НАСЛЕДИЕ ГРОЗНОГО. РЕФОРМА ДВОРА. ВОЕННАЯ УГРОЗА. ГОНЕНИЯ НА БОЯР


 


МОСКВА

«МЫСЛЬ»



 


Р.Г.СКРЫННИКОВ

РОССИЯ накануне «смутного времени»

ОГЛАВЛЕНИЕ


ВВЕДЕНИЕ 6

Глава 1 НАСЛЕДИЕ ГРОЗНОГО

Глава 2

КРИЗИС ВЛАСТИ 30

Глава 3

РЕФОРМА ДВОРА 40

Глава 4

ВОЕННАЯ УГРОЗА

Глава 5

ГОНЕНИЯ НА БОЯР

Глава 6 УСТУПКИ ДВОРЯНСТВУ 65

Глава 7

ДЕЛО НАГИХ


Глава 8

ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ УСПЕХИ 86

Глава 9 КАБАЛА И БАРЩИНА 101

Глава 10

ПРАВЯЩИЙ КРУГ

Глава 11

ЗЕМСКИЙ СОБОР 1598 г.

Глава 12

ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 181


ВВЕДЕНИЕ



 


 


К XVI в. в исторических судьбах России наступил перелом. Русский на­род окончательно преодолел раздроб­ленность. Княжества и земли объеди­нились в составе Русского централи­зованного государства. Благотворные результаты объединения земель дава­ли о себе знать во всех сферах жизни. Страна достигла крупных экономиче­ских и культурных успехов. Ценой огромного труда крестьяне распахива­ли новую пашню, отвоевывая ее у лесов и болот. Развивались ремесло и торговля. Быстро росли города, уве­личивалось население. Россия заняла достойное место среди крупнейших держав Европы. Возросшее военное могущество позволило государству приступить к решению важных внеш­неполитических задач. Освободив­шись от татарского ига, русский на­род смел осколки ненавистной Золо­той Орды и проложил себе путь в Нижнее Поволжье, на Урал и в Си­бирь, Вооруженные силы государства нанесли сокрушительное поражение Крымской орде — вассалу Османской империи. Историческое значение этих выдающихся побед определялось тем, что турецкие завоеватели уже стали твердой ногой в Причерноморье и над всей Восточной Европой нависла уг­роза новой экспансии.

В ходе 25-летней Ливонской вой­ны Русское государство предприняло попытку утвердиться на берегах Бал­тики и завязать торговые отношения со странами Западной Европы по кратчайшим морским путям. Почти четверть века порт Нарва служил


морскими воротами страны. Проиграв Ливонскую войну, Россия лишилась «нарвского мореплавания». Военная катастрофа надолго подорвала между­народные позиции молодого Русского государства.

Объединение земель оказало все­стороннее влияние на внутриполити­ческое развитие страны. После при­соединения к Москве уделов местная знать перешла на службу ко двору московских государей. Подчинив ари­стократию, монархия тут же стала ее пленницей. В XVI в. структура фео­дального сословия претерпела замет­ные перемены. Значительно окрепло мелкое и среднее дворянство. Мо­нархия настолько усилилась, что ста­ла претендовать на неограниченную власть. Дворянство поддержало ее са­модержавные поползновения. Столк­новение с аристократией оказалось неизбежным. Борьба сосредоточилась на вопросе о будущем государствен­ном устройстве. Реформы середины XVI в. несколько ограничили могу­щество знати. Они создали прочную систему приказного управления, от­крыли доступ служилой дворянской бюрократии в аристократическую Бо­ярскую думу, сформировали органы сословного представительства и зем­ского самоуправления. Впервые воз­никли земские соборы. Преобразова­ния способствовали политическому возвышению дворянства и укрепили элементы централизации.

Во второй половине XVI в. полити­ческое развитие страны осложнилось опричной трагедией. В дни опрични-



Введение


ны сотня княжеских семей, составляв­ших цвет аристократии, отправилась в ссылку на восточные окраины госу­дарства. Множество княжеских вот­чин перешло в собственность казны. Иван Грозный надеялся подорвать могущество знати, ограничивавшей его власть. Но наличные средства не соответствовали поставленным целям. Монархия могла справиться с аристо­кратией, лишь опираясь на всю массу дворянства. Однако накануне оприч­нины Иван IV порвал с дворянскими реформаторами, отказался от преоб­разований и повернул страну на опас­ный путь. Он задумал укрепить соб­ственную власть не через организа­цию дворянского сословия в целом, а через создание особого полицейского корпуса — дворянской охраны. Кор­пус комплектовался из относительно небольшого числа дворян. Его члены пользовались всевозможными приви­легиями в ущерб остальной массе служилого сословия. Традиционная структура армии, местничество и про­чие институты, обеспечивавшие по­литическое преобладание боярской аристократии, были сохранены в не­прикосновенности. Подобный образ действий был чреват опасным поли­тическим конфликтом. Монархия не смогла сокрушить устои политическо­го могущества знати и дать новую организацию дворянскому сословию в целом. Привилегии охранного кор­пуса вызвали глубокое недовольство в среде земских служилых людей. Таким образом, посылки, на которых основана была опричная реформа, способствовали сужению политиче­ской опоры правительства, что в по­следующем развитии неизбежно при­вело к террору.

Грозный явно переоценил свои


силы: монархия еще не располагала ни мощным государственным аппара­том, ни регулярной армией. Власти не могли длительное время проводить политику вопреки воле верхов господ­ствующего класса. Опричные меры натолкнулись на их противодействие. Нарушилось правильное соотношение между монархией и правящим сосло­вием. Авторитет монарха катастрофи­чески упал. Перед лицом всеобщего недовольства Грозный вынужден был признать провал своей опричной за­теи. Опальную знать продержали в ссылке немногим более года. Затем Иван IV круто изменил курс и объя­вил о прощении княжат. Ссыльные получили разрешение вернуться в Москву, где им стали возвращать земли.

Вопреки обычным представлениям опричная политика неоднократно ме­няла свои формы и направление. Сна­чала острие опричнины было направ­лено против княжеской знати, но затем она обрушила свои удары на головы дворян, приказных людей и горожан. Гонения против групп, со­ставлявших традиционную опору цен­трализованного государства, не имели смысла и оправданий. Террор ошело­мил современников. Они писали о гибели десятков тысяч людей, запу­стении крупнейших городов. Факты, казалось бы, подтверждали их слова. После опричнины в России воцари­лись разруха и запустение. Реконст­рукция исчезнувшего опричного архи­ва позволила уточнить картину. Ока­залось, что террор совпал по времени с неслыханными стихийными бедст­виями. Сотни тысяч русских людей умерли от голода и чумы. Около 4 тыс. жизней погубили царские оп­ричники.



Введение


В начале XVII в. Россия испытала еще большие потрясения. Настало «смутное время». В основе «смуты» лежал сложный социальный и полити­ческий кризис. Известный русский историк С. Ф. Платонов посвятил со­бытиям начала XVII в. монографию, не утратившую значения до сих пор. Он разработал знаменитую в свое время схему развития «смуты», со­гласно которой смерть Грозного по­влекла за собой столкновения в кругу царской родни, а затем и династиче­скую борьбу; выступления масс иг­рали случайную роль; новый, «соци­альный» период в развитии «смуты» наступил лишь в начале XVII в.1 Советская марксистская историогра­фия обнаружила несостоятельность схемы С. Ф. Платонова. Задача изу­чения классовой борьбы в конце XVI в. сохраняет свою актуальность .

Важнейшим фактором политиче­ского развития России были земские соборы. К концу столетия функции этих сословно-представительных уч­реждений расширились. Благодаря трудам М. Н. Тихомирова, Л. В. Че­репнина, С. О. Шмидта, В. И. Ко­рецкого история соборов была по существу написана заново. Однако соборная практика конца XVI в. изу-


чена до сего дня недостаточно. В на­стоящей работе предпринята попытка восполнить этот пробел.

Вне поля зрения историков остает­ся пока вопрос о политических кол­лизиях, сопутствовавших рождению крепостного права. Между тем он представляет исключительный инте­рес. В основе экономических достиже­ний XVI в. лежал созидательный труд крестьян. Земледелец зависел от фео­дала, но не был его крепостным, пока пользовался правом выхода в Юрьев день. В конце XVI в. дворяне ввели в стране систему заповедных лет, при­ступив к закрепощению крестьянства. Проблеме закрепощения посвящена огромная литература3. В данном ис­следовании основное внимание уделено начальному этапу формирования кре­постнического режима. Автор попы­тался заново интерпретировать источ­ники, повествующие об уничтожении права крестьянского выхода. В связи с этим пересматриваются традицион­ные представления о заповедных го­дах и механизме их действия. Бли­жайшим результатом отмены Юрьева дня явилась грандиозная Крестьян­ская война. Началось «смутное вре­мя». Тема этой книги — Россия перед «смутой».


Глава 1

НАСЛЕДИЕ ГРОЗНОГО

Реформы и террор Грозного на многие годы определили характер по­литического развития Русского госу­дарства. Опричнина расколола вер­хушку… Политика «двора» не отличалась последовательностью. В конце прав­ления царя… Опрично-дворовая политика не раз меняла свой характер, но сам «двор», пережив многократные реор­ганизации, так и не…

Глава 1. Наследие Грозного


носили на носилках. Подверженный суевериям, Иван пытался узнать у во­рожей свою судьбу. 19 марта после полудня он пересмотрел завещание, а к вечеру скоропостижно скончался за шахматной доской.

Смерть царя вызвала переполох в Кремлевском дворце. Опасаясь вол­нений, власти пытались скрыть от народа правду и приказали объявить повсюду, что есть еще надежда на выздоровление государя. Тем време­нем Богдан Вельский и другие руко­водители «дворовой» думы приказали запереть на засов все ворота Кремля, расставить стрельцов на стенах и при­готовить пушки к стрельбе11.

Несмотря на старания правитель­ства, весть о кончине царя вскоре распространилась по всему городу и вызвала волнения в народе. Страх перед назревавшим восстанием побу­дил «двор» поспешить с решением вопроса о преемнике Грозного. Глубо­кой ночью начальные бояре, а вслед за ними и вся прочая знать принесли присягу наследнику царевичу Федо­ру. Вся церемония была закончена в течение шести-семи часов 12. Воз­можно, что присяга Федору прошла не совсем гладко. Литовский посол Л. Сапега писал из Москвы, будто сторонники молодого царевича Дмит­рия пытаются силой посадить его на престол, но «старший из двух сыновей Федор хочет удержаться на троне после отца» 13. Информация, получен­ная послом, не отличалась точностью. Сапега считал сторонником Дмитрия Б. Вельского, на самом же деле за него стояли Нагие. По русским лето­писям, в ночь смерти Грозного Вель­ский и Годуновы распорядились взять под стражу Нагих, обвинив их в измене 14. Раскол «дворовой» думы


и падение А. Ф. Нагого, одного из столпов прежнего правительства, ро­ковым образом сказались на судьбах всего «дворового» руководства.

Система централизации, основан­ная на противопоставлении «двора» и земщины, обнаружила свою непроч­ность. Правительству пришлось по­жать плоды политики, в основе ко­торой лежал принцип «разделяй и властвуй». Опекунский совет не мог осуществлять своих функций из-за нежелания «дворовых» чинов отка­заться от власти. В свою очередь земская знать прибегла к местниче­ству, чтобы устранить худородных руководителей «двора». Окончатель­ный разрыв наступил в связи с прие­мом в Кремле литовского посольства. «Дворовые» чины, не поделив мест с земцами, отказались допустить бояр в тронный зал, т. е. пошли на неслы­ханное нарушение традиции. В итоге иноземных послов встретили одни «дворовые» бояре — князь Ф. М. Тру­бецкой и Б. Ф. Годунов 15.

Опрометчивые действия руководст­ва «двора» имели свои причины. Мо­гущественный временщик Б. Я. Вель­ский подвергся местническим напад­кам со стороны казначея П. И. Голо­вина, занимавшего далеко не первое место в земской иерархии 16. Если бы Вельский проиграл тяжбу, его паде­ние было бы неизбежным. Против него выступили самые влиятельные члены опекунского совета и думы: «боярин князь Иван Федорович Мстиславской с сыном со князем Фе­дором да Шуйския, да Голицыны, Романовы да Шереметевы и Голови­ны и иныя советники». На стороне Вельского стояли «Годуновы, Трубец­кие, Щелкаловы и иные их советни­ки». По существу в Кремле произош-



Глава 1. Наследие Грозного


ло решительное столкновение между «двором» и земщиной, хотя некото­рые члены земской думы (впрочем, немногие) примкнули к «двору», а ряд «дворовых» чинов объединились с земскими. За Вельского вступи­лись главные земские дьяки — братья Щелкаловы, которым знать не могла простить их редкого худородства. Вознесенные по милости Грозного, они боялись упустить влияние в слу­чае решительной победы земской ари­стократии. Тяжба между Головиным и Вельским едва не закончилась кро­вопролитием. По русским летописям, во время «преки» в думе Вельского хотели убить до смерти, но он «утек к царе назад» 17. Как писал англий­ский посланник, на Вельского напали с таким остервенением, что он был вынужден спасаться в царских пала­тах 18.

Военная сила, а следовательно, и реальная власть в Москве находилась в руках «дворовых» чинов, и они по­спешили пустить ее в ход. Б. Я. Вель­ский использовал инспирированное боярами выступление земских дворян как предлог для того, чтобы ввести в Кремль верных ему «дворовых» стрельцов. Он предпринял отчаянную попытку опередить события и силой покончить с назревшей в земщине «смутой» еще до того, как в Москву прибудет регент Иван Шуйский, ко­торого смерть Грозного застала в Пскове. По свидетельству очевидца событий литовского посла Л. Сапеги, правитель уговорил Федора расста­вить в Кремле дворцовую стражу по обычаю, установившемуся при его отце Иване IV, против чего выступа­ли бояре. Еще до прибытия послов Вельский тайно пообещал стрельцам «великое жалованье» и привилегии,


какими они пользовались при Гроз­ном, и убеждал их не бояться бояр и выполнять только его приказы. Едва литовское посольство покинуло Кремль и бояре разъехались по своим дворам на обед, Вельский приказал затворить все ворота и вновь начал уговаривать Федора держать двор и опричнину так, как держал отец его (namawiac go poczal aby dwor i op­riczyne chowal tak jako ociec jego) 19. В случае успеха Вельский рассчиты­вал распустить регентский совет и править от имени Федора единолич­но, опираясь на военную силу. Над Кремлем повеяло новой опричниной. Но Вельский и его приверженцы не учли одного важного момента — пози­ции народных масс.

Столкновение между «дворовыми» и земскими боярами послужило про­логом к давно назревавшему восста­нию в Москве. В литературе оно дати­руется 2 апреля. Эта дата опирается на свидетельство Л. Сапеги о том, что неудачный прием в Кремле состоялся 12 апреля по новому стилю. Докумен­ты Посольского приказа позволяют исправить ошибку посла, написавшего письмо полтора месяца спустя. По русским посольским книгам, прием в Кремле имел место 9 апреля 20. Имен­но в этот день столица и стала ареной народных выступлений.

Как только земские бояре узнали о самочинных действиях Вельского, они бросились в Кремль. Однако стрельцы отказались повиноваться приказам главных земских опекунов и не пропустили их в ворота. После долгих препирательств И. Ф. Мсти­славский и Н. Р. Юрьев прошли за кремлевские стены, но их вооружен­ная свита была задержана стражей. Когда боярские слуги попытались



Глава 1. Наследие Грозного


силой прорваться за своими господа­ми, произошла стычка. На шум ото­всюду стал сбегаться народ. Стрель­цы пустили в ход оружие, но рассеять толпу им не удалось. Столичный по­сад восстал. «Народ,— по словам ле­тописца,— всколебался весь без чис­ла со всяким оружием». Толпа пыта­лась штурмовать Кремль со стороны Красной площади. «По грехом,— пи­сал современник,— чернь московская приступила к городу большому, и во­рота Фроловские выбивали и секли, и пушку большую, которая стояла на Лобном месте, на город поворотили». По словам голландца И. Массы, на­род захватил в Арсенале много ору­жия и пороха, а затем начал громить лавки. Бояре опасались, что их дворы постигнет та же участь21.

Царь Федор и его окружение, на­пуганные размахом народного движе­ния, не надеялись подавить мятеж силой и пошли на переговоры с тол­пой. Из кремлевских ворот на пло­щадь выехали думный дворянин М. А. Безнин и дьяк А. Я. Щелка-лов22. Черный народ «вопил, ругая вельмож изменниками и ворами» . В толпе кричали, что Вельский по­бил Мстиславского и других бояр. «Чернь» требовала выдачи ненавист­ного временщика для немедленной с ним расправы24. Положение стало критическим, и после совещания во дворце народу объявили об отставке Вельского.

Земские чины перед лицом страш­ного для них восстания «черни» со­чли за лучшее отложить в сторо­ну распрю с «дворовыми» чинами. «...Бояре,— повествует летописец,— межю собою помирилися в городе ("Кремле.— Р. С.) и выехали во Фро­ловские ворота...» 25 Властям удалось



кое-как успокоить толпу, и волнения в столице постепенно улеглись.

Непосредственным результатом московских событий явилось падение могущественного регента Б. Я. Вель­ского и кратковременное примирение противоборствовавших политических группировок. Несколько недель спу­стя после народного выступления в Москве открылся собор. Цели и характер собора 1584 г. получи­ли различную оценку в литературе. В. О. Ключевский высказал предпо­ложение, что созванный в Москве собор был «избирательным». Он должен был «избрать» на трон Федо­ра Ивановича. Гипотеза В. О. Клю­чевского получила дополнительную аргументацию в трудах М. Н. Тихо­мирова, по мнению которого мысль об избрании Федора на царство Зем­ским собором родилась в кружке Го­дуновых и Щелкаловых. М. Н. Тихо­миров акцентировал внимание на словах Горсея о том, что в Москве был собран парламент (а не подобие парламента, как писал В. О. Ключев­ский) с выборным составом, который обсудил широкий круг вопросов, свя­занных с преобразованиями. Про­должая мысль М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнин пришел к выводу, что после смерти Грозного произошло за­метное расширение функций земских соборов, которые отныне начали из­бирать и утверждать государей. Иную точку зрения высказал Н. И. Павлен­ко. Он подверг сомнению сам факт созыва избирательного собора и на этом основании заключил, что несу­ществующий Земский собор не мог ни избирать царя, ни обсуждать дру-

гие политические вопросы .

Гипотеза о Земском соборе опира­ется прежде всего на показания Дже-


Глава 7. Наследие Грозного


рома Горсея. Англичанин описал воцарение Федора как очевидец в краткой записке, опубликованной им намного раньше всех прочих своих сочинений. Записка Горсея вышла в Англии в издании Хаклюйта в 1588 г. Составленная по свежим сле­дам, она отличается большой досто­верностью. Согласно Горсею, около 4 мая в Москве был созван парламент (дума), на который собрались глав­нейшие люди из духовенства вместе со всеми боярами. На первый взгляд может показаться, что описанный Горсеем «парламент» не имел черт Земского собора, так как в его работе не участвовало дворянство (gentrice). Более внимательное изучение текста Горсея заставляет усомниться в том, что дело ограничилось созывом думы, включавшей всего полтора десятка бояр. Слова Горсея допускают более широкое толкование: «на московском собрании присутствовала «all the no-bility whatsoever», т. е. вся знать без исключения 27.

Московские летописи XVII в. со­хранили память о том, что при воца­рении Федора в Москву съехалось большое число дворян и духовных лиц. «...По преставлении царя Ивана Васильевича,— читаем в одном лето­писце,— приидоша к Москве изо всех городов Московского государства и

ЛЕТОПИСЕЦ

«... седе на царство на Москве... месяца мая в 31 день в 7 неделю по пасце...» 30

По-видимому, искажение даты в Разрядной книге объясняется неудач­ным сокращением начального текста.

В центре деятельности московско­го собора, без сомнения, стоял вопрос о кандидатуре нового царя. Н. И. Пав-


молили со слезами царевича Федора, чтобы не мешкал, сел на Московское государство». Другой летописец под­черкивает, что инициатива созыва «властей» в Москву принадлежала митрополиту Дионисию, который «изыде в митрополию и нача писати по всем градом, чтоб власти ехали на собор»28. Большой интерес представ­ляет запись о воцарении Федора, включенная в Разрядные книги про­странной редакции: «И того же году (7092.— Р. С.) мая в 7 день сел на Московское государство... государь царь и великий князь Федор Ивано­вич всея Русские земли» 29.

На первый взгляд может пока­заться, что приведенная запись Раз­рядного приказа подкрепляет свиде­тельство Горсея о том, что примерно 4 мая в Москве начал заседать собор. Но такое истолкование источников едва ли верно. Горсей относил цар­скую коронацию не к 31 мая, а к 10 июня, а это значит, что он руко­водствовался введенным в Англии григорианским календарем. Следова­тельно, описанный им собор 4 мая состоялся по русскому календарю в 20-х числах апреля. Что же касается Разрядных книг, то в их записи (по частным спискам), как видно, вкра­лась ошибка, происхождение которой проясняет сличение текстов:

РАЗРЯДНАЯ КНИГА

«...мая в 7 день сел на Московское государ­ство...»31

ленко предположил, что московское собрание свелось лишь к обсуждению дня коронации. Однако такое мнение не учитывает обстановки острого по­литического кризиса, когда произо­шла смена лиц на троне. Первая



Глава 1. Наследие Грозного


торопливая церемония присяги Федо­ру, которой руководил глава «двора» регент Б. Я. Вельский, была прове­дена в ночь после кончины Грозного. Хотя мартовская присяга не утратила силы после падения Б. Я. Вельского, переворот радикально изменил ситуа­цию в столице. Руководство земщины использовало собор, чтобы оконча­тельно перехватить бразды правления из рук «дворовых». В обстановке, чреватой взрывом, правительство в любую минуту могло потерять конт­роль за положением в столице.

Современники склонны были рас­сматривать воцарение Федора как соборное избрание. Такое впечатле­ние подкреплялось тем, что по своему безволию и слабоумию претендент на трон не оказывал самостоятельного влияния на события. Формально со­бор одобрил кандидатуру Федора, а фактически вынес важное политиче­ское решение о поддержке нового боярского правительства. По свиде­тельству псковского современника, Федор был поставлен на царство «митрополитом Дионисием и всеми людьми Руские земли». Совершенно так же были истолкованы московские известия за рубежом. Шведский на­местник в Финляндии П. Делагарди писал в Новгород: «...есмя в правду доведался, что... избрали в великие князи... князя Федора на степень от­ца его...» 32 Письмо Делагарди дати­ровано 26 мая 1584 г. Очевидно, про­шел месяц, прежде чем московские новости стали известны шведским властям.

Московский собор решил провести коронацию Федора в конце мая. «На парламенте, — писал Д. Горсей, — главное, было назначено время тор­жественного венчания нового царя.


Но на нем были приняты многие ре­шения, до моего предмета не относя­щиеся». Из слов Горсея можно за­ключить, что собор помимо формаль­ного постановления об избрании Фе­дора обсуждал весьма широкий круг вопросов. По-видимому, его решения стали основой той широкой програм­мы, которую власти осуществили по случаю коронации нового царя. За­писка о коронации Горсея дает на­глядное представление об этой про­грамме. Прежде всего по всей стране была объявлена общая амнистия. «В итоге,— писал Д. Горсей,— многие князья и бояре знатного рода, нахо­дившиеся в опале при прежнем царе, и даже те, кто просидел в тюрьмах 20 лет, были освобождены и получи­ли обратно свои поместья. Всем за­ключенным было объявлено проще­ние».

Наиболее многозначительным в рассказе Горсея было упоминание об освобождении давних «тюремных си­дельцев». Несложный арифметиче­ский расчет подсказывает, что они оказались за решеткой в самом начале опричнины. Очевидно, амнистия была направлена на искоренение последст­вий репрессивной политики «двора». Самым важным положением майской амнистии был пункт о возвращении опальным «свободы и поместий». Оп­ричные конфискации нанесли земской знати большой ущерб. После отставки Вельского и созыва собора земщина смогла настоять на возвращении ото­бранных земель. Кроме того, она добивалась гарантий против возоб­новления казней и опал. Согласно Горсею, в связи с амнистией власти объявили о запрещении судьям впредь подвергать дворян гонениям при отсутствии основательных дока-



Глава 1. Наследие Грозного


зательств их вины даже в случае са­мых тяжких преступлений, которые влекли за собой смертную казнь 33.

Смена руководства привела к зна­чительным переменам в составе при­казного и особенно судейского аппа­рата. «...По всему государству,— пи­сал Горсей,— были сменены неправо­судные чиновники, судьи, воеводы и наместники и на их должности были назначены более честные люди, кото­рым повелели под страхом строгого наказания прекратить лихоимство и взяточничество, существовавшие при прежнем царе, и отправлять правосу­дие без лицеприятия, а чтобы это бы­ло исполнено, им увеличили поместья и годовые оклады»34. Но нельзя упускать из виду, что слова посла носили откровенно апологетический характер. Доверенное лицо Годунова, Горсей старался завоевать английское общественное мнение на сторону но­вого русского правительства. Трудно сказать, в самом ли деле правитель­ственные прокламации против злоупо­треблений и взяток оказались столь же эффективными в жизни, как в из­ложении Горсея. Можно догадаться, что смена администрации была выз­вана не столько заботами властей о водворении в стране порядка и спра­ведливости, сколько начавшимся кру­шением «двора». Земщина пустила в ход всевозможные средства, чтобы очистить приказной аппарат от быв­ших опричников и «дворовых» лю­дей. Примером может служить дело А. Шерефединова. Он получил дья-ческий чин в опричнине, а позже воз­главил Разрядный приказ, т. е. занял одно из высших мест в «дворовой» приказной иерархии35. Сразу после смерти Грозного рязанский помещик из земщины Шиловский обратился в


суд с жалобой на насильственный за­хват его вотчины Шерефединовым36. Поскольку во главе московской суд­ной палаты в это время стоял князь В. И. Шуйский, судьба бывшего «дво­рового» дьяка была решена. Его имя на полтора десятилетия исчезло со страниц приказных документов.

Власти предприняли широкий пе­ресмотр прежней финансовой поли­тики. «Большие налоги, пошлины и подати, наложенные на народ при прежнем царе, были уменьшены, а не­которые из них совершенно отмене­ны» 37,— писал Д. Горсей. Однако, согласно русским источникам, прямые налоги не были существенно пониже­ны или отменены в правление Фе­дора. Следовательно, сокращению подлежали экстренные поборы, вве­денные в рамках «двора». При учреж­дении опричнины Грозный затребо­вал от земской казны единовременно колоссальную по тому времени сумму в 100 тыс. руб. По случаю учрежде­ния удела в 1575 г. земщина должна была выплатить 60 тыс. руб. В по­следние годы жизни Грозного «дво­ровое» правительство многократно облагало население экстренными по­борами на покрытие военных расхо­дов, которые тяжким бременем ложи­лись на разоренную страну. Так, земли Севера и Поморья должны бы­ли внести в казну помимо прямых окладных налогов дополнительно ты­сячи рублей «государевых денег». Поборы распространялись на посады и купеческую верхушку. Только одна английская торговая компания за три последних года Ливонской войны за­платила 2 тыс. руб.38 После собора власти, по-видимому, пошли навстре­чу требованиям земщины и объявили о решительном разрыве с практикой



Глава 1. Наследие Грозного


чрезвычайных поборов. Именно так можно интерпретировать свидетель­ство Горсея.

Политика опричнины и. «двора» в целом ограничивала влияние знати на дела управления. Царь Иван не

ЗЕМСКИЙ СПИСОК

Бояре князья И. Ф. и Ф. И. Мстиславские, Н. Р. Юрьев, Б. Ю. Сабуров, князья И. Ю. и В. Ю. Голицыны, П. И. Татев, окольничие князья Ф. И. Троекуров, Т. И. Долгорукий и Д. И. Хворостинин, Ф. В. Шереметев; казначей П. И. Головин; дьяки А. Я. и В. Я. Щелкаловы

Никогда еще земская дума не бы­ла столь малочисленной: в нее входи­ло менее десятка бояр. Земской думе противостояла «дворовая» дума, в ко­торой преобладали худородные дво­ряне.

После смерти Грозного начался процесс возрождения влиятельной и многолюдной Боярской думы. Мно­гие знатные лица получили высшие думные чины по случаю коронации Федора. Назначения не прекращались и в последующие месяцы. В 1584— 1585 гг. численность боярских курий думы возросла более чем вдвое. Под­ле старых членов думы появились новые: бояре князья Василий и Анд­рей Шуйские, князь И. М. Глинский, князья Никита и Тимофей Трубец­кие, князь Ф. И. Троекуров, князь И. В. Сицкий, князь Ф. Д. Шесту-нов, князь Д. И. Хворостинин, а так­же Ф. В. Шереметев, Ф. Н. Романов, Степан и Григорий Годуновы, крав­чий А. Н. Романов, окольничие князь Ф. И. Хворостинин, князь Д. П. Елецкий, князь Б. П. Засекин, князь И. В. Гагин, а также В. В. Го­ловин, И. М. Бутурлин, И. И. Сабу­ров и А. П. Клешнин39. Новый курс


только расколол Боярскую думу, но и фактически перестал пополнять ее земцами. В итоге состав думы резко сократился. Накануне воцарения Фе­дора в состав «разделенной» думы входили следующие лица:

«ДВОРОВЫЙ» СПИСОК

Бояре князья Ф. М. Трубецкой, И. П. Шуй­ский и В. Ф. Скопин, Д. И. и Б. Ф. Году­новы, окольничие С. В. Годунов, Ф. Ф. На­гой; думные дворяне Б. Я. Бельский, А. Ф. Нагой, В. Г. Зюзин, Д. И. Череми-синов, Р. М. Пивов, М. А. Безнин, Б. В. Во­ейков, И. П. Татищев, печатник Р. В. Ал-ферьев

в отношении думы имел четкую по­литическую направленность. Боярская дума пополнилась почти исключитель­но за счет высшей знати и родни новой царицы. Причем земская знать получила больше мест в думе, чем бывшие «дворовые» чины. К бывшей земщине принадлежали ярославские князья — Троекуров, Сицкий, Шесту­нов, Засекин, Гагин, а также дворяне Шереметев, Романов, Головин, Бутур­лин, Сабуров. С «дворовой» службы пришли князья Шуйские и Трубец­кие, а также Годуновы. Боярская дума спешила избавиться от худо­родных думных дворян — фактиче­ских руководителей государства при Грозном. Многочисленная курия дум­ных дворян таяла на глазах. Вслед за могущественными временщиками Б. Я. Вельским и А. Ф. Нагим думу покинул В. Г. Зюзин, прославивший­ся кровавыми расправами во время опричнины. Его имя навсегда исчез­ло из Разрядных книг. «Дворовый» окольничий С. Ф. Нагой, которого называли «орудием зла» в руках ца­ря Ивана, был сослан на воеводство в Поволжье. Его брат, окольничий Ф. Ф. Нагой, попал в Углич. Б. В. Во-


Глава 1. Наследие Грозного


ейков утратил чин думного дворянина и в качестве рядового офицера (голо­вы) удалился в Рязанский край40.

С давних времен Боярская дума служила представительным органом высшей аристократии. Поколеблен­ный опричниной традиционный поря­док возрождался на глазах. Прежде всего дума вернула себе ряд функций и привилегий, упраздненных оприч­ниной. Власти восстановили высшую в думе боярскую должность — коню­шего, упраздненную после казни ко­нюшего И. П. Федорова в 1568 г. Важнейшей комиссией Боярской думы была «семибоярщина». Она ведала столицей и всем государством в отсут­ствие царя. В годы террора Грозный изгнал бояр из столичной комиссии и препоручил ее дворянам и приказ­ным, а затем и вовсе упразднил. При Федоре «семибоярщина» возродилась в полном соответствии с доопричной практикой. По случаю отъезда царя в Троицу в 1585 г. управление столи­цей осуществляли бояре Ф. И. Мсти­славский, Н. Р. Юрьев, С. В. Го­дунов, князья Н. Р. Трубецкой, И. М. Глинский, Б. И. Татев и Ф. М. Троекуров41.

Наряду с думными чинами знать получила из казны обширные земли и доходные места. Больше всех в тор­ге из-за чинов и владений выиграли опекуны и их родня. В полной мере использовали выгоды своего положе­ния Юрьевы — Романовы. Один толь­ко младший сын регента Н. Р. Юрь­ева Иван владел в 1613 г. 13 тыс. чет­вертей пашни в трех полях «старых вотчин». Романовым принадлежали на вотчинном праве городок Скопин, Романово городище в Лебядинском уезде и др. 42 Огромных привилегий добились регент И П. Шуйский и его


родня. И. П. Шуйский получил от казны богатые земли в Луховском удельном княжестве, принадлежавшем князьям Вельским, а позже валаш­скому господарю Богдану. В руки боярина перешел город Кинешма с обширной волостью43. Кроме того, прославленному воеводе был отдан в кормление весь Псков. Согласно официальным заявлениям правитель­ства, царь Федор пожаловал князя И. П. Шуйского своим «великим жа­лованьем в кормление Псковом обема половинам, и со псковскими пригоро­ды, и с тамгою, и с кабаки, чего ни­которому боярину не давывал госу­дарь» 44. Соратник Шуйского князь Ф. В. Скопин тогда же получил в «жалованье» Каргополь45. Щедрых земельных пожалований удостоились князья Василий, Андрей и Дмитрий Ивановичи Шуйские. Младшему из братьев, князю Дмитрию, был пере­дан город Гороховец «в путь с там­гою, и с кабаком, и с мыты, и с пе­ревозы, и с мельницами, и рыбными ловлями, и со всеми крайчаго пути доходы...»46. В годы опричнины Го­роховец был удельной вотчиной цар­ского шурина князя М. Т. Черкас­ского, а после его смерти перешел в казну.

Система кормлений была ликви­дирована в процессе реформы местно­го управления еще в доопричный период. Кормления (наместничества) на основной территории постепенно заменялись воеводским управлением, означавшим более высокую степень централизации. На черносошном Се­вере отмена кормлений привела к ут­верждению системы выборных зем­ских органов47. Однако при воцаре­нии Федора произошло частичное оживление «кормленной» системы



Глава 1. Наследие Грозного


местного управления. В кормление Шуйскому был передан один из круп­нейших посадов страны — Псков. На черносошном Севере обширная Важ-ская земля перешла из-под управле­ния земских органов в кормление но­вому конюшему боярину Б. Ф. Году­нову 48. Кормленщики появились в Гороховце, Каргополе и других ме­стах.

Мероприятия, осуществленные

властями в период после московского собора и коронации Федора, были призваны преодолеть наследие Гроз­ного в политической жизни страны, но они вышли за рамки этой задачи. Земская и «дворовая» знать исполь­зовала нововведения, чтобы возро­дить полновластную Боярскую думу, вернуть ей прежние прерогативы, рас­ширить свои земельные владения и частично восстановить кормление.

События, происходившие в Моск­ве на протяжении двух месяцев после смерти Грозного, показали, что оп­ричнина лишь ослабила влияние бо­ярской аристократии, но не сломила ее могущества. При безвольном и нич­тожном преемнике Грозного знать вновь подняла голову. Как только с политического горизонта исчезли зло­вещие фигуры Нагого и Вельского, бояре перестали скрывать свои под­линные чувства по поводу смерти ца­ря Ивана.

Наблюдатель тонкий и вдумчи­вый, дьяк Иван Тимофеев очень точ­но передал атмосферу, воцарившуюся в Кремле в первые месяцы правления Федора. «Бояре,— писал он,— долго не могли поверить, что царя Ивана нет более в живых. Когда же они по­няли, что это не во сне, а действитель­но случилось, через малое время мно­гие из первых благородных вельмож,


чьи пути были сомнительны, помазав благоухающим миром свои седины, с гордостью оделись великолепно и, как молодые, начали поступать по своей воле; как орлы, они с этим об­новлением и временной переменой вновь переживали свою юность и, пре­небрегая оставшимся после царя сы­ном Федором, считали, как будто

и нет его...»

Джером Горсей, описывая состоя­ние России после смерти Грозного, обронил следующее многозначитель­ное замечание: «Владения этого госу­дарства так пространны и обширны, что они необходимо должны вновь распасться на несколько царств и кня­жеств и с трудом могут быть удержа­ны под одним правлением...» 50 Труд­но сказать, что скрывалось за раз­мышлениями Горсея. Но следует учесть, что посол поддерживал тес­ную дружбу с удельной знатью. Глав­ный опекун князь Мстиславский на­столько доверял Горсею, что раз­решил ему ознакомиться со своими записками «относительно состояния рода и управления... государства», которые хранил в строгой тайне51.

Власть Б. Я. Вельского пала, и бразды правления сосредоточились в руках людей, многие годы управляв­ших земщиной. Состав нового прави­тельства всего точнее определил ан­глийский посол И. Боус, покинувший Москву в конце мая 1584 г. «Когда я выехал из Москвы,— писал он 12 августа 1584 г.,— Никита Романович и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми, даже многими ум­нейшими и главнейшими советника­ми... Сын покойного царя Федор и те советники, которые были бы достойны управлять, не имеют никакой власти,



Глава 1. Наследие Грозного


да и не смеют пытаться властвовать». Позже Боус пояснил, что, говоря о до­стойных советниках Федора, он имел в виду «дворовых» бояр Годуновых 52.

Облеченный регентскими полномо­чиями боярин Н. Р. Юрьев пользо­вался особой популярностью в столи­це. Он происходил из нетитулован­ной старомосковской знати, а в пер­вые ряды правящего московского бо­ярства выдвинулся благодаря браку Грозного с Анастасией Романовой-Юрьевой. Используя свое влияние, Н. Р. Юрьев добился боярства для своих ближайших родственников и свойственников — Шереметева, Трое­курова, Сицкого, Шестунова. Но Юрьевы и их родня не могли выдер­жать серьезного местнического спора с гедиминовичами и Рюриковичами. Князья крови Шуйские и Мстислав­ские невысоко оценивали родство с царем по женской линии и смотрели на них как на выскочек.

Ближайшими помощниками Юрье­ва в думе были главные земские дья­ки Щелкаловы. Андрей Щелкалов был типичным представителем при­казной бюрократии, выдвинувшейся при Грозном. Он происходил из худо­родной дьяческой семьи. Прадед его, как говорили, был конским барышни-ком, а отец смолоду служил попом . Знать не могла простить дьяку его незнатное происхождение и особенно его пособничество «двору». Попытка Щелкалова предотвратить падение Б. Я. Вельского еще больше скомпро­метировала «канцлера» в глазах ари­стократов.

Родовая знать не желала остав­лять власть в руках Юрьева и Щел­калова. По возвращении из Пскова в Москву регент И. П. Шуйский стал исподволь готовить их отставку. В


Польшу поступили сведения, что са­мыми влиятельными людьми в Моск­ве были Никита Романович, которому поручались наиболее важные дела, и князь Шуйский, который не желал, чтобы другие пользовались большей властью, чем он, и требовал себе должности Никиты 54.

В результате раскола в опекун­ском совете земское правительство оказалось в исключительно трудном положении. Парадокс состоял в том, что его руководителям Юрьеву и Щелкалову пришлось опасаться про­тиводействия со стороны не столько бывших «дворовых» чинов, сколько аристократической реакции. Положе­ние Н. Р. Юрьева казалось непроч­ным. Современники не сомневались в его близкой кончине. Он достиг преклонного возраста и тяжело болел. Придворный лекарь Грозного, бежав­ший в Ливонию, уверял, что Юрьев долго не проживет 55. Болезнь Юрье­ва выдвинула перед правительством вопрос о его преемнике. В конце кон­цов выбор пал на Бориса Годунова. В произведениях писателей эпохи «смуты» встречаются намеки на «за­вещательный союз дружбы» Юрье­вых и Годуновых. По словам Авраа-мия Палицына, Борис поклялся «со­блюдать» вверенных его попечению детей регента. Составленное в рома­новском кругу «Сказание о Филарете Романове» повествует, что Борис «ис-перва любовно приединился (к детям Н. Р. Юрьева.— Р. С.) и клятву страшну тем сотвори, яко братию и царствию помогателя имети» 56. Позд­ние авторы придали дружбе Романо­вых и Годуновых несколько сентимен­тальный оттенок. На самом деле этот странный союз образовался в силу политической необходимости. Попыт-



Глава 7. Наследие Грозного


ки закрепить трон за слабоумным царем привели к острым разногласи­ям в опекунском совете. Перед лицом ширившейся оппозиции знати и гроз­ных народных движений родственни­ки Федора должны были волей-нево­лей объединиться.

Начавшееся крушение «двора» ед­ва не увлекло Годуновых в пропасть. В дни восстания народ требовал от­ставки не только Б. Я. Вельского, но и Б. Ф. Годунова. В конце мая 1584 г. английский посол писал, что Годунов не пользуется авторитетом в Моск­ве 57. Однако ко дню коронации Году­нов получил чин конюшего 58. Едва ли можно сомневаться в том, что без поддержки Н. Р. Юрьева с его неог­раниченным влиянием на Федора и весом в Боярской думе Борис не смог бы получить высший в думе боярский чин.

В свое время царь Иван, разгро­мив «заговор» князей Старицких, упразднил высшую боярскую долж­ность конюшего. Но о ней вспомнили после смерти царевича Ивана. Толки подобного рода впервые подслушал в боярской среде пронырливый иезуит А. Поссевино, посетивший Москву в начале 1582 г. Ввиду возможной смерти бездетного Федора, записал он, царя крайне тревожит будущее династии, потому что в его роде уже никого не осталось и более 30 лет не занято место конюшего, на которого (как на конюшего) эта власть долж­на перейти. Приведенное сообщение итальянского дипломата не отличает­ся вразумительностью. Им можно было бы пренебречь, если бы оно не имело одной поразительной аналогии в источниках московского происхож­дения. Известный знаток московских традиций Г. Котошихин писал о чине


конюшего буквально то же самое, что и Поссевино: «А кто бывает коню­шим, и тот первый боярин чином и честью, и, когда у царя после его смер­ти не останется наследия, кому быть царем, кроме того конюшего, иному царем быти некому, учинили бы его царем и без обирания» 59. С чином конюшего, как видно, была связана некая старинная традиция. В силу ее в случае пресечения династии вся полнота власти в Московском царстве переходила к думе в лице первого из бояр — конюшего.

Вопрос о кандидатуре на вакант­ную должность конюшего неизбежно должен был вызвать резкие столкно­вения в опекунском совете. В конце концов при поддержке Н. Р. Юрьева пост конюшего занял шурин царя Фе­дора Борис Годунов. Это назначение, проведенное вопреки ясно выражен­ной воле Грозного, ввело бывшего «дворового» боярина Годунова в круг правителей государства60. Мно­гие обстоятельства побуждали зем­ское правительство искать поддержки «дворовых» людей. При Иване IV «двор» служил опорой и воплощением личной власти царя. Смерть Грозного не привела к мгновенному исчезнове­нию «двора» как военной силы. Ста­рания царя Ивана, вложившего много сил в организацию «дворовой» служ­бы, не пропали бесследно. На «дворо­вой» службе состояли проверенные люди, преданность которых царской фамилии подкреплялась обширными привилегиями. «Дворовые» стрельцы и дворяне были призваны обеспечить безопасность нового царя и его бли­жайшего окружения.

Несмотря на то что первые вол­нения в Москве улеглись, ситуация в столице оставалась крайне напряжен-



Глава 1. Наследие Грозного


ной. С наступлением лета участились пожары. По словам очевидцев, цар­ская столица была наполнена «раз­бойниками», которых считали главны­ми виновниками поджогов. Власти ждали нового мятежа со дня на день. В страхе перед народом правительст­во было вынуждено принять экстрен­ные военные меры. Они получили отражение в следующей записи Раз­рядного приказа: «Того же году (7092.— Р. С.) на Москве летом были в обозе да в головах для пожару и для всякого воровства в Кремле князь Иван Самсонович Туренин да Григо­рий Никитич Борисов-Бороздин, в Китае—Богдан Иванович Полев и Константин Дмитриевич Поливанов, в Земляном городе — Иван Федоро­вич Крюк-Колычев»61. Приведенная запись интересна тем, что она пока­зывает, в чьих руках находилась в то время реальная военная сила. В Крем­ле военное командование осуществлял князь И. С. Туренин, родня Б. Ф. Го­дунова; в Китай-городе стражей ве­дали Б. И. Полев и К. Д. Поливанов, бывшие «дворовые» люди и сподвиж­ники Годунова; только на окраине, в Земляном городе, распоряжался из­вестный воевода И. Ф. Колычев, сто­ронник Шуйских.

Положение в столице усугублялось абсолютной неавторитетностью царя и открытыми разногласиями среди его опекунов. Прибывшие в Москву литовские послы воочию убедились в том, что московские правители, на­значенные покойным Иваном IV, на­ходились между собой в величайшем несогласии и очень часто спорили в присутствии самого Федора без вся­кого уважения к нему62. Разногласия в верхах могли привести к непредви­денным последствиям в условиях,


когда из-за катастрофической разру­хи и военного поражения настроения недовольства широко затронули низ­шие слои дворянства — наиболее мас­совую опору монархии.

В конце Ливонской войны в Поль­ше постоянно циркулировали слухи о том, что царь Иван боится возму­щения своих подданных, ненавидев­ших его за жестокость, что с минуты на минуту в Москве может вспыхнуть мятеж против царя и т. п. 63 Волнения предсказывали в 1579 г., во время первого похода Батория. В апреле 1582 г. в Стокгольме распространился слух, будто царь умер либо взят под стражу боярами, а в Москве произош­ло восстание 64. Слухи подобного рода были преждевременными. В послед­ние годы правления Грозного во всех слоях населения зрело недовольство, но антагонизм вырвался наружу уже после смерти царя.

В апрельских волнениях 1584 г. активно участвовали не только посад­ские 65, но и мелкие служилые люди66. Новые власти искали способы удов­летворить недовольное дворянство и с этой целью уже в июле 1584 г. на­чали разрабатывать финансовые ме­ры, которые шли навстречу требова­ниям дворянства и могли послужить поворотным пунктом развития. 20 ию­ля 1584 г. правительство добилось от Боярской думы одобрения Уложения о «тарханах». Закон прошел через думу в обстановке самых острых раз­ногласий. 10 июля литовский посол Л. Сапега сообщил из Москвы, что разногласиям и междоусобицам у московитов нет конца: «...вот и сегод­ня я слышал, что между ними возник­ли большие споры, которые едва не вылились во взаимное убийство и про­литие крови...» 67



Глава 7. Наследие Грозного


Правительство Н. Р. Юрьева и Б. Ф. Годунова пыталось противопо­ставить всплеску аристократической реакции декларации о возврате к по­литике Грозного в сфере финансов и землевладения. Авторы соборного Уложения 20 июля 1584 г. начали текст с указания на необходимость подтвердить Уложение 15 января 1580 г. «Тое бы грамоту (соборный приговор 1580 г.— Р. С),— постано-

ПРИГОВОР 1580 г.

«... сии все совокупившеся образом дивиего зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хо-тяху потребити православие» 69.

В старом тексте закона правитель­ство Н. Р. Юрьева старательно рас­ставило новые акценты. Как и преж­де, приговор 1584 г. воспрещал мона­стырям расширять свои земельные владения путем покупок и пожертво­ваний. В нем дословно повторялись распоряжения о княжеских вотчинах. Но к пункту, предусматривавшему отчуждение в казну вотчин, незакон­но отданных монастырям, было сде­лано многозначительное пояснение: «...чтоб в службу служилым людем земли прибавливати» 71.

Помимо подтверждения антимона-стырских законов приговор 1584 г. содержал ряд новых постановлений, самым важным из которых было уза­конение «о тарханах, чтобы вперед тарханом не были». Необходимость отмены «тарханов», с одной стороны, мотивировалась тем, что податные привилегии монастырей и владык приводят дворянство в «великую то­щету» и разорение: «...воинство, слу­жилые люди те их земли (монастыр­ские и владычные «тарханы».—Р. С.)


вил собор 1584 г.,— переписати и ук­репити по тому ж». Текст старого Уложения фактически составил осно­ву нового68. Власти заимствовали из приговора 1580 г. даже явно устарев­шую характеристику военного поло­жения страны. С завершением Ливон­ской войны внешнеполитические по­зиции России радикально изменились, но в приговоре эти перемены не наш­ли отражения.

ПРИГОВОР 1584 г.

«... како совокупившаяся на христьяны тур­кове и агаряне, и литовский король, и все области немецкие и распыхахуся дивиим об­разом, гордостью дмящеся, хотяху потреби-

ти православие...»

оплачивают, и сего ради многое за­пустение за воинскими людми в вот­чинах их и в поместьях платячи за тарханы», а с другой — что крестьяне уходят со служилых земель к владель­цам «тарханов» на льготу и «от того великая тощета воинским людем при­иде». В мотивирующей части приго­вора отмена «тарханов» декларирова­лась как мера исключительно антимо-настырская. Но из нормативной части следовало, что отмене подлежали не только церковные, но и светские «тар­ханы». Соборный приговор категори­чески предписывал «платить тарханом всякие царские подати и земские раз­меты всяким тарханом от священных и боярским и княженецким со всеми людми равно всей земле, как тарха­ном, так и всяким служилым людем». Наряду с податными привилегиями отменялись также все привилегии духовных и светских «тарханов», свя­занные с беспошлинной торговлей. Как значилось в приговоре, «и тамга тарханом и всяким людем в то время до государева указу платить, хто ни



Глава 1. Наследие Грозного


почнет торговать, чтоб воинство ко­нечне во оскудение от того не было, для ради тое вины и государеве казне в том убытка не было» 72.

В конце Ливонской войны Иван Грозный обложил чрезвычайными по­борами крупных землевладельцев — обладателей «тарханов», торговцев и «всю землю». Правительство Юрьева, Щелкалова и Годунова объявило, что его меры против «тарханов» являют­ся прямым продолжением политики Грозного. Вместе с тем оно попыта­лось представить свой курс как ис­ключительно антимонастырский и продворянский. В действительности постановления собора ущемляли при­вилегии всех крупных землевладель­цев — как духовных, так и светских. В приговоре упоминались монастыр­ские, «княженецкие» и боярские вла­дения. Меры Грозного носили вре­менный характер: их возобновляли ежегодно в течение трех лет. Новое правительство объявило об отмене «тарханов» на неопределенное время, до государева указа: «...для воинского чину оскудения... покаместа земля поустроитца и помочь во всем учинит­ца царским осмотрением» 73.

В какой мере законодательство против «тарханов» осуществлялось на практике? В литературе отмечалось, что власти многократно нарушали свое постановление74. С. Ф. Платонов высказал предположение, что приго­вор 20 июля 1584 г. был вскоре от­менен75. Наличие большого комплекса иммунитетных грамот позволяет про­верить это предположение. На протя­жении трех лет после издания уло­жения власти выдали и подтвердили довольно много иммунитетных грамот, закреплявших за монастырями и вла­дельцами различные судебные и фи-


нансовые льготы и привилегии (см. табл. 1). Данные табл. 1 учитывают все виды иммунитетной документа­ции, включая жалованные, тарханно-несудимые, указные и прочие грамо-

Таблица 1

ВЫДАЧА И ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ИММУНИТЕТНЫХ ГРАМОТ 75

 

        1584 г. 1585 г.
Январь        
Февраль        
Март        
Апрель        
Май      
Июнь       4 !
Июль       2 I
Август       3 !
Сентябрь      
Октябрь      
Ноябрь       2 !
Декабрь      
Всего в Г. -64    
| » » Г. -48*    
» » Г. -13    
» » г. -11    
* В итог включены две грамоты, датированные без
указания месяца.        

ты. Объем льгот, установленных этими грамотами, был далеко не оди­наковым. В основном монастыри ос­вобождались от пошлин за провоз товаров, ловлю рыбы, варку соли и т. д. Очевидно, что приведенные дан­ные могут дать лишь примерное пред­ставление о судьбе «тарханов» в це­лом.

Наиболее благоприятным перио­дом, с точки зрения «тарханщиков», было время избрания Федора на трон. В начале мая 1584 г. власти влиятель­нейшего Троице-Сергиева монастыря



Глава 1. Наследие Грозного


получили подтверждение старой им­мунитетной грамоты на все свои вотчины. В июне существенных имму­нитетных выгод добились Симонов, Кирилло-Белозерский, Свияжский-Богородицкий, Псково-Печорский и некоторые другие монастыри. Изда­ние Уложения 20 июля 1584 г. значи­тельно сократило число иммунитет­ных пожалований. В последующий период льгот добились ряд мелких пустыней, а также некоторые ведущие монастыри — Соловецкий, Костром­ской Ипатьевский, Иосифо-Волоко­ламский, Троице-Сергиев и, наконец, митрополичий дом77 . Следует заме­тить, что количество вновь пожало­ванных и подтвержденных грамот было невелико по сравнению с общей массой иммунитетных документов. Меры в отношении крупных иммуни-стов контрастировали с декларация­ми насчет служилых людей. Новые правители оправдывали ограничение «тарханов» необходимостью покон­чить с дворянским оскудением. По­литика более равномерного податного обложения, бесспорно, отвечала тре­бованиям и интересам дворянской массы.

В обстановке оживления аристо­кратической реакции финансовые уза­конения неизбежно становились во­просом большой политики. Податные меры положили конец надеждам бояр на возрождение их иммунитетных привилегий и активизировали оппо­зицию. Через полгода после объявле­ния всеобщей амнистии правительство Б. Ф. Годунова осуществило первые ограниченные репрессии против выс­шей знати. Возобновлению репрессий предшествовали перестановки в вер­хах. Триумвират Н. Р. Юрьева, Б. Ф. Годунова и А. Я. Щелкалова


просуществовал несколько месяцев. С конца лета 1584 г. в Польшу стали поступать сведения о том, что из-за болезни Юрьев устранился от дел. В последний раз имя Юрьева упоми­налось в Разряде московской «семи­боярщины» в августе 1585 г. Но это почетное поручение регент уже вы­полнить не мог. Против его имени дьяки пометили в Разряде: «Болен». По словам очевидцев, Н. Р. Юрьев внезапно лишился речи и рассудка. В столице много говорили о том, что его околдовали 78. В связи с фактиче­ской отставкой наиболее авторитетно­го из членов триумвирата борьба в думе вспыхнула с новой силой. Влия­ние партии Мстиславского значитель­но усилилось. Вскоре в сферу конф­ликта было втянуто центральное финансовое ведомство — Казенный приказ, находившийся в ведении Го­ловиных.

При Грозном четверо членов этой семьи — Петр, затем его сын Фома, а позже внуки Петр и Владимир — распоряжались государственными фи­нансами. Но особенно преуспели Го­ловины в начале царствования Федо­ра. По традиции казну возглавляли два лица, проверявшие друг друга. При Федоре казначеями стали двою­родные братья. Впервые казна оказа­лась в бесконтрольном ведении одной семьи. Два брата главного казначея — Владимир и Иван Большой Премуд­рый — получили думные чины околь­ничих. Благодаря знатности, богатст­ву и личным качествам И. П. Головин стал одним из подлинных руководи­телей той партии в думе, которую но­минально возглавлял регент Мсти­славский. Он не побоялся бросить вызов Вельскому и добился его от­ставки. Боярское руководство оценило



Глава 1. Наследие Грозного


его заслуги. Во время коронации Фе­дора он нес перед царем главную ко­рону — шапку Мономаха. Располагая поддержкой регентов Мстиславского и Шуйского, главный казначей откры­то добивался изгнания бывших оприч­ников из правительства. С Годуновым он обращался дерзко и неуважитель­но79. Семья Головиных обладала большими местническими преимуще­ствами перед родом Годуновых. Выиг­рав местнический спор с Вельским, знатный казначей лишь ждал случая, чтобы посчитаться с его свояком.

Интрига боярской партии встре­вожила Бориса, и он решил нанести упреждающий удар. По его настоя­нию дума постановила провести ре­визию казны. Проверка обнаружила большие хищения. Посольский приказ выступил за рубежом с заявлением, что Головины «покрали» царскую казну80. Подлинность их заявления удостоверена описью царского архива, в которой упомянут столпик с бояр­ским приговором 7094 г.: «...что при­говорили бояре Петра Головина за государеву краденую казну Казенного двора казнити смертию, тут же и вин его скаска, какова ему Петру чтена» 81. Казначея вывели на Лобное место и обнажили для казни, но в последний момент ему объявили о помиловании. С опальным обошлись сравнительно мягко: его избавили даже от обычной в то время торговой казни. Головина сослали в Казанский край, где он и умер в тюрьме. Ходили слухи, что его тайно умертвили по приказу Бо­риса. Русские источники подтвержда­ют версию о насильственной гибели П. И. Головина 82. Вместе с ним опале подвергся (не позднее декабря 1584 г.) окольничий и казначей В. В. Головин. Брат казначея — М. И. Головин, на-


ходившийся в своей вотчине в Медын­ском уезде, бежал от царской опалы в Литву 83.

Суд над Головиным послужил по­водом к смене высшей приказной ад­министрации. Правда, новые назна­чения носили совсем иной характер, нежели те, которые были проведены по случаю коронации. Тогда речь шла об изгнании бывших «дворовых» при­казных. Теперь наблюдалось обрат­ное явление. Изгнав земских казначе­ев из центрального финансового ве­домства страны, Годунов постарался насадить туда своих старых соратни­ков по «дворовой» службе. Пост глав­ного казначея занял думный дворя­нин Д. И. Черемисинов, служивший некогда в опричнине, а затем на «дворовой» службе84. Бывшие «дво­ровые» люди контролировали теперь три крупнейших приказных ведомства государства — Конюшенный приказ (конюший Б. Ф. Годунов), Большой дворец (дворецкий Г. В. Годунов) и Казенный приказ. Контроль над каз­ной облегчил правительству проведе­ние его новой финансовой и податной политики.

Поздние летописи утверждали, что дело Головина было следствием пря­мого столкновения между Годуновым и знатью. В открытой вражде бояре будто бы «разделяхуся надвое: Борис Федорович Годунов з дядьями и з братьями, к нему же присташа и иные бояре, и дьяки, и думные и служивые многие люди; з другую же сторону князь Иван Федорович Мстислав­ский, а с ним Шуйские и Воротын­ские, и Головины и Колычевы, и иные служивые люди, и чернь москов­ская» 85. По летописи, столкновение завершилось пострижением Мсти­славского и ссылкой Воротынских и



Глава 7. Наследие Грозного


Головиных. Хотя летописец верно определил круг аристократических противников правителя, в его записи, по-видимому, были объединены раз­новременные события. Осуждение Го­ловиных имело место задолго до паде­ния Мстиславского, а ссылка Воро­тынских относится к более позднему времени.

Пострижение главы Боярской ду­мы окружено многими легендами. В поздних и вовсе малодостоверных источниках XVII в. отразилось пре­дание о том, что Мстиславский вы­ступил против Бориса после дол­гих колебаний, поддавшись уговорам Шуйских, Воротынских, Головиных и других бояр. Старый регент будто бы замыслил призвать Годунова в свой дом на пир и там убить, однако правителя предупредили о его замыс­ле, «он же нача изберегатися и невре­дим от них (бояр.— Р. С.) бысть» 86. Эта версия не внушает доверия. Мстиславскому незачем было прибе­гать к таким крайним мерам, как убийство. Глава опекунского совета и Боярской думы мог бороться про­тив Годунова в рамках законности. В источниках имеются сведения о том, что Мстиславский и его сторонники разрабатывали планы развода царя Федора с бесплодной царицей Ири­ной Годуновой. В случае успеха, за­метил в своих записках Петр Петрей, бояре рассчитывали женить Федора на дочери Мстиславского. Шведский дипломат, впервые посетив Москву после воцарения Бориса, записал не­мало слухов без всякой критической проверки. Его сообщение можно было бы отвергнуть как недостоверное, но оно находит косвенные подтвержде­ния в русских источниках. После по­стрижения Мстиславского судьба его


дочерей стала предметом специальных разъяснений со стороны Посольского приказа. Борис поручил своим дипло­матам объявить за рубежом, что де­вица Мстиславская была выдана за­муж за князя Василия Черкасского 87. Для русской дипломатической прак­тики подобные разъяснения по пово­ду заурядного брака в боярской среде были случаем из ряда вон выходя­щим. Необычный интерес Посольско­го приказа к боярышне подтверждает версию о том, что дочь Мстиславско­го метила в жены царю Федору. Ее замужество положило конец планам такого рода.

Мстиславский и его дочь вовсе не были жертвами честолюбия Бориса, как то пытались изобразить некото­рые поздние писатели. Мстиславский едва ли не с первых месяцев царство­вания Федора оказался в раздоре с Н. Р. Юрьевым. Кардинал Болоньет­ти в письме от 24 августа 1584 г. писал со слов литовских послов и вы­ходцев из России, что Мстиславский очень предан польскому королю, а Никита Романов возглавляет партию антипольской ориентации 88. Став пре­емником заболевшего Юрьева, Году­нов завершил борьбу со Мстислав­ским. Поздние источники сохранили предание о том, что Борис одолел главу думы и «напрасно измену по­ложи» на него благодаря поддержке главных думных дьяков братьев Щел­каловых89. В годы опричнины номи­нальный глава Боярской думы был послушной пешкой царя в сложной политической игре. После сожжения Москвы татарами Грозный принудил его публично покаяться в том, что он своей изменой навел татар на святую Русь и тем погубил царствующий град. Иван IV возложил на главу



Глава 7. Наследие Грозного


земщины и всю ответственность за поражение от армии Батория, избил его посохом и взял с него новую за-пись с признанием вины .

Годунов и Щелкалов добились от­ставки Мстиславского без суда, после того как раскрылись его интриги про­тив царицы Ирины. Главный опекун приходился Федору троюродным бра­том, и ссора была улажена чисто се­мейными средствами. Первый боярин думы был вынужден сложить регент­ские полномочия и удалиться на по­кой в монастырь. Власти старались возможно дольше скрывать опалу Мстиславского. Спустя полгода после его отставки московские дипломаты получили предписание разъяснить за рубежом, что он «поехал молитца по монастырям» 91. Это была полуправ­да. В приходо-расходных книгах Со­ловецкого монастыря удалось найти запись, раскрывающую обстоятельст­ва и время изгнания регента. «Июля в 23 день (7093 г.— Р. С),— значит-


ся в документе,— приезжал в Соло­вецкий монастырь помолитися князь Иван Федорович Мстиславский и дал на корм на два стола 20 рублей» 92. Из Соловков боярин уехал на Бело­озеро, в Кириллов монастырь, где постригся под именем старца Ионы 93. Регента доставили к месту заточения совсем не так, как других опальных «изменников»: ему позволили совер­шить по пути паломничество в Соло­вецкий монастырь. Согласие боярина на добровольное изгнание избавило от опалы членов его семьи. Более то­го, старший сын регента боярин Ф. И. Мстиславский унаследовал об­ширное удельное княжество и сменил отца на посту первого боярина думы. Начиная с ноября 1585 г. он неиз­менно занимал место главного воево­ды в армии и старшего из бояр на

94торжественных приемах .

Суд над Головиными и отставка Мстиславского обострили конфликт между Годуновым и знатью.


 



 



Глава 2

КРИЗИС ВЛАСТИ

Положение Годунова в самом деле было недостаточно прочным. Против него выступали и народ, и «великие» бояре. Хотя первая вспышка народ­ных волнений… Глава 2. Кризис власти клиентуру стремились направить не­довольство масс против Годуновых. Попытка возврата к продворянскому курсу Грозного…

Глава 2. Кризис власти


ских переговорах: «И мы то ставим в великое удивление, што такие слова злодейские нехто затеял, злодей и из­менник» 5. Однако официальные оп­ровержения никого не могли обма­нуть. Противники Годуновых поста­рались сделать достоянием гласности факты, обличавшие правителя в «из­мене». Огласка скомпрометировала Бо­риса и поставила его в двусмысленное положение. Переговоры с австрийским двором дали повод усомниться в ор­тодоксальности правителя: при живом благочестивейшем Федоре Годунов готовил почву для передачи трона католику. Интрига Годунова оскор­била Федора и испортила их взаимо­отношения. Борису пришлось отведать царского посоха.

Множество косвенных признаков указывало на то, что власть правите­ля пошатнулась. 30 ноября 1585 г. Годунов неожиданно пожертвовал ты­сячу рублей в Троице-Сергиев мона­стырь 6. Таким колоссальным вкладом он хотел обеспечить прибежище семье на случай опалы. Немного ранее, в сентябре того же года, Годунов напра­вил в Лондон англичанина Джерома Горсея с рядом секретных поручений. Морская навигация закончилась, и гонцу пришлось ехать через Псков и Ревель. Он спешил так, словно за ним гнались. В пути он бил смертным боем ямщиков, «вымучивал» лошадей на ямских станциях. В своих ранних записях Д. Горсей обошел молчанием суть «особенных» поручений от Году­нова, которые «не подлежали обнаро­дованию». Однако в поздних мемуа­рах англичанина можно найти сущест­венные подробности относительно его миссии. Оказывается, Борис поручил ему договориться с королевой Елиза­ветой относительно предоставления


его семье убежища в Англии. Годунов шел по стопам Грозного. Он ждал смуты и готовился бежать из России. По словам Горсея, он даже приступил к осуществлению этого плана и тайно перевез свои сокровища в Соловецкий монастырь, чтобы оттуда в случае мятежа переправить их в Лондон. В дальнейшем королева не раз беседова­ла с Горсеем о том, какими средства­ми можно побудить Годунова испол­нить свои намерения и перевезти деньги и имущество в Лондон. На полях рукописи сам Горсей пометил возле приведенных строк: «Слишком поздно» 7. Английский эмиссар не су­мел сохранить в тайне цель своей миссии, и через купцов слухи о заку­лисных переговорах в Лондоне про­никли в Москву. Известие об обра­щении правителя к английским про­тестантам окончательно подорвало его престиж. Противники Годунова не преминули этим воспользоваться. Кризис власти приобрел более резкие очертания к весне 1586 г. В конце ап­реля умер боярин Н. Р. Юрьев. Его кончина послужила толчком к новым волнениям в Москве. Беспорядки едва не погубили Годуновых.

Расходные книги кремлевского Чу­дова монастыря сохранили запись о том, что 14 мая 1586 г. монахи заку­пали военные припасы «для осадного времени» 8. Факт осады Кремля полу­чил отражение в официальных доку­ментах в извращенном виде. Русские послы за рубежом попытались оп­ровергнуть неблагоприятную инфор­мацию, но их заявления невольно выдали истину. Царский гонец, сна­ряженный в Польшу в конце 1586 г., получил следующий наказ: «А буде взмолвят, за что же в Кремли-городе в осаде сидели и сторожи крепкие учи-



Глава 2. Кризис власти


нили?.. того не бывало, то нехто ска­зывал негораздо, бездельник. От ко­во, от мужиков, в осаде сидеть? А сто­рожи в городе и по воротам, то не ново, издавна так ведетца для всякого береженья». Прибывшие в Польшу в начале 1587 г. «великие послы» не только подтвердили вышеизложенную версию, но и дополнили ее некото­рыми подробностями насчет «бере­женья» Кремля: «И дети боярские, и прикащики по воротам, и стрельцы живут для всякого береженья и на государьском дворе живут, переменя­ясь, для огня, для пожара» 9.

Из разъяснений дипломатов сле­дует, что выступления «мужиков», т. е. московского посадского населе­ния, вынудили правительство ввести в столице осадное положение. В по­вестях и летописях XVII в. москов­ские волнения получили тенденциоз­ное освещение. «Повесть како отом­сти» сообщает, что «всенародному собранию московских людей множе­ству» стало известно об умышлении Бориса на Шуйских, после чего народ решил побить Бориса и весь его род камнями 10. За туманными фразами «Повести» с трудом угадываются кон­туры народного мятежа, заставившего Годунова сидеть в осаде в Кремле. Составленная при царе Василии Шуй­ском «Повесть» с очевидным пристра­стием описывала события 20-летней давности. Но аналогичную картину нарисовал и автор «Нового летопис­ца», близкий ко двору Романовых. По его словам, гости и всякие москов­ские торговые люди черные — все стояли за Шуйских в их столкнове­нии с Годуновыми 11.

Феодальные летописцы, по всей видимости, преувеличили роль, кото­рую сыграла в московских волнениях


борьба придворных партий. Если бы восстание целиком было инспирирова­но Шуйскими, ничто не помешало бы им разгромить дворы Годуновых и расправиться с ними. Между тем ис­ход событий указывает на то, что размах внезапно вспыхнувшего воз­мущения ошеломил бояр и застал врасплох власть имущих. «Москов­ских людей множество», «торговые многие люди черные» двинулись в Кремль и заполнили площадь перед Грановитой палатой. Народ требовал выдачи правителя Годунова, который олицетворял в глазах толпы гнет и не­справедливость. Москвичи, повеству­ет летописец, «восхотеша его со всеми сродницы без милости побити каме-нием». Годуновым грозила смертель­ная опасность. Но Шуйские не смогли использовать благоприятный момент для расправы со своими противника­ми. Чтобы успокоить восставшую «чернь» и удалить ее из Кремля, боя­рам пришлось помириться между со­бой. Роль мирового посредника взял на себя митрополит Дионисий. Учи­тывая популярность И. П. Шуйского в народе, власти поручили ему пере­говоры с восставшими. Регент поста­рался уверить толпу, что «им на Бо­риса нет гнева», что они «помирилися и впредь враждовать не хотят меж себя». Несколько торговых «мужи­ков» пытались перечить боярину, но момент был упущен, и настроение толпы переменилось 12. Как только на­род покинул Кремль, власти немед­ленно затворили все ворота, расста­вили стрельцов на стенах и окружили многочисленной стражей государев двор. Началось известное по дипло­матическим документам «сидение» в Кремле в осаде.

Московское восстание еще более



Глава 2. Кризис власти


пошатнуло власть Годуновых и вы­двинуло на авансцену регента Шуй­ского и его братьев. Шуйские были сильны своими связями в дворянской среде. По традиции их поддерживало столичное посадское население, и осо­бенно богатое купечество. Аристокра­тическая волна неизменно выносила на поверхность эту семью при любом безвластии. Так было после смерти Василия III и Грозного, гибели Го­дуновых и Лжедмитрия I. Мир меж­ду Шуйскими и Годуновыми оказался недолговечным. Знать спешила ис­пользовать ничем не прикрытое пора­жение Бориса, чтобы окончательно избавиться от него.

Посылая Джерома Горсея с сек­ретной миссией в Лондон, Борис Го­дунов доверил ему и дело самого деликатного характера. Горсей полу­чил царскую грамоту к королеве Ели­завете с просьбой подыскать в Анг­лии искусного врача и повивальную бабку для царицы Ирины. Еще 15 ав­густа 1585 г. Борис прислал к Горсею своего конюшего с запиской, в кото­рой настоятельно просил, чтобы док­тор прибыл, «запасшись всем нуж­ным». Через Горсея Борис обратился к лучшим английским медикам за ре­комендациями относительно царицы Ирины. Во время своего замужества царица часто бывала беременна (в своих записках Горсей написал эти слова русскими буквами ради сохра­нения тайны), но каждый раз неудач­но разрешалась от бремени. Горсей консультировался с лучшими врача­ми в Оксфорде, Кембридже и Лондо­не. Королеве Елизавете агент Году­нова объявил, что царица Ирина пять месяцев как беременна, и просил по­спешить с исполнением ее просьбы 13. В конце марта 1586 г. Горсей получил


от Елизаветы письма к царю Федору и с началом навигации отплыл в Рос­сию. При нем были королевский ме­дик Роберт Якоби и повивальная бабка.

Годуновы надеялись, что рожде­ние сына у царицы Ирины упрочит положение династии, а следовательно, и их собственные позиции при дворе. Но их обращение к иноверцам и ере­тикам вызвало раздражение истинно православных людей. Из благочести­вых побуждений бояре и попы возра­жали против того, чтобы еретическая «дохторица» помогла рождению цар­ского ребенка.

Англичанка прибыла на Русь в крайне неудачное время. Майский мятеж в Москве дал Шуйским пере­вес над Годуновыми. Опасаясь как бы переговоры с Лондоном не повредили доброму имени Ирины, правитель был вынужден дезавуировать своего эмис­сара и публично заявил, что считает английские предложения по поводу повивальной бабки бесчестьем для сестры. В Боярской думе зачитали грамоту Елизаветы к царице, смысл которой был искажен московским тол­мачом до неузнаваемости. Так, Ели­завета сообщала Ирине, что посылает к ней, «как у нас было просимо, ис­кусную и опытную повивальную баб­ку», а также своего лейб-медика, ко­торый «будет руководить действиями повивальной бабки и, наверное, при­несет пользу Вашему здоровью». Ко­ролева, значилось в переводе, направ­ляет царице доктора, который «своим разумом в дохторстве лучше и иных баб». Правитель публично выразил гнев по поводу действий Горсея, на­звал его «шутом и рабом, обманув­шим королеву», и даже потребовал его головы. А царица Ирина так и не



Глава 2. Кризис власти


смогла воспользоваться услугами по­вивальной бабки. Англичанка остава­лась в Вологде в течение года, а по­том покинула Россию14. Царская семья оказалась игрушкой в руках могущественных бояр и духовенства, объединившихся против Годуновых.

Получив новые доказательства бесплодия царицы, оппозиция решила нанести правителю открытый удар. Среди русских источников самые под­робные сведения о выступлении оп­позиции содержит краткая летопис­ная заметка из Хронографа так назы­ваемой редакции 1617 г. Этот источ­ник носит компилятивный характер. При составлении глав, повествующих о событиях конца XVI в., автор Хро­нографа, по-видимому, использовал несохранившийся ранний летописец 15. Согласно Хронографу, «премудрый грамматик» митрополит Дионисий, большие бояре и московские гости решили просить царя Федора, чтобы ему «вся земля царские державы сво­ея пожаловати, прияти бы ему второй брак, а царицу первого брака Ирину Федоровну пожаловати отпустить во иноческий чин и брак учинити ему царьскаго ради чадородия» 16.

Степень достоверности позднего Хронографа сама по себе невелика. Но его сведения о выступлении оппо­зиции находят подтверждение в ис­точнике независимого от него проис­хождения, что значительно повышает их ценность. Шведский агент в Моск­ве Петр Петрей описал обычай, со­гласно которому Боярская дума раз­водила великих князей с бездетными женами. Бояре, замечает Петрей, ре­шили развести царя Федора с бес­плодной Ириной и женить его на сестре боярина Ф. И. Мстиславского, но Борис расстроил этот брак 17.


Русские писатели XVII в. стара­лись щадить имя благочестивой Ири­ны Годуновой. Тем не менее в их сочинениях также можно обнаружить намеки на подготовлявшийся развод. Осведомленный московский дьяк Иван Тимофеев в обычных для него туманных выражениях повествует о том, что Борис насильственно постри­гал в монастырь девиц — дочерей первых (!) после царя бояр, опасаясь возможности повторного брака Фе­дора: «яко да не понудится некими царь приняти едину от них второбра­чием в жену неплодства ради сестры его» 18. Осторожный дьяк не назвал имен «неких» лиц, которые «понужда­ли» Федора ко «второбрачию». Бо­лее того, он умолчал о том, существо­вала ли угроза «понуждения» царя к разводу или «некие» лица привели ее в исполнение.

По данным Хронографа, бояре со­звали «совет», который взял на себя миссию выразить мнение «всей зем­ли». Совещание было достаточно ав­торитетным и представительным. В нем участвовали многие лица «от больших бояр и от вельмож царевы полаты». Подлинными инициаторами «совета» были глава церкви митропо­лит Дионисий и бояре Иван Петро­вич, Василий, Андрей и Дмитрий Ивановичи Шуйские. Влияние Шуй­ских достигло апогея после весенних волнений. Сторонники развода царя Федора пытались привлечь на свою сторону главу думы Ф. И. Мстислав­ского. Они обещали Мстиславскому сделать его сестру новой царицей. Боярскую интригу поддержали сто­личная знать, духовенство и торговая верхушка посада. Участие столичных гостей и купцов придало «совету» земский характер. Земское совещание



Глава 2. Кризис власти


выработало письменный документ. Члены совещания скрепили его свои­ми подписями («рукописанием»).

Оппозиция чувствовала себя до­статочно сильной, чтобы действовать в открытую. Во-первых, ее ходатайст­во преследовало верноподданнические цели: бояре старались не допустить пресечения законной династии и сле­довали воле Грозного. Во-вторых, они строго придерживались московских традиций, согласно которым беспло­дие жены считалось достаточной при­чиной для развода. К этому пово­ду прибегнул Василий III, отправив в монастырь Соломониду Сабурову. Иван IV постриг двух своих жен под тем же предлогом. Выступление воз­главил последний законный душепри­казчик Грозного князь И. П. Шуй­ский, пользовавшийся громадной по­пулярностью в стране. Хотя оппози­ция действовала обдуманно, она тем не менее допустила роковой промах, сбросив со счетов слабоумного царя. Федор давно подчинился авторитету умной Ирины Годуновой и цепко дер­жался за свою семью. Ходатайство чинов было отвергнуто.

Положение в столице оставалось неспокойным, и Годуновы не осмели­лись преследовать членов Боярской думы и вождей посада, возглавивших выступление земского совещания. От­вечать за неудавшуюся акцию приш­лось духовенству.

Последовавшие за смертью Гроз­ного распри в верхах ослабили свет­скую власть и выдвинули на аван­сцену церковь. Митрополит выступил с почином созыва «избирательного» собора, а затем короновал Федора в Успенском соборе. В последующие годы священный собор неоднократно решал совместно с Боярской думой


важнейшие внешнеполитические во­просы. Так, 20 ноября 1585 г. царь «з Деонисьем митрополитом и со всем освященным собором приговорил и со всеми бояры, как ему... своим госуда­ревым и земским делом промышлять» и воевать со Швецией 19. Раскол в ду­ме позволил митрополиту выступить в роли посредника между враждовав­шими боярскими партиями. В тот момент «премудрый грамматик» Дио­нисий был, как никогда, близок к тому, чтобы стать вершителем дел в государстве. В вопросе о разводе царя оппозиция возлагала на Диони­сия особые надежды: разводы на Руси всегда входили в компетенцию церк­ви. Едва митрополит выступил с пред­ложением развести царя Федора и открыто примкнул к оппозиции, его влиянию пришел конец.

Правителю удалось сравнительно легко справиться с церковной оппо­зицией. В памяти иерархов были жи­вы громкие судебные процессы оприч­нины и свирепые расправы с митро­политом Филиппом, архиепископами Пименом и Леонидом, архимандри­тами Корнилием, Митрофаном и мо­нахами. Священный собор не осме­лился выступить в поддержку митро­полита. 13 октября 1586 г. Дионисий был лишен сана, пострижен в монахи и заточен в Хутынский монастырь в Новгороде. Пост главы церкви за­нял Иов, ставленник Бориса Годуно­ва. «Собеседник» и единомышленник Дионисия крутицкий архиепископ Варлаам Пушкин был заточен в нов­городский Антоньев монастырь20. Близкий ко двору Романовых автор «Нового летописца» утверждал, будто церковники пострадали из-за попыток прекратить гонения. Дионисий и Вар­лаам, повествует летописец, «видя



Глава 2. Кризис власти


изгнание бояром и видя многое убивство и кровопролитие неповинное и начата обличати и говорити царю Федору Ивановичю Борисову неправ­ду Годунова, многие ево неправды»21. Автора «Нового летописца» можно заподозрить в излишней тенденциоз­ности. К моменту низложения митро­полита не произошло еще «многого убивства», и гонения против бояр но­сили самый умеренный характер. Под­линной причиной опалы митрополита была попытка церкви активно вме­шаться в династические дела.

Ввиду слабого здоровья и посто­янных болезней Федора династиче­ский вопрос не сходил с повестки дня. Он стал камнем преткновения для правителя и бояр. Годунов вел дина­стические переговоры с Габсбургами, его противники ориентировались на Речь Посполитую. Перспектива неиз­бежного пресечения московской дина­стии побудила польскую дипломатию выдвинуть проект личной унии между Россией и Речью Посполитой. Домо­гательства польской короны получили поддержку со стороны влиятельной пропольской партии в Москве. Еще в 1584 г. в Варшаве стало известно, что среди московских бояр образова­лось две партии: к одной принадле­жал Н. Р. Юрьев, а к другой — князь Мстиславский, который был предан польскому королю 22. Толмач Посоль­ского приказа Я. Заборовский в мае 1585 г. информировал короля, что во главе польской партии в Москве стоят князья Шуйские: «...они очень преда­ны Вашему Величеству и... все надеж­ды возлагают на соседство с Вашими владениями quasi patres in limbo» 23.

Русской знати импонировали по­литические порядки Речи Посполитой. Она была не прочь распространить их


на Русь и ограничить самодержавную власть московских государей по при­меру польских магнатов и дворян. В письмах папского нунция А. Поссе­вино и Батория тех лет можно встре­тить утверждение, что бояре и почти весь народ московский не желают терпеть деспотическое правление Бо­риса Годунова и ждут помощи от польского короля 24. Пропольская пар­тия в Москве действительно обсуж­дала планы возведения на царский трон Стефана Батория в случае смер­ти бездетного Федора. Пока отноше­ния с Речью Посполитой носили от­носительно мирный характер, даже ближайшие сподвижники Годунова не отвергали полностью проекта унии с ближайшим соседом. Соправитель Годунова А. Я. Щелкалов в довери­тельных беседах с подчиненными до­пускал возможность передачи трона Баторию при непременном условии брака короля с Ириной Годуновой. «Если у него (Батория.— Р. С.) коро­лева уйдет из этой жизни, так что он мог бы жениться на нашей великой княгине,— говорил дьяк,— то мы сде­лали бы это весьма охотно» 25. Пози­ция Щелкалова была более чем дву­смысленной: Баторий был женат и никак не подходил для роли жениха царицы Ирины. Подлинное отноше­ние дьяка к унии выдавали его рассу­ждения о том, что избранию Батория препятствует его незнатное происхож­дение.

В отличие от худородного дьяка бояр Шуйских вполне устраивала кан­дидатура Батория. Посольский при­каз должен был квалифицировать происки Годуновых в пользу австрий­ского претендента на московский трон как «измену» и «злодейство». Такой же «изменой» были интриги Шуйских



Глава 2. Кризис власти


и их приверженцев в пользу польско­го короля. Но с того момента, как Ба­торий начал готовить вторжение в Россию, деятельность пропольской партии приобрела зловещий характер. Война грозила неисчислимыми бед­ствиями разоренной стране. Москва спешно готовилась к отражению вра­жеского нашествия. В такой обстанов­ке правитель решил разделаться с бо­ярской оппозицией.

Литовский воевода С. Пац в пись­ме к Радзивиллу от 1 января 1587 г. сообщил, что Борис Годунов в при­сутствии царя и думы обвинил «млад­шего» Шуйского в том, что тот тайно, под видом охоты, ездил на границу и вступил в соглашение с литовскими панами. Шуйскому удалось оправ­даться, но разбирательство в думе будто бы закончилось дракой, в кото­рой Годунов и Шуйский поранили друг друга26. Приведенное известие требует строгой проверки. Насколько компетентным в русских делах был автор письма? Чтобы ответить на этот вопрос, надо иметь в виду, что Ста­нислав Пац служил воеводой в погра­ничной крепости Витебск, которая была одним из основных центров сбора разведывательных данных о России. Он постоянно направлял за рубеж лазутчиков и допрашивал купцов и перебежчиков. Свое письмо Пац адресовал одному из руководите­лей Литовской рады. Литовцы распо­лагали реальными возможностями для получения информации из Рос­сии, и поэтому их сообщения нельзя считать полностью недостоверными.

Литовские сведения можно сопо­ставить с австрийскими донесениями, более надежными по своему характе­ру. Австрийский посол Н. Варкоч в своем отчете приводит официальную


версию опалы на Шуйских, услышан­ную им из уст самого Годунова: «...ду­шеприказчики (Шуйские.— Р. С.) хотели, по словам Бориса, тайно сго­вориться с Польшей и включить Рос­сию в ее состав. Вообще есть основа­ния предполагать, что это вовсе не выдумки, так как душеприказчики приобрели себе много тайных сообщ­ников, особенно из горожан и купцов, для того чтобы внезапно напасть на Бориса и всех, кто стоит им поперек дороги, убрать, а в дальнейшем пра­вить по своей воле» 27.

Версия боярского заговора против Годунова получила отражение и в ме­муарах Д. Горсея. По словам англи­чанина, правитель знал о замыслах дворян-заговорщиков, но был не в состоянии им помешать и только ок-ружил себя хорошей стражей 28.

Годунов не решился первым на­нести удар и выжидал, когда заговор­щики перейдут к открытым действи­ям. Судя по литовским известиям, развязка наступила в самом конце 1586 г. 1 января 1587 г. С. Пац сооб­щил К. Радзивиллу, будто Шуйский после раздора в думе напал на двор Годунова, но тот, обороняясь, побил более 800 человек. Спустя три дня С. Пац получил из России сведения о том, что Андрей Шуйский всту­пил в сговор со вторым правителем, А. Я. Щелкаловым, и мятеж увенчал­ся полным успехом: заговорщики яко­бы убили Бориса Годунова и еще од­ного великого боярина29. Литовцы, сочувствуя Шуйским, давно ждали известий об их успехе и поэтому легко поверили тому, что Годунов погиб, а Щелкалов примкнул к его против­никам. Московские новости обросли фантастическими подробностями, по­ка путешествовали от столицы до



Глава 2. Кризис власти


кордона. Молва, по-видимому, неве­роятно преувеличила число жертв вооруженного столкновения у стен годуновского двора. Однако сопостав­ление литовских донесений с москов­скими источниками не дает основания считать их сплошным вымыслом. В те самые дни, когда сведения о москов­ских происшествиях дошли до Литвы по разведывательным каналам, По­сольский приказ выступил с офици­альным разъяснением. Прибывшие в Литву царские послы объявили, что боярин Андрей Шуйский, «который к бездельником приставал», сослан в деревню, а «с ним вместе поворова­ли были, не в свойское дело вступи-лися, к бездельником пристали» мос­ковские торговые мужики30. Разъяс­нения Посольского приказа совпадают с информацией австрийского посла, согласно которой Шуйские имели много сообщников среди горожан и купцов и готовили внезапное нападе­ние на Бориса.

Сличение источников различного происхождения позволяет предполо­жить, что после неудачной попытки развести царя Федора бояре Шуйские спровоцировали в Москве новые бес­порядки и с помощью посадских лю-


дей хотели разгромить двор Году­новых.

Если бы заговорщикам удалось застать правителя врасплох, участь его была бы решена. Но Борис собрал на своем дворе внушительные силы и сумел отразить нападение. Прави­тельство жестоко расправилось с вож­дями столичного посада, поддержав­шими мятеж Шуйских. Москва ста­ла свидетельницей кровавых казней. Шесть сообщников Андрея Шуйского из числа торговых мужиков были обезглавлены «на пожаре», у стен го­рода, сразу после подавления беспо­рядков 31. В числе казненных были столичные «гости» и купцы Федор Нагай, Голуб, Русин Синеус 32. Мно­гих посадских людей власти подверг­ли пыткам и отправили в ссылку33. В числе их был торговый человек Березовский с сыновьями. Его сосла­ли в Сибирь и продержали три года в тюрьме34. В источниках имеются сведения «о московских веденцах» С. Мартынове и семерых его товари­щах, сосланных еще раньше в Карго­поль, а затем в Пелым 35.

Мятеж Шуйских повлек за собой широкие репрессии против боярской и удельно-княжеской знати.


 



 


Глава 3

РЕФОРМА «ДВОРА »


В обстановке народных волнений и резкого ослабления центральной власти правительство было вынужде­но пойти на самую большую уступку в пользу недовольной земской знати и дворянства. Оно ликвидировало «двор» — последыш ненавистной оп­ричнины.

Почти нет сведений о том, как про­текала ликвидация «двора» при Фе­доре. По всей вероятности, этот про­цесс потребовал известного времени, в течение которого часть бывших «дворовых» чинов в думе и приказах подверглась чистке, а оставшиеся ут­ратили прежние привилегии вследст­вие слияния «дворовой» и земской чиновных лестниц и восстановления единого «государева двора».

После падения А. Ф. Нагого и Б. Я. Вельского из Кремлевского дворца один за другим исчезали дум­ные дворяне. Дольше других в думе оставался бывший воспитатель царе­вича Федора М. А. Безнин. Именно он выходил к восставшему народу в дни апрельских волнений в Москве. Популярность Безнина в столице объяснялась прежде всего его воен­ными заслугами. В конце Ливонской войны он разгромил войска курлянд­ского герцога, помешав им принять участие в осаде Пскова. Через не­сколько месяцев после коронации Фе­дора он нанес поражение крымским татарам под Калугой 1. Немного вре­мени спустя М. А. Безнин ездил с важным дипломатическим поручением в Литву и еще в апреле 1586 г. за­седал в думе в качестве думного дво­рянина 2. Однако ранее августа того же года влиятельного думного дворя­нина, сделавшего некогда карьеру в опричнине, принудили постричься в монахи и сослали в Иосифо-Волоко­ламский монастырь 3.

Крупнейшим деятелем опричнины



Глава 3. Реформа «двора»


был думный дворянин и печатник Р. В. Алферьев. Он был удален из Москвы еще раньше, чем его двою­родный брат М. А. Безнин. 20 июля 1585 г. состоялся приговор о его на­значении вторым воеводой в погра­ничную крепость Ладогу. Алферьев пробыл там неполный год, после чего получил разрешение вернуться в сто­лицу. Но в Москве он немедленно подвергся местническим наскокам. Ф. Лошаков-Колычев затеял с ним тяжбу и выиграл дело благодаря то­му, что боярский суд возглавлял в то время боярин И. П. Шуйский. С этого момента Р. В. Алферьев окончатель­но выбыл из высшей правительствен­ной иерархии 4.

Земская оппозиция не прочь была расправиться с бывшими опричника­ми. Но Годунов не допустил разгрома «двора». Санкции против «дворовых» людей носили сравнительно мягкий характер. Б. Я. Вельский попал на воеводство в Нижний Новгород и со­хранил думный чин оружничего. Со­временники утверждали, что опаль­ный пребывал «во обилии тамо и по­кои мнози» 5. «Дворовый» окольничий С. Ф. Нагой попал на воеводство в Казанский край. Его брат, окольни­чий Ф. Ф. Нагой, возглавил удель­ное правительство при царевиче Дмитрии в Угличе.

Начало полной реорганизации «двора» положили два правительст­венных распоряжения. Первое каса­лось наделения дворян подмосков­ными поместьями. Второе привело к составлению списка, определившего персональный состав двора царя Фе­дора. Правительство Годунова и Щелкалова пошло по стопам прави­тельства Адашева, предпринявшего реформу «двора» в середине столетия.


В связи с перестройкой органов центрального управления правитель­ство Адашева пыталось создать по­стоянный дворянский контингент для службы в столице. Трудность состоя­ла в том, что хозяйственные заботы надолго отрывали землевладельцев от службы. Значительную часть осени, зимы и весны феодалы проводили в своих сельских усадьбах, нередко рас­положенных в отдаленных и глухих местах. Власти использовали для по­стоянных поручений прежде всего «лучших слуг», располагавших земля­ми поблизости от столицы, которых легко было вызвать на службу. Но таких «слуг» не хватало. И тогда воз­ник проект образования особого фон­да поместных земель в Московском, Дмитровском, Рузском и Звенигород­ском уездах, т. е. на расстоянии не более 60—70 верст от столицы. Этот фонд предполагалось использовать для земельного обеспечения «лучших слуг», не имевших подмосковных де­ревень 6.

Правительство Годунова и Щел­калова начало с того, на чем остано­вилась Избранная рада. В 1587 г. оно распорядилось «учинить» подмосков­ные поместья определенного оклада за высшими московскими чинами. Текст указа не сохранился, но Указ­ные книги Поместного приказа вос­произвели основные его фрагменты В Указных книгах названы оклады почти всех чиновных групп: членов Боярской думы, дворцовых чинов, стрелецких командиров и приказных людей. Руководствуясь принципом службы, правительство ввело более дифференцированную систему замель­ных окладов по сравнению со шкалой окладов 1550 г. Тысячники Адашева получали 200, 150 и 100 четвертей



Глава 3. Реформа «двора:


поместной земли. В правление Году­нова и Щелкалова бояре сохранили оклад в 200 четвертей, московские дворяне — оклад в 100 четвертей. Зато для провинциальных выборных дворян был введен половинный оклад в 50 четвертей. Стрелецкие сотники получали несколько больше — по 60 четвертей на человека7. В «лучшей тысяче» 1550 г. почти отсутствовала высшая приказная бюрократия8. В 1589 г. право на подмосковные по­местья получили не только думные и большие дьяки, но и столичные подь­ячие, «что сидят у дел по приказам».

Проект 1550 г. если и был осуще­ствлен, то лишь частично. Для испо­мещения «тысячи» надо было иметь свыше 100 тыс. четвертей земли. Та­ким фондом свободных земель прави­тельство Адашева, по-видимому, не располагало. Правительству Годунова и Щелкалова не требовалось такого количества земель, чтобы осуществить указ 1587 г. Если даже предположить, что подмосковные поместья получили все московские чины, то и в этом слу­чае максимальный фонд земель был бы все же примерно вдвое меньшим, чем минимальный фонд «лучшей тысячи» в 1550 г. (см. табл. 2). В итоге разо­рения 70—80-х годов более половины всех земель в Центре полностью за­пустело. Из этих пустующих земель, вероятно, и выкраивались в основном подмосковные дачи.

В источниках можно найти прямые указания на практическое применение указа 1587 г. Одним из первых новым указом воспользовался сам правитель. «И в даче лета 7095-го июля в 15 день,— значилось в документах По­местного приказа,— написано: дано Борису Годунову в подмосковное по­местье и в оклад в Московском уезде...


Таблица 2

ПРИМЕРНАЯ РОСПИСЬ

ЗЕМЕЛЬ В ПОДМОСКОВЬЕ,

НЕОБХОДИМЫХ ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ

МОСКОВСКИХ ЧИНОВ В 1587 г. 9

 

    Коли- По- Общее
    чество местный коли-
| Чин   чинов- оклад, чество
    ников четвер­тей земли
Бояре  
Стольники и стряпчие 4 000
Московские дворяне 16 600
Выборные » 30 000
Итого     54 200

214 четвертей» 10. Главные владения Годунова (его «приданая» вотчина, полученная от М. Скуратова) распо­лагались в бывшем опричном уезде — Малом Ярославце. В столичном уезде у него была лишь небольшая вотчи­на— на 113 четвертей. По проекту Адашева, вотчинники Московского уезда лишались права на получение подмосковного поместья. Правитель­ство Годунова и Щелкалова то ли не подтвердило этого правила, то ли сде­лало исключение в пользу правителя. Меры царя Федора в некоторых отношениях знаменовали возврат к политике Адашева. Составление спи­сков «тысячи лучших слуг» и Дворо­вой тетради 1552 г. явилось важным этапом в формировании так называе­мого государева двора. Разрабатывая проект испомещения «лучших слуг», правительство рассчитывало привлечь на столичную службу дворян из раз­ных местностей, включая отдаленную Новгородско-Псковскую землю. Че­рез два года оно отказалось от этого намерения. Никто из новгородских «лучших слуг» не попал в Дворовую тетрадь. Списки Дворовой тетради,



Глава 3. Реформа «двора»


как значилось в ее заголовке, включа­ли только дворян Московской зем­ли11. Отдаленность Новгорода за­трудняла как привлечение местных помещиков на столичную службу, так и решение в московских приказах зе­мельных дел помещиков, принадле­жавших к составу новгородской «ко­ваной рати». В связи с этим власти разделили высшее военное ведомство, организовав подле Большого Разряд­ного приказа Новгородский Разряд 12. Большой Разряд ведал служилыми людьми Московской земли. В его сте­нах и была составлена Дворовая тет­радь. Помещики Новгорода, Пскова, Великих Лук не попали в списки мос­ковского двора. Они служили по сво­им уездам и пятинам.

По подсчетам А. А. Зимина, в середине XVIв. «государев двор» насчитывал около 3 тыс. человек13. Однако его реальный состав был меньше, чем списочный. Дворовая тет­радь 1552 г.пополнялась на протя­жении десятилетия. За это время немало дворян погибло в ходе во­енных действий в Ливонии и Казан­ском крае. Надо учитывать также и естественную убыль людей за десяти­летие. Б. Н. Флоря насчитал в раз­личных списках Дворовой тетради 50-х годов более 400 помет о смерти либо отставке служилых людей 14. На место выбывших «прибирали» других дворян, имена которых заносили в те­традь. В середине 50-х годов власти осуществили военную реформу в це­лях упорядочения поместной службы. Возможно, что реформа также повлия­ла на количественный состав «госу­дарева двора». Мало вероятно, чтобы состав «двора» обновился за десяти­летие более чем на одну треть. Следо­вательно, в середине 50-х годов «дво-


ровую» службу фактически несли не менее 2 тыс. человек. Между тем в дворовом списке царя Федора значи­лось около 1100 лиц15. Таким обра­зом, за четверть века состав «госуда­рева двора» уменьшился примерно вдвое или более того. Этот вывод полностью согласуется с наблюдением об общем сокращении численности дворянского ополчения во второй по­ловине XVIв. 16

Не следует забывать, что в годы опричнины «двор» претерпел раскол. Верхи земского дворянства в полной мере испытали на себе действие оп­ричных земельных перетасовок и тер­рора. Судя по синодикам, казни под­верглось более 500 дворян и членов их семей. Однако значительная их часть принадлежала не к Московско­му, а к Новгородскому Разряду, по­этому влияние террора на сокращение «двора» не следует и преувеличивать. Существенное влияние на численность «двора» оказали громадные потери, которые понесло дворянское ополче­ние в многочисленных сражениях с татарами, шведами, литовцами и по­ляками в ходе 25-летней Ливонской войны. Еще более важной причиной общего сокращения «двора» было за­пустение фондов поместной земли в итоге «великого разорения» 70—80-х годов XVI в. Поместье, надежно обеспечивавшее служебное положение членов «двора» в середине века, при­шло в упадок и обезлюдело к концу века. Обеднев, дворяне неизбежно опускались в разряд провинциальных детей боярских. Некоторых из них социальная деградация низвела на еще более низкий уровень.

Реформа «двора» 80-х годов была призвана ликвидировать последствия опричной политики. Неверно было бы



Глава 3. Реформа «двора»


думать, будто опричнина расколола один только «двор». При учреждении опричная армия насчитывала 1 тыс. голов, а затем увеличилась более чем вдвое. Собственно опричный двор со­ставляли примерно 300 человек, а остальные принадлежали к разряду «городовых» детей боярских, служив­ших от опричных уездов. Ту же структуру сохранил и «двор», став наследником опричнины. Он также делился на собственно дворовых и го­родовых служилых людей, которые получали «государево денежное жа­лованье з городы» 17.

Реорганизация «двора» при Фе­доре привела к немедленному отсече­нию той части худородных провинци­альных дворян, которые служили в опричнине, а затем во «дворе» Гроз­ного по спискам «городовых» детей боярских. Реформа «двора», таким образом, плотно закрыла лазейку, которая в два предшествующих де­сятилетия открывала худородным оп­ричным людям доступ к службе при особе государя и связанным с ней привилегиям. В этом сказалась своего рода аристократическая реакция на опричную затею. Большинство быв­ших городовых опричников не попало в списки двора Федора и раствори­лось в массе уездного дворянства.

В процессе формирования еди­ной системы управления окончатель­но сложилась новая чиновная систе­ма московского двора. Как показал В. Д. Назаров, новые чины фигури­ровали уже в боярских списках 1546— 1547 гг., а также в записях Разрядно­го приказа и в московских летописях 50-х годов 18. Эта система включала помимо высших думных чинов также дворецких, казначеев, дьяков, столь­ников, стряпчих, жильцов, дворян.


Однако в середине века чиновная структура не была столь развита, что­бы полностью заменить собой прин­цип аристократического и территори­ального членения двора. Составители Дворовой тетради поместили вслед за перечнем бояр и окольничих списки дворецких, казначеев, постельничих, печатников, а также 68 больших и дворцовых дьяков. То были руково­дители вновь организованного при­казного аппарата управления. Для них было сделано исключение. Зато прочие чины в Дворовой тетради не фигурировали.

В последующие десятилетия зна­чение «чинов» возросло, и при состав­лении списка двора Федора структура «двора» окончательно приобрела чи­новный характер. Дворовый список 1588—1589 гг. включал списки чле­нов Боярской думы, дьяков, стольни­ков и стряпчих, жильцов, больших и выборных дворян. На долю столич­ных чинов, не входивших в думу, но занятых в приказах и на дворцовой службе, приходилось более 280 мест. При формировании этой чиновной группы правительство столкнулось со сложной задачей. Надо было объеди­нить две чиновные «лестницы», обра­зовавшиеся в земщине и опричнине. Казалось бы, бывшие члены опрично­го двора (верхушка опричного корпу­са) могли рассчитывать на зачисле­ние во двор Федора в первую очередь. Но по сравнению с земцами опрични­ки отличались худородностью, и зем­щина не желала считаться с их вы­служенными в опричнине чинами. Правительство Годунова не осталось глухим к требованиям земщины. При­казные люди получили шансы сохра­нить дьяческий чин, выслуженный в опричнине, но низшие дворцовые чи-



Глава 3. Реформа «двора»


ны лишились такой возможности. По наблюдениям А. Л. Станиславского, почти все стольники, стряпчие и жиль­цы, служившие на «дворцовой» службе Ивана IV, утратили прежние чины и либо были записаны в разряд вы­борных дворян в дворовом списке царя Федора, либо стали «городовы­ми» детьми боярскими 19. Такие меры, как исключение низших разрядов служилых людей с «дворовой» служ­бы и понижение чиновных дворян, выдвинувшихся на службе в оприч­ном дворе, неизбежно должны были усилить аристократический характер «дворовой» службы при царе Федоре.

В дворовом списке царя Федора окончательно оформились два новых чина: «больших московских дворян» и «выборных» из городов. Управлять страной с помощью одной столичной знати правительство не могло. На протяжении второй половины XVI в. оно нашло новую форму привлечения верхов провинциального дворянства к делам управления — дворянский «выбор». В эту категорию зачисляли «лучших» детей боярских из уездов. Выборные дети боярские периодиче­ски, в течение одного — трех лет, нес­ли службу в столице. Хотя они стоя­ли на самой низшей ступени «дворо­вой» службы, но на их долю приходи­лось более половины всего состава двора Федора.

Самую высшую ступень «дворо­вой» иерархии занимали лица, зане­сенные в боярский список. Сопостав­ление списков бояр середины и конца века позволяет сделать вывод о зна­чительных переменах в составе пра­вящего боярства. В списке 1552— 1553 гг. первые места занимали Рюри­кович князь И. М. Шуйский и геди­минович князь П. М. Щенятев. За


ними следовали князья И. Ф. Мсти­славский, Д. Д. Пронский, Д. Ф. Па­лецкий-Стародубский, Ю. М. Голи­цын-Булгаков, Ф. И. и П. И. Шуй­ские, А. Б. Горбатый, Ю. И. Темкин-Ростовский, Ф. А. Куракин-Булга­ков, И. И. Пронский, С. И. Микулин­ский, Д. И. Курлятев-Оболенский, С. В. Ростовский, В. С. и П. С. Се­ребряные и Д. И. Немого-Оболен­ский20. В боярском списке 1588— 1589 гг. большинство названных фа­милий (включая князей Щенятевых и Голицыных, Пронских, Стародуб­ских, Горбатых, Ростовских, Оболен­ских, Микулинских) вовсе не фигури­ровало. Клан Булгаковых представ­лял один лишь престарелый князь Г. А. Куракин, занимавший низшее место в думе — рядом с четырьмя ярославскими княжатами, которые в 1552—1553 гг. не имели боярских чинов.

Согласно традиции, в середине XVI в. самые аристократические фа­милии проходили службу по особым княжеским спискам21. Сопоставление этих списков по «дворовым» докумен­там Грозного и Федора позволяет су­дить о сдвигах в составе и структуре «двора» к концу XVI в. (см. табл. 3).

Суздальская знать, происходив­шая от одного корня с московской династией и сидевшая большими гнез­дами в коренных русских уездах, до опричнины располагала исключитель­но сильными позициями. К концу XVI в. численность суздальской зна­ти неизбежно должна была сокра­титься вследствие опричного террора и земельных конфискаций, а также военных потерь и разорения обеднев­ших княжат. Однако на фоне общего сокращения численности «двора» удельный вес суздальской знати на



Глава 3. Реформа «двора»

Таблица 3 СЛУЖИЛАЯ КНЯЖЕСКАЯ ЗНАТЬ ПО ДВОРОВЫМ СПИСКАМ ИВАНА IV И ФЕДОРА

 

 

Князья 1552— -1562 гг.         1588- -1589 гг.      
Бояре   Околь­ничие   По княже­скому списку Всего по дворовым спискам Бояре   Околь­ничие По княже­скому списку Всего по дворовым спискам
Суздальские Ростовские Ярославские Стародубские Оболенские 3 3 2 7   3 1   18 83 21* 56   14 55 160 36 68 1 4   1 1 15 10 9 34   1 28 47 12 40
Всего          
* Стародубский княжеский список искажен реконструирован на основе других списков того 1966, с. 66, прим. 1; Б. Н. Флоря. Несколько Археографический ежегодник за 1973 г. М., 1974, в опубликованном тексте Дворовой же источника (см. Р. Г. Скрынников замечаний о «дворовой тетради» как и с. 54). тетради. Он . Начало оп сторическом может быть ричнины. Л., источнике.—

«дворовой» службе уменьшился не столь значительно, как могло пока­заться на первый взгляд. Надо учи­тывать также и то, что княжеский список 1552—1553 гг. на протяжении десятилетия пополнился многими име­нами.

К верхушке «государева двора» принадлежали удельные князья, про­ходившие службу по особым спис­кам. Как в середине, так и в конце века в списке удельных фигурирова­ла знать преимущественно литовско­го происхождения, позже других по­явившаяся при московском дворе. При Избранной раде по удельному списку начинали служить князья Вельские и Мстиславские. Иван IV использовал этих знатных гедимино­вичей, чтобы оттеснить от руковод­ства Боярской думой коренную суз­дальскую знать, ближайшую родню правящей династии. При Федоре Мстиславские сохранили пост стар­ших бояр думы, но подле них появи­лись другие гедиминовичи — князья Трубецкие.


В середине XVI в. по удельному списку служили девять князей из рода Трубецких22. Однако «вели­кие» вотчины Трубецких подверглись дроблению и измельчали, вследствие чего никто из членов этого рода не смог выслужить в то время боярский чин. Правда, служба в опричнине и при «особом дворе» Грозного вынес­ла этих измельчавших удельных вла­дык наверх. После объединения зем­ского и «дворового» списков Трубец­кие заняли в думе место подле Мсти­славских, но такое положение не соответствовало местническому зна­чению Трубецких.

Князья Воротынские и Одоевские начали карьеру как служилые князья в середине века. Все они в дальней­шем выслужили боярские чины. Од­нако последние бояре — М. И. Воро­тынский и Н. Р. Одоевский — после опричнины подверглись казни. Сы­новья опальных наследовали чин слу­жилых князей, но никто из них не получил при Федоре боярство.

Опричнина Грозного подвергла



Глава 3. Реформа «двора»


традиционную «дворовую» службу решительной ломке. Рядом со старым «государевым двором» возник «осо­бый двор», четыре пятых которого составляли худородные «городовые» дети боярские. Реформа Годунова — Щелкалова восстановила единый «го­сударев двор» и вернула "дворовой» службе прежний характер. По срав­нению с опричным временем высший сой «двора» стал более аристократи­ческим, а низший — менее худород­ным. Реформа «двора» окончательно закрепила новую чиновную структу­ру «государева двора», сложившуюся в ходе формирования новых органов управления единого государства.


Слияние раздельных дворовых списков положило конец расколу «двора», начавшемуся в годы оприч­нины и продолжавшемуся 20 лет. Этот факт имел многообразные по­следствия. «Особый двор» в руках Грозного служил надежным инстру­ментом поддержания порядка при любых столкновениях с могуществен­ным боярством. Окончательная лик­видация «особого двора» временно ослабила верховную власть. В обста­новке разраставшегося конфликта с аристократией правительство Годуно­ва — Щелкалова вынуждено было ис­кать выход из кризиса в более жесто­ких репрессиях.


 



 


Глава 4

ВОЕННАЯ УГРОЗА

Поражение в Ливонской войне на­долго подорвало внешнеполитические позиции России. Навязанная стране система мирных соглашений не гаран­тировала ей… Ряд лет продолжалось восстание народов Поволжья. В течение 1584— 1585 гг.… Военное ослабление России при­вело к возобновлению набегов крым­ских татар на южнорусские земли. Весной 1584 г. крымцы…

Глава 4. Военная угроза


князя М. Н. Одоевского, выступив­шим из Коломны. К месту боя подо­спел затем полк левой руки князя П. И. Буйносова 7.

Непрерывные набеги татар прико­вали русскую армию к южной границе и побудили царское правительство принять энергичные меры для укреп­ления южных рубежей. Одновременно оно пыталось активизировать свою политику в отношении Крымского ханства. Развернувшаяся там междо­усобица давала удобный повод для вмешательства в татарские дела. В июне 1586 г. в Москву прибыл сын свергнутого крымского хана Магмет-Гирея Мурат. Он был принят царем с большим почетом и 18 июля отпу­щен в Астрахань вместе с царскими воеводами и военным отрядом8. Раз­рядный приказ так охарактеризовал цели посылки царевича Мурат-Гирея в Астрахань: «...из Астрахани ему итить промышлять над Крымом, а взем Крым, сести ему на Крыме ца­рем, а служити ему царю и великому князю...» 9

Обострение русско-крымских от­ношений привело к значительному расширению театра военных действий на южных границах. В 1587 г. в пре­делы России вторглось, по московским сведениям, до 40 тыс. всадников. Эти данные если и были преувеличены, то не слишком значительно. Подтверж­дением тому служит участие в походе сыновей хана. Набеги подвижной та­тарской конницы были опасны преж­де всего своей неожиданностью. Но задуманное в Бахчисарае нападение оказалось неудачным с самого начала. Путивльские сторожа вовремя обнару­жили движение Крымской орды от Донца к русской границе и прислали гонцов в Москву. 30 мая 1587 г. вое-


вода князь Д. И. Хворостинин спеш­но выступил на Оку с полками. Не дожидаясь подхода татар к укреплен­ным переправам на Оке, русские вое­воды 11 июля соединились в пяти верстах от Тулы, на реке Вороне, и в течение недели ждали татар. Татары всей массой обрушились на Крапив­ну, захватили и сожгли этот неболь­шой острог, но не решились принять сражение с русской армией и повер­нули в степи 10.

В то время как непрерывные втор­жения татар на южных границах ста­ли приобретать опасные масштабы, над западными границами нависла угроза вторжения со стороны Речи Посполитой. После смерти Ивана IV король Стефан Баторий отказался подтвердить Ям-Запольское переми­рие и приступил к разработке планов нового похода на Восток 11. Его за­мыслы натолкнулись, однако, на со­противление влиятельных сил внутри Речи Посполитой. Хотя королю не удалось вовлечь в антирусскую коа­лицию Турцию 12, нараставший конф­ликт между Россией и Крымом создал благоприятные условия для осущест­вления его замыслов. Испытывая острый недостаток в деньгах, Бато­рий обратился к папе римскому и по­лучил из Ватикана субсидии. В конце 1586 г. угроза вторжения в Россию польско-литовских сил стала, как никогда, вероятной. Баторий созвал в Польше сейм, который должен был обсудить и конкретизировать планы войны 13.

Война казалась неминуемой, и Бо­ярская дума в декабре 1586 г. приня­ла решение сосредоточить все налич­ные силы в Можайске 14. Выступление должен был номинально возглавить царь Федор. Предполагалось, что рус-



Глава 4. Военная угроза

Сражение с татарами. С. Ремезов. БАН

  Посольский двор. А. Олеарий. ГПБ ская армия займет оборонительное положение, чтобы надежно прикрыть подступы к Москве с запада.

Глава 4, Военная угроза



 


Великий Новгород. Софийская сторона. А. Олеарий. ГПБ

шения «балтийского вопроса» посред­ством раздела шведских владений в Прибалтике 15. Внешнеполитические проекты Рос­сии не вызвали энтузиазма в Речи Посполитой.…

Глава 4. Военная угроза


гласия обрекли на неудачу русскую дипломатическую кампанию в Поль­ше.

Борьба между австрийским и шведским претендентами закончилась избранием на польский трон Сигиз­мунда III. Сын шведского короля был сторонником решительной экспансии на Восток. Он неоднократно заявлял, что намерен продолжить политику Батория в отношении России и по­старается «вернуть» Речи Посполитой Псков и Смоленск 17.

Столкнувшись с угрозой возрож­дения польско-шведской коалиции, русское правительство предпринимало лихорадочные усилия с целью добить­ся союза с австрийскими Габсбурга­ми. Через посла Н. Варкоча оно пред­ложило Вене колоссальные денежные субсидии, но сделало это с запозда­нием. В марте 1589 г. австрийское правительство подписало мирный до­говор с Речью Посполитой и обяза­лось не оказывать никакой помощи России.

Ориентация на католические го­сударства Центральной и Западной Европы резко ухудшила отношения России с Англией. Английское прави­тельство искало сближения с Россией перед лицом решающего столкнове­ния с габсбургской Испанией. С этой целью оно направило в Москву посла Д. Флетчера, но его миссия потерпела полный провал. В ходе переговоров 1588—1589 гг. московское правитель­ство отвергло предложение Лондона. Англо-русские отношения были при­несены в жертву новой ориентации Москвы. Но расчеты русской дипло­матии на тесный союз с коалицией католических государств в Европе оказались несостоятельными.

Причины переориентации России


 

Великий Новгород. Торговая сторона. А. Олеарий. ГПБ

на союз с Австрией были связаны с обострением русско-польских и рус­ско-турецких отношений. Неблагопри­ятная ситуация в Европе осложнялась риском прямого столкновения между Россией и Османской империей. Моск­ва внимательно следила за ходом ту­рецко-иранской войны и происками турок на Северном Кавказе. Вскоре в Москву поступили сведения, под­тверждавшие намерение турок утвер­диться на Тереке и тем самым рас­ширить сферу военной экспансии на Кавказе18. В 1588 г. в Россию прибы­ли иранские послы, предложившие военный союз против Турции и Кры­ма. Примерно в то же время Посоль-



Глава 4. Военная угроза


скому приказу стало известно о под­готовке турками похода на Астра­хань 19. С начала 1588 г. русское командование начало концентрировать силы в этом районе. В феврале были посланы на судах воеводы князь И. М. Воротынский и Ф. В. Шереме­тев, а 4 апреля «в Астрахань для приходу турских людей и пашей» отправился боярин воевода князь Ф. М. Троекуров. Правительство от­дало приказ о спешном сооружении в Астрахани каменной крепости. 4 апре­ля 1588 г. Разряд направил воеводу князя А. И. Хворостинина на Терек для строительства деревянного остро­га. Ввиду опасности турецкого напа­дения на Астрахань русское прави­тельство в 1589 г. отдало приказ о строительстве крепости на переволоке между Доном и Волгой, названной Царицыном в честь Ирины Годуно-

вой

Несмотря на то что со смертью Ислам-Гирея отношения с новым ха­ном Казы-Гиреем приобрели более мирный характер, московское прави­тельство не забывало об опасности внезапного татарского вторжения. С наступлением весны 1589 г. главные московские воеводы с полками заняли оборонительные позиции на Оке 21.

Россия оказалась в состоянии пол­ной международной изоляции в тот момент, когда произошло объединение сил двух наиболее опасных ее против­ников— Швеции и Речи Посполитой.

В 1589 г. шведский король


Юхан III сосредоточил в Ревеле флот и большую сухопутную армию, насчи­тывавшую до 10 тыс. солдат. Одно­временно Сигизмунд III вынес на об­суждение польского сейма вопрос о войне с Россией. Летом 1589 г. Юхан III, угрожая войной, ультима­тивно потребовал от русского прави­тельства немедленно выслать за гра­ницу великих послов. Экспансионист­ские круги Швеции предполагали ис­пользовать военную поддержку Речи Посполитой для демонстрации своего военного превосходства. Юхан III и его сын намеревались вызвать царя Федора на границу и вырвать у него согласие на передачу Швеции и Речи Посполитой крупнейших крепостей — Смоленска, Новгорода, Пскова, а так­же Северской земли. Фактически союзники готовились расчленить Рус-

ское государство .

Опасаясь нападения с севера, рус­ское командование стало сосредоточи­вать силы на шведской границе. 26 мая 1589 г. Разрядный приказ «по свейским вестем» распорядился усилить гарнизоны Орешка и Ладоги, а 2 августа направил в Новгород «для свицких людей приходу» лучшего из своих воевод — князя Д. И. Хворо­стинина со значительными военными силами23 .

В обстановке резкого ухудшения внешнеполитического положения стра­ны правительство Бориса Годунова взяло курс на решительное подавле­ние внутренней оппозиции.


 



 


Глава 5

ГОНЕНИЯ НА БОЯР

Низложение митрополита Диони­сия и удаление из Боярской думы князей Шуйских не сломили оппози­цию режиму Бориса Годунова. Напро­тив, репрессии… В итоге «великого разорения» 70— 80-х годов значительная часть куль­турных… В связи с голодом в ряде городов сложилось напряженное положение. Английский посол Д. Флетчер, нахо­дившийся в Москве…

Глава 5. Гонения на бояр


Федоре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым 12.

В обстановке нараставшего поли­тического кризиса власти завершили розыск об измене Шуйских. Следст­вие вели с применением обычных в то время средств. Участников заговора брали на пыточный двор и допраши­вали с пристрастием. Некоторые из арестованных дворян, убедившись, что дело их проиграно, поспешили сме­нить знамена. Федор Старой, слу­живший в свите Шуйских, подал до­нос на своих государей 13. Власти по­лучили важные улики, изобличившие вождей оппозиции в изменнических связях с Речью Посполитой. Бояре Шуйские, сосланные в деревню, в 1587 г. оказались под стражей. Как значится в книгах Разрядного прика­за, «того же году 95-го сослан в опале в Галич князь Василий Иванович Шуйский». Из записи следует, что приставами у опального боярина бы­ли А. В. Замыцкий и галицкий судья князь М. Д. Львов. Оба дворянина внесены в список двора Федора (1588—1589 гг.). Против имени За­мыцкого имеется помета «у Шуй­ских», против имени Львова — «у ко­лодников, в Галич» 14.

Более позднее «Сказание» свиде­тельствует, что Годунов перевел опаль­ных Шуйских из их вотчин в темни­цы: князя Андрея — в Буй-город, князей Василия и Александра — в Га­лич, князей Дмитрия и Ивана — в село Шую. Список двора Федора подтверждает факт содержания Шуй­ских под стражей в трех местах. Так, в нем фигурируют трое дворян — А. В. Замыцкий, Ф. П. Чудинов-Окинфов и И. Р. Вырубов, служив­шие в конце 1588—1589 гг. приста­вами у опальных Шуйских 15.


Гроза грянула и над головой ре­гента боярина И. П. Шуйского, Из отдаленной вотчины — укрепленного города Кинешмы — его перевели в Суздальскую вотчину — село Лопат­ниче 16, где он подвергся аресту. Не­сколько позже Шуйского под сильной охраной отправили на Белоозеро и насильно постригли в монахи. В Ки­рилло-Белозерском монастыре Иов Шуйский имел возможность увидеть­ся с князем И. Ф. Мстиславским, томившимся там более трех лет. Мо­настырская тюрьма стала местом од­новременного заточения двух знаме­нитых последних душеприказчиков Грозного.

Старец Иов недолго пробыл в мо­настырской тюрьме. Даже в отдален­ном северном монастыре под монаше­ским одеянием опальный боярин ка­зался правителю опасным соперником. В конце 1588 г. по всей стране про­шла молва о его смерти. Английский посол Флетчер, Д. Горсей, московские и псковские летописцы упомянули о том, что «великий боярин» был убит по приказу Годунова 17. Была ли это обычная клевета на Бориса, или со­временники дознались истины? Под­линные документы, найденные нами в фондах Кирилло-Белозерского мона­стыря, помогают рассеять сомнения. На страницах монастырских вклад­ных книг кирилловские монахи запи­сали, что 12 ноября 1588 г. в их оби­тель прибыл князь И. С. Туренин, а 28 ноября этот пристав внес большое денежное пожертвование на помин души князя И. П. Шуйского. «А корм на преставление его (князя Шуйско­го.— Р. С),— отметили старцы,— но­ября в 16 день» 18. Разумеется, Туре­нин мог пожертвовать деньги на опального только по царскому пове-



Глава 5. Гонения на бояр


лению. Но чтобы снестись с Москвой, ему нужен был по крайней мере ме­сяц. Следовательно, распоряжение из столицы могло дойти не раньше сере­дины декабря. Между тем Туренин «упокоил» душу опального в ноябре, на 12-й день после его кончины. При­ходится предположить, что правитель поручил Туренину не только сопро­вождать Шуйского на Белоозеро, но и убить его.

Бывшего опекуна задушили ды­мом, иначе говоря, отравили угарным газом19. Сам способ казни указывал на то, что Борис старался убрать со­перника по возможности без огласки. В тех же целях он затеял маскарад пострижения. Казнь Шуйского можно назвать поистине «благочестивым» убийством. Московские государи пе­ред кончиной всегда надевали иноче­ское платье. По понятиям людей того времени, «ангельский образ» облегчал потустороннюю жизнь. Сколь бы кри­тической ни была ситуация, убийст­во Шуйского было продиктовано не трезвым политическим расчетом, а чувством страха. Пострижение реген­та покончило с его светской карьерой, ибо в мир он мог вернуться лишь расстригой.

Из прочих братьев Шуйских так­же погиб в тюрьме князь Андрей Иванович, признанный глава антиго­дуновского заговора. Обстоятельства его смерти в точности не известны. Поздние летописцы в один голос говорят о насильственной смерти А. И. Шуйского, но местом ссылки боярина называют Каргополь, Самару и другие места, что ставит под сомне­ние их осведомленность20. Есть све­дения о том, что князь А. И. Шуй­ский был убит в темнице в Буй-городе приставом С. Маматовым 8 июня 1589


(7097) г.21 Последнее известие, одна­ко, не поддается проверке.

Московские летописи четко очер­тили круг лиц, которые подверглись гонениям в связи с опалой Шуйских. К нему принадлежали князья Татевы, а также знатные дворяне Колычевы 22.

Видный воевода и боярин князь П. И. Татев-Стародубский занимал влиятельное положение в думе. Он постригся в монахи еще в сентябре 1586 г., т. е. до опалы Шуйских23. Возможно, его пострижение было вы­нужденным. Сын боярина князь И. П. Татев был сослан в Астрахань в прямой связи с розыском об изме­не Шуйских. Соратник Шуйского И. Ф. Крюк-Колычев, один из луч­ших воевод конца Ливонской войны, попал в каменную тюрьму в Нижний Новгород 24.

В связи с разоблачением заговора против Годуновых гонениям подверг­лись не только знатные бояре, но и многие дворяне средней руки, при­казные чины и столичные торговые люди. «Сказание о Гришке Отрепье­ве» повествует, что после расправы с Шуйскими Борис «многих дворян и служилых людей, и приказных, и гостей, и воинских людей разослал в Поморские городы, и в Сибирь, и на Волгу, и на Терек, и в Перьм Вели-кую в темницы и в пусты места» . В тюрьму попали суздальский дворя­нин голова В. М. Урусов26, приказ­ной А. Быкасов27 и многие другие. Имеется предположение, что в связи с «делом» Шуйских в монастырь уго­дил ростовский сын боярский Авер­кий Иванович Палицын, знаменитый впоследствии писатель «смутного вре­мени» 28.

Преследования Шуйских и их при­верженцев не покончили с оппозици-



Глава 5. Гонения на бояр


ей. Центром антигодуновской агита­ции остался Углич — резиденция младшего сына Грозного. Раздор меж­ду московским и удельным дворами нарастал с каждым днем. Свидетель­ством тому был небольшой, но много­значительный эпизод, связанный с завещанием Грозного.

Неопубликованные до сих пор до­кументы Венского архива приоткры­вают краешек завесы, окутавшей исто­рию царского завещания. Речь пойдет о донесениях из Москвы Луки Паули. Этот австрийский подданный долгие годы жил в Москве. Прибыв в Вену в качестве личного эмиссара Бориса29, Паули уведомил австрийское прави­тельство насчет неких статей завеща­ния Грозного, якобы имевших проав­стрийский характер. По его словам, в Москве весьма склонны избрать на трон австрийского принца, «тем более что в завещании покойного великого князя (Ивана IV.— Р. С.) говорится об этом», а это завещание «еще и по­ныне держат в тайне...». По наблю­дениям Л. Паули, самые знатные московские господа, и в особенности правитель, крайне обеспокоены воз­можностью больших перемен и неуря­диц, которые последуют за смертью бездетного царя, и лелеют надежду видеть на московском троне эрцгер­цога Максимилиана 30.

Заверения Луки Паули нельзя рассматривать как выражение притя­заний Габсбургов на московский трон. За спиной Паули стоял Борис Году­нов. Правитель, по-видимому, допу­стил преднамеренную утечку инфор­мации. Не решаясь открыто возобно­вить переговоры относительно брака царицы Ирины с одним из австрий­ских принцев, он пытался подготовить почву для их возобновления с по-


мощью измышлений по поводу заве­щания Грозного. Сведения насчет австрийских статей царского завеща­ния следует признать полностью не­достоверными .

Сообщение Паули заинтересовало венский двор. Посланный в Москву посол Николо Варкоч получил под­робные инструкции, следуя которым он должен был во что бы то ни стало увидеть подлинник завещания и раз­добыть его копию или по крайней мере собрать достоверные сведения о нем: действительно ли в завещании покойного великого князя упомянуты дела, касающиеся австрийской дина­стии, в чьих руках оно находится и т. п.32 Посол в 1589 г. направил в Вену реляцию, в которой сообщил, что Борис Годунов подавил раскры­тый им боярский заговор и покарал участвовавших в нем душеприказчи­ков Ивана IV, а завещание царя, по

 

слухам, разорвал 33 .

Постоянно проживавший в Москве Лука Паули дополнил сведения Вар­коча новыми драматическими подроб­ностями.

Согласно Паули, царь Иван IV продиктовал завещание ближнему дьяку Савве Фролову, который вско­ре же скоропостижно скончался, из-за чего возникло подозрение, что его отравили, чтобы царское завещание не стало известно 34.

Насколько достоверно сообщение Паули, сказать трудно. Очевидно лишь внешнее совпадение некоторых фактов. В апреле 1588 г. завещание, по словам Паули, существовало. Не позднее ноября 1589 г. австрийцы узнали о его уничтожении. Однако неизвестно, был ли дьяк Фролов в самом деле отравлен, хотя можно ус­тановить, что его имя навсегда исчезло



Глава 5. Гонения на бояр


из официальной документации как раз в 1588—1589 гг.35

Уничтожение царского завещания для того времени было делом неслы­ханным. Если Борис действительно решился на такой шаг, то, по всей вероятности, опасность для правителя заключалась в тех распоряжениях Грозного, которые, с одной стороны, касались полномочий регентов, а с другой — определяли владения и пра­ва жены и младшего сына Грозного.

Известно, что расследование изме­ны Шуйских бросило тень на Нагих, родню царевича Дмитрия. В беседах с доверенными людьми Борис Году­нов не прочь был поведать «о злых умыслах родственников царицы Ма­рии (Нагой.— Р. С), которые сноси­лись с некоторыми другими боярами (Шуйскими.— Р. С), назначенными волею прежнего царя товарищами в. правлении»36. Факт причастности Нагих к заговору Шуйских с точ­ностью не установлен. Однако и те и другие подверглись гонениям при­мерно в одно и то же время. В дворо­вом списке 1588—1589 гг. против имени дворянина Ф. А. Жеребцова имеется пометка: «У Афанасия у На­гово» 37. Она означает, что Ф. А. Же­ребцов, доверенное лицо правителя, был назначен «приставом», т. е. стражником, к А. Ф. Нагому, попав­шему в тюрьму. 21 декабря 1588 г. опальный А. Ф. Нагой пожертвовал деньги в Троице-Сергиев монастырь «по сыне Петре» 38. Необычный вклад был связан с арестом Петра Нагого и ссылкой его в Антоньев-Сийский монастырь. В начале 1589 г. власти распорядились усилить надзор за П. А. Нагим, «приставить к нему приставов и никого не пускать к нему в келью» .


Одновременно с Нагими пресле­дованиям подверглась ливонская ко­ролевна Мария Владимировна, дочь Авдотьи Александровны Нагой. Пра­внучка Ивана III и племянница Гроз­ного Мария Владимировна вернулась из Ливонии в Москву в 1586 г. 40 На родине ее встретили с царскими по­честями и пожаловали большие зе­мельные владения 41. В первой поло­вине 1588 г. королевна вынуждена была принять монашество и удали­лась в Богородицкий монастырь в Подсосенье42. Ее удельные владения перешли в казну. Вместе с Марией в монастырь попала ее малолетняя дочь Евдокия. 18 марта 1589 г. Евдо­кия умерла43. В Москве тотчас же распространились слухи о том, что ее умертвили по приказу Годунова44.

Родного дядю королевны М. А. На­гого власти держали на воеводстве в крохотных провинциальных крепо­стях Кокшаге и Уфе 45.

К группировке Нагих тяготел Р. В. Алферьев, тесть М. А. Нагого. В 1589 г. бывший опричный «печат­ник» и «думный дворянин» Алферьев окончательно лишился всех своих чи­нов и был сослан «в государеве опа­ле» на службу в Астрахань и на Пе­револоку. Имя его было немедленно вычеркнуто из списка думных людей со следующей пометой-резолюцией: «написат в дворянах», «на Перево-

локе» 46 .

Гонениям подверглись и многие представители высшей удельной и княжеской знати. В их числе оказа­лись удельные князья Воротынские. При Грозном Воротынские лишились родового Новосильско-Одоевского удела и получили взамен город Ста­родуб Ряполовский и несколько круп­нейших волостей в Нижегородском



Глава 5. Гонения на бояр


и Муромском уездах. Старший сын известного воеводы М. И. Воротын­ского князь Иван успешно служил в последние годы жизни Грозного и мог надеяться на возвращение родо­вых земель и думных титулов. Но при Федоре он не получил ни того ни другого. В 1585 г. князь И. М. Воро­тынский был отослан из столицы на воеводство в Нижний Новгород, где и пробыл не менее двух-трех лет47. В начале 1588 г. его послали «в плав­ную» в Астрахань. Вскоре над голо­вой Воротынских разразилась гроза. В дворовом списке 1588—1589 гг. против имени братьев Ивана и Дмит­рия Воротынских имеется помета: «В деревне оба, государя доложить» 48. Доклад царю не имел последствий, и высокородные князья на много лет остались не у дел.

Правительство Годунова подверг­ло преследованиям тверского великого князя Симеона Бекбулатовича. Вплоть до конца 1586 г. Симеон числил­ся номинальным главнокомандующим дворянским ополчением, а прочие бояре формально подчинялись ему 49. Поздние летописцы XVII в. утверж­дали, будто Симеон лишился удела в начале 90-х годов 50. На самом деле Годунов ликвидировал Тверской удел раньше. При Симеоне управление его «княжеством» осуществляла удельная дума, которую еще в июне 1585 г. возглавлял боярин князь Борис Пет­рович Хованский 51. В дворовом спи­ске 1588—1589 гг. бывший удельный боярин уже записан как царский дворянин 52. Следовательно, удельная дума была распущена ранее 1588— 1589 гг. Тогда же Симеону пришлось расстаться с обширными земельными владениями и с пышным титулом. Из Твери его свели в село Кушалино 53.


При нем оставили немногих людей его «двора», которые жили в скудости54. Можно предположить, что Симеона удалили под предлогом служебной негодности, после того как он стал подслеповат. После смерти Годунова служилый «царь» стал обвинять его во всех своих бедах. По словам Си­меона, он ослеп от выпитого вина, которое прислал ему в подарок пра­витель 55.

Со времени опричнины высокое положение в официальной чиновной иерархии занимали князья Шейдяко-вы, происходившие из династии ханов Ногайской орды. В 1-586 г. А. Шей­дяков возглавлял в армии царя Си­меона полк левой руки56. В 1588— 1589 гг. ногайский мурза числился в списке служилых князей, но против его имени было помечено: «У приста­ва». После ареста Шейдяков выбыл из числа главных воевод и стал слу­жить головой в царском стане, а за­тем и вовсе был отставлен от службы 57.

Среди знати литовского происхож­дения гонениям подверглись Кураки­ны и их «братия» Голицыны. Послед­ние сохраняли свои позиции в Бояр­ской думе вплоть до смерти Грозного. С первых дней царствования Федора они энергично выступали против по­литики «двора». Годуновы не без основания считали Голицыных и Ку­ракиных людьми «наиболее опасными для себя и способными противиться их намерениям». Влиятельный член думы В. Ю. Голицын получил отстав­ку и провел последние дни своей жиз­ни в провинции. А. П. Куракин не только не получил место в Боярской думе, но и был удален от «двора» 58. В 1585—1587 гг. он служил воеводой в Арске и Свияжске, а затем его имя



Глава 5. Гонения на бояр


и вовсе исчезло из Разрядов59. Все попытки Голицыных и Куракиных вернуть былое положение, опираясь на местнические традиции, неизменно терпели неудачу. Князь А. И. Голи­цын 8 марта 1585 г. проиграл дело боярину князю Н. Р. Трубецкому 60. За повторную попытку местничать А. И. Голицын в июне 1588 г. угодил на две недели в тюрьму61.

Дворовый список 1588—1589 гг. зафиксировал опалы тех лет, ког­да конфликт с боярской оппози­цией достиг высшей точки. В числе репрессированных оказались князь М. А. Щербатов (в дворовом списке против его имени есть помета: «В тюрьме в опале») и князь М. В. Нозд­реватый-Токмаков (помета: «В опале, поговорить») 62. Гонения затронули не только княжескую, но и нетитуло­ванную старомосковскую знать. Пред­ставитель могущественного рода Ше­реметевых боярин Ф. И. Шереме­тев в конце 1588 г. за попытку мест­ничать с родственником Годунова С. Ф. Сабуровым был сослан на вое­водство в Астрахань63. Вскоре он постригся в Антоньеве монастыре в Новгороде. В 1589—1590 (7098) гг. старец Феодорит Шереметев пожерт­вовал в Иосифов монастырь свою «куплю» (вотчину) — деревню Буру­хино и сельцо Рудино в Коломенском уезде. Ранее 2 июля 1590 г. эти вот­чины были отписаны в царскую каз­ну 64. По-видимому, Шереметев под­вергся преследованиям как едино­мышленник Шуйских. Враждовавший с ним племянник «писал его измен­ником, что с князем Иваном Петро­вичем Шуйским государю царю Фе­дору изменял» .

Из думы был изгнан последний представитель знатного старомосков-


ского рода Бутурлиных — окольничий И. М. Бутурлин. Он прославился в конце Ливонской войны и мог пре­тендовать на боярский чин. Но в 1588—1589 гг. его сослали на воевод­ство в небольшую пограничную кре­пость Ливны. В дворовом списке 1588—1589 гг. Бутурлин записан среди дворян, а против его имени име­ется помета: «На Ливне, как минетца крымское дело, отпустит в дерев­ню» 66. Следовательно, Бутурлин ли­шился думного чина и был сослан в деревню. Одновременно с ним опа­ле подвергся Е. В. Бутурлин. В дво­ровом списке царя Федора о нем сказано: «У прис[тава], доложить»67.

В то же время гонениям подверг­лись А. Ф. Третьяков-Головин («ото­слан», «у пристава»), В. Б. Сукин («у пристав[а] в опале»), Д. Д. Чул­ков («в тюрьме»), И. Д. Беклемишев («в тюрьме») 68. Имеются сведения, что в конце 80-х годов опале подверг­лись известные купцы Строгановы, получившие от Грозного огромные земельные владения на восточной ок­раине государства. Д. Флетчер писал со слов английских купцов, будто помимо земель власти конфисковали у Строгановых почти все их денежные богатства 69.

Возврат к политике репрессий, неизбежный в условиях глубокого конфликта между властями и боярст­вом, живо напомнил современникам опричнину. По словам псковского летописца, Борис, будучи еще «в пра­вителях», начал «боярския великия роды изводити... и род свой вынес и с теми восхоте царьствовати на многие лета». Английский наблюда­тель Д. Флетчер, обстоятельно опи­сывая опричные меры Грозного про­тив знати, попутно заметил, что по-


Глава 5. Гонения на бояр


добные средства доселе используются Годуновыми, которые намерены ист­ребить и унизить все знатнейшее и древнейшее дворянство 70.

Оценивая свидетельство Д. Флет-чера, следует иметь в виду два обсто­ятельства. Во-первых, миссия Флет-чера в Москву потерпела провал и посол мог намеренно чернить прави­теля и его политику. Во-вторых, анг­лийский дипломат писал мемуары, находясь под сильным впечатлением от увиденного в Москве, а он был там в самый разгар гонений на Шуй­ских и их сторонников и всех собы­тий того времени.

В действительности политика Го­дунова никогда не была простым по­вторением политики Ивана IV. Гроз-


ный стремился к достижению своих целей с помощью неограниченного насилия. Репрессии Бориса носили сравнительно умеренный характер. Главное же различие заключалось в следующем. Опричная политика не ставила своей задачей удовлетворение интересов дворянства в целом. В оп­ричнине царь Иван опирался исклю­чительно на силы дворянского охран­ного корпуса, наделенного особыми привилегиями в ущерб прочим фео­далам. Борис же придал своей поли­тике более широкую ориентацию. Он попытался найти опору в дворянских массах. Осуществленная им програм­ма социальных мероприятий отвечала коренным интересам феодального со­словия в целом.


 



 


Иван IV. Портрет XVI в. Национальный музей Копенгаген


Русский боярин. А. Олеарий ГПБ


Дворянская конница. XVI в. С. Герберштейн. ГПБ


Вооружение всадника. XVI в. С. Герберштейн. ГПБ


Поход Ермака в Сибирь. С. Ремезов. БАН


Парадное оружие XVII в. Оружейная палата


На верхней иллюстрации — копейки при Федоре Ивановиче (верхний и средний ряд);

Деньга при Федоре Ивановиче (нижний ряд). Эрмитаж

На нижней иллюстрации — копейки при Борисе Годунове (верхний ряд)

Лже-Дмитрии (средний ряд слева), Василии Шуйском (средний ряд справа),

Владиславе (нижний ряд). Эрмитаж


Шапка Мономаха. XIII—XIV вв. Оружейная палата

Новгородская поместная система возникла после конфискации об­ширного фонда вотчинных владений на территории Новгородской земли. Присоединение…

Глава б. Уступки дворянству



 


Русские обряды XVII в.: свадьба, крещение ребенка, похороны. А. Олеарий. ГПБ


Центральная власть передала дво­рянам право сбора оброков с новго­родских поместных крестьян, но при этом взыскивала подати со всех без исключения пахотных земель по­местья. Поместные грамоты началаXVI в. подкрепляли этот порядок следующей формулой: помещику с поместных тяглых наделов (обеж) об­роки и прочий «доход весь имати собе, опричь великих князей и обеж­ные дани. А что ис тех обеж... (по­мещик.— Р. С.) возьмет собе или


Своим людем обеж на пашню, и ему с тех обеж на крестьянех своих до­ходов не имати; а что прибавит на крестьян своего доходу, и он в том волен, только б было не пусто, чтоб великих князей дань и посошная служба не залегла; а доспеет пусто, и... (помещику.— Р. С.) платити ве­ликих князей и дан, и посошная служ­ба самому» 2.

Помещики несли ответственность за поступление налогов со всех обеж поместья. Злостные неплательщики



Глава 6. Уступки дворянству


Глава 6. Уступки дворянству


могли попасть в тюрьму. Поначалу большинство московских служилых людей не имело собственной запашки, а следовательно, и не платило податей со своих усадебных хозяйств. В тех поместьях, где владельцы занимались земледелием, их запашка не превыша­ла в начале XVI в. 10—12% всей поместной пашни3. При таком соот­ношении крестьянской и господской пашни установившаяся налоговая си­стема не была еще для землевладель­цев слишком обременительной. Во второй половине XVI в. ситуация стала меняться. Помещики Деревской пятины уже в начале 50-х годов «па­хали на себя» 24,3% всей пашни в поместье 4. Примерно таким же было положение в Шелонской пятине к 1564—1571 гг.5 В период разорения 70—80-х годов общая площадь гос­подской запашки резко сократилась, тогда как ее удельный вес продолжал расти. Так, в Бежецкой пятине к на­чалу 80-х годов помещичья запашка сократилась в 10 раз по сравнению с 40-ми годами, но на ее долю при­ходилась третья часть всей обраба­тываемой земли поместья. Начиная с 80-х и до середины 90-х годов удель­ный вес дворянской пашни увеличил­ся с 32,6 до 47,2% б. В начале 90-х го­дов господская пашня в Бежецком поместье росла не только относитель­но, но и абсолютно. Так возникло разительное несоответствие между новой структурой поместья и старой системой налогообложения.

В процветающем поместье первой половины XVI в. феодал мог заста­вить крестьян оплатить подати, па­давшие на его собственную пашню. В поместье 80—90-х годов крестьяне фактически были обязаны платить подати в полуторном и даже двойном


окладе — и за себя, и за помещика, поскольку доля помещичьей пашни уже составляла от одной трети до половины всей жилой пашни. Такие платежи стали непосильны для кре­стьян, тем более что во второй поло­вине века произошло заметное сокра­щение крестьянских наделов и много­кратно возросли государевы подати. По данным авторов «Аграрной исто­рии Северо-Запада России», крестья­не Бежецкой и Деревской пятин паха­ли в начале 80-х годов в среднем по три десятины в трех полях на двор 7. Такой надел с трудом кормил кресть­янскую семью. Попытки обложить крестьянина дополнительным побором вели к его окончательному разорению. Дворяне Бежецкой и Деревской пя­тин в тот же период «пахали на себя» в среднем до 10 десятин на усадьбу 8. Размеры помещичьего хозяйства бы­ли, таким образом, невелики. К тому же оно сохраняло натуральный харак­тер. Мелкие и средние помещики, составлявшие наиболее многочислен­ную прослойку феодального класса, в полной мере испытали на себе по­следствия «великого разорения», а рост податей усугубил положение. Старая система налогового обложения лишила мелкое поместье экономиче­ской устойчивости. Материальные ре­сурсы мелкопоместного дворянства оказались подорванными. Описание новгородских земель, проведенное в начале 80-х годов, обнаружило колос­сальное сокращение поместного фон­да земель, находившегося в руках дворян.

Процесс размывания низших сло­ев феодального класса усиливался при любых экономических трудно­стях. Это явление отчетливо просле­живается по документам конца 80-х



Глава 6. Уступки дворянству


годов. Английский посол Д. Флетчер отмечал, что хлебные цены на москов­ском рынке подскочили в 1588 г. до 13 алтын за четверть 9. В Новгороде в том же году рожь продавали по 20 алтын за четверть, и голод приоб­рел еще более угрожающие масшта­бы 10. «Если (в России.— Р. С.) бы­вает дороговизна, как в прошедшем 1588 г....— писал Д. Флетчер,— то она меньше зависит от неурожаев, нежели от дворянства, которое по временам слишком повышает цены на хлеб» 11.

Историки не раз цитировали эти слова Флетчера, считая их заслужи­вающими доверия. Между тем фак­ты не подтверждают объяснений английского посла. Российский хлеб­ный рынок зарегистрировал в 1588 г. большое повышение хлебных цен на обширной территории: от Новгорода и Пскова до Москвы, Владимира и Холмогор 12. Причиной дороговизны были не столько манипуляции дво­рян, сколько неблагоприятные клима­тические условия, приведшие к недо­роду. В 1587 г. продолжительная и суровая зима стояла во всех восточно­европейских странах — от России и Литвы до Крыма 13. В Крыму снег лежал в течение пяти месяцев. В рай­оне Пскова сильные снегопады про­шли в конце мая. Значительная часть посевов пострадала, и начался голод.

Неурожай имел тяжелые послед­ствия прежде всего для многомилли­онной массы крестьян. Он причинил немало бед и мелкому дворянству. Платежные книги Бежецкой пятины, составленные при сборе податей в 1588 г., заполнены записями о разо­рении местных помещиков. Приведем некоторые из этих записей. Сын бо­ярский Р. И. Бирюков «обнищал, кор-


митца меж дворы». Д. Ж. и Ж. Ж. Образцовы «сошли в государеву По­лотненую волость в Усть-реку, кор­мятца меж дворы». Л. В. Кулебакин «съехал к Москве бити челом к госу­дарю о своих нуждах». Ш. Я. Дурова «кормитца меж дворы». Т. И. Сукин «сволокся к Москве бити челом госу­дарю о пустоти... а жена его кормитца по дворам в московских городех» 14. Дозорщики, побывавшие в Бежецкой пятине в 1594 г., застали в деревне Минино одного разоренного сына бо­ярского в бобыльском дворе: «...да туто ж бобыли беспашенные дв. не­служилой сын боярской Прокофей Епончин...» 15

В книгах Бежецкой пятины 1588 г. отмечено много случаев, когда «оску­девшие» помещики бросали свои по­местья и уходили в другие уезды. Так, А. И. и С. В. Измайловы «збе­жали в Переяславль», Ю. Г. Усов «сшел в Кашин», Ш. Желтухин «в 95-м году сшол в Московские городы в Углецкой уезд». Туда же сошли П. Т. и И. С. Арбузовы, Г. Ф. и А. Г. Моклоковы. «В 95-м году сшел в Московские городы х Костроме» Т. Н. Шалимов и М. Н. Шамшев. Т. И. Сукин «сошел в Бежецкий Верх в 95-м году» и т. д. 16

Аналогичные сведения за тот же год встречаются в платежной книге Деревской пятины. Помещик Мики-тин «ходит меж дворы, людей и крестьян нет, поместье стоит пус­то». С. Аничков «сшол безвестно, а поместье стоит пусто». Помещица А. Трофимова «ходит меж двор, про­сит про Христа, людей и крестьян нет в поместье». Забросили пустые поместья Л. Кропотов (жил в Казани в сотниках стрелецких) и Г. Рости­славский (жил в Москве), вдова


Глава 6. Уступки дворянству


М. Коробьина (ушла во Ржеву к дя­де) и т. п.17

Случалось, что разоренные дво­ряне покидали в своих поместьях рожь «в земле», чтобы не платить с пашни разорительных государевых податей. Заброшенные помещичьи посевы конфисковывались в казну в счет неуплаченных податей 18.

Документы начала 90-х годов об­наруживают еще одно интересное явление — бегство мелких помещиков на вольные казачьи окраины. Соглас­но «десятням» 1591 —1592 гг., воро­нежский сын боярский М. Д. Пахо­мов, имевший поместный оклад на 150 четвертей пашни, «сшел в воль­ные казаки с Васильев з Биркиным», в полку которого он служил в 1590— 1591 гг. Дворянин П. Д. Голохвостов, вновь испомещенный в 1590—1591 гг. и получивший оклад в 40 четвертей, также «сшол в вольных казаках с Ва­сильем Биркиным». Среди «новиков» еще один сын боярский «сшел на Дон в [70] 99 году» и двое — в [70] 98 г. Среди детей боярских, служивших в Ряжске, отмечены были те, кто «об­нищал» и «волочитца меж дворы», а также те, кто «сошел на Дон в 7093 и 7096 годах» 19.

История новгородских помещиков Жегаловых дает наглядное представ­ление о превратностях судьбы, под­стерегавших обедневших дворян в го­ды разрухи. В 80-х годах XVI в. С. Жегалов с братьями владел неболь­шим поместьем с барской запашкой в 15 четвертей и единственным кре­стьянином, пахавшим 10 четвертей пашни 20. Как установили дозорщики в 1594 г., Сильвестр Григорьев сын Жегалов с братьями разорился и был вынужден наняться в монастырь: «...поместье свое покинул, а живет


в монастырских слугах у Спаса на Хутыни». Второе поколение «избыв­ших» службы и земли помещиков деградировало окончательно. Двое сыновей Федора Жегалова сели «во крестьяне» у помещицы А. Шамше­вой и распахали пустошь: «Др. Лу­бенское, что была пустошь... а в ней живут дети боярские неслужилые во крестьянех дв. Горемыка Федоров сын Жегалов, дв. Ушак Федоров сын Жегалов, пашни паханые две чети с осьминою, в живущем четь обжи»21. Порядившись к помещице во крестья­не, Жегаловы надежно укрылись от военной службы.

Судя по дозорным книгам 1594 г., один из племянников С. Жегалова поступил на службу к соседскому по­мещику И. А. Судакову: «Деревня Менухово, а в ней Ивановы люди Су­докова — дв. Сава Григорьев сын Жегалов, дв. Молофей Игнатьев сын Маслов... пашни паханые людцкие семь чети, обжа без трети обжи...» Савва Жегалов служил у помещика в качестве приказчика и за службу пахал пашню «на себя» 22.

Дворянское «оскудение» в годы разрухи привело к тому, что низшие слои феодального сословия оказались охваченными настроениями острого недовольства. Это обстоятельство имело важные последствия.

Во второй половине 80-х годов го­родские движения в России достигли апогея. П. П. Смирнов полагал, что возбудителями волнений были боров­шиеся за власть бояре. По мнению С. В. Бахрушина, выступления в го­родах носили классовый, антифео­дальный характер, а их главной дви­жущей силой были посадские низы 23. На основании источников можно ус­тановить, что наряду с посадскими


Глава 6. Уступки дворянству


людьми значительную роль в столич­ных волнениях играли мелкопомест­ные дворяне.

Описывая апрельские антиправи­тельственные выступления 1584 г., летописец отметил, что в результате раздора между «дворовыми» и зем­скими чинами «некой от молодых де­тей боярских учал скакати из боль­шего города (Кремля.— Р. С.) да во­пити в народе, что бояр Годуновы побивают». Когда народ осадил Кремль, повествует другой летописец, «дети боярские многие на конех из луков на город стреляли» 24. В мятеже участвовали «ратные московские лю­ди», пришедшие «с великою силой и со оружием к городу». Среди мятеж­ников оказались не только рядовые служилые люди, но и знатные земские дворяне из провинции. В ходе рассле­дования выяснилось, что заводчиками мятежа были «большие» рязанские дворяне Ляпуновы (из этой семьи вышли знаменитые деятели «смуты») и Кикины, а также «иных городов де­ти боярские» 25. Архивы не сохранили источников, позволяющих судить о требованиях дворян, участвовавших в уличных беспорядках. На основании правительственных заявлений можно заключить, что дворян особенно вол­новала проблема налогового обложе­ния.

Недовольство «скудеющих» мел­копоместных дворян приобрело столь опасные масштабы, что правительство в конце концов было вынуждено при­слушаться к их требованиям.

Как удалось установить Н. А. Рож­кову, ранее 1591—1592 гг. правитель­ство распорядилось «обелить» (осво­бодить от податей) часть собственной запашки служилых людей26. Самые ранние сведения насчет осуществле-


ния этой меры сообщают дозорные книги Бежецкой пятины 1593— 1594 гг. со ссылками на платежную книгу той же пятины 1591 —1592 гг.

Реформа налоговой системы пре­следовала четко уловимую цель. Власти предоставили налоговые льго­ты в первую очередь и исключитель­но тем дворянам, которые несли го­судареву службу. Например, они «обелили» пашню служилому челове­ку Ф. Л. Осинину, но после его смер­ти лишили всех льгот его вдову и малолетнего сына, потому что сын «государевы службы не служит, а по государеву цареву и великого князя Федора Ивановича всея Русии указу вдовам и недорослям обелные земли нет». Сборщики податей отказались «обелить» пашню семье сына бояр­ского Я. Бачманова, находившего­ся в плену. Сделав соответствую­щую выписку из «платежниц» 1591— 1592 гг., они пометили в книгах 1594 г.: «И о том как государь царь и великий князь Федор Иванович всея Русии укажет» 27.

Н. А. Рожков полагал, что помест­ный оклад был единственным «руко­водящим началом» при «обелении» барской запашки: одну обжу «обеля­ли» при окладе в 100, 150, 200 и 300 четвертей, две обжи — в 450 четвер­тей и т. д. 28 Приведенные ниже дан­ные подтверждают и уточняют этот вывод (см. табл. 4).

Расхождения между поместным «окладом» служилого человека и фактической «дачей» были подчас очень значительными. Но чиновники не придавали этому обстоятельству большого значения. Исходя из «окла­да» помещика, они «обеляли»: по 10 четвертей — на 100—200 четвертей поместья, по 15 четвертей — на 300—



Глава б. Уступки дворянству

Таблица 4

«Обеляемая» запашка Оклад Дача ЦГАДА, ф. 1209,

(в обжах) (в четвертях) (в четвертях) кн. 972, л.

Пол-обжи (?) 50 75 об.

Обжа 100 50 81 об.

150 40 118 об.

200 200 117, 210 об.-211

Полторы обжи по 300 по 232

(у 3-х братьев) (у 4-х братьев)

» » 400 400 210

Две обжи по 450 60 четвертей 100 об.

(у отца и сына) (и рядок)

450 320 29 об.


400, по 20 четвертей — на 450 четвер­тей поместья.

При «обелении» господской пашни писцы столкнулись с рядом трудно­стей практического характера. Следуя имеющимся инструкциям, они осво­бождали от податей главным образом барскую, «усадищную» пашню, т. е. пашню возле барской усадьбы. Но они не всегда знали, как поступить с пашней, которую пахали «люди» и слуги помещика. При «обыске» в Спасском погосте в 1593—1594 гг. дозорщики «обелили» помещикам 15 обеж, но отказались «обелить» 17з обжи людской пашни, «что пашут люди на себя, а не на помещика». Наибольший интерес представляет мотивировка подобного образа дейст­вий: «...а приложена люцкая пашня с крестьянскою пашнею в перечень, потому что верить тому нечем и сы­скать было допряма неким, люцкая то пашня или прямая крестьянская». При подведении итогов по Михайлов­скому погосту в Орехове дозорщики обложили людскую пашню податями, но по иным мотивам: «...а толко люд­цкая пашня пашут на себя, а не на помещиков». Таким образом, людская


пашня исключалась из «обельной» в двух случаях: когда нельзя было проверить ее принадлежность поме­щичьим слугам (а не крестьянам) и когда слуги пахали пашню на себя. Поскольку значительная часть поме­стий земли Бежецкой пятины запу­стела, писцы, исходя из интересов казны, «обеляли» помещикам землю как из «жилого», так и из «пуста»29 . Первые более определенные сведе­ния об освобождении бежецкой бар­ской запашки от податей относятся к 7100 г., иначе говоря, к осени 1591 г. и зиме 1592 г. Надо полагать, что податной реформой была охвачена не одна только Бежецкая пятина. В. И. Корецкому удалось найти не­сколько поземельных дел Деревской пятины 90-х годов с прямой ссылкой на указ царя Федора об «обелении» пашни. В 1596 г. деревские помещики Матвей и Федор Невзоровы писали в своей челобитной грамоте на имя царя Федора: «А по твоему государе­ву [указу] с усадищских пашон твоих всяких податей имати не велено, а ве­лено имать с крестьянских пашен» . Процитированная грамота как нельзя более точно определяет значение году-



Глава 6. Уступки дворянству


новского указа об «обелении» поме­щичьей запашки. Указ стал важной вехой в истории феодального дворян­ства. С одной стороны, он способство­вал преодолению внутренних противо­речий между различными прослойка­ми и группами феодалов, одни из ко­торых обладали феодальным иммуни­тетом («тарханами»), а другие долж­ны были платить подати с собствен­ной пашни. Указ благоприятствовал консолидации различных групп слу­жилых людей в единое и замкнутое феодальное сословие. С другой сторо­ны, «обеление» барской запашки впер­вые провело резкое разграничение между податными сословиями и при­вилегированным классом феодальных землевладельцев.

Полное освобождение от тягла не-


большой запашки, имевшейся в усадь­бе любого мелкого помещика, должно было по замыслу правительства гаран­тировать служилой мелкоте мини­мальный доход, спасти ее от нищен­ской сумы в голодный год и крепче привязать к поместью. Годуновский указ помог приостановить разорение низшего дворянства и замедлить про­грессирующее запустение поместного земельного фонда.

Мероприятия по «обелению» дво­рянской пашни свидетельствовали о том, что в начале 90-х годов прави­тельственная политика все больше отвечала интересам наиболее много­численных средних и низших слоев дворянства. В том же плане следует рассматривать и законодательство по крестьянскому вопросу.


 



 


Глава 7

ДЕЛО НАГИХ

Федор отпустил младшего брата на удел «с великой честью», «по цар­скому достоянию». В проводах участ­вовали бояре, 200 дворян и несколько стрелецких… После распада опекунского совета положение Нагих в Угличе измени­лось. В… Глава 7. Дело Нагих

Глава 7, Дело Нагих



Угличское следственное дело 1591 г., л. 26 об. ЦГАДА

В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придержи­вавшиеся разной политической ориен­тации. Скорее всего по инициативе Бо­ярской думы… Составленный следственной комис-

Глава 7. Дело Нагих



сией «обыск» сохранил не одну, а по крайней мере две версии гибели царе­вича Дмитрия. Версия насильствен­ной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично ее от­стаивал дядя царицы Михаил Нагой. Он же назвал имена убийц Дмитрия: сына Битяговского Данилу и др. Од­нако Михаил не смог привести ника­ких фактов в подтверждение своих об­винений. Его версия рассыпалась в прах, едва заговорили другие свидете­ли. Когда позвонили в колокол, пока­зала вдова Битяговского, «муж мой Михайло и сын мой в те поры ели у себя на подворьишке, а у него ел свя­щенник... Богдан». Поп Богдан был духовником Григория Нагого и изо всех сил выгораживал Нагих, утвер­ждая, что те не причастны к убийст­ву дьяка, погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откро­венностью не отличались, он просто­душно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом с Битягов­ским и его сыном, когда в городе уда­рили в набат. Таким образом, в мину­ту смерти царевича его «убийцы» мир­но обедали у себя в доме вдалеке от места преступления. Они имели сто­процентное алиби. Преступниками их считали только сбитые с толку люди. Показания свидетелей выяснили еще одну любопытную деталь: Михаил На­гой не был очевидцем происшествия. Он прискакал во дворец «пьян на ко­не», «мертв пьян», после того как ударили в колокол. Протрезвев, Миха­ил осознал, что ему придется держать ответ за убийство дьяка, представляв­шего в Угличе особу царя. В ночь пе­ред приездом Шуйского он велел пре­данным людям разыскать несколько ножей и палицу и положить их на трупы Битяговских, сброшенные в ров


Угличское следственное дело 1591 г., л. 13. ЦГАДА



Глава 7. Дело Нагих



Угличское следственное дело 1591 г., л. 14. ЦГАДА

Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила от непосредствен­ных очевидцев происшествия. В пол­день 15 мая царевич под наблюдением взрослых…

Глава 7. Дело Нагих



ча и были постоянными товарищами их игр.) Они кратко, точно и живо рассказали о том, что произошло на их глазах: «...играл-де царевич в тыч­ку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь — падучей недуг—и набросился на нож».

Может быть, мальчики сочинили историю о болезни царевича в уго­ду Шуйскому? Такое предположение убедительно опровергается показания­ми взрослых свидетелей.

Трое видных служителей царицы­на двора — подключники Ларионов, Иванов и Гнидин — показали следую­щее: когда царица села обедать, они стояли «в верху за поставцом, ажио деи бежит в верх жилец Петрушка Ко­лобов, а говорит: тешился, деи, царе­вич с нами на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого умер». Итак, Пет­рушка Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым служите­лям через несколько минут после ги­бели Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормили­ца Тучкова. Свидетельство кормили­цы отличалось удивительной искрен­ностью. В присутствии царицы и Шуй­ского она назвала себя виновницей несчастья: «...она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь чер­ная... и он ножом покололся...»

Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной царицы Протопопов на до­просе показал, что услышал о смерти Дмитрия от ключника Толубеева. Ключник в свою очередь сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную ставку. В результате


Угличское следственное дело 1591 г., л. 26. ЦГАДА

выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях «у по­ставца» и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич играл в тычку и накололся на нож, а «он (Юдин. — Р. С.)... в те поры стоял у поставца, а то видел» 11. Юдин знал, что Нагие толковали об убийстве, и благоразумно решил уклониться от дачи показаний следственной ко­миссии. Если бы его не вызвали на допрос, он так ничего бы и не сказал.

Версия нечаянной гибели царевича содержит два момента, каждый из ко­торых поддается всесторонней про­верке.

Во-первых, болезнь Дмитрия, ко­торую свидетели называли «черным недугом», «падучей болезнью», «не­мочью падучею». Судя по описаниям припадков и их периодичности, царе­вич страдал эпилепсией. Как утвер­ждали свидетели, «и презже тово... на нем (царевиче. — Р. С.) была ж та болезнь по месяцем безпрестанно». Сильный припадок случился с Дмит­рием примерно за месяц до его кон­чины. Перед «великим днем», показа­ла мамка Волохова, царевич во время



Глава 7. Дело Нагих



Угличское следственное дело 1591 г. л. 28. ЦГАДА

Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался во вторник. На третий день царевичу «маленко стало полехче» и мать взяла… Во-вторых, версия о самоубийстве предполагала, что царевич в момент приступа…

Глава 7. Дело Нагих


чившееся еще точнее: «...бросило его о землю, и тут царевич сам себя но­жем поколол в горло». Остальные оче­видцы утверждали, что царевич поко­лолся, «бьючися» или «летячи» на землю 13. Таким образом, все очевид­цы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царе­вич укололся — при падении или во время конвульсий на земле. Могла ли небольшая рана повлечь за собой ги­бель ребенка? На шее непосредствен­но под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Про­кол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при крово­течении из сонной артерии агония мо­жет затянуться.

Среди иностранцев наибольшую осведомленность в обстоятельствах ги­бели Дмитрия проявили австриец Л. Паули и англичанин Д. Горсей. В 1595 г. Паули писал из Москвы в Вену: «Между тем случилось так, что брат великого князя Дмитрий, кото­рому шел двенадцатый год и резиден­ция которого находилась в Угличе, по­гиб (лишился жизни)» 14. Осторож­ное свидетельство австрийца допуска­ет двоякое толкование, хотя и не со­держит прямого намека на убийство угличского князя.

Значительно большей определен­ностью отличается письмо посланни­ка Д. Горсея. Волею случая Горсей оказался в мае 1591 г. неподалеку от Углича. В письме из Ярославля в Лондон от 10 июня 1591 г. Горсей конфиденциально сообщил лорду Бэр­ли, что девятилетний царевич «был жестоко и изменнически убит: ему пе-


ререзали горло в присутствии его дорогой матери императрицы...» 15. Я. С. Лурье, впервые опубликовавший письмо, считал его важным докумен­том ввиду беспристрастности Горсея в вопросе об угличских событиях. Что­бы оценить информацию Горсея, надо возможно точнее определить ее источ­ник. В мемуарах англичанина есть многозначительный эпизод, касаю­щийся его пребывания в Ярославле. Однажды глухой ночью Горсея раз­будил стук в ворота, и при свете лу­ны он увидел подле изгороди хорошо известного ему А. Ф. Нагого. Нагой поведал «другу», что «царевич Дмит­рий скончался, в шестом часу дьяки перерезали ему горло, слуга одного из них сознался под пыткой, что они по­сланы Борисом, царица отравлена и при смерти...», и попросил какого-ни­будь снадобья для нее16. «Записки» Горсея, несомненно, свидетельствуют о том, что его письмо от 10 июня 1591 г. лишь воспроизвело версию На­гих об убийстве Дмитрия.

Несмотря на полноту и ясность свидетельских показаний угличского дела, многие историки выражали сом­нения по поводу их достоверности. Два обстоятельства полностью обес­ценивали «обыск» в их глазах. Через семь лет после смерти Дмитрия коро­на досталась Годунову. Считая такой исход дела заранее предопределенным, историки оказывались в плену ретрос­пективного подхода и выражали уве­ренность в том, что устранение по­следнего отпрыска московской динас­тии расчистило путь к трону Борису Годунову. Правитель помешал следст­вию выяснить истину. Угличан по­средством пыток вынудили дать пока­зания насчет нечаянной смерти закон­ного наследника престола.



Глава 7. Дело Нагих



Угличское следственное дело 1591 г.,

Л. 51. ЦГАДА


В действительности за семь лет до смерти Федора никто не мог предска­зать в точности, кому достанется мос­ковская корона. Наибольшими права­ми на трон обладал не Годунов а двоюродный брат царя Федор Рома­нов. Мир и согласие между правите­лем и Романовым в период угличско­го кризиса лучше всего доказывают, что династический вопрос был в то время не слишком злободневным. Цар­ская семья надеялась на рождение на­следника, и не без оснований; спустя год Ирина Годунова родила дочь.

Доказывая предвзятость следст­венного дела, историки ссылаются на жестокое наказание посадских лю­дей— угличан17. Гонения на угличан подробно описаны в «Сказании Ав­раамия Палицына», «Сказании о Са­мозванце» и в других поздних источ­никах, составленных много десятиле­тий спустя на основании воспомина­ний и слухов. Они могут дать лишь приблизительное представление о по­следовательности событий. В углич­ском судном деле, основанном на по­казаниях очевидцев, нет и намека на аресты или применение пыток комис­сией Шуйского. В виде исключения следователи арестовали царицына ко­нюха, что и было оговорено в прото­колах допросов. Свидетели обличили конюха в краже вещей убитого Битя­говского. Угличан подвергли пресле­дованиям, после того как Шуйский до­ложил в Москве о результатах рас­следования причин гибели Дмитрия и власти учинили новое расследование об измене Нагих и поджоге Москвы.

Оппозиция пыталась использовать гибель Дмитрия, чтобы опорочить правителя Бориса Годунова и добить­ся его отстранения от власти. Едва весть об «убийстве» царевича Дмит-



Глава 7. Дело Нагих



рия достигла Ярославля, противники Бориса распорядились среди ночи бить в колокола. Поднятым с постели жителям объявили, что сына благо­верного царя Ивана предательски за­резали подосланные убийцы. Подняв­шие ночную тревогу люди рассчиты­вали, что ярославцы последуют при­меру угличан, но они ошиблись в сво­их расчетах. Д. Горсей находился в Ярославле и описал происшествие как очевидец. Он не назвал по имени ини­циаторов обращения к посаду, но из его рассказа можно заключить, что инициатива исходила от Нагих. На­ходившийся в ярославской ссылке А. Ф. Нагой первым получил от братьев весть о гибели Дмитрия и тот­час явился к Горсею за снадобьями для своей племянницы Марии Нагой. Затем ударил набат.

Главной ареной борьбы между Го­дуновым и оппозицией стала Москва. Положение в столице приобрело тре­вожный, даже критический характер задолго до смерти Дмитрия. На мос­ковских улицах со 2 мая появились военные отряды, получившие приказ «беречь город от огня и ото всякого воровства». Охрана порядка в Моск­ве была возложена на знатных дворян князя В. П. Туренина, А. Ф. Голови­на, князя В. Г. Звенигородского и др.18 Власти не забыли о недавних народных волнениях, когда им приш­лось сидеть в Кремле «в осаде», и со страхом ждали повторения «воровст­ва». Народное недовольство могло вырваться наружу в любой момент.

Тревога по поводу народного воз­мущения усугублялась внешнеполити­ческим кризисом. Крым и Швеция угрожали России одновременным на­падением с юга и севера. В начале го­да шведы сконцентрировали свою ар-


Угличское следственное дело 1591 г., л. 52. ЦГАДА



Глава 7. Дело Нагих


мию на псковских рубежах. Со дня на день ждали нападения на Москву всей Крымской орды 19.

Смерть Дмитрия была выгодна не столько Годунову, сколько его против­никам. Они обвинили правителя в преднамеренном убийстве младшего сына Грозного. По всей столице «тай­но шептали, что все устроено Годуно­выми». Среди знати и простонародья толковали об «измене» Годуновых и их стремлении овладеть троном. Царь Федор был испуган: при дворе «опа­сались смуты и сильного волнения в Москве» 20. Восстание могло обернуть­ся для Годуновых катастрофой.

В 20-х числах мая неизвестные ли­ца в трех местах подожгли Москву, в результате чего выгорел весь Белый город21. Противники правителя обви­нили его и в этом преступлении, что­бы спровоцировать москвичей, остав­шихся без крова, на выступление. Слу­хи, порочившие Годуновых, не только распространились по всей России, но и проникли за рубеж. Тем же летом в Литву были посланы гонцы с офици­альным заданием опровергнуть подо­зрения, будто Москву «зажгли Году­новых люди» 22.

Власти отдали приказ о повальных арестах подозрительных лиц. В руки следователей попали слуга Нагих Иван Михайлов, некий банщик Левка и другие лица. Банщик сознался, что поджег Москву, после того как полу­чил деньги от Ивана Михайлова. 28 мая правительство предупредило насе­ление об опасности новых поджогов в столице и провинциальных городах. Афанасий Нагой, гласила царская грамота, велел своим слугам «наку­пить многих зажигальников, а зажи­гати им велел московский посад во многих местах... и по иным по многим


городам Офанасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальни­ков накупать, городы и посады зажи-гать» 23 .

Официозная версия насчет поджо­га Москвы Нагими не внушала боль­шого доверия современникам. Ее ис­тинность не поддается проверке. Оче­видно лишь одно. Пожары накали­ли обстановку в столице до предела, и каждая из противоборствовавших сторон пыталась направить народное возмущение против соперников. Нагие и прочие противники Годунова прово­цировали мятеж, обвиняя Бориса во всех бедах. Правитель возложил от­ветственность за пожары на Нагих.

Комиссия Шуйского вернулась в Москву в конце мая, в разгар борьбы между правителем и оппозицией. Она тотчас же представила властям отчет о своей деятельности. 2 июня главный дьяк Щелкалов зачитал текст углич­ского «обыска» высшим духовным чи­нам, собравшимся в Кремле. Устами патриарха Иова собор одобрил рабо­ту комиссии и полностью согласился с выводом о нечаянной смерти царе­вича. Упомянув мимоходом, что «ца­ревичю Дмитрию смерть учинилась божьим судом», патриарх посвятил свою речь «измене» Нагих, которые вкупе с угличскими мужиками побили «напрасно» государева дьяка Битягов­ского и других приказных людей, сто­явших «за правду». По существу гла­ва церкви санкционировал прямую расправу с Нагими и другими завод­чиками угличского бунта. Закрывая собор, он заявил, что мятеж Михаи­ла Нагого и мужиков-угличан — «де­ло земское, градцкое, в том ведает бог да государь... все в его царской ру­ке» 24. На основании патриаршего при­говора царь Федор приказал схватить



Глава 7. Дело Нагих


Нагих и угличан, «которые в деле объявились». Дворянин Ф. А. Жереб­цов, служивший до этого приставом у ссыльного А. Ф. Нагого в Ярославле, получил приказ арестовать в Угличе ряд лиц и немедленно доставить их в Москву.

Началось новое расследование «из­мены» Нагих. Материалы его не со­хранились. Но источники позволяют воссоздать в общих чертах ход розыс­ка. Наибольшую осведомленность об­наружил автор «Нового летописца», широко использовавший подлинные документы царского архива. По его словам, события развивались в следу­ющем порядке. Когда Василий Шуй­ский с товарищами вернулся в Моск­ву и доложил о «самозаклании» Дмит­рия, царь вызвал Нагих в Москву и положил на них опалу. Михаила На­гого вкупе с его братом Андреем взя­ли к пытке. Сам правитель Борис вме­сте с другими боярами присутствовал на Пыточном дворе. Описанные собы­тия имели место в Москве после до­клада Шуйского 2 июня. Последую­щий ход розыска о поджоге Москвы Нагими кратко изложен в официаль­ных заявлениях Посольского приказа. Не позднее середины июля 1591 г. дьяки поручили послам выступить за рубежом со следующим разъяснением насчет московских пожаров: «...то по­воровали мужики-воры и Нагих Офо­насея з братьею люди, то на Москве


сыскано, да еще тому делу сыскному приговор не учинен». Новые заявле­ния, сделанные за рубежом в 1592 г., гласили, что розыск по делу о пожа­рах закончен и «приговор им (винов­ным.— Р. С.) учинен... хто вор своро-

вал, тех и казнили...» 25 .

Завершив следствие, правительст­во произвело массовые казни «мужи-ков»-угличан. На современников они произвели страшное впечатление. А. Палицын утверждал, будто в Уг­личе погибло до 200 человек. Состави­тель «Нового летописца» отметил, что одним угличанам вырезали язык, дру­гих разослали по темницам или каз­нили; многих ссыльных увезли в Си­бирь и там поселили во вновь постро­енном городке Пелым, «и оттово-де Углеч запустел». Мария Нагая тщет­но молила пасынка царя Федора о прощении своих братьев. Власти кон­фисковали имущество у Нагих, а их самих подвергли тюремному заключе­нию. Духовенство благословило пра­вителя на расправу со вдовой Гроз­ного. Царицу Марию насильственно постригли в монахини и сослали в пустынь на Белоозеро 26.

Власти не простили угличанам страха, пережитого ими в майские дни. Разве что страхом можно объ­яснить такой жест, как «казнь» боль­шого колокола в Угличе: сначала у него вырвали язык и урезали «ухо», а затем отправили в Сибирь.


 



 


Глава 8

ВНЕШНЕ­ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСПЕХИ

Русское правительство воздержи­валось от активных действий в При­балтике, пока его военные силы были прикованы к восточным и южным гра­ницам и… Шведский король Юхан III, сос­редоточив свои войска на русской гра­нице,… Россия немедленно перешла в на­ступление на Нарву с целью пересмот­ра итогов проигранной Ливонской вой­ны. При Грозном…

Глава 8. Внешнеполитические успехи



 


Ивангород. XVII в. А. Олеарий. ГПБ

Наступление в Ливонии было ус­пешным. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой. Однако главная цель кампании — овладение Нарвой и… Шведы не примирились с пораже­нием и потерей захваченных ими кре­постей.… Готовясь к продолжению шведской войны, Россия искала примирения с Речью Посполитой. Еще в кон­це 1589 г. московское…

Глава 8. Внешнеполитические успехи


Крымское ханство и стоявшая за его спиной Османская империя моби­лизовали для войны с Россией еще бо­лее крупные силы. Целью татарского вторжения стала Москва. В случае ус­пеха татары и турки получили бы воз­можность значительно расширить сфе­ру экспансии в Восточной Европе. 10 июня 1591 г. сторожевые станицы донесли «с поля» о движении хана Казы-Гирея со всей ордой к русским границам. Крымские перебежчики по­казали, что с ханом идет к Москве до 100 тыс. всадников. Во вторжении по­мимо Крымской орды участвовали Малая Ногайская орда (Казыев улус), турецкие отряды из Очакова и Белго­рода и янычары. В распоряжении ха­на находилась также полевая артил­лерия с турецкими пушкарями 12.

Татары сожгли незащищенные предместья Тулы и 26 июня вышли на берег Оки. Бояре с полками заблаго­временно выступили на Оку, оставив в Москве небольшой гарнизон. Коман­дование предполагало остановить та­тарское вторжение на переправах че­рез Оку. Но царь Федор и его окру­жение проявляли беспокойство по по­воду возможного прорыва подвиж­ной татарской конницы и выхода ее в тыл русской армии. Следуя указу из Москвы, главнокомандующий князь Ф. И. Мстиславский 28 июня отдал приказ об отходе армии на Пахру, чтобы надежнее прикрыть ближние подступы к столице.

На другой день из Москвы на по­мощь Мстиславскому выступил Борис Годунов. В его подчинении находи­лись «государев двор», наспех собран­ные подкрепления и вся артиллерия. Татар ждали со стороны Серпухова и Калуги. Поэтому Борис расположил свой укрепленный обоз — «гуляй-го-


род» в Замоскворечье, между Серпу­ховской и Калужской дорогами, за пределами посада. 1 июля Мстислав­ский провел смотр своих полков на лугах под селом Коломенским. На другой день он получил приказ перей­ти к Котлам, поближе к годуновскому обозу. 3 июля для наблюдения за дви­жением татар воеводы выслали на Пахру отряд в 200 человек. Спустя два часа дозорный воевода прискакал к обозу весь израненный и сообщил о переходе татар через Пахру. Мстис­лавский спешно оставил Котлы и ото­шел к Данилову монастырю, куда при­был также и Годунов со всем обозом и артиллерией 13. В третьем часу дня 4 июля хан Казы-Гирей занял Котлы. Воеводы выслали по Серпуховской дороге навстречу татарам конные дво­рянские сотни. Ожесточенные стычки продолжались до глубокого вечера. Крымцы потеснили конные сотни и подошли вплотную к «гуляй-городу». «Государев Разряд 1598 г.» утвер­ждал, будто крымский хан «присту­пал» к русскому «гуляй-городу» «со всеми людми». Бояре и воеводы, «сшедчися полки», с ханом и «с царе­вичи» бились весь день, с утра и до вечера, и «у крымского царя, у Казы-Гирея, многих людей побили» 14. Про­странная редакция Разрядных книг описывает события иначе: сам крым­ский хан не выступал к «гуляй-горо­ду», а направил «царевичев со многи­ми крымскими людми травитись про­тив Даниловского монастыря». Бояре и воеводы выслали из «гуляй-города» конные сотни и «велели им с крымски­ми людми травитись». Стычки («трав­ля») у «гуляй-города» были не более чем пробой сил. Недоброжелательный по отношению к Годунову автор «Но­вого летописца» записал, что «люди...



Глава 8. Внешнеполитические успехи


государевы бияхусь с ним (ханом.— Р. С.) из обозу и не можаху их одо­лети, они же, погании, топтаху мос­ковских людей и до обозу». Однако более осторожные свидетели отмеча­ли, что «крымские люди к обозу при­лазили, и, бог сохранил, бой был ров­но...» 15.

Пространная редакция категориче­ски утверждала, что под стенами Да­нилова монастыря генерального сра­жения не произошло: «А сами госу­даревы бояре и воеводы по государе­ву наказу стояли в обозе готовы, а из обозу в то время вон не выходили для тово, что ждали самого крымского царя с его полками, хотели к нему тог­ды вытить из обозу на премое дело. И царь крымской... на премое дело не пошол и полков своих не объявил, а стоял на Котле в оврагех в крепос­тях» 16.

Списки Пространной редакции, по-видимому, сохранили записи Раз­рядного приказа в их первоначальном виде, тогда как «Государев разряд 1598 г.» подвергся правке в канцеля­рии царя Бориса, имевшей целью возвеличить боевые заслуги Бориса-правителя.

Получив решительный отпор, Казы-Гирей не посмел атаковать рус­ских главными силами. С приближе­нием ночи он отвел свои отряды к Коломенскому и расположил их на лугах по обе стороны Москвы-реки. Сам хан разбил свой стан за Моск­вой-рекой. Проведя ночь под Коло­менским, Крымская орда под утро, за час до рассвета, поспешно отсту­пила в степи. Причины бегства татар получили неодинаковое объяснение в русских источниках.

В царском приказе по армии честь победы над ханом приписывалась ре-


шительным действиям командования. Годунов и воеводы побили крымских людей и вынудили их отойти за Ко­ломенское, а хан, «слыша зук пол­ков наших, побежал, что вышли на нево со всеми людми» 17. Приказ, из­вестный по Разрядным книгам Про­странной редакции, не был включен в краткий «Государев разряд 1598 г.», но нельзя не заметить, что текст раз­ряда был переработан в полном со­ответствии с версией приказа. Госу­дарев разряд подробно описывал, как воеводы «тое ночи пошли из обозу со всеми людми и с нарядом на крым­ского царя, на Казы-Гирея, на его станы... и на походе блиско крымско­го царя полков учали из наряду стре­лять» 18.

Воеводы обороняли «гуляй-город» весь день, и вряд ли у них появились основания покинуть укрепления с на­ступлением ночи. Управлять полками и перевозить артиллерию в темноте было практически невозможно. Но все же почему татары бежали из свое­го лагеря «с великим страхованьем и ужасьем»?

Обратимся к показаниям участни­ков события. Дьяк Иван Тимофеев служил в момент татарского вторже­ния в Пушкарском приказе в Моск­ве. По его словам, отступление татар было вызвано не ночной атакой Го­дунова, а сильной артиллерийской канонадой, которая вспугнула крым­цев среди ночи. Согласно «Новому летописцу», русские открыли огонь после того, как в полках произошел «всполох великий». Пискаревский ле­тописец подтверждает, что ночная тревога в царском лагере была не­чаянной. Разбуженные по тревоге пушкари, опасаясь ночного нападе­ния, бросились к орудиям. Началась



Глава 8. Внешнеполитические успехи


«стрельба многая отвсюду и освети­ша городы все от пушек» 19. Первыми открыли огонь пушкари «гуляй-горо­да», вслед за ними ударили тяжелые пушки, установленные на крепостных стенах. По словам патриарха Иова, и днем, и «в нощь со всех стен град­ных из великиих огнедыхающих пу­шек непрестанно стреляху и изо всех обителей, иже близ царствующего града Москвы, такоже непрестанно стреляюще...». Перед отступлением хан узрел «великие каменоградные стены», «паче же слышав великий тресковенный гром... иже бысть... от великого... пушечного стреляния»20. Один летописец XVII в. добавляет к этой картине любопытную деталь. Оказывается, воеводы из-за возник­шей тревоги «в ночи послали на царе­вы станы в Коломенское Василя Яно-ва 1000 человек, и царь, послыша приход, пошел назад...»21.

Артиллерийская канонада и при­ближение отряда, численность которо­го в темноте нельзя было определить, вызвали смятение в татарском стане. В памяти крымцев жили воспомина­ния о жуткой для них сечи на Моло­дях. В страхе перед внезапным ноч­ным нападением татары «бежаху и друг друга топтаху». Прекратить па­нику и остановить бегство слабо дис­циплинированных нерегулярных от-

рядов хану не удалось .

Для преследования противника воеводы выделили несколько дворян­ских сотен. Они настигли не успев­шие отойти за Оку татарские арьер­гарды и разгромили их наголову. По различным сведениям, в руки победи­телей попало от 200 до 1 тыс. плен­ных 23. Много крымцев было перебито либо потонуло на переправе. Из Оки русские извлекли возок, на котором


Казы-Гирей бежал от Москвы. Нема­ло награбленной рухляди татары по­бросали по дороге. Отряд запорож­ских и донских казаков настиг крым­ские «коши» и разгромил их24. Рус­ские послы сообщали из Крыма: пос­ле похода «прибежал калга скорым делом», а вслед за ним в Бахчисарай «пришол царь из войны... в ночи в телеге, а сказывают про царя, что он ранен»25. Казы-Гирей не участвовал в бою под Даниловым монастырем и руку себе повредил скорее всего в ночной суматохе.

Борис Годунов постарался припи­сать себе всю славу победы над та­тарами. Столица и двор чествовали правителя как героя. На пиру в Кремле царь Федор снял с себя зо­лотую «гривну» (цепь) и надел на шею шурину. Среди прочих наград Годунов получил золотой сосуд, за­хваченный в ставке Мамая после Ку­ликовской битвы, шубу с царского плеча, новые почетные титулы и зе-

мельные владения26 .

Поражение Крымской орды под стенами Москвы резко изменило во­енную ситуацию и обрекло на неуда­чу шведское вторжение. Армия фельд­маршала Флеминга разграбила окре­стности Пскова, а затем отступила в шведские пределы. В конце 1591 г. на границах Финляндии русское ко­мандование сосредоточило значитель­ные силы. 30 января 1592 г. царские полки подступили к Выборгу. Высту­пивший навстречу им фельдмаршал Флеминг был вынужден укрыться в крепости. Воеводы «втоптали» шве­дов в город и двинулсь в глубь Финляндии. Поход продолжался две недели27. «Легкие воеводы» достигли окрестностей Корелы и сожгли ее по­сад, после чего ушли к Новгороду.



Глава 8. Внешнеполитические успехи


Поход в Финляндию носил харак­тер военной демонстрации. Свои глав­ные силы Россия по-прежнему дер­жала на южных границах. Стремясь усыпить бдительность русских, хан Казы-Гирей прислал в Москву гонцов с предложением о переговорах. Дове­рившись мирным заверениям хана, Боярская дума решила послать в Крым послов для заключения мира и не позаботилась о сосредоточении на Оке сил, достаточных для отра­жения татарского нашествия. Вос­пользовавшись оплошностью русских, крымские царевичи в 20-х числах мая 1592 г. «безвестно» напали на туль­ские, каширские и рязанские земли и произвели там страшные опустоше­ния28. В дальнейшем в связи с уча­стием в австро-турецкой войне Крым прекратил набеги на русские зем­ли. 14 ноября 1593 г. в Ливнах был подписан договор о мире и дружбе с Крымом. Текст договора включал пункт о союзе против «недругов», обращенный острием против Речи По­сполитой 29. Казы-Гирей потребовал уплаты поминок и «запроса» в 30 тыс. руб., но московское правительство вы­слало лишь половину запрошенной суммы. 14 апреля 1594 г. хан рати­фицировал мирный договор с Рос­сией 30.

Лишившись союзника в лице Крыма, Швеция отказалась от актив­ных военных действий против Рос­сии. В 1592 г. после смерти Юхана III шведское правительство предложило начать мирные переговоры. Несмотря на обострение польско-шведских про­тиворечий в Ливонии, личная уния между Швецией и Речью Посполитой сохраняла силу, что создавало потен­циальную угрозу возрождения мощ­ной антирусской коалиции в Прибал-


тике. Подобная перспектива побудила Россию искать пути к мирному уре­гулированию отношений со шведами. В начале мая 1595 г. русские послы подписали в Тявзино договор о «веч­ном мире» со Швецией. Швеция от­казалась от притязаний на русские земли, захваченные ею в конце Ли­вонской войны, и обязалась вернуть город Корелу с уездом. Таким обра­зом, русское государство добилось пересмотра итогов неудачной войны и вернуло все утраченные западные земли. Швеция пошла на весьма важ­ную дипломатическую уступку Рос­сии, обязавшись соблюдать нейтрали­тет в случае русско-польской войны. Со своей стороны Россия отказалась от притязаний на Нарву и другие крепости и порты в Ливонии. Швед­ские представители настояли на вклю­чении в текст договора пункта, под­тверждавшего принцип морской бло­кады Ивангорода. Тем самым Шве­ция сохранила контроль за внешней торговлей России на Балтике. Планы превращения Ивангорода в морские ворота страны потерпели неудачу. Хотя русские располагали естествен­ными выходами в Балтийское море через устье Невы и Наровы, но, пока на Балтике господствовал шведский флот, они не могли основать здесь собственные морские гавани.

Московская дипломатия пошла на уступки Швеции из-за неверной оцен­ки ситуации, сложившейся в Восточ­ной Прибалтике. Уния между Швеци­ей и Речью Посполитой оказалась ме­нее прочной, чем полагали в Москве. Острое соперничество из-за Ливонии практически исключило возможность совместного выступления против Рос­сии. Когда русское правительство убе­дилось в своей ошибке, оно отказа-



Глава 8. Внешнеполитические успехи



 


Казань. XVII в. А. Олеарий. ГПБ


Лось ратифицировать Тявзинский до­говор31.

Достигнув мира на северных рубе­жах, русское правительство присту­пило к укреплению западных границ. Задолго до истечения срока переми­рия с Речью Посполитой русские на­чали возводить мощную каменную крепость в Смоленске, на путях воз­можного вторжения с запада. Смолен­скую крепость строили ремесленники из всех крупнейших городов страны. В период сооружения крепости власти запретили каменное строительство по всей стране32.

На юге усилия московской дипло­матии были направлены на подчине­ние вольных казачьих окраин. Ликви­дация Казанского и Астраханского ханств, строительство русских крепо­стей на Тереке, разгром Крымской орды у стен Москвы в 1572 г. созда-


Ли благоприятные условия для воз­никновения вольных казачьих поселе­ний в глубинах так называемого Ди­кого поля. Следуя по речным доли­нам, поросшим лесом, казаки сели­лись на Нижней Волге, в бассейне Дона и Северского Донца, на Яике, Иргизе и Тереке. Их станицы отстоя­ли от пограничных засечных черт на сотни верст. Потеснив степняков, дон­ские казаки основали свой городок на Нижнем Дону, на некотором расстоя­нии от Азова, главного опорного пунк­та турок в Восточном Причерноморье. Московское правительство внима­тельно следило за продвижением воль­ных казаков на юг, надеясь со време­нем использовать их силы для борьбы с татарами. В 1584 г. русские дипло­маты, направлявшиеся в Турцию, по­лучили задание собрать подробные сведения о «низовых» казаках «от



Глава 8. Внешнеполитические успехи


Азова до Раздору»: «хто имянем ата­ман и сколько с которым атаманом казаков» 33. Успехи вольной казацкой колонизации побудили русское прави­тельство возобновить наступление в глубь степей, приостановленное вслед­ствие неудач в годы Ливонской вой­ны. В 1585—1586 гг. царские воеводы выстроили крепость Воронеж на од­ноименной реке, близ ее впадения в Дон, и крепость Ливны на перекре­стке двух важных татарских шляхов — Муравского и Кальмиусского34. В ре­зультате государственная оборони­тельная линия передвинулась к югу и возникла угроза подчинения воль­ной казачьей окраины со стороны кре­постнического государства.

Вольное казачество на стадии свое­го становления пользовалось извест­ной поддержкой центральной власти. Колонизуя степные пространства, ка­заки вели постоянную «малую войну» с кочевыми ордами, далеко превосхо­дившими их своей численностью. Они никогда бы не выстояли в этой борь­бе, если бы за ними не было России. Русское командование ежегодно нани­мало казаков на службу в полки. Ты­сячи казаков участвовали в крупней­ших походах Казанской и Ливонской войн. Непрерывные столкновения с татарами мешали вольным казакам обзаводиться пашней. Хлеб к ним привозили из центра России. Сами же казаки промышляли рыбной лов­лей и охотой. Промыслы не обеспе­чивали устойчивых средств к сущест­вованию, и казаки не могли прожить без государевой службы. Военная до­быча служила им дополнительной статьей дохода.

Москва исподволь поддерживала «малую войну» вольных казаков. Но как только возникали дипломатиче-


ские затруднения, царские дипломаты неизменно заявляли, что «воровские» казаки не являются подданными ца­ря. Их заявления нельзя принимать за чистую монету. Правдой в них было лишь то, что центральная власть не могла полностью подчинить себе вольные казачьи окраины.

Раздор между центром и окраи­ной резко усилился после того, как власти уничтожили Юрьев день и за­крепощенные крестьяне, спасаясь от феодального гнета, стали искать при­бежища на необжитых южных окраи­нах, «в казаках». Беглые крестьяне несли с собой дух протеста. Крепост­ническая политика Годунова привела к тому, что появились признаки недо­вольства среди волжских и донских казаков.

Поначалу центром кристаллиза­ции вольного казачества были степ­ные пространства к северу от Астра­хани. Но волжские казаки основали свои поселения слишком близко от государевых крепостей. Их городки на Волге не просуществовали и деся­тилетия 35. В 1588 г. власти подвергли жестокому наказанию волжских каза­ков, напавших на персидских послов на Волге. По словам русских дипло­матов, казни подверглось будто бы свыше 400 человек. «Воровской» ата­ман был живьем посажен на кол. Как бы ни была преувеличена приведен­ная выше цифра, факт остается фак­том. После «разгрома» казаков прави­тельство приняло энергичные меры к установлению контроля над землями волжских казаков.

Близ «переволоки» с Волги на Дон оно основало в 1588 г. крепость Царицын и поместило там большой гарнизон36. Многие волжские каза­ки были вынуждены покинуть наси-



Глава 8. Внешнеполитические успехи


женные места и переселиться на Яик, Дон и Терек.

Провал татарского нашествия на Москву в 1591 г. упрочил положение вольного казачества на Дону. Тата­ры и турки, будучи не в силах из­гнать казаков из Донского бассейна, пустили в ход дипломатические сред­ства. В 1592 г. хан заявил русскому послу протест по поводу того, что царь поставил «новых четыре города: близко Азова, на Манычи да в Чер­касской и в Раздорах — и из тех го­родков казаки, приходя к Азову, тес­ноту чинят»37. В действительности казачьи городки на Дону были осно­ваны без царского повеления. Поль­зуясь военным ослаблением России, вольные казаки отказывались подчи­няться распоряжениям русского пра­вительства. В 1592 г. московские вла­сти направили в Раздоры дворянина Петра Хрущева в качестве головы ка­зачьего войска. Однако донцы не при­няли царского воеводу и заявили: «...прежде сего мы служили государю, а голов у нас не бывало... и ныне-де рады государю служить своими голо­вами, а не с Петром». Отказ вызвал раздражение в Москве, и в 1593 г. ка­закам пригрозили, что царь пошлет на них «Доном большую свою рать и поставить велит город на Раздо­рах» 38. Но эта угроза не была осу­ществлена.

Не добившись подчинения дон­ских городков, московские власти в широких масштабах возобновили строительство крепостей на ближних подступах к степным рубежам. В те­чение двух лет были выстроены Елец (1592 г.), Белгород, Оскол и Валуйки (1593 г.). Крепость Белгород имела наибольшее военное значение как ключ ко всему Донецкому бассейну. Воль-


ная казачья колонизация подготови­ла присоединение плодородных юж­ных степей к России. Чтобы обеспе­чить оборону края от татар, власти верстали колонистов в государеву службу, селили во вновь построенных крепостях, обязывали пахать госуда­реву десятинную пашню.

В 1599 г. у впадения Оскола в Северский Донец, в самом сердце До­нецкого бассейна, воеводы основали крепость Царев-Борисов. «Этот го­род,— писал Д. И. Багалей,— так да­леко выдвинулся в степь, что нам те­перь трудно понять мотивы, которы­ми руководствовался при постройке его царь Борис» 39. В самом деле, ни одна степная крепость не строилась на таком удалении от укрепленных ру­бежей. Около 300 верст отделяли ее от Воронежа, 150 верст — от Белгоро­да. Тем не менее мотивы этого риско­ванного предприятия можно понять. Из Царева-Борисова открывались кратчайшие пути к Раздорам и дру­гим казачьим городкам на Дону. Про­бив коридор на южный Дон, русское правительство рассчитывало разъеди­нить орды, кочевавшие к востоку от Донца и в Северном Причерноморье, и тем самым предотвратить новые опустошительные вторжения татар в Подмосковье. Стремясь привлечь вольных казаков на службу в Царе­ве-Борисове, Годунов «пожаловал» их Донцом и Осколом и позволил «по своим юртом жить и угодьи всякими владеть безданно и безоброшно»40. Несмотря на широковещательные за­верения правительства, казаки пре­красно понимали, что их вольностям приходит конец41. Брожение среди донского казачества усилилось.

В конце XVI в. Россия раздвину­ла свои пределы как на юге, так и на



Глава 8. Внешнеполитические успехи

Продвижение отряда Ермака по сибирским рекам. С. Ремезов. БАН


Шапка Казанская. XVI в. Оружейная палата


Кадило 1598 г. Оружейная палата


Потир Ирины Годуновой. 1598 г. Оружейная палата


Златокузнецы и писцы за работой. Лицевой летописный свод. XVI в. ГИМ


Солеварение. Житие Зосимы и Савватия ГИМ



 


Варка пива. Лицевой летописный свод XVI в. ГИМ

Помол зерна на ручном жернове в правом углу миниатюры, изображающей пленение и ослепление Василия II

Лицевой летописный свод. XVI в. ГИМ


Работа лопатой, мотыгой. Житие Зосимы и Савватия XVI в. ГИМ


Глава 8. Внешнеполитические успехи

Плавание Ермака по сибирским рекам. С. Ремезов. БАН


Глава 8. Внешнеполитические успехи

Сибирские племена. С. Ремезов, БАН 98


Глава 8. Внешнеполитические успехи

Сбор дани в Сибири. С. Ремезов. БАН 99

востоке. За Уральским хребтом рус­ские утвердились не сразу. Ни Ерма­ку, ни посланным ему на помощь вое­водам не удалось закрепиться в сто­лице… Соперник Кучума Сеид-хан, вос­пользовавшись победами Ермака, за­хватил власть… жал в Барабинские степи. Чтобы прочно обосноваться в Сибири, рус­ские выстроили в бассейне Оби и Ир­тыша множество…

Глава 9

КАБАЛА И БАРЩИНА

Значительную часть населения в новгородском поместье составляли помещичьи «люди», обрабатывавшие барскую пашню и служившие при бар­ском дворе. Их… Дворяне Новокрещеновы владели новгородским поместьем с конца XV до начала XVII… Глава 9. Кабала и барщина

Глава 9. Кабала и барщина


нейшее развитие в «отдельных» гра­мотах 60—70-х годов XVI в. В них

КРАТКАЯ ФОРМУЛА

Чтобы крестьяне «пашню их (помещиков.— Р. С.) пахали и оброк им платили».

Новые исследования по экономи­ческой истории Новгорода заставля­ют отказаться от вывода о том, что широкое развитие барщины привело к падению… обязательства крестьян определялись двояким образом: ПОЛНАЯ ФОРМУЛА

Чтобы крестьяне «пашню его (помещика.— Р. С.) пахали, где собе учинит, и оброк пла­тили, чем вас (крестьян.— Р. С.) изобро­чит».

При оценке барщины не следует исходить из предположения, будто она могла развиваться преимущест­венно в рамках крупного хозяйства, товарное… Зарождение барщины и формиро­вание крепостничества в XVI в. были двумя…

Глава 10

ПРАВЯЩИЙ КРУГ

Оппозиция была разгромлена, удельное княжество в Угличе ликви­дировано. Острый политический кри­зис остался позади. Светской власти удалось… Одно из первых мест в думе за­нял бывший опричник Д. И. Году­нов. Боярство… Положение Годунова в качестве правителя государства подкреплялось громадным личным состоянием. Вмес­те с должностью…

Глава 10. Правящий круг


и денежные пожалования. Несколько позже царь Федор пожаловал шури­ну в кормление («в путь») Важскую землю. В конце XVI в. русское По­морье относилось к числу самых про­цветающих областей России. Этим и объяснялся выбор Годунова. Уже в феврале 1585 г. в Важской земле рас­поряжался слуга Б. Годунова М. Ко­сов. По словам Горсея, Важская зем­ля перешла в наследственное владе­ние Бориса и его семьи. Помимо зе­мельной ренты Годунов получал раз­нообразные доходы с Твери, Рязани, Торжка, с московских бань и т. д. Сказочные богатства правителя осле­пили современников. Согласно сведе­ниям, опубликованным Горсеем в 1589 г., ежегодные доходы Годуновых составляли 175 тыс. руб., они могли выставить в поле 100 тыс. вооружен­ных воинов. Более осторожный и трез­вый наблюдатель Джильс Флетчер исчислял доход правителя в 100 тыс. руб. 3 Как бы ни были преувеличены эти сведения, остается непреложным факт, что всего за несколько лет Бо­рис, обладавший посредственным со­стоянием, превратился в неслыханно богатого человека.

Свой успех Борис Годунов старал­ся закрепить с помощью множества титулов. В феодальном обществе ти­тулы весьма точно отражали положе­ние того или иного лица в системе феодальной иерархии. Титулатура Бо­риса Годунова воспроизвела всю ис­торию его восхождения к власти.

В Российском государстве дворя­не незнатного происхождения не мог­ли претендовать на высокие чины и звания. Бояре открыто противились притязаниям Бориса. Чтобы преодо­леть аристократические препоны, Го­дунов решил добиться признания сна-


чала за рубежом, а потом на родине. Жившие в Москве иноземцы помог­ли правителю осуществить его за­мыслы. Горсей постарался внушить английскому двору мысль о необык­новенном могуществе Годунова. Так, он ознакомил Елизавету с частными письмами Бориса, лично ему адресо­ванными. В вольном переводе услуж­ливого англичанина титул Годунова звучал следующим образом: «От Бо­риса Федоровича, волей божьею пра­вителя знаменитой державы всея Рос­сии», «от наместника всея России и царств Казанского и Астраханского, главного советника (канцлера)». На­кануне решительного столкновения с Испанией Елизавета была заинтере­сована в союзе с Россией, поэтому ее ответ правителю мог удовлетворить самое пылкое честолюбие. Королева назвала Бориса «пресветлым княже и любимым кузеном» 4.

В Вене тайная дипломатия при­несла Борису не меньший успех, чем в Лондоне. Доверенный эмиссар Лука Паули помог ему вступить в личную переписку с Габсбургами и подска­зал австрийцам титулатуру правите­ля. Братья императора адресовали свои письма «навышнему тайному думному всея Руские земли, навыш­нему моршалку тому светлейшему (!), нашему оприченному любительному Борису Федоровичу Годунову». Году­нов постарался узаконить свои лич­ные переговоры с австрийским двором и придать им официальное значение. Прибывший в Москву австрийский посол Н. Варкоч в апреле 1589 г. по­лучил приглашение посетить его дво­рец. Церемония приема как две кап­ли воды походила на царскую ауди­енцию. Во дворе, от ворот до крыль­ца, стояла стража, в зале собрались



Глава 10. Правящий круг


дворяне Бориса «в платье золотном и в чепях золотных». Послы Н. Варкоч и Л. Паули целовали руку Борису и вручили ему послания императора5. После аудиенции Годунов запро­сил царя и думу, следует ли ему от­ветить на обращение австрийцев. Бо­ярская дума подтвердила принятое годом ранее решение, санкциониро­вавшее право Годунова на самостоя­тельные сношения с окрестными го­сударствами. 7 августа 1588 г. царь Федор приговорил «с бояры», что Б. Ф. Годунову в Крым «грамоты писати пригоже, то его царскому име­ни к чести и к прибавлению» 6. При­говоры 1588 и 1589 гг. установили круг «великих государей», с которым мог поддерживать переписку Борис. В числе их значились «цесарь и шпан­ский король» (австрийские и испан­ские Габсбурги), английская короле­ва Елизавета, персидский шах, бухар­ский эмир и крымский хан. «Против их грамот,— гласил приговор,— от ко-

ГРАМОТА ОТ ДЕКАБРЯ 1590 г.

«Пресветлову и многомужному милостиво­му пану Борису Федоровичу», великого го­сударя «шурину и навышнему справце всех великих государств» 8.

Первый перевод, судя по особен­ностям стиля, вероятнее всего, при­надлежал толмачу-поляку. Обычно при ведении австрийских дел Посоль­ский приказ прибегал к услугам быв­шего шляхтича Я. Заборовского, ко­торый, как известно, пользовался до­верием и покровительством Годуно­ва 10. Если Заборовский точно пере­вел титул, сочиненный Н. Варкочем, то переводчики А. Я. Щелкалова, ис­казив текст Варкоча, отнесли титул


нюшего и боярина Бориса Федорови­ча Годунова — писати грамоты в По­сольском приказе», и все его «ссыл­ки» с теми великими государями за­носить в посольские книги с госуда­ревыми грамотами 7. Примечательно, что Борису не дозволялось вести лич­ную переписку лишь со Швецией и Речью Посполитой, стоявшими в то время на пороге войны с Россией.

Решение Боярской думы по пово­ду внешнеполитических сношений Бо­риса подтверждало его значение в ка­честве фактического главы правитель­ства.

Борис давно добивался титула «высшего содержателя всего царст­ва» — соправителя царя. Но его пре­тензии, по-видимому, не встречали со­чувствия в стенах Посольского при­каза, где по поводу титула Бориса шла скрытая борьба. В 1591 г. в при­каз поступили две грамоты к Году­нову от Н. Варкоча. Титул Годунова был переведен следующим образом:

ГРАМОТА ОТ МАРТА 1591 г.

«Тому пресветлову и высокородному госу­дарю, Борису Федоровичу Годунову, вель­можнейшего государя... шурину и навышне­му здержателю и наместнику царств Казан­ского и Астраханского» 9.

«содержателя» не ко всему царству, а лишь к Казани и Астрахани.

Как бы ни величали Бориса ино­земные государи, Посольский приказ строго, без малейших отклонений при­держивался его официального титу­ла11. Изгнание из Боярской думы открытых противников Годунова и крупные внешнеполитические успехи изменили ситуацию. По случаю по­ражения татар под стенами Москвы в 1591 г. Борис был возведен в ранг



Глава 10. Правящий круг


царского слуги. Царские дипломаты за рубежом так разъясняли значение этого титула: «То имя честнее всех бояр, а дается то имя от государя за многие службы». Со времени Ива­на III только три лица удостоились этого титула: князь С. И. Ряполов­ский и двое удельных князей Воро­тынских. Согласно заявлению По­сольского приказа, Борис получил ти­тул слуги «за многие его службы и землестроенья и за летошний царев (ханский.— Р. С.) приход»12.

Хотя Борису удалось объединить два высших боярских чина — коню­шего и царского слуги, знать по-прежнему не считала его ровней себе. Во время татарского нашествия в 1591 г. царь адресовал указы в ар­мию боярам Ф. И. Мстиславскому и Б. Ф. Годунову с товарищами. Но главные воеводы заявили протест про­тив предоставления правителю такого местнического преимущества. Они на­стаивали на том, чтобы донесения царю шли от имени Мстиславского «с товарыщи», без упоминания име­ни Бориса, «глухо» 13. За подобную строптивость Федор наложил на бояр словесную опалу. На большее он был неспособен. Претензии Годуновых не нашли поддержки даже у ближайших их соратников по дворовой службе — князей Трубецких, которые сами не могли претендовать на первые места. Боярин Ф. М. Трубецкой заместни­чал с Годуновыми в период войны со шведами в 1592 г., за что после воз­вращения в Москву был посажен под домашний арест 14.

Отставка А. Я. Щелкалова окончательно упрочила единолич­ную власть Бориса Годунова. Никто не мог более противиться его домогательствам. Новый «печатник»


В. Я. Щелкалов в феврале 1595 г., во время аудиенции в Кремле в честь персидских послов, обнародовал окон­чательный титул Бориса: «По мило­сердию бог ему, государю (царю Фе­дору.— Р. С), дал такова ж дород­на и разумна шюрина и правителя, слугу и конюшего боярина, и дво­рового воеводу, и содержателя вели­ких государств царства Казанского и Астраханского Бориса Федорови­ча» 15.

Титул правителя не имел преце­дента в русской истории. Никто до Бориса не смел назвать себя прави­телем при московских «самодержцах». Даже знаменитый Адашев, пользо­вавшийся громадным влиянием при молодом Грозном, не помышлял о нем. Смысл громких и звучных титу­лов Годунова был понятен всем: хотя он объявил себя соправителем царя, но Федор Иванович был у него в пол­ном послушании.

Писатели, пережившие трагедию «смутного времени», были склонны идеализировать последнего законного самодержца. Они придавали Федору, по меткому замечанию В. О. Ключев­ского, привычный и любимый облик: «...в их глазах он был блаженным на престоле»16. По словам одного мос­ковского автора, Федор «благоуродив бяше от чрева матери своея и ни о чем попечения не имея... токмо о ду­шевном спасении помышляя...» 17. Не­которые восторженные апологеты ца­ря Федора даже наделяли его проро­ческим даром, хотя и не очень явным и незаметным для неосведомленных людей: «...яко и пророческа дара часть, аще и не зело явление, чо дов­лении сведят» 18. В действительности Федор, будучи слабоумным, не мог быть пророком.



Глава 10. Правящий круг


Царь Федор Иванович мало чем походил на своего царственного отца. По словам современников, близко на­блюдавших последнего государя из династии Калиты, Федор отличался болезненностью, слабым телосложе­нием, нетвердой походкой. В 30 лет он производил впечатление человека недеятельного и тяжелого. Нос у не­го ястребиный, голос тихий и про­тивный, на лице, поражавшем сво­ей бледностью, постоянно бродила улыбка. Царь «прост и слабоумен,— отмечал английский посол,— но весь­ма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, мало способен к делам политическим и до крайности суеве­рен» 19. Еще резче об умственных спо­собностях Федора отзывался папский нунций А. Поссевино, который гово­рил, что его умственное ничтожество граничило с идиотизмом, почти с бе­зумием. «Простоту» царя Федора отмечали и русские источники. «Сей бе благ и препрост и милостив»,— писал новгородский летописец. Из иностранцев наиболее осторожным в оценках был Я. Маржарет, но и по его словам, Федор был весьма не­дальнего ума, нередко сам трезвонил на колокольне и большую часть вре­мени проводил в церкви20.

Федор плохо подходил для роли наследника грозного царя. Даже ис­полнение внешних ритуалов и уча­стие в придворных церемониях дава­лись ему с трудом. Однажды на официальном приеме английского посла Федор стал креститься и гром­ко заплакал. (Ему передали отзыв посла о его персоне: «Не царем бы ему быть, а монахом»21.)

Ничтожество Федора едва не погубило дело, начатое его предше­ственниками. Разрушение сильной го-


сударственной власти казалось не­минуемым. Но разгром боярской оппозиции и сосредоточение власти в руках Годунова затормозили на­чавшийся было процесс и привели к возрождению централизаторских тенденций. Итогом была знаменатель­ная перемена в официальном титуле царя. В письмах и устно царь Иван охотно именовал себя самодержцем, но только при его преемнике царский титул приобрел свой законченный вид: «царь и великий князь Федор Иванович, всея Русии самодержец» 22. Усвоение нового титула было в наи­меньшей мере связано с личными достижениями царя Федора. Как раз наоборот. Глава монархии получил титул, указывавший на его неограни­ченную власть, в то самое время, когда могущественный правитель окончательно лишил его возможности оказывать влияние на дела управле­ния. Однако изменение в царском титуле явилось симптомом серьезных перемен в политической ситуации. Полоса исторического развития, свя­занная с аристократической реакци­ей, осталась позади. Формирование самодержавной формы правления за­вершилось.

Труды и заботы управления тя­готили Федора, и он искал спасения в религии. Каждый день он подолгу молился, простаивал у обедни, раз в неделю ездил на богомолье в ближ­ние монастыри23. «Тело же убо свое повсегда удручаше церковными пе­нии, и дневными правилы, и всенощ­ными бдении, и воздержанием, и по­стом...» 24—писали московские со­временники о Федоре. Но наряду с благочестием Федор унаследовал от отца и пристрастие к диким забавам и кровавым потехам. Более всего при-



Глава 10. Правящий круг


Влекали Федора медвежьи бои. Воо­руженный рогатиной охотник отби­вался, как мог, от дикого медведя в круге, обнесенном стеной, из которого некуда было бежать. Потеха нередко заканчивалась трагически для «Гла­диатора» .

Борис Годунов был полной про­тивоположностью царю Федору. Он, бесспорно, обладал качествами выда­ющегося политического деятеля. Со­временники единодушно отмечали его острый и живой ум. Наделенный от природы хорошими способностями, Борис, по-видимому, был одним из лучших ораторов своего времени. Дневник датских послов, посетивших Москву в 1602 г., сохранил удиви­тельные образцы его красноречия. Но у современников сложилось впе­чатление, будто он был человеком необразованным и даже неграмот­ным. Так, Джером Горсей, многие годы пользовавшийся дружбой пра­вителя, утверждал, что Борис скло­нен к чернокнижию, не учен, но бы­строго ума, от природы красноречив и имеет звучный голос. Члены дат­ского посольства в Москве в 1602 г. отмечали, что царские письма к гер­цогу писал под диктовку отца царе­вич Федор, «ибо сам царь не умел ни читать, ни писать». Их свидетель­ство подкрепляется заверениями дья­ка Ивана Тимофеева, будто Борис смолоду и до конца дней своих не проходил стези буквенного учения «и, чюдо, яко первый таков царь не книгочей нам бысть» 26.

Современники, однако, ошибались. Вопреки их уверениям, Борис был, несомненно, грамотным человеком. Сохранились собственноручные под­писи Бориса на данных грамотах Ипатьевскому монастырю 7084 г.


Яз Борис... руку приложил») и 25 марта 7080 г. («Яз Борис селцо Присково с деревнями в Ыпацькой манастырь дал и руку приложил»)27. После восшествия на престол Борис не подписывал грамот и предпочитал диктовать сыну свои письма не по причине безграмотности, а из уваже­ния к древней московской традиции, в силу которой православные госуда­ри никогда не «рукоприкладствова­ли» наравне со своими подданны­ми — холопами.

Отзывы современников о Борисе в первую очередь определялись их собственными симпатиями и антипа­тиями. Князь И. А. Хворостинин, сохранивший к нему тайную симпа­тию, упоминал о необразованности Бориса, но с похвалой отзывался о его природных дарованиях: «...аще и не научен сий писаниам и вещем книжным, но природное свойство целостно имея». Значительно строже судил о Годунове Авраамий Пали­цын, поплатившийся за участие в ан­тигодуновской оппозиции заточением в монастырь. Подобно дьяку Ивану Тимофееву, он обвинил Бориса в не­знании священного писания. Этим незнанием, по его мнению, объясня­лись неблаговидные дела правителя Российского государства: «Но аще и разумен бысть Борис в царских прав­лениях, но писаниа божественнаго не навык и того ради в братолюбии блазнен бываше» 28.

Источники сохранили крайне про­тиворечивые отзывы о личности и де­яниях Годунова. Опираясь на них, В. О. Ключевский заключил, что Бо­рис, несмотря на все свои таланты и добродетели, не внушал доверия современникам и они постоянно по­дозревали его в двуличии, бессерде-



Глава 10. Правящий круг


чии и бессовестности29. Про Бориса толковали, будто он отравил царя Ивана, убил царевича Дмитрия и ца­ревну Федосью Федоровну, умертвил царя Федора и свою сестру царицу Ирину, сжил со свету жениха дочери; его подручные якобы подожгли Мо­скву, а потом навели на столицу та­тар и т. д. На совести Годунова было несколько тайных казней. Его прича­стность к смерти прославленного воеводы И. П. Шуйского более чем вероятна. Но большинство обвинений против него носило фантастический характер. Факт остается фактом: вос­питанник опричнины, Борис никогда не делал упор на политику открытого насилия.

Претензии Годунова на обладание короной возникли вопреки легендам сравнительно поздно. Переговоры от­носительно возможного брака Ирины Годуновой с одним из австрийских Габсбургов подтверждают это мне­ние.

Династические переговоры с вен­ским двором получили новое направ­ление с того момента, как в 1592 г. в царской семье родилась дочь царев­на Федосья Федоровна. У правителя были свои виды насчет племянницы. Федосье едва исполнился год, а дядя уже хлопотал о ее будущем браке. В 1593 г. канцлер Щелкалов в дове­рительной беседе с австрийским пос­лом Н. Варкочем передал австрий­скому императору необычную прось­бу. Согласно отчету посла, дьяк и некоторые другие советники царя Федора изъявили желание пригла­сить в Москву одного из австрийских принцев не старше четырнадцати — восемнадцати лет, с тем чтобы обу­чить его языку, обычаям и нравам страны, имея в виду престолонасле-


дие. Новый династический проект преследовал цель обеспечить трон царевне Федосье. По московским обычаям, женщина не могла царст­вовать самостоятельно. Именно по­этому правитель и намеревался выпи­сать из Австрии отпрыска Габсбург­ского дома в качестве жениха для Федосьи.

Династические переговоры с авст­рийцами имели важный внешнеполи­тический аспект. Они должны были облегчить заключение союза с Авст­рией, которому московская диплома­тия отводила важное место в своих планах.

В нарушение ритуала посольской службы Щелкалов посетил посла Варкоча на его подворье и беседовал с ним с глазу на глаз добрых два часа. Со слезами на глазах он убеж­дал посла, что является искренним союзником Австрии, и клялся, что будет верно служить императору. Канцлер неоднократно подчеркивал, что выполняет поручение Годунова, но в то же время старался создать впечатление, будто главным творцом австрийского проекта является он сам. Как бы мимоходом Щелкалов заметил: «Наши великие государи на благо христианского мира начали возделывать вместе пашню; Борис Федорович, ты и я — страдники и сеятели. Ежели мы усердно будем возделывать землю, бог нам помо­жет, чтобы быстро взошло и произ­растало то, что мы посеяли. А мы, работники, сообща пожнем с божьей помощью плоды здесь, на земле, и там — в другой жизни» 30. Называя Бориса «страдником» и ровней себе и малознатному послу, А. Я. Щел­калов невольно обнаружил свое истинное отношение к притязаниям



Глава 10. Правящий круг


соправителя на обладание высшей властью.

Проект передачи московского тро­на царевне Федосье и одному из габ­сбургских принцев был одинаково приемлемым и для Годунова, и для Щелкалова. Первый рассчитывал иг­рать при дворе племянницы такую же роль, как и при дворе сестры. Второй полагал, что австрийский царь не сможет управлять незнакомой стра­ной без его помощи. Но Федосья оказалась нежизнеспособным ребен­ком и умерла в двухлетнем возра­сте31. С ее кончиной рухнул проект династического компромисса, и Бо­рис поспешил отделаться от слишком влиятельного дьяка.

С. Ф. Платонов полагал, что карьеру Щелкалова погубило участие в прогабсбургской интриге, скомпро­метировавшее его в глазах Бориса32. Но такое предположение неоснова­тельно. В тайных переговорах с ав­стрийцами Щелкалов выступал не против Годунова, а заодно с ним. Конфликт между Борисом и Щелка­ловым нарастал исподволь, в течение многих лет, но до поры до времени правитель не мог обойтись без услуг главы приказной иерархии.

Современники характеризовали канцлера Щелкалова как человека, превосходившего разумом других московитов и отличавшегося к тому же пронырством и лукавством. Дьяк обладал удивительной работоспособ­ностью. Не зная покоя ни днем ни ночью, он работал как мул. В первые годы правления Борис был не прочь польстить Щелкалову и говаривал, что ему прилично было бы служить самому Александру Македонскому, но и весь мир был бы для него слиш­ком мал33. Щелкалов обладал боль-


шим опытом в делах управления и не знал себе равных в искусстве поли­тических интриг. Писатель «смутного времени» дьяк Иван Тимофеев считал Щелкалова наставником Бориса, на­учившим его «одолевать благород­ных» 34. В самом деле, поддержка Щелкалова сыграла исключительную роль в момент столкновения Годуно­ва с регентами. Не удивительно, что в первые годы совместного правления Борис заискивал перед худородным канцлером и даже называл его отцом. Для «родословного» дворянина, ка­ким был Годунов, большего униже­ния трудно было придумать.

Время отставки «великого» дьяка можно определить довольно точно. В апреле 1594 г., во время приема крым­ского гонца, он в последний раз ис­полнял обязанности главы Посоль­ского приказа. 30 июля того же года очередной гонец вручил грамоты его брату, Василию Щелкалову 35.

Обстоятельства отставки А. Я. Щелкалова в точности неизвестны. Джером Горсей утверждал, что «дья­вольской и ненавистной жизни дьяка был положен самый несчастный ко­нец» 36. Что скрывалось за эпитафией раздраженного человека — смертель­ного врага Щелкалова, трудно ска­зать.

Дьяк Иван Тимофеев, многие го­ды служивший в подчинении у Щел­калова, знал больше Горсея. Но он составил свои записки на склоне лет и многое забыл. Судьба младшего из братьев Щелкаловых явно заслонила в его глазах судьбу старшего. Когда Борис достиг царства, повествует Ти­мофеев, «клятву же преступив дво-братном (Щелкаловым.— Р. С.) и, кроме убивства (т. е. не убивал их.— Р. С.), зло сотворити возможе... обо-



Глава 10. Правящий круг


их, яко же зверь некий обратився навспять, зубы своими угрызну, мно­голетно бесчестным... житием живот их продолжив, изнури и отнятием именья лишив» 37. Из рассказа Тимо­феева следует, что отставка А. Я. Щелкалова сопровождалась опалой и конфискацией имущества. Против версии об опале А. Я. Щелкалова как будто свидетельствует тот факт, что его место в думе и в приказах занял В. Я. Щелкалов, его родной брат, ко­торый к июню 1597 г. получил дум­ный чин печатника 38. Впрочем, надо учитывать, что в правление Бориса опалы, как правило, носили персо­нальный характер39. После отставки Андрей Щелкалов прожил еще не­сколько лет. В 7105 (1596—1597) г. он отказал в Боголюбов монастырь сельцо Сурвоцкое: «А к отписи в Ан­дреево место Щелкалова отец его ду­ховный Пречистые Введенския, что за торгом, поп Федор руку прило-

Жил» 40 .

Смерть царевны Федосьи раско­лола правящий кружок, к которому помимо Годуновых и Щелкаловых принадлежали еще и Романовы. Род­ня царя Федора —… Двоюродного брата царя, Ф. Н. Романова, знали в Москве как кра- савца и щеголя, человека обходитель­ного и любезного 41. Смолоду Федор Никитич любил псовую охоту. Близ­ко знавшие…

Глава 10. Правящий круг


со всех сторон посыпались местниче­ские возражения. Первым отказался служить с ним Петр Шереметев, дальний родственник Романовых. Но он слишком поспешил. 13 апреля царь Федор велел заковать Петра Шере­метева в колодки, вывезти в телеге за посад и послать на службу. Позже челобитчика посадили в тюрьму за дерзость. Но наказание Шереметева не произвело впечатления на других воевод — князей В. К. Черкасского и Ф. А. Ноготкова-Оболенского. Не обладая ни думными чинами, ни за­слугами, они наперебой стремились потягаться с двоюродным братом ца­ря. На приеме во дворце князь Ф. А. Ноготков дерзко заявил, что «мочно ему быть больши боярина Федора Никитича, дяди Данила да отца ево Никиты Романовичей Юрье­вых». Даже у кроткого царя Федора челобитье Ноготкова вызвало раз­дражение: «...Данила и Никита были матери нашей братья, мне дяди; и дядь моих... давно не стало; и ты чево дядь моих, Данила и Микиту, мерт­вых бесчестишь?» Челобитчик попал в московскую тюрьму «на пять ден». Отсидев в тюрьме, Ноготков выехал на службу. Но назначение Ф. Н. Ро­манова, несмотря на заступничество самого царя, было отменено. «...Пото­му что,— значилось в книгах Разряд­ного приказа,— государь то по Раз­рядам сыскал, что князю Федору Ноготкову не доведетца менши быть боярина Федора Микитича Романо­ва» 46.

Поражение Романовых было оче­видным. Разрядный приказ получил предписание составить новую рос­пись, по которой воевода Ф. А. Но­готков был повышен несколькими рангами (второй воевода сторожево-


го полка стал вторым воеводой полка левой руки), а место второго воеводы полка правой руки Ф. Н. Романов уступил С. В. Годунову. Новые вое­водские назначения показали, что вдохновителями местнической интри­ги против Романовых были Году­новы.

Со смертью царевны Федосьи от­пала кандидатура на трон, приемле­мая как для Годуновых, так и для Романовых. Вопрос «Кто из ближай­ших родственников бездетного царя возьмет после него корону?» оставал­ся открытым.

Среди прежних союзников Году­нова наибольшим политическим опы­том и авторитетом обладал Б. Я. Вель­ский. Разделавшись со Мстиславским и Шуйским, Борис не спешил с воз­вращением Вельского из деревенской ссылки. Судя по дворовому списку 1588—1589 гг., регент в то время еще находился «в деревне». Лишь к 1591 г. он получил наконец возмож­ность вернуться в столицу47.

Ссылка не умерила честолюбия Вельского. Он пережил всех прочих опекунов царя Федора, и, следова­тельно, к нему должны были перейти все те полномочия, которыми Гроз­ный наделил регентский совет. Близ­кое родство с семьей Годунова давало Вельскому еще один шанс на самое высокое положение в правительстве. Но надежды оружничего не сбылись. Служебные назначения, полученные Вельским после возвращения в столи­цу, никак не соответствовали его ре­гентским полномочиям. В 1596 г. Разрядный приказ послал окольни­чих, думных дворян и воевод «дози­рать» засечную черту на южной ок­раине государства. Как значилось в Разрядных книгах, «пятую засеку



Глава 10. Правящий круг


дозирал оружничей Богдан Яковле­вич Вельской» 48.

Бывший покровитель Годунова не скрывал своего недовольства. Со вре­менем он стал одним из самых опас­ных противников Бориса.

Сокрушив открытую оппозицию в среде правящего боярства, Годунов прекратил репрессивную политику и стал добиваться примирения с ари­стократией. В связи с рождением наследницы в царской семье москов­ские власти объявили о прощении всех заключенных, включая тех, «кои мятеж творили о безчадии благовер­ныя царицы» 49. Общая политическая амнистия имела исключительно важ­ное значение. Напомним, что в собор­ном приговоре о разводе царя с Ири­ной Годуновой участвовали влиятель­нейшие столичные чины.

В обстановке углублявшегося рас­кола в высшем правящем кружке Бо­рис Годунов старался найти опору в среде правящего боярства. В итоге правительство возобновило пожало­вания высших думных чинов.

После опалы вернулись в думу бояре Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские. Первый из них в 1591 г. возглавил расследование обстоя­тельств гибели царевича Дмитрия в Угличе. К 1597—1598 гг. боярство получили младшие братья князя Ва­силия — Александр и Иван Иванови­чи Шуйские 50.

Наряду с Шуйскими свои пози­ции в Боярской думе восстановили их младшие сородичи — князья Ростов­ские. Князь П. С. Лобанов стал в 1587 г. окольничим, Т. И. Буйносов получил чин думного дворянина51. Для князей Ростовских, полностью изгнанных из Боярской думы в годы опричного террора, возвращение в


думу было крупнейшим политическим успехом.

Ярославский княжеский дом пред­ставляли в думе бояре Троекуров, Сицкий, Шестунов и окольничие И. В. Гагин и Д. И. Хворостинин. При Борисе наибольшего успеха до­стигла младшая поросль ярославских князей: Д. И. Хворостинин был по­жалован в бояре, к 1593 г. И. А. Хво­ростинин стал окольничим .

Вслед за суздальской знатью свои позиции в думе усилила знать литов­ского происхождения — Куракины и Голицыны. Старейший боярин князь Г. А. Куракин вернулся из Казани в столицу в 1587 г.53 Боярские чины получили сначала И. И. Голицын (к 1592 г.), а затем А. И. Голицын (к 1597 г.) и А. П. Куракин (к 1598 г.)54.

После долгого перерыва вернулся на службу удельный князь И. М. Во­ротынский. Он стал главным воево­дой Казанского края (1594 г.) 55.

Думных и служебных назначений старомосковская знать получила зна­чительно меньше, чем княжеская. Тем не менее в Боярскую думу вер­нулись Морозовы и Плещеевы, вы­бывшие из думы еще при Грозном. Окольничими стали М. Г. Салтыков-Морозов (1590 г.) и Н. И. Очин-Плещеев (1591 г.)56.

Добиваясь примирения со столич­ной знатью, правитель в то же время стремился снискать популярность среди провинциального дворянства. 30 мая 1596 г. власти издали указ о прощении всех уклонявшихся от государевой службы землевладель­цев («нетчиков»). Те дети боярские, которые «в нетях» лишились по­местий, получили право на «старые поместные оклады». Служилым лю-



Глава 10. Правящий круг


дям возвращали прежние поместья, либо их испомещали на пустых зем­лях в тех уездах, «отколе хто служил, где хто приищет». Власти специально подчеркивали, что эта мера проведена «для печалования слуги... и конюше­го и боярина Бориса Федоровича Го­дунова».

Весной 1597 г. московские власти произвели раздачу денежного жало­ванья по городам «дворяном и детям


боярским — всем без выбору»57. С казной в провинцию выехали дове­ренные люди Годунова: окольничий С. Ф. Сабуров — на Оку в полки, П. И. Буйносов и И. П. Татищев — в Новгород и Псков, окольничий И. В. Гагин — в Рязань.

Царь Федор еще был жив, а неиз­бежная династическая борьба уже определяла все правительственные распоряжения.


 



 



Социальные и политические сдви­ги XVI в. изменили структуру гос­подствующих феодальных сословий и формы государственного управле­ния. Значительное влияние на эволю­цию государственного строя оказали земские соборы, появление которых было связано с развитием Русского государства в направлении сословно-представительной монархии. Проб­лема соборов в последние годы привлекала пристальное внимание историков. Благодаря разысканиям М. Н. Тихомирова, С. О. Шмидта, В. И. Корецкого были получены дан­ные о неизвестных ранее соборах 1. Открытия вызвали оживленную дис­куссию 2. Ее участники отметили, что в соборной практике XVI в. исключи­тельное место занимает избиратель­ный собор Бориса Годунова 1598 г. Указав на участие в этом соборе дво­рян из «выбора», М. Н. Тихомиров назвал его самым представительным из соборов XVI в. «Соборная прак­тика,— писал М. Н. Тихомиров,— уже в конце XVI в. знала созыв вы­борных из разных концов России» 3. Вывод М. Н. Тихомирова встретил возражения в литературе. Исследова­ние истории служилого сословия об­наружило тот факт, что в XVI в. власти периодически комплектовали для несения столичной службы так называемый выбор из городов, вклю­чавший «лучших» провинциальных дворян. Поэтому на соборах второй половины XVI в. дворянский «вы­бор» присутствовал не как подлинно выборный элемент, а в силу своего должностного положения 4.

Автор специального исследования о соборе 1598 г. С. П. Мордовина исследовала в источниковедческом плане основной документ собора — так называемую утвержденную гра­моту об избрании на трон Бориса


Глава 11. Земский собор 1598 г.


Годунова. Отметив наличие двух эк­земпляров и вариантов грамоты, С. П. Мордовина отнесла их к ию­лю— 1 августа 1598 г. «В 1598 г.,— пишет С. П. Мордовина,— были со­ставлены два экземпляра избиратель­ной грамоты: черновой вариант гра­моты, или один из ее экземпляров, подписан в июле, другой утвержден 1 августа». Известно, что власти рас­порядились изготовить два экземпля­ра утвержденной грамоты: один был передан на хранение в царскую каз­ну, другой — в сокровищницу патри­арха. Это обстоятельство, по мнению С. П. Мордовиной, дает ключ к ис­тории текста. Различия двух вариан­тов грамоты объясняются «их проис­хождением от первого (патриаршего) и второго (царского) экземпляров» 5.

Прежде всего следует подвергнуть проверке даты, обозначенные в изби­рательной документации Бориса Го­дунова. Без точной датировки источ­ника невозможно объяснить историю двух редакций утвержденной гра­моты.

Ранняя редакция избирательной грамоты Бориса Годунова представле­на так называемым списком И. А. Нав­роцкого, опубликованным в конце XVIII в.6 При составлении копии документа переписчику не удалось прочесть ряд мест, но их немно­го. В целом копия выполнена с боль­шой тщательностью и — что особен­но важно — на основании оригинала. Разбирая подписи, копиист пометил: «Подлинная грамота подписана на обороте тако», а затем прокомменти­ровал подпись патриарха: «Писано уставом крупно» — и далее: «...а боль­ше сих духовных персон на сей гра­моте ничьих подписок нет...»7 Терми­нология комментария не оставляет


Сомнения в том, что копия была снята квалифицированным переписчиком XVIII в.

Грамота, представленная списком Навроцкого,— сложный по своему составу документ. Основной ее текст завершает концовка, традиционная с точки зрения формуляра соборного приговора: «А у сей утвержденной грамоты были...» Ниже следует об­ширная приписка. В некоторых суще­ственных моментах приписка повто­ряет содержание основного текста. Главный текст и приписка заверша­ются буквально совпадающими фор­мулами верного служения Борису и проклятиями в адрес «ослушников». Значительную часть основного тек­ста занимают обширные списки уча­стников собора. В приписке этот перечень имен тщательно проком­ментирован. Объясняя отсутствие в перечне некоторых духовных лиц, со­ставители приписки заметили, что казанский митрополит «быша в то время (!) в своей митрополии», а имя рязанского архиепископа «не напи­сано ж, понеже в то время» на том престоле «не бысть архиепископа»8. Употребление прошедшего времени в комментарии, несомненно, говорит о том, что он появился много позже, чем основной текст грамоты.

Когда был составлен основной текст грамоты по списку Навроцко­го? Составители грамоты дали точ­ные указания на этот счет. Они от­метили, что 9 марта 1598 г. собор по предложению патриарха Иова поста­новил выработать документ об утвер­ждении Бориса: «Да будет впредь неколебимо, как во утвержденной грамоте написано будет». Едва лишь Борис «сел» на царство 30 апреля 1598 г., как «сию утвержденную гра-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


моту, по мале времени написавше, принесоша к Иову». Итак, собор при­ступил к работе над документом в марте и завершил работу в начале мая 1598 г. Сказанное объясняет, почему в избирательной грамоте Бо­риса день за днем описан ход изби­рательной борьбы с начала января до 30 апреля, но зато отсутствуют какие бы то ни было сведения об окончании кампании в мае—июле 1598 г. Ав­торы приписки пометили в конце ее: «Уложена и написана бысть сия со­борная утвержденная грамота... лета 7106 июля в день...» 9 В действитель­ности основной текст грамоты был составлен в начале мая и лишь при­писка появилась в июле.

После мая — июля политическая ситуация в стране претерпела боль­шие перемены, которые вынудили Го­дуновых переработать утвержденную грамоту. Так возникла поздняя ре­дакция грамоты, помеченная 1 авгу­ста. Значение этой даты исключи­тельно велико. Считается, что 1 авгу­ста представительный собор вынес окончательное решение об избрании Бориса, следствием чего была его ко­ронация через месяц. Прежде чем принять это традиционное представ­ление, следует проверить дату, обоз­наченную в документе.

Поздняя редакция утвержденной грамоты представлена двумя основ­ными списками: Соловецким и Стро­гановским. Первый из них (ГПБ, собр. Соловецк. мон., № 852/962) сохранился в составе рукописного сборника, составленного при жизни Бориса Годунова, в самом конце XVI — начале XVII в.19 Грамота окружена документами, вышедшими из патриаршей канцелярии, что ука­зывает на вероятность ее происхож-


дения от патриаршего экземпляра. Строгановский список (ГПБ, О. IV. 17) был скопирован для Строгано­вых в их резиденции в Соль-Выче­годске в первой четверти XVII в. 11 В этом сборнике утвержденную гра­моту сопровождают преимущественно документы царской канцелярии. До­пустимо предположить, что Строга­новский список служил копией цар­ского экземпляра. Такое предположе­ние подтверждается следующим фак­том. В Строгановском списке можно прочесть: «...а у меньшие грамоты, что у патриарха в ризнице... печати». В Соловецкой грамоте тот же текст читается иначе: «...а у меньшие гра­моты патриархова печат». Тексты Со­ловецкого и Строгановского списков в основном тождественны. Однако в перечнях участников собора и их под­писях имеются расхождения. Так, стряпчий с ключом Кузьма Безобра­зов, не упомянутый в Соловецком списке, фигурирует в перечне и среди подписавшихся в Строгановской ру­кописи 12. Удостоверение царского списка, хранившегося в казне, оче­видно, заняло больше времени, неже­ли удостоверение патриаршего спис­ка, вложенного в раку святого в Успенском соборе. Не этим ли объясняется отсутствие в Соловецкой рукописи подписей окольничего М. Н. Романова и думного дьяка И. А. Нармацкого, стольника И. Н. Годунова, Т. Сабурова («во Жданово место Сабурова»), Г. Вель­яминова, Ю. Татищева, Беляницы-Зюзина и Ф. Погожева? Все назван­ные лица скрепили утвержденную грамоту по Строгановскому списку 13. Особое место занимает Плещеев­ский список утвержденной грамоты (ГБЛ, М. 737), сохранившийся в со-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


ставе так называемой Плещеевской разрядной книги второй трети XVII в. Список впервые детально исследован С. П. Мордовиной. Пере­чень участников собора в Плещеев­ском списке не полный, а кроме того, он существенно расходится с переч­нем Соловецкой редакции. Некото­рые имена в нем пропущены, дру­гие вставлены. Анализируя вставки, С. П. Мордовина обратила внимание на имена двух дворян, умерших до 1598 г., а также на имена нескольких лиц, не достигших совершеннолетия ко времени собора. Возможно, пере­чень Плещеевского списка был со­ставлен в недрах Разрядного приказа как черновой документ, в дальнейшем подвергшийся уточнению и исправле­ниям. Плещеевский список замечате­лен тем, что наглядно показывает приемы, с помощью которых Разряд­ный приказ формировал списки уча­стников собора. Приказные люди руководствовались, по-видимому, не наличным составом участников собо­ра, а служебными списками, данные которых частично устарели.

Плещеевский список не содержит никаких указаний на подписи. В Со­ловецкой рукописи список дворян от­личается большей полнотой и точ­ностью и имеются сведения о подпи­сях. Уже В. О. Ключевский указал на серьезные расхождения между спи­сочным составом собора 1598 г. и на­личными подписями. Он высказал предположение, что списки отража­ли состав собора по состоянию на февраль — март 1598 г., тогда как подписи соответствовали последней фазе собора — в августе 1598 г. С. П. Мордовина изучила служебные назначения членов собора и доказа­ла, что в феврале — марте собор не


мог заседать в том составе, который обозначен в списках утвержденной грамоты. Не сомневаясь в достовер­ности даты (1 августа), С. П. Мордо­вина выдвинула гипотезу, согласно которой члены собора подписывали грамоту на протяжении нескольких месяцев, а власти окончательно от­редактировали их списки и подписи после декабря 1598 г. 14 Можно заме­тить, что такое предположение не разрешает трудностей, связанных с датировкой утвержденной грамоты. По традиции подписи проставлялись на обороте соборных приговоров. По­этому любая попытка «перередакти­ровать» их, поменять местами и т. п. неизбежно привела бы к порче доку­мента, т. е. к необходимости заново составить грамоту и вновь подписать ее. Члены собора группировались по чинам в строго иерархическом поряд­ке. Бояре ставили подписи вместе с боярами, стольники со стольниками и т. д. За Боярской думой признавали значение высшей «палаты» на любом соборе XVI в. Поэтому списки дум­ных людей составлялись с особой тщательностью. Для датировки ут­вержденной грамоты эти списки име­ют самое первостепенное значение. Основной факт состоит в том, что со­борный приговор об избрании Бориса на трон отразил состав Боярской ду­мы не на 1 августа 1598 г., а на ян­варь 1599 г. При этом важно отме­тить, что в указанные месяцы в думе произошли большие перемены. По случаю коронации Борис раздал мно­гим лицам думные титулы, и эти на­значения учтены в утвержденной гра­моте 15. Новые бояре и окольничие поименованы с теми чинами, которые пожаловал им Годунов, как в переч­не членов собора, так и в «рукопри-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


кладстве». В то же время в грамоте не зафиксированы назначения, произ­веденные после февраля 1599 г. Так, М. И. Татищев получил чин думного дворянина к февралю 1599 г., но это назначение не получило отражения в утвержденной грамоте: Татищев под­писал ее в прежнем чине ясельниче­го 16. П. В. Годунов стал окольничим во второй половине 1599 г., а распи­сался в грамоте как дворянин 17.

Приведенные факты позволяют сделать вывод, что работа над ут­вержденной грамотой Соловецкой ре­дакции была завершена лишь в на­чале 1599 г. Наблюдения за списком дворян в грамоте подтверждают этот вывод. В перечень не попали князья И. Жирового-Засекин, Г. Волконский и Г. Ромодановский, отосланные из Москвы в провинцию на воеводство 14 сентября 1598 г. на место воевод А. Солнцева, М. Ноздреватого и А. Волконского. Эти последние, сдав дела, прибыли в столицу и были вне­сены в соборную грамоту. Воевода П. Ф. Басманов, посланный на вое­водство в Чернигов с 11 октября 1598 г., был отпущен оттуда 18 де­кабря, благодаря чему он смог участ­вовать в соборе. Видный московский дворянин В. Б. Сукин, снаряженный послом в Швецию в декабре 1598 г., не попал в число участников Земско­го собора 18.

С. П. Мордовина и А. Л. Стани­славский отметили необычайное сход­ство перечней дворян утвержденной грамоты и московского «боярского» списка 1598—1599 гг. В соборном пе­речне упоминаются имена тех же са­мых стольников, дьяков, московских и «выборных» дворян, которые фигу­рируют в «боярском» списке. Это позволяет предположить, что «бояр-


ский список 15981599гг. послу­жил одним из источников при состав­лении списков участников собора. Примечательно, что «боярский» спи­сок возник после 14 сентября и по­полнялся в период между декабрем 1598 и апрелем 1599 г.19

В составе Строгановского сборни­ка начала XVII в. вместе с утверж­денной грамотой отложился документ, озаглавленный «Лествица о соборных властях, кои были в 107-м году на соборе у Иова патриарха на Моск­ве» 20. Описанный в «Лествице» со­став священного собора (имена ие­рархов, порядок их расположения) в основном совпадает со списком духов­ных чинов утвержденной грамоты по Соловецкому списку. Можно предпо­ложить, что «Лествица» была исполь­зована при составлении списков свя­щенного собора поздней утвержден­ной грамоты. Примечательно, что на­званные в «Лествице» чины заседа­ли в Москве с Иовом в 7107 г., ина­че говоря, никак не ранее сентября 1598 г.

Можно заметить существенные расхождения в списках духовенства в Соловецкой грамоте (и «Лестви­це») и грамоте Навроцкого. Первую и вторую редакции утвержденной грамоты, очевидно, разделяло нема­лое время, в течение которого смени­лись игумены в Симоновском, Ново­спасском, Калязинском, Рождествен­ском Владимирском, Угрешском и Ферапонтовом монастырях21. Среди епископов в Соловецкой грамоте впер­вые упомянут корельский епископ, от­сутствовавший в грамоте Навроцкого. П. М. Строев принял на веру пока­зание «Нового летописца» XVIIв. насчет образования Корельского епис­копства в 1593 г. Но в своей работе



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Он сделал оговорку, из которой сле­дует, что две церковные рукописи на­зывали 1599 г. в качестве даты на­значения епископа Сильвестра в Ко­релу.

Приведенные факты позволяют отвергнуть дату, помеченную в спис­ке Соловецкой редакции. В действи­тельности утвержденная грамота бы­ла составлена не 1 августа 1598 г., а в начале 1599 г. Можно предположи­тельно указать на цели и мотивы включения в текст документа подлож­ной даты. Власти не желали при­знать, что соборный приговор об из­брании Годунова был составлен зад­ним числом, спустя много месяцев после его коронации. Поскольку лю­ди XVI в. обладали традиционным складом мышления, они всегда обра­щались к прецедентам. Для состави­телей утвержденной грамоты преце­дентом служило «избрание» Федора. Федор короновался ровно через ме­сяц после того, как Земский собор «избрал» его царем. Следуя этому образцу, канцелярия снабдила собор­ный приговор об избрании Бориса датой 1 августа, чтобы доказать, что коронация Бориса состоялась как раз


Через месяц после его соборного из­брания.

Выявление подлога в избиратель­ной документации Бориса поднимает вопрос о степени ее достоверности. Предварительная критика источника дает возможность рассмотреть исто­рию избирательного собора по су­ществу.

В последние годы жизни Федор полностью устранился от дел управ­ления. Он оказался первым из мос­ковских государей, умершим без за­вещания. Не ясно, помешал ли ему правитель, или по своему умственно­му убожеству он и не настаивал на необходимости «совершить» духов­ную. В последние часы жизни, когда приближенные просили Федора на­звать имя преемника, он по обыкно­вению сослался на волю божью23. Будущее жены тревожило слабоумно­го царя больше, чем будущее трона. В ходе избирательной борьбы Году­новы выступили с утверждением, будто Федор «учинил» после себя на царстве Ирину Годунову24. Показа­ния современников начисто опровер­гают эту ложь. Очевидец последних лет Федора засвидетельствовал, что царь «не повеле ей (жене.— Р. С.) царствовати, но повеле ей приняти иноческий образ». «Како ей жить, и о том у нас уложено»,— объявил он патриарху и боярам. Аналогичные сведения имеются в «Сказании о смерти царя Федора и воцарении Бориса», составленном, по-видимому, еще при жизни Годунова и включен­ном в один из списков Разрядных книг пространной редакции. Автор «Сказания» повествует, что Федор приказал жене после его «живота» удалиться «от мирского жития» и принять «ангельский образ». Ирина



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Была готова последовать приказу «благоуродивого» мужа и дала обе­щание постричься в монахини, кото­рое засвидетельствовано патриаршей канцелярией и Посольским прика­зом 25.

Борис прекрасно понимал, что по­стрижение сестры-царицы уменьшит его шансы на избрание, и потому вопреки воле Федора пытался учре­дить правление царицы. В силу тра­диций Русского государства присяга вдове царице была делом неслыхан­ным, поэтому современники воспри­няли ее как временную и чрезвычай­ную меру. После смерти Федора, по­вествует автор Пискаревского лето­писца, царица Ирина приняла власть «на малое время, покамест бог царь-ство строит от всех мятежей и царя даст». По обычаю, церемонией прися­ги могли руководить лишь начальные бояре. Власти и тут отступили от правил. «Царский синклит» (дума) целовал крест Ирине по велению не начальных бояр, а «изрядного прави­теля» Бориса Годунова. Принимал присягу боярин И. В. Годунов26.

Вслед за столицей к присяге была приведена провинция: крест «целова­ша вся земля Расийского государь­ства»,— свидетельствует автор Пис­каревского летописца. 18 (28) фев­раля 1598 г. некий немецкий агент направил из Пскова подробное доне­сение об избирательной борьбе в Рос­сии. Его фактические показания име­ют большую ценность. Агент получил возможность ознакомиться с текстом присяги, обнародованным в провин­ции. По его словам, присяга обязы­вала жителей пограничной крепости не поддаваться полякам и шведам и хранить верность православной вере, патриарху, царице Ирине, ее брату


Борису Федоровичу, его сыну-наслед­нику и другим детям, которые когда-нибудь у него родятся27. Жители Смоленска, вероятно, принесли ана­логичную присягу в то же самое вре­мя. Литовские лазутчики, побывав­шие в Смоленске в первых числах февраля, донесли, что в тамошних церквах служили службу «за вели­кую княгиню царицу и сына». Не ра­зобравшись, что речь шла о сыне Бориса Годунова, они высказали не­лепое предположение о беременности царицы Ирины 28.

Современники понимали, какие цели преследовала январская прися­га. По мнению телохранителя Бориса капитана Якова Маржарета, Годунов только старался создать впечатление, что задумал «возвести на престол свою сестру, вдову покойного Федо­ра (вопреки государственным зако­нам)», а на самом деле он «начал домогаться короны» для себя. Важ­ные подробности можно обнаружить на страницах церковного сборника XVI в. На протяжении 1598 г. вла­делец сборника сделал пять записей о событиях, непосредственным оче­видцем которых он был. Его сведе­ния отличаются исключительной точ­ностью, вплоть до указания дня и часа. Первая из записей свидетель­ствует, что царь Федор скончался 7 января, в седьмом часу ночи, и «то­го же лета и того же месяца воцарил­ся Борис Федорович, января 12, час 2-й дня, в четверг»29. Приведенная запись позволяет судить о том, как восприняли современники присягу бояр и населения столицы Борису и Ирине Годуновым.

В провинции реагировали на при­сягу совершенно так же, как и в сто­лице. Немецкий агент писал из Пско-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Ва в середине февраля: «Со всех сторон в Псков постоянно приходят письма, что помещики, горожане и крестьяне уже вынуждены были при­сягнуть новому великому князю, но некоторые от нее уклонились; про­столюдины весьма недовольны Году­новым и его шайкой, которую он по­ставил во главе людей при принесе­нии присяги». В Пскове утверждали, что присяга на имя правителя не имела законной силы, поскольку в столице «важнейшие не захотели при­знать Годунова великим князем». Примечательно, что московский оче­видец событий 12 января вскоре убе­дился в том, что неверно истолковал их, и вычеркнул строки о «воцаре­нии» Бориса30.

Современников возмущала бесце­ремонная поспешность, с которой Борис рвался к трону и старался уч­редить правление вдовы царицы. При жизни Федора имя Ирины нередко называли подле имени ее мужа, после его смерти вдову охотно именовали «великой государыней». Но такое звание было не равнозначно царскому титулу. До Лжедмитрия и после него цариц не только не короновали, но и не допускали к участию в царском венчании. На коронации Федора Ирина Годунова не присутствовала. Ей позволили наблюдать за церемо­нией из окошка светлицы 31. Не бу­дучи коронованной особой, Годунова не могла ни обладать властью, ни передать ее своему брату.

Православный люд был изумлен, услышав в церквах многолетие цари­це. Летописцы отметили этот факт как неслыханное новшество. «А пер­вое богомолие [было] за нее, госуда­рыню,— записал один из них,— преж того ни за которых цариц и великих


Кнеинь бога не молили ни в охтень-ях, ни в многолетье». Дьяк Иван Ти­мофеев пояснял, что до Бориса мно­голетие пели за одних только цар­ствующих особ и первопастырей, а Борис велел петь ему многолетие вместе с женой. До Марии Скурато­вой такой же чести сподобилась одна Ирина. Как истинно православный человек, Тимофеев назвал такое но­вовведение бесстыдством, нападением на святую церковь. Его гнев разде­ляли многие современники .

Правление Ирины и Бориса Году­новых продержалось недолго. На третий день после присяги царица объявила о своем пострижении в при­сутствии многочисленной толпы. На площади перед дворцом, повествует официоз, собрался весь «многочело­вечный народ царствующего града Москвы и всеа Русскиа земли с же­нами, и с детми, и с сущими младен­цы». Годуновская канцелярия ста­ралась изобразить дело так, будто толпа в порыве верноподданнических чувств слезно просила вдову принять царство. Однако неофициальные на­блюдатели отмечали, что после смер­ти Федора в России сложилось на­пряженное положение. В Москве «из-за нового царствования возникла великая смута», произошло «великое замешательство», «по всей стране было неспокойно». И. Масса в таких выражениях описал беспорядки по случаю смерти Федора: «Простой на­род, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал ца­рицу»; та вышла на Красное крыль­цо, «дабы избежать великого несча­стья и возмущения», и объявила, что хочет исполнить «волю покойного царя и свое обещание о постриже-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Нии». Из донесения австрийского дипломата М. Шиля, получившего информацию о московских происше­ствиях в сентябре 1598 г., следует, что вдова отказалась от власти в пользу Боярской думы. «У вас есть князья и бояре,— заявила она,— пусть они начальствуют и правят вами» 33. Заявление Годуновой отве­чало политическим чаяниям бояр и скорее всего было сделано по их указ­ке. В толпе, заполнившей дворцовую площадь, были не только сторонни­ки, но и противники правителя. Ца­рица живо помнила народные возму­щения, происшедшие при воцарении ее мужа, и опасалась их повторения.

Согласно записям Разрядного приказа, 15 января Ирина Годунова, «оставя Российское царьство москов­ское, поехала с Москвы в Новодеви­чий монастырь». В обстановке меж­дуцарствия руководство Боярской думы и столичные чины взяли на се­бя инициативу созыва избирательно­го Земского собора. После смерти Федора, записал московский летопи­сец, «града Москвы бояре и все воин­ство всего царства Московского, вся­кие люди от всех градов и весей зби­раху людей и посылаху к Москве на избрание царское» 34.

Наиболее подробные сведения о начальном этапе деятельности собора заключает в себе так называемое «Соборное определение об избрании Бориса Годунова» — самый ранний избирательный документ, отложив­шийся в составе Строгановского сбор­ника начала XVII в. Определение начинается с указания на то, что пос­ле смерти Федора решено было, «по правилом сшедшимся собором, по­ставляти... царя». Это решение при­няли «по благословению» патриарха


Иова, митрополита Варлаама Новго­родского и Гермогена Казанского, «по челобитию государевых бояр, князя Федора Ивановича Мстиславскаго, и всех государевых бояр, и окольни­чих, и всего царского синклиту, и всех... воевод, и дворян, и стольников, и стряпчих, и жильцов, и дьяков, и детей боярских, и голов стрелецких, и сотников стрелецких, и всяких слу­жилых людей, и гостей, и торговых людей, и черных людей, и всего мно­гобесчисленного народного християн­ства от конец до конец всех госу­дарств Российского царствия» 35.

По поводу царских похорон в Мо­скве собралось все высшее духовен­ство, много знати и дворян, что, оче­видно, облегчило принятие согласо­ванного решения о созыве избира­тельного собора. Решение поддержа­ли, с одной стороны, правитель и патриарх, а с другой — глава Бояр­ской думы князь Ф. И. Мстислав­ский, митрополит Гермоген и другие лица. Обсуждался, кажется, и вопрос о нормах представительства от горо­дов. По словам Я. Маржарета, Борис «хотел надлежащим образом [vouloit denement] созвать государственные чины [les Etats], т. е. от каждого го­рода по 8 или 10 человек, дабы вся страна единодушно обсудила, кого возвести на трон...». Письмо немец­кого агента из Пскова подтверждает тот факт, что уже в январе 1598 г. правительство предприняло практи­ческие шаги к созыву собора и затре­бовало из провинции для участия в выборах нового царя именитых бояр, воевод и высших духовных лиц. Но затем всех приглашенных задержали в пути: Годунов перекрыл дороги и велел пропускать в столицу только своих доброжелателей 36.



Пахота, сев, жатва. Лицевой летописный свод. XVI в. ГИМ


Начало утвержденной грамоты об избрании Бориса Годунова (Соль-Вычегодский список. Начало XVII в.). ГПБ


Подписи на утвержденной грамоте (Соловецкий список. Начало XVII в.). ГПБ


Братина золотая с чернью, XVII в.


Красная государственная печать на документе XVI в. ЦГАДА


Запись об И. П. Шуйском во вкладной книге Кирнлло-Белозерского монастыря

XVI в. ГПБ


Подпись Бориса Годунова. Грамота XVI в. ЦГАДА

Наградной золотой Бориса Годунова в 1 червонец (лицевая и оборотная сторона), Эрмитаж


Портрет Бориса Годунова. XVII в. Частная коллекция


Глава 11. Земский собор 1598 г.


В ходе подготовки к собору сто­ронники правителя разработали про­ект «Соборного определения» об из­брании Бориса на трон. Составление этого документа обычно относят к марту 1598 г. 37 Представляется воз­можным уточнить эту дату. Проект соборного приговора не упоминает о шествии в Новодевичий монастырь к царице Ирине. Очевидно, он возник до 17—21 февраля. Как это ни пара­доксально, но в черновике «Соборно­го определения» в отличие от всей прочей избирательной документации Годунова вообще не упоминается имя Ирины. Этот факт может иметь лишь одно объяснение: по-видимому, «Со­борное определение» появилось на свет сразу после пострижения Го­дуновой, 15 января 1598 г. Черновой проект отразил, как в зеркале, ту полосу избирательной кампании Бо­риса, когда попытка учредить прав­ление вдовы потерпела сокрушитель­ный провал и пострижение царицы, казалось бы, навсегда покончило с ее политической карьерой в Московском государстве.

Центральное место в «Соборном определении» занимает пункт о при­сяге членов собора, который гласит: «И по сему избранию (на соборе.— Р. С.) служити нам ему, государю своему царю... Борису Федоровичу... и на том им, государем своим, и ду­ши свои даем, все крест целуем от мала и до велика» 38.

Годуновский проект постановле­ния не был, однако, утвержден и под­писан членами Земского собора. Оче­видно, кандидатура правителя не получила на соборе единодушной под­держки. При жизни Федора Годунов умел добиваться повиновения высшей знати. После смерти царя бояре пере-


Стали скрывать свою неприязнь к временщику. Аристократия и слы­шать не желала о передаче ему коро­ны. Ее непреклонность подкреплялась вековыми традициями. В феодальные головы плохо укладывалась мысль об избрании в цари не слишком знатно­го дворянина. Никто не сомневался в том, что на троне может сидеть лишь наследник «царского корени». Ближайшими родственниками мос­ковского дома были князья Рюрико­вичи, среди которых первенствовали «принцы крови» Шуйские. Калита вел род от Александра Невского, Шуйские — от его старшего брата. Знать помнила это даже при Гроз­ном. По некоторым сведениям, князья Шуйские надеялись завладеть опус­тевшим троном и деятельно интриго­вали против Бориса. После смерти Федора, утверждал «Новый летопи­сец», патриарх и власти, «со всей землею советовав», решили посадить на царство Бориса, «князи же Шуй­ские едины ево не хотяху на цар­ство» 39.

«Новый летописец» возник в ок­ружении Филарета Романова, и, по меткому замечанию С. Ф. Платонова, имя Шуйского было вставлено в эту летопись лишь для отвода глаз. В действительности главными против­никами Годунова были не Шуйские, а Романовы. Княжеская знать скло­нила голову под тяжестью опричного террора, а гонения Годунова довер­шили дело. Шуйские не осмелились выступить с открытыми притязания­ми на корону и предпочли выждать исход борьбы. С января 1598 г. в Литву стали поступать сведения о том, что в Москве определились четыре главных претендента: Ф. И. Мсти­славский, Ф. Н. Романов, Б. Я. Бель-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


ский и Б. Ф. Годунов 40. Шуйских среди них не было.

Знаменитый любимец Грозного Б. Я. Вельский явился в Москву «со множество народа». Но его шансы на избрание были столь же невелики, как и шансы Ф. И. Мстиславского. В жилах Мстиславского текла коро­левская кровь, он был праправнуком Ивана III и занимал пост главы Бо­ярской думы. Но среди коренной рус­ской знати литовские выходцы Мсти­славские не имели престижа.

Самыми серьезными претендента­ми на корону были Борис Годунов и Федор Романов. Как правитель, Годунов обладал более прочными политическими позициями, но он не состоял в кровном родстве с династи­ей и поэтому не имел никаких прав на престол. Проект соборного решения, подготовленный Годуновыми, пока­зывает, каким образом они рассчи­тывали преодолеть это формальное препятствие. Авторы проекта стара­лись убедить членов Земского собора, будто на Борисе «бысть обоих ца­рей вкупе благословение», ибо уже Иван IV «приказал» своему любимцу сына Федора «и царство», а затем Федор «вручил» ему «царьство

свое» 41.

Агитация Годуновых, по-видимо­му, не имела успеха. Более того, по всей стране распространились слухи, начисто опровергавшие ложь по пово­ду завещания Федора. По сведениям литовских лазутчиков, полученным в самом начале февраля 1598 г., Фе­дор отказался назначить Бориса сво­им преемником. «Ты не можешь быть великим князем, разве только тебя выберут по общему соглашению, но сомневаюсь, чтобы тебя избрали, по­тому что ты происходишь от подлого


народа»,— якобы сказал царь Борису и указал на Федора Романова, «пред­полагая, что скорее изберут его». В конце января литовцы дознались, что из четырех претендентов «больше всего сторонников» у Федора Рома­нова, «как родственника великого князя». В начале февраля лазутчики подтвердили, что в Москве «действи­тельно... думают скоро избрать вели­кого князя, но ни на кого не указы­вают, только на князя Федора Рома­новича: все воеводы и думные бояре согласны избрать его...» 42.

Агитация в пользу Ф. Н. Романо­ва имела успех не только потому, что он доводился двоюродным братом царю Федору. У Романовых было много родни и приверженцев в Бояр­ской думе и среди столичных дворян (бояре Черкасские, Шестуновы, Сиц-кие, Репнины, Карповы и пр.).

На стороне Бориса, по сведени­ям литовской разведки, выступали «меньшие бояре», т. е. младшие чле­ны Боярской думы, и дворяне, а так­же стрельцы и «чернь». Но ни стрель­цы, ни народ, по феодальным кано­нам, не имели права голоса в таком деле, как избрание царя.

Избирательная борьба в Москве вступила в решающую стадию. За рубеж проникли слухи о том, что про­тивники Бориса открыто обвинили его в измене «своим государям», убийстве Дмитрия Угличского и от­равлении царя Федора. Среди общего замешательства Ф. Н. Романов схва­тился за нож и бросился на Бориса, но «остальные удержали его». В се­редине февраля в Литву поступила новая информация, подтвердившая, что в Москве думные бояре, воеводы, стрельцы, чернь «никак не могут по­мириться» и избрать царя: «между



Глава 11. Земский собор 1598 г.


ними великое разногласие и озлобле­ние» 43. Очень скоро дело дошло до формального раскола избирательного собора. Из-за открытых нападок Ро­мановых правитель перестал ездить в думу и укрылся на своем дворе, куда стали съезжаться «на совет» его при­верженцы. Шуйские пытались взять на себя роль миротворцев. Свояк пра­вителя Д. И. Шуйский выступил перед боярами с призывом не изби­рать царя в отсутствие Годунова и его сторонников. Но посредничество Шуйских не достигло цели. Правите­лю пришлось покинуть свое кремлев­ское подворье и искать убежища в хорошо укрепленном Новодевичьем монастыре.

Вопреки официальным легендам отъезд правителя был вынужденным шагом. Годунов потерпел поражение на избирательном Земском соборе. Кроме того, агитация его противни­ков резко осложнила положение в столице. По всему городу толковали, будто правитель отравил благочести­вого царя Федора, чтобы завладеть короной. Трудно было придумать об­винение более тяжкое, чем цареубий­ство, и найти лучшее средство, чтобы поднять против Годунова посадские низы. Непосредственный участник избирательной борьбы дьяк Иван Ти­мофеев со всей определенностью пи­сал о причинах, побудивших прави­теля покинуть столицу в критический момент. Годунов, по его словам, опа­сался в сердце своем, не поднимется ли против него вдруг восстание и не поспешит ли народ отомстить за смерть царя, подняв руку на его убийцу 44.

Отъезд Годунова из Кремля мог привести к его немедленной отставке с поста правителя, если бы Земский


собор продолжил свою работу. Одна­ко на помощь правителю пришло ру­ководство церкви. Патриарх Иов до­бился отсрочки выборов под предло­гом, во-первых, 40-дневного траура по усопшему царю, а во-вторых, необ­ходимости дождаться, пока в Москву съедутся духовные чины и «всяких чинов, великих государств, многих городов служивые и всякие люди» 45.

Отъезд Годунова в Новодевичий монастырь знаменовал крутой пово­рот в его избирательной кампа­нии. Сторонники правителя задались целью вновь опереться на авторитет постриженной царицы.

Официозные легенды гласили, что после пострижения вдова Федора приняла в монастыре «тихое и без­молвное иноческое житие». В жизни все было иначе. Еще до своего по­стрижения царица издала 8 января Указ о всеобщей и полной амнистии. Она приказала без всякого про­медления выпустить из тюрем всех опальных изменников, татей, «разбой­ников» и прочих сидельцев. Указ царицы был исполнен — темницы и узилища «отверзты», но не во всех городах. Будучи в Новодевичьем монастыре, старица обратилась в Яренск и Вымские волости с облечен­ным в форму именного указа распо­ряжением о неукоснительном прове­дении амнистии. Библиотекарь А. По­пов, скопировавший грамоту, утверж­дал, что подлинник был скреплен собственноручной подписью старицы, именовавшей себя «государыня цари­ца и великая княгиня Александра Федоровна всеа Русии» 46.

Патриарх взялся убедить столицу в том, что Годунова, несмотря на по­стрижение, сохранила царский титул и все вытекающие из него полномо-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Чия. Отправившись в Новодевичий монастырь, глава церкви обратился к Александре с упреком, что она удалилась из мира, «царя в свое ме­сто не устроив никого». Во время многократных посещений монастыря патриарх убеждал Бориса вернуться к исполнению обязанностей правите­ля: «...буди нам милосердный госу­дарь и правитель благоприятный всего Российского государства». Со­гласно ранней редакции утвержден­ной грамоты, Годунов заявил патри­арху, что он «с боляры радети и про­мышляти рад не токмо по-прежнему, но и свыше перваго» 47.

В грамоте поздней редакции смысл речи правителя был полностью искажен. Борис якобы заявил о ре­шении удалиться от дел и передать управление государством и радение о земских делах патриарху и боярам. Очевидно, Годунов, находясь за пре­делами столицы, не мог осуществлять функции правителя и был вынужден частично переложить их на главу церкви. Отныне «патриарх Иов Мос­ковский и всеа Русии» должен был решать местнические тяжбы и другие мирские дела. Он рассылал «от себя» грамоты с решением местнических

ФЕВРАЛЯ В 17 ДЕНЬ

Патриарх сзывает сыновей своих, митропо­литов, «и весь освященный собор, и царских сигклит, и боляр, и христолюбивое воинство, и всяк возраст бесчисленных родов Россий­скаго государства» 50.

Поздний редактор старался отте­нить тот факт, что Бориса избрал «собор», и с этой целью он заменил неопределенное указание на «всяк возраст бесчисленных родов» точной росписью соборных чинов, включав-


Споров в разные города. Однако знат­ные бояре отказывались повиновать­ся распоряжениям главы церкви, не­смотря на то что он ссылался на указы постриженной царицы и бояр­ские приговоры 48.

Вмешательство патриарха в поли­тическую борьбу вызвало негодова­ние боярской аристократии. Впослед­ствии Иов не мог без горечи вспоми­нать время, предшествовавшее избра­нию Годунова. В те дни, вспоминал патриарх, я впал «во многие скорби и печали» и на меня «нападе озлоб­ление и клеветы, укоризны, рыдания и слезы, сия убо вся меня смиренаго достигоша» 49.

Если Иов и преувеличивал, то са­мую малость.

17 февраля истекло время траура по Федору, и Москва тотчас же при­ступила к выборам царя. Патриарх созвал на своем подворье собор, ко­торый и принял решение об избрании на трон Бориса. Обе редакции ут­вержденной грамоты подчеркивают, что в избрании Годунова участвовали и духовные и светские чины. Но сли­чение вариантов рассказа позволя­ет заметить следы редакционной правки:

ФЕВРАЛЯ В 17 ДЕНЬ

Патриарх «велел у себя быти на соборе сы­новом своим, митрополитом... и всему освя­щенному собору вселенскому, и боляром, и дворяном, и приказным и служилым людям, всему христолюбивому воинству, и гостем, и всем православным крестьяном всех горо­дов Российского государства» 51.

Шей представителей «земли» — сто­личных «гостей».

Майская редакция утвержденной грамоты передает, что инициаторами избирательного собора 17 февраля были некие бояре, выступившие с



Глава 11. Земский собор 1598 г.


письменным «свидетельством» в поль­зу передачи трона Борису. Эта под­робность подтверждается показанием дьяка Ивана Тимофеева, непосредст­венного участника избрания Бориса. Тимофеев не был приверженцем пра­вителя, поэтому его мемуары можно использовать для проверки официоз­ных источников. Как писал осведом­ленный дьяк, самые красноречивые почитатели Годунова не поленились встать на заре и явились к патриар­ху с писаной «хартией»52. Текст упо­мянутой хартии, по-видимому, был включен в состав майской утвержден­ной грамоты и таким образом сохра­нился до наших дней. Написанная в разгар избирательной борьбы, хар­тия, или «боярское свидетельство»,

СОБОРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ Январь 1598 г.

Победителя прегордаго и хвалящагося и сильна находца царя Крымскаго... и прегор­дых королей победителя, короля Польскаго и Свискаго, и их сродников... князей корун­ных и их по[д]ручников, и иже под их властью... иже от его высокопобедительныя руки боятся Латынстии языцы и всяко бе­серменская племени» 53.

Некоторые детали «хартии» 17 февраля выдают ее авторов. Упомя­нув о посещении годуновского дво­ра Грозным, составитель докумен­та добавляет: «...а с ним (царем.— Р. С.) мы, холопи его, были» . Ви­зит носил неофициальный характер, и Ивана IV сопровождали только близкие ему люди. К 1598 г. боль­шинство ближайших сподвижников Грозного либо умерло, либо оказа­лось в числе противников Бориса. Исключение составляли лишь немно­гие лица, в том числе постельничий Грозного Д. И. Годунов, бояре И. В. Годунов и С. И. Годунов,


Может служить ярчайшим образцом предвыборной литературы. Биогра­фия «кандидата» расписана в «сви­детельстве» самыми яркими краска­ми. Не упущена ни одна деталь, ко­торая могла бы подкрепить претен­зии Годунова на трон. Авторы «сви­детельства» подчеркивали, что Борис с детства был «питаем» от царского стола, что царь Иван посетил его больного на дому и на пальцах пока­зал, что Федор, Ирина и Борис рав­ны для него как три перста.

Сличение «боярского свидетельст­ва» с текстом январского проекта со­борного приговора об избрании Бори­са не оставляет сомнения в том, что авторами обоих документов были од­ни и те же лица.

ХАРТИЯ 17 февраля 1598 г.

Победил прегордохвалящагося и сильно­находца царя Крымскаго и прегордых... по­бедил короля Свейского и его сродников и князей корунных и иных подручников, иже под их властию... иже от его высокопобеди­тельныя руки боясь Латинстии языци и вся­ко бесерменское земля» 54.

И. П. Татищев. Очевидно, этот круг бывших опричников и сочинил «хар­тию» в пользу избрания Бориса.

На январском соборе противники правителя без труда разоблачили вы­мыслы насчет завещания царя Фе­дора. По этой причине составители «хартии» не осмелились повторить их. Эпизод с благословением от царя Ивана подвергся переработке, отра­зившей новый этап избирательной борьбы (см. прим. 56 и 57 на стр. 134).

В итоге обсуждения 17 февраля избирательный Земский собор, со­званный патриархом, вынес решение организовать шествие к старице



Глава 11. Земский собор 1598 г.

РЕЧЬ ИВАНА IV К БОРИСУ


«Тебе предаю с богом сегосына моего... по его преставлении тебеприказываю нцарство сие».

Александре, с тем чтобы просить ее усадить на царство правителя.

Утвержденная грамота сообщает о единодушном избрании Бориса, но ее показания решительно расходятся с неофициальными данными. В то время как Годуновы собрали собор на патриаршем дворе, Боярская дума провела заседание в Кремлевском дворце. В ходе совещания бояре при­няли важное решение, содержание ко­торого передал в своем донесении австрийский посланник М. Шиль, по­сетивший Москву в сентябре 1598 г. По словам Шиля, едва истекло время траура, бояре собрались во дворце и после прений обратились к народу с предложением принести присягу на имя думы. Лучший оратор думы дьяк В. Я. Щелкалов дважды выходил на Красное крыльцо и настойчиво убеж­дал толпу, что присяга постриженной царице утратила силу и теперь един­ственный выход — целовать крест боярам 58.

Достоверность известия М. Шиля подтверждается источником более раннего происхождения — донесением неизвестного лица из Польши в Анг­лию, датированным июлем 1598 г. и полученным в Англии 3-го августа того же года. Ссылаясь на письма польского гонца из Москвы, автор донесения сообщал, что «супруга по­койного великого князя (в Москве.— Р. С.) поставила на управление кня­жеством своего брата Бориса до тех пор, пока не будет поставлен настоя­щий князь. Канцлер, наоборот, перед сословиями провозгласил, что Борис


«Тебе приказываю душу свою, и сына свое­го Федора Ивановича, и дщерь свою Ирину, и все царство наше великаго Российскаго государства» 57.

Еще не утвержден в качестве великого князя и знатные московиты ему про­тивятся; даже некоторые утвержда­ют, что Бориса следует убить» 59.

Информация австрийского и поль­ского происхождения совпадает в са­мом существенном пункте. Против избрания Бориса выступил дьяк В. Я. Щелкалов, за спиной которого стояли «знатные господа» — руковод­ство Боярской думы. Обращение ду­мы, однако, не вызвало воодушевле­ния в народе. Попытка ввести в стра­не боярское правление провалилась.

В XVI в. ни один Земский собор не функционировал без участия Бо­ярской думы, составлявшей своего ро­да «верхнюю палату» собора. Низшие соборные чины — представители дво­рян, приказной бюрократии и поса­да — могли конституировать свое со­вещание как государственный орган, только присоединившись к Боярской думе. Именно так учреждался изби­рательный собор, который начал дей­ствовать в январе 1598 г. Однако 17 февраля дума и собор распались на два противостоявших друг дру­гу лагеря. К одному принадлежали Ф. И. Мстиславский, братья Романо­вы и их родня (Б. К. Черкасский, Ф. Д. Шестунов, И. В. Сицкий), князь И. И. Голицын, оружничий Б. Я. Вельский, печатник В. Я. Щел­калов; к другому — Д. И. Годунов, С. В. и И. В. Годуновы, князь И. В. Гагин, С. Ф. Сабуров, Я. М. Го­дунов, А. П. Клешнин, думный дво­рянин И. П. Татищев и др.

Старшие бояре, заседавшие в тра-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Диционном помещении Боярской думы во дворце, имели полномочия для ру­ководства избирательным собором. Но их не поддержали добрая половина «младших» бояр и руководство церк­ви. По донесениям литовской развед­ки, на стороне Годуновых выступи­ли также стрелецкие командиры и «чернь» 60. Стрелецкие войска несли охрану Кремля, и их поддержка име­ла весьма существенное значение для годуновского собора. Раскол в верхах создал новую ситуацию в столице. Противоборствующие партии были вынуждены искать поддержку у той самой «черни», которая в обычной ситуации не могла участвовать в цар­ском избрании.

Для думы едва ли не основная трудность состояла в том, что «вели­кие» бояре, решительно отказавшиеся признать права Бориса на трон, ни­как не могли преодолеть собственные разногласия. Братья Романовы, хотя и унаследовали от отца популярность имени, не смогли сплотить оппози­цию. Проект учреждения в стране боярского правления свидетельство­вал о том, что ни Романовы, ни Мсти­славский не собрали в думе большин­ства голосов. Отклонение популяр­ных кандидатов и разногласия обрек­ли думу на бессилие.

Боярскому руководству не уда­лось заручиться поддержкой столич­ного населения. Годуновский собор действовал более успешно. 20 февра­ля его руководители организовали шествие к Борису и Александре в Новодевичий монастырь. Годунов благосклонно выслушал речи собор­ных чинов, но на предложение занять трон ответил отказом. Со слезами на глазах правитель клялся, что никогда не мыслил посягнуть на «превысочай-


Ший царский чин». Мотивы отказа Бориса от короны можно понять. Он хотел покончить с клеветой насчет цареубийства. Чтобы вернее достичь этой цели, Борис распустил слух о своем скором пострижении в монахи. Под влиянием умелой агитации на­строение столицы стало меняться.

Патриарх и члены собора поста­рались использовать наметившийся успех. Они с удвоенной энергией взя­лись за подготовку новой манифеста­ции. Церковь пустила в ход весь свой авторитет. По распоряжению патри­арха столичные церкви открыли двери перед прихожанами с вечера 20 фев­раля до утра следующего дня. Ноч­ное богослужение привлекло множе­ство народа. Наутро духовенство вынесло из храмов самые почитаемые иконы и со всей «святостью» двину­лось крестным ходом в Новодеви­чий 61. Расчет оказался правильным. Приверженцам Бориса удалось ув­лечь за собой внушительную толпу.

После смерти Бориса недоброже­латели, пытаясь очернить его избира­тельную кампанию, утверждали, буд­то годуновская администрация на­сильно согнала народ на Новодевичье поле и специально назначенные при­ставы следили за тем, чтобы он с великим усердием вопил и «слезы то­чил», а уклонявшихся били по шее. Все эти меры, по словам летописца, были призваны поколебать правед­ную старицу Александру, отказав­шую брату в благословении62. Пос­леднее замечание обнаруживает и малую осведомленность, и полное пренебрежение к истине автора пам­флета на Бориса.

Очевидец событий дьяк Иван Ти­мофеев, отнюдь не принадлежавший к числу его почитателей, ни словом



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Не упомянул о штрафах и приста­вах 63. Зато он видел, как Борис, вый­дя на паперть, обернул шею тканым платком и подал знак, что скорее уда­вится, чем согласится принять коро­ну. Этот жест, замечает дьяк, произ­вел большое впечатление на толпу. Тимофеев запомнил на всю жизнь оглушительные крики народа, при­ветствовавшего правителя. Дьяк от­метил, что более всех старались «се­редине люди и меньшие», кричавшие «нелепо с воплем многим... не в чин»64. Борис смог наконец пожать плоды многодневных усилий. Общий клич создавал видимость всенародного из­брания. Поначалу казавшийся непре­клонным, правитель расчетливо выж­дал минуту и великодушно объявил толпе о своем согласии принять коро­ну. Не теряя времени, патриарх повел правителя в ближайший монастыр­ский собор и нарек его на царство.

Самое раннее по времени описание наречения Бориса на царство содер­жится в патриаршей грамоте от 15 марта и наказе Посольского приказа от 16—17 марта 1598 г. Авторы этих документов стремились обосновать тезис о преемственности передачи власти. Согласно посольскому наказу, старица Ирина благословила брата «по приказу» царя Федора. В патри­аршей грамоте этот недостоверный штрих отсутствует. По свидетельству Иова, царица от своего имени повеле­ла брату «быти на своих государст­вах». Обе версии акцентировали вни­мание на соборном характере избра­ния. Иов подчеркивал, что в «моле­нии» царицы участвовали священный собор, «боляре», «христолюбивое во­инство» и «всенародное множество». Посольские дьяки утверждали, что Борис принял корону по прошению


Патриарха и всего священного вселен­ского собора и «за многими прозбами бояр, и окольничих, и князей, и вое­вод, и дворян, и приказных людей, всяких служилых людей всех городов Московского государства и всего на­рода христианского множества лю­дей» 65.

Поздние летописцы сохранили предание о том, что во время шествия в Новодевичий монастырь перегово­ры с Борисом вели соборные чины. Церковники первыми высказали мне­ние в пользу избрания Бориса и при­грозили, что затворят церкви и поло­жат свои посохи, если их ходатайство будет отклонено. Их поддержали боя­ре, заявившие: «А мы именоватися бояры не станем», т. е. не будем уп­равлять государством, если Борис не примет корону. Последними высказа­лись дворяне. Они заявили, что в случае отказа Бориса от короны они перестанут служить и биться с непри­ятелями «и в земле будет кровопро­литие». Летописные известия позво­лили В. И. Буганову и В. И. Корец-кому высказать предположение, что избирательный Земский собор про­должал свою деятельность во время манифестации на Новодевичьем по­ле 66. Если это предположение спра­ведливо, то тогда следует признать, что избирательный годуновский собор приобрел характер подлинно Земско­го собора, широко представлявшего различные слои столичного населе­ния, или «земщины».

Манифестация 21 февраля сыгра­ла важную роль в ходе избиратель­ной борьбы. Вероятность введения в стране боярского правления умень­шилась, тогда как позиции привер­женцев Годунова окрепли. Чтобы сломить сопротивление знати, прави-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Тель должен был искать непосредст­венной поддержки у столичного по­садского населения. Однако одолеть бояр было не так-то легко.

Февраля правитель покинул свое убежище и отправился в Моск­ву. Столица была готова к торжест­венному приему. Народ встречал Бо­риса на поле за стенами города. Те, кто был победнее, несли хлеб и соль. Бояре и купцы явились с золочеными кубками, соболями и другими дороги­ми подарками, подобающими «царско­му величеству». Правитель отказался принять дары, кроме хлеба с солью, и милостиво позвал всех к царскому столу. В Кремле патриарх проводил Годунова в Успенский собор и там благословил его «на царство». По за­мыслу сторонников Бориса служба в соборе должна была окончательно утвердить его на троне. Присутство­вавшие «здравствовали» правителя на «скифетроцарствия превзятии». Однако к концу дня стало ясно, что торжественная церемония не достиг­ла цели. Годунов долго совещался с патриархом с глазу на глаз, после чего объявил о намерении предаться посту и вернулся из Кремля в Ново­девичий. Согласно версии майской грамоты, Борис покинул Кремль под предлогом, что его сестра «бысть в велицей болезни» 67.

Поздний редактор вычеркнул ссыл­ку на болезнь и внес в текст исправ­ление, из которого следовало, что Го­дунов ездил к сестре до беседы с пат­риархом и, таким образом, его отъезд в Новодевичий был заранее согласо­ван с инокиней-царицей. После воз­вращения в Кремль ничто, казалось бы, не мешало Борису немедленно въехать в царский дворец. Редактор 1599 г. именно так и попытался изо-


Бразить дело. Он внес в текст ут­вержденной грамоты указание на то, что в свой февральский приезд Борис «иде в свои царские палаты». В более достоверном отчете майской редакции грамоты ничего подобного не было 68. Вместо переселения в Кремлевский дворец правитель вторично удалился в Новодевичий. Постигшая его не­удача может иметь лишь одно объяс­нение: очевидно, новый царь не мог утвердиться на троне без присяги в Боярской думе. После «наречения» в Успенском соборе Годунов ждал верноподданнического ходатайства со стороны официального руководства думы, но его, судя по всему, не после­довало.

В начале марта 1598 г. патриарх вновь созвал соборные чины на своем подворье. Майская утвержденная гра­мота сообщала, что на мартовском совещании Иов обратился с речью «к боляром, и дворяном, и приказным людем», а затем «ко всему сигкли­ту — боляром, и окольничим, и кня­зем, и воеводам, и дворяном, и вы­борным, и лучшим детем боярским». Позднего редактора этот рассказ не удовлетворил. Он попытался предста­вить дело так, будто мартовское со­вещание, как и февральское, имело более широкий круг представитель­ства. С этой целью он дополнил текст майской грамоты указанием на то, что патриарх держал речь «ко всем бояром, и дворяном, и приказным и служилым людем, и гостем»69. Так одним росчерком пера редактор 1599 г. сделал московских гостей — представителей третьего сословия — участниками мартовского собора.

Опираясь на постановление мар­товского собора, патриарх 15 марта направил провинциальным епископам



Глава 11. Земский собор 1598 г.


окружное послание с повелением со­звать в главных соборах духовенство, дворян, стрельцов, посадских людей и зачитать им грамоту об «избрании» Бориса, а затем петь многолетие ца­рице старице Александре (на всякий случай ее имя ставили первым) и Бо­рису во всех церквах «по три дни со звоном». Следом за посланцами пат­риарха в провинцию выехали эмисса­ры правителя. Особое внимание пат­риарх и Годуновы уделили Казанско­му краю, где позиции правителя были непрочными. На воеводстве в Казани сидел удельный князь Воротынский, давний противник Бориса. Архиепис­копскую кафедру занимал Гермоген. Представителем Бориса в Казань вы­ехал боярин князь Ф. И. Хворостинин. Он должен был нейтрализовать влияние Воротынского и привести к кресту казанских дворян, торговых и прочих людей. В Смоленск, Псков и Новгород выехали окольничий князь И. В. Гагин, окольничий С. Ф. Сабуров и думный дворянин князь П. И. Буйносов-Ростовский70. Эмиссары Бориса явились в провин­цию не с пустыми руками. Раздача денежного жалованья дворянам стала немаловажным аргументом в избира­тельной борьбе.

В течение марта правитель оста­вался в Новодевичьем монастыре, но все чаще наезжал в свою «вотчину». Во время наездов он «с боляры свои­ми о всяких земских делех и о ратных делех советоваше со всяцем великим прилежанием и, разсуждая люди... добре управляше». Это показание майской грамоты полностью согласу­ется с фактами. Так, известно, что 19 марта Борис вместе с патриархом и боярами утвердил приговор о вре­менной отмене местничества в вой-


сках, расположенных на крымской границе. В тот же день бояре «по государеву указу» разрешили нако­пившиеся к тому времени местниче­ские тяжбы. 22 марта Борис утвердил решение об отдаче на оброк земли Антониеву-Сийскому монастырю на Двине и т. д. 71

После некоторого перерыва Борис вернулся к исполнению функций гла­вы государства, что не могло не ска­заться на деятельности всего приказ­ного аппарата. Руководителям прика­зов, не желавшим лишиться своих постов, волей-неволей приходилось обращаться за решением дел к неко­ронованному царю. В марте на сторо­ну Бориса перешел государственный печатник и главный думный дьяк В. Я. Щелкалов.

Успехи правителя гальванизиро­вали оппозицию. Ведущие бояре осоз­нали, что дальнейшее промедление окончательно погубит их дело. Вы­ступление оппозиции возглавил по­следний законный душеприказчик царя Ивана Богдан Вельский, которо­му удалось примирить претендентов на трон и уговорить их действовать сообща. Известия об этом проник­ли за рубеж. Литовские лазутчики донесли, что в апреле «некоторые князья и думные бояре, особенно же князь Вельский во главе их и Федор Никитич со своим братом, и немало других, однако не все, стали совето­ваться между собой, не желая при­знать Годунова великим князем, а хотели выбрать некоего Симеона»72. Романовы согласились поддержать кандидатуру Симеона, потому что ут­ратили надежду на собственное из­брание. Примечательно, что среди инициаторов выступления не было официального главы думы князя



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Ф. И. Мстиславского. Руководители оппозиции, однако, могли рассчиты­вать на его сочувствие: Симеон был шурином Мстиславского.

Крещеный татарский хан Симеон по прихоти Грозного занимал некогда московский трон, а затем был объяв­лен великим князем Тверским. После смерти Грозного Годунов свел слу­жилого «царя» с тверского княжения, и он прозябал в деревенской глуши в полном забвении. «Царская кровь» и благословение Ивана IV давали Симеону большие преимущества пе­ред худородным Борисом. Симеон по­надобился боярам, чтобы воспрепят­ствовать коронации правителя. Сам по себе этот чужеродец не пользо­вался и тенью авторитета. Знать рассчитывала сделать его послушной игрушкой в своих руках. Ее цель по-прежнему сводилась к установлению боярского правления, правда на этот раз посредством подставного лица.

Чтобы нейтрализовать боярскую интригу, руководители Земского со­бора решили организовать новое ше­ствие к старице Александре. В сопро­вождении верных бояр патриарх явился в Новодевичий монастырь и настойчиво просил Бориса, не меш­кая, переехать в Кремль и сесть «на своем государстве». В знак полной покорности просители стали перед ним на колени и «лица на землю по­ложиша». В ответ Годунов неожидан­но объявил об отказе от трона: «цар­ские власти паки отрицашеся со сле­зами и на престоле не хотяше сиде­ти»73. «Отречение» Бориса следует, по-видимому, связать с новыми ос­ложнениями в его взаимоотношениях с влиятельными боярскими кругами. При редактировании утвержденной грамоты в 1599 г. царская канцеля-


рия старательно вычеркнула все све­дения об «отречении».

Новая акция правителя отвечала заранее составленному сценарию. Она позволила патриарху вновь обратить­ся к царице-инокине за указом. Ста­рица Александра без промедления «повелела» брату ехать в Кремль и короноваться. Свой указ Годунова облекла в самые недвусмысленные выражения. «Приспе время облещися тебе в порфиру царскую»,— заявила она брату. Новый ход годуновской партии был хорошо рассчитан. По­скольку патриарх не мог короновать претендента без согласия всей Бояр­ской думы (а между тем некоторые влиятельные руководители думы про­должали упорствовать), необходимый боярский приговор был заменен ука­зом постриженной царицы.

30 апреля правитель во второй раз торжественно въехал в Кремль74. Церемония повторилась во всех под­робностях. За Неглинной Бориса ждали духовенство и народ. Прави­тель выслушал службу в Успенском соборе, а затем водворился в царских палатах. Очевидец переселения Бори­са записал: «Апреля в 30-й день по­селился во дворце вместе с царицей и чадами»75. Пока нареченный царь не утвердился в Кремле, положение его оставалось двусмысленным. Пере­езд в царский дворец покончил с не­определенным положением.

Борис не осмелился применить санкции против влиятельных членов Боярской думы, но постарался лов­ким маневром связать им руки.

С начала марта Москву наводни­ли слухи о больших военных приго­товлениях в Крыму, направленных против России. 1 апреля Разрядный приказ объявил, что хан идет на Русь



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Часа того». Сведения оказались не­достоверными. Тем не менее 20 апре­ля Разряд вновь поведал, что Крым­ская орда «идет на государевы укра­ины»76 . Татары готовились к походу в Венгрию. Однако возможность их внезапного вторжения нельзя было исключить полностью. Впрочем, если бы угрозы нападения и вовсе не су­ществовало, Годунову было выгодно ее выдумать. В условиях военной опасности правитель рассчитывал сыграть роль спасителя отечества и добиться полного послушания от бояр. 20 апреля Годунов заявил, что сам лично возглавит поход на татар. В начале мая военные силы были собраны, а бояр поставили перед вы­бором: либо занять высшие команд­ные посты в армии, либо отказаться от участия в обороне границ и на­влечь на себя обвинения в измене. В такой ситуации руководство Бояр­ской думы было вынуждено капиту­лировать. Борис добился своей цели. По замыслу инициаторов апрель­ского шествия Борис должен был ко­роноваться тотчас после переезда в Кремль. Поход против татар поме­шал осуществлению их планов. От­срочка с коронацией тревожила сто­ронников Годунова, и они решили завершить работу над утвержденной грамотой об избрании Бориса на трон. Основной идейный замысел но­вого документа состоял в том, чтобы изобразить воцарение правителя как свершившийся факт. 30 апреля пат­риарх возложил на Бориса крест Петра Чудотворца. Возложение кре­ста, писали авторы грамоты, и «есть

Чины «вси, аки единеми усты велегласно во­пияху на много час, глаголюще: «Бориса Фе­доровича хощем!»»79


Начало царского государева венчания и скифетродержания». Таким обра­зом, составители грамоты предлагали рассматривать церемонию в Успен­ском соборе как предварительную ко­ронацию Бориса. В том же духе они интерпретировали и переезд правите­ля в царский дворец, когда тот «сяде на царском своем престоле» 77.

В текст майской утвержденной грамоты после некоторой редакцион­ной переработки была включена вся многочисленная прогодуновская до­кументация, составленная в процессе деятельности избирательного Зем­ского собора.

Январский черновой текст «Со­борного определения» послужил ос­новой при составлении введения ут­вержденной грамоты. Введение вос­производило тезис о том, что Бориса благословили на царство два послед­них царя из законной династии. Со­ставители утвержденной грамоты со­хранили и дополнили исторические примеры, описывавшие избрание на царство Давида, Иосифа, Михаила и пр., но при этом старательно вы­черкнули все указания на незнатное происхождение древних персонажей. Обширный текст: «Любезно же чту­ще... творяй в вас дух святый...» — был перенесен в новую грамоту без изменений 78.

Авторы январского «определения» несколько преждевременно описали сцену единодушного избрания Бориса на соборе. Она пришлась по вкусу составителям майской грамоты, и они воспроизвели ее целиком, отнеся к бо­лее позднему времени;

Чины «велегласно, яко едиными усты глаго­лаху... бити челом... Борису Федоровичу... и весь многочисленный народ велегласно во­пияху на много час...» 80.



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Патриаршая канцелярия включи­ла в утвержденную грамоту текст «хартии», зачитанный на избиратель­ном соборе 17 февраля, а также ис­пользовала текст окружной грамоты патриарха об избрании Бориса от 15 марта (апрельские «моления» в Новодевичьем монастыре) и посоль­ский наказ 16—17 марта 1598 г. (опи­сание «моления» царицы после ее по­стрижения) 81.

После того как работа над утвер­жденной грамотой была завершена, ее текст зачитали на священном соборе, а затем, как значилось в документе, патриарх и епископы к «грамоте руки свои приложили и печати свои при­весили... а бояре, и окольничие, и дво­ряне, и диаки думные руки ж свои приложили»82. Было бы наивным принять это свидетельство источника за чистую монету. Формула подписа­ния (в прошедшем времени) была вполне уместна в проекте документа, предназначавшегося для формальной заверки. Но был ли осуществлен проект на самом деле?

Архивариусы, осматривавшие и скопировавшие текст майской грамо­ты, засвидетельствовали, что на доку­менте не было печатей, а стояли лишь подписи духовных лиц. Светские чи­ны не подписали утвержденную гра­моту. Патриаршая канцелярия не смогла составить даже списки мир­ских членов собора, которых следова­ло привлечь для «рукоприкладства». Причины отсутствия на утвержден­ной грамоте боярских подписей мож­но объяснить. Текст документа был написан и принесен к патриарху «по мале времени» после переезда Бориса в Кремль, иначе говоря, вскоре после 30 апреля. Между тем почти все чле­ны думы покинули Москву 7 мая в


Связи с военной опасностью — похо­дом против татар.

Анализ текста утвержденной гра­моты обнаруживает один поразитель­ный факт. Составители документа намеревались собрать подписи у бо­яр, окольничих, дворян и дьяков думных, т. е. только у членов Бояр­ской думы. Следовательно, в мае власти не считали необходимым вновь созывать низшие и наиболее многочисленные курии Земского со­бора, включавшие недумных дьяков, детей боярских, приказных людей и гостей, для заверки документа. Стало быть, утвержденную грамоту предполагалось скрепить не как со­борный приговор, а как постановле­ние Боярской думы и духовенства.

Отдав приказ о сборе под Моск­вой всего дворянского ополчения, Борис в начале мая выехал к полкам на Оку. Русской армии не пришлось отражать неприятельское нашествие, тем не менее она пробыла на Оке два месяца. Это время Годунов исполь­зовал, чтобы завоевать на свою сто­рону симпатии всей массы уездных дворян, детей боярских и ратных лю­дей. Дворян щедро потчевали за «цар­ским столом», а затем им раздали денежное жалованье. Серпуховский поход стал важным этапом в избира­тельной кампании Бориса Годунова. Шум военных приготовлений помог заглушить голос оппозиции. Раз под­чинившись правителю, бояре в сво­их неизбежных местнических счетах должны были прибегать к его суду, а это было равнозначно признанию за ним царского ранга. Борис посту­пил очень умно, постаравшись удов­летворить самолюбие своих главных противников. Все они получили са­мые высокие посты в армии.



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Во время серпуховского похода Борис исполнял функции самодержца в полном объеме. В мае он подтвер­дил жалованную грамоту новгород­ского Юрьева монастыря, отписал деревеньку у другого монастыря под Серпуховом и т. д. Это было время и первых дипломатических призна­ний. В мае английская королева Ели­завета официально поздравила Году­нова с восшествием на престол. В том же месяце ливонские «державцы» при­знали за Борисом царский титул. В июне полномочные крымские послы вели переговоры с Борисом как с ца­рем 83. Не позднее июля польский король Сигизмунд III уведомил пап­ского нунция о том, что «Борис на­значен правителем Московии как ве­ликий князь». При дворе ссылались на письмо королевского гонца А. Вир­ского из Москвы, в котором сообща­лось, что Борис уже стал правителем и усмирил противников. Вместе с тем в Речь Посполитую поступили сведе­ния, что «супруга покойного великого князя поставила на управление кня­жеством своего брата Бориса до тех пор, пока не будет поставлен настоя-

щий князь» .

Неблагоприятная информация за­ключала в себе лишь долю истины. Без коронации избрание Бориса на трон не было делом законченным. Но решающий этап борьбы за власть был уже позади. Успех Бориса объяс­нялся тем, что его политика отвечала чаяниям и нуждам феодального дво­рянства. В серпуховском лагере пра­витель добился того, что его призна­ли царем как столичные дворяне, так и вся масса уездного дворянства. Провинциальная служилая мелкота составляла подавляющую массу гос­подствующего сословия. Ее энтузи-


азм помог Борису преодолеть колеба­ния в среде столичного дворянства, почти в полном составе участвовавше­го в серпуховском походе. Как только провинция сыграла отведенную ей роль, она должна была вновь уйти в тень.

С окончанием серпуховского похо­да правитель немедленно распустил по домам «детей боярских всех мос­ковских городов» и ратных людей, а всем столичным чинам — «боярам, и окольничим, и приказным людем, и столникам, и стряпчим, и жилцем, и дворянам болшим, и дворянам из городов» — указал идти к Москве85. Возвращение высших дворянских чи­нов в столицу создало потенциаль­ную возможность для возобновления работы представительного Земского собора. Однако трудно сказать, в ка­кой мере власти ею воспользова­лись 86. Предположение о том, что ле­том 1598 г. деятельность избиратель­ного собора вступила в решающую фазу, опирается главным образом на дату 1 августа в тексте утвержденной грамоты последней редакции. Но под­ложность этой даты выяснена выше.

Патриарх Иов ждал возвращения Бориса Годунова из серпуховского похода и тщательно готовился к это­му торжественному моменту. К июлю патриаршая канцелярия завершила сбор подписей под текстом майской грамоты. Помимо иерархов, традици­онно входивших в священный собор, грамоту скрепило многочисленное «несоборное» духовенство: 30 прото­попов и игуменов из церквей и второ­степенных монастырей столицы и 30 игуменов из провинциальных мона­стырьков и пустыней. В июле канце­лярия сочла необходимым проком­ментировать майские списки, чтобы



Глава 11. Земский собор 1598 г.


оправдать как чрезмерное расшире­ние духовного собора, так и отсутст­вие на нем некоторых видных иерар­хов — архиепископа Гермогена и его главных архимандритов — казанского и свияжского. В официальной иерар­хии Гермоген считался третьим ли­цом после патриарха, а его архиманд­риты числились в списке десяти главных настоятелей России. Чтобы объяснить их отсутствие в майском списке, редакторы пояснили, что ка­занские церковники в то время были заняты «великими церковными по­требами и земскими делами» и по­этому не смогли явиться в столицу для царского избрания87. Оправда­ния патриаршей канцелярии никого не могли убедить. Более того, они с полной очевидностью доказывали, что патриарх в течение длительного времени не допускал Гермогена и его людей в столицу. Недостаточно авто­ритетный Иов, полностью подчинив­ший церковь видам правителя, опа­сался, что Гермоген, человек непре­клонный и влиятельный, возглавит оппозицию против Годунова.

В обычных условиях власти ни­когда не собирали Священный собор и думу в полном составе, а довольст­вовались созывом особо доверенных лиц и тех, кто оказывался под рукой в столице. Точно так же не все участ­ники соборов собственноручно скреп­ляли соборные постановления. Одна­ко царское избрание было делом экстраординарным, и поэтому власти собрали под списком из 115 лиц 126 подписей. Списочный состав «вселенского» собора заметно расхо­дился с подписями. Заверка утверж­денной грамоты растянулась на мно­го месяцев. Только этим можно объ­яснить, что документ подписали два


игумена псковского Святогорского монастыря (старый игумен Исайя, названный в списке, и его преемник игумен Игнатий), а также два игу­мена новгородского Вяжецкого мона­стыря (игумен Закхея и «новой игу­мен Закхей»). Разумеется, смена властей в далеких монастырях не могла произойти мгновенно.

Провинциальные церковники за­веряли утвержденную грамоту по мере приезда в Москву. Со столич­ным духовенством дело обстояло ина­че. Казалось бы, нет ничего проще, как собрать подписи старцев, нахо­дившихся под рукой, даже в самом Кремле. На деле подписи и в этом случае расходились со списочным составом. Вряд ли эти расхождения были случайными, как может пока­заться на первый взгляд. Притч Ус­пенского собора, верный патриарху Иову, участвовал в многократных це­ремониях наречения Бориса на цар­ство. Не удивительно, что пятеро главных священников собора попали в списки и приложили руку к грамо­те. Зато семейный храм царя Федо­ра, Благовещенье, был представлен в списке только двумя иерархами, причем ни один из них не поставил своей подписи под грамотой. Благо­вещенский протопоп обычно исполнял роль царского духовника. Отсутствие его подписи трудно объяснить. Из десяти столичных протопопов четверо не подписали майскую грамоту. В ряде случаев руки приложили не те лица, которые были поименованы в перечне.

На основании приписки к тексту утвержденной грамоты можно заклю­чить, что в июле патриаршая канце­лярия вернулась к проекту подписа­ния документа светскими чинами.



Глава 11. Земский собор 1598 г.


Свидетельством тому служат следую­щие строки приписки: к «сей... гра­моте патриарх... и епископы руки свои приложили... а бояре руки ж свои приложили, а архимандриты... и чест­ные соборные старцы, и протопопы, и дворяне, и приказные люди руки свои приложили...»88. В традицион­ной соборной документации духовные и светские чины всегда писались раз­дельно. И в основном тексте майской грамоты формула подписания грамо­ты соборными чинами строго соответ­ствовала протоколу. Однако состави­тели приписки второпях грубо нару­шили традицию, смешав светскую и духовную «лествицы» чинов. В ре­зультате бояре оказались записанны­ми под епископами, а дворяне и при­казные — после протопопов. В жизни бояре и дворяне никогда бы не потер­пели такого унижения.

Проект подписания утвержденной грамоты членами думы не был осу­ществлен ни в мае, ни в июле. В дни серпуховского похода Борис оконча­тельно добился повиновения от бояр­ского руководства. Последние препо­ны к присяге в думе и коронации пали. Надобность в особой утверж­денной грамоте, казалось бы, отпала.

Вековой обычай предписывал про­водить присягу в зале заседания выс­шего государственного органа — Бо­ярской думы. Церемонией могли ру­ководить только старшие бояре. Дума цепко держалась за старину. Но Бо­рис не посчитался с традицией и велел целовать себе крест не в думе, где у него было слишком много против­ников, а в церкви, где распоряжался преданный Иов.

Москва целовала крест царю «в пору жатвы», т. е. в конце июля — августе. Участник церемонии Иван


Тимофеев рассказывает, что собрав­шиеся в Успенском соборе москвичи громко выкрикивали слова присяги, так что от их воплей не слышно было молитв и приходилось затыкать уши. По словам дьяка, население со­бралось в соборе потому, что боялось

Ослушаться грозного предписания . Текст летней присяги содержал про­странный перечень обязательств под­данных по отношению к «богоизбран­ному» царю. Подданные обещали «ни думати, ни мыслити, ни семьитись, ни дружитись, ни ссылатись с царем Семионом» и немедленно выдавать Борису всех, кто попробует «посадити Семиона на Московское государст­во». Летняя присяга положила конец планам оппозиции относительно пере­дачи трона «царю» Симеону.

Вступая на трон, Борис был край­не угнетен возможностью тайных зло­умышлении недоброжелателей. Каза­лось, он, предугадывая грядущие по­трясения, старался оградить от них себя и свою семью. Присягавшие при­нимали обязательство «не соединять­ся на всякое лихо и скопом и загово­ром (на Годуновых.— Р. С.) не при­ходити». Новые пункты присяги призваны были убедить всех, что но­вый царь намерен водворить в стране порядок и справедливость. Чиновни­ки клялись, что будут судить без по-

Сулов «в правду» .

Подготовляя почву для корона­ции, власти 1 сентября организовали еще одно торжественное шествие в Новодевичий монастырь с участием духовенства, бояр, гостей, приказных людей и жителей столицы. Борис, за­ранее прибывший в монастырь, мило­стиво согласился венчаться царским венцом «по древнему обычаю» 91. Два дня спустя Годунов короновался в



Глава 7 7. Земский собор 1598 г.



 


Пир. А. Олеарий. ГПБ


Успенском соборе в Кремле. По это­му случаю многие знатные лица полу­чили высшие думные чины. В числе удостоенных особых милостей были Романовы и Вельский. Бояре получи­ли гарантии против возобновления казней. Государь дал обет не проли­вать крови в течение пяти лет.

По случаю «воцарения» Борис удостоил своих подданных многих милостей. Наибольшие преимущества получило, без сомнения, дворянство. Согласно заявлениям Посольского приказа, царь пожаловал всяких слу­жилых людей своей царской казной: «на один год вдруг три жалованья велел дать». Ряд временных податных льгот получило население посадов. Так, 15 сентября 1598 г. правитель­ство «отарханило» новгородский по-


сад, сложив «денежные всякие дохо­ды» со дворов, с торгов и мелких про­мыслов. Разоренная дотла Корела, только что возвратившаяся в состав Русского государства, получила льго­ту от всяких податей на десять лет. Льготы частично распространились и на другие категории населения. В Сибири власти пожаловали сибир­ских людей, сложив с них ясак на 7108 (1599/1600) г.92

После коронации положение Году­нова на первых порах оставалось не­устойчивым. В начале января 1599 г. в Польше и Ливонии упорно цирку­лировали слухи о том, что новый царь убит своими боярами. Король Сигизмунд III получил известия об этом сразу из нескольких источников. Из Орши ему сообщали, что Годуно-



Глава 11. Земский собор 1598 г.



 


Царский кабак. XVII в. А. Олеарий. ГПБ


ва убил «некий царек» (Симеон— ?). Из Вильны доносили, будто во время аудиенции в Кремлевском дворце Борис ударил посохом одного из Ни­китичей (Романовых), за что тот по­колол его ножом93. Сведения оказа­лись недостоверными, но в них слы­шался отзвук продолжавшихся раз­доров между Годуновым и знатью.

Политическая ситуация в Москве была лишена стабильности, и в Крем­ле вновь вспомнили об «утвержден­ной грамоте». Майская грамота вклю­чала документы, составленные в раз­гар избирательной борьбы. Некото­рые из них (например, «хартия» в пользу Бориса) имели характер пред­выборных памфлетов. Не удивитель­но, что они окончательно устарели после коронации Годунова. Царской


канцелярии пришлось немало потру­диться, чтобы составить новый текст «утвержденной грамоты», радикаль­но отличавшийся от старого.

В дни избирательной кампании сторонники Бориса старались убедить народ, будто сам Грозный, а затем Федор благословили его на царство. Со временем Посольский приказ от­казался от этой версии, по крайней мере в своих разъяснениях, адресо­ванных союзникам. В январе 1599 г. русские дипломаты сообщили венско­му двору, что Борис Годунов «учи­нился» на государстве «по благосло­вению великой государыни сестры нашие царицы и великие княгини Александры и по челобитью и по прошению святейшего Иова патриар­ха, и всего вселенского собора, и всех



Глава 11. Земский собор 1598 г.


чинов всяких людей государства на­шего» 94. Посольская версия получила отражение в последней редакции ут­вержденной грамоты.

Из майской грамоты следовало, что царь Федор, умирая, приказал Борису свою душу, свою супругу и «все свои великие государства Рос­сийскаго царствия». Отредактирован­ный текст гласил, что Федор прика­зал свою душу «отцу своему и бого­мольцу» патриарху Иову и «шурину своему царскому». Авторы майской грамоты «цитировали» следующее предсмертное обращение Ивана IV к Годунову: «Тебе приказываю душу свою, и сына своего Федора Ивано­вича, и дщерь свою Ирину, и все цар­ство наше великаго Российского госу­дарства». Согласно новой редакции, царь заявил любимцу: «Тебе прика­зываю сына своего Федора и богом дарованную дщерь свою Ирину, ты же соблюди их от всяких зол» 95.

После завершения работы над ут­вержденной грамотой власти собрали членов Земского собора, которые скрепили документ своими подпися­ми. Очевидно, церемонии подписания соборного приговора предшествовало ознакомление участников собора с текстом вновь подготовленного доку­мента. Имеются некоторые косвенные данные, подтверждающие предполо­жение о возобновлении деятельности Земского собора в начале 1599 г. Со­гласно опубликованным перечням иммунитетных грамот, Б. Ф. Годунов подтвердил ряд жалованных и прочих монастырских грамот в следующей последовательности: в мае 1598 г.— 1, в июне — 2, в августе — 5, в сен­тябре— 10, в октябре — 3, в нояб­ре— 8, в декабре — 2; в январе 1599 г.— 10, в феврале—11, в мар-


те— 10, в апреле — 2, в августе — 4. Заверка грамот требовала при­сутствия духовных лиц в Москве. Наибольшее количество заверок па­дает на сентябрь 1598 г., когда цер­ковники съехались в Москву для участия в коронации Бориса, а также на январь—март 1599 г., время пред­полагаемого собора. Перемены в со­ставе Земского собора на последнем этапе его деятельности сводились к следующему. Функционировавший до коронации «вселенский» собор был распущен и уступил место священно­му собору в его традиционном соста­ве. Несоборные иерархи были исклю­чены из перечня утвержденной гра­моты, и лишь некоторым из них в виде исключения разрешили подпи­сать документ. Патриаршая канцеля­рия не скрывала причин, побудивших ее аннулировать подписи членов со­бора на тексте майской грамоты. Старые списки, пояснила канцелярия, были написаны по памяти, «а не по степенным книгам уложению», кото­рые не удосужились разыскать в ар­хиве, поскольку утвержденную гра­моту составляли второпях. Церковные власти сделали в июле приписку к тексту грамоты, косвенно воспрещав­шую духовным чинам использовать майские списки в своих местнических спорах. «И впредь им (духовным иерархам.— Р. С.) о местех,— гласи­ла приписка,— как царь государь и великий князь Борис Федорович всея Русии укажет» 97.

Последнее замечание объясняет, почему в мае патриаршая канцелярия не смогла составить списки светских членов собора. Главным камнем прет­кновения были местнические поряд­ки. Любая неточность в расположе­нии имен могла повлечь вереницу



Глава 77. Земский собор 1598 г.


Представление скоморохов. А. Олеарий. ГПБ

местнических тяжб. Без привлечения Разрядного приказа задача не могла быть решена. Лишь с помощью раз­рядной документации власти могли составить такие списки членов собо­ра, которые не нарушили бы сложной системы местнических отношений и в то же время учли бы перемены, свя­занные с утверждением новой дина­стии. Наличие особой редакции пе­речня участников собора, сохранив­шейся в составе Плещеевской раз­рядной книги, свидетельствует о том, что Разрядный приказ, возможно, не сразу решил стоявшую перед ним задачу.

Оценивая деятельность собора 1599 г., не следует упускать из виду, что он был созван уже после того, как Борис прочно «сел» на царство. По существу члены собора не обсуж­дали вопрос, кого избрать на трон. У них не было выбора. Деятельность собора свелась к тому, что его участ­ники заслушали текст утвержденной грамоты и поставили подписи на до­кументе, не слишком точно излагав­шем историю воцарения Годунова Подписание грамоты заняло продол­жительное время, и властям не уда­лось добиться соответствия между перечнем и подписями членов собора. Можно насчитать много десятков


случаев, когда лица из списочного состава не участвовали в «рукопри­кладстве». Зато другие лица, не фи­гурировавшие в списках членов собо­ра, скрепили грамоту подписями. Во многих случаях один человек распи­сывался за другого либо сразу за два — четыре лица. Трудно решить, кто из них присутствовал на соборе в самом деле, а кто расписался на соборном приговоре задним числом.

Утвержденная грамота 1599 г. имела значение своего рода поручной записи. Ее списки четко очерчивают тот круг лиц, от которых Борис тре­бовал особых доказательств лояль­ности. К нему принадлежали помимо высших духовных иерархов боярство и столичная знать.

Деятельностью ранних избира­тельных соборов руководили Годуно­вы и их сторонники. На послекорона­ционном соборе Боярская дума при­сутствовала почти в полном составе. Пропуск некоторых имен в списках носил, по-видимому, случайный ха­рактер. В перечне отсутствовали как известные противники Годунова (князь А. П. Куракин, Голицыны), так и его рьяные приверженцы (Ф. И. Хворостинин). Не будучи поименованы в перечне участников собора, почти все эти лица, включая Куракина, Голицыных, И. И. Шуй­ского и Хворостинина, со временем поставили свои подписи на тексте утвержденной грамоты 98.

Помимо думных чинов власти пригласили на собор значительную часть столичного дворянства, высшие дворцовые чины, стольников, стряп­чих, «жильцов», приказную бюрокра­тию, стрелецких голов. Цвет столич­ной знати и служилые верхи были представлены на соборе с наиболь-



Глава 11. Земский собор 1598 г.


шей полнотой. Они решительно пре­обладали в составе служилых курий собора. Что касается провинциально­го дворянства, то некоторое предста­вительство на соборе получили преж­де всего его верхи, организованные в так называемый выбор из городов. В целом «выбор» насчитывал пример­но 800 человек от 51 города, и его члены периодически несли службу в столице. Ко времени собора в Моск­ве находилось немногим более 100 дворян из «выбора», от одного до де­вяти представителей от 35 городов. Из их числа власти пригласили на собор менее половины — 45 человек, от одного до четырех представителей от 21 города ". Отметив несоответст­вие между группами «выборных» дво­рян на местах и их представитель­ством на соборе, С. П. Мордовина отвергла самую возможность каких-либо регламентированных выборов или вызова на Земский собор «де­легатов» от местных дворянских об­ществ.

Такая точка зрения представляет­ся не вполне верной. Дело в том, что от внимания С. П. Мордовиной ус­кользнули подписи некоторых про­винциальных детей боярских, зате­рявшиеся среди подписей столичных посадских людей в самом конце гра­моты. Эти дети боярские отнюдь не принадлежали к московскому «выбо­ру» и на служебной лестнице стояли невысоко. На грамоте можно прочесть подписи «Второго Тыртова во всей Шеломянские пятины место», Ники­ты Львова «и в Воцкие пятины ме­сто», Варшуты Дивова «и во всех ржевич место», Ондрея Ивашева «и во всех белян место» 100. Шелонский помещик Второй Федоров Тыртов успешно служил в последние годы


Ливонской войны и был известен в своей местности 101. Подобно Тырто­ву, Никита Львов, Варфоломей (Вар-шута) Константинович Дивов и Анд­рей Ивашов также принадлежали к разряду провинциальных служилых людей. Их участие в Земском соборе не было запланировано заранее: влас­ти не включили ни одного из них в список приглашенных на собор. Тем не менее они смогли поставить свои подписи под утвержденной грамотой. В отличие от всех прочих дворян, подписывавшихся только за себя, названные дети боярские выступали не от своего только имени, но от име­ни всех служилых людей своего уез­да. Почему именно эти лица были избраны в качестве представителей уездов и какие полномочия они полу­чили от своих уездных помещиков, сказать трудно.

Новгородские помещики составля­ли одну из самых влиятельных кор­пораций тогдашнего дворянства. Под­писи представителей новгородских пятин, а также белян и ржевич удо­стоверили участие в царском избра­нии служилых людей тех земель Се­веро-Запада, которые не имели пред­ставителей в составе московского «двора».

Поздний Земский собор не искал

поддержки у «всенародного множе­ства». Тем не менее самое широкое представительство на нем получили верхи столичного посада — богатые купцы и посадская администрация. В списках собора значились 22 гостя и 2 гостиных старосты (все они, за единственным исключением, постави­ли свои подписи на грамоте), а так­же 14 соцких, возглавлявших тяглые «черные» сотни Москвы. За многих соцких подписи поставили рядовые



Глава 11. Земский собор 1598 г.


тяглецы из состава посада. Присут­ствие «черных» тяглых людей прида­ло этому собору подлинно земский характер.

В ходе избирательной борьбы Зем­ский собор многократно менял свои формы и состав. Ранний январский собор 1598 г. носил, по-видимому, тра­диционный характер и включал Бояр­скую думу, высшее духовенство, представителей дворян и т. д. Раскол в думе вынудил руководителей изби­рательного собора обратиться за под­держкой к столичному посадскому населению. Соборная практика выш­ла из рамок традиции. Наличная до­кументация позволяет составить точ-


ное представление о Земском соборе, созванном властями в январе 1599 г. Представительность этого собора не вызывает сомнений. В соответствии с традицией большинство его членов были назначены правительством, но на нем присутствовали также пред­ставители уездного дворянства и сто­личного посада.

Соборы 1598—1599 гг. сыграли важную роль в истории сословно-представительных учреждений в Рос­сии. Они явились переходной сту­пенькой от первых соборных совеща­ний середины XVI в. к более пред­ставительным и полномочным собо­рам начала XVII в.


 



 



Основной законодательный мате­риал конца XVI в. сравнительно хоро­шо сохранился до наших дней. Име­ется много десятков приговоров и указов того времени, посвященных не только первостепенным, но и ма­ловажным сюжетам. Среди самых значительных законов определенно отсутствует лишь один, оказавший неизмеримое влияние на весь ход эко­номического развития России. Это указ о закрепощении крестьян. Зако­нодательство по крестьянскому воп­росу последовательно прослеживается с конца XV в. до Соборного уложе­ния 9 марта 1607 г., но в этой цепи недостает самого важного звена — закона об отмене Юрьева дня. Отме­ченный парадоксальный факт полу­чил различное истолкование в исто­риографии.

Сторонники «указной» теории считали, что указ о закрепощении крестьян был со временем утерян. В. Н. Татищев датировал неразыс­канный указ 1592 г.1 Теорию «указ­ного» прикрепления разделяли такие историки, как Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров, В. И. Сергеевич. Законодательное прикрепление крестьян к земле, по мнению С. М. Соловьева, было про­ведено ради общегосударственной пользы ввиду обширности и малона­селенности территории России, не­достатка рабочих рук на землях по­мещиков, обеспечивавших оборону страны 2.

Критиками теории «указного» за­крепощения крестьян выступили М. П. Погодин, В. О. Ключевский, М. А. Дьяконов, П. М. Милюков. Названные историки отрицали значе­ние правительственных распоряже­ний в деле установления крепостно­го права и сформулировали теорию «безуказного» закрепощения русско-


Глава 12. Закрепощение крестьян


го крестьянства. В. О. Ключевский усматривал экономические истоки за­крепощения в крестьянской задол­женности, чрезвычайно усилившейся во второй половине XVI в. По мне­нию В. О. Ключевского, долговая зависимость сближала великорусско­го крестьянина с кабальным холопом и лишала его права выхода в Юрьев день. Крестьянин прикреплялся не к земле, а к личности землевладель­ца. Государство заботилось лишь о том, чтобы процесс закрепощения не нарушал крестьянского тягла и не ущемлял интересов казны. Крепост­ное право, утверждал В. О. Ключев­ский, было создано не государством, а только при его участии 3. М. А. Дья­конов, исследуя положение различ­ных категорий сельского населения Московской Руси, уделил особое вни­мание категории «старожильцев», в возникновении которой, по его мне­нию, существенную роль сыграла за­долженность крестьян 4. Теория «без­указного» закрепощения обрела за­конченность, когда П. М. Милюков сформулировал три основных факто­ра закрепощения: прикрепление кре­стьян к тяглу, «старожильство» и рост крестьянской задолженности 5.

Благодаря авторитету В. О. Клю­чевского и П. М. Милюкова тезис о «безуказном» закрепощении стал доминировать в дореволюционной ис­ториографии. Дискуссия между сто­ронниками и противниками «безуказ­ной» теории получила новое направ­ление после открытия материалов о заповедных годах6. Однако первые попытки истолковать данные о запо­ведных годах в теоретическом пла­не оказались не слишком удачны­ми 7. Сторонник «безуказной» теории М. А. Дьяконов в специальной рабо-


те «Заповедные и выходные лета» подтвердил сделанный ранее вывод о том, что крестьянский выход и пра­вила перехода, установленные Судеб­ником 1550 г., отмирали без законо­дательной отмены. М. А. Дьяконов считал, что в начале 90-х годов XVI в. общим законом оставалась статья Судебника о крестьянском выходе, а следовательно, правила о заповедных летах имели лишь част­ное, или местное, применение: дейст­вие общего закона о Юрьеве дне временно отменялось для отдельных лиц по особым пожалованиям и для отдельных местностей специальными распоряжениями 8.

В советской историографии проб­лема заповедных лет была детально исследована в трудах Б. Д. Грекова, С. Б. Веселовского, В. И. Корецкого. Конкретный ход закрепощения Б. Д. Греков представлял следующим об­разом. При Иване Грозном, в самом начале 80-х годов XVI в., правитель­ство издало Указ о заповедных го­дах, в силу которого крестьяне лиши­лись права выхода в Юрьев день9. С. Б. Веселовский согласился с вы­водом Б. Д. Грекова, но выска­зал предположение, что при Грозном заповедные годы действовали в пре­делах ограниченной территории 10. По Б. Д. Грекову, заповедные годы сра­зу приобрели значение общегосудар­ственной меры.

Архивные находки последних лет расширили поле наблюдений. В итоге многолетних разысканий В. И. Ко­рецкий обнаружил документы с пря­мой ссылкой на царский указ о за­прещении крестьянского выхода. Од­нако вновь открытые источники на­зывают автором указа об отмене Юрьева дня не Ивана IV, а царя



Глава 12. Закрепощение крестьян


Федора. Открытие В. И. Корецкого стало важной вехой в изучении проб­лемы закрепощения и неизбежно при­вело к возобновлению дискуссии. В центре обсуждения оказались следу­ющие вопросы: существовал ли один или было два указа о закрепощении крестьян? Чем заповедные годы Ива­на IV отличались от заповедных лет царя Федора? На какой территории действовал указ о заповедных годах, т. е. имел ли он всеобщий или локаль­ный характер?

Пока текст указа не разыскан, любые суждения о нем будут иметь характер гипотезы. Значение же ги­потезы определяется тем, насколько хорошо она согласуется со всеми имеющимися фактами и источниками. В основу теории заповедных лет по­ложен крайне ограниченный круг ис­точников. Это несколько поместных грамот Деревской пятины и при­ходно-расходные книги Иосифо-Во­локоламского монастыря 80-х годов XVI в. 11 Названные документы тре­буют всесторонней критической про­верки.

Комплекс источников, непосредст­венно упоминающих о действии за­поведных лет в 80-х годах, исчерпы­вается восемью разрозненными гра­мотами из делопроизводственных до­кументов Деревской пятины Новго­родской земли. Все восемь грамот составлены в одном Едровском стане Деревской пятины и характеризуют положение лишь в четырех поместьях. Между тем в пятине насчитывалось несколько станов и несколько сот по­местных владений.

Грамоты позволяют установить, что в 1588—1589 гг. три едровских помещика требовали возвращения в свои поместья крестьян, ушедших от


них в заповедные 7090—7096 гг. На этом основополагающем факте и стро­ится вся традиционная хронология заповедных лет. Коль скоро источни­ки называют первым заповедным го­дом 7090-й, то, очевидно, «заповедь» была введена не позднее этой даты царствовавшим в то время Иваном Грозным.

Д. Я. Самоквасов при публика­ции обнаруженных им едровских гра­мот отметил интересное хронологи­ческое совпадение. В грамотах 7090 год фигурирует в качестве даты пер­вого заповедного года. В том же са­мом году государевы писцы произве­ли описание Деревской пятины. В этом внешнем совпадении Д. Я. Са­моквасов усмотрел прямую причин­ную связь 12. Аналогичную точку зре­ния высказал В, И. Корецкий. По его мнению, введение заповедных лет и отмена Юрьева дня в пределах Де­ревской пятины были непосредствен­но связаны с составлением писцовых книг этой пятины в конце 1581 (7090) г.13

Наблюдение Д. Я. Самоквасова заключает в себе очевидную ошибку. На деревских книгах действительно имеется помета «7090 г.». Однако она вовсе не свидетельствует о том, что описание Деревской пятины началось в сентябре — декабре 1581 (7090) г., т. е. в период предполагаемой отмены Юрьева дня. (По правилам Судеб­ника, крестьяне могли покинуть своих помещиков в течение двух недель на Юрьев день — 26 ноября.) Осенью и зимой 1581 (7090) г. польские и шведские войска производили непре­рывные нападения на Деревскую пя­тину и смежные с ней новгородские земли. Проводить описание на театре военных действий было опасно и бес-



Глава 12, Закрепощение крестьян


полезно. В феврале 1582 (7090) г. Россия заключила мир с Речью Пос­политой. Лишь после этого прави­тельство получило возможность по­слать писцов в Деревскую пятину, чтобы выяснить масштабы разорения Новгородской земли 14. Скорее всего деревские писцы приступили к работе с наступлением лета 1582 г.

Историки использовали в своих построениях датировку деревской писцовой книги, но никогда не обра­щались к ее показаниям по существу. Этот факт кажется парадоксальным, если принять во внимание, что описа­ние Едровского стана 1582 г. являет­ся единственным источником, позво­ляющим подвергнуть критической проверке показания едровских по­местных грамот конца 80-х годов, со­держащих указания на заповедные годы.

Если доверять свидетельству ед­ровских грамот, режим заповедных лет определенно начал действовать с 7090 г., по крайней мере в пределах небольших поместных владений двух деревских дворян — Ивана Непейцы­на и князя Богдана Кропоткина.

В 1588 г. Непейцын затеял тяжбу с соседним монастырем. Он требовал возвратить ему крестьян Ваську и Трешку Гавриловых на том основа­нии, что «они збежали в заповедныя годы 90-м году из-за Ивана из-за Непейцина из деревни с Крутца, а Иван был на государеве службе в Ля-лицах». По разрядным книгам можно установить, что Непейцын ходил к Лялицам и бился там со шведами в феврале 1582 (7090) г.15

Случилось так, что в том же году, когда от Непейцына ушли его кре­стьяне, в поместье явились «большие писцы». В составленных ими писцо-


вых книгах 7090 г. значится: «За Иваном за Амиревым, сыном Непей­цына, селцо Крутец на реке Мсте, а в нем двор помещиков да 2 двора людцких, пашни паханые 5 четей, а перелогу 15 четей в поле, а в дву потому ж... в живущем полобжи, а впусте полторы обжи» 16.

Если бы режим заповедных лет был действительно введен в преде­лах Едровского стана с осени 1581 (7090) г., то писцы, явившиеся в по­местье Непейцына, должны были бы выяснить и записать имена по край­ней мере тех крестьян, которые выш­ли из поместья в текущем заповедном году и нарушили только что издан­ный указ. Но писцы только пометили за Непейцыным десяток пустых кре­стьянских дворов без указания имен бывших владельцев и времени, когда они покинули свои дворы. В частно­сти, они не упомянули о крестьянах Гавриловых, сбежавших из Крутца буквально накануне описания. Отсю­да можно сделать вывод, что в период описания поместья Непейцына, в 1582—1583 гг., режим заповедных лет в пределах Едровского стана не действовал. Проверка обыскных гра­мот с помощью писцовых материалов не подтверждает, таким образом, тра­диционного взгляда на хронологию заповедных лет. В деревских книгах не удается обнаружить следы дейст­вия указа 1581 г. о заповедных летах.

К аналогичным выводам приводит сравнительный анализ писцовых ма­териалов и обысков поместья князя Б. И. Кропоткина, который в одно время с Непейцыным пытался вер­нуть 13 крестьян, ушедших с его зем­ли (в том числе и из деревни Марьин Рядок) к соседним помещикам в за­поведные годы. «Большие писцы»



Глава 12. Закрепощение крестьян


описали Марьин Рядок на Березае в заповедном 1582 (7090) г. 17 Это описание выполнено более тщательно и подробно, чем описание поместья Непейцына. Так, писцы выяснили и записали имена бывших владельцев 16 пустых тяглых дворов Марьина Рядка. Но и в этом случае текст пис­цовых книг не дает оснований утвер­ждать, будто в момент описания здесь действовали заповедные годы. Если бы указ о запрете крестьянских переходов (применительно к Едров­скому стану) был действительно из­дан осенью 1581 г., то писцы непре­менно бы указали, кто ушел из Марь­ина Рядка в текущем заповедном го­ду, а кто — до введения «заповеди» — запрета крестьянских переходов.

Писцовые материалы имеют ис­ключительное значение с точки зре­ния интерпретации обыскных грамот (в поместьях Непейцына и Кропот­кина), упоминающих термин «запо­ведные годы». В деревских писцовых книгах нет даже намека на то, что режим заповедных лет был введен при Грозном, во время описания Ед­ровского стана в 7090—7091 гг.

В значении писцовых книг как документа, утверждавшего права по­мещика на землю, крестьянские обро­ки и повинности, не приходится сом­неваться. Между тем в наказе дерев­ских писцов отсутствуют какие бы то ни было инструкции по поводу запо­ведных лет. Приемы «письма» не менялись в течение всего периода описания. Следовательно, в 1582— 1583 гг. деревские писцы не получи­ли никаких разъяснений относительно заповедных лет. Они фиксировали тяглое крестьянское население запо­ведной пятины, используя те же са­мые приемы, что и писцы всех ос-


тальных «незаповедных» новгород­ских пятин.

Проверка данных едровских гра­мот конца 80-х годов с помощью писцовых материалов начала 80-х го­дов колеблет привычное представле­ние о действии заповедных лет с на­чала 80-х годов.

Другой источник, на котором ба­зируется традиционная хронология за­поведных лет,— приходно-расходные книги Иосифо-Волоколамского мона­стыря, введенные в научный оборот Н. Тимофеевым18. В построениях Б. Д. Грекова показаниям волоко­ламских книг отведено исключитель­но важное место 19.

Книги Иосифо-Волоколамского мо­настыря зафиксировали множество крестьянских переходов в период с мая 1573 по сентябрь 1581 г. Макси­мальное число переходов приходится на 1579/80 г. Но с осени 1581 г. све­дения о крестьянском выходе пол­ностью исчезли со страниц монастыр­ских книг. Этот факт Б. Д. Греков был склонен рассматривать как дока­зательство отмены Юрьева дня в на­чале 80-х годов. В. И. Корецкий признал значительность аргумента Б. Д. Грекова и пытался объяснить его с помощью гипотезы о распро­странении режима заповедных лет на вотчину Иосифо-Волоколамского мо­настыря в начале 80-х годов20. Но обширная документация монастыря тех лет не знает термина «заповедные годы».

Попытаемся критически разоб­рать показания волоколамских книг. 7 сентября 1581 г. казначей занес на страницы приходно-расходных ведо­мостей последнюю запись о крестьян­ском переходе. В этот день монастыр­ский приказчик сдал в казну полти-



Глава 12. Закрепощение крестьян


ну, «взял выходу на крестьянине на Степанке на Овдокимове» 21. Из при­веденной записи следует, что Степан Евдокимов покинул Волоколамскую вотчину с явным нарушением сро­ка — за полтора месяца до Юрьева дня. Так или иначе, но на страницах приходно-расходных книг Евдокимов фигурирует как последний монастыр-


ский крестьянин, заплативший мона­хам пожилое и воспользовавшийся правом перехода. Случай с крестьяни­ном Евдокимовым следует признать исключительным. Массовые данные о крестьянских переходах исчезают со страниц волоколамских приходно-расходных книг после 16 марта 1580 г. (см. табл. 5).


Таблица 5 КРЕСТЬЯНСКИЕ ПЕРЕХОДЫ В ВОТЧИНАХ ИОСИФО-ВОЛОКОЛАМСКОГО МОНАСТЫРЯ22

 

| 1.V.1573— Крестьяне 29. IV. 1574 26.VII.1575— 24.VП.1576 7. IV. 1579— 29.III.1580 1.V.1581-18ЛМ582
Вышли из-за монастыря 24 Названы в монастырскую 24 вотчину Перешли в пределах 2 монастырской вотчины Итого 50 76 20 1 I

Как истолковать этот факт с точ­ки зрения традиционной хронологии заповедных лет?

Б, Д. Греков полагал, что указ Грозного о заповедных летах стал действовать в 1581 г. Иначе говоря, 26 ноября 1581 г., когда наступил Юрьев день, крестьяне впервые не смогли воспользоваться правом пере­хода. Эта трактовка не дает ответа по крайней мере на два вопроса: почему крестьянские переходы (по материалам монастыря) прекрати­лись за полтора года до введения в жизнь соответствующего закона? По­чему монастырские власти прекрати­ли все денежные операции по оплате и взысканию пожилого задолго до предполагаемого введения в их вот­чинах заповедных лет?

При оценке показаний монастыр­ских приходно-расходных книг исто-


рики Б. Д. Греков и В. И. Корецкий не учли одно важное обстоятельство. Монастыри вели учет наличного кре­стьянского населения своих вотчин с помощью специальной документа­ции — писцовых книг. Приходно-рас­ходные книги, будучи документами финансового назначения, не могли сколько-нибудь полно отразить пере­мены в составе вотчинного населения. Они фиксировали только те кресть­янские переходы, которые были свя­заны с уплатой пожилого. Все случаи, не сопряженные с денежными расче­тами (своз или выход без уплаты пожилого), в них попасть, естествен­но, не могли. Если в годы наибольше­го разорения вотчин Иосифо-Волоколамского монастыря приходно-рас­ходные книги не зарегистрировали ни одного случая выхода крестьян «без отказа», то это объясняется односто-



Глава 12. Закрепощение крестьян


ронним характером и неполнотой ис­точника.

В самом деле, к началу 90-х годов за монастырем числилось 888 пустых крестьянских вытей23. На каждую выть приходилось по два-три и более крестьянских двора. Значит, в годы разорения монастырскую вотчину по­кинуло не меньше тысячи тяглых крестьян. Между тем приходно-рас­ходные книги, составленные в годы наибольшего упадка, зафиксировали всего 114 случаев выхода крестьян из монастырских вотчин (см. табл. 5). Очевидно, разоренные крестьяне не могли платить пожилое в монастыр­скую казну и покидали монастырь «без отказа». На десятки перехо­дов с соблюдением правил Судебни­ка, отмеченных приходно-расходными книгами, приходились сотни случаев бегства крестьян и выхода их без уп­латы пожилого. По мере нарастания кризиса случаи выхода в Юрьев день становились все более редкими. Сами монастырские власти сравнительно рано встали на путь нарушения пра­вил Судебника. Первый случай тако­го рода формально засвидетельство­ван расходной книгой в записи от 15 февраля 1580 г. В этот день стар­цы выдали двум крестьянам деньги «на выход взаем», «а пошли те кре­стьяне... за монастырь из-за Ивана из-за Головленкова». Помещичьи кре­стьяне были свезены в монастырскую вотчину через десять недель после Юрьева дня24. Начав с нарушения срока выхода (Юрьева дня), мона­стырские власти через некоторое вре­мя перестали соблюдать и другие правила крестьянских переходов, ус­тановленные царским Судебником. После 16 марта 1580 г. всякие сведе­ния о крестьянских выходах исчезли


со страниц волоколамских книг. Сви­детельствует ли этот факт об отмене Юрьева дня с весны — лета 1580 г. и о полном прекращении крестьян­ских переходов в пределах многочис­ленных волоколамских вотчин? Стро-го говоря, нет. Он говорит лишь о том, что монастырь прекратил с вес­ны 1580 г. все соответствовавшие нор­мам Судебника денежные операции по взысканию и ссуде пожилого в своих вотчинах.

Критическое рассмотрение доку­ментов вынуждает отвести важней­ший довод в пользу утвердившегося взгляда на хронологию заповедных лет.

Показания приходно-расходных книг, неполно и односторонне отра­жавших перемены в составе крестьян­ского населения, полезно дополнить показаниями документов, специально составленных с целью учета крестьян­ского населения. К их числу относят­ся писцовые книги, и в частности книги 1580 г. дворцовых владений князя Симеона Бекбулатовича Твер­ского. Сопоставление их с книгами Иосифо-Волоколамского монастыря представляется уместным, поскольку они составлялись в одно время и от­носятся к смежным или очень близ­ким территориям. Тверские писцовые книги предоставляют в распоряжение исследователя уникальный материал по истории крестьянских выходов. Писцы описали почти два десятка дворцовых волостей и сел, разбро­санных по разным концам Тверского и Микулинского уездов. В них чис­лилось более 20 тыс. четвертей пашни в трех полях. К моменту описания более 70% этой площади запустело. Тем не менее в дворцовых волостях оставалось более 2 тыс. тяглых кре-



Глава 12. Закрепощение крестьян


стьян. Писцы собрали точные данные об обстоятельствах перехода пример­но 200 крестьян25. В большинстве случаев крестьяне покидали своих землевладельцев в самые голодные зимние и весенние месяцы года — на­чиная с конца декабря и до мая (см. табл. 6—8). Юрьев день как срок вы­хода был соблюден только в 11 слу-


Однако соблюдение Юрьева дня не всегда означало выполнение пра­вил выхода по Судебнику. Подьячий А. Варламов вывез двух симеонов­ских крестьян «по сроке», но «без­пошлинно и безотказно». Один кре­стьянин «вшол ново» в вотчину Си­меона из-за помещика И. Головлен­кова «о Юрьеве дни о осеннем», но не известно, заплатил ли он своему


Таблица 6 ВЫХОДЫ И БЕГСТВО КРЕСТЬЯН ИЗ ТВЕРСКИХ ВОТЧИН СИМЕОНА 27

1574/75 г. 1575/76 г. 1576/77 г. 1577/78 г. 1578/79 г. 1579/80 г. Без даты Всего*

Выход, своз 1 5 8 25 12 151 102 304

И бегство

В том числе 4 4 46 54

«сбежали без­вестно»

Не учитывались переходы крестьян внутри волости и появление новопорядчиков, как правило не дати­рованные.

крестьянских переходов не ставилась еще под сомнение властями29. Показания тверских писцовых книг Симеона и волоколамских при­ходно-расходных…

Глава 12. Закрепощение крестьян

Таблица 7 СРОКИ КРЕСТЬЯНСКИХ ВЫХОДОВ В ТВЕРСКИХ ВОТЧИНАХ СИМЕОНА *


Время выхода


Количество выходов Время выхода


Количество выходов


 


Юрьев день (26.ХI) 11

Не по сроку» 1

Сее зимы» 4

Рождество (25.XII) 10

Крещение (6.I) 5

Великий мясоед 62


Великий пост 88

Николин день (9.V) 1

Сего лета» 2

Петров день (29.VI) 2

Ильин день (20.VII) 3

Покров (1.Х) 2


 


* Не учитывались переходы крестьян внутри волости обозначали месяц.


Бегство «безвестно». В этих случаях писцы не


Таблица 8 КРЕСТЬЯНСКИЕ ПЕРЕХОДЫ В ТВЕРСКИХ ВОТЧИНАХ СИМЕОНА в 1575—1580 гг.

 

 

    За бояр,             Новопо-
Форма За поме- думных В церков- В госуда- В дворцо- Внутри Безвестно рядчикн и
перехода щиков людей и ные вот- реву во- вые и про- волостей новопри-
    знатных дворян чины лость   чие волости Симеона   ходцы
«Вышли» 1*        
«Вывезли» 13**   35***   -—
«Выбежали» 3****       54*****  
Всего  
* Крестьянин вышел на посад.              
** Из них о крестьян вышли за крупных духовных феодалов.      
*** Из них 2 человека вышли в мастеровые.            
**** Из них 2 крестьянина вышли за крупных духовных феодалов.      
| ***** В том числе обнищали и «скитаютца меж дворы» о человек.      

дения о заповедных годах и об отме­не Юрьева дня в законодательном порядке.

Проведенный анализ основных ис­точников не подтверждает гипотезу о законодательной отмене Юрьева дня в начале 80-х годов. Особое зна­чение имеет тот факт, что термин «за­поведные годы» вообще не упомина­ется ни одним источником, датируе­мым первой половиной 80-х годов,


включая писцовые книги Деревской пятины 1582—1583 гг. и приходно-расходные книги знаменитого Иосифо-Волоколамского монастыря того же периода. Проверка помещичьих ис­ков конца 80-х годов с помощью писцовой книги не подтверждает су­ществование гипотетического указа об отмене Юрьева дня 1581 г. даже применительно к тем поместьям, владельцы которых в конце 80-х



Глава 12. Закрепощение крестьян


годов ссылались на нормы заповед­ных лет.

Анализ ранних документальных источников следует дополнить иссле­дованием более поздних источников о закрепощении крестьян, среди кото­рых наиболее важное значение имеет летописное свидетельство, сохранив­шееся в составе так называемой Вель­ской летописи XVII в.31 Летописная статья об отмене Юрьева дня не име­ет аналогий в летописном материале

УЛОЖЕНИЕ 1607 г.

Перед нами две версии. Согласно первой, выход запретил царь Федор, по другой — Иван Грозный. Какую из них можно признать достоверной? Сопоставление Вельского летопис­ца с Уложением 1607 г. говорит не в пользу… Об авторе Вельской летописи до­стоверно ничего не известно. Пред­положительно он жил в районе г. Бе­лой и был связан…

О апришнине. Того же года (7110) на зи­му царь Борис Федорович... нарушил за­клятье блаженные памяти царя Ивана Ва­сильевича всеа Русии и дал христианом во­лю, выход между служилых людей»34.

основании «доклада Поместной избы бояр и диаков». Значит, Уложение возникло в стенах того самого прика­за, который подготавливал и хранил все законы по крестьянскому вопро­су. В компетентности авторов Уложе­ния едва ли можно усомниться.

Уложение, составленное в разгар Крестьянской войны, было призвано убедить всех в незаконности возоб­новления крестьянских выходов при царе Борисе в 1601—1602 гг. и в не­обходимости полного запрета кресть­янских переходов. Оно окончательно отменило Юрьев день и удлинило сроки сыска беглых крестьян до 15 лет. В этих условиях Поместный приказ, разумеется, использовал бы любую возможность, чтобы подкре­пить собственные меры авторитетом «блаженной памяти» царя Ивана Васильевича. Но у поместных дья­ков не было оснований сослаться на законодательство Грозного, и они должны были признать, что выход крестьянам «заказал» царь Федор



Глава 12. Закрепощение крестьян


По наговору Бориса Годунова». Ис­торическое введение мало согласова­лось с нижеследующими статьями Уложения. Отмеченное противоречие свидетельствует о том, что новый царь Василий Шуйский пытался ра­зом и отмежеваться от непопулярной политики Бориса Годунова, и одно­временно завершить его начинание.

Противоречивая версия Уложения уступает место простой схеме в Вель­ской летописи: царь Иван запретил выход, а Борис нарушил его «за­клятье». Схема проста, но слишком тенденциозна по своему характеру. Поэтому приходится взять под сом­нение позднюю летописную заметку и признать достоверность справки Поместного приказа 1607 г., утверж­давшей, что при жизни Ивана IV крестьяне «выход имели вольный». Таким образом, и поздние источники о закрепощении опровергают гипоте­зу, согласно которой Юрьев день был отменен специальным указом Гроз­ного в начале 80-х годов.

Первые точные и неопровержимые сведения о заповедных годах относят­ся не к началу, а ко второй половине 80-х годов, когда были составлены одна «отдельная» и восемь обыскных поместных грамот Едровского стана Деревской пятины. Чтобы уяснить значение и ценность этих видов до­кументации, надо четко представить себе порядок новгородского делопро­изводства. Исходным моментом лю­бого дела о землях и крестьянах слу­жила указная грамота московского Поместного приказа, составленная на основании иска помещика. Руковод­ствуясь указной грамотой, дьяки Новгородской съезжей избы состав­ляли наказ в пятину для проведения обыска, отписки или «отдела» по-


Местья и т. д. После доставки обыск­ных, «отдельных» и прочих книг в Новгород дьяки принимали оконча­тельное решение и выдавали новым владельцам послушные и ввозные грамоты.

Если указные, ввозные и послуш­ные грамоты имели значение основ­ной документации, заверенной ком­петентными властями, то обыски, «отделы» и прочие грамоты рас­сматривались как промежуточная делопроизводственная документация. Обыскные книги относились к раз­ряду документов осведомительного характера. Они фиксировали затре­бованные судом свидетельские пока­зания. Составляли их местные власти с участием духовенства. «Отдельные» книги оформлялись тем же способом, что и обыскные. «Отдел» поместий фактически (а часто и формально) был связан с проведением обыска наличного состава поместья и его на­селения. Этим объясняется, во-пер­вых, присутствие при «отделе» тех же свидетелей (местных попов, ста­рост, добрых волостных людей), ко­торые участвовали в обыске, и, во-вторых, включение в «отдельные» книги ряда сведений обыскного ха­рактера. «Отдельные» книги не были актами удостоверительного характера в строгом смысле слова. «Отделы» служили новгородским дьякам доку­ментом, на основании которого они выписывали (при согласии истца) послушную и ввозную грамоту, за­креплявшую права помещика на зем­лю и крестьян 36.

Термин «заповедные годы» упо­минается в «делах» четырех новго­родских помещиков: Сомова, Непей­цына, Кропоткина и Пестрикова. Вся основная документация этих «дел»,



Глава 12. Закрепощение, крестьян


включая исковые челобитные, реше­ния и указные грамоты, утрачена. Сохранились лишь наименее ценные фрагменты в виде одного «отдела» и восьми обысков. Все эти докумен­ты носят осведомительный характер, чем и объясняется видимое отсутст­вие в них нормативного содержания. Сказанное объясняет, почему анали­зируемые документы не могут слу­жить надежным основанием для ре­шения проблемы закрепощения кре­стьян.

Тем не менее попытаемся проана­лизировать едровские грамоты с точ­ки зрения теории заповедных лет. Самый ранний документ — «отдель­ная» книга помещика Б. Сомова. Содержание ее сводится к следующе­му. 12 июля 1585 г. едровские губные старосты отделили Сомову в поместье деревню Мошню. В ней числилось 13 крестьянских дворов, причем два двора и два полудвора пустовали. Губные старосты не только зафикси­ровали факт запустения тяглых дво­ров, но и записали в «отдельные» книги, что «с тих дворов, которые в деревни на Мошни пустые, [крестья­не.— Р. С] разошлись в заповидныя лита: в 90-м году, и в 91-м году, и в 92-м году, и в 93-м году...» 37.

При описании деревни Мошни в 1582—1583 (7090—7091) гг. писцыпометили бы пустые дворы или, са­мое большее, записали бы имена их старых владельцев. В 1585 (7093) г. отдельщики не ограничились этим. Они записали имена семи тяглых кре­стьян и вдовы с двумя сыновьями и зафиксировали тот факт, что все они покинули Мошню в заповедные годы. Тем самым новый помещик как бы получал право «искать» ушедших из его владения крестьян. Но это


лишь предположение, поскольку не известно, обращался ли Сомов в суд по поводу ушедших крестьян и чем кончилось дело.

Обыскные грамоты дают больше сведений для суждения о заповедных годах. Все они относятся к более позднему времени. Поместья И. Не­пейцына и Б. Кропоткина обыскива­ли с 30 марта по 16 апреля 1588 г., поместье Т. Пестрикова — с 25 по 30 ноября 1589 г. При обыске пер­вых двух поместий едровские губные старосты руководствовались наказом Новгородской съезжей избы («по государеве грамоти... отто государева дияка от Семени Омельянова», «по грамоте за приписью дияков Семейки Емельянова»). Поместье Пестрикова обыскивалось по наказу новгородских воевод и дьяков А. Арцыбашева и С. Емельянова. Поэтому, вероятно, и в этом случае автором наказа фак­тически был младший из дьяков 38.

Наказ новгородских дьяков в пя­тину обычно состоял из изложения царской указной грамоты (по иску помещика) и вопросов, руководству­ясь которыми губные старосты долж­ны были произвести обыск. В дейст­вительности губные старосты не при­держивались трафарета: в одних слу­чаях они подробно списывали с на­каза исковую челобитную помещика, подлежавшую проверке, в других — кратко излагали иск в вопроснике, а иногда и вовсе опускали вопросник. Сошлемся на три последовательных обыска по иску помещика Т. Г. Пест­рикова от 25, 27 и 30 ноября 1589 г. Первый подробно пересказывает по­мещичий иск и не упоминает о во­проснике. В двух других иск отдель­но не излагается, а воспроизводится только вопросник.



Глава 12. Закрепощение крестьян

ПЕРВЫЙ ОБЫСК ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ОБЫСКИ

Исковая челобитная: Вопросник дьяка:


И тих-де крестьян в прошлом 91-м году в мясное заговенье вывез ис того его поме­стия... сильно».

Отметим, что термин «заповедные годы» полностью отсутствует в изло­жении челобитной помещика Пестри­кова, зато фигурирует в упомянутом вопроснике новгородского дьяка Се­мена Емельянова.

Наиболее точно вопросник из на­каза Емельянова воспроизводится в книгах обыска поместья князя Б. И. Кропоткина. Его полный текст гла­сит: «Из-за княже Богдана княж Иванова сына Кропоткина крестьяне его в заповедные годы за детей бояр­ских вышли ли, и будет вышли, и в котором году, и (хто) именем вышол,

ОБЫСК ПОМЕСТЬЯ ЮРИЯ НЕЛЕДИНСКОГО. 1571 г.

Различие приведенных текстов имеет кардинальное значение. Если вопросник 70-х годов уделяет основ­ное внимание выяснению таких об­стоятельств, как… Определенно известно, что трое «В прошлом в 91-м году... крестьян насиль­ством... в заповедные годы вывез ли? И бу­дет вывез, и сколь давно, и в…

Крестьяне его в заповедные годы за детей боярских вышли ли, и будет вышли, и в котором году, и хто именем вышел, и с ко­торые деревни, и за кого который крестья­нин вышел» 41.

деревских помещиков: Непейцын, Кропоткин и Пестриков — добива­лись возвращения крестьян, но, чем закончились их тяжбы, неизвестно.

Однако имеется вполне аналогич­ное дело о возврате крестьян дерев­ского помещика Д. И. Языкова. Язы­ков затеял тяжбу в то же самое вре­мя, что и трое названных выше по­мещиков. После долгих проволочек Новгородская приказная изба 31 мар­та 1591 г. постановила беглых кре­стьян «вывести з женами и з детми и со всеми их животы за Дружину за Языкова... в деревню Язиху в старыи их дворы, где хто жил наперед то-



Глава 12. Закрепощение крестьян


го» 42. Дело Языкова позволяет уста­новить, что деревские помещики об­ладали реальной возможностью вер­нуть крестьян, ушедших от них в пре­дыдущие годы. Подобное правило действовало не только в Деревской пятине, но и в других землях, напри­мер в Шелонской пятине.

Шелонский помещик В. Г. Ско­бельцын добился в 1591—1592 (7100) гг. возвращения четырех кре­стьян, свезенных из его поместья в дворцовую волость Вышгородского погоста. Скобельцын бил челом царю Федору, и тот «пожаловал» его и «велел тех крестьян отдать» 43. Оче­видно, в Шелонской пятине применя­лись те же меры по возвращению крестьян старым землевладельцам, что и в Деревской пятине.

Следует заметить, что в делах Языкова и Скобельцына термин «за­поведные годы» не фигурирует. Этот факт нельзя рассматривать как слу­чайный. В самом деле, в решении дела Языкова участвовал уже извест­ный по делу Пестрикова новгород­ский дьяк С. Емельянов. По его рас­поряжению едровский губной старо­ста В. Мусин, ездивший ранее в по­местья И. Непейцына и Б. Кропот­кина, обыскал поместье Языкова и установил, что крестьяне «выбежали» из него в 1586—1587 гг. Эти годы были в Едровском стане, бесспорно, заповедными. Но обширная докумен­тация судного дела Языкова, вклю­чая окончательное постановление су­да, не содержит ни одной ссылки на нормы заповедных лет.

Пропуск термина «заповедные годы» в судных решениях служит аргументом против традиционного представления о том, что заповедный режим был введен специальным зако-


нодательным актом. Если бы норма заповедных лет стала формулой зако­на, судьи не преминули бы употре­бить ее в своих постановлениях.

Традиционная теория заповедных лет опирается на положение о том, что основное содержание заповедного указа сводится к формальной отмене права выхода крестьян в Юрьев день. Обращение к источнику, впервые чет­ко сформулировавшему нормы «запо­веди», а именно к жалованной грамо­те городу Торопцу, составленной в московском Четвертном приказе, ко­леблет такое представление. В отли­чие от деревских грамот она пред­ставляет собой документ удостоверительного характера. Знаменательно, что термин «заповедные годы» упот­реблен здесь в контексте точно сфор­мулированной юридической нормы.

Примерно в конце 1590 г. торопец­кий посад добился окончательной отмены архаической формы управле­ния — «кормления». По этому слу­чаю городу Торопцу были пожалова­ны некоторые льготы. В частности, власти разрешили горожанам вернуть на посад старинных тяглых людей, покинувших свои дворы в заповедные годы: «И на пустые им места старин­ных своих тяглецов из-за князей, и из-за детей боярских, и из-за мона­стырей и из волостей, которые у них с посаду разошлись в заповедные ле­ты, вывозить назад, на старинные их места, где хто жил наперед того, без­оброчно и беспошлинно» 44.

Правильность чтения приведен­ного текста вызвала полемику в ли­тературе. Издатель грамоты И. По­бойнин внес искажение в текст вслед­ствие неверной расстановки знаков препинания. Вставив запятую перед словами «в заповедные годы», он



Глава 12. Закрепощение крестьян


изменил смысл постановления. Дру­гой вариант чтения текста грамоты предложил С. Б. Веселовский45. Со- 1588—1589 гг. «... крестьяне его в заповедные годы вышли ли?» Текст Торопецкой грамоты имеет исключительное значение для интер­претации понятия «заповедные го­ды». У В. И. Корецкого возникли сомнения относительно достоверно­сти некоторых ее терминов. Посколь­ку грамота 7099 г. сохранилась в ТЕКСТ ГРАМОТЫ «... вывозить назад на старинные их места... безоброчно и беспошлинно». Вводя в текст понятие «бессроч­но», В. И. Корецкий сообщает источ­нику свою трактовку термина «запо­ведные годы», связанную исключи­тельно с отменой норм и «сроков» Юрьева дня. Но предложенное ис­правление текста едва ли можно признать основательным. Торопецкая грамота сформулиро­вала нормы заповедных лет примени­тельно к посадскому населению горо­да Торопца. «Заповедь» затрагивала, очевидно, не только сельское, кресть­янское, но и городское, посадское население. К горожанам Юрьев день никакого отношения не имел. Следо­вательно, содержание заповедных лет вовсе не сводилось к отмене Юрьева дня. Под их действие подпало все тяглое население страны — и кресть­яне, и черные посадские люди. Об­щей целью введения режима заповед­ных лет было, по-видимому, возвра­щение тяглого населения в тягло. И в Торопецкой грамоте 7099 г., и в едровских грамотах 7096—7098 гг. можно проследить эту связь между

поставление грамоты с деревскими документами подтверждает правоту С. Б. Веселовского:

1590 г.

[Посадские люди], «которые у них с посаду разошлись в заповедные леты...»

поздней копии конца XVII в., В. И. Корецкий предположил, что при ко­пировании в ее текст вкралась ошиб-

ка. По аналогии с Важской устав­ной грамотой 1552 г. он предложил «исправить» Торопецкую грамоту

следующим образом:

НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ

«... вывозить назад на старинные их места... бессрочно и беспошлинно».

«заповедью» и запрещением выхода из тягла.

Знаменательно, что и в деревских поместных грамотах есть указания

> на то, что возврат крестьян прежним
владельцам в рамках заповедных лет

) был связан не с общей отменой Юрь­ева дня, а с упорядочением тягла. Вопросник дьяка Емельянова (1588— 1589 гг.) прямо предписывал губным старостам производить на месте до-

, знание, «с которые деревни» (с каких тяглых участков) вышли крестьяне

в заповедные годы. В соответствии с
наказом старосты старались в первую

очередь выяснить, какой ущерб с точ-ки зрения тягла причинил выход крестьян и к каким выгодам для тягла приведет возврат их на ста­рые наделы. Так, в поместье князя Б. И. Кропоткина старосты опреде­ленно зафиксировали тот факт, что его крестьяне «вышли в государевы заповедные годы с тяглые пашни, а у тех детей боярских, которые в сем обыску писаны, живут на пустых деревнях, а не на тяглых землях» 47.


Глава 12. Закрепощение крестьян


В лавке. А. Олеарий. ГПБ

Деревский помещик Д. И. Язы­ков, решив вернуть крестьян, бежав­ших от него в 1587—1590 гг., подал на имя царя челобитную грамоту, которую закончил… нилось убытка и волокиты... во вся­ких твоих государевых податях в три года десять рублев московская с пол-дотиною» 49.

Глава 12. Закрепощение крестьян



 


Нижний Новгород. А. Олеарий. ГПБ

Из-за массового бегства крестьян с тяглых земель писцовые книги ус­таревали еще до того, как Поместный приказ успевал их исправить и утвер­дить.… История «посадского строения» 80—90-х годов XVI в. свидетельству­ет, что… Правительственная политика в крестьянском вопросе формировалась, по-видимому, точно так же. Прави­тельство не…

Глава 12. Закрепощение крестьян


вать нормы Юрьева дня в качестве регулятора крестьянских переходов. Власти осторожно, исподволь санк­ционировали складывавшийся новый порядок и использовали его в инте­ресах фиска. Общие законодательные установления о прикреплении кресть­ян к тяглу не издавались, вероятно, потому, что соответствующие распо­ряжения рассматривались как прехо­дящие и временные. Однако отсутст­вие законодательства не мешало суду на практике удовлетворять дворян­ские иски о возвращении тяглых крестьян на старые наделы — сначала в единичных случаях, а затем и в массовом порядке.)

В условиях, когда традиционный порядок крестьянских переходов раз­ладился, общее валовое описание не­избежно приобрело ряд новых черт. Для правительства кадастр по-преж­нему оставался главным образом фискальным документом. Помещики же усмотрели в нем аргумент, позво­лявший им «законно» удерживать крестьян, записанных за ними писца­ми: «у кого колико тогда крестьян было». Так можно интерпретировать справку Поместного приказа 1607 г.


о закрепощении крестьян и описании земель. При этом следует учесть ее полемическую направленность. Со­ставление писцовых книг ускорило закрепощение крестьян не по причине «наговоров» Бориса Годунова, якобы повлекших за собой специальный указ царя Федора, а в силу того что фео­дальные землевладельцы нашли в по­земельном описании удобную юриди­ческую форму, санкционировавшую их крепостнические устремления.

Англичанин Д. Флетчер при по­сещении Москвы в конце 80-х го­дов обратил внимание на угнетен­ное положение низших сословий. Как правоведа, Флетчера интересова­ло юридическое положение крестьян. Ему удалось собрать сведения о зако­не, или, точнее, порядке, устанавли­вавшем принадлежность каждого че­ловека к сословию, «в котором состо­яли до него его предки». По утверж­дению Флетчера, как крестьян, так и горожан «держат в границах их сословия законами страны, так что сын мужика, ремесленника или зем­ледельца всегда мужик, ремесленник и земледелец»58. В типичной для Флетчера тираде по поводу порабо-


Глсбово (1615—1616 гг.). А. Гетерис. ГПБ 171


Глава 12. Закрепощение крестьян


щенного положения народа в России, возможно, отразились сведения о ме­рах, с помощью которых русские власти возвращали в прежнее состоя­ние вышедших из тягла ремесленни­ков — горожан и мужиков .

Следует подчеркнуть, что меры по ограничению выходов тяглых кресть­ян носили характер временного уре­гулирования вплоть до начала 90-х годов. Можно указать на ряд случаев, когда крестьяне «выходили» из-за своих землевладельцев, невзирая на существование режима заповедных лет. Два таких случая зафиксировали писцы в ходе описания Романовского уезда в 1593—1594 гг. Так, пометив заброшенные крестьянские дворы, они записали: «Двор пуст Русинко Черново, вышел за Неупокоя за Уша­кова в 7099 году»; «Двор пуст Завь­ялки Семенова, вышел за Давида Ушакова в деревню в Кириловскую в 7100 году»60.

Аналогичный случай был зафик­сирован новгородскими писцами, до­зорщиками Бежецкой пятины, не позднее лета 1594 г. При описании поместья Ю. Лупандина писцы уста­новили следующий факт: «Дрв. Ту­емля, а в ней крестьян: дв. Рудачко Степанов, дв. Терешко Данилов, дв. Сенка Григорьев, дв. бобыль Сенка Олтуфьев, да два двора пустых, а в них жили Якушка Микифоров да Петрушка Васильев, а вывезены в сто во втором году Лисья монастыря в вотчину, в деревню в Заполик». Явившись в деревню Заполик, дозор­щики нашли там свезенных крестьян: «Дрв. Заполик, что была пустошь Заполик, а стала та деревня в сто во втором году, а в ней крестьян: дв. Якушка Микифоров, дв. Петрушка Васильев, а вывезены те крестьяне


из-за Юрья Лупандина в сто во вто­ром году по старине, пашни паханые крестьянские восмь чети с осминою в живущем обжа без полутрети об­жи...» б1 Записав свезенных крестьян за Лисьим монастырем , дозорщики тем самым признали de facto возмож­ность своза крестьян «по старине» в 1594 (7102) г.

Несмотря на действие заповедных лет, крестьяне смогли перейти «по старине» от помещика к монастырю, а писцы (с должной оговоркой) запи­сали их за новым землевладельцем. Не подтверждает ли этот факт вывод о том, что режим заповедных лет вплоть до начала 90-х годов не был подкреплен законодательной отменой Юрьева дня?

Большой комплекс документов Разрядного и Посольского приказов по городу Ельцу за 1592—1593 гг. свидетельствует, что ограничения вы­хода крестьян в южных уездах были связаны не с гипотетическим заповед­ным указом, а с податными мерами властей. В начале 90-х годов прави­тельство пыталось привлечь кресть­янское население южных уездов на казачью службу во вновь построен­ную крепость Елец. Сохранилась об­ширная переписка между Посольским приказом и елецкими воеводами по поводу весеннего набора 1592 г. Из нее следует, что на казачью службу привлекали крестьян, не обрабаты­вавших тяглого надела, а сидевших на оброке, крестьянских «захребетни­ков»— взрослых сыновей, племянни­ков, зятьев дворовладельца, а изред­ка и самих тяглых крестьян. Послед­ние случаи особенно интересны.

Тяглый крестьянин П. Д. Путя­тин вышел из-за тульского помещика В. Антонова с «отказом». Крестья-



Глава 12. Закрепощение крестьян


нин М. Подольный ушел из поместья князя И. Хворостинина, заплатив его приказчику 40 алтын «за пожилое». Сама возможность выхода с «отка­зом» и «пожилым» доказывает, что правила Судебника о крестьянских переходах формально не были упразд­нены. Помещики, добиваясь возврата вышедших крестьян, не ссылались на законы, упразднившие Юрьев день. Судя по документам, действовавшие тогда нормы права предоставляли по­мещикам единственную мотивировку возврата крестьян с казачьей службы на законном основании — запустение тяглого надела. Так, помещик В. Ан­тонов утверждал, будто ушедший от него крестьянин П. Д. Путятин не оставил «жильца» на «своем же­ребье», отчего земля (тяглый надел) и двор его запустели. Со своей сторо­ны крестьянин доказывал, что он ос­тавил «в свое место» на тяглом «же­ребье» замену—С. Ильина с двумя сыновьями. Крестьянин Хворостини­на Подольный смог уйти в казаки только потому, что он «в свое... мес­то... на тягло посадил Агутку Василье­ва, сына Шюбина» 62.

Представляется принципиально важным вывод, что власти рассмат­ривали выход крестьян на казачью службу как вполне законный только в тех случаях, когда он не наносил ущерба тяглу.

Правительственные распоряжения о наборе казаков из крестьянской среды вызвали сопротивление южных помещиков. Они пускали в ход любые средства, чтобы вернуть себе кре­стьян. Служилые люди буквально за­валили Посольский приказ исками о возвращении беглецов. Ведомство А. Я. Щелкалова в ответ на требова­ния служилых людей с наступлением


осени направило елецким воеводам инструкцию, разъяснявшую предыду­щий указ. «И впредь бы есте,— писал приказ,— из-за детей боярских и ни из-за кого крестьян на Ельце в каза­ки... не имали, а прибирали бы есте на Елец... в казаки захребетников: от отцов — детей, [от] дядь — племянни­ков, чтоб в их место на дворех и на пашне люди оставались, чтоб в том вперед смуты не было». Спустя пять месяцев дьяки направили в Елец но­вое предписание, согласно которому можно было набирать казаков «из вольн[ых] людей, а не из холопства и не с пашни»63. Возглавляемый канцлером Щелкаловым приказ обла­дал большими полномочиями, но он не мог игнорировать интересы земле­владельцев-дворян. Распоряжение не брать в казаки крестьян, а брать лю­дей «не с пашни» окончательно ли­шило тяглецов права «выхода» в ка­заки даже при условии замены.

Помещики южных уездов реши­тельно отказывались повиноваться правительственным распоряжениям насчет крестьян. Они силой утверж­дали свое право на личность крестья­нина и его имущество. Переписка По­сольского приказа не оставляет сом­нения в том, что насилия над крестья­нами совершались повсеместно и в массовом порядке. Крестьянские че­лобитные рисуют картину подлинного феодального разбоя землевладельцев. Помещики били и мучили крестьян, сажали их в «чепи» и в «железа» «на смерть», свозили к себе на двор, пря­тали крестьянских жен и детей, отби­рали лошадей и коров, сошники и ко­сы, хлеб в клетях и «земляной», гра­били домашнюю рухлядь. Попытки крестьян найти управу у Щелкалова, как правило, оказывались безуспеш-



Глава 12. Закрепощение крестьян


ными64. Показательно, что в своих распоряжениях и инструкциях По­сольский приказ четко разграничивал и противопоставлял понятия «воль­ные люди» и «крестьяне с пашни». При этом констатация «вольности» и «невольности» крестьян определялась исключительно интересами фиска. Сыновья тяглецов вольны были ухо­дить в казаки без всяких формально­стей, тогда как тяглецы не могли по­кинуть тяглый «жеребей».

Помещики усвоили все выгоды, вытекавшие для них из временного прикрепления крестьян к тяглу, но они рассматривали крестьянскую крепость не только и не столько с точки зрения тягла и интересов каз­ны, сколько с точки зрения собствен­ных интересов. Южные помещики поступали в отношении крестьян так, как если бы они были «крепки» земле.

Под напором дворянства Посоль­ский приказ распорядился сыскать среди казаков и вернуть помещикам беглых крестьян. Подчиненные Щел­калова выражали беспокойство, как бы из-за набора крестьян в казаки «вперед смуты не было». Эти опасе­ния имели веские основания65.

В первой половине 90-х годов кре­постническая политика вступила в новую фазу своего развития, свиде­тельством чего служит указная гра­мота 14 апреля 1592 г. Она исходила из московского приказа и была адре­сована на Двину. На грамоте стоит подпись А. Я. Щелкалова. Двинский акт замечателен тем, что он отразил не отдельный, и притом не второсте­пенный (как в деревских докумен­тах), момент тяжбы из-за крестьян, а все основные ее стадии — от иско­вой челобитной до решения москов­ских судей.


Власти Никольского Корельского монастыря на Двине просили возвра­тить на старые тяглые наделы двух крестьян, «выбежавших» из мона­стырских деревень 66. Свой иск стар­цы мотивировали, с одной стороны, тем, что беглые крестьяне, записан­ные за монастырем последними пис­цами, сбежали «без отказу беспош­линно», а с другой — необходимостью вернуть их в тягло, поскольку запу­стение двух тяглых деревень принесет казне (и монастырю) более 20 руб. убытка в год 67.

Исходя из исковой челобитной, московские судьи, казалось бы, долж­ны были выяснить, в самом ли деле крестьяне сбежали «без отказу бес­пошлинно». Однако они обошли этот вопрос молчанием и предписали пу­тем обыска установить на месте сле­дующее: «Те крестьяне наперед того за... монастырем живали ли?», «Кре­стьяне без отпуску выбежали ли?»

Очевидно, истцы и судьи подхо­дили к делу с разных позиций. Мона­стырь не знал никакого общего зако­на об отмене Юрьева дня и обосновал свое требование о возвращении кре­стьян прежде всего ссылкой на нару­шение беглецами правил выхода по царскому Судебнику («отказ» и вы­плата пожилого). Московские же дья­ки проявили полное безразличие к факту нарушения норм Судебника. Они как будто забыли саму термино­логию старого Судебника («отказ», «пошлины») и решительно заменили ее новой («отпуск»)—крепостниче­ского характера. (С «отпуском» мог­ли покинуть своего землевладельца и крепостные в XVII в.) Примеча­тельно, что ни старцы в исковой че­лобитной, ни судьи в своем постанов­лении вовсе не упоминают о заповед-



Глава 12. Закрепощение крестьян


ных годах. В частности, судьи не тре­бовали выяснить на месте, «выбежа­ли ли» крестьяне в заповедном году. Указная грамота на Двину была посвящена конкретному казусу — де­лу о двух беглых крестьянах — и за­канчивалась судным решением по этому поводу. Но решение было до­полнено особой статьей о свозе кре­стьян, формально не имевшей отно­шения к делу о бегстве крестьян68. Вслед за предписанием о возвраще­нии беглецов на монастырскую землю приказ оградил права монастыря на его крестьян такой формулой, обра­щенной к властям окрестных черно­сошных двинских волостей: «Да и вперед бы есте из Никольские вотчи­ны крестьян в заповедные лета до нашего указу в наши в черные дерев­ни не волозили, тем их Никольские

вотчины не пустошили» 69 .

В Двинской грамоте 1592 г. фигу­рируют те же самые заповедные го­ды, что и в деревских обысках 1588—

1589 гг., и в Торопецкой грамоте

1590 г. Но в грамоте 1592 г. появля­
ется один существенно новый момент.
Старые заповедные лета имели в виду
возрождение и поддержание тягла,
каким оно было зафиксировано в до­
кументах второй половины 80-х го­
дов (писцовых книгах и т. д.). Судя
по Двинской грамоте, правительство
признало необходимым распростра­
нить действие заповедных лет на не­
определенно длительное время — «до
государева указу».

Из меры временной заповедные годы стали превращаться в 90-х го­дах в меру постоянную. Но как это ни удивительно, правосознание 90-х годов не только не усвоило вырабо­танное приказной практикой 80-х го­дов понятие «заповедные годы», но и


окончательно отбросило его. Двин­ская грамота 1592 г.— последний ис­точник, упоминающий о заповедных летах. Источники последующего пе­риода вовсе не знают этого термина. Как объяснить отмеченный факт? По-видимому, система временных мер по прикреплению крестьян к тяглу ока­залась недостаточно гибкой. Прежде всего она перестала соответствовать той цели, для которой была создана. Эта цель сводилась к поддержанию фискальной системы. Многие кресть­яне, вышедшие в заповедные годы, успели отсидеть льготы у новых зем­левладельцев и превратились в ис­правных налогоплательщиков. Вто­рично срывать их с тяглого надела и переселять на прежнее местожитель­ство значило нанести ущерб регуляр­ным податным поступлениям. Чем продолжительнее оказывались сроки заповедных лет, тем менее способен был приказной аппарат распутать не­прерывно разраставшийся клубок помещичьих тяжб из-за тяглецов. На деле правительственные распоряже­ния не могли прекратить начавшееся в годы разорения передвижение сель­ского населения.

Землевладельцы пускались во все тяжкие, чтобы заполучить в свои пу­стующие деревни соседских крестьян. Не удивительно, что приказы были завалены исками о крестьянах. При тогдашней волоките тяжбы между помещиками тянулись по многу лет. Они не только порождали глубокий разлад в господствующих сословиях, но и грозили дезорганизовать бю­рократический аппарат управления. Чтобы разом покончить с нарастав­шими трудностями, правительство царя Федора было вынуждено огра­ничить давность исков о крестьянах



Глава 12. Закрепощение крестьян


пятилетним сроком. Самая ранняя по времени ссылка на новое законода­тельство содержится в государевой грамоте за приписью А. Я. Щелка-лова от 3 мая 1594 г., фигурирующей в судном деле по Обонежской пятине.

Названный источник чрезвычай­но интересен сам по себе, так как поз­воляет наглядно представить приемы и формы издания важнейших поста­новлений по крестьянскому вопросу в правление Бориса Годунова.

В 1594 г. Новгородская съез­жая изба разрешила тяжбу между помещиками А. Ф. Бухариным и П. Т. Арцыбашевым, использовав прецедент — решение московского судьи А. Я. Щелкалова по аналогич­ному делу между помещиками С. Зи­новьевым и С. Молевановым. В деле А. Ф. Бухарина содержится следую­щая справка о решении А. Я. Щел­калова: «Будет в Степанове челобитье Зиновьева написано, что ищет кресть­ян Остратка Иванова с товарыщи на Степане на Молеванове за десять лет, и тем крестьянам велено жити за Степаном за Молевановым по-преж­нему, а Степану Зиновьеву о тех крестьянах велено отказати, да и вперед бы всяким челобитчиком о крестьянском владенье и в вывозе давати суд и управу за пять лет, а старее пяти лет суда и управы в кре­стьянском вывозе и во владенье че­лобитчиком не давати и им отказы­вати по таким челобитьям» 70.

В. И. Корецкий усмотрел в при­веденном отрывке ссылку на специ­альный указ царя Федора или по крайней мере на особую статью Уло­жения о крестьянах царя Федора, посвященную урочным годам. Однако сам факт ссылки в деле А. Ф. Буха­рина на прецедент (решение по делу


С. Зиновьева) показывает, что Нов­городская съезжая изба не получила из Москвы «памяти» с изложением закона о пятилетнем сроке подачи челобитных. Формула указной гра­моты А. Я. Щелкалова: «...да и впе­ред бы всяким челобитчиком... давати суд и управу...» — свидетельствует, что новая юридическая норма возник­ла в текущей судебной практике мос­ковских приказов из обобщения впол­не конкретных прецедентов. Она, по-видимому, первоначально не была облечена в форму законодательного акта, прошедшего обязательное ут­верждение в Боярской думе.

Время издания первого распоря­жения об урочных годах можно уста­новить лишь предположительно. Нов­городская съезжая изба, ежегодно разбиравшая множество тяжб из-за крестьян на основании московских указных грамот, впервые узнала о нем из грамоты от 3 мая 1594 г., на которую была вынуждена ссылаться в последующих своих решениях по аналогичным делам. Можно полагать, что разъяснения насчет нового зако­на были получены в Новгороде вско­ре после издания самого закона.

Указ о пятилетних урочных годах покончил со старой системой запо­ведных лет. Напомним, что деревские помещики еще в конце 80-х годов имели возможность требовать возвра­щения крестьян, ушедших от них за семь-восемь лет до подачи иска. К середине 90-х годов в Новгороде на­копилось 13 заповедных лет, причем помещик имел право искать своих тяглых крестьян до выходных лет, а практически неопределенно дли­тельное время. С 1594 г. помещики могли возбуждать дела лишь о кре­стьянах, свезенных из их поместий



Глава 12. Закрепощение крестьян


после 1588—1589 гг. Предыдущие заповедные годы (1581—1587) прак­тически аннулировались. Вместе с ними было изъято из употребления и само понятие «заповедные лета», так и не успевшее приобрести универ­сальное значение.

Введение пятилетнего срока сыска крестьян знаменовало решительный поворот в ходе закрепощения. Чрез­вычайные и временные меры стали превращаться в постоянно действую­щие установления. Сознание совре­менников четко уловило и зафикси­ровало этот рубеж. Никольские мо­нахи в 1592 г. жаловались, что их крестьяне сбежали от них «без от­казу беспошлинно». Они не могли сослаться ни на какие новые законы царя Федора, воспрещавшие выход, и по старинке апеллировали к отжив­шим нормам царского Судебника. Прошло три года, и старцы Пантелей­монова монастыря в Деревской пятине смогли сослаться на «указ» Федо­ра: «Ныне по нашему (царскому.— Я. С.) указу крестьяном и бобылем выходу нет» 71. На основании приве­денных слов В. И. Корецкий попы­тался реконструировать неразыскан­ное Уложение царя Федора 1592 г., состоявшее, по его мнению, из мно­гих пунктов и формально отменив­шее Юрьев день 72. Однако имеющая­ся фактическая база слишком узка для широких реконструкций.

Возможно, слова пантелеймонов­ских старцев не были цитатой из «указа» Федора, а носили обобщен­ный характер. Иначе говоря, они от­разили тот перелом, который произо­шел в правосознании современников в связи с длительной практикой воз­вращения тяглых крестьян на их ста­рые наделы в рамках общих финансо-


вых мероприятий правительства Го­дунова, а также в связи с ограниче­нием в 1594 г. срока подачи исков о крестьянах четырьмя годами (уроч­ные годы). Как бы то ни было, чело­битная старцев 1595 г. обнаружила тот факт, что меры правительства по временному урегулированию тягла переросли первоначальные узкие рам­ки и вылились в общий запрет выхо­да и для крестьян, и для бобылей, которые не принадлежали к разряду тяглого населения. Бобыли не могли теперь покинуть землевладельца, по­тому что стали «крепки» земле. Та­ким образом, прикрепление сельского населения утратило исключительно фискальный характер.

Открытие В. И. Корецким новых документов по истории крестьянст­ва положило конец давней полемике по вопросу об участии государства в прикреплении крестьян к земле. Можно считать окончательно уста­новленным, что правительство царя Федора принимало самое непосредст­венное участие в отмене Юрьева дня. По мнению В. И. Корецкого, «указ царя Федора о запрещении крестьян­ского выхода, видимо, представлял собой настоящее уложение, регулиру­ющее различные стороны взаимоот­ношений крестьян и феодалов, обоб­щающее и развивающее в новых ус­ловиях предшествующее законода­тельство по крестьянскому вопро­су» 73. В. И. Корецкий как бы пред­лагает продолжить поиски утерянного текста, которые начаты были полто­ра века назад и пока не увенчались успехом.

Уложение царя Федора едва ли когда-либо будет разыскано. Опира­ясь на строго проверенные показания источников, можно лишь высказать



Глава 12. Закрепощение крестьян


предположение, что и запрет кресть­янских переходов в рамках заповед­ных лет, и пятилетние урочные годы были введены в жизнь посредством временных правительственных распо­ряжений, не облеченных в форму раз­вернутого, мотивированного законо­дательного акта.

При Лжедмитрии I власти пред­приняли попытку систематизировать законы, изданные с начала 50-х годов XVI в. до 1 февраля 1606 г. В этих целях и был составлен Сводный Су­дебник 1606—1607 гг., включавший подробные разделы (грани) о кресть­янах. Составители Судебника имели в своем распоряжении фонды Помест­ного приказа, из стен которого выш­ли все важнейшие постановления по крестьянскому вопросу. Тем не менее компетентные приказные правоведы не смогли найти никаких законода­тельных памятников царя Федора о крестьянах, за исключением одного лишь указа 1597 г. Если московские правоведы, систематизировавшие за­конодательство царя Федора, не об­наружили этот указ или уложение о крестьянах через 13 лет после его издания, имея под руками сохранные архивы, то это может иметь только одно объяснение: безуспешно разы­скиваемый указ, по-видимому, никог­да не был издан.

Отмена долгих заповедных лет и осуществление на практике норм пя­тилетних урочных лет первоначально не изменили взгляда на запрещение крестьянских выходов как на меру временную. Своеобразным свидетель­ством тому служит приговор старца Иосифо-Волоколамского монастыря Мисаила о монастырских крестьянах. Мисаил, в миру Михаил Андреевич Безнин, был человеком широко из-


вестным в тогдашнем русском обще­стве. Бывший воспитатель царевича Федора, он многие годы сидел в Бо­ярской думе и лишь в 1586 г. вынуж­ден был уйти в монастырь из-за про­исков Годунова. Очень скоро энергич­ный старец взял в свои руки дела одного из крупнейших монастырей страны. В 1595 г. Мисаил предписал приказчикам Иосифо-Волоколамского монастыря по «кабалам денег на кре­стьянех не имати, которые учнут за монастырем жити, а будет государь изволит крестьяном выходу быть, и которые крестьяня пойдут из-за мо­настыря, и на тех крестьянех по тем кабалам деньги имати... в казну в мо­настырскую» 74. Свое решение о не­взыскании денег по кабалам старец Мисаил поставил в прямую зависи­мость от продления или отмены за­кона о запрещении выхода. Очевидно, он считал названный закон времен­ным нововведением 75. Поскольку Без­нин был практическим дельцом и знал настроения в правительственных кругах, его слова приобретают особое значение.

Трудно составить точное пред­ставление о тех политических разно­гласиях, которые возникли в думе в связи с подготовкой и изданием кре­постнических законов. При Василии Шуйском руководители Поместного приказа утверждали, будто царь Фе­дор запретил крестьянам переходы «по наговору Бориса Годунова, не слушая советов старейших бояр»76. В подобном утверждении, вероятно, была доля истины.

Пока Годунов не стал полновласт­ным правителем государства, меры в отношении крестьян носили половин­чатый характер. Слабое, раздираемое внутренними противоречиями прави-



Глава 12. Закрепощение крестьян


тельство царя Федора поначалу не обладало ни решимостью, ни средст­вами для радикального и окончатель­ного разрешения крестьянского воп­роса. Оно не могло ни отменить од­ним ударом нормы Судебника, ни восстановить Юрьев день в качестве регулятора крестьянских переходов. Только к середине 90-х годов Году­нов добился более прочной политиче­ской стабилизации и под давлением дворянства приступил к окончатель­ной ликвидации Юрьева дня.

Можно ли доверять утверждению Поместного приказа, будто старей­шие бояре противодействовали крепо­стнической инициативе Бориса Году­нова? Это утверждение носило явно полемический характер. Поместная справка была составлена при Шуй­ском в разгар Крестьянской войны, когда рискованность такой меры, как закрепощение крестьян, была слиш­ком очевидной. Поместный приказ, одобряя действия старейших бояр, имел в виду вполне определенных лиц. При Федоре первыми боярами были будущий царь Василий Шуй­ский и его братья. Поместные дьяки не упустили случая похвалить их за прозорливость.

Отношение различных прослоек феодального класса к крестьянскому выходу было неодинаковым. Круп­ные землевладельцы обладали неиз­меримо большими возможностями для того, чтобы удерживать своих крестьян и перезывать чужих с по­мощью подмоги и льгот. Для мелких помещиков невозможность сохранить крестьян грозила скорым разорени­ем. Не удивительно, что идеи не­медленного закрепощения крестьян встречали в их среде наиболее энер­гичную поддержку.


Но различия в отношении фео­дальных землевладельцев к Юрьеву дню нельзя преувеличивать. Проти­водействие старейших бояр Годунову носило главным образом политиче­ский характер. В действительности не советы старейших бояр, а позиция крестьянства, составлявшего громад­ное большинство населения страны, тормозила утверждение крепостниче­ских законов. Настроения и действия крестьянских масс оказывали самое непосредственное влияние на разви­тие крепостного права.

Советские исследователи критиче­ски преодолели господствовавшую в буржуазной историографии концеп­цию «безуказного» закрепощения крестьян и пришли к важному выво­ду, что дворянское государство сыг­рало активную роль в установлении крепостного права. В настоящее вре­мя этот основополагающий тезис ис­следователями не оспаривается. Од­нако остается дискуссионным вопрос, в какие формы вылились первые кре­постнические мероприятия государ­ства.

Приведенный выше материал поз­воляет высказать предположение, что мероприятия, сформировавшие в об­щих контурах крепостнический ре­жим, первоначально носили фискаль­ный характер и потому не были и не могли быть облечены в форму раз­вернутого законодательного акта. За­прет крестьянского выхода и факти­ческая отмена правил Судебника о Юрьеве дне явились не целью, а ско­рее косвенным результатом этих рас­поряжений.

Режим заповедных лет стал скла­дываться во второй половине 80-х го­дов как система практических мер по возвращению крестьян и посадских



Глава 12. Закрепощение крестьян


людей в тягло. Решительный шаг в сторону закрепощения крестьян был сделан спустя десятилетие, когда дво­ряне усвоили все выгоды, вытекавшие из правительственных мер по упоря­дочению тягла, и добились законода­тельного подтверждения нового по­рядка. Под давлением феодальных землевладельцев временная система прикрепления к тяглу стала перера­стать в постоянную систему прикреп­ления к земле. Дворянская концеп­ция прикрепления взяла верх над фискальной.

24 ноября 1597 г. правительство издало первый развернутый закон о закрепощении крестьян. По времени закон был приурочен к Юрьеву дню: он был издан за два дня до его на­ступления. Но пункт о формальном упразднении Юрьева дня в указе отсутствует. Старый порядок кресть­янских переходов давно утратил практическую силу, и законодатели молчаливо исходили из этого факта. Закон 1597 г. утвердил реальность возникшего крепостного режима. В основу закона 1597 г. была положена норма о пятилетнем сыске крестьян, разработанная приказным ведомст­вом Щелкалова и применявшаяся на практике в течение нескольких лет. Указ лишь дополнил распоряжения предыдущих лет подробно разрабо­танным положением о сыске и воз­вращении крестьян. Отныне возвра­щению подлежали все вышедшие и свезенные крестьяне. Без такого де-


тального положения отмена Юрьева дня не могла быть осуществлена на практике в полном объеме. Вплоть до середины 90-х годов постановления по делам о крестьянах нередко содер­жали указание на то, что новые меры будут осуществляться «до государева указа», который возродит традицион­ный порядок вещей. Закон 1597 г. впервые санкционировал отмену Юрьева дня без ссылки на времен­ный характер меры и возможные пе­ремены.

Уложение 1597 г. значительно расширило крепостническую практи­ку. Оно прикрепило к земле не толь­ко тяглых дворовладельцев, но и их детей и жен, ранее не подпадавших под действие заповедных лет. Любой переход крестьянина рассматривался отныне как бегство. Беглый подлежал возврату со всей семьей и имущест-

вом

Таким образом, годуновский указ стал крупнейшей вехой в развитии крепостного режима, отразив момент превращения чрезвычайных и времен­ных мер в постоянно действующие нормы по всей стране.

Закрепощение крестьян стало
крупнейшим продворянским меропри­
ятием правительства Годунова. Указ
консолидировал господствующий

класс и упрочил положение Бориса Годунова как правителя. Но кресть­янство не желало мириться с неслы­ханным насилием со стороны крепо­стнического государства.


 



 


ЗАКЛЮЧЕНИЕ



 


 


«Бунташным» временем называют обычно XVII в. На самом деле поло­са массовых народных движений на­чалась с середины 80-х годов XVI в. В тот период широкий размах полу­чили городские движения. Несмотря на участие в них разнородных соци­альных сил, они носили в основном антифеодальный характер 1. Из-за скудости источников трудно соста­вить даже примерное представление о социальной программе и требованиях различных прослоек населения, уча­ствовавших в выступлениях. В источ­никах можно найти лишь косвенные указания на то, что в московских восстаниях середины 80-х годов впер­вые заявили о себе кабальные люди и холопы. Однако решающую роль в московских выступлениях играли посадские люди. Они составляли ос­новную массу восставших. По авто­ритетному свидетельству очевидцев, в апрельском выступлении 1584 г. уча­ствовало до 20 тыс. человек, едва ли не все взрослое население столицы2. Активность посадских низов объясня­лась тем, что они особенно остро ощу­щали на себе последствия «великого разорения» и налоговый гнет. В 1586 г. волнения в Москве повтори­лись. Народ вновь заставил боярских правителей сидеть в осаде в Кремле.

Аналогичные выступления имели место и в провинции. Посадские люди Соли Вычегодской 22 октября 1586 г. восстали против именитых людей Строгановых. Захватив город и воо­ружившись пушкой и пищалями («снарядом»), они убили главу торго-


вого дома Семена Аникеевича Стро­ганова, подвергли аресту его млад­ших родственников, Никиту и Афа­насия с племянниками, и хотели «всех из снаряду побити насмерть» 3. Стро­гановы снискали ненависть посадских людей ростовщическими операциями, спекуляциями и беспощадной эксплу­атацией городской бедноты на про­мыслах.

Волнения в Москве повторялись периодически. После неурожая и го­лода 1588 г. власти ввели в столице весной 1589 г. осадное положение. Спустя два года москвичи вновь уви­дели на улицах города вооруженные патрули.

Крупное восстание произошло в Угличе в мае 1591 г. Сохранность следственных материалов дает иссле­дователю редкую возможность изу­чить в мельчайших деталях анатомию городских движений конца XVI в. В угличском восстании участвовали, с одной стороны, дворяне Нагие, а с другой — «молодшие» посадские лю­ди, беднота, бурлаки («казаки») с волжских пристаней. Народ распра­вился с главой угличской админист­рации дьяком М. Битяговским не только потому, что его подстрекали Нагие. Фигура государева дьяка олицетворяла для народных масс всю систему феодального гнета. Перед ли­цом разбушевавшейся народной сти­хии дворяне испытали не меньший ужас, чем дьяки и приказные. Слу­жившие в уделе царевича Дмитрия дети боярские, не надеясь на покрови­тельство Нагих, бежали из восстав-



Заключение


шего города. Социальные тенденции восстания особенно четко сказались в отношении его участников к бога­тым городским верхам. Верхи оста­лись в стороне от движения, а в неко­торых случаях пытались противодей­ствовать «меньшим» людям. «Доб­рый» посадский человек И. Батусов пытался призвать народ к порядку, но толпа во главе с сапожником Ти­том изловила его и поволокла в тюрь­му. Другие посадские богатеи — «добрые люди» И. Пашин, В. Сему­хин — также «с посадскими людьми не думали (не совещались.— Р. С), те разбежались». И. Пашин и В. Бу­торин поспешили как можно дальше уехать от города, так как «заслышели в городе шум великий, в город и не пошли». Человек 20 посадских «мень­ших» людей пытались преследовать беглецов, но те укрылись в лесу, по­тому что «хотели их побити посад-цкие люди» 4. 30 лет спустя после восстания угличане смутно помнили об обстоятельствах гибели царевича, но по-прежнему обвиняли «добрых» людей в пособничестве государеву дьяку и прочим «изменникам» 5.

Социальные движения в городах оказали влияние на формирование политики, получившей наименование «посадского строения». В законода­тельном материале «посадское строе­ние» не отразилось, как и многие другие годуновские нововведения. Это затрудняет его оценку. Отрывоч­ные данные о разных городах помога­ют обнаружить лишь общее направ­ление годуновской политики, отвечав­шей требованиям посада, и в особен­ности его влиятельной купеческой верхушки. В Волхове, Кореле и Рос­тове власти предпринимали попытки вернуть на посад старых тяглецов,


ушедших на помещичьи земли либо переселившихся в городские дворы феодалов, или, как тогда говорили, «заложившихся» за дворян. В Казани и Зарайске администрация конфиско­вала и приписала к тяглу несколько монастырских слобод, во Владимире пополнила посад крестьянами патри­аршей слободы, в Калуге «збирала» на посад оброчных крестьян из мона­стырских и дворцовых владений6. Возрождение платежеспособной тяг­лой общины в городах отвечало и ин­тересам казны, и интересам посада. Власти не забыли о московских вол­нениях первых лет правления Федора и с помощью уступок старались пре­дотвратить их повторение.

Мерам Годунова недоставало по­следовательности. Они не были санк­ционированы законом и проводились лишь в отдельных местностях. В це­лом они носили противоречивый ха­рактер. Власти пытались возродить города ценой прикрепления членов посадской общины к тяглу. Покрови­тельствуя городам, монархия направ­ляла их развитие в феодальное русло. Проводя «посадское строение», вла­сти строго разграничили дворян (их называли служилыми людьми «по отечеству», или происхождению) и прочих воинских людей (их называли служилыми людьми «по прибору» и набирали из числа горожан). Тех, кто не принадлежал к феодальному сословию, облагали податями наряду с посадскими людьми. Известно, что в Переяславле и Зарайске «стройщи­ки» Бориса приписали к тяглу горо­довых пушкарей и других служилых людей «по прибору»7. Сословные различия все глубже раскалывали городское общество. Включенная в состав податного сословия служилая



Заключение


мелкота в полной мере испытала на себе гнет крепостнического государст­ва. «Посадское строение» в конечном счете обострило социальные противо­речия в тех городах, где оно было проведено, и оказало существенное влияние на ход первой Крестьянской войны.

Городские движения, пережив подъем в середине 80-х годов XVI в., пошли затем на убыль. В сельской местности протест масс против фео­дального гнета неуклонно нарастал начиная с 90-х годов. Отмена Юрьева дня и проведение в жизнь Указа о сыске беглых крестьян безмерно рас­ширили власть феодальных землевла­дельцев над сельским населением. Дворяне вводили в своих поместьях барщину, повышали оброки. Крестья­не с трудом приспосабливались к но­вому порядку вещей. Они мирились с утратой права «выхода», пока им сулили близкие «государевы выход­ные лета». Но шли годы, и они все больше убеждались в том, что их жестоко обманули. Крестьяне проте­стовали против усиления крепостного гнета, как могли. Чаще всего они бежали от своих землевладельцев. Появились и более грозные симпто­мы.

В начале 90-х годов правительст­во провело обширный розыск о кра­моле в южных уездах государства. Розыск начался с того, что в Москву явился некий дворянин из Алексина и донес на своего крестьянина, будто тот возводит многие вины на прави­теля Бориса Годунова. В ходе след­ствия выяснилось, что у крестьянина были единомышленники — «многие простые люди украинские». Власти перехватали крамольников «не токмо в одном граде (Алексине.— Р. С), но


и во всей украине». Многих «простых людей» замучили на пытках, «а иных казняху и языки резаху, а инии по темницам умираху» 8. Расправа с «простыми людьми» показала, что верхи со страхом встретили симпто­мы брожения в народных массах.

Начиная с 90-х годов XVI в. в русских источниках все чаще стали появляться сообщения об убийствах помещиков «разбойниками», о раз­громе поместий и т. п. 9 В отдельных случаях крестьяне оказывали массо­вое неповиновение феодалам. Подоб­ного рода выступление произошло в вотчинах Иосифо-Волоколамского мо­настыря в 1594—1595 гг. Крестьяне отказались платить монастырю обро­ки и исполнять барщину. Прошло не­сколько месяцев, прежде чем старцам удалось «крестьян острастити и сми­рити» 10.

В начале XVII в. борьба угнетен­ных масс вылилась в открытые воо­руженные выступления в масштабах отдельных районов, а затем и всей страны. Начальным рубежом Кресть­янской войны стало восстание Хлоп­ка в 1603 г. Этому восстанию пред­шествовала полоса вооруженных вы­ступлений, охвативших обширную территорию. Отряды повстанцев, или «разбоев» (так именовали их офици­альные источники), формировались преимущественно из беглых крестьян и холопов. Когда умножилось «раз­бойство в земле Рустей,— повество­вал летописец,— царь Борис посылал на них многажды своих воевод» 11. Как показал В. И. Корецкий, в 1602— 1603 гг. власти посылали дворян «за разбойники» из Москвы, Можайска, Вязьмы, Тулы, Коломны, Суздаля и других городов 12.

Правительство вынуждено было



Заключение


посылать воевод против «разбоев» уже при царе Федоре, в середине 90-х годов. Подтверждением может служить документальная запись Раз­рядного приказа 1595—1596 гг.: «То­го же году (7104) посланы в Лух для сыску разбойнова князь Борис Пет­рович Татев, да Борис Васильев, сын Собакин, да дьяк Григорей Чириков. И князь Борис Татев взят к Москве, а на ево место послан Василей Анд­реевич Замыцкой» 13. Территория бывшего Луховского удельного кня­жества, сравнительно удаленная от Москвы, стала первым очагом воо­руженного выступления «разбоев». Движение приобрело такие масшта­бы, что местные власти не смогли с ним справиться и обратились за по­мощью к Москве. Оттуда для подав­ления «разбоев» были направлены несколько видных дворян с военным отрядом.

Таким образом, уже в середине 90-х годов в замосковных уездах можно было наблюдать всполохи по-


жара, охватившего спустя десятиле­тие всю страну.

Податный гнет и неволя гнали крестьян из старых феодальных цент­ров на окраины. В глубинах «дикого поля», далеко за пределами оборони­тельной черты, образовались казац­кие общины, постоянно пополнявшие­ся крестьянами. Успехи казацкой вольницы вызывали глубокую трево­гу в московских верхах. Пока тихий Дон служил надежным прибежищем для беглых крестьян, крепостной ре­жим в Центре не мог восторжество­вать окончательно. Власти сознавали, какую опасность таит в себе бурля­щая окраина. Предпринятые ими меры для ограничения казачьей воль­ности обернулись, однако, против них самих. Открытое восстание казаков ускорило Крестьянскую войну.

Грандиозная Крестьянская война начала XVII в., явившаяся прямым ответом на установление в стране кре­постного режима, потрясла феодаль­ное государство до самого основания.


 



 


ПРИМЕЧАНИЯ

1 Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI — XVII вв. СПб., 1910, с 184—186. 2 Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в., т.… 3 Корецкий В. И. Закрепощение кресть­ ян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М., 1970; его же.…

Примечания


55 Депеша Болоньетти от 24 августа
1584 г.— Historia Russia monumenta, t. II,
N VIII, p. 7.

56 Платонов С. Ф. Очерки по истории
Смуты в Московском государстве XVI —
XVII вв., с. 188— 189; Сказания Авраамия
Палицына. М.—Л., 1955, с. 104; ДАИ, т. II.
СПб., 1846, №76, с. 194.

57 ЧОИДР, 1884, кн. IV, отд. III, с. 101.

58 Опубликованный список (вероятно,
черновой) «Чина венчания царя Федора»
был составлен, очевидно, до избрания коню­
шего, так как в нем определялись обязанно­
сти конюшего (нести скипетр), но не назы­
валось его имя, для которого в тексте был
оставлен пробел. В день коронации скипетр
перед царем нес Борис (СГГД, ч. 2. М.,
1819, № 51, с. 73; Горсей Д. Записки,
с. 111).

59 Historia Russia monumenta, t. I. СПб.,
1841, с. 293; Котошихин Г. О России в цар­
ствование Алексея Михайловича. СПб.,
1906, с. 81.

60 Исключительное положение Б. Ф. Го­
дунова как конюшего боярина подчеркива­
лось тем, что на официальных дипломатиче­
ских приемах он занимал место возле цар­
ского трона (ЦГАДА, ф. 79, кн. 15, л. 409).

61 Письмо Л. Сапеги из Москвы 10 ию­
ля 1584 г.— Historia Russia monumenta,
t. II, p. 2—3; ГИМ, Щукинское собр.,
№ 496, с 79.

62 Historia Russia monumenta, t. II,
N VIII, p. 7.

63 Письмо Каллигари от 6 сентября
1579 г.— Historia Russia monumenta, t. I,
p. 286; Пирлинг П. Россия и папский прес­
тол. М., 1912, с. 443.

64 Acta historica res gestas poloniae il­
lustranta. Cracoviae, 1887, p. 371. Впервые
этот факт установил Б. Н. Флоря.

65 Пискаревский летописец, с. 87.

66 ГИМ, Летописец, № 2524/42797,
л. 75 об.

67 Historia Russia monumenta, t. II,
p. 2—3.

68 СГГД, ч. 1. M., 1813, с. 594, 584.

69 Там же, с. 584, 593.

70 Там же, с. 595.

71 Там же.

72 Там же, с. 594, 595.

73 СГГД, ч. 2, с. 592.

74 Петров В. А. Соборное уложение
1584 г. об отмене тарханов.— Сб. статей по
русской истории, посвященный С. Ф. Пла­
тонову. Пг., 1922, с. 192.


75 Платонов С. Ф. Очерки по истории
Смуты в Московском государстве в начале
XVII в. СПб., 1899, с. 593; его же. Борис
Годунов. Пг., 1922, с. 82.

76 Каштанов С. М. Хронологический пе­
речень иммунитетных грамот XVI в., ч. 1.—
АЕ за 1957 г. М., 1958, с. 359 и др.; ч. 2.—
АЕ за 1960 г. М., 1962, с. 150, 154, 159,
162, 163, 164, 170, 175, 178, 182, 184, 185,
187, 188, 189, 195, 199 и др.; Кашта­
нов
С. М., Назаров В. Д., Флоря Б. Н. Хро­
нологический перечень иммунитетных грамот
XVI в.—АЕ за 1966 г. М., 1968, с. 217,
218, 227, 243, 245, 247, 248, 250, 252 и др.;
Тебекин Д. А. Жалованные грамоты как ис­
точник по истории феодального иммунитета.
Дип. раб. МГИАИ, 1955.

77 Каштанов С. М. Хронологический пе­
речень... — АЕ за 1960 г., с. 187, 159, 160,
161, 178, 180, 189.

78 Historia Russia monumenta, t. II, p. 7;
ЦГАДА, ф. 210, столбцы Московского сто­
ла, № 1144, л. 1; Горсей Д. Путешествия
(II), с. 62.

79 Горсей Д. Путешествия (II), с. 62.

80 ЦГАДА, Ф. 79, кн. 15, л. 631 об.—
632.

81 Опись Посольского архива 1626 г.—
ЦГАДА, ф. 138, оп. 3, д. 2, л. 429.

82 Горсей Д. Путешествия (II), с. 62;
Флетчер Д. О государстве Русском, с. 42;
Пискаревский летописец, с. 88.

83 ДАИ, т. I, № 131, с. 189, 195;
ЦГАДА, ф. 79, кн. 15, л. 629 об.

84 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 364, 379.

85 Новый летописец.— ПСРЛ, т. XIV,
с. 36.

86 ГПБ, OP, F IV, 597, л. 414.

87 Петрей П. Реляция Петра Петрея о
России начала XVII в. М., 1976, с. 78 — 79;
ЦГАДА, ф. 79, кн. 19, л. 28.

88 Historia Russia monumenta, t. II, p. 7.

89 Сказание о Гришке Отрепьеве.— РИБ,
т. XIII. СПб., 1909, стлб. 715.

90 Скрынников Р. Г. Россия после оприч­
нины, с. 83.

91 ЦГАДА, ф. 79, кн. 16, л. 6 об.

92 ЦГАДА, ф. Соловецкого монастыря,
№ 211, оп. 1, д. 3, л. 8 об.

93 В монастыре регент прожил еще семь
лет и умер 7 мая 1593 г. (ГПБ, OP, F IV,
№ 345, л. 67 —68).

94 Разрядная книга 1475—1598 гг.,

с. 363; ЦГАДА, ф. 79, кн. 16, л. 134.



Примечания


Глава 2

КРИЗИС ВЛАСТИ (с 30—39)

1 Письмо капитана Белявского (1585).—
Scriptores rerum polonicarum, t. XVIII,
p. 422.

2 ЦГАДА, ф. 79, кн. 15, л. 629 об.

3 М. А. Безнин разбил крымцев за
Окой; боярин князь Ф. М. Трубецкой, а
позже окольничий князь Ф. И. Хворостинин
и И. П. Татищев возглавляли полки, соб­
ранные на Оке; боярин князь Д. И. Хворос­
тинин повел войска на ногайцев (Разрядная
книга 1475—1598 гг., с. 342—343, 344;
ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 197 об.).

4 Scriptores rerum polonicarum, t. XVIII,
p. 422.

5 ЦГАДА, ф. 79, кн. 16, л. 141.

6 Вкладная книга Троице-Сергиева мо­
настыря.— Архив АН СССР, ф. С. Б. Весе­
ловского (ф. 620), оп. 1, д. 18, л. 56.

7 РИБ, т. XXII, стлб. 154—155, 228;
Толстой Ю. Первые 40 лет сношений меж­
ду Россией и Англией, с. 250, 71, 78.

8 ЦГАДА, собр. Мазурина, № 273,
л. 191 об. Впервые на значение этого факта
указал С. В. Бахрушин (Бахрушин С. В.
Классовая борьба в русских городах XVI —
начала XVII в., с. 214).

9 ЦГАДА, ф. 79, кн. 17, л. 143, 260,
260 об.

10 Повесть како отомсти.— ТОДРЛ,
т. XXVIII, с. 242.

11 ПСРЛ, т. XIV, с. 36.

12 Повесть како отомсти.— ТОДРЛ,
т. XXVIII, с. 242; ср. Иное сказание.—
РИБ, т. XIII, с. 4; ПСРЛ, т. XIV, с. 36.

13 Толстой Ю. Первые 40 лет сношений
между Россией и Англией, с. 250; Горсей Д.
Путешествия (II), с. 59; Обвинительные
пункты Московской комиссии против Д. Гор­
сея (1589 г.).— Горсей Д. Записки, с, 152.

14 Жалоба Английской компании.— Гор­
сей Д.
Записки, с. 144; Толстой Ю. Первые
40 лет сношений между Россией и Англией,
с. 285; Сб. РИО, т. 38. СПб., 1883, с. 175,
168.

15 Попов А. Н. Обзор хронографов рус­
ской редакции, вып. 2. М., 1869, с. 70 — 71;
Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и
повести о Смутном времени XVI в. как ис­
торический источник. СПб., 1888, с. 64 — 65;
Творогов О. Б. О Хронографе редакции
1617 г.—ТОДРЛ, т. XXV. М.—Л., 1970.


16 ГПБ, OP, F IV, № 600, л. 631. См.
также: Попов А. Изборник славянских и
русских сочинений и статей, внесенных в
хронографы русской редакции. М., 1869,
с. 186; ср. Латухинская степенная книга,
л. 414 об.—415.

17 Петрей П. Реляция Петра Петрея о
России начала XVII в., с. 78 — 79.

18 Временник Ивана Тимофеева, с. 62.

19 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 362—363.

20 Строев П. М. Списки иерархов и на­
стоятелей монастырей российской церкви.
СПб., 1877, с. 6; ПСРЛ, т. XIV, с. 37; Нов­
городские летописи. СПб., 1879, с. 449; Ле­
тописец XVII в., л. 257.

21 ПСРЛ, т. XIV, с. 37.

22 Депеша Болоньетти от 24 августа
1584 г.— Historia Russia monumenta, t. II,
p. 7.

23 Scriptores rerum polonicarum, t. XVIII,
p. 424.

24 Zaleski St Wojenne plany St. Bato­
riego w latach 1583 — 1586.— Przeglad pow­
szechny, t. III. Krakow, 1884, p. 38—42.

25 Scriptores rerum polonicarum, t. XVIII,
p. 422.

26 Письмо помечено 1 января 1586 г.
Но эту дату следует признать опиской, так
как в письме упомянуто о недавней смерти
Батория в декабре 1586 г. (Краков. Архив
Радзивиллов, V, № 11223). Текст письма
разыскан в архиве Б. Н. Флорей.

27 Реляция Н. Варкоча (1589 г.), fol.
63 — 63 об.

28 Горсей Д. Путешествия (II), с. 68.

29 Archiwum glowny Akt Dawnych w
Warszawie. Archiwum Radziwillow. dz. V,
N 11223. Приношу глубокую благодарность
Б. Н. Флоре за сообщение текста писем
С. Паца, Л. Сапеги и А. Бараковского.

30 Наказ послам был составлен в декаб­
ре 1586 г.—ЦГАДА, ф. 79, кн. 17, л. 142 —
142 об.

31 Там же, л. 142 об.

32 Пискаревский летописец, с. 88; Псков­
ские летописи, вып. 2, с. 264.

33 ПСРЛ, т. XIV, с. 37.

34 Беселовский С. Б. К вопросу о пере­
смотре и подтверждении жалованных грамот
в 1620-1630 гг. М., 1907.

35 Корецкий В. И. Из истории заселе­
ния Сибири накануне и во время Смуты (ко­
нец XVI — начало XVII в.).— Русское на­
селение Поморья и Сибири. М., 1973, с. 38,


Примечания


Глава 3

РЕФОРМА «ДВОРА» (с. 40—47)

1 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 197 об.

2 Список думных чинов на приеме М. Га­
рабурды 26 апреля 1586 г.— ЦГАДА, ф. 79,
кн. 16, л. 98.

3 Вкладные книги Иосифо-Волоколам­
ского монастыря. — ЦГАДА, ф. 181, № 141,
л. 50; Родословная книга.— ЦГАДА, ф. 181,
№ 176, л. 647. См. также: Кобрин В. Б.
Состав опричного двора Ивана Грозного.—
АЕ за 1959 г. М, 1960, с. 52.

4 Разрядная книга 1559—1605 гг.,
с. 210—211, 216; ЦГАДА, ф. 210, столбцы
Московского стола, № 751, столп. 3, л. 1.

5 Временник Ивана Тимофеева, с. 46.

6 ТКДТ. M.— Л., 1950, с. 83—103. См.
также: Смирнов И. И. Очерки политической
истории Русского государства 30 — 50-х го­
дов XVI в. М.—Л., 1958, с. 407 — 423;
Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного,
с. 366—371.

7 ПРП, вып. V. М., 1959, с. 434.

8 В начале 50-х годов в Москве служили
67 больших и дворовых дьяков, но лишь чет­
веро из них — И. Т. Клобуков, Я. Захаров
и, возможно, В. Неелов и В. Степанов — по­
пали в число лучших слуг. При этом они
были записаны не отдельным списком, а по­
пали в разряд детей боярских III статьи.

9 Таблица составлена на основе данных
А. Л. Станиславского о численности различ­
ных групп «двора». Приведенные в таблице
данные являются не совсем полными, по­
скольку неизвестны оклады некоторых дум­
ных чинов, жильцов и т. д.

10 Сухотин Л. М. Земельные пожалова­
ния в Московском государстве при царе Вла­
диславе.— ЧОИДР, 1911, кн. 4, с. 70 —71.

11 Впервые на значение этого факта ука­
зал Б. Н. Флоря. Он с полным основанием
отверг гипотезу о дефектности дворовой тет­
ради и пришел к заключению, что тетрадь
представляла собой список лишь части «го­
сударева двора» (Флоря Б. Н. Несколько за­
мечании о «дворовой тетради» как историче­
ском источнике.— АЕ за 1973 г. М., 1974,
с. 52 — 53).

12 Из записки о московском приказном
управлении следует, что в состав Боярской
думы входили два разрядных дьяка — «Роз­
ряду Московского Большого» и «Розряду
Ноугороцкого» (АИ, т. И, № 355, с. 422).


13 ТКДТ, с. 6.

14 АЕ за 1973 г., с. 49—50.

15 Это количество вычислил А. Л. Ста­
ниславский на основании списка двора царя
Федора 1588—1589 гг. (ЦГАДА, ф. 210,
столбцы Московского стола, № 751, стол-
пик 3). Список двора Федора впервые вве­
ден в научный оборот А. Л. Станиславским
и С. П. Мордовиной. О датировке списка
см.: Мордовина С. П. и Станиславский А. Л.
Боярские списки конца XVI — начала
XVII в. как исторический источник.— Со­
ветские архивы, 1973, № 2, с. 90 —94; Ста­
ниславский А. Л.
Источники для изучения
состава и структуры государева двора по­
следней четверти XVI — начала XVII в.
АКД. М., 1973, с. 19.

16 Скрынников Р. Г. Россия после оп­
ричнины, с. 46.

17 Список служилых людей 20 марта
1573 г.— Исторический архив, т. IV. М.—
Л., 1949, с. 24.

18 Назаров В. Д. О структуре «госуда­
рева двора» в середине XVI в. Общество и
государство феодальной России. М., 1975,
с. 40—54.

19 Станиславский А. Л. Источники для
изучения..., с. 19.

20 ТКДТ, с. 111 — 112.

21 По наблюдениям А. Л. Станиславско­
го, княжеские списки исчезли из боярских
списков в годы опричнины и «удела», а за­
тем появились вновь в дворовом списке царя
Федора (Станиславский А. Л. Опыт изуче­
ния боярских списков конца XVI — начала
XVII в. — История СССР, 1971, № 4).

22 ТКДТ, с. 117.

Глава 4

ВОЕННАЯ УГРОЗА (с. 48—54)

1 Новосельский А. А. Борьба Москов­
ского государства с татарами в первой по­
ловине XVII в. М.—Л., 1948, с. 432 — 433.

2 Разряды, л. 668 — 668 об.

3 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 197 об.
В официальной редакции государева Разря­
да 1598 г. сведения о татарском набеге под­
верглись фальсификации в связи с опалой
на победителя татар М. А. Безнина (Разряд­
ная книга 1475—1598 гг., с. 443 — 444).

4 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 352; ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 216
об; Разряды, л. 691 об.


Примечания


5 Новосельский А. А. Указ. соч., с. 433,

6 Корецкий В. И. Летописец с новыми
известиями о восстании Болотникова.— Ис­
тория СССР, 1968, № 4, с. 128; Разряды,
л. 697 об.

7 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 231 —
232 об.

8 ПСРЛ, т. XIV, с. 37; Разрядная кни­
га 1475 — 1598 гг., с. 390, 399.

9 Разряды, л. 700.

10 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 245
об.; Разряды, л. 706 об.

11 Zaleski St. Wojenne plany St. Bato­
riego w latach 1583— 1586.— Przeglad pow­
szechny, t. IV. Krakow, 1884.

12 Стороженко А. В. Стефан Баторий и
днепровские казаки. Киев, 1904, с. 98.

13 Флоря Б. Н. Русско-польские отноше­
ния и балтийский вопрос в конце XVI — на­
чале XVII в. М., 1973, с. 17—18.

14 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 378 — 379.

15 Флоря Б. Н. Русско-польские отноше­
ния и балтийский вопрос..., с. 18 — 22.

16 Там же, с. 12—14.

17 Винтер Э. Натиск контрреформации на Россию и польские королевские выборы 1575 и 1587 гг. — Международные связи России до XVII в. ML, 1961, с. 410.

18 Смирнов Н. А. Россия и Турция в
XVI —XVII вв., т. 1.—Уч. зап. МГУ, вып.
94. М., 1946, с, 138.

19 Кушева Е. Н. Народы Северного Кав­
каза и их связи с Россией в XVI — XVII вв.
М., 1963, с. 267.

20 Разряды, л. 711, 711 об., 714 об.;
Пискаревский летописец, с. 91; Кушева Е.Н.
Народы Северного Кавказа и их связи с
Россией..., с. 269, 270.

21 Разряды, л. 714 об., 725 об.

22 Флоря Б. Н, Русско-польские отноше­
ния и балтийский вопрос..., с. 34 — 35.

23 Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 409-411; Разряды, л. 731, 734.

Глава 5

ГОНЕНИЯ НА БОЯР (с. 55-64)

1 Флетчер Д. О государстве Русском,
с 159; Корецкий В. И. Формирование кре­
постного права и первая Крестьянская вой­
на в России, с. 201.

2 Разряды, л. 733; Флетчер Д. О госу­
дарстве Русском, с. 126.


3 Biblioteka Polskiej akademii nauk w
Krakowie. Teki Rzymskie, t. 42, fol. 178.

4 Biblioteka Polskiej akademii nauk w
Korniku, N 1539/13. Цитируемые здесь
польские депеши были разысканы в польс­
ких архивах Б. Н. Флорей.

5 Biblioteka Polskiej akademii nauk w
Krakowie. Rkp. Jag. bibl., N 1136.

6 Реляция Н. Варкоча (1589 г.), fol. 64.

7 «Правым и честнейшим нашим прелю­
бительным, приятельным приятелем госуда­
рю Борису Федоровичу Годунову да Ондрею
Щелкалову, боярину думному болшому и
дияку ближнему...» (Сб, РИО, т. 38, с. 187).

8 Письмо 1587 г.— Толстой Ю. Первые
40 лет сношений между Россией и Англией,
с. 286; ср. Горсей Д. Записки, с. 125.

9 Статейный список посольства Д. Флет­
чера. 1588—1589 гг. — Временник ОИДР,
кн. 8. М., 1850, с. 26 — 27.

10 Реляция Н. Варкоча (1589 г.), fol.
63.

11 Временник ОИДР, кн. 8, с. 77.

12 Ключевский В. О. Курс русской исто­
рии, ч. III. M.—Пг., 1923, с. 29.

13 ПСРЛ, т. XIV, с. 36 —37.

14 Разряды, л. 701 об.; ЦГАДА, ф. 210,
столбцы Московского стола, № 751, стол-
пик 3, л. 55, 26.

15 РИБ, т. XIII, стлб. 716; ЦГАДА,
ф. 210, столбцы Московского стола, № 751,
столпик 3, л. 26.

16 ЦГАДА, ф. 79, кн. 17, л. 259 об.—
260; ПСРЛ, т. XIV, с. 37.

17 Пискаревский летописец, с. 90; Псков­
ские летописи, вып. 2, с. 264; Морозовский
летописец. — ГПБ, OP, F IV, 238, л. 78.
Год смерти И. П. Шуйского правильно на­
зывает Д. Флетчер, а также авторы «Сказа­
ния о Гришке Отрепьеве» (Флетчер Д. О го­
сударстве Русском, с. 42; РИБ, т. XIII,
стлб. 716).

18 ГПБ, ОР, собр. Кирилло-Белозерского
монастыря, № 78/1317, л. 69 — 69 об.

19 Горсей Д. Путешествия (II), с. 62;
Псковские летописи, вып. 2, с. 264; РИБ,
т. XIII, стлб. 716; ПСРЛ, т. XIV, с. 37.

20 ПСРЛ, т. XIV, с. 37; Пискаревский
летописец, с. 88.

21 РИБ, т. XIII, стлб. 716.

22 ПСРЛ, т. XIV, с 36 — 37.

23 Вкладная книга Троице-Сергиева мо­
настыря, 1673 г.— Архив АН СССР, ф.
С. Б. Веселовского (ф. 620), оп. 1, 19,
л. 266.

24 ПСРЛ, т. XIV, с. 37. Военная карье-



Примечания


pa Колычева оборвалась в конце 1586 г. (Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 358, 377).

25 РИБ, т. XIII, стлб. 716.

26 ПСРЛ, Т. XIV, С. 376. В дворовом

списке 1588—1589 гг. против имени

B. М. Урусова имеется помета: «Нет. У при­
става». Следовательно, он находился в то
время в тюрьме (ЦГАДА, ф. 210, столбцы
Московского стола, № 751, столпик 3, л. 33).

27 ПСРЛ, т. XIV, с. 37.

28 Бывший воевода г. Колы А. И. Па­
лицын подвергся опале в 1588 г. и вскоре
был пострижен в Соловецком монастыре под
именем Авраамия (Державина О. А. «Ска­
зание» Авраамия Палицына и его автор.
Сказание Авраамия Палицына. М., 1955,
с. 22 — 23). м

29 Второй мемориал Л. Паули (пример­
но 1589 г.).— Haus-, Hof- und Staatsarchiv.
Wien, Russland I, Fasz. 3, 1589, fol. 185;
Первый мемориал Л. Паули (апрель

1588 г.).—Ibid., Fasz. 2, 1588, fol. 56, 59.

30 Письмо Л. Паули (апрель 1588 г.).—
Haus-, Hof- und Staatsarchiv. Wien, Russ­
land I, Fasz. 2, 1588, fol. 56, 59.

31 Там же.

32 Инструкция Н. Варкоча (1588 г.).—
Оригинал опубликован на немецком языке
в статье Г. Ф. Штендмана «Отзыв об исто­
рическом исследовании проф. А. Трачевско­
го» (Отчет о XXI присуждении наград гр.
Уварова. СПб., 1880, с. 101).

33 Реляция Н. Варкоча (1598 г.), fol.

64.

34 Мемориал Л. Паули (1598 —
1600 гг.).— Haus-, Hof- und Staatsarchiv.
Wien, Russland I, Kart. 4, 1598, fol. 97.

35 Ближний дьяк Фролов исполнял са­
мые секретные поручения Грозного в послед­
ние годы его жизни (Горсей Д. Путешест­
вия (II), с. 31). При Федоре Фролов был
отослан в Новгород, где служил главным
дьяком до 1588 г., после чего его имя ис­
чезло из Разрядов (Самоквасоз Д. Я. Ар­
хивный материал, т. II., ч. 2. М, 1909,
с. 446—448, 452 и др.).

36 Горсей Д. Путешествия (II), с. 61.

37 Список двора царя Федора 1588 —

1589 гг., л. 50.

38 Вкладная книга Троице-Сергиева мо­
настыря 1673 г.—Архив АН СССР, ф.

C. Б. Веселовского (ф. 620), оп. 1, № 19.
л. 234.

39 ДАИ, т. I, № 226, с. 428.

40 Царь Федор просил литовцев отпус-


тить королевну в Москву в феврале 1586 г. (ЦГАДА, ф. 159, № 601, 1586 г., л. 1).

41 Пискаревский летописец, с. 78; Гор­
сей Д.
Путешествия (II), с. 55.

42 Забелин И. Е. Домашний быт рус­
ских царей в XVI и XVII вв., т. 2. М.,
1869, с. 745; ДАИ, т. I, № 340, с 412;
Горский Л. В. Историческое описание Трои­
це-Сергиевой лавры. М., 1890, с. 97.

43 Вкладная книга Троице-Сергиева мо­
настыря. . 1673 г.— Архив АН СССР, ф.
С. Б. Веселовского (ф. 620), оп. 1, № 19,
л. 57 об.

44 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 27.

45 Разрядная книга 1475 — 1598 г.,
с. 378, 390.

46 Разряды, л. 745, 725 об.; Список дво­
ра царя Федора, 1588—1589 гг., л. 1.

47 ДДГ, с. 444; Разрядная книга 1475-
1598 гг., с. 334 — 336, 378,391.

48 ГБЛ, собр. Горского, 16, л. 250;
Список двора царя Федора 1588— 1589 гг.,
л. 19.

49 Симеон значился главным воеводой в
предполагаемом походе против Батория (Раз­
ряд, 25 февраля 1585 г.), против шведов
(Разряд, 2 ноября 1586 г.) и в Можайском
походе (Разряд, 25 декабря 1586 г.) (ГБЛ,
собр. Горского, № 16, л. 206 об., 225 об.;
Разрядная книга 1598 г., с. 379).

50 ПСРЛ, т. XIV, с. 47.

51 Акты Московского государства, т. I.
СПб., 1890, с. 53.

52 Список двора царя Федора 1588 —
1589 гг., л. 27.

53 Село Кушалино принадлежало бояри­
ну И. Ф. Мстиславскому. Симеон получил
его, видимо, благодаря браку с его дочерью
(ГИМ, ф. Симонова монастыря, кн. 58 (по
Ярославлю), 3, л. 398 — 400).

54 ПСРЛ, т. XIV, с. 47.

55 Маржарет Я. Записки. — Устря-
лов Н. Г. Сказания иностранцев о Дмитрии
Самозванце, изд. 3, ч. 1. СПб., 1859, с. 287.

56 Разряд 25 декабря 1586 г.— Разряд­
ная книга 1598 г., с. 379.

57 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 415.

58 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 42.

59 Разряды, л. 904 об.; Разрядная кни­
га 1475 —1598 гг., с. 378,390.

60 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 343.

61 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 254 об.



Примечания


Князь А. И. Голицын угодил в тюрьму в Дедилове «за то, что... писал к государю так, как холопы к государем не пишут» (Раз­ряды, л. 717 — 717 об.).

62 Список двора царя Федора 1588 —
1589 гг., л. 65, 66.

63 Разряды, л. 711; Разрядная книга
1493—1609 гг.—ЦГАДА, ф. 181, №99/131,
л. 715.

64 АФЗХ, ч. II, 387 — 388, с. 434 —
435: Сметанина С. И. Записи XVI —
XVII вв. на рукописях собрания Е. Е. Его­
рова. — АЕ за 1963 г. М., 1964, с. 365.

65 Барсуков А. П. Род Шереметьевых,
т. II. СПб., 1882, с. 8 —9.

66 Окольничий в 1585—1588/89 гг.,
без думного чина в Ливнах в 1589 —
1593/94 гг. (ГБЛ, собр. Горского, 16,
л. 282; Разрядная книга 1598 г., с. 360, 374,
392, 482; Разряды, л. 681; Список двора
царя Федора 1588—1589 гг., л. 27.

67 Список двора царя Федора 1588 —
1589 гг., л. 64 об.

68 Там же, л. 62, 30.

69 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 70; Псковские летописи, вып. 2, с. 264.
Опала на Строгановых была непродолжи­
тельной. В 1591 г. царь Федор пожаловал
им городок Орел и велел владеть всей вот­
чиной «по-прежнему» (Устрялов Н. Г. Име­
нитые люди Строгановы. СПб., 1842, прил.,
с. 42 — 43).

70 Псковские летописи, вып. 2, с. 264;
Флетчер Д. О государстве Русском, с. 42.

Глава 6

УСТУПКИ ДВОРЯНСТВУ (с. 65—73)

1 Скрынников Р. Г. Экономическое раз­
витие новгородского поместья в конце XV
и первой половине XVI в.— Учен. зап.
ЛГПИ им. А. И. Герцена, т. 150, вып. 1.
А, 1957, с. 7—10.

2 Самоквасов Д. Я. Архивный материал,
т. I. M., 1905, с 7.

3 Аграрная история, с. 193, 195; Абра­
мович Г. В.
Новгородские писцовые книги
как источник по истории барщины в помест­
ном хозяйстве XVI в.— Тезисы докладов и
сообщений XII сессии межреспубликанского
симпозиума по аграрной истории Восточной
Европы. М., 1970, № 2, с. 59.

4 Новгородские пятины, с. 280 — 281.

5 Там же, с. 280.


6 Там же, с. 224, 230, 239.

7 Там же, с. 267, 283.

8 Там же, с. 283.

9 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 14.

10 Псковские летописи, вып. 2, с. 264.

11 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 14.

12 Манъков А. Г. Цены и их движение в
Московском государстве в XVI в. М.— Л.,
1951. с. 109.

13 ПСРЛ, т. XXXII. М., 1975, с. 177;
Лашков Ф. Ф. Статейный список И. Суда­
кова 1587—1588 гг.— Известия Тавриче­
ской ученой архивной комиссии, № 14. Сим­
ферополь, 1891, с. 57.

14 ЦГАДА, ф. 137, д. 11. Книги ямских
и приметных денег, л. 575 об., 574 об. — 575,
587 об., 566 об.— 567; Самоквасов Д. Я.
Архивный материал, т. II, ч. 2, с. 536 — 537.

15 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 159.

16 Там же, л. 574 — 574 об., 573, 567
об.—572 об.

17 ЦГАДА, ф. 137, д. 11, л. 668 об.—
669, 667 об., 670 об.—672.

18 Там же, л. 567 об.— 573, 587 об.

19 Опись документов и бумаг, хранящих­
ся в Московском архиве Министерства юс­
тиции, кн. 8. М., 1891, с. 316, 317.

20 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 961, л. 379 об.

21 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 243 об.,
236 — 236 об.

22 Там же, л. 228 — 228 об., л. 232.

23 Смирнов П. П. Посадские люди и их
классовая борьба до середины XVII в. М.—
А, 1947, с. 331—333; Бахрушин С. В.
Классовая борьба в русских городах XVI —
начала XVII в., с. 213 — 214.

24 Пискаревский летописец, с. 87; ГИМ,
Летописец, 2524/42797, л. 75 об.

25 Новый летописец.— ПСРЛ, т. XIV,

26 Рожков Н. А. Сельское хозяйство
Московской Руси в XVI в. М., 1899,
с. 266 —267.

27 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 210 —
211, 205 — 205 об., 110.

28 Рожков Н. А. Указ. соч., с. 269.

29 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 197 —
198, 292, 269.

30 В. И. Корецкий. Из истории закрепо­
щения крестьян в России в конце XVI —
начале XVII в. — История СССР, 1957, 1,
с. 183.



Примечания


Глава 7

ДЕЛО НАГИХ (с. 74-85)

1 ДДГ. М., 1950, с. 440 — 441; ПСРЛ,
т. XIV, с. 34 — 35.

2 Когда царь Иван выделил глухонемо­
му брату Юрию Углич в удел, он образовал
при нем думу во главе со знатным боярином
князем И. А. Куракиным.

3 Морозовский летописец, л. 75; Гор­
сей Д.
Путешествия (II), с. 48.

4 Лихачев Н. П. Разрядные дьяки в
XVI в. СПб., 1888, прил., с. 12, 68.

5 Клейн В. К. Угличское следственное
дело о смерти царевича Дмитрия 15 мая
1591 г., ч. 2. М., 1913 (далее — Клейн В. К.
Угличское следственное дело...), л. 17, 37,
45, 10, 45 — 46, 49 — 50.

6 ПСРЛ, т. XIV, с. 40; Флетчер Д.
О государстве Русском, с. 27 — 28.

7 О поставлении благочестивых царей и
великих князей на царство.— Шпаков А. Я.
Государство и церковь в их взаимных отно­
шениях в Московском государстве. Одесса,

1912, прил. II, с. 114. Цитируемая рукопись
Синодальной библиотеки, по-видимому, была
составлена в митрополичьей канцелярии на­
кануне коронации Федора и представляла
собой черновой набросок.

8 Флетчер Д. О государстве Русском,
с. 138.

9 Зимин А. А. Смерть царевича Дмит­
рия и Борис Годунов.— Вопросы истории,
1978, № 9, с. 94 — 95.

10 Клейн В. К. Угличское следственное
дело о смерти царевича Дмитрия, ч. 1. Дип­
ломатическое исследование подлинника. М.,

1913. И. И. Полосин указал на наличие в
«обыске» нескольких различных версий о
причинах и обстоятельствах смерти цареви­
ча и на этом основании категорически отверг
мнение «о якобы произведенной по указанию
Бориса Годунова подделке (подтасовке) ма­
териалов следствия» (Полосин И. И. Углич­
ское следственное дело 1591 г.— Поло­
син И. И.
Социально-политическая история
России XVI —начала XVII в. М., 1963,
с. 226 — 227).

11 Клейн В. К. Угличское следственное
дело..., л. 21, 46, 7, 40, 6, 8, 48 — 49, 12 —
13, 14, 26, 28.

12 Там же, л. 11, 15,40,46.

13 Там же, л. 15,22, 26.

14 Письмо Л. Паули (1595 г.).—Haus-,


Hof- und Staatsarchiv. Wien, Russland I, Fasz. 3, 1595, fol. 74.

15 Лурье Я. С. Письма Джерома Гор­
сея.— Уч. зап. ЛГУ. Серия истор. наук, 1940,
73, с. 200.

16 Горсей Д. Путешествия (II), с. 99.

17 Зимин А. А. Смерть царевича Дмит­
рия и Борис Годунов, с. 100.

18 Башмаковская разрядная книга дати­
рует первое распоряжение Разрядного при­
каза 2 мая (Архив ЛОИИ, колл. рукопис­
ных книг, № 93, л. 734 об.— 735). Майская
запись воспроизведена также в самых ран­
них и лучших списках Разрядных книг под­
робной редакции (Разрядная книга 1577—
1606 гг.— ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 314;
Разрядная книга 1577—1616 гг.— ГИМ,
собр. Уварова, № 594, л. 383 об.). Судя по
Эрмитажной книге, Разряд повторил свое
распоряжение 7 мая, пересмотрев при этом
некоторые предыдущие назначения. Указ не
остался на бумаге. Получив назначение в Ки­
тай-город, князь И. Д. Шестунов пытался
местничать со ставленником Бориса В. П. Ту­
рениным, но был отстранен от службы и за­
менен А. Годуновым (Архив ЛОИИ, ф. 115,
№ 93, л. 734 об.— 735). Положение в сто­
лице оставалось тревожным, и правитель
старался насадить повсюду своих родствен­
ников.

19 Разряды, л. 753 об.—754, 759, 760
об.

20 Масса И. Краткое известие о Моско­
вии, с. 40 — 41. По словам Маржарета, весть
о смерти Дмитрия породила в Москве раз­
ные толки, народ роптал (Маржарет Я. Сос­
тояние Российской державы.— Устрялов Н.
Сказания современников о Дмитрии Само­
званце, изд. 3, ч. 1. СПб., 1859, с. 256).
Как раз в 1591 г. Борис Годунов сделал вто­
рое (после 1589 г.) крупное пожертвование
церкви. Он прислал большую сумму в Со­
ловецкий монастырь (Архив ЛОИИ, колл.
актовых книг, ф. 2, № 125, л. 22).

21 Разрядная книга 1577—1606 гг.—
ГБЛ, собр. Горского, № 16 л. 320; Разря­
ды, л. 761 об.; Сказание Авраамия Палицы­
на, с. 102; Новый летописец.— ПСРЛ,
т. XIV, с. 42; письмо Л. Паули (1595 г.).—
Haus-, Hof- und Staatsarchiv. Wien, Russ­
land I, Fasz. 3, 1595, fol. 74; Масса И. Крат­
кое известие о Московии, с. 41; Голуб­
цов И. А.
«Измена» Нагих.— Уч. зап. Ин­
ститута истории РАНИОН, т. IV. М., 1929,
с. 70.

22 Наказ Д. Исленьеву (ранее 17 июля


Примечания


1591 г.).—ЦГАДА, ф. 79, дела Польского двора, № 21, л. 206 — 206 об.

23 Голубцов И. А. «Измена» Нагих, с. 70;
Масса И. Краткое известие о Московии,
с. 41.

24 Клейн В. К. Угличское следственное
дело..., л. 51 — 52.

25 Наказ Д. Исленьеву (ранее 17 июля
1591 г.).—ЦГАДА, ф. 79, дела Польского
двора, № 21, л. 206 — 206 об.; наказ Р. Ду­
рову (1592 г.).— Выписки из статейного
списка посольства Павла Волка и Мартина
Сушского.— Анпилогов Н. Г. Новые доку­
менты о России конца XVI — начала
XVII в. М., 1967, с. 43.

26 Сказание Авраамия Палицына, с. 102;
ПСРЛ, т. XIV, с. 42; Пискаревский летопи­
сец, с. 92; Временник Ивана Тимофеева,
с. 44 — 45; РИБ, т. 13, стлб. 717.

Глава 8

ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ УСПЕХИ (с. 86—100)

1 Флоря Б. Н. Русско-польские отноше­
ния и балтийский вопрос..., с. 34.

2 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 417.

3 Tawaststjerna W. Pohjoismaiden viisi­
kolmat-tavuotinen sota. Helsinki, 1918 —
1920, p. 11 — 18, 10.

4 Разряды, л. 740 об.—741.

5 Был убит князь И. Ю. Токмаков, ру­
ководивший штурмом у Русских ворот, ра­
нены М. Г. Салтыков и Ромодановский, по­
сланные в проломы (Пискаревский летопи­
сец, с. 90 — 91; Разрядная книга 1475 —
1598 гг., с. 422).

6 Tawaststjerna W. Op. cit., p. 17—19.

7 Псковские летописи, вып. 2, с. 264.

8 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 426.

9 Разряды, л. 746—747 об., 751; Чу ми-
ков А.
О походе шведов к Белому морю в
1590—1591 гг.— ЧОИДР, 1894, кн. 3,
с. 12—15; Соловецкий летописец второй по­
ловины XVI в.— Исторический архив, т. VII.

М., 1951, с. 230 — 232.

10 Флоря Б. Н. О текстах русско-поль­
ского перемирия 1591 г.— Славяне и Россия.
М., 1972, с. 71 — 80.

11 Tawaststjerna W. Op. cit., p. 146.

12 Разряды, л. 761 об.— 763; Тихоми­
ров М. И.
Краткие заметки о летописных


произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962, с. 72; Разрядная книга 1475 — 1598 гг., с. 440 — 441; Кушева Е. Н. На роды Северного Кавказа..., с. 278; ПСРЛ, т. XIV, с. 42.

13 Разряды, л. 762 об., 759 — 759 об.,
760 об.—761, 766 об.

14 Разрядная книга 1475 — 1598 гг.,
с. 443.

15 ПСРЛ, т. XIV, с. 42; ГБЛ, Муз.
собр., 6033, л. 264.

16 Разряды, л. 768.

17 Там же, л. 772.

18 Разрядная книга 1475—1598 гг.,
с. 444.

19 Временник Ивана Тимофеева, с. 38;
ПСРЛ, т. XIV, с. 43; Пискаревский летопи­
сец, с. 93.

20 Очевидец татарского нападения пат­
риарх Иов спустя семь лет описал события
тех дней в «Житии царя Федора» (ПСРЛ,
т. XIV, с. 13).

21 ГБЛ, Муз. собр., № 6033, л. 264.

22 По слухам, записанным русскими ле­
тописцами и иностранцами, ночью к хану
привели пленников, которые показали, буд­
то в Москву прибыли крупные военные под­
крепления (ПСРЛ, т. XIV, с. 43: Масса И.
Краткое известие о Московии, с. 38; Вре­
менник Ивана Тимофеева, с. 157).

23 Согласно официальной версии, «лег­
кие воеводы» будто бы настигли татар за
Тулой, в «диком поле», и гнали их до хан­
ской ставки (ПДС, т. I. СПб., 1851, стлб.
1264; см. также: Буганов В. И., Корец­
кий В. И.
Неизвестный московский летопи­
сец XVII в. из Музейного собрания ГБЛ.—
Зап. ОР ГБЛ, вып. 32. М., 1971, с. 157 —
158).

24 ЦГАДА, ф. 123, Крымские дела, кн.
18, л. 189—190 об.; ПСРЛ, т. XIV, с. 42-
43; Тихомиров М. Н. Малоизвестные лето­
писные памятники. Исторический архив., кн.
VII. М., 1951, с. 232.

25 Кушева Е. Н. Народы Северного Кав­
каза..., с. 279.

26 ДРВ, ч. VII. М., 1788, с 58; ААЭ,
т. II, с. 26.

27 Разряды, л. 777, 787 — 787 об.; Ta­
waststjerna W.
Op. cit., p. 147, 192—193.

28 ПСРЛ, т. XIV, с. 45; Корецкий В. И.
Летописец с новыми известиями о восста­
нии Болотникова.— История СССР, 1968,
№4, с. 130.

29 Лашков Ф. Ф. Памятники дипломати­
ческих сношений Крымского ханства с Мос-


Примечания


ковским государством в XVIXVII вв.Симферополь, 1891, с. 35— 36.

30 Новосельский А. А. Борьба Москов­
ского государства с татарами в первой поло­
вине XVII в. М.—Л., 1948, с. 42.

31 Флоря Б. Н. Русско-польские отноше­
ния и балтийский вопрос..., с. 56 — 62.

32 ПСРЛ, т. XIV, с. 47; Пискаревский
летописец, с. 94 — 95; Сперанский А. Н.
Очерки по истории Приказа каменных дел
Московского государства. М., 1930, с. 40 —
42.

33 Пронштейн А. П. К истории возник­
новения казачьих поселений и образования
сословия казаков на Дону.— Новое о прош­
лом нашей страны. М., 1967, с. 172.

34 Багалей Д. И. Очерки из истории ко­
лонизации степной окраины Московского
государства. М., 1887, с. 38 — 39.

35 Перетяткевич Г. Поволжье в XV —

XVI вв. М., 1877, с. 317 — 318, прим. 2;
Английские путешественники в Московском
государстве в XVI в. Л., 1937, с. 265.

36 Памятники дипломатических и торго­
вых сношений Московской Руси с Персией,
т. I. СПб., 1890, с. 36; Гераклитов А. А.
История Саратовского края в XVI —

XVII вв. Саратов, 1923, с. 140.

37 ЦГАДА, ф. 89, д. 3, л. 239 об.

38 Там же, л. 96 об.; см. также: Мате­
риалы для истории Войска Донского. Сост.
И. Прянишников. Новочеркасск, 1864, с. 6,
8, 9; Воронежский край с древнейших вре­
мен до конца XVII в. Документы и мате­
риалы. Воронеж, 1976,с. 56.

39 Багалей Д. И. Очерки из истории ко­
лонизации..., с. 43.

40 Багалей Д. И. Материалы для исто­
рии колонизации и быта степной окраины
Московского государства XVI — XVII сто­
летий. Харьков, 1886, с. 10.

41 У московского правительства были
свои виды на вновь присоединенный плодо­
родный край. В период избирательной кам­
пании в Польше царские дипломаты обеща­
ли шляхте, что царь Федор в случае его
избрания на польский трон «в своих госу­
дарствах в новых городех на поле хочет и
польских и литовских людей землями жалу­
вать» (ЦГАДА, ф. 79, кн. 17, л. 328 об.).

42 Преображенский А. А. Урал и За­
падная
Сибирь в конце XVI — начале

XVIII в. М., 1972, с. 44 — 54.

43 Книга записная. Томск, 1973, с. 3.

44 ЦГАДА, ф. 98. Шведские дела,
1598 г., оп. 1, д. 1, л. 215.


Глава 9

КАБАЛА И БАРЩИНА (с. 101—107)

1 РИБ, т. XVII, № 345, стлб. 125—
126; 359, 350, 351, 346, 353, 352, 349,
357, 355, 358, 347; Новгородские писцовые
книги, т. III. СПб., 1868, с. 180.

2 РИБ, т. XVII, 356, 501, 369, 368,
367, 370, 371, 366, 365, 360—364.

3 Там же.

4 Скрынников Р. Г. Экономическое раз­
витие новгородского поместья в конце XV
и первой половине XVI в.— Учен. зап. ЛГПИ
им. А. И. Герцена, т. 150, вып. 1. Л., 1958,
с. 10—15.

5 Зимин А. А. И. С. Пересветов и его
современники. М., 1958, с. 389 — 391;
ЧОИДР, 1908, кн. 2, отд. II, с. 66 — 67;
Колычева Е. И. Холопство и крепостниче­
ство. М., 1971, с. 188—189.

6 Панеях В. М. Кабальное холопство в
XVI в. Л., 1967, с. 92 — 97; Корецкий В. И.
Закрепощение крестьян и классовая борьба
в России во второй половине XVI в.,
с. 200 — 201.

7 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 236 об.

8 Черепнин Л. В. Образование Русского
централизованного государства в XIV —

XV вв. М., 1960, с. 259; Колычева Е. И.
Холопство и крепостничество, с. 21 — 23,
158 и др.

9 Тезис о широком развитии барщины в

XVI в. обосновывали Б. Д. Греков, Л. В. Че­
репнин и многие другие исследователи (Гре­
ков Б. Д.
Крестьяне на Руси, кн. 2. М., 1954,
с. 267; Л. В. Черепнин. Образование Русско­
го централизованного государства в XIV —
XV вв., с. 230; Тихомиров М. Н. Монас­
тырь-вотчинник в XVI в.— Исторические
записки, т. 3. М., 1938; Корецкий В. И.
Очерки по истории закрепощения крестьян
в России в конце XVI — начале XVII в.
АКД. М., 1957; Маньков А. Г. О положе­
нии крестьян в феодальной вотчине России
во второй половине XVI в.— История СССР,
1959, № 4, с. 98; Горский А. Д. Очерки эко­
номического положения крестьян Северо-
Восточной Руси XIV —XV вв. M.f 1960;
Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного,
с. 90). Точка зрения Б. Д. Грекова встретила
возражение со стороны ряда авторов. Наибо­
лее полно их аргументы изложены в «Аграр­
ной истории Северо-Запада России» (с. 353;
Новгородские пятины, с. 284).


Примечания


Подробнее см.: Скрынников Р. Г. Крепостничество и становление барщинной системы в России в XVI в.— Вопросы исто­ рии, 1976, № 1, с. 40 — 43.

Смирнов И. И. Судебник 1550 г.— Исторические записки, т. 24. М., 1947, с 330.

Судебники XV —XVI вв. М., 1950, с. 173.

ДАИ, т. I, №51, с. 76, 82.

Самоквасов Д. Я. Архивный матери­ ал, т. II, ч. 2. М., 1909, с. 6 —7.

Там же, с. 54, 55 и др.; 13, 15 и др.; 12, 31 и др.

Абрамович Г. В. Новгородские писцо­ вые книги как источник по истории барщи­ ны, с. 60.

Глава 10

ПРАВЯЩИЙ КРУГ (с. 108—119)

Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 359 — 360; Родословная книга.— БАН, ОР, 4.7.28, л. 192 об.; Акты Юшкова, т. I, с. 216.

Разряды, л. 755 об., 758, 812 об.; Разрядная книга 1475 — 1598 гг., с. 300, 340, 348, 358.

Флетчер Д. О государстве Русском, с. 44; Шумаков С. А. Обзор грамот Колле­ гии экономии, вып. 2. М., 1900, № 205; РИБ, т. 32. СПб., 1915, стлб. 132—133; Гор­ сей Д. Записки, с. 112— 113.

Письма от 15 августа 1585 г., 6 июня 1588 г. и 15 января 1589 г.— Толстой Ю. Первые 40 лет сношений между Англией и Россией, с. 249, 294, 327.

Грамота 1589 г.— ПДС, т. I, стлб. 1228, 1229, 1168—1174.

ЦГАДА, ф. 123, дела Крымские, кн. 18, л. 13 об.

ПДС, т. I, стлб. 1174—1175.

Там же, стлб. 1240.

Там же, стлб. 1242.

Там же, стлб. 1279.

Там же, стлб. 1098, 1123, 1168, 1180, 1191, 1244; т. X. СПб., 1871, стлб. 461; Памятники дипломатических и торговых сно­ шений Московской Руси с Персией, т. I, с. 63, 117, 156.

Наказ А. Д. Рязанову (10 июля 1592 г.).— Анпилогов Г. Н. Новые докумен­ ты..., с. 77 — 78.

Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 446 — 447.


ПСРЛ, т. XIV, с. 44 - 45.

Памятники дипломатических и торго­ вых сношений Московской Руси с Персией, с. 296.

Ключевский В, О. Курс русской исто­ рии, ч. II. Пг., 1918, с. 21.

РИБ, т. XIII, стлб. 632.

Временник Ивана Тимофеева, с. 22.

Флетчер Д. О государстве Русском, с. 152— 153. Ср. письма Л. Сапеги из Моск­ вы (1584 г.).— Historia Russia monumenta, t. II, p. 2.

Pierling P. Le saint Siege, la Pologne et Moscou. Paris, 1885, p. 19; Новгородские летописи, с. 4; Маржарет Я. Записки.— Уст- рялов Н. Сказания современников о Дмит­ рии Самозванце, ч. I. СПб., 1859, с. 255.

Горсей Д. Путешествия (II), с. 77; Толстой Ю. Указ. соч., с. 44.

В литературном пересказе Д. И. Го­ дунова царский титул звучал так: «Превы­ сочайшие царские степени... великаго монар­ ха божьей милостию великого государя ца­ ря и великого князя Федора Ивановича, всея Росия самодержца и иных многих гос­ подарств, восточных, и северных, и запад­ ных, отчича и дедича и наследника...» (ГПБ, ОР, Соловецк. собр., № 858/748, л. 3 — 4).

И той убо не радя о земном царст­ вии мимоходящем, но всегда ища непреме­ няемаго» (Сказание Авраамия Палицына, с. 101; см. также: Флетчер Д. О государст­ ве Русском, с. 153).

Житие Федора Ивановича.— ПСРЛ, т. XIV, с. 3.

ДАИ, т. I, № 131, с 196, 198—199, 205,207,208,210.

Дневник Акселя Гюльденстерна. В пер. Ю. Н. Щербачева. — ЧОИДР, 1911, кн. 3, отд. IV, с. 36, 78; Горсей Д. Путеше­ ствия (II), с 102; Временник Ивана Тимо­ феева, с. 56.

Автографы Бориса Годунова обнару­ жил и опубликовал Д. С. Шереметев (ЧОИДР, 1897, кн. I, с 6 — 7).

Повесть князя Ивана Андреевича Хворостинина.— РИБ, т. 13, стлб. 531; Ска­ зания Авраамия Палицына, с. 101.

Ключевский В. О. Курс русской исто­ рии, ч. III. Пгр., 1918, с. 29.

Доклад посла Н. Варкоча (1593 г.).— Haus-, Hof- und Staatsarchiv. Wien, Russ­ land I, Fasz. 3, 1594, fol. 35, 36. Содержание секретной части беседы посла Варкоча со Щелкаловым изложено в анонимной записке на имя гофмейстера имп. двора в Вене.



Примечания


По кормовым книгам Федосью поми­ нали 25 января (Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты, с. 558).

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты, с. 212.

Масса И. Краткое известие о Моско­ вии, с. 45.

Временник Ивана Тимофеева, с. 73.

ЦГАДА, ф. 123, Крымские дела, кн. 21, л. 157 об., 325 об.

Горсей Д. Путешествия (II), с. 100.

Временник Ивана Тимофеева, с. 73.

ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 474.

После опалы и насильственного пост­ рижения князя И. Ф. Мстиславского место первого боярина занял его сын Федор.

Федотов-Чеховской А. Акты, относя­ щиеся до гражданской расправы древней России, т. I. Киев, 1860, с. 291. Проанализи­ ровав приведенную запись, Д. Ф. Кобеко пришел к выводу, что А. Я. Щелкалов до кончины жил в приходе Введенской церкви в Китай-городе, но в 1596—1597 гг. из-за тяжелой болезни не мог приложить руку к отписи (Кобеко Д. Ф. Дияки Щелкаловы. СПб., 1908, с. 5 —6).

Масса И. Краткое известие о Моско­ вии, с. 42.

Горсей Д. Путешествия (II), с. 68, 107.

Список двора царя Федора 1588 — 1589 гг., л. 1.

Разрядная книга 1598 г., с. 414.

Савва В. И. О Посольском приказе XVI в., вып. 1. Харьков, 1917, с. 235.

ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 433 — 434; Разрядная книга 1598 г., с. 498; Раз­ рядная книга 1475—1598 гг., с. 498.

ЦГАДА, ф. 210, столбцы Московско­ го стола, № 751, столпик 3, л. 1; Разряды, л. 766.

ГБЛ, собр. Горского, № 16, л, 436.

ГПБ, OP, F IV, 597, л. 428 об.; ср.: ПСРЛ, т. XIV, с. 45.

Разряды, л. 767, 884 об.; Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 521; ПДС, т. II. СПб., 1852, стлб. 486.

Разряды, л. 705 об.; Разрядная книга 1475 — 1598 гг., с 515.

Разряды, л. 804 об.; Синбирский сборник, т. 1. М., 1846, с. 127. Старший брат боярин Д. И. Хворостинин умер в августе 1590 г. (Список надгробий Троицкого мо­ настыря.— Горский А. В. Историческое опи­ сание Троице-Сергиевой лавры, ч. 2. М., 1890, с. 103).


Разряды, л. 705 об. В последний раз упомянут на службе в 1592 г.

ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 471; Разряды, л. 804, 865 об.; ПДС, т. И, с. 486; ААЭ, т. II, с 50.

Разрядная книга 1475—1598 гг., с. 486.

Разряды, л. 737 об., 758 об.

РИБ, т. 38. Л., 1926, стлб. 22 — 23; Разряды, л. 860.

Глава 11

ЗЕМСКИЙ СОБОР 1598 г. (с. 120—150)

Тихомиров М. Н. Российское государ­ ство XV —XVII вв. М., 973, с.42 —70; Шмидт С. О. Становление российского са- модержства. М., 1973, с. 120 — 261; Корец­ кий В. И. Земский собор 1575 г. и частич­ ное возрождение опричнины.— Вопросы ис­ тории, 1967, № 5.

Павленко Н. И. К истории Земских соборов XVI в.— Вопросы истории, 1968, № 5, с 83—103.

Тихомиров М. Н. Сословно-представи­ тельные учреждения (Земские соборы) в России в XVI в.— Вопросы истории, 1958, № 5, с. 16; ср.: Ключевский В. О. Сослов­ ное представительство на Земских соборах. Соч., т. 8. М., 1958, с. 54 — 55.

Мордовина С. П. Характер дворянско­ го представительства на Земском соборе 1598 г.— Вопросы истории, 1971, № 2, с. 62 — 63; см. также: Зимин А. А. Оприч­ нина Ивана Грозного. М., 1964, с. 175; Скрынников Р. Г. Начало опричнины. Л., 1966, с. 314.

Мордовина С. П. К истории утверж­ денной грамоты 1598 г.— АЕ за 1968 г. М., 1970, с. 138; ее же. Земский собор 1598 г. Источники. Характер представительства. АКД. М., 1971, с. 5.

Список И. А. Навроцкого опубликован дважды (ДРВ, ч. VII. М., 1788, с. 36— 127; Опыт трудов вольного Российского собра­ ния, т. III. M., 1774, с. 74—191). Имеется еще список Малиновского первой четверти XIX в. (ЦГАДА, ф. А. Ф. Малиновского (ф. 197), портф. 4, № 27). Как показала С. П. Мордовина, этот список не имеет са­ мостоятельного значения, будучи поздней копией списка Навроцкого (Мордовина С. П. К истории утвержденной грамоты, с. 129).

ДРВ, ч. VII, с. 118, 127.


Примечания


Там же, с. 111, 118, 116.

Там же, с. 94, 103, 118.

11 Список опубликован в ААЭ, т. II. СПб., 1836, № 7, с. 16 —54. О составе Строгановского сборника см.: Кушева Е. Н. Из истории публицистики Смутного… 12 ГПБ, ОР, собр. Соловецкого монас­ тыря, № 852/962, л. 211, 201 об., 215… 13 ГПБ, ОР, собр. Соловецкого монасты­ ря, № 852/962, л. 216 — 218, 200, 222, 225; сб. 0.IV.17, л. 189 об., 196 об.,…

Примечания


царство (черновик).— ГПБ, ОР, собр. Соло­вецкого монастыря, № 1184/1294, л. 4 — 4 об. Патриарх и царица Ирина тщетно пыта­лись принудить умирающего Федора назна­чить своим преемником Годунова (Буга­нов В. И., Корецкий В. И. Неизвестный мос­ковский летописец XVII в.— Зап. ОР ГБЛ, вып. 32. М., 1971, с. 159; Буссов К. Москов­ская хроника. 1584—1613. М.—Л., 1961, с. 80 — 81).

24 ДРВ, ч. VII, с. 38. Официальное «Жи­
тие царя Федора», составленное в патриар­
шей канцелярии, повторяет легенду, будто
перед смертью царь вручил скипетр Ирине

(ПСРЛ, т. XIV, с. 19).

25 ПСРЛ, т. XIV, с. 49; Буганов В. И.
Сказание о смерти царя Федора Ивановича
и воцарении Бориса Годунова.— Зап. ОР
ГБЛ, вып. 19. М., 1957, с. 174; Корец­
кий В. И.
Бельский летописец.— Вопросы
истории, 1971, 5, с. 139; ААЭ, т. II, с. 1;
РИБ, т. XVI. СПб., 1897, стлб. 312-313.

26 Пискаревский летописец, с. 101;
ПСРЛ, т. XIV, с. 20; Масса И. Краткое из­
вестие о Московии, с. 49.

27 Пискаревский летописец, с. 101: Щер­
бачев Ю. Н.
Датский архив.— ЧОИДР,
1893, кн. I, с. 299.

28 Русский архив, 1910, № 11, с. 343.

29 Сказания современников о Дмитрии
Самозванце, ч. III. СПб., 1832, с. 21—22;
Фонкич Б. Л. Греческо-русские связи в
XV-XVII вв. М., 1977, с. 215.

30 ЧОИДР, 1893, кн. 1, с 299 — 300;
Фонкич Б. Л. Указ. соч., с. 215.

31 Горсей Д. Записки, с. 112.

32 Пискаревский летописец, с. 108; Вре­
менник Ивана Тимофеева, с. 240.

33 ДРВ, ч. VII, с. 39; Русский архив,
1910, 11, с. 344; ЧОИДР, 1893, кн. I,
с. 299; Буссов К. Московская хроника, с. 81;
Масса И. Краткое известие о Московии,
с. 47; Донесение М. Шиля о поездке в Моск­
ву 1598 г. — Изд. ОИДР. М., 1875, с. 12.

34 ГБЛ, ОР, собр. Горского, 16,

л. 489 об.; ПСРЛ, т. XIV, с. 50.

35 ААЭ, т. II, с. 14.

36 Margaret J. Etat d'l Empire de Russe.
Paris, 1663, p. 21; ЧОИДР, 1893, кн. I,
с. 298 — 299.

37 Мордовина С. П. К истории утверж­
денной грамоты 1598 г., с. 131; Скрынни­
ков Р. Г.
Земский собор 1598 г. и избрание
Бориса Годунова на трон.— История СССР,
1977, №3, с. 149.

38 ААЭ, т. II, с 15.


39 ПСРЛ, т. XIV, с. 50.

40 Русский архив, 1910, № 11, с. 339.

41 ААЭ, т. II, с. 14.

42 Русский архив, 1910, 11, с. 340,
339, 341, 343. См. также: Буганов В. И.,
Корецкий В. И.
Неизвестный московский ле­
тописец XVII в., с. 153; Буссов К. Москов­
ская хроника, с. 80 — 81.

43 Русский архив, 1910, № 11, с. 341,
344.

44 Временник Ивана Тимофеева, с. 218.
45 ДРВ, ч. VII, с. 49.

46 Мордовина С. П. Указ об амнистии
1598 г.— Советские архивы, 1970, № 4,
с. 86.

47 ДРВ, ч. VII, с. 41, 43.

48 ААЭ, т. II, с. 21; Разряды, л. 865,
867; Разрядная книга 1598— 1638 гг., с. 54,
59-61.

49 СГГД, ч. II. М., 1819, с. 181.
50 ДРВ, ч. VII, с. 50.

51 ААЭ, ч. И, с 24.

52 Временник Ивана Тимофеева, с. 52 —

53.

53 ААЭ, т. И, с 15.

54 ДРВ, ч. VII, с. 56.

55 Там же, с. 54.

56 ААЭ, т. II, с. 14.

57 ДРВ, ч. VII, с 55.

58 Донесение М. Шиля о поездке в
Москву 1598 г., с. 12—13.

59 Elementa ad fontium editiones, t. IV.
Romae, 1961, p. 217. Автор письма принад­
лежал к кругам, близким к Ватикану, и ссы­
лался на сведения, полученные «господином
нунцием» от короля Сигизмунда III, письма
виленского палатина королю и т. д.

60 Русский архив, 1910, 11, с. 341 —
342.

61 ДРВ, ч. VII, с. 66 — 68.

РИБ, т. XIII, стлб. 14—15.

64 Временник Ивана Тимофеева, с. 53.

Примечания


65 РИБ, т. XVI. СПб., 1897,стлб. 314;
ААЭ,
т. II,с. 2.

66 Буганов В. И., Корецкий В. И. Неиз­
вестный
московский летописец XVIII в., с.
160, 136; Буганов В. И. Сказание о смерти
царя Федора Ивановича..., с. 178.

67 ДРВ, ч. VII, с. 82, 86.

68 Там же, с. 81 — 86; ААЭ, т. II, с. 37.

69 ДРВ, ч. VII, с. 87, 89, 90; ААЭ,
т. II, с. 38.

70 ААЭ, т. II, с. 1—2; Разряды, л. 876
об., 892 об.; ГБЛ, собр. Горского, № 16,
л. 520 об.—521.

71 ДРВ, ч. VII, с. 95; Разряды, л. 873;
ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 479; Сборник
грамот коллегии экономии, т. II. Пг., 1922,
№ 364, стлб. 356.

72 Русский архив, 1910, 11, с. 345.

73 ДРВ, ч. VII, с. 98.

74 А. П. Павлов отметил противоречие
в известии утвержденной грамоты о том, что
Борис переехал в Москву «апреля в 1 день
в третью неделю по пасце». В 1598 г. пасху
праздновали 16 апреля (Павлов А. П. Со­
борная утвержденная грамота об избрании
Бориса Годунова на престол.— Вспомога­
тельные исторические дисциплины, т. X. Л.,
1978, с. 215).

75 Фонкич Б. Л. Указ. соч., с. 214.

76 Разрядная книга 1598—1638 гг.,
с. 19 — 21.

77 ДРВ, ч. VII, с. 101, 102.

78 ААЭ, т. II,с. 16;ДРВ, ч. VII,с. 48.

79 ААЭ, т. И,с. 14.

80 ДРВ,ч. VII,с 52.

81 Там же, с. 75, 39; ААЭ, т. II, с. 2;
РИБ, т. XVI, стлб. 312313.

82 ДРВ,ч. VII,с. 107-108.

83 Каштанов С. М. Хронологический пе­
речень иммунитетных грамот XVI века,
ч. 2.—АЕ за 1960 г. М., 1962, с. 137; Ак­
ты, относящиеся до гражданской расправы
древней Руси, т. I. Киев, 1860, № 101; Сб.
РИО, т. 38, с. 260; ЦГАДА, ф. 64. Сноше­
ния России с Лифляндией, № 8.

84 Elementa ad fontium editiones, t. IV,
p. 217.

85 Разрядные книги 1598—1638 гг. ML,
1974, с. 44.

86 Один провинциальный летописец
XVII в. сообщает, что на Ильин день 29 (?)
июля 1598 г. по благословению патриарха
«ино по избранью и по прошенью всея зем­
ли» Борис сел на царство и велел дать жа­
лованье всей земле «для своего царьского
венца» (Бельский летописец. Публикация


В. И. Корецкого.— Вопросы истории, 1971, № 5, с. 140). В XVI в. выражение «сесть на царство» имело определенный смысл: оно означало царскую коронацию. Описанная ле­тописцем раздача жалованья «для венца» имела место при коронации в сентябре, а не в июле. В чем же причина хронологиче­ской ошибки летописца? Как видно, в памя­ти позднего летописца коронация совмести­лась с летней присягой Борису. Сбивчивая летописная заметка едва ли может служить надежным основанием для более широких выводов.

87 ДРВ, ч. VII, с. 116.

88 Там же, с. 116, 117.

89 Временник Ивана Тимофеева, с. 66 —
71. Издатели текста присяги неверно дати­
ровали ее 15 сентября 1598 г., опустив под­
линный заголовок рукописи (ААЭ, т. II,
с. 57). Присяга сохранилась в составе стро­
гановского сборника и имела следующий за­
головок: «Список с подкрестные записи (сло­
во в слово) у Соли Вычегоцкие Федора Че­
редова лета 7107 сентября в 15» (ГПБ, ОР,
сб. 0.IV. 17, л. 67). Если Чередов в середи­
не сентября имел возможность скопировать
текст, будучи в Сольвычегодске, значит, этот
текст был послан из Москвы несколькими
неделями раньше. Речь шла, таким образом,
об июльско-августовской присяге. После ко­
ронации московские власти 13 сентября на­
правили сольвычегодскому воеводе особое
объявление о том, что Борис сел на царство
(там же, л. 82 — 85).

90 ААЭ, т. II, с. 58 — 59.

91 Буганов В. И. Сказание о смерти ца­
ря Федора Ивановича..., с. 182—183.

92 ДРВ, ч. XII. М., 1789, с. 237; ДАИ,
т. II, с. 249, 253; ЦГАДА, ф, 199, оп. 2,
Портфели Миллера, № 478, ч. 1, № 14.

93 Письмо Сигизмунда III А. Сапеге от
12 января 1599 г. — Архив ЛОИИ, колл.
114, № III/127, л. 13.

94 Грамота Б. Годунова от января
1599 г. Проф. Ж. Бланков обнаружил ориги­
нал грамоты в Брюссельском архиве и лю­
безно предоставил ее фотокопию в ЦГАДА
в Москве. Ср. наказ послу В. Сукину
(ЦГАДА, Шведские дела, ф. 98, 1598, оп. 1,
д. 1, л. 201—205).

95 ДРВ, ч. VII, с. 38-39, 55; ААЭ,
т. II, с. 19, 25.

96 Каштанов С. М. Хронологический пе­
речень иммунитетных грамот XVI в.— АЕ
за 1957 г. М., 1958; его же. Хронологиче­
ский перечень иммунитетных грамот, ч. 2.—


Примечания


АЕ за 1960 г. М., 1962; Каштанов С. М., Назаров В. Д., Флоря Б. И. Хронологиче­скийперечень иммунитетных грамот, ч. 3.— АЕ за 1966 г. М., 1968. По данным Д. А. Те­бекина, вновь выданные иммунитетные гра­моты распределялись по времени следующим образом: август 1598 г.— 2, сентябрь— 1, октябрь — 3, декабрь — 1; январь 1599 г.— 3, февраль—6, март — 2, апрель — 3, май—1.

97 ДРВ, ч. VII, с. 116—117.

98 Исключение составили лишь И. В. Сиц­
кий и Ф. Д. Шестунов, близкие родственни­
ки Романовых. Они не поставили подписей
на грамоте. В перечень собора не были вклю­
чены ни князь И. И. Голицын, находивший­
ся в Москве, ни его брат А. И. Голицын,
отосланный на воеводство в Псков в январе
1598 г. и остававшийся там в 1599 — 1600 гг.
В конце концов А. И. Голицын скрепил гра­
моту подписью за себя «и в брата место»
(Разрядные книги 1598— 1638 гг., с. 53 —
56, 81).

99 Мордовина С. П. Характер дворян­
ского представительства..., с. 60 — 63.

100 ГПБ, собр. Соловецкого монастыря, 852/962, л. 226; сб. 0.IV.17, л. 208 об. Сын боярский Дивов назван в Строганов­ском списке Дартушей, а в Соловецком спи­ске— Даршутой. Однако родословие Диво­вых более точно передает прозвище Варфо­ломея-Варшуты (Российская родословная книга, ч. 4. СПб., 1857, с. 388).

101 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­ал, т. И, ч. 2, с. 522; Разрядная книга 1599—1605 гг., с. 155.

Глава 12

ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН (с 151-180)

1 Татищев В. Н. История Российская,
т. IV. М— Л., 1966, с. 320.

2 Соловьев С. М. История России с
древнейших времен, кн. IV, т. 2 — 3. М.,
1960, с. 296 — 298.

3 Ключевский В. О. Соч., т. 7. М., 1959.

4 Дьяконов М. А. Очерки из истории
сельского населения в Московском государ­
стве XIV—XVII вв. М„ 1898.

5 Милюков П. М. Крестьяне в России.—
Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгау­
за и И. А. Ефрона, 1890—1907, т. 32.

6 Самый подробный историографический
обзор приведен в работе Л. В. Волкова
«Проблема закрепощения крестьян в России


в советской исторической науке» (Труды МГИАИ, 1967, вып. 23). См. также иссле­дование американского историка Р. Хелли: Hellie R. Enserfment and military change in Moscow. Chicago, 1971, p. 1 — 18.

7 Адрианов С. А. К вопросу о крестьян­
ском прикреплении.— Журнал Министерства
народного просвещения, 1895, № 1, с. 239 —
251; Одынец Д. М. К истории прикрепле­
ния владельческих крестьян.— Журнал ми­
нистерства юстиции, 1908, № 1, с. 136 —
138; Самоквасов Д. Я. Архивный материал,
т. II, ч. 2, с. 14—15, 43 — 47.

8 Дьяконов М. А. Заповедныя и выход­
ныя лета. Пг., 1915, с. 10—11, 19.

9 Греков Б. Д. Юрьев день и заповед­
ные годы.— Известия АН СССР, т. XX. Л.,
1926; его же. Главнейшие этапы в истории
крепостного права в России. М.— Л., 1940;
его же. Крестьяне на Руси с древнейших
времен до XVII в., кн. 2. М., 1954.

10 Веселовский С. Б. Из истории закре­
пощения крестьян (отмена Юрьева дня).
Учен. зап. института истории РАНИОН,
т. V. М., 1928, с. 207.

11 Корецкий В. И. Из истории закрепо­
щения крестьян в России в конце XVI —
начале XVII в. - История СССР, 1957,
№1 с. 169.

12 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал т. II, ч. 1. М., 1909, с. 46 — 47.

13 Корецкий В. И. Из истории закрепо­щения крестьян..., с. 169.

14 Д. А. Замыцкий приступил к описа­нию Деревской пятины весной — летом 7090 (1582) г. Его книги насчитывают 1279 лис­тов. Составить их за оставшиеся месяцы 7090 г. (до 1 сентября) было невозможно. Работа продолжалась в 7091 г., однако с пе­рерывом на зимние месяцы, поскольку паш­ню под снегом не мерили (Веселовский С. Б. Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Москов­ского государства, т. II. М., 1916, с. 183 — 184). Д. А. Замыцкий не завершил описа­ния пятины, так как весной 7091 (1583) г. он участвовал в походе на казанцев (Разряд­ная книга 1475—1598 гг., с. 336). Остав­шиеся неописанными деревские погосты по­сетили писцы Карцев и Ф. Шишмарев. Они составили две небольшие книги (226 и 121 лист), датированные 1582—1583 (7091) гг. (Зап. РГО, кн. VIII. СПб., 1853, прил. IX). Составленные в 7090 — 7091 гг. деревские книги приобрели юридическую силу лишь после того, как их проверили и исправили в


Примечания


Поместном приказе в Москве. (В писцовой книге Деревской пятины имеются следы ис­правлений, связанных с утверждением кни­ги в приказе.) Обычно на эту процедуру ухо­дило много времени, иногда несколько лет (Веселовский С. Б. Сошное письмо, т. II, гл. IX —XI).

15 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 450; Разряды, л. 363.

16 ЦГАДА, Поместный приказ, ф. 1209,
№959, л. 199.

17 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 451; Анпилогов Г. И. Но­
вые документы, с. 415 — 418; ЦГАДА, По­
местный приказ, ф. 1209, № 959, л. 155 —
156.

18 Тимофеев Н. Крестьянские выходы
конца XVI в.— Исторический архив, т. 2.
М.— Л, 1939, с. 67.

19 Греков Б. Д. Крестьяне на Руси, т. II,
с. 291 — 297.

20 Корецкий В. И. Из истории закрепо­
щения крестьян..., с. 165, 169.

21 Тимофеев Н. Указ. соч., с. 84.

22 Таблица составлена на основании дан­
ных Н. Тимофеева (Указ. соч., с. 67). Его
подсчеты проверены нами по источнику (Ар­
хив ЛОИИ, ф. 284. Приходно-расходные
книги Иосифо-Волоколамского монастыря).

23 Щепетов К. Н. Сельское хозяйство в
вотчинах Иосифо-Волоколамского монасты­
ря.— Исторические записки, т. 18. М., 1946,
с 93, 97.

24 Тимофеев Н. Указ. соч., с. 83 — 84.

25 В свое время И. И. Лаппо статисти­
чески обработал сведения тверских писцовых
книг о крестьянских переходах, но получен­
ные им результаты не могут удовлетворить
исследователя. Так, И. И. Лаппо необосно­
ванно рассматривал данные о крестьянских
выходах в отрыве от хронологической канвы
и за основу их классификации принял тер­
минологию писцов (крестьяне «вышли»,
«сбежали», «свезены»), не замечая того, что
сама эта терминология многозначна и нуж­
дается в критике (Лаппо И. И. Тверской
уезд в XVI в. М., 1894, с. 45 — 47).

26 Еще в одном случае крестьянин «вы­
шел по сроке об Юрьеве дни» из села в се­
ло в пределах дворцовых владений (ПКМГ,
т. 1, отд. 2. М., 1877, с. 311).

27 Таблицы 6, 7 и 8 составлены на ос­
новании писцовой книги дворцовых волостей
Симеона Бекбулатовича 1580 г. (ПКМГ, т. 1,
отд. 2, с. 298 — 308).


ПКМГ, т. 1, отд. 2, с. 322, 345, 298- 300.

30 Приведенные данные о переходах крестьян в вотчинах Иосифо-Волоколамско­ го монастыря, боярина Н. Р. Юрьева и от­ части князя Симеона… 31 Корецкий В. И. Новое о крестьянском закрепощении и восстании Болотникова.—… 32 Список Уложения о крестьянах царя Василия Шуйского 1607 г., изданный И. И. Смирновым (Смирнов И. И. Новый список…

Примечания


сколь смутно представлял себе автор лето­писца события полувековой давности.

36 Корецкий В. И. Новгородские дела
90-х годов XVI в. со ссылками на неизвест­
ные указы царя Федора Ивановича о кресть­
янах. — АЕ за 1966 г. М., 1968 (далее —
Новгородские дела 90-х годов), с. 325.

37 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 500.

38 Там же, с. 449, 450, 451, 453; Ан­
пилогов Г. Н.
Новые документы, с. 415, 417.

39 Самоквасов Д. Я. Архивные материа­
лы, т. II, ч. 2, с. 452, 453; Анпилогов Г.Н.
Новые документы, с. 418 — 420.

40 Обыск от 30 марта 1588 г. (Анпило­
гов Г. Н.
Новые документы, с. 417). В двух
последующих обыскных грамотах вопросник
повторен дословно, но с сокращениями.

41 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 48; Анпилогов Г. Н. Новые
документы, с. 417.

42 Названные судные документы были
разысканы и опубликованы В. И. Корецким
(Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и
классовая борьба в России, прил. 2, с. 321 —
336).

43 Анпилогов Г. Н. Новые документы,
с. 433.

44 О датировке грамоты см.: Побой­
нин И.
Торопецкая уставная грамота
7099 г. — ЧОИДР, 1902, кн. 2, с. 355, прим.
2, с. 359.

45 Веселовский С. Б. Из истории закре­
пощения крестьян, с. 208, прим. 3; Гре­
ков Б. Д.
Крестьяне на Руси, т. II, с. 302 —
303; Корецкий В. И. Из истории закрепо­
щения крестьян..., с. 165.

46 Корецкий В. И. Из истории закрепо­
щения крестьян..., с. 165.

47 Анпилогов Г. Н. Новые документы,
с. 418. Достоверность приведенного показа­
ния подтверждается дозорами в поместьях
Н. Матушкина и Р. Обольянинова (22 июля
1587 г.), куда вышли тяглые крестьяне
Б. И. Кропоткина. Выходцы были укрыты от
дозорщиков и в тяглецах не числились (Са­
моквасов Д. Я.
Архивный материал, т. II,
ч. 2, с. 476, 478—479).

48 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 452; ЧОИДР, 1902, кн. 2,
с. 359; Побойнин И. Торопецкая уставная
грамота 7099 г., с. 355, прим. 2.

49 Корецкий В. И. Закрепощение кресть­
ян и классовая борьба в России, прим. 2,
с. 334.

50 Чаев Н. С. К вопросу о сыске и при-


креплении крестьян в Московском государст­ве в конце XVI в.— Исторические записки, 1904, т. 6, с. 152, 155; Архив ЛОИИ, ф. Ан­тониево - Сийского монастыря, № 701 (дан­ные сообщены А. И. Копаневым).

51 Сборник старинных бумаг, хранящих­
ся в музее П. И. Щукина, ч. 2. М., 1897,
с. 228 — 229; Корецкий В. И. Закрепощение
крестьян и классовая борьба в России, с. 110.

52 Самоквасов Д. Я. Архивный матери­
ал, т. II, ч. 2, с. 483. До разорения в Бере­
зовском ряду насчитывалось не менее 70
тяглых дворов.

53 Смирнов П. П. Посадские люди и их
классовая борьба до середины XVII в., т. I.
М,—Л., 1947, с. 166—167.

54 СГГД, ч. 1, с 595.

55 Указы Судебнику в дополнение (ре­
дакция начала 1750 г.), с. 172.

56 В. И. Корецкий, систематизируя дан­
ные источников о переписи земель в 80-х го­
дах, первым установил тот факт, что после
1585 г. общее описание охватило большин­
ство основных районов страны, а в начале
90-х годов деятельность писцов затухает
(Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и
классовая борьба в России, с. 120—123,
306 — 310).

57 Яницкий Н. А. Экономический кризис
в Новгородской области XVI в., табл. 6 —
8, 10; Абрамович Г. В. Государственные по­
винности владельческих крестьян Северо-За­
падной Руси в XVI — первой четверти
XVII в. — История СССР, 1972, 3, с. 77.

58 Перевод сверен по фототипическому
изданию "Of the Russe Common welth" by
G. Fletcher. Cambr.— Mass., 1966, p. 49; ср.:
Д. Флетчер. О государстве Русском, с. 71.

59 Впрочем, такая интерпретация сведе­
ний английского ученого-юриста достаточно
гипотетична, поскольку распоряжения по по­
воду упорядочения тягла первоначально ог­
раничивали переход только владельцев тяг­
лых участков и не распространялись на их
сыновей и племянников.

60 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 379, л. 324,
329. Факт установлен О. Шватченко.

61 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 57, 119
об.

62 Анпилогов Г. Н. Новые документы,
с. 25, 324, 364 — 365.

63 Там же, с. 369, 371.

64 Там же, с. 331, 332, 336 — 337, 338,
347, 349.

65 ПСРЛ, т. XIV. СПб., 1910, с. 44.

66 РИБ, т. 14. СПб., 1894, стлб. 125 —


Примечания


137. В исковой челобитной говорилось, что крестьяне выбежали из-за монастыря, а жи­вут на Двине. Один крестьянин ушел в чер­ные волости (как можно догадаться на осно­вании дополнительной статьи); второй же­нился на дочери Никольского крестьянина и ушел к нему во двор, т. е. покинул надел, но оставался в пределах монастырской вот­чины.

67 Там же, стлб. 135— 137. Старцы не
упомянули о том, что беглецы покинули вот­
чину «бессрочно», хотя оба крестьянина на­
рушили сроки выхода в Юрьев день.

68 Вставка статьи о свозе крестьян в
текст решения о беглых крестьянах свиде­
тельствует об отсутствии четких юридиче­
ских определений самих терминов «своз» и
«бегство», что имеет немаловажное значение
для понимания московской юриспруденции
XVI в.

69 РИБ, т. 14, стлб. 137.

70 Новгородские дела 90-х годов, с. 318.

71 Там же, с. 313.

72 Подробный разбор реконструкции
В. И. Корецкого см.: Скрынников Р. Г. Рос­
сия после опричнины, с. 206 — 212.

73 Корецкий В. И. Из истории закрепо­
щения крестьян..., с. 182.

74 Греков Б. Д. Очерки по истории фео­
дализма в России.— Известия Государствен­
ной академии истории материальной культу­
ры, вып. 72. М.—Л., 1934, с. 156.

75 Помимо наказа Мисаила можно сос­
латься также на записи, взятые в 1599 г. с
крестьян, переселенных в Сибирь. Крестьян
обязывали не покидать («не сойти», «не збе­
жати») тяглые пашенные наделы «до госу­
дарева указу» {Корецкий В. И. Из истории
закрепощения крестьян..., с. 173). Крестья­
не, поряжавшиеся на земли феодала, еще в
первой четверти XVII в. обязывались «до


государевых до выходных лет ни за кого не выдти и не сбежать» (Дьяконов А. М. Ак­ты, относящиеся к истории тяглого населе­ния в Московском государстве, вып. 1. Юрь­ев, 1895, с. 25, 28).

76 Указы Судебнику в дополнение (ре­
дакция начала 1750 г.), ст. 172.

77 ПРП, вып. IV. М., 1956, с. 539.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ (с 181—184)

1 Бахрушин С. 5. Классовая борьба в
русских городах..., с. 213—214.

2 Пискаревский летописец, с. 87; Письмо
Болоньетти от 16 мая 1584 г.— Historia Rus­
sia monumenta, t. II, p. 1.

3 Введенский А. А. Дом Строгановых в
XVI —XVII вв. М., 1962, с. 50 — 51.

Клейн В. К. Угличское следственное дело..., л. 3, 27, 37, 44.

5 ААЭ, т. III. СПб., 1836, с. 150; Ше­реметев Г. С. От Углича к морю студено­му.— Старина и новизна, кн. 7. СПб., 1904.

Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в., т. I. М.—Л., 1947, с. 165—167, 173, 175.

7 Там же, с. 171, 173.

8 ПСРЛ, т. XIV, с. 44.

9 Корецкий В. И. Закрепощение кресть­
ян и классовая борьба в России, с. 264 —
267.

10 Смирнов И. И. Классовые противоре­
чия в феодальной деревне в России в конце
XVI в.— Проблемы истории материальной
культуры, 1933, № 5 — 6.

11 ПСРЛ, т. XIV, с. 58.

12 Корецкий В. И. Формирование кре­
постного права и первая Крестьянская вой­
на в России, с. 210—212.

13 ГБЛ, собр. Горского, № 16, л. 437 об.


СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ


ААЭ

АЕ АИ

АФЗХ

АЮ

БАН

Временник ОИДР

ГБЛ ГИМ ГПБ

ДАИ ДДГ

ДРВ

ЛОИИ

ОР

пдс пкмг

ПРП

ПСРЛ

РАНИОН

РГО РИБ РИО

сггд ткдт

ТОДРЛ

ЦГАДА ЧОИДР

— Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Академии наук — Археографический ежегодник — Акты исторические, собранные и изданные Археографической ко­миссией

XIV—XVI вв.

— Ленинградское отделение Института истории АН СССР — Отдел рукописей — Памятники дипломатических сношений

Скрынников Р. Г.

В пер.: 2 р. 70 к. Монография доктора исторических наук Р. Г. Скрынникова посвящена пере­ломному…

10604-125 63.3(2)45

С004(01)-81 63-80 9(С)13


Скрынников

Руслан Григорьевич

РОССИЯ

НАКАНУНЕ

«СМУТНОГО ВРЕМЕНИ»

Заведующий редакцией

В. С. АНТОНОВ

Редактор

С. С. ИГНАТОВА

Мадший редактор Т. В. МАЛЬЧИКОВА Оформление художника

В. И. ТЕРЕЩЕНКО

Художественный редактор

И. А. ДУТОВ

Технический редактор

Е. А. ДАНИЛОВА

Корректор

Т М. ШПИЛЕНКО

ИБ № 1207

Подписано в печать с готовых диапозитивов 15.01.81. А 02509. Формат 70х90 1/16. Бумага мелованная. Офсетная печать. Академнч. гарн. Усл. печатных ли­стов 16,97 с вкл. Учетно-издательских листов 17,13 с вкл. Доп тираж 80 000 экз. Заказ № 1989. Цена 2 р 70 к.

Издательство «Мысль» 117071. Москва. В-71 . Ленинский проспект, 15.

Московская типография № 5 Союзполиграфпрома

при Государственном комитете СССР по делам

издательств, полиграфии и книжной торговли.

Москва, Maлo-Moсковская, 21