Кейнсианского (горизонтального);

2) классического (вертикального);

3) промежуточного (восходящего).

Рис. 3.5. Кривая совокупного предложения

Точка Q1 – объем национального производства при полной занятости.

На кейнсианском отрезке реальный объем производства от нуля достигает уровня Q0, который значительно меньше Q1. Это означает, что национальная экономика находится в кризисном состоянии, при котором факторы производства далеки от своего полного задействования. При этом:

а) увеличение совокупного спроса не означает наращивания цен. Причины подобной ценовой стабильности состоят в следующем:

- заработная плата не растет, так как бывшие безработные еще не претендуют на повышение размера оплаты их труда;

- кризис сбыта инвестиционных и потребительских товаров в недалеком прошлом еще останавливает их продавцов от завышения цен;

б) уменьшение совокупного спроса не означает дальнейшего снижения уровня цен - хотя бы потому, что существует гарантированный законом минимальный размер оплаты труда как значимый компонент издержек производства и основа цены.

Как результат, на кейнсианском отрезке издержки производства и цены демонстрируют стабильность. Отсюда – параллельность отрезка по отношению к оси Q.

На классическом отрезке национальная экономика достигает границы своих производственных возможностей. Увеличение совокупных расходов не влечет за собой наращивания реального ВВП (при увеличении номинального его значения вследствие усиливающейся инфляции): возможно лишь перераспределение ограниченных ресурсов между фирмами, отраслями, регионами. Поэтому дальнейшее накачивание спроса нецелесообразно, оно вызывает лишь нарастание инфляционной волны без каких бы то ни было позитивных результатов.

При восхождении от кейнсианского к классическому отрезку наращивание совокупных расходов влечет за собой увеличение национального объема производства, сопровождаемое ускоряющимся ростом общего уровня цен. Дело в том, что нарастание объема выпуска и, следовательно, уровня занятости происходит в различных отраслях неравномерно: где-то ощущается нехватка рабочей силы, а где-то еще сохраняется вынужденная безработица. В первых отраслях вполне возможно привлечение менее квалифицированных работников, что ухудшает соотношение производительности труда и заработной платы, негативно отражающееся на динамике издержек производства как основы цен. Кроме того, при приближении национальной экономики к границе ее производственных возможностей возникает поднимающий цены дефицит инвестиционных товаров, используется менее эффективное оборудование. Последнее обстоятельство ухудшает соотношение производительности труда и фондовооруженности, что столь же отрицательно влияет на динамику издержек и цен.

Как видим, реально существующая связь между уровнем цен и объемом совокупного предложения весьма неоднозначна и может принять различные количественные очертания. Но цен существуют, кроме того, неценовые детерминанты совокупного предложения.

При изменении неценовых факторов совокупного предложения форма кривой AS1 остается неизменной, происходит лишь ее смещение влево в положение AS2 (что соответствует сокращению совокупного предложения) или вправо – в положение AS3 (при его возрастании).

Рис. 3.6. Воздействие неценовых факторов на перемещение кривой совокупного предложения

Все эти факторы оказывают влияние на положение AS через изменение уровня издержек производства на единицу продукции. Причем данная связь является обратной: чем ниже издержки, тем выше совокупное предложение. Это и понятно – ведь, чем меньше тратится в стране в расчете на каждый продукт производственных ресурсов в условиях их ограниченности, тем больше товаров и услуг в ней будет создано, и тем ниже станут их цены. Если же, наоборот, издержки производства начинают увеличиваться, то национальная экономика оказывается в состоянии так называемой стагфляции, когда одновременно с ростом общего уровня цен (инфляцией) c Р1 до Р2 сокращаются: ВВП (наступает стагнация) – с Q1 до Q2 и, соответственно, занятость населения. Мировая экономика впервые оказалась в этой весьма неприятной ситуации в середине 70-х годов ХХ в., когда в результате резкого повышения мировых цен на нефть и нефтепродукты резко возросли издержки производства в странах, лишенных значительных по объему нефтяных месторождений, и их экономика оказалась в «стагфляционной ловушке». Резкий всплеск мировых цен на энергоносители наблюдался в мире не только в 1973–74 гг., но и позднее – в 1979–1980 гг., 1988–1990 гг., 1994 г. и продолжился в 2003–2007 гг. Нефтяной картель ОПЕК в декабре 2003 г. ограничил квоту на добычу нефти уровнем 24,5 млн баррелей в сутки. И хотя позднее она поднялась до 30,0 млн баррелей, возрастающий спрос на бензин в США, Китае, а также сохраняющаяся нестабильность в Ираке и других нефтедобывающих странах предопредели достижение рекордного уровня мировых цен (ныне до 80 долл. за баррель) на это углеводородное сырье.

Исходя из этого, легко было предположить неизбежность спада производства в результате освобождения внутренних цен на энергоносители в России. Далеко не случайно прогнозные математические модели развития мировой экономики опираются на допущения о вероятной динамике цен на нефть на обозримую перспективу. И действительно, осуществленная в нашей стране в 1992 г. гайдаровская либерализация цен на топливо и сырье закономерно привела к опережающему росту цен на них сравнительно с ценами на готовую продукцию. В результате формирования подобных ценовых пропорций финансовое положение отраслей обрабатывающей промышленности, сельского хозяйства стало стремительно ухудшаться, многие из функционирующих здесь предприятий (относящихся, например, к легкой, пищевой промышленности, машиностроению, оборонно-промышленному комплексу) стали убыточными. Это, в свою очередь, резко сократило инвестиционный спрос данных секторов отечественной экономики, и побудило производителей, занятых в секторе промежуточных благ, начать активный поиск своих покупателей за рубежом. Уже к середине 90-х годов ХХ в. Россия стала лидером по вывозу алюминия (25% мирового экспорта), никеля (20%), меди (11%). При этом не удивительно, что в связи с нарастающей деградацией высокотехнологичного сектора (доля наукоемких изделий в структуре российского экспорта не превышает сегодня 1,5–1,8%) основой экспортной экспансии отечественной экономики является вывоз низкотехнологичной (55%) и среднетехнологичной (43%) продукции. В результате дезинтеграции обрабатывающих и добывающих отраслей и обострения антагонистического противоречия между ними отечественный машиностроительный комплекс потребляет сегодня лишь 2,5% выпускаемого в нашей стране алюминия и всего 6% меди.

Форсированный экспорт природных ресурсов в условиях либерализации внешней торговли, поспешного разрушения существовавшей в СССР государственной монополии внешней торговли и появления множества частных, конкурирующих между собой за доллары потребителя участников внешнеэкономической деятельности явился немаловажной причиной перенасыщения мировых рынков и неуклонного снижения цен на сырье (на 20–25%) – наряду с обозначившимся замедлением темпов роста мировой экономики (что неминуемо повлекло за собой сокращение спроса на продукцию топливно-сырьевого назначения). Как следствие, российские экспортеры в строгом соответствии с навязанной нашей стране в январе 1992 г. Международным валютным фондом программой начали выполнять функцию вывода всемирного хозяйства из потенциально возможной стагфляции. Фактически они инициировали перемещение кривой совокупного предложения в странах «большой семерки» вправо, ускоряя тем самым темпы роста последних (что особо обозначилось в конце ХХ в.). Причем делалось это – имея в виду очевидную ограниченность производственных ресурсов во всемирном масштабе – ценой насильственного «заталкивания» российской экономики в «стагфляционную ловушку» и опережающего сокращения производства в обрабатывающих отраслях. Реализующие эту «историческую миссию» нефтяные, газовые, металлургические предприятия, столкнувшись с тенденцией к понижению мировых цен, оказались вынужденными в интересах поддержания на прежнем уровне своей валютной выручки неуклонно наращивать физический объем экспорта топлива и сырья, еще более выводя их с сужающегося российского рынка. А последовавшие затем многочисленные торговые войны, упреки правительств развитых стран в использовании российскими экспортерами (особенно вывозящими черные металлы) практики демпингового ценообразования сделали в ряде случаев недоступными для предприятий нашей страны многие зарубежные рынки. В результате развертывания такой цепочки связей российский монополизированный сектор промежуточных благ лишился значительной рыночной ниши – вначале на внутреннем рынке (из-за разорения в результате его ценовой стратегии многих предприятий обрабатывающей промышленности), а затем и на рынке США, Китая, Западной Европы, допуск на который российских экспортеров сегодня заметно ограничен – в том числе из-за ввода новых мощностей в КНР по выплавке черных и цветных металлов.

Таким образом, первым и наиболее значимым фактором перемещения кривой совокупного предложения влево и вправо выступает изменение цен производственных ресурсов. При этом внутренние цены факторов производства могут повышаться не только в связи со стремлением монополистов – производителей электроэнергии, топлива, сырья – наращивать собственную прибыль за счет всемерной эксплуатации потребителей выпускаемой ими продукции, но и в связи с ростом мировых цен на них или же, скажем, с падением курса национальной валюты. Наибольшую значимость фактор ценности ресурсов приобретает для экономики стран, которые характеризуются большой пространственной протяженностью и суровыми природно-климатическими условиями. Так, если, например, в США стены птицефабрик нужны преимущественно лишь для обозначения их территории и предотвращения разбегания кур и индеек, то в нашей стране, где преобладают северные или околосеверные земли, домашнюю птицу необходимо обогревать без перебоев с сентября по май, а это требует соответствующей толщины данных стен.[17] Удельные расходы электроэнергии на отопление жилья в РФ в 8 раз выше, чем в США, и в 3,5 раза больше, чем в обогреваемых Гольфстримом скандинавских странах. Из-за несравненно более низкой среднегодовой температуры, меньшего числа солнечных дней в году, невысокого уровня атмосферных осадков и ряда других климатических особенностей при тех же технологиях и затратах российский аграрный сектор объективно не может рассчитывать на урожай, сопоставимый, скажем, с испанским или французским. Поэтому в нашей стране, которая не испытывает недостатка в энергетических и сырьевых ресурсах и к тому же имеет холодный климат и огромную территорию, государство призвано снять другую проблему – цен материальных факторов производства (электроэнергии, газа, бензина, удобрений, металлов и т.п.), без сознательного удешевления которых отечественная продукция не сможет обрести конкурентоспособность даже на внутреннем рынке. «Металлургия, – резонно замечает С.Губанов,– должна работать ради машиностроения и производства высоких технологий, а не ради сырьевого экспорта…».[18] Думается, что данное замечание может быть отнесено и ко всем другим производителям промежуточных благ. В случае решения данной задачи потери топливно-энергетического и сырьевого комплексов (которые вполне можно частично компенсировать субсидированием из бюджета) окажутся несравненно менее масштабными, нежели выгоды стремительного роста обрабатывающих отраслей.

Таким образом, важнейшим условием устойчивого роста российской экономики является сегодня государственное регулирование цен и тарифов на продукцию монополий, тех базисных, структурообразующих и стратегически важных товаров и услуг, которые в дальнейшем широко используются при создании многочисленных видов конечной продукции. Это не означает абсолютной оторванности внутреннего рынка, скажем, энергоносителей от закономерностей мирового рынка: энергетические тарифы, конечно же, не могут формироваться властями произвольно. Однако интересы последовательного преодоления последствий стагфляции при сохранении значимых природно-климатических и структурно-технологических особенностей отечественной экономики диктуют необходимость длительного поддержания различий между внутренними и внешними энергетическими тарифами посредством использования не только экономических (в частности, экспортных пошлин), но и административных инструментов ценового регулирования – вплоть до национализации отдельных, наиболее значимых предприятий топливно-энергетического комплекса. В условиях сурового климата и удаленности районов добычи энергоресурсов от центров их потребления устойчивый экономический рост становится попросту невозможным при неуклонном удорожании электроэнергии, топлива и транспортных услуг – сравнительно с динамикой цен на конечную продукцию. И единственным объективным ограничителем снизу такой относительной дешевизны ресурсов может считаться потребность в поддержании рентабельности производства естественных монополистов – РАО «ЕЭС», РАО «Газпром»» и некоторых других – на среднероссийском уровне.

Между тем в ближайших планах правительства нашей страны – дальнейшее поэтапное приближение внутренних цен на энергоносители к мировым, которое рассматривается А.Кудриным как «структурный, необходимый маневр», так как в противном случае у отечественных предприятий обрабатывающей промышленности не будет, якобы, стимулов к энергосбережению. В случае очень высокой цены на топливо инвестиции в энергосберегающие технологии окупятся, при низкой цене – нет.[19] Поэтому если в 2005 г. при инфляции в 11% цены на газ поднялись на 23%, то в 2006 г. соотношение этих темпов должно составить 8,5–9% и 11%, а в 2007 г. – 7–7,5% и 9%.[20] Думается, однако, что признавать уже нынешние внутренние цены на газ и другие энергоносители низкими – особенно если учитывать паритет покупательной способности валют – едва ли оправданно, а стимулирование энергосбережения посредством насильственного втягивания отечественной экономики в стагфляционную ловушку вряд ли можно признать наилучшей стратегией ее ценового регулирования.

Немаловажным ресурсным ограничением, предопределяющим перемещение кривой совокупного предложения, выступает и цена рабочей силы. Так, если на рынке труда той или иной страны (скажем, Великобритании) произошло усиление позиций профсоюзов, то это неминуемо приведет к повышению заработной платы, что через рост удельных издержек производства влечет за собой смещение AS в стагфляционную ловушку. И наоборот, экспорт недорогих трудовых ресурсов из России в страны Запада приводит к тому, что совокупное предложение в них нарастает. Известно, что в большинстве европейских стран неквалифицированную («грязную») работу выполняют преимущественно иностранные рабочие, в то время как свои граждане занимаются в основном интеллектуальным трудом или вообще не работают. И хотя приток дешевой рабочей силы способствует росту ВВП, однако тот факт, что страны Европы, реализующие специальные программы по привлечению иностранной рабочей силы, «подсели» на гастарбайтеров (т.е. на выходцев из других стран и регионов, приехавших в поисках заработка) как на наркотик, делает будущую социально-политическую ситуацию в них крайне неустойчивой. Недавние погромы во Франции – это лишь первый явный сигнал остроты межнациональных конфликтов. Конечно, экономический рост может достигаться за счет притока в страну дешевой рабочей силы – например, в Россию из Китая, – что сокращает уровень средней заработной платы и приводит к соответствующему увеличению ВВП в сочетании со стабилизацией ценовой динамики. Однако присутствие в Сибири свыше 2 млн. китайских нелегалов[21] может привести далеко не только к массированной вырубке отправляемых затем в КНР хвойных деревьев, но и фактической утрате немалой доли российской территории.

Вторым неценовым фактором совокупного предложения является уровень производительности труда: если она повышается быстрее заработной платы и фондовооруженности труда, то сокращаются удельные издержки производства (в первом случае на оплату труда, а во втором – на амортизацию основного капитала), и кривая AS смещается вправо. Если же производительность труда отстает от динамики заработной платы и фондовооруженности а, тем более, если она и вовсе сокращается, тогда ускоряющий инфляцию и углубляющий кризисные процессы в национальной экономике левосторонний сдвиг кривой совокупного предложения становится неизбежным. Впрочем, появившаяся вновь сегодня в США и странах ЕС угроза стагфляции нейтрализуется продолжающимся здесь ростом производительности труда, а также жесткой конкуренцией на мировых рынках труда, не допускающей опережающего роста заработной платы.

Третий фактор – уровень налоговой нагрузки на бизнес. Рост налогов с точки зрения влияния на рентабельность предприятий равноценен увеличению их издержек производства – с соответствующими негативными последствиями для динамики совокупного предложения. К сокращению объема производства (вкупе с повышением общего уровня цен) могут привести, например, неуклонно возрастающие в современном мире экологические налоги, которые вынуждают фирмы направлять потоки капиталовложений в сферу охраны окружающей среды, ограничивая тем самым инвестиции в основную сферу их деятельности. Поэтому законодательное сокращение предельно допустимых норм выбросов в атмосферу вредных и токсичных веществ и подписание нашей страной Киотского протокола вполне могут стать причиной торможения роста российской экономики (хотя экологически чистый ВВП способен при этом и увеличиться). Поэтому в кризисный период главным фактором сохранения среды обитания выступает обычно не ужесточение экологических стандартов со стороны государства, а низкий коэффициент загрузки производственных мощностей.

Четвертым фактором можно признать наращивание субсидий (или «налогов наоборот»), которое пропорционально увеличивает совокупное предложение. Не секрет, что масштабные (явные и скрытые) субсидии военно-промышленному комплексу содействовали милитаризации советской экономики. Сегодня же такие скрытые субсидии в значительной мере достаются от государства отраслям топливно-энергетического комплекса. Поэтому далеко не случаен неуклонный рост их доли в создаваемом ВВП нашей страны. В то же время последовательно уменьшается удельный вес в структуре российского национального продукта сельского хозяйства – во многом по причине откровенно слабой поддержки его со стороны государства. Если в США правительственные дотации в расчете на 1 га земли составляли в 1996 г. 69 долл., в Канаде – 83 долл., в странах ЕС – в среднем 943 долл. (а в Швейцарии – даже 4214 долл.), то в Российской Федерации они выражались лишь в 6 долл. Можно ли при этом всерьез рассчитывать на конкурентоспособность отечественного агробизнеса, функционирующего к тому же в экстремальных условиях сурового северного климата? В развитых странах, выступающих в качестве ведущих поставщиков мясной продукции в Россию, доля прямых и косвенных дотаций в государства в цене достигает 40%. И хотя в 2007 г. масштабы подобных дотаций в странах ЕС заметно сократились, и сохраняющийся доныне объем дотирования делает объективно неконкурентоспособной немалую часть российского агробизнеса и наносит тем самым сокрушительный удар по продовольственной безопасности нашей страны.