НАСЛЕДИЕ ГРОЗНОГО

Реформы и террор Грозного на многие годы определили характер по­литического развития Русского госу­дарства. Опричнина расколола вер­хушку феодального дворянства — так называемый государев двор — на две противостоявшие друг другу поло­вины. Подле старого, земского дво­ра появился его двойник — «особый двор», который называли сначала оп­ричным или удельным, а позже про­сто «двором».

Политика «двора» не отличалась последовательностью. В конце прав­ления царя Ивана в ней наметились видимые перемены. Грозный объявил о «прощении» всех некогда казнен­ных по его приказу бояр-«изменни-ков». Посмертную «реабилитацию» опальных современники восприняли как косвенное осуждение массовых опричных избиений. «Дворовая» по­литика утратила преимущественно ре­прессивный характер. Казни в Мос­кве прекратились. В одном из по­следних указов царь предписал стро­го наказывать холопов за ложные доносы на своих господ ¹.

Опрично-дворовая политика не раз меняла свой характер, но сам «двор», пережив многократные реор­ганизации, так и не был окончательно распущен при жизни Грозного. Не имея цельной политической програм­мы, опричнина и «двор» тем не менее неизменно направляли свои усилия к укреплению личной власти царя. Со­став «особого двора» не был однород­ным. Рядовые члены в своей массе принадлежали к низшему, худородно­му дворянству. Но уже в конце оп­ричнины во «двор» были зачислены князья Шуйские. При кратковремен­ном правлении служилого «царя» Си­меона Бекбулатовича Шуйские под­визались в роли удельных бояр князя Иванца Московского. В последние

Глава 1. Наследие Грозного

годы жизни царя они состояли на «дворовой» службе. Но какое бы почетное положение при «дворе» ни за­нимали Шуйские, они никогда не ру­ководили опричной политикой. Под­линным правительством, с помощью которого царь самовластно правил страной, была ближняя, «дворовая» дума.

Со времени «княжения» Симеона Бекбулатовича «дворовую» думу не­изменно возглавляли Вельские, На­гие и Годуновы. Племянник Малюты Богдан Бельский давно навлек па се­бя ненависть боярской аристократии. Курбский называл «прегнуснодейны-ми» и «богомерзкими» всех Вельских разом. Скрытая неприязнь между Бельским и «дворовой» знатью выр­валась наружу сразу после смерти царя Ивана. Осведомленные иност­ранцы утверждали, будто Вельский тайно послал людей на Новгородскую дорогу с приказом подстеречь и убить «дворового» боярина И. П. Шуйско­го, спешившего в столицу².

«Дворовое» руководство раздира­ла взаимная вражда. Давний союз между Нагими, Вельскими и Годуно­выми рухнул. После гибели старшего сына Грозный назначил своим пре­емником царевича Федора. Царь не питал иллюзий насчет способностей Федора к управлению и вверил сла­боумного сына и семью попечению думных людей, имена которых он на­звал в своем завещании. Он поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наслед­никам. Считают обычно, что в сос­тав опекунского совета вошли два члена ближней, «дворовой» думы — Б. Я. Вельский и Б. Ф. Годунов. Кри­тический разбор источников обнару­живает ошибочность такого мнения.

Через несколько месяцев после кончины Грозного его лейб-медик по­слал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех правителей (Н. Р. Юрьева, И. Ф. Мстиславского и др.) ³. Некоторые русские источники также упоминают о четырех душепри­казчиках Грозного ⁴. Осведомленным очевидцем событий был Д. Горсей. Деятельный участник придворных интриг, он нередко фальсифицировал известные ему факты. Так, Горсей в одном случае упомянул о назначении четырех душеприказчиков: Мстислав­ского, Шуйского, Юрьева и Вельско­го, а в другом — пяти: Б. Ф. Годуно­ва, князя И. Ф. Мстиславского, князя И. П. Шуйского, Н. Р. Юрьева и Б. Я. Бельского⁵. Кто-то из назван­ных лиц в действительности не фигу­рировал в царском завещании.

Одна из ранних русских повестей начала XVII в. называет в качестве правителей, назначенных царем Ива­ном, князя И. П. Шуйского, князя И. Ф. Мстиславского и Н. Р. Юрье­ва 6. Принадлежность их к регентско­му совету не вызывает сомнений. Сле­довательно, из списка регентов надо исключить либо Б. Я. Вельского, либо Б. Ф. Годунова.

Прямой ответ на поставленный вопрос дает записка австрийского пос­ла Н. Варкоча, составленная им в конце 80-х годов. Выполняя специаль­ное поручение австрийского двора, посол потратил много времени на то, чтобы получить в Москве достовер­ные сведения о завещании Грозного Н. Варкоч писал в донесении: «По­койный великий князь Иван Василье­вич перед кончиной составил духов­ное завещание, в котором назначил некоторых господ своими душепри­казчиками и исполнителями своей

Глава 7. Наследие Грозного

воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федо­ровича Годунова, родного брата ны­нешней великой княгини, и не назна­чил ему никакой должности, что того очень задело в душе». Неофициаль­ная Псковская летопись подтверждает эти сведения. По словам ее автора, Годунов расправился с И. П. Шуй­ским и митрополитом Дионисием, «им же бе приказал царь Иван царь­ство и сына своего Федора хранить» ⁷.

Пока был жив царевич Иван, от­сутствие детей у второго сына, Федо­ра, не огорчало царя. Бездетность удельного князя отвечала высшим го­сударственным интересам. Когда Фе­дор стал наследником, все перемени­лось. Желая предотвратить пресече­ние династии, Грозный стал требовать от Федора развода с бесплодной Ири­ной Годуновой⁸. После гибели ца­ревича Ивана государь не решился поступить с младшим сыном столь же круто, и дело ограничилось одними уговорами. Возможно, что в завеща­нии царь выразил свою волю по по­воду брака Федора. Косвенным под­тверждением догадки служит отсут­ствие среди опекунов «дворового» бо­ярина Бориса Годунова. Царь желал лишить Бориса возможности поме­шать разводу Федора с Ириной Го­дуновой.

В «дворовой» иерархии самое вы­сокое место занимал А. Ф. Нагой, дядя последней царицы — Марии На­гой. Знать ненавидела его не меньше Б. Я. Вельского. Нагой сделал карье­ру благодаря доносам на главных земских бояр, которых он обвинил в предательских сношениях с Крымом. Но, безгранично доверяя своему лю­бимцу, царь Иван не включил его в число опекунов Федора. Ввиду яв-

ной недееспособности Федора Нагие лелеяли надежду на передачу трона младенцу царевичу Дмитрию. Дове­рять им опекунство над Федором бы­ло опасно.

Грозный многие годы настойчиво пытался ограничить влияние боярской аристократии и утвердить самодер­жавную форму правления с помощью «двора». По иронии судьбы в регент­ском совете при его сыне знать полу­чила видимый перевес. В полном со­ответствии с традицией главой совета стал удельный князь и первый зем­ский боярин думы И. Ф. Мстислав­ский. Членами совета были «дворо­вый» боярин князь И. П. Шуйский, земский боярин Н. Р. Юрьев и «дво­ровый» оружничий Б. Я. Вельский. Формально «двор» и земщина полу­чили равное представительство в ре­гентском совете, но равновесие сил, которого так добивался Иван IV, оказалось призрачным.

После смерти Грозного в Москве распространился слух, будто царя отравили его ближние «дворовые» советники. Толки об этом вряд ли имели какое-нибудь основание. По­следние два года жизни Иван IV тя­жело болел. Римский посол Антонио Поссевино писал: «...существуют не­которые предположения, что этот государь проживет очень недолго»⁹. Давний недуг обострился весной 1584 г. Отчаявшись в выздоровлении, царь Иван в начале марта послал в Кирилло-Белозерский монастырь на­каз старцам молиться за него, чтобы бог его «окаянству отпущенье грехом даровал, и от настоящие смертныя болезни освободил, и здравье дал» ¹⁰. Со дня на день больному становилось хуже. Все его тело страшно распухло. Он не мог передвигаться сам, и его