных торгов, другими словами, Закон предстоит толковать либо расширительно, т.е. в пользу залоговых кредиторов, либо ограничительно, т.е. не включая содержание заключаемого договора купли-продажи в "порядок и условия торгов").

Если дело дошло до продажи заложенного имущества посредством публичного предложения, залоговый кредитор может определить периодичность снижения начальной цены, шаг снижения, цену отсечения, т.е. минимальную цену, по достижении которой отсутствие предложений потенциальных покупателей должно остановить торги.

Неясным для некоторых правоприменителей стало соотношение двух пунктов Постановления N 58, касающихся рассмотрения судом вопроса о порядке и условиях продажи заложенного имущества. С одной стороны, в абз. 4 п. 9 Постановления говорится о том, что данный вопрос передается на рассмотрение арбитражного суда при наличии разногласий. С другой стороны, суд должен определить начальную продажную цену предмета залога. Это делается во всех случаях и закрепляется в определении о порядке и условиях продажи заложенного имущества (абз. 3 п. 11 Постановления N 58). Цель установления начальной продажной цены не в момент установления требований залогодержателя, а только в конкурсном производстве очевидна - максимально приблизить дату оценки к дате продажи.

В такой ситуации определение о порядке и условиях продажи заложенного имущества принимается судом во всех случаях, независимо от того, были ли разногласия. Более того, ничего плохого в том, что судья взглянет на порядок продажи, выработанный кредиторами, до того, как продажа состоится, нет. Наоборот, есть возможность предотвратить наиболее очевидные нарушения, в том числе интересов третьих лиц. Утверждая порядок и условия продажи, судья должен не только ориентироваться на возражения кредиторов, но и проявлять собственную инициативу, исследовать, задавать вопросы, сомневаться, просить его переубедить и т.п. Это связано с тем, что необходимость соблюдения публичных интересов при банкротстве превращает процесс по делу о банкротстве в большей степени в следственный, чем в диспозитивный.

Возможно, если установлен какой-то детально разработанный порядок продажи, занимающий много листов, и никто не заявляет возражений, судья, ознакомившись с этим порядком, воспроизведет в определении лишь основные его черты, не вдаваясь в мельчайшие детали. Это допустимо. Главное, чтобы предварительный контроль суда в таком важном вопросе, как продажа заложенного имущества, сохранялся.

Следует также подчеркнуть, что начальная продажная цена может быть определена судом не ранее, чем конкурсный управляющий осуществит оценку заложенного имущества на основании ст. 131 Закона о банкротстве. Иначе какой смысл в такой оценке? Напомним, что законодатель посчитал данную оценку обязательной. Отступление от этого случая допустимо только в исключительных случаях, например, когда угроза гибели заложенного имущества диктует срочную продажу (продажа скоропортящейся продукции и т.п.).

Произведенная конкурсным управляющим оценка принимается судом за основу, но ее выводы, разумеется, не являются окончательными. Если заинтересованные лица представят суду доказательства допущенной при такой оценке ошибки и, в частности, предложат альтернативную и более убедительную оценку, суд должен ориентироваться на результаты последней оценки.

 

Залог, обеспечивающий обязательства, не связанные

с предпринимательской деятельностью

 

Поскольку для индивидуальных предпринимателей сохраняется модель участия в деле о банкротстве, закрепленная в ст. 25 ГК РФ <1>, в настоящее время кредиторы по предпринимательским обязательствам должника обязаны предъявить свои требования в ходе дела о банкротстве, и обязательства должника перед ними прекращаются по завершении конкурсного производства независимо от того, будут ли предъявлены указанные требования.

--------------------------------

<1> См. толкование данной статьи в п. 15 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 01.07.1996 N 6/8.

 

У кредиторов по непредпринимательским обязательствам положение иное. Они имеют право выбора. Если они хотят наряду со всеми иными кредиторами участвовать в разделе имеющегося у должника имущества, они вправе заявить свои требования в ходе дела о банкротстве. Но с этим связан и риск: если имущества не хватит, их требования все равно будут погашены. Напротив, если кредиторы рассчитывают на будущие заработки и доходы должника, они не будут заявлять требования в ходе дела о банкротстве и попытаются получить задолженность по завершении дела о банкротстве, так как их требования не будут считаться погашенными.

Таким образом, если должник обеспечил залогом свои предпринимательские долги, то предмет залога реализуется в ходе дела о банкротстве. Последствием продажи является прекращение права залога. То же самое происходит, если залоговый кредитор по непредпринимательскому обязательству должника также заявляет свое требование в ходе дела о банкротстве. Обе эти ситуации относительно простые по сравнению с последней ситуацией, при которой залогодержатель - кредитор по непредпринимательскому долгу предпочитает воздержаться от заявления требований в ходе дела о банкротстве, резонно полагая, что по завершении дела он сможет получить удовлетворение за счет заложенного имущества и ему не придется "делиться" с текущими кредиторами, кредиторами первой и второй очереди (см. выше) и т.п.

Такая странная система, позволяющая отдельным кредиторам манипулировать правовыми средствами защиты, изыскивая выгоду, закреплена законодательно на сегодняшний день, и остается лишь надеяться, что она будет исправлена в обозримом будущем.

Тем не менее в условиях несовершенного законодательства Пленуму ВАС РФ пришлось давать разъяснения относительно судьбы залога в последнем из трех описанных случаев, т.е. когда залогодержатель (чаще всего это банк, предоставивший кредит заемщику на потребительские цели - покупку автомобиля или квартиры) не заявил свои требования в деле о банкротстве. В п. 18 Постановления N 58 сказано, что в данном случае предмет залога входит в конкурсную массу и продается конкурсным управляющим с сохранением права залога, о чем приобретатели должны быть проинформированы.

На наш взгляд, такое разъяснение - единственно возможное в условиях действующего законодательства, и, если оно приводит к неудачным результатам, виной тому не оно, а законодательство, недостаточно продумавшее данную проблему.

Какие слабые места обнаружены на сегодняшний день? Во-первых, благодаря обусловленному экономическими причинами массовому падению стоимости предметов залога возможная выручка от их продажи во многих случаях опустилась ниже размера обеспечиваемого обязательства. В таких обстоятельствах продажа предмета залога становится экономически невозможной (мало кто будет платить за вещь хоть что-нибудь, если, по всей видимости, вскоре залогодержатель обратит на нее взыскание и заберет всю выручку, полученную от ее продажи).

Разумеется, разъяснение в п. 18 Постановления N 58 подразумевало иную ситуацию (более традиционную), при которой, например, вещь стоимостью 1 млн. обеспечивает долг 700 тыс. и покупатель соглашается уплатить за эту вещь 300 тыс., имея в виду доплатить за нее залогодержателю оставшиеся 700 тыс., когда он придет обращать взыскание. В этой ситуации покупатель уплачивает за вещь ее рыночную цену, залогодержатель получает причитающееся исполнение, собственник вещи получает сумму разницы.

Во-вторых, даже в только что описанной ситуации, названной нами традиционной, видна непродуманность законодательной модели продажи заложенного имущества с сохранением права залога. Модель нормально работает только при условии, что залогодержатель пойдет по пути обращения взыскания на заложенное имущество. Но ведь у него имеется личный должник по обязательству (пусть и прошедший через банкротство, но теоретически способный заработать и уплатить). И вот если залогодержатель обратится к нему и получит платеж от него, система окажется разбалансированной. Покупатель станет окончательным собственником вещи, свободной от залогового обременения (залог ведь акцессорен). Но он уплатил за эту вещь на 700 тыс. меньше, чем она стоит. Налицо несправедливость номер один. Дальше смотрим на должника. Он потерял вещь стоимостью 1 млн. и уплатил дополнительно 700 тыс. Итого имущество выбыло на 1,7 млн., а долгов погашено всего на 1 млн. Налицо несправедливость номер два. Более того, должник потеряет те же 1,7 млн. и в том случае, если кредитор первым пойдет к залогодателю (покупателю заложенной вещи). Ведь в случае обращения взыскания на эту вещь залогодатель приобретает в порядке суброгации право требования, которое имел кредитор в отношении должника (ст. 387 ГК РФ), и должник вынужден будет уплатить 700 тыс. не первоначальному кредитору, а его правопреемнику (приобретателю вещи с сохранением залогового обременения).

Разумеется, напрашиваются разные средства устранения несправедливости, например наделение должника иском к покупателю из неосновательного обогащения (на 700 тыс.). Но это слабое средство. Помимо того что оно вызовет массу нареканий теоретического свойства (например, какое неосновательное обогащение, если между сторонами имеется действительный договор), важен и сугубо практический аспект. Неосновательное обогащение - институт обязательственный, он работает только между двумя лицами (должником и приобретателем вещи). Если приобретатель вещи перепродаст ее следующему приобретателю, а сам обанкротится, иск должника к нему останется лишь красивой декларацией.

Таким образом, автор склоняется к мысли о том, что необходимо не "латать" слабый институт, а либо его существенно модифицировать, либо искать ему замену. Имеется в виду институт продажи предмета залога с сохранением залогового обременения. В качестве существенной модификации этого института можно было бы рассматривать следующее предложение: вещь должна продаваться с сохранением права залога и с одновременным переводом на покупателя долга перед кредитором по обязательству, обеспеченному залогом. В этом случае будут исключены те риски, о которых шла речь выше: залогодержатель всегда придет к залогодателю, поскольку последний является и должником по обеспечиваемому обязательству.

Конечно, обязательный перевод долга должен быть закреплен на уровне законодателя, если он согласится с высказанными выше опасениями и предложенным вариантом решения. Но пока законодатель не ввел соответствующие изменения, целесообразно стремиться к тому же результату на практике, выставляя в качестве условия приобретения заложенной вещи условие о принятии покупателем на себя обязательства должника перед залогодержателем.

Альтернативный вариант - отказ от сохранения права залога при его продаже в конкурсном производстве и наделение конкурсного управляющего правом на досрочное исполнение обязательств несостоятельного должника перед залогодержателем, не предъявившим требования в деле о банкротстве (из выручки от продажи соответствующего предмета залога).

 

Залог товаров в обороте

 

Значительные трудности в делах о банкротстве вызывает применение норм законодательства о залоге товаров в обороте. И надо признать, что причина тому, несмотря на все отмеченные в настоящей статье затруднения, вовсе не в законодательстве о банкротстве. Причина в странной правовой природе данного института, названного законодателем залогом, но в действительности обладающим малым числом черт классического залога, в том числе черт подлинного вещного права, разновидностью которого является залог. Главное, чего недостает залогу товаров в обороте, - надлежащей индивидуализации вещи, в отношении которой устанавливается вещное право. Есть много других нестыковок, о которых речь впереди. Все они затрудняют правовое положение самого залогового кредитора.

Но дело даже не в этом. Дело в том, что есть и обратная, "пробанковско-кредиторская" сторона вопроса. Институт залога товаров в обороте начинает посягать на концептуальнейшие основы действующей системы гражданского права. Эти основы сводятся к тому, что лицо отвечает всем своим имуществом по своим обязательствам перед кредиторами, и очередность, в которой кредиторы получают удовлетворение при банкротстве должника, регулируется законом, а не соглашением сторон.

К чему же может быть сведен залог товаров в обороте? Кредитор выговаривает себе возможность особого статуса залогового кредитора, имея в виду, конечно, возможность неблагоприятного развития событий, а попросту говоря - банкротства должника. И право залога кредитора будет распространяться на любое имущество, которое будет приобретено должником для использования в его предпринимательской деятельности. Нет, могут возразить, не на любое имущество должника, приобретаемое в будущем, а только на отдельные, оговоренные заранее его виды (товарные запасы, сырье, готовую продукцию). Но кто знает, может быть, в конкретной ситуации речь пойдет о торговой компании, у которой товары в обороте могут быть главным или единственным активом. Кроме того, возможно, это первый шаг и завтра, если институт залога товаров в обороте приживется, не будет отторгнут правопорядком, последуют новые шаги, еще более смещающие баланс интересов в пользу отдельных кредиторов (в ущерб прочим кредиторам). Образуется плацдарм, который позволит сделать следующий шаг, - если бы подобное предложение появилось на пустом месте, оно могло бы встретить организованный отпор. Появятся договоры, по которым право залога будет возникать у кредитора на любое будущее имущество должника. И чем эти договоры будут отличаться от нынешнего залога товаров в обороте, хотелось бы узнать? Автор не видит существенных отличий. А значит, хорошо быть банком, который при выдаче кредита может уговорить заемщика практически на любые невыгодные условия, невыгодные прежде всего с точки зрения иных кредиторов. А хорошо ли быть потерпевшим вред от должника лицом, которое не догадалось накануне причинения вреда заключить с должником аналогичное соглашение, а затем тщетно надеялось иметь при банкротстве должника равное правовое положение с упомянутым банком? А далеко ли после этого до абстрактного законодательного разрешения устанавливать очередность удовлетворения своих требований при банкротстве должника прямо в соглашении с ним? На наш взгляд, совсем не далеко. Только понятно, кто будет соревноваться в том, как бы назвать свою очередь "первее", а кто будет плестись в хвосте очередности кредиторов, не имея возможности заставить должника заключить с собой подобный договор.

Уже сейчас на практике на основе сомнительной теоретической конструкции выстраиваются невиданные юридические комбинации, при которых выработать решение с использованием классических правовых конструкций российского гражданского права практически невозможно. Например, договариваются, что товары в обороте на сумму до 600 тыс. обеспечивают требования залогодержателя А., а остальные товары - требования залогодержателя Б. (имеется в виду, что в обороте находятся товары на сумму свыше 1 млн.). Какая конкретно банка мясных консервов обеспечивает требования первого залогодержателя, какая второго - невозможно установить. Они вместе обеспечивают обезличенно. Получается что-то вроде первоначального и последующего залогов, установленных в отношении совокупности товаров. Но ведь совокупность товаров не вещь, на нее нельзя установить вещное право (залог).

Конечно, могут возразить, что основные высказанные выше против залога товаров в обороте аргументы могут быть использованы и против обыкновенного залога. Например, довод о том, что кредитор заранее выговаривает в свою пользу специальное обеспечение, меняющее очередность, в которой он получит удовлетворение своих требований. Тем не менее законодатель активно продвигает особое положение залоговых кредиторов и, значит, не придает существенного значения обозначенным сомнениям.

Отчасти эту критику нашей позиции можно считать оправданной. И здесь особо привилегированное положение залогового кредитора по сравнению с кредитором, чьи требования возникли из деликта должника, с точки зрения правовой политики не очевидно. По отношению к иным кредиторам по договорным обязательствам еще можно говорить, что, мол, они не позаботились о своих интересах и не договорились об установлении в свою пользу права залога. Хотя и это утверждение не вполне корректно, поскольку апеллирует к абстрактной возможности, а значение должна иметь конкретная возможность получить соответствующий залог. Сложно спорить с тем, что возможности получить залог у банка, предоставляющего кредит, и у потребителя, вносящего аванс при покупке товара, совершенно неодинаковые, если смотреть по существу, а не формально.

Но в любом случае этот довод нельзя использовать в отношении кредиторов по деликтным обязательствам. А если он не годится, тогда что обосновывает привилегию залогового кредитора? Получается, только выбор законодателя в пользу банков, финансовых институтов, тех, кто чаще всего получает залоги. Насколько банки заслуживают преимущественной защиты - вопрос сугубо политики права и соотношения общественных сил, интересов в обществе.

Поэтому законодательство и наука права должны продолжать поиски для установления более справедливого баланса интересов сторон даже в отношении традиционного залога.

Но обоснование залога товаров в обороте, если смотреть на него через призму залога будущих вещей, каким этот вид залога по существу является, идет намного дальше традиционного залога, связанного с конкретной вещью. Если классический залог делает небольшой шаг в сторону установления договором собственного привилегированного положения по сравнению с другими кредиторами, небольшой и сопровождаемый рядом оговорок, а потому относительно приемлемый, то залог товаров в обороте представляет собой значительный скачок в том же направлении, при котором количество начинает переходить в качество. Качество, как было показано выше, неприемлемое с точки зрения справедливого установления баланса интересов участников гражданского оборота.

Как писал В.А. Удинцев, освещая вопрос о залоге торгового предприятия (отчасти прототип залога товаров в обороте), по общему правилу заклад предприятия невозможен. Он же упоминал мнение известного немецкого юриста профессора Эртмана (Oertmann), проводившего четкую границу между передачей в обеспечение отдельного предмета и целого предприятия или иной совокупности разных объектов: "...кто берет из своего имущества, а значит, и у своих кредиторов лишь один предмет, тот по общему правилу не причиняет вреда кредиторам, так как они оказали кредит, имея в виду все имущество должника" <1>. То есть для одного предмета право делает исключение, а для всех или многих - уже нет.

--------------------------------

<1> Удинцев В.А. Избранные труды по торговому и гражданскому праву. М.: АО "Центр ЮрИнфоР", 2003. С. 303 - 304.

 

Вообще откуда взялся институт залога товаров в обороте? Предшествовала ли его введению большая интеллектуальная деятельность? Защищались ли кандидатские и докторские диссертации, обосновывающие его необходимость, ведь даже в монументальном труде последнего времени - "Договорном праве" М.И. Брагинского и В.В. Витрянского <1>, где обычно подробно освещаются различные точки зрения, этому институту посвящено менее одной страницы и нет ссылок на какие-либо источники! Когда он введен в отечественное право? Его ведь не было ни в ГК 1922 г., ни в ГК 1964 г. Да, небольшая работа А.В. Венедиктова "Залог товаров в обороте и в переработке в Западной Европе и в СССР" (1928) показывает, что в 20-х гг. прошлого столетия, когда в Германии активно обсуждались проблемы публичности залога, отголоски данного обсуждения затрагивали и советских юристов. Под занавес нэпа даже были приняты нормативные акты (Декрет ВУЦИК и СНК УССР от 20.11.1926 и Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 25.08.1927 о залоге товаров, находящихся в обороте и в переработке). Тем не менее содержание имевших место обсуждений показывает, что речь шла о залоге товаров в обороте как противовесе исключительно посессорному залогу по германскому образцу, принятому в то время в России (ГК РСФСР 1922 г.). При таком залоге публичность права залогодержателя обеспечивалась бы не владением, а каким-то иным образом, о котором как раз и спорили: то ли это должны были быть доски, прибиваемые при входе на товарный склад, то ли нотариальная форма и регистрация, то ли такой вид залога следовало допустить только для банков, находившихся под строгим контролем Наркомфина, и т.п. Предлагались разные способы защиты от залога, совершенного задним числом, в ущерб кредиторам. А.В. Венедиктов, понимая все угрозы, которые влек за собой подобный залог, предлагал его допустить именно как наименьшее зло, опасаясь, что российская практика пойдет вслед за немецкой, ошибочной (по его мнению), которая в итоге допустила фидуциарную передачу товарного склада в собственность залогодержателя <2>.

--------------------------------

 

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).

 

<1> См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. 2-е изд. М.: Статут, 2007. С. 553.

<2> См.: Венедиктов А.В. Избранные труды по гражданскому праву. В 2 т. М.: Статут, 2004. Т. 1. С. 207 - 216.

 

Но даже в этой содержащейся в работе А.В. Венедиктова краткой информации о разворачивавшихся тогда спорах нет ни слова о том, что залог товаров в обороте представляет собой по большей части залог будущих вещей, что большие проблемы могут возникнуть при банкротстве (понятно, почему не обсуждалось - ввиду отсутствия банкротства как такового).

Надо полагать, что по мере сворачивания нэпа актуальность залога товаров в обороте резко сошла на нет. Иначе сложно объяснить, почему данный институт не закреплен в ГК РСФСР 1964 г.

Вновь он появился в Законе о залоге в 1992 г., в момент заката старой системы права, когда юристы и ученые не знали о гражданском обороте и не понимали о гражданском праве и десятой части того, что они знают и понимают сегодня. Подчеркнем - о современном гражданском праве, о том, которое действует в современных капиталистических отношениях.

Как этот институт попал в закон? История покрыта мраком. Не сохранилось ни комментариев разработчиков, которые, не исключено, скромно пожелали остаться неизвестными, не имеется сведений о какой-либо дискуссии, научной проработке и подготовке данного вопроса.

Маловероятно, что разработчиками был воспринят небольшой отечественный опыт 20 - 30-х гг. прошлого века, еще менее вероятно, что разработчики Закона базировались на римском праве, хотя в одном из отечественных учебников по римскому праву упоминается залог товаров в лавке, служащий, по мнению ученых, прототипом современного российского залога товаров в обороте <1>. Упоминается, - основанный на одном из высказываний Сцеволы, - и не более того.

--------------------------------

 

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Римское частное право" (под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского) включен в информационный банк согласно публикации - Юристъ, 2004.

 

<1> Краснокутский В.А. и др. Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М.: Волтерс Клувер, 2010. С. 386.

 

Таким образом, надо полагать, корни данного института находились за рубежом. Что касается континентального права, то аналога этому институту вплоть до настоящего времени не знает ни ФГК, ни ГГУ. Это с одной стороны. А с другой стороны, получается, что он остался в недрах пандектистики, не пробившись на уровень кодификации ни в Германии, ни во Франции. Тому, по-видимому, были веские причины. И вопрос этот ждет своего исследователя.

Иначе дело обстоит в английском и американском праве, где существуют разработанные и широко применяемые институты floating charge ("плавающее обеспечение") и соответственно floating lien ("плавающее удержание"). И так они похожи на институт залога товаров в обороте (докажем это ниже), что предположение "об авторстве" напрашивается само собой. Позиции об аналогии институтов залога товаров в обороте и floating charge придерживается и Ф. Вуд <1>.

--------------------------------

<1> Wood P. Comparative Law of Security Interests and Title Finance. 2nd ed. Sweet & Maxwell, 2007. P. 16.

 

Если так, то разумно заимствовать какой-либо правовой институт из иностранного правопорядка не сам по себе, а вместе с теми наработками, которые по нему имеются в стране происхождения. Самое время описать их вкратце.

Плавающее обеспечение (floating charge), по замечанию известного коммерциалиста Р. Гуда, стало "проявлением английской гениальности в использовании самых абстрактных концепций для обслуживания коммерческого оборота" <1> и возникло в конце XIX в. Кредитор брал в обеспечение как будущее, так и существующее имущество должника и по договору предоставлял должнику свободу в управлении имуществом и распоряжении им при обычном ведении бизнеса.

--------------------------------

<1> Goode R. Commercial Law. 3rd ed. Penguin Books, 2004. P. 677.

 

Первым делом, в котором был апробирован механизм плавающего обеспечения, стало решение суда лорда-канцлера по делу Re Panama, New Zealand and Australian Royal Mail Company <1>. Из дела следовало, что компания-должник отдала в качестве обеспечения свое предприятие и все возникающие денежные суммы. Слово "предприятие" означало не просто доход от бизнеса, но также имеющееся в наличии и будущее имущество компании. По условиям соглашения об обеспечении кредитор не мог вмешиваться в управление компании и совершать сделки с имуществом до тех пор, пока компания не ликвидируется или не наступит событие, которое предоставит кредитору право реализовать свое обеспечение в отношении имущества, и подтвердить преимущество своего обеспечения перед другими кредиторами <2>.

--------------------------------

<1> Ibidem.

<2> Goode R. Legal problems of credit and security. 3rd ed. Sweet & Maxwell, 2003. P. 113.

 

Сущность плавающего обеспечения состоит в предоставлении свободы компании-должнику в управлении имуществом и совершении с ним сделок при обычном ведении бизнеса. При обременении имущества плавающим обеспечением кредитор не вмешивается в управление имуществом компании до тех пор, пока компания остается "прибыльным делом".

Различие между твердым и плавающим обеспечением можно выразить в следующей фразе: "Твердое обеспечение для преимущественного удовлетворения требований, плавающее обеспечение для контроля" <1>.

--------------------------------

<1> Mokal R.J. Liquidation expenses and floating charges - the separate funds fallacy // Lloyds Maritime and Commercial Law Quartely. 2004. N 3. P. 396.

 

Английские юристы признают, что в сравнении с твердым обеспечением плавающее обеспечение не позволяет держателю плавающего обеспечения эффективно осуществлять контроль над должником, а также получить преимущественное удовлетворение требований в подавляющем большинстве сделок, где должник становится несостоятельным.

Держатель твердого обеспечения получает преимущество в доходах от продажи имущества, служащего обеспечением, над всеми другими кредиторами должника. При этом требования из плавающего обеспечения в Великобритании располагаются в очередности не только после требований держателей твердого обеспечения в отношении того же самого имущества, но также после требований кредиторов, имеющих право на преимущественное удовлетворение требований <1>. Данное правило впервые было введено Законом 1897 г. в части преимущественных платежей в банкротстве. Получается, что из этих особенностей российский законодатель, провозгласивший залог товаров в обороте, не учитывает ничего. Опыт столетней давности не воспринят. Что же проявляется в этом, если не безответственное отношение к регулированию сложнейшей материи?

--------------------------------

<1> Mokal R.J. Liquidation expenses and floating charges - the separate funds fallacy // Lloyd's Maritime and Commercial Law Quartely. 2004. N 3. P. 397.

 

В ряде случаев происходит такое явление, которое принято переводить термином "кристаллизация" плавающего обеспечения. В дальнейшем кристаллизованное плавающее обеспечение преобразуется в твердое, объектами которого становятся все имущество, которое есть в наличии у компании, и имущество, на которое компания приобретет впоследствии права <1>. Переводя на отечественные понятия: залог товаров в обороте преобразуется в классический залог. Это первое важнейшее правило, которое не упоминается ни в ст. 357 ГК РФ, ни в Законе о залоге. Отсутствие данного правила существенно осложняет жизнь залогового кредитора и на обычной, "добанкротной" стадии, так как сложно понять, каким образом можно в принудительном порядке обратить взыскание на предмет залога, например, что именно должен написать судья в решении об обращении взыскания на заложенное имущество, следует ли, как при обычном залоге, перечислить конкретное имущество, и т.п.? Тем более остро отсутствие подобного правила проявляется в деле о банкротстве.

--------------------------------

<1> Goode R. Op. cit. P. 134. По мнению Р.Д. Мокала, ключевым недостатком механизма плавающего обеспечения является то, что держатель плавающего обременения может даже не знать, какое имущество является объектом обеспечения и сколько оно стоит. Создание последующих твердых обеспечений и аккумуляция новых преимущественных требований, а также способность должника отчуждать объекты обеспечения свободно от обременения могут размыть обеспечение держателя плавающего обеспечения (см.: Mokal R.J. The Floating Charge - An Elegy // Commercial Law and commercial practice / Ed. S. Worthington. Hart Publishing, 2003. P. 479 - 480).

 

В английском праве в силу закона кристаллизация плавающего обеспечения (преобразование квазизалога "товаров в обороте" в общепринятый залог) происходит, если компания-залогодатель ликвидируется <1>. Под ликвидацией, разумеется, понимается не только добровольное решение о ликвидации, принятое участниками должника, но и судебная ликвидация, в том числе в результате признания должника банкротом. Иными словами, открытие конкурсного производства должно автоматически означать преобразование залога товаров в обороте в классический залог, и, следовательно, оборот указанных товаров останавливается. Без этой идеи институт залога товаров в обороте просто не функционирует.

--------------------------------

<1> ALI. P.A.U. The Law of Secured Finance. An International Survey of Security Interests over Personal Property. Oxford, 2006. P. 124 - 126.

 

Таким образом, в отечественных делах о банкротстве пока целесообразно руководствоваться следующим. Если обязательства должника или иного лица обеспечены залогом товаров в обороте, принадлежащих должнику, после заявления залогодержателем своих требований в ходе конкурсного производства конкурсный управляющий составляет отдельный перечень имущества, находящегося в залоге, и передает его на утверждение в арбитражный суд, рассматривающий дело о банкротстве. Разногласия по составу заложенного имущества между конкурсным управляющим, залогодержателем и иными лицами, участвующими в деле о банкротстве, рассматриваются арбитражным судом. После включения имущества в указанный перечень оно находится в залоге без особенностей, установленных ст. 357 ГК РФ ("кристаллизация плавающего обеспечения"). Иное имущество, приобретаемое должником в ходе конкурсного производства, не поступает в залог. По требованию залогодержателя, желающего получить статус залогового кредитора, по-видимому, нет препятствий к тому, чтобы указанный перечень составлялся в ходе иной процедуры банкротства с прекращением действия особенностей, предусмотренных ст. 357 ГК РФ.

Если в процедуре наблюдения судом при установлении требования залогового кредитора не будет обнаружено заложенных товаров в обороте, в части залога его требования должны быть отклонены. Разъяснения из Постановления N 58 о необходимости проверки судом наличия заложенного имущества в натуре полностью применимы. Но поскольку залог товаров в обороте несет в себе черты залога будущих вещей, вещи, возникшие ранее признания должника банкротом, могут попасть в режим залога. Следовательно, нельзя исключать установления требований указанного кредитора как залогового в следующих процедурах банкротства (опять же при условии, что в итоге проведенной "кристаллизации" заложенные вещи окажутся в наличии).

Завершая рассмотрение проблематики залога товаров в обороте, обратимся к законодателю с предложением хотя бы сейчас продумать смысл данного института и прежде всего целесообразность его сохранения, имея в виду вышеизложенные соображения, а также то, что пишет Ян Дальхузен - авторитетный современный голландский специалист в вопросах обеспечительных сделок: "Американская система плавающего обеспечения по существу является достаточно простой, поскольку она радикально отступает от всех традиционных концепций о существе залога, необходимости его идентификации, о праве распоряжения этим предметом, необходимости его передачи (залогодержателю), и подтвердила свою эффективность. В иных странах происходят значительные колебания, в том числе из-за системных ограничений. Особенно в системах континентального гражданского права (civil law) современные непосессорные обеспечительные средства еще только предстоит включить в традиционную систему с ее строгими требованиями к существу идентификации, распорядительным правам и передаче предмета обеспечения. Все это создает большие проблемы при решении вопросов о распространении обеспечения на будущее имущество в неизменном виде и с отнесением обеспечения к моменту его установления, а не к моменту появления данного имущества, особенно если должник к этому времени оказался банкротом" <1>.

--------------------------------

<1> См.: Dalhuisen J. On Transnational and Comparative Commercial, Financial and Trade Law. 3rd cd. 2007. P. 963.

 

Мы видим, что каждая страна, учитывая свои специфические особенности, оценивает приемлемость иностранных институтов, несмотря на их удобность для транснациональных корпораций.

Ян Дальхузен оценивает возможность признания голландским правопорядком сделок, подобных floating charge (и значит, российскому залогу товаров в обороте), весьма скептически <1>. Им же анализируется по этому вопросу французское и германское право, выводы следующие. Во Франции возможность заключения таких сделок появилась лишь в 2006 г. (причем на момент написания работы Дальхузена - 2007 г. - во Франции еще не был принят подзаконный акт, позволяющий применять положения соответствующего закона). Германское право может допустить подобный институт в качестве непоименованного вида обеспечения (но только не залога, поскольку залог движимостей по ГГУ исключительно посессорный). Но германское право вообще характеризуется указанным автором как уникальное явление, предоставившее на уровне судебного толкования практически неограниченную свободу при изобретении оборотом непоименованных в законе обеспечительных конструкций: здесь и обеспечительная передача собственности, и оговорка об удержании титула кредитором, и продленная оговорка об удержании титула (ее смысл в том, что в залог попадают права требования, которые должник, не ставший собственником товара, поскольку он еще не расплатился с продавцом, получает в отношении лиц, которым должник перепродал данный товар), и оговорка о сохранении обеспечения в случае переработки вещи, и т.п. <2>. Можно смело утверждать, что в России в настоящий момент нет и десятой доли того разнообразия обеспечительных способов, которые известны немецкой практике. В России складывается иная традиция, отдающая приоритет закону при выборе способов обеспечения, а не выработанным сторонами конструкциям. И автор не берется утверждать, что российский подход хуже для стабильности оборота.

--------------------------------

<1> Ibid. P. 964.

<2> Dalhuisen J. On Transnational and Comparative Commercial, Financial and Trade Law. 3rd ed. 2007. P. 891 - 892, 964 - 965.

 

Когда же наконец и в России настанет пора ответить на вопросы, на которые должна отвечать правовая система, желающая воспринять модный floating charge? И сделать это надо на законодательном уровне, не ожидая от судов, что они правильно выстроят и сбалансируют систему интересов всех участников отношений. Ведь суды не смогут это сделать, не ориентируясь на доктрину права, а доктрины права, освещающей залог товаров в обороте и его место в системе обеспечительных прав, в России все еще нет. Нет сопоставимой по уровню и глубине проработки с зарубежными образцами.

Ян Дальхузен привел 14 таких вопросов, в их числе и вопрос о том, распространяется ли право залога на товары, которые появятся у должника после признания его банкротом. С учетом российской специфики этих вопросов будет еще больше. Поэтому и проблемы, с которыми сталкиваются кредиторы, принявшие в залог товары в обороте, не должны никого удивлять. Тем более в российской правовой системе, находящейся еще в стадии становления.

 

О.Р. ЗАЙЦЕВ

 

ОСПАРИВАНИЕ СДЕЛОК ПРИ БАНКРОТСТВЕ: О НЕКОТОРЫХ НОВЕЛЛАХ

ЗАКОНА N 73-ФЗ

 

Банкротство как особый юридический порядок урегулирования ситуации неплатежеспособности должника необходимым образом предполагает наличие специальных правовых инструментов, позволяющих достичь главной цели банкротства - удовлетворения требований кредиторов. Одним из важнейших таких инструментов является оспаривание сделок должника (прежде всего совершенных до возбуждения дела о банкротстве и либо приведших к банкротству, либо совершенных после фактического банкротства с целью вывода активов), позволяющее увеличить конкурсную массу путем возврата в нее переданного должником имущества. Новейшее отечественное законодательство о банкротстве традиционно предусматривает возможность такого оспаривания (ст. 28 Закона Российской Федерации от 19.11.1992 N 3929-1 "О несостоятельности (банкротстве) предприятий", ст. 78 Федерального закона от 08.01.1998 N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", ст. 103 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) в редакции до вступления в силу Федерального закона от 28.04.2009 N 73-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (далее - Закон N 73-ФЗ), однако его регулирование до недавнего времени было довольно ограниченным - не выходило за рамки одной статьи закона, к тому же долгое время не было и специально посвященных такому оспариванию разъяснений Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - ВАС РФ).

Между тем оспаривание сделок при банкротстве с каждым годом становилось все более востребованным, о чем можно судить по количеству судебных актов арбитражных судов кассационной инстанции по ст. 103 Закона о банкротстве <1>: в 2003 г. их было 10, в 2004 - 74, в 2005 - 181, в 2006 - 202, в 2007 - 255, в 2008 г. - 311. В связи с этим возникло множество вопросов, ответы на которые уже затруднительно было найти в буквальном тексте закона, это и стало причиной того, что в 2009 г. ситуация изменилась в корне: было принято три разъяснения ВАС РФ, специально посвященных оспариванию сделок при банкротстве, - Постановление Пленума от 30.04.2009 N 32 "О некоторых вопросах, связанных с оспариванием сделок по основаниям, предусмотренным Федеральным законом "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Постановление N 32) и информационные письма Президиума от 14.04.2009 N 128 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с оспариванием сделок по основаниям, предусмотренным Федеральным законом "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Обзор практики по оспариванию сделок при банкротстве) и от 14.04.2009 N 129 "О некоторых вопросах практики применения арбитражными судами положений абзаца второго пункта 1 статьи 66 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - информационное письмо N 129), а также внесены кардинальные изменения в текст самого Закона о банкротстве в части оспаривания сделок - Федеральный закон от 28.04.2009 N 73-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации". В настоящей статье кратко освещается содержание некоторых новелл Закона N 73-ФЗ (и попутно перечисленных разъяснений ВАС РФ), в том числе причины их появления и проблемы, связанные с их применением. Судебная практика применения этих новелл еще только начинает складываться, а положения Закона N 73-ФЗ уже вызывают много вопросов, в связи с чем далее мы постараемся дать ответы на некоторые из них, которые, конечно же, носят предварительный характер; хочется надеяться, что помощь в получении окончательных ответов даст разъяснение ВАС РФ по применению главы III.1 Закона о банкротстве, работа по подготовке которого уже ведется, - см. проект Постановления Пленума ВАС РФ "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" <2> (далее - проект Пленума по главе III.1).

--------------------------------

<1> СПС "КонсультантПлюс".

<2> www.arbitr.ru/ _upimg/ B8EB7A6FCDADB87 CF321B8FB1C522F63_ iun17.pdf

 

Переходные положения Закона N 73-ФЗ

 

В связи с внесением Законом N 73-ФЗ существенных изменений в части оспаривания сделок при банкротстве естественным образом прежде всего требуется определить, как его новеллы применяются во времени. Определенное понимание в этом вопросе удается получить уже из переходных положений этого Закона: согласно ч. 2 ст. 5 положения Закона о банкротстве (в ред. Закона N 73-ФЗ) применяются арбитражными судами при рассмотрении дел о банкротстве, производство по которым возбуждено после дня вступления в силу этого Закона (т.е. 5 июня 2009 г.), одновременно ч. 3 той же статьи установила, что положения Закона о банкротстве (в ред. Закона N 73-ФЗ) об оспаривании сделок должника применяются также при рассмотрении дел о банкротстве, производство по которым возбуждено до дня вступления в силу Закона о банкротстве, в отношении сделок, совершенных после дня вступления в силу этого Закона. Из приведенных норм видно, что если сделка была совершена после вступления в силу Закона N 73-ФЗ, то она оспаривается по правилам этого Закона независимо от того, когда было возбуждено дело о банкротстве (до или после вступления в силу Закона N 73-ФЗ); также ясно, что если дело о банкротстве было возбуждено до вступления в силу Закона N 73-ФЗ, то на совершенные до этой даты сделки он не распространяется <1>.

--------------------------------

<1> Примеры такого подхода см. в Постановлениях Федеральных арбитражных судов Дальневосточного округа от 18.03.2010 N Ф03-1298/2010 и Западно-Сибирского округа от 08.04.2010 по делу N А67-6027/2009.

 

Из переходных положений Закона N 73-ФЗ оказалось невозможным сделать однозначный вывод о том, по каким правилам оспариваются сделки, совершенные до вступления его в силу, если дело о банкротстве было возбуждено после 5 июня 2009 г. Ответ на этот вопрос был дан в абз. 3 п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 27.04.2010 N 137: исходя из общих правил о действии закона во времени (п. 1 ст. 4 ГК РФ) и с учетом необходимости определения условий действительности сделки на основании закона, действующего в момент ее совершения, в отношении оснований недействительности сделок, совершенных до дня вступления в силу Закона N 73-ФЗ, его положения не подлежат применению независимо от даты возбуждения производства по делу о банкротстве; в частности, к таким сделкам применяется ст. 103 Закона о банкротстве в редакции, действовавшей до вступления в силу Закона N 73-ФЗ (включая положения о праве отдельных кредиторов оспаривать сделки должника, предусмотренные п. п. 3 и 4 этой статьи).

В связи с тем что Закон N 73-ФЗ содержал новеллы не только материального права (прежде всего об основаниях недействительности сделок и круге лиц, имеющих право их оспаривать), но и процессуального права (прежде всего об оспаривании сделок в рамках дела о банкротстве), абз. 4 п. 1 упомянутого информационного письма уточняет, что предусмотренные Законом о банкротстве (в ред. Закона N 73-