Ральф Ромео Гринсон.
Техника и практика психоанализа.
Оглавление
Предисловие. 3
Введение. 3
Часть 1. Обзор основных концепций. 5
1.1. История развития психоаналитической терапии. 5
1.11. Изменения в технических процедурах. 6
1.12. Изменения в теории терапевтического процесса. 7
1.2. Теоретические основы техники. 9
1.21. Связь между теорией и практикой. 9
1.22. Психоаналитическая теория невроза. 10
1.23. Метапсихология анализа. 12
1.24. Теория психоаналитической техники. 14
1.3. Компоненты классической психоаналитической техники. 17
1.31. Продуцирование материала. 17
1.32. Анализирование материала пациента. 19
1.33. Рабочий альянс. 24
1.34. Неаналитические терапевтические процедуры и процессы. 25
1.4. Показания и противопоказания для психоаналитической терапии. Предварительный обзор. 27
Дополнительный список литературы. 29
Часть 2. Сопротивление. 30
2.1. Рабочие определения. 30
2.2. Клинические проявления сопротивления. 30
2.21. Пациент молчит. 31
2.22. Пациент «не чувствует себя способным рассказывать». 31
2.23. Аффекты, являющиеся признаком сопротивления. 31
2.24. Поза пациента. 32
2.25. Фиксация во времени. 32
2.26. Мелочи, или внешние события. 32
2.27. Избегание тем. 32
2.28. Ригидность. 33
2.29. Язык избегания. 33
2.210. Опоздания, пропуски сеансов, забывчивость при оплате. 34
2.211. Отсутствие сновидений. 34
2.212. Пациенту надоело. 34
2.213. У пациента есть секрет. 34
2.214. Действие вовне. 34
2.215. Частые веселые сеансы. 35
2.216. Пациент не изменяется. 35
2.217. Молчаливое сопротивление. 35
2.3. Исторический обзор. 36
2.4. Теория сопротивления. 38
2.41. Сопротивление и защита. 38
2.42. Сопротивление и регрессия. 41
2.5. Классификация сопротивлений. 42
2.51. В соответствии с источником сопротивлений. 42
2.52. В соответствии с точками фиксации. 44
2.53. В соответствии с типами защиты. 45
2.54. В соответствии с диагностической категорией. 46
2.55. Практическая классификация. 47
2.6. Техника анализирования сопротивления. 48
2.61. Предварительные замечания. 48
2.62. Распознавание сопротивления. 50
2.63. Конфронтация, демонстрация сопротивления. 52
2.64. Прояснение сопротивления. 53
2.65. Интерпретация сопротивления. 55
2.66. Специальные проблемы при анализировании сопротивления. 61
2.67. Отклонения в технике. 65
2. 7. Правила техники, касающейся сопротивлений. 66
2.71. Анализ сопротивления до (прежде) содержания; анализ Эго до Ид; анализ, начиная с поверхности. 66
2.72. Пациент определяет предмет сеанса. 70
2.73. Исключения из правил. 71
Часть 3. Перенос. 73
3.1. Рабочие определения. 73
3.2. Клиническая картина: общая характеристика. 75
3.21. Неуместность. 75
3.22. Интенсивность. 76
3.23. Амбивалентность. 77
3.24. Непостоянность. 77
3.25. Стойкость. 78
3.3. Исторический обзор. 79
3.4. Теоретическое обсуждение. 82
3.41. Происхождение и природа реакций переноса. 82
3.42. Невроз переноса. 88
3.5. Рабочий альянс. 91
3.51. Рабочее определение. 92
3.52. Обзор литературы. 93
3.53. Развитие рабочего альянса. 93
3.54. Источники рабочего альянса. 98
3.6. Реальные отношения между пациентом и аналитиком. 103
3.7. Клиническая классификация реакций переноса. 106
3.71. Позитивный и негативный перенос. 107
3.72. Реакции переноса с точки зрения объектных отношений. 113
3.73. Реакции переноса с точки зрения либидозных фаз. 114
3.74. Реакции переноса с точки зрения структуры. 115
3.75. Идентификация как реакция переноса. 116
3.8. Сопротивления переноса. 118
3.81. Поиск удовлетворения переноса. 118
3.82. Защитные реакции переноса. 120
3.83. Генерализованные реакции переноса. 122
3.84. Отыгрывание вовне (действий вовне) реакций переноса. 123
3.9. Техника анализирования переноса. 128
3.91. Общие замечания. 128
3.92. Гарантирование переноса. 130
3. 93. Когда мы анализируем перенос?. 134
3.94. Этапы в технике анализирования переноса. 141
3.10. Специальные проблемы при анализировании реакций переноса. 156
3.10.1. Сильные эмоциональные волнения и опасные актуализации. 157
3.10.2. Сеанс в понедельник. 159
3.10.3. Реакция переноса, вызывающая затруднения. 162
3.10.4. Вопрос о смене аналитика. 170
3.10.5. Кандидаты и практикующие аналитики. 171
Дополнительный список литературы. 171
Часть 4. Психоаналитическая ситуация. 171
4.1. Чего психоанализ требует от пациента. 172
4.11. Мотивация. 172
4.12. Способности. 173
4.13. Черты личности и характера. 174
4.2. Чего психоанализ требует от психоаналитика. 174
4.21. Умения, которые требуются от психоаналитика. 175
4.22. Черты личности и характера психоаналитика. 182
4.23. Мотивации психоаналитика, которых требует аналитическая ситуация. 190
4.3. Какие требования предъявляет психоанализ к аналитическому окружению. 195
Дополнительный список литературы. 197
Ральф Р. Гринсон. Техника и практика психоанализа. Воронеж, НПО «МОДЭК», 1994. 491 с.
Предисловие.
Настоящая книга представляет собой перевод с 12 переиздания (1985) учебника, написанного в 1967 г. известным американским психоаналитиком Ральфом Гринсоном.
При переводе мы стремились придерживаться устоявшейся русской психоаналитической терминологии, начало которой восходит к переводам 10 — 20-х годов. Для исключения разночтений в конце книги приводится предметный указатель, включающий как английский вариант термина, так и его русский перевод. Страницы ссылок в предметном указателе соответствуют страницам оригинала. В тексте перевода эти страницы даны в скобках в правом верхнем углу,
Коротко об авторе. Ральф Р. Гринсон окончил в 1936 г. «активную психоаналитическую школу» Вильгельма Штеккеля в Австрии. В 1937 г. он оставил Вену и переехал в Лос-Анжелес. С 1938 по 1942 гг. проходил тренинг-анализ и стажировался у известного психоаналитика д-ра Отто Феничела (эмигрировавшего в Штаты несколькими годами ранее). В 1942 г. Гринсон получил диплом и приступил к самостоятельной работе. Вскоре он снова оказывается в Европе, но уже в качестве врача военно-психиатрической службы США. После войны он возвращается в Лос-Анжелес, где работает и поныне как клинический профессор в Медицинской Школе. Гринсон — пожизненный член Американской Психоаналитической Ассоциации.
«Практика и техника психоанализа» адресована как специалистам, так и начинающим терапевтам. Мы надеемся, что она хотя бы частично восполнит тот огромный пробел, который образовался в русскоязычной психоаналитической литературе. [3]
Введение.
Настало время, как мне кажется, для учебника по психоаналитической технике, несмотря на то, что это повлечет за собой многочисленные трудности. По моему мнению, очень опасно допускать двусмысленности, расхождения, отклонения в понимании слов, как переданных устно от аналитика к пациенту, от аналитика-наставника к кандидату, от коллеги к коллеге, в частных дискуссиях, не обращая внимания и не осознавая, для чего они служат.
Классические работы по технике, написанные Фрейдом, Гловером (1955), Шарпом (1930), Феничелом (1941), блестяще являются лишь путеводными нитями. Они не описывают достаточно детально, что аналитик делает, когда он анализирует пациента. В результате, например, для одного аналитика анализ сопротивления может означать одно и нечто совершенно иное — для другого, хотя каждый из них полагает, что анализирует Сопротивление согласно классическим принципам психоанализа.
«Комиссия по изменениям классической психоаналитической техники» на 20 Конгрессе Международной Психоаналитической Ассоциации, проходившем в Париже в 1959 г., проиллюстрировала многообразие точек зрения (см. Гринсон и др., 1958). Анкета Гловера по общепринятым методикам техники, которую он провел среди членов Британского психоаналитического общества в 1938 году, показала неожиданно большое число разногласий среди членов, а также высокий уровень колебания, робости, нерешительности при раскрытии секретов своих методик (Гловер, 1955, с. 348), (Анкета Гловера). Блестящий обзор Елены Тартаковой (1950) современных книг по психоаналитической технике ясно показал, что термин «психоанализ» в названиях публикаций применяется к чрезвычайно различным терапевтическим методам [4] на основании личных, авторских и специальных теоретических посылок. Об этой путанице и неопределенности говорит и тот факт, что Комитет по определению психоаналитической терапии Американской Психоаналитической Ассоциации был распущен в 1953 году, после шести с половиной лет бесплодных дебатов, в ходе которых пытались найти приемлемое определение психоаналитической терапии (Ронгель, 1954). В качестве примеров широко дивергировавших взглядов на значение динамической психиатрии и психоанализа можно привести работы Фромм-Рейхманн (1954) и Эсслера (1955). Учебник по психоаналитической технике, вероятно, не уничтожит различий во мнениях или споров об аспектах техники, но он может оказаться полезным как простой ориентир, детально и систематически регулирующий работу психоаналитика, когда тот пытается анализировать определенные психические феномены пациента.
Те, кто хочет предложить нововведения или модификации техник, обычно не обсуждает их с теми, кто более традиционен в своих взглядах. Они имеют склонность формировать клику и работать подпольно, или, по крайней мере, сегрегироваться от основного течения аналитической мысли. Вследствие этого новаторы утрачивают связи с теми группами в психоанализе, которые могли бы помочь придать законную силу новым идеям или сформулировать их более четко. Изолированные новаторы склонны становиться «дикими аналитиками», тогда как консерваторы, из-за собственной замкнутости, имеют тенденцию становиться ригидными и ортодоксальными. Вместо того, чтобы конструктивно влиять друг на друга, каждый из них идет своим путем, как будто они соперники, закрывая глаза на все, что каждый мог почерпнуть из открытой, простой дискуссии.
Единственной, но очень важной причиной, препятствующей открытию (форм) форума по психоаналитической [5] технике, является то, что для его проведения, для передачи техник необходимо как бы «раздеть» серьезного исследователя перед представителями других техник, не считая его обучающего и наблюдающего аналитиков. Изучение техник только из небольшой группы источников может увеличить вероятность того, что кандидат сохранит определенные чувства невротического переноса к своим учителям, что помешает найти технику, наилучшим образом подходящую к его личностной и теоретической ориентации. Не редкость молодые психоаналитики, которые несут очевидный штамп их личного аналитика, печать, которая походит на рабскую привязанность подростков. С другой стороны, современные выпускники, которые явно находятся в оппозиции к обучающим аналитикам, могут быть точно так же опутаны неразрешенным неврозом переноса. Гловер (1955, с. 262) называет такие реакции переносом обучения и подчеркивает, что они сводят на нет усилия неопытного психоаналитика.
В частности, следует отдать дань восхищения гению Фрейда за столь раннее и четкое осознание сущности психоаналитической терапии. Одним из решающих факторов, обусловивших отсутствие прогресса, является сложная эмоциональная связь между студентом, обучающимся психоанализу, и его учителем — неизбежное следствие существующих методов обучения психоанализу (Кайруа, 1964; Гринарке, 1966а).
Обучение анализу, осуществляемое как часть профессиональной подготовки студента, обычно оставляет заметное наследство в виде неразрешенных реакций переноса, которые ограничивают и деформируют развитие студента в области психоанализа. Когда аналитик пытается проводить терапию в целях обучения, он устанавливает такие взаимоотношения с пациентом (студентом), которые можно было бы назвать высокомерными, но это необходимо для профессионального прогресса студента. [6]
При этом обучающий аналитик неизбежно теряет часть своего инкогнито, уничтожает мотивации пациента, усиливает тенденции кандидата к зависимости, идентификации, покорности и псевдонормальному поведению. Кроме того, в треугольнике, состоящем из студента, психоаналитического учебного заведения и обучающего аналитика, сам аналитик, не зная того и даже против собственной воли, становится фанатиком.
Нежелание психоаналитиков выставлять на всеобщее обозрение свои методы практики исходит частично и из другого, но родственного источника. Работа психоаналитика подчинена многим его интимным и личным процессам (Гринсон, 1966). В результате, при обнаружении того, как аналитик работает, возникает чувство разоблачения и собственной уязвимости. Так как большая часть материала, предполагаемая пациентом, высоко инстинктуализирована, то она воскрешает в памяти аналитика какие-то глубокие интимные моменты, а так как аналитическое понимание пациента зависит от особой эмпатической близости с ним, то реакция стыда, враждебности, страха может усиливаться, когда требуется раскрытие данной ситуации. Как следствие этого, среди психоаналитиков не редкость разнообразные варианты «страшилищ» и эксгибиционистов, а также комбинации того и другого. Тот факт, что сдерживается открытое обсуждение практической деятельности, приводит к тому, что психоаналитики чрезвычайно склонны занимать крайние положения: ортодоксию или сектантство.
Психоанализ — профессия одиночек, и, хотя кто-то чувствует себя комфортно, принадлежа к какой-либо [7] группе, это блокирует и задерживает научный прогресс, так как поддерживает комфортность. В том, что это профессия одиночек, есть и дополнительный признанный риск — отсутствие, как правило, другого аналитически подготовленного наблюдателя развития аналитической ситуации.
Когда кто-либо детально описывает, что он делает, проводя психоанализ, он раскрывает не только большое количество интимных затруднительных положений, возникших при работе с пациентом, но также и из личной жизни самого аналитика. Единственный и наиболее важный рабочий инструмент аналитика — работа его предсознательного и бессознательного. Если он собирается подробно изложить, как и почему он подошел к ситуации в анализе, он неизбежно должен будет раскрыть многие из своих фантазий, мыслей, черт характера и т. д. Обычная скромность и самозащита заставят его избежать любого чрезмерного раскрытия собственной интимной жизни.
Возможно, книга, которая описывает практику классической психоаналитической терапии, будет стимулировать всеобъемлющую, открытую и длительную, дискуссию по психоаналитической технике. В этом случае вариации, нововведения, модификации и отклонения смогут стать более ясными, будут проверены и, следовательно, будет установлена их научная ценность, что даст толчок прогрессу психоаналитической техники. Я намеревался писать эту книгу, приближаясь к техническим проблемам в том хронологическом порядке, как они возникают в курсе психоаналитической терапии. Я планировал начать со следующих этапов: «Предварительные интервью», «Переход к кушетке», «Первые аналитические часы» и т. д., но вскоре обнаружил, что невозможно говорить умно, глубоко, детально о проблемах [8] техники без досконального понимания сопротивления и переноса. Я также осознал, что студенты извлекли бы пользу из краткого конспекта некоторых основных концепций психоаналитической теории и техники, служащего для предварительной ориентации. Таким образом, эти тома составлены так, что после вводного обзора первый том начнется с разделов, посвященных сопротивлению и переносу понятии, которые являются фундаментальными для психоаналитической техники. Последняя часть первого тома посвящена психоаналитической ситуации. Она включена потому, что предлагает общий обзор, взгляд на связи между различными процедурами и процессами, происходящими у пациента и психоаналитика (см. оглавление). Второй том будет составлен далее по хронологии. [9]
Часть 1. Обзор основных концепций.
Теоретические основы техники.
Компоненты классической психоаналитической техники.
Теперь, когда читатель сделал обзор психоаналитической терапии, ее исторического развития и теоретического остова, данный раздел имеет целью дать общее введение в технику сегодняшнего дня. Она состоит из рабочих определений или описаний терапевтических процедур и процессов, которые применяются в классическом психоанализе. Ее цель — дать глоссарий технических терминов, концепций и продемонстрировать, как некоторые из них используются в частной и выхолощенной аналитической терапии, в сравнении с психоаналитической терапией (Е. Бибринг, 1954; Гринакре, 1954; Гилл, 1954).
Продуцирование материала.
Дополнительный список литературы.
Историческое развитие психоаналитической теория
Фрейд (19146, 1925а), А. Фрейд (19506), Куби (1950), Лоевельд (1955), Меннингер (1958, глава I).
Психоаналитическая теория невроза
Арлоу (1963), Бреннер (1965, Глава VIII), Феничел (1945а), Фрейд (1894, 1896, 1898), Гловер (1939, секция II). Хендрик (1934), Лемплд Крут (1963) Хагерс (1966), Хунберг (1932, главы V, VIII, IX), Вельдер (1963).
Метапсихология психоанализа
Хартманн (1939, 1964), Хартманн и Крайс (1945), Хартманн, Крис и Лоевенштейн (1946), Цетцель (1963).
Теория психоаналитической техники
Альтман (1964), Е. Бибринг (1954), Гилл (1954), Хартманн (1951), Крис (1956а, 19566), Лоевельд (1960), Лоевенштейн (1954), Меннингер (1958), Шарп (1930, 1947).
Вариации в психоаналитической технике
Александер (1954а, 19546), Е. Бибринг (1954), Бауверт (1958), Айсслер (1958), Фромм-Райхманн (1954), Гилл (1954), Гринакре (1954). Гринсон (19586) Лоевенштейн (1958а, 19586), Найт (1958а), Рангелл (1954), А. Райх (1958), Розенфельд (1958).
Свободная ассоциация
Канцер (1961), Крис (1952), Лоевенштейн (1956). [69]
Реакции переноса
Гловер (1955, главы VII, VIII), Гринакр (1954, 1959, 19666), Хоффер (1956), Орр (1954), Шарп (1930), Спитц (19566), Вельдер (1956), Винникот (1956а), Цетцель (1956).
Сопротивления
Феничел (1941, главы I, II), Гловер (1955, главы IV, V, VI), Кобут (1957), Крис (1950), Меннингер (1958, глава V), В. Райх (1928, 1929), Шарп (1930).
Интерпретация
Феничел (1941, главы IV, V), Крис (1951), Лоевенштейн (1951).
Тщательная проработка
Лоевельд (1960), Ноувей (1962), Стеварт (1963).
Рабочий альянс
Фрэнк (1956), Спитц (1956а), Стоун (1961), Тараков (1963, глава 2), Цетцель (1956).
Использование неаналитических процедур
Е. Бибринг (1954), Гилл (1954), Гительсон (1951), Найт (1952, 19536), Стоун (1951).
Показания и противопоказания для психоаналитической терапии
Гуттман (1960, см. Куруш), Найберг (1932, глава 3), Вельдер (1960).
Фиксация во времени.
Обычно, когда пациент рассказывает относительно свободно, в его вербальной продукции будут колебания между прошлым и настоящим. Когда пациент рассказывает последовательно и не отвлекаясь о прошлом, не вставляя ничего о настоящем, или, наоборот, если пациент продолжительное время говорит о настоящем без случайных погружений назад, в прошлое, — работает какое-то сопротивление. В это время наблюдается избегание, аналогичное ригидности, фиксированности эмоционального тона, позы и т. д.
У пациента есть секрет.
Теория сопротивления.
Классификация сопротивлений.
Практическая классификация.
Все классификации, описанные выше, имеют свои достоинства и недостатки. Клинический опыт, однако, говорит, что мне следует указать еще на один подход, который, по существу, является практическим. Я нахожу полезным отличать чуждые Эго сопротивления от Эго-синтоничных. Чуждые Эго сопротивления представляются чужими, посторонними, странными разумному Эго пациента. Как следствие этого, такие сопротивления относительно легко узнавать и работать с ними. Пациент будет готов формировать рабочий альянс с аналитиком в его попытке анализировать такое сопротивление.
Следующий пример является типичным. Пациентка [111] рассказывала быстро, почти задыхаясь, и я уловил дрожание в ее голосе. Она, казалось, отчаянно старается заполнить каждый момент аналитического сеанса. Не было ни пауз, ни моментов релаксации, даже при излиянии бессвязных фрагментов воспоминаний. В предварительных интервью я почувствовал совершенно определенно, что молодая женщина является невротически-депрессированной личностью. Было ясно, что это не психотическое и не пограничное состояние. Я также знал, что она была «в анализе» с уважаемым аналитиком из другого города, который считал ее поддающейся анализу.
Я прервал пациентку и сказал, что она кажется испуганной, она пытается заполнить каждую секунду сеанса так, словно она боится замолчать хоть на мгновение. Пациентка боязливо ответила, что я буду критиковать ее за то, что у нее есть сопротивление, если она помолчит. Я ответил насмешливо: «Критиковать вас за сопротивление?». В ответ на это молодая женщина рассказала мне, что она чувствовала, ее предыдущий аналитик действовал так, как будто это был ее недостаток — иметь сопротивление. Он казался очень строгим, не одобряющим это, и она чувствовала, что он считает ее совершенно недостойной психоанализа. Это напоминало ей об отце, который был очень темпераментным мужчиной и часто кричал на нее, когда она была ребенком, что она «чертово отродье».
Я полагаю, что приведенный выше пример демонстрирует чуждое Эго сопротивление. Он также показывает легкость, с которой образуется рабочий альянс с пациентом при анализировании такого сопротивления.
Давайте сравним эту ситуацию с Эго-синтетичными сопротивлениями. Они характеризуются тем, что ощущаются как знакомые, рациональные и целенаправленные. Пациент действительно не чувствует деятельности сопротивления даже при внимательном рассмотрении. Такие сопротивления, следовательно, труднее опознать и аналитику, и пациенту, труднее заключить рабочий яльянс по отношению к ним. Такие сопротивления являются обычно хорошо укоренившимися, привычными аспектами поведения, чертами характера, иногда социальной: ценностью для пациента. Реактивные формации, действия вовне, сопротивления характера, контрфобические [112] отношения и экранные защиты относятся к этой категории.
Приведу простой пример. Пациент приходил на аналитические сеансы на 2—5 минут раньше в продолжение двух лет анализа. В разное время я пытался привлечь его внимание к этой ригидности, но он не видел в этом проблемы или чего-то, достойного анализа. Он допускал, что он пунктуален, но считал это достоинством, знаком самодисциплины и характера. Я не настаивал на анализе этой черты, работая над другими аспектами его невроза, которые казались менее трудно излечимыми.
В конце одного из сеансов я сказал пациенту, что опоздаю примерно на десять минут на нашу следующую встречу, так как приду из университета. Пациент ничего не сказал. На следующем сеансе он казался сильно ажитированным. Он сказал мне, что был страшно рассержен из-за того, что я опоздал, хотя и знал о моем предупреждении. Он обвинял меня в том, что я преднамеренно мучил его, поскольку я должен знать, как он ненавидит опоздания (Он никогда не упоминал об этом раньше). Он хотел сам прийти позже, но почувствовал побуждение непреодолимой силы прийти на свои «обычные» три минуты пораньше. В комнате для ожидания он не мог сидеть спокойно. Он попытался уйти из офиса, но был остановлен мыслью, что, если он столкнется со мной в холле, я могу подумать, что он идет в туалет. Это была недопустимая мысль. У него не было никакого намерения идти в туалет, ни в коем случае. Даже если бы у него было побуждение пойти, он бы не уступил ему, потому что страшился возможности встретить меня там, «лицом к лицу». В действительности, мысль, пришедшая ему сейчас, состояла в том, что он пришел раньше для того, чтобы иметь возможность воспользоваться туалетом без риска «столкновения» со мной. Он бы, скорее, умер, чем допустил, чтобы его «застукали».
После этой вспышки пациент замолчал. Я не говорил ничего. Он резюмировал печальным тоном: «Я внезапно осознал, что у меня новая фобия — страх встретить вас в туалете». Я мягко добавил, что это открытие было новым, а страх был все время, он скрывался за его пунктуальностью.
Я полагаю, что этот клинический пример иллюстрирует [113] проблемы анализирования Эго-синтоничных сопротивлений. Они требуют дополнительной работы по сравнению с чуждыми Эго сопротивлениями. В действительности, они должны сделаться чуждыми Эго пациента до того, как эффективный анализ будет завершен. Другими словами, нашей первоочередной задачей будет помощь пациенту упрочить разумное Эго пациента по отношению к этому специфическому сопротивлению. Только если это будет сделано, сопротивление проявится как чуждое Эго. Потом уже можно надеяться получить историю данного специфического сопротивления и анализировать его. Когда пациент сможет понять исторические причины происхождения защитного сопротивления, он будет в состоянии различать свою прошлую необходимость в защите и настоящую уместность этой защиты.
Как правило, в начале анализа работают с чуждыми Эго сопротивлениями. Только после того, как пациент становится в состоянии сформировать реальный рабочий альянс, становится возможным начать поиски и работу над Эго-синтоничными сопротивлениями. Эти сопротивления присутствуют с самого начала, но бессмысленно предпринимать что-то против них, пока пациент либо будет отрицать их значимость, либо будет только на словах пытаться анализировать их. Следует завершить определенную предварительную работу с чуждыми Эго сопротивлениями, а также достичь реального рабочего альянса до того и для того, чтобы смочь эффективно анализировать Эго-синтоничные сопротивления.
Этот вопрос будет снова поднят в разделе 2.6. Читателю следует сравнить мнения В. Райха (1928, 1929), А. Фрейд (1936), Феничела (1941) и Старба (1951) по этому вопросу.
Техника анализирования сопротивления.
Интерпретация сопротивления.
Резюме
Если мы теперь кратко повторим, что является основными процедурами в анализе, то придем к следующему. Нужно:
1) Осознать сопротивление.
2) Продемонстрировать сопротивление пациенту:
а) позволить сопротивлению стать демонстрируемым, ожидая его проявления в нескольких случаях;
б) вмешиваться, с тем чтобы увеличить сопротивление; способствовать тому, чтобы оно стало демонстрируемым.
3) Прояснить мотивы и формы сопротивления: [145]
а) какой специфический болезненный аффект заставляет пациента сопротивляться?
б) какое специфическое инстинктивное побуждение является причиной болезненного аффекта в данный момент?
в) какую конкретную форму и метод пациент использует для выражения своего сопротивления?
4) Интерпретировать сопротивление:
а) какие фантазии или воспоминание являются причиной аффектов и побуждений, которые стоят за сопротивлением?
б) заниматься историей и бессознательными объектами данных аффектов и побуждений или событий вовремя анализа, вне анализа и в прошлом.
5) Интерпретировать форму сопротивления:
а) заниматься анализом этой и сходных форм деятельности во время и вне анализа.
6) проследить историю и бессознательные цели этой деятельности в настоящем и прошлом пациента.
6) Тщательная проработка.
Повторение и разработка шагов 4) а), б) и 5) а), б).
Важно осознать, что лишь небольшой фрагмент работы может быть доведен до конца в течение одного сеанса. Множество сеансов закончатся всего лишь с неясным сознанием того, что работает какое-то сопротивление, и, все, что аналитик, может делать в конце, таких сеансов, — это указывать пациенту на то, что он чего-то избегает. Иногда он может прояснить только аффект и даже его не полностью; иногда только историческое прошлое, иногда только форму. Когда это возможно и насколько это возможно, аналитик пытается исследовать эти избегания вместе с пациентом, пробуя, как много из этих исследований пациент может со значением и пользой делать сам во время данного сеанса. Усердие самого аналитика должно играть вторичную роль в исследовании и раскрытии бессознательных явлений, такую, какую пациент может вынести и использовать, пациент не должен быть ни травмирован, ни вовлечен в какое-то, похожее на игру, исследование сопротивления.
Важно не делать преждевременной интерпретации сопротивления, поскольку это приведет пациента только к рационализации или интеллектуализации или же [146] к интеллектуальному соперничеству в интерпретации сопротивления. В любом случае это лишь опыт эмоционального заряда. Следовательно, это усилит сопротивление вместо того, чтобы ослабить его. Пациенту следует дать возможность почувствовать его сопротивление, чтобы он стал осознавать его силу и упорство. Важно знать, когда быть пассивным и когда быть активным при аналитической работе. Слишком большое количество терпения со стороны аналитика может способствовать тому, что пациент будет расточать ценное время, тогда как он мог бы поработать эффективно. Слишком большая активность аналитика может либо помешать проявлению способности пациента быть активным и удовлетворит его пассивные желания; или это может вызвать события, для которых пациент еще не готов, и, тем самым, возбудить травматическую ситуацию. Кроме всего прочего, слишком большая активность может послужить избеганию эмоционального заряда и превратить анализ сопротивления в игру в загадки (Фрейд, 1914с, с. 155; Феничел, 1941, с. 36—43). Важно, кроме того, не играть в сопротивление с пациентом, используя тот же самый вид сопротивления, что и он. Если он молчит, вы должны быть внимательным, чтобы ваше молчание не оказалось контрсопротивлением. Или, если он использует высокопарный язык, непристойности или клише, вы должны избегать следовать за его сопротивлением или поступать наоборот. Важно, чтобы все непосредственно относилось к делу, без непродуманных вещей или заслуживающих упрека провокаций.
Обязательным союзником аналитика в этой работе является разумное Эго пациента. Оно должно присутствовать или должно возникнуть благодаря вмешательствам аналитика; иногда аналитику следует подождать, пока эмоциональный взрыв утихнет и разумное Эго вернется, что может выразиться, в частности, в виде отношения [147] к аналитику. Рабочий альянс должен существовать или возникнуть до того, как аналитик приступит к глубокому анализу сопротивления. Это является необходимым условием для интерпретации (Гринсон, 1965). Данное положение будет детально проиллюстрировано в 3 части.
Важно осознать, что вне зависимости от того, насколько умело и правильно аналитик работает с сопротивлением, сопротивления будут возвращаться. Следует помнить замечание Фрейда о том, что сопротивление будет присутствовать в каждом шаге, каждом аспекте, на каждом сеансе анализа, до того, как анализ будет завершен. Тщательная проработка необходима для того, чтобы данное сопротивление утратило свою патогенность. Анализ сопротивления является не окольным путем психоанализа, а необходимой и жизненно важной частью лечения.
Специальные проблемы при анализировании сопротивления.
Секрет
Нашей обычной задачей в анализе является раскрытие бессознательных секретов; пациент не осознает воспоминаний, которые он хранит скрытыми; они являются секретом для сознательного Эго. Хотя он может иметь бессознательные и сознательные сопротивления для наших исследований, он обычно находится на стороне аналитической работы, по меньшей мере, сознательно. Но случается и так, что пациент будет сознательно скрывать определенный материал от аналитика. В большинстве случаев это сознательное, преднамеренное утаивание проходит быстро и обычно преодолевается самим пациентом — он сознается в своем секрете. Очень часто это случается в течение одного сеанса. Но бывают [151] и такие пациенты, которые хранят секрет в течение длительного времени и не могут преодолеть это осознанное сопротивление без нашей помощи. Некоторые специальные проблемы анализа секрета заслуживают обсуждения, потому что, если секрет не поддается анализу или если с ним неправильно обращаться, то он может подвергать опасности Анализ в целом. Студентам следует ознакомиться с работой Альфреда Гросса по этой теме (1951).
Существует несколько базисных принципов, которые следует специально выделить по отношению к аналитическому методу обработки секрета. Прежде всего, не может быть и речи ни о какой уступке по отношению к тому, что нам следует проанализировать все важнейшие психические события, проходящие в пациенте. Секрет уже по своей природе является важным психическим событием и должен быть проанализирован. Никакого компромисса по этому пункту быть не может. Фрейд (1913, с. 135—136) выражает это мнение очень ясно, когда объясняет, что если психоаналитик позволит существовать секрету любого рода, все табулированные воспоминания, мысли и побуждения будут скрыты в этом убежище и ускользнут от анализа. Он сравнивает это с тем, что произошло бы в деревне, если бы полиция предоставила возможность существовать какому-то месту, где бы она не осуществляла свою власть. Все отбросы общества собрались бы там и, следовательно, избежали бы обнаружения. Фрейд приводит свой личный опыт, когда он пытался анализировать пациента, занимающего высокий государственный пост, которому он позволил сохранить государственный секреты от анализа. В таких условиях было невозможно провести полный анализ. Многие пациенты ищут предлог для сохранения определенных вещей в секрете. Они будут требовать, например, не называть имен, так как это неблагоразумно, неправильно называть имена посторонних людей и т. д. Малейшая уступка секрету, по любой причине, несовместима с анализом. Один секрет, который позволено сохранить, означает конец эффективного анализа,
Я могу подтвердить находки Фрейда и привести те переживания, которые у меня были во время Второй мировой войны. Я был начальником секции в госпитале воздушных сил, где мне по долгу службы пришлось [152] заниматься лечением группы офицеров и штатских, которые совершили побег из вражеского лагеря военнопленных. Эти люди, однако, были проинструктированы Вашингтоном о неразглашении кому бы то ни было того, как, лагерное подполье помогло им бежать. Это было сделано для защиты тех, кто работал в подполье, чья ценная работа продолжалась. Эти беглецы страдали от различных состояний тревожности и травматических неврозов и отчаянно нуждались в лечении. И все же было невозможно провести эффективную психотерапию с этими людьми, пока они должны были держать определенные данные в секрете. Имена подпольщиков были не так существенны для истории этих людей, как тот факт, что они чувствовали себя обязанными скрывать эту информацию, а это делало лечение недейственным. К счастью, я прибегнул к помощи психоаналитика, который был начальником психиатрической службы, полковнику Джону Мюррею, который согласовал с Вашингтоном необходимость наличия определенных психиатров на каждом посту, которые были бы посвящены в секретный материал. Пациенты были проинформированы об этом, и только тогда стало возможным проведение эффективной психотерапии.
Главное в этом вопросе, на наш взгляд, состоит в том, что не может быть никаких уступок по отношению к секрету, они должны быть проанализированы. Однако важно осознать, что ошибкой является использование принуждения, угроз или мольб, чтобы подвигнуть пациента рассказать свой секрет. Еще большая ошибка — насильно заставлять пациентов открыть свои секреты, равно как и позволить им иметь их. Аналитическое отношение состоит в том, чтобы пытаться анализировать секреты так же, как мы пытались бы анализировать любую другую форму сопротивления. Мы так же детерминированы, как и пациент. Мы можем осознавать, что у пациента есть сознательный секрет, но мы знаем, что существуют бессознательные факторы, которые следует анализировать до того, как пациент сможет выдать секрет. Пациент знает содержание секрета, но он не осознает важных причин, которые делают необходимым сохранять секретность. Психоанализ направляет острие атаки не на сам секрет, а на мотив создания этого секрета. [153]
Позвольте мне перевести это в конкретные термины. Пациент говорит мне, что существует нечто, чего он не может сказать мне, и не скажет. Мой ответ: «Не рассказывайте мне, в чем состоит ваш секрет, но скажите мне, почему вы не можете рассказать мне об этом». Другими словами, я занимаюсь мотивом для секрета, а не его содержанием. Этот метод сходен с тем, который я разбирал в разделе, посвященном анализу мотивов сопротивления. Я бы спросил пациента, какого рода чувства он испытал бы, если рассказал мне об этом секрете. Если он может представить себе, как бы он себя чувствовал, рассказывая, я бы спросил его далее: «Как вы представляет себе, как бы я отреагировал на то, что вы мне рассказали?» Другими словами, я бы занимался болезненными аффектами и фантазиями, которые секретный материал вызывает у пациента, включая болезненные фантазии переноса. Затем я бы занялся историей этой болезненной ситуации переноса в его прошлом, т. е. «когда это случалось с вами раньше?».
Я бы хотел процитировать простой клинический пример того, что было отмечено выше: пациентка во время первого полугода психоанализа сказала мне, что есть определенные слова, которые она просто не может позволить себе сказать. Эта пациентка обычно была очень способной к кооперации, и я мог видеть ее борьбу с собой, когда она произносила эти слова. Я помолчал некоторое время и затем, когда увидел, что она потерпела поражение в своих попытках к общению, спросил ее: «Как бы вы чувствовали себя, если бы сказали это слово?» Она ответила, что чувствовала бы себя опустошенной, подавленной. Она бы чувствовала себя как гусеница под камнем, как насекомое, грязное, маленькое, безобразное насекомое. Мне не пришлось поднимать вопрос о ее фантазии переноса, так как она самопроизвольно сделала это. «Я бы внушала вам отвращение, вы бы ненавидели меня, вы были бы шокированы и попросили бы меня уйти». Я остался спокоен. Пациентка продолжала: «Это скверно. Вы бы ничего этого не сделали... Но именно так я это чувствую. Я реагирую, так, будто это слово вывело вас из душевного равновесия». Я ничего не сказал. Пациентка продолжала мне рассказывать о том, как она в первый раз сказала это слово дома. Был ленч, они были вдвоем с матерью, и она [154] сказала это слово, играя, дразнясь. Ее мать была шокирована и выразила свое отвращение. Она приказала своей девятилетней дочери выйти из-за стола и велела вымыть ей рот с мылом. Пациентка чувствовала, что слово «грязное», но была сильно удивлена реакцией матери. В этот момент пациентка стала способна сказать мне секретное слово; это было неприличное слово «трахаться».
Такой ход событий в известной степени типичен. Когда аналитик анализирует мотив сопротивления, включая фантазии переноса и болезненные аффекты, пациент обычно будет в состоянии поведать свой секрет. Но на этом не кончаются технические проблемы, связанные с анализированием секретов. Секрет — это что-то интимное и важное для пациента, неважно, насколько тривиальным это может показаться, если вытащить его на свет. Для пациента рассказать аналитику секрет означает показать что-то чрезвычайно личное и ценное. С информацией следует обращаться с уважением и деликатностью, но аналитик, тем не менее, должен заниматься анализом продукции.
После того, как секрет выявлен, могут быть два возможных пути для продолжения анализа. Выбор одного из них будет зависеть от реакций пациента, ходу которых нам не следует следовать. Мы можем либо исследовать реакции пациента на то, что секрет раскрыт, либо мы можем изучать содержание секрета. Очень часто эти два направления пересекаются.
Позвольте мне продолжить рассказ о случае женщины, которая не могла сказать слово «трахаться». В конце концов, она смогла, как я описал это выше, сказать [155] это слово мне, после того, как мы проделали некоторую работу над ее чувством смущения. После того, как она сказала слово, она замолчала, я отметил ее смущение, молчание и спросил ее о нем. Теперь она реагировала на то, что сказала «грязное» слово. Она чувствовала себя так, как будто была в туалете в моем присутствии; как будто я видел в действии движение ее кишок. Другими словами, выдать секрет означало осуществить дефекацию передо мною.
Анализ секрета очень информативен, хотя и сложен. В общем, секреты обычно относятся к выделениям. Они всегда имеют какое-то анальное или уретральное сопутствующее значение и считаются постыдными и вызывающими отвращение или же их противоположностями, тем, что очень ценно, что следует хранить и защищать. Секреты также могут быть связаны с. сексуальной деятельностью родителей, которую [156] теперь пациент повторяет, идентифицируясь с ними, и которую он производит в отместку в ситуации переноса. Кроме всего этого, секретность и признание всегда связаны с проблемами эксгибиционизма, скоптофилии и поддразнивания. Секрет неизбежно проявляется в ситуации переноса как специальная форма сопротивления.
Секция по специальным формам сопротивления будет прервана в этом месте по нескольким причинам. Некоторые проблемы техники слишком сложны, чтобы их обсуждать в данном месте книги, ими мы займемся позже. Я имею в виду анализ действия вовне, сопротивления характера, молчания пациента — все те сопротивления, которые осложнены тем, что посредством их деятельности осуществляется важное удовлетворение Ид, сюда же относятся определенные мазохистские сопротивления, экранные сопротивления и так называемые сопротивления «либидозная сцепленность ассоциаций».
Другие специальные формы сопротивлений будут обсуждаться в секции 3.8 по сопротивлениям переноса, потому что элемент переноса очень важен. В связи с интерпретацией я буду обсуждать сопротивления, последовавшие за неправильной дозировкой, выбором времени или тактом интерпретации, так же, как сопротивления, предшествующие и следующие за отпуском и после социального контакта аналитика и пациента и т. д. (см. второй том).
Исключения из правил.
Теоретическое обсуждение.
Развитие рабочего альянса.
Рабочий альянс у классического аналитического пациента
Термин классический в этой связи относится к гетерогенной группе пациентов, которых можно анализировать классической психоаналитической техникой без больший модификаций. Они страдают от какой-то формы невроза переноса актуального невроза или невроза характера, без заметных дефектов функций Эго. У таких психоаналитических пациентов рабочий альянс развивается почти незаметно и не требует никаких особых действий или вмешательств со стороны аналитика. Обычно я могу видеть первые признаки рабочего альянса примерно на третьем-шестом месяце анализа. Наиболее часто первыми проявлениями этого является то, что пациент замолкает, а затем, вместо того, чтобы ждать моего вмешательства, он сам решается высказать то самое мнение, которого он отчего-то избегал. Или же он прерывает довольно несвязный ответ о каком-то событии и комментирует это так, что он, должно быть, бежит от чего-то. Если я продолжаю молчать, он будет потом самопроизвольно спрашивать самого себя, что это может быть такое, настолько уклончивое, и он позволит своим мыслям течь в виде свободных ассоциаций, которые будет воспроизводить вслух.
Очевидно, что пациент осуществляет частичную, временную идентификацию со мной и работает с собой таким способом, которым я работал день за днем над его сопротивлениями. Сделав обзор ситуации, я обычно могу найти не спорадичные сексуальные или враждебные реакции переноса, которые пациент испытывал до этого и которые временно вызвали сильное сопротивление. Терпеливо и тактично я демонстрирую это сопротивление, затем проясняю, как оно действует, что является его целью, и, в конце концов, интерпретирую и реконструирую его возможный исторический источник. Только после определенного анализа переноса сопротивления действительно можно ожидать, что пациент способен развить частичный рабочий альянс. Однако [236] необходимо вернуться в самое начало анализа, чтобы иметь более детальное мнение о его развитии.
Поведение пациентов на предварительных интервью весьма разнообразно. Частично это детерминировано прошлой историей пациента по отношению к психоаналитикам, терапевтам, авторитетным фигурам и посторонним, а также его реакциями на положение больного, нуждающегося, просящего о помощи и т. д.
Более того, его знание или отсутствие знания о процедурах психоанализа и репутации психоаналитика будет также влиять на его первоначальные ответы. Следовательно, пациент приходит на первоначальное интервью с уже сформированным отношением ко мне, частично это перенос, частично — реалистическое отношение, в зависимости от того, насколько он знает и приемлет свое прошлое.
Предварительные интервью сильно изменяют реакции пациента на аналитика. Это определяется главным Образом чувствами пациента в связи с раскрытием себя, а также его реакциями на мой подход и мою личность. Я полагаю, что здесь мы также видим смесь реакций переноса и реалистичных реакций. Раскрытие «Я» пациента вызывает эхо прошлых раздеваний перед родителями, врачами и т. д. и, таким образом, продуцирует реакции переноса. Моя техника ведения интервью будет оставаться той же самой, даже если она будет казаться странной, болезненной или несвязной для пациента. Только те методы, которые кажутся понятными пациенту, будут приводить к реалистичным реакциям. Моя «личность аналитика» так, как она заявлена на первых интервью, может также возбудить и реакции переноса, и реалистичные реакции. Те же качества, которые покажутся пациенту странными или угрожающими или непрофессиональными, будут вызывать сильные реакции переноса, сопровождающиеся тревожностью. Те черты, в которых пациент видит терапевтическую цель, сочувствие и опытность аналитика, могут продуцировать реалистические ответы, так же как и позитивные реакции переноса. Клинический материал случая мистера 3. показывает, как манера, отношение и техника аналитика в начале обоих анализов имели решающее значение для придания окраски всей аналитической ситуации.
К этому времени я решаю, насколько адекватен психоанализ [237] для лечения данного пациента, у меня также складывается впечатление о возможности формирования рабочего альянса. В это время я обсуждаю с пациентом, почему я полагаю, что психоанализ — наилучшая терапия для него, объясняю необходимость такой частоты визитов, длительности, платы за лечение и т. д. Собственная оценка пациента своей способности принять эти требования будет представлять собой дополнительную ценность в обнаружении способности пациента к формированию рабочего альянса.
Первые несколько месяцев анализ пациента, лежащего на кушетке и пытающегося свободно ассоциировать, можно представить как смесь тестирования и исповедования. Лучше всего в это время пациент определяет свою способность свободно ассоциировать и представлять свои переживания, вызванные, как правило, виной и тревожностью, аналитику. Одновременно он как бы исследует реакции своего аналитика на эту продукцию (Фрейд, 1915а; Гительсон, 1962). Большую долю занимают рассказы об истории жизни и о ежедневных событиях. Мои вмешательства имеют целью отметить и выявить совершенно очевидные сопротивления и неприемлемые аффекты. Когда материал совершенно ясен, я пытаюсь провести связь между прошлым и настоящим и моментами поведения. Вследствие этого пациент обычно начинает чувствовать, что, возможно, я понимаю его. Тогда пациент решается регрессировать, позволить самому себе пережить какой-то аспект своего невроза в переносе, по отношению к моей личности. Когда я преуспею в анализировании этого, я буду иметь, по крайней мере, временный успех в укреплении разумного Эго и рабочего альянса наряду с экспериментирующим Эго и неврозом переноса. Однажды пережив в какой-то области этот период от рабочего альянса к неврозу, пациент становится более готовым, отваживается на будущие регрессии в той же самой области невроза переноса. Однако каждый аспект невроза переноса может привносить также и ухудшение или временную утрату рабочего альянса.
Простодушная домохозяйка средних лет вступила во второй год анализа. Во время первого года она испытывала большие затруднения в признании того, что временами она испытывала романтические и сексуальные [238] чувства по отношению ко мне, хотя это было совершенно очевидно по ее поведению и ее незамаскированным снам. Она считала себя счастливой в браке и чувствовала, что эротические фантазии об аналитике показывали бы, что она не удовлетворена замужеством. Это пугало ее, потому что она была чрезвычайно зависима от своего мужа, бессознательно враждебна к нему, но ее ужасала потеря его. Мои попытки поставить эту пациентку лицом к лицу с ее сексуальным переносом и ее страхом этого превращали эту обычно добродушную, общительную женщину в упрямую, язвительную ворчунью. В таком состоянии она, бывало, отвечала на вмешательство так: «Разве все реагируют не таким образом? Это ли не естественно? Разве вы не реагировали бы таким же образом, если бы вы оказались на моем месте?»
По мере того, как мы работали над страхами, которые заставляли ее сопротивляться инсайтам и. которые я пытался репрезентировать, пациентка постепенно становилась способной встать перед лицом своих позитивных чувств ко мне и перестала прибегать к помощи защиты «разве все» и «разве вы». В то же самое время пациентка стала способна допустить себе и мне, что в ее браке были недостатки, без провозглашения того, что это конец ее сотрудничества. Она также стала понимать и принимать мои интерпретации происхождения некоторых ее сексуальных чувств, которые она испытывала по отношению к своему аналитику. Пациентка сумела справиться с мыслью о том, что некоторые из ее чувств ко мне происходят от ее детской сексуальной любви к ее отцу и старшему брату. Пациентка развила довольно стабильный рабочий альянс со мной по отношению к своим гетеросексуальным проблемам.
Однако ситуация вернулась в прежнее состояние, характерное для ранних дней ее анализа, когда агрессия начала значимо вторгаться в аналитические сеансы. Например, пациентка становилась необычно молчаливой, когда я интерпретировал, что ее неприятие меня проявилось в том, что она забыла оплатить счет в конце месяца. У нее развились жестокие гастроэнтеральные колики с диареей и страх, что она смертельно, больна раком. Когда я отметил, что это было выражением ее репрессированной ярости ко мне, она сначала отрицала [239] это. Когда я сказал ей, что ее чувство зависимости от меня было поколеблено моими попытками интерпретировать вместо того, чтобы удовлетворить ее или утешить ее, она ответила: «Разве все реагируют не таким образом? Разве это не естественно? Разве вы не реагировали бы таким образом, если бы оказались на моем месте?». Затем она добавила: «Я думаю, мне лучше пойти в клинику Майо и обследоваться там». Рабочий альянс, который она установила по отношению к гетеросексуальным проблемам, исчез, когда субъект враждебности вошел в клиническую картину, потребовались недели терпеливой, кропотливой интерпретации сопротивлений, чтобы восстановить рабочий альянс. Та же самая последовательность событий имела место, когда в аналитической ситуации появилась гомосексуальность.
Источники рабочего альянса.
Клиническая классификация реакций переноса.
Не существует такого способа классификации явлений переноса, который охватывал бы все его различные разновидности. Все зависимости от того, как аналитик пытается разделить различные клинические формы переноса, он кончает либо несистематичной классификацией, при которой упущены многие важные клинические типы, либо в нее входят клинически значимые разновидности, но при этом имеются большие перекрывания. Меньшим злом является удовлетворение систематичности в пользу полноты. Я попытаюсь описать наиболее важные формы реакций переноса и классифицировать их или «навесить на них ярлыки» так, как было бы более полезно для клинического подхода.
Следует иметь в виду, что один метод классификации не исключает другой. Например, кто-то может описывать ситуацию, представляя позитивный перенос, и, с равной обоснованностью, тот же самый феномен как материнский перенос, и т. д. Другой момент: эти реакции переноса не будут дифференцироваться с той точки зрения, являются ли они спорадичными, временами реакциями переноса или они являются проявлениями невроза переноса. Такая дифференцировка уже давалась в теоретической [261] секции, и все категории реакций переноса следует понимать как существующие в обеих формах. В конечном счете необходимо помнить, что одновременно имеют место множество различных реакций переноса, точно так же, как они имеют место в объективных отношениях вообще. Теоретически можно описать различные слои, или иерархии, эмоций и защит, сосуществующих в любом данном взаимоотношении между людьми. В последующем описании типов реакций переноса я ограничусь обсуждением того, что преобладает, что является наиболее значимым клинически в данный период времени анализа.
Позитивный и негативный перенос.
Хотя Фрейд (1913, 1912) очень рано осознал, что явления переноса амбивалентны по своей природе, он сохранил прежнее деление переноса на позитивный и негативный. Несмотря на все неопределенности и недостатки, эта форма классификации закрепилась, и сейчас это наиболее часто используемое обозначение среди практикующих аналитиков.
Техника анализирования переноса.
Прояснение переноса
Ошибки в технике
Вопрос об ошибках в технике — всегда очень деликатный вопрос. Всегда существует опасность, обсуждая ошибки других, выказать самонадеянность, или попасть в ловушку неуместности, или же начать неискренне описывать свои собственные ошибки. Тем не менее, необходимо говорить об ошибках в технике, потому что они не редки. Более того, по моему опыту из таких ошибок, в особенности своих собственных, можно узнать значительно больше, чем из какого-либо другого источника.
Дополнительный список литературы.
Историческое развитие концепции переноса
Хоффер (1956), Крапф (1956), Орр (1954), Сервадио (1956), Ваельдер (1956).
Природа и происхождение реакций переноса
Фаирбаирн (1958), Гринакре (19666), Гунтрип (1961, гл. 18), Хартманн, Крис и Лоевенштейн (1946), Клейн (1952), Нунберг (1932, 1951), Зегал (1964, гл. I). [425]
Ранние объективные отношения
А. Фрейд (1965), Гринакре (1958, 1960), Хоффер (1952 1949), Малер (1963), Спитц (1965), Винникот (1957).
Реальные отношения между пациентом и аналитиком
Александер (1957), Экетейн и Фридман (1957), Кайзер (1957), Рексфорд (1966), Зелинз (1957).
Тщательная проработка интерпретаций переноса
Гринсон (19656), Крис (1956а, б), Нови (1962), Стеварт (1963).
Проблемы тренингового анализа
Балинт (1948, 1954), Бернфельд (1962), Г. Бибринг (1954), Экетейн (1955, 1960а), б), А. Фрейд (1950а), Гительсон (1954), Гловер (1955), Гринакре (1966а), Гротайн 1954), Займанн (1954), Каирус (1964), Лэмпл де Круут (1954), Нахт, Лебовики и Илаткайн (1961), Нилсон (1954), Вейгерт (1955).
Чего психоанализ требует от пациента.
Умения, которые требуются от психоаналитика.
Дополнительный список литературы.
Общие вопросы
Альтман (1964), Гринакре (1954), Гринсон (1966), Хаак (1957), Кан (1960, 1962), Левин (1955, 1959), Макалпин (1950), Спитц (1956а, 19566), Стоун (1961).
Черты личности и характера, которые требуются от пациента при анализе
Асронс (1962), Гутман (I960), Кнапп, Левин, Мекартер, Вермер и Зетцель (I960), Розенберг (Зетцель) (1949), Вальдборн (1960).